Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Верните Вильнюс — поговорим о Калининграде

В Совете Федерации предложили Литве вернуть России Вильнюс

Александр Братерский

В России жестко отреагировали на предложение депутата сейма Литвы забрать у России Калининградскую область. Статус региона в России сомнений не вызывает, однако на Западе некоторые популисты ее действительно рассматривают как точку потенциальной нестабильности и возможность лишний раз «уколоть» Москву в уязвимое место.

Депутат сейма Литвы Линас Бальсис предложил забрать у России Калининградскую область. Депутат, а ранее пресс-секретарь президента Дали Грибаускайте, слова которого приводит агентство Baltnews.lt, заявил, что «время Калининграда закончилось».

По его словам, Калининградская область не была отдана России навсегда.

«Было сказано: отдаем под администрацию СССР до тех пор, пока в Европе не будет подписан окончательный мирный договор», — сказал он.

По его мнению, заняться возвращением территории должны либо Литва, либо ЕС, либо Вильнюс и Брюссель совместно, а установки Потсдама или Хельсинки не являются окончательными.

Глава комитета по делам СНГ от КПРФ Леонид Калашников заявил «Газете.Ru», что «никаких документальных оснований» для подобной передачи нет: «Все это делается лишь для привлечения публики определенными радикалами. Cкоро, наверно, и до Сибири дойдут», — сказал Калашников.

Комментируя заявление литовского политика, первый замглавы международного комитета Совета Федерации Владимир Джабаров предложил литовскому депутату Линасу Бальсису вернуть России Виленский край, прежде чем говорить о «возвращении» Калининградской области, передает РИА «Новости».

«Слабо вернуть России Вильнюсский край? Пусть вернут сначала то, что получили от советской власти», — отметил Джабаров.

Виленский край входил в состав Польши, но в результате раздела Польши между гитлеровской Германией и СССР был передан Советскому Союзу согласно пакту Молотова-Риббентропа. Многие западные историки считают пакт следствием агрессии и оспаривают его законность. Ранее российский президент Владимир Путин заявил, что пакт был подписан для «обеспечения безопасности Советского Союза» после провала попыток создать «антифашистский блок в Европе».

Входящая в состав России Калининградская область до Второй мировой войны была частью Германии, считалась родиной милитаризма и немецкой великодержавности — именно вокруг Пруссии в XIX веке произошло объединение Германии. Впервые вопрос передачи Восточной Пруссии и тогдашнего Кенигсберга был поставлен Сталиным перед союзниками во время разговора с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом еще в декабре 1941 года. Именно тогда — задолго до победы в войне — советский лидер предлагал лишь передать эту область в СССР в аренду сроком на 20 лет.

После окончания Второй мировой войны Калининградская область была передана СССР согласно Потсдамскому договору. «Конференция согласилась в принципе с предложением советского правительства о передаче Советскому Союзу города Кенигсберга и прилегающего к нему района, как описано выше. Однако точная граница подлежит исследованию экспертов», — говорилось в документе.

«Таким образом, Потсдамская конференция признала необходимым исключить Восточную Пруссию из состава Германии и передать ее территорию Польше и СССР.

«Исследований экспертов» за этим не последовало в силу изменений в международных отношениях, но это не меняет сути дела. Никаких сроков (50 лет и т.д., как утверждают некоторые историки), на которые якобы Кенигсберг и прилегающий к нему район передавался СССР, союзные державы не устанавливали.

Решение было окончательным и бессрочным», — говорится в справочном документе, опубликованном на сайте Историко-документального департамента МИД России.

В сентябре прошлого года на вопрос журналиста Bloomberg, не может ли Россия отдать Калининград, президент РФ Владимир Путин ответил, что «если кому-то хочется начать пересматривать итоги Второй мировой войны, давайте попробуем подискутировать на эту тему. Но тогда нужно дискутировать не по Калининграду, а в целом по восточным землям Германии, по Львову, который был частью Польши, и так далее и так далее. Там есть и Венгрия, есть и Румыния.

Если кому-то хочется вскрыть этот «ящик Пандоры» и начать с ним работать — пожалуйста, флаг в руки, начинайте».

В настоящее время Калининградская область представляет собой эксклав России в Европе, и поезда с «большой Земли» следуют туда транзитом через Литву. Области придается большое стратегическое значение. Размещение на ее территории ракетных комплексов «Искандер» считается самым демонстративным ответом на расширение НАТО и создание ЕвроПРО.

Здесь же, в Балтийске, находится база Балтийского флота. В области также традиционно сильны оппозиционные настроения. В настоящее время самый западный регион РФ возглавляет самый молодой губернатор в стране 30-летний Антон Алиханов, которого считают политиком, лично близким к президенту России Владимиру Путину.

После присоединения Крыма к России некоторые западные аналитики заявили, что в случае проведения референдума в Калининградской области ее жители могли бы высказаться в пользу своей независимости от России. В 2014 году в консервативном американском журнале The National Interest вышла статья, где утверждалось, что у жителей области может возникнуть «потенциальное желание стать частью ЕС».

«Если бы им было разрешено голосовать за вступление в Европу, не опасаясь возмездия, то вполне вероятно, что большинство жителей области проголосовали бы за выход из России; ясно, что это было бы предпочтение более молодых людей», — фантазирует автор статьи Дик Крикус.

Руководитель Роспатента выступил на конференции «Путь к успеху: программы поддержки одаренных детей и молодежи в контексте стратегии научно-технологического развития Российской Федерации»

27-28 января 2017 года в Сочи в образовательном центре «Сириус» прошла конференция «Путь к успеху: программы поддержки одаренных детей и молодежи в контексте стратегии научно-технологического развития Российской Федерации». На пленарном заседании конференции с докладом, посвященным образовательным инициативам в области интеллектуальной собственности и патентным ландшафтам, в качестве эксперта выступил руководитель Роспатента Григорий Ивлиев.

— Сегодня страна, которая делает ставку на образование и которая может решить вопросы образования, получает неоспоримое конкурентное преимущество в том научно-техническом прогрессе, который сегодня переживает весь мир, — заявила открывшая пленарное заседание Форума вице-премьер Правительства Российской Федерации Ольга Голодец. Дальнейшую дискуссию модерировал помощник Президента России Андрей Фурсенко.

Руководитель Федеральной службы по интеллектуальной собственности Григорий Ивлиев рассказал о предложениях Роспатента в план мероприятий по реализации Cтратегии научно-технологического развития Российской Федерации. Главное из них — управление интеллектуальной собственностью на основе глубоких патентных исследований — патентных ландшафтов. Глава ведомства рассказал о подготовленной Роспатентом методике создания патентных ландшафтов, которая была разослана всем заинтересованным участникам.

Патентные ландшафты — относительно новое направление в деятельности Роспатента и Федерального института промышленной собственности (ФИПС). С помощью ландшафтов можно определять актуальные приоритеты технологического развития, выбирать наиболее перспективные направления для масштабных инвестиций или научных исследований, формировать исследовательские и производственные альянсы. Патентные ландшафты — надежный фундамент для создания предприятий, основанных на технологической и патентной кооперации, с огромным потенциалом роста исследовательской и коммерческой эффективности компаний. С их помощью можно повысить качество управления нематериальными активами — интеллектуальной собственностью — на государственном уровне или в рамках региона.

Григорий Ивлиев также выступил на панельной дискуссии, посвященной конкурсам высокого уровня по отбору одарённых школьников. В ходе поездки глава Роспатента осмотрел Парк науки и искусств при образовательном Центре «Сириус». Летом этого года в нем будет организована проектная смена по научно-техническому творчеству детей с участием учреждений Роспатента. Об этом Григорий Ивлиев договорился с руководством Центра «Сириус» и руководством компании Россети.

— Развитие науки и образования непрерывно связано с процессами преобразований в стране. Современная Россия решает весьма сложные социально-экономические задачи на пути создания национальной, инновационной и научно-технологической системы. Поэтому нам требуются программы специализированного обучения в области интеллектуальной собственности, эффективыне в условиях инновационной экономики, — отметил руководитель Федеральной службы по интеллектуальной собственности.

Кризис мировой власти и тройственные отношения

Как преодолеть кризис мировой власти

Збигнев Бжезинский – помощник президента США по национальной безопасности в 1977–1981 годах.

Резюме Идеальным геополитическим ответом стал бы треугольник США, Китая и России. В этом контексте у России не будет другого выбора, как только принять реальность и необходимость улучшения отношений как с Китаем, так и с Соединенными Штатами.

После окончания последней мировой войны 70 с лишним лет назад мир на планете удавалось сохранять благодаря угрозе ядерной бомбы. Из-за ее уникальной способности разрушить мир она в корне изменила реалии международной политики. Однако ее воздействие на стабильность снижалось, по мере того как все больше стран обзаводились такими же возможностями разрушения.

Монополия Америки на ядерное оружие длилась менее десяти лет. Внушающая страх сила США несколько уменьшилась к середине 1950-х гг., но реальность американского ядерного оружия все еще была достаточно грозной, чтобы в конце 1940-х гг. убедить Советы воздержаться от наземной блокады для выдавливания американцев из Западного Берлина, а в 1960-е гг. Соединенным Штатам удалось добиться отвода советских ядерных вооружений с Кубы. Однако окончательное разрешение Кубинского ракетного кризиса было не односторонней победой, а скорее сочетанием угроз и компромиссов, позволившим обеим сверхдержавам сохранить лицо. США пришлось не только дать публичное обещание никогда не вторгаться на Кубу; они также втайне согласились вывести из Турции свои ракеты «Юпитер».

Начальные этапы холодной войны, которая велась исключительно между двумя крупнейшими державами, сделали их ответственными за безопасность в мире. По сути, через два десятилетия после появления фактора этого смертоносного оружия Америке пришлось все больше и больше учитывать озабоченность Советов. Да, ядерное оружие способствовало сохранению мира, особенно в условиях потенциального паритета, когда стало понятно, что победителей в ядерной войне не будет. В любом случае фактическая исключительность в обладании ядерным оружием на первых этапах холодной войны давала двум соперничавшим державам особый статус. Они чувствовали уникальную ответственность за судьбы всего мира, хорошо понимали друг друга и не были склонны скатываться к конфронтации, способной привести к взаимной катастрофе.

В последнее время стабильность в мире была поставлена под угрозу из-за упрямого соперничества крупных держав, которые тем не менее не обосновывают возможное применение ядерного оружия. Лишившись стратегической ядерной монополии, Соединенные Штаты попытались добиться преимуществ на других фронтах – прежде всего наладив мирное сотрудничество между США и коммунистическим Китаем при Дэн Сяопине. В 1980-е гг. две державы даже неформально сотрудничали, стремясь сделать российское вторжение в Афганистан все более дорогостоящей и в конечном итоге бесполезной авантюрой, но всячески избегая угроз развязывания ядерной войны.

Хотя американо-китайские отношения не вылились во всеобъемлющий союз, одной из определяющих особенностей стало избирательное и иногда тайное сотрудничество между двумя государствами. К концу последнего десятилетия ХХ и в начале XXI века изменилась конфигурация мировой силы и власти. Америка и Россия остались принципиальными соперниками, но Китай, имея на вооружении более скромный ядерный арсенал, становился все более грозной силой на Дальнем Востоке. Следовательно, три главных полюса мировой силы менее склонны прибегать к ядерным провокациям, но ради того, чтобы избежать глобального столкновения, США, Китаю и России необходимо соблюдать меры предосторожности и стремиться к сотрудничеству.

Для России ситуация в регионе стала особенно трудной. Нерусские республики, некогда входившие в состав Советского Союза, сегодня открыто утверждаются в своей национальной независимости и отказываются от участия в каких-либо структурах, напоминающих распавшийся СССР. Государства Центральной Азии, в большинстве из которых исповедуется ислам, решительно настроены претворить первоначально формальную независимость в развитие полноценной государственности. Это устремление также разделяют славянские православные страны, такие как Украина и Беларусь. Обе они твердо намерены стать суверенными государствами с собственным флагом, вооруженными силами и развивать более тесные связи с Европой.

Тем временем стратегическое проникновение Китая в Центральную Азию с целью получения прямого торгового доступа к Европе уже приводит к существенному ослаблению экономического господства России в восточной части бывшего Советского Союза. Отношения Китая с Россией, похоже, сулят Пекину еще более привлекательную краткосрочную альтернативу, хотя у обеих сторон имеются исторические обиды, заставляющие их с подозрением относиться к намерениям друг друга. Вот почему честолюбивая китайская инициатива «Один пояс – один путь» поставила Москву в неловкое положение, и теперь она старается притормозить и замедлить запланированное Китаем выстраивание торговых путей до самой Европы.

Население Амурской области в России – 830 тыс. человек. Во всем огромном по площади Дальневосточном регионе России проживает всего 6 млн человек. По другую сторону реки Амур, которая служит естественной границей между Россией и Китаем, находится китайская провинция Хэйлунцзян с населением 40 млн человек.

Этот контраст может спровоцировать геополитическое напряжение между Китаем и Россией в не слишком отдаленном будущем. В более долгосрочной перспективе самым зловещим предзнаменованием может быть крепнущая среди китайских военачальников надежда на то, что Китай в конце концов отвоюет огромные просторы Восточной Сибири, которые царская Россия захватила силой в середине XIX века. Таким образом, далекие и, по сути, незаселенные просторы Восточной Азии могли бы стать долговременной стратегической целью Китая в процессе геополитического восстановления этой усиливающейся азиатской державы.

В любом случае России приходится выстраивать все более сложные отношения с КНР и США, которые неизбежно будут сдерживать ее далеко простирающиеся амбиции. России удастся реализовать свои стремления, только если она освободится от иллюзии о возможности достижения превосходства на всем континенте и станет ведущим игроком в самой Европе.

В то же время приходится признать, что Америка стала проводить более двусмысленную политику в отношении Китая, в которой нет общего стратегического плана, столь характерного для все более любезных и добросердечных связей, складывавшихся между Вашингтоном и Пекином одно-два десятилетия тому назад. Соединенные Штаты должны помнить о серьезной опасности заключения стратегического альянса между Китаем и Россией, к которому их может отчасти подтолкнуть внутренняя политическая и идеологическая инерция, а отчасти непродуманная внешняя политика США. Соединенным Штатам не следует вести себя в отношении Китая так, как если бы он уже был врагом; важно также не отдавать явного предпочтения Индии как главному союзнику США в Азии, поскольку в этом случае более тесная связь между Китаем и Россией будет практически гарантирована. Для Соединенных Штатов не может быть ничего опаснее тесного союза этих двух держав.

Неудивительно, что США занимают в большей степени оборонительную позицию в политически пробуждающейся Евразии. Америка сохраняет присутствие в регионе благодаря находящимся под ее контролем островам Тихого океана, ее нахождение там свидетельствует о том, что Вашингтон заинтересован в поддержании безопасности в Евразии, и США открыто заявляют о намерении защищать Японию и Южную Корею. Но такая приверженность зависит от стратегической осторожности и решительности.

Соединенным Штатам также следует подтвердить готовность защитить Западную и Центральную Европу. Они должны быть способны реагировать военными средствами, вопреки сомнениям мирового сообщества в том, что Америка, если понадобится, перейдет к решительным действиям, и, быть может, даже тем более по причине подобных сомнений. Поэтому важно, чтобы США недвусмысленно донесли до Кремля, что не останутся в Европе пассивным наблюдателем. Соединенные Штаты не планируют создавать серьезные политические или военные контругрозы с целью изоляции России, но Кремль должен понимать, что если он посягнет на независимость Латвии или Эстонии, последует массированная блокада доступа России к Западу по Балтийскому морю. Перекрытие жизненно важных для России портов в Санкт-Петербурге и черноморского порта Новороссийск через пролив Дарданеллы пагубно скажется почти на двух третях всей российской торговли по морю.

Решительная реакция Соединенных Штатов не только резко ограничит способность России заниматься выгодной международной торговлей, но и даст необходимое время для ввода более серьезного американского и западноевропейского воинского контингента в Центральную Европу, дабы успокоить союзников США. При возможном нейтралитете Китая руководству России пришлось бы сделать не слишком приятный выбор между экономически губительной изоляцией и видимым, явным отводом войск.

Тем временем привлекательная более долгосрочная программа укрепления Китая может включать план Пекина по постепенной инфильтрации и поселению китайских рабочих на гигантских, но пустующих просторах северо-восточной Евразии. Не так давно Россия и Китай осуществили официальную демаркацию границ. Через эти границы в Россию постоянно перетекает немалый поток рабочей силы из КНР, тогда как мы не видим серьезных попыток российского правительства развивать существующие города или создавать новые поселения на пустующих просторах северо-восточной Азии (которые были присоединены к царской империи в середине 1850-х гг.).

В течение следующих нескольких десятилетий нынешние территориальные договоренности по северо-восточной Азии могут стать нестабильными в геополитическом смысле, временами даже взрывоопасными. В конечном итоге это способно ускорить начало самого длительного пересмотра критических водоразделов на огромном евразийском континенте. Очевидно, что Америка будет лишь удаленным наблюдателем, хотя может благоразумно расширять двусторонние связи и с Японией, и с Южной Кореей.

Проблема, которую представляет Северная Корея, потребует углубленного сотрудничества в сфере безопасности между США и Китаем, а также между Соединенными Штатами и Россией, которая, будем надеяться, станет страной, более ориентированной на Европу. И Китай, и Россия, вероятно, окажут большее влияние на политические перемены, возможные в Северной Корее, нежели США, предпринимающие поверхностные и разрозненные усилия в этом регионе.

Длительный период относительной стабильности и отсутствие большой войны может постепенно оказать совокупный позитивный эффект, способствуя медленной эволюции Северной Кореи в направлении примирения с мировым сообществом на основании гарантий более могущественных непосредственных соседей (Китая, США, Японии и, возможно, России).

Последний, но не менее важный фактор – продолжающиеся гражданские войны на Ближнем Востоке, подпитываемые религиозной ненавистью; потенциальные ядерные конфликты, которые способны развязать экстремисты в Иране, не говоря уже о геополитических амбициях пламенных турецких националистов, возможно, при поддержке российских военных. Любой из этих конфликтов может взорвать регион.

Идеальным геополитическим ответом стали бы тройственные отношения между США, Китаем и Россией. В этом контексте у России не будет другого выбора, как только принять реальность и необходимость улучшения отношений как с Китаем, так и с Соединенными Штатами. По мере усугубления неопределенности с потенциально разрушительными последствиями для всех трех крупных ядерных держав время размышлять о том, что могло бы случиться и все еще может произойти. В этом контексте Китаю пора задуматься, сможет ли он позволить себе избежать ответственности за то, что происходит в соседних странах. Могло бы это угрожать интересам Китая и подтолкнуть его к чрезмерно тесной военной связи с Россией, которая чревата угрозой их совместного противостояния США?

Будет ли Россия пользоваться большим уважением в мире, где три самые могущественные в военном отношении государства (Америка, Китай, Россия) углубят сотрудничество в вопросах, касающихся безопасности на Ближнем Востоке в краткосрочной перспективе? А в более длительной перспективе – в Восточном Тихоокеанском регионе, где амбиции Китая пока пребывают в сонном состоянии, хотя в будущем они могут быстро проснуться.

Все вышесказанное осложнится растущей вероятностью того, что серьезные климатические проблемы в мировом масштабе усугубят политические проблемы. Глобальное потепление уже оказывает более зловещее влияние, поскольку перспектива таяния льдов на обширной территории ставит под угрозу существование многих нынешних поселений. В совокупности все это может вызвать более сильную общественную тревогу и озабоченность, чем стратегическая неопределенность, ставшая сегодня фактом жизни в таких масштабах, с которыми наше все более уязвимое человечество никогда еще не сталкивалось.

Таким образом, региональное сотрудничество потребует общего мозгового штурма и политической воли для совместной работы, невзирая на исторические конфликты и присутствие ядерного оружия, всегда потенциально разрушительного, но не способного привести к односторонней политической победе даже по истечении 70 лет.

Данный материал представляет собой изложение речи, которую Бжезинский произнес в декабре на форуме, посвященном вручению Нобелевской премии мира в Осло. Опубликовано в издании Huffington Post.

США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067996 Збигнев Бжезинский

Об одной речи Макса Вебера

Уроки столетней давности

Александр Филиппов - доктор социологических наук, ординарный профессор НИУ ВШЭ, руководитель Центра фундаментальной социологии при Институте гуманитарный историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева НИУ ВШЭ.

Резюме Комбинация требовательного реализма и утверждений о собственной всемирно-исторической роли не уникальна для Германии и Первой мировой войны. Она возникает у разных народов, в первую очередь, когда рушится мировой порядок и начинаются большие конфликты.

Осенью 2016 г. исполнилось сто лет важному, но полузабытому документу в истории политической мысли. 27 октября 1916 г. Макс Вебер выступил с докладом «Deutschland unter den europäischen Weltmächten» («Германия среди европейских мировых держав»), вскоре он был напечатан в виде статьи в отдельном номере влиятельного журнала Die Hilfe, несколько десятилетий выходившего под редакцией знаменитого немецкого политика Фридриха Наумана. После смерти Вебера эту статью неоднократно перепечатывали в сборнике его политических работ и в полном собрании сочинений, но мировой известности, в отличие от многих других его трудов, она не получила. В наши дни ее даже не стали включать в кембриджское собрание политических текстов Вебера.

Это по-своему понятно: статья была более актуальной, чем концептуальной, к тому же, как известно, историю пишут победители, в том числе историю идей, имеющих отношение к победам и поражениям. Вебер был одним из самых ярких либеральных мыслителей своего века, но также немецким националистом, ставившим, как он сам говорил, интересы нации и национальную точку зрения выше партийной, а написанная сто лет назад статья – одна из вершин его империалистической риторики. В ходе войны, которую Германия проиграла, он занимал далеко не самые крайние милитаристские позиции, его многое не устраивало в политической системе страны и в качестве принимаемых решений. Противники Вебера не стеснялись называть его «иностранным агентом», что не безобидно в воюющей стране. Но все это были споры и вражда между своими. Вебер являлся сторонником войны, он считал, что Германия как великая держава может и должна осуществить свою миссию в мире. Будучи противником пацифизма, он никогда не соглашался с тем, что Германия одна виновата в войне, не приравнивал поражение к вине и не раскаивался. Все это противоречило его представлению о том, какой должна быть деловитая, отвечающая сути вещей политика.

Тем не менее это не значит, что его тексты, даже, повторим, наиболее империалистические, лишены всякой познавательной ценности, кроме исторического свидетельства о взглядах великого социолога и его круга, и что талант политического мыслителя оставлял его, как только вместо свободного от ценностей суждения он предлагал читателю ценностно определенную, патриотическую позицию. Мало того, некоторые рассуждения Вебера звучат теперь, через сто лет, когда вопрос о немецкой вине в войне 1914–1918 гг. носит сугубо исторический и академический характер, весьма свежо, если только перестать искать у него то, чего и не могло быть у пристрастного публициста и политического деятеля: объективную истину, пригодную для учебников всех стран и во все времена. Подход к делу и резоны, которые он приводит, представляют самостоятельный интерес, причем куда больший, чем полвека или даже четверть века назад.

О национальном

Современному человеку, говорил Вебер год спустя после этого доклада, в знаменитой речи «Wissenschaft als Beruf» («Наука как призвание и профессия» в принятом русском переводе, «Science as a vocation» в английском переводе), приходится жить словно бы вновь в эпоху политеизма: нет стройного порядка, в котором истина, добро и красота означают одно и то же, теперь это враждующие боги, каждый из которых требует полной самоотдачи. Но ладно бы только это! Наука позволяет нам решить, что истинно, а что ложно, но как она поможет сделать выбор между ценностью французской и ценностью немецкой культуры? «Здесь тоже спорят между собой разные боги, и это навсегда. … Сейчас все – как в древности, когда мир еще не был расколдован, когда в нем еще обитали боги и бесы, только в другом смысле: эллин приносил жертву то Афродите, то Аполлону, а прежде всего – каждый из них – богам своего города».

Прекрасно образованный, богатый, чувствовавший себя как дома во многих странах Европы, Вебер утверждает неизбежность решения в пользу национальной культуры, того бога, который требует жертвы и над которым в его борьбе с богами других культур царствует не истина, но судьба. Поэтому – не с университетской кафедры, но в публичной политике – он с полной решимостью представляет не научную, объективную, но именно «немецкую национальную» точку зрения. Здесь, как мы увидим, скрыто важное противоречие, которое и делает его рассуждения столь интригующими.

Прежде всего: что значит для Вебера представлять национальную точку зрения? Он говорит, что партийные, идеологические разногласия не должны определять внешнюю политику. Например, до войны были в Германии политики, симпатизировавшие Англии. Они желали парламентаризма для своей страны, в которой парламент играл малозначительную роль, тогда как консерваторы испытывали больше симпатий к царской России с ее бюрократией. Но можно ли во время войны исходить из того, какая политическая система или идеология кажутся более привлекательными, какие внутриполитические последствия повлечет то или иное внешнеполитическое решение? Нет, говорит Вебер, «нашу внешнюю политику должны определять лишь наше международное положение и внешние интересы». Германия, таким образом, представляется ему в международном отношении неким единым целым, у которого есть свои особые интересы, не сводимые к интересам не только отдельных людей, но и отдельных групп, классов и сословий. Эта точка зрения, конечно, не нова, ни ее возникновение, ни ее последующие трансформации не связаны с именем Вебера. И все же подчеркнем еще раз следующий отсюда вывод: деловой разговор о политике возможен только без эмоций, лишь по существу. Может показаться, что Вебер ведет его в духе политического реализма, и до некоторой степени это действительно так, но просто понятым реализмом дело не исчерпывается.

Наши интересы, продолжает Вебер, диктуются нашим географическим положением, как писал Бисмарк. Нам не нужна политика тщеславия, открытого прославления самих себя. Нужно действовать эффективно, но молчаливо. Нужно всякий раз сознавать подлинный интерес, а не объявлять интересом идеологические конструкции. Но что отсюда следует? Прежде всего, нужна дальновидная политика союзов (разумеется, после войны; в 1916 г. Германия еще не казалась проигравшей), причем таких, при которых сохраняется свобода выбора. Есть абсолютная граница такой свободы – Франция. Она всегда будет врагом, эта ситуация не изменилась со времен франко-прусской войны и не изменится впредь. Другая трудность – необходимость выбирать между Англией и Россией. Нет нужды считать Россию вечным врагом, исключать, что в будущем с ней возможны союзы. Но отсюда не следует, что сейчас к странам, всегда враждебным Германии, надо помимо Франции причислять если уж не Россию, так непременно тогда и Англию. Отчего плоха Англия? Да, она воюет против нас, да, это страна парламентаризма, которого так не хотят в Германии влиятельные силы, но разве это имеет значение в международном отношении? Надо разобраться в интересах! А что такое интересы в данном случае? Интересы диктуют поведение после войны, но не интересы ли определили ее начало и ее течение? Говорят, что причины войны – экономические. Но так ли это?

Вебер пытается доказать, что нет ни одного противника Германии, с которым война велась бы в первую очередь именно по причинам экономическим. Последовательно рассматривая предвоенные отношения соперничества с основными военными противниками Германии, он всякий раз приходит к выводу, что дело не в экономике. Подлинные причины войны почти всегда – политические. Конечно, и политические причины в каждом отдельном случае разные. Так, понятно, что ни Франция Германию, ни Германия Францию не уничтожит, они обречены быть соседями, а значит, единственная причина войны – неурегулированное положение Эльзаса. В случае с Англией причиной конфликта был немецкий флот. Англия чувствовала угрозу в Северном море и не желала ограничить свое влияние в прочих частях света, концентрируя слишком большие силы в противостоянии немцам.

Все переговоры сорвались из-за взаимного недоверия, но рано или поздно договариваться придется: немцам не нужно мировое господство, им нужна гарантированная, признаваемая сфера влияния, как и прочим странам. Что касается России, то здесь причина конфликта – властные интересы русской бюрократии и великих князей, желание разрушить Австро-Венгрию и господствовать над всеми славянами. В принципе, достижение взаимного согласия с Россией возможно, но только надо помнить, что у Германии есть союзники и обязательства не только на западе, но и на востоке. Однако «русская угроза», по мнению Вебера, очень серьезна: Англия может парализовать нашу морскую торговлю, Франция – отнять часть территории, но только Россия может поставить под вопрос самостоятельное существование Германии.

Россия, продолжает он, угрожает не только нашей государственности, но и нашей культуре, а помимо того – всей мировой культуре, покуда она (Россия) устроена так, как сейчас. В 1916 г. Вебер считал, что чисто эмоционально немцам труднее договариваться с Англией, чем с Россией, но в будущем именно Россия станет представлять гораздо более значительную угрозу для Германии.

Реально-политическое значение культуры

Мы опускаем многие подробности, потому что подошли к важнейшему пункту. Вебер недаром заговорил о культуре. (Заметим в скобках, что Вебер знал русский язык и ценил высшие достижения современной ему русской культуры. Хотя многое в ней было ему радикально чуждо, он хотел способствовать изданию на немецком сочинений русского философа Владимира Соловьева и сам собирался писать о Льве Толстом, большое влияние которого испытал в последние годы жизни.) Его неприязнь относилась именно к имперской бюрократии и всем формам панславизма, в перспективы либеральных преобразований в России он не верил и скептически относился к результатам русских революций 1905 г. и февраля 1917 года. Так вот, именно вопрос о культуре внезапно оказывается для него центральным во всей структуре аргументации. До сих пор мы могли подозревать, что Вебер – умеренно реалистичный политик, который может спорить с другими сторонниками политического реализма относительно конкретных обстоятельств, интересов сторон, возможного хода событий, но един с ними в неприязни к эмоциональной демагогии. При обращении к проблеме культуры все меняется. Вебер говорит о том, что на Востоке, за границами Германии, у нее есть культурные задачи. Сторонники «реальной политики» в Германии, продолжает он, пожмут плечами в недоумении. Между тем речь идет именно о реально-политическом значении культуры. Те, кто сейчас, во время войны, говорит о великом значении государства, а не нации, не задумываются о том, что только общность культуры – языка и литературы – создает национальное единство людей, готовых к жертвенной самоотдаче.

Государство может их подчинить, у него, скажет Вебер позже, есть монополия на легитимное физическое насилие, но мотивировать, вызвать желание жертвовать собой оно не способно. Значит, культурная задача за пределами Германии не может состоять в том, чтобы насаждать немецкую культуру! В современном мире нельзя достичь полного единства трех принципов проведения границы: культурная общность, военная безопасность и общность экономических интересов могут быть лишь сбалансированы на основе компромисса. Если речь идет, например, о западных славянах, немцы должны думать о том, чтобы их культурная политика была не немецкой, а именно западнославянской. Большой и больной для Германии вопрос о Польше Вебер рассматривает, предваряя личным замечанием. Меня всегда считали врагом Польши, говорит он; я действительно был против того, чтобы дешевая рабочая сила из Польши создавала конкуренцию немецким рабочим в Германии (слов «мигранты» и «гастарбайтеры» еще нет в его лексиконе). Но сейчас все изменилось. «В самой Германии нужно честно достичь взаимопонимания с теми поляками, которые, как все, выполнили свой [воинский] долг. Но за границей, в Польше и вообще на Востоке, когда война наконец завершится, мы не должны вести велико-германскую политику. Такова наша судьба: эта война ставит вопрос о западных славянах и мы должны будем стать на Востоке освободителями малых наций даже тогда, когда сами того не желаем». Этим Германия отличается от прочих великих стран, которые Вебер называет немного странно звучащим термином Machtstaat. Буквально это значит «могущественное государство». Но для правильного понимания такого перевода недостаточно. У одних государств могущества больше, у других меньше, дело не в количестве, дело, так сказать, в самой ставке на власть!

«Machtstaat» у Вебера – это не просто государство, набравшее сил, богатое людьми и ресурсами, но и государство, которое опознает свое могущество как задачу, «властное государство». «Наши внешние интересы, – говорит Вебер про Германию, – в значительной части обусловлены чисто географически. Мы – властное государство. Каждому властному государству соседство другого властного государства мешает свободно принимать политические решения, потому что приходится учитывать соседа. Для каждого властного государства желательно быть окруженным как можно более слабыми государствами или как можно меньшим числом других властных государств. Однако такова наша судьба, что лишь Германия граничит с тремя великими континентальными державами (Landmächte), да к тому же и самыми сильными вблизи от нас, а помимо того, непосредственно соседствует еще и с величайшей морской державой, и всем им она стоит поперек дороги. Такого положения нет больше ни у одной страны в мире».

Этот – снова реально-политический – аргумент дополняется другим, культурным: «В историческом бытии народов у могущественных государств и у внешним образом малых наций есть своя длительная миссия. … Почему же сами мы обрекли себя на эту политическую судьбу, отдались заклятию власти? Не из тщеславия, но ввиду ответственности перед историей. Не от швейцарцев, датчан, голландцев, норвежцев станет потомство требовать отчета за то, какую форму примет на Земле культура. Не их, а нас – с полным на то правом – оно станет бранить, если в западном полушарии нашей планеты не останется ничего, кроме англо-саксонских конвенций и русской бюрократии. … Народ, насчитывающий семьдесят миллионов человек и живущий между такими мировыми завоевателями, должен был стать властным государством. … Этого требовала честь нашего народа. Немецкая война – мы не забудем этого – является делом чести, а не вопросом изменений на карте или извлечения экономической выгоды».

Требование честного политического языка

В чем состоит актуальность этой речи через сто лет, после всего, что случилось в немецкой и европейской истории в XX веке? В чем состоит ее интрига для современного читателя? Прежде всего, повторим, мы видим, что Вебер, с одной стороны, призывает к трезвой оценке национальных интересов и выводит эти интересы во многом из географического положения своей страны, но, с другой стороны, решительно отказывается считать эти интересы в первую очередь экономическими.

Вольно или невольно, он называет те три причины войны, которые когда-то установил в своем трактате «Левиафан» великий англичанин Томас Гоббс: соперничество, недоверие и жажда славы. Политика в деле войны берет верх даже над экономикой, а не только над частными интересами граждан и классов. Представления о своем величии или взаимное недоверие могут быть источником войны. В этой области трудно, а на долгое время едва ли возможно добиться прочного и гуманного международного порядка. Скорее, речь может идти о деловитости и дальновидности. Однако что значит деловитость в отношении политики? Что в международных отношениях может считаться «существом дела»? Вебер настаивает на том, что такие по видимости идеалистические соображения, как честь или унижение, – это вполне реальные источники политически значимого поведения, действий народов и государств. Уже после Версальского мира он говорил о его ненадежности, потому что «нация» скорее переживет поражение, чем унижение. Он предлагал победителям смотреть на дело холодно и объективно, он говорил: мы проиграли, вы победили, с этим покончено, перейдем к тому, как дальше строить отношения, не занимаясь постоянными унижениями немцев, не объявляя их единственными виновниками войны, не добавляя к чисто объективному факту поражения соображений морали. Это значило, однако, что деловитость, возведенную в принцип, в императив, он пытался противопоставить другим политическим соображениям, с которыми подходили к Германии победившие ее союзники. В этом – главное внутреннее противоречие всей его позиции. «Объективность», «реализм», отказ от пустой болтовни в пользу делового подхода в международной политике – это требования, а вовсе не описание реально существующего положения дел. Это требования честного политического языка, который, по замыслу, должен быть принят даже противниками, чтобы не осложнять отношения, чтобы не усугублять ситуацию. Но эти требования раздаются со стороны того, кто также настаивает на некоторой всемирно-исторической миссии своей страны, благодаря которой, как считает Вебер, возможен не только мир, покой и процветание хотя бы в зоне ее региональной ответственности, но и сохранение культурно-политического разнообразия малых наций, неспособных постоять за себя в конфликте могущественных государств. Культурное единство, зона ответственности и влияния, процветание тех, кого могущественная страна берет под свою защиту, и чистый, честный язык интерпретации интересов в международной политике логически не могут быть связаны воедино, зато – мы знаем это – легко связываются исторически. В этом самое поучительное. Язык чистого реализма в международных делах – это предложение, которое делается не теми, кто, как говорит Вебер, «молча практикует» реализм, но теми, кто нуждается в нем как дискурсивном средстве, в попытке возобладать над превосходящим и, предположительно, лицемерным противником. Это предложение, как правило, не принимается, потому что противник с гораздо большим успехом использует тот самый лицемерный, как кажется реалисту, мешающий честному разговору нормативный язык морализаторства и, как мы бы сейчас сказали, общечеловеческих ценностей. Понимая это, Вебер, как ему кажется, не менее реалистически делает другое предложение. Это предложение о зонах влияния и ответственности, предложение согласиться с тем пониманием культуры и исторической миссии великих государств, которое есть у немцев. Но Вебер при этом не то забывает, не то не считает нужным публично принимать в расчет в обстоятельствах, при которых произнесена его речь, что, если нет примирения между «богами», например, немецкой и французской культур, то не может быть и согласия относительно самого понятия миссии, и в части интерпретации миссии той или иной страны не может быть иного, кроме силового, соглашения о зонах влияния и даже самого признания, что такие зоны могут или должны быть.

Речь идет не об ошибках Вебера. Вопрос заключается в том, насколько пригодным в ту или иную эпоху является язык международной политики для всех участвующих в конфликтах сторон. Вебер ошибался, но его ошибка носит не личный, а архетипический характер. Комбинация натужного, требовательного реализма и утверждений о всемирно-исторической роли той или иной страны не уникальна для Германии, не уникальна для Первой мировой войны. В тех или иных формах она возникает вновь и вновь у разных народов в разное время, в первую очередь тогда, когда рушится привычный мировой порядок и начинаются большие конфликты. Эта опция, независимо от содержательных аргументов, которые за ней стоят, всегда отвергается теми, к кому обращено предложение. Может быть, имеет смысл изучать эту историю и эти пути решения проблем не для того, чтобы почерпнуть мудрости у предшественников, но для того, чтобы как можно раньше отбрасывать некоторые решения как тупиковые, доказавшие свою непригодность не раз и точно навсегда.

Германия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067894 Александр Филиппов

Охота на «свободных агентов»

К вопросу о совершенствовании российской внешней политики

Павел Салин – кандидат юридических наук, директор Центра политологических исследований Финансового университета при правительстве РФ.

Резюме Задачей должно стать построение комфортного для человека государства на классических консервативных ценностях, и в мире есть такой спрос, а невозможность его удовлетворить приводит к девиантным формам вроде радикального исламизма.

Неофициальное заявление главы российского МИДа Сергея Лаврова в прошлом году о том, что «бизнес as usual» с Западом уже невозможен, стало запоздалой констатацией факта, отражающего лишь одну грань фундаментальных трансформаций, происходящих в мире. Российская внешняя политика, естественно, не может не реагировать на эти изменения, причем не только ad hoc, но и на доктринальном уровне. Предыдущая концепция российской внешней политики была утверждена за год до крымских событий – в феврале 2013 года. Естественно, она не отражала новых реалий, которые подспудно давали себя знать еще с конца «нулевых», но проявились и были осознаны лишь в последние 2–3 года. Соответственно, доктрина нуждалась в корректировке, на что и указал глава российского МИДа на заседании Совета по внешней и оборонной политике в начале апреля 2016 г. (поручение модернизировать Концепцию дал президент).

Прежняя концепция содержала некоторые положения, соответствующие новым мировым реалиям, в «спящем» виде. Новая, утвержденная президентом 30 ноября 2016 г., несколько развивает положения предыдущей, но их содержание все равно носит пунктирный характер. Целесообразно предложить инструментарий для реализации заложенных в новой Концепции установок, чему и посвящена данная статья.

«Мозаичность» мира как долговременный переходный этап

Характеризуя международную ситуацию, российский министр помимо «противоречивости» назвал еще и «мозаичность», что точно отражает ситуацию. Суть мозаики в том, что из отдельных элементов создается целостная картина – панно. При этом из одних и тех же элементов можно создать совсем разные изображения – все зависит от творца и качества материала, скрепляющего эти элементы.

Нельзя сказать, что исчезли какие-то принципиальные составляющие прежней мозаики либо появилось большое число новых. Камешки примерно те же, что десять, двадцать и более лет назад. Но исчез или утратил цементирующие качества раствор, скреплявший их в единое целое. Речь об идеологии, которая подавалась как универсальная – идеологии глобализации Pax Americana, основанной на универсалистских ценностях и идее «конца истории». Есть одна правильная модель, а все остальные находятся на различных этапах приближения к ней, причем если «прогресс» застопорился, его можно и нужно подтолкнуть мирным (soft power) или военным путем.

Для анализа ситуации важно остановиться на понятии политической субъектности. В последние столетия субъектность концентрировалась на национальном, а после Второй мировой войны – наднациональном уровне, но ядром все равно оставались национальные государства (СССР и США). После распада биполярного мира на короткий период носителем такой субъектности стали Соединенные Штаты.

Однако сейчас субъектность переходит к другим действующим лицам, но не строго вниз – от наднациональных структур к национальным государствам, а скорее вниз по диагонали. Носителями становятся не только национальные государства, но и различные организации и сообщества.

Упрощая, процессы полутора десятилетий можно назвать рефеодализацией. В феодальном мире (на который все больше похожа современная система международных отношений) связи между сеньором и вассалом носили гибкий характер, вассал мог часто менять сеньора, в национальном же государстве это воспринималось как измена, сепаратизм. Сейчас международные отношения даже более свободные, чем при развитом феодализме, устойчивые связи рушатся и сменяются ситуативными именно в силу обретения субъектности элементами бывшей мозаики. Игрокам, которые привыкли к устойчивым региональным или глобальным альянсам и воспринимают изменения как отклонение от нормы, придется приспособиться к «новой нормальности».

15–20 лет после холодной войны наглядным воплощением торжества «конца истории» был Запад в широком понимании. Политическим эталоном служили США, претендовавшие на совершенство и универсализм своей политической системы, а социально-экономическим – Европа, которая выстроила почти безупречное социальное государство и предлагала всем следовать своему примеру. Сопредельным странам – путем присоединения к ЕС, остальным – путем копирования модели.

Однако сейчас оба основания трещат по швам. Европа идет к пересмотру социальной системы в сторону либерализации, а «образцовая» демократия Соединенных Штатов обернулась неверием масс в «оторвавшуюся от народа» элиту.

По мере ослабления идеологических скреп международная система приходит в состояние, когда частицы прежнего миропорядка двигаются хаотично и свободно взаимодействуют друг с другом. Со временем они, вероятно, выстроятся и образуют новый порядок, но не в ближайшие годы. И в хаосе надо выживать, понимая, что на обозримый период «мозаичность» – не девиация, а норма. Альянсы теряют жесткость, которая была основным качеством союзов в холодную войну. Россия в полной мере ощущает это в отношениях с союзниками по ОДКБ и ЕАЭС, но иерархия пошатнулась даже в таком обязывающем и устойчивом военно-политическом блоке, как НАТО, и в связях США с их партнерами в Азии.

От многополярности к ситуативным альянсам «свободных агентов»

Все предыдущие российские внешнеполитические концепции (и во многом действующая) и – шире – дипломатическая практика построены на концепции многополярности, то есть наличии равных Соединенным Штатам держав в разных частях мира. Другими словами, российская дипломатия изначально настроена на действия «от противного», конституируется по отношению к тому миропорядку, который предлагает Вашингтон, пусть и с противоположным знаком. Отсюда теория исключительных зон влияния (для России это большая часть территории бывшего СССР), которые должны быть закреплены джентльменскими соглашениями между этими державами. И ставка на устойчивые международные организации и альянсы – ЕАЭС, ОДКБ и т.п. – больше декларируется на доктринальном уровне, на практике же все сводится к межгосударственным отношениям (тоже признак кризиса прежней парадигмы).

Между тем сейчас целесообразность подобной ставки вызывает все больше вопросов. СНГ (ему в предыдущей Концепции уделялось много внимания, в нынешней меньше, но оно по-прежнему присутствует как субъект политики) уже де-факто не существует, партнеры России по ЕАЭС в условиях конфронтации с Западом настроены на извлечение собственной выгоды, поддержка Москвы не подразумевается «по умолчанию». Эффективность функционирования ОДКБ – отдельный вопрос, но, например, принятие Белоруссией новой военной доктрины, запрещающей использование войск за рубежом, также вызывает сомнения относительно дееспособности организации. Все, кого Москва считала и считает (на уровне деклараций) стратегическими союзниками в рамках либо блоков (ОДКБ, ЕАЭС), либо конкретных процессов (режим Башара Асада), ведут собственную игру нередко в ущерб России, так что многополярный подход чреват дальнейшими потерями.

Между тем составляющие прежнего миропорядка никуда не делись, они лишь «выпали из мозаики» и теперь обладают гораздо большей степенью автономии, чем при прежнем однополярном (а ранее – биполярном) устройстве. Используя спортивную терминологию, можно сказать, что современный мир переполнен «свободными агентами». В хоккее, например, так называют игрока, чей контракт с командой истек и который имеет право заключить контракт с другой командой. При этом – в зависимости от конкретных условий – различают неограниченно и ограниченно свободных агентов, которые обладают разным пространством для маневра.

«Свободный агент» в современном мире – не только государство, в такой роли способен выступать любой актор, оказывающий заметное влияние на международные процессы. Он может даже не быть устойчивым образованием, а возникать применительно к конкретной проблеме. Чтобы эффективно использовать понятие «свободный агент», необходимо отказаться от концепции «игры с нулевой суммой», где выигрыш Запада обязательно воспринимается как проигрыш России и наоборот. То есть избавиться от концепта «конституирующего другого» (внешнего врага) или, что более инструментально, сделать его гораздо более обтекаемым. Например, международный терроризм в каждом конкретном случае может приобретать различные очертания.

Кроме того, отказ от «игры с нулевой суммой» позволяет трансформировать потенциально разрушительное столкновение интересов в позитивный синергетический эффект. В качестве примера можно привести сопряжение китайского и российского интеграционных проектов в Центральной Азии. Внешние игроки, руководствуясь как раз парадигмой «игры с нулевой суммой», ожидали, что две страны начнут конкурировать, взаимно ослабляя друг друга. Однако Москва и Пекин избрали другую стратегию – взаимного дополнения Экономического пояса Шелкового пути и ЕАЭС. По поводу функционирования и перспектив данного проекта вопросов пока больше, чем ответов, но обкатка новой модели взаимодействия налицо.

Этот пример сотрудничества отличается от того, который несколько лет назад Соединенные Штаты предлагали Китаю и который получил название «Кимерика». Вашингтон ожидал от Пекина согласия на игру вслепую – сначала договориться о стратегическом альянсе, а потом исходить из этой догмы при действиях в конкретной ситуации (то есть от общего к частному). Сотрудничество же России и Китая в Центральной Азии носит характер ad hoc, при этом далеко не факт, что оно перерастет в стратегическое партнерство, то есть страны будут выступать партнерами в других сферах и точках мира.

Следует отметить, что из крупных стран именно Китай является носителем нового подхода к конструированию международных отношений и практик. Страна, несмотря на серьезный экономический и растущий политический вес, а также обращенные на нее взгляды всего мира, не стремится выстраивать устойчивые блоки, предпочитая ситуативные двусторонние альянсы, что минимизирует издержки и обеспечивает успешность китайской экспансии. Эту стратегию условно можно назвать «капиллярной», основанной на точечном проникновении, в отличие от «фронтальной», которая присуща западной внешнеполитической традиции и которая исходит из раздела сфер влияния с географической точки зрения.

Сетевизация внешней политики: с кем и как

Упор в модернизации доктрины должен делаться на сетевизации внешнеполитических усилий, выстраивании гибких, но относительно постоянно действующих и устойчивых сетей, объединенных не общим руководством, а общими интересами для решения конкретной проблемы или их комплекса. При этом подобная возможность была предусмотрена в 2013 г., а в 2016 г. она несколько расширена. В качестве одной из целей российской внешней политики называется «Развертывание широкого и недискриминационного международного сотрудничества, содействие становлению гибких внеблоковых сетевых альянсов, активное участие в них России». Эта рамочная норма требует доктринального и практического наполнения. Другими словами, российская внешнеполитическая парадигма предусматривает сетевизацию усилий, вопрос с кем и как.

Прежде всего к важным игрокам следует отнести транснациональные корпорации. Сейчас последние находятся в принципиально иной ситуации, чем 10–20 лет назад. Раньше они в целом были продолжением национальных государств, постепенно приватизируя их функции. Сейчас же, как ни парадоксально, на фоне ренационализации международной политики (об этом будет сказано ниже) ТНК оказались в свободном плавании. А нарастающий бунт населения против элит, в адрес которых выдвигаются обоснованные обвинения в номадизации и «отрыве от корней», еще больше обособил корпорации.

При этом речь идет не только о классических ТНК, связанных с добычей ресурсов и производством. В последнее время в особую подгруппу выделились такие ставшие международными игроки, как частные военные компании (ЧВК), прежде действовавшие в рамках национальной политики, а сейчас становящиеся все более самодостаточными. Их роль на фоне множащихся военных конфликтов в различных частях мира и нежелания государств прямо принимать в них участие будет возрастать.

Еще одна важная группа – неправительственные организации (НПО). Возникшие в качестве инструмента «продолжения государственной политики иными средствами», они также во многом превратились в свободных игроков. Возникают их новые кластеры. На фоне «позеленения» мировой политики все большую роль играют экологические НПО, «Гринпис» в этом ряду первый, но далеко не единственный пример. Принято считать, что «позеленение» политики – это чисто западный, даже европейский тренд, однако это далеко не так. Например, серьезную роль экологические НПО, зачастую пользующиеся поддержкой единомышленников на Западе, играют в Индии, стране, имеющей потенциал мировой державы.

Следует отметить, что в новой доктрине список потенциальных контрагентов государства за счет двух вышеуказанных категорий расширен, но почему-то только применительно к решению такой задачи, как борьба с терроризмом.

Наконец, третьим, но по степени важности едва ли не первым типом свободных игроков являются различного рода профессиональные корпорации и сообщества по интересам. Они в полной мере воспользовались результатом информационной революции и могут рассматриваться в качестве субъектов мировой политики, полноценно функционирующих как на суб-, так и на наднациональном уровнях. Например, на фоне дерационализации политики вообще, возвращения ее на уровень массового манипулирования с помощью апелляции к эмоциям и инстинктам заметно возросла роль медийной корпорации. Журналистское сообщество критически относится к модели функционирования, построенной на парадигме «власть-подчинение», и приемлет как раз сетевую структуру.

Весьма высока роль научного и экспертного сообщества. Они, как и СМИ, еще до информационной революции сумели выстроить наднациональную систему взаимодействия, а последние изменения в коммуникационной среде лишь придали новый импульс и содержание этому процессу. При этом академическое сообщество может оказывать заметное влияние на международную политику, в том числе и на глобальные тенденции. Следует отметить, что это направление деятельности, в отличие от других вышеуказанных, в новой Концепции пунктирно прописано. Документ предусматривает развитие общественной дипломатии, а одним из ее инструментов является «расширение участия представителей научного и экспертного сообщества России в диалоге с иностранными специалистами по вопросам мировой политики и международной безопасности».

Существенным является и такой фактор, как сообщества по интересам в самом широком смысле слова. Например, объединения спортивных (прежде всего футбольных) болельщиков давно превратились в актора не только местной и национальной, но и международной политики. С точки зрения географического и демографического охвата, степени консолидированности и возможности мобилизовываться в короткие сроки важность этого типа игроков будет только возрастать.

С точки зрения классической теории международных отношений, перечисленные группы «свободных агентов» не являются субъектами, а скорее инструментами внешней политики. Однако в свете происходящих в мире изменений такие игроки, оставаясь по форме прежними (поэтому и кажется, что никаких новых акторов по сравнению с периодом полярного мира не появилось, что формально верно, а по сути – нет), обретают новые качества, основанные на субъектности.

Признаки изменений были заметны и раньше, что нашло выражение в трудах некоторых футурологов. Например, Элвин Тоффлер охарактеризовал подобное явление как революцию множеств. Правда, он имел в виду более обширные процессы, а не только и не столько происходящее в сфере международных отношений. В соответствии с данной гипотезой, количество игроков, принимающих самостоятельные решения (а значит, обладающих субъектностью), лавинообразно растет, и у желающих контролировать поток просто не хватит ресурсов. В итоге возникает ситуация «хвоста, виляющего собакой», что наглядно иллюстрирует Сирия, где странами, претендующими на статус лидеров альянсов, манипулируют те, кого они считают своими сателлитами.

Национальное государство в сетевой политике и создании «панно»

Может показаться, что сетевизация внешней политики опирается на концепцию отмирания национального государства как базового актора международных отношений, но это в корне неверно. Институт национального государства возвращает позиции, казалось бы, навсегда утраченные. Это обусловлено эрозией глобалистского проекта, который продвигался последние 20–25 лет. Правда, полный возврат к «доглобалистской» парадигме также невозможен. В проведении внешней, сетевой политики государство должно играть роль не «генерала», стремящегося максимально регламентировать деятельность подчиненных ему структур, а координатора, задающего правила игры.

Отдельные элементы сетевой политики на международном уровне реализуются российскими игроками, в частности, бизнес-структурами. Однако для получения синергетического эффекта необходима координация и стратегическое целеполагание на уровне государства. В целом такой подход прописан в законе о государственном стратегическом планировании, принятом несколько лет назад. Он не предусматривает международной компоненты, но методологический подход можно перенести и на внешнюю политику.

Также актуален вопрос о том, как России побудить свободных акторов кооперироваться в выгодные ей сетевые структуры. Ответ банален – только с помощью «мягкой силы». Как уже говорилось в начале, западная идеология и модель мироустройства находятся в упадке, выйти из которого в ближайшее время без кардинального их пересмотра невозможно. Запад стоит перед вызовом, по масштабу сопоставимым с внутренним ценностным кризисом конца 1960-х гг., и на его преодоление уйдет немало времени и сил. При этом не факт, что в результате появится новая эффективная модель. В мире заметна тяга к новому политическому идеализму, более справедливому мироустройству.

В такой ситуации создание сетевых альянсов невозможно без «мягкой силы», основанной на примере собственного успеха (success story). Поскольку базовый запрос мирового населения не меняется – эффективное повседневное государство (безопасность, образование, здравоохранение, комфортная окружающая среда) – Россия должна на собственном примере показать, как этого достичь. Просто с помощью пропаганды решить данную задачу нельзя, необходим социально-экономический базис.

Например, можно выдвинуть лозунг-мегацель, который будет способствовать и внутренней мобилизации, и консолидации вокруг власти: Россия как новая Европа – возвращение к истокам. Задачей должно стать построение комфортного для человека государства, основанного на классических консервативных ценностях, на что в мире имеется спрос, а невозможность его удовлетворить приводит к девиантным формам вроде радикального исламизма. В случае успеха достигнутые результаты могут стать «цементом», который скрепит существующие свободные элементы мозаики в новое «панно», созданное при активном участии России.

* * *

Несмотря на кризис глобалистского проекта и ренационализацию мировой политики, возврат в XX век невозможен. Существовавшее «панно» из-за эрозии скрепляющего его «цемента» в виде идеологии, основанной на позитивном примере, рассыпалось, при этом сами элементы мозаики никуда не делись. Для эффективного взаимодействия необходима сетевизация внешней политики, основанная на переходе от идеи многополярности к идее свободных агентов. Такая возможность предусмотрена Концепцией внешней политики России 2016 г., необходимо лишь наполнить ее деталями и реальным содержанием, а именно – доктринально расширить список потенциальных контрагентов, взаимодействие с которыми выстраивать по сетевому принципу. Это позволит не только существенно повысить эффективность внешнеполитических усилий, но и принять активное участие в формировании будущего «постсетевого» миропорядка, который неизбежно наступит. Однако для этого надо сосредоточиться на внутреннем развитии, так как только сила успешного примера, а не голая пропаганда или прямое принуждение способны создать притягательную силу для «свободных агентов».

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067887 Павел Салин

Между империей и нацией

Почему России не надо делать этот выбор

Резюме Оппозиция «империя – нация», где «империя» – символ всего плохого, а «нация» – всего хорошего, сохраняется в дискуссиях по вопросам государственного устройства и межнациональной гармонии и чрезвычайно затрудняет трезвый взгляд на вещи.

За четверть века после распада Советского Союза его правопреемник Россия прошла трудный путь, избавляясь от иллюзий и постоянно находясь в поиске ответов на сложные вопросы, неизбежно возникающие в процессе становления нового общества и нового государства. Страна пыталась вернуться к собственным корням, а также осмыслить стремительно и хаотично меняющийся мир вокруг. Этот поиск еще далек от достижения значимых долгосрочных результатов, тем более что как раз сейчас перемены вступают в новый, неожиданный для многих этап. Однако некоторые предварительные итоги можно подвести.

Происходящие в последние годы резкие и глубокие перемены в мировом развитии и порождаемые ими социальные, экономические и политические вызовы способствовали самоидентификации значительной части российского политического класса и общества по принципу «от противного», а именно – от понимания того, кем и чем они не являются и не хотят быть. Неудачный опыт европейской политики последних лет подводит эту часть россиян к выводу о невозможности для России стать частью какого-либо интеграционного проекта на условиях подчинения («Большая Европа» в понимании ЕС/НАТО), к неприятию ими идеи общеевропейских ценностей как противоречащей ее пониманию суверенитета, самобытности и государственной устойчивости. Отдельным важным опытом можно считать провал идеи мультикультурализма, признанный политическими элитами Европы, хотя еще несколько лет назад эту модель предлагали всем, в том числе России, в качестве образцовой.

Однако негативной самоидентификации явно недостаточно, российской идентичности необходима позитивная основа – как в государственном строительстве, так и во внешней политике. Совет по внешней и оборонной политике совместно с журналом «Россия в глобальной политике» и факультетом мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики» провели в конце 2016 г. несколько экспертных мероприятий, посвященных теме «Империя в эпоху “после империй” и нация в постнациональном мире». Участники дискуссий попытались именно с таких позиций взглянуть на диалог и взаимообогащение культур народов России в процессе формирования новой национально-культурной и политической идентичности.

Они исходили из того, что только наличие прочной идейной опоры может стать гарантией успешного развития страны в мире, который сам по себе находится на этапе слома привычных моделей и смены циклов развития. Консерватизм в российском общественно-политическом устройстве должен дополняться стройной консервативной концепцией во внешней политике. Увязка внешнего и внутреннего аспектов, которая была необходима всегда, сегодня приобретает особую важность в силу транснационального характера глобальной среды, стирания границ между решением национальных и международных задач государства.

Организаторы поставили перед экспертами ряд взаимосвязанных вопросов, раскрывающих основные аспекты заявленной темы, а именно:

Может ли Россия стать «нацией-государством» (nation-state) в классическом понимании? И насколько оправданно стремление «узаконить» российскую нацию?

Возможна ли современная версия «имперской» политики?

Способна ли Россия на «умный» империализм? Нужен ли он?

Что требуется для того, чтобы стать «интегратором»

в XXI веке?

Эксперты (список – в конце текста) отмечали как одну из изначальных трудностей в поиске ответов на поставленные вопросы отсутствие профессионального и общественного консенсуса по вопросу о статусе, целях и роли России в мире, ее границах. Есть серьезные силы, считающие, что границы должны быть расширены; есть люди, которые считают, что кое-где их стоит сузить (достаточно вспомнить националистические лозунги в духе «хватит кормить Кавказ»).

Сохраняющаяся в дискуссиях по этим проблемам оппозиция «империя – нация», где «империя» – символ всего плохого, а «нация» (nation-state) – всего хорошего, чрезвычайно затрудняет трезвый взгляд на вещи, и от этой конструкции следует скорее освободиться. Противопоставление империи и национальных государств на самом деле ложное. История XVIII, XIX и даже первой половины XX века была временем не борьбы империи и национальных государств, а периодом, когда империи постепенно приспосабливались к тому новому идеологическому принципу, который появился в Европе, – принципу национализма.

Россия находится на развалинах двух империй, в первую очередь советской, и мы имеем дело с ее наследием, то есть с институционализацией и территориализацией этничности. В результате в составе Российской Федерации представлена 21 автономная республика, организованная по этническому принципу, в каждой из них титульные группы считают себя – неважно, обоснованно или нет – нациями и владельцами этой территории. В таких условиях построение классического национального государства невозможно.

Эти республики не получится «отменить». Nation-state предполагает, что есть только одна политическая нация как хозяин государства, а также меньшинства, которые признают себя таковыми, а не отдельными нациями. Но поскольку у нас много таких мобилизованных политических групп, приходится строить какую-то другую систему. Существуют зарубежные экспертные разработки, предлагающие систему state-nation, которая описывается в большей степени как парламентская, чем президентская; это входит в конфликт с современной российской политической традицией.

Что же есть сегодня Россия: нация или империя? Не империя, потому что это пройденный этап. Не нация, потому что в современных российских реалиях невозможно построить государство-нацию. Проблема в отсутствии политического участия. Гражданская нация обязательно сопровождается демократией. Если нет демократии, нет и разговора о гражданской нации. Россия даже не федерация в полном смысле этого слова, потому что такая форма устройства требует региональных политических акторов, обладающих высокой степенью автономии. Их у нас пока тоже нет, как нет оснований ожидать, что скоро появятся.

Между нацией и империей есть понятие «цивилизация». Страна-цивилизация, как говорит патриарх Кирилл, – единственное понятие, в котором учтена и национальная идентичность, то есть преобладание русского культурного элемента, и, с другой стороны, толерантность по отношению к представителям других культур. И нет жесткой связки с экспансией.

В столь чувствительной области общественно-политической жизни любая попытка ненужной регламентации, например, предложение принять закон о российской нации – создает больше проблем, чем решает. Против не только региональные этнические группы. Она вызывает протест русских националистов, опасающихся, что «россиянство», «российскость» – это второе издание «советскости», что опять у русских отнимают государство, территорию, субъектность. Всякие резкие движения в области межнациональных отношений способны спровоцировать острую полемику, за которой нередко следуют действия деструктивного характера.

Правда, в ходе дискуссий звучало и несогласие с утверждением о том, что появление в России нации-государства (nation-state) объективно невозможно. Как примеры полиэтничных национальных государств (гражданских наций) указывались Бельгия, Великобритания, Индия, Канада, Швейцария. У каждой из них есть свои проблемы, у кого больше (например, у Бельгии, Великобритании, Индии), у других – меньше (Канада и Швейцария). Индия – пример достаточно успешной полиэтничной многоязыковой поликонфессиональной гражданской нации, крупнейшего в мире (по численности населения) демократического федеративного государства. Есть унитарные нации-государства, оказавшиеся на грани распада, как Бельгия и Великобритания.

В начале 1990-х гг. федерализм был нащупан командой президента Бориса Ельцина как выход из ловушки, когда Россия, с одной стороны, оставалась квазиимперией, удерживающей единство страны преимущественно экономической или военно-полицейской силой; с другой стороны, Россия не являлась моноэтничным государством и в ней не сформировалась гражданская нация. Лишь в половине из полутора десятков национальных республик России титульная национальность заявлена большинством населения (Ингушетия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Северная Осетия, Татарстан, Тыва, Чечня, Чувашия). Поэтому федерализм является оптимальным решением для России, поскольку гарантирует субъектность малых наций и позволяет найти правильный баланс между интересами центра и субъектов Федерации. Без надежных гарантий развитых федеративных отношений скрытый региональный национализм (например, в Республике Алтай, Тыве, Якутии; целый ряд узлов на Северном Кавказе) грозит взрывом в кризисной ситуации – при ослаблении федерального центра либо значительном ухудшении экономической ситуации, либо резком обострении региональных межэтнических противоречий. Необходимо тщательно изучать опыт федераций и постепенно двигаться к гражданской нации – многосоставной, многонациональной, федеративной, с авторитетными и ответственными региональными и местными элитами.

Высказывалось мнение, что российским политикам следует думать в национальных, а не в имперских терминах. Если мы думаем в терминах имперских, то по имперской логике у нас образуются две задачи: 1) вернуть всех своих бывших подданных, и 2) не отпускать никого из своих нынешних подданных. Логика национальная противоположна: мы создаем общероссийскую нацию. «Общероссийская» означает, что никто не собирается оспаривать стремление кого-то из соотечественников по гражданству тоже считать себя нациями. Но проживание в едином государстве выгодно, потому что позволяет более эффективно решать задачи развития.

Участники дискуссий обратили внимание на терминологическую усложненность проблемы. Очевидно, что авторы инициативы закона о российской нации трактуют нацию как понятие политическое, политическую общность, как гражданскую нацию, а не понятие этнографическое, этническую общность. Нация как политическая общность сложилась относительно недавно, с появлением первых национальных государств. Когда же говорят «русская нация», «татарская нация», «тувинская нация», то «нация» употребляют как этнический термин. Такой смысл был вложен в первые годы Советской власти, и на протяжении почти семи десятилетий это значение поддерживалось в общественном сознании всей советской национальной политикой.

Сегодня, считают эксперты, весьма затруднительно объяснить татарам, тувинцам, чеченцам или якутам, что они не нация, а этнос. Прежде всего потому, что у нации есть субъектность владения территорией. Разъяснять гражданам России, что русские как этнос ничем не отличаются в правах от башкирского, татарского, чеченского или якутского этноса, а все вместе мы – российская нация, можно только в спокойных условиях устойчивого развития, социальной и экономической стабильности. Сегодня на фоне бурлящего вокруг мира и тлеющих очагов национализма внутри России такая разъяснительная работа представляется не только затруднительной, но и рискованной.

В качестве исторического экскурса по обсуждаемой проблеме один из экспертов напомнил, что ответственность за доставшееся от большевиков интеллектуальное и политическое наследие в национальной политике несет не только Сталин, но и Ленин. Сталин предлагал сделать автономные республики в составе Российской Федерации, включая все те, которые впоследствии стали союзными. И не давать им никакого права выхода. В переписке со Сталиным по этому поводу накануне создания Советского Союза Ленин успокаивал, дескать, партия едина, и все будет в порядке. Сталин ему писал в ответ: молодые коммунисты по всем республикам склонны воспринимать Конституцию всерьез, и поэтому если принять проект, который вы сейчас предлагаете, через несколько лет будут проблемы. Вскоре Ленина не стало, а Сталин решал возникающие проблемы теми способами, которыми он умел их решать.

Аркадий Вольский вспоминал, как Андропов, уже будучи генеральным секретарем, вызвал его и сказал: «Возьми одного или двоих, но немного, и сделай проект отмены национально-территориального деления Советского Союза». Вольский и академик Велихов готовили предложения о введении укрупненного административного деления СССР. Андропов ни один из предложенных вариантов не одобрил. Это был последний момент, когда такую реформу можно было сделать командно-административными методами.

Восприятие понятия «российская нация» осложняет вкладываемая в него в качестве духовной скрепы религиозная, а именно православная идентичность. Эксперты отмечали, что сегодня православие РПЦ МП в общественной жизни и на государственном уровне фактически претендует на роль государственной идеологии. Это будет вызывать отторжение в широком поясе условно мусульманских республик, республик с мусульманским титульным населением и немусульманских, включая Алтай, буддистских и прочих. Духовные скрепы должны соотноситься с понятием «здоровый консерватизм», подходить большинству людей, но в то же время и этническим, религиозным меньшинствам. В национально-культурной политике требуется здоровая консервативная позиция: «не навреди!».

В дискуссии было предложено четыре принципа консервативной политики. Первый – отторжение идеи революционных перемен. Это консенсусная позиция, уже все говорят, что революции не нужны. Второй – примат национальной идентичности. Нужно представление о том, почему нынешнее государственное образование в виде Российской Федерации вытекает из тысячелетней истории России. Два принципа, по которым гораздо менее вероятно сформировать консенсус, – антиимпериализм (стабильность границ Российской Федерации), который, очевидно, отвергнут «патриоты», и антиглобализм, с чем, надо думать, не согласятся «либералы». Антиглобализм важен, потому что вызов национальной идентичности идет из общего представления о глобализации как о функциональном распределении среди народов и стран определенных функций: одни занимаются нефтью, другие производят интеллектуальные открытия, в каких-то странах будет дешевая рабочая сила. Весь мир восстал против этого: и Америка восстала в 2016 г., и европейские страны, и по-своему Россия. Россия не хочет быть просто функциональной частью, потому что сейчас она вписывается в этот мир на очень невыгодных условиях.

Если переходить к теме изменения природы процессов глобализации, то обсуждение неизбежно выводит на вопрос о том, чем будет заниматься Россия: сдерживать внешние влияния по периметру или проецировать что-то вовне? Способна ли Россия сегодня и в будущем проецировать безопасность и стабильность на прилегающих территориях? А это, как правило, является функцией империи.

При обсуждении проблемы консерватизма участники дискуссий подчеркивали необходимость определиться, какой консерватизм нам нужен: Ивана IV (Грозного), Николая I и Николая II с их внешнеполитическими авантюрами, дважды подводившими Россию к роковой черте и, в конце концов, погубившими ее, или спасительный внешнеполитический консерватизм канцлера Горчакова, который как раз избегал авантюр и оставил нам бессмертное «Россия сосредотачивается», и именно на своих собственных делах.

Другой эксперт приветствовал процесс освобождения здорового консерватизма от идеологизации, которая ему всегда сопутствовала. Две характеристики идеологизации: это охранительная мифологизация, когда всех записывают в консерваторы-охранители, а вторая – империалистическая идеологизация, дескать, раз ты консерватор, значит, ты должен представлять немедленную угрозу жесткой экспансии. Горчаков, например, которого сейчас превращают чуть ли не в икону консерватизма, был членом либеральной реформаторской команды императора Александра II по разгребанию завалов, доставшихся от прежних авантюр.

Участники дискуссий отмечали недоосмысленность, недоусвоенность некоторых базовых концептуальных аспектов обсуждаемых проблем, о чем свидетельствует, в частности, противопоставление империи и нации. Мы привыкли апеллировать к таким понятиям, как «французская нация», «немецкая нация», «британская нация», но не задумываемся о том, что на самом деле эти нации были построены империями в ядре империи. Французская революция была как раз в империи, и она сразу перетекла в имперский проект, панъевропейский проект Наполеона. Это все империи прежде всего, и XIX, и первая половина ХХ века – время не национальных государств и национализма, а империй и национализма. Поэтому империя и нация вполне совместимы.

Россия – империя без четких границ. Если удастся обеспечить не расползание, не деградацию, не сегментацию всех наших окраин и тех, кто с нами работает, а сплотить их, то и экономика заработает. У любой империи есть этапы экспансии и консолидации, Россия сейчас, вероятно, на этапе консолидации.

России приходится играть роль империи. Взгляд на Кавказ говорит о том, что мы вынуждены действовать там как империя. Может быть, нам это не нравится, но мы вынуждены действовать как империя, причем как внутри страны, так и вовне. В Российской империи русские не были главным этносом. Империя правила в соответствии с тем многоцветием, которое было. Своего рода мультикультурализм всегда присущ империи. На Кавказе, например, успешно применялся такой метод, как военно-народное управление, когда народам предоставлялось право управляться согласно собственным адатам и так далее, но при этом они должны помнить, что над ними император. То, что происходит в Чеченской Республике, – пример повторения, по сути, метода военно-народного управления.

В качестве практически-политических рекомендаций эксперты обращали внимание на то, что оптимальным для России миропорядком в настоящий момент представляется новый «концерт держав», подобный сформированному при активном участии России 200 лет назад. Из имперского дискурса одну позицию следует принять, вторую отвергнуть.

Принять следует имперское ощущение одиночества: империя воплощает принцип, который она не делит ни с кем другим, который как раз-таки делает ее чем-то исключительным. Сегодня, когда миропорядок претерпевает трансформацию, конституировать себя через взаимное признание – ненадежная стратегия для государств. По этому принципу Россия будет обречена на то, чтобы основывать свою идентичность скорее на архетипах цивилизационного одиночества. В данный момент ощущение стратегического одиночества (имперское чувство) представляется неизбежным, так как не существует системы, встроившись в которую, можно было бы обеспечить себе гарантии существования. А нации продвигаются в истории как части системы.

Чего не следует перенимать из опыта Российской империи и Советского Союза – ощущения глобальной ответственности за судьбу мира. Наша зона беспокойства должна находиться в пределах наших границ и радиуса нашего влияния.

Эксперты выражали озабоченность звучащими в дискурсе о российской нации мотивами русского ирредентизма, то есть разделенной нации, которую нужно собирать, поскольку непонятно, как это сделать, не дестабилизируя колоссальный кусок геополитического пространства, не стимулируя радикальные течения в русском национализме. Ирредентизм как государственная идеология сам по себе в определенных условиях не является чем-то очень опасным. Пример – немецкий ирредентизм, который настаивал на том, что два германских государства должны объединиться тогда-то таким-то образом. В этом смысле мы в России теоретически можем говорить, что таким же образом хотели бы воссоединения России и Белоруссии как двух государственных организмов через референдум, демократическими способами и т.д.

Но во всех остальных случаях русский ирредентизм заявляет претензии на часть территории соседних государств. Например, северный Казахстан, Южная и Восточная Украина, какие-то части Прибалтики. Ясно, что, если ставить под сомнение границы существующего государства, то это casus belli. Поэтому России следует прежде всего сосредоточить усилия – законодательные, экономические и т.д. – на том, что делали немцы в отношении соотечественников, оказавшихся за пределами Германии. То есть создать реально действующие программы, которые позволяли бы переселяться, интегрироваться, получать поддержку. Мы бы очень много выиграли, если бы был принят закон, позволяющий гражданам России отчислять определенный процент своих налогов в фонд адаптации соотечественников при переселении. В большинстве развитых стран налогоплательщик имеет право направить небольшой процент своих налогов на цели, которые считает нужными. Трудно представить себе лучший инструмент упрочения национальной солидарности. В этом смысле идея о предоставлении гражданства преимущественно русским должна быть дополнена идеей, что и представителям других групп, кто считает Россию родиной.

«Крымский момент» следует заявить лишь как исключение, к которому нас вынудили обстоятельства, но ни в коем случае не норма внешнеполитического поведения России. Не сказав этого, не получится нормализовать отношения с соседями, а так или иначе это придется делать.

В ходе дискуссий также обозначен ряд важных проблем, настоятельно требующих обсуждения и осмысления и с концептуальной точки зрения, и в интересах практической политики. К этим проблемам организаторы и участники планируют обратиться в ходе следующих проводимых Советом и журналом мероприятий.

В экспертных заседаниях участвовали Анатолий Григорьевич Вишневский, директор Института демографии НИУ ВШЭ; Алексей Алексеевич Кара-Мурза, главный научный сотрудник, руководитель сектора философии российской истории, председатель секции социальной и политической философии Ученого совета Института философии РАН; Александр Вячеславович Лосев, генеральный директор АО «УК “Спутник – Управление капиталом”»; Алексей Всеволодович Малашенко, член Научного совета Московского Центра Карнеги; Борис Вадимович Межуев, главный редактор POLITanalitika.ru; Алексей Ильич Миллер, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге; Михаил Витальевич Ремизов, президент Института национальной стратегии, председатель президиума Экспертного совета Военно-промышленной комиссии при правительстве РФ, член Военно-промышленной комиссии при правительстве РФ; Владимир Александрович Рыжков, председатель Общероссийского общественного движения «Выбор России»; профессор факультета мировой экономики и мировой политики, кафедра международных экономических организаций и европейской интеграции, НИУ ВШЭ; Дамир Зинюрович Хайретдинов, ректор Московского Исламского института; Ахмет Аминович Ярлыкапов, старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности, МГИМО МИД РФ. Вел заседания Федор Александрович Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»; председатель президиума СВОП; профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067886

«Трамп не такой “милый” политик, как Обама»

России придется иметь дело не с интеллектуалами

Эдвард Люттвак – всемирно известный специалист по военной стратегии и геополитике. Консультирует Совет национальной безопасности и Госдепартамент США, был советником президента Рональда Рейгана. Участвовал в планировании и проведении военных операций, автор ряда книг по истории стратегической мысли.

Егор фон Шуберт - журналист, публицист

Резюме России придется иметь дело с грубоватыми, практичными, не особо интеллектуальными американскими джентльменами. В этом уверен признанный специалист в области стратегии Эдвард Люттвак.

– Мистер Люттвак, мы наблюдаем беспрецедентный политический сдвиг в Вашингтоне. С Вашей точки зрения, как Дональд Трамп собирается пересмотреть американскую внешнюю политику?

– Трамп не раз подробно на этом останавливался и, как говорится, «кричал со всех крыш» о том, что является для него приоритетом. Он намерен достичь соглашения с Россией, чтобы разрешить накопившиеся разногласия и перевести эту «маленькую холодную войну» в русло нормальных взаимоотношений, снять санкции и сделать прочие приятные для Москвы вещи.

В ответ он хочет, чтобы Путин лично изложил план своих дальнейших действий и придерживался его, дабы не поставить Трампа в неловкое положение. Трамп готов пойти на «особые условия» с Россией, ведь она не входит в число его приоритетов, потому с ней возможны послабления.

У нового президента своя стратегия, и чтобы ее воплотить, ему нужны нормальные отношения с Кремлем. Он хочет, чтобы Путин предложил ему варианты решения своих проблем по Крыму и Восточной Украине, и эти варианты не должны связывать США руки. Если впоследствии Путин нарушит договоренности, Трамп окажется в неудобном положении – пресса не упустит возможности обвинить его в слабости и излишних уступках Москве. И тогда России стоит ожидать реакцию гораздо более жесткую, чем ответ Обамы на Крым или Донбасс. Мистер Трамп не такой «милый» политик, как Обама, который всегда готов подставить вторую щеку. Более того, Обама был излишне вежлив, о Трампе этого сказать нельзя.

– Трамп не раз говорил о важности и необходимости плавного перехода власти от нынешней демократической администрации к следующей республиканской. Есть ли что-то во внешней политике, что Обама мог бы реально передать Трампу?

– Американские интересы не изменятся от факта смены президентов. Япония была и продолжит быть нашим самым важным союзником, НАТО в определенном виде тоже сохранится. Главным же для Трампа является сдерживание Китая и прекращение процесса выноса американского производства за рубеж в такие страны, как тот же Китай. Он просто хочет это прекратить. Поэтому он собирается пересмотреть не всю американскую внешнюю политику, а именно американо-китайские отношения; если для этого что-то надо будет «подлатать», Трамп это сделает.

Если китайцы станут сотрудничать с Вашингтоном в этом вопросе, никаких проблем не возникнет, если же нет – а есть признаки того, что они не горят желанием, – будут серьезные трения. Я подчеркиваю, именно трения и разногласия, а не конфликт. Между Китаем и Соединенными Штатами существует такой дисбаланс сил, что для Пекина пока было бы абсурдом идти на конфликт, если только в Чжуннаньхае не сойдут с ума. И кроме того у китайцев есть один важный сдерживающий фактор. Если они откроют огонь и потопят хотя бы резиновую лодку с американского катера, ни один китайский контейнер не разгрузят ни в одном американском порту, или порту стран – союзников США, или стран, которые хотят иметь нормальные экономические отношения с Америкой.

Но Трамп не собирается начинать войну или конфронтацию с Пекином, он хочет выровнять отношения и уйти от односторонних преимуществ, которые имеет Китай в отношениях с США (и, кстати, не только с ними). Заставить его играть по правилам. Никакой односторонней асимметрии. Китайские компании приходят и работают в Соединенных Штатах, нанимают персонал. Они присутствуют практически во всех сферах на американском рынке. Ничего подобного с американскими компаниями в КНР не наблюдается. Пекин хочет быть членом ВТО, Мирового банка и т.д., но иметь особые права и пользоваться длинным списком исключений. Этой политике будет положен конец.

Кроме того, в США не забыли, что Китай – однопартийная диктатура. Пока Вашингтону было выгодно иметь дело с КНР в нынешнем формате, никто не был против. Но друзьями мы никогда не были. Теперь же ситуация изменилась.

– Россия будет нужна Трампу в его китайском повороте?

– Нет, Москва не нужна Трампу в его китайской политике. Он не собирается ее использовать. От России ему нужно только, чтобы та просто продолжала преследовать свои интересы и проводила свою политику, но в рамках правил. Ему не нужен конфликт на два фронта. Поэтому важно восстановить нормальные отношения с Путиным, но не для того, чтобы Россия помогла ему с Китаем, а чтобы Кремль не создавал проблемы Вашингтону и не отвлекал его в Европе и на Ближнем Востоке. А нынешняя глупая холодная война относится как раз к категории подобных ненужных раздражителей.

– Как бы Вы характеризовали Трампа? Кто он? Республиканец, консерватор, реалист или всего понемногу?

– Я не знаю, может ли кто-либо вообще его как-то конкретно охарактеризовать. Трамп – это на 90% неизбежность американской внешней политики. Понимаете, мы все в некоторой степени заложники нашего восприятия. Дело в том, что кто бы ни стал американским президентом, Трамп, Хиллари Клинтон, кто-либо еще, новый президент неизбежно выглядел бы гораздо более «твердым», чем «мягкий» Обама, тем более что последний работал два срока. Достаточно давно у нас был очень слабый президент по имени Джимми Картер, за которым последовал Рональд Рейган. Но если бы был избран не мистер Рейган, а мистер Форд, например, он бы все равно смотрелся как ультрасильный руководитель, а сама кандидатура нового президента воспринималась бы как значительный отход от политики предыдущей администрации.

После двух «мягких» сроков Обамы неизбежно должен был последовать «сильный» преемник. Но последствия этого ужесточения американской политики почувствует на себе вовсе не Москва, а Пекин, который превратился для США и в экономическую, и в геополитическую проблему.

– Другими словами, Китай – это ядро стратегии Трампа?

– Да, именно так.

– В чем она может выражаться на первых порах?

– Первое, что он попытается сделать, – это прекратить физическое увеличение Китая в Южно-Китайском море, когда Пекин в одностороннем порядке продолжает оккупировать новые скалы и острова.

– Вы написали две большие книги о стратегии Рима и Византии. Если отталкиваться от того, что там сказано, считаете ли Вы, что американская политика теперь будет более византийской?

– Как Вы помните, переход от одной внешнеполитической стратегии к другой произошел из-за изменения баланса сил между империей и ее соседями и только поэтому. Позднеримская и Византийская империи просто физически не могли проводить ту же политику, что Рим начала и расцвета империи. Я не уверен, что американская политика станет более византийской. Во-первых, дело в том, что по сути баланс сил для Соединенных Штатов так и не изменился, хотя из-за мягкой политики Обамы и могло создаться такое впечатление. При Трампе она такой больше не будет. А во-вторых, США потребуется целенаправленно обуздывать экспансионистские планы Пекина в южных морях, а там одной византийской стратегией, к сожалению, ограничиться не удастся, опять же в силу баланса сил и слабости местных партнеров Вашингтона. Поэтому Америке придется прибегнуть в Южно-Китайском море именно к римской стратегии.

– Вы знаете, многие в России не согласятся с Вами. Среди российской политической элиты распространено мнение о слабости США и закате Америки. Что бы Вы ответили этим скептикам?

– Это очень странно и даже забавно одновременно. Я скажу только, что за последние пять лет только стоимостный рост американской экономики превысил общий объем нынешнего российского ВВП. Кроме того, американская экономика за последнее время стала полностью энергонезависимой, и это важнейшее достижение. Кстати, приблизительно похожее восприятие Америки было в СССР при Картере, когда Кремль думал, что Вашингтон в глубоком кризисе, а потом пришел Рейган и очень быстро показал Политбюро, кто на самом деле в состоянии упадка.

– Перейдем от вопросов американской внешней политики к российской. Как Вы ее оцениваете с момента крымских событий?

– Я бы сказал, она абсолютно нормальная для правителя России, который реагирует на продолжающийся распад империи, пытается восстановить положение страны и лично воспринимает все события на постсоветском пространстве. В этой связи реакция Путина на Украину была абсолютно предсказуема и очевидна. Историческая колыбель России как государства не могла стать частью НАТО. Если евроинтеграция Украины для Кремля была еще допустима, то заигрывания с Североатлантическим альянсом переполнили чашу терпения Путина. И дело не в данном президенте, любой лидер России на его месте в тот момент, к какой бы партии он ни принадлежал и какой политики ни придерживался, будь он даже бывший оппозиционер, отреагировал бы точно так же. Киев мог стать членом НАТО только после Москвы. Вся эта история началась, когда Россия была приглашена и была на пути к тому, чтобы стать членом альянса. И расширение НАТО на восток первоначально предполагало включение России, а с Кремлем в альянсе было бы уже легче взять туда балтийские страны, например.

– А почему не сложилось?

– Причин много. Я могу только сказать, что российские представители при НАТО в тот период получали все больший и больший доступ к внутренней конфиденциальной информации альянса. Но потом из Москвы прислали Рогозина, и внезапно тон отношений резко изменился. Я делаю вывод, что Путину тогда, видимо, по внутриполитическим причинам понадобилось сделать из Запада врага. С новым постпредом изменился сам тон дискуссий, мелкие протокольные вещи, которые сразу бросаются в глаза.

Но что произошло тогда и кто виноват, не столь важно. Важно, что именно в тот момент и надо было остановить расширение НАТО на восток. Оно имело смысл, только когда Россия виделась одной из его участниц. Если Россия сама не желала этого, надо было ударить по тормозам, потому что подобная политика альянса неизбежно вела к новой холодной войне с русскими, которой в Вашингтоне искренне никто не хотел, что тем более обесценивает это расширение. Провоцировать Россию на конфликт, в котором вы не хотите участвовать – не очень разумно. Поэтому никакого коварного плана НАТО по окружению России никогда не было. Я сам участвовал в работе «Группы 50» в Вашингтоне, состоявшей из бывших сотрудников различных профильных министерств, мы активно разъясняли всю невыгодность продвижения НАТО на восток. Я был активным солдатом холодной войны, но прекрасно понимал, что расширять НАТО имеет смысл, только если вы собираетесь включать туда Россию.

– Во время нашего интервью два года назад вы сказали, что «Афганистан – это не американская проблема». Можно ли сказать, что Сирия – это тоже не американская проблема?

– Не совсем. Главный осложняющий фактор в Сирии – это то, что там у США по факту нет союзников. Американцы по отдельности противостоят всем группам, включенным в конфликт: ИГИЛу, Ирану и его союзникам, России и Асаду, даже с Турцией и курдами не все так однозначно, у всех пересекающиеся интересы. А при таком уровне противостояния необходимо иметь там гораздо большее военное присутствие, чем есть сегодня.

– Вы не раз говорили, что война – это последнее средство. Почему Россия в последнее время так часто к нему прибегает?

– В первую очередь потому, что Путин освоил технологию малых, коротких, дешевых, не слишком интенсивных военных кампаний. И в этом он действительно преуспел. Затраты и риски сведены к минимуму. «Маленькие победоносные войны» – это как раз про него. Пока образ героя обходится столь дешево, я не вижу причин, которые могли бы заставить его остановиться. И под это подводится абсолютно легитимная в глазах русских платформа: до меня Россия теряла, при мне – получает обратно куски бывшей империи.

– Некоторые эксперты опасаются, что раньше главным «плохим мальчиком» в международной песочнице был Путин. Никаких конкурентов на этом поле у него не было. А теперь туда придет мальчишка-Трамп, который больше и сильнее. Может ли возникнуть конфликт на почве конкуренции?

– Послушайте, Трамп и Путин станут большими друзьями в личном плане. При Трампе будет не так, как при Обаме. За тем исключением, что если Путин позволит себе при Трампе то, что он делал с Обамой или совсем недавно с Синдзо Абэ, все может для него весьма плохо кончиться, и притом очень быстро. Это исключительно психологический момент в их взаимоотношениях. Вопрос Крыма будет закрыт, если Путину и Трампу удастся прийти к соглашению. От Путина потребуется просто приличное поведение и игра по правилам. Риск только в том, что Путин может попытаться воспользоваться наивностью и неопытностью нового американского президента.

– Как Хрущев попробовал с Кеннеди?

– По сути да, но Кеннеди был хорошим парнем, а Трамп не такой. Он не столь образован и интеллектуально подкован. Кстати, как и его советники. Они все очень хотят нормализовать отношения, но с психологической точки зрения Трамп и его команда гораздо лучше приспособлены к тем сюрпризам, которых можно ожидать от Путина, и будут способны соответствующе на них ответить. России придется иметь дело с грубоватыми, практичными, не особо интеллектуальными американскими джентльменами.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067883 Эдвард Люттвак, Егор фон Шуберт

Закончить бесконечную войну

Прагматичная военная стратегия

Эндрю Басевич – профессор истории и международных отношений Бостонского университета, автор книги America’s War for the Greater Middle East: A Military History.

Резюме В ноябре лозунг «Америка прежде всего» вновь оказался в центре американской политики. В зависимости от того, как официальные лица интерпретируют эти настроения, американцы и весь мир в целом будут либо приветствовать его возвращение, либо сожалеть.

В годы холодной войны Соединенные Штаты предпочитали рационально использовать свою военную мощь. Идея заключалась в том, чтобы не воевать, а защищать, сдерживать и вовлекать; холодный мир всегда оставался предпочтительнее ядерного катаклизма. Когда американские политики отступали от этого принципа, попытавшись объединить Корейский полуостров в 1950 г. или направив войска во Вьетнам в 1960-х, результаты оказывались плачевными.

Рациональное использование мощи не означает нерешительность. Для придания убедительности своей стратегии сдерживания США разместили значительные силы в Западной Европе и Северо-Восточной Азии. Союзникам, которые не могли защитить себя сами, американские гарнизоны придавали уверенность, создавали благоприятные условия для восстановления и развития. Со временем уязвимые регионы превратились в стабильные и процветающие.

Однако в начале 1990-х гг. официальная точка зрения касательно целесообразности применения силы кардинально изменилась. Проект «Руководства по оборонному планированию» (Defense Planning Guidance), подготовленный в 1991 г. командой Пола Вулфовица, тогдашнего заместителя министра обороны по стратегической политике, намекал на новые настроения. Самого по себе избегания войны было уже недостаточно. Документ описывал международный порядок, «сформировавшийся благодаря победе Соединенных Штатов» над коммунизмом, и итоги только что завершившейся войны с Ираком, определял возможности «формирования будущих условий безопасности, благоприятных для США».

Формирование будущего – вот дело, достойное супердержавы, взявшей на себя выполнение исторической миссии. Подобные ожидания были обусловлены экзальтированной оценкой американской военной мощи. В начале 1990-х гг. концепции вроде «защищать и сдерживать» выглядели малодушными, если не сказать трусливыми. В одном армейском полевом уставе того периода говорилось, что войска Соединенных Штатов способны добиться «быстрой и полной победы на поле боя или вне его в любой точке мира и при любых условиях». Если раньше военная сила считалась крайним средством, то теперь она должна была служить универсальным инструментом.

Редко благие намерения приводят к бедам бÓльшим, чем случилось в этот раз. В соответствии с императивом формирования будущего военная активность заняла первые строчки повестки дня. Вместо того чтобы придерживаться принципиальной стратегии, американские администрации шли на поводу приспособленчества, множа списки неотложных проблем, с которыми США были призваны разобраться. В большинстве случаев выбранное решение предполагало угрозу или реальное применение силы.

Возникла практика беспорядочных вторжений. После 11 сентября вера в эффективность американской военной мощи достигла апофеоза. Руководствуясь «программой свободы» как идеологическим прикрытием, президент Джордж Буш-младший выбрал превентивную войну, первоначально направленную против «оси зла». Американская военная политика стала абсолютно хаотичной. И остается такой до сих пор: войска США практически постоянно вовлечены в боевые действия. Конфликты вспыхивают, развиваются, угасают и в конце концов приходят к неоднозначному завершению, только чтобы разгореться вновь или проявиться в другой точке. Они практически не заканчиваются. Как будто на автопилоте Пентагон берет на себя новые обязательства и наращивает глобальное присутствие, не задумываясь, что в некоторых районах американские войска уже не нужны, а в других их размещение может навредить.

В годы холодной войны мир всегда казался отдаленной перспективой. Но даже тогда американские президенты от Гарри Трумэна до Рональда Рейгана называли мир конечной целью политики Соединенных Штатов. Сегодня сам термин «мир» исчез из политического дискурса. Война стала нормой.

Следующий президент США получит в наследство массу серьезных вызовов национальной безопасности: от провокаций России, китайского бряцания оружием и злонамеренного поведения Северной Кореи до хаоса в исламском мире. Американцы ждут, как Вашингтон ответит на каждый из этих вызовов, а также на непредвиденные проблемы. В значительной степени эффективность реагирования будет зависеть от того, смогут ли люди, принимающие решения, провести различия между тем, что американские военные могут делать, чего не могут, что им не нужно и не следует делать.

Чтобы продемонстрировать возвращение здравого смысла в американскую политику, следующая администрация должна обнародовать новую доктрину национальной безопасности. И сделать это быстро, желательно в первые 100 дней, когда власть президента наименее ограниченна, а необходимость разрешать каждодневные кризисы не мешает действовать на опережение.

Центральной темой доктрины должен стать прагматизм, а трезвый анализ недавних просчетов ляжет в основу будущей политики. Прежде чем двигаться вперед, нужно подвести итоги. В Афганистане, Ираке и других операциях американские войска понесли серьезные потери. Пентагон потратил колоссальные суммы. Что касается заявленных целей – наведение порядка, продвижение демократии, защита прав человека, обуздание терроризма – Соединенным Штатам особенно нечем похвастаться.

Ценность доктрины

С тех пор как президент Джордж Вашингтон предупредил в своем прощальном послании об опасностях втягивания в международные дела, доктрины были сквозной темой американского государственного управления. В некоторых случаях они давали ориентиры будущих действий, формулируя намерения и определяя приоритеты. Так было с доктриной Трумэна 1947 г., в которой провозглашалась обязанность США помогать странам, уязвимым для распространения коммунизма, или доктриной Джимми Картера 1980 г., в которой Персидский залив был назван жизненно важным для интересов национальной безопасности Соединенных Штатов. Он причислялся к регионам, за которые Вашингтон считал нужным бороться, что предполагало милитаризацию американской политики на Ближнем Востоке. К этой же категории относится доктрина Буша 2002 г., в которой говорилось, что США больше не будут «ждать, когда угрозы полностью материализуются», чтобы нанести удар.

В других случаях доктрины были нацелены на обуздание пагубных тенденций. В 1969 г., негласно признавая пределы свободы действий президента, обусловленные последствиями войны во Вьетнаме, Ричард Никсон советовал азиатским союзникам умерить ожидания по поводу помощи Соединенных Штатов. Вашингтон готов предоставлять оружие и военных советников, но не будет направлять войска. В 1984 г. министр обороны в администрации Рейгана Каспар Уайнбергер сформулировал жесткие критерии для военного вмешательства за границей. Доктрины Никсона и Уайнбергера были призваны не допустить дальнейшего втягивания Америки в бесполезные войны, в которых невозможно победить.

Сегодня стране нужна доктрина национальной безопасности, сочетающая обе функции. Как минимум она должна строиться на любимом выражении президента Обамы «не делайте глупостей». Кроме того, необходимо установить критерии применения силы и определить степень ответственности США и их союзников.

Разумеется, критерии не будут универсальными. Этого не стоит даже ожидать. Десять заповедей и Нагорная проповедь не описывают все возможные ситуации, тем не менее по-прежнему остаются ориентирами, определяющими поведение людей. Отсутствие четких ориентиров располагает к совершению глупостей, что подтверждает неправильное применение американской военной силы в последние годы.

Новая доктрина национальной безопасности должна включать в себя три фундаментальных принципа: применение силы только как последнее средство, полномасштабное привлечение внимания и энергии американцев в случае необходимости войны и убеждение союзников, которые способны самостоятельно обеспечить свою безопасность, именно так и поступать.

Война как последнее средство

В 1983 г. Рейган убеждал американцев и весь мир: «Оборонная политика США основывается на простом принципе: Соединенные Штаты не начинают военные действия. Мы никогда не будем агрессором». Но слова расходились с поступками. Один из примеров – американское вмешательство на стороне Саддама Хусейна в ирано-иракскую войну, начатую Багдадом. Тем не менее Рейган был прав: надо прилагать все усилия, чтобы не начинать военные действия. Следующему президенту стоит вернуться к этой позиции, официально отказавшись от доктрины Буша и осудив практику превентивных войн. Ему нужно вновь сделать оборону и сдерживание главными задачами американских войск.

В пользу этой позиции можно привести мощные правовые и моральные доводы. Тем не менее главное обоснование применения силы как последнего средства – и даже в этом случае исключительно в оборонительных целях – заключается вовсе не в поддержании верховенства закона или каких-то моральных норм. Этот аргумент скорее эмпирический. Если сравнивать затраты и полученную выгоду, превентивная война просто неоправданна.

После окончания холодной войны возникли иллюзии возможности использования насилия для формирования мирового порядка. Казалось, природа войны изменилась, и это якобы обеспечивает Соединенным Штатам некое военное превосходство. Проверка этих идей в Афганистане и Ираке показала их ошибочность. Даже в эпоху больших данных, беспилотников и высокоточного оружия природа войны остается прежней. Современные военные менеджеры, получающие изображение поля боя в режиме реального времени в своей штаб-квартире в сотнях или тысячах миль от места боевых действий, вряд ли информированы лучше, чем генералы Первой мировой, которые смотрели на карты западного фронта и считали, что владеют ситуацией. Война остается такой же, как была – ареной возможностей, которые нельзя предугадать или контролировать. Всегда случаются неожиданности.

Помимо прерогатив, сила означает необходимость делать выбор. Как самая мощная мировая держава Соединенные Штаты должны выбирать войну только после того, как будут исчерпаны все альтернативы, и только если затронуты жизненно важные интересы. Речь не идет о том, чтобы определить фиксированную иерархию интересов и провести черту: за все, что выше, стоит воевать, а за то, что ниже, – нет. Это проигрышная стратегия. Нужно восстановить уклон в сторону сдержанности как антидот против безрассудных, непродуманных интервенций, которые дорого обошлись США и погрузили в хаос Ирак и Ливию. Больше никаких «готовься, целься, пли». Оружие должно быть смазано и заряжено, но в кобуре.

Разделить бремя

Когда государство идет на войну, то же самое должна делать нация. После окончания холодной войны в Соединенных Штатах доминировала другая практика, отражавшая ожидания, что супердержава может вести заокеанские кампании, в то время как жизнь дома течет как обычно. Во время войн в Афганистане и Ираке – самых длинных в истории США – большинство американцев следовало призыву Буша после 11 сентября «наслаждаться жизнью так, как мы хотим». Подразумевающийся в этом призыве принцип «мы делаем покупки, пока они воюют» подорвал эффективность американских вооруженных сил и спровоцировал политическую безответственность.

Следующая администрация получит в наследство серьезно испорченные отношения между гражданскими и военными – эта тенденция тянется со времен Вьетнамской войны. Почти полвека назад разочарование заставило американцев забыть традиционный принцип всеобщей воинской обязанности, который до этого лежал в основе военной системы. Избавившись от воинского призыва, американцы устранились от участия в войнах, которые стали делом регулярных войск – «постоянной армии», как предостерегали отцы-основатели.

Пока США ограничивались небольшими контингентами, как при вторжении в Гренаду и бомбардировках Югославии, или краткосрочными кампаниями, как война в Заливе 1990–1991 гг., система работала нормально. Однако в период длительных войн недостатки стали очевидны. Когда операции в Афганистане и Ираке превратились в затягивающие болота, Соединенным Штатам потребовалось больше солдат, чем предполагалось. Источников, которые в прошлом позволяли набирать огромные армии – в XIX веке толпы добровольцев собирались под флаг страны, в XX веке действовал призыв, – больше не существовало. Хотя сегодня более чем достаточно молодых мужчин и женщин, которые могут служить в армии, немногие выбирают эту стезю. Военные аппетиты Вашингтона превышают желание молодых американцев воевать (и, возможно, умереть) за свою страну.

Чтобы компенсировать нехватку военных, государство идет на крайние меры. Менее 0,5% американцев, которые все же несут военную службу, постоянно отправляют в боевые командировки. Правительства других стран уговаривают принять участие в операциях хотя бы символически. Для выполнения задач, которыми раньше занимались солдаты, теперь нанимают контрактников. Результаты не соответствуют признанным стандартам успеха или даже справедливости. Если победа предполагает достижение заявленных политических целей, то американские войска проигрывают. Если справедливость в демократическом обществе означает равное распределение потерь, то существующая в США военная система несправедлива.

В то же время население, отстранившееся от военных, понимает, что не может высказывать свое мнение по поводу применения вооруженных сил. Пока чиновники и командующие без конца экспериментируют с вариантами трансляции военной мощи, чтобы добиться желаемого результата – используется «шок и трепет», борьба с повстанцами, борьба с терроризмом, точечные убийства и т.д., – граждане неожиданно осознают, что им отведена роль сторонних наблюдателей.

Исправить такие неполноценные отношения будет непросто. Первый шаг – обязать население платить за войны, которые государство ведет от их имени. Когда американские войска затевают боевые действия на иностранной территории, должны быть увеличены налоги, чтобы покончить с бесчестной практикой перекладывания долгов, накопленных нынешней элитой национальной безопасности, на будущие поколения. Если следующий президент решит, что определение исхода гражданской войны в Сирии или сохранение территориальной целостности Украины требуют крупномасштабного военного участия США, американцы должны коллективно покрыть затраты.

Второй шаг вытекает из первого: возложить на американцев ответственность за ведение войн, которые превышают возможности регулярной армии. Как это сделать? Личный состав регулярных войск должен пополняться за счет волонтеров, но поддерживать их должны резервисты в соответствии с расовым, половым, этническим, региональным и, прежде всего, классовым составом американского общества.

Конечно, единственный способ создать силы резервистов, отражающие состав населения, – это наделить государство правом призывать на обязательную службу. Важно, чтобы предоставление такого права было политически приемлемым. Необходимо четко определить полномочия государства и обеспечить равенство при воинском призыве: никаких исключений для состоятельных людей.

Такая двухуровневая формула – регулярная армия из волонтеров-профессионалов, поддерживаемая резервистами на базе призыва, – потребует перераспределения ответственности. Мелкие операции по поддержанию порядка и краткосрочные карательные кампании останутся прерогативой регулярной армии. Для более масштабных или длительных операций потребуется мобилизация резервистов, что позволит населению почувствовать свою вовлеченность в конфликт. Таким образом, война Вашингтона станет войной народа. Конечно, в истории трудно найти примеры, когда небольшая война такой или остается, или краткосрочная кампания идет по графику. На войне все дороги опасны. Осознание этого факта может заставить американцев призывного возраста (и их семьи) задуматься о том, как правительство использует регулярную армию.

Финансирование войн по принципу оплаты текущих счетов и создание армии резервистов на основе призыва потребует соответствующих изменений в законодательстве. Вряд ли нынешний Конгресс обладает политической смелостью, необходимой для их принятия. Тем не менее важно огласить основополагающие принципы. Именно это должна сделать следующая администрация, инициировав давно назревший пересмотр военной системы.

Отпустить союзников

Прежде всего новая военная доктрина США должна положить конец халяве. Обязательства Америки по защите других должны распространяться только на друзей и союзников, которые не могут защитить себя сами. Дело не только в затратах, хотя непонятно, почему американские налогоплательщики и солдаты должны взваливать на свои плечи груз, который способны нести другие. Скорее речь идет о долгосрочных стратегических целях.

Глобальное лидерство не самоцель, это лишь средство достижения цели. Задача не в том, чтобы аккумулировать зависимых клиентов или оправдать существование огромного аппарата национальной безопасности. Задача (по крайней мере так должно быть) – создать сообщество государств-единомышленников, готовых и способных действовать самостоятельно. Рано или поздно каждый родитель понимает, что пришло время отпустить ребенка в самостоятельное плавание. Этот урок применим и в государственном управлении.

Рассмотрим пример Европы. Именно там «халява» наиболее выражена и наименее оправданна. Сразу после Второй мировой войны измученные демократии Западной Европы действительно нуждались в американской защите. Но сегодня ситуация изменилась. Опасности, из-за которых XX век стал таким тяжелым испытанием для европейцев, исчезли. А с оставшимися вполне можно справиться. Конечно, с хорошими новостями приходят и новые сложности. Главная из них – проблема обеспечения безопасности огромного периметра, включающего теперь почти три десятка формально объединенных, но по-прежнему суверенных национальных государств. На практике угрозы исходят с двух сторон. С юга потоки отчаявшихся беженцев прибывают на берега Европы. На востоке затаила обиды Россия. Соединенные Штаты обоснованно воздержались от ответственности за миграционный кризис. Точно также им не стоит брать на себя ответственность за решение для Европы российской проблемы.

Конечно, когда дело касается России, европейцы с радостью вспоминают о разделении труда, существовавшем с начала холодной войны, когда бремя ответственности практически полностью лежало на США. Но сегодняшнюю Россию вряд ли можно сравнить с Советским Союзом. Скорее бандит, чем диктатор, Владимир Путин – это не новое воплощение Иосифа Сталина. Кремлевский реестр государств-клиентов начинается и фактически заканчивается Сирией Башара Асада, а ее вряд ли можно считать прибыльным активом. Когда Обама после аннексии Крыма пренебрежительно назвал Россию «региональной державой», оценка вызвала негодование потому, что он попал в точку. Кроме арсеналов фактически бесполезного ядерного оружия, Россия значительно отстает от Европы по основным показателям силы. Ее население равно трети населения ЕС. Ее экономика, зависимая от сырьевого экспорта, равна одной девятой части европейской экономики.

Европа – даже после того как британцы проголосовали за выход из Евросоюза – вполне способна самостоятельно защитить свой восточный фланг, если захочет. Следующей администрации нужно подтолкнуть европейцев к такому решению – не одномоментно отозвав американские гарантии безопасности, а поэтапно передавая ответственность. Процесс может происходить следующим образом: для начала отказаться от практики, когда верховным главнокомандующим силами союзников в Европе всегда является американец; следующий командующий силами НАТО должен быть европейцем. Затем нужно выработать график закрытия крупных штаб-квартир сил США в таких городах, как Франкфурт и Штутгарт. После этого нужно определить дату прекращения членства Соединенных Штатов в НАТО и вывода последних американских войск из Европы.

Когда же Вашингтон должен перерезать трансатлантическую пуповину? Нужно дать европейскому обществу время, чтобы приспособиться к новой ответственности, парламентам европейских стран – чтобы выделить необходимые ресурсы и армиям – чтобы провести реорганизацию. 2025 год кажется вполне подходящей датой. В этом году будет отмечаться 80-я годовщина победы во Второй мировой войне – прекрасный повод объявить о завершении миссии. Но чтобы запустить процесс, следующая администрация должна дать европейцам четкий сигнал с первого дня: готовьте ваши армии, мы отправляемся домой.

Уход из Европы должен стать началом пересмотра глобального присутствия Пентагона – сегодня американские войска размещены почти в 150 странах. Новой администрации следует проанализировать господствующие идеи по поводу предполагаемых преимуществ дислоцирования американских войск по всему земному шару. Затраты и выгоды, а не привычка, догма или (что еще хуже) внутренняя политика должны определять, куда направлять американские войска и что они будут там делать. Если размещение войск США способствует стабильности – считается, что так происходит в Восточной Азии, – следующая администрация должна подтвердить такое присутствие. Если же американские войска излишни или их усилия не дают результатов, миссии необходимо сократить, реорганизовать, а то и вообще завершить.

Назовем это естественным следствием правила Обамы о «глупостях». Если то, что вы делаете, не нужно (например, Южное командование сил США готово к «проведению совместных полномасштабных военных операций» на всей территории Южной Америки), положите этому конец. Если усилия, как бесконечная война против терроризма, не дают желаемых результатов, подумайте об альтернативах. Это не изоляционизм. Это здравый смысл.

Каковы основные последствия перехода к более скромному военному присутствию в мире и сдерживанию интервенционизма Вашингтона? Азиатско-Тихоокеанский регион будет притягивать все большее внимание США с военной точки зрения, этот тренд заставит сухопутные силы в их нынешней конфигурации доказывать свое право на существование. Американская регулярная армия уже сокращается, и эта тенденция сохранится. Когда войска Соединенных Штатов покинут Европу, а провал усилий по стабилизации обстановки на Ближнем Востоке станет совершенно очевидным, сами собой появятся возможности сократить расходы Пентагона. Здесь здравый смысл также диктует поэтапный подход. Сегодня США тратят на вооруженные силы больше, чем идущие за ними семь стран с наиболее щедро финансируемыми армиями вместе взятые. Для начала можно урезать бюджет Пентагона до уровня следующих шести стран, что позволит высвободить около 40 млрд долларов в год. Перспективы распределения этой приличной суммы должны заинтересовать и либералов, и консерваторов.

Но даже после такого сокращения, вынуждающего Пентагон обходиться полутриллионом долларов в год, Соединенные Штаты по-прежнему будут обладать самыми мощными вооруженными силами на планете. Соперничество за сохранение лучших в мире военно-морских и военно-воздушных сил будет способствовать инновациям. Придется распрощаться с авианосными ударными группами и пилотируемыми самолетами. Им на смену придет новое поколение вооружений, которые будут более точными, более смертоносными, лучше сохраняющими боеспособность и более подходящими для стратегии обороны и сдерживания.

Время меняться

В ноябре лозунг «Америка прежде всего» вновь оказался в центре американской политики. Когда-то считалось, что этот девиз полностью дискредитирован событиями Второй мировой войны, но сегодня он возвращается: Дональд Трамп использует его, чтобы продемонстрировать свое отношение к международным делам. В зависимости от того, как официальные лица интерпретируют эти настроения, американцы и весь мир в целом будут либо приветствовать возвращение этого лозунга, либо сожалеть.

Следующей администрации необходимо провести критическую оценку военных разочарований последнего времени. Формулирование новой доктрины национальной безопасности станет важным шагом в выполнении священного долга, но это будет лишь предварительный этап: чтобы увидеть результаты реализации доктрины, понадобятся годы.

А пока сторонники статус-кво будут готовить мощный контрудар. Радикальные интервенционисты будут настаивать, что противники воспримут сдержанность как слабость. Рефлекторно противящиеся любым инициативам, предполагающим сокращение расходов Пентагона, бенефициары ВПК призовут удвоить усилия, чтобы достичь перманентного военного доминирования. Армейские командиры, со своей стороны, будут заняты защитой своей территории и своей доли бюджета.

Все они будут утверждать, что для обеспечения безопасности нужно делать больше и прилагать максимальные усилия, оставив нетронутыми побуждения, которые исказили политику США после холодной войны. Вероятнее всего, если продолжать в том же духе, ситуация усугубится, а американцы и весь мир заплатят за это огромную цену.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2016 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 30 января 2017 > № 2067882 Эндрю Басевич

Рослесхоз: Насекомые - вредители леса представляют угрозу лесам в Южном, Сибирском и Уральском федеральных округах

Всероссийский центр мониторинга прогнозирования чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера "Антистихия" МЧС России опубликовал долгосрочный прогноз чрезвычайной обстановки на территории Российской Федерации на 2017 год.

По данным МЧС, фитосанитарная обстановка в 2017 году в целом на территории Российской Федерации обещает быть относительно спокойной, а погодные условия 2016 года не способствовали увеличению численности особо опасных фитофагов. Только в отдельных субъектах РФ при условии благополучной перезимовки вредителей возможно сохранение напряженной обстановки.

В разделе "Прогноз биолого-социальных чрезвычайных ситуаций" долгосрочного прогноза МЧС указывается, в 2017 году высокая численность и вредоносность вредителей леса ожидается на территории Северо-Западного ФО - в Вологодской области, Центрального ФО - в Брянской, Владимирской, Воронежской и Московской областях, Южного ФО - в Краснодарском крае, Республике Адыгея, Волгоградской и Ростовской областях, Приволжского ФО - в республиках Башкортостан, Татарстан, Чувашия, Оренбургской, Самарской и Ульяновской областях, Уральского ФО - в Курганской, Тюменской и Челябинской областях, Сибирского ФО - в Алтайском и Красноярском краях, республиках Алтай и Тыва, в Иркутской, Кемеровской, Новосибирской, Омской и Томской областях.

Российским центром защиты леса Федерального агентства лесного хозяйства в ходе выполнения постоянного государственного лесопатологического мониторинга российских лесов подготовлен предварительный прогноз состояния лесов Российской Федерации на первое полугодие 2017 года, учитывающий гидрометеорологические показатели зимних месяцев.

По предварительным данным государственного лесопатологического мониторинга, в 2016 году лесные насаждения с нарушенной и утраченной устойчивостью выявлены на площади 749,6 тыс. га, из них погибшие древостои составляют 209,2 тыс. га (27,9%). Наибольшие площади лесов с нарушенной и утраченной устойчивостью выявлены в Сибирском федеральном округе на площади 475 тыс. га, погибшие леса выявлены на площади 133,8 тыс. га.

Значительное влияние на состояние лесов в целом по Российской Федерации оказывали лесные пожары, болезни и вредители леса. Пожары явились главной причиной гибели лесных насаждений - 64% от общей площади усыхания - 133,1 тыс. га. Наибольшая гибель лесов от этого фактора выявлена в Республике Бурятия - 17,1 тыс. га, Забайкальском крае - 29,4 тыс. га и Красноярском крае - 42,3 тыс. га.

Вредители леса стали причиной гибели лесных насаждений на площади 33 тыс. га (16%), болезни леса - на 21,1 тыс. га (10%). Наибольшая гибель от насекомых выявлена в Красноярском крае - 22,9 тыс. га в очагах сибирского шелкопряда, от болезней леса - в Хабаровском крае, 6,5 тыс. га и в Иркутской области - 5,9 тыс. га. По сравнению с аналогичным периодом прошлого года гибель лесов снизилась на 9,6%.

Лесопатологическое состояние лесов определяется, в основном, развитием очагов вредных организмов. На начало 2017 года площади очагов вредителей и болезней леса составляют 4,02 млн га. По сравнению с началом 2016 года площади очагов вредных организмов, с учётом вновь обнаруженных, затухших и ликвидированных мерами борьбы, увеличились на 614,5 тыс. га. Площади вновь выявленных очагов составили 2,3 млн га и значительно превышают площади затухших очагов - 1,3 млн га. Наибольшее их увеличение по сравнению с началом текущего года, отмечено в насаждениях Южного, Сибирского и Уральского федеральных округов.

Причиной увеличения площадей очагов вредных организмов послужило возрастание численности вредителей леса в отдельных регионах России. Максимальное увеличение площадей очагов вредителей в 2016 году отмечено в Краснодарском крае - на 353,7 тыс. га, в том числе 333,1 тыс. га - клоп-кружевница дубовая, в Красноярском крае - на 884 тыс. га, в том числе 832,4 тыс. га - сибирский шелкопряд, в Томской области - на 420,5 тыс. га, сибирский шелкопряд.

В 2016 году в насаждениях Краснодарского края были выявлены новые для Российской Федерации виды вредителей леса: карантинный вид - восточная каштановая орехотворка и инвазивный - клоп-кружевница дубовая. Вредители имеют значительное распространение по территории края и уже сформировали очаги массового размножения, особенно клоп-кружевница дубовая, которая заселила не только дубовые насаждения Краснодарского края вдоль трассы М-29 "Кавказ" на площади более 333 тыс. га, но и проникла на территорию Республики Адыгея.

Погодные условия 2016 года, связанные с ними лесные пожары, а также распространение и численность вредных организмов, в 2017 году будут оказывать влияние на состояние лесов многих регионов России. Наибольшее влияние погодных условий проявится в Южном федеральном округе и южных субъектах Центрального, Приволжского, Уральского и Сибирского округов, где в течение вегетационного периода 2016 года отмечалась атмосферная и почвенная засуха.

Избыточное увлажнение и наводнения могут способствовать повышению активности возбудителей болезней леса и развитию их очагов в Хабаровском и Приморском краях, в большинстве регионов Северо-Западного и Северо-Кавказского федеральных округов.

Наибольшую угрозу в 2017 году будут представлять очаги таких хвое- и листогрызущих вредителей, как сибирский шелкопряд, непарный шелкопряд, шелкопряд-монашенка, сосновая совка, звёздчатый пилильщик-ткач и рыжий сосновый пилильщик. Существенной угрозой станут очаги стволовых вредителей - короеда-типографа и уссурийского полиграфа, а также опасных инвазивных видов - самшитовой огнёвки, вязового пилильщика-зигзага и клопа-кружевницы дубовой.

В течение 2017 года прогнозируется рост численности и формирование очагов массового размножения всех групп вредителей леса, включая хвое- и листогрызущих, стволовых вредителей, вредителей молодняков и культур, особенно в субъектах Российской Федерации, в которых в весенне-летний период 2017 года возможны засушливые явления.

Наибольшую опасность в 2017 году будет представлять сибирский шелкопряд в насаждениях Сибирского федерального округа. Крупные очаги вредителя будут действовать в темнохвойных лесах Красноярского края, Томской, Кемеровской, Иркутской областей.

В 2017 году прогнозируется резкое увеличение площадей лесов, заселённых этим вредителем, а также численности его популяций. Объедание насаждений сибирским шелкопрядом более 25% в 2017 году прогнозируется на площади 1,7 млн га в четырёх субъектах Сибирского федерального округа: в Красноярском крае - от 950 до 1100 тыс. га, в Томской области - от 480 до 650 тыс. га, в Кемеровской области от 30 до 50 тыс. га и в Иркутской области - от 20 до 35 тыс. га.

В первой половине 2017 года в целом по стране ожидается увеличение площадей очагов непарного шелкопряда до 1,6 млн га. Крупные очаги, превышающие 250 тыс. га, продолжат своё действие в Тюменской и Курганской областях, в Республике Алтай существует высокая угроза формирования новых очагов на площади около 1 млн га.

Увеличение очагов непарного шелкопряда прогнозируется в Республике Алтай, Красноярском крае, Свердловской и Челябинской областях. Рост численности и формирование очагов непарного шелкопряда ожидается в лиственничниках Республики Бурятия и лиственных насаждениях Республики Башкортостан. Затухание очагов прогнозируется в Омской области, в большинстве регионов Приволжского федерального округа, а также в Хабаровском крае.

В первой половине 2017 года очаги шелкопряда-монашенки продолжат своё действие на небольших площадях в отдельных регионах Уральского, Сибирского и Приволжского федеральных округов. Общая их площадь будет меньше среднемноголетних показателей. Увеличение численности вредителя в 2017 году и формирование очагов его массового размножения в насаждениях Российской Федерации маловероятно.

В 2017 году локальные очаги сосновой совки могут действовать в насаждениях Воронежской и Ростовской областей, в других регионах России увеличение численности вредителя маловероятно. Популяция вредителя на территории Алтайского края будет находиться в депрессивном состоянии.

В ближайшие два года прогнозируется постепенное увеличение площадей очагов звёздчатого пилильщика-ткача в Оренбургской, Челябинской, Курганской, Самарской, Волгоградской, Ростовской областях, Алтайском крае. Уменьшение очагов в 2017 году ожидается во Владимирской области. Во всех перечисленных субъектах необходимо организовать мониторинг популяций вредителя.

Также в ближайшие два-три года прогнозируется увеличение численности рыжего соснового пилильщика в насаждениях Приволжского, Южного и Центрального округов.

В насаждениях Центрального и Северо-Западного округов прогнозируется увеличение численности короеда-типографа. При установлении тёплой и сухой погоды в весенне-летний период и наличии кормовой базы - насаждений, повреждённых сильными ветрами в 2016 году, - прогнозируется формирование локальных очагов в Московской, Калужской, Вологодской, Ленинградской, Новгородской областях и Республике Карелия.

Большую проблему в 2017 году будет представлять увеличение численности и формирование очагов вредителей леса, для борьбы с которыми нет зарегистрированных препаратов: листоедов, минёров, майского хруща, инвазивных видов, уже вселившихся на территорию отдельных субъектов Российской Федерации и представляющих угрозу лесным насаждения - таких как вязовый пилильщик-зигзаг, белая цикадка.

В 2017 году прогнозируется дальнейшее развитие очагов самшитовой огнёвки в насаждениях Краснодарского края и Республики Адыгея, а также вязового пилильщика-зигзага в насаждениях Южного и Северо-Кавказского федеральных округов - в Республике Калмыкия, Краснодарском и Ставропольском краях, Волгоградской и Ростовской областях. Кроме того, продолжится расселение нового инвайдера - клопа-кружевницы дубовой - в насаждениях Северного Кавказа, площадь очагов может превысить 0,9-1 млн га.

Налоги: иногда они возвращаются

Правительство в настоящее время разрабатывает законопроект, касающийся распространения на территории Российской Федерации системы tax free. Изначально предполагается запустить пилотный проект. Все детали и основные показатели документа Минфин одобрил. Сейчас идет согласование программы в остальных министерствах и ведомствах.

Первый вариант законопроекта предусматривал возвращение налога по tax free только за непродовольственные товары. Но Минпромторг был не согласен с такой постановкой вопроса и настоял на расширении товарных позиций, за которые покупателю возвращается НДС. Теперь рассматривается расширенная версия, когда система tax free распространяется абсолютно на все товары, купленные в магазине. Для вычета суммы налога их стоимость будет суммироваться.

Со слов представителей Минфина, система требует дополнительной доработки и уточнения некоторых параметров. Правда, до сих пор непонятно: в течении какого срока турист может вернуть себе налог на добавленную стоимость. Также неизвестно как долго продлится действие пилотной версии проекта. Запуск системы запланирован на 2017 год. Минимальная стоимость покупки для осуществления процедуры возврата НДС – 10,0 тыс. руб. Она будет реализовываться в следующих регионах Российской Федерации: Москва, Московская обл., Сочи и Санкт-Петербург. Это самые посещаемые зарубежными туристами российские территории. В Москву в прошлом году приехало погостить 1,827 млн. иностранцев, Санкт-Петербург – 900,5 тыс., Краснодарский край (в том числе Сочи) и Московскую область – 288,6 тыс. и 139,5 тыс. соответственно.

Что же касается торговых организаций, желающих принять участие в данном проекте, то и для них существуют свои ограничения. Во-первых, у этих структур не должно быть никаких задолженностей перед бюджетом по налогам, а также пеням и неустойкам. Оборот магазина не может составлять меньше 100,0 млн. руб. в год. По информации источников, в начальной стадии пилотного проекта будут участвовать следующие крупнейшие торговые комплексы: ГУМ, ЦУМ, «Барвиха Luxury Village», «Крокус Сити Молл», Петровский пассаж и ТЦ «Весна». Заявления на участие в эксперименте продолжают поступать в правительство. Минфин непосредственно перед запуском системы обещает обнародовать полный список участников.

Эксперты уверены, что данная акция, общепринятая в мировой практике, поможет российскому бюджету. Для примера: китайские туристы, приезжающие в большом количестве в Россию, тратят в нашей стране на товары и различную сувенирную продукцию примерно 2,0 млрд. долларов. Новая система, без сомнения, существенно увеличит данную сумму.

По мнению Минпромторга,с введением в России системы tax free торговый оборот РФ вырастит на 33-50 млрд. руб. Анализируя структуру товаров, приобретаемых иностранцами в России, специалисты сделали вывод: чаще всего туристы покупают сувениры и предметы народного творчества. Именно они напоминают о путешествии в Россию. Правда, китайские гости с удовольствием закупают в нашей стране и брендовую одежду - как российских, так и иностранных дизайнеров. С продуктами сложнее – за исключением черной икры и некоторых редких деликатесов они не пользуются особенной популярностью.

Для справки: под системой tax free подразумевается возвращение иностранным покупателям суммы налога на добавленную стоимость с товаров, приобретенных ими в стране пребывания. Что касается России, то введение этого проекта является неотъемлемой частью мероприятий по подготовке к чемпионату мира по футболу в 2018 году.

Автор: Шепелев Антон

Регуляторный дайджест. Боишься санкций? Минфин накажет!

Татьяна Терновская, редактор Банкир.Ру

ЦБ хочет расширить свои полномочия в контроле за аудиторами и проверит профпригодность своих сотрудников, банки могут обязать платить проценты за пользование деньгами на капремонт, Минфин предлагает наказывать испугавшиеся санкций кредитные организации. Об этих и других самых важных и интересных новостях — в нашем регуляторном дайджесте за минувшую неделю.

ЦБ лишил лицензий банки «Новация», «Сириус» и Тальменка-Банк

Банк России отозвал лицензии на осуществление банковских операций у банков «Новация» (Майкоп), «Сириус» (Омск) и Тальменка-Банка (Барнаул). Об этом сообщила пресс-служба регулятора 23 января. Решение об отзыве лицензий было принято в связи с неисполнением кредитными организациями федеральных законов, регулирующих банковскую деятельность, а также нормативных актов Банка России, и применением мер, предусмотренных федеральным законом «O Центральном банке Российской Федерации (Банке России)».

Налоговики получат доступ к аудиторской тайне

Комиссия по законопроектной деятельности правительства 23 января одобрила законопроект, дающий право налоговикам запрашивать у аудиторов информацию об их клиентах — документы, полученные в ходе аудиторской деятельности. Об этом 24 января сообщила газета «Коммерсантъ». Работать это будет только в отношении тех клиентов, которые отказались представить документы по запросу налоговых органов. Проект будет рассмотрен на заседании правительства, он предполагает введение новой нормы в действие с 1 января 2018 года.

Законопроектом не вводится отдельной ответственности для аудиторов за непредставление (несвоевременное представление) информации налоговикам. В ФНС газете сообщили, что инициатором данного законопроекта является Минфин. Там на запрос не ответили.

Банк России и портал «Банки.ру» запустили совместный проект «Уроки экономики»

24 января было объявлено, что портал «Банки.ру» и Банк России запустили совместный проект «Уроки экономики». Для пользователей подготовлены тесты на разные темы: «Деньги», «Денежно-кредитная политика», «Инфляция», «Валютный курс», «Банковская система», «Финансовые рынки» и «Финансы и технологии». С помощью тестов граждане могут проверить свои знания и оценить, насколько понятен смысл экономических новостей.

Ранее ЦБ начал выпускать видеоролики, в которых эксперты кратко и просто рассказывали о главных экономических и финансовых процессах, понятно объясняли значение самых важных терминов.

Минфин может пригласить иностранные банки для размещения евробондов

О том, что Минфин не исключает приглашения иностранных банков для размещения российских евробондов, но это будет зависеть от санкционного режима, сказал журналистам 24 января заместитель министра финансов РФ Сергей Сторчак.

«Мы не исследовали конъюнктуру, не работали с банками-агентами, даже еще их не отбирали. Еще даже не решили, как мы пройдем развилку: обойдемся без банков-агентов, как в прошлый раз, или не обойдемся и все-таки пригласим иностранцев, как было традиционно. Ситуация на рынках меняется, особенно с учетом фактора новой администрации США, поэтому логично все-таки сделать паузу и посмотреть, куда качнутся рынки»,— отметил он и добавил, что Минфин пока не определился с временем выхода евробондов на рынок.

Закон о бюджете на 2017–2019 годы допускает возможность внешних заимствований в текущем году на сумму до $7 млрд. При этом Минфин получил право обменять старые выпуски евробондов на новые в пределах $4 млрд и разместить новые бумаги на $3 млрд.

ЦБ установил базовый уровень доходности вкладов на февраль

24 января Банк России установил базовую доходность вкладов на февраль 2017 года. Показатель рассчитан на основании максимальных ставок в банках, привлекших в совокупности две трети общего объема вкладов населения на 1 января. Базовый уровень доходности депозитов до востребования определен с учетом договоров банковского счета.

Базовая доходность вкладов в рублях увеличилась на 0,012–0,254 п. п. По долларовым вкладам базовая доходность также повысилась для всех сроков на 0,051–0,293 п. п. Доходность депозитов в евро до востребования и на срок до 90 дней увеличилась на 0,003 и 0,012 п. п. соответственно, на остальные сроки снизилась на 0,032–0,127 п. п.

В Госдуме предлагают обязать банки платить проценты за пользование деньгами на капремонт

РАПСИ сообщило 24 января о внесении в Госдуму законопроекта, согласно которому банки должны будут платить проценты за пользование денежными средствами фонда капитального ремонта, находящимися на специальных счетах. Агентство ссылается на базу данных нижней палаты парламента. Законопроект предполагает внесение изменений в Гражданский кодекс РФ.

Автор документа указал, что законопроект разработан в рамках реализации реформы ЖКХ и направлен на защиту имущественных интересов собственников помещений в многоквартирном доме. Согласно статье 175 Жилищного кодекса РФ, специальный счет открывается в соответствии с ГК с целью аккумулирования взносов на капитальный ремонт, уплачиваемых собственниками помещений. ГК закрепляет право банка использовать денежные средства, находящиеся на счете. Однако обязанности банка уплачивать проценты за пользование денежными средствами ГК РФ не устанавливает.

Процент предлагается установить в размере ключевой ставки Банка России. Установление данной обязанности не препятствует размещению временно свободных средств со специального счета на специальный депозит в случае, если владелец спецсчета и банк договорятся о большей ставке, чем та, которая будет установлена законом, отмечается в документе.

Минфин с февраля начнет операции по купле-продаже валюты

Минфин России с февраля 2017 года начнет операции по купле-продаже иностранной валюты на внутреннем валютном рынке в размере дополнительных нефтегазовых доходов бюджета. Об этом ведомство сообщило на своем интернет-сайте 25 января.

«В целях повышения стабильности и предсказуемости внутренних экономических условий и снижения влияния изменчивой конъюнктуры рынка энергоносителей на российскую экономику и государственные финансы Минфин России с февраля 2017 года будет осуществлять операции по покупке/продаже иностранной валюты на внутреннем валютном рынке. Для совершения данных операций Минфин России будет привлекать Банк России»,— говорится в сообщении.

Объем операций по купле-продаже валюты будет зависеть от суммы нефтегазовых доходов федерального бюджета. Пока фактическая цена на нефть марки Urals превышает уровень $40 за баррель, Минфин будет проводить операции по купле валюты в объеме дополнительных нефтегазовых доходов. «В случае снижения фактических цен ниже указанного уровня Минфин России будет проводить операции по продаже иностранной валюты в объеме выпадающих нефтегазовых доходов. При этом накопленный объем операций по продаже иностранной валюты не может превышать накопленного с начала проведения операций объема покупок иностранной валюты»,— указывают в Минфине.

Ранее на совещании у президента России Владимира Путина было решено, что дополнительные доходы, поступающие в 2017 году от превышения заложенной в бюджете цены на нефть, не будут направляться на дополнительные расходы.

«Это решение также позволит обеспечить эквивалентность объема операций на валютном рынке величине отклонения фактического объема использования (пополнения) средств суверенных фондов (Резервный фонд и Фонд национального благосостояния) от предусмотренного законом о бюджете в 2017 году. Таким образом, проведение операций на валютном рынке будет иметь в целом нейтральное влияние на состояние денежного рынка»,— говорится в сообщении ведомства.

Банк России заявил, что не видит предпосылок для спекулятивных настроений на валютном рынке

Операции Минфина на валютном рынке не должны оказать существенного влияния на его конъюнктуру и не приведут к формированию спекулятивных настроений, сообщили в ЦБ 26 января.

«Принимая во внимание оценки объемов дополнительных нефтегазовых доходов в 2017 году, предварительно озвученные Минфином России, и предполагаемую равномерность совершения операций на валютном рынке, проведение Минфином операций на валютном рынке не должно оказать существенного влияния на его конъюнктуру»,— цитирует комментарий регулятора портал «Банки.ру».

В ЦБ напоминают, что «динамика курса зависит от множества разнообразных факторов — как внутреннего, так и внешнего характера», поэтому предпосылок для формирования спекулятивных настроений рыночных игроков нет.

Банк России хочет расширить свои полномочия в надзоре за аудиторами

ЦБ в рамках расширения своих полномочий разработал поправки к закону «Об аудиторской деятельности» и направил их на согласование в Минфин — об этом сообщила газета «Коммерсантъ» 26 января.

ЦБ предлагает расширить список финансовых организаций, для кого обязательный аудит прописан в законе «Об аудиторской деятельности»,— банков, страховщиков, НПФ и профучастников. Поправки предусматривают включение в него микрофинансовых компаний, головных организаций банковских групп и холдингов, СРО в сфере финансового рынка, компаний, подконтрольных ПАО. Сейчас их обязанность проводить обязательный аудит (кроме подконтрольных ПАО) отражена лишь в профильных законах.

При этом Банк России намерен вести реестры аудиторов, имеющих право на проведение аудита отчетности поднадзорных ему организаций и ПАО. Для попадания в реестр ЦБ необходимо иметь опыт в сфере аудита финансовых организаций и не менее трех аудиторов в штате. Также ЦБ намерен ограничить поднадзорные организации в выборе проверяющих. Аудиторов будут выбирать не более чем раз в пять лет в ходе открытого конкурса.

Минфин оценил потери государства от банкротства крупных банков в 100 млрд руб.

Замглавы Минфина Алексей Моисеев в ходе заседания Межрегионального банковского совета при Совете Федерации заявил 26 января о том, что государство потеряло из-за банкротства крупных банков 100 млрд руб. При этом он вспомнил Мастер-Банк, Фондсервисбанк, банк «Таврический», Инвестбанк, Внешпромбанк.

Моисеев подчеркнул, что для Минфина важна сохранность «народных денег», поэтому «мы проводили и будем проводить достаточно жесткую политику по отбору банков с точки зрения их качества».

Минстрой намерен продлить программу помощи ипотечным заемщикам

Минстрой намерен продлить программу помощи отдельным категориям заемщиков по ипотечным жилищным кредитам, оказавшихся в сложной финансовой ситуации, до 31 мая текущего года. Соответствующий документ размещен 26 января на федеральном портале проектов нормативных правовых актов. В настоящее время срок окончания действия программы — 1 марта 2017 года. В настоящее время документ проходит антикоррупционную экспертизу.

Программа помощи ориентирована на оказание поддержки наиболее социально незащищенным категориям граждан — заемщикам по ипотечным жилищным кредитам. Среди них семьи с несовершеннолетними детьми, инвалиды, граждане, воспитывающие детей-инвалидов, ветераны боевых действий, а также граждане, на иждивении которых находятся лица в возрасте до 24 лет, являющиеся учащимися, студентами (курсантами), аспирантами, адъюнктами, ординаторами, ассистентами-стажерами, интернами и обучающиеся на очном отделении.

При проведении реструктуризации денежные обязательства заемщика снижаются на 20% остатка суммы кредита, но не более 600 тыс. руб. По выбору кредитора и заемщика допускается как единовременное уменьшение суммы долга, так и предоставление периода помощи на срок до 18 месяцев со снижением на указанный период ежемесячных выплат не менее чем на 50% за счет уменьшения ставки кредитования.

Интернет-торговцы просят Минфин обязать российские интернет-магазины принимать карты «Мир»

Ассоциация компаний интернет-торговли (АКИТ) обратилась в Минфин с просьбой обязать все российские интернет-магазины принимать карты «Мир». Об этом 26 января сообщило издание RT со ссылкой на имеющуюся в его распоряжении копию письма АКИТ главе министерства финансов Антону Силуанову.

Из письма следует, что большинство интернет-магазинов в России (всего их более 40 тыс.) сейчас имеют выручку до 120 млн руб. в год и по действующим нормам не обязаны принимать безналичные платежи. Кроме того, такой обязанности сейчас не имеют и зарубежные интернет-магазины, например Amazon. Все это, согласно позиции АКИТ, приводит ко многочисленным злоупотреблениям. В частности, на рынке сегодня действует большое количество недобросовестных предпринимателей, не уплачивающих установленных государством налогов и сборов, ведущих свою предпринимательскую деятельность только с помощью наличных средств платежа. Отследить деятельность таких магазинов непросто, и подобная ситуация также несет высокий риск для потребителей.

В АКИТ предлагают Минфину разработать и внести в Госдуму проект поправок в закон «О защите прав потребителей» (в статью 16.1). Согласно этой статье, микропредприятия (компании с доходом до 120 млн руб.) сегодня не обязаны обеспечивать возможность оплаты покупки с помощью национальной системы платежных карт («Мир»).

Банк России проверит профпригодность своих сотрудников

Газета «Ведомости» со ссылкой на представителя ЦБ сообщила 27 января о планах регулятора проверить своих сотрудников на профпригодность. Проверка начнется с надзорного блока: тестирование предстоит проверяющим банки, их кураторам и уполномоченным представителям регулятора.

«Банк России внедряет различные технологии оценки персонала, результаты применения которых позволяют актуализировать программы обучения и развития сотрудников, а также используются в качестве дополнительной информации при принятии кадровых решений. Оценка различных категорий сотрудников проводится как в центральном аппарате ЦБ, так и в территориальных учреждениях».

Проверки могут быть как дистанционными, так и очными, в том числе в виде «тестирований, направленных на оценку знаний предметной области и выявление приоритетных для конкретного сотрудника направлений развития профессиональных компетенций».

В ЦБ работают 51 542 рядовых сотрудника, 1830 высокооплачиваемых специалистов и руководителей, 147 руководителей подразделений, начальников главных управлений и управляющих отделениями.

Банк России намерен обязать банки отчитываться о счетах и вкладах госкомпаний

Проект указания, который может обязать кредитные организации отчитываться об имеющихся счетах и депозитах стратегически значимых предприятий оборонно-промышленного комплекса, госкомпаний и внебюджетных фондов, опубликовал 27 января на своем сайте Банк России.

В пояснительной записке к документу отмечается: «Подготовка проекта указания обусловлена необходимостью оперативного введения новой формы отчетности кредитных организаций 0409159 «Сведения о банковских счетах и аккредитивах, о договорах банковского счета и банковского вклада (депозита) отдельных категорий юридических лиц» в рамках реализации указания президента Российской Федерации В. В. Путина от 14 июля 2016 года ... в целях исключения риска утраты таких денежных средств».

Планируемая дата вступления документа в силу — 31 марта 2017 года.

Правительство не планирует вводить ограничения на наличные при покупках

О том, что у правительства «даже в мыслях нет» вводить ограничения на наличные при покупках, заявил 28 января журналистам вице-премьер Аркадий Дворкович. По его словам, рост доли безналичного оборота является общемировым трендом, но это должно происходить естественным образом.

К идее ограничения оборота наличных неделю назад предложил вернуться глава Минфина Антон Силуанов.

Минфин предлагает наказывать банки, испугавшиеся санкций

Минфин предлагает наказывать банки, отказавшие в кредитах каким-либо компаниям из-за санкций. Как сообщил 29 января РБК, такие кредитные организации не смогут работать со стратегически значимыми госпредприятиями и компаниями.

Предлагается дополнительно ужесточить существующий законопроект о 60-миллионных штрафах для стратегически значимых госпредприятий и компаний за работу с банками, не соответствующими требованиям правительства. Правительство сможет лишать права на работу с такими предприятиями даже те банки, которые формально соответствуют его требованиям, следует из поправок к законопроекту, опубликованных Минфином на портале раскрытия проектов нормативных актов.

Права открывать счета стратегически значимым госпредприятиям и компаниям, а также принимать от них деньги на депозиты могут быть лишены банки, ограничившие кредитование «отдельных предприятий и организаций» из-за санкций, действующих в отношении России, следует из поправки, предложенной Минфином. То же наказание может быть применено к банкам в случае, если есть риск (угроза), что они ограничат кредитование каких-либо предприятий и организаций из-за санкций.

Счета в «плохих» банках госпредприятия и компании должны будут закрыть в течение полугода. За работу с такими банками и госпредприятиям, и самим банкам будут грозить штрафы до 60 млн руб. Их должностных лиц оштрафуют на сумму до 1 млн руб. В то же время правительство сможет допускать к работе с госпредприятиями и компаниями банки, которые формально не соответствуют установленным им требованиям. Такое исключение будет сделано для российских банков, попавших под персональные санкции (например, банк «Россия» или СМП Банк).

Объемы перевозок через аэропорты России