Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
О внесении изменений в федеральную целевую программу «Жилище» на 2015–2020 годы.
Постановление от 26 мая 2016 года №466. В рамках госпрограммы «Обеспечение доступным и комфортным жильём и коммунальными услугами граждан Российской Федерации». В частности, вводится новая форма поддержки молодых семей при приобретении (строительстве) жилья: предоставленную такой семье в рамках ФЦП «Жилище» социальную выплату можно будет направить на погашение ипотечного кредита.
Справка
Внесено Минэкономразвития России во исполнение поручения Президента России.
Федеральная целевая программа «Жилище» на 2015–2020 годы (утверждена постановлением Правительства от 17 декабря 2010 года №1050, далее – ФЦП «Жилище») входит в государственную программу «Обеспечение доступным и комфортным жильём и коммунальными услугами граждан Российской Федерации».
Подписанным постановлением в ФЦП «Жилище» внесены изменения.
В частности, вводится новая форма поддержки молодых семей при приобретении (строительстве) жилья: предоставленную такой семье в рамках ФЦП «Жилище» социальную выплату можно будет направить на погашение ипотечного кредита.
Кроме того, введён механизм контроля за соответствием планируемого к приобретению (строительству) жилого помещения (жилого дома) критериям отнесения жилых помещений к жилым помещениям экономкласса.
Принятые решения будут способствовать совершенствованию механизма реализации подпрограммы «Обеспечение жильём молодых семей» ФЦП «Жилище».
31 мая в Астане Владимир Путин примет участие в заседании Высшего Евразийского экономического совета.
Главы государств – участников Евразийского экономического союза обсудят перспективы углубления интеграции, включая формирование общих рынков газа, нефти и нефтепродуктов, обменяются мнениями относительно расширения торгово-экономических связей объединения с зарубежными странами и региональными интеграционными объединениями. По итогам переговоров намечено принятие ряда документов по практическим аспектам функционирования Евразийского союза.
Владимир Путин также проведёт двустороннюю встречу с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.
Президент России прибыл в Астану.
Владимир Путин прибыл в Астану, где примет участие в заседании Высшего Евразийского экономического совета.
31 мая главы государств – участников Евразийского экономического союза обсудят перспективы углубления интеграции, включая формирование общих рынков газа, нефти и нефтепродуктов, обменяются мнениями относительно расширения торгово-экономических связей объединения с зарубежными странами и региональными интеграционными объединениями. По итогам переговоров намечено принятие ряда документов по практическим аспектам функционирования Евразийского союза.
Владимир Путин также проведёт двустороннюю встречу с Президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.
InfoWatch растет быстрее рынка
Виктор Савицкий
Объем продаж группы компаний InfoWatch за прошлый год увеличился на 30% по сравнению с 2014 г., достигнув 1,08 млрд руб. Выручка компании InfoWatch в 2015 г. увеличилась на 20%, по сравнению с 2014 г., до 767 млн руб. 31% от общего объема продаж ГК InfoWatch пришелся на государственный сектор, 21% - на финансовый. Самый высокий рост продемонстрировали продажи продуктов InfoWatch в Северо-Западном федеральном округе России, а также в Республике Беларусь. По мнению экспертов, ГК InfoWatch представила ожидаемо сильные результаты.
"За финансовый 2014 г. выручка ГК InfoWatch составила 831 млн руб. За 2015 г. выручка достигла 1,08 млрд руб. Рост составил 30%. Кризис, о котором так много говорят, на нас тоже сказался. Тем не менее компания продемонстрировала рост. Мы также показали рост рентабельности продаж на 9,7% в 2015 г. Чистая прибыль ГК InfoWatch составила 105 млн руб. В 2014 г. было 62 млн руб.", - сообщила на пресс-конференции, посвященной финансовым итогам ГК InfoWatch за 2015 г., ее генеральный директор Наталья Касперская.
В ГК InfoWatch входят компании InfoWatch, Kribrum, EgoSecure, Appercut, Cezurity, Taiga. Как сообщила Наталья Касперская, выручка компании InfoWatch в 2015 г. составила 767 млн руб., что на 20% выше аналогичного показателя за предыдущий год. Кроме того, она рассказала, что решения InfoWatch Traffic Monitor Enterprise и InfoWatch Traffic Monitor Standard Edition были включены в Реестр российского программного обеспечения (ПО). Также в 2015 г. портфолио решений для защиты от внешних атак было расширено за счет продукта InfoWatch Attack Killer.
Самый высокий рост продемонстрировали продажи продуктов InfoWatch в Северо-Западном федеральном округе России, а также в Республике Беларусь. В 2015 г. были реализованы первые крупные проекты в Таджикистане, Узбекистане, Туркменистане и Киргизии.
Как рассказала Наталья Касперская, наиболее прибыльными стали проекты, реализованные в компаниях государственного сектора, - 31% от общего объема продаж ГК InfoWatch (в 2014 финансовом году - 27%). За ними следуют внедрения в финансово-кредитных и страховых организациях (21%). На нефтегазовый сектор и энергетику пришлись доли в 13% и 12% соответственно. Доля компаний, работающих в сфере торговли и услуг, составила 9%, в области логистики и транспортных перевозок - 7%, в промышленности - 5% и в телекоммуникационном секторе - 2%.
"Рост на 20% - отличный результат для компании, которая входит в число лидеров рынка. При этом значительную часть составляют госзаказчики и госкомпании, что позволило получить положительную динамику. В будущем сохранение договорных отношений с этой группой заказчиков станет драйвером роста выручки, поскольку программное обеспечение входит в список отечественного ПО - приоритетного для закупки. Рост может составить не менее 15%", - сообщил ComNews начальник управления операций на российском фондовом рынке ИК "Фридом Финанс" Георгий Ващенко.
С ним солидарен финансовый аналитик ГК "Финам" Тимур Нигматуллин. "На мой взгляд, компания представила ожидаемо сильные результаты. Стабильный спрос на предлагаемый компанией инструментарий обеспечения информационной безопасности в госсекторе и частных компаниях, а также активная территориальная экспансия на рынок СНГ позволили компании показать двузначные темпы роста выручки на фактически стагнирующем рынке. Впрочем, не исключаю, что рост доли выручки в сегменте B2G мог негативно сказаться на общей прибыльности компании из-за сравнительно низкой маржи. Учитывая конкурентные преимущества и эффект низкой базы, ожидаю, что в текущем году темпы роста также будут двузначными", - сообщил ComNews Тимур Нигматуллин.
Заместитель директора аналитического отдела "Альпари" Наталья Мильчакова также положительно оценивает показатели ГК InfoWatch. "По объему выручки за 2015 г. InfoWatch сопоставима с компанией Zecurion (российская компания, занимающаяся разработкой DLP-систем для защиты от утечек информации - Прим. ComNews), у который выручка составила 711 млн руб. Однако выручка у другого конкурента, компании "Инфосистемы Джет", составила 2,5 млрд руб. Тем не менее, по собственным оценкам компании, она в сегменте услуг информационной безопасности контролирует почти 50% рынка, и мы не считаем, что за 2015 г. ее доля снизилась", - рассказала ComNews Наталья Мильчакова.
Она полагает, что по темпам роста оборота в денежном выражении ГК InfoWatch один из лидеров, так как оборот компании увеличился на 30% за кризисный 2015 г. "Это хорошее достижение. Во многом результаты были ожидаемы, так как компания работает с большим количеством госпредприятий, у которых не снижается спрос на информационную безопасность. Это самый крупный поставщик услуг ИБ государственным структурам, и этот сегмент обеспечивает самые высокие темпы роста оборота", - сообщила Наталья Мильчакова, добавив, что для компании рост оборота в будущем будет прямо пропорционален росту количества заказов в сегменте услуг, оказываемых государственным предприятиям.
Президент России Владимир Путин прибыл в столицу Казахстана Астану, где примет участие в заседании Высшего Евразийского экономического совета и проведет встречу с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.
Ожидается, что главы государств-участников Евразийского экономического союза (ЕАЭС) обсудят перспективы углубления интеграции, включая формирование общих рынков газа, нефти и нефтепродуктов, обменяются мнениями относительно расширения торгово-экономических связей объединения с зарубежными странами и региональными интеграционными объединениями. По итогам переговоров намечено принятие ряда документов по практическим аспектам функционирования ЕАЭС, сообщала ранее пресс-служба Кремля.
В заседании Высшего совета ЕАЭС 31 мая примут участие президенты России, Белоруссии, Казахстана, Армении и Киргизии.
Заседание совета пройдет в узком и расширенном составе, стороны подпишут совместные решения и документы. Далее состоится рабочий завтрак от имени Назарбаева для глав государств-участников совета, после которого итоги заседания подведет председатель Евразийской экономической комиссии Тигран Саркисян, а также ожидаются заявления для прессы.
Россельхозбанк, один из крупнейших банков в РФ, начал обслуживание карт платежной системы "Мир", сообщает кредитная организация в понедельник.
"На данный момент держатели карт "Мир" могут с их помощью осуществлять в банкоматах Россельхозбанка следующие операции: снятие наличных средств, запрос остатка, совершение платежей и переводов средств с карты на карту", — говорится в сообщении.
Также банк проводит необходимые для приема карт "Мир" настройки в информационно-платежных терминалах. В настоящее время сеть устройств самообслуживания Россельхозбанка объединяет более 3,5 тысячи банкоматов и 1,7 тысячи информационно-платежных терминалов. Эквайринговая сеть банка включает в себя 6,5 тысячи терминалов в торгово-сервисных предприятиях.
Национальная система платежных карт (НСПК), которая является оператором системы "Мир", была создана после того, как у российских банков из-за санкций США возникли проблемы с международными платежными системами Visa и MasterCard. Властям РФ пришлось в ускоренном порядке создавать собственную платежную систему.
Банк России и НСПК объявили о начале эмиссии первых карт "Мир" семью российскими банками в декабре. Первыми банками, выпустившими карты системы "Мир", стали Газпромбанк, МДМ банк, Московский индустриальный банк, Связь-банк, работающий в Крыму РНКБ, а также попавшие под санкции банк "Россия" и СМП банк.
В 2016 году планируется выпустить до 30 миллионов банковских карт "Мир". В апреле глава НСПК Владимир Комлев говорил, что на тот момент участниками системы являлись 70 банков, а массовая эмиссия банками РФ карт системы "Мир" начнется с третьего квартала. Россельхозбанк, по данным РИА Рейтинг, занимает 6-е место в банковской системе РФ, с активами в 2,85 триллиона рублей по состоянию на 1 апреля.
Открытие Российского торгового дома – зарубежного представительства Российского экспортного центра (РЭЦ) — состоялось в понедельник в столице Казахстана, передает корреспондент РИА Новости.
"У нас нет ограничений по отраслям и группам товаров, но, в первую очередь, это поддержка несырьевого экспорта, товары переработки, сельхозпродукция, машиностроение, материалы для строительства. Это позволит увеличить наш совместный товарооборот и позволит нам развить те отрасли, которые сейчас мы активно поддерживаем у нас в стране", — сказал журналистам руководитель представительства АО "Российский экспортный центр" в Казахстане Игорь Камынин.
Он отметил, что Российский торговый дом будет служить площадкой для организации бизнес-миссий, переговоров и встреч российских экспортеров и их казахстанских потенциальных потребителей, покупателей. "Наши российские экспортеры смогут здесь создать некие виртуальные офисы: человек может приехать сюда на неделю-две, поработать, организовать здесь встречи", — добавил он.
Камынин заявил, что в Астане будут представлены те экземпляры, которые производят российские экспортеры, уже работающие с Казахстаном и желающие выходить на рынок. "На сегодня уже четыре региона, граничащих с Казахстаном, — это Омская область, Красноярский край, Ханты-Мансийский автономный округ, Томская область, — готовы разместить здесь презентационные площадки своих регионов", — сообщил он.
Вице-министр национальной экономики Казахстана Тимур Жаксылыков, в свою очередь, отметил, что Россия является крупнейшим и главным торговым партнером республики. "В связи с теми экономическими трудностями, которые сейчас переживаем, в ценовом выражении несколько сократился товарооборот, но физические объемы у нас не падают, они растут… У нас с Россией гораздо выше доля торговли конечной продукцией, продукцией обработанной, чем с другими странами, с которыми мы больше торгуем сырьевой продукцией", — добавил Жаксылыков.
Посол России в Казахстане Михаил Бочарников сообщил, что за прошедший год приняли "свыше 130 различных бизнес-миссий и бизнес-делегаций Российской Федерации в Казахстане". По его мнению, это "прямое проявление растущего интереса российских деловых кругов к сотрудничеству с казахстанскими партнерами".
Средняя Азия оккупирует Жуковский
В Подмосковье открылся четвертый аэропорт
Елена Платонова, Евгения Сазонова
В понедельник, 30 мая, Московский авиационный узел пополнился четвертым аэропортом — к Шереметьево, Домодедово и Внуково все-таки добавился Жуковский.
Первой авиакомпанией, которая начнет выполнять регулярные рейсы из Жуковского, будет киргизская Air Kyrgyzstan. Первый рейс намечен на 20 июня, сообщил журналистам представитель перевозчика. Кроме того, на церемонии открытия генеральный директор «Рампорт Аэро» (инвестор и оператор аэропорта Жуковский) Томас Вайшвилла подписал соглашения о перевозках с казахстанской SCAT, а также с двумя российскими грузовыми авиакомпаниями «Скай Гейтс Эйрлайнс» и «Авиастар-ТУ».
Как сообщили в «Ростехе», Air Kyrgyzstan будет осуществлять восемь рейсов в неделю в Бишкек и Ош, а SCAT — 12 еженедельных рейсов в Шымкент, Акобе, Актау и Астану.
Суммарно четыре авиакомпании будут осуществлять примерно 40 рейсов в неделю, а аэропорт — обслуживать до 9 тыс. пассажиров еженедельно.
Владельцы аэропорта
Аэропорт в Жуковском управляется компанией «Рампорт аэро», созданной в 2014 году после проведения конкурса на выбор инвестора. 75% + 1 акция компании принадлежит литовской Avia Solutions, 25% — у транспортно-выставочного комплекса «Россия» (структура «Ростеха»).
Помимо этого, аэропорт заключил соглашение с компанией Masters International General Trading о создании совместного предприятия для строительства и управления грузовым терминалом общей площадью около 14 тыс. кв. м. Строительство, по заявлениям представителей аэропорта, начнется уже в 2016 году.
В «Ростехе» уточняют, что в настоящее время завершен только первый этап строительства, который включал в себя возведение пассажирского терминала площадью 17 тыс. кв. м с пропускной способностью до 2 млн человек в год, а также создание краткосрочной и долгосрочной автостоянок на 200 и 300 мест соответственно. Второй этап включает в себя сооружение второго пассажирского терминала на 6 млн пассажиров в год и строительство грузового терминала (будет завершен до конца 2017 года). Он потребует инвестиций в размере 7,6 млрд руб.
Третий, окончательный, этап строительства продлится до конца 2020 года. В его рамках планируется построить третий пассажирский терминал, в результате чего общая пропускная способность аэропорта возрастет до 12 млн пассажиров в год. Тогда же ожидается, что рядом с аэропортом появятся гостиницы, торговый и офисный центр.
Основной источник своих доходов Жуковский видит в неавиационных видах деятельности: до 70% доходов планируется получать от паркинга, торговых и офисных центров, грузового терминала. В настоящее время в терминале в общей и чистой зонах расположены кофейни, имеется магазин беспошлинной торговли, но товаров на полках нет.
Изначально официальное открытие аэропорта должно было состояться 15 марта, но за пять дней до открытия пресс-служба аэропорта отказалась подтверждать эти сроки «Газете.Ru». В итоге 15 марта состоялось не открытие, а тестирование аэропорта, в котором участвовали волонтеры и один самолет Sukhoi Superjet 100.
Тогда же «Газете.Ru» стало известно, что аэропорт направил предложения о сотрудничестве иностранным компаниям «Таджик Эйр», «Белавиа» и SCAT, а также российским «Ямалу» и «Комиавиатрансу».
Долгая дорога в аэропорт
Основным сдерживающим фактором развития аэропорта в Жуковском, помимо общего переизбытка терминальных мощностей в Москве, является неразвитая инфраструктура вокруг аэропорта, которая уступает по транспортной доступности другим трем аэропортам московского авиаузла. Чтобы доехать до Жуковского, пассажирам придется сначала воспользоваться электричкой до железнодорожной станции Отдых и оттуда ехать на специальных автобусах до аэропорта. Как сообщил во время церемонии открытия губернатор Московской области Андрей Воробьев, осенью 2016 года от Казанского вокзала будет пущены экспресс-поезда типа «Спутник», которые будут следовать с учащенным интервалом.
Существует еще один вариант — доехать от станции метро «Выхино» до города Жуковский, а оттуда добираться до аэропорта. Кроме того, планируется запуск специального шаттла от метро «Котельники», который будет следовать непосредственно до аэропорта.
Ранее председатель совета директоров аэропорта Внуково Виталий Ванцев в интервью «Газете.Ru» недоумевал, как можно мотивировать пассажира, чтобы он выбрал Раменское (к открытию аэропорт переименовали в Жуковский):
«Я не совсем понимаю, что нужно предложить пассажиру, какую цену, чтобы он доехал до Раменского. Если только доплатить. до Раменского нужно ехать только два часа в одну сторону».
Не развитой по сравнению с автомобильными трассами, ведущими к другим московским аэропортам, можно назвать и автодороги, по которым предлагается добираться до Жуковского из Москвы. На многих участках Новорязанского шоссе ведутся ремонтные работы, а Быковское и Жуковское шоссе представляют собой двухполосную автомобильную дорогу не лучшего качества с редкими указателями на аэропорт.
Хотя в 2017 году ожидается, что дорога, ведущая к аэропорту, будет расширена и улучшена. Инвестиции в строительство оцениваются в 2 млрд руб., отметил Воробьев.
Пока транспортная доступность аэропорта уступает аналогичным показателям в Домодедово, Внуково и Шереметьево, пояснил «Газете.Ru» Александр Буртин, соучредитель iFly, которую в начале года прочили в эксплуатанты нового аэропорта. «Чем меньше пересадок, тем лучше. Пассажиры уже привыкли к формату аэроэкспресса, когда железнодорожная ветка подходит прямо к аэровокзалу и аэропорту», — уверен Буртин.
В то же время, по его мнению, если аэропорт позволит несколько снизить стоимость авиабилетов для конечного потребителя, то он может быть потенциально интересен для жителей восточных районов Москвы и Подмосковья.
«Вопрос транспортной доступности аэропорта Жуковский полностью решил бы аэроэкспресс и железнодорожная ветка. Но на данном этапе реализация этого дорогостоящего проекта нецелесообразна. Только когда в аэропорту сложится стабильный поток в 1,5–2 млн пассажиров в год, тогда можно будет говорить о постройке железнодорожной ветки», — соглашается Роман Гусаров, главный редактор отраслевого портала Avia.Ru.
Заоблачные планы
Несмотря на общую негативную экономическую конъюнктуру и снижение наиболее доходного международного авиатрафика, аэропорт в Жуковском рассчитывает уже в 2016 году обслужить около 1,9 млн пассажиров, а к 2021 году нарастить пассажиропоток до 12 млн человек благодаря строительству второго и третьего пассажирских терминалов.
Еще более амбициозные прогнозы по развитию Жуковского у правительства Московской области, которое рассчитывает, что пассажиропоток нового аэропорта к 2019 году будет сопоставим с показателями Внуково.
Тем временем председатель совета директоров Внуково Виталий Ванцев недоумевает, зачем вообще нужен четвертый аэропорт московского авиаузла: «Ну, только если будет у нас троих гигантский рост пассажиропотока, вдруг свободные мощности заполнятся в Шереметьево, Домодедово и во Внуково, ну, наверное, тогда четвертый аэропорт будет востребован», — считает он.
Напомним, что сейчас наблюдается тенденция к снижению пассажиропотока в аэропортах МАУ. За первые четыре месяца 2016 года московские аэропорты обслужили 20,2 млн пассажиров, что на 2,4% ниже, чем за тот период 2015 года. Московский Домодедово прогнозировал, что в 2016 году аэропорт ждет падение пассажиропотока примерно на 5% к 2015 году. В прошлом году три аэропорта МАУ обслужили 77,9 млн пассажиров (Шереметьево — 31,6 млн, Домодедово — 30,5 млн , Внуково — 15,8 млн).
«Конечно, пару лет назад Жуковский был бы более востребован, чем сейчас. При сегодняшнем раскладе уже действующие аэропорты достаточно свободны, предоставляют требуемые слоты, условия работы сопоставимы с теми, что могут быть и здесь. Безусловно, фактор цены будет играть свою роль», — рассуждает Буртин.
Лоукостеры не торопятся
Аэропорт Жуковский готов привлекать новые авиакомпании более выгодными тарифами на свои услуги, отметили в разговоре с «Газетой.Ru» несколько участников церемонии открытия. Один из собеседников сказал, что в связи с дерегулированием тарифов на аэропортовые услуги стоимость услуг в других аэропортах начала расти, и в этом отношении Жуковский может оказаться привлекательным для небольших авиакомпаний, которые сейчас и без того испытывают немалые финансовые трудности.
Еще одним преимуществом Жуковского является самая длинная в Европе взлетно-посадочная полоса. Ее длина составляет 5,5 км. То есть ВПП не имеет никаких ограничений по типам воздушных судов.
Аэропорт Жуковский потенциально наиболее интересен авиакомпаниям лоукост-сегмента и чартерным перевозчикам, полагает Гусаров. Он подчеркивает, что вся инфраструктура аэропорта приспособлена для обслуживания бюджетных авиаперевозчиков: в нем нет телетрапов («рукавов»), перрон находится прямо у терминала, нет необходимости возить пассажиров на автобусах, нет загруженности воздушного пространства.
Ранее сообщалось, что единственный российский лоукостер «Победа» может перейти из Внуково в новый аэропорт МАУ, однако компания неоднократно заявляла, что пока таких планов нет. «Если аэропорт будет с хорошей транспортной доступностью для пассажиров, с тарифами наземного обслуживания ниже, чем Внуково, то базирование лоукостера могло бы стать предметом для обсуждения», — поясняли ранее «Газете.Ru» в «Победе». Тогда же там уточнили, что другие компании группы, включая сам «Аэрофлот», не собираются летать из Жуковского. Сегодня «Газете.Ru» в «Победе» подтвердили, что на текущий момент позиция у компании не поменялась.
Потенциально Жуковский может привлечь и региональные авиакомпании, где платежеспособность населения невысокая, рассуждает Гусаров.
«Россияне постепенно начинают привыкать к лоукост-сегменту, и те, кто уже опробовал на себе бюджетные авиалинии, знают, что такие авиакомпании летают из удаленных аэропортов, которые могут находиться от конечного пункта назначения в сотне километров». По его словам, более низкая стоимость перевозки компенсирует эти неудобства.
Обама заменил Россию Хиросимой
Саммит G7 завершился осуждением России и трауром в Хиросиме
Игорь Крючков
«71 год назад, светлым безоблачным утром смерть упала с небес и мир изменился, — говорил Обама в Мемориальном парке мира города Хиросимы, где до сих пор стоят разрушенные ядерным взрывом обломки зданий. — Вспышка света, — и стена огня уничтожила город и показала человечеству, что у него появилась возможность уничтожить само себя».
«Души погибших взывают к нам. Они говорят о том, кем мы стали, и о том, кем мы можем стать в будущем», — добавил американский лидер.
Без извинений
6 августа 1945 года американский бомбардировщик сбросил на японский город Хиросиму атомную бомбу Little Boy («Малыш»). 9 августа бомба Fat Man («Толстяк») была сброшена на Нагасаки. Это не только заставило милитаристскую Японию объявить о капитуляции менее чем через неделю, но и привело к ускоренной разработке атомной бомбы в СССР.
В пятницу Обама встречался с жертвами американской бомбардировки в Хиросиме, возлагал цветы на мемориалы и писал в гостевой книге местного музея о необходимости безъядерного мира. Это произошло уже после официального закрытия двухдневного саммита «большой семерки» в Японии, но торжественная церемония стала логическим и смысловым завершением мероприятия.
Первый в истории визит американского лидера в Хиросиму стал, бесспорно, очень важным шагом для преодоления трагических последствий Второй мировой войны, которые мир ощущает до сих пор.
Как и ожидалось, за уничтожение от 100 до 200 тысяч человек от американской ядерной бомбы Обама прощения не попросил. Его предшественник, президент США Джордж Буш-старший еще в 1990-х годах объяснял, что слово «извините» будет означать «ревизионизм существующего порядка». Очевидно, сегодня Белый дом думает также.
Церемония в Хиросиме очень важна, прежде всего, для американо-японских отношений, заявил «Газете.Ru» бывший российский дипломат, эксперт по международным организациям Александр Горелик. «Речь Обамы в Хиросиме была тщательно выписана и, действительно, полна смысла. Над ней очень хорошо поработали спичрайтеры, — рассказал он. — Даже несмотря на то, что извинений Обама так и не произнес, его визит и слова дают очень позитивный импульс развитию отношений США и Японии. С одной стороны, они очень близки со времен окончания Второй мировой, с другой — в их взаимоотношениях есть немало проблем».
Однако в более широком контексте слова Обама о ядерном разоружении говорили и о другой, гораздо более опасной современной проблеме. После присоединения Крыма к России между Москвой и Вашингтоном полностью прервался диалог о нераспространении атомных вооружений.
Потерянная Россия
Между РФ и США до 2020 года действует договор об ограничении стратегических наступательных вооружений в его третьей редакции (СНВ-III). Этот режим действует до 2020 года. Что придет на смену этому договору, и придет ли — неясно. То есть уже через четыре года США и Россия могут остаться без юридических ограничений на ядерные арсеналы. Это может подтолкнуть стороны на новый виток гонки вооружений.
Тем временем, Россия проводит модернизацию своей военной ядерной программы, которая должна завершиться к 2021 году и стоить около 2 трлн рублей. США, в свою очередь, недавно объявили о том, что только в 2017 году направят на модернизацию ядерного потенциала $16 млрд, то есть более чем половину от стоимости всей отечественной программы модернизации.
Россия демонстративно отказалась от участия в саммите по ядерной безопасности в конце марта, который считается главной площадкой для обсуждения проблем нераспространения, напомнил «Газете.Ru» директор Института стратегических оценок Сергей Ознобищев. Проведение таких «ядерных саммитов» каждые 2 года было инициативой Барака Обамы, что будет с этим переговорным форматом после завершения его президентского срока, неясно, и это — большое упущение, считает эксперт.
«Это тревожный сигнал. Понятно, что отношения между Россией и США при Обаме находились на низком уровне, во многом из-за личного фона. Но сейчас даже в Кремле многие понимают, что с уходом нынешнего президента США закрывается то окно возможностей, которого не будет ни при Дональде Трампе, ни при Хиллари Клинтон, которые сейчас видятся наиболее вероятными кандидатами на пост президента на нынешних выборах в США», — считает Ознобищев.
Завершившийся саммит G7 в Японии — уже третий без участия России. Страну исключили из тогда еще «большой восьмерки» в 2014 году, после присоединения Крыма в состав РФ.
В финальном коммюнике бывшие коллеги России по «элитному клубу» ведущих держав упомянули страну в двух контекстах: позитивном и негативном. Первый касался международным инициативам по преодолению военного конфликта и борьбе с терроризмом в Сирии, где Россия играет конструктивную и активную роль, как гласит текст G7.
Второй контекст — ситуация на востоке Украины. Страны «большой семерки» не стали утверждать, что Россия является одной из сторон конфликта между Киевом и самопровозглашенными Луганской и Донецкой народными республиками (ЛНР и ДНР). Тем не менее, G7 призвала Москву «использовать свое влияние на сепаратистов» ЛНР и ДНР, чтобы подтолкнуть их к реализации Минских соглашений, согласно которым перестрелки нужно прекратить, а в народных республиках провести выборы по украинскому законодательству.
Только в случае полного выполнения этих соглашений с России снимут международные санкции, гласил текст принятого в Японии коммюнике. Речь идет только о тех санкциях, которые введены после начала конфликта в Донбассе. Срок действия нынешних европейских санкций истекает 31 июля. Западные политики ранее дали понять, что продлят их без разногласий.
Кроме того, страны G7 объявили, что не признают российского статуса Крыма и намерены сохранить экономические санкции, введенные после «крымской весны».
«Россия очень давно стремилась в «большую семерку», потому что тогда считала, что нужно быть представленной на всех серьезных международных площадках, — рассказал Сергей Ознобищев. — Но для того, чтобы делать это эффективно, нужно понять, как этими площадками пользоваться».
Назад на Запад
По мнению собеседника «Газеты.Ru», потенциал возвращения в группу есть, но для этого нужно дождаться, когда и Кремль, и сама «семерка» будут к этому готовы. После ухода России из «большой семерки» это объединение вновь стало «коллективным Западом» и, похоже, этот откат на предыдущий этап удовлетворяет обе стороны.
«Объединение вернулось в состояние времен однополярного мира. В нынешней G7 США остаются бесспорным лидером при всем соблюдении дипломатических процедур, — рассуждает дипломат. — В этом смысле «группа семи» как катализатор решений мировых проблем, конечно, потерял. Но не слишком много».
Единственный очевидный минус для России вне рамок «восьмерки» — это потеря достойной экспертной базы. «Здесь работают международные эксперты высочайшего класса, которые на саммитах «семерки» делятся ценными данными по целому ряду вопросов: от военных проблем до вопросов сохранения климата. Все это пригодилось бы и России, — добавил Горелик. — Однако власти РФ на данном этапе пришли к выводу, что это не принципиально. К тому же, сейчас Россия ничего не может поделать с тем, что ее исключили».
Россия сохранила членство в других международных форматах: G20, ШОС и BRICS, напомнил собеседник «Газеты.Ru». Москва также не разорвала двусторонние контакты с западными странами. «Россия даже смогла заработать политические очки, когда очень спокойно отреагировала на выход из «большой восьмерки», — добавил эксперт.
По мнению Ознобищева, между тем, в 2016 году чувствуется, что Россия снизила антизападную риторику и «Вспомните речь Дмитрия Медведева на Мюнхенской конференции по безопасности. Вспомните «Прямую линию» с президентом Владимиром Путиным. На нем было мало огульной критики в отношении Запада, была трезвая оценка, — рассуждает собеседник «Газеты.Ru». — Кремль дает понять: да, между Россией и Западом есть проблемы, но их можно преодолеть».
27 мая Владимир Путин начал свой визит в Грецию, где он также стремится показать конструктивность российской позиции. Что делать с этим сигналом, G7 будет обсуждать, очевидно, уже на следующем саммите.
Хроника одного региона
Автор: Александр КОЗЫРЕВ. (Соб. корр. «Правды»). г. Красноярск.
Что они ни делают, не идут дела
В советское время трижды орденоносный Красноярский край справедливо называли локомотивом экономики. Либеральные реформы мало чего оставили от экономического величия. По обнародованным на днях данным, край имеет самый дефицитный в стране бюджет: с минусом в 11 миллиардов рублей он стал лидером в компании банкротов.
В СВОЁ ВРЕМЯ губернатор Хлопонин гарантировал региону «экономический рывок». Может, и получилось бы, да призвали Александра Геннадиевича в высшие эшелоны власти. Эстафету правления принял Лев Кузнецов, при котором умножался его личный бюджет, но не краевой.
Нынешний губернатор Виктор Толоконский обещал снизить дефицит до 5 миллиардов. Не получается…
Впереди — выборы. Есть повод для новых фантазий.
У «Сказки» печальный конец
Жаркое противостояние между простыми гражданами и силовиками развернулось на одной из улиц краевого центра. Поводом стало решение городских властей снести детский сад «Сказка», расположенный в частном доме. И это при остром дефиците мест в дошкольных учреждениях.
РОДИТЕЛИ были довольны условиями для воспитанников «Сказки», но чиновники посчитали здание незаконным, судебное решение о его сносе было вынесено ещё четыре года назад. Собственник здания за это время безуспешно пытался обжаловать вердикт суда, однако ни одна инстанция так и не признала его правоту.
Накануне в «Сказке» в знак протеста забаррикадировались около 10 родителей с детьми. Судебные приставы без сострадания точно по расписанию начали демонтаж здания и системы отопления.
По зову родителей приехали депутаты Законодательного собрания и городского Совета, но и они не смогли остановить разрушительный процесс.
Прибывший в «горячую точку» чиновник успокоил: часть воспитанников уже определены в муниципальные детские сады, а с остальными семьями вопрос будет решаться индивидуально.
Казалось бы, инцидент исчерпан. Но этот случай ещё раз показал, как беззащитен в России малый бизнес. В Красноярске снесены десятки торговых павильонов. Ставшие популярными магазины вытесняются с привычных мест и вынуждены начинать бизнес с нуля.
Рубильник — аргумент бездушных
Красноярские энергетики оставили почти 20 тысяч дачников без электричества: его отключили сразу в нескольких десятках садовых обществ.
САДОВОДЫ — люди старой закалки, платежи вносят без задержек, никаких долгов нет, все документы в порядке, а специалис-ты проверяли сети не так давно. То есть никаких очевидных причин для отключений не было.
По словам дачников, таким образом энергетики их шантажируют, пытаются передать им бесхозные и убыточные сети. А ведь для многих бабушек и дедушек имеющиеся «шесть соток» — не место отдыха с шашлыками, а одна из немногих возможностей прокормить себя. Но шансов мало, когда рубильник в руках самодуров.
Только с виду колбаса
Ну вот и сбылись мечты граждан, которые в советское время якобы страдали от недостатка колбасы. Стратегического продукта нынче — завались. Но легче не стало.
СТО ПРОЦЕНТОВ образцов мясных изделий, проверенных не так давно Красноярским центром стандартизации и метрологии, оказались фальсификатом.
В поле зрения контролёров попали образцы варёной «Докторской» и «Молочной», «Краковской», «Таллинской» и «Салями венской». Это были продукты известных фирм, и специалисты разумно полагали найти в них свинину и говядину, шпик, яичные продукты, молоко, сахар-песок и пряности. Именно из таких ингредиентов производится правильная колбаса. А там оказались соевые белковые продукты, каррагинан, крахмал, животный белок, мясо птицы, железистая ткань, субпродукты. Результаты исследования направлены в краевое управление Роспотребнадзора.
Минэкономразвития против изменений в технический регламент на масложировую продукцию
Министерство экономического развития РФ опубликовало отрицательное заключение ОРВ на проект Решения Совета Евразийской экономической комиссии о внесении изменений в технический регламент Таможенного союза на масложировую продукцию. Проектом акта предполагается установить требования к перевозке растительного масла и установить численное значение критерия рафинации на уровне 0,9 мэкв/кг.
Ранее на площадке Минэкономразвития проходило открытое обсуждение данного проекта со всеми заинтересованными участниками, включая разработчиков документа, отраслевых экспертов, адресатов регулирования как в лице производителей, так и транспортировщиков масла. Участники совещания представили две позиции: как в пользу предлагаемых изменений, так и против них. В результате комплексной оценки документа, с учетом мнений специалистов, поступивших в ходе проведения публичных консультаций, Минэкономразвития сделан следующий вывод: за исключением положения о дополнении регламента перечнями веществ, после перевозки которых в транспортных средствах запрещается перевозить растительное масло, другие проектируемые изменения к регламенту недостаточно обоснованы и устанавливают избыточные требования.
Так, предлагаемая редакция 10 статьи регламента, о дезодорации масел после их транспортирования в жидком нерасфасованном виде, содержит риск требования обязательной неоднократной рафинации всех видов растительного масла, что может привести к утрате вкусовых и иных пищевых свойств.
В 15 статье регламента разработчик предлагает установить обязательное требование к автомобильным и железнодорожным цистернам и контейнерам в части выполнения их внутренней поверхности из нержавеющей или низкоуглеродистой стали.
В настоящий момент на долю таких цистерн приходится только 7%, изначально используемых для перевозки продукции с более агрессивной средой (соков и виноматериалов).
В существующей практике отечественной транспортировки масел используются цистерны из низколегированных сталей с возможностью последующего нанесения на внутреннюю поверхность защитных гигиенических покрытий. В этом процессе задействовано 100 предприятий и 3100 железнодорожных вагонов-цистерн. Все вагоны подлежат логистическому контролю, направленному на то, чтобы не допустить перевозку масел в цистернах, где ранее перевозились непищевые грузы. С учетом того, что российские масла уже много лет успешно конкурируют с европейскими продуктами, международные требования по качеству и безопасности соблюдаются. Разработчиком нового регулирования не было представлено подтвержденной информации о случаях нарушения требований перевозки растительных масел, а следовательно, не совсем ясно, для чего нужно такое глобальное переоснащение транспортной системы.
«Замена существующего парка цистерн только в Российской Федерации потребует инвестирования в размере до 18 млрд. рублей и сроков от 3 до 6 лет. Информации об объемах перевозок других стран – членов Евразийского экономического союза разработчик не предоставил», - комментирует заключение директор Департамента оценки регулирующего воздействия Минэкономразвития России Вадим Живулин.
Другое требование, относящееся к установлению допустимого уровня перекисного числа, по мнению Минэкономразвития, также является избыточным. Необходимость его снижения с 10,0 мэкв/кг (установленной международной нормы) до 0,9 мэкв/кг не носит научного обоснования. Кроме того, по мнению экспертов, принявших участие в публичном обсуждении проекта акта, перекисное число не является основным показателем окислительной порчи жиров, в отличие от анизидивного числа, показывающего вторичные продукты окисления (альдегиды, кетоны, оксикислоты и др., которые представляют опасность для человеческого организма).
Enel запускает свою самую большую солнечную электростанцию в Чили
Enel, действуя через свою дочернюю компанию Enel Green Power Chile Ltda. ("EGPC"), завершила строительство и ввела в промышленную эксплуатацию Finis Terrae, свой самый большой солнечный парк в Чили.
Finis Terrae, расположенная в муниципалитете Мария-Элена (регион Антофагаста), что в 1300 км к северу от Сантьяго, имеет установленную мощность 160 МВт. Finis Terrae сможет вырабатывать более 400 ГВтч в год, что эквивалентно потребностям порядка 198 000 чилийских семей, избегая при этом выброса более 198 000 тонн углекислого газа в атмосферу.
Инвестиции, вложенные в строительство солнечного парка, составили около 270 миллионов долларов США, что соответствует бизнес-плану Группы Enel.
В настоящее время Enel через свою дочернюю компанию в Чили управляет портфелем активов общей установленной мощностью 880 МВт, из которых 364 МВт приходится на ветропарки, 430 МВт на солнечную генерацию и 92 МВт гидроэлектроэнергетику. Кроме того, на стадии строительства у Enel Green Power Chile находятся проекты мощностью 300 МВт, которые после своего завершения увеличат общю установленную мощность Enel в Чили до 1 200 МВт. Среди таких проектов, Cerro Pabellón, который будет иметь общую установленную мощность 48 МВт и станет первой геотермальной станцией в Южной Америке.
В ФЦП «Жилище» на 2015–2020 годы внесены изменения
Председатель Правительства РФ Дмитрий Медведев подписал, подготовленное Минэкономразвития России, постановление №466 о внесении изменений в федеральную целевую программу «Жилище» на 2015–2020 годы.
Федеральная целевая программа «Жилище» на 2015–2020 годы (утверждена постановлением Правительства от 17 декабря 2010 года №1050) входит в государственную программу «Обеспечение доступным и комфортным жильём и коммунальными услугами граждан Российской Федерации».
Подписанным документом в ФЦП «Жилище» внесены изменения.
В частности, вводится новая форма поддержки молодых семей при приобретении (строительстве) жилья: предоставленную такой семье в рамках ФЦП «Жилище» социальную выплату можно будет направить на погашение ипотечного кредита.
Кроме того, введён механизм контроля за соответствием планируемого к приобретению (строительству) жилого помещения (жилого дома) критериям отнесения к жилым помещениям экономкласса.
Принятые решения будут способствовать совершенствованию механизма реализации подпрограммы «Обеспечение жильём молодых семей» ФЦП «Жилище».
Цена предательства
Автор: Сергей КОЖЕМЯКИН. (Соб. корр. «Правды»). г. Бишкек.
Ташкент простился с трамваями. Согласно решению городских властей, оставшиеся маршруты полностью закрыты. Уничтожение одной из визитных карточек узбекской столицы стало продолжением других подобных шагов, включающих снос памятников, вырубку парков и тотальное переименование городских объектов.
ПЕЧАЛЬНОЕ для большинства коренных жителей Ташкента сообщение прозвучало ещё в марте. Хоким (мэр) города Рахмонбек Усманов заявил тогда, что до конца мая последние шесть трамвайных маршрутов будут закрыты, а линии — полностью демонтированы. «Дальнейшее развитие транспортной инфраструктуры Ташкента будет осуществляться без наземного электрического транспорта, к лету мы закроем оставшиеся трамвайные маршруты», — заявил градоначальник. Как уточнили в администрации, решение принято в связи с увеличением количества автомобилей и якобы неэффективной работой трамвайного транспорта.
Это утверждение более чем спорно. Даже после закрытия в 2011 году целого ряда трамвайных маршрутов этим видом транспорта ежедневно пользовались около 100 тысяч горожан — ненамного меньше, чем метрополитеном (150 тысяч). Кроме того, ставка на автобусы и маршрутные такси как основной вид общественного транспорта оказывает негативное влияние на экологию Ташкента. Задымлённость и смог, прежде незнакомые горожанам, стали привычными признаками столицы Узбекистана. Этому способствовала и полная ликвидация троллейбусных маршрутов шесть лет назад. Тогда городские власти также объяснили свой шаг соображениями экономической эффективности: дескать, данный вид транспорта приносит больше убытков, чем выгоды. Тем не менее 2 мая, то есть даже раньше объявленного срока, в Ташкенте был закрыт последний трамвайный маршрут.
Подобные решения можно было бы назвать промахами, свойственными администрациям любых уровней, если бы они не приобрели характер устойчивой и крайне тревожной тенденции. Создаётся впечатление, что руководство Узбекистана поставило перед собой цель вытравить из граждан малейшую память о советском прошлом и даже шире — о всей эпохе в составе сначала Российской империи, а затем СССР. И дело не только в трамваях, курсировавших по столице свыше ста лет и ставших одним из символов города. Власти планомерно уничтожают всё, что ещё напоминает о прежнем Ташкенте.
Началась эта кампания с переименования улиц и других городских объектов. В Ташкенте, как, впрочем, и в других населённых пунктах страны, сегодня не встретишь улиц Ленина, Маркса или Горького. Их переименовали ещё в начале 1990-х годов. Затем очередь дошла и до всех остальных «чуждых» топонимов. Столичная улица Пушкина стала проспектом Мустакиллик, Толстого — улицей Олой, Радищева — улицей Орзуманд и т.д.
Параллельно в Ташкенте сносили памятники, не вписавшиеся в идеологические клише новых властей. В 2008 году был уничтожен знаменитый монумент Дружбы народов, установленный в память о семье Шамахмудовых, которая в годы Великой Отечественной войны усыновила 15 эвакуированных в Узбекистан детей. Спустя три года из центра города в один из парков был перенесён памятник герою войны Сабиру Рахимову. В прошлом году такая же судьба постигла памятник Пушкину. Одноимённую площадь уничтожили, чтобы выровнять огибавшую её улицу, а монумент перенесли к… министерству лёгкой промышленности.
Не меньшее возмущение жителей Ташкента вызывает ещё один, без преувеличения, варварский способ борьбы с прошлым — массовая вырубка деревьев (на снимке). И не абы каких, а чинар, являющихся одной из самых узнаваемых примет города. Это растение, по-научному именуемое платаном восточным, высаживалось в Ташкенте ещё в конце XIX века, а в советское время стало самым распространённым деревом узбекской столицы. Сделано это было не по чьей-то прихоти, для жаркого среднеазиатского климата лучшего варианта не найти: раскидистые ветви чинары спасали прохожих от палящего солнца. Кроме того, эти деревья отличаются крайней неприхотливостью и долголетием. Мощная корневая система позволяет чинаре добывать необходимую ей влагу, что делает её «природным насосом».
Казалось бы, кому могут помешать деревья? Судя по всему, могут, и не кому-нибудь, а самому президенту. Несколько лет назад Ислам Каримов объявил вдруг, что-де чинара — вредное дерево, собирающее много пыли и вызывающее аллергию. Абсурдное заявление было воспринято как приказ, и в Ташкенте началось настоящее истребление благородных деревьев. Первым пострадал сквер Амира Темура (бывший сквер Революции), который долгие годы пользовался репутацией «сердца города». Расположенный в самом центре столицы, он являлся самым любимым местом отдыха горожан. В 2009 году огромные платаны, украшавшие парк, были вырублены. Теперь это просто огромная площадь с редкими чахлыми кустиками, в центре которой возвышается конная статуя полководца Темура (Тамерлана).
Варварская вырубка продолжается до сегодняшнего дня. В январе нынешнего года был полностью очищен от чинар проспект Мустакиллик, являющийся частью «президентской трассы», по которой Каримов каждое утро едет на работу. Тысячи горожан в том же месяце подписались под петицией, требующей остановить эту дикую практику. «Ташкент оголился, он становится похож на асфальтово-бетонную пустыню. Просим остановить варварскую вырубку чинар!» — говорится в обращении.
К мнению жителей чиновники, разумеется, не прислушались. Они, похоже, всё сильнее отрываются от реальности, живя в мире мифов и страха перед потерей власти. Иначе трудно объяснить столь патологическую ненависть к прошлому, проявляющуюся, например, в речах президента. Выступая недавно на заседании фонда развития детского спорта, Ислам Каримов заявил, что «эпоха СССР породила тяжкие недуги наших детей». По его словам, в те времена жители Узбекистана и мечтать не могли «о современных плавательных бассейнах, теннисных кортах или гимнастических залах». «К примеру, когда речь шла о плавании, мы представляли себе купание в арыках или каналах, не отвечающих элементарным требованиям санитарии. В результате этого среди населения республики, особенно среди детей, росла заболеваемость тяжёлыми недугами», — выдал глава государства. Только благодаря усилиям действующей власти, добавил он, стала исправляться «тяжёлая ситуация, оставшаяся от колониального строя».
В ходе того же выступления Каримов раскритиковал пионерскую и комсомольскую организации советской эпохи. «Хочу сказать, что из комсомола не вышел ни один лидер. Не было среди них ребят, которые бы удовлетворяли нас, сегодняшние наши требования. В этой организации больше всего формировали людей, готовых к предательству», — заявил он. Оговорка получилась знаковой. Пройдя путь от пионера и комсомольца до первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана, президент действительно показал яркий пример предательства. Его последствия — с каждым годом всё более дикие — жители республики расхлёбывают до сих пор.
Вход в новый парк с аттракционами и контактным зоопарком будет бесплатным.
Ко Дню эколога в природно-историческом парке «Москворецкий» планируют открыть первый парк волшебства и отдыха для всей семьи Skazka. Первых посетителей он должен принять в течение недели после 5 июня. «Это такой семейный парк шаговой доступности, то есть он вместит небольшое количество посетителей. Парк больше ландшафтный», — рассказал руководитель Департамента природопользования и охраны окружающей среды Антон Кульбачевский на пресс-конференции.
Парк для всей семьи занимает 3,5 гектара около Живописного моста. Одновременно он сможет принять более трёх тысяч человек. Вход сюда будет бесплатным. Парк посвятят героям отечественных сказок и современных мультфильмов. В нём появятся колесо обозрения с панорамным видом на Серебряный Бор и Живописный мост, современные аттракционы, контактный зоопарк.
День эколога отметят 5 июня. В честь праздника легкоатлетические забеги пройдут в 10 природных парках: Москворецком, Бирюлёвском дендропарке, Крюковском лесопарке, в «Сокольниках», в Битцевском лесу, в «Покровском-Стрешневе», в «Измайлове», Тропарёвском, «Долине реки Сетунь» и «Кузьминках-Люблине». Победителей наградят памятными призами, сувенирами и дипломами. «В забеге могут принять участие все желающие — взрослые и дети. Кроме марафона, будут организованы экологические викторины и квесты», — добавил глава Департамента.
В природно-историческом парке «Измайлово» пройдёт спортивно-экологический праздник «Забежим в Измайлово». Мероприятия проведут также в экоцентре «Царская пасека», в Бирюлёвском дендропарке, экошколе «Кусково». Экоцентр «Воробьёвы горы» в праздник ждёт посетителей на экскурсию.
В Парке Горького 5 июня пройдёт II Всероссийский детский экологический фестиваль. В программе более 60 мероприятий: мастер-классы, квесты, конкурсы, кинопоказы, танцы. Здесь появятся инсталляция «Лабиринт манула» и площадка «Ботаны-партизаны», мобильный планетарий, лаборатория Московского зоопарка, шатёр-лекторий, съёмочная площадка проекта «Послание планете». Маленьких гостей ждут в детском гайд-парке с информационными стендами об утилизации батареек, макулатуры, стеклянной и пластиковой тары и на игре «Будь министром экологии».
Парк Победы ко Дню эколога устроит парад «Флора и фауна» и эковикторины для детей. Зрителям покажут театральную постановку «Природа и я», перед ними также выступят музыканты. Для любителей здорового образа жизни проведут спортивную тренировку и танцевальный мастер-класс. Весь день в парке будет работать экомаркет.
В первом полугодии максимальный размер выданной жилищной субсидии в Центральном военном округе (ЦВО) составил более 16 млн рублей. Ее получил военнослужащий с составом семьи 9 человек, который выбрал местом жительства Екатеринбург, сообщила руководитель федерального государственного казенного учреждения «Центррегионжилье» Наталия Мартынова.
«Всего Центральным региональным управлением были выполнены социальные обязательства по обеспечению постоянным жильем перед 679 военнослужащими, из которых 520 человек получили жилищные субсидии», – отметила Наталия Мартынова.
Что касается служебного жилья, то в отчетном периоде его получили 1568 военнослужащих, добавила руководитель учреждения.
В настоящее время на территории ЦВО осуществляют деятельность 5 отделов в Самаре, Новосибирске, Иркутске, Оренбурге и Саратове и 15 отделений по субъектам Российской Федерации, что обеспечивает максимальную эффективность жилищного обеспечения военнослужащих.
Пресс-служба Центрального военного округа
Россия – АСЕАН: по следам события
Виктор СУМСКИЙ
После окончания в Сочи юбилейного саммита Россия – АСЕАН, посвящённого 20-летию диалогового партнёрства между сторонами, прошло чуть более недели. Можно ли что-то добавить к потоку комментариев, которые были посвящены этому событию? И главное: какие выводы напрашиваются по итогам саммита?
Во-первых, это несомненная дипломатическая победа, причём для обеих сторон одновременно. Приняв в Сочи высших руководителей 10 стран-участниц АСЕАН (за исключением Филиппин, где Родриго Дутерте – новый президент, избранный 9 мая, ещё не вступил в должность официально), Россия в очередной раз опровергла нелепый тезис о её «изоляции» в международных делах. Что же касается лидеров государств Юго-Восточной Азии, то не секрет, что их неоднократно и разными способами склоняли к тому, чтобы они включились в кампанию по «изоляции» России. Избрав иную позицию, АСЕАН подтвердила свой коллективный статус субъекта международных отношений, отвергающего внешний диктат.
Во-вторых, на профессиональном жаргоне дипломатов встречи, подобные этому саммиту, принято сейчас называть «субстантивными». Говоря по-русски - содержательными. Общение лидеров России и АСЕАН не вылилось в ритуальные действа и светские разговоры, какими изобиловал состоявшийся несколько дней спустя саммит G7. Как в многостороннем формате, так и во время двусторонних переговоров в Сочи обсуждались конкретные планы сотрудничества, скреплялись договорённости о реализации совместных проектов в сфере энергетики, транспортной инфраструктуры, логистики, производства продовольствия, военно-технического сотрудничества, обговаривались масштабы и сферы приложения инвестиций, перспективы создания зон свободной торговли.
В-третьих, общего реалистичного настроения участников встречи отнюдь не нарушило российское предложение приступить к предметной проработке вопроса о трансрегиональном экономическом взаимодействии по линии Евразийский экономический союз (ЕАЭС) – Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) – АСЕАН. Заинтересованная реакция на эту идею со стороны руководителей государств Юго-Восточной Азии – признак понимания как заложенных здесь экономических возможностей, так и геополитических последствий её реализации. Ведь по большому счёту речь идет о подведении экономического фундамента под теорию и практику строительства многополярного мира. В условиях развёртывания американского проекта Транстихоокеанского партнёрства, исключающего Россию и Китай, это особенно важно.
Возможно, совокупный и объективный итог Сочинского саммита заключается в том, что, сделав ставку на укрепление взаимосвязей, Россия и АСЕАН продемонстрировали друг другу и остальному миру приверженность делу укрепления безопасности в Азии, а тем самым поддержали и перспективу многополярного мира – мира, в котором никто не вправе расписывать «правила игры» для всех по собственному усмотрению.
Сказав это, нельзя умолчать и о том, что внешние условия диалогового партнёрства Россия – АСЕАН весьма существенно отличаются от тех, в которых оно начиналось 20 лет назад. Если на склоне ХХ и на заре ХХI века переход от однополярного мира к многополярности совершался более или менее плавно, то в начале текущего десятилетия ситуация изменилась. Перемены стали происходить в трудно предсказуемом, конфликтном, тревожном режиме. Чётко обозначилась тенденция к поляризации сил и в планетарном масштабе, и на уровне регионов.
В этих условиях и России, и странам АСЕАН зачастую приходится выбирать не между «плохим и хорошим», а между «неважным и худшим». Обструкционистские действия Запада мешают нормальным торгово-инвестиционным связям и превращают в насмешку ещё недавно популярный тезис о всеобщей «экономической взаимозависимости» как о гарантии всеобщего мира. Демонизация России, ставшая для глобальных (читай: западных) СМИ любимым занятием, ещё больше осложняет преодоление того информационного разрыва (information gap), на который и россияне, и представители государств Юго-Восточной Азии часто сетуют как на помеху своему сотрудничеству.
Судьба «дорожной карты», одобренной партнёрами по диалогу в Сочи, в огромной степени зависит от того, устоят ли Россия и АСЕАН перед яростной попыткой «однополярного реванша», сохранят ли себя как самостоятельные действующие лица мировой политики и смогут ли усилить друг друга в этом качестве.
Чтобы внести в процесс взаимного усиления свой достойный вклад, России как минимум необходимо выполнить определённого рода «домашнюю работу» по экономике. В частности, необходимо выйти на такой уровень инфраструктурного и логистического обустройства российского Дальнего Востока, который позволил бы активизировать хозяйственные связи с динамично развивающимися азиатскими соседями, включая, разумеется, страны АСЕАН.
Не менее, если не более важной предпосылкой укрепления торгово-экономических связей России и стран Юго-Восточной Азии должна стать ускоренная диверсификация российской промышленности с упором на новые, высокотехнологичные производства, выходом из нынешней рецессии и существенным повышением общих темпов экономического роста.
В этом смысле юбилейный саммит Россия – АСЕАН стал своевременным напоминанием о неразрывной связи внутренних и внешних приоритетов развития.
В Жуковском открылся четвертый аэропорт московского авиаузла
Первый рейс из нового международного аэропорта 20 июня выполнит авиакомпания Air Kyrgyzstan
В городе Жуковский Московской области 30 мая открылся аэропорт «Жуковский». «Международный аэропорт «Жуковский» подготовлен ОАО «Рампорт Аэро» для обслуживания классических и низкобюджетных пассажирских, грузовых и чартерных авиакомпаний. Площадь аэропорта составляет 17 тыс. 600 квадратных метров, пропускная способность — 2 млн пассажиров в год», — говорится в сообщении госкорпорации «Ростех», являющейся акционером воздушной гавани.
В церемонии открытия нового аэропорта «Жуковский» (ранее проект аэропорта носил название «Раменское») также приняли участие вице-премьер Дмитрий Рогозин, министр промышленности и торговли Денис Мантуров, министр транспорта Максим Соколов, губернатор Московской области Андрей Воробьев, замминистра транспорта Валерий Окулов, глава Росавиации Александр Нерадько, а также глава ГК «Ростех» Сергей Чемезов и генеральный директор «Рампорт аэро» Томас Вайшвилла.
«Это событие важное и для Москвы, и для нашей страны. Чем больше будет услуг таких предлагаться нашим гражданам, иностранным гражданам по доступным ценам, с использованием различных тарифов, тем лучше будут себя люди чувствовать. Это всегда вопрос экономического выбора. То, что такое предприятие появилось и начинает эксплуатацию, создает дополнительный набор возможностей», — заявил на открытии аэропорта Дмитрий Медведев.
При этом глава кабинета министров отметил, что популярность нового аэропорта в значительной мере будет зависеть от условий его эксплуатации. «От вас все зависит, какие льготы и тарифы вы предложите нашим пассажирам. Они деньгами проголосуют», — отметил Дмитрий Медведев.
Открытие аэропорта означает, что его оператор — ОАО «Рампорт Аэро» — устранил замечания Ространснадзора (по вопросам аэропортовой безопасности, аэродромной инфраструктуры) и получил сертификат, подтверждающий соответствие требованиям федеральных авиационных правил. О возможном открытии аэропорта при выполнении этих условий ранее — 20 мая говорил министра транспорта РФ Максим Соколов.
Кроме того, в «Ростехе» сообщают, что в аэропорту создана служба авиационной безопасности численностью 180 человек. «Часть специалистов — бывшие работники «Трансаэро», а вновь нанятые сотрудники предварительно прошли необходимое обучение», — говорится в сообщении госкорпорации.
К моменту открытия воздушной гавани определены первые авиакомпании, которые будут осуществлять рейсы через международный аэропорт «Жуковский». Так, «Рампорт Аэро» подписал соглашения о перевозках с AirKyrgyzstan, SCAT, которые будут осуществлять пассажирские рейсы, и «Скай Гейтс Эйрлайнс», «Авиастар-ТУ», которые будут выполнять грузовые перевозки.
«На сегодняшний день у нас уже есть соглашение по пассажирским перевозкам с четырьмя авиакомпаниями. Компании будут осуществлять рейсы в Астану, Бишкек, Ош, Шымкент, Актобе, Актауи другие города. Air Kyrgyzstan планирует осуществлять 8 рейсов в неделю, SCAT — 12 рейсов в неделю», — заявил гендиректор Госкорпорации Ростех Сергей Чемезов на церемонии открытия. — Нашей основной задачей сегодня является вывод аэропорта в Жуковском на международный уровень по объемам пассажиропотока, а также обеспечение высококачественного обслуживания пассажиров, авиа- и транспортно-логистических компаний, грузоотправителей и грузополучателей».
По данным агентства «Интерфакс», первый рейс из нового международного аэропорта 20 июня выполнит авиакомпания Air Kyrgyzstan.
Кроме соглашений с авиаперевозчиками, подписаны договоренности и с сервисными операторами. В частности, с компанией Master International General Traiding «Рампорт Аэро» подписал соглашение о создании совместного предприятия для строительства и управления грузовым терминалом на аэродроме общей площадью ориентировочно 14 тыс. квадратных метров.
Около 70% дохода аэропорт будет получать от неавиционных видов деятельности: паркинга, торговых и офисных центров, грузового терминала и пр. В 2017 году Жуковский первым из российских аэропортов планирует выйти на IPO.
В ходе реализации проекта у экспертов и участников рынка гражданской авиации главные вопросы вызывала проблема транспортной доступности четвертого московского аэропорта. Как сообщал Gudok.ru, гендиректор «Аэрофлота» Виталий Савельев заявил, что авиакомпания «Победа» (входит в группу «Аэрофлот») может начать летать из аэропорта «Жуковский», когда к нему проложат железную дорогу для удобного доступа пассажиров в аэропорт.
При этом строительство отдельной железнодорожной ветки до аэропорта в ближайшей перспективе не предвидится. Главный путь в аэропорт — электричка с Казанского вокзала до платформы «Отдых», далее до пункта назначения на автобусе.
Аэропортом «Жуковский» управляет компания «Рампорт Аэро» (75% минус 1 акция — у Avia Solutions Group, блокпакет — у ТВК «Россия», входящей в структуру госкорпорации «Ростех»).
ОАО «Рампорт Аэро» — это международный авиационный холдинг, специализирующийся на строительстве, развитии и эксплуатации аэропортовых комплексов. Портфель компании включает развитие Международного аэропорта в Жуковском, «а также другие аэропортовые проекты в России, Польше, Италии и Литве».
Проект модернизации Раменского авиаузла должен быть закончен к 2020 году. Инвестиции в него составили 1,8 млрд руб. Он включал строительство терминала № 1 ориентировочной площадью 17 тыс. кв. м с пропускной способностью до 2 млн человек в год, краткосрочной и долгосрочной автостоянок на 200 и 300 мест соответственно. Также была проведена реконструкция и расширение (до четырех полос) автомобильной дороги, ведущей в аэропорт. Завершается реконструкция железнодорожной платформы «Отдых» для принятия скоростного поезда «Спутник».
В 2016 году также начнется строительство нового карго-терминала площадью 14 тыс. квадратных метров.
Также в будущем планируется использовать и вторую ВПП. Как говорится на сайте управляющей компании, вторая ВПП используется пока только для руления и стоянки, запланировано обновление радиотехнических и светотехнических средств, а также реконструкция магистральной рулежной дорожки.
Второй этап развития аэропорта должен быть завершен до конца 2017 года. Его реализация потребует инвестиций в размере 7,6 млрд руб. На эти средства будет сооружен международный пассажирский терминал № 2 площадью 30 тыс. квадратных метров с пропускной способностью до 6 млн человек в год. Также будет построен грузовой терминал общей площадью 14 тыс. квадратных метров. Кроме того, будут построены краткосрочная и долгосрочная автостоянки на 512 и 3240 мест соответственно.
Третий этап должен быть завершен к концу 2020 года. Он включает строительство третьего терминала, после чего общая площадь терминалов аэропорта составит 60 тыс. квадратных метров, пропускная способность — 12 млн пассажиров в год.
По предварительным оценкам, совокупная выручка от реализации авиационных и неавиационных услуг аэропорта «Жуковский» к 2022 году составит порядка 9 млрд руб.
Анна Булаева
Совет директоров ОВК рекомендовал акционерам не выплачивать дивиденды за 2015 год
Причиной стало отсутствие консолидированной чистой прибыли у компании
Совет директоров ПАО «Научно-производственная корпорация «Объединенная вагонная компания» (ОВК) рекомендовал акционерам не распределять прибыль и не выплачивать дивиденды по итогам 2015 года. Это следует из сообщения компании, обнародованного 30 мая на портале центра раскрытия корпоративной информации.
Причиной данной рекомендации стало отсутствие консолидированной чистой прибыли у ОВК за 2015 год.
Так, в прошлом году компания получила чистый убыток по МСФО в размере 9,68 млрд руб. против 549,32 млн руб. чистой прибыли годом ранее. Выручка ОВК за отчетный период выросла в 2,5 раза и составила 42,09 млрд руб.
Годовое общее собрание акционеров компании назначено на 28 июня 2016 года.
ПАО «Научно-производственная корпорация «Объединенная Вагонная Компания» является интегрированным железнодорожным холдингом в сфере производства, транспортных услуг и оперативного лизинга, инжиниринга и сервисного обслуживания грузовых вагонов нового поколения. В состав холдинга входят такие предприятия, как АО «Тихвинский вагоностроительный завод», ЗАО «ТихвинХимМаш» и ООО «НПЦ «Пружина», лизинговые компании под брендом RAIL1520, транспортная компания ООО «Восток1520», вагоноремонтное предприятие ТСЗ «Титран-Экспресс». За научно-исследовательскую работу холдинга отвечает Всесоюзный научно-исследовательский центр транспортных технологий. Сервисная деятельность НПК «ОВК» представлена сетью из 51 сервисного и 6 учебных центров на базе вагоноремонтных депо на территории РФ, Казахстана и Белоруссии.
Парк компании в собственности и под управлением состоит из более 28 тыс. грузовых вагонов.
В первом квартале 2016 года холдинг ОВК произвел 3 тыс. вагонов (плюс 15% к аналогичному периоду 2015 года).
Основные акционеры ОВК — президент группы ИСТ Александр Несис и его партнеры. По данным на 31 марта 2016 года, доля ICT Holding Ltd (владеет акциями ОВК через United Wagon Plc) составляет 39, 04%, ОАО «Ронин Траст» — 12,34% акций ОВК.
Анна Булаева
27 мая 2016 года на базе Омской областной клинической больницы начала работу X Межрегиональная научно-практическая конференция, посвященная памяти академика Л.В. Полуэктова. Главная цель встречи - повышение квалификации хирургов, онкологов, анестезиологов-реаниматологов, сердечно-сосудистых хирургов, эндоскопистов. В работе конференции принимают участие более 150 специалистов из Тюмени, Томска, Новосибирска, Красноярска, Республики Казахстан.
Традиционно одним из важных событий форума является вручение памятной медали имени академика медицинских наук Л.В. Полуэктова за выдающиеся заслуги в хирургии. Высшей общественной награды Омского регионального отделения российского общества хирургов в этом году удостоен директор ФГБУЗ «Западно-Сибирский медицинский центр Федерального медико-биологического агентства», профессор, д.м.н. Владимир Юрьевич Шутов. Полученная награда особенно значима еще и потому, что Леонид Васильевич Полуэктов являлся научным руководителем и учителем В.Ю. Шутова.
В рамках научной программы Владимир Юрьевич представил доклад «Первый опыт успешной ортотопической трансплантации печени по методике «piggyback» (случай из практики)». Сделав экскурс в историю вопроса, краткий обзор теоретических аспектов данного направления, он подробно рассказал о первой в регионе пересадке печени, которую успешно выполнили в Западно-Сибирском медицинском центре ФМБА России. Владимир Юрьевич отметил, что в настоящее время в листе ожидания на пересадку печени находятся 35 человек. В Омской области проживают 5 человек с пересаженной печенью. На текущий год выделена одна квота на трансплантацию, но потребность региона значительно выше.
Опыт работы в направлении хирургии печени представил заведующий отделением портальной гипертензии ФГБУЗ ЗСМЦ ФМБА России Е.Н. Подольский в докладе «Большие и предельно большие резекции печени. Современные технологии». Евгений Николаевич рассказал об уникальных методиках, используемых в работе отделения, ознакомил слушателей с планами отделения и перспективами развития по внедрению новых технологий и минимизации возможных осложнений.
Для информации:
Памятная медаль академика Леонида Полуэктова (с изображением барельефа ученого, хирурга-практика) - высшая общественная награда Омского областного общества хирургов.
В течение 25 лет Леонид Васильевич Полуэктов был ректором Омской государственной медицинской академии, основал омскую хирургическую школу. Одним из важных его достижений стало создание единой системы практического здравоохранения и медицинской науки. Ему удалось гармонично соединить научные достижения и практическую деятельность. Научные исследования и разработки ученого явились крупным вкладом в теорию и лечебную практику целого ряда хирургических заболеваний.
Продкорпорация направила казахстанским аграриям на сев более 10 млрд тенге
Для проведения посевных работ Продкорпорация направила аграриям свыше 10 млрд. тенге
«По состоянию на 26 мая по программе форвардного закупа зерна у сельхозтоваропроизводителей по поступившим гарантиям социально-предпринимательских корпораций АО «НК «Продкорпорация» профинансировало аграриев на сумму 10,2 млрд. тенге», - сообщается на сайте нацкомпании.
Как ранее сообщалось, в рамках данной программы в текущем году из республиканского бюджета выделено 14 млрд. тенге, которые будут направлены для финансирования порядка 2,3 млн. га посевных площадей. Свои обязательства по заключенным договорам СХТП должны исполнить в срок до 1 ноября 2016 г. включительно поставкой зерна в Продкорпорацию.
Напомним, как ранее информировало ИА «Казах-Зерно», по предварительным данным областей в 2016 году сельхозкультуры планируется разместить на площади порядка 21,6 млн. га, что на 413 тыс. га, или 2% больше уровня прошлого года.
Площади весеннего сева составят 18,4 млн. га. Зерновые культуры будут размещены на 15,2 млн. га, в том числе пшеница - на 12,0 млн. га, масличные культуры - на 1,9 млн. га, овощебахчевые культуры и картофель - на 411 тыс. га, кормовые - на 4,0 млн. га.
Казахстан возвращает 12,3 тыс га земель
Казахстан проводит процесс возврата земли, арендованной иностранными компаниями. Об этом ходе третьего заседания комиссии по земельной реформе заявил министр сельского хозяйства республики Аскар Мырзахметов, передает LS со ссылкой на сайт премьер-министра.
"12,3 тыс гектаров были предоставлены предприятиям с участием Ливана и других государств. Сейчас проводятся судебные разбирательства по возврату этих земель Казахстану. Это говорит о том, что требования по предоставлению земли иностранным лицам очень жесткие", - сказал Мырзахметов.
Глава аграрного ведомства проинформировал, что на сегодня в call-центры комиссии по земельной реформе поступило свыше 3 тыс. звонков. На сайт jerturaly.kz поступило 289 вопросов и 170 предложений, 43% из которых касаются земельной реформы.
Как ранее сообщало агентство, заместитель премьер-министра Бакытжан Сагинтаев разъяснил некоторые вопросы по земельной реформе. Он подчеркнул, что никто не собирается продавать землю иностранным компаниям, потому что законодательство этого не предусматривает.
В Казахстане яровыми зерновыми засеяно почти 12,8 млн га - 88,7%
Согласно оперативной информации МСХ РК о ходе проведения весенне-полевых работ, на сегодняшний день, 30 мая, в республике весенняя вспашка проведена на 100%, предпосевная обработка выполнена на 9313,7 тыс.га.
Как указывается в сводке ведомства, на сегодняшний день яровые зерновые посеяны на 12779,9 тыс.га, что составляет 88,7% запланированных площадей. В частности, акмолинские хлеборобы засеяли 90,3% площадей, актюбинские - 76,2, карагандинские - 93,5%, костанайские - 87,3%, павлодарские - 70,8%, североказахстанские - 93,4% площадей.
Кукурузой на зерно аграрии засеяли 122,1 тыс.га (89,81%). Сев риса в южных регионах Казахстана выполнен на 98% площадей.
Масличными на сегодня засеяно 1718,7 тыс.га (89,1%).
Картофелеводы республики выполнили план на 94,5%, овощеводы - на 94,3%. Сев сахарной свеклы выполнен на 88% запланированных площадей.
Напомним, как ранее передавало ИА «Казах-Зерно», площади весеннего сева составят 18,4 млн. га. Зерновые культуры будут размещены на 15,2 млн. га, в том числе пшеница - на 12,0 млн. га, масличные культуры - на 1,9 млн. га, овощебахчевые культуры и картофель - на 411 тыс. га, кормовые - на 4,0 млн. га.
Казахстан соберет 15-17 млн тонн зерновых - Минсельхоз
Министерство сельского хозяйства ожидает урожай зерновых в традиционном среднемноголетнем объеме - порядка 15-17 млн. тонн. Об этом журналистам заявил министр сельского хозяйства Аскар Мырзахметов.
«Скажем так, хорошие, - заявил министр, отвечая на вопрос о прогнозах по урожаю в 2016 году. - Сейчас мы можем смело прогнозировать, учитывая, что, во-первых, меры господдержки в разы больше, чем, скажем, было 10-15 лет назад, поэтому можем смело прогнозировать, что необходимый объем, который нужен для того, чтобы обеспечить внутренние потребности и выходить на стабильные традиционные наши экспортные рынки, я думаю, этот объем будет обеспечен».
На уточняющий вопрос Vlast.kz, что среднемноголетний объем урожая обычно варьируется в коридоре 15-17 млн. тонн, министр сказал: «Я думаю, в этом объеме и будет».
Неизменными пока остаются планы и прогнозы по экспорту зерна. «Понятно, надо расширять рынки, но пока да, пока, наверное, те рынки, которые есть», - сказал глава Минсельхоза.
Как сообщало ИА «Казах-Зерно» ранее, с начала маркетингового года (с 1 июля 2015 года) по состоянию на 26 мая отгружено на экспорт 7,6 млн. тонн зерна с учетом муки, в том числе зерна - 4,9 млн. тонн, муки - 1,8 млн. тонн.
В Великобритании проходит второй Фестиваль русской детской книги
С 27 мая по 5 июля в Великобритании проходит ряд мероприятий, посвященных русской детской литературе и современным детским писателям.
Фестиваль русской детской книги в этом году проходит в рамках перекрестного года языка и литературы между Россией и Великобританией при поддержке Россотрудничества, Посольства РФ и Британского Совета.
В открытии фестиваля приняли участие представитель Россотрудничества в Великобритании Антон Чесноков, организатор фестиваля – основатель портала «Русский детский мир» Карина Карменян, руководитель кинолагеря «Максатиха» Юлия Романенкова. Было отмечено, что фестиваль направлен на поддержку русского языка в билингвальных семьях, ознакомление детей с русской литературой, сохранение русского языка и традиций в семьях соотечественников, проживающих за рубежом.
29 мая в представительстве Россотрудничества в Лондоне в рамках фестиваля прошли театрально-визуальные чтения, в ходе которых по-новому прозвучали произведения детского писателя-романтика Владислава Крапивина. Формат визуальных чтений - это уникальный способ подачи литературного материала - и спектакль, и лекция, и сказко-терапия. Дети и их родители услышали несколько рассказов В.Крапивина в исполнении Николая Горбунова – выпускника ВТУ им. Щепкина и арт-директора «Максатиха Кэмп». Режиссер-аниматор, выпускница ВГИКа Дарья Кушнир в реальном времени иллюстрировала рассказы мелом на доске, а изображение транслировалось на экран.
Психолог Юлия Кочетыгова провела детское занятие «Воспитание искусством», прошедшее в форме интерактивной игры-спектакля.
Также в рамках фестиваля состоялась выставка советской книжной иллюстрации, которая открылась в Лондонском доме иллюстрации 27 мая. Выставка исследует период беспрецедентного новаторства от дореволюционного «Серебряного века» русской иллюстрации до первопроходцев детского советского книгоиздательства.
Программа фестиваля включает в себя мероприятия с участием как давно известных мастеров слова, так и начинающих писателей. В программе заявлены несколько мероприятий с участием автора «Вредных советов» Григория Остера. Также дети и их родители смогут познакомиться с творчеством Маши Слоним – популярного блоггера и автора детской книги «Письма с моей фермы»; Анны Никольской, которая презентует свою книгу «Кондитерские истории, а также отпраздновать 125-летний юбилей автора истории «Волшебник изумрудного города» Александра Волкова вместе с поэтом и переводчиком Андреем Олеаром. Чрезвычайно интересным обещает быть знакомство с Ниной Дашевской, восходящей звездой детской литературы, неоднократным лауреатом конкурса «Книгуру» и скрипачкой всеми любимого Детского музыкального театра имени Н.Сац.
Заключительным мероприятием Фестиваля Русской Детской Книги в Великобритании станет праздник математики с Григорием Остером в Русской школе математики программирования, который пройдет в представительстве Россотрудничества в Лондоне 3 июля 2016 года. Русская школа математики и программирования отрыла свои двери для юных программистов год назад. С тех пор на базе представительства Россотрудничества регулярно проходят уроки математики, программирования, чемпионаты между русскими и британскими программистами, олимпиады, клубы по робототехнике на базе кибернетического конструктора ТРИК, разработанного в инновационном центре Сколково.
Паата Бурчуладзе выходит на политическую сцену
Георгий Калатозишвили, Тбилиси
Всемирно известный грузинский бас Паата Бурчуладзе заявил на первом съезде своей партии «Государство ради народа», что его политическая организация намерена сменить власть и «полностью изменить парадигму взаимоотношений между народом и государством».
Съезд, прошедший в так называемом малом Дворце спорта был, по сути, учредительным. На нём Паата Бурчуладзе впервые предстал перед общественностью в ранге политика и оратора: «Мы должны изменить Грузию и создать новое государство, которое действительно будет для народа. Именно с такой целью мы идём во власть, и наша победа неминуема», - заявил новоявленный политик, обещав при этом, что он и его команда «будут гораздо более эффективны, чем все предыдущие власти». «Сегодня рождается партия, которая пробудит спящую Грузию, создав новое государство на основе ценностей любви и взаимного уважения», - заключил господин Бурчуладзе.
Затем лидер новой партии представил собравшимся свою команду. Её отличительная черта: там нет ни одного действующего, узнаваемого политика. Судя по всему, это принципиальная позиция Пааты Бурчуладзе. Он неоднократно говорил, что все без исключения грузинские политики давно дискредитированы. Их беспринципность, взаимная вражда и авантюризм на протяжении последних 25 лет (после распада СССР) привели к разочарованию народа и дискредитации самой идеи независимой государственности.
Поэтому Паата Бурчуладзе пригласил в свою партию совершенно новые лица, успешные в своей профессии: врача, юриста, адвоката, экономиста и так далее. Наиболее знаковыми среди них являются журналист Мераб Метревели и эксперт Хатуна Лагазидзе. «Наша цель – изменить отношение народа к политическим институтам, активизировать гражданское общество и вернуть людям доверие к политическому процессу», - заявила «Вестнику Кавказа» Хатуна Лагазидзе, сообщив, что новое политическое движение «уже пользуется огромной поддержкой населения».
Объективные наблюдатели и последние опросы общественного мнения полностью это подтверждают. Граждане Грузии относятся к партии «Государство ради народа» с большим интересом, помноженным на личную популярность Пааты Бурчуладзе. Паату уважают не только как всемирно известного оперного певца, уже более тридцати лет выступающего на самых престижных оперных площадках мира, но и мецената и общественного деятеля. Несколько лет назад Паата Бурчуладзе основал фонд «Колыбельная» для помощи бездомным семьям.
«Фонд Бурчуладзе» действовал под эгидой и при полной поддержке главы Грузинской православной церкви Илии II. Благосклонность святейшего и блаженнейшего патриарха к Паате Бурчуладзе считается одним из самых значимых ресурсов лидера новой партии. Но есть у Бурчуладзе и другие козыри в борьбе за власть. Согласно недавнему опросу Республиканского института США (IRI), значительная часть грузинских граждан симпатизируют Бурчуладзе и его партии. Таким образом, «Государство ради народа» вполне может претендовать на первое-второе место в ходе парламентских выборов, намеченных на 8 октября. А если учесть, что Грузия по Конституции является парламентской республикой, то победа на осенних выборах, по сути, означает обретение всей полноты власти.
По тем же опросам, около 60% граждан до сих пор не определились, за кого они будут голосовать. Социологи утверждают, что эта категория избирателей, скорее всего, поддержит именно Паату Бурчуладзе, поскольку устала от ныне действующих политиков и политических партий. Тем более на фоне плачевных итогов развития Грузии за последние четверть века, когда страна потеряла 20% территорий, сотни тысяч человек стали беженцами, а социальные проблемы, в том числе безработица, не находят эффективного решения. И если значительная часть «не определившегося и разочарованного электората» всё-таки придет на выборы 8 октября, они наверняка проголосуют за совершенно новую политическую силу, возглавляемую всемирно известным певцом и уважаемым общественным деятелем.
Кроме Грузинской православной церкви Паату Бурчуладзе поддерживают представители творческой элиты, технической и научной интеллигенции. Но самый главный политический ресурс всемирно известного певца – всё-таки его неангажированность. Бурчуладзе не ассоциируется ни с прежней, ни с нынешней властью. Он одинаково резко критикует как правящую коалицию миллиардера Бидзины Иванишвили «Грузинская мечта», так и бывшего президента Михаила Саакашвили и его партию «Единое национальное движение».
Вместе с тем, политические взгляды самого Бурчуладзе, его программа и проекты, предлагаемые им стране, пока чётко не артикулированы. На съезде певец лишь заявил, что если граждане Грузии хотят, чтобы страна стала полноправным членом НАТО и Европейского союза, они должны голосовать за «Государство для народа». В то же время, Бурчуладзе обещает «наладить отношения с Россией».
С аналогичным обещанием до прихода к власти выступали все президенты Грузии, но ни одному из них не удавалось совместить два этих проекта: евроатлантическую ориентацию и примирение с Москвой. Впрочем, если Паате Бурчуладзе удастся хотя бы не ухудшить отношения с северным соседом, сохранить нынешнее статус-кво, не допустив возвращения к власти Михаила Саакашвили и его радикальной команды, его миссия в грузинской политике будет считаться выполненной.
Будущее под запретом
Дмитрий Губин о том, почему в России все яростнее отмечают исторические даты
Как неразумно, что Гагарин слетал в космос всего лишь за месяц до Дня Победы! Две главных даты современной России разделяются всего 26 днями, почти сливаются, а затем на год провал: до следующей гагаринской весны.
Я не иронизирую. Размах празднований победы и над Германией, и над земным притяжением возрастает год от года. В этом году в Москве в метро запустили целый поезд с гагаринским победным слоганом «Поехали!», а мой двор раз за разом накрывало тенями от летящих на бреющем полете в честь Дня Победы военных самолетов.
Такого не было при Сталине (День Победы перестал быть выходным уже в 1948-м), при Хрущеве (День Победы оставался будним) или при Брежневе (когда важнее Дня космонавтики был День Учителя, не говоря про Первомай или Октябрь).
Порой кажется, что на поддержание величия российского прошлого сегодня тратится столько сил, что их не остается на настоящее.
И это наша особенность, а точнее — особенность целого класса стран, уничтоживших тоталитарный строй, но не построивших демократию, хотя имеющих внешне демократические институты: выборную систему, парламент, суд, частную прессу. Такой класс называют гибридными режимами, частичными демократиями, «пустыми» демократиями — тут мы одноклассники с Белоруссией, Казахстаном, Азербайджаном, Турцией.
Устройство наших стран — предмет пристального изучения современных ученых. Вы слышали что-нибудь про Дженнифер Ганди или Беатрис Магалони? Нет? Жаль. Еще гибридными режимами занимается ныне работающий в Париже экс-ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев, а в Москве — Екатерина Шульман. Для нее предмет изучения еще и место проживания. Как, впрочем, и для меня, и для вас.
Нам типичные черты гибридных режимов хорошо знакомы. Правда, мы не всегда осознаем, что они типичны. Включая вот эту, очень существенную характеристику — черпание вдохновения по преимуществу в прошлом, при сокращении повода для гордости в настоящем и почти полном исчезновении разговоров о будущем.
Почему так происходит?
Потому что гибридные режимы извлекли важный урок из тоталитарного прошлого.
Тоталитаризм опирается на идеологию и на репрессии, это его пряник и кнут. Без идеологии не добиться вдохновения, а без репрессий — эффективного принуждения. Но репрессии опасны для элит. Никому не хочется в ХХI веке испытать опалу, арест, уничтожение, как это было при Гитлере или Сталине или происходит сейчас в Северной Корее. И страны, пережившие тоталитаризм, иммунитет к репрессиям приобрели. Отдельных противников правители таких стран могут упечь в тюрьму, но пройтись широким гребнем — уже нет. И даже когда показательно сажается какой-нибудь Ходорковский, его семья остается в безопасности и на свободе.
Однако помимо иммунитета к репрессиям в гибридных странах выработался и иммунитет к идеологиям.
Этот иммунитет — тоже способ самосохранения: любая идеология быстро мертвеет, вступает в противоречие с фактами, в нее перестают верить, и у вчерашнего колосса подкашиваются ноги. Советский Союз рухнул, когда над коммунизмом стали смеяться. Сегодняшний коммунист Зюганов — он о чем угодно, о Великой Руси, о патриотизме, о Боге, о национальном рынке, но только не о бесклассовом безденежном атеистическом интернациональном строе, который и называется коммунизмом.
У иммунитета от идеологии (а он в России, несомненно, выработан — вот почему провалились все попытки сформулировать «национальную идею», то есть новую идеологию) есть, однако, и побочный эффект.
Идеология — она всегда о будущем.
Мы сидим в грязи и едим подмокший хлеб, потому что все это — ради прекрасного будущего, в котором будет город-сад.
Специфика идеологии неважна (неважно, будет этот город-сад без евреев, цыган и славян — или с евреями, цыганами и славянами, но без капиталистов и попов), важно, что она определяет будущее. А также заставляет в настоящем искать приметы будущего. Вот люди работают бесплатно на субботнике: великий почин, предтеча общества без денег. Вот Гагарин в космосе: торжество советской науки. Вот спускают на воду атомный ледокол, вот строят полярную станцию в Антарктиде, вот передовым лазерным методом удаляют катаракту — все это торжествует самый передовой строй на Земле.
Падение СССР, уничтожение тоталитарной системы и получение гибрида вместо демократии потребовали тем не менее легализации и даже поэтизации построенного. С ощущением ущербности трудно жить: с таким чувством хорошо устраивать революцию, а революции новой элите нужны меньше всего. Значит, должны быть разговоры о чем-то, что наполняет гордостью за страну.
И вот тут выяснилось, что о будущем России говорить нельзя, потому что сказать нечего.
Ни Владимир Путин, ни его окружение (а в братской Турции — Реджеп Эрдоган и его окружение) никогда не говорят о том, какими видят их страны в будущем, к чему стремятся.
Путин в начале карьеры, в 1999 году, в статье «Россия на рубеже тысячелетий» заявил, правда, что Россия догонит к 2020 году Португалию по среднедушевому ВВП, но больше про это не вспоминал. Потому что в 2016 году зарплата в России стала примерно в 1,5 раза меньше зарплаты в Китае.
Говорить сегодня о будущем России можно только предельно размыто, вроде «Россия будет великой!». А раз так, то силы, вдохновение, источник легитимности остается черпать в прошлом. Гагарин будет значить для нас все больше и больше, хотя с его полета прошло уже 65 лет и человек не только прошелся по Луне, как Нил Армстронг, но и с изумительной точностью научился сажать отстыкованную ступень ракеты на морскую платформу, как это делает компания Space Х Илона Маска.
И Победа 9 мая будет праздноваться все величественнее и величественнее, потому что говорить о последствиях войн (во многом — гибридных) с Грузией и Украиной себе дороже. Настоящее и будущее всегда подвержены проверке практикой, а прошлое при желании можно трактовать так, как угодно. Именно поэтому депутаты Госдумы предлагают ввести уголовную ответственность за «фальсификацию истории», то есть за те трактовки, которые не санкционированы государством. Великое прошлое — сегодня главное доказательство величия настоящего.
Возникает вопрос: а государства первого мира, Америка и Европа — они что, обходятся без идеологии? Они что, о будущем не говорят?
Это очень характерный для современного русского (или турка, или казаха, или азербайджанца) вопрос.
Дело в том, что идеология будущего в рыночных демократиях — частная, а не государственная забота. Там всегда идет конкурентная борьба за то, каким будущему быть. И контуры будущего динамично меняются. Еще недавно казалось, что будущее определяется в лондонском Сити и на нью-йоркской Уолл-стрит. А сейчас будущее производится на 50-километровом клочке земли под Сан-Франциско, называемом Кремниевой долиной. А параллельные центры по производству будущего действуют, например, в университетских лабораториях, где умеют редактировать геном (включая человеческий) по технологии CRISPR/Cas9.
Вот почему Америка не зациклена на образе Нила Армстронга. Помимо покойного Армстронга там есть живые Билл Гейтс, Марк Цукерберг, Сергей Брин — и еще тысячи людей, определяющих в частном порядке завтрашний день и своей страны, и своей планеты.
В гибридных же странах таких талантов не то чтобы нет — о них нет информации, потому что частная идея всегда может войти в противоречие с текущими запросами государства. Когда вы последний раз по государственному ТВ (а частное, в общем, уничтожено) видели живого физика, математика, инженера, программиста, нейрохирурга или университетского профессора?
У священника, рассказывающего о великих русских святых, шансов на эфир куда больше, чем у эволюционного биолога Александра Маркова или специалиста по генной инженерии Александра Панчина.
Складывается довольно печальная (если посмотреть) и дико смешная (если разобраться) ситуация. Выводов, глядя на нее, я бы сделал как минимум три:
1. К спорам о русской истории следует относиться как минимум иронически, не поддаваясь на эмоции. Разговоры о том, был Сталин индустриализатором или убийцей, — это разговоры в пользу бедных, которых в России, кстати сказать, за последние два года стало больше на 13%. Куда важнее задуматься над тем, почему в нашей стране вот уже 500 лет, хоть и с вариациями, воспроизводится самодержавие.
2. Нужно следить за спорами не столько о прошлом, сколько о будущем. Разговоры о будущем сегодня ведутся, по счастью, на общем языке — английском (а если вы не говорите по-английски, ваши шансы понять мир, не говоря уж про попасть в будущее, резко падают).
3. Свою судьбу разумнее связывать с частными идеями, а не с судьбой государства или государств. Не исключено, что в будущем роль государства в том виде, в каком мы к ним привыкли, вообще упадет кардинально. И, например, как Uber-taxi упразднило существование громоздких таксопарков — так, например, и биткоины и криптовалюты могут упразднить центробанки и государственное валютное регулирование. А это только один, почти наугад взятый пример.
И тогда, на очередном повороте истории, когда развитие человечества войдет в непреодолимое противоречие с неуклюжим выживанием страны-гибрида, у вас будет больше шансов не быть придавленным обломками. Да и за игрой, пусть и проигрывающей команды, следить куда интереснее, когда понимаешь, по каким правилам идет игра.
Дорога к молодым
C появлением новой платформы SPA Volvo делает ставку на молодежь
Анатолий Караваев
Презентация двух будущих моделей Volvo под условным названием 40.1 и 40.2, созданных на новой модульной платформе CMA (Compact Modular Architecture), прошла 18-19 мая в шведском Гетеборге, в одном из дизайн-центров Volvo. Мероприятие с одной стороны получилось глобальным: в Швецию съехались представители автомобильных СМИ со всего мира, а с другой – без лишнего пафоса, по-деловому.
Топ-менеджмент компании в очередной раз напомнил, что CMA это совместная разработка инженеров Volvo и китайской компании Geely – обе марки принадлежат одному и тому же китайскому холдингу.
В такой ситуации вполне естественно, что плод совместных трудов (вклад китайских специалистов в новую платформу оценить трудно – разработки все-таки велись в Швеции) будет использоваться обеими брендами. Впрочем, речь об унификации моделей, конечно же, не идет. Еще год назад глава Volvo Хокан Самуэльсон пояснял, что модели двух брендов будут отличаться друг от друга примерно как созданные на одной платформе Audi и Skoda.
В своем выступлении Самуэльссон рассказал, что прошлый год стал для Volvo более, чем удачным. Количество проданных автомобилей стало рекордным, составив чуть более полумиллиона, а прибыль шведского бренда по сравнению с предыдущим годом выросла стразу в три раза. Не мог глава компании не сказать и об успехе XC90 – обновленный внедорожник не только завоевал огромное количество наград по всему миру, но и пользуется небывалым спросом – количество предзаказов превысило 100 тысяч машин.
Президент Volvo четко обозначил глобальную цель компании. Все многочисленные преобразования и локальные достижения направлены на то, чтобы встать полноценной альтернативой так называемой большой немецкой тройке. «За последние пять лет мы достигли много, но нам еще многое предстоит сделать», - отметил он. И новая сороковая серия, по словам Самуэльсона, знаменует первую глобальную стратегию Volvo по развитию линейки компактных автомобилей, которые позволят не только заметно обновить модельный ряд, но и «омолодить» его, сделать более интересным для молодых покупателей.
Главной особенностью CMA можно назвать ее универсальность. Конструкторы создали платформу, дающую широкий простор при проектировании автомобилей. На CMA можно будет без проблем создавать автомобили, как с обычными двигателями, так и с электромоторами или же конструировать гибриды.
Не случайно, цель Volvo в ближайшее десятилетие – взвинтить продажи электрокаров и гибридов до отметки в миллион единиц. Достигнуть этого показателя даже к 2025 году будет непросто, но в Volvo на этот счет излучают всеобщий оптимизм. При отсутствии в ближайшую десятилетку серьезных спадов на основных мировых авторынках и более-менее высоки ценах на топливо, делающих использование электротяги экономически оправданным… почему нет?
Ритуальные речи руководства Volvo были в целом лаконичными и информативными. Руководство компании не скрывало своего удовлетворения и больших планов, связанных с появлением CMA. Вспоминали шведы и об успехе другой платформы относительно новой платформы SPA, на которой базируются более крупные автомобили компании. Прямых заимствований от «старшего брата» у CMA нет, но дизайн, как признается руководство Volvo, был «вдохновлен» SPA. Главную роль в презентации отвели старшему вице-президенту Volvo по дизайну Томасу Ингенлату. Для презентации он использовал… шесть пар ботинок разного размера, которые символизировали разные серии моделей Volvo.
«Как в каждой семье любой член семьи индивидуален, так и каждый автомобиль в нашем модельном ряду обладает своими особыми качествами и характеристиками. Платформа CMA позволила нам создать нечто особое, наделив наши новые концепт-кары духом молодости. Они заряжены энергией и обладают привлекательным стилем истинных горожан - поэтому они заметно выделяются на фоне других автомобилей. В этом заключается особенность будущих небольших моделей Volvo», - заявил Ингенлат и если бы не высокая должность, его впору было принять за профессионального шоумэна – так органично и уверенно смотрелся он во время демонстрации.
Сами концепты получились на загляденье. А посетив незадолго до презентации музей Volvo, корреспондент «Газеты.Ru» смог убедиться, как похожи некоторые концепты шведского бренда, например XC90 на серийные образцы (привет «АвтоВАЗу» и его Lada XRay).
Модель с условным обозначением 40.1 должна превратиться в компактный кроссовер XC 40. В модельной линейке он заменит V40 Cross Country, но в отличие от последнего уже будет полноценным представителем класса, а не приподнятым хэтчбеком. Серийная модель появится в на рубеже 2017-2018 годов.
Концепт кроссовера, честно говоря, впечатлил своим дизайном и у будущего XC40 есть все шансы стать эталоном компактности и стиля в классе премиальных кроссоверов – настолько «легким» получился автомобиль.
непонятно, оставят ли конструкторы в серийной версии двухцветный кузов, но, учитывая целевую аудиторию модели, это весьма вероятно.
Вторая новинка – если явление будущего XC40 было ожидаемым, то для многих демонстрация второго концепта стала сюрпризом – это лифтбек с индексом 40.2. Машина получилась с могучим телосложением и достаточно агрессивными чертами кузова. Концепт в серийном варианте станет новым поколоением V40 и будет лишь отдаленно напоминать о прежнем хэтчбеке.
Помимо двух концептов шведы также показали и разработанный под CMA новый гибрид T5 Twin Engine, состоящий из электромотора и нового бензинового 3-цилиндрового турбированного двигателя объемом 1,5 литра, который сочетается с 7-диапазонными «роботом» с двумя сцеплениями. Суммарная мощность автомобиля с такой силовой установкой составит 300 л.с.
Демонстрацией новых продуктов Volvo прежде всего показала свой серьезный настрой побороться с конкурентами в премиум-сегменте, доказав его не на словах и на деле. Удастся ли компании достигнуть заявленных целей, пока судить трудно, но очевидно, что в России, скорее всего, появятся далеко не все модификации будущей сороковой серии. Несмотря на популярность компактных автомобилей, россияне еще долго будут не готовы переплачивать за любовь к экологии – «зеленые» версии автомобилей в нашей стране продаются крайне плохо.
Дауншифтинг по-деревенски
Как дачники спасают вымирающие деревни
Полина Быховская
Западные страны прошли этап активной урбанизации к середине ХХ века. Сегодня в Европе прирост городского населения приближается к нулю. Во многих странах идет активная субурбанизация (переезд горожан в пригороды) и дезурбанизация — отток в сельскую местность. А в России до сих пор процесс активной урбанизации продолжается. Начался он в сталинскую эпоху, и к 90-м годам наша страна уже подошла к стадии разворота, когда миграционный прирост крупных городов стал замедляться. Но начался кризис.
«С началом 90-х годов в Москве и других крупных городах стало трудно жить из-за инфляции и безработицы, — рассказывает ведущий научный сотрудник Института географии РАН Татьяна Нефедова о результатах проекта Российского научного фонда о пространственной мобильности российского населения. — И люди в такой ситуации потянулись к полунатуральному хозяйству, «на огороды».
После распада Советского Союза процесс урбанизации вернулся в прежнее русло. Небольшой отток обратно в деревню наблюдался в кризис 2008 года, но в целом активно приезжать в города продолжают и по сей день».
И дело не только в условиях жизни: урбанизация — это естественный процесс развития страны, который невозможно проскочить. А в России он усиливается сильной экономической и социальной поляризацией, при которой жители деревень стремятся в центры.
Мигранты из столицы
Несмотря на то что за последний год городская недвижимость подешевела почти на треть, приезжим она все еще недоступна, особенно в Москве. Зато удешевление арендного жилья несколько облегчило жизнь отходников из малых городов и сельской местности.
Отходники — это люди, которые зарабатывают не в том месте, в котором живут, и часто далеко от него.
В отличие от них маятниковые мигранты — это те, кто живет недалеко от города и возвращается вечером домой. Среди отходников преобладают мужчины среднего возраста. Их, как правило, держат семья, привычка, хозяйство, а работы на месте нет. «Молодежь просто переезжает на ПМЖ», — рассказывает Татьяна Нефедова.
Сегодня, по оценкам экспертов, в России около 5–6 млн отходников, то есть примерно на уровне дореволюционной России. Часто отходничество — это ступенька на пути к переезду в крупный город на постоянное место жительства. Маятниковые мигранты стараются переехать в Москву, и на их место приходят те, кто живут дальше. Так один тип миграции замещается на другой. Отходники постепенно повышают свой уровень доходов, находят арендную квартиру и в конце концов переезжают в мегаполис, оставляя дом в деревне в качестве дачи. Для кого-то отходничество оборачивается сильным изменением образа жизни, они заводят новые семьи и оставляют деревенское хозяйство.
Если трудовая миграция становится ступенькой для переезда на ПМЖ в город, то дачи — этапом к переселению людей в сельскую местность. «Дезурбанизация происходит параллельно с урбанизацией, хотя превалирует второй процесс», — признает Татьяна Нефедова.
Мегаполисы покидают не только из-за экологического стресса, но и из-за дороговизны и безработицы, связанной с новым кризисом.
Пригороды и более дальние поселки уже активно собирают на ПМЖ новых дауншифтеров, фрилансеров,
семьи с детьми, экологических активистов, пенсионеров и не только.
«Первый признак поляризационного разворота в ходе урбанизации — это появление людей, которые хотят жить за пределами города круглый год», — говорит Татьяна Нефедова. Пока эта тенденция развивается отдельными очагами. Например, в Заокском районе Тульской области доля незарегистрированных горожан, которые проживают более года и имеют временную регистрацию, уже достигает четверти населения. Но это район уникальный — он находится на живописном берегу Оки с множеством благоустроенных коттеджных поселков. В других районах доля горожан, готовых зимовать в деревне, не превышает 1–3%.
Но пока массовым этот тренд вряд ли можно назвать. Фрилансерам нужен хороший интернет, детям — хорошие детские сады, работникам — офис и так далее. Инфраструктура пригородов и сельской местности не всегда отвечает требованиям людей, привыкших к комфорту и разнообразию выбора города. Поэтому в большинстве россияне живут на два дома, покупая плюс к городской квартире загородную дачу, куда переселяются в летний сезон и наведываются в выходные и праздники. «В условиях России люди не могут совместить достоинства городской и сельской жизни в одном жилье», — поясняет Нефедова.
Не остаемся зимовать
Дачи есть и в Великобритании, и во Франции, и в других европейских странах, но такой массовости, как в России, нет нигде. Здесь на одну квартиру в городе-миллионнике приходится примерно 40 кв. м дачной площади. С учетом деревенских домов, купленных горожанами, доля дачников достигает почти половины городского населения страны. В Москве более 3 млн человек имеют дачное жилье, из них 500 тыс. могут жить в этих домах круглый год (численность населения Москвы, по данным «Росстата», на 1 января 2016 года составляет 12 млн человек).
Но даже те, у кого дом достаточно утеплен для комфортной зимовки, не торопятся туда переезжать. Во многом по экономическим причинам: жить зимой в доме оказывается дороже, чем переезжать в городскую квартиру. Так что зимовать в сельской местности или пригородах готовы либо богатые люди, либо те, кто сдает московскую квартиру и обеспечивает себя за счет ренты. И это отличается от, например, США, где в загородных домах живет в основном средний класс.
Другая причина — плотная занятость в столицах. Долго жить в деревне могут позволить себе лишь люди свободных творческих профессий или фрилансеры. Но и им нужна инфраструктура, интернет, что есть далеко не в каждом сельском поселении. Есть горожане, желающие сбежать от городской суеты, но их сдерживает отсутствие рабочих мест в сельской местности.
Жизнь на земле редко окупается, а урожай дачников — скорее хобби, а не средство выживания.
По крайней мере в Нечерноземье. На юге, наоборот, многие живут сельским хозяйством. «Там могут держать трех коров: одну для пропитания, доходы от продажи молока второй и третьей помогают оплатить строительство или ремонт дома и плату за образование детей», — рассказывает Нефедова.
Большая проблема — это содержание инфраструктуры в пригородах и сельской местности. Отходники и маятниковые мигранты платят налоги в столицу, а вывоз мусора, строительство дорог и т.п. регион обеспечивает за счет своего бюджета. И дачники на своих садовых участках, как правило, не регистрируются. Поэтому пока городские и региональные власти делят бюджеты, живописные леса и озера заполняются мусором от отдыхающих на природе горожан, которые за его уборку не платят.
Эволюция «хомо дачникус»
Дачная история уходит корнями в петровскую эпоху, когда дворяне обязаны были жить в столицах и ходить на службу, за которую им и давали участки земли.
При Екатерине II они получили право уезжать в свои имения («Жалованная грамота дворянству») на праздники и в летний сезон.
Сначала так жил только высший класс. Постепенно владельцы имений стали нарезать участки и сдавать их в аренду. И к концу XIX века такой образ жизни дошел до разночинцев.
После революции дачную традицию переняла советская партийная элита. С середины ХХ века появились ведомственные дачи, сохранившиеся до сих пор. Они представляют собой сравнительно большие участки с двухэтажными деревянными домами. В 60-х годах стали особенно популярны крошечные садовые участки, где дачники выращивали картофель, овощи, фрукты. После введения двух выходных дней там разрешили строить небольшие домики.
С 70-х годов люди стали покупать более далекие от города дома в деревнях. В 90-х появились коттеджи, в том числе и на участках садовых товариществ. Сейчас границы между разными типами дач размываются, и в пределах одного поселка можно встретить и коттедж, и деревянный домик с огородом.
Точное число дачников сейчас можно определить только по садовым товариществам — это примерно 15 млн семей. Старые дачи, дома в деревнях, дома в коттеджных поселках никто не считает. По данным риелторов, под Москвой более тысячи коттеджных поселков. Большинство — в стадии строительства.
Из Саратова в глушь
Из-за массовой миграции в города сельское население с начала ХХ века сократилось почти в два раза. Депопуляция, в свою очередь, привела к тому, что, например, в Нечерноземье до 90% населенных пунктов составляют деревни с населением менее 100 человек, из которых большая часть — пенсионеры и нетрудоспособные. Сельскохозяйственные предприятия в таких районах чаще всего в упадке или закрылись, а дороги и прочая инфраструктура — в ужасном состоянии. Это приводит к тому, что
все, кто могут, уезжают из деревни. А на их место приезжают дачники.
Правда, в основном в летний сезон.
В Москве численность населения в будний день зимой и в выходной день летом различается на 5 млн человек из-за мобильности маятниковых трудовых мигрантов, отходников и дачников. Дачные поселки могут располагаться как в границах городов и сел, так и вне их, являясь бесстатусными незарегистрированными поселками, в которых летом может проживать в несколько раз больше населения, чем в деревнях. Например, множество садовых товариществ под названием «Дунай» недалеко от Петербурга насчитывает 50 тысяч садовых участков.
Сезонно дачники восстанавливают численность населения поселков. Дачные поселения в Нечерноземье в среднем крупнее, чем сельские. Например, в Тверской области в сельском населенном пункте живут в среднем 36 человек, а в садоводствах и коттеджных поселках — около 100 человек, в Костромской области — соответственно 58 и 83 человека. Даже без учета горожан, купивших дома в деревнях, население только садовых товариществ и коттеджных поселков может увеличить летнее население в сельской местности Тверской области на 44%, в Костромской области — на 18%.
В наиболее живописных сельских районах, потерявших за последние 100 лет до 70–90% жителей, горожане способны летом восстановить число живущих там людей до уровня ХХ века.
Например, в Осташковском районе (озеро Селигер) местное население сократилось по сравнению с концом XIX века более чем в пять раз. А горожане летом могут увеличить число жителей в 7 раз.
В дальние места горожане приезжают ради красивой природы, отдохнуть от цивилизации. В Костромской области в некоторых поселениях на берегах рек каждый третий дом принадлежит москвичам и оживает летом, в более мелких деревнях — до 90%. А некоторые деревни вообще могли бы исчезнуть, если бы не дачники. Например, поселок Бажино в Угорском районе уже на 100% состоит из горожан.
Но горожане стараются избегать заброшенных деревень, поскольку дома там начинают разорять. «Если в такой удаленной деревне живет хотя бы несколько местных жителей, грабить не будут — все всех знают, нет посторонних», — рассказала Татьяна Нефедова.
Местные сельские жители, кстати, к горожанам в целом относятся приветливо (61%). Это показали социологические опросы, проведенные Татьяной Нефедовой в Костромской области в 2008–2010 годах.
Никто из опрошенных деревенских жителей не проявил открытой агрессии к дачникам, двое были недовольны конкуренцией в сборе лесных ягод и грибов.
Горожане поддерживают и улучшают дома, сохраняя деревни, иначе бы их просто разорили — так считает треть опрошенного населения. Важно и то, что горожане хотя бы раз в год косят траву вокруг дома, которая, вырастая в человеческий рост и высыхая, становится очень пожароопасной. Каждый четвертый ценит общение с приезжими: «Приятные люди, стало веселее».
Лишь 3% респондентов отметили их как работодателей и покупателей местной продукции. Отдельные местные жители подрабатывают у горожан при ремонте домов. Однако при высокой безработице желающих работать руками оказывается немного. Именно горожане способствуют тому, что последние работящие мужики еще живут в деревне, а не становятся новыми отходниками.
Дать шанс побывать в детстве
Автор: Нина ОСТАНИНА. Руководитель аппарата фракции КПРФ в Государственной думе.
Я ПРИНАДЛЕЖУ к тому поколению, для которого слова «Всё лучшее — детям!» были не только государственным девизом, но и воплощались в каждодневных больших и малых делах: в образовании — дошкольном, школьном и высшем; в пользовании детскими учреждениями — от детских яслей до дворцов пионеров; в заботе о здоровье детей. Даже в тяжёлый послевоенный период государству «не накладно» было строить загородные пионерские лагеря, где отдыхали, кстати, не только советские ребятишки, но и их зарубежные сверстники. Как символ этого детского братства — Международный детский центр «Артек», который после возвращения в Россию Крыма, по инициативе Председателя ЦК КПРФ Г.А. Зюганова, вновь обрёл «российское гражданство» и наполнился детскими голосами.
Печальными памятниками 1990-м годам стали опустевшие детские сады и пионерлагеря: где-то их заняли под чиновничьи офисы, где-то заселили бизнесмены, где-то и вовсе игорно-питейные заведения обосновались. Ну зачем предприятиям было идти в рынок с такой обузой, как детский сад или загородный пионерский лагерь? Вот и сбросили рыночники социалку на хилые плечи безденежных муниципалитетов. А те, в свою очередь, поживились, что называется, на детях, распродав или разбазарив детскую собственность. Статистика, убийственная во всех смыслах: из 42 тысяч загородных детских лагерей на сегодняшний день едва ли тысячи полторы насчитывается.
Впрочем, остатки заботливого отношения к детям ещё теплились в сердцах государственных деятелей той поры. Федеральная целевая программа (ФЦП) «Дети России», принятая Госдумой второго созыва, содержала в себе строку «Детский отдых» и регулярно финансировалась из федерального бюджета в объёме 4—5 млрд. рублей. Да ещё Фонд социального страхования 19 млрд. рублей выделял. Это позволяло оздоравливать за лето до 5 млн. ребятишек.
В 2010 году «лучший в мире министр финансов», а ныне руководитель Центра по выработке новой экономической стратегии Алексей Кудрин в число антикризисных мер включил ликвидацию ФЦП «Дети России». В прошлом году ни Фонд социального страхования, ни Федеральный бюджет ни рубля не направили в регионы на детский отдых.
Исключением стал текущий «выборный» год. ОНФ (читай: «Единая Россия») «в суровой борьбе» отстоял право от своего имени выделить всё из того же бюджета традиционные 4,6 млрд. рублей на организацию отдыха и оздоровление несовершеннолетних. Учитывая, что нынешняя Дума голосами этих же «фронтовиков» причислила пришкольные детские лагеря к полноценным лагерям отдыха, нетрудно догадаться, что статистика охвата отдохнувших детей достигнет в 2016 году 100%. И ведь не придирёшься: с позиции закона всё в порядке. У правительства аргумент железный: депутаты сами за эти законы проголосовали в Думе.
Распределение путёвок для ребят из малоимущих семей в отдельных регионах напоминает штурм Бастилии: родители занимают длинные очереди и сторожат появление чиновников, отвечающих за распределение путёвок. Чем руководствуются муниципалитеты, закупая путёвки? Конечно, их ценой. Чем она ниже, тем привлекательнее. И плевать, что питание детей неполноценное, а спят они на постелях без наволочек и простыней! Главное, отчитаться, сколько детишек охвачено… В «Артек» или в «Океан» тоже поехать можно. Но не всем, а лишь тем, у кого родители могут на 65—70 тысяч рублей раскошелиться. Это, не учитывая дорожных расходов.
Можно ли что-то изменить? Можно и нужно всё, что касается детей, вернуть под контроль государства. Хватит запирать детей в регионах с разными финансовыми возможностями местных бюджетов. К примеру, у детей из Тюмени есть свои лагеря отдыха в Болгарии, а вот у их алтайских и кузбасских сверстников таковых нет…
Государственное финансирование можно осуществлять и через ФЦП, и через финансирование Федерального закона «Об отдыхе и оздоровлении детей». Можно ввести в действие детский «Сертификат на отдых» на условиях софинансирования из бюджетов все уровней. Фракция КПРФ в Государственной думе не единожды вносила эти предложения, но они разбивались об аргумент парламентского большинства: денег нет…
Что ж, дети — не избиратели, и своих лоббистов в Думе у них нет. Но, когда они станут взрослыми, так и не узнав, что такое романтика пионерского костра или отрядная «линейка», наверняка зададутся вопросом: почему?.. Почему мои родители не поддержали тех, кто хотел вернуть детям их священное право быть привилегированным классом в обществе?
И чем больше будет родителей, понимающих, что от их политического выбора 18 сентября зависит будущее детей и внуков, тем больше будет шансов у наших детей побывать в детстве.
Гладко было на бумаге…
Автор: Ольга КОНДРАТЬЕВА. г. Коломна. Московская область.
Многодетные семьи получают землю на болотах, скотомогильниках и в лесу
В РОССИИ стала демографической нормой семья с одним ребёнком — таких более 30 процентов. Но есть регионы, где подобные семьи составляют половину. Для простого воспроизводства населения необходимо, чтобы половина семей была с тремя и более детьми: ведь, кроме отца и матери с одним ребёнком, есть и бездетные люди, да и не все дети доживают до репродуктивного возраста. Малодетность чревата ещё и тем, что в нашей стране так и не удаётся преодолеть тенденцию депопуляции, превалирования смертности над рождаемостью: в 2015 году число умерших превысило число родившихся на 12,8 процента. В трети регионов превышение составляет 1,5—2 раза. Если в ближайшем будущем количество многодетных семей не увеличится, то к концу ХХI века Россию будут населять всего 80 миллионов человек, считает председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрий Крупнов.
В «Программе государственной поддержки многодетных семей в Российской Федерации на 2008—2015 годы», в частности, предусматривались меры по стимулированию индивидуального жилищного строительства для многодетных семей с ежемесячным среднедушевым доходом менее 4 прожиточных минимумов, установленных в соответствующем субъекте Федерации. Среди прочих мер — предоставление застройщикам из числа многодетных семей земельных участков площадью не менее 0,15 гектара в пригороде и не менее 0,5 гектара в сельской местности в собственность. Оговаривалось, что земля может предоставляться как бесплатно, так и по льготной цене (через субвенции) в зависимости от величины среднедушевого дохода семьи. Программой предусматривалось выделение из местных бюджетов и бюджетов субъектов Российской Федерации финансовой помощи на организацию инженерного благоустройства (газ, вода, электроэнергия) застраиваемых участков. В 2010 году Дмитрий Медведев подписал закон, согласно которому многодетным семьям будут безвозмездно выделяться земельные участки, в том числе и для строительства индивидуального дома. Речь шла о поправках в Земельный кодекс и закон «О содействии развитию жилищного строительства».
В 2012 году одним из «майских указов» президент Путин поручил правительству «разработать комплекс мер по улучшению жилищных условий» многодетных семей. Одной из таких мер должно было стать «создание необходимой инфраструктуры на земельных участках», проводить эти работы предполагалось «при поддержке субъектов и муниципальных образований». Законодательная база обеспечения многодетных граждан участками всё более разрасталась. А как же результаты? Они почти нулевые. А ведь прошедший год — финальный в осуществлении вышеупомянутой федеральной программы. То есть по существу она провалена.
Кстати, ещё за год до того, как она должна была начать осуществляться, в столице приняли собственную программу строительства коттеджных посёлков для семей с пятью и более детьми. Она предусматривала возведение 800 коттеджей. Проживать в них многодетные семьи могли лишь временно, пока самому младшему из детей не исполнится 18 лет. После этого власти Москвы обещали предоставить многодетным льготникам отдельные новые квартиры по договору социального найма. Было заселено 179 коттеджей. Вскоре представитель департамента жилищной политики и жилого фонда Москвы признал, что строительство этих коттеджей обходится столичному бюджету в 2—3 раза дороже типового многоэтажного жилья. По этой причине, а также по причине отсутствия свободных земель в столице программа была закрыта.
Год спустя после «майских указов» на заседании совета по приоритетным нацпроектам глава правительства негодовал: «Землю дают в глухих углах, чтобы просто исполнить закон, там нет инфраструктуры». Как это часто бывает с льготами, оплачивать «подарок от государства», обещанный федеральной властью, приходилось местным бюджетам, в которых на подобные проекты денег просто нет.
«Майский указ» Путина по обеспечению многодетных семей бесплатными земельными участками исполняется из рук вон плохо в Карелии: льготникам предлагают земельные участки для строительства жилья на непригодных и даже опасных для проживания территориях. Эти земли просто недоступны для горожан — участки находятся в лесу, а то и на болотах, без дорог и проездов, без намека на какую-нибудь коммунальную инфраструктуру.
В Мурманской области начиная с 2012 года участки получили 416 семей. Но жилищное строительство почти нигде не ведётся. Одна многодетная семья строит дом в Мончегорске, выдано одно разрешение на строительство индивидуального жилого дома в Мурманске. Строятся несколько коттеджей в некоторых других муниципалитетах. Иными словами, распределены сотни участков, но реально застраиваются из них единицы. Многие участки заболочены, некоторые заросли лесом или завалены большими валунами. Чтобы обустроить участки для многодетных сетями и подвести к ним дороги, необходимы сотни миллионов рублей, которых в местном бюджете просто нет. «Если мне по-прежнему будут предлагать участок, где нужно выложить миллион только за его очистку, я брать его не буду», — заявила Татьяна Кольчевская из Мончегорска, мать пятерых детей. «Нам дали участок на улице Скальной в Мурманске, — говорит Вероника Селиверстова из Мурманска. — Но что с ним делать дальше, мы не знаем. Там нет коммуникаций. По сути, у нас в собственности просто кусок сопки». Многие многодетные семьи Заполярья предпочитают выжидать, когда там появятся коммуникации, чтобы затем продать землю подороже.
В Саратовской области выдача земель многодетным семьям идет более активно, чем в других регионах. По подсчётам областного министерства строительства, 10 тысяч из 16,6 тысячи многодетных семей подали заявление на предоставление участка. 40 процентов желающих уже получили землю. Но к строительству смогли приступить лишь около двух десятков семей.
Семья матери четверых детей саратовчанки Евгении Нечаевой получила землю одной из первых в области — весной 2012 года. Документы земельного комитета свидетельствовали: поверхностные воды и растительность отсутствуют. Семья подписала согласие. Но, приехав на место, новоиспечённые землевладельцы увидели болото и множество деревьев. Лесом поросли все 8,6 сотки. С подобным «сюрпризом» столкнулись и другие многодетные семьи. После конфликтов в мэрии был организован совет по проблемам многодетных семей, внесли изменения в правила выделения земли. Нечаевы получили другой участок. Они твёрдо намерены строить дом. Но к материнскому капиталу за младшую дочь надо добавить сумму в четыре раза больше. «Многодетной семье трудно взять кредит, — говорит Евгения. — Банки отказывают или выставляют сумасшедшие проценты».
Многодетная семья Аляновых первоначально свой участок получила на свалке. Аляновы отказались. После долгих проволочек землю им выделили в другом месте. Сейчас они привыкают к тем немалым суммам, которые обрушились на их головы после твёрдого семейного решения построить на выделенной земле дом. Дотянуть электросети к дому — 20 тысяч: кабель, счётчик, щиток и работа электрика. Информация о том, в какую фирму обратиться, чтобы составить проект водоотведения, — 1,5 тысячи рублей. Подключение к общей трубе — 240 тысяч рублей.
Семья жителей Саратовской области Иваськиных встала в очередь на участок в 2012 году. Через два года им выделили участок на Кумысной поляне. Место хорошее, но на участке оказались четыре ямы по два метра глубиной. Вот уж воистину, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Семья с четырьмя детьми за всё должна платить из собственного кармана. Межевание обошлось в 6 тысяч рублей, хотя первоначально обещали оплатить из бюджета. Но… у нас кризис, вздохнули местные власти. Земляные работы на участке будут стоить 20 тысяч рублей, установка забора — 30 тысяч, бурение скважины — 160 тысяч, подключение электричества — от 20 до 50 тысяч, газа — 30 тысяч рублей.
Выявлены значительные нарушения при предоставлении земельных участков нижегородским многодетным семьям. Большинство участков не обеспечивается должной инфраструктурой, а некоторые вообще находятся в лесу.
В Пермском крае многодетным выделили землю в непосредственной близости от проходящей неподалеку нефтяной трубы. Ничего не подозревавшие семьи разбили сады и огороды, построили садовые домики. В этом году «Транснефть» спохватилась. Земельные участки попали в полосу отчуждения. Нет, землю никто отбирать не собирается. Но все постройки надо снести, ликвидировать посадки. На этих землях нельзя будет посадить даже картошку. «И зачем нам тогда эта земля?» — возмущаются многодетные семьи. Вопиющий случай произошёл в Новосибирске: там земельные участки выдавались на месте захоронений радиоактивных отходов. Кое-где земли выделялись на болоте, скотомогильниках.
Сейчас в России живут 1,5 миллиона многодетных семей. С начала действия программы к строительству на полученных участках приступили 15 тысяч семей. 69 процентов от получивших участки обзавелись землёй в глуши, где нет школ и поликлиник. А ведь многие семьи возлагали на правительственную программу большие надежды: они мечтали продать городские квартиры и начать вить собственные гнёзда в сельской местности, обзавестись скотом и птицей, разбить сады.
Проблема обеспечения землёй многодетных семей нашла свое отражение во время «прямой линии» с президентом в апреле этого года. Многодетная мать Марина Соломатина из Ставропольского края пожаловалась, что ей власти города отказались предоставить земельный участок. Точнее, вначале предоставили, но вскоре отобрали, сославшись на изменения в региональном законодательстве. Позднее семье выделили другой участок, но оформить на него документы так и не получилось. Владимир Путин выразил удивление: как так, многодетной семье начиная с 2013 года не удаётся решить земельный вопрос! Удивление президента всполошило местных чиновников: через два дня после «прямой линии» Соломатины стали собственниками земельного участка. И ничего, что рядом железная дорога и тюрьма. Соломатины и этому рады.
Но что делать остальным десяткам тысяч семей, получившим участки на болотах, скотомогильниках и в лесу?
Авантюра под маской реформы
Автор: Сергей КОЖЕМЯКИН. (Соб. корр. «Правды»).
Объединить историю с географией, преподавать физику и биологию исключительно на английском языке и сократить летние каникулы — эти и другие новшества предусматривает школьная реформа в Казахстане. Вопреки обещаниям властей, эксперименты могут внести настоящий хаос в систему образования.
НОВОСТЬ о масштабных преобразованиях стала для жителей Казахстана полной неожиданностью. Люди недоумевают, почему именно сейчас, когда страна переживает не самые лучшие времена, потребовалось полностью перестраивать систему школьного образования. Но у властей свои доводы. Они утверждают, что без радикальных изменений Казахстан не сможет войти в тридцатку самых развитых государств мира. Эту цель, напомним, поставил перед страной президент.
Реформа образования также была инициирована самим Нурсултаном Назарбаевым. Выступая на последней сессии Ассамблеи народа Казахстана, он пожалел учащихся, которые, оказывается, «ужасно загружены». «Бедные дети наши с утра до вечера белого света не видят», — посетовал он и призвал пойти по пути сокращения школьных предметов. Для этого, считает Назарбаев, можно объединить историю и географию, русский язык и литературу.
Образцом для подражания президент считает… Соединённые Штаты Америки. «Мы иногда критикуем, что американцы не могут различить Таджикистан с Афганистаном, — заявил он. — Это действительно так, они это познают по ходу жизни. А там они учат, как жить, как применять свои знания в жизни, как стать на ноги в жизни».
В том же выступлении Назарбаев отметил важность осторожного подхода к реформе. Однако его призывы говорят об обратном: школу ждут кардинальные реформы, и останавливаться власти не намерены. Следуя советам главы государства, министерство образования и науки обнародовало перечень планируемых изменений. Во-первых, намечен переход на пятидневную учебную неделю. Получив субботу в качестве второго выходного дня, школьники будут учиться до 10 июня. Кроме того, в ближайшие годы планируется внедрить 12-летнее обучение: в первый класс дети будут приниматься строго с шести лет.
Во-вторых, произойдёт внедрение трёхъязычного обучения. И в русскоязычных, и в казахскоязычных школах ряд предметов будет преподаваться исключительно на казахском, русском и английском языках. И если преподавание отечественной истории по-казахски и всемирной истории по-русски не вызывает у подавляющего большинства жителей возражений, то столь повышенное внимание властей к английскому языку, мягко говоря, кажется странным. Ведь речь идёт не просто об увеличении количества часов, выделяемых на этот предмет, а о том, что абсолютно во всех школах преподавание биологии, химии, физики и информационных технологий будет вестись на английском языке и по зарубежным учебникам.
Министр образования и науки Ерлан Сагадиев привёл весьма оригинальные объяснения реформы. Оказывается, освоить вышеназванные предметы на русском или казахском попросту невозможно, поскольку-де эти языки не поспевают за научным прогрессом. «Почитайте мировые исследования, — заявил чиновник в одном из интервью. — Чем лучше знание английского языка, тем выше доход на душу населения, меньше безработной молодёжи, лучше бизнес-климат». В этом же духе высказался Нурсултан Назарбаев. «Английский язык — это мировой язык, — утверждает он. — Язык мировой науки, инновации. Всё, что мы ищем, на английском языке. Как этот мальчик потом будет жить? Это не то, что было в наше время. Советский Союз нас никуда не пускал и никто к нам не приезжал. Изучают языки во всём мире».
Помимо спорного характера самих этих утверждений, недоумение вызывает практическая реализация проекта. Тысячи учителей должны в совершенстве овладеть не только разговорным английским, но и соответствующей терминологией. По словам чиновников, задача будет выполнена в течение ближайших нескольких лет, но верится в это с большим трудом. Куда более реальна ситуация, когда недостаточно подготовленные реформы приведут к полной неразберихе и снизят качество преподавания важнейших предметов.
Между тем все эти нововведения могут померкнуть перед ещё одним — не менее революционным. Традиционную модель образования планируется заменить дистанционной, или онлайн-обучением. Как заявляют чиновники, ученик сможет, не выходя из дома, усваивать знания через Интернет. Мотивы властей понятны: фактическая ликвидация школ сэкономит бюджетные средства. О том, что эта авантюра может иметь для системы образования катастрофические последствия, здесь предпочитают не думать: реформы в Казахстане давно превратились в удобный повод для «сравнительно честного» присвоения государственных средств.
Воспитатель центра социальной помощи семьям и детям в Кызыле арестован за изнасилование как минимум двух воспитанниц-семиклассниц, сообщил в воскресенье уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов.
Ранее следственное управление СК по Туве сообщило, что в регион с рабочим визитом прибыл старший помощник председателя Следственного комитета РФ Игорь Комиссаров. Его приезд был связан с расследованием преступлений против половой неприкосновенности малолетних девочек в социальном центре Кызыла. Следователи выяснили, что воспитатель ранее привлекался к уголовной ответственности за угрозу убийством. Директор приняла его на работу в нарушение норм Трудового кодекса РФ.
"Факты насилия в отношении как минимум двух девочек семиклассниц в социальном реабилитационном центре Кызыла подтвердились. Воспитатель арестован, возбуждено уголовное дело", - написал детский омбудсмен в своем микроблоге в Twitter.
Международная конференция по актуальным проблемам русистики в РЦНК в Будапеште
27 – 28 мая в цикле мероприятий, приуроченных ко Дню славянской письменности и культуры, в РЦНК в Будапеште состоялась XXI Международная научно-практическая конференция «Современный русский язык: функционирование и проблемы преподавания», организованная представительством Россотрудничества.
В работе конференции приняли участие русисты из 9 стран: Венгрии, Белоруссии, Украины, Грузии, Казахстана, Польши, России, Словакии, Франции, представившие 26 университетов.
С российской стороны на пленарном и секционных заседаниях выступили руководители профильных подразделений, специалисты в области преподавания русского языка как иностранного, авторы учебных пособий из СПбГУ, МПГУ, МГЛУ, Финансового университета при Правительстве РФ, других университетов Москвы, Санкт-Петербурга, Белгорода, Курска, Кемерово.
На пленарном заседании с большим интересом были встречены выступления известного лингвиста, профессора Белорусского государственного университета Бориса Нормана и проректора Московского педагогического государственного университета, профессора Людмилы Трубиной, доклад которой был приурочен к 125-летию со дня рождения М.А.Булгакова.
Венгерские участники представили основные центры русистики страны: университеты гг. Будапешт, Печ, Сегед, Сомбатхей, а также средние учебные заведения и образовательные центры.
На конференции прозвучало более 40 докладов по вопросам методики преподавания РКИ, обучения русскому языку делового общения, лингвистики, лингвокультурологии и художественного перевода. По материалам конференции представительством Россотрудничества будет издан специальный сборник.
Освобождение Пентагоном "столицы" ИГИЛ может спровоцировать в Сирии очередной хаос
Город Ракка после его освобождения от террористов войдет в "федеративную систему" на севере Сирии. Об этом 26 мая заявил представитель сирийской курдской партии "Демократический союз" Гариб Хесо.
- Так как штурм Ракки ведется "Демократическими силами Сирии" (SDF), то логично, что после ее взятия она автоматически войдет в демократическую федеративную систему, создаваемую нами на севере Сирии, - сказал он, добавив, что "режим Башара Асада не сможет ничего этому противопоставить". - Сирийская правительственная армия в штурме Ракки не участвует, она находится далеко на юге от "столицы" террористов.
Ранее представитель SDF заявил, что курдско-арабская коалиция "Демократические силы Сирии", ведущая с 24 мая наступление на "столицу" ИГ * при поддержке США, продвинулись на 6 километров вглубь территории исламистов, и освободила восемь деревень и касабов (небольших городков).
Напомним, коалиция "Демократические силы Сирии" была сформирована в начале осени как раз для штурма столицы "Исламского государства". В нее вошли преимущественно отряды народной самообороны курдов YPG - боевое крыло курдской левой партии "Демократический союз", бойцы Сирийской свободной армии и др. А в середине января было официально объявлено о новой стратегии Пентагона по уничтожению двух главных бастионов ИГ - иракского Мосула и сирийской Ракки, причем в основном местными силами. Американцы приняли активное участие в формировании коалиции SDF и ее снабжении вооружением.
Первый успех силы SDF продемонстрировали уже в конце декабря, отбив у ИГ при поддержке американского спецназа стратегическую плотину Тишрин, а также освободив сирийский город Айн Исса, откуда до Эр-Ракки - 60 км. Тогда же появились первые сообщения о том, что американские специалисты обустраивают инфраструктуру в Сирийском Курдистане - в Эль-Хасаке, как раз для снабжения и поддержки подразделений SDF. В марте отряды коалиции установили полный контроль над северо-восточной провинцией Хасака, перекрыли шоссе Ракка - Мосул в районе Эш-Шаддады. А 26 марта, освободив селения Аль-Каттах, Аль-Хувайша и Бир-Хаммуд, передовые подразделения SDF заняли позиции в 26 километрах к северо-востоку от Ракки.
И вот 18 мая, после некоторого затишья, самолеты возглавляемой США коалиции сбросили на город листовки с призывом к мирным гражданам его покинуть, а с 19 мая в северных районах провинции началось сосредоточение отрядов SDF, усиленных бронетехникой. В итоге была создана внушительная по численности группировка, которая по самым скромным подсчетам насчитывает 25 тысяч человек (новостное агентство Rudaw сообщило о 50 тысячах с учетом того, что осуществляются определенные мероприятия по отсечению подхода боевиков с Турции). 24 мая началась наступление, которое, судя по сообщениям арабских СМИ, выглядит следующим образом.
Исходным районом для проведения операции выбран пограничный город Айн-Исса. "Демократические силы Сирии" наносят удары сразу на трех направлениях (подобная стратегия уже была применена командованием коалиции в ходе боев за Аш-Шаддади и Тишринскую ГЭС). Основным направлением удара выбрано северное - на юг от Айн-Иссы, в то время как отдельные подразделения пытаются прорвать оборону ИГ в районе ГЭС (западнее Ракки) и Джабаль Абдель-Азиз (восточнее Ракки, на западе провинции Хасака). Предпочтение отдано северному направлению, хотя этот путь и является самым сложным из трех из-за большего сосредоточения боевиков на этом участке линии фронта. Но как сообщают в SDF, расширение буферной зоны около Айн-Иссы (там располагается база 93-й бригады), вероятно, приведет к тому, что джихадисты не смогут удержаться и на двух других направлениях.
По данным арабских СМИ, изначально в операции принимают участие около 500 американских советников и спецназовцев. А 25 мая, по информации телеканала Al Arabiya, в районе сирийского города Хасака высадились еще около 250 морских пехотинцев с тяжелым вооружением (предположительно, с буксируемыми гаубицами M777A2).
Отметим, что несмотря на заявления курдских представителей (например, члена курдского Комитета обороны в провинции Хасака Насера Хадж Мансура) о том, что силы SDF наступают без особых проблем, а ИГ не удерживает ни одной позиции и отступает, рядовые курдские бойцы в соцсетях говорят, что террористы уже давно готовили оборону своего главного оплота в Сирии - устанавливали мины и возводили оборонительные заграждения. Известно, что боевики ИГ стянули в город бронетехнику и дополнительные силы, а также выпустили из тюрем заключенных. Сейчас они поджигают нефтяные месторождения, чтобы скрыть передвижение под дымовой завесой, а также используют "смертников". Сообщается о подрыве начиненного взрывчаткой автомобиля у позиций курдских формирований севернее Айн-Иссы.
Как пишут курдские журналисты, операция проамериканской коалиции обещает быть долгой и продолжится все лето хотя бы потому, что по мере продвижения "Демократических сил Сирии" к городу, банды исламистов будут или сами просачиваться в тыл или через свои каналы организовывать теракты в Сирийском Курдистане.
Как отмечает сирийский журналист, арабист Аббас Джума заявления о том, что коалиции уже сейчас удается практически без сопротивления продвигаться к административному центру провинции Ракка - это, скорее, пропаганда, цель которой поддерживать боевой дух наступающих, мол, мы еще к городу не подошли, а террористы уже бегут.
- По моим данным, наступление действительно идет с трех направлений, но отряды SDF встречают достаточно серьезное сопротивление боевиков ИГ. Есть информация о погибших как среди курдов, так и среди бойцов Сирийской свободной армии.
Но SDF все-таки удается теснить боевиков ИГ, которые перед наступлением предусмотрительно переправили свои семьи либо в Турцию (если это иностранцы), или в соседние провинции (местные), например, в Дейр-эз-Зор. Пока оппозиционной коалиции удалось вроде как отбить восемь населенных пунктов, но освещается наступление довольно скупо, только в формате коротких новостей или телесюжетов. Наверное, это связано с определенными репутационными рисками. По этой же причине операция, скорее всего, будет идти без спешки, чтобы силы могли гарантированно блокировать боевиков.
"СП": - О масштабном наступлении проамериканской коалиции SDF на Ракку говорилось уже давно, но всякий раз оно откладывалось. Но 19 мая на севере была резко наращена группировка и 24 числа она объявила о наступлении. Складывается впечатление, что США что-то пообещали курдам, от чего они не смогли отказаться…
- Думаю, пообещали занять по отношению к сирийским курдам протекционную позицию, а также поставить им какие-то системы вооружений… Еще полгода назад я брал интервью у одного командира курдского отряда YPG, который рассказывал о возможном варианте наступления на Ракку (сейчас оно так и ведется - с трех сторон). То есть эта операция просчитывалась давно. И уже тогда он сказал: "Ракку мы возьмем вместе с арабами, чтобы прогнать боевиков ИГ, но когда мы это сделаем, будем начеку и держать нож за спиной". Он имел в виду, что курды просто так не отдадут арабам Ракку, и будут сражаться за нее так же, как они сражалась за Кобани.
Понятно, что такой расклад не устраивает арабов, которые населяют провинцию. Поэтому не исключено, что после того, как ИГ выбьют из Ракки, мы станем свидетелями другого конфликта - уже курдско-арабского. Возможно, что США пообещали после освобождения Ракки занять позицию курдов, поэтому события были форсированы. Но американцы могут блефовать, не собираясь выполнять условия негласного договора с курдами, ведь их цель - объявить себя освободителями Ракки и в то же время не допустить, чтобы конфликт в Сирии закончился. Хотя с другой стороны - после штурма Ракки у них в Сирии расширится плацдарм, с которого они смогут дальше противостоять режиму Асада.
Военный эксперт Анатолий Несмиян (Эль-Мюрид) говорит, что оценить общее количество сил, участвующих в наступлении на Ракку, довольно трудно: но при определенной договоренности курды могли выставить на одном направлении 30−40 тысяч бойцов.
- Что будет после того, как возьмут Ракку - вопрос сложный, и судя по всему, даже у ключевых участников нет на него конкретного ответа. Вряд ли арабы, которые враждуют с ИГ, согласятся с тем, чтобы Ракка (и город, и провинция) осталась за курдами. Все-таки это - сельскохозяйственная провинция, с каскадом крупнейших сирийских плотин, а вода - это большая ценность для этого региона. Поэтому даже если США удалось "сколотить" альянс между курдами и арабами, несмотря на все противоречия между их общинами, вряд ли последние допустят резкое усиление курдов. Отмечу, что уже сейчас приходят сообщения о том, что отряды "умеренных" на данном направлении прекращают воевать с "халифатом" и переключаются на войну с курдскими формированиями.
На этом фоне надо учитывать, что боевики ИГ - отнюдь не мальчики для битья. Сейчас они не только обороняют Ракку, но и предпринимают атаки в районе Хасаки. То есть наносят отвлекающие удары, чтобы вынудить курдов снимать отряды с главного направления. И пока "халифату" это удается - насколько можно судить, под Хасакой идут довольно-таки крупные боестолкновения, боевики ИГ совершают туда рейды и используют очень серьезное оружие - "смертников". Известно, что ИГ ежедневно проводит по 5−10 операций с использованием "смертников" - взрывают колонны, нападают на спецназ.
В общем, пока еще рано делать выводы, поскольку реального продвижения практически нет. Да, СМИ со ссылкой на представителей SDF публикуют сообщения о переходе под контроль коалиции ряда населенных пунктов на севере провинции, однако ничего не сообщается о том, что через некоторое время их снова отбивают. В итоге создается впечатление, что продвижение осуществляется, но на самом деле - силы топчутся на месте. Такая же ситуация сейчас в Ираке - СМИ сообщают о наступлении на Фаллуджу, однако источники на местах говорят о том, что иракская армия "продвигается только в прессе".
Что касается американцев в рядах SDF, то они стараются особо на передний край не лезть. В основном - это советники, а также технические специалисты, которые занимаются радиоэлектронной борьбой. Но там также есть подразделения, которые выполняют авианаводку, корректировку огня, а также точечные задачи по обнаружению документов, ликвидации командиров ИГ и т. д. Сейчас главная задача Соединенных Штатов - получить медийно значимую победу, чтобы поднять статус американской политики в регионе, а также укрепить позиции демократов на предстоящих выборах. Грубо говоря, чтобы помочь Хиллари Клинтон выиграть у Дональда Трампа, прихода которого к власти всерьез опасаются в американском истеблишменте. Поэтому сейчас многие игроки в США заинтересованы в значимой победе в Сирии, которую можно было бы широко распиарить и получить с нее политические дивиденды.
К годовщине восстания 1980 года в Южной Корее
Константин Асмолов
На Национальном кладбище в Кванчжу состоялась официальная церемония по случаю 36-ой годовщины Демократического движения 18 мая, сыгравшего важную роль в демократизации РК. Для того, чтобы выразить соболезнования семьям жертв трагедии, в Кванчжу приехали премьер-министр РК Хван Гё Ан, представители правящей и оппозиционных партий. В своём выступлении глава правительства сказал, что создание демократического общества в РК продолжается на основе принципов, заложенных 36 лет назад. Лидер правящей партии Сэнури Чон Чжин Сок отметил, что дух демократического движения должен способствовать национальному единству.
Так это или нет? Давайте вспомним сами события того времени.
После убийства генерала Пак Чжон Хи 26 октября 1979 года новое правительство попыталось провести комплекс мер по демократизации, однако всего лишь 6 дней спустя произошел государственный переворот, организованный руководителем военной разведки — генералом Чон Ду Хваном.
Новая попытка узурпации власти встретила сопротивление оппозиции и молодежи, но Чон активно добивался одобрения Соединенными Штатами занятия им президентской должности, пытаясь разыгрывать при этом северокорейскую карту. В рамках такой стратегии 13 мая он заявил, что за спиной студенческого движения и левых радикалов стоит КНДР. В ответ на это 15 мая перед Сеульским вокзалом собралось более 100 тыс. человек, но 17-18 мая 1980 г. Чон Ду Хван провел широкомасштабные аресты среди членов оппозиции, разогнал Национальную Ассамблею и объявил полное военное положение вместо частичного, которое было до того.
Реакцией на эти события стало восстание в Кванчжу, где все началось с разгона демонстрации, связанной с закрытием университета Чхоннам, который был оплотом демократических настроений. На подавление выступлений 18-20 мая 1980 г. были брошены не только 18 тыс. полицейских, но и 3 тыс. солдат и офицеров парашютно-десантных войск, не имевших опыта разгона демонстраций. Более того, солдатам объявили, что в городе происходит коммунистический мятеж, а, по некоторым непроверенным сведениям, многие из них находились под действием наркотиков.
В принципе, это был не первый случай использования спецназа против демонстрантов, однако тогда серьезные избиения не совершались при большом стечении людей. В Кванчжу же дело дошло до применения штыков и огнеметов против безоружных людей, причем солдаты не только разгоняли демонстрации, но и врывались в кафе или автобусы, избивая всех молодых людей примерно студенческого возраста; даже убивали таксистов, которые пытались отвозить в больницы пострадавших от их рук.
Такое беспрецедентно грубое подавление сугубо мирной демонстрации толкнуло студентов на активные ответные меры; к студентам присоединились горожане и беспорядки переросли в широкомасштабное восстание. 21 мая 1980 г. число протестующих достигло 300 тысяч человек. Восставшие штурмовали 16 полицейских участков и другие правительственные учреждения, захватили склады с оружием и 350 единиц автотранспорта, в т. ч. три бронетранспортёра.
Опасаясь массового кровопролития, власти вывели спецподразделения из города. Восставшие захватили Управление провинциальной администрации, сформировали свои органы власти для обеспечения порядка и переговоров с центральным правительством, организовали доставку в город продуктов питания.
Среди захвативших власть в городе преобладали молодые радикалы, план которых заключался в том, чтобы продержаться как можно дольше и либо героически погибнуть, продемонстрировав тем самым варварство военного режима, либо добиться вмешательства США, которые должны были вступиться за демократию.
Многие авторы, не только левые, обращают внимание на то, что стихийно возникшая в городе система управления более напоминала Парижскую коммуну или органы власти первых демократических правительств. В городе не было погромов, не трогали банки и офисы крупных фирм, практически не было коммунистических лозунгов. Наоборот, власти пытались контролировать наличие оружия в частных руках и активно опирались на помощь религиозных авторитетов, а созданные отрады по поддержанию порядка имели написанную на машинах американскую аббревиатуру SWAT.
Ранним утром 27 мая город штурмовали танки, и в течение полутора часов основные правительственные учреждения были взяты правительственными войсками. Захват города произошел очень быстро и организованно и воспринимался как успешная военная операция.
Так корейская история «обогатилась» знаковым событием, надолго ставшим символом подавления оппозиции. В слух о том, что это были провокации коммунистов, никто не поверил, тем более, что никаких прямых доказательств северокорейского влияния на события в Кванчжу не было обнаружено даже впоследствии. Японское телевидение снимало восстание достаточно плотно, запечатлев на пленку большое количество кадров, демонстрирующих военные преступления режима, включая изображение людей, задавленных танками.
Сведения об общем числе пострадавших различаются — по официальным данным в Кванчжу погиб 191 человек, диссиденты и представители оппозиции говорили о десяти тысячах жертв. Однако, если проанализировать общую статистику умерших в городе за май 1980 г., то она составила 4900 чел. против обычной цифры около 2000 чел.
Поэтому события в Кванчжу закономерно сравнивают с другим «танковым подавлением» на пекинской площади Тяньаньмэнь и утверждается, что корейский случай был более кровавым, в то время как в Китае, по уточненным данным, число убитых составило около 700 человек.
Однако, как можно обратить внимание, если информация о «раздавленной танками демократии» в КНР общеизвестна и постоянно муссируется, корейская история известна скорее специалистам.
С восстанием в Кванчжу связан очень важный вопрос об ответственности США за произошедшую бойню. Дело в том, что на тот момент корейская армия подчинялась американскому командованию, и потому применение военной силы против мирного населения должен был одобрить Вашингтон.
Американские авторы стараются затушевать участие США, представляя дело так, что власти не только оставили без внимания и не опубликовали заявление правительства США с призывом к мирному урегулированию, но, наоборот, раструбили о том, что Соединенные Штаты дали «добро» на подавление восстания. Однако, хотя Соединенные Штаты не оказывали Чон Ду Хвану прямую поддержку, они ничего не предприняли для того, чтобы удержать режим от кровопролития.
Хотя представители созданного восставшими городского Совета сразу же обратились в американское посольство с просьбой вмешаться в ситуацию, но оно побоялось создавать опасный прецедент и поддержать горожан в их борьбе с режимом. Любопытно, что решающую роль в выработке того решения, которое было принято, сыграл Ричард Холбрук, который заявил, что «вопрос привлекает слишком много внимания, в то время как его нужно рассматривать более широко и с точки зрения интересов национальной безопасности. Надо дать Чону добро на подавление восстания, а он после этого окажется куда более зависимым от Вашингтона, чем его предшественники». Так и случилось, и, если не считать Ли Мен Бака, Чон считается наиболее проамериканским руководителем страны.
Наказание за резню последовало только в 90-е и при весьма специфических обстоятельствах. В рамках политической борьбы и выдавливания военных из политической жизни, «первый гражданский президент» Ким Ен Сам затеял против Чон Ду Хвана процесс, обвиняющий его в коррупции. Но доказательств оказалось недостаточно, и, чтобы додавить своих противников, 20 декабря 1995 г. им был принят «Специальный закон о событиях в Кванчжу», который был наделен обратной силой и на основании которого Чон Ду Хвана обвинили в преступлениях против конституционного строя и государственной измене. Специальный выбор главного следователя, пропагандистская кампания в прессе и организованные властями массовые митинги напоминали автору политические процессы времен самого Чон Ду Хвана. В декабре 1996 г. Чон Ду Хван был приговорен к пожизненной каторге, однако некоторое время спустя он был амнистирован, а большая часть непосредственных виновников событий так и не стала объектом судебного преследования, что до сих пор вызывает ресентимент оппозиции.
Так что в заявлениях современного руководства РК о том, что они продолжают традиции тех, кто погиб за демократию 36 лет назад, есть как минимум доля лукавства.
В Москве отметили национальный праздник Азербайджана
Сегодня в Азербайджане отмечают День Республики. 28 мая в 1918 году была провозглашена Азербайджанская Демократическая Республика (АДР), ставшая первой демократической республикой не только в Азербайджане, но и на всем Востоке. АДР приняла государственные атрибуты - герб, гимн, флаг, причем на ее трехцветном флаге гармонично сочетались тюркизм, ислам и европейское начало. АДР суждено было просуществовать всего два года, но сейчас День Республики отмечают как день восстановления государственной независимости, считая его одной из самых ярких страниц в истории азербайджанского народа, ознаменовавшей объединение страны.
Вчера, выступая на официальном приеме, организованном в Баку по случаю национального праздника Азербайджана, президент Ильхам Алиев заявил, что главным вопросом политики Азербайджана остается решение нагорно-карабахского конфликта. "Наша территориальная целостность не является темой переговоров, - заявил президент, - наши земли должны быть освобождены от оккупации, азербайджанские переселенцы должны вернуться на свои родные земли. Никаких изменений в нашей позиции нет". При этом, по словам Ильхама Алиева, азербайджанская армия находится в числе ведущих армий мира, в Азербайджане производятся уже более тысячи наименований продукции оборонного назначения.
Между тем, в Москве посольство Азербайджана организовало торжественный прием по случаю Дня независимости.
Выступая на приеме, замглавы МИД России Григорий Карасин напомнил, что Россию и Азербайджан связывают стратегические отношения, в основе которых лежат принципы равноправия, добрососедства, вековые традиции дружбы, общая история и культура, переплетенные воедино судьбы миллионов и миллионов людей. "С каждым годом растут масштабы и качество российско-азербайджанского сотрудничества, несмотря на неблагоприятную международную конъюнктуру, наше торгово-экономическое взаимодействие в последние годы развивалось довольно неплохо. В 2014 году по объему товарооборота мы вышли на рекордный уровень в 4 млрд долларов. Затем, правда, несколько сбавили обороты в силу известной волатильности на национальных рынках, и сейчас активно работаем над поиском оптимальных путей стимулирования сотрудничества, прежде всего, в транспортной, нефтегазовой, агропромышленной и энергетической сферах. Рассчитываем на максимально эффективное использование межрегиональных механизмов, на потенциал частного и государственного партнерства. Убеждены, что свое веское слово скажет и бизнес-сообщество в наших странах. Неизменно приоритетным остается взаимодействие в гуманитарной сфере с акцентом на укрепление доставшегося нам в наследство общего языкового, образовательного и культурного пространства".
По словам Карасина, востребованной площадкой стал получивший широкое признание в мире совместный проект - Бакинский международный гуманитарный форум под патронатом президентов России и Азербайджана. "Особое место в нашем мировосприятии занимает Великая Отечественная война, которая навсегда останется символом единения и беспримерного героизма наших народов, плечом к плечу воевавших с фашизмом на полях сражения и самоотверженно трудившихся в тылу. И в России, и в Азербайджане бережно хранят светлую память о павших в той страшной войне", - сказал российский дипломат. Он напомнил, что Россия и Азербайджан не только друзья, но и соседи: "Соседи и на Кавказе, и на Каспии, со всеми известными региональными проблемами, но одновременно и колоссальным потенциалом для сотрудничества и развития. Отсюда наш столь насыщенный и продуктивный диалог, который развивается не только на двусторонней основе, но и в трехстороннем с участием Ирана, или в многостороннем формате - в рамках Минской группы ОБСЕ или Каспийской пятерки. Не менее плодотворно наше взаимодействие на площадках СНГ, ШОС, ООН. Россия хочет видеть своего южного соседа процветающим и открытым для широкого сотрудничества. Убежден, что дальнейшее поступательное развитие российско-азербайджанских отношений будет способствовать реализации коренных интересов и чаяний наших народов, укреплению международного авторитета обеих стран и станет совместным вкладом поддержание мира и взаимопонимания на Южном Кавказе и за его пределами".
Глава думского комитета по делам СНГ Леонид Слуцкий в интервью "Вестнику Кавказа" выразил мнение, что "День Республики - большой праздник не только для азербайджанского народа, но и для всех тех, кто в России живет с Азербайджаном в душе, уважает этот мужественный, трудолюбивый народ, хорошо понимает реалии сегодняшнего Азербайджана. Он буквально за несколько лет стал одной из самых процветающих экономик на постсоветском пространстве, страной, которая заботится о своих гражданах, страной, которая преодолела программу борьбы с бедностью, страной, которая стала энергонезависимой, хотя это было очень и очень непросто, страной, которая уверенно идет по пути, начертанном великим Гейдаром Алиевым, основоположником современного азербайджанского государства. Я рад и горд от того, что мы друзья с президентом Ильхамом Алиевым, который является сегодня подлинным лидером азербайджанского народа. Это человек очень мудрый, очень взвешенный, именно тот человек, которого Бог вовремя послал на его родную землю, чтобы возглавить свой народ и свою страну".
Говоря о российско-азербайджанских отношениях, Слуцкий выразил мнение, что конструктивное, поступательное сотрудничество будет развиваться: "Все непростые досье, которые есть на Южном Кавказе, будут разрешаться - пусть не моментально, но системно и последовательно. Россия будет всегда этому способствовать в практическом ключе. Особенно в решении тех задач, которые мы не имеем права оставить будущему поколению, мы их обязаны решить сами".
Комментируя перспективы решения конфликта вокруг Нагорного Карабаха, российский депутат заявил: "Это тончайшая, деликатная материя. Руководству моей страны, РФ, следует уделять (и сегодня это происходит) большое внимание переговорам по Нагорному Карабаху, поиску очень тонкой, очень непростой, но столь необходимой дорожной карты выхода из этого затянувшегося, и пока еще, к сожалению, кровоточащего кризиса. Уверен, что решение это будет в самом ближайшем будущем найдено".
Историк и политический аналитик Олег Кузнецов в интервью "Вестнику Кавказа" сказал, что в истории каждой страны есть день, который является самым главным, это День рождения страны: "Поэтому, естественно, сегодняшний день- это День рождения Азербайджанской Республики. Остается только поздравить с этим днем, потому что весь азербайджанский народ, политическое руководство и вообще все государство, потому что без существования этого дня как атрибута государственности, не существует самой государственности. Российско-азербайджанские отношения традиционно были добрососедскими, всегда были дружественными, всегда были преференционными для экономики двух стран. Экономика Азербайджана во многом ориентирована на потребительские рынки России, по крайней мере, на данный момент российский рынок является рынком сбыта 45% азербайджанской продукции. Азербайджан ставит перед собой цель через 10 лет выйти на рынок ЕАЭС для того, чтобы сбывать 55-60% своей продукции. Поэтому о какой-либо конфронтации, о каком-либо охлаждении отношений речи быть не может, потому что лучше хорошо торговать, чем плохо воевать".
Говоря о путях решения карабахского конфликта, Кузнецов напомнил: "Никто в мире не оспаривает территориальную целостность Азербайджана, никто не ставит под сомнение необходимость возврата оккупированных территорий не только в самом Нагорном Карабахе, но и вокруг него. Но существует главное противоречие в путях достижения этой цели. Я считаю, что Азербайджан вправе использовать любые средства, и не только одни мирные для того, чтобы установить суверенитет на всей своей территории и вернуть под свою юрисдикцию оккупированные районы. А что касается позиции России в этом вопросе, я думаю, что официальные власти никогда не будут придерживаться двойных стандартов и пойдут по сирийскому сценарию. В Сирии РФ поддерживает законное правительство Башара Асада в борьбе с международными террористами, и я думаю, что в отношении Нагорного Карабаха будет аналогичная тема. Законное правительство находится в Баку, поэтому Россия пусть с оговорками, но будет принимать все усилия Азербайджанской Республики по восстановлению ее территориальной целостности и по возвращению под ее юрисдикцию территорий Нагорного Карабаха, даже если в Баку будут приниматься самые жесткие меры для достижения этой цели".
Лидер ЛДПР Владимир Жириновский через "Вестник Кавказа" поздравил весь азербайджанский народ с национальным праздником: "Республика хорошо развивается, отношения с Россией великолепные. Очень часто наши люди ездят в Азербайджан, и сюда приезжают различные делегации. Хорошие отношения на самом высоком уровне между президентами. Замечательный руководитель Ильхам Гейдарович Алиев. Я тоже ездил в Азербайджан. Российско-азербайджанские отношения - образец плодотворных, крепких, тесных связей, взаимопонимания. Они могут стать примером для других стран, входивших в СССР. Так что в очередной раз поздравляем всех жителей Азербайджана с праздником. Вся республика и руководство пользуются самым большим уважением здесь у нас в стране, и надеемся, что дальше все будет также. С праздником всех!".
В течение трёх дней участники соревновались в знании устройства троллейбуса, правил технической эксплуатации, правил дорожного движения, вождении троллейбуса по специальной трассе и с определёнными условиями, культура обслуживания пассажиров, приёмки троллейбуса перед выездом на линию.
По итогам всех видов состязаний впервые с большим отрывом победу одержал и завоевал сертификат на сумму 300 тысяч рублей водитель из ГУП «Мосгортранс»Леонид Александров. Он рассказал, что помогло ему победить:«Я думаю, что опыт и то, что занимаешься этим, стремишься к этому, чтобы добиться результата. Для этого приходиться чем-то жертвовать - личной жизнью, семьёй. У меня есть примета - на всероссийском конкурсе на стоп-линию встанешь, первое место возьмёшь. Вот сейчас я настоп-линию встал. Передними колёсами на линию, которая невидима. А моя главная задача, как водителя – безопасная перевозка людей».На втором месте – Вячеслав Сулиз из Санкт-Петербурга, он увезёт домой приз в 150 тысяч рублей, бронза и 50 тысяч рублей у Тахира Оразбердиева из Стерлитамака.
На закрытии к участникам обратился заместитель председателя организационного комитета Конкурса, генеральный директор Федерального бюджетного учреждения «Агентство автомобильного транспорта» Минтранса России Алексей Двойных. Он отметил, что за 2015 год в 87 городах России троллейбусами было перевезено более полутора миллиардов человек. «От профессионализма человека, который находится за штурвалом, от вас, зависит безопасность людей, безопасность жизней», - сказал А. Двойных.
Также в конкурсе приняли участие водители из Уфы, Нижнего Новгорода, Хабаровска, Калининграда, Ижевска, Самары, Нальчика, Челябинска и других городов (всего более 30 регионов), а также впервые в истории современной России водители из Севастополяи из Симферополя.
Директор СПб ГУП «Горэлектротранс» Василий Остряков поздравил, поблагодарил участников Конкурса и пообещал за водителем, занявшим второе место, Вячеславом Сулизом, закрепить именной личный троллейбус для ещё более комфортной работы.
Пятёрка лучших водителей троллейбуса России-2016:
1 место - Леонид Александров, Москва
2 место - Вячеслав Сулиз, Санкт-Петербург
3 место - Тахир Оразбердиев, Стерлитамак
4 место - Магомедкамиль Магомедиминов, Санкт-Петербург
5 место - Нина Фомина, Ульяновск
Конкурс организован в рамках ФЦП «Повышение безопасности дорожного движения в 2013-2020 годах» Министерством транспорта Российской Федерации, Научно-исследовательским институтом автомобильного транспорта, Правительством Санкт-Петербурга, СПБ ГУП «Горэлектротранс», Общероссийским отраслевым объединением работодателей «Городской электрический транспорт» и Национальной ассоциацией предприятий автомобильного и городского пассажирского транспорта.
Целью конкурса является повышение уровня профессиональной подготовки водителей пассажирского транспорта, создание благоприятного психологического климата в транспортных организациях, информационная и методическая поддержка субъектов транспортнойотрасли с целью их вовлечения в мероприятия, предусмотренные направлением «Повышение правового сознания и предупреждение опасного поведения участников дорожного движения» ФЦП «Повышение безопасности дорожного движения в 2013-2020 годах».
Внешнеполитические ведомства Кыргызстана и России договорились о совместных действиях по решению ряда правовых вопросов, направленных на улучшение условий для кыргызских трудовых мигрантов, сообщает пресс-служба МИД КР.
Накануне в Бишкеке состоялись очередные консультации между МИД Кыргызстана и России по консульским вопросам. Кыргызскую делегацию возглавил директор департамента консульской службы Эркин Асангулов, российскую – замдиректора консульского департамента МИД РФ Андрей Фролов.
«Особое внимание было уделено вопросу вывода граждан Кыргызстана из «черного списка» и регистрации граждан республики на территории России. Кыргызская сторона обратилась к российской стороне с просьбой об оказании содействия в решении данных вопросов», - говорится в сообщении.
Договоренность о послаблениях миграционного режима для граждан Кыргызстана, нарушивших правила пребывания в России, была достигнута во время встречи президента Кыргызстана Алмазбека Атамбаева и президента РФ Владимира Путина в июне 2015 года в г.Санкт-Петербурге. Под послабления попадают граждане Кыргызстана, совершившие незначительные нарушения миграционного режима по истечении не менее половины трехлетнего запрета на их въезд. На начало прошлого года в «черном списке» было около 80 тыс. кыргызстанцев, однако позднее их число было сокращено более чем вдвое.
Также представители консульских департаментов обсудили ситуацию с задержанием на границах РФ несовершеннолетних граждан Кыргызстана, в свидетельствах о рождении которых обнаружена техническая ошибка. Ранее выяснилось, что несколько лет назад в Кыргызстане была выпущена целая партия бланков свидетельств о рождении детей с типографской ошибкой. Впоследствии произошло несколько случаев, когда целые семьи кыргызстанцев были вынуждены сняться с рейса из-за помарки в документах детей.
«Российская сторона готова оказать содействие в положительном решении обозначенного кыргызской стороной вопроса», - сообщает пресс-служба.
Кроме того, во время консультаций были обсуждены вопросы выполнения двусторонней консульской конвенции 1994 года, пребывания и положения трудовых мигрантов Кыргызстана на территории России, а также другие актуальные консульско-правовые вопросы.
Коммунисты — на всю оставшуюся жизнь
Автор: Беседу вела Ольга ТЕРНОВСКАЯ.
Правящий режим Казахстана запретил единственную партию, которая ему оппонирует, отстаивая интересы людей наёмного труда. Чем сегодня заняты коммунисты? Каковы их планы на перспективу? Мы решили взять интервью у первого секретаря Центрального Комитета запрещённой решением суда по указке властей Коммунистической партии Казахстана Толеубека МАХЫЖАНОВА.
— Толеубек Сатылханович, 3 августа прошлого года решением Специализированного межрайонного экономического суда города Алма-Аты была запрещена Коммунистическая партия Казахстана. Напомните читателям, что послужило основанием для такого решения.
— Власти Республики Казахстан никогда не испытывали симпатий к нашей партии. Не без их участия в своё время произошёл её раскол. Их стараниями деятельность КПК приостанавливалась несколько раз. Примечательно, что поводы подыскивались разные, но приостановление работы партии происходило, как правило, перед очередными выборами. Полтора года назад, 8 октября 2014 года, министр юстиции РК издал приказ № 84 «О проверке деятельности Коммунистической партии Казахстана» на основании анонимных заявлений. Поскольку внеплановая проверка была незаконной, то ЦК и руководители Алма-Атинского горкома и Западно-Казахстанского обкома КПК подали исковые заявления в суды об отмене приказа министра. К сожалению, наши старания были напрасными: суды отказались от рассмотрения заявлений по существу.
С 8 по 17 октября 2014 года во всех филиалах и ЦК сотрудниками министерства проводились внеплановые проверки численности членов партии.
— Какой списочный состав КПК был представлен министерству юстиции?
— ЦК представил список более 58 тысяч человек.
— Список более чем достаточный. И что же?
— По закону минюст после проверки должен был представить нам информацию о недостатках или нарушениях, выявленных в ходе проверки, и указать конкретные сроки для их исправления. Ничего этого сделано не было. Но 25 декабря 2014 года без участия руководителей ЦК и вообще членов КПК в Специализированном межрайонном экономическом суде города Алма-Аты было вынесено решение «О приостановлении деятельности общественного объединения «Коммунистическая партия Казахстана». Конечно, мы на него подали апелляционную жалобу. 25 февраля 2015 года апелляционная коллегия суда г. Алма-Аты вынесла постановление об отказе в её удовлетворении.
Пока мы готовились подать кассационную жалобу, Специализированный межрайонный экономический суд города Алма-Аты вынес решение «О ликвидации общественного объединения «Коммунистическая партия Казахстана», которое было подтверждено апелляционной судебной коллегией по гражданским и административным делам Алма-Атинского городского суда.
Подчеркну: судебной системой были допущены грубейшие нарушения основополагающих принципов правосудия. Во-первых, все судебные заседания прошли без официальной регистрации заявлений минюста в Алма-Атинском городском суде. Более того, наши товарищи из Алма-Атинского горкома КПК не смогли даже попасть в зал суда.
Во-вторых, все судебные разбирательства проходили с нарушением принципа подсудности: ЦК партии официально зарегистрирован в городе Семей, а не в Алма-Ате. Перечень подобных нарушений можно продолжать и дальше. Но и так ясно, что в нашей стране за годы независимости вместо продекларированного Конституцией демократического государства, о чём на весь мир кричат власти предержащие, построено полицейское государство.
Невольно на ум приходят слова великого казахского мыслителя Абая Кунанбаева: «На лучших людей возводились наветы, против них возбуждались уголовные дела, подбирались лжесвидетели. И всё это делалось для того, чтобы преградить путь к власти честным. Оплёванный и униженный, кто-то из них обращался за помощью к сильным мира сего, и тогда степь теряла ещё одного честного сына. Более гордому выпадал один путь — коротать свои дни в темнице». Эти слова сказаны более 100 лет назад. Думаю, они актуальны и сегодня.
— Несмотря на ликвидацию партии, коммунисты остались. Каковы ваши дальнейшие планы?
— Известно, что коммунистами не рождаются, а становятся, но на всю оставшуюся жизнь. Да, власти при помощи судов изолировали партию от общества, запретили нам заниматься активной политической деятельностью. Но мы, коммунисты, не опускаем руки и занимаемся работой в рамках общественных организаций. Как граждане, мы имеем право занимать активную жизненную позицию и высказывать мнение, отличающееся от линии власти. Мы и впредь будем активно работать по защите интересов простых граждан. Сейчас наша первостепенная задача — это защита чести и доброго имени нашей партии. Мы непременно будем защищать её, пройдём все отечественные судебные инстанции и готовы обратиться в Европейский суд по правам человека и в ООН.
— Действительно ли власти Казахстана избавились от своего «непримиримого оппонента» в лице КПК?
— Выше я изложил своё мнение по поводу ликвидации партии. С уверенностью могу сказать, что этот акт имеет политический характер. Это была давняя мечта власти, и она только на 24-м году независимости нашей страны добилась желаемого результата. Тут нет ничего нового. Власти капиталистических стран всегда старались запретить деятельность коммунистических партий и уничтожить коммунистическую идеологию.
Но сегодняшняя победа власти Казахстана пиррова. Она является предвестником будущих поражений правящего режима. Такой оптимизм вселяет история развития коммунистического движения. Современные страны уже не могут существовать без коммунистов: если бы не коммунисты, кто бы мог на основе научного анализа разъяснить гражданам страны причину перманентных экономических кризисов капиталистического общества? Если бы не коммунисты, кто бы мог указать путь трудящимся массам к бескризисному обществу, коим является социализм?
Поэтому-то власти капиталистических государств так не любят нас. Мы для них — как кость в горле, так как мешаем обманывать народ. Как говорил один мыслитель: «Истине, чтобы открыться взору всех, нужно время».
А время, прошедшее с момента приобретения независимости и прихода к руководству страной так называемых демократов, доказало всю фальшь и ложь их деятельности. Они обещали построить независимое, сильное в экономическом и политическом отношении государство, но превращают нашу страну в колонию Запада. По оценкам экспертов, 80% экономического потенциала страны находится в руках так называемых инвесторов, а по сути — новых иностранных «хозяев» наших несметных богатств.
— Не складывается ли у вас впечатление, что на место ликвидированной КПК режим всячески пытается внедрить КНПК?
— Горькая реальность такова, что власти пытаются заменить боевую Коммунистическую партию Казахстана угодливой Коммунистической народной партией Казахстана. Это не только моё личное впечатление. Власть создала лукавый клон нашей партии, то есть одноимённую партию с добавлением слова «народная». По закону страны «О политических партиях» регистрировать одноимённые партии запрещено. Но наша власть пренебрегает даже теми законами, которые сама же и написала.
Сочи vs. Греция. Где отдохнуть дешевле?
Греция набирает популярность у российских туристов. Между тем в Сочи начинается курортный сезон. Составит ли российский курорт конкуренцию греческим?
В Сочи открывается курортный сезон. В честь этого события в городе пройдет карнавальное шествие, в котором примут участие 4 000 человек. Между тем рекордсменом по росту числа российских туристов в этом году стала Греция. Почему россияне едут отдыхать на Эгейское море, и сможет ли Сочи конкурировать с Грецией?
Россияне выбирают Грецию. Турпоток на берега Эгейского моря вырос в 5 раз. И это цифры марта. Летом туриндустрия ожидает новых рекордов. Отдохнуть в Греции, по сравнению с аналогичными курортами, можно довольно дешево. Четыре звезды на Кипре на двух взрослых и двух детей обойдутся в 110 тысяч, это минимум. На Крите цены начинаются от 22 тысяч на человека в неделю по системе «все включено». Единственная сложность — визы, перед майскими праздниками консульство Греции едва не сорвало отдых тысячам россиян. К летнему сезону сделаны выводы, задержек быть не должно, говорит вице-президент АТОР Дмитрий Горин.
Дмитрий Горин
вице-президент Ассоциации туроператоров России
«По сравнению с не очень хорошим 2015 годом, действительно, сейчас наметилась тенденция увеличения туристического потока в Грецию. Надо понимать, что март — это низкий сезон, поэтому показатель роста объема продаж очень существенный. В летнем сезоне мы уже видим, что как минимум на 40% идет увеличение турпотока, а за I квартал этого года рост составил 125%. Что касается виз, МИД Греции заверил, что больше проблем не будет. Греческое консульство укомплектовано дополнительным персоналом в 50 человек, куплена новая программа, которая упрощает учет и контроль получения виз».
Звучали предположения, что после закрытия Египта и Турции спрос на морской отдых придется на Сочи и Крым. Отчасти они оправдались. На российском курорте пока еще можно найти места, а цены сопоставимы с греческими, говорит директор турагентства «Аэлита» Александра Сердюченко.
Александра Сердюченко
директор турагентства «Аэлита»
«На сегодняшний день можно провести неделю в горах с перелетом за 15-20 тысяч на человека, на семью — 60 тысяч. На море таких цен нет, они выше. Цены динамические в этом году как в отелях, так и у операторов. Предложений масса есть на сегодняшний день».
Отдых на море в отеле 4 звезды на неделю сейчас обойдется от 27 тысяч рублей. За эти деньги вам предложат только завтрак. Эксперты прогнозируют увеличение турпотока в Сочи на 15% в сравнении с летом прошлого года. Это почти в 50 раз ниже греческих показателей, правда, Сочи по объективным причинам не способен принять больше людей. В этом году курорт будет работать фактически на пределе своих возможностей.
Михаил Баженов
Вынесенные в заголовок слова восходят к известной фразе Пушкина, который писал своей жене в 1834 году: "Видел я трех царей: первый повелел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку, второй меня не жаловал, третий хоть и упек меня в камер-пажи на старости лет, но променять его на четвертого не желаю…"
Вспоминая руководителей России и США, я принципиально имею в виду только тех, с кем так или иначе лично соприкасался.
Со Сталиным, тираном, у меня контакт был лишь визуальный: я дважды видел его на трибуне Мавзолея, когда в колоне студентов и профессоров МГУ проходил по Красной площади в дни годовщины Октябрьской революции.
Чекисты, густо расставленные между колоннами, подгоняли: скорее, скорее, не задерживайтесь.
Мне хотелось замедлить шаг и вглядеться если не в лицо, то хотя бы в фигуру того, кого моя бабушка, родом из раскулаченной в 1930 году семьи государственных крестьян, называла в сороковом году "аспидом рода человеческого".
К бабушке я второклассником, с красным пионерским галстуком на шее, приезжал в хуторок — землянку под городом Сердобск Пензенской области на летние школьные каникулы. Война с Гитлером не примирила ее со Сталиным.
Об этих ее тирадах я вспомнил и тогда, когда пятикурсником услышал по радио о смерти вождя народов, а на митинге в актовом зале МГУ корил себя за то, что из моих глаз не текли слезы, как у многих вокруг. Ну не текли и все.
Это первый в истории американский президент, который нанес официальный визит в Москву с 22 по 30 мая 1972 года. В финале визита — прием в Георгиевском зале Кремля. Брежнев и Никсон медленно движутся вдоль богато накрытых столов и выстроившихся шеренгами советских и зарубежных гостей.
Я стоял рядом с космонавтами Алексеем Леоновым и Андрияном Николаевым. Брежнев подвел к ним высокого гостя. Меня поразил напряженно-отсутствующий вид Никсона, машинального кивающего головой и механически пожимающего руки героев космоса, которых в ту пору можно было пересчитать по пальцам.
В чем дело?
Визит американского высокого гостя чуть было не отменили в последнюю минуту в виду начавшихся ковровых бомбардировок Ханоя и Хайфона.
За его отмену стоял премьер Алексей Косыгин. Глава Верховного совета СССР Николай Подгорный, которого по традиции называли президентом, на переговорах вслух именовал американцев кровавыми убийцами.
Под угрозой оказалось подписание важнейших двусторонних актов, среди которых ключевым было Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения развития стратегических наступательных вооружений.
И вот все это уже позади. Историческая программа полностью выполнена. Уже не надо так жестко контролировать каждый жест, каждое слово, держать лицо. И американский президент отключился, ушел в себя.
Вот когда я впервые остро осознал, что и властители тоже люди. Со всеми им присущими слабостями.
В дальнейшем еще не раз пришлось в этом убедиться.
В таком состоянии (скажу, забегая вперед) был Брежнев после мучительных круглосуточных переговоров и подписания специального протокола с Александром Дубчеком и его командой в Москве в конце августа 1968 года. После этого рыцари Пражской весны из политических заложников, которым грозила в СССР тюрьма, вновь превратились, пускай и ненадолго, в высшее партийное чехословацкое руководство.
Я видел это в документальной ленте по следам события. Брежнев был как выжатая губка. Он и сам, наверное, боялся представить себе, что было бы, если бы переговоры не увенчались успехом.
Пожалуй, и у Дубчека было такое же лицо, когда он, уже председатель Национального собрания новой Чехословакии, рассказывал весною 1991 года мне, советскому послу об этих переговорах и объяснял, чуть ли не оправдываясь, почему он подписал это соглашение. Иначе пролилась бы кровь, большая кровь, — повторял он со слезами на глазах. Словно бы и самого себя в этом убеждая.
Международную конференцию по Ближнему Востоку в Мадриде в октябре 1991 года я называю "последним саммитом Горбачева".
По завершению первого дня ее работы в резиденции короля Испании Хуана Карлоса состоялась встреча в узком кругу, которой не было в официальной повестке дня. На этой встрече король, тогдашний премьер-министр Испании Гонсалес и президент США Джордж Буш страстно, не сдерживая эмоций, убеждали Горбачева не давать воли сепаратистам, будь то даже Ельцин, не допустить распада Советского Союза. Словом, покрепче держать вожжи в руках.
Сегодня мало кто вспоминает и даже знает об этом, но тогда у меня появилось ощущение, что именно ради этой беседы Буш и прилетел в Мадрид. Он ведь и летом 1991 года в Киев летал с той же целью, за что американские ястребы и украинские националисты обозвали его "цыпленком по-киевски".
Кстати, то же самое — о борьбе с сепаратизмом — говорил мне в Каире тогдашний президент Египта Мубарак, самый умеренный из всех ближневосточных автократов.
Никита Хрущев: от перебранки к вершинам теории
История с ботинком, которым Хрущев то ли стучал, то ли не стучал по столу во время заседаний Генеральной Ассамблеи ООН 12 октября 1960 года, хорошо известна.
Я хочу рассказать другую историю, гораздо менее известную, но абсолютно достоверную.
Дело было в конце недельного визита Хрущева в Австрию в том же 1960 году, на стыке июня — июля. Я сопровождал первого секретаря в составе журналистского пула.
Поездка длилась неделю и проходила в близкой натуре Хрущева непринужденной атмосфере.
Прощальный обед. С австрийской стороны его дает вице-президент, социал-демократ Бруно Питтерман. Он дарит Хрущеву новенькое охотничье ружье и тот, к изумлению собравшихся, направляет его на дарителя. "Смерть социал-предателям! Вот так мы будем расправляться с холуями американского империализма!"
Неудивительно, что после этого выкрика Никиты Сергеевича, тут же объявленного шуткой, дальнейшая беседа состояла из обмена колючими репликами. На следующий день в "Правде" и "Известиях" появились отчеты на полосу с развернутым изложением глубокомысленного диалога двух влиятельных персон. О ружье в отчете не упоминалось.
Комплекция и манеры Никиты Сергеевича всегда были темой шуток, порою злых. Их позволяли себе, под теми или иными предлогами, даже его коллеги. Свидетелем одной такой выходки стал и я.
Случилось это в ходе инструктивного брифинга для руководителей центральных СМИ, который в тот раз проводил Михаил Андреевич Суслов, Михаландрев, "серый кардинал".
Произнеся в очередной раз тираду относительно необходимости с особым вниманием подходить к публикации текстов и особенно снимков руководящих деятелей, он взял из стопки лежащих перед ним газет одну и показал собравшимся первую полосу. Мы увидели фото Хрущева, у которого одна шляпа прикрывала лысину, а другую, такую же, он держал в руках. Издержки ретуши. Перестарались.
— Это кто вам, — вопрошал серый кардинал, — Первый секретарь ЦК КПСС или шут гороховый?
Ответа он, разумеется, не дождался.
С Леонидом Ильичем Брежневым я впервые столкнулся года через два после того, как он сменил свергнутого Хрущева. У нового генсека появилась идея повстречаться с руководством ВЛКСМ, в состав которого входил и я как главный редактор "Комсомольской правды".
Теперь, вспоминая о более поздних пересечениях с Леонидом Ильичем, я удивляюсь той харизме, которую он излучал тогда, прохаживаясь на сталинский манер взад и вперед вдоль длинного стола, покрытого зеленым сукном, за которым мы все сидели. Величественная, но без вызова, уверенность в себе, четкие, ясные сентенции относительно работы партии и комсомола с молодежью. Особенно порадовал такой тезис: хватит спекулировать на энтузиазме молодежи, пора кончать с палаточной романтикой…
То есть позаботиться о нормальных условиях труда и жизни вступающего в мир поколения. И не в далеком будущем, а сегодня, сейчас.
Для того времени это было поворотом на 180 градусов.
Прошел добрый десяток лет, прежде чем я увидел генсека совсем в другом состоянии.
Незадолго до подписания Хельсинкского Акта 1975 года наша страна присоединилась к Женевской конвенции об авторском праве. Для регулирования сферы приобретения и уступки авторских прав была создана общественная организация с министерскими полномочиями — Всесоюзное Агентство по авторским правам (ВААП), председателем которой был назначен я.
Одним из объектов нашей активности стали выходившие один за другим книжки воспоминаний Леонида Ильича. Неожиданный интерес к ним проявили издатели на Западе, не говоря уж о Восточной Европе и третьем мире.
Право на издание этих работ на английском языке приобрел через ВААП британский издательский магнат, Роберт Максвелл. Захватив с собой свежеизданные томики воспоминаний, а также сборник речей и статей генсека на английском, Роберт прилетел в Москву и выразил настоятельное желание лично вручить автору сигнальные экземпляры.
Встречу такую организовал ближайший помощник Брежнева, в будущем тоже генсек, Константин Устинович Черненко. Брежнев поприветствовал нас и сел за свой письменный стол, на котором лежали изданные Максвеллом его книги в броских обложках.
— Вот, — сказал, Леонид Ильич, указав на эту стопку, — как ваши книги у нас издают.
Максвелл вздрогнул и недоуменно взглянул в мою сторону. Я отвел глаза.
В состоявшемся далее обмене мнениями говорил больше Максвелл, Брежнев больше кивал. Во время одной из затянувшихся тирад гостя хозяин встал и пригласил нас подойти к его собственному фото — портрету на стене.
— Во-о! — сказал он и обвел круглым жестом руки маршальский мундир, густо увешанный орденами и звездами Героя.
Прием был закончен.
Кстати, гонорар Брежневу за издание его книг выплачивался на общих основаниях, то есть в высшей степени скромный. Получить его можно было в ВААП либо в рублях, либо в так называемых сертификатах, за которые в специальной сети магазинов "Березка" можно было купить дефицит, то есть импортные продукты и напитки. Этими сертификатами и был выплачен первый гонорар автору №1.
Черненко рассказал мне, что Леонид Ильич подержал их в руках и говорит:- А что я с этими картинками делать буду? Нет, пусть заплатят, что мне положено, рублями.
Борис Панкин, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Небывалая по масштабам операция против преступности проведена в субботу в центре столицы Колумбии Боготы, в ней участвовали порядка 2,5 тысяч полицейских и военных, по ее итогам из сексуального рабства были освобождены 200 женщин, которых заставляли заниматься проституцией в непосредственной близости от дворца главы государства.
"Мы не будем терпеть эксплуатации детей нигде в Колумбии, тем более в шести кварталах от "Дома Нариньо" (резиденция главы государства) и мэрии", — приводит портал Primacia слова мэра колумбийской столицы Энрике Пеньялосы.
Около 80 из освобожденных женщин были несовершеннолетними, в том числе восьми из них не исполнилось и 13 лет, отмечает портал El Tiempo. Сейчас все они доставлены в Институт благополучия семьи, где им будет оказана помощь.
Кроме того, в результате операции был освобожден похищенный ранее бандитами человек и нанесен серьезный удар по структуре трех группировок, традиционно контролировавших наркобизнес в центре Боготы. Также были задержаны два местных преступных главаря, в отношении которых уже давно действовали ордера на арест.
Украина поставляет из неподконтрольного Донбасса около 4 миллионов тонн угля в год, рассказал министр энергетики и угольной промышленности Украины Игорь Насалик.
"Этим (поставками угля с Донбасса – ред.) занимаемся отдельно вице-премьер по оккупированным территориям, министерство этим не занимается, почти 4 миллиона тонн составляет в год из оккупированных территорий. С другой стороны, я никогда не относился к этому негативно, поскольку я понимал, что если не платить шахтерам, которые работаю на шахте, то они не смогут содержать семьи", — сказал министр в интервью украинскому "5 каналу" в субботу вечером.
Ранее в эфире украинского ТВ министр по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Вадим Черныш заявил, что уголь с неподконтрольных Киеву территорий Донбасса официально поставляется на Украину.
Украина из-за конфликта в Донбассе потеряла доступ к большинству шахт. На неподконтрольной Киеву территории располагаются самые прибыльные шахты, а предприятия, оставшиеся под контролем властей Украины, добывают нерентабельные газовые угли. Киев вынужден импортировать уголь из ЮАР, США и России. Глава Минэнерго Украины Игорь Насалик заявлял, что министерство энергетики и угольной промышленности Украины рассчитывает разработать механизм поставок угля антрацитовой группы с неподконтрольных Киеву территорий Донбасса.
Встреча с председателем партии «Новая демократия» Кириакосом Мицотакисом.
Президент России встретился с председателем крупнейшей оппозиционной партии Греции «Новая демократия» Кириакосом Мицотакисом.
В.Путин: Уважаемый господин Мицотакис, спасибо, что согласились встретиться.
Я уже упомянул о том, что члены Вашей семьи, занимавшиеся политикой в Греции, всегда вносили свой заметный вклад в развитие российско-греческих отношений.
Мне приятно отметить, что и в России, и в Греции вопрос развития наших межгосударственных связей принял надполитический характер и не зависит от текущей политической конъюнктуры.
Вы многое сделали для развития наших межгосударственных отношений, когда во главе Правительства Греции находились представители Вашей партии.
Должен отметить, что и сегодняшний визит прошёл очень удачно, по–деловому. Мы о многом договорились с Премьер-министром. Состоялась хорошая, содержательная беседа с Президентом Республики. И я очень рад познакомиться с Вами лично.
Мы надеемся на то, что представители Вашей партии в парламенте будут поддерживать наши начинания сегодняшнего дня и будут всячески способствовать развитию российско-греческих связей.
Спасибо.
К.Мицотакис (как переведено): Уважаемый господин Президент, я благодарен Вам за то, что Вы нашли в своей насыщенной программе время для встречи со мной. Очень рад знакомству с Вами и признателен за те добрый слова, которые Вы сказали.
Я также рад констатировать, что действительно, когда представители нашей партии находились у власти в период с 2004 по 2009 год, они сделали многое для развития российско-греческого сотрудничества.
Наши страны связывают тесные узы, основанные на общих традициях, общей религии. И думаю, важно, что в нынешних условиях существует межпартийная договорённость о том, что отношения с Россией очень важны. Я лично весьма заинтересован в дальнейшем наращивании экономических отношений прежде всего.
«Новая демократия», как правоцентристская либеральная партия, неизменно была сторонником разгосударствления собственности, приватизации. И мы рады, что, несмотря на некоторое запоздание, нынешнее правительство двигается в этом направлении.
Как мы понимаем, есть большая заинтересованность в инвестициях именно из России. У нашей страны есть определённые преимущества, и она не выйдет из того замкнутого круга, в который она попала, без серьёзных внешних инвестиций. И поэтому я хотел поблагодарить Вас за Ваше личное внимание и внимание вашей делегации, которое уделяется созданию условий для привлечения российских инвестиций в Грецию.
Хотелось бы подчеркнуть, что экономические отношения не ограничиваются только туризмом. Конечно, десятки тысяч Ваших соотечественников ежегодно приезжают в Грецию, но они должны двигаться ещё дальше.
И что касается вопросов геополитики в нашем регионе, то, безусловно, здесь Россия может сыграть и играет важную роль, например в вопросе кипрского урегулирования.
Василий СУББОТИН
Знамя Победы
Из дневников писателя
+++ ——
Василий Ефимович Субботин (1921—2015), один из известнейших представителей военного поколения писателей. Участник Великой Отечественной войны. Войну закончил в звании старшего лейтенанта в составе 150-й стрелковой Идрицкой дивизии, участвовавшей во взятии Берлина и штурме рейхстага. Автор книг стихов и прозы, переведенных на многие языки. Среди них книга, получившая широкое признание: «Как кончаются войны», рассказывающая о последних днях войны. Член Союза писателей Москвы, лауреат литературных премий имени А.Фадеева (1980), К.Симонова (1982), Н.Заболоцкого (2002).
1960
Январь 30. Приехал в Ессентуки.
Вчера — 7 февраля — мне стукнуло 49. Нет, я описался, пока еще 39...
Весь январь я провел в переделкинском доме. Надо было писать книжку, но написал мало, десять дней последних и вообще пропали, упал на улице, разбился, и, по совету врача, пришлось лежать в постели. Конечно, забрал сюда все свои бумажки в надежде на то, что удастся поработать здесь, в Ессентуках, но пока гоняю себя по процедурам. А хотелось бы написать хотя бы два небольших рассказа — один о Пятницком, другой — о Кошкарбаеве и Булатове и — в интересах правды — предложить их «Литературной газете» в номер к 23 февраля.
Сосед за столом стал мне рассказывать, как брали рейхстаг, — прочел сегодня в местной газете информацию о том, что собираются ставить документальный фильм, посвященный героям рейхстага в мирные дни. Сам он, по его словам, был в части, которая брала Берлин, но дошли только до Бранденбургских ворот. А Кантария и Егоров «подобрались» с другой стороны. (По его словам получалось так, что они воспользовались моментом и, со стороны главного входа проникнув в рейхстаг, поставили знамя.)
Он хотел продолжать свой рассказ, но я понял, что мне надо объявиться. К немалому, надо сказать, моему удовольствию, сам он оказался Героем Советского Союза, был у Берзарина, в 5-й армии. Человек неглупый, он не стал рассказывать о том, как они пытались привезти свое «Знамя Победы» в Москву. Однако успел рассказать о том, как он с группой бойцов (20 или 25 мая, но скорее всего в июне, перед парадом Победы в Москве) снимал с купола рейхстага флаг, стоявший после того, как наша армия ушла на Эльбу, а 5-я берзаринская осталась в Берлине...
О том, как они снимали этот свой флаг, рассказывает с волнением как о подвиге. Лестница, ведущая к площадке на куполе, была перебита и шаталась, было страшновато.
Фамилия этого человека Бойченко, Виктор Кузьмич.
Информацию в газете я прочел, он мне ее дал. Судя по этой статейке, фильм делается на этот раз о Неустроеве и Самсонове. Однако всякого рода неточностей в этой маленькой заметке оказалось достаточно.
Выяснилось, что молодой киносценарист, взявшийся писать о сегодняшней жизни героев рейхстага, живет не только в нашем санатории, но и в той же самой дачке, что и я, его комната — напротив моей. «Я все знаю», — сказал он в ответ на какое-то мое замечание. Оказалось, однако, что пока он разговаривал только с «нашим консультантом», как он выразился, с Перевёрткиным.
В своей заметке, здесь напечатанной, он упоминает о лейтенанте Пятницком. Я сказал ему, что это несколько неточно, что Пятницкий был рядовым, только за два-три дня до гибели ему, кажется, присвоили младшего сержанта. Так помнится Неустроеву. Но, может быть, Неустроев ошибается, так как в справке, которую мы получили из соответствующего отдела Министерства обороны, довольно точной, он значится рядовым.
Обо всем этом я попытался сказать этому человеку, сказал, что «лейтенантом» Пятницкого действительно называли в печати, но это описка какого-то журналиста, другие, списывая, повторяют эту ошибку. Однако кинодокументалист этот мой сказал, что и Неустроев говорит о Пятницком как о лейтенанте и что у него это записано в блокноте.
Этот человек, которому довелось беседовать с Неустроевым, приезжавшим для этого в Свердловск на одну ночь, считает, что он, как и всякий человек, столкнувшийся с чем-то новым для него, все знает и потому сообщает мне все с видом первооткрывателя. Что, по словам Неустроева, семью Пятницкого, поскольку он был в плену, притесняли. Как будто у нас что-нибудь о ком-нибудь знали, кто в плену, а кто нет...
Надо отдать должное Неустроеву, он не любил водиться и возиться с газетчиками, никого никогда не приглашал в свой блиндаж. Между тем он не лишен честолюбия. Но для него было важнее, если его похвалит его командир. Встреча с Неустроевым, если она и происходила, ограничивалась сколько-нибудь официальной беседой. Причем Неустроев всегда очень торопился, даже если и не был так уж сильно занят.
— У вас еще что-нибудь ко мне? — спрашивал он, делая при этом движение подняться. — Мне надо идти, до свиданья!
Прикрываясь занятостью, торопился поскорее уйти.
— При чем тут Пятницкий, товарищ Неустроев, вы все путаете, — кричал на Неустроева Зинченко, когда Жуков приехал в рейхстаг и Неустроев пытался вставить слово, сказать о том, кто поставил один из первых флагов.
— Знамя победы поставили разведчики полка, которым я это поручил лично, и вы, товарищ Неустроев, не знаете...
«Я отошел, — говорит Неустроев, — так как, по-видимому, и впрямь ничего не понимал».
Вот какова судьба у этого солдата, который первым бежал к рейхстагу и с флагом в руках упал у подъезда. Он был затоптан, и его не нашли, чтобы похоронить, а потом он был вообще забыт; ни обелиска, ни ордена посмертного. Да что там, даже «стандартку» домой семье не послали, чтобы сообщить, что человек погиб.
И вот живет где-то в Брянской области, в деревне Северец баба — вдова героя, растит сына отца-героя, которого считают в лучшем случае пропавшим без вести. И это при том, что хотя ему и не дали Героя, не называют в числе самых первых, но все-таки писали же о нем сразу после войны, и не только мы в своей дивизионке. Наконец, и в брошюрках разных говорится о нем. Впрочем, я не удивляюсь, я ведь знаю, как часто люди, о которых я писал, ничего об этом не знали, не читали о себе.
Я все-таки сказал ему, этому человеку от кино, сказал, что о рейхстаге так много наврали, что теперь надо уже кое-кому отвечать за это.
Я не стал ничего говорить ему о С-ве, хотя он сам вышел на эту тему. Но, ах, как все это сложнее, чем представляют себе эти люди.
Я упомянул о Бересте. Так и не спросив, почему я говорю обо всем этом, человек этот высказал недоумение, как вышло, что Береста снарядили «полковником», когда полковника в рейхстаге не было. Я сказал, что полковника не было, но был майор — замначальника штаба полка по строевой — майор Соколовский, он пришел в рейхстаг, когда туда вошли, когда еще можно было войти, а потом уже не мог уйти. К тому же он был ранен в голову. Вот ему-то и пришлось снять с себя погоны, недостающие звездочки набрали с гимнастерки, с шинели его. Но и это тоже не так. Не было ничего этого. Это тоже последующие придумки. Никому ни во что не пришлось переодеваться.
По словам того же сценариста киношного, если им разрешат, они включат в фильм кадры, на которых снят труп Гитлера, с этой его положенной рядом увеличенной фотографией.
Заговорили о знаменах...
— Видите ли, — говорит мне этот человек, с некоторых пор чувствующий себя специалистом (при этом он приподнимает свое рыхлое лицо и глядит в сторону), — существует несколько версий...
Версии для него — нечто такое, с чем следует считаться. А то, что кроме версий существуют и просто реальные факты, то, как это все происходило на самом деле еще так недавно, что есть еще столько людей, которые об этом помнят, об этом он как-то забывает, а может, и просто не думал об этом. Но для него так это навсегда и будет — версии... Он не знает в какую верить, но
знает — их много. Установка переменилась, и он поддерживает ту, на которую дана установка.
Этот человек в роговых очках — дверь его комнаты напротив моей — не выходя, сидит и пишет свои версии, и будьте уверены, напишет, успеет, а я еще много лет буду обдумывать все то, все, чему я был свидетелем.
Февраль 10. То, что я пишу, к чему возвращаюсь все чаще и чаще, не что иное, как заметки, заметки по поводу событий, разыгравшихся в последние дни в Берлине. Заметки по поводу — именно этот жанр.
Сценарист с гордостью сказал мне, что их фильм документальный, что им удалось разыскать многих участников, и в своем фильме они хотят показать, чем они, эти люди, сегодня занимаются. Думают также включить в фильм и документальные кадры тех дней, часов взятия рейхстага.
Я попытался сказать, что ничего подобного в природе не существует. Но тот со своей непобедимой самоуверенностью заявил, что снято было много и многое они уже видели.
Февраль 11. И тем не менее послевоенная судьба героев рейхстага — другая, не менее драматическая книга. И если не закрывать глаза на жизнь, чему так хорошо мы обучены, то книгу эту следовало бы непременно написать. Какой клубок жизни и какие противоречия открылись бы неожиданно перед нами!
Первый из героев теряет (!) саму звездочку Героя. И то же самое случается с другим, но в отличие от своего товарища ему уже не доведется встать на ноги, и даже ту же звездочку ему уже не восстановят. И от того, что в этих условиях гибнет и тот, и другой, выдвигается третий — более ловкий, более приспособляющийся ко времени, который был там, под рейхстагом, «сбоку-припеку». И он — о, какой хитрец! Как всех он опутывает, как хитро он расставляет фигуры, называя своими командирами их командиров, всех, о ком теперь уже не считают возможным писать. Ведь герой у нас идеален, а если не идеален, то он и не герой. А история? Ну, историю мы тоже перепишем, это в наших руках. Так ведь у нас рассуждают... И тут происходит невероятное — тот, кто уже погиб, поднимается и начинает всю свою славу завоевывать сначала. С ним случилось чудо, по-другому не скажешь, хотя чудес вроде не бывает. И тогда тому, который уже привык к своей роли, говорят, что ему пора знать свое место.
Вот это, если бы это написать, — жизнь, такая, какая она есть, а не подгонка под то, какой она должна быть.
Февраль 15. Надо бы отыскать этих ребят — Кошкарбаева и Булатова. Булатова особенно. Он был тогда совсем мальчиком, так во всяком случае казалось, так он выглядел. Помню, что он из Кировской области, из Слободского, кажется. Молоденький, в пилоточке, небольшого роста парнишка. Гимнастерка была ему мешковата и длинна. Вот этот-то парнишка вместе с тоже очень еще молодым человеком — лейтенантом Кошкарбаевым, казахом, черноволосым, поставил на рейхстаге флаг, который, как я думаю и как мы считали, был первым из водруженных на рейхстаге. Потом, однако, оказалось, что это «знамя» непредусмотренное, «неорганизованное», зато в другом полку, у Зинченко, было выданное для этого заранее полотнище, которое и было поставлено двумя бойцами из разведвзвода. О флаге, поставленном Кошкарбаевым и Булатовым, мы написали у себя в дивизионке, сделав это по своему почину, но и по согласованию с политотделом дивизии. Армейская и фронтовая, и центральные — предусмотрительно хранили молчание...
Кошкарбаев, как узнал я недавно, и сейчас еще пытается добиться своего и доказать, что именно их флаг был самым первым, что когда они его ставили, других знамен на рейхстаге не было.
Я хорошо помню Кошкарбаева, но Булатов мне больше запал в сердце. Его можно найти, у меня ведь, если поискать, есть адрес его тех лет. Я почему-то представляю его себе все таким же, каким он был тогда, забывая, что теперь это уже тридцатипятилетний человек. И я, наверно, уже не узнал бы его.
Помню, это было на другой день, полк, в который входил батальон Давыдова, был уже выведен из рейхстага и первое время, как и другие подразделения полка, располагался неподалеку, на другой стороне Шпрее. И я, как чаще всего делал это, опять пришел к нему, к Давыдову, в его батальон, от которого уже мало что оставалось. Он, как всегда, встретил меня дружески и тут же распорядился вызвать ко мне всех, с кем я захочу поговорить. Было это в комнате на первом этаже, где на столе стояли котелки с кашей. Кошкарбаев и Булатов, еще не отмывшиеся, не отоспавшиеся еще, не усвоившие еще того, что они сделали, рассказывали, как ставили они свой флаг, чертили на листочке из тетрадки план-схему — площадь перед рейхстагом, дом, из которого они выбирались, и свой путь по этой площади вплоть до колонны рейхстага. Листочек этот у меня сохранился. Рассказывал, конечно, больше Кошкарбаев, он и чертил этот «план». Этот их рассказ я записал тогда в свой блокнот, и запись эту можно отыскать, потому что все у меня сохранилось. Я уже говорил, что небольшой очерк о них мы тогда же дали в своей газете.
Флаг этот им вручил Давыдов. (Коля Беляев, комсорг полка, при этом присутствовал.) Они выпрыгивали из окна того же «дома Гиммлера», в котором сосредоточены были перед штурмом оба батальона. До канала добрались сравнительно легко. Полотно флага, довольно большое, выдранное из немецкой тяжелой перины, лежало за пазухой у Кошкарбаева, завернуто было в светомаскировочную бумагу.
Но перед каналом пришлось залечь. Роты к этому времени начали наступать, и немцы усилили огонь. Они спрятались под мостом. Кошкарбаев говорил, что, когда они двигались к рейхстагу, Гриша, немного испуганный, крутился у него где-то под мышкой. Заглядывая Кошкарбаеву в глаза, спрашивал: «Что мы будем делать?»
Они решили «подписать» свой флаг. Как уже сказано, сделан он был из плотного грубоватого тика. Надорвали немецкую перину, вытряхнули пух и перья: даже следы ниток были видны в простроченных местах. Так и сделали — химическим карандашом написали свои имена, указали номер своего полка и номер батальона.
Здесь, под берегом канала, они оставались довольно долго, почти до вечера. Когда же стало темнеть и удалось организовать новую атаку, когда к атаке группы Сьянова присоединились роты того и другого батальонов (группа Пятницкого, утром еще достигшая рейхстага, погибла), эти двое выскочили из своего укрытия и кинулись к подъезду. Тут, на бегу, к ним присоединились еще несколько человек из их полка, в основном — разведчики, в дивизионке мы перечислили фамилии шести.
Кошкарбаев и Булатов, как они рассказывали, прикрепили свой флаг сначала к одной из колонн входа, а потом, когда большая часть здания была очищена, высунули его из окна второго этажа. И уже позже его поставили на крыше.
Когда мы забрались на рейхстаг (были, помнится мне, Беляев, Прелов и, если не ошибаюсь, Давыдов, других не помню), то именно от этого флага оторвали лоскут, разделив его между собою... Флаг был такой большой и тяжелый, что даже на высоте рейхстага развевался довольно слабо. Нам пришло в голову (какое-то право мы все на это имели, все прошли этот нелегкий путь сюда, на крышу рейхстага) немножко укоротить его, и мы оторвали от него достаточно большой, как уже сказано, кусок, а потом разорвали еще и разделили между собою. Каждый взял себе кусочек этой материи. (Об этом рассказано в статье Долматовского «Поколение Зои и Олега», «Литературная газета», 1947, 15 марта.)
Именно от этого флага (он стоял на крыше, с левой стороны от купола, возле одной из башен) хранится у меня маленький красный кусочек материи.
Февраль 23. Заметок этих «Литературка», по-видимому, не напечатала, иначе Валя прислала бы мне телеграмму. Я посылал две — «Забытый солдат» — о Пятницком — и «С флагом» — о Кошкарбаеве и Булатове, об их флаге. Ничего, напечатаю все сразу. Мне хотелось только поскорее рассказать о Пятницком, чтобы перестали считать его без вести пропавшим.
Пребывание мое здесь заканчивается, осталось три дня. Но, сказать по правде, смертельно уже надоело, надоело ежедневно выслушивать гнусности о писателях. В первый же день схватился с одним типом, который стал расспрашивать о писателе, который продал роман за границу, спрашивал меня фамилию этого писателя, которую он забыл.
Февраль 27. Записываю это, возвращаясь из Ессентуков, в поезде под Харьковом. Завтра утром буду в Москве. Настроение было бы и вовсе неважное, если бы не удалось поработать. Написал пять рассказов-миниатюр, все о том же, о тех же делах, сделал и какие-то другие записи. И, что всегда бывает, когда работа продвигается, проясняется то, что еще не написано, что еще предстоит писать.
Провожали меня супруги Бойченки, после моего отъезда они должны будут перебраться в ту комнату, в которой жил я. Следовало бы познакомить их между собой — Неустроева, ставившего Знамя победы над рейхстагом, и Виктора Кузьмича Бойченко, снимавшего такое же Знамя с рейхстага. Я думаю, у них найдется, о чем поговорить.
Мне хотелось сделать то, что я наметил, и потому избегал с Бойченко каких-либо разговоров про войну, но накануне моего отъезда он зашел ко мне, и я не удержался, спросил у него, что это за история с попыткой выдать одно Знамя победы за другое — всё то, что произошло перед Парадом победы в Москве. Бойченко сказал, что он ничего не знает и думает, что ничего такого не было... Я прочел ему свой отрывок «Серое здание», в котором была фраза: «Над куполом была площадка и на ней — острый шпиль». Бойченко сказал, что венчающая купол рейхстага площадка не была снесена, что, когда он со своей группой поднимался по этой перебитой, шатающейся во все стороны лестнице, им пришлось кругами пробираться по той лестнице, что была устроена в башне. Я сказал ему, что, как мне кажется, на куполе ничего такого не было, что я хотел бы показать ему снимки того времени, но он, теперь уже подробно, горячась, стал рассказывать о том, как снимали они знамя, которое в то время стояло там. Как помнится ему, на знамени были нарисованы большие серп и молот. Точно посередине. Я спорил, говорил ему, что серп и молот были небольшие, в верхнем углу. Я все еще не понимал, что речь идет о другом знамени, о том, которое поставлено было, когда нас вывели из Берлина.
Бойченко продолжал:
— Я уже рассказывал, что это было, кажется, числа 21 мая, в середине дня, точнее — часов в 14. Торжественно были построены части — полки, дивизии. Приехало начальство. Берзарин тоже был. О том, как лезли, как снимали, я уже рассказывал. Там, наверху, был дощатый пол. Вместо снятого самодельного знамени мы поставили государственный флаг. Ветер был сильный, укрепить древко было трудно, укрепили проволокой. Мы все перемазались, там все было ржавое, а мы были в парадных кителях.
Войска были выстроены против рейхстага и на шоссе, в Тиргартене, где был поставлен первый памятник павшему солдату. Это знамя мы пронесли перед строем до фланга, до памятника. Здесь стояло начальство. Знамя было передано представителю военного музея. Забыл сейчас фамилию этого майора.
Бойченко еще раз сказал мне, что на этом знамени они химическим карандашом написали свои фамилии и что сделать это просил тот же работник музея.
— Это все очень важно, — сказал он нам.
Вот такие вот дела!
Опять начались мои прежние сны — все тот же раздолбанный берлинский рейхстаг. Сегодня привиделось: еду в трамвае, и мне говорят, сообщают вдруг: «Уже Берлин». Но я ничего не вижу, потому что окна очень сильно замерзли. Тогда я выскакиваю к двери — так ли это?
И мне кажется, что я вот-вот увижу рейхстаг...
Все это потому, что я пишу сейчас свои рассказы.
Может быть, и впрямь, положено какое-то начало книги.
Апрель 2. Дней десять назад вдруг получил письмо от Неустроева, в котором он сообщает, что 3-го в Москве состоится встреча участников штурма рейхстага, на которую приглашены он, Давыдов и другие наши однополчане. Что он хотел бы остановиться не в гостинице, а у нас, потому что у него с Давыдовым будет много своих разговоров.
Я не очень верил, что все это действительно произойдет и особенно тому, что приедет Вася Дывыдов, комбат, с которым я больше всего был связан в те годы. Я был на работе, в издательстве, когда позвонила Валя и сказала, что Неустроев и Давыдов уже приехали, что остановились они в гостинице ЦДСА, но через два-три дня переберутся к нам. Я тут же позвонил в гостиницу. Степан, так же как я, волновался. Договорились к пяти вечера встретиться у них. Когда я приехал в гостиницу, оказалось, что нужен был пропуск, и я опять позвонил Степану. Но увидел, что он спускается сам, а с ним плотный, скорее толстый, черный мужчина, тоже со звездочкой Героя. Пока я обнимался с Неустроевым, понял, что тот, другой, не кто иной, как Давыдов.
Конечно, я бы узнал его, хотя мне и казалось раньше, что я уж совсем забыл его в лицо, хотя и помню все, что с ним связано. Но он изменился — растолстел. По нашему с Неустроевым мнению его дела лучше, чем были у самого Неустроева. Как сказал ему Неустроев: «Ты еще на ногах ходишь. Я уже не ходил. Главным образом — не ходил».
Его надо просто вырвать оттуда, из этого Ямало-Ненецкого, куда он забрался. «Там все пьют», — сказал он.
Мы просидели часа три, не заметив этого. Выяснилось, что Егоров и Кантария сегодня не приедут и встречать их не придется. Что только утром завтра приедет Шатилов. Решили поехать к нам. Мне не терпелось показать Вале и Иринке моего Васю Давыдова.
Приехали, и снова начались воспоминания. Интересно, что Давыдов как бы еще не проснулся. У него такое выражение лица, как будто он хочет сказать: «Ну зачем теперь все это вспоминать». О том, что в течение нескольких лет единственным человеком, бравшим рейхстаг, был лишь один из них, он ничего не знал. «А я думал, что про этот рейхстаг давно уже забыли, а что про все это пишут, я даже не знал, ничего не читал». Мне показалось, что в глубине души он даже недоволен, что его вызвали, оторвали, заставляют переживать то, что он как бы уже забыл. Степан стал его упрекать, что он не отозвался на его первые письма. Вася ответил: «А я думал, ну было это, прошло, что теперь опять ворошить старое».
Казалось, он опять влез в свой эскимосский чум. Рассказывал, как непросто к нему добраться туда, сначала надо на самолете, потом на собаках и оленях, что это — рыболовецкий и оленеводческий колхоз.
Неустроев намерен вытащить Давыдова из этих снегов, в которые он забрался, устроить его на завод, на котором он, Неустроев, сам работает. Не знаю, получится ли из этого что-нибудь... Степан, не пожалев красок, рассказал о тех годах, когда он, по его собственным словам, погибал. Я вроде бы все уже знаю, но и мне было тяжело слушать. Давыдов плакал. Он вытирал слезы и когда я читал ему о его ребятах, о Кошкарбаеве и Булатове. Прочел еще несколько главок, прежде всего о Пятницком и о флаге победы.
Они оба подтвердили, что все точно и никаких исправлений делать не нужно.
По словам Неустроева, сын Пятницкого, Николай, окончил школу механизаторов. О судьбе отца получили в свое время извещение как о «пропавшем без вести».
Встретить бы мне теперь этого (не хочу называть его фамилии) кадровика нашего, поглядеть на его многочисленные ордена… Это по его вине семьи наших погибших солдат не получали даже известий о смерти их родных или получали вот эти казенные бумажки — «пропал без вести». Так было легче, можно было не наводить лишних справок. Известно ведь, что «пропал без вести» приравнивался у нас к «попал в плен». Семья, получившая такого рода извещение, не получала никаких пособий. Такую бумажку получила и семья Пятницкого. И это о нем, которого знал весь батальон, о нем и об обстоятельствах его гибели.
Мы разговорились, и Неустроев с новыми подробностями стал рассказывать о тех полутора днях в рейхстаге, сказал, что Сьянова он посылал не в подвал, а к Бранденбургским воротам. Интересно, что Давыдов слушал все это так, как будто он ничего этого не знает или только теперь вспоминает обо всем. Неустроев, как мне показалось, рассказывал все это для него.
Сегодня приехали Зинченко и Сьянов и кто-то, кажется, из 171-й. Пока что нет Шатилова, как и Кантарии с Егоровым.
Предполагается встреча с четверкой солдат с унесенной в океан баржи, которые в эти дни тоже в Москве. Встреча нового поколения героев со старым, «с нами — уже отживающими», — сказал Давыдов.
Встречаемся через пятнадцать лет! Уехали они от нас поздно, я проводил их до метро.
Из записей в моей обработке, которые первоначально по моей просьбе были сделаны Валей:
Апрель 3.
Второго, после того как позвонил Неустроев, Вася поехал к ним в гостиницу, а потом они все вместе — Давыдов и Неустроев приехали к нам —
просидели весь вечер. Когда открывала им дверь, еще не видя, представила уже себе всех троих входящими в дом — Васю, Степана и такого же высокого, как Вася, только покрепче и потемнее — Василия Давыдова. А на самом деле, открыла, а там, в шляпе, краснолицый и очень полный человек, в первую минуту показался даже совсем маленьким, даже ниже Неустроева, потому что Степан держится браво и фуражка на нем сияет. И только потом сообразила, что Давыдов, конечно, высок и крепок, как и представлялось мне, только он растолстел, как толстеют сидячие начальники, и держится в непривычной обстановке стесненно.
Давыдов говорил очень мало, а когда говорил, то, казалось, не из потребности вспомнить прошлое, а только потому, что так уж вышло — вызвали, вспоминают. А зачем? Было. Прошло. Теперь у каждого другая жизнь. Он, по его словам, и не читал того, что за это время печатали о рейхстаге, о нем самом. До последнего времени работал председателем рыболовецкого колхоза где-то у Ледовитого океана среди чукчей и ненцев. Оживляется, когда рассказывает об охоте, о том, как вместе с ненцами ест живую рыбу, макая ее в тузлук. Наша пятнадцатиметровая комната с полированными шкафчиками показалась ему шикарной, и он не удержался и сказал, что там у них, в ненецком округе, такого не увидишь. Вчера в музее он тоже держался с краю и, во всяком случае внешне, меньше всех, кажется, переживал из-за дележа славы. Неустроев со свойственной ему напористостью взялся устраивать и перекраивать давыдовскую жизнь, хочет забрать Давыдова к себе на завод, а Давыдов удивляется, и усмехается, и вроде бы не может понять, стоит ли ему поддаваться этому напору...
Мне очень трудно исполнять свои секретарские обязанности, потому что и гостям и домочадцам нужна еще и обычная, не духовная пища. Многое из рассказов я пропустила. Например, начало рассказа Неустроева, который сейчас буду печатать, я не слышала. Степан рассказывал, обращаясь на этот раз не столько к Васе, сколько к Давыдову, ища его подтверждения.
— Мы залегли перед носом у противника. Я вижу, что обстановка сложилась не в мою пользу. Потери у меня — тридцать человек. Решил идти на «дом Гиммлера», пройдя для этого за стеной швейцарского посольства. Доложил обстановку Зинченко.
— 29-го, вечером, ты, Вася, — говорит он Давыдову, — послал Кошкарбаева на «дом Гиммлера». А я стоял слева, через дорогу. Когда стрелял батальон Давыдова, я думал, что это — немцы. К утру мы вышли с ним в противоположные части «дома Гиммлера».
В подвалах дым, пыль, ничего не видно. Поднялись на второй этаж. Потом первая атака, вторая атака, во вторую — потерял половину людей, а Самсонов так и пролежал, не поднялся.
Когда я занял оборону в рейхстаге, Зинченко спрашивает меня: «Где знамя?»
— Здесь, говорю, много знамен — ротные, комсомольские...
— Нет, знамя Военного Совета...
Тогда он к Ефимову:
— Ефимов, где знамя?
Тот отвечает, что на КП полка…
Потом Казакову звонит, наверно:
— Где знамя?
— Вот в углу стоит...
— Присылай сейчас же!
Вскоре пришли Кантария и Егоров. Зинченко — Егорову:
— Егоров! На крышу! Установить знамя!
А через некоторое время тот возвращается.
— Товарищ полковник! Со второго этажа на третий нет прохода, лестница перебита.
Полковник мне:
— Неустроев! Надо взять группу людей и установить знамя!
Я хочу людей подобрать, а он мне:
— Да что ты других посылаешь, иди сам!
— Ну, сам я не пойду, у меня батальон...
Берест взял отделение и затащил на крышу Кантарию и Егорова. А Щербина занимал оборону. В 22.50 доложили — Знамя установлено. Там, на крыше, они все были видны, потому что вокруг все горело.
Ваня Зозуля у меня — проходимец, все может. Я ему говорю: «Возьми десять человек, проверь, где заминировано». А он наткнулся на ходы сообщения и пошел по ним в подвалы. Они думали, что там у немцев шнапс. А из подвала и половины их обратно не вышло.
Зозуля прибегает ко мне, говорит, как спустились, как прямой наводкой по ним из пушки ударили, а потом пулеметами...
Зинченко услышал и сразу:
— Займи оборону и держи, да смотри, чтоб не мародерничали. — А сам на КП. Звонит мне оттуда:
— Ну, как у тебя?
— Пока обстановка, — отвечаю, — нормальная.
А потери в батальоне большие. Все устали. Атака неудачная. Так что кто спит, кто входы караулит. Взял я Ваньку Зозулю и еще человек пять, пошел посмотреть, проверить и своих, и твоих.
КП мое было в комнатушке, влево. Возвращаюсь (час ночи на первое мая) к себе, в комнатушке у меня горит огарок, в плошке такой немецкой, картонной. Телефон. Тут Ярунов, Гусев, несколько солдат и какой-то старший лейтенант. Это был Самсонов, но я его тогда еще не знал.
— Ты кто, откуда?
А он:
— Здесь мой КП.
— А люди где?
— На правом фланге.
(Его — на правом, пока не увел, твои — на левом, а мои — в центре.)
Зинченко докладываю:
— Какой-то Самсонов, ротный (комбата у них ранило), на правом фланге...
— Зозуля, флягу!
И тут же за столом захрапел.
Утром меня растолкали: «Вставайте! Немцы!» Я думал, отдельные группки, а они на наших плечах вылезли из подвалов и пошли в контратаку с правого фланга.
— Почему — с правого? Где ихний комбат?
— А их давно нету...
И смяли мой правый фланг...
Позднее Неустроев рассказал о своей встрече с одним из бывших бойцов Самсонова. Неустроев встретился с ним в этом году, в одну из своих командировок в части. К Неустроеву подошел капитан и сказал, что помнит его по рейхстагу, видел Неустроева в рейхстаге в ночь на первое мая. «Помню, как вы зашли с фонариком в комнату, где мы с комбатом находились. Я тогда бойцом был».
Неустроев попросил рассказать все, что он помнит об этих днях. Вот как Неустроев передает его рассказ:
«Когда мы перешли мост Мольтке и подошли к швейцарскому посольству, наткнулись на немецкие траншеи и залегли в развалинах. Слышали, что сосед справа воюет. Ночью комбат вывел нас к рейхстагу. Здесь стали окапываться, а комбат с несколькими бойцами — и я был среди них — зашли к вам. А как светло стало, мы с нашим комбатом ушли в свои боевые порядки».
— Рейхстаг горит, — продолжает Неустроев, — все сбились в одном коридоре. Зинченко дает команду, разрешает нам выйти, покинуть рейхстаг, но как же из рейхстага выходить!
Спасителем нашим был Ярунов. Он опытный старик. Там, в коридоре, у немцев стояли бочки с селедками, а на них — ящики с сигаретами. Ярунов поднялся туда, на эти ящики, заглянул за них, а там — и не горит, и немцев нет. Пустая комната. Перелезли мы туда — я, Ярунов и Зозуля, смотрим, двери отсюда ведут к выходу из подземелья, других дверей нет, стены толстые, не комната, а неприступная крепость — сколько хочешь держаться можно!
Зову Сьянова:
— Илья! Герасимова сюда! Ставь пулемет, сам ляжешь...
Поспорили, но Сьянов сам лег за пулемет. Я ему сказал:
— Если удержишь, награжу!
Постепенно стал переводить людей в это помещение. Так мы оказались в тылу у противника. А дальше известно — контратака, переговоры, и в пять, в шестом часу утра немцы выбросили белые флаги. Так вот все это было, если коротко рассказывать...
А потом самоходка ударила в двери, когда немцы выходить стали.
Обычная наша нераспорядительность!
На другой день поехали в Музей и в ожидании съемок несколько часов простояли у Знамени, слушая объяснения экскурсоводов. Два рассказа я записала слово в слово.
Крупная блондинка в очках:
— В этом зале завершается осмотр документов по истории Отечественной войны. Перед вами Знамя Победы, установленное на рейхстаге Героями Советского Союза Кантарией и Егоровым 30 апреля в 22 часа 55 минут. Здесь вы видите указ о присвоении звания Героев Советского Союза (читает фамилии). А вот на снимке Самсонов. Он сегодня будет здесь у нас, сможете его увидеть. Вот Кантария, вот Егоров. Еще здесь снят Неустроев, кажется, он сегодня тоже будет, так говорят, но я точно не знаю... Я знаю только о Егорове и Кантарии. Егоров окончил партийную школу, работает сейчас заведующим молочно-товарной фермой. Кантария был шахтером, сейчас не знаю, что делает. Егоров и Кантария приезжают к нам каждый год в День Победы. И мы от них знаем, как устанавливалось Знамя. Знамя это поставлено ценой большой крови. Их было десять разведчиков. Они шли по двое. Первые двое несли знамя. И вот первые двое упали, убиты. Тогда знамя взяли двое других. А когда этих убили, взяли третьи. Егоров и Кантария были девятым и десятым. Они подняли знамя на площади возле самого рейхстага. Ворваться в рейхстаг нельзя было, там немцы, но Егоров и Кантария решили во что бы то ни стало установить знамя, выполнить приказ. Для этого они стали спиной друг к другу и так продвигались, ведя двухсторонний огонь из автоматов и отбиваясь гранатами. А потом их прикрыли десять человек Сьянова. Егоров и Кантария поднялись на второй этаж и на крышу и установили знамя на всаднике — вот вы видите в голове у него пробоина. Но тут поступило распоряжение, так как наши войска дрались во всем Берлине и отовсюду должны были видеть знамя, переставить его на купол. Вот посмотрите на картину Логинова и Панфилова, где изображены Кантария и Егоров в момент установления Знамени Победы. А на этом снимке вы видите, как наши бойцы кормят жителей Берлина...
Черненькая девица:
— Это Знамя Победы. Его установили Герои Советского Союза Кантария и Егоров. Они оба живы. Кантария живет в Абхазии, Егоров — на Смоленщине.
— Это макет рейхстага, таким он был 2 мая 1945 года. Побывав здесь, советские воины оставляли свои надписи.
— А теперь посмотрите на вазу Победы...
Больше всего экскурсоводы останавливаются на том, что стены рейхстага — очень толстые. Правда, размеры указывают разные, но все больше о том, что уже ключ от двери (?) указывает на объемы дверей и стен...
Вот такие, что и говорить, более чем странные рассказы!
Когда я увидела теперь Знамя, мне показалось, что оно поблекло, и я даже подумала про себя, что оно простирано. Материал — это сейчас особенно хорошо видно — совсем простой, грубо оторванный от большого полотнища, наскоро подрубленные края местами поотпоролись, висят черные нитки. А когда ты подошел, ты сказал: «Какое стало! Что его, постирали?»
Теперь оно стоит в предпоследнем отсеке музейного зала, былая парадная торжественность из музея изгнана, возвращены многие материалы Гражданской войны, но в подборе экспонатов нет ни выдумки, ни научной обоснованности. Экспозиция, которая может удовлетворить только совсем юного и неподготовленного посетителя.
Когда принесли юпитеры, служительницы принялись всех нас выгонять, и детей и взрослых. После чего режиссер привел экскурсоводку попригляднее и велел ей собрать вокруг себя группу. Та надулась и заявила, что группы собирать не умеет.
Как все это происходило, сейчас нет времени описывать — слишком много накопилось нерасшифрованного материала. Поэтому только коротко, то, что в блокноте.
Когда девица в десятый раз повторила две имеющиеся в ее распоряжении фразы и в десятый раз перепутала фамилии стоящих перед ней героев, то, по-моему, ты сказал, что надо бы дать слово самим участникам. Неустроев уже взглянул на указку, но Зинченко, улыбаясь генералам, мол, понимаю, надо послужить, вы — генералы, а мое дело солдатское, мне привычно, выхватил указку и заговорил как по писанному. Мне показалось, что для него и впрямь дело это привычное.
Зинченко:
— В конце апреля 1945 года наши войска вели ожесточенные бои в Берлине. Перед нашей 150 дивизией была поставлена задача водрузить Знамя Победы. Особые бои развернулись 30 апреля. Утром мы перешли реку Шпрее, заняли здание «дома Гиммлера». Мы находились в четырехстах метрах от рейхстага. Батальоны Неустроева, Давыдова, Самсонова стояли еще ближе — в двухстах метрах.
Командир дивизии запросил по телефону, есть ли соседи справа и слева, я ответил, что есть. Генерал Шатилов лично вручил нам тогда это знамя...
В 14-00 была назначена общая атака. После короткой, но сильной артподготовки мы при поддержке танков и минометов пошли в атаку, на штурм. В рейхстаге засело 2 тысячи гитлеровцев, эсэсовцы, 400 моряков. Первыми ворвались в рейхстаг батальоны Неустроева и Давыдова, потом Самсонова. Раньше всех вошла в рейхстаг рота Сьянова... Еще до штурма я вызвал разведчиков Кантарию и Егорова и сказал: «Смотрите, видите перед вами здание — это рейхстаг, вы должны установить на нем Знамя». Устанавливать Знамя Победы и брать рейхстаг помогали все войска, сражавшиеся в Берлине, все, кто участвовал в Отечественной войне. Но особо отличились при этом батальон Неустроева, рота Сьянова и лично Сьянов. На счету роты Сьянова за время боев в рейхстаге 100 убитых немцев и 150 взятых в плен, и если убитых мы не можем проверить, то взятых ими пленных считали по головам. Бойцы дрались прикладом, руками, зубами. Бои были исключительно тяжелыми...
Дальше увлекшийся полковник стал передавать слышанные им в рейхстаге рассказы бойцов, говорил от первого лица:
— Бегу, тесно, темно, не видно ничего, вдруг слышу — пыхтит кто-то. Смотрю, фриц сидит на нашем солдате, и держат они друг друга за грудки. Ах ты, фриц проклятый! Наставил я на него автомат, да смотрю, уже наша пилотка сверху, а фриц под ним...
Степан стоял белый, сцепив зубы. Сьянов, довольный, улыбался. Генералы слушали невозмутимо, у Самсонова глаза умные, и чувства свои он не выказывал. Зинченко расплывался в улыбках. Маленький он какой, а был комендантом рейхстага!
Меня познакомили с Ильей Яковлевичем Сьяновым. Он сказал:
— Василий Ефимович два года был рядом с нами, в первых траншеях, он был самым известным и самым приятным у нас человеком!
Вася что-то расспрашивал, ему хочется, чтобы каждый из участников рассказал обо всем этом так, как видел и запомнил. А Давыдов ему сказал:
— Зачем нам рассказывать? Кто же еще это знает, если не ты!
Другими словами, но то же самое сказал сегодня генерал...
После съемок все поехали на аэродром встречать Кантарию.
Вечером к нам приехал Зинченко с дочерью Ириной и Сьянов.
Сьянов вспоминал свою статью в дивизионке от 27 апреля, которая называлась: «Мы водрузим Знамя Победы», — за несколько дней до взятия рейхстага. Статью, конечно, писал Вася после беседы со Сьяновым. 1 мая в той же дивизионке была напечатана статья «Знамя над рейхстагом водружено», хотя в сводке Совинформбюро об этом еще не было сказано…
Меня могут спросить, подумал я, почему именно рейхстаг избран был как конечная цель берлинской операции, если не войны вообще, нечто такое, на чем следует водрузить этот наш флаг, это наше знамя, главный символ нашей победы. Как ни говори, а, скажет, может быть, кто-то, всё-таки парламент, нижняя палата парламента Германии, какая бы она ни была. Да, но именно рейхстаг, здание рейхстага заранее было подготовлено гитлеровским командованием как основной и главный наиболее укрепленный объект в системе обороны Берлина.
Из рассказа Сьянова:
— Бой за «дом Гиммлера» начал Давыдов. Неустроев шел слева. Моя рота должна была находиться в резерве, но утром в «доме Гиммлера» я получил пополнение, и рота моя оказалась к тому времени самой полнокровной. (Какое страшное слово!) С пополнением пришли люди из плена и молодежь. Я стал их проверять, тут же учил. Один, помню, сказал, что не умеет гранаты бросать. Подошли к окну, и я ему показал: «Вот кольцо, оттягиваю, бросаю... Ну-ка, теперь ты!» Бросил он штук пять — получилось.
Вдруг присылают за мной: «Срочно, с ротой!» Рота уже вся начеку. Прибегаем, а там — все: Матвеев, Прелов, Давыдов, Неустроев, полковник Зинченко...
О себе… Я кончил рабфак, один курс института. Война застала меня в должности плановика-экономиста. Войну начинал рядовым. Зинченко раз пришел на передовую, с людьми беседовал, спросил у меня, знаю ли я членов политбюро, а потом на всех собраниях говорил, что я политически развит...
Полковнику Зинченко было сказано, что маршалу Жукову уже доложено, что рейхстаг взят, и Жуков доложил об этом Сталину. Но рейхстаг еще не был взят.
Неустроев, ставя передо мной задачу, сказал, что дает мне на ее решение 45 минут... Некоторые бывшие наши военнопленные говорили мне, что они хотят пойти первыми. Распределили людей по окнам. В подвале этом два или три окна, на уровне головы. Подтащили какую-то мебель и диван. Полковник сказал, что будет дан короткий, но сильный артналет. С Неустроевым мы договорились о прекращении огня, когда подойдем к рейхстагу. Он сказал: «Дашь сигнал красной ракетой». Ракетницу дали Шубкину, он был моим связным, из новых.
Я получил 63 человека из пополнения, всего в роте было до ста человек...
— В «доме Гиммлера», когда мы с Неустроевым стояли у окна, пули так и щелкали по стенке, площадь простреливалась и с флангов и с фронта пулеметным и ружейным огнем. По всей этой площади — вывороченное железо. До канала — ров… От будки — трансформаторной — траншея, выложенная кирпичом. Сам рейхстаг — массивное здание, вросшее в землю. Такое впечатление, что оно расползлось. В нем не было симметрии, соотношения между шириной и высотой. Оно такое широкое, что казалось невысоким.
— Сьянов, пойми, это же рейхстаг! — уверял меня Неустроев, хотя я знал, что — рейхстаг!
Рядом с будкой торчали направленные в нашу сторону стволы тяжелой зенитной артиллерии. Легкую зенитную артиллерию немцы затащили на второй этаж и через амбразуры приспособились стрелять по наземным целям...
Неустроев ставит мне задачу, а я думаю: «Если бы у меня было десять жизней, все равно живым мне отсюда не выйти. Ну и пусть!» — думаю.
У меня было два пулемета станковых. Один я велел установить в окне, прикрывать нас. Первым номером был Вася Якимович, который долгое время был у меня связным. Я ему приказал остаться, а он говорит: «Я с вами пойду!»
Мы пробежали метров пятьдесят, до тех, что еще в первую атаку пошли. Теперь все они лежали перед рвом и во рву. Мне необходимо было поднять их, повести за собой. Кричу: «Вперед!» Не выскакивают. Одного застрелил. Остальные выскочили, не останавливаясь, добежали до канала.
Неустроев мне сказал, что о канале сведений нет, и он не знает, есть ли мост. «Будешь перебираться на подручных средствах», — сказал он. Мост действительно был разобран, но остались рельсы, шпалы, так что мы перешли канал без труда. Других препятствий у нас на площади не было. Метров пятьдесят не дошли, когда я почувствовал, что мы можем попасть под свой огонь. Я дал ракету в сторону рейхстага. Огонь мгновенно прекратили. Вбежали на ступени и закидали гранатами двери и боковые, выходящие сюда окна, и опять вперед, и ворвались. Немцы после артналета еще не опомнились. Когда ворвались в здание, коридор перед нами был пустой. В вестибюле немцев тоже не оказалось. Мы их увидели только за вестибюлем, когда они в подвалы посыпались...
А Васю Якимовича убило на ступеньках зенитным снарядом.
Сьянов зашел к нам вечером, 5-го, вместе с Неустроевым — после съемок на квартире у дочери Зинченко, живущей на том же Ломоносовском проспекте, что и мы. Неустроев, попив кефиру, ушел. Они условились с Давыдовым пойти в кино.
Продолжение рассказа Сьянова:
— Вася Якимович небольшого роста плотный мальчик. Когда я его увидел впервые, подумал — какой цветочек! Убьют! Пусть, думаю, побудет со мной, и сделал его связным. А он оказался на редкость выносливым. В походе, бывало, подбежит: «Давайте вашу сумку!» У него такое было понятие, что раз он связной, то должен за мной ухаживать. В селе у них были две девочки, Поля и Оля, вместе учились, но он так и не разобрался, какая из них ему дороже, с обеими переписывался. Писал редко, но думал о них, планы строил.
Зимой в Польше у нас были тяжелые переходы. За день прошли пятьдесят километров. Часть людей отстала, мела сильная пурга. Я, как и обычно, шел вместе со всеми, впереди меня шел Вася. И так он, бедняжка, согнулся, сейчас, думаю, упадет, надо его окликнуть, а он сам оглянулся и спрашивает так озорно: «Так кто же все-таки, как вы думаете, Поля или Оля?» И засмеялся вместе со мной. Вот он, этот самый Вася, и погиб на ступенях рейхстага. Был он, как я уже сказал, крепкий, смышленый и жадный к жизни. Мы поставили его первым номером пулеметного расчета, когда мне придали два станковых пулемета. Незадолго до штурма я его обругал за то, что отлучается неизвестно куда. Это за Одером было. А он, оказывается, там все чердаки облазил, чтобы найти красный материал и знамя ставить. А на ступенях рейхстага только он гранату выхватил, его из установленной здесь зенитки прямо в грудь ударило.
Он не должен был идти вместе со всеми, я его оставлял с пулеметом в «доме Гиммлера», поставив перед его расчетом задачу — выдвинув пулемет из окна, открыть огонь по флангам. А он взмолился: «Возьмите меня с собой, а здесь оставьте кого-нибудь другого!» И все время, не маскируясь, шел справа и прикрывал меня.
Вот таким был этот мальчик.
На этих ступеньках рейхстага, кроме Якимовича, погибли еще двое, имен которых я не знаю, не запомнил. Пятницкий упал, не дойдя до ступенек.
О Бересте. В обычной, не боевой обстановке был несколько размашист. Любил все легко делать, но и сам себя не жалел. Он со мной сдружился потом.
— Откуда у вас такие привычки? — спросил я у него однажды. А он ответил:
— Я ведь в детдоме воспитывался!
Берест предлагал мне ставить знамя, но я сказал, что не могу, у меня — рота. Тогда он сказал, что придет с разведчиками. И пришел. Спрашивает: сможет ли он на второй этаж подняться? «Ни в коем случае», — сказал я ему. И они прикрепили сначала знамя на колонне...
В вестибюле налево стояла статуя Бисмарка. Ее немцы втащили сюда для сохранности, до этого она стояла перед рейхстагом. Карнавальный зал рейхстага подпирали колонны. А слева из комнаты вела лестница на все этажи. По ней и поднялись Берест, Кантария и Егоров. Боясь, чтобы противник не перекрыл один из входов и не захватил их, я поручил командиру отделения Исчанову взять эту комнату под надзор. И не ошибся. Немцы тоже придавали значение этому входу. Исчанов стоял за колонной, когда из комнаты выбежала группа немцев. Когда на второй день его нашли, он был мертв. Вокруг него лежало несколько убитых немцев.
Теперь о переговорах. Переговоры начались с того, что немцы подали голос из подвалов: «Не стреляйте, мы выходим для переговоров!» Со мной в это время были двое — Шубкин и Хренов. Мы оружие опустили, а немец вылез и парабеллум в руке держит. Я ему говорю, а Шубкин переводит: «Почему у вас парабеллум в руке, если вы вышли для переговоров?» Тот сказал: «Пришлите к нам для переговоров вашего командира».
Я послал к Неустроеву связного, говорю, такая и такая история. Моментально Берест надел шинель, погоны, а Неустроев — адъютантом пошел. Однако очень скоро вернулись обратно. Берест сказал, что немцы дали нам пять минут на размышление, чтобы мы сдались, заявив нам: «Вас сотни, а нас — тысячи... Когда вы наступали, мы видели: вас не более трехсот, а нас в десятки раз больше. Поэтому предлагаем вам сдаться».
Когда Берест все это передал, я скомандовал: «Пулеметы к бою!..
(Записи, сделанные по моей просьбе Валей, перемежаются с моими — отсюда некоторые неизбежные повторения.)
— Почему моя рота легко вошла в рейхстаг? Потому что наступление началось до меня, и начинал его давыдовский батальон. Из этого батальона мало кто остался в живых, все легли перед каналом и во рву. Две роты батальона Неустроева тоже не добились успеха. Прибежал Зинченко в подвал «дома Гиммлера», где были Прелов, Давыдов и Неустроев. Оказывается, командование уже донесло Жукову, что рейхстаг — взят...
Неустроев сказал мне: «Сьянов, как хочешь — ногами, руками, зубами, а ухватись за рейхстаг!»
А положение такое: левый фланг — у немцев, правый фланг — у немцев, центр — у немцев.
Неустроев сказал, что будет введена артиллерия вплоть до катюш, две самоходки, танки.
Зинченко нервничал, ругался. Сорок пять минут мне дали, чтобы решить задачу. Был короткий, но массированный огонь. Моя задача заключалась в том, чтобы поднять и тех, кто остался лежать на площади после первой атаки.
Когда мы оказались вблизи рейхстага, наших команд, голосов — не было слышно. Я, как было условлено, дал ракету. Артподготовка прекратилась, и мы с криками «Ура!» побежали вперед. Впереди бежали Руднев, Быков, Прыгунов, Гусев, Якимович... Попали прямо к главному входу. Высокие двери с пробоинами. Когда ворвались внутрь, я сразу кинулся налево. Здесь все было забито досками, стояли ящики и бочки, что-то вроде продовольственного склада. (Именно отсюда, только с другой уже стороны, изнутри, перебрались мы, когда здание рейхстага горело.)
Немцы находились в вестибюле и, когда мы появились, сопротивления не оказали, посыпались вниз, в тот вход, в то подземелье, которое было в центре, а потом туда, что было слева, прямо по коридору. Однако те, что бежали по коридору, вскоре пришли в себя, опамятовались. Я лег за пулемет, но там что-то заело, мне на помощь пришел кто-то из расчета...
Еще до прихода Неустроева Берест, Егоров и Кантария прикрепили знамя на колонне, а потом из комнаты налево, по лестнице, поднялись на второй этаж. Здесь был третий, замурованный и заваленный, вход в подземелье, где и погиб Исчанов. Оказалось, что в других комнатах, в тылу у нас, немцы. Так что можно сказать, Исчанов в какой-то мере на том этапе спас положение...
Заговорили еще о выходах из подвалов, соединены они или нет с другими подземельями, есть ли выходы в другие районы города? Сьянов говорит, что были. Даже метро было соединено с рейхстагом, что один выход был непосредственно в метро и соединялся с железнодорожным вокзалом. «Я, — сказал Сьянов, — ходил на переговоры как раз через этот выход». И подкрепления к немцам в рейхстаг подходили отсюда...
— Что еще рассказать... Когда мы пришли для переговоров, немцы нас обступили (уже было условлено, что состоится сдача) и спросили, кто здесь есть, кто ваши командиры? Ну, я им сказал, что Шатилов здесь, Зинченко, Перевёрткина назвал, сказал, что армия Кузнецова, Кузнецов здесь... «А Сталин тоже здесь?» — спросили меня. Я сказал: «Сам Сталин здесь». Один немец спросил: а генерал Чуйков с вами? Я засмеялся: «Вы что, сталинградскую кашу ели?» Он тоже рассмеялся: «Нет, меня оттуда отозвали за неделю, поэтому я и уцелел».
Апрель 6. Утром позвонил Давыдову, который просил меня приехать. Шатилов, сказал он, уже прилетел, и все отправились встречать его на аэродром. Приехав на площадь Коммуны, я пошел в музей, потому что думал, что все уже там, но здесь никого пока что из наших не было. Поэтому меня провели к начальнику музея, который принялся расспрашивать: подлинное ли, настоящее ли это знамя, что я обо всем этом думаю. Очень странно мне было все это слышать.
В комнатах, где жили мои знакомые, я никого не нашел. Мне сказали, что все в 24-й комнате. Я не знал, почему они там, постучал и вошел. Комната была полна народу. Я сразу увидел комдива Шатилова. Меня узнали все, кроме Шатилова, который только через некоторое время сказал: «Вот теперь я вас припоминаю». Тут был Зинченко, тут был и Негода, который упорно твердил, что я у них был редактором, и стал целоваться, и Крылов, бывший начальник политотдела корпуса. Он спросил, узнаю ли я его, но я назвал его по фамилии только потому, что знал, что он приедет. (В дивизии у нас был еще другой Крылов, парторг 756-го полка.)
За спиной я услышал голос Сьянова, говорившего что-то обо мне нашему генералу: «Так ведь, товарищ генерал, он всегда с нами был. Его в дивизии все солдаты знали». (Откуда было генералу помнить меня, уж с кем, с кем, а с генералом мне общаться было не положено!)
Неустроев — и он, и Давыдов были тут же — сказал комдиву, что у меня очень много материалов и что я стал настоящим писателем. «Так как же не разберетесь с этим, как же это получается, что вылез этот...» — сказал Шатилов и назвал фамилию человека, о котором больше всего писали все эти последние годы.
Я сказал о Колумбе и Америке, и, кажется, это дошло до всех.
Сказал, что и писал и печатал, и вот теперь, в № 5 «Нового мира» должна быть моя новая публикация. Шатилов записал все это в книжку себе. А когда я только вошел и представился, когда мы поздоровались, спросил, где я сейчас работаю? «Издательство?» Он не понял, что это такое, и спросил, а какая газета или журнал...
Мы обедали, надо было спешить, в музее нас уже ждали. Девочка с указкой рассказывала им, как они брали рейхстаг, а потом подходила к Кузнецову, командующему армией, которого я впервые видел, и спрашивала у него, как его фамилия? Так же, впрочем, как и других. Все это без всякого смущения. Скоро, однако, выскочил Федор Матвеевич наш и — с этим своим, чужим, а не своим, полководческим жестом руки, грудь вперед и избочась — пошел рассказывать что-то. Особенно неловко было, что все это при Кузнецове. Остановить его было нельзя...
Не написал еще... Когда выходили из гостиницы, в вестибюле, вдруг появился С-ов. Поздоровался с одним, с другим. Шатилов без улыбки, сухо пожал ему руку. Я решил, что он не хочет с ним быть любезнее, но он спросил у меня:
— Кто это такой?
— Кто?
— Да вот сейчас подходил, здоровался?
Все уже перезабыли друг друга. И все-таки меня все это немало удивило.
Но, наверно, самый сильный удар нанес этому человеку Сьянов, который, когда тот подошел к нему и спросил, узнает ли он его, вглядевшись, ответил:
— Ну как же, узнаю, вы — художник!
Тот, должно быть, решил, что все это умышленно.
Утром собрались в номере у нашего генерала, у Шатилова. Показывает нам аккуратно выполненную кем-то схему боя. Уточняет ее со Сьяновым.
Говорит:
— Кошкарбаев пришел вместе со Сьяновым, но в письме, которое он написал и которое ему, Шатилову, переслали, уверяет, что он пришел первым. Первыми вступили на плиту подъезда (перечисляет фамилии: Быков, Прыгунов и др.). Туда никто не мог войти, кроме как вслед за артиллерийским огнем. Я видел, как по залитому водой рву лезли по трубе, ни один не бежал. Бежали у «дома Гиммлера», а как добежали до рва — все ползли. И сьяновские, и полурота Кошкарбаева. Вся артиллерия работала по рейхстагу, по Бранденбургским воротам и по тем двум зданиям, из которых велся огонь. В 18 часов врывается батальон Неустроева. Около 20 часов Зинченко разговаривал со мной из рейхстага. Я поблагодарил его. Он сказал, что бой идет сильный.
Мы опять вернулись к Кошкарбаеву. Я сказал, что он, на мой взгляд, справедливо добивается признания того, что он сделал. Генерал со мной соглашается, он горячо говорит о Кошкарбаеве и защищает его. (Только фамилию правильно не может выговорить.)
Потом мы оделись и пошли вниз. Никто не понимал, куда и зачем мы направились. Вышли из подъезда гостиницы. Тепло. Солнечно. Стояли на тротуаре, продолжали разговаривать. Вдруг подошла машина, и оттуда вышел Егоров. Я его сразу узнал, но остальные, кроме Кантарии, по-видимому, не понимали, кто этот худой парень в синенькой фуражечке. Шатилова он не узнал и не мог назвать его. «Я же комдив ваш!» — сказал Шатилов. Однако Егоров оправился и спросил: «Как ваша жизнь, товарищ генерал, как здоровье?»
У Егорова — язва. Достает из кармана и показывает соду. «Еще с партизан», — говорит он. Оказывается, он приехал еще ночью, и подвезли его неожиданно — киношники крутили встречу. Утром в гостинице, как выясняется, Егоров уже видел Шатилова, но не узнал его. Тоже и Егоров всех перезабыл. Все потому же опять, что прошло пятнадцать лет.
Не знаю уж, почему, вдруг вспомнили памятную всем высоту 228.4 в Калининской области. Где кто лежал, кто как погиб.
Егоров, когда генерал спросил у него, почему он плохо выглядит, ответил: «Я тут немножко борюсь с трудностями».
Мы — опять в номере. Егоров и Кантария вдруг заговорили об Иванове, который, по их словам, был с ними. Пуля попала ему в живот, было это уже за каналом. Поначалу я плохо понимал, о каком Иванове они говорят.
Егоров:
— Мы бежали вчетвером — Берест, Кантария, я и Иванов...
Шатилов говорит о С-ве:
— Я сказал ему, когда встретил его здесь: «Как же вы так делаете?» Он ответил: «А разве вам не все равно, вы — командир 150-й».
Это все уже в автобусе, когда поехали с экскурсией по Москве. Фотографировались у мавзолея, в Кремле, возле Юрия Долгорукого. Выяснилось, что Егоров никогда не был в мавзолее. Неустроев рассказывает какую-то смешную историю о сапогах. Все удивляются царь-колоколу. Шатилов вымеряет его шагами. Публика интересуется. Но никто не знает, что это за группа, которую так усиленно фотографируют.
Негода рассказывает. Когда они заняли здание швейцарского посольства, пришел посол, просил взять их под защиту как представителей нейтральной страны. Говорит, что у них и были эти часы, четыре тысячи часов, которые потом так щедро раздавали. Работники посольства спекулировали ими.
Среди снимков, которых у него много, есть любопытные. Интересный снимок рейхстага из дома швейцарского посольства. Сделан он 29 апреля. На переднем плане — канал, очень широкий, сорванный мост, от которого остались одни сваи-рельсы.
— Канал, — говорит Негода, — мелкий...
Негода очень изменился. Пьет. Просил меня послать ему снимок мертвого Геббельса. Рассказывает, как у него «перехватили» его. Сначала он лежал в санроте полка, в палатке, но он не уследил, и труп полуобгорелого Геббельса увезли, утащили.
Еще раз о том, о чем говорит Негода и о чем, помнится, мне уже приходилось писать...
На КП нашего 79-го корпуса, на двух накрытых простыней сдвинутых столах (слегка обгорелый, но узнать можно) лежал труп Геббельса. Голый, но в носках и с галстуком на шее. Причинное место прикрыто большим куском ваты. В головах — пистолет и пиджак с золотым партийным значком над карманом.
Магда Геббельс и шестеро ее детей, пять девочек и один мальчик, которых она сама же и отравила, лежали на носилках, на полу.
Сегодня это может кому-то показаться странным, но носки на Геббельсе были штопаные. Они и сейчас у меня перед глазами, эти заштопанные носки.
Довольно обычный, если не сказать рядовой, пример немецкой бережливости и аккуратности.
С утра собрались в музее, чтобы сфотографироваться «всей дивизией» у Знамени. В это время двое рабочих поднялись на стремянку и стали развинчивать стеклянный футляр, чтобы снять Знамя.
Как только Знамя достали, я стал осматривать его со всех сторон. Меня интересовала цифра, где и как она написана. Мои товарищи не очень понимали, что я делаю. На ткани флага — пять-шесть пробоин, — пулевые, осколочные...
Шатилов рассказывает окружившим его людям о том, как Кантария и Егоров ставили это Знамя на рейхстаге. Но и он теперь уже добавляет: «С ними был еще старший сержант Иванов. Он был убит...»
Зинченко от себя:
— Я дал задание Кондрашову подобрать людей для водружения Знамени...
Сцена у Знамени, когда снимали и говорили участники, была ужасная, тягостная. И никто из посторонних, но особенно музейных работников ничего не понимал: почему какие-то новые для них люди стали у древка флага и, волнуясь, принялись рассказывать обо всем, а хорошо знакомый им комбат-депутат прятался за спинами у публики и не знал, по-видимому, куда деваться. Однако операторы все еще лезли на него и, не понимая, почему он прячется, фотографировали его...
Все заметили, что Знамя еще больше выцвело, как будто его постирали. Крылов даже головой покачал: «Надо было поискать что-нибудь получше». Спросил у Шатилова, где теперь знамя дивизии, сохранилось ли оно? «Боевое»? — спросил тот. И, улыбнувшись, сказал: «А его ведь не было...» — «Почему не было?» «Не успели выдать. Ведь дивизия была спешно сформирована из двух бригад...» Вот так вот.
В отличие от сохраненной мной полоски флага, сделанного из плотной немецкой перины, на Знамя победы пошел наш русский кумач. Иначе бы оно не выглядело таким выцветшим. А материал того флага, от которого мы оторвали по кусочку, точно такой, как перина, привезенная мной из Германии...
Мне давно хотелось еще раз видеть его, но уже не под стеклом, а развернутым, посмотреть, потрогать руками. Я оглядел его со всех сторон перед тем, как его стали фотографировать. Оказалось, что это доставшееся нам полотнище было сшито из двух кусков, рубец проходил посередине. Один край полотнища был оборван. Кантария сказал: «Это когда лезли, зацепили за прутья на куполе и оторвали...» Пятерка оказалась на обратной стороне надписи, в углу, возле древка. Через трафарет желтенькой краской проставлена была цифра «5»…
Я еще раз оглядел полотнище, все эти пять или шесть пробоин, одна осколочная, остальные — пулевые. Позвал Кантарию, спросил: может быть, потерлось?
— Да нет же, — сказал он, — пулевые, рваные, с зазубринами...
А насчет того, что оно закопчено, это выдумки!
Сьянов — о древке. Говорит, что оно не было покрашено, что его уже здесь покрасили. И что древко было сломано, что оно надломилось, когда в него попала пуля. И что когда отправляли в Москву и укладывали в машину, он спросил у Артюхова, что делать? Тот сказал: «Отломите совсем!» И только потом уже починили.
Говорят об Артюхове, начальнике политотдела дивизии:
— Смотри, каким догадливым Артюхов оказался, ведь это он заставил сделать надпись на знамени. Теперь бы никому ничего не доказали!
Матвеев рассказывал, что кинохроника снимала после боев в самом рейхстаге. Но машина кинохроники наскочила на мину, подорвалась. Я сказал, что теперь в нынешний фильм хотят включить инсценированные кадры. Он ответил, что это несерьезно, по-детски получается.
Кантария и Сьянов, оказывается, побывали в прошлом году в Берлине, но, как рассказывает Кантария, рейхстага они так и не видели, даже издали, от Бранденбургских ворот. Я очень этому удивился.
— Да вот как-то так получилось, — сказал мне Кантария, — сначала собирались, конечно, а потом выпили, то, другое...
Сегодня с утра Шатилов позвонил мне, сказал, что у него есть идея сфотографироваться всем вместе, всем, кто из 150-й. «Чтоб была какая-то память». Вчера, как он считает, было положено большое начало. Доволен, что приехали четверо его тихоокеанских солдат, которые 49 дней провели в океане на барже, что все это состоялось в одно время. Спросил его о семье, осталась ли она в Куйбышеве, где он прежде служил, или уже с ним, там, на Дальнем Востоке. Он сказал, что все с ним, что у него до сих пор нет никакого постоянного пристанища, надеется, что когда-нибудь это все будет.
Назавтра назначено что-то вроде банкета. Василий Митрофанович сказал: «Вы должны быть! Пожалуйста, в 15-00!» Ему хочется поговорить со мной, о многом рассказать и показать то, что он написал сам. Неустроев, понимая всю несерьезность ситуации, говорит мне, что Шатилов просит, чтобы я его принял...
Какие-то подробности, относящиеся ко времени, когда мы жили в охотничьих угодиях Геринга под Гроссшонебеком. Теперь, когда Шатилов был у меня дома и мы, не помню уже в связи с чем, заговорили о «даче Геринга», я, по сохранившейся у меня карте, разыскал все эти места, о которых мы говорили. Все так и было, и лес, и прямая, как просека, дорога, ведущая туда, к этим обширным угодьям, где для каждого вида животных были свои, отделенные одна от другой металлическими загородками, пространные вольеры. Только там, где должно было находиться озеро, было порвано. Но генерал, по своей привычке пользоваться в разговоре карандашом и бумагой, тут же набросал все это, и лес, и памятное нам озеро. Выходило, что озеро было не круглое, как почему-то запомнилось мне, а продолговатое. В одном месте оно сходилось, и образовывалось не одно, а два разделенных узкой перемычкой озера.
Генерал, по его словам, и в самом деле спал в постели жены Геринга. Говорит, что первую ночь, когда мы туда пришли, он так устал, что сразу завалился в приготовленную для него, как ему казалось, застеленную одеялом кровать. И только потом узнал, что он спит в постели жены Геринга.
Эту нашу первую после Берлина стоянку, эту, как упорно называет ее каждый из них, «дачу Геринга», вспоминал и Артюхов, когда я был у него в Таллине, и Сьянов, когда он был в Москве. Каждый запомнил что-нибудь свое. Там было много разного рода служб, всякого рода построек, располагавшихся как по берегу озера, так и вокруг него. Вблизи того дома, в котором размещались мы, я это хорошо помню, стояли какие-то сараи. Основной же дом, как говорит Сьянов, был разрушен, взорван. От него, по словам Сьянова, осталась только груда камня. По другую сторону одного из этих озер, это я тоже помню хорошо, была ферма, что-то вроде деревни.
Большой, написанный маслом портрет супруги Геринга, по словам Шатилова, висел у нее в спальне, над кроватью. Скорее, даже картина, потому что изображена она была со спины, обнаженной, сидящей на корточках перед стайкой голубей, которых она кормила с руки…
Генерал решил, что это непременно должны видеть все, и приказал перевесить портрет, повесить его перед входом в дом. «Пусть солдаты посмотрят!» — распорядился генерал. Но его адъютант счел это неудобным, и картину повесили в коридорчике, но все равно, говорит Шатилов, все видели. Еще он рассказывал мне, что там, за озером этим, в деревне, жила одна женщина, которая всю жизнь была экономкой у Геринга. Под конец, уже в войну, ее уволили. Супруга Геринга, ей, по словам генерала, было тридцать два, Герингу — пятьдесят, была в связи со своим, как он почему-то говорит, «массажером». Экономка рассказала об этом Герингу. Молодая женщина не оправдывалась, но проявила характер. В результате «массажер» остался, а экономку выгнали.
Может, все это так и было, но уж больно вся эта история похожа на генеральский анекдот.
Генерал Шатилов пришел к нам 1 мая 1944 года, когда мы стояли в Козьем Броде на реке Великой. Я хорошо это помню, потому что я тогда впервые его увидел. Начальника штаба дивизии, по словам Шатилова, не было. Начальником политотдела дивизии был тогда Воронин, которому я представлялся, когда пришел в дивизию.
— Когда уходили из Берлина, — продолжает Шатилов, — знамя взяли с собой, я положил его к себе под койку. Сначала, признаться, хотел оставить его на рейхстаге, но, посоветовавшись с Артюховым, решили снять. Штаб дивизии нашей в это время располагался в Моабите.
Комендантом Берлина назначили Берзарина. Он издал приказ — убрать все другие армии из Берлина. Вот тогда Артюхов и сказал мне, что нельзя оставлять поставленное нами на рейхстаге знамя. Я говорю ему:
— Зачем? Это дело не наше, а государственное! — Артюхов на это ответил:
— Мало завоевать, надо отвоевать славу!
И я отдал приказ: снять знамя с рейхстага. Его завернули в бумагу и положили в мою машину.
Берзарин установил другое, свое роскошное знамя. Когда пришел приказ доставить в Москву Знамя победы, Берзарин предложил сделать это Пронину (видимо, члену Военного совета?), но тот отказался, сказав: «Я на это не пойду, мы не ставили!» Тогда Берзарин провел все это сам, торжественное снятие Знамени с купола рейхстага и отправку его в Москву. Мы услышали об этом и подняли шум. Артюхов тогда сказал мне: «Вот видишь, что значит — знамя под койкой!»
Как только об этом стало известно в Москве, их вернули и даже, как сказали нам, арестовали. Вернули из Бреста. А Берзарин дня через три разбился в Берлине.
О надписи. Я думаю, что ее сделали сразу, как только сняли, потому что когда знамя лежало у меня под койкой, на нем не было написано «150-я Идрицкая...» Артюхов сказал: если мы укажем и корпус, и армию, и фронт, тогда все будут заинтересованы в отстаивании того, что именно это знамя стояло на рейхстаге. Вот это и заставило нас сделать надпись. Быстро сшили всем делегатам шерстяное обмундирование и отправили их в Москву со Знаменем...
С флагом было так.
Знамя Победы было нами снято, его увезли в Москву, на Парад Победы, и обратно оно уже не вернулось.
Как известно, когда шел Парад Победы, его торжественно проносили по Красной площади. В это время вражеские штандарты кидали к подножью Мавзолея.
После парада Знамя было передано в Военный музей, и его стали хранить под стеклом.
Когда же наше командование взамен снятого захотело поставить на рейхстаге другой флаг, обжившиеся уже к тому времени в Берлине наши союзники, американцы и англичане, воспротивились этому. Они заявили, что, поскольку флаг, который водружен был нами в день событий, мы уже сняли, они не хотели бы, чтобы на рейхстаге стоял только наш флаг, и что если советское командование желает установить другой флаг на рейхстаге, то рядом должны быть поставлены и их флаги.
Так или иначе, но в конце лета того года, когда я снова оказался в Берлине, флага над рейхстагом уже не было.
Апрель 8. С утра собрались в гостинице, предстояла поездка на студию кинохроники. В коридоре меня встретил Егоров, и мы прошли с ним в комнату Кантарии. Сам он куда-то ушел, но здесь были Сьянов и Зинченко. Показал им какие-то вырезки из журналов и газет со статьями разных лет, связанными со всеми этими делами. Над некоторыми мы очень смеялись и даже решили не показывать их старику Шатилову, чтобы не огорчать его. Но потом все-таки показали. «Я опровержение напишу!» — сказал помрачневший Шатилов. Мне хотелось сказать на это, что опровержения пишутся в одном экземпляре, а газеты и журналы имеют миллионные тиражи.
А перед тем как появился Шатилов, я рассказывал им, Кантарии, который к тому времени вернулся, Сьянову и Зинченко, как я чуть было не написал сценарий, но один из Васильевых, тех, что снимали фильм о Чапаеве, загоревшийся ставить этот новый для него фильм, не сумел добиться одобрения этой затеи своей, ибо, как объяснили ему в то время, изображение разгрома рейхстага, так будто бы утверждали немцы из ГДР, может задеть национальные чувства немцев. Зинченко, конечно, тут же со своей военной прямолинейностью сделал вывод о том, что флаг должны снять.
Я рассказал им, как делался фильм «Падение Берлина» по сценарию Павленко, и Зинченко стал хвалиться, говоря, что он был консультантом этого фильма и его знакомые долго еще потом называли его «консультантом». По-видимому, этот последний титул нравился ему больше, чем то, что он десять дней был комендантом рейхстага.
Тут мы прервали Зинченко, так как кто-то пришел, и разговор переменился. Мы договорились с Зинченко, что продолжим разговор, когда он еще раз будет у меня. Мне надо было уточнить, расспросить у них еще раз, откуда эти два разных снимка Знамени, на одном из которых только имя дивизии, на другом — и корпуса, и армии, и фронта. Но они, как и Шатилов вчера, утверждали, что последнее добавление сделано было не в армии, а у нас же в дивизии. Надпись, насколько помнит Сьянов, сделал связной Артюхова, сержант или старший сержант, что надпись делали перед самой отправкой Знамени в Москву и очень торопились.
В студии кинохроники, когда мы туда приехали, чтобы посмотреть то, что было снято за эти дни, какие-то девочки, как оказалось лаборантки, долго не пускали нас. Генерал решил, что это артистки, и разговаривал с ними как будто он не генерал, а самый что ни на есть обычный солдат…
Нас предупредили, что фильм смонтирован пока начерно, не озвучен и нет титров, что называется он: «Они водрузили Знамя Победы».
Сначала Одер. 16 апреля. Полыхающая огнем ночь, залпы РС, артиллерии, бомбовые удары авиации и потоки трассирующих пуль и снарядов по наземным целям. Снимал это Кармен.
Лысый, ученоподобный Самсонов, читающий лекцию в железнодорожной школе. Давыдов — в сибирской тайге — под Москвой, с ружьем за плечом идет, проваливаясь в снегу (оказывается, под Москвой еще снег), спускается в овраг, на склоне садится на пенек, курит. Как он играет! Никогда не думал, что Вася такой актер!
Очамчире. Кантария спускается к морю. Хлещущие по дамбе волны. Бригада плотников и арматурщиков Кантарии укрепляет дамбу. «Человек, у которого со страшной силой отрастает борода». Вот он в своем депутатском кабинете, ведет прием. Он неграмотный, расписываться не может. (Вчера на книжке для дочери Зинченко никак не хотел написать свою фамилию, стеснялся. Потом все-таки написал печатными буквами, писал очень долго, покраснев от напряжения.)
Рудненский комбинат молочных консервов. Егоров в белом халате и в белой шапочке ведет по своему цеху солдат, пришедших на экскурсию. Тот же Егоров в колхозе «Советская Россия», на ферме, поставляющей молоко. Курит, хотя и язвенник. И не только в фильме. Это — на работе. А вот он народным заседателем в суде. Разбирается автодорожное происшествие. Листает дело. У него участливое выражение лица. А вот дома. Двое детишек — Валя и Тамара, шестой и третий класс.
Свердловск. Неустроев дома, в чужой квартире. Квартира чужая, так как Неустроев проживает в закрытом городке и потому его снимают в Свердловске. На столе машинка, Неустроев пишет книгу «Путь к рейхстагу». Встает, устремив думающий взгляд в стену, вспоминает. Подходит к столу и что-то записывает. За окном — зимний город, ребятишки кувыркаются в снегу. А вот и сам Неустроев везет Танюшку в салазках, тут же Юрка, сын, мне уже знакомый. Жена Лида вытирает дочке нос. А это — обсуждение рукописи Неустроева. Тут Левин из нашего «Фронтовика», он теперь в Свердловске, в окружной газете, и Королев, который и пишет Неустроеву книгу.
Шота Кантария, сын Мелитона, приехал в отпуск, служит в армии.
Потом идут нынешние наши встречи в Москве, которые были на моих глазах, несколько однообразные и затянутые уже потому, что поцелуев более чем следовало бы. И встреча Шатилова, которого я не встречал, и Неустроева с Давыдовым, и то, как мы встречаем Кантарию, и съемки в музее у Знамени, и с четырьмя героями, снятыми в океане с баржи. На некоторых вижу свою улыбающуюся дочку. И прогулки по Москве. И Москва.
Потом, уж не помню, как это вклинено, кажется, там, где Степан сидит над рукописью и вспоминает о боях, идут военные куски. Но теперь это уже сам Берлин, бои в городе. Огонь, огонь. Разрушенные здания. Перебегающие группы. И вот видна ратуша. Надпись на стене или заборе: «Капитулирен? Найн!» И потрясающий по силе кадр, по-видимому, снято операторами, которые были у Чуйкова: высоченные Бранденбургские ворота с бронзовыми статуями вдали, в небе, а впереди, перед ними — бой идет...
Далее, как я и предполагал, инсценированные кадры взятия рейхстага, недостоверно бегущая с высоко над головами поднятым флагом группа, столь широко распространенная теперь, и привязывание знамени, конечно. И салют на крыше, такой же инсценированный и столь же широко распространенный. Какое-то неизвестное мне место стены с надписями, такими же стандартными, как и все другие. Запомнилась и даже понравилась: «Мы — из Ельца», на этот раз своей непритязательностью.
Началось обсуждение. Зинченко говорил, что много действия артиллерии, а решает все-таки пехота. «Вот хотя бы моих пехотинцев взять, почему бы их не показать!» Сьянов — много о том, как двигались к Берлину, а как брали рейхстаг, показано очень быстро. «Да и эта группа, — говорит он, — которая бежит, очень маленькая, а это несерьезно. Что касается боя в рейхстаге, то он вообще не показан. Получается, что сразу вбежали, поднялись на крышу и салютуем!»
То, что это инсценировки, по-видимому, их совсем не смущает и не возмущает. Я говорил, что инсценированных кадров давать не надо, не следует. Оператор снимает наших бойцов в спину, крупным планом, и создается впечатление, что рейхстаг было легко и просто брать, даже снимать можно было. Надо остановиться на действительно снятых кадрах артиллерийских залпов и перебегающих, прикрытых домами групп, а потом диктор должен сказать, что бой за рейхстаг снять не удалось, потому что на Королевскую площадь с киноаппаратом проникнуть было невозможно. И снять только Знамя, развевающееся на рейхстаге, то есть финал и апофеоз войны, и Знамя на рейхстаге — как символ победы.
Перевёрткин пытался объяснить, что это кадры кинохроники, что то, что они хотят видеть, то есть себя, не было заснято и что теперь это уже не заснимешь.
Перевёрткин довез нас со Сьяновым до центра и по дороге заговорил о том, что наслоений произошло много и он не знает, как все это теперь можно исправить, что после всего происшедшего, после того, как одного из них выдвинули депутатом Верховного Совета, о нем стали так много писать, что он сделался чуть ли не единственным из тех, кто брал рейхстаг. Что это многое объясняет, хотя, конечно, ни в коей мере не извиняет этого человека.
Я не записал еще... Из разговоров с все тем же сценаристом в Ессентуках я понял, что они собираются включать что-то из того, что до сих пор не показывалось, например лежащего в яме Гитлера, где оператор положил рядом большую фотографию Гитлера, чтобы можно было сравнить. И все-таки я не думал, что они это включат. И конечно, это оказалось не то, что я предполагал увидеть. Мундир с открытым воротом, белоснежная рубашка, галстук, выхоленное лицо, как будто даже напудрено. Лоб пробит пулей. Показалось даже, что улыбается. Вокруг стоят и показывают на все это пальцем наши офицеры.
Мы всегда знали, что Гитлер был сожжен, а этот даже не обгорел. И теперь, когда я увидел показываемого нам «Гитлера», я готов поверить — шучу, конечно! — всему, вплоть до того, что он убежал в Аргентину, как писали в первые дни после войны.
Апрель 9. Я совсем свалился и не мог быть на комиссии по истории Отечественной войны. По словам Сьянова, разговор был бурный. Он рассказывал мне об этом вечером. Кроме его рассказа о том, что было, Сьянов сказал еще:
— Неустроев поступил очень дальновидно, придав мне взвод ПТР лейтенанта Козлова. Он сказал, что, во-первых, могут появиться танки, а кроме того ПТР пригодятся, потому что в рейхстаге железные перекрытия.
Егоров, по его словам, рассказывал на комиссии о том, как его и Кантарию вызвал Кондрашов и сказал, что им дается большое поручение. И опять об Иванове, который якобы был с ними, о том, что, когда они пришли в батальон, их передали Бересту.
— Нас было три разведчика, Берест и два автоматчика.
Надо сказать, что в первое время я решительно не понимал, о каком Иванове они говорят. Вроде бы я все знал, говорил в те дни и с тем, и с другим, и ни о каком Иванове никогда не было речи. Что еще за Иванов? Откуда он вдруг ни с того ни с сего взялся? Но они, больше всего все-таки Егоров, то и дело вспоминали этого Иванова...
Сьянов считает, что атаку рейхстага поручили батальону Неустроева потому, что батальон Неустроева в это время оказался самым полнокровным. Что Плеходанов и его полк не имел Знамени, потому что на дивизию было выдано лишь одно это Знамя — Знамя Военного совета нашей Третьей Ударной.
Болтин, который вел встречу, по словам Сьянова, сказал, что составители истории называют в своем очерке тех, кто штурмовал рейхстаг, а не только тех, кто связан с водружением Знамени.
Хорошо, если так. Единственно, что я могу сказать на это. Я давно уже, признаюсь, не могу понять того, почему так настойчиво, чем дальше, тем больше, говоря о взятии рейхстага, пытаемся мы все решительно свести к Знамени, к флагу победы. Все это, думаю я, от нашей любви к символам…
Апрель 12. Шатилов уезжал вчера, утром он позвонил мне, я приехал в гостиницу и еще застал его. Давыдова не было, он уехал в Вышний Волочёк, и Неустроев нервничал, он упорно хочет забрать Давыдова к себе, помочь ему. Шатилов ехал на аэродром, мы попрощались с ним у подъезда гостиницы. Все разошлись по своим делам. Я пришел в музей, так как там должен был быть Егоров, но не нашел его. Был очень тягостный разговор с экскурсоводками, которые все путают, выдумывают и сомневаются в подлинности Знамени. Они ничего не читали, ничем не интересуются, охотно верят всякого рода слухам. Историю о пяти или десяти штурмовых группах они якобы слышали от Егорова. Вечером звонил Неустроев, встревоженный тем, что Давыдов все еще не вернулся. Утром он позвонил еще раз, на этот раз чтобы попрощаться, потому что уже через час он улетал самолетом. Я спросил о Давыдове, но Неустроев отвечал неохотно, сказал, что тот вернулся и сейчас спит у себя в комнате. Позднее я узнал, что они поспорили; как видно, Давыдов не хочет, чтобы его жизнь перекраивали. Позднее я говорил с ним по телефону. Он отправился было на вокзал, но не доехал, не добрался и, по его словам, не знает теперь, когда выедет из Москвы. У него уже началось. «Теперь, — говорит он, — пока не доберусь до матери». Мать у него в Красноярске. Горюет, что сказал что-то грубое Степану и что Степан на него обиделся.
Кантария и Егоров, так же как и Сьянов, будут еще некоторое время в Москве.
В двенадцать ночи с Киевского уезжал Зинченко, и поскольку он остановился у дочери на том же Ломоносовском проспекте, где я живу, то я заходил к нему. Сьянов тоже с ним. До отъезда на вокзал оставалось еще более часу. Разговор шел о том, что то, что сделали на этот раз, надо было сделать много раньше. Когда Зинченко уехал и мы остались со Сьяновым вдвоем, тот сердился, что Зинченко все путает, когда-то он прекрасно знал, что за знамя получил его полк, и потому, козыряя этим, оказался сильнее других. Теперь Зинченко хотелось бы, чтобы это было полковое знамя, и даже считает, что мы выдумываем, когда говорим, что знамя это Военного совета армии. Все, мол, говорят о комбатах, а ведь знамя ставили мои полковые разведчики, которым я это поручил. Сьянов соглашается со мной, что нельзя показывать штурм рейхстага так, как его показывают в инсценированных кадрах. Если бы его так легко было взять, он не был бы так разрушен и снаружи и изнутри. Там внутри все было разбито и все изуродовано, обрушены все перекрытия...
Апрель 14. Наконец предоставилась возможность поговорить более подробно с Егоровым и Кантарией. Встреча эта могла быть плодотворнее, если бы проходила в более спокойной обстановке и все мы не были так утомлены. Их возят из одной части в другую, они к тому же еще добиваются поездки в Германию. В номер непрерывно ломятся люди, трещит телефон. Так что самый серьезный разговор произошел уже поздним вечером.
Вот кое-что из их рассказов…
Древко знамени прикручивали поясным ремнем Кантарии. Это сначала, когда прикручивали к колонне, на крыше — ремень уже был не нужен. Там, на крыше, кажется, его и бросили...
О чехле. Чехол был брезентовый, защитного цвета. Когда «волокли» по площади, из чехла, как помнится Егорову, высовывалось покрашенное древко. Знамя было в чехле, пока его не прикрутили к колонне.
События, вкратце, развивались так: в одном из подвалов «дома Гиммлера» находились разведчики. Когда 30-го во второй половине дня ворвались в рейхстаг и об этом сообщили Зинченко, тот вызвал Кондрашова. После чего разыскавший их Кондрашов сказал им:
— Вы и вы, со мной, к командиру полка!
В штабе они впервые узнали о знамени, которое, сказали им, надо поставить на «тот черный дом». Кондрашов сказал, что им предстоит опасаться только огня с флангов.
— Не забивайте мозги! — сказал Егоров. — Что мы, не видим: внутри тоже немцы!
Их подсадили в полуподвальное высокое окно, и они довольно спокойно доползли, волоча за собой знамя в чехле до канала, где к тому времени в каком-то бетонированном котловане устроил свой НП Неустроев.
Вместе с Берестом перебрались (ни хрена уже не помнят или врут!) через канал по водопроводной трубе. До рейхстага добрались благополучно, а на ступенях убило Иванова! Заскочили внутрь. Наверх пробираться было еще опасно. «Ни в коем случае нельзя», — сказал Сьянов. Вот тут-то Берест и уговаривал его самого, Сьянова, ставить знамя, но он отказался. Тогда Кантария и Егоров вернулись в подъезд и — чехлом и ремнем — прикрутили знамя к колонне. Тем временем очищен был ход на второй этаж. Тогда они отвязали знамя и, сопровождаемые Берестом и автоматчиками, установили его в окне второго этажа. Оказалось, что лестница наверх, на крышу, повреждена. Тогда, вернувшись к подъезду, они затащили деревянную лестницу, которую немцы использовали, когда замуровывали окна. По ней втроем с Берестом и добрались до крыши. Еще только темнело. Хотели прикрепить к всаднику, но тут ударила пушка и заработали минометы с собора. Заползли под всадника, а знамя обломилось, когда в древко попал осколок, и свалилось на крышу. Обстрел прекратился, становилось темно. Тогда они вылезли из-под коня и по каркасу купола добрались до площадки. Той же бомбой, которой повредило лестницу внутри, покорежило верхний угол каркаса, одна железина загнулась, за этот шпенек на площадке купола они и закрепили древко. После чего всю ночь вместе со взводом подносили из «дома Гиммлера» ящики с гранатами.
Второго мая и в последующие дни их заставляли демонстрировать фотокорреспондентам, как они ставили Знамя, лазали по этим перекрытиям. Под взглядами наблюдателей, перед объективами лазать было много труднее. Потому что в первый раз, вечером, им страх помог быстро и незаметно для себя взобраться наверх. Они все хорошо видели, купол им освещали трассирующие пули, самих их уже не видно было с земли и с окружающих зданий, и по ним уже не били.
Утром десятого мая сняли Знамя и повезли его вместе с полковым знаменем на озеро, на «дачу Геринга». Везли на лошадях.
Потом их всех, вместе со Сьяновым, вызвали в штаб корпуса, чтобы везти Знамя в Москву, но поездку внезапно отложили.
Там, на этой «даче Геринга», у Артюхова, сделаны были все эти надписи. Вскоре им срочно сшили офицерское обмундирование и самолетом отправили в Москву. Артюхов сказал им: «Будете сдавать Знамя коменданту Москвы, возьмете расписку!»
Установление Знамени не казалось им в то время событием необычайным, а было одним из дел среди других их обязанностей. Нельзя не думать о том, как многое в истории быстро становится легендой, как быстро обрастают подробностями и нередко совсем искажаются факты, как незаметно, с годами, одни факты подменяются другими, выдуманными, как на смену одним участникам событий, сначала неуверенно и робко, выдвигаются другие, после чего историки утверждают и канонизируют и эти подмены, и эти выдумки, более интересные и более похожие на правду, чем сама правда.
Таких, как эти двое, мы, корреспонденты, журналисты, заставляем рассказывать нам день за днем, шаг за шагом, минута за минутой их поступки и их чувства — и в «доме Гиммлера», и на площади, на ступенях, на куполе. А в памяти, может быть, остался только какой-то один во всех подробностях живой момент. Отвечают: «Не помним!» Мы настаиваем, искусно подводим к тому, что хотелось бы услышать, и они в конце концов послушно рассказывают то, чего не сохранила память.
Выступления, вопросы слушателей сделали, кажется, из Егорова профессионального выдумщика. Так, вчера он на ходу ввел в свой, по мере его сил правдивый, рассказ историю о немецком пулеметчике под всадником. Глупейшая история эта может впоследствии затмить подлинные, но менее эффектные события. Уже теперь экскурсоводы в музее у нас рассказывают о том, как десять разведчиков с красным знаменем в руках, один за другим сраженные, падали на площади… И вот теперь и тот и другой наперебой рассказывают нам об Иванове, который якобы был с ними, чему я, вроде бы все знающий не понаслышке, много раз с ними разговаривавший в те дни, до сего времени и слыхом не слыхал.
Спрашиваю:
— Почему не рассказывали об Иванове раньше?
Егоров:
— А кто нас спрашивал? Корреспонденты приедут, поговорят, а потом пишут что вздумают!
Егоров о себе: партизан, действовали в Западной Белоруссии. Командиром полка был Садченко, полк диверсионный, действовал в треугольнике: Орша — Витебск — Смоленск. По соседству действовала 16-я Смоленская бригада, а также полк Гришина. Самого Гришина знает прекрасно. С Третьей Ударной Армией соединились на границе Польши под городом Камень. Это еще до форсирования Вислы. После этого попал в 756-й полк, сначала в минометную роту к капитану Моргуну, затем в разведку. Присвоили звание сержанта. За партизанские дела награжден орденом Красной Звезды и медалью «Партизан Отечественной войны» I степени. С Кантарией познакомился сразу, как попал в разведку. В то время во взводе было 38 человек. Начальник разведки полка — Кондрашов Василий Иванович. Командиром взвода — лейтенант, погиб за Одером, где у нас погибла половина полковой разведки.
Под Берлином, где наши разведчики два дня вели наблюдение, с боем взяли шесть или восемь языков. В Берлине — участвовали в уличных боях вместе со всеми.
— О знамени мы ничего не знали, пока нам его не вручили.
О Кошкарбаеве и Бересте: «Им надо было дать Героев. Они «смеляки». После войны приезжали из наградного отдела, допрашивали нас, как все это было, но почему-то им не дали».
— Берест не переодевался, когда ходил на переговоры. И погоны не надевал, потому что настоящие полковники в те дни, будучи на передовой, обходились без погон. Берест был в кожанке. И он просто представился полковником. До Береста на переговоры (не по просьбе немцев, а по нашей инициативе) ходил майор Соколовский и два разведчика. Но они сунулись, не предупредив о том, что идут для переговоров, и по ним открыли огонь.
Когда Берест представился, немцы сказали: «Такой молодой, а уже полковник...» Так за ним и осталось это: «Полковник, полковник!»
А от Знамени Берест не отходил с самого начала и до конца, только потом нас сопровождали еще и автоматчики.
Под Варшавой я Береста чуть не застрелил. Он хотел у нас трофейный мотоцикл отобрать. Он был прав, мотоциклы нам не полагались, но я распсиховался — посмотрим, кто из нас больше заслуженный, а у Береста ни одной награды не было, хотя и мне тоже форсить особенно было нечем.
Знамена, флаги... Из каждой дырки торчали. Нас потом заставили объехать здание и все флаги снять, чтоб осталось только наше. И еще оставили знамя Кошкарбаева. Оно стояло на углу. Считалось комсомольским знаменем.
О надписях на рейхстаге. Егоров ничего не писал, другие писали, особенно те, кто его позднее осматривали.
— О наградах. Нам дали «Красное Знамя» за бои в предместьях Берлина. Но считалось, что за все, и за рейхстаг тоже. Командир полка сказал нам тогда: «Вы по «Красному Знамени» получили — хватит!»
Кантария, по его словам, написал Калинину и получил ответ: вас Родина не забудет.
Командир полка сказал ему: «На, читай Указ!» — «Я не умею читать», — ответил Кантария. Это было в Германии в 1946 году, и это был Указ от 8 мая 1946 года о присвоении звания Героев, подписанный Шверником и Горкиным.
Кантария демобилизовался 1 ноября 1946 года. Стояли в это время в Оранзее за Эльбой. Егоров — в 1947-м. Служил потом еще в Иванове. Совершил 113 прыжков, был инструктором парашютного дела.
Оба говорят, что не боялись высоты. Егоров 15-летним влез по ржавым петлям на 75-метровую трубу молокозавода и снял трос. Снял за сорок пять минут и получил за это 500 рублей. Несколько раз повторил — даровой заработок!
Кантария, по его словам, тоже привычен к высоте.
Говорят, что на купол залезли быстро, потому что было страшно.
Егоров говорит, что шум поднялся, когда пришла «Красная Звезда» со статьей и снимком, на котором войска 5 Ударной выстроены были перед рейхстагом для снятия Знамени победы и отправки его в Москву.
Егоров говорит, что купол рейхстага был демонтирован в 1958 году.
Сьянов рассказывает, как они попали в Большой театр, когда привезли Знамя в Москву. Еще на концерте в Берлине артисты приглашали их заходить, как только приедут в Москву. И, приехав, они в тот же вечер попытались пройти в театр, хотя у них, естественно, не было билетов. Но о том, что их пригласили, билетерши слушать не хотели. И вдруг у кого-то они увидели «Вечёрку» с их портретами (их снимали на аэродроме), тогда они опять сунулись, но уже с этой газетой. К ним вызвали администратора, и их провели на спектакль. А что они смотрели, они не помнят.
Еще из рассказов Егорова:
— Утром 30 апреля Кондрашов построил взвод в подвале «дома Гиммлера». Зинченко сказал ему, чтобы он подобрал людей ставить Знамя. Кондрашов вызвал нас, и мы пошли в штаб полка. Зинченко сказал нам: пробирайтесь в батальон Неустроева. Нам доказывали, что в рейхстаге немцев нет, они только с флангов. Но мы наблюдали в «серую трубу», как мы называли стереотрубу, и видели, что там немцы… Я сказал: товарищ капитан, не забивайте мозги, если сможем, проберемся. Нам дали задание пробраться к каналу, именно к Неустроеву. Немцы вели перекрестный огонь. Мы выскочили и добрались до канала. Здесь был Неустроев и рота Сьянова. Капитан Кондрашов послал нас, но сказал Сьянову: «Может, ты сам?» Но тот ответил, что он командует ротой. Мы с Кантарией и Берестом по водопроводной трубе перебрались, и тут началась артподготовка. Мы вбежали в рейхстаг и очистили от немцев три комнаты. Берест остался вести бой, а мы выскочили на улицу и стали привязывать знамя к колонне, и опять вступили в бой. Очистили еще несколько комнат, пока не подошли к винтовой лестнице, которая вела на второй этаж. С шестью автоматчиками и Берестом поднялись наверх, выставив Знамя в окне второго этажа. Тем временем в рейхстаг подошли еще две роты Давыдова и две роты Неустроева. Очистили на третьем этаже несколько комнат. Тогда поднялись на крышу. Лестница, которая была здесь, была разбита бомбой. Мы занесли ту, что стояла у колонны. Она осталась здесь, когда немцы замуровывали окна, подготавливая рейхстаг к обороне. Кругом стояли бетономешалки. Оказавшись на крыше, мы подползли к всаднику и закрепили знамя. Но в это время со стороны собора ударила пушка и минометы. Отбило часть древка, и знамя свалилось. Когда огонь прекратился, мы всунули древко в пробоину на том же всаднике. Уже стемнело. Трассирующие пули летели через нас. После чего полезли на купол с того же угла, к которому примыкала внутренняя лестница третьего этажа. Лестницы внутри купола не заметили. Лезли по раме. С одной перекладины другую еле достаешь — высоко. Если пулей не убьет, вниз оборвешься. Мгновенно наверх взлетели. Там площадка шириной в стол. Когда потом снимали Знамя, все удивлялись, как мы быстро лазаем. Посылали нас корреспондентам показывать, сегодня прогоняли, а завтра опять. 10-го, как вы знаете, мы уходили из Берлина, тогда же, утром, снимали знамя.
Кантария:
— Знамя под койкой у комдива — это неправда. Пока его не отвезли в Москву, оно все время у нас было. Два знамени — полковое и это — было со мной и Егоровым. Мы привезли его на озера. Ехали туда на лошадях. А вместо нашего на куполе поставили другое, на нем ничего написано не было, но с кистями...
С крыши рейхстага видели один только «дом Гиммлера» и часть Берлина. А с купола — все было видно.
Пополнение в роту Сьянова было не только из тех, что были в плену, но и из людей, вернувшихся из медсанбатов.
Их вызывали везти Знамя в Москву дважды, в первый раз, когда стояли на озерах, второй — из Ной-Руппина, куда нас перевели потом.
Апрель 21. Все понемногу разъезжались. Последним уезжал Давыдов, которого я больше всего ждал и с которым так и не удалось пообщаться так, как мне этого хотелось бы. С немалым трудом додержался он до конца съемок и официальных встреч. С Неустроевым, который хотел устроить его на завод в своем городе, по словам Неустроева, они напоследок крупно поговорили. Не стану писать об его отъезде, о том, как все это было. Так же как и Неустроев, я без всякого успеха пытался говорить с ним о том, чтобы лечь в больницу и полечиться.
Сьянов за эти дни много раз был у меня. Тоже и у меня случались с ним острые разговоры. Я впервые почувствовал, как они мало связаны друг с другом, и не так хорошо, как мне хотелось бы, относятся друг к другу, и только в эти дни, может быть, на какое-то короткое время выступили одной единой, сколько-нибудь сплоченной командой…
Кантарию и Егорова так затаскали по выступлениям, что только в самые последние дни мог один вечер поговорить с ними. На дни Победы в этом году оба поедут в Германию, становятся заправскими выступальщиками. Егоров даже сочинил для этой цели несколько эпизодов, вроде истории о немце, спрятавшемся под животом коня — скульптуры над фронтоном рейхстага.
Кантария — человек прямой, сдержанный, хотя и горячий. Жена у него русская, простая, хорошая женщина. Они уехали на другой день, а еще через день — Егоров. Я вспомнил, что не спросил, как он хотя бы выглядел, этот Иванов, был он высоким или маленьким, старше их или моложе, черный или светлый?
Могло ли мне тогда прийти в голову, что Иванов, которым они столько дней морочили нам всем голову, появился из «Падения Берлина», что это не кто иной как герой фильма, который в нем, в этом фильме, вместе с ними доходит до рейхстага. Они придумали его, чтобы не расходиться с фильмом…
Такая вот история, которая чуть не стоила мне жизни…
А теперь о том, что случилось, почему вдруг вся эта история с Ивановым, как я сказал, чуть не стоила мне жизни… Узнав, что Егоров вечером сегодня уезжает, я поехал на вокзал. Он ждал меня на Белорусском у входа на перрон. Мы подошли к его вагону, он успел передать снимки, накануне сделанные, и я уже стал спрашивать его все о том же Иванове, но в это время подошел какой-то полковник, служивший в Смоленске. Тоже и он был из нашей 3-й ударной. Кандидат исторических наук. Сказал, что жалеет, что не был знаком со мной раньше, иначе я помог бы ему написать диссертацию, но он будет делать из нее книгу и будет просить меня обработать ее. Я, видимо, так срезал его, что даже Егоров от удовольствия засмеялся. Мы вошли с Егоровым в вагон, но я так и не успел спросить его о том, ради чего приезжал, потому что поезд уже тронулся. Пока пробирался к выходу, вскочил в тамбур, он уже разошелся. Подножка была опущена. Мне пришлось прыгать с высоты. Я, конечно, упал, разбился. Когда поднялся, увидел, что поранил руку. На медпункте мне ее перевязали, сделали противостолбнячный укол. Придется теперь ездить на перевязку.
На другой день уезжал Сьянов. На этом и закончились столь бурные две недели.
Октябрь 21. В свое время, когда я еще работал в редакции прозы, мне дали повесть молодой писательницы Елены Ржевской. Читая ее, я вспомнил, что я уже читал раньше ее записки переводчицы, записки о последних днях войны. Ее нынешняя повесть мне понравилась, и мне захотелось встретиться с ней. Конечно, зашла речь и о ее прежде опубликованных записках. Оказалось, что редакция дала только часть того, что было написано. Все, что касалось Гитлера, весь рассказ о том, как был найден его обгоревший труп, как было установлено и доказано, что это труп Гитлера, — весь этот основной материал редакция опустила. Разговор у нас вышел интересный. Она была переводчицей в нашей Третьей Ударной. Я многое успел забыть, однако помню из рассказа ее: после того как труп этот был обнаружен, когда не оставалось сомнения в том, что найденные останки действительно были останками Гитлера, необходимо было доказать это, потому что потом могли и не поверить. Зубной врач Гитлера, а может быть, его зубной техник, дантист, сейчас уже не помню этого точно, я не большой специалист в этих делах, узнал и подтвердил свою работу. Но и это были слова, слова, а не доказательства. Тогда откуда-то с окраины, из Берлин-Буха, привезли туда, в рейхсканцелярию, на Вильгельмштрассе ту же, ассистентку, помощницу его, этого врача или дантиста, и она там, в бомбоубежище под рейхсканцелярией, отыскала сделанные незадолго до того рентгеновские снимки зубов Гитлера. Оставалось сверить снимки, те, что были обнаружены в бомбоубежище под рейхсканцелярией, крошечном зубоврачебном кабинете, с челюстью предполагаемого Гитлера, с его зубами. Все совпало! Все материалы, по словам Ржевской, были отправлены в Москву. Говорит, они даже уже «дырки вертели», заранее рассчитывая на высокие награды. Но ничего из всего этого даже не было предано гласности.
Я очень жалел, что не записал тогда же рассказа Ржевской, тем более что я и сам кое-что, очень немногое, конечно, знал из всего этого. Когда теперь вышел фильм о моих друзьях, бравших рейхстаг, о тех, кто водружал Знамя победы, и в него был включен кадр с трупом Гитлера, который вызвал столько шуму, мне захотелось записать что-то из всего, что было известно обо всем этом мне самому, и о рассказе Ржевской.
Сегодня, когда я пришел в издательство, я опять увидел Ржевскую. И сказал ей, что написал что-то вроде рассказа о Павле Когане, уже потому хотя бы, что Ржевская, как я знал, была его женой. Она сказала, что книжка ее выходит, и те записки, которые были тогда напечатаны в «Знамени», войдут в нее и что она надеется, что они будут на этот раз напечатаны полностью. Я сказал ей о документальном этом фильме и что там есть кадр с Гитлером. Она хоть и не видела фильма, но сказала, что слышала об этом.
— Слушайте, что же это за утка, — сказала она, — откуда они это взяли?..
И очень горячо, волнуясь, переживая, стала говорить почти те же самые слова, которые приходили в голову мне и которые я говорил, делясь своими сомнениями с авторами фильма и с самим собой. Если я знаю хоть что-то, то она знает, конечно, гораздо больше. И поэтому с убежденностью человека, знающего гораздо больше, стала говорить, что все это абсолютная ерунда и что тем более досадно, что происходит это сейчас, когда нет никаких особых соображений, а есть, наоборот, желание и возможность предать все это гласности, и тем не менее — показывают этот случайный, неизвестно откуда взявшийся снимок мертвого Гитлера на лестнице рейхстага! Я сказал, что не на лестнице, а на ступенях. Тут она сказала, что, вероятно, снят был тот самый «двойник», который действительно был, действительно похожий на Гитлера. Он был в зеленом мундире, носки еще почему-то на нем были заштопанные. Его нашли в котловане, там много было других трупов. Я сказал, что в кадре он лежит один, что на первоначальных кадрах вокруг стояла и смеялась, тыча в него пальцами, группа наших солдат, офицеров. «Ну, значит, остальных убрали», — сказала Лена. «Этого двойника, — говорит Ржевская, — всем показывали, возили его повсюду!» И опять сослалась на то, как много они тогда работали, чтобы установить, что обнаруженный ими — именно Гитлер, сожженный по его завещанию эсэсовцами. И она права, говоря, что люди очень ждали, что об этом будет сообщено, будет сказано, что смерть настигла этого злодея, что мы, наша армия, загнали его в подземелье, заставив покончить с собой, то ли отравиться, то ли пустить пулю в лоб. Теперь, казалось бы, можно было уже сказать обо всем этом. И вдруг этот кадр. Причем никаких причин на этот раз уже нет — одно только невежество. И далее говорит буквально то же, что все время говорю я. «И это все сейчас, в дни, когда все еще живы, живы многие из тех, кто все это знает и помнит»... Я никогда не понимал этого, не понимал, почему не захотели сказать правды? Какие могли быть соображения? Откуда взялись эти опасения, чтобы где-то, в чьих-то глазах он не выглядел героем, а то даже и мучеником. Какая ерунда! Он все подготовил, все было вывезено, эвакуировано, и даже врача, кажется, успел послать к себе в Берхтесгаден, и в это время — мы так неожиданно быстро для него наступали, предприняв обход, что мышеловка захлопнулась быстрее, чем можно было ожидать. Деваться было уже некуда. Паралитик, растерявший все, потерявший наполовину дар речи, пытающийся еще разыгрывать жалкую комедию с венчанием, прощанием. Когда там, в бункере, он попрощался со всеми чиновниками и секретарями и остался один, он услышал (не помню, где и когда я об этом читал), что наверху танцевали под пластинку. Он спросил, что там делается, и ему доложили, что генералы танцуют с секретаршами...
Ржевская ждала своего редактора, и мне тоже надо было идти «снимать» вопросы с чьей-то рукописи. В редакции была обычная толкотня, заведующего моего не было, и скоро я опять вышел в наш узенький коридор. Ржевская еще не ушла, ее редактор все еще не появилась на работе. Ржевская, так же как и я, когда заговариваю о делах, связанных с рейхстагом, сильно возбуждена нашим разговором и еще не успокоилась. Так что мы опять заговорили о том же, о том, что не имело смысла поднимать эту историю столь неуклюже и столь наивно. Если его нашли таким приодетым, как в этом кадре, то как он потом оказался сожженным… Один из киношников, Данилов, так и объяснил, что сжигали его потом мы... Вот такая вот выдумка, в которой нет никакого смысла!
Ржевская, не желая повторять того, что она уже рассказывала мне в свое время, сказала, что когда их подвели к воронке одного из недалеко от входа в бункер неразорвавшегося снаряда, к месту, где зарывали все, что оставалось от них, от него и от Евы Браун, и когда по остаткам челюсти прежде всего установили, что это он и есть, когда вся документация, разного рода заключения, были подготовлены (а она их тоже подписывала), нужно было приложить к этой папке вещественные доказательства — и прежде всего зубы, пломбы, мост, коронки — я не знаю, что там еще надо было приложить, — и все это, по ее словам, было приложено, вмещено туда. Несгораемого шкафа не было, он застрял где-то в тылах. Поэтому не знали, что со всем этим делать. И вот несколько дней она должна была со всем этим таскаться. Все это ей дали и сказали: отвечаешь головой! И она — что было делать! — таскалась, носила с собой. А это была какая-то коробка, не очень большая, неизвестно для кого и для чего, для какой цели служившая… А тут еще наступил День победы. На улицах ликовали, веселились, качали героев, влюблялись, ухаживали. К ней ночью вбежала подружка, сказала, что радио передало, что кончилась война, надо было бежать наверх, там уже собирались праздновать, а она не решалась бросить эту коробку, которую поставила на шкаф (потому что боялась положить рядом), и все время смотрела на нее. А когда просыпалась, поднимала глаза, чтобы убедиться, что коробка эта на месте. И все-таки не выдержала, побежала наверх, и они выпили там какого-то вина, и побыстрее опять вернулась в свою комнату. «Смотрю, коробка моя на месте, а ноги у меня подкашиваются. И вот я села, думаю, боже мой, от Ржева до Берлина дошла и сижу тут, коробку эту охраняю».
Все это было отправлено куда надо, и, как уже сказано, результатов не было никаких. Правда, потом приказали проверить, снова выкапывали. Хорошо, говорит она, что все закопано было в ящиках.
Хочется еще раз прочитать эти ее записки. Надеюсь, что самого интересного из того, что она мне рассказывала, она не опустила.
Писал я, писал все это, все эти мои полудокументальные и документальные полуочерки-полурассказы, не знаю как и назвать их даже, и вдруг прямо посреди фразы — рука остановилась даже — мелькнула у меня мысль: а не написать ли? А за ней и пошло! Вот бы, подумал я, вместо свидетельств очевидца, всей этой достоверности, с которой я так ношусь и которую всего, казалось бы, более ценю, взять да и написать роман, например. Да, может быть, именно роман. (Так ведь хочется написать роман, особенно тем, кто в жизни своей никогда никаких романов не писал!) Словом, что-то совсем другое, более интересное и захватывающее, чем эти мои наидостовернейшие рассказы — и широкое, свободное, и не менее правдивое, чем невыдуманное.
Написать, как по Берлину, по улицам его бегает молодая и хорошенькая женщина с коробкой в руках. (А что в ней, в коробке этой, узнаем мы только потом.) Только что объявлено, что война окончилась: взлетают ракеты, на площадях повсюду толпы, всюду качают солдат, все радуются, все возбуждены, и она тоже, как все, радуется и вместе со всеми что-то кричит. Но она бы веселилась еще больше и влезла бы в самую середину толпы, но в руках у нее эта коробка, и она мешает ей. «Вот навязали», — думает женщина... А он, конечно, сегодня будет ее ждать. Они давно не виделись. И друзья ее, сейчас встретившиеся ей, тоже приглашают ее отпраздновать вместе с ними. И, думая о коробке, женщина говорит про себя: «В такой день...» И злится еще больше. Но скоро опять забывает обо всем и опять смеется и радуется, как все. Она вспоминает, что вечером все они, другие военные девушки и она, должны собраться вместе, как было у них условлено.
Да, да, так вот и написать эту женщину, бегающую с «Гитлером под мышкой» по всему Берлину, с этой коробкой, что так мешает ей, но которую нельзя оставить и от которой нельзя освободиться…
В ящике этом — он, остатки его. Ей сунули в руки его, этот проклятый ящик, сказав: «Отвечаешь головой!» Вот она и таскает его повсюду.
И немца моего дать, одного из организаторов фолькштурма, вылезшего из-под земли, худого белобрысого барончика, последнего из рода основателей Берлина. Который, вылезая, протягивает нашим солдатам огромный золотой перстень, удостоверяющий, что он и есть один из основателей Берлина.
И старую женщину, с которой когда-то лепили статую — молодую фрау дер Зиг, олицетворяющую немецкий героизм, немецкий национальный дух. Старуху, которая через неделю после того как все, наконец, рухнуло, умирает.
И ребят, взявших рейхстаг, здание, где начал и где закончил свое существование и свою власть фашизм, где утверждались планы уничтожения этих ребят.
И комбата этого дать, исчезнувшего и опять воскресшего, капитана, завладевшего зданием рейхстага, который через двенадцать лет после того дня приезжает в своему товарищу — в деревню, под Москву...
Все может войти в большую книгу, в которой в отличие от моих документальных новелл, где все так заковано, где я ограничен фактом, столько и полета и простора для фантазии.
Конечно, я не мог бы сделать того, чтобы мои герои входили все в соприкосновение друг с другом, как это делается в настоящем обычном романе, мне этого не надо и я этого не хочу. Сейчас, когда у меня перо остановилось на слове, я думаю, что героем романа должно быть время, то время, с которым лицом к лицу встретилось мое поколение, несколько великих дней, даже и не дней, а день один и, может, лишь только ночь, последняя эта ночь.
В ту минуту, когда переводчица с пастью Гитлера в коробке смеется и кричит, затиснутая ликующей толпой, под мокрыми каштанами в Тиргартене хоронят Пятницкого, донесшего свой флаг до ступеней подъезда, до его колонн. (Материалом для флага послужила перина, которой была прикрыта старуха, с которой в свое время немцы лепили памятник Победы.) Когда в Берлине вылезает на свет этот чудом уцелевший отпрыск рода, — в рейхстаг, бойцам, приносят первую почту; когда фрау дер Зиг, умирая, в последний раз глядит на пробитую статую, — дравшийся в рейхстаге Неустроев принимает коньячную ванну...
Вот какую книгу бы я написал. И все это — не такое уж придуманное и отнюдь не вымышленное, а просто по-другому, все то же, но по-другому написанное, крупней поданное, чем сделано это мной в моих записках, — все, все может войти в такую книгу, о которой я рассказываю и которой я не напишу.
Герой романа — время и почти фантастические эти события. События последней заключительной минуты войны, последнего дня ее, последней ее ночи.
Кстати, о коньячной ванне. Я даже не знаю, откуда это пошло, но мне не раз приходилось слышать, что будто бы один мой добрый знакомый, достаточно известный человек, командир батальона нашей дивизии, принимал в Германии коньячные ванны. В дивизии у нас в те дни об этом упорно говорили. Звучит все это как анекдот, но говорили об этом вполне серьезно. Я и сам, случалось, рассказывал об этом другим... Вот, мол, как было в те дни! Поэтому теперь, когда он приехал в Москву, мы завели с ним об этом разговор. У меня к этому времени была в Москве своя собственная маленькая комната, не было только стола, ни письменного, ни обеденного. Обедали мы на ящиках из-под спичек, которые я раздобыл в нашем дворе и которые были за ненадобностью выброшены из магазина. Вот за этими-то поставленными один на другой ящиками мы и сидели в тот вечер и пили чай.
Ничего, кроме чая, друг мой к тому времени уже не пил.
Я даже удивился, что он сам начал этот неприятный для него разговор. Что вот, мол, наговаривают на него много, даже, мол, такую ерунду до сих пор говорят, что будто бы он в свое время коньячные ванны принимал... Я, помню, обрадовался, что он начал этот разговор и с радостью подхватил, что слух такой действительно ходил по армии.
Мой друг-комбат, слушая меня, улыбался. И мне стало ясно, что он обижается только для вида и что он прекрасно понимает, что анекдоты и легенды складываются далеко не обо всех. Однако комбат, о котором я говорю, не был бы самим собой, если бы не был тем, чем он был. Я знал, что сильнее всего ему претит всякая неправда, тем более если она хоть в самой малой степени связана с войной. Поэтому он тут же, не пожалев, разоблачил эту легенду.
«Да, случай такой действительно был, — сказал он с улыбкой, — но все это неправда...» Никаких коньячных ванн он не принимал ни тогда, ни после, а принимал самую обыкновенную горячую ванну. Но так как он сильно был простужен в те дни, то ординарец добавлял ему немного коньяку.
Я только не понял, то ли он добавлял ему туда, в ванну, то ли после уже растирал своего комбата этим коньяком.
Вот и вся история.
Ноябрь 10. Некоторые соображения, возникшие в связи с нынешними встречами с моими однополчанами и их теперешними — пятнадцать лет спустя — рассказами.
Боев в рейхстаге, таких, как это себе представляют некоторые, не было. Там, когда туда ворвались наши, находилось в десятки раз больше вооруженных немцев, но они, как подтверждает это Сьянов, не наладили организованного сопротивления. Кроме фолькштурмистов в рейхстаге были и отборные части, в том числе переброшенные на самолетах с Балтики моряки и эсэсовцы. Немцы были хорошо вооружены, в рейхстаге была даже артиллерия. Словом, если бы немцы намерены были оказать организованное сопротивление, они могли бы его оказать и уничтожить еще не одну нашу роту.
С другой стороны, если предположить, что немцы в рейхстаге были деморализованы и понимали бесплодность сопротивления в то время, когда почти уже вся Германия была оккупирована, то почему же все-таки так нелегко дался нам рейхстаг, почему так долго продолжались там стычки с вылезавшими из подвалов немцами?
В подвалах рейхстага, как и в других подземельях Берлина, люди прятались от огня. Вот почему там (немецкое командование до последних дней подбрасывало в Берлин новые части) оказались вполне боеспособные войска, и госпитали, и фолькштурмисты, и гражданские. Когда наши ворвались в рейхстаг, все это почти двухтысячное население подвалов думало об одном, как им, как писали они, спастись от «зверств большевиков», сохранить жизнь, и хотели только одного, выйти, выбраться из рейхстага и его подвалов, ибо, повторяю, боялись, что здесь их перебьют. Но когда они выбирались из подвалов, их встречали огнем, и тогда они сами пытались пробиться с боем.
Не знали они хоть с какой-либо точностью и сложившейся обстановки. Может быть, думали, что еще есть куда уйти и уж, конечно, предпочли бы сдаться союзникам. Может быть, пытались выходить через подземелья, может быть, и уходили, мы просто ничего этого не знаем. Чтобы хоть как-то представить это себе, надо опросить одного из сидевших тогда там немцев.
Только этим, думаю я, можно объяснить себе то обстоятельство, что немцы, в панике бежавшие при появлении в рейхстаге наших солдат, в плен все же сдаваться не хотели, а в последующем требовали, чтобы их гарантировали от самосуда.
Что еще можно сказать обо всем этом...
По-видимому, все — и основные бои за Берлин, и взятие рейхстага, и установление Знамени Победы, и переговоры с немцами об их капитуляции — все это отводилось Чуйкову, все это должен был совершить он, герой Сталинграда Чуйков. Но Чуйков застрял на Зееловских высотах. Вперед вырвался менее известный и не столь прославленный человек, командующий нашей армией — Кузнецов. Люди Кузнецова взяли рейхстаг, установили Знамя победы, за древко которого держались и Чуйков, и Берзарин.
Рейхстаг был в прямом и символическом смысле последней цитаделью немцев. Немцы придавали рейхстагу такое же значение, как и мы. Пока рейхстаг не взят — формально война не проиграна. (Фактически они проиграли ее давно, и Гитлер это знал и признавал еще с 1944 года, и говорил своим близким, что ждет развязки как избавления и права на уход из жизни.) Но формально и для немцев, и для нас, и для всего мира окончанием войны было взятие рейхстага.
Именно рейхстаг немцы укрепили, как ни одно другое здание в Берлине.
Получилось не так, как задумывалось: война внесла свои поправки в планы командующих фронтами, возможно и в планы Верховного командования. Рейхстаг взял Кузнецов. И немцы, получив формально, перед историей, право на капитуляцию, послали парламентеров советским войскам в рейхстаге, с тем чтобы они привели для переговоров генералов, взявших рейхстаг. Подземным ходом, связанным с метро, немецкие парламентеры повели за собой самого большого из советских военачальников, оказавшихся в рейхстаге, — старшего сержанта Сьянова.
Они просили: дайте нам какого-нибудь генерала, чтобы вести разговор о капитуляции. Но генерала не было, и пришлось вести разговор с Неустроевым и Берестом, а затем и со Сьяновым.
И все-таки окончательные разговоры с ними вел энергичный и опытный Чуйков, к которому, кстати сказать, заранее были стянуты для такого случая все корреспонденты, кинооператоры и писатели.
Ему, Чуйкову, и пришлось принимать окончательную капитуляцию Берлина, весь ход которой, минута за минутой, тогда же записал сидящий на КП у Чуйкова — Вишневский.
Три батальона оказались в тот день перед рейхстагом. Два батальона нашей 150-й стрелковой, тогда еще только Идрицкой дивизии: батальон майора Давыдова и батальон капитана Неустроева и один — соседней 171-й дивизии: батальон старшего лейтенанта Самсонова.
Если бы история соблюдала справедливость, то эти три человека по их заслугам в той последней военной операции должны были бы называться в таком именно порядке, в каком я перечислил их по тогдашним их военным званиям.
Но лишь Зинченко, его 756-му полку, когда только начинали бой за Берлин, было вручено красное полотнище под номером «5» — флаг Военного совета и политотдела 3-й ударной армии. В дивизии, в штабе, тогда предполагали, вероятно, что в боях, которые должны развернуться, участок дивизии окажется настолько узким, что полки в наступлении будут располагаться в три эшелона, и, когда дивизия пробьется к рейхстагу, на место других, обескровленных и потрепанных, полков будет введен 756-й, свежий полк Зинченко... Но вопреки этому предположению, когда были пройдены и преодолены основные участки берлинской обороны и занято последнее здание перед площадью, на которой и расположен рейхстаг, так называемый «дом Гиммлера», на переднем крае к этому времени были не один, а два полка — 756-й Зинченко и 674-й Плеходанова. И если бы не заранее, а тогда, в тот день и в тот час, были выданы флаги-знамена, то их пришлось бы выдать обоим полкам, ведь именно этим двум полкам, вернее, двум батальонам полков этих, предстояло брать рейхстаг. Но знамя, полученное дивизией, было одно и оно уже отдано было 756-му. По одному этому уже полк Плеходанова оказался в неравном положении.
Конечно же, эти двое, Кошкарбаев и Булатов, когда они лезли со своим солдатским флагом, ничего не знали об официальном знамени, выданном для того, чтобы поставить его на рейхстаге. Они и не предполагали, что все уже предопределено. И как дерзко, с какой отчаянной смелостью ползли они по изрытой, грохочущей площади. Флаг, ими поставленный, был действительно первым. Это было настолько очевидным, что политотдел дивизии, забыв о флаге Военного совета, признал их водрузившими победное знамя, и в солдатской многотиражке — органе политотдела дивизии — так это и было написано («Воин родины» — от 3 и 5 мая 1945 г.).
Но Знаменем Победы стал не их флаг, а Знамя «№ 5». И от мала до велика все теперь знают не Булатова и Кошкарбаева, не этих ребят, что первыми ставили свой импровизированный флаг, а Кантарию и Егорова, повесивших официальное знамя сначала на крыше, а затем и на куполе.
Теперь это так, и уже навсегда будет так.
У истории есть свои законы. Она, история, любит со временем по-своему поворачивать события и, то ли восхищенная, то ли оттого, что где-то за чем-то не уследила, она выделяет и выпячивает одно, забывает о другом. И еще этот ее обычай непременно связывать такие триумфальные события непременно с одним каким-нибудь именем, тем самым зачеркивая все другие имена. Так уж бывает, так уж это у нее заведено.
«Кто ждет от истории справедливости, тот требует от нее больше, чем она намерена дать», — говорит Стефан Цвейг.
Что касается нас, то мы можем только сказать, что никогда одно какое-нибудь, пусть даже очень заслуженное, имя не бывает единственным. Как бы там ни было, будем надеяться на то, что историю можно и следует уточнять, что одно выдвинутое ею имя не должно закрывать от нас другие имена...
Что еще хотелось сказать? Что во всем этом деле, во всей этой истории со знаменем никто не виноват. Все, кто к этому причастен, в ту минуту во всяком случае действовали добросовестно. В самом деле, кого же можно тут винить, если заранее приготовили эти девять знамен по числу дивизий, а потом на два полка оказалось одно знамя. Теперь можно лишь говорить, что сама затея выдачи заранее такого рода знамен была неудачной. Но когда это задумывалось, всем казалось, что это так и надо, именно так и следует сделать, нельзя ничего было наперед предусмотреть.
Все, наверно, правильно. «То было волею судьбы, которая всегда права, даже если нам кажется, что она поступает несправедливо», — говорит тот же Стефан Цвейг. Не надо было только забывать двух этих бойцов из батальона Давыдова, их имен, их самодельного флага. И, конечно, следовало боевой этот их самодельный флаг поставить в музее рядом с нынешним Знаменем Победы. А мы теперь даже не знаем, где он, тот флаг, какова его судьба.
Быть может, я и не смогу в ближайшее время опубликовать этой моей записи, но мне хотелось ее сделать хотя бы для себя.
Публикация Марии БАСКОВОЙ
ПРИМЕЧАНИЯ
Эти рассказы были написаны. Вот отрывок из рассказа «Забытый солдат»: «Среди имен людей, бойцов и офицеров, бравших рейхстаг, забыто имя Пятницкого. Петра Пятницкого. Между тем именно он первым выпрыгнул утром из окна дома Гиммлера, когда начался штурм — при первой атаке. Потом, у канала, под огнем, когда роты надолго залегли, встал солдат с красным полотнищем — только здесь он его развернул — и увлек за собою своих товарищей. Это был — Петр Пятницкий. Вскоре из дома увидели: наши солдаты показались у подъезда, взбежали на ступени, и опять вспыхнуло знамя, а потом человек со знаменем упал. Это был он, Пятницкий. <…> Когда под вечер, после артиллерийской подготовки, атака была возобновлена и бойцы его батальона подбежали к рейхстагу, Пятницкий лежал перед подъездом с флагом в руках... И чтобы его не затоптали, его отнесли и положили у колонны... А потом о нем забыли».
Лейтенант Рахимжан Кошкарбаев (1921—1888) и рядовой-разведчик Григорий Булатов (1925 — 1973) фактически первыми, еще до Егорова и Кантария, водрузили красное знамя на рейхстаг. Попыткам распутать эту сложную историю посвящена значительная часть этих дневниковых записей.
Михаил Алексеевич Егоров (1923—1975) и Мелитон Кантария (1920—1993) согласно официальной версии первыми водрузили красное знамя над рейстагом. Командовал группой младший лейтенант Алексей Берест. Историки полагают, что первенство решалось непосредственно перед парадом Победы 9 мая и было отдано группе лейтенанта Береста из тех соображений, что Кантария по национальности грузин, как и Сталин, а фамилия Егоров символизирует простого русского солдата.
Виктор Кузьмич Бойченко (1925—2012) — Герой Советского Союза, разведчик 496-й отдельной роты 236-й стрелковой дивизии 46-й армии Юго-Западного фронта, ефрейтор.
Семён Никифорович Перевёрткин (1905—1961) — советский военачальник, генерал-полковник (1958), Герой Советского Союза (1945). Командир 79-го стрелкового корпуса (май 1944 — май 1946) 3-й ударной армии, воины которого штурмом овладели рейхстагом и 1 мая 1945 года водрузили на нем Знамя Победы.
Степан Андреевич Неустроев (1922—1998) — советский офицер, участник Великой Отечественной войны, командир 1-го стрелкового батальона 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии, штурмовавшего рейхстаг, Герой Советского Союза (1946). Полковник (1995).
Фёдор Матвеевич Зинченко (1902—1991) — советский военачальник, Герой Советского Союза, полковник. Командир 756-го стрелкового полка, воины которого 30 апреля 1945 года штурмом овладели рейхстагом, а 1 мая водрузили на нем Знамя Победы.
Алексей Прокопьевич Берест (укр. Берест Олексій Прокопович; 1919—1970) — советский офицер, участник Великой Отечественной войны. Герой Украины (2005). Во время штурма рейхстага совместно с М.А.Егоровым и М.В.Кантария при поддержке автоматчиков роты И.Я.Сьянова выполнил боевую задачу по водружению Знамени Победы над зданием рейхстага.
Василий Иннокентьевич Давыдов (1919—1968) — майор Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1946). В ночь с 28 на 29 апреля 1945 года батальон Давыдова переправился через Шпрее и захватил здание Министерства внутренних дел нацистской Германии. 30 апреля 1945 года во главе группы разведчиков, действуя вместе с батальонами капитана Неустроева и старшего лейтенанта Самсонова, Давыдов принял активное участие в штурме рейхстага и водружении над ним Красного флага. За девять дней боёв в Берлине батальон Давыдова уничтожил большое количество солдат и офицеров противника, более шестисот взял в плен.
Илья Яковлевич Сьянов (1905—1988) — командир 1-й стрелковой роты 1-го стрелкового батальона 756-го стрелкового полка 150-й Идрицкой стрелковой дивизии 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, старший сержант. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года за умелое руководство боем, образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками старшему сержанту Сьянову Илье Яковлевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Валя — жена, Валентина Петровна Ланина.
Василий Митрофанович Шатилов (1902—1995) — советский военачальник, Герой Советского Союза (1945). Командир 150-й стрелковой Идрицкой дивизии. С 21 апреля по 1 мая В.М.Шатилов руководил действиями дивизии в уличных боях и при штурме рейхстага. К исходу дня 1 мая подразделения дивизии овладевают рейхстагом и водружают на нем дивизионный штурмовой флаг, который затем стал Знаменем Победы.
В середине января 1960 года, в штормовую погоду самоходная баржа Т-36, стоявшая на разгрузке на Курильских островах, была сорвана с якоря и унесена в море. На ее борту находилось четверо военнослужащих инженерно-строительных войск Советской Армии: младший сержант Асхат Зиганшин и рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский и Иван Федотов. 49 суток провели эти люди в открытом море без воды и еды. Спасенные американцами, они были доставлены в СССР, где их встречали как героев.
Петр Дорофеевич Щербина (1926—1981), младший сержант, командир автоматчиков первого батальона 756-го Стрелкового полка, который со своими солдатами прикрывал полковых разведчиков. Прорвался из «Дома Гиммлера» через площадь к рейхстагу, сквозь шквал огня подхватил флаг у убитого на ступеньках здания сержанта Петра Пятницкого и прикрепил его к колонне. Константин Яковлевич Самсонов (1916—1977) — полковник, участник штурма рейхстага, Герой Советского Союза. О своем участии в Великой Отечественной войне написал книгу «Штурм рейхстага», вышедшую в свет в 1955 году.
Кузнецов Василий Иванович (1894—1964) — советский военачальник, генерал-полковник (1943), Герой Советского Союза (29 мая 1945). С марта 1945 года — командующий 3-й Ударной армией 1-го Белорусского фронта. Под руководством В.И.Кузнецова армия участвовала в Берлинской операции. 1 мая 1945 года воины 3-й Ударной армии водрузили над рейхстагом Знамя Победы.
Алексей Игнатьевич Негода (1909—1975) — советский военачальник, командир 171-й стрелковой Идрицко-Берлинской дивизии, принимавшей участие в штурме рейхстага. Герой Советского Союза (1945 год). В Берлинской наступательной операции, действуя в составе 79-го стрелкового корпуса, 171-я стрелковая дивизия под командованием полковника А.И.Негоды прорвала глубоко эшелонированную оборону противника на реке Одер и участвовала в штурме Берлина, а в дальнейшем совместно с 150-й стрелковой дивизей штурмом овладела рейхстагом.
Николай Эрастович Берзарин (1904—1945) — советский военачальник. Командующий 27-й, 34-й, 39-й и 5-й ударной армиями РККА во время Великой Отечественной войны. Первый комендант взятого советскими войсками Берлина и начальник Берлинского гарнизона (24 апреля 1945 года — 16 июня 1945 года). Генерал-полковник (20 апреля 1945). Герой Советского Союза (6 апреля 1945).
Василий Иванович Чуйков (1900—1982) — советский военачальник. Маршал Советского Союза (1955). Дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). Главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии (1949—1953), Командующий Киевским военным округом (1953—1960), Главнокомандующий Сухопутными войсками СССР, заместитель Министра обороны СССР (1960—1964), Начальник войск гражданской обороны СССР (1961—1972). С 1942 по 1946 год — командующий 62-й армией (8-й гвардейской армией), особо отличившейся в Сталинградской битве.
Дружба Народов 2016, 5
Николай ГОЛУБКОВ
На Западном фронте незадолго до перемен
Воспоминания о Русском экспедиционном корпусе
+++ ——
Мемуары Н.Д.Голубкова (1897—1961) о боевой юности, Первой мировой войне и Русском экспедиционном корпусе во Франции были записаны Николаем Дмитриевичем незадолго до смерти по просьбе его сына — поэта, прозаика, живописца Дмитрия Голубкова, который отразил военные эпизоды из этих мемуаров в рассказе
«Отцовский табак» и в поэме «Отец» (см. журнал «Кольцо А», № 72, май 2014). Дополнительные сведения о Николае Дмитриевиче можно найти также в мемориальном сборнике «Это было совсем не в Италии» — в многочисленных дневниковых записях Дмитрия Голубкова, посвященных его отцу.
Нас хотят отправить во Францию
В 1914 году, когда началась Мировая война, мне было всего-навсего семнадцать лет. Мать моя — домашняя портниха — все время настаивала, чтобы я пошел добровольцем в армию, так как ей очень не хотелось, чтобы я попал по мобилизации рядовым. Пойдя добровольцем, я имел бы в перспективе что-нибудь вроде поручика — или еще выше. Так же поступили и мои товарищи по футболу — Шилов Володя, Гаврилов Володя.
Я записался в армию, и меня как вольноопределяющегося направили в полк рядовым, где я прослужил до января 1915 года. Затем меня направили в Алексеевское военное училище, а в мае 1915 года перевели в офицерскую стрелковую школу в Ораниенбауме под Петроградом. Здесь формировали отборные воинские части — во Францию: проводили тщательный медицинский осмотр и т.п. Я попал в 8-й Особый пехотный полк, меня произвели в фельдфебели1 и направили в 1-ю пулеметную роту, где мы ждали отправки во Францию. В этот полк попал со мной и Гаврилов Володя.
Тем временем в Москве появились признаки волнений. Черная сотня устраивала погромы. Под маркой патриотического движения громили немецких капиталистов. Если только встречалась вывеска с иностранной фамилией, значит, немец — бей. Так было разгромлено очень много торговых фирм, в том числе аптека «Феррейн», музыкальный магазин Мюллера. Много было и жертв во время этих погромов: грабители лезли в окна, и осколки зеркальных стекол падали прямо им на головы и тяжело, а иногда смертельно их ранили. Я был далек от политики: мы жили тогда в селе Владыкино, и и в округе у нас было много поместий немецких поселенцев, которые также подвергались нападению…
Со мной в футбольной команде играл мой приятель Борис Церетели2 (внук эмира Бухарского). Он каждый год на лето уезжал в Бухару, приглашал он и меня туда, но так как дорога очень дальняя, я так и не собрался. Семья Бориса Церетели вела очень безалаберный образ жизни: когда получали помощь от дяди эмира — закупали бельевыми корзинами разные сладости, закуски, устраивали вечеринки. А бывали и такие дни, что есть нечего. Была у Бориса очень хорошенькая сестра Люба, лет семнадцати. В одну из таких вечеринок мать Бориса пригласила нас, молодых людей, к себе. Среди нас был Василий Шустов, который усердно ухаживал за Любой. Но он очень не нравился матери девушки, и, когда сказал в адрес Любы комплимент, ее мать дала понять Шустову, что все его ухаживания напрасны. После вечеринки Борис уехал в Бухару, и я его больше не видел.Говорят, его расстреляли красные, когда началась революция.
Был у меня еще приятель по теннису — сын главного инженера Владыкинской ткацкой фабрики Женя Ованнесянц — мой соперник в ухаживании за дочерью нашего сельского псаломщика Таней Мсандровой. И вот, когда началась война с немцами, Женю тоже мобилизовали, и он попал в военное училище; окончил его и в Татьянин день был приглашен к ней. Меня в то время еще не успели произвести даже в фельдфебели, а он явился в полном обмундировании, поручиком. Ну, конечно, я чувствовал себя не в своей тарелке. Еще бы: соперник — поручик, а я — рядовой (хотя Таня всеми силами старалась смягчить эту разницу между нашим положением). Кое-как я досидел до конца и ушел, расстроенный, домой (я был очень самолюбив, и мне казалось, что Таня уделяет Жене внимание все время). Другой мой товарищ — Сергей Соколов, художник, года на три старше. Он часто приходил к нам домой, много и очень недурно рисовал. В армию его не брали потому, что с легкими у него было не в порядке. Потом Женя уехал на фронт, а моя часть ждала отправки. В один прекрасный день я зашел к Мсандровым и увидел у Тани на столе письмо от Жени. В комнате Тани не было, и я решил заглянуть в письмо.Я быстро прочел излияния Жени и чуть ли не объяснения в любви. У меня ноги подкосились, но я собрался с силами. На этом мой роман до приезда из Франции закончился, хотя Таня продолжала мне писать.
А война разгорелась. Стали прибывать раненые, и у нас во Владыкине власти решили открыть госпиталь на ткацкой фабрике; стали вербовать санитаров и сестер милосердия. Таня и другие девушки поступили туда сестрами. Мы, молодежь, навещали сестер, организовали кружок самодеятельности. Мой брат Ваня обладал очень хорошими артистическими способностями, и мы стали часто бывать на фабрике. Ставили небольшие пьесы — получалось очень хорошо. Таню назначили сестрой-хозяйкой; ей отвели маленькую комнатку с тем, чтобы она окончательно переселилась в госпиталь. За одной из ее подруг— девушкой легкого поведения, которую звали Аней, очень усердно начал ухаживать Сережа. Написал ее портрет и в конце концов покорил ее сердце. Но жениться совсем не думал, да и она как будто не думала. Однажды в госпитале была какая-то постановка, а по ее окончании выступала самодеятельность. Я стал искать Сергея, чтобы идти домой,но от сотрудников госпиталя узнал, что Сергей с Аней уединились в свободной комнате. Вскоре подошла Таня, которая пригласила меня посидеть до прихода Сергея у нее в комнате, и вот мы очутились с ней с глазу на глаз. Она начала с поцелуев, и могло бы быть что-нибудь серьезное, если бы не здравый смысл, который руководил мною. Так мы просидели до полуночи, но вскоре пришел Сережа, и я с ним ушел домой, оставив Таню в слезах. Сергей назвал меня дураком из-за того, что я упустил такой момент, но я был другого мнения — может, из-за того, что был слишком молод и у меня были совсем другие взгляды.
Через несколько дней мы опять собрались в госпитале; Сергей с Нюрой вел себя совершенно развязно, будто они завтра пойдут под венец. Таня явно завидовала им и в этот вечер не раз даже назвала меня глупцом. Но я был тверд и не поддавался ни на какие соблазны.
Наконец наступила осень, и упорно стали ходить слухи, что нас хотят отправить во Францию. И вот в 20-х числах октября нас повели на парад, а прямо с парада направили на окружную железную дорогу (как потом выяснилось — для погрузки на пароход в Архангельске). Сначала назначили командиром батальона полковника Лосьева, а затем — полковника Грундштрема, а Лосьев стал его заместителем. Так мы постепенно укомплектовывались. Прислали нам и ротного командира — поручика Боркова. Человек он был очень требовательный и суровый, улыбку на его лице видеть можно было очень редко.
Перед отправкой за границу, в полдень, нас (москвичей) отпустили проститься домой, а вечером было приказано явиться на станцию Воробьевы горы. Явился я вовремя, что очень понравилось моему вновь назначенному командиру роты.
Поручик Борков назначил меня фельдфебелем. Обязанностей у ротного фельдфебеля очень много — вся хозяйственная часть, а на стоянках — строевая. Наконец приехали после пятидневного путешествия в Архангельск и прямо из вагонов — на пароход. Отвели нам пароход-угольщик «Воронеж», и мы кое-как разместились. Скоро мы стали похожими на кочегаров, за что ни возьмись — грязь. Мне с моим писарем — по происхождению евреем — отвели уголок в трюме.
Брест, Париж, Верден…
Наконец после двухдневной стоянки тронулись. Пока плыли вдоль берега Белого моря и не выплывали в открытое море — ничего, а потом как началась качка — беда: рвота замучила. Наш ротный писарь оказался очень запасливым: выезжая из Архангельска, он захватил несколько ящиков лимонов. Благодаря этим лимонам многие спаслись от рвоты, а писарь на этом деле зарабатывал деньгу. Но вот спустя пару дней нам объявили, что в ближайшем будущем нужно ожидать немецких подводных лодок. Всем выдали спасательные пояса и в случае тревоги велели быть готовыми к прыжкам в воду.
Однажды утром мы хотели выйти на палубу, но волны поднимались выше мачты; оказывается, мы вышли уже в открытое море, а ночью были страшный шторм и волны. Весь пароход наш покрылся замерзшими брызгами; был уже ноябрь месяц.
К ночи вдруг объявили тревогу: вблизи появилась подводная лодка немцев, и нам грозило потопление. Каждый из нас надел спасательный пояс. Вскоре наша пресловутая пушка открыла огонь, и мы чудом спаслись. У нас был очень опытный капитан, который решил — лучше проплыть лишнее расстояние, чем подвергнуться атакам подводной лодки. Так мы в первый раз избежали купания в ледяной воде. (Если бы у нас капитан был другой, не миновать бы нам ледяной ванны.)
На другой день плавания вдруг слышим, что пароход преследуют акулы. Мы все высыпали на палубу. Действительно, акул штук двадцать плыло за пароходом, их видно было простым глазом. Капитан решил сделать по ним несколько выстрелов из двух пушек, которые стояли на палубе, и после двух залпов акулы скрылись.
На другой день мы опять подверглись преследованию подлодками, но на этот раз выручила флотилия французских лодок, высланных нам на помощь на случай появления немцев. Подвергались нападению мы за время пути пять раз, но благополучно выкручивались.
Наконец показались какие-то берега — мы думали, что нашему путешествию уже конец. Но не тут-то было; это оказались берега Англии. Навстречу вышла эскадра английских кораблей, которые, проводив нас миль пять, потом отстали. Нам сказали, что бояться теперь нечего: это место якобы очень сильно охраняется англичанами. Мы немного успокоились, но на другой день подводная лодка немцев появилась опять и стала на некотором расстоянии преследовать нас, боясь почему-то подходить близко. Мы расстреляли по ней больше сотни снарядов, и наконец она отстала.
Уже настали двадцатые сутки нашего пути, стали показываться кое-где острова. Переводчик объяснил, что это край Средиземного моря. Командование стало приводить нас в порядок. Было приказано у бортов парохода натянуть имевшиеся в распоряжении капитана специальные сетки, а нам хорошенько вымыться. После купанья мы настолько переменились, что перестали друг друга узнавать.
Показались берега какого-то мыса. Как мы потом узнали, на нем стоял город Герикна (север Франции). Нас поставили на якорь, и командование сделало предварительный смотр. Хотели убедиться, хорошо ли мы выглядим во всем новом. Видимо, остались довольны, потому что начали проводить инструктаж, как мы должны себя вести на берегу. В нашей роте оказался и Гаврилов Володя, так что мы — старые друзья — оказались вместе.
Мы причалили к городку Брест на севере Франции, здесь нас решили высадить. Жители города, пришедшие в порт, засыпали нас букетами цветов; на каждом шагу слышались возгласы «Vive la Russie» — «Да здравствуют русские». И так без конца.
Разместили нас — за отсутствием другого, более подходящего помещения — на бойне. Помещение очень чистое; поставили по кровати на каждого — в общем, «создали культуру». Но в обед произошел курьез. Выдали каждому по ложке, вилке, ножу, тарелке, но к великому огорчению командования после обеда не оказалось половины вилок и ножей: наша братия не привыкла к такой роскоши и решила обзавестись приборами, попрятав их куда только можно. Командиры вынуждены были опять прочесть нам лекцию, что это некультурно и т.д. После этого случая французы уже не давали к обеду приборы, и мы довольствовались своими ложками.
Под вечер начальство решило дать нам кратковременные отпуска; я с Гавриловым тоже отправился в увольнительную. На улицах жители устраивали нам бесконечные овации, приглашали в дома, угощали. Мы с Володей попали в один почтенный дом. В квартире из четырех комнат жили муж, жена и две дочери. Разговаривали, конечно, главным образом знаками, хотя мы немного понимали по-французски (в России поверхностно изучали французский язык, когда учились в гимназии; были у нас с собой и словари, так что объясниться все-таки можно было). Так мы просидели в гостях до полуночи; нужно было идти в полк, а то будет нагоняй. Хозяева были настолько радушны, что предложили нам у них ночевать. Когда я спросил, где же мы будем спать, то отец без смущения показал на кровати дочерей и знаками объяснил, что спать можно вместе с девушками. Нас это смутило. Мы не привыкли к такой простоте нравов и поспешили ретироваться (потом узнали у переводчика, что французы не считают это предосудительным — это нас поразило).
В Бресте мы простояли три дня, а затем нас решили перебросить на юг Франции. Ночью была объявлена тревога, и нам приказали собраться в путь. Парадным маршем нас повели в город Марсель и посадили в поезд, не говоря, куда едем. Везли через всю Францию — с севера на юг, делая короткие остановки, вероятно, с целью демонстрации, так как по всей Франции были разбросаны лагеря военнопленных немцев, и командование, видимо, решило морально подействовать на них: «Вот, мол, смотрите — и здесь русские!» На остановках всюду встречали с цветами и выносили массу угощений; у меня в купе накопилось столько всяких закусок, что я не знал, куда их девать, а цветов было не меньше.
Но вот и Париж. Приказано срочно разоружаться и готовиться к параду. Видимо, власти решили показать нас и парижанам, но, опасаясь бомбежки, парад провели очень быстро. Французский маршал Жоффр обошел ряды войск, поздравил с благополучным приездом, и на этом дело и кончилось.
Жоффр начал свой обход с первого полка, а так как я был правофланговым благодаря своему росту, генерал сначала подошел ко мне, внимательно посмотрел на меня и сказал на ломаном русском: «Такой молодой, а уже командир. Молодец!» Правда, выглядел я очень хорошо, но звание мое в то время было всего лишь фельдфебель.
После смотра мы церемониальным маршем прошли по улицам Парижа и, нигде не останавливаясь, прошли на вокзал.
Наутро поезд тронулся далее на юг Франции; проезжали мы полями, сплошь засаженными виноградом, и на всех станциях нам устраивали торжественные встречи. Через сутки высадили из поезда, и остальное расстояние мы шли походным маршем. Вдалеке показалось Средиземное море, и мы подошли к побережью. Проходили курортными местами, но все курорты были закрыты вопреки прекрасной погоде (видимо, сказалось состояние войны).
Наконец мы подошли к небольшому курортному городку Сан-Рафаэль, разместились лагерем. Раскинули походные палатки, и началась жизнь, полная безделья. Не знаю, почему-то у меня началась бессонница. Я обратился к врачу. Он объяснил мне, что это, наверное, из-за перемены климата, и посоветовал начать курить, потому что во Франции курят главным образом наркотические табаки. Я послушался мудрого совета и начал прямо с сигар — ну, конечно, я ведь никогда не курил до этого. И вот, покурив сигару, я засыпаю.
Начальство разрешило давать нам кратковременные отпуска в город. У меня в роте был парикмахер Костя Свинаренко — парень очень веселый, компанейский, вот мы втроем и начали ходить в отпуска. В один из вечеров мы познакомились в кафе с тремя молодыми женами только что мобилизованных французов — фотографа, певца из оперетты и художника. Девицы эти вели себя очень развязно; мы с трудом, но все же понимали друг друга. Мы с Володей были далеки от всяких грязных мыслей, но Костя был другого воспитания и поведение их понимал по-своему: он думал, что если они кое-что и позволяют себе, значит, с ними можно все. Но оказалось совсем другое. Когда Костя распустил руки, одна из них на ломаном русском объяснила, что она может позволять все, но только на словах. Костя понял ее так, что она просто, как он выразился, «набивает цену», и дал ей пощечину. После этого мы поспешили ретироваться и больше с Костей никуда не ходили.
Каждый день мы гуляли по окрестностям города. Кругом росли пальмы, маслиновые рощи, фиговые деревья, или, как у нас их называют, деревья с винными ягодами. Любовались мы всем этим очень недолго, так как через три недели, ночью, объявили тревогу, и мы походным порядком двинулись в путь. Сначала нам ничего не говорили, а потом объявили, что идем на фронт под Париж, так как немцы, якобы, во что бы то ни стало решили его взять.
На рассвете мы подошли к какой-то небольшой станции, и нам объявили, что здесь будет посадка. Утром мы сели в поезд, но ехали очень недолго. Уже стало слышно артиллерийскую стрельбу — оказывается, нас привезли под Верден, небольшой крепостной город, которому французы тем не менее придавали серьезное стратегическое значение.
С места в карьер нас повели на передовую. Идти пришлось совсем недолго — миновали несколько полуразрушенных деревень и подошли к позициям. Мы сменили французскую полуразбитую дивизию. Французы, видимо, очень надеялись на стойкость русских, потому что стояли на этом участке целой дивизией, а нас поставили только бригаду. На фронте в эти дни было затишье, и мы благополучно сменили французов. Но спокойно прошел только один день, ибо немцы, видимо, узнали, что против них теперь стоят русские, потому что с их стороны стали раздаваться возгласы: «Рус, идите к нам!» На рассвете мы отбили первую атаку. Немцы шли густыми цепями, а вперед пустили штук двадцать танков.
С танками нам еще не приходилось иметь дело, хотя и делать-то некогда было — почти все солдаты были молодые, редко кто из них бывал в боях. Но невзирая на это, атаку отбили, хотя понесли довольно большие потери. У меня в роте тяжелораненых было человек восемь, легкораненых — с десяток. Убитых только двое: Воронин и еще один (не помню фамилии).
Наши окопы проходили за дворами деревушки, в которой мы разместились. Из двора хозяин выходил к овину, за которым лежал пустынный теперь огород, а дальше начиналось поле, где копали окопы. Утром поручик Борков оделся и пошел к огневым точкам. Вдруг он остановился, увидев ефрейтора Цыбу, ползущего на четвереньках к овину, возле которого копошились куры. Стало ясно, куда Цыба держал путь. Хозяйка недавно уже жаловалась, что у нее пропадают куры.
Спрятавшись за дощатой перегородкой сарая, поручик заметил сидящих невдалеке в кустах двух рядовых нашей роты — они вдохновляли Цыбу на подвиг. Цыба подобрался к курам и бросил им горсть зерен. Он согнулся еще больше, чтобы куры его не замечали, но они не спускали глаз со своего искусителя и боком пятились назад. Однако две курицы оказались неосторожнее других,Цыба поспешно словил их. Ловко зажав между колен одну курицу, он поспешно открутил ей голову и бросил позади себя. Хотел проделать то же самое с другой, но неожиданно встретился с возмущенным взглядом поручика. Цыба простодушно улыбнулся ему, ласково приговаривая: «Курочка, рябенькая, красивая, цыпочка, иди, погуляй, милая», — и отпустил ее. Потом вскочил на ноги и молодцевато отчеканил: «Здравия желаю, ваше высокоблагородие». — «Здравствуйте, ефрейтор Цыба», — отвечал поручик, пронизывая его взглядом. Оба помощника Цыбы по ловле кур постарались убежать. Цыба безуспешно пытался заслонить собой обезглавленную курицу. Поручик увидел последние конвульсивные движения курицы;он приблизился к ефрейтору вплотную, и взгляды их встретились. Цыба часто заморгал.
— Вы очень нежно ласкали курицу, Цыба. Вы ее любите?
— Так точно! Почему же ее не любить? Птица мирная.
— Поэтому вы мирной птице голову оторвали!
— Никак нет!
— С этой курицей вы разделались.
— Гм… Так точно!
— Запутались, Цыба! Деньги у вас есть?
— Нет, ваше высокоблагородие!
— Плохо.
Цыба ломал голову: «На что ему деньги? Неужто взятку хочет?» Поручик сунул руку в карман, достал пятифранковую монету и протянул ефрейтору:
— Возьмите и отдайте хозяйке в покрытие убытка, который вы ей причинили.
Цыба ни за что не хотел взять деньги, он сгорал со стыда.
— Возьмите, говорю, и отдайте их хозяйке, об исполнении доложите мне после поверки, а курицу возьмите себе.
Взяв деньги и подняв курицу, Цыба чеканным шагом направился в дом хозяйки. Поручик глянул на его пылающие уши и улыбнулся. Затем поручик скорым шагом направился к огневым точкам, боясь как бы вражеские танки опять не появились против наших позиций, но немцы в этот день не пытались нас атаковать.
Проработали Цыбу на поверке очень сильно. После этого случая в нашей роте больше не случалось подобных краж.
На другой день немцы подтянули свежие силы и большими соединениями пошли в атаку. Первую они организовали с помощью мадьярских частей. Мадьяры шли густыми колоннами со штыками пилой (с зазубренными лезвиями). Мы хорошо организовали оборону; я из четырех пулеметов и карабинов, находящихся у бойцов, открыл по врагам ураганный огонь, но мадьяры наступали частыми перебежками и, неся большие потери, продвигались к нашим окопам. Я расстрелял из своего пистолета все патроны, и, когда мадьяры приблизились к нашему брустверу, у меня уже не было ни одного патрона, и я в душе простился с жизнью. Но в этот момент мой унтер-офицер по фамилии Зенкин, который был ранен и лежал около меня, увидя мое критическое положение, собрал последние силы и, выстрелив из пистолета, убил мадьяра и спас меня от явной смерти. Мадьяр, который бежал на меня, вонзил в мою грудь винтовку, но штык его прошел неглубоко, сделав легкое ранение.
На Балканах
…Очнулся я только в госпитале. Оказывается, в момент, когда мадьяры уже были близ наших окопов, из укрытия выбежали наши резервные части и контратакой опрокинули мадьяр. Так первая атака была ликвидирована с большими потерями для немцев. В этот день немцы предприняли еще три безуспешные атаки.
За этот бой меня наградили французским крестом «Круа де герр».
В госпитале я пролежал две недели, так как раны были совсем легкими. Кроме легкой раны в грудь я получил еще несколько ран в ноги от разорвавшейся вдалеке мины. Но это все очень быстро стало заживать, и через две недели я был готов к бою.
Госпиталь, в котором я лежал, был французский, очень хороший, отношение к нам сестер и врачей было великолепное, кормили прямо на убой. Выписали меня из госпиталя и направили в команду выздоравливающих, в которой я пробыл неделю. Нам, команде выздоравливающих (человек десять), пришлось итти открытым полем на виду у врагов, которые открыли по нам шрапнельный беглый огонь, но все прошло благополучно.
Пришел я в роту вечером и узнал, что немцы ценой больших потерь потеснили французов немного правее от нас, но мы оставались на старой позиции. Поговаривали, чтобы выровнять фронт, нам придется немного отступить, но на другой день французы подтянули подкрепление и заставили немцев снова отступить на старые позиции.
Не успели немцы занять позиции, как в роту пришел поручик Борков и, собрав офицеров и младших командиров роты, объявил, что в районе нашего фронта появились вражеские самолеты. Около двух часов самолеты показались и в районе Вердена. Они летали попарно; каждые три пары составляли немецкую авиационную роту. Борков напряженно наблюдал за ними в бинокль. «По местам! К бою!» — громко скомандовал он. На стоявших рядом зенитных батареях послышалась громкая команда. С помощью имевшихся в роте приборов и визирных трубок установили высоту и дальность самолета.
Поручик Борков передал стрелкам команду прицела. Пулеметчики быстро навели и по команде открыли огонь; пулеметы откликнулись дружной очередью. Головной самолет быстро развернулся и пошел на запад; все, бывшие в окопах, заметались; послышались возгласы: «Падает!» И действительно, самолет быстро начал снижаться.
Поручик приказал: «Быстро лошадей!» Он со своим младшим офицером вскочил на неоседланных лошадей и полным карьером помчался к месту падения самолета. Вслед за ним рванулись и другие офицеры с батареи. Проскакав около пяти километров, офицеры соскочили с взмыленных коней и стали проталкиваться к упавшему самолету, но вместо него валялась груда обломков. Тут же сидел белокурый молодой человек, а рядом с ним лежали помятый шлем и очки. Человек был в кожанке, опоясанной ремнями, с его лба свисала слипшаяся от крови прядь волос. Поручик внимательно осмотрел самолет и сказал, что пули попали в мотор и что меткость стрелка идеальная.
Пленного пилота доставили в штаб бригады. Командир бригады высоко оценил стрельбу из пулемета и велел представить к награде бойцов и командование роты.
Видимо, в отместку за потерянный самолет немцы решили под утро нас атаковать. Развернулся сильный бой. Мы несли большие потери, а немцы все наседали. Уже взошло солнце, а немцы все шли. Патронов было у нас много, так что мы крошили врагов.
Наконец, видя, что атаки бесполезны, немцы оставили нас в покое и занялись убитыми и ранеными(на нашем участке на проволочных заграждениях я насчитал более сотни, а кроме того, очень много их лежало между окопами). Мы тоже понесли большие потери. В моей роте осталось всего-навсего тридцать семь человек, остальные — раненые и несколько убитых.
После этого боя командование решило нас сменить, так как роты сильно «поредели» и сдерживать немцев на участке длиной около трех километров стало очень трудно. Ночью на смену пришла марокканская дивизия, и нас посадили в поезд. Мы думали, нас везут на отдых, но в дороге к нам присоединились новые бойцы, только что прибывшие из России, в том числе артиллеристы. Теперь наши дивизии были полностью укомплектованы, но командование почему-то скрывало от нас место назначения.
Наконец мы приехали в Марсель и стали срочно садиться на пароход. Мы узнали, что плывем на Балканы. Здесь уже нас разместили комфортабельно: пароход пассажирский, чистые просторные каюты, спи да ешь.
Через два дня стало известно, что нас везут в Салоники. Командование сильно боялось немецких подводных лодок, которыми кишело Эгейское море. Держали нас в порту трое суток, все выжидали удобного случая проскочить мимо подлодок. Через три дня мы отплыли. Видели в море обломки потопленных пароходов, а в одном месте — даже часть палубы с несколькими сенегальцами. Видимо, транспорт этих солдат потопили перед нашим появлением.
Нас сопровождало пять французских подлодок, так что мы плыли без страха. Хотя нас предупреждали, что возможно все, так как Греция не хотела вступить в наш союз и играла предательскую роль. Но, к счастью, все прошло благополучно. Вот показались и Салоники — плыть пришлось недолго.
Когда мы приближались к Салоникской бухте, нас все-таки атаковала одна подводная лодка. Немедленно объявили боевую тревогу, и все мы высыпали на палубу в спасательных поясах. Был ясный солнечный день, и мы очень хорошо различали телескоп лодки, но предназначенная для нас торпеда не попала в цель. Вторую торпеду враг не успел выпустить, так как первый же снаряд с нашего парохода угодил прямо в лодку, и мы стали свидетелями ее гибели.
С такими препятствиями мы вошли в порт и стали срочно готовиться к высадке, так как у союзников дела были неважны — немцы теснили их по всему фронту. Немцы взяли Битоль, перешли быструю реку Вардар и стремились занять Салоники. Им хотелось втянуть в войну греков, а те медлили, ожидая вступления в войну Америки.
Мы высадились. Срочно был организован парад, на котором присутствовали местные французские власти, а их здесь было немало. Порт был международный, и в городе встречались все национальности.
После парада наши войска приготовились к походному маршу, но вдруг над Салониками появился немецкий цеппелин. Сейчас же русским артиллеристам дали команду: «К бою готовьсь!»
Надо отдать справедливость нашим солдатам — с первых снарядов цеппелин загорелся и начал падать. Раздалось русское «ура!», и цеппелин упал у самого побережья. Мы взяли в плен всю команду немцев с цеппелина. Они смотрели на окружающих свысока, но когда им объяснили, что цеппелин сбили русские, они не поверили, так как еще не знали, что мы сюда прибыли.
В ночь мы двинулись вперед в походном порядке, проходили македонскими селениями. Все дома у них сделаны из грубого нетесаного камня, заборы вокруг домов — также из известкового плитняка. Живут крестьяне очень бедно, полы мазаны глиной, утварь — глиняная. Занимаются главным образом земледелием, но обрабатывают землю кустарным способом, в основном мотыгами. На полях работают чаще на волах, которые у них разведены в избытке. Ездят преимущественно на ослах, называемых у них магарами. Здешние ослы очень выносливы. Иной раз смотришь — по дороге движется большая куча поклажи, а осла, который ее везет, даже не видно. Во время войны французы мобилизовали в армию массу таких магаров и даже приспособили своих ослов для переброски легкой артиллерии. Патроны перевозили только на магарах. Лошадей на Балканах очень мало.
Шли мы походным порядком трое суток, иногда делали привал. Всю дорогу пить хотелось невероятно, пили даже из встречавшихся по пути болот. Видели много маслиновых рощ, попадались и фиговые деревья. Однажды мы подошли к селению Флорина. На его окраине было большое озеро; стояла сильная жара. Ребята говорят: «Сейчас выкупаемся». Но каково же было наше удивление, когда мы подошли к озеру, — вода кишела, форменным образом кишела змеями. Они плавали, высунув головы, так что о купании не могло быть и речи: мы даже близко к берегу боялись подойти. Так, не искупавшись, пришлось двинуться после привала дальше.
Крестьяне говорили на языке, очень похожем на славянский, так что мы легко их понимали. Виноградников попадалось очень много, поскольку крестьяне здесь занимались виноделием. Вино, правда, не отличалось хорошим вкусом — кислятина; местные употребляют его вместо воды. Пить захочется — крестьянин предлагает тебе вина.
Стали попадаться и полуразрушенные селения. Проходили через одно село, изрытое окопами, в которых были закопаны в очень большом количестве убитые немцы и французы (видимо, село переходило из рук в руки). Зарыты очень мелко, так как грунт там каменистый. Зловоние из окопов шло страшное, а потому мы старались как можно быстрее пройти это место.
Впереди нас шли в наступление французы, и все сопки, мимо которых мы проходили, были усеяны могилками и французов, и немцев. Вот подошли к берегу гористой реки; недалеко осталось до Битоля, на окраинах которого находились позиции.
Мы сделали привал, и командование стало готовить нас для смены полуразбитых итальянских войск. Разместились мы в полуразрушенной деревушке. Командир вызвал меня и еще некоторых командиров рот и сказал, что мы будем принимать участок и сейчас пойдем в окопы. Местность была гористая, и нас предупредили, чтобы мы хорошо запоминали дорогу, так как будем возвращаться ночью.
С наступлением сумерек мы двинулись в путь. В провожатые дали двух французов, которые могли объясняться по-русски и по-французски. У нас хорошо объяснялся по-французски поручик Борков. Шли довольно долго: гористая местность очень обманчива и сильно скрадывает расстояние.
Вот вдали показалась группа людей, сидящих у камней; мы остановились и стали выжидать. Думали, это вражеские разведчики. Но прошло несколько минут, а силуэты не двигались с места. Тогда нам француз объяснил: это болгарские солдаты, убитые сербами (нужно сказать, что сербы ненавидели болгар, а болгары — сербов). Так вот сербы, видимо, подтащили несколько убитых болгар, усадили их у камней, дали в руки игральные карты, и таким образом в полутьме создавалось впечатление, что несколько человек увлеклись карточной игрой. Мы подошли к ним и увидели, что в руках у мертвецов окурки сигар. Подобную картину я увидел на следующей неделе в лощине, когда ходил искать близ наших окопов родник, чтобы набрать воды.
К позициям мы добрались только под утро. Сменили итальянскую дивизию, а против нас стояли болгарские стрелки, похожие разговором на русских. Они на ломаном языке приглашали наших солдат в гости, а сами невзирая на это постреливали в нашу сторону. Мы не знали, что у них в частях есть снайперы. За несколько часов они вывели из строя некоторых солдат и офицеров — рассаживались за камнями и вдоль лощин и прекрасно брали на мушку всех появившихся бойцов. Об этом мы догадались только тогда, когда наш боец выследил одного снайпера, ночью его снял живым и приволок в роту. Болгарин рассказал, как они это делают, и с тех пор мы стали осторожнее.
На другой день пришла почта. Я получил письмо от Тани и, чего не ожидал, — письмо и небольшую посылку от мадемуазель Ивон, моей крестной матери.
Дело в том, что многие из нас обзавелись так называемыми «крестными матерями», которые усыновляли нас по приезде во Францию и проявляли материнскую заботу — писали письма, по мере возможности слали посылки и т.д. Вот я и заимел такую крестную — мадемуазель Ивон из Марселя. Она иногда отправляла мне посылки с разными вкусными продуктами, слала ободряющие письма и т.д. Один раз я получил от нее прекрасный шелковый вышитый носовой платок. Она писала, что этот платок сама вышивала и прислала со значением (этого значения я до отъезда из Франции так и не узнал).
Таня присылала мне очень любезные письма, но я смотрел на них сквозь пальцы, так как знал из писем своей сестры Анюты3 ,что Таня крутит, как выражалась сестра, с художником Сергеем. Я понимал это так, что Таня охотилась за двумя зайцами — не один, так другой. Надежды на то, что я вернусь из Франции, было мало, а Сергей оказался окончательно забракован армией, так что в нем она была уверена. Так оно и случилось: когда я вернулся в Россию, Таня уже была замужем за Сергеем, но об этом после.
Неожиданная женитьба
Шел уже февраль 1916 года. На фронте наступило относительное затишье. Нашего помощника командира роты тяжело ранило шальной пулей, и его отправили в глубокий тыл. Командир роты послал командованию докладную записку с просьбой назначить вместо него меня. Он писал, что я из вольноопределяющихся, смелый, находчивый, здраво рассуждающий фельдфебель и вполне подхожу на должность помощника командира роты. Командование согласилось с этим мнением, а я тем временем увлекся карточной игрой.
Играли в подкидного дурака — двое на двое. Проигравшая пара платила выигравшим флягу вина или некую (какую условимся) сумму денег. И вот, перед самым назначением на должность помощника командира роты я выиграл массу денег — полную вещевую сумку, даже не смог сосчитать, сколько там было. Нам тогда давали отпуска в Салоники, и мы с Гавриловым решили гульнуть.
В то время уже было налажено железнодорожное движение до Салоник. Отпуск нам дали на неделю, и мы отправились. Ехать пришлось в товарных вагонах, двое суток. По приезде первым делом сняли номер в одной из гостиниц, чтобы по-человечески отдохнуть. Помывшись в ванной, легли спать; проспали до вечера, а потом пошли бродить по городу.
Везде нас встречали очень радушно. Нужно сказать, что в Салониках в то время почти незаметно было, что идет война, и если бы не масса военных всех мастей, то можно было бы подумать, что войны нет. Торговля процветала. Мы переходили из кафе в кафе. Греки сидели за рюмками коньяка, который пили маленькими глотками и запивали водой. Они очень поразились, когда мы потребовали по стакану коньяка и залпом выпили. Со всех сторон раздались аплодисменты и крики: «Браво, рус!» Так в кафе мы и просидели до позднего вечера.
Идя в гостиницу, мы наткнулись на ночное кафе, которое содержал эмигрант из Одессы. Мы зашли. За кассой сидела (как мы потом узнали) его дочь Лея. На небольшой сцене выступал так называемый русский хор. Пели неважно, но мы все равно решили посидеть. Я заинтересовался не столько хором и выпивкой, сколько кассиршей, которая почему-то очень пристально на меня смотрела. Решил познакомиться с ней поближе, а Гаврилову приглянулась блондинка из хора, Шура. Я перешел за столик, который стоял у кассы, чтобы удобней было разговаривать. Из рассказа кассирши я узнал, что ее отец –правоверный иудей и по субботам ходит в синагогу, а Лея не верит в Бога. Она была недурна собой и понравилась мне. Дальше — больше, и она очень привязалась ко мне.
На другой день мы явились в кафе, как только оно открылось. На сей раз за кассой сидела толстая еврейка(как мы узнали позже, мать Леи), а хора не было — он выступал вечером. Посидев немного, мы выяснили, что Лея уехала за товаром, что тоже входило в ее обязанности. Вскоре мы пошли бродить по городу, а вечером опять зашли в кафе. Лея в наше отсутствие нервничала, поскольку отец сказал ей, что мы уже заходили и вряд ли придем опять. Наблюдая за дочерью, он увидел, что она серьезно увлекается нами, как он выразился, «шейгицами»4. Поговорив еще вечер с ней, я убедился, что Лея начинает влюбляться в меня — в разговоре стали проявляться нотки ревности и т.д. А Володя продолжал роман с Шурой. На третий день наш роман еще больше углубился, и мы перешли на «ты». Лея даже стала интересоваться, можно ли русским, находящимся на военной службе, жениться. Я же смотрел на это увлечение как на забаву и не предполагал ничего серьезного.
Тем временем наш отпуск подходил к концу — осталось всего два дня. Мы с Володей хотели провести эти два дня получше. Денег у меня было много, и мы решили вечером сходить в оперетку. Днем пошли купить билеты. Оказалось, в театр попасть совсем не трудно. Молодость берет свое: мы узнали, что на этот вечер мест много, и, посоветовавшись, закупили все свободные места. Я заплатил около двух тысяч драхм, так что в театре мы сидели почти вдвоем. Шла какая-то оперетта на греческом языке, и мы почти ничего не поняли — вот глупцы!
Утром мы решили побывать в турецких банях. Они оказались очень хорошими, но только нас смущало, что банщицы там — женщины. Однако мывшиеся с нами греки с трудом, но все-таки объяснили, что у них это принято, хотя позволять себе что-нибудь в банях не разрешалось. Но невзирая на это мы долго мыться в бане не смогли и вскоре пошли домой.
На следующий день предстояло уезжать. Поезд отправлялся в полночь, и мы решили попрощаться с нашими знакомыми. Лея уже откуда-то узнала о нашем отъезде и ждала с нетерпением, как и Шура. Увидя нас в кафе, Лея заплакала. Я постарался, как мог, успокоить ее, и мы сели за столик. Лея подавала закуски сама — в тот день она не хотела оставлять нас ни на минуту. Приносила все самое вкусное, и видно было, что она неравнодушна ко мне. Наконец, пришло время расставаться. Лея — или, как я ее стал звать, Лиза — опять разрыдалась и не хотела меня отпускать. На прощание Шура задала Володе вопрос: «Ну как— до скорого или навсегда?» Володя сказал, что скоро он вернется с тем, чтобы жениться на ней и вместе уехать в Москву. Он якобы узнавал у консула, можно ли русскому жениться, и ему якобы консул сказал: если церковным браком, то можно взять с собой жену в Россию. Лиза многозначительно посмотрела мне в глаза — видимо, не теряла надежду. Я обещал в скором времени попроситься опять в отпуск. Лиза не верила — говорила, что так часто отпуска не дают. С большим трудом мы вырвались от двух влюбленных женщин.
Обратно мы ехали в пассажирском поезде. Дорога показалась не слишком далекой, так как мы строили планы дальнейшей жизни и мечтали завести семьи. Теперь все разговоры вели самым серьезным образом: Владимир даже сказал мне, что у Шуры есть кое-какие сбережения в русской валюте и на эти деньги он мечтает в Москве открыть маленькое кафе и спокойно зажить.
Подъезжая к стоянке нашей дивизии, мы узнали, что полк переброшен в деревню Корица на границе с Албанией, поэтому пришлось немного возвратиться назад. К стоянке полка мы подъехали следующим утром, явились в полк, и нам приказали идти в роту.
Наша рота стояла по склонам гор в полковом резерве, мы с трудом нашли своих. Кругом росли деревья с грецкими орехами, правда, на самых верхушках. Через пару дней Володя зашел ко мне в роту, позвал за орехами. Недолго думая, я пошел. По дороге и говорю: «Как бы нас не заметили немцы». И правда: не успели мы забраться на дерево, как немцы обстреляли нас шрапнелью. Я сидел на самом верху дерева и угодил под шрапнель. Меня сдуло с ветки взрывной волной, как ветром, и сильно контузило. Я перестал слышать левым ухом, с трудом добрался до роты и пошел в ротный околоток. Фельдшер осмотрел меня и сказал: «Ничего особенного. Легкая контузия. Через неделю все пройдет».Вот чуть было не стоила мне жизни эта прогулка за орешками — как говорится, досталось на орехи. Так я и проходил полуглухой две недели, да и теперь на левое ухо плохо слышу.
Утром я получил приказ съездить на заставу. Контуженный, глухой на одно ухо, я все-таки поехал. Ехать пришлось утром (ночью не советовали — можно было наскочить на волков, которые здесь изобиловали). Застава наша расположена была очень высоко. Я выехал из роты утром — было жарко, а к вечеру, когда приехал на заставу, попал в пургу, зги не видать. Мороз — минус двадцать пять.
На другой день я добрался к вечеру в роту. Только хотел напиться чаю, как наши патрули привели двух задержанных подозрительных людей. Одеты они были под болгарских крестьян, но когда их стали допрашивать, сознались, что они — переодетые немцы-шпионы. Тогда их отправили в штаб бригады для дальнейшего допроса. Как потом выяснилось, они приплыли на плоту со стороны близлежащего озера и собрали очень ценные сведения, но доставить их себе в тыл не смогли —их схватили.
Не прошло и двух недель после нашего возвращения из Салоник, как меня вызывают в штаб батальона и показывают девушку. Командир спрашивает: «Это ваша жена?» Смотрю — сидит за столом Лиза. Мне ничего не оставалось делать, и я сказал: «Так точно, ваше высокоблагородие!» Как выяснилось, у Лизы нашелся хороший знакомый в штабе армии, и он помог ей выхлопотать пропуск на передовую, хотя это очень трудно.
Мне дали недельный отпуск и разрешили на это время поселиться в местечке Корица. Там мне предоставили комнату плохонькой гостиницы, в которой изобиловали клопы, и я остановился там на правах женатого. Лиза была на седьмом небе, хотя в гостинице ничего хорошего не было. Наступили холода, а отопление отсутствовало; в номере зуб на зуб не попадал. Обогревались жаровней и древесным углем, но Лиза все равно уверяла, что со мной готова идти хоть на край света. И верно — для меня Корица была краем света.
Командование очень снисходительно отнеслось к моей женитьбе, но жить в Корице Лизе разрешили только одну неделю, а затем предложили отправить ее в Салоники. Я спросил, как на это дело смотрит ее отец, и она сказала, что он ее выгнал из дома и проклял. Ей не осталось ничего другого, как ехать ко мне в полк, а теперь мне пришлось провожать ее обратно в Салоники. Так она и женила меня на себе — я был очень молод и в этих делах совсем неопытен.
Шура тоже пыталась проехать к Володе, но безуспешно. Лиза, видимо, была более пронырлива. Два чемодана, битком набитые, она оставила у меня (перед уходом из дома она все свои ценные вещи отвезла к Шуре). Отправив Лизу в Салоники, я стал подыскивать комнату для ее вещей. Через неделю получил от нее письмо: она живет тем, что берет в пошив женские платья. Комнатку для вещей я нашел и перетащил туда свои чемоданы, а через несколько дней наш полк перевели в лагерь под Салоники, и мы ждали отправки на фронт.
Ночная вылазка
Из России стали доходить слухи о начинающихся волнениях и голоде.
Нам-то голод был незнаком — кормили нас до сих пор хорошо, только временами не хватало соли. Особенно мы почувствовали эту нехватку, когда стояли под Битолем: однажды на кухню привезли мороженое мясо — как потом выяснилось, мясо мулов. Вы себе представить не можете, какая это гадость! А мы ели, хотя противно было до тошноты… Голод не тетка. В другой раз привезли мясные консервы, и когда банки начали вскрывать, там оказалось филе задних лапок лягушек — очень вкусное, так что мы их с удовольствием поели. Как сказал наш переводчик, это был французский деликатес.
Но вот в нашем полку появились агитаторы. Они распространили слухи, что в России — революция и Временное правительство, а Николая II свергли с престола. Теперь командиры держались от нас на расстоянии и почти ничего не рассказывали. Зато агитаторы не скупились на подробности. Контрреволюционная агитация велась вовсю, особенно среди офицеров. Командование решило всеми способами отвлекать нас от политики. Нам разрешили создать футбольную команду. Я же был далек от всех этих событий — в молодости я вообще не интересовался политикой, в отличие от некоторых других.
В наших войсках было очень много москвичей, и многие из них дома играли в футбол, поэтому охотников до футбола нашлось немало. Я как бывший футболист принял самое активное участие в этом деле. Решил создать пока одну сильную команду, и стоявшие невдалеке англичане приняли вызов. Команду мы назвали «Свободная Россия».Денег у нас было много, и мы купили в Салониках материю, бутсы, пошили рубашки и трусы. На рубашки нашили нашу эмблему «С.Р.».
Офицеры смеялись и называли нас эсэрами. Но вот начались тренировки, и некоторые играли очень хорошо. Вратарем избрали Володю Гаврилова. Он неплохо стоял в воротах, потому что и в Москве в футбольной команде выполнял ту же роль.
Потренировавшись еще недельку, мы решили выступить в международном матче и вызвали англичан. Они приняли наш вызов. Через неделю состоялся матч. Англичане, видимо, тоже к нему готовились: с первых же минут стало ясно, что командование у них очень сильное. Они предложили очень быстрый темп, и мы приняли его. Первый тайм не привел нас ни к поражению, ни к победе: ноль — ноль. Я играл за центрального нападающего. К концу второго тайма мне удалось забить в ворота англичан один гол, который и решил исход матча.
Нам удалось сыграть еще два раза — с французами (мы выиграли со счетом 4/1 в нашу пользу) и с греками (10/0 в нашу пользу). Самой интересной была, конечно, встреча с англичанами. Играли они хорошо, и было, значит, у кого поучиться. Нужно отметить только один минус — англичане играли очень грубо, мы так не умеем.
Кроме футболистов, нашлись среди нас и театралы. Несколько человек умели прекрасно играть женские роли. Решили создать труппу, которая начала репетировать некоторые водевили. Первые спектакли прошли очень успешно. Наш водевиль «Вова-приспособленец» привлек внимание очень многих французов, лагерь которых стоял поблизости. В день спектакля толпа французов пришла посмотреть эту постановку, и с тех пор театр наш никогда не пустовал. Потом мы поставили «Антон Иванович сердится». Французы были в восторге. С тех пор дружба у нас с ними стала еще крепче. Особенно способствовали этому наши переводчики, в том числе мосье Монс.
Воспользовавшись нашей пассивностью, немцы стали более активными. Однажды ночью мы в землянке играли в подкидного. Было тихо, только изредка раздавались одиночные выстрелы. Вдруг на левом фланге раздалась беспорядочная стрельба. Выбежав из землянки, мы увидели, что группа немцев человек в двадцать движется вдоль линии нашего участка и два немца волокут за собой пулемет. Оказывается, эта группа проникла на нашу заставу на левом фланге, убила трех солдат, одного взяла в плен, захватила с собой наш пулемет и благополучно скрылась. А наши солдаты не сделали по ним ни одного выстрела из-за глупого распоряжения командования: сегодня не стрелять в сторону противника, потому что наша разведка должна была выйти на задание. Так мы потеряли несколько бойцов и один пулемет. Это произошло на моем участке. Я чуть ли волосы на себе не рвал.
Но делать было нечего. Факт совершился.
Утром меня вызвал к себе командир бригады полковник Грундштрем и сказал: «То, что произошло сегодня ночью на вашем участке, должно сегодня или завтра произойти у немцев. Подберите человек двадцать хороших, смелых бойцов и проделайте то же у врага».
Приказ командования — закон. Вернулся я в роту — и прямо к командиру роты с докладом. Он согласился с мнением бригадного командира и стал советовать, кого из бойцов взять. Пришел я в окопы и спросил солдат, кто хочет пойти на эту операцию со мной. Добровольцев нашлось человек тридцать. Я отобрал двадцать и приступил к выработке плана операции.
К вечеру план был готов, и я зашел к командиру роты, поручику Боркову. Поручик все одобрил и пожелал ни пуха ни пера. Решено было с наступлением темноты собраться у меня в землянке.
В десять вечера бойцы были у меня. Я приготовил им по пять гранат, патроны, взял у ребят электрические фонари. Взяли также с собой десять автоматов и в два часа ночи решили двинуться. Была темная облачная ночь. Без пяти минут два я позвонил в штаб бригады и велел доложить, что мы пошли. Пользуясь тем, что небо закрылось облаками, мы переползли под прорези проволочных заграждений и рассыпались цепью перед заставой врага, продвигаясь полукольцом.
Наконец показались огоньки. Это немцы спокойно сидели на заставе и, покуривая, о чем-то тихо разговаривали. Переползая от камня к камню, я подобрался ближе и, когда осталось до них шагов двадцать, решил дать сигнал. Вынул пистолет и выстрелил красной ракетой. Тотчас же со всех сторон в окоп к немцам посыпались гранаты. Немцы и пикнуть не успели, как я и еще двое бойцов связали двух солдат и поволокли их вон. Они упирались, но под угрозой револьверов пошли впереди нас.
Разрывы гранат всполошили немцев, и они открыли беспорядочную стрельбу по своей же заставе. Я отправил пленных с бойцами, а сам попал под перекрестный огонь и залег за камнями. Минут через пятнадцать хотел уже было двинуться в свое расположение, как услышал почти рядом немецкую речь. Оказалось, немцы решили проверить, что случилось на заставе. В окопах они, конечно, ничего не нашли, кроме нескольких трупов и, не заметив меня, ушли.
Пробираясь к своим, я потерял ориентацию и чуть было не попал в плен. А наши благополучно дошли в роту и привели двух пленных с пулеметом. Легко был ранен только один боец (пуля задела ногу).За эту операцию я был представлен к Сербскому кресту, который, однако, получить мне не удалось, так как вскоре начались события.
В плену у французов
Между тем события в России, видимо, развертывались. Офицерство стало смотреть на нас свысока. Разговаривали только с теми, у кого были золотые погоны. В один прекрасный день меня вызвали в штаб полка. Придя в полковую канцелярию, я застал там всех офицеров полка, и только у меня одного были на плечах солдатские погоны. При моем появлении офицеры насторожились. В это время явился командир полка, полковник Лосьев. Оказывается, он созвал офицеров, чтобы почтить память царя Николая. Я понял, что дела в России оборачиваются совсем не на руку собравшимся. Потом полковник заявил, что французское командование перестало нам доверять и собирается разбить всех на три категории. Первая — это те, кто добровольно изъявят желание прямо сейчас записаться в Иностранный легион и продолжить войну с немцами. Вторая категория — те, кто добровольно согласятся работать в тылу армии, а третья — те, кто потребуют отправить их в Советскую Россию.
Командир полка, видимо, надеялся на всех офицеров, потому обратился ко мне как к младшему командиру: «Ну, господин Голубков, куда вы пойдете?» Я ответил, что нужно хорошо подумать, а потому прошу подождать до утра. Среди офицеров роты прошел ропот. Видимо, все полагали, что я сразу соглашусь войти в первую категорию. Я решил, что посоветуюсь в роте с ближайшими товарищами. Командир полка согласился дать мне отсрочку, но не поручик Борков. Он заявил: «Голубков, на кого другого я бы так не надеялся…Позор!» Я смолчал. Поручик, провожая меня злобным взглядом, продолжал: «Если вы не сделаете так, как мы хотим, пеняйте на себя. Хорошего для вас ничего не будет».
Придя в роту, я первым долгом нашел Гаврилова и рассказал ему подробно о происшедшем. Он заметил, что поступил я правильно и солдаты надеются, что я пойду в третью категорию (оказывается, он уже со многими беседовал).
Наутро в полк явились французские офицеры и предложили нам сдать все оружие. По ротам моментально прошли короткие митинги, на которых решили никакого оружия не сдавать.
Часам к двенадцати в наше расположение прибыл отряд конных зуавов, и в час дня раздалась команда: «В ружье!» Все высыпали из палаток в полном вооружении и построились. Командование рассчитывало, что мы оставим оружие в палатках и выйдем строиться безоружными. Но не тут-то было. Вышли строиться даже с пулеметами. Командование такого не ожидало. Сразу же нашлись агитаторы, которые вышли из рядов — в нарушение правил — и заявили, что мы без сопротивления оружие не сдадим, потому что мы не пленные. Тогда, посоветовавшись с французами, нас решили отвести километра на три от лагеря и произвести разбивку на категории.
Там нас построили шпалерами поротно на бугре. Опрос начался с меня, поскольку я значился в первой роте, и офицеры еще не потеряли надежду на то, что я их послушаюсь. По строю передали: «Полуротный командир Голубков», и я пошел на бугор, где стоял стол и сидели французы и несколько наших офицеров. Предварительно мне пообещали «семь верст до небес». Я подошел к столу и на вопрос офицера, в какую категорию пойду, твердо заявил, что война мне надоела и я хочу вернуться домой. Сидевший за столом поручик Борков побагровел и в исступлении крикнул: «Всыпать ему как следует!» Его не остановило даже то, что на груди у меня было приколото несколько орденов, в том числе французский крест «Круа де герр».
Решили всыпать мне двадцать шомполов. Стоявшие у стола два зуава подошли ко мне и стали снимать с меня гимнастерку. В порыве злобы я сорвал висевшие на груди ордена и бросил их к ногам офицеров.
Били не сильно. Видимо, заранее была дана такая установка. По строю прошел ропот: «Браво, Голубков!» После экзекуции зуавы подняли меня и отвели в строй. Следом вызывали поочередно всех солдат, но опыт со мной офицерам не помог — солдаты, все как один, шли в третью категорию. Только несколько «служак» выбрали первую.
Затем нас отвели в лагерь и на обед дали лишь по двести граммов хлеба. Тех, кто записался в первую категорию, изолировали и, вероятно, кормили хорошо. Тех же, кто записался во вторую, кормили, как и прежде, т.е. давали обыкновенный солдатский паек. Мы решили созвать общее собрание, и появившиеся откуда ни возьмись агитаторы предложили выбрать нового ротного командира. Единогласно выбрали меня: солдаты были очень довольны, что я не оставил их, а записался в третью категорию. Туда же записался и Гаврилов Володя. К счастью, никаких преследований по отношению к агитаторам не было. Собрания были запрещены, однако вопреки запретам проводились, и нас информировали о событиях в России. Отпусков сначала просто не давали, а потом и вовсе запретили, только в десять часов вечера проводили поверку. Хлеба теперь давали только по двести граммов в день, так что стало голодно. Охрана наша получала нормальную порцию хлеба и прочих продуктов.
Однажды утром мы вышли из лагеря, но конвоиры сенегальцы загнали обратно в палатки, объясняя на пальцах, что выходить можно только с «пермисьоном», т.е. с разрешением на отпуск, который нужно получить у коменданта.
Сенегальцы были очень алчными, и среди нас нашлись художники, которые занялись изготовлением фальшивых купюр. Французские пятидесятифранковые банкноты печатались на бумаге фиолетового цвета, и подделать их для опытного художника не представляло большого труда. Для опыта «раскрасили» сначала одну бумажку и попробовали на нее купить булку. Сенегальцы и просили за один хлеб пятьдесят франков. Номер удался. Только опытный глаз мог увидеть, что купюра фальшивая. Скоро стала чувствоваться нужда в бумаге, пригодной для изготовления фальшивок.
В один прекрасный день явился к нам командир полка полковник Грундштрем в сопровождении группы французских офицеров и выложил на стол фальшивые купюры. Оказывается, сенегальцы попытались что-то купить в полковой лавке, но продавец, взглянув на первую же «купюру», отказался ее принять, говоря, что она фальшивая. С этого и началось: сенегальцы шли в лавку, предъявляли свои «деньги», и продавцы сразу видели, что это фальшивки.
Начались допросы, но они ни к чему не привели; солдаты дружно заявляли: «Я ничего не знаю». Так ничего и не выяснив, командование, возместив убытки сенегальцев (что-то около пятидесяти тысяч франков), осталось ни с чем. Позже выяснилось, что командование покрыло эту сумму из причитающегося нам жалованья.
Через две недели объявили, что французы перестали платить экспедиционное жалованье всем, кроме тех, кто записался в первую категорию. Так мы лишились и тех копеек, что французы платили нам за нашу кровь. Оружие отбирали постепенно под предлогом, что вместо устаревшего через несколько дней якобы выдадут новое. Винтовки и пулеметы отняли в первую очередь. Осталось только то, что нам удалось достать нелегально, — револьверы.
Однажды ночью была объявлена тревога, и всем приказали собрать свое имущество. Едва мы собрали вещи и вышли из палаток, откуда ни возьмись — охрана из зуавов, которая окружила наши войска. Подали команду и повели из лагеря. Сначала через какие-то деревни, а потом вывели в поле и погнали, как скот. Таким образом мы отшагали километров двадцать. По дороге не попадалось ни одного колодца, где можно было бы утолить жажду.
Наступило утро, а нас все гнали и гнали. Наконец мы подошли к пригороду Салоник. Беда в том, что я эти места плохо знал, иначе убежал бы. Пройдя километров десять, мы расположились на привал в какой-то деревушке. Стали разводить по домам: видимо, французы решили продержать нас там долго. Я вспомнил, что Салоники — недалеко, и у меня созрел план побывать у Лизы.
Через день, воспользовавшись тем, что охрана ослабила бдительность, я бежал из лагеря в Салоники. Зная, что Лиза живет у Шуры на улице Вардар, направился прямиком туда. Костюм мой был наполовину, как у македонского крестьянина, а наполовину — как у русского солдата (без погон и головного убора).
Придя на улицу Вардар, я медленно стал вышагивать по правой, а затем по левой стороне, надеясь, что в окно меня увидит Лиза или Шура. Наконец услышал из окна знакомый голос, который звал меня, и увидел Лизу. А через минуту она уже стояла рядом.
Было утро, часов десять-одиннадцать. Она повела меня к себе в комнату. Я сел у окна, раздумывая о будущем. Дело в том, что, по словам Лизы, патруль ежедневно устраивал в домах обыски с целью выявить дезертиров.
Из окна я увидел, как на улице развязалась драка. Группа вооруженных зуавов напала на сенегальцев, и один зуав вонзил кинжал в грудь сенегальца. Все это произошло за какие-нибудь пять минут. Лиза сказала, что подобные сцены можно наблюдать почти ежедневно. Вскоре приехала машина и забрала убитого (никакая полиция даже не появилась).
После чая и легкой закуски Лиза посоветовала мне купить штатский костюм. Я согласился, и уже через час сам командир полка не узнал бы меня — выбритого, подстриженного и в штатском костюме. Находясь у Лизы на правах «вольного», я не забывал, что мне все-таки нужно вернуться в лагерь, так как мое исчезновение не пройдет незамеченным. Я дождался шестичасового патруля.Меня спросили: «Кто такой?» Лиза ответила, что я ее брат, и патруль, поверив ей на слово, ушел. Я понял, что и во время моих дальнейших визитов эта проверка будет носить чисто формальный характер.
Наш лагерь был расположен в трех километрах от улицы Вардар.В восемь вечера я ушел,в десять уже был на месте и явился на поверку. Мне сказали, что днем меня разыскивал комендант лагеря. Видимо, хотел отдать какое-то распоряжение. Я сейчас же встал и пошел в дом, где он жил. Через переводчика он сказал, что для господ офицеров на кухне нужны дрова и что я должен занарядить на колку оных десять человек солдат. «Но это можно утром, а сейчас идите спать». Придя в роту, я рассказал, что французы хотят сделать из нас денщиков. Солдаты решили отказаться наотрез.
Утром я сказал об этом французам. Тогда лейтенант, который пришел проверить работу солдат, заявил, что солдаты сами меня выбрали своим командиром, а поэтому не может быть и речи об отказе от работы. Иначе меня повторно выпорют. «Мы от русских будем требовать жесткой дисциплины». Когда я передал это солдатам, они заявили, что, уступая угрозам, согласны работать для Франции, а денщиками для офицеров не будут. Как не бились французы, а заставить нас колоть для них дрова им не удалось. На сей раз наша взяла.
На следующее утро к нам в лагерь явился офицер в заляпанном маслом костюме и, поговорив с комендантом, созвал всех солдат. Заявил: «Я — представитель французского командования и пришел сюда, чтобы отобрать слесарей и всех желающих работать в гараже по ремонту машин». Специалистов среди нас нашлось очень мало, но желающих работать в гараже, наоборот, много. Во всяком случае, иметь дело с машинами намного лучше, чем прокладывать дороги. Я тоже записался в гараж.
Меня поставили подручным к французу-слесарю и дали на сборку автомобильные подшипники. Дело это мне понравилось, и я с удовольствием начал работать. Сначала все шло очень медленно, но потом стало лучше, так что через неделю француз заявил «Тре бьен»(«Очень хорошо»)и взял в собой обкатывать машину, которую он ремонтировал.
Вскоре нам стали давать кратковременные отпуска, да и кормили уже лучше. Рацион уже давали как на фронте — хлеба сколько угодно, ежедневно кружку вина и т.д. Мы понемногу начали обживаться. Я стал часто ходить в Салоники к Лизе. Она была очень довольна и каждый раз встречала меня как мужа.
В один прекрасный день я застал у нее мать, которая со слезами на глазах начала просить меня, чтобы я отдал ей дочь. Лиза решительно сказала: «К старому возврата нет».И наотрез отказалась возвратиться. Тогда она вновь услышала родительские проклятия.
Но вот настал 1917 год. Мы по-прежнему работали на правах военнопленных. Отношение к нам изменилось — часто стали называть большевиками. Иногда доходило до драк. Моя крестная мать перестала писать — наверное, наведя справки, решила, что я большевик, который не заслуживает внимания с ее стороны. Некоторые наши части работали под Битолем; им также стали давать кратковременные отпуска. Кто-то брал увольнительную в Салоники, хотя ехать на поезде оказывалось нелегко. Некоторым эти поездки стоили жизни: пьяные французы на ходу выбросили из поезда двух солдат нашего полка.
Некоторым из нас пребывание за границей сильно подействовало на психику, несколько человек сошли с ума. Офицеров и солдат, которые записались в Иностранный легион, давно отправили на французский фронт. Мы узнали, что одни были уже убиты, а другие ранены. Писем из России мы не получали — их не пропускала цензура. Власти всеми мерами хотели скрыть от нас происходящее. Но окольными путями мы все-таки получали какие-то сведения о России, правда, не совсем точные. Потом пошли слухи, что Америка вступает в войну. Ну, думаем, теперь конец немцам.
Не прошло и месяца, как начали прибывать американские войска. Торжество по этому случаю было невероятное. Но странно как-то выходило: первыми стали прибывать пароходы, груженные оборудованием. Через француза-переводчика мы узнали, что американские войска прибудут на фронт только тогда, когда снаряжение будет доставлено полностью. Они, якобы, хотят на фронте иметь все свое, вплоть до чайной ложки. Так и получилось. Американцы привезли даже свою железнодорожную линию и паровозы. Потом прибыл пароход с солдатами. Американская армия была оснащена, как говорится, по последнему слову техники. Мы удивлялись, с какими удобствами воюют англичане и французы. А янки в этом смысле удобств побили и их. Не побрившись, американец не выйдет из палатки. Вот так воевать можно! Не то, как воюет наш русак — обросший, обовшивевший, грязный. Но ничего, это будет хорошим уроком нам, русакам.
Приехать-то они приехали, но в бои не вступали. Видимо, демонстрировали немцам, что пора кончать войну: «Не то мы вас раздавим». Это им до некоторой степени удалось, так как немцы вскоре попросили мира.
А мы все время ждали отправки в Россию.
В России
Наконец нам объявили, чтобы мы готовились к отъезду домой. Не было у нас радостнее минуты! На другой день я пошел к Лизе с этой новостью. Она была рада — танцевала, пела, а затем мы стали совещаться: как же она поедет невенчанная? Совещались очень долго, пока не пришли к мнению, что нужно обвенчаться здесь. Соседи посоветовали сделать это в сербской церкви. Решив это, мы устроили хороший чай с вином. Шура пришла навестить Лизу и сделалась мрачней осеннего неба, узнав, что нас хотят отправить в Россию. Дело в том, что Гаврилов в последнее время очень увлекся политикой и за три дня до этого его арестовали, так что Шура осталась ни с чем. Лиза стала ее успокаивать, пообещав помочь через своего знакомого из штаба фронта.
Наутро мы отправились на поиски сербской церкви, чтобы договориться со священником о дне венчания. Когда мы все объяснили ему, он сказал, что еврейку нужно сначала выкрестить и только потом обвенчать. За это он попросил пятьсот драхм. Я спросил: «Почему так дорого?» А он посмотрел на Лизу и сказал: «За такую женщину можно дать больше». Пришлось согласиться — тем более, что консул объяснил, что невенчанных на пароход не пустят.
Лиза дала мне пятьсот драхм — для священника. Договорились, что в церковь придем завтра в десять часов утра. Лиза написала прощальное письмо отцу и матери: мол, оставляет их навсегда, так как венчается и едет в Россию.
В назначенное время мы явились в церковь, священник и все его прислужники уже были в сборе. Видимо, служители церкви раззвонили окрестным жителям о необычной свадьбе, потому что народу собралось человек двести. У Лизы нашлось богатое венчальное белое платье, у меня — новый костюм, так что новобрачные выглядели хорошо. Процедура крещения и венчания длилась около двух часов. Выйдя из церкви, я нанял фаэтон, и мы поехали домой. С нами села в фаэтон заплаканная Шура. Я ее вполне понимал: было обидно за свою судьбу. Ведь она была уверена, что с Володей у нее все налажено, да и я в этом не сомневался. А получилось наоборот. Я же совсем не думал о женитьбе, а вышло так, что и женившись, все еще сомневался, а нужно ли было.
Лиза оказалась очень хорошей хозяйкой и все свободное время занималась сборами в Россию. Прежде всего нужно было что-то делать с имевшейся у нее валютой — порядочным количеством франков, драхм и турецких лир. Все это по неопытности она решила превратить в рубли: николаевские рубли в цене поднялись, так как отъезжающих русских было немало, все имели разные деньги и сразу бросились загонять иностранную валюту. Отдавали драхмы и франки за бесценок… Лиза таким образом накопила около пятидесяти тысяч николаевок — глупее ничего не придумаешь. Через несколько дней нам предложили отправиться в Россию ближайшим пароходом. Ждать нас долго не пришлось: на другой день все пришли на пристань.
Вот и прибыл французский пассажирский пароход «Бурдигал». Погрузились очень быстро. Мы все время с беспокойством допытывались у французов, куда нас повезут. На юге России находились и красные, и белые войска. Но мы так ничего и не узнали.
Показались берега пролива Дарданеллы. Но к берегу нас не подвезли. Видимо, боялись «красной заразы», потому что наше настроение всем было известно. Бросили якорь, и наш пароход был моментально окружен шлюпками с торговцами всякими продуктами — апельсинами, бананами, лимонами. Пришла и турецкая жандармерия. Я предъявил свой «пермисьон» и Лизин паспорт, на котором поставили штамп и дату. Она очень волновалась, думая, что ее не пустят в Россию. Но, к счастью, все прошло благополучно. Мне вернули документы, и переводчик сказал, что можно следовать дальше.
А вокруг парохода скопилось не меньше тысячи шлюпок. Турецкие мальчики показывали чудеса — за франком бросались в воду и находили монету, чему очень радовались. Продавали с лодок разные сувениры... Наконец пароход двинулся далее. Турция постепенно скрывалась из глаз, вот и последние островки исчезли из виду. Мы стали готовиться к высадке, так как переводчики объявили, что скоро прибудем в Россию.
Показались родные берега. Бросили якорь. Оказалось, что недалеко — Севастополь. Французы решили сдать нас белым, но так как положение их здесь было непрочно, нас не спешили высаживать на берег. На якоре мы простояли двое суток, затем пароход двинулся далее и вскоре бросил якорь на рейде Феодосии.
Нас встретило белое командование, и началась выгрузка. Видимо, белые все-таки чувствовали себя здесь крепко. Нас молниеносно оцепили белые части и как военнопленных под конвоем повели в казармы. Какая огромная разница! Франция встретила нас цветами и приветствиями, а Россия — после тягот военного времени — конвоем, охраной юнкерскими частями и т.п.
В казарме мне как женатому отвели угол большой комнаты, и я кое-как разместился, уложив на полу Лизу (сам же лег на нары). Мне очень хотелось скрыть свое звание и сойти за рядового. Пока что это удавалось — при поименном опросе я назвал себя рядовым. Так меня и записали, хотя во французских списках я значился подпрапорщиком. Перевести мои документы, наверное, было некому, так я и сошел за рядового.
Вскоре у меня страшно поднялась температура. Врачи признали тропическую малярию, и меня ни к какой работе не привлекали. Между тем температура все повышалась — днями до сорока одного градуса. Лиза сильно нервничала, но даже на имевшиеся тысячи николаевок мы ничего не могли сделать. В России уже ходили новые деньги — «колокола» и «керенки-миллионы», а николаевские рубли пошли за бесценок.
Лиза, видя, что совершила с деньгами большую глупость, решила пустить в ход некоторые ценности. Ей очень хотелось скорее поднять меня на ноги. Врачи посоветовали давать мне перед едой по рюмке портвейна. За бутылку портвейна она отдала свой браслет из золотых монет. Уколы хины мне делали в бесчисленном количестве. Наконец я поправился. Врачи сказали, что моя малярия прошла благодаря перемене климата.
По выздоровлении меня из-за красивого почерка назначили писарем. Однако судя по тому, что белые срочно формировали части для отправки на фронт, их положение сильно ухудшилось. Я попал писарем во вновь сформированную роту и подлежал отправке на фронт.
Отправили часть только до города Мелитополя, а дальше шли пешим порядком. В Мелитополе меня назначили в полковую канцелярию. Лизу я послал к одному огороднику-болгарину, который держал большие плантации помидоров (они родились здесь великолепно). Я тоже у него поселился в надежде покинуть полк при первом удобном случае, так как красные подошли уже близко. Я видел, как днем под усиленным конвоем во двор Азовского банка повели на допрос партию пленных красных. Заподозренных в коммунизме ставили к стенке и, как беляки выражались, пускали в расход. Так я насмотрелся зверств белых и твердо решил бежать.
Прошел слух, что город уже почти окружен. Стали готовиться к эвакуации. Я побывал в полку для отвода глаз и незаметно бежал домой. Тут хозяева мне посоветовали зарыться в стог сена, который стоял во дворе, и подождать прихода красных. Я еле успел спрятаться в сене, как во двор въехали несколько верховых шкуровцев5 . Первым делом они потребовали сварить курицу и что-нибудь на второе, т.е. решили пообедать, хотя время было раннее. Красные, видимо, наседали, и шкуровцы хотели пораньше подзаправиться и «утекать». Решив, пока готовится обед, накормить лошадей, они подошли к стогу сена и стали охапками таскать его лошадям. Потом улеглись на постелях хозяев — отдохнуть. Лиза тем временем поправила стог сена, а то беляки чуть не обнажили мои ноги. Мы были ни живы, ни мертвы. Через час шкуровцы пообедали и скрылись. Стала отчетливо слышна артиллерийская стрельба.
К вечеру на хутор ворвался отряд конных буденновцев и спросив, давно ли ушли белые, поехал дальше. То что они буденновцы, мы узнали красным бантам, которые у них на шапках были приколоты, да и они сами заявили, что Первая конная подходит к городу. Я поспешил вылезти из своего укрытия, очистился от сена и попросил полушубок. Так я стал похож на крестьянского мужика. Буденновцы отнеслись к нам хорошо и сказали, что житья белякам осталось не больше недели: «Вот скоро приедет сам Буденный, и тогда им конец».В Мелитополе существовала секта евангелистов, и вот один из них решил меня и жену обработать. Несколько раз он водил нас на свое собрание, но поскольку мы с ней совершенно не верили в Бога, ему ничего не удалось сделать.
В городе тем временем шла «реквизиция излишков» — так белые называли грабежи. Большинство магазинов закрыли. Белые отрядами ходили из лавки в лавку и все более или менее ценное забирали. Главным образом обирались ювелирные магазины и пункты скупки вещей. Если магазин был закрыт, его просто-напросто взламывали. В Мелитополе население преимущественно состояло из евреев, которые в основном занимались торговлей. Вот их-то и обирали белые.
Кроме евреев, в городе жили крымские татары — их тоже не пощадили, поскольку они, как правило, были коммерсантами. Глядя на все это и слушая очевидцев, я окончательно разочаровался в белых. У меня сложилось мнение, что это — кучка бандитов, не способных управлять страной. Такого же мнения придерживался и мой хозяин дома, болгарин, который, несмотря на то что происходил из кулаков, возненавидел белых, хотя у него они, кроме кур, ничего не взяли.
Пострадали некоторые из купцов, у которых в магазинах нечего было взять. Известный крымский фабрикант Арабаджи пал жертвой квартирной реквизиции: пришли к нему несколько вооруженных беляков и реквизировали у него в доме очень много ценностей, а самого его за сопротивление убили. Все это произвело на меня очень сильное впечатление.
Я оделся в болгарское пальто, и мы с Лизой пошли посмотреть, что делается в городе. Не успелимы дойти до центра, как стала слышна артиллерийская стрельба и мы поспешили домой. На окраине города, где находилась наша квартира, нам стали попадаться части белых, их подводы с ранеными и уйма офицеров, которые в беспорядке отступали, не обращая на нас никакого внимания, ибо им уже было не до нас. Они спасались от преследования красных. Стрельба уже слышалась повсюду.
Наутро мы с Лизой пошли посмотреть, что делается в городе. Всюду стояла кавалерия буденновцев. Город постепенно принимал нормальный вид. Несколько магазинов открылись, но торговля пока шла плохо, потому что советские деньги еще не были в ходу, а на другие жители не хотели продавать. Мы дошли до центра, как вдруг патруль решил проверить у меня документы. Меня приняли за переодетого офицера и прямым ходом повели в Азовский банк, где помещалась ЧК, а Лиза побежала домой — взять документы, которые мы там оставили.
В ЧК меня сразу взяли в оборот. Словам допрашивающие меня чекисты не верили, требуя документы. Спрашивали, кто был у нас ротный и комполка, — на все вопросы я отвечал. На счастье среди чекистов оказался один, тоже воевавший во Франции, но в другой дивизии. В это время подошла Лиза. Если бы она появилась позже, меня приняли бы за переодетого офицера и, что не исключено, обвинили бы в шпионаже, так как один из чекистов настойчиво требовал меня шлепнуть, утверждая, что я очень похож на офицера. Лиза предъявила мои документы на французском языке. Председатель ЧК здраво рассудил, что если бы я был офицером, не стал бы так открыто гулять по городу, да и документы есть, хотя и на французском. Он велел меня освободить, предложив поступить к ним на работу. Я согласился, но попросил кратковременный отпуск в Москву — повидать родных. Председатель ЧК не возражал, но предупредил, что ехать будет трудно. Председатель ЧК распорядился, чтобы мне выдали документы для поездки в Москву, и через день мы уже были на вокзале в Мелитополе. Наконец пришел поезд, переполненный солдатами. Мы с трудом влезли в товарный вагон. Поезд ежеминутно останавливался, где-то там вдали шли решающие бои. Кое-как мы добрались до Александровска (ныне город Запорожье). Сменив паровоз, тронулись дальше.
Но вот поезд стал подходить к Синельникову— узловой станции, где нужно было пройти досмотр как документов, так и вещей. На станции стоял заградительный отряд, в вагон к нам вошли человек шесть матросов и потребовали предъявления всего, что у нас имеется. Когда они выяснили, что мы едем из Франции, стали более тщательно осматривать наш багаж.
Дойдя до моих орденов, без всяких разговоров забрали их себе. Найдя коробку туалетного мыла, которую везла Лиза из Франции, начальник отряда нагло сказал, что это его Марусе пригодится, и тоже забрал себе. Когда же дело дошло до моего дневника, который я вел с момента выезда из Москвы во Францию, один из матросов, просмотрев его, заявил, что это они тоже возьмут (видимо, они им заинтересовались). Русские николаевские деньги они тоже забрали себе, говоря, что в России теперь ходят другие деньги, а эти нам не понадобятся. Таким образом, все ценное они позабирали, пожелав нам счастливого пути. Я был обескуражен, так как не ожидал этого от красных солдат.
Москва
Но вот и Казанский вокзал. Здесь нас осадила группа носильщиков, и каждый предлагал свои услуги. Мы взяли одного и стали пробираться на улицу, а там встретили извозчики. Мы наняли пролетку, решив остановиться в гостинице поближе к вокзалу.
Из гостиницы поехали к сестре во Владыкино, но там ее не нашли. Оказывается, она выехала по месту службы мужа-священника, Николая Ивановича Протопопова, в село Дегунино, которое находится в нескольких километрах от Владыкина. У сестры, пока я был во Франции, народилось несколько детей, так что в доме стало не особенно свободно. Впрочем, было еще тепло, и мы с женой расположились у них на сеновале.
На другой день я пошел во Владыкино в поисках старых знакомых. Все встречные с трудом узнавали меня — уезжал молодым человеком, приехал мужчиной. От знакомых я узнал, что Таня Мсандрова — моя первая любовь –вышла замуж за моего друга художника Сергея и у них уже двое детей. Наташа Ованнесян и Володя Шилов тоже поженились, Володя к этому времени уже стал полковником.
Под вечер я все-таки не выдержал — решил зайти к Тане. Они с Сергеем крайне удивились, все считали меня погибшим. Таня очень обрадовалась, что я жив и здоров, а вот туберкулез Сергея делал свое черное дело — он беспрерывно покашливал, и я бы сказал, кашель у него был нехороший. Таня, видимо, вспомнила былые времена и явно стала ухаживать за мной. Это заметил Сергей и при мне устроил ей сцену ревности. После этого я решил с ней не встречаться, тем более что у меня была очень ревнивая жена.
Отдохнув недели две, я решил устраиваться на работу — нужно было питаться самому и кормить жену. Через Володю Шилова я поступил секретарем в Учкпрофсож6 и постепенно стал, как говорят, корни пускать. Потом, видя, что заработок у меня в Учкпрофсоже неважный, Володя посоветовал перейти чернорабочим на Ходынку. Работа — таскать ящики со снарядами — была несложная, но требовала большого физического напряжения. Зато платили хорошо. Так я стал чернорабочим.
На этом мемуары Николая Дмитриевича Голубкова обрываются. «За кадром», к сожалению, остались важные события его жизни: годы учебы на инженера-строителя, работа прорабом, расставание с первой женой и женитьба на второй — Екатерине, и многое, многое другое.
Подготовка текста и комментарии
Марины ГОЛУБКОВОЙ и Владимира ГРАЧЕВА-мл.
_______________________
1 Фельдфебель — воинское звание и должность унтер-офицерского состава в армиях России (до 1917 года) и некоторых других европейских стран. Примерно соответствует званию «старший сержант» в советских и российских вооруженных силах.
2 Борис Церетели — сын Мир-Мансура, девятого сына эмира Музаффара, который со второй половины 70-х годов XIX века жил в Санкт-Петербурге, обучался в Пажеском корпусе, был женат на княгине Софье Ивановне Церетели и приходился дядей правящему в описываемый период эмиру Алим-хану. Борис Церетели состоял на русской военной службе, был награжден несколькими российскими орденами. Погиб в марте 1918 года во время штурма красными частями города Кермине, беком котором был его отец.
3 Сестра Анюта — Анна Дмитриевна Голубкова, жена священника Николая Протопопова.Рассказы о ярких эпизодах из его жизни, записанные Дм. Голубковым, опубликованы в № 6 «Дружбы народов» за 2015 г.
4 Шейгицы (идиш) — плуты, шарлатаны, хулиганы.
5 Бойцы антибольшевистского партизанского отряда генерала Шкуро.
6 Участковый комитет профсоюза железнодорожников.
Дружба Народов 2016, 5
Ольга БАЛЛА
А четвертому не бывать
+++ ——
Сухбат Афлатуни. Поклонение волхвов: Роман. — М.: РИПОЛ-Классик, 2015. — 720 с. — (Большая книга)
«Вифлеем, 19 октября 1847 года
Вечером — случилось.
Братья францисканцы напали на греческого епископа и монастырского врача. Те — бежать; попытались укрыться в базилике Рождества, распахиваются двери — армяне-священники тихо служат вечерю. В храме — лица, много католиков, есть и православные, шевелятся в молитве бороды русских паломников.
Заварилась суматоха!
По донесению русского консула, "католики набросились не только на бегущего епископа, но и на бывших в храме армян". Во время погрома, по сообщению консула, из пещеры Рождественского собора была похищена Серебряная звезда, указывавшая место Рождества Христова. Звезда принадлежала грекам, подтверждая их право на владение этим местом. Из вертепа были также вынесены греческая лампада и греческий алтарь»1.
С этого-то и началось все, что стало затем происходить в истории. В том числе и в русской — и даже, может быть, в особенности в ней. Потому что обломки Звезды, обладающие чудесными свойствами, попали в Россию. Попали ли они куда-нибудь еще — неясно. Но на русскую историю их хватило. Роман — именно об этом.
Да, гигантский русско-азиатский роман Сухбата Афлатуни — книга действительно Большая. Это попытка с помощью вполне, вроде бы, традиционных беллетристических средств выстроить историософию, объяснив таким образом то, что происходило в истории России XIX—XX веков, — но не только (и даже не столько). Речь идет о целой онтологии. Афлатуни предлагает нам некоторую гипотезу об устройстве бытия, об уровнях его организации, о посмертной судьбе душ, о природе человека — во всем этом и коренится, по фантастической мысли автора, происходившее в нашем отечестве в последние два столетия.
Ближе всего к догадкам об истинных корнях исторических судеб в романе подходит секта «волхвов-рождественников». Это из их версии мироустройства, обращавшей особенное внимание на событие Рождества, пришли в роман, задав ему структуру и само название, три вифлеемских волхва, отправившихся с дарами к новорожденному младенцу-Христу: Гаспар, Мельхиор, Балтасар.
Христос, говорили «рождественники», «еще не был распят. Ибо если бы Он был распят, то не творилось бы столько греха и неправоты. Произошло пока лишь Его Рождество». Следовательно, Он и не воскресал. Следовательно — человек еще не искуплен Его смертью. Вся евангельская история нам только предстоит. Следовательно — и вся остальная (сильно, если вдуматься, к ней привязанная) еще не состоялась.
Вполне ли всерьез Афлатуни все это говорит? Склоняюсь к предположению о том, что все-таки не очень. Перед нами в значительной мере игра, фантасмагория, и чем ближе к концу романа, тем все более откровенная, — рождественский маскарад со сменой масок и переодеванием, вплоть до переселения душ в другие тела. Да автор и сам прямо в этом признавался — пародию, мол, писал! «Вполне сознательная, — говорил он в интервью Вадиму Муратханову, — есть пародия. Скрытая. Первая книга — на исторический роман. Вторая — на детективный. Третья <…> — на фантастический…»2
Но будь это всего лишь игрой и пародией — по всей вероятности, ее бы и затевать не стоило.
«Поклонение волхвов» организовано как будто бы по довольно жестко заданной схеме. Каждому из трех волхвов соответствует проходящая под его знаком эпоха русской истории, по одной — на каждую «книгу» романа. Гаспару принадлежат сороковые-пятидесятые годы XIX века, Мельхиору — десятые годы века ХХ и Балтасару — начало семидесятых годов того же столетия, с послесловием в 1990-м, когда являются наконец все три волхва сразу — и уводят за собой непонятно куда (в вечность?) всех героев повествования, прошлых и действующих, живых и мертвых. Каждой из эпох соответствует свой герой — не столько даже в строгом смысле главный, сколько, лучше сказать, ведущий — собирающий вокруг себя повествование. Причем продолжающий его собирать и удерживать даже тогда, когда уходит с повествовательной авансцены на периферию: так происходит с ведущим героем первой книги романа, у которого в туркестанской ссылке, а затем в плену меняется все, вплоть до имени.
Нет, ни один из этих героев к секте «рождественников» не принадлежал, даже и взглядов ее по существу не разделял (впрочем, один из них, Мельхиор из второй книги, много над ними думал, даже богословский труд об этом писал), хотя с представителями ее каждый так или иначе непременно встречался. «Рождественники» стойко держатся на периферии повествования.
Ведущий герой всякий раз принадлежит к семейству Триярских, которое, в свою очередь, в целом ничем, кроме своих исторических судеб, не примечательное, обычные человеческие слепота и суета, мелкость и случайность, связано сложными, в том числе родственными, отношениями с царствующей фамилией Романовых. Каждый из таких героев имеет отношение к одному из искусств, соответственно: к архитектуре — искусству Гаспара, к живописи — искусству Мельхиора и к музыке — искусству Балтасара, наиболее сильному, мирообразующему, держащему на себе все мироздание и в конце концов спасающему его от неминуемой гибели в ядерной войне. Каждому из них достается по фрагментику Рождественской звезды, сообщающей своим обладателям чудесные свойства. Каждый из Триярских: архитектор Николай Петрович, его внучатый племянник — художник, а затем священник Кирилл Львович и, наконец, еще один Николай, сын Кирилла — музыкант, композитор, выполняя свою жизненную миссию или то, что он за таковую принимает, терпит крах… — нет, точнее: то, что хочется назвать провиденциальной неудачей. Изначально замысленное ни одному из них не удается, как не удается и жизнь в целом. Последний из Триярских, потерявший все, что было для него важно, и вовсе умирает, едва закончив дирижировать своей последней симфонией (она будет утрачена — потом и следа не сыщут), а вокруг него в это время гибнет провинциальный азиатский город Дуркент, откуда он уже утратил надежду выбраться. Зато судьба каждого из них, сложившись трагически-неудачным образом, именно в таком виде работает на некий общий замысел-промысел, охватывающий — в конечном счете — историю в целом. Оказывается такой нитью, которую стоит только выдернуть — рассыплется вся большая история. В конце концов именно последняя симфония Николая Кирилловича Триярского приводит в движение силы, удерживающие мир от сползания в ядерную катастрофу, которая, с началом арабо-израильской войны Судного дня, становилась уже неминуемой.
«Это, — говорил о книге сам Афлатуни, — не роман с продолжением, не классическая трилогия. Скорее — трехстворчатый алтарь. Каждая створка-книга — самостоятельное произведение со своим сюжетом. Без "продолжение следует"»3.
И все-таки оно очень даже следует: все три части повествования пронизывают общие нити.
Да, еще важная черта: жизнь каждого из Триярских оказывается связанной со Средней Азией, с «Туркестаном» — с окраиной Империи, едва (если вообще) понятной имперскому центру. Для автора это — из самого важного: по его замыслу, роман — «о движении России в Среднюю Азию, внешне — стихийном и фатальном. <…> Одна из версий того, чем эти захваты были внутренне, какой смысл просвечивал сквозь дипломатические интриги, набеги и захваты»4 .
Вот неужели обломки Рождественской звезды?
При всей своей сложноустроенной умозрительности и иносказательности текст, однако, не столько выстроен, сколько выращен и, кажется, на каждом шагу только и делает, что перерастает замысел, уводит повествование куда-то в непредвиденные для самого автора стороны, оставляя нехоженными многие из намечавшихся путей. Роман распирают постоянно возникающие возможности, и многим из них не суждено будет осуществиться. Тело его образуют извилистые, прихотливо переплетающиеся, ветвящиеся линии, то мощно зарождающиеся, то теряющиеся в толще повествования, то вдруг выныривающие из нее в самых неожиданных точках, то самые же неожиданные точки соединяющие, то — столь же внезапно — пропадающие без следа.
С одной стороны, мир Афлатуни пронизан (даже — набит!) связами плотно, едва ли не избыточно, до нарочитости. (Так, Алибек, слепой садовник Кирилла Львовича Триярского из второй книги романа, оказывается, ради каких-то неведомых целей, не кем-нибудь, а сыном сгинувшей в азиатском рабстве Вареньки Триярской — единоутробным братом его отца, Льва Маринелли-Триярского. О своем родстве ни Кирилл, ни Алибек так и не узнают.) С другой, многие из намеченных автором-демиургом связей обречены остаться неявными и непроясненными. Например, куда все-таки пропал в детстве якобы проигранный родным отцом в карты непонятно кому (родной отец уж и сам в точности не помнит, пьян был) Левушка Маринелли — будущий отец Кирилла? Почему и кем он оказался возвращен спустя два года точно на то же место, с какого уволок его (из-под рождественских, что должно быть символичным, гирлянд) в ночь, сам опять же не слишком поняв, зачем, его беспутный родитель? Для чего вообще в романе этот насыщенный и колоритный персонаж — архитектор Лев Триярский, имевший много шансов стать ведущим персонажем одной из книг романа, но так им и не ставший? Ведь герой второй книги, Кирилл — родной отец героя книги третьей. Почему же главный персонаж первой книги — не отец героя второй, а его бездетный двоюродный дед, на котором эта ветвь раскидистого рода Триярских обрывается? (Может быть, Лев — сбывшийся, как бы удачный вариант судьбы своего дяди Николая, который мечтал стать петербургским архитектором и сгинул в азиатских песках? Сбывшийся — и именно поэтому пошлый, неудачный, тупиковый?)
Есть и третья сторона: постепенное — или, напротив, резкое — иссякание жизненной силы в линиях, заявленных как чрезвычайно интересные и плодотворные в смысловом отношении. Так, довольно скоро оттесняются повествованием в число второстепенных и сходят на нет, так и не образовав сильных тематических пластов, персонажи, как просто яркие — как Варенька Триярская, так даже и те, что при своем появлении в тексте обещали неимоверно много — такие, каждого из которых можно было бы развернуть в отдельный роман или вывести в главные герои; в каждом нащупываются возможные истоки совершенно другого развития и повествования, и самой истории Российской империи.
Таков Иона Романов-Фиолетов, сын Вареньки Триярской и Николая Первого (еще один единоутробный брат Льва Маринелли-Триярского, еще один тайный дядя Кирилла Львовича), то ли тайно обменянный в детстве на внука императора, великого князя Николая Константиновича, то ли все-таки нет — оба героя этой истории — и Николай Константинович, и Иона — так и останутся до конца дней в неведении относительно собственной идентичности, и читатель — а может быть, и автор — целиком разделяет с ними это неведение. От этого Ионы могла бы ответвиться целая ветвь альтернативной русской истории — о чем на свой лад мечтал, получив весть о рождении мальчика, его венценосный отец. Но соблазна двинуться по пути альтернативной истории Афлатуни (к некоторой читательской грусти, признаться) избежал: ничего подобного не произошло — и даже не попыталось произойти, все случилось в точности так, как случилось. Ну, почти — без некоторой, слабо намеченной, альтернативности все же не обошлось. По исторической версии автора, расстрелянный в Ипатьевском доме цесаревич Алексей, которому тоже достался — от Кирилла Львовича — спасший его обломочек рождественской звезды, выжил, превратился в бесцветного чекиста Алексея Романовича Бесфамильного и зачал (выполняя «Миссию» — сохранение монархии) с очередною представительницей семейства Триярских, матушкой композитора Николая Кирилловича, наследника престола — Георгия, человека, совершенно мелкого во всех отношениях, кроме разве блестящего умения танцевать. Но поцарствовать Георгию не пришлось (разве что придется в Небесном Иерусалиме — летающем над планетой Городе с Желтым Куполом, куда он после смерти и отправился и где живет своей настоящей жизнью — духом ли, во плоти ли? остается неясным — его батюшка, государь император). Иона же Николаевич хоть и проживет крайне причудливую жизнь, включающую очередную перемену имени, обращение в иудаизм и, в конце концов, расстрел в ташкентской тюрьме, но исторической роли (как и его альтер эго, князь Николай Константинович) не сыграет решительно никакой.
Таков и совершенно фантастичный по щедрости замысла, по угадывающемуся потенциалу философ и обмыватель трупов Курпа, сын висячего дервиша и нищей горбуньи, зачатый среди коконов шелкопряда, которого выманили на свет из утробы матери с помощью сна архитектора Николеньки Триярского, томившегося в ту пору за свои социалистические увлечения в петербургской тюрьме. Годы спустя Курпе предстоит стать учеником… нет, даже не самого Триярского, а Гаспара — того человека, в которого Триярский превратится, затерявшись в Азии, утратив прежнее имя и прежнюю личность, и многократно своего учителя предать, не забыв испросить благословения на предательство, и даже получить его… Дважды духовный сын Николая Петровича, значит. Но серьезной исторической роли не будет и у него. Курпа сойдет на нет, погибнет безвестным. В третьей части романа о нем — в отличие от многих прочих — уже и не вспомнят.
Нельзя исключать, разумеется, что все так и задумано, не говоря уж о том, что обман типовых ожиданий сам по себе способен быть художественным приемом и, скорее всего, в данном случае им и является. Остается лишь понять, на какой замысел, на какое представление о мире, стоящее за игрой и сменой масок, этот прием работает.
Еще одна особенность романа, которая представляется важной, умышленной и, возможно, имеющей прямое отношение к историософской концепции автора: постепенное загрубевание и истирание текстовой ткани. Тончайший, трепетно-дышащий и влажный в самом начале, живой и густой в середине, к третьей части романа текст высыхает и грубеет. Он совсем утрачивает волшебную поэтичность начала (пусть чуть-чуть пародирующую манеру изъясняться, свойственную середине XIX века), упрощается, делается жестким, как корка, пока, наконец, не разламывается совсем. То, что в начале повествования мнилось убедительной реальностью, оборачивается в конце концов едва ли не карикатурой, всеми силами намекая: дело не в нем, оно вообще не в том, что видится телесными глазами.
Не соответствует ли такая эволюция речи, помимо всего прочего, вырождению истории, оскудению самого ее вещества?
Во всяком случае, в самом конце ткань зримого слезает, сдирается событиями — и обнажается, подобно сраму, иллюзорная, неподлинная природа всего происходящего. Горит и рушится (только ли в воображении главного героя? — «впрочем, с открытыми глазами он видел то же самое») город Дуркент: «Горело и с металлическим грохотом рушилось колесо обозрения. Горел Универмаг, мотал огненными хвостами Драмтеатр, дымился превращенный в руины мавзолей Малик-хана, трещало дерево. Из-под обломков Музтеатра вытаскивали музыкантов, на носилках пронесли Жанну с обгоревшим лицом, так что ее нельзя было узнать. В угольных лужах тлели ноты; он споткнулся и поднял обрубок кисти, сжимавшей смычок…» Полная прихожанами православная дуркентская церковь отрывается от земли и летит в Небесный Иерусалим.
…Но мир, спасенный музыкой последнего из Триярских (уж не ею ли, в своей неподлинности, и разрушенный?), устоял. И даже город Дуркент, кажется, никуда не делся. Мир остался прежним и продолжил свое зябкое, слепое, рассеянное существование — уже непонятно зачем.
Ведь программа трех волхвов, с соответствующим каждому из них набором исторических событий, уже отработана. Волхвов всего трое. А четвертому не бывать. Важность, структурность для судеб мира и окончательность числа «три» автор не устает подчеркивать множеством косвенных способов, вплоть до фамилии, объединяющей всех заглавных персонажей — Три-ярские, вплоть даже до года, в котором каждый из них умирает: порядковый номер каждого из этих годов оканчивается цифрой «три».
Представления о том, как устроен мир (над которым парит в космосе Небесный Иерусалим с вечно живым государем-императором) активно заимствуют христианскую образность и вообще всяческие детали из христианского обихода. Но в целом предлагаемая картина мира — если и христианская, то с великими оговорками.
Волхвы в романе есть, пусть и своеобразно интерпретированные: от них здесь остались лишь символизируемые ими искусства — архитектура, живопись, музыка, а прочие черты куда-то пропали (и то, что они — цари, и то, что они — пастухи, и происхождение их из разных стран…). Но где же Тот, Кому они приходили поклониться и принесли дары? Его здесь нет. (Есть только те, кто своим присутствием не очень настойчиво, не очень внятно отсылает читательское воображение к Христу-младенцу, — дети. Но эта смысловая линия совсем не получает развития — не несут они избавления миру. Не говоря уж о том, что ни из одного из появляющихся в книге детей не вырастает ничего особенно содержательного.) Явившиеся в самом конце повествования в заснеженный Ленинград 1990-го волхвы уводят всех, кого встречают по дороге, не к Нему, но именно в никуда. Непонятно куда. В неизвестность. (Так и хочется сказать, что волхвы тут оказываются гораздо важнее Того, к Кому они приходили, — попросту вытесняют Его.) Того, Кому Он приходится сыном, тоже, надо признать, незаметно. А вот Его супротивник, ни по одному из многочисленных своих имен также не называемый, в разных обличиях и отражениях, пожалуй, присутствует. Среди героев романа вполне различаются не то чтобы прямо «положительные» и «отрицательные», Афлатуни все-таки не настолько прямолинеен, но — светлые и темные, или, лучше того, — конструктивные и демонические. Так вот, темные и демонические, например, выныривающие в каждой из книг романа персонажи со зловеще-какофонической фамилией Казадупов, явственно намекают на воплощенную в них дьявольщину.
Что касается Средней Азии, в которой разворачивается основная часть действия, которая для автора чрезвычайно важна… — мне странным образом кажется, что роман может быть прочитан и помимо нее. Помимо всего роскошного обилия этнографических, географических, антропологических и иных подробностей, ради которого одного только его уже можно читать, не отрываясь. Сами по себе интриги, связанные с обломками Рождественской звезды, тайным родством и прочими чудесами, могли бы, мнится, разворачиваться где угодно, хоть в снегах Финляндии, хоть на Камчатке. Важно другое: начав осваивать Туркестан в первой части романа, к третьей части Империя так толком его и не освоила. Из этого освоения, из русско-азиатского симбиоза получился удушливо-мелкий, карикатурный Дуркент, вырождение исторической ткани, вырождение самого человека. Азия — это внутреннее Другое России. Ее собственное Чужое, пространство ее собственных упущенных — и обреченных на упускание — возможностей. Скорее уж, наверное, невозможностей. Пространство неузнанного и непонятого (как Кирилл Львович с садовником Алибеком, близкие родственники, не узнали — да и не слишком поняли — друг друга).
Однако выявить некоторые существенные черты предлагаемого автором представления о мире — и запомнить их — мы можем.
Искусство, особенно музыка, удерживает на себе мир и способно его при необходимости разрушить. Типовые ожидания — обманываются. Кто угодно может оказаться в родстве с кем угодно (все, в конечном счете, связаны непостижимыми, не обозримыми в своей полноте связями). Судьба каждого из нас имеет непосредственное отношение к судьбам мира (выдерни — все рухнет), даже если она неудачная, тупиковая, с крахом всех надежд, более того — именно тогда. Наши личные неудачи, может быть, для судеб мира гораздо важнее и нужнее, чем достижения и исполнение задуманного (вспомним успешного архитектора Льва Петровича Триярского). Душа бессмертна. Волхвов — трое. А четвертому — не бывать.
____________________
1. http://magazines.russ.ru/october/2010/1/af2.html
2. http://literratura.org/publicism/1274-suhbat-aflatuni-ne-nuzhno-boyatsya-izobresti-velosiped.html
3. http://magazines.russ.ru/october/2010/1/af2.html
4. Там же.
Дружба Народов 2016, 5
Павел НЕРЛЕР
Этюды о Владельце Шарманки
Александр Цыбулевский и художественный перевод
+++ ——
…Что делаешь, что делаю? Взираю.
Седеющий пульсирует висок.
И я пишу стихи, зачем — не знаю
Стихи, стихи, как некий адресок.
А.Цыбулевский
Тбилисский зачин
Мне Тифлис горбатый снится…
О.Мандельштам
Грузинская поэзия... Грузинский стих... Грузинские поэты...
Редкий русский поэт не вдохновлялся Кавказом, его высокогорной гулкостью, его гордыми, осанистыми людьми, пестрой многовековой культурой. От Пушкина и Грибоедова до Беллы Ахмадулиной тянется список поэтов, чья жизнь и чье творчество непредставимы без грузинской прививки.
Так что же говорить о русском поэте, всю свою жизнь прожившем в Грузии, в Тбилиси — этом лирическом островке среди грузинского эпического раздолья?!
Этот удивительный город, зачатый и зажатый горами, город-ладонь, с мутноватой жилкой Куры посередине — сколько пропеченных крыш, сколько гортанных балконов и граненых подвалов емлет он в себе, сколько судеб!
…Судьбы. Пронзительно прижизненное небытие Пиросмани, поразительная прижизненная слава Галактиона.
Многих вскормил Тбилиси, и среди них — поэт Александр Цыбулевский:
…А под балконами наклон горы,
Чреватые подвалами панели.
Дворы, дворы. Неведомые цели
Поэзии. Еще, еще дворы.
Воистину Тбилиси — почва, корни и воздух стихов Цыбулевского. Недаром поэтическая часть его книжки «Владелец шарманки» озаглавлена так: «Карусельный спуск. Винный подъем (из названий Тбилисских улиц)».
Поэт ходил по своему городу, улыбался его небу, присаживался на его ступеньках, парапетах, скамейках, что-то записывал. Он смотрел — и видел. Вслушивался — и слышал:
А стихи — чего там в самом деле! –
что, откуда и куда идет…
Вот опять на улице Шавтели —
Робкий моложавый идиот.
Возле колокольни Анчисхати
Семечки грызёт он до сих пор.
Он не повод, но волна окатит —
Кажется, величиной в собор.
Поднялась и сразу не опала.
Эти краски чересчур густы.
Лучше нет на свете матерьяла,
Матерьяла лучше пустоты.
Пустота ночная и речная,
Подле горько плачущей горы.
Что-то про себя припоминая —
Звук неразговорчивый Куры.
У горы аптекарские дозы
Хлещут вволю и не про запас,
Все текут, не иссякают слёзы,
Говорят — целебные для глаз.
Ими лоб когда-нибудь умою —
Третий глаз предчувствуя на нем.
Пустота не хочет быть некою —
Отдает мне комнату внаем.
Что ж увидит, что узреет око —
Немощному глазу вопреки?
Просыпаюсь высоко-высоко…
И Кура название реки.
Поэт неотрывен от своего города, неразлучен с ним. Где бы он ни очутился, повсюду он обретает свой Тбилиси, который оказывается преданно сопровождал его (словно самолетик из одноименной повести)1 . Вот Цыбулевский в Средней Азии, в Хиве, в прозе «Шарк-шарк» — и что же? —
«…И уже тогда, еще в Хиве, постепенно обнаружилось, что путешествия вовсе не открывают что-то дотоле не виденное — а просто возвращают к уже виденному в далеком детстве — все, что я увидел в Средней Азии — все невиданное — было в моем детстве в Тбилиси, по улице Ново-Арсенальной, № 18. Все это было на маленьком пространстве. И росли те же кусты с какими-то несъедобными висюльками — мы называли их огурцами… И не Среднюю Азию видишь, а вид из окна «детской» с ковром и двумя зайчиками — солнечным и матерчатым в углу, из которого осыпаются опилки… И все рассветы среднеазиатские: розовый короткий всплеск по окружающим Тбилиси горам, и каменистое делается песчаным. И двор, залитый солнцем…»
Да, Тбилиси, Тбилиси детства, маленькое шальное пространство с несъедобными висюльками — это, оказывается, не только материнская, питательная среда поэта Цыбулевского, но и эквивалент всего остального мира, быть может, даже критерий его подлинности или насущности. Недаром в стихотворении, посвященном замечательной тбилисской художнице Гаянэ Хачатрян2 , поэт обронил:
Один Тифлис под всеми небесами…
В судьбе Тбилиси и творчестве Цыбулевского есть нечто общее, роднящее их: это естественное слияние двух мощных потоков — великой русской и великой грузинской культуры. В его русских стихах неуловимо-отчетливо слышны не только отзвуки и отголоски характерного грузинского говорения по-русски, но и собственно грузинские стиховые мелодии и речевые интонации.
Вот, например, лаконическое стихотворение «Равновесие», давшее название поэтической части «Владельца шарманки»:
Все равно куда — что сперва, что потом.
Но всегда навсегда — только пусть:
Карусельный спуск, Винный подъём.
Винный подъём. Карусельный спуск.
Здесь топонимически заданы и фонетически подхвачены гортанная твердость и мурчащая мужественность отрывистой грузинской речи. Стихотворение написано как бы с грузинским акцентом, и по этой черте — сквозной в творчестве поэта — можно видеть, как пограничное, точнее, посольское бытие между двумя великими поэтическими культурами сделало Александра Цыбулевского не только переводчиком, но еще как бы и переносчиком с великого грузинского языка на великий русский.
Но довольно о географии.
Коротко — о биографии поэта, о его судьбе…
Штрихи судьбы
…Не скажите, могу вам открыть по секрету, что после неизбежной, как вы понимаете, смерти — все мы смертны — стихи ваши получили признание и еще долго имели определенное хождение у любителей… Да и проза ваша нравилась — этакие руины, развалины несостоявшихся стихотворений.
А.Цыбулевский. «Шарк-шарк»
Александр Семенович Цыбулевский родился 29 января 1928 года в Ростове-на-Дону, но с самого раннего детства и до самой смерти (17 июня 1975 года) прожил в Тбилиси. Здесь он окончил русскую школу, а затем русское отделение филологического факультета Тбилисского университета. После окончания университета Цыбулевский, бывший к тому же прекрасным фотографом, начинает работать заведующим фотометрической лаборатории Института востоковедения АН Грузинской ССР. Благодаря этой работе Цыбулевский в свое время много путешествовал — главным образом по Грузии, но и не только по ней. Так, его дагестанское путешествие вошло в прозу «Хлеб немного вчерашний»», а одна из поездок в Среднюю Азию вместе с Высоким Спутником, или попросту с академиком Г.В.Церетели, тогдашним директором Института — в прозу «Шарк-шарк».
Научная работа Цыбулевского выходила за рамки фотографии, фотометрии и фотокопирования: им, например, была обнаружена ценнейшая древняя рукопись — стихотворный вариант грузинской версии повести о Варлааме и Иоасафе. Об этом писалось в республиканской печати, а Симон Чиковани сказал: «Для меня несомненно, что это — находка поэта». Цыбулевский был глубоким собеседником, обаятельнейшим и радушным гостеприимцем, о чем хорошо знали многочисленные его грузинские и московские друзья. Насколько много — даже по грузинским масштабам — у него было друзей и знакомых, стало ясно в день его похорон: на Навтлугском кладбище собралась не одна сотня людей, многие их которых увиделись тут впервые…
Его литературная «карьера» началась поздно, почти в 40-летнем возрасте и длилась всего около 10 лет. В середине 1960-х годов еще не печатавшиеся тогда его стихи были замечены некоторыми видными грузинскими и русскими поэтами (например, Симоном Чиковани и Евгением Евтушенко). В 1966 году появилась первая стихотворная публикация Цыбулевского в «Литературной газете», а в 1967 году в тбилисском издательстве «Литература да хеловнеба» вышла его первая книжка — «Что сторожат ночные сторожа». В своем предисловии Симон Чиковани писал: «Но в любом случае — и это главное — в стихах Цыбулевского просвечивает личность автора — человека редкой душевной чистоты, целомудрия и скромности».
В конце 1960 — начале 1970-х годов было несколько публикаций А.Цыбулевского в периодике — главным образом, в «Литературной Грузии» и в ежегодниках «Дом под чинарами». Печатались стихи, проза, переводы из грузинских лириков (из Галактиона Табидзе, Карло Каладзе, Тариэла Чантурия и других), отрывки из диссертации. Наконец, в 1973 года в издательстве «Мерани» выходит вторая книга поэта — «Владелец шарманки», в которой он собрал свои лучшие стихи и прозаические вещи3 .
О планах поэта на будущее свидетельствовало само название одного из циклов стихов — «Строфы для третьей книги». Но третьей прижизненной поэтической книги у Цыбулевского не было. В июне 1975 года после тяжелой болезни он умер, не успев даже прочесть все читательские письма, побужденные его «Владельцем шарманки».
А вместе с тем Александр Цыбулевский, его стихи и проза — в целом — одно из интереснейших явлений русской словесности своего времени. При этом известность его творчества заметно отстает от той художественной ценности, которую оно собой представляет. До самого последнего времени творчество А.Цыбулевского было вообще вне поля зрения критиков и литературоведов. Если не считать предисловий к публикациям, написанных Е.Евтушенко и С.Чиковани, то первые упоминания его произведений мы встречаем лишь после его смерти — в рецензиях И.Дадашидзе («Дружба народов»,1975, № 8) и Е.Сидорова («Литературная газета» за 24 марта 1976 г.) на сборники «Дом под чинарами» разных лет. Евгений Сидоров, в частности, писал: «…Читаю повесть Александра Цыбулевского «Левкина история« и вижу его удлиненное, матово-бледное лицо, слышу медленный голос. Он уже не прочтет моих опоздавших строк. Цыбулевский ушел из жизни рано, и в душе осталось горькое чувство, что он так и не обрел той большой читательской аудитории, которой, на мой взгляд, безусловно заслуживал. Две его книги, вышедшие в Грузии …открывают оригинальный, редкой нравственной чистоты художественный мир».
Затем, в «Доме под чинарами — 1976» вышла большая мемориально-критическая статья «Уроки лирики», написанная грузинским поэтом и ученым Ушанги Рижинашвили и целиком посвященная «Владельцу шарманки»4 . Имя Цыбулевского, краткие отзывы о нем стали появляться на страницах периодики, в частности в статьях К.Симонова и Г.Маргвелашвили. Публиковались посвященные ему стихи, написанные его друзьями — Б.Ахмадулиной, М.Синельниковым, И.Дадашидзе, Д.Чкония, Г.Онаняном. В январской книжке «Литературной Грузии» за 1977 год была опубликована большая повесть известного писателя Эм.Фейгина, «Тбилиси, вечернее небо», целиком посвященная А.Цыбулевскому. В № 2 за 1980 год в той же «Литературной Грузии» вышла статья о Цыбулевском А. Истогиной «В начале было слово». В этом же ряду — и моя статья «Александр Цыбулевский, теоретик перевода»5 , посвященная главным образом Цыбулевскому-ученому и его филологической диссертации «Русские переводы поэм Важа Пшавела (проблемы, практика, перспектива)», защищенной поэтом всего лишь за несколько недель до смерти. Диссертация была опубликована под редакцией А.А.Гвахария тбилисским издательством «Мецниереба» в 1974 году6 . Интересную попытку острого спора с фрагментом этой диссертации — статьей «По ту сторону подстрочника» («Дом под чинарами — 1974») представляет собой полемическая заметка А.Абуашвили «Критерий объективен»7 .
… Все написанное им в сумме невелико, хотя и разнообразно. Но все это поражает удивительной цельностью, ясностью и взаимосвязанностью. Его стихи как бы вырастают из прозы, служащей им своеобразной питательной средой, кухней, подстрочником. Его филологическая диссертация посвящена той же проблеме подстрочника и пяти великим поэтам, в разное время оказавшим сильнейшее влияние на стихи самого Цыбулевского. Его же переводы — все с грузинского (а Грузия здесь всему служит закваской и интегратором) — следуют, с одной стороны, его оригинальной поэтике доподлинности, а с другой — его переводческому кредо: «перевод — это концепция, это путь потерь и компенсаций». Все, как видим, увязано воедино, ничего случайного нет.
Потому что все — из одного ключа, все пронизано током единой и цельной поэтической личности Цыбулевского.
Росту интереса к поэту способствовали посмертные переиздания его книг. В 1980 году в Тбилиси вышло переиздание его диссертации8 , а в 1989 году в Москве — в издательстве «Советский писатель» — книга стихов «Ночные сторожа»9 .На стыке 1970-х и 1980-х годов выходили публикации из его архива10 и посвященные ему статьи11 или стихи12 .
Вот уже несколько лет ведется работа над собранием его сочинений13 . Условный «второй том», состоящий из критической прозы и записных книжек А.Цыбулевского, планирует выпустить издательство «Новое литературное обозрение».
Перевод — это концепция
Приглядимся теперь к Цыбулевскому — теоретику и практику перевода.
В статье «Уроки лирики» У.Рижинашвили писал об А.Цыбулевском: «У него был тонкий аналитический ум. При всей своей сугубой неприязни, просто нелюбви к сухому теоретизированию он обладал филигранной точностью в оценках произведений словесности, что мощно и пронзительно выплеснулось в его работе о переводах Важа Пшавела на русский язык»14 .
По жанру эта работа Цыбулевского имеет, в сущности, единственного предшественника в русской литературе и литературоведении — мандельштамовский «Разговор о Данте». Помимо необходимого знания предмета, глубины и остроты критического проникновения в его фактуру — это обязательно для любого литературоведческого труда, претендующего на нескоропреходящую ценность, — две эти работы выделяются влюбленностью пристального взгляда, прямо-таки личной заинтересованностью в анализе. В самом деле, написанные поэтами и о поэтах (любимых поэтах!), обе они отмечены своего рода профессиональной пристрастностью, стремлением выразить черты собственной поэтики на примере и материале своих поэтических учителей15 .
По сути дела, это не только критические эссе или этюды, но и в полном смысле слова проза — особая проза поэтов. Непосредственно в работе Цыбулевского можно проследить четыре главных устремления мысли, четыре сквозные линии анализа.
Во-первых, она являет собой значительный вклад в науку о Важа Пшавела, одном из поэтических гениев Грузии. Анализ различных переводов его поэм проливает подчас новый и неожиданный свет на подлинник. Приведу для примера рассуждения о тайне поэмы «Гоготур и Апшина», об ее психологическом подтексте:
«Эта поэма чем-то отлична от других поэм — есть в ней какая-то тайна, о тайне ее писал и сам Важа Пшавела. Обыкновенное былинное сказание, но тон какой-то другой, щемящий. Осужден ли в поэме Апшина последним приговором, проклят ли? Конечно нет. Скрытое, затаенное сочувствие к Апшине можно признать конструктивным двигателем поэмы... Что же происходит? Как обычно у Важа Пшавела, непосредственная фабула маскирует план углубления. Тут план углубления дан за странствующим, бродячим сюжетом о единоборстве двух богатырей, из которых один сильнее, а тот, что послабее, этого не знал — трагедия открытия, истина горькая, которую надо проглотить, и, ничего не поделаешь, смириться. Что-то за этим сюжетом скрывается. Сам по себе он не причина для вдохновения (здесь и далее выделено мной. — П.Н.). Так же как мораль, нотация, которую читает Гоготур над поверженным Апшиной, — не главная идея поэмы, не в дидактике ее пафос. Прежде всего — кого-то под кем-то подразумевают, но ничего определенного — все зыбко и текуче в этом плане — плане тайны. «Я унесу ее с собой в могилу», — скажет Важа Пшавела. Кто знает, какие личные, возможно, сугубо литературные события послужили тут поводом углубления и трансформации образов. Сам Важа Пшавела — Гоготур? Безусловно, ведь образ этот, по его свидетельству, с детства был его идеалом. Но возможно, Важа Пшавела в каком-то неизвестном нам повороте подразумевал себя и под Апшиной... Происходят как бы логически несвязные преображения, метаморфозы. Разбойник перестает быть разбойником... Возможно, Апшина — никогда и не был разбойником — это своего рода «священное ремесло». Он не грабит ради наживы, тут замешано и что-то мифологическое из древних пшавских сказаний — он вроде дэвов, «копящих серебро»...»16
Второе. В своем труде Цыбулевский рассматривает работу четырех переводчиков — Марины Цветаевой, Николая Заболоцкого, Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака. Все это большие и разные поэты, любимые им каждый по-своему. Поэтому он непрестанно старается осмыслить, осознать поэтику каждого из них, ощутить ее проявления в посреднической миссии переводчика, нащупать контраст (или, наоборот, совпадения) между их оригинальным творчеством и переводческой работой. Во всем этом Цыбулевский проявляет присущую ему зоркость и чуткость — лучшие качества собственной поэтики. Вот небольшие фрагменты из характеристик этих поэтов.
О Цветаевой: «...Сны — важное звено в поэтическом мире Цветаевой, гносеологически тут некий поэтический идеализм — сны первичней реальности, они являются вещими, по-своему управляют действительностью, не реальность толкует и объясняет сновидение, а наоборот, сновидение — реальность. В снах для Цветаевой символизируется и демонстрируется то, что рациональное имеет иррациональное происхождение».
О Заболоцком: «...Для Заболоцкого естественен метод сменяющихся картин, недаром мы говорим — эпическое полотно — слово полотно тут определяет особую задачу словесного материала — живописать, рисовать, складываться в картину, причем если говорить о Заболоцком, то, в какой-то мере, картину даже знакомую, кисти известного художника».
О Мандельштаме: «...Как назвать основное магическое качество Мандельштама? Артистизм? Близко, но тут много оттенков уводящих. Есть у Мандельштама стихотворение об Ариосто, пожалуй, именно там сформулирован его, Мандельштама, поэтический принцип, который можно назвать от Ариосто — ариостизмом. «Рассказывай еще, тебя нам слишком мало» — вот это кредо и "имя"».
Или, наконец, о Пастернаке: «…Умилительна неспособность Пастернака высказать простое, где и выражать нечего, где элементарное сообщение — кажется, что он топчется на месте, переминается — и ничего не получается. А почему? Да потому, что Пастернак никогда не ставил себе задач чисто художественных — живописать, проявлять пластику стиха; таким задачам бывает порой безразличен сам материал, подвергающийся пластической, живописной обработке. Им может стать простая информационная связка, а Пастернак если и не враждебен чистой информационности, как Цветаева, то, во всяком случае, определенно ей чужд».
Или: «...У Пастернака мир — настоящий, настоящий во что бы то ни стало. Его не привлекают, не завораживают никакие условности, присущие искусству ("И тут кончается искусство и дышат почва и судьба"), это особая поэтика».
Но работа Цыбулевского посвящена все же не собственно русской поэтике, а конкретным переводам четырех могучих поэм Важа Пшавела. При этом в самой ее идее — сопоставлении разных переводов (как самостоятельных концептуальных прочтений подлинника-подстрочника) — заложен прием контрастирования.
Попеременно нажимая на сходное и различное, Цыбулевский извлекает необходимые критические аккорды. Вот несколько примеров такого рода литературоведческих антиномий.
Заболоцкий — Цветаева: «...Противопоставление Заболоцкий — Цветаева последовательно проявляется во всем: он — она; традиция — новация; эпик — лирик; и так далее. Но все это не плюс — минус, а все со знаком плюс, потому что: поэт — поэт. Кто же ближе к подлиннику, чей перевод вернее? Есть основания для предположения: переводы «Этери» ни взаимодополняют, ни взаимоисключают друг друга — у них нет точек соприкосновения, — это разные, самостоятельные, изолированные, отдельные, отдаленные системы, разность и противоположность которых обоснована и оправдана подлинником... Каждый переводчик находит в оригинале близкое себе, оригинал дает ему повод и почву для его поэтических качеств и пристрастий. К примеру: Заболоцкий — живописание; Цветаева — "звукописание"».
Заболоцкий — Пастернак: «При количественном равенстве элементов отношение к реалиям у обоих поэтов существенно разное. Заболоцкий к реальной конкретности, к вещной предметности мира относится как к чему-то само собой разумеющемуся. Проза жизни, бытовая аура для него не предмет упоения. Заболоцкий начинал с реалий, и эти реалии он доводил в определенном аспекте до физиологической простоты («Столбцы»»). Пастернак шел в "немыслимую простоту", смыкался с миром, любил жизнь, поклонялся "всесильному богу деталей".
Для Заболоцкого высота лексики стала критерием поэзии. Он поэт высокой лексики, возвышенной эпичности. Он не дорожит конкретностью ради нее самой, он может и не сохранить предмет. Он пережил любовь к реалиям...
Пастернак оставляет предмет... из любви к реалиям самим по себе, происходит как бы материализация материи, возведение в степень — переконкретизация».
Заболоцкий — Мандельштам: «Мандельштам страшился пересказуемого, всего, что поддается пересказу, он писал: "...там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала". Заболоцкий по-своему опровергает это поэтическое установление, его не страшит пересказ... Но Заболоцкий дает пересказ такого сорта, что лучше не перескажешь».
Довольно часты у Цыбулевского и более сложные тройственные сопряжения поэтов:
«Ослабляя, но не дематериализуя предмет, Мандельштам грамматически усиливает его функции — возникают сильный глагол, сильное прилагательное. Стих Мандельштама как бы припадает именно на эти части речи. Существительное произносится невнятно, скороговоркой... Подлежащим по существу оказывается определение и действие. Прилагательное не прилагается. Определение не служебно, не подчинено.
А вот у Цветаевой — наоборот — определения и глаголы явно подчинены субъекту, им пронизаны, овеществлены, осуществительны. Весь упор на существительном... У Заболоцкого части речи — равноправны, равносильны — с нормальным усилением тяги к концу строки, к рифме».
Для Цыбулевского чрезвычайно важно уяснить соотношение в поэте-переводчике собственного и переводимого голосов, степень верности поэта своей устоявшейся поэтике. Заметив, что и Заболоцкий, и Цветаева не разделяют своего и чужого, «…переводят так, как пишут сами», Цыбулевский — в случае с Цветаевой — делает два справедливых и существенных замечания, связанных с пиететом Цветаевой перед первозданностью пшавеловского текста: «Цветаева дорожит фольклорным началом Важа Пшавела, и потому она слегка, но все-таки — стилизует, практически не видя другого пути. Тут определенные синтаксис и морфология, кстати, умеренно используемые... Сознательно стилизуя, она преодолевает лубок врожденным тактом и чувством меры, а, впрочем, скорее безмерностью своего дара, обезличенность стилизации — яркостью собственной личности... Преодоление стилизации становится у Цветаевой дополнительным источником эстетического воздействия; только подумаешь — стилизация, а она уже — жизнь...».
Или: «...Цветаевой была рекомендована и система рифмовки — через строку, оставляя две строки — первую и третью — не зарифмованными... Не полная рифмовка не столько облегчила труд, сколько сковала Цветаеву. Ведь рифма — конструктивна. Цветаева писала в одном письме: "...этого (без рифмы) просто не было бы; а вот есть. Вот почему я рифмую стихи..."».
Но особенно интересны наблюдения Цыбулевского над переводческими метаморфозами Мандельштама и Пастернака. О Мандельштаме он пишет:
«Скованным в переводе "Гоготур и Апшина" — оказался и Мандельштам — стилевое решение переводить поэму без рифм и на былийный лад не давало полностью проявиться замечательным качествам этого поэта...
Удивительна самоустраненность Мандельштама от собственного стиля, от сущего и присущего ему. Где она, эта специфическая магия Мандельштама? Что может этот перевод сказать о Мандельштаме? Ничего, почти ничего — так, только отдельные вкрапления — в целом же все — чужое. Прежде всего на пути к самовыражению стало добросовестное стилистическое заблуждение; тут трудно упрекнуть Мандельштама, ведь перед ним был типичный сюжет былины: встреча и единоборство двух богатырей — поэтому решение переводить на былинный лад было вполне логично...
Народная стилистика — в общем чужда Мандельштаму. Правда, отдельные грамматические формы народного характера, такие, как, например, «машучи» — использовались Мандельштамом, но были настолько им усвоены, что воспринимаются как индивидуальные особенности его стиля...
Мандельштам — итальянист по пристрастию — дал заболеть стиху перевода «варварской славянщиной», как некогда, по его суждению, Дант в тридцать второй песне ада. Точнее же не «заболеть», а «чтобы речь была здорова».
Но, оздоровляя, «утяжеляя стих, Мандельштам лишил его «чужеземной легкости». Чего в целом недостает переводу? Самого Мандельштама, его там «слишком мало». Ведь вот три сонета Петрарки вышли из-под его пера даже не окрашенными им, а им изнутри преображенными... Причина — и стилистическое заблуждение, и чрезмерная, несвойственная Мандельштаму эпичность среды, в которой он оказался, если под ней иметь в виду пересказуемую, могущую быть пересказанной сторону происходящего. Ему никуда от этого не было деться, Возможность пересказа сопровождает его как наваждение. Но, по-видимому, это неизбежное свойство самого эпоса вообще.
И все-таки при всей чуждости этой среде, поддающейся пересказу, Мандельштам начинает на нее наплывать. Нет-нет — проглянет что-то очень родное Мандельштаму:
И прозрачны козьи пастбища,
Из гранитной крепи выбиты.
Это «прозрачны» — его...».
Таким образом, Мандельштам (а отчасти и Цветаева) в переводе Важа Пшавела явно изменял себе, насиловал собственную лирическую поэтику. Заболоцкий же и Пастернак в переводах были верны себе, но эта верность подразумевает конкретный период, этап их творчества17 . Цыбулевский здесь делает исключительно глубокое замечание:
«...Перевод часто — катализатор процесса. Так, в переводе "Змеееда" можно уловить черты Пастернака позднего. Для новых черт в переводах создается благоприятствующая и способствующая питательная среда. Процесс этот всегда обострен отказом от прошлого этапа. Представим, как трудно было отречься от "Столбцов" Заболоцкому, какие тут нужны были усилия и воля!.. Уходил от своего кровного, от того, что он сам называл "посторонней остротой", к "самой сути" и Пастернак. "Я мог быть сочтен вторично родившимся" — вот характерная строка для Пастернака из стихотворения "Марбург". "Второе рожденье" — знаменательное название книги Пастернака, кстати, тематически во многом связанной с Грузией. Пастернак писал М.Морозову: "Я радостно и без малейших колебаний отдаю себя силам, которые упрощают мою мысль и язык, углубляют мою судьбу и резко и быстро раскрывают мои задачи".
У Заболоцкого "второе рожденье" тоже связалось с Грузией, с его приездом в Грузию...».
И далее: «Как рано зрели в переводах черты позднего Пастернака!.. И как в этом плане поверхностны рассуждения тех, кто заключает, что переводы у Пастернака только отняли и отнимали от собственного творчества, а сколько дали!.. Кто знает, чего не было бы, если бы не переводы, не это сродство и "встречи в веках"...» .
Иными словами, Пастернак явил в своих переводах не просто верность себе, а своего рода праверность — верность себе грядущему.
Третий момент работы Цыбулевского. В ней — кроме Важа Пшавела, Марины Цветаевой, Николая Заболоцкого, Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака — подспудно присутствует и подвержен незримому анализу и еще один, шестой по счету, поэтический объект — сам автор работы. Читатель, хорошо знакомый со стихами и прозой самого Александра Цыбулевского, с легкостью обнаружит в ряде мест внутреннюю перекличку между поэтом Цыбулевским и Цыбулевским-ученым.
Но здесь уже не голос звучит, а эхо. Если мысль и слово нацелены, разумеется, не на самого себя, а скажем, на Пастернака или Цветаеву, то, отразившись от них, они нередко возвращаются к Цыбулевскому (но уже как к поэту) и высвечивают те или иные стороны его поэтической личности.
А теперь перейдем к четвертому и самому главному направлению в работе Цыбулевского — к его представлениям о сущности художественного перевода, к теоретическим выводам его диссертации. Свое кредо он излагает на первых же страницах, с тем чтобы придать последующему изложению своих непосредственных наблюдений над переводами смысл и силу аргумента (завершая работу, то есть уже запасшись аргументами, он вновь повторяет кредо, но в значительно более сгущенной форме и уверенном тоне). Он пишет:
«...Сравнительное рассмотрение переводов этих мастеров становится, как нам кажется, школой для переводчика — это определило тему настоящей работы, ее рамки и основной принцип.
С одной и той же поэмой мы знакомимся чуть ли не в полярных переводах, оправданных и стимулируемых подлинником. Яркая индивидуальность, неповторимость, верность родному языку Важа Пшавела — не помеха «вековому общению культур», средством которого и являются переводы. При всей недостаточности рассматриваемых переводов, в них осуществилось то, что должно осуществляться в идеале: та близость, тот тип близости к подлиннику, который дает о нем максимальное представление. Тут имеет место не бездумное следование перевода за подлинником, а его целостное и концептуальное решение. Перевод сам оказывается в положении подлинника, становится фактом, органической частью собственной национальной литературы. Широта Важа Пшавела, обнаруживаемая даже на уровне подстрочника, его "бесконечная природа" дает возможность проявиться личным особенностям поэтов. Более того, перевод часто оказывается как бы питательной средой, в которой зреют будущие, поздние черты поэта. Нет разрыва между своим и чужим, одно естественно продолжает другое.
...Сравнивая разные переводы одной и той же поэмы, мы исходим из того, что каждый перевод — концепция и, значит, отдельная система (концептуальность — один из первостепенных признаков современного перевода). Тут последовательно проводится идея невзаимоисключаемости различных систем переводов; различия переводов идут не по принципу: хуже — лучше; тут ни в коем случае не качественные различия, а различия характеров, исключающие поспешные и праздные предпочтения одного перевода другому.
Сравнение переводов друг с другом, а затем и сравнение их с оригиналом с особой ощутимостью выявляет то, что каждый перевод — это путь потерь и компенсаций (восполнений). Одним из критериев ценности перевода являются не потери — это сторона количественная, легко подмечаемая и регистрируемая и потому ставшая чуть ли не бедствием в переводческой критике. Куда интересней и принципиальней рассмотрение вопроса, чем именно компенсирует переводчик потери. При переводе может оказаться губительной формальная точность, а кажущееся нарушение точности — искомым адекватом, а не произволом. Можно говорить о нравственности переводческой компенсации. Привнося нечто оригинальное, переводчик не обкрадывает собственное творчество, а возвращает то, чем оно обогатилось за счет проникновения в новый мир. На этом и зиждется взаимосвязь культур в системе отношений: поэт — переводчик».
За каждой строкой этой пространной цитаты стоит обширная аргументация конкретного анализа переводов18 , и тем самым убежденность дополняется убедительностью. Об актуальности этих тезисов для теории художественного перевода свидетельствуют дискуссии по этой проблематике в «Литературной газете» и журналах, где высказывались самые разнообразные точки зрения — как родственные представлениям Цыбулевского, так и чуждые им. С наибольшим звоном шпаги скрестились вокруг подстрочника, причем голоса его противников были и громче, и многочисленнее.
Для Цыбулевского подстрочник — важнейшее и непременное звено переводческого труда: вникнуть в подстрочник, осмыслить его и вместе с тем преодолеть его — вот коренная двуединая задача переводчика. Он пишет о подстрочнике с нескрываемым уважением, посвятив ему несколько превосходных страниц, и я не могу не процитировать — в последний раз! — эти его мысли, приближающие нас к ясной истине в разгоревшемся споре о подстрочнике19 .
Итак, Цыбулевский пишет:
«Мандельштам, Цветаева и Заболоцкий не знали грузинского языка и переводили по подстрочнику. Перевод по подстрочнику... подстрочник — отношение тут пренебрежительное. И в самом деле, как иначе относиться к тому, что не может иметь самостоятельной ценности. Однако подстрочник — это не только прозаическая копия стихотворения, но и его внутренний образ, или точнее, — его прообраз. Можно утверждать, что любое стихотворение и в подлиннике существовало и существует на уровне подстрочника, что оно неминуемо, прежде чем осуществиться, проходит стадию подстрочника.
...Незнание языка оригинала поэтом-переводчиком может и не препятствовать переводу. Практически это нашло блистательное подтверждение в русских переводах с грузинского. Дело в том, что человек, знающий язык, прежде всего сталкивается с фактором непереводимости. Непереводимость — понятие из непосредственного ощущения поэтической вещи. И действительно, поэзия непереводима прежде всего и только на родной же язык, непереводима на собственный и переводима на чужой. Когда говорят о "непереводимости" и тем не менее состоявшемся чуде перевода, смешивают разные понятия: непереводимость — внутриязыковое свойство, качество, присущее оригиналу, переводимость — явление, очевидность переводческой практики.
Подлинник на определенном этапе своего создания не может быть ничем иным, как подстрочником, очень обедненно определяемым — как скелет, план, абрис будущего. Но это особый план и чертеж, так как в определенном смысле этому чертежу и плану не следуют и не подчиняются. Подстрочник не только то, что нужно сохранить, но и то, что необходимо преодолеть. В противном случае задача перевода ограничивалась бы стихотворным механическим переложением, пересказом подстрочника той или иной степени искусности и неизбежно — искусственности. Подстрочник, так же, как и саму действительность, не одолеть средствами стихотворного переложения. Его берут, преодолевают озарением, вдохновением — можно как угодно называть этот неподдающийся точному анализу поэтический феномен. Однако направление озарения может быть прослежено: перевод приобретает самостоятельную ценность, поскольку он становится не механическим стихотворным пересказом, а целостной концепцией оригинала. Именно концепцией, а не интерпретацией даже — в интерпретации есть момент мотивированного отступления, отхода, искажения. Интерпретируя, что-то привносят. Источник же концепции — един».
Предельно коротко — теоретическое кредо Цыбулевского можно свести к следующим тезисам. Художественный поэтический перевод подразумевает высокотворческую переработку и поэтическое воспроизведение более или менее формального подстрочника (знание языка оригинала в принципе мало что меняет)20 . Подстрочник же есть состояние общее для подлинника и перевода, зона их непосредственного контакта, «перетекания» первого во второй. Это не мост, перекинутый между двумя берегами, но скорее сама река, одновременно соединяющая и разъединяющая их.
Здесь существенно и то, что несомая рекой «субстанция» в какой-то мере зависит от того, с какого из «берегов» на нее посмотреть: если со стороны автора оригинала, то подстрочник есть некая незримая подсознательная фигура, прообраз стихотворения; если же взглянуть со стороны переводчика, то фигура эта из подсознательной трансформируется в осознанную и осмысленную конструкцию. В случае же незнания переводчиком языка оригинала эта фигура и вовсе материализуется — записывается на бумагу (при посредстве третьего лица — составителя подстрочника). Творческая переработка подстрочника неизбежно будет не произвольной интерпретацией, а автономным концептуальным прочтением подлинника, чреватым как утратами, так и компенсирующими их приобретениями. В переводимом оригинале генетически заложены, запрограммированы основания не для одного-единственного концептуального решения,
а для нескольких, отличных друг от друга (подчас полярных), но качественно равноценных. При этом несхожие прочтения не зачеркивают, не исключают одно другое, а с неизбежностью дополняют друг друга во множестве отношений — на замыкающем уровне подлинника-подстрочника.
Здесь подразумеваются не идеальные тождества переводов подлиннику, а некий иной, особый тип близости между ними: тот перевод конгениален, который и обусловлен подлинником, и равен ему по своей поэтической силе, создает о нем столь же целостное представление.
Такого рода задача — создание равномогущественного эквивалента в силовом поле другого языка — сопряжена в своем воплощении с неминуемыми утратами, взыскующими о возмещении и возмещаемыми переводчиком в поэтической валюте языка перевода. Истинный путь честного переводчика — это путь потерь и компенсаций, щедрая, но постепенная выплата долга, взятого враз при первом знакомстве с переводимым произведением.
Таким образом, подтекст и лейтмотив переводческого кредо Цыбулевского, идеальный объект его теоретических представлений21 — это неформальное равенство автора и переводчика — двух достойных друг друга поэтов!
Этой главной, отовсюду сквозящей идеей овеяны все эмпирические разборы, все собственно аналитические страницы работы Цыбулевского.
Путем потерь и компенсаций
Но Александр Цыбулевский был не только теоретиком, но и практиком стихотворного перевода. Так взглянем же на его переводческую деятельность «глазами» его теории. Примерами здесь послужат известные переводы из Галактиона Табидзе и Карло Каладзе.
А.Цыбулевский перевел несколько стихотворений Г.Табидзе, и среди них такие известные, как «Мтацминда», «Уходишь...», «Где бы я ни бродил...» Один из удачнейших переводов — вот этот22 :
Так лодочник у старого причала…
Душа так душу, руку так рука...
Я сразу вас узнал, мои начала,
Река и лодка, лодка и река.
Давнишние... Душа их забывала,
И все-таки надежно берегла.
О, это ощущение штурвала
И юности святые берега!
Теперь бы в лодке (это не причуда)
Сто лет проспать, воспрянуть ото сна
И поглядеть на мир — как и откуда
Здесь воцарились солнце и луна.
Из знакомства с транскрипцией видно, что переводчик не пошел на калькирование галактионовского размера, на его, так сказать, фотоперевод. Не пошел, опасаясь неестественности результата23 .
Проникшись духом и настроением подлинника24 , он выбрал более органичную для русского медитативного стиха мелодию, нежели резкая и отрывистая музыка оригинала. Возможно, это помогло ему сохранить в русском стихе практически всю семантику Г.Табидзе, что бросается в глаза уже при беглом сличении с подстрочником.
С формальной точки зрения перевод выполнен построфно и — кроме второй строфы — построчно. Но характер строк и некоторые акценты в них изменены; трансформировалась и их грамматическая ноша-функция. Так, две первые строки стихотворения в оригинале — придаточные предложения образа действия («как...»), тогда как в переводе они грамматически самостоятельны, активны («так...»), хотя и оборваны на полуфразе. Но и там и здесь слово «узнал» — глагол-фокус — придает этим строчкам, словно бы посредством вожжей, совершенно одинаковое движение и смысл. Перевод здесь, в сущности, буквален.
В третьей строке Цыбулевский добавляет от себя — «мои начала», и в четвертой ему уже можно не описывать узнанное («эту лодку на нашей реке» из подстрочника), а лишь намекнуть, пояснить — «река и лодка, лодка и река» (уже в следующей строфе он добавит о них — «давнишние...»). В какой-то степени эта переводческая вольность («мои начала») усиливает обособляющее определение — «наша река». К тому же в этих «началах» течет и горячая кровь «времен моей юности» из второй строфы оригинала.
Самые значительные метаморфозы — во второй строфе. Во-первых, исчезла первая строка, смысл которой частично вылился уже в начальном четверостишии, а частично отступил на конец строфы («и юности святые берега!»). «Давнишние» — так же, как упоминалось, привязаны преимущественно к первой строфе. В подстрочнике оригинала вторая строка второй строфы — «вечнозеленые берега». В переводе «берега» — уже в четвертой строчке, и они уже не «вечнозеленые», а «святые». Почему? По всей видимости, переводчик понял «вечнозеленые» не буквально (как берега, поросшие пальмами или соснами), а как символ благодарной человеческой памяти, памяти о юности и детстве.
Так исподволь намечается искомая переводческая концепция. Во фразе «...душа их забывала, / И все-таки надежно берегла» — чувствуется не только утверждение, но и развитие этой концепции, углубление в стихотворную семантику («душа их забывала» — память, увы, не вечна, точнее, не равномерна и не постоянна; но с другой стороны, она не ленива и не бездейственна — ведь «все-таки надежно берегла»!). Кстати сказать, первое двустишие второй строфы обращено не только к первой строфе, что уже подчеркивалось, но и ко второму смежному двустишию.
В этом последнем двустишии при переводе произошла некая метаморфоза: у Табидзе берега — лишь свидетели дружбы и слиянности лирического героя со штурвалом (самим по себе в значительной мере символическим, условным), тогда как у Цыбулевского и штурвал (более вещный и осязаемый), и берега реки — объекты этой чистой дружбы (и уже заодно — свидетели ее)25 .
Метаморфоза эта — в русле и в развитие уже обозначившейся переводческой концепции подлинника. Мотив признательной памяти здесь еще более усилен и соединен с мотивом дружбы, с тем, что памятно. И поэтому (только поэтому!) переводчик получает «право» в третьей строфе добавить в скобках, так сказать, от себя: «(это не причуда)». В противном случае действительно блажью, а не духовной насущностью выглядело бы желание заснуть и через век (пусть даже не буквальный век) проснуться в этой с детства дорогой лодке.
Если предпоследняя строка русской версии — удачнейший образец построчного фотоперевода, то в завершающей стихотворение строке — снова расхождения. Ни слова, ни смысла «воцарились» нет в подлиннике, но оно оправдано здесь не только тем, что придает строке изящество, а стиху в целом — законченность (строка-то — подчеркнуто кадансная!), но и с диалектических позиций той же концепции смены памяти и забвения. Что же касается поэтического интереса Г.Табидзе к тому, каким светом будут светить светила по его пробуждении, то, думается, здесь мы имеем дело со случаем переводческой потери. Есть в этом вопросительном свете некое ассоциативное брожение, которого в переводе — увы! — недостает.
Таков реальный путь потерь и компенсаций концептуального поэтического перевода.
Рассмотрим еще один выполненный А.Цыбулевским перевод — на сей раз стихотворения Карло Каладзе «Театр»26 :
Театр. Театр старинный.
Непременна тут позолота и настройка струн.
И занавес. За занавесом — сцена.
И на тахте — сама Фатьма-Хатун.
Опять целует мужа, провожая,
Мерцание серьги он заслонил.
Но как бы действие опережая,
Уже не скрыт кулисой Автандил.
Какая малость малая — измена,
Ведь страстью все оправдано теперь.
Тахта и женщина. Все та же сцена.
Опять в рассвет распахнутая дверь.
И муж: — Довольно! Я не раб отныне
Любовных ласк, прельстительных ланит... —
На голос вопиющего в пустыне
Серьга мерцает, может быть, звенит.
И сколько лет все это длится, длится —
Все восемьсот и боле восьмисот.
Иные времена, иные лица.
Земля иная и теченье вод.
И муж: — Довольно! Я не раб отныне
Любовных ласк, прельстительных ланит... —
На голос вопиющего в пустыне
Серьга мерцает, может быть, звенит...
Напомню легендарный подтекст этого стихотворения, проникший в него транзитом через рампу. Автандил, друг и побратим Тариэля — Витязя в тигровой шкуре, в поисках бесследно похищенной Нестан-Дареджан, возлюбленной невесты Тариэля, под видом богатого купца приплывает в Гуланшаро — главный город страны Приморья. Здесь его соблазняет миловидная женщина, жена старейшины торговцев Фатьма-Хатун, натура не столько ветреная, сколько романтическая. Вернее, Автандил, несколько поколебавшись, дает себя соблазнить из тактических соображений — во имя сведений о Нестан, которая, как выяснилось, долгое время тайно жила у Фатьмы. Муж Фатьмы, Усейн, был, как водится, в отъезде, но его личность, характер и положение в семье, судя по руставелиевской поэме, не таковы, чтобы становиться в ту позу, в какой мы застаем его в стихотворении К.Каладзе (к тому же едва ли он был осведомлен об изменах жены). Поэтому ремарку: «И муж…» — в контексте поэмы Руставели не следует понимать буквально: она указывает не на мужа-супруга, а скорее на мужа-рыцаря, на любовника, являющего в поэме образец мужественности и верности (хотя и сам Автандил, нарушивший обет верности своей возлюбленной — царевне Тинатин, испытывает величайшие угрызения совести).
Таким образом, реминисценция Каладзе из Руставели неоднозначна, она отнюдь не посягает на весь богатый контекст великой поэмы (к тому же этот эпизод сам по себе ни в коей мере не является узловым или ключевым звеном сюжета или пафоса поэмы) — это скорее обобщенный символ, даже аллегория, нашедшая отклик в поэме, а точнее — в ее инсценировке (да и сама ситуация весьма театральна и драматизирована).
Сравнение подстрочника с переводом создает впечатление бережно сохраненного целого — ни содержание, ни настроение подлинника не нарушены; их построчное сличение свидетельствует и о высокой буквальности перевода, его образной адекватности (при сохранении характера рифмовки и близости пятистопного ямба перевода к грузинской мелодике стиха).
В то же время между подстрочником и переводом прослеживаются и некоторые концептуальные различия. Так, у Каладзе одним из мотивов стиха является тема извечной повторяемости (как бы — «все было встарь, все повторится снова...»), однако сам он проводит тему неизменности измены с оттенком оправданной неизбежности, тогда как Цыбулевский несколько иначе — с оттенком неизбежной оправданности, что ли.
...Какая малость малая — измена,
Ведь страстью все оправдано теперь.
Можно привести и другой пример непротиворечивого несовпадения авторской и переводческой концепции. К.Каладзе стремится дать в стихе несколько отвлеченный аллегорический образ, быть может не вполне ясный и ему самому, развить некую поэтическую мысль — чтобы ее же понять, то есть понять самого себя. Цыбулевский понимает и принимает такой настрой, но реализует его иначе: он отказывается от всего оценочного и морализирующего, что есть в оригинале (от занавеса, опускающегося как судьба, от целой строчки — «не прекращается старый спектакль»), но при этом стремится максимально оконкретить, насытить его деталями. Вещам как бы возвращается их вещность, и уже через вещность, а не через символику обнажается и усиливается искомая мысль, высветляется смутное.
Вот почему Цыбулевский, пренебрегая некоторыми деталями подлинника, вовсе не отказывается от них, а либо усиливает, либо заменяет более вещными и осязаемыми эквивалентами. Например, театральный уют и росписи уступили место более ярким и резким атрибутам театра — позолоте и настройке струн; дрожание серьги — мерцанию и звону и т. д. Все эти привнесенные детали — как будто бы необязательные, в чем-то даже избыточные — придают стиху привкус вожделенной подлинности, точнее, доподлинности, как уточнил бы сам Цыбулевский.
Необыкновенно удачен перевод Цыбулевским музыкального рефрена стихотворения:
...И муж: — Довольно! Я не раб отныне
Любовных ласк, прельстительных ланит...—
На голос вопиющего в пустыне
Серьга мерцает, может быть, звенит.
Здесь явлен именно тот тип поэтической близости подлинника и перевода, о котором Цыбулевский писал в своей работе. Семантическое равенство в каждом случае обеспечивается несхожими средствами: философское раскаянье — «сожалею, что служил любви» — поэтически эквивалентно резкой, обрывистой реплике: «Довольно!», а холодная глухота женщины (у Каладзе) — горячей немоте мужчины (у Цыбулевского), так же, как и сама Фатьма-Хатун поэтически сводима к своей серьге, мерцающей и звенящей.
Таков путь потерь и компенсаций, который наметил для себя и которым прошел Александр Цыбулевский — прекрасный поэт, ученый и переводчик поэзии!
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Дом под чинарами — 1975. Тбилиси, 1976.
2 См. Литературная Грузия. 1978. № 9. С. 121.
3 Именно на эту книгу опирается нижеследующий анализ творчества А. Цыбулевского.
4 Статья вскоре была переведена и издана на грузинском языке.
5 Дружба народов. 1978. № 1.
6 В 1980 г. вышло второе издание (изд-во «Мерани») под заглавием «Высокие уроки».
7 Вопросы литературы. 1979. № 5. С. 101–105.
8 Цыбулевский А. Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводе русских поэтов. Тбилиси, 1980.
9 Цыбулевский А. Ночные сторожа. М.: Сов. писатель, 1989. 224 с.
10 Цыбулевский А. Читая поэта // Литературное обозрение. 1980. № 11. С. 102—106 (Публ. К.Вольфензон, коммент. П.Нерлера); Цыбулевский А. Разговор о Мандельштаме (Раздумья и наброски) // Литературная Грузия. 1995. № 1. С. 211—224 (Публ. К. Вольфензон-Цыбулевской и П.Нерлера).
11 Рижинашвили У. Уроки лирики //Дом под чинарами 1976. Тбилиси, 1976. С.118–126. См. также статьи П.Нерлера: Александр Цыбулевский—теоретик перевода // Дружба народов. 1978. № 1. С. 271—274; Из одного ключа… (Александр Цыбулевский и проблемы художественного перевода) // Мастерство перевода. 1979. Сб.12. М.: Сов. писатель, 1981. С. 246—269; Александр Цыбулевский, теоретик перевода. [Рец. на кн.: Цыбулевский А. Русские переводы поэм Важа Пшавела (Проблемы, практика, перспективы). Тбилиси: Мецниереба, 1974 и др. работы] // Дружба народов. 1979. № 1. С. 271—274; Доподлинность — поэтика Александра Цыбулевского // Дом под чинарами 1982. Тбилиси: Мерани, 1982. С. 268—276.
12 См., например, отдельные стихи П. Нерлера из цикла «Памяти Цыбулевского», опубликованные в «Литературной Грузии» (1980. № 2. С. 102—103 — впрочем, в дефектной редакторской версии, без согласования с автором — в характерном ключе: «скажи спасибо, что так!») и в антологии «Если пелось про это…» Грузия в русской советской поэзии. Тбилиси: Мерани, 1983. С. 239—240).
13 См.: Нерлер П. Вечер памяти Александра Цыбулевского // Семь искусств. Интернет-журнал. 2011. № 21. В сети: http://7iskusstv.com/nomer.php?srce=21. См. также:Деняга А. «Поэзия вся ускользанье»// Русский клуб. 2007. № 5. С. 46–48. В сети: http://russianclub.ge/components/com_jooget/file/n18.pdf ;Евтушенко Е. Русско-грузинский поэт // Новые известия. 2011. № 97. 10 июня. С.13.
14 Дом под чинарами — 1976. Тбилиси, 1976. С. 118.
15 Работа Цыбулевского близка к «Разговору о Данте» не только типологически, но и, в ряде черт, преемственно. Помимо множества ссылок, это проявляется и в стилистическом родстве обеих работ (в частности, метафоричности слога), переходящем подчас в подлинную перекличку мыслей и образов. Например: «Вся песнь построена на нескольких глагольных выпадах, дерзко выпрыгивающих из текста. Здесь разворачивается как бы фехтовальная таблица спряжений...» (Мандельштам) — и: «...Цветаева любит скрестить оружие — фразы становятся фазами фехтования, имеющими целью выпад» (Цыбулевский).
16Цыбулевский, 1974. С. 60—61.
17 Заболоцкий переводил Важа Пшавела на стыке 1940—1950-х годов, а Пастернак — в середине 1930–х. (Мандельштам, кстати, еще раньше — в начале 1920-х, но никаким творческим этапом его перевод не стал — скорее частью общеживотворного взаимодействия с грузинской поэзией).
18 О ней можно судить и по тем выдержкам из работы Цыбулевского, которые уже приводились выше.
19 Между прочим, А.Цыбулевский является автором официальной инструкции для составителей подстрочников, выполненной им по заказу Главной редакционной коллегии по делам художественного перевода и литературных взаимосвязей при Союзе писателей Грузии.
20 Тут уместно вспомнить и Б.Л. Пастернака, писавшего в связи с переводами Шекспира: «...Продвижение по тексту ставит переводчика в былые положения автора» (см.: Шекспировские чтения, 1976. М.: Наука, 1977. С. 178).
21 А необходимость «идеального объекта» является общепризнанным моментом любых современных (системно-структурных) теоретических представлений, которым, кстати говоря, работа Цыбулевского полностью соответствует.
22 Стихотворение написано с перекрестной рифмой. Ниже следуют подстрочник и транскрипция первой строфы: «Как лодочник старый причал, / Как душа душу и рука руку, / Так я с первого взгляда узнал / Эту лодку на нашей реке. // Давнишние, времен моей юности, / Вечнозеленые берега / Прекрасно знали, о, мой верный штурвал, / Как прочно крепили мы нашу дружбу. // Вздремнуть бы мне и теперь в этой лодке, / Чтобы проснуться лет через сто / И увидеть: откуда и как, / И каким светом здесь светят луна и солнце» (подстрочный перевод Г.Маргвелашвили). Транскрипция: «Рогорцмёнавемдзвёлисанаве, / Вйтгулма гули да мклйвмамклави, / Исепйрвелинахвистанаве / Вйцаничвёнимдйнарис нави».
23 За «круглым столом» «Литературной газеты», посвященным искусству перевода (ЛГ. 1977. 16 февраля), Э.Ананиашвили высказался так: «...Метрическая организация, лексика, колорит, музыкальность фразы — все эти элементы являются значащими, и переводчик должен их учитывать, не ограничиваясь передачей лишь прямого смысла... Конечно, подходить к этому надо творчески. Я не уверен, что всегда нужно копировать иноязычную просодию. То, что по-грузински звучит естественно, по-русски может получиться жеманно». А жеманность, добавим, лишь частный случай неестественности.
24 Кстати сказать, подстрочникам, на мой взгляд, — во избежание недоразумений при переводе — должны быть предпосланы, наряду с указаниями на рифмовку и размер, еще и указания на общий характер и семантическую тональность стихотворения: меланхолия, восторг, ирония и т. п. (подобно указаниям темпа и характера музыки в нотописи — andante, forte и т.п.).
25 Едва ли следует проецировать «нашу дружбу» (хотя подстрочник этому и не противоречит) вовне уже четко обозначившегося контекста стихотворения, например, на некоего конкретного человека, на друга или подругу поэта.
26 Приводится по тексту журнала «Литературная Грузия» (1976, № 4, с. 12), где оно озаглавлено «Старинный театр». Ниже — подстрочный перевод, выполненный А. Беставашвили: «Старое время. Старый театр. Сцена. / И уютный угол с расписным потолком. / Подняли занавес, как судьбу: / На тахте вновь Фатьма-Хатун. / Прощается с мужем платком (машет), / Поцелуем муж затеняет свет серьги, / В кулисах же стоит Автандил / Так, что и занавес его не скрывает. // И когда ночь день осветил, / От волнения страсти изнемогла (устала) женщина. / Та же тахта, та же сцена. / В утренний рассвет открывается дверь, / Муж: — Я не раб ласк, / Сожалею, что служил любви!.. / (Женщина стоит холодно, точно не слышит, / Дрожит только у уха серьга...) // И так проходит восемьсот лет! / Другое время, другие земля и вода. / Не прерывался (не прекратился) спектакль старый, /Та же сцена, та же женщина!.. / Муж: — Я не раб ласк, / Сожалею, что служил любви!.. / (Женщина стоит холодно, точно не слышит. / Дрожит у уха только серьга...)».
Дружба Народов 2016, 5
Каспийское соглашение заработало.
Соглашение о сохранении и рациональном использовании водных биоресурсов Каспийского моря вступило в силу. Документ ратифицировали все подписавшие его государства.
Напомним, представители прибрежных стран подписали соглашение 29 сентября 2014 г. в Астрахани на четвертом Каспийском саммите. Оно определяет принципы и формы сотрудничества в сохранении и рациональном использовании водных биоресурсов Каспия, в том числе управление совместными запасами, обязательства по борьбе с незаконным промыслом и меры по воспроизводству ВБР. Как сообщили Fishnews в пресс-службе Росрыболовства, документ прошел ратификацию в Азербайджане, Иране, Казахстане, РФ и Туркменистане.
Специальная комиссия, созданная в рамках соглашения, будет координировать деятельность по сохранению, воспроизводству, рациональному использованию совместных водных биоресурсов, ежегодно определять общие допустимые уловы и распределять национальные квоты. К полномочиям этого органа относится также регулирование промысла и сохранение совместных ВБР на основе ограничений.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter