Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Brexit и украинский вопрос

Валентин КАТАСОНОВ

Перед референдумом по вопросу о выходе Великобритании из ЕС официальный Киев не скрывал, на какой исход голосования он рассчитывает. Украинский политический эксперт Олег Кравченко сформулировал это так: «Британия — одна из главных сил в Евросоюзе, которая выступает за сохранение санкций против России (а по этому поводу в Европе сейчас разногласия). Также Королевство поддерживает евроинтеграцию Украины. «Брексит» лишит нас одного из главных «защитников» в ЕС. Кроме того, финансовую и политическую поддержку Украине обеспечит сильная и сплоченная Европа, а не разъединенная».

Однако ожидания украинских евроинтеграторов не оправдались. Сразу после объявления результатов референдума родилась шутка: наконец-то Украину можно принимать в ЕС, поскольку Великобритания освободила ей место. На самом деле выход Великобритании из Европейского союза делает не то что ещё более проблематичным, а практически невозможным членство Украины в этом союзе – ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем. И это ещё далеко не все последствия Brexit для Украины.

В период с 2004-го по 2007 год произошло резкое, экономически ничем не оправданное расширение Евросоюза, в состав которого были приняты 12 новых государств: Кипр, Венгрия, Литва, Латвия, Мальта, Словакия, Польша, Словения, Эстония, Чехия, Румыния, Болгария. Судно под названием «Единая Европа» оказалось опасно перегруженным. Все его новые пассажиры стали странами-иждивенцами.

Средства, которые новички получают из европейского бюджета, намного превышают их взносы в фонды ЕС. Сладкую жизнь иждивенцам обеспечивают немногие страны-доноры, у которых взносы намного превышают получаемые субсидии. Это Германия, Франция, Великобритания, Италия, Швеция. Кстати, одним из основных аргументов для выхода Великобритании из ЕС был следующий: хватит кормить иждивенцев. Приведём справку за 2015 год. Великобритания должна была первоначально внести в бюджет ЕС 18 млрд. евро. В результате торга с Брюсселем взнос Лондона был снижен до 13,5 млрд. евро. Великобритания получила из общеевропейского бюджета 4,5 млрд. евро. Чистый взнос Великобритании, таким образом, составил 8,5 млрд. евро.

Украина с точки зрения Брюсселя и стран-доноров ЕС – это не просто иждивенец, а иждивенец в квадрате. Хуже того: Украина не только иждивенец, которому нечем заплатить даже льготный взнос в общий бюджет ЕС, - она ещё и банкрот, поскольку в декабре 2015 года объявила дефолт по своему суверенному долгу.

Несложно понять, что Брюссель извлечет уроки из Brexit и ужесточит финансово-бюджетные критерии для кандидатов на членство в ЕС. Кандидаты и сами понимают свою нынешнюю ситуацию. Не случайно турецкий лидер Реджеп Тайип Эрдоган, предчувствуя, чем кончится голосование на Британских островах, за два дня до рокового четверга (23 июня) впервые публично допустил возможность отзыва заявки на членство Турции в ЕС (турецкая заявка в Брюсселе лежит 29 лет - с 1987 года).

Кандидаты в члены ЕС прекрасно понимают, что «европейский дом», в котором они мечтали прописаться, завтра может развалиться. Опросы общественного мнения показывают, что процент евроскептиков во Франции, Италии, Нидерландах ещё выше, чем в Великобритании. И настроения в пользу выхода из ЕС наиболее сильны как раз в тех странах, которые относятся к категории доноров (за исключением Германии). Со временем может сложиться такая забавная европейская архитектура: в качестве ядра ЕС выступает Германия как страна-донор, а вокруг неё - большое количество стран-иждивенцев. Немцев такая перспектива тоже не устраивает.

Глава Луганской народной республики Игорь Плотницкий здраво заметил, что решение о выходе Британии из Евросоюза может избавить Украину от еврозависимости и отрезвить разгоряченных фанатов ЕС, опьяненных кажущейся близостью европейского рая. Красивый имидж Евросоюза будет постепенно развеиваться после того, как Великобритания не захотела в нем оставаться.

Brexit неизбежно интенсифицирует центробежные процессы в «европейском доме», что повысит вероятность нормализации отношений отдельных европейских государств с Россией (на двусторонней основе). Между прочим, в 2014 году, когда Запад организовал экономические санкции против России в связи с Крымом и событиями на юго-востоке Украины, Лондон занял в ЕС наиболее жёсткую и радикальную позицию. Дэвид Кэмерон требовал тогда от своих партнеров по ЕС таких карательных мер в отношении России, как блокирование операций российских банков через систему СВИФТ или даже замораживание российских международных резервов. Теперь этот вдохновитель «крестовых походов» против Москвы выброшен из политики.

Нынешний киевский режим явно перестаёт вписываться в новый общеевропейский тренд примирения с Россией, так как это режим с очень узкой, ограниченной программой – он целиком и полностью запрограммирован на конфликт с восточным соседом. Никакого позитивного содержания с точки зрения развития Украины данный режим не несёт. Поэтому вопрос о том, сумеет ли Порошенко сориентироваться в новой европейской политической реальности или ему на смену придёт более понятливый и более дальновидный политик, обостряется с новой силой.

Неприятным последствием Brexit для Киева могут стать некоторые внутренние процессы в Соединенном Королевстве. Официальные данные свидетельствуют о том, что отдельные части Королевства во время референдума обнаружили сильное желание оставаться в составе Европейского союза. Речь идет о Шотландии, Северной Ирландии и Гибралтаре. Своё желание они будут пытаться реализовать путем проведения референдумов по вопросу о независимости от Великобритании.

Вот, например, Северная Ирландия. Там на протяжении большей части последнего века велась непрерывная борьба за воссоединение с Республикой Ирландия (образована в 1921 году). В конце 1990-х годов Лондону и Дублину удалось нормализовать отношения, и пламя освободительной борьбы в Северной Ирландии, казалось, угасло. Теперь это пламя может вспыхнуть снова. Республика Ирландия - единственное государство Европейского союза, имеющее общую сухопутную границу с Великобританией. Выход Туманного Альбиона из ЕС означает, что эта граница перестанет быть символической, потребуется её укрепление для контроля над перемещением и товаров, и людей. Жители Республики Ирландия и Северной Ирландии уже заявили протест против выстраивания между ними настоящей границы и на следующий день после британского референдума начали кампанию за воссоединение.

Не меньшую головную боль для Лондона представляет Шотландия. В сентябре 2014 года референдум по вопросу о пребывании Шотландии в составе Великобритании уже проходил. Страсти были горячими. Тем не менее 55,3% участников тогдашнего референдума заявили о своем желании жить в Великобритании. Лондон облегчённо вздохнул. И вот по истечении неполных двух лет шотландцы заявили о необходимости проведения нового референдума. Их позиция логична: ситуация кардинальным образом изменилась. Тогда шотландцы были в составе ЕС, а теперь их лишили права на это помимо их воли (23 июня в Шотландии большинство проголосовало за сохранение Великобритании в составе Евросоюза). И уже 25 июня шотландский кабинет заявил, что готовит законодательно-нормативное обоснование для проведения нового референдума по вопросу о независимости.

Обострилась ситуация и вокруг Гибралтара - заморской территориальной единицы Великобритании на Пиренейском полуострове. Несколько веков боролись Испания и Великобритания за эту территорию, имеющую важное стратегическое значение (контроль над Гибралтарским проливом, соединяющим Средиземное море и Атлантический океан). В итоге с 1830 года Гибралтар стал британской колонией, а позднее - британской территорией с особым статусом. Уже на следующий день после референдума 23 июня (на котором большинство жителей Гибралтара проголосовали за сохранение членства Великобритании в ЕС) в Мадриде заявили, что будут добиваться перехода Гибралтара под юрисдикцию Испании.

Референдумы на трёх указанных территориях Великобритании могут состояться в течение ближайшего года. Вероятность положительного для Великобритании исхода референдумов (отказ от выхода из состава Соединенного Королевства) оценивается невысоко.

Возникновение прецедента (или прецедентов) обретения независимости территориями, входящими в состав Соединенного Королевства, как нетрудно догадаться, даст новый толчок той борьбе, которую уже третий год ведут жители Донецкой и Луганской народных республик. И это ещё один важный аспект связи Brexit и украинского вопроса.

Франсуа Бон

Железный пейзаж

Франсуа Бон (р. 1953) – французский писатель и драматург. Дебютировал в 1982 году романом «Выход с завода» («Sortie d'usine»), которому предшествовали несколько лет работы специалистом по электронно-лучевой сварке, проведенных в том числе в заграничных командировках в Москве и Бомбее.

[1]

Возобновление и повторение: каждую неделю, в одно и то же время появление одной и той же картины, слишком мгновенной, чтобы ее удержать.

В Ревиньи, площадь перед вокзалом, бистро с красной вывеской и дорога, уходящая перпендикулярно между домами. Поезд не останавливается. Каждую неделю готовишься отметить еще одну подробность и тем не менее каждый раз, проезжая мимо «Ревиньи» (название написано поперек на проносящемся мимо здании вокзала), видишь, что улица оказывается пустой. […]

Способ развития. Не отмечать время, не возвращаться к написанному. Еженедельно добавлять детали улицы у вокзала Ревиньи. Смириться с тем, что этот текст, который будет переделываться всю зиму, из недели в неделю, начинается произвольно после остановки в Эперне и что к нему будут возвращаться лишь по причине упорства глазной сетчатки – избытка того, что накапливается: зубчатые бетонные заграждения, отлитые всюду из одной формы, старые опоры SNCF[2] на путях без рельсов, лужицы мутной воды в зарослях кустарника, непроходимые лесные участки, загадочные красно-белые геометрические обозначения для регулировки движения барж на канале, вдоль которого проносится поезд. […]

Не перечитывать, накапливать лишь текущие заметки, так как этот же поезд из четверга в четверг даст им возможность повториться; их изменит, да и то медленно, лишь смена времен года и освещения. Иногда подождать, не вынимать черную записную книжку до прибытия в города старой промышленной застройки – керамический завод Витри-ле-Франсуа, пивоваренный завод Шампиньоль, сталелитейный в Коммерси, цементный в Сорси, лесопилка в Бар-ле-Дюк и большая тюрьма (длинные темные стены с колючей проволокой и сторожевыми вышками, ровные ряды крыш), замеченная у Экрува перед Тулем. […]

Не принуждать себя к порядку. По этой дороге проезжал уже тридцать раз по четвергам, в одно и то же время, и все можно узнать по мере появления на большой равнине Эперне этого старого переезда типовой застройки: единственный домик по меньшей мере в пятикилометровой окрестности, крошечная проселочная дорога, пересекающая железную, шлагбаум, сейчас автоматический; в домике каждый раз на веревке развевается сохнущее белье, сзади гниет автомобильный каркас, в загончике куры и кролики. Все бедно, тесно, и узнать об этом что-нибудь большее никогда не удастся. […]

На билете на поезд «Париж, Восточный Вокзал – Нанси» есть отметка: триста пятьдесят два километра. Быстрый подсчет: поток из десяти триллионов фотонов в секунду падает на сетчатку с восьми часов восемнадцати до одиннадцати часов двадцати двух, деление в зависимости от результатов анализа этого потока – двадцать четыре в секунду; контраст между повторением практически неподвижных изображений – большая равнина или лес, канал или река, – вдоль которых происходит движение; остановившееся время вокзалов, затем внезапное появление, нуждающееся в сохранении, изобилие деталей, которое не удается достаточно быстро ухватить. […]

Редки те названия, которые доходят до поезда, у местности нет названий, от нее остались одни образы, она везде проявляет себя территорией, и тем не менее то, что предпринимает человек на земле, на каждом ее квадратном метре, – это ее преобразование, и лишь карта восстанавливает перечень невидимых названий. […]

География остается неизвестной, потому что из нее не произведено собственной территории, названия ничего не значат, нет ни направлений, ни линий, ни владений, они еще не наши, даже если вещи, которые они обозначают – выезды из городов с рекламными плакатами, автосервисы «Ситроен» с красной поперечной полосой, супермаркеты и дома, и даже эта колокольня или эта ферма, – все это известно. И эти тесные кухоньки, зажженные лампы которых дают нам мгновение нескромного взгляда, – это то, что, если описать, известно под собственными именами, но удивлению здесь нет места, потому что вот уже двадцать или тридцать лет, стоит лишь сесть на поезд до Бордо и проехать над рекой Клен, подъезжая к Пуатье, там увидишь извечное соревнование по гребле на байдарках, за которым наблюдают до сих пор, и все на своих местах, как все на своих местах перед пустым вокзалом в Сен-Савьоль, но почему то, что нас больше не удивляет в Сен-Савьоль, здесь нам кажется таким странным? […]

Организовать память недельными интервалами, не спеша делать отметки, медленно добавляя одно название к другому, три часа подряд на сетчатке отпечатываются города, пейзажи и заводы, дома, здания, кладбища, свалки металлолома, и каналы, и реки, и долгие медленные въезды в город, когда у вас появляется, наконец, достаточно времени, чтобы увидеть, но когда изобилием вы сыты по горло, равно как и долгой тряской при отправлении поезда, когда нужно все удержать: двадцать заводов, сорок деревень, столько же белых футбольных ворот – и даже если больше пока ничего, наконец-то, есть время все рассмотреть – хотя бы эти три камня и эту кучу веток на невозделанном поле с тремя изгородями и снова начинающиеся девственные заросли кустарника.

Затем, наоборот, то, что построено и ожидается, подобно кювету, ждущему фотографии: очень медленная проявка, начиная с белой области вокруг одной детали. И список уже готов, на этом этапе работы над текстом к нему не возвращаются, потому что к тексту применимо то же правило, что и к путешествию (возвращение, следующим вечером, всегда в кромешной темноте, ничего не видно, и поезд не останавливается, можно лишь угадать по скорому прибытию вокзал Мо, возвышающийся над центром города, и затем, по тому, что мы обгоняем серые пригородные поезда, не делящиеся на классы, можно понять, что мы проехали Нуази-ле-Сек и что приближается Пантен), в списке – вещи, которые удалось удержать, те, которые за три года путешествий по этому маршруту обратили на себя ваше внимание, и на этот раз – есть, они описаны. Иногда кажется, что стоило бы разок проехаться на машине, что на ней вы побывали бы в тех же самых местах с правом остановки: на кладбище и на заводах Витри-ле-Франсуа или же на старом кладбище Туля, перед Сорси на большом сталелитейном заводе с незаметными следами работы или на таинственном возвышении белого военного памятника, протыкающего вдалеке холм, – но этой поездке не бывать, да и что в ней можно было бы найти такого, что не оказалось бы тем же заводом, что и в Сен-Пьер-де-Кор или в Ангулеме, тем, что наизусть знакомо по собственной местности, до чего благодаря ей можно было бы добраться, как если бы сам принцип появления и исчезновения и порождал в вас видимый мир, тут же его лишая, принуждая краткое ощущение к ожиданию, что следующая неделя его перекроет, потому что небо будет другим, под темным небом пойдет дождь, или зима снова принесет свое холодное сияние, или же на этот раз все погрузится в белый туман, или же, или же… И словно бы здесь никогда не появлялся человек, зависит это только от времени: на большом живописном кладбище перед этими длинными перпендикулярно стоящими домами, тоже желтых и розовых оттенков, в Витри-ле-Франсуа такой пятнистый маскарад, для похорон еще слишком рано и никогда никого не было видно, в Туле этот белый дом за кладбищем с узкими окнами, конечно, там кто-то живет, даже если плиты его покосились, плиты почти упали, почему не поменяют.

С чем же связано то, что здесь это изобилие так нас влечет, оказывает такое влияние на нас же самих, что благодаря этому человеческому механизму городская механика оказывается таким кровопусканием на протяжении трехсот пятидесяти двух километров складов и хранилищ, строгих линий школ с котельными и пришедших в упадок заводов. […]

Вдали автомагистраль, медленная процессия грузовиков на склоне холма, кажется, что они скользят или едут по полям. Узнаваемые очертания придорожного ресторана, издалека заметна даже парковка, пустая в это время – все это видно за кухнями под пологими крышами.

Говорят, что в Мо белый завод, потому что стены просто выкрашены в белый, окон нет, только большие двери без надписей, потому что здания выстраиваются в лабиринт безлюдных улиц. Населен он изнутри. Между зданиями и решетками несколько штабелей пустых поддонов. Узнать, над чем они там внутри трудятся, не удастся. Все ухожено, главные ворота в порядке.

Шато-Тьерри, прямоугольный завод, говорят, что прямоугольный, потому что единственный его корпус имеет форму правильного прямоугольника, крыши с этой стороны треугольные, длинный фасад отходит перпендикулярно, окна без света – этот завод умер.

Завод с жилыми помещениями: его можно узнать по длинной стене (в то время все заводы строили с длинными стенами), в самом конце расширение – три на три окна с белыми занавесками. Внизу, но все равно на территории завода, качели для детворы на перекладине, служебная жилплощадь.

В сельской местности сменяющие друг друга виды никогда не наводят тоску по мере появления деталей: закругленного следа от трактора на краю поля, изгороди, которую подровнял бульдозер, неравномерного распределения шаров омелы в лесу, появления вдали очертаний деревеньки с заостренной колокольней и еще – чуть в отдалении – нескольких новых домов.

Дальше города похожи на продукты упругого сжатия, еще один вид на розовые дома (сегодня из-за тумана и мелкого града цвета не такие яркие, но тем не менее это они) на пустом кладбище. И слишком много изображений – на фронтонах заводов, на заселенных домах, на стремительно проносящихся набережных, – и потом уже или канал и шлюз, вереница заброшенных садов и деревья.

Снова все внимание – тому, что выделяется, досада оттого, что не получилось удержать большего. Сумев сохранить эти три камня, возвышающиеся на краю поля, можно было бы подумать, что по мере того, как мимо проходит город, детали, увеличившись в количестве, сложились бы в объединяющий их все большой и сильный образ. Этого не получилось, но тем не менее именно над этим и нужно работать. […]

И, когда вид появляется и исчезает, он несет с собой слово как символ, который его в себе заключает и отличает от остальных видов, и слова эти можно обобщить.

История – внезапно в лесу или в поле рядом с дорогой две укрепленные сторожевые будки, овальные, очень высокие, с бетонными амбразурами, дальше еще одна, перед мостом, там, где дорога сближается с восточным каналом Лерувиля, перед Коммерси (стоит подняться еще выше на север и проехать вдоль Мезы) – история появилась здесь со своим бетоном, оставила его за собой, как пунктирную границу, и Коммерси снова забыт.

Современность – «Tréfileurope»[3], все происходит внутри. Грузовики на стоянке, ряды аккуратных синих окон на желтых фасадах, у входа таблички, на которых можно без труда различить обозначения красным по белому корпуса IX, корпуса XII, все водонапорные башни одинаковой конструкции выкрашены тем же синим, что и окна.

Объезды – приближаясь к Витри-ле-Франсуа со стороны Луази-сюр-Марн, поезд объезжает город с юга, и впервые перед кладбищем, как будто оно от них избавилось, свалены замшелые доски, бетонные трубы и кучи земли и стоит бетонный домик – как бы служебное помещение. Шпунтовая стенка с металлической дверцей отделяет его от кладбища, этот участок со свалкой почти не заметен на фоне так близко стоящих больших розовых домов […]

Последовательности – в последовательность медленно выстраиваются (для этого потребовалось пятнадцать путешествий) постройки промзон […], заводской комплекс «Sarreguemines Bâtiment»[4], пересекающий канал (от Марны до Соны) крытым проходом без окон, с символом завода, буквой на желтом фоне с черной границей, затем заводы (как говорят) мертвые и их печальная красота, пустые здания, которые сегодня утром кажутся такими маленькими оттого лишь, что все воскресенье прошло за работой над двумя абзацами, в которых хотелось выстроить последовательность образов исходя из их деталей, треугольный щипец крыши, металлическая сетка с бетонными частями, как лежащее прямо под ногами послание, которое нужно разгадать и которого до сих пор, до сегодняшнего путешествия разгадать не получилось. Навес в глубине складов, до которого грузовики не доезжают, – это граница Витри-ле-Франсуа. К предыдущим заметкам добавилось, кроме этого, совсем немного, больше порядка в словах, в которых красота внезапно появлялась из этого непреодолимого изобилия. Остается лишь эта загадка и неисполнимое желание пройтись там, среди производственных линий, формовки и обжига, затем упаковка и складирование, керамические заводы «Sarreguemines», из которых ровными рядами вывозят разноцветные раковины в прозрачной пленке, но стоит лишь оторваться от предложения, и вот уже наступил красный участок, в котором одна за другой следуют фермы из красного кирпича и дома из красного кирпича, и на полной скорости проносится мимо вокзал, на нем написано «Парни-сюр-Со»: погрузившись в опись замеченных складов, легко не заметить кирпичный завод, который окрашивает весь пейзаж в цвет того, что он производит. Проходит, повернувшись спиной, так называемый загадочный завод, по обе стороны канала, затворник, стоящий на неподвижной воде и никуда не выходящий (это, должно быть, Контрисон).

Ориентиры – «Мез Металл» – это тоже Ревиньи, а автомастерская «Ситроен» называется «Мюрер-Кюдо» (почему, разве «Ситроен» лучше видно, благодаря красной поперечной полосе на белой обшивке, или так случайно вышло, что они расположены в такой близости друг напротив друга, если ехать на поезде из Эперне до Туля через Ревиньи и Коммерси, или потому что в них узнают себя, самостоятельно восстанавливают пейзаж, ориентируясь по внутренним меткам, проведя свое детство в автомастерских «Ситроен»), а Ревиньи – это бар «Аутсайдер» на пустынной, отходящей перпендикулярно улице (проносящейся так быстро, что невозможно ухватить ничего другого) и узкий домик с двадцатью семью отверстиями в фасаде, до этого – Бар-ле-Дюк, на стоянке – строительный мусор и цыгане, «Форд Транзит» без колес, белье сушится у пассажирского прицепа с черной дверью, новые строительные блоки из «Gedimat Collot»[5] в двух километрах от карьера.

Названия – что между «Sarreguemines Bâtiment» и пустыми складами в Витри-ле-Франсуа есть скотобойня, за ними со стороны полей видны загоны, в которых под навесом теснятся коровы, а с другой стороны отъезжают грузовики «Royal Canin». Вернувшись и зайдя в субботу в супермаркет, в отдел, отведенный корму для собак, большие трех- или пятикилограммовые мешки хрустящих и разноцветных штуковин – вот, как они изготавливаются, прямо из коров в загонах, в лабиринте этих цехов под низкими навесами. […]

Ожидание – сосредоточившись, глядя на приближение Фуга, вытаращив глаза (Беккетт изобрел выражение «вытаращенно говорить», и оно вертится в голове) – и вот показывается дом с надписью «Дискотека», с пристроенным этажом, серые бетонные блоки над розовой частью, напротив – гостиница, владелец – М.Л. Лорен (внизу написан телефон: 104, в каком году перестали звонить по номерам из трех цифр через телефонистку, наверное, тридцать лет назад), наконец-то, удалось разглядеть, а как бы хотелось располагать другими приметами перпендикулярно идущей улицы, появляющейся на долю секунды, нежели эти закрытые двери, на этот раз отъезжает мопед, фигура, затянутая в неуклюжую кожаную куртку и шлем посветлее, на взгляд в это мгновение со спины на человека и мопед, над которым он нависает (как в детских моделях для вырезания, где фигурки приклеиваются отогнутым картонным основанием), они кажутся остановившимися, неподвижными, их относительная скорость настолько мала по сравнению даже не с поездом, а с быстротой появления перспективы, тут же перекрытой зданием вокзала Фуга, на котором поезд никогда не останавливается, и которую подчеркивает розовая симметрия нарисованных букв, с одной стороны – надпись «Дискотека», с другой – гостиница «У вокзала» М.Л. Лорена (в Фуге, телефон 104).

Узнавание – на остановке в Туле, раз уж в том же вагоне, стало быть, и опять напротив – ресторан-пиццерия «Сен-Мишель», с синими ставнями практически пастельного цвета, с тканевым навесом над тем, что никак не назвать террасой, на окнах занавески с блестящими шариками, на втором этаже, должно быть, живет хозяин. Широкая улица круто поднимается направо к перекрестку с телефонной кабиной, блестяще-серой и пустой, и каждую неделю в одном и том же месте относительно оконной рамы купе видно типовое табло с заголовком «Состав поездов»: на черном фоне желтые вагончики обозначают первый класс, зеленые – второй, с отметкой времени, и стоит лишь взгляду остановиться на закрытой пиццерии (слишком рано), симметричных пастельных пятнах ставен и на идущей под наклоном улице без машин, как на этот вид, как и на прошлой неделе, накладывается на платформе свисток человека в фуражке. […]

Прибытие – так как Нанси – большой город, такое же изобилие (в чуть меньшем масштабе), которое наблюдалось от Парижа до Мо и повторялось от Ливердена до Фруара и от Фруара до Шампиньеля, в город прибывают, проходя сквозь слои, один за другим. Дорога шла вдоль Мезы и Мозели, а сейчас она сблизилась с Мерт, есть будка для управления шлюзом, там, где уровень канала выше уровня реки, а уровень будки – уровня канала, за окнами никого, в шлюзе никогда не было видно ни одной лодки, но будка, большая, и белая, и длинная, и узкая, между водами, и сонная поверхность воды в шлюзе, и мутная, и широкая – в Мерт, и сразу же за ними – огромное, пустое здание без окон, граффити на стенах бывшего завода на берегу, завода, который дополняет собой список пустых, мертвых зданий. Напротив – свалка со старыми автомобилями и грудами всевозможного металлолома, вывезенного из города, и, внезапно перейдя на другую сторону поезда, до самого канала – десятки крошечных садиков на склоне у воды. […]

Время, которое впредь будет выделяться из остальной жизни, начинается в четверг в 8:18, заканчивается в 11:22 и начинается снова в том же месте и тогда же на следующей неделе, в связи с тем же перемещением. Затем оно постепенно начнет распространяться, мысленное пространство, которое занимает работа над текстом, поглощено им и в другое время недели, потому что стоило однажды, переписав из блокнота, потратить все воскресное утро на вычитку, исправления и уточнения, затем достать карту, чтобы найти на ней недостаточно хорошо увиденные места, которые нужно постараться рассмотреть получше. Затем в голове, на сетчатке эта настойчивость, способность постоянно носить с собой, как в ранце, и извлечь во всех подробностях вид опоры линий электропередач, цементного завода, улицу между дискотекой и кафе-рестораном Лорена в Фуге, телефон 104. Тем более, что в Нанси, где сходят, остаются, работают два дня и откуда на следующий день отправляются обратно, окно поезда темно, как будто занавешено, словно в доказательство того, что все зависит от утра четверга, и вот кто-то говорит вам, что накануне приехал на машине из Паньи, а ему в ответ забавы ради описывают заводы, перед тем, как осведомиться, зачем он, Жерар или Ален, туда ездил: да там просто зять его живет, жена его работает в Витри-ле-Франсуа, а он с зятем – в одной сети супермаркетов, но здесь, в Нанси, стало быть, они живут посередине, вот и ездят каждый день. Ему говорят, что это же такая даль, а Жерар или Ален удивляется и рассказывает о своем маленьком дизельном «Пежо», он такой быстрый, это так близко, нужно только чуть выехать за пределы департамента. Дорога идет прямо, а поезд петляет и останавливается. Все эти миры, появляющиеся, словно пузыри, и разделенные унылой сельской местностью (леса, заросли, пашни, безлюдные дороги и столбы с проводами), машине не знакомы. Даже скорость поезда обманчива: она делает далеким то, что совсем близко. […]

Спрашивать себя о том, чему удается сохраниться, следы и красота, почему они в вас западают, тем более, что остановиться или зафиксировать их невозможно.

Попытки, на протяжении этих пяти месяцев найти в стольких книжных магазинах, и даже в самом Нанси, в «Другом береге», книги, в которых было бы это изображено: история городов, история заводов и история вод, каналов, шлюзов, ремесел – но таких нет. Кажется, коллективную память это не интересует. Никто не выпускает книгу с изображениями шлюзов, укрепленных железнодорожными стрелками, проволочными заводами в эпоху царствования стали, совсем нет книг с этими задворками городов, которыми они позволяют себя гладить, которые они признают как свои, через которые проникают в города, большие и маленькие, дело еще и в жизни в одной рубашке, без пиджака, в белье, которое вывешивают сушиться, и в расставленных во дворе пластиковых креслах, дело в садовых гномах на разросшихся газонах у домиков 1970-х годов на окраинах центров кантонов, которые поезд потихоньку опустошает, даже если вокзала на них уже нет.

Фотографии, впрочем, какие-то есть, для памяти, чтобы потом сверить текст, три пленки – не больше, снятые на одноразовый фотоаппарат «Панорама» на пятнадцать кадров, купленный в среду за шестьдесят три франка в одном и том же месте, в «Ашане» в Туре, и сданные в проявку в субботу утром в тот же торговый центр «Аркада» в Туре, где за сто пятнадцать франков через пятьдесят минут вам выдадут пятнадцать проявленных фотографий, небольшая растерянность продавца, думающего, наверное, собираетесь ли вы платить, потому что вас, должно быть, разочарует результат, из-за отражения стекол (поезда), из-за тряски (поезда), но в первую очередь из-за того, что ни на одной из пятнадцати фотографий не видно ни одного действующего лица – лишь железный пейзаж, но это-то и нужно было, на этих сорока фотографиях, плотно лежащих в большом конверте, можно снова встретить «Tréfileurope», и «Sarreguemines Bâtiment», и пустую улицу, уходящую в направлении Скрюпта, кафе Лорена в Фуге и цементный завод выше неба в Сорси, общественные сады и дискотеку в Туле, чуть раньше – этот странный завод на берегу канала, пересечение водных путей, и то, что записано, можно таким образом удостоверить, оно уходит корнями в человеческий ландшафт.

Открытка за пять франков, которую одним таким днем удалось найти у уличного торговца, раскладывающего их по департаментам, но ни в 51-м, ни в 54-м, ни в 55-м, ни в Нанси, ни во Фруаре не нашлось ничего интересного для вас – ни шлюза, ни завода, это не приковывает взглядов фотографов в той же степени, как монументальные въезды в города или то, что символизирует прогресс и путешествия, потому что вокзальные открытки у каждого города свои. Открытка из Ливердена называется «Старая мельница», на ней на месте консервного завода со зданиями треугольником и лабиринтом дворов ничего нет, да и сам завод – призрак, потому что наверху были те же самые старые дома, которые уже тогда нависали над краем (и во время следующего путешествия понять, почему бистро напротив заводских ворот все еще называется «Старая мельница», хотя вокруг теперь не видно ни воды, ни реки, все поглотили желтые заводские строения, дворы и грузовики, высокие резервуары из нержавеющей стали и хитросплетения труб). В Сорси ничего нет про печи для обжига извести, в Сорси – про проволочные заводы, а в Витри-ле-Франсуа – лишь «Выход рабочих с завода», в кепках и с вещмешками на фоне Первой мировой, и лишь в алфавитном каталоге Фуга ждало вознаграждение: фотография, сделанная в том же направлении, что и собственная, слева – дом, на котором теперь наверху написано «Дискотека», вместо трех этажей – два, но окна те же самые (это уже тогда был кафе-ресторан, хотя и без гостиницы), справа – кафе-ресторан-гостиница с выведенными под крышей буквами, но называется по-другому и без телефона, справа имя владельца не разобрать из-за листвы, слева – кафе-ресторан, но еще не Лорена, а Мальжан, открытка называется «Переезд», для того, чтобы сделать фотографию (крупноформатный фотоаппарат, надо думать, на треноге, накрытый черной тканью, с большим объективом и проводным спуском), переезд перекрыли, стоят трое женщин, двое мужчин и семеро детишек, женщины в шалях и платках, мужчины в кепках, дети в накидках. Слева – узкий дощатый домик дежурного с казенными надписями. Заграждение, которое выкатывают, сбоку – калитка для пешеходов. Дорога не заасфальтирована. Сзади видны дома, те же, что и сейчас. Еще сильнее, чем на других, виденных и отложенных в сторону открытках, ощущение жизни в собственной тени, того, что настоящее уже существовало девяносто лет назад в такой же близости, по обе стороны тех же дорог. Куда же тогда делись эти три женщины с ребятней? Смотрят ли до сих пор на проезжающих эти темные фигуры в шалях и накидках, стоящие вдоль заграждения, пока проезжающие снова бросают взгляд в перспективу безлюдной улицы между двух баров-ресторанов, выживший и умерший?

И если по воле случая вам придется ехать из Лиона поездом в 6:50, чтобы приехать в Нанси примерно в то же время, через Шалон-сюр-Сон, Дижон, Ис-сюр-Тий, Кюльмон-Шалендри (под Лангром, который из-за холма обычно объезжают и где, как и в Витри-ле-Франсуа, впечатляющие заводы, живые, хотя и спящие), достигая Мезы выше по течению, становящейся все более полноводной (через Левекур, Акур, Бурмон, Гоненкур и Аревиль-ле-Дансер), с остановкой в Нешато перед Тулем, который сложно узнать, оказавшись внезапно напротив пиццерии «Сен-Мишель», хотя и на одну платформу левее, станет понятно, как изменился взгляд за пять месяцев постоянных четвергов, теперь он быстрее распознает двойную арку двух одинаковых пристроек, соединяющих одинаковые дома, охровый и розовый, или же килевидную арку, но он жаден до корпусов заводов, прижавшихся к первому привою, от штабелей поддонов в глубине двора до пирамид материалов и одинаковых погрузочных платформ у безлюдных железнодорожных путей, поразмышлять над тем, отчего так притягательно смотреть из окна поезда, из-за ограниченности ли пространства или скорости, из-за видимости ли мира, в котором можно присматриваться сзади к скрытому в глубине, и это пробуждает старую мечту о близости мысленного представления о вещах, помноженную, должно быть, на скорость, с которой пропадает визуальная связь с ними, на то, что нужно удержать, что отмечено так мало подробностей при желании лучше увидеть, удержать, и чудесное ощущение ясности, которой достигает этот мир, ничего от вас не требующий и позволяющий так же быстро двигаться дальше.

И что в литературе это ощущение тоже умеют находить и ищут для себя, зачастую не в фантастических произведениях, а в тех, пишущихся в любые эпохи, которые кажутся наиболее неподвижными, прогулки в такой воссозданной густоте вещей («Октябрьские ночи» Нерваля), и как образы в них собираются в единое целое, можно составить список удивительных и ни на что не похожих мест, мимо которых проходит Жюльен Грак в «Полуострове», или в «Тесных Водах», или в загадочных и на первый взгляд постоянно пустующих домах, которыми населены раньше своих жильцов «Поиски Абсолюта», «Беатриса» или «Онорина» (если ограничиваться любимыми домами у Бальзака).

И тут же, вероятно, из-за домика смотрителя шлюза на возвышении у канала, давняя любовь к Сименону в целом и к настойчивому повторению Мегрэ в частности. Неподвижность того, что каждый раз предшествует фрагменту повествования, к ней вновь возвращающегося, очарование, с которым предложение ловит в ней дождь или запах, с которым абзац неторопливо прохаживается из одной комнаты в другую, с занавеской на окне и плохо прикрученной ручкой, или вдоль улицы, заглядывая в каждый закоулок. Что эта неподвижность – того, за кем следует книга, или же когда он поворачивается лицом (а про Мегрэ сказано, что глаза у него навыкате), то его останавливают пейзаж и вещи: нравится, как Сименон смакует мир, из-за чего каждый объект, который он в нем выделяет, будь то скатерть или запах на кухне, улица в определенное время и с возведенными в абсолют привычками, определенного цвета и времени года, развеивает представление о том, что все могло бы быть по-другому, соучастие, такое прекрасное, что оно нейтрализует говорящую о нем фразу и объект, о котором не остается сомнений, что он существует так и в этом месте.

Отправившись на этот раз во второй половине дня, вынужден был пропустить скорый поезд и, так как сегодня пятница, то он оказался заказан для солдат в увольнении, долгая проповедь контролера, но без настойчивости, потому что он, наверное, понял, что имеет дело с тем, кто часто ездит в этом направлении, но лишний раз сказал, что поезд, зафрахтованный для нужд армии, не может гарантировать точного времени прибытия – будет пропускать другие, и в случае поломки возмещения не будет, и сам этот поезд устаревшей модели, внезапно на вас обрушивается эта масса, ощущения двадцатилетней давности, другое соотношение застекленных поверхностей ко внутреннему объему, сиденья пониже, больше свободного места, пропускающего последние оранжевые лучи зимнего солнца, и этот полупустой поезд катится не торопясь, останавливаясь во всех военных городках, открывая с другой стороны вид на белый дом, большой и величественный, на цементный завод в небе, на красный мир кирпичного завода, на лесопилку с ровными штабелями и на кафе Лорена в Фуге, на этот раз без спешки и как бы на прощание позволяя вам все рассмотреть, освещенное с другой стороны, да и вас самих во временном озарении (поняв на этот раз, что даже если и есть другие поезда в 8:18, опись, которая продолжает вестись в черном блокноте, должна завершиться, что это конец, что ее можно впредь лишь пересматривать, выстраивать по порядку, причесывать, делать более выразительной).

И домик у шлюза этим вечером на месте, на этот раз можно убедиться, что длинный чугунный стержень, изгибающийся на конце овальной ручкой, которым тянут за ворота, когда уровень воды сравнялся, по-прежнему в траве, ждет, как и в Дамвиксе, куда ездили встречать лодки, хватались за стержень и каждый раз тянули ворота шлюза. […] Наконец, расположение самого домика из двух комнат, выходящего дверью на канал, из-за того, что уровень канала выше, другая сторона домика выходит на проселочную дорогу антресолями. Из окон видны комнаты на втором этаже, а дальше, за изгородью у дороги, промышленные здания […]. Сименон рассказал бы, что там едят на обед, и про цвет скатерти, и про тиканье часов, но здесь этому не место, хотя прочитанные книги, рассказав о таких интерьерах, помогают нам смотреть на него не как на бесплодный фрагмент реальности, а как на переплетение, вплоть до травы, воды и воздуха, до белья, которое сушится немного вдали, в отдельно огороженном участке с лачугой (это, должно быть, огород), вещей человеческих и просто вещей.

Можно еще грезить об остановившемся времени здоровяка Мегрэ, который застыл и не действует, и повторение из одной книги в другую одних и тех же тем через один и тот же письменный стол и одинаковых имен по ту сторону перегородки: Лукас, Жанвье, Лапуант, чтобы только этим и заниматься, не двигаться, позволить просочиться в книгу неподвижному повторению, которым вещи нас очаровывают, и то, что вывело реальность из равновесия, возвращается на свое место, направляя Мегрэ к возможному возобновлению цикла.

Блокнот закрыт. В мире, который видим за окном поезда, четверг, 8:18 (а когда появляется шлюз, то примерно 11:00), так никогда и не будет засвидетельствовано присутствие лодки, ожидающей переправы, предполагающей движение ворот, – поднять железный стержень и, оттого что делать нужно именно это, может быть, понять, что-то о собственной судьбе благодаря силе, которой обладают вещи. Они еще свидетельствуют о связи с трудом человека, есть правый берег реки в каменной колыбели, есть забытый в траве чугунный стержень. Задача кажущихся теперь мертвыми заводов была выковать их, его и ему подобных – стержни, лебедки, поручни и рукоятки. Остаются вода и белье. Что-то отделилось, чему мы все еще являемся каждый четверг свидетелями. Скоро здесь наконец проложат новую линию высокоскоростного поезда, она пройдет напрямик, и останутся лишь два вокзала и несколько стоянок. Скоро мы и сами будем избавлены от необходимости свидетельствовать запустение.

Тогда мы, наверное, больше и не будем смотреть в окна поезда.

Сокращенный перевод с французского Ивана Оносова

[1] Сокращенный перевод по: Bon F. Paysage fer. Lagrasse: Verdier, 2000. Начиная с конца 1980-х Франсуа Бон вел писательские и театральные семинары как в университетской, так и в социально неблагополучной среде в разных городах Франции. Отчасти поэтому действие его книг разворачивается на заводах, в провинциальных промзонах, на подземных автостоянках и в других местах, часто обделенных вниманием литературы. С 1997 года Бон на сайте www.tierslivre.net публикует тексты и материалы к своим проектам. Текст «Железного пейзажа» («Paysage fer») родился потому, что Бон каждый четверг ездил на поезде из Парижа в Нанси, где вел писательский семинар для бездомных. Начавшись как проект, заданный внешними ограничениями времени, места и способа передвижения, эти путевые заметки стали способом увидеть, зафиксировать то, на что обычно смотрят рассеянно, привлечь внимание к не самым живописным ландшафтам промышленных окраин. – Здесь и далее примеч. перев.

[2] Государственное предприятие, управляющее железными дорогами Франции.

[3] Сталелитейный завод в Коммерси.

[4] Завод керамических изделий.

[5] Супермаркет строительных товаров.

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Кирилл Кобрин

Советский гараж: история, гендер и меланхолия

Кирилл Рафаилович Кобрин (р. 1964) – литератор, историк, редактор журнала «Неприкосновенный запас», автор (и соавтор) 14 книг.

Угрюмые мачо в железных коробках: история

Со второй половины 1960-х в СССР началась революция, которую почти никто не заметил. А жаль – она определила почти все, что произошло на большей части этой территории в последующие сорок лет. После 1965–1966 годов стартовала приватизация частной жизни советских граждан. В предыдущей фразе можно услышать некоторое противоречие: ведь тоталитарная страна исключает право на приватную территорию для своих подданных, тем более, по своей воле такой режим не должен раздавать направо и налево разрешение жить – пусть в определенных пределах, но все же по своему усмотрению. Тем не менее это произошло, хотя и привело, в конец концов, к гибели режима. И связан этот процесс с местом, где частная жизнь начала зарождаться. Для частной жизни нужны рамки, границы и кое-что внутри них – то есть жилплощадь и ее обитатели.

Советская власть унаследовала от царской России «квартирный вопрос». К 1914 году быстрая урбанизация, сопровождавшая капиталистическую индустриализацию, сделала нехватку жилья серьезной социальной проблемой, в которой пропасть между богатыми и бедными была порой глубже, чем во многих остальных. Большевики, придя к власти, попытались разрешить «квартирный вопрос» изменением качества и количества спроса на жилье. Иными словами, они, во-первых, резко уменьшили количество тех, кто жил в уже существующих квартирах – особенно тех, кто ими владел. Несколько миллионов человек погибли в гражданской войне. Во-вторых, у уцелевших буржуа и интеллигенции собственность отобрали: в худшем случае, выселив их подальше, в лучшем – оставив жить в одной из комнат некогда собственной квартиры. В опустевшее жилье заселяли пролетариев и дружественных режиму «спецов». Так возникли «коммуналки». В них пространство приватного было сведено к минимуму; роскошью остаться с собой наедине или с близкими друзьями/возлюбленными могли наслаждаться только одинокие жильцы, не обремененные семьей. Ну а кухня и коридор, не говоря уже о ванной и туалете, были общими; в коммуналках царили склоки, здесь доносили, дрались и порой убивали. Как минимум два поколения советских людей выросли в таких условиях, будучи лишены самых простых радостей частной жизни.

Нельзя сказать, что власть стремилась к этому результату; коммуналки были вынужденным решением, да и они трещали по швам после начала коллективизации и советской индустриализации конца 1920-х, когда в города хлынули миллионы крестьян. Сталин развернул в 1930-е мощную программу городского строительства, но жилья все равно не хватало: его в основном получали представители элиты – партработники, высокопоставленные хозяйственники и отличившиеся деятели культуры. Кое-что давали «героям социалистического труда» и «красным командирам». Остальные жили либо в коммуналках, либо в бараках. Для власти, которая называла себя «коммунистической» и строила свою риторику на идее равенства и социальной справедливости, такая ситуация была неудобна. Но, с другой стороны, коммуналки отвечали сущности сталинского режима почти идеально: никакой частной жизни, плюс уничтожение любой горизонтальной социальной связи между советскими атомами; связь может быть только вертикальной, на вершине ее – звезда Московского Кремля, под ней вечно горит окошко сталинского кабинета.

Смерть Сталина и правление Хрущева все изменили. Именно Хрущев дал старт программе строительства дешевого массового жилья, при нем архитектурные идеи Баухауса воплотились в советскую жизнь в виде «хрущевок». Советский человек стал постепенно обрастать собственной жизнью, однако общая идеологическая ситуация этому не способствовала – «оттепель» была попыткой ремейка 1920-х с их энтузиазмом, утопизмом и порывом в будущее. В такой ситуации приватная жизнь воспринималась и властями, и даже отчасти обществом как что-то мелкое и недостойное – достаточно посмотреть «прогрессивное» советское кино 1960-х или почитать повесть Юрия Трифонова «Обмен». Только конец «оттепели» и наступление долгой брежневской эпохи, которую именуют «застоем», создали возможность для приватизации частной жизни. Брежнев волей-неволей построил практически новую страну, состоящую из новых городов, – и на это не жалели средств. В обмен на отдельное жилье власть требовала от советского человека не подвигов, а конформизма. Конформист засел в только что полученной панельной квартире, обзавелся кое-каким бытом, купил румынский мебельный гарнитур, повесил на стену таджикский ковер, поставил в «красный угол» телевизор и приготовился жить себе в удовольствие. Удовольствие же предполагает несколько вещей: достаток, секс, досуг. Конформист, как паук, стал плести горизонтальные социальные паутины, чтобы уловить в них вышеназванное.

С сексом было не очень хорошо, но гораздо лучше, чем раньше: все-таки отдельная квартира, там можно уединиться. Вместе с тем квартиры давали почти исключительно семейным, так что площадок для эротических похождений не хватало. О номерах в гостиницах, снятых на час–другой, даже и не мечтали. Оставалось надеяться на друзей и родственников, внезапно уезжавших в отпуск или в командировку и просивших поливать цветы в их квартирах. Мощным сексуальным ресурсом был, конечно, отпуск, проведенный в Крыму или на Кавказе. Впрочем, это все для взрослых, а вот тинэйджерам приходилось совсем туго.

Достаток был невелик, но доход у работавших был постоянный – в советской экономике все расписано, включая цены и зарплаты, до самой победы коммунизма, то есть навсегда. Скудость бытовой жизни и дефицит товаров скрашивало неостановимое тихое воровство и неформальные клиентские связи – заметим, горизонтальные. Наконец, для того, чтобы поддерживать эти контакты, чтобы обеспечивать себя приватным сексом и приватным достатком, нужно было организовывать досуг, так как именно он давал возможность самым разным людям вступить в полускрытый от ока партии контакт.

Места досуга делились на официальные и неофициальные. Официальные делились на идейные (партийные и профсоюзные ритуалы, концерты, торжества, демонстрации и прочее) и просто определенные официальными рамками – вроде танцплощадок, эстрадных концертов, кино, театра и, конечно, ресторанов, но все это – парадная сторона досуга позднесоветского человека, по другую сторону которой существовала частная жизнь на собственной территории. Одним из алтарей священного неформального досуга советского человека была кухня его квартиры, эта смесь британского клуба и паба с французским кафе. Другим алтарем стал гараж.

Появление советских гаражей – часть процесса приватизации частной жизни в стране. Для их возникновения, во-первых, следовало производить много относительно дешевых автомобилей – а это началось как раз со второй половины 1960-х. Во-вторых, нужно было разрешить покупать автомобили тем, у кого были на это деньги, вне зависимости от партийного или бюрократического статуса. В-третьих, необходимо стало как-то разрешить проблему хранения и ремонта автомобиля – уже после того, как он куплен. В начале 1970-х все три условия сошлись вместе, и десятки квадратных километров железных и кирпичных будок, носившие название «гаражи», принялись облеплять советские города, как ракушки бока огромного океанского лайнера. Гаражи обычно располагались не близко от жилья, так что с самого начала они стали претендовать на роль «второго дома».

Гаражи, в отличие от квартир, просто так не «раздавали». Жилье – насущная вещь, гараж – уже отчасти излишек и роскошь. Собственность на гаражи была чаще всего кооперативная, и, чтобы вступить в такой кооператив, следовало располагать и свободными деньгами, и горизонтальными социальными связями. Гараж – одновременно и феномен приватизации частной жизни в СССР, и один из главных ее моторов. Гараж лишь опосредованно связан с государством, а с государственной идеологией не связан и вовсе никак. Наоборот, он ее разъедал, будучи наглядным примером того, что Маркс и Ленин называли «мелкобуржуазной стихией».

Эти неказистые железные или кирпичные коробки, в которых обычно стояли латаные-перелатанные «Жигули» или (редко) «Волга», специально не проектировали. Их форма, структура и проч. сложились совершенно стихийно, что было еще одним вызовом плановой советской экономике и жизни. А внутри гаражей медленно функционировала жизнь, еще больше противоречившая советским идеалам. И еще одна важная деталь: на территориях, оккупированных СССР во время и после Второй мировой войны, происходили примерно те же самые процессы – и массовое строительство жилья, и появление гаражей. Только вот с приватизацией частной жизни дело обстояло сложнее. В отличие от советских России, Белоруссии и восточной части Украины, здесь частная жизнь никогда не кончалась, да и сам уклад ее определялся не русскими дореволюционными традициями, а скорее смесью традиций – с серьезным, если говорить о Прибалтике и Западной Украине, центральноевропейским влиянием. Так что очаги тихого сопротивления отдельного обывателя унифицирующему катку советской жизни здесь оставались. Тем не менее массовые этнические чистки, депортации и переселения уже совершенно советских людей на оккупированные территории сделало ситуацию похожей на ту, что была в остальном СССР. Оттого универсальный для СССР «гаражный мир» получил здесь свое распространение, пусть и с некоторыми местными чертами.

Так что же происходило в советских гаражах? Здесь пьянствовали, занимались сексом, держали домашние припасы и ненужное барахло, вели долгие разговоры обо всем на свете, в том числе и о политике. «Гаражная жизнь» неизбежно приобрела ярко выраженный гендерный характер – именно сюда, на окраину урбанистической ойкумены, был вытеснен советский мужчина, «советский мужик» среднего и старшего возраста. В этом месте нашего рассуждения стоит вернуться к его началу. Приватизация частной жизни привела к тому, что в – на первый взгляд патриархальном (отчасти даже мачистском) – позднесоветском обществе женщины стали забирать все больше и больше реальной власти. Этот сюжет имеет долгую историю, и здесь ее всю не пересказать, но вкратце дело обстояло так.

Октябрьская революция, несмотря на все свои ужасы, с точки зрения гендерного равноправия способствовала огромному шагу вперед. Женщина в Стране Советов была не только признана равной мужчине – такое признание поддерживалось всей пропагандистской машиной. В 1920-е годы прогресс в этой области был гигантским, однако он затормозился в сталинские времена. Внешне все обстояло точно так же, как и раньше, однако модель идеального устройства советского общества все больше и больше начинала походить на великодержавные представления дореволюционных времен. Знаменитая скульптура «Рабочий и Колхозница» Мухиной – яркий тому пример. За «промышленность», «прогресс», «технику» отвечает мужчина-рабочий, женщина воплощает Природу, которую она возделывает и плоды которой срезает тем самым серпом, что у нее в руках. В городах сталинского времени женщина – если она не «передовик производства» – либо оказывается в рамках специально-уготованных для нее профессий (вроде учителя или библиотекаря), либо вовсе возвращается домой, на кухню. В те годы почти невозможно было встретить не уборщиц, а уборщиков, не медсестер, а медбратьев, не буфетчиц, а буфетчиков, не продавщиц, а продавцов в продуктовых магазинах. Те же советские женщины, что вернулись домой, обнаружили, что там у них нет своего пространства – приходилось делить коммунальную кухню с другими женщинами. И только получив при Хрущеве или Брежневе свое жилье, советская женщина взяла реванш. Во-первых, ее работа становилась все более и более квалифицированной. Во-вторых, работая, она не освободилась от домашних и родительских обязанностей. Иными словами: советская женщина зарабатывала, хлопотала по дому, воспитывала детей. Муж – если у советской женщины вообще был муж, ибо, несмотря на чудовищное ханжество позднесоветской жизни, матерей-одиночек становилось все больше и больше – чаще всего сидел на кухне в майке и трусах и пил водку. И вообще – мешался под ногами. Самые умные мужья уходили играть в шахматы или в футбол с друзьями. Те, у кого уже была машина, уходили в гараж. Так гаражи стали мужским клубом, алтарем позднесоветского выпадения мужчин из семейной жизни.

Жена не казала носа в гараж, разве что когда на машине привозили припасы от деревенских родственников или с дачи и нужно было должным образом загрузить погреб. Деревенская еда составляли провиантскую базу мужского обитания в гаражах, особенно если учесть, что в основном это были соленья и маринованные овощи, которыми так хорошо закусывать. Здесь же стояла продавленная койка или даже старый диван – и просто поспать, и для альковных утех. Рижский транзисторный приемник – слушать западные «радиоголоса», чтобы было что потом обсудить с собутыльниками. Газеты. Несколько книг. Ну и автомобиль, конечно, – именно он создавал идеальный резон улизнуть из дома, где жена, придя с работы, варила суп, следила за тем, как сын делал домашнее задание по математике, из дома, где, собственно, нечего делать и нечем заняться.

Так гараж стал одной из главных точек позднесоветской неформальной горизонтальной социальной жизни, причем исключительно мужской. В этом качестве его можно сравнить с английским пабом, куда до начала 1970-х женщин пускали неохотно. Или с английским джентльменским клубом – но второе сравнение хромает, ибо в гаражах особого социального различия не делали: инженер наливал рабочему, доцент чокался с водителем автобуса. Что касается сравнения с пабом, то здесь при всех действительно совпадающих чертах есть серьезное отличие. Английский паб – это (была) общественная институция, на которой официально покоится порядок вещей в стране. Паб британским правящим классом считался важнейшим элементом децентрализованной, локальной, частной жизни британцев; государственные институции этой страны вырастают из такого порядка вещей. То есть паб в Великобритании был (и отчасти остается) легитимированным господствующей – пусть и некодифицированной, скорее угадываемой – идеологией. В СССР гараж официально являлся символом мещанства, обывательщины, мещанской редукции жизни к мелким интересам. Мелкобуржуазная стихия быта подтапливала высокую идеологию марксизма-ленинизма; если в глубине души генсек Брежнев и его соратники давно махнули на это рукой, то внешне партия и правительство выказывали знаки неудовольствия и даже раздражения. Деятели советской культуры – на самом деле давно уже обустроившие свой буржуазный приватный быт с помощью тех же партии и правительства – быстро поняли, какой социальный заказ делает власть. Так появилась одна из самых смешных советских комедий 1970-х – фильм Эльдара Рязанова «Гараж». Члены гаражного кооператива одного научно-исследовательского института заседают всю ночь, пытаясь избавиться от лишних пайщиков. Они дискутируют, голосуют, приводят веские аргументы за себя и против других. Перед нами настоящий демократический процесс, который формирует даже собственный язык общественной дискуссии. Режиссер явно издевается над своими героями; герои же мстят ему тем, что, обнаружив одного из пайщиков мирно проспавшим бурную ночь, делают его козлом отпущения – и исключают из членов кооператива. Пайщик все так же мирно спит. Ему все равно. Его играет сам режиссер Рязанов. Если рассуждать символически, крах попыток демократическим путем договориться друг с другом, крах гаражной демократии в фильме «Гараж» предвосхитил крах демократии, которую пытался построить советский человек, выйдя на волю из своего гаража, после чего он ретировался обратно, в мужской мир усталых разговорчивых пьяниц и изобретателей велосипедов. Приватизация частной жизни позднесоветского человека увенчалась консервацией его замкнутости. Он не смог найти общего языка ни сам с собой, ни с теми, кто не пьет водку и у кого никогда не было автомобиля.

Ржавая Природа и меланхоличная Культура

Вышесказанное – об истории и социологии. Пришло время поговорить о философии, урбанизме и искусстве. Что представляет собой позднесоветский гараж на взгляд из очень старомодной перспективы Иоганна Гердера, Мэтью Арнольда и Освальда Шпенглера: это Культура или Природа? Казалось бы, ответ очевиден. Конечно, Культура, ибо гараж и все, что в нем, создано руками человека и, по большей части, принадлежит к миру «техники». Более того, гараж, несмотря на свое часто окраинное положение в отношении городских центров, есть порождение урбанизма. Наконец, наличие автомобиля в гараже является не только оправданием зародившейся там особой формы жизни – нет, автомобиль здесь первичен, а люди вторичны. Все так, но если вдуматься, то на каждое из вышеприведенных утверждений можно привести контраргумент. Социальная жизнь в гараже и вокруг него самозарождается – а это как раз свойство Природы. Не регулируемая государственными и семейными правилами сексуальная жизнь переносится именно сюда – значит, внутри железных или кирпичных стен гаража реализуется чисто природная функция. Наконец, попробуем определить: к какому типу вообще относится гаражная жизнь, как ее можно назвать, ухватить термином? Первое, что приходит в голову, когда мы перебираем в уме основные элементы гаражной жизни – а они имеют отношение к пьянству, сексу и вольным разговорам на вольные темы, – это «вакханалия». Неистовый мистический праздник, сопровождающийся возлияниями (название же пошло от имени бога виноделия Вакха), оргиями и даже богохульством. Есть множество точек зрения на «вакханалии», немало книг, исследующих этот феномен, но так или иначе можно согласиться с одним: это неистовый разгул низших животных страстей в строго установленных временных и пространственных рамках. Это контролируемый взрыв Природы в рамках и под присмотром Культуры. Эпитет «неистовый» вовсе не означает непременно пронзительных воплей и исступленных плясок – взрыв «природного» может быть довольно тихим, даже угрюмым. И ограниченным не одним днем в году, а несколькими часами несколько раз в неделю в жизни большей части мужского населения на территории некогда существовавшей страны.

С урбанизмом здесь тоже есть проблема. С одной стороны – да, это город и это автомобиль, сделанный на конвейере. Это железные листы, купленные или украденные на заводе. Это силикатные кирпичи, купленные или украденные на другом заводе. В руках у этих мужчин, в те редкие минуты, когда они действительно ремонтируют свои автомобили, инструменты, сделанные еще на одном заводе. Но присмотримся к манипуляциям, которые производят измазанные в машинном масле руки наших героев. Что они делают? Чем заняты? Мужчины лежат на грязных тряпках под брюхом машины и копошатся внутри. Или склонились над открытым мотором – и тоже копошатся. Эти манипуляции напоминают то ли дойку коров, то ли прополку грядок или сбор урожая бобов, помидоров, огурцов. Все эти сравнения отсылают назад – от индустриальной эпохи к доиндустриальной, к сельскому хозяйству, которое уж точно ближе к Природе, чем к Культуре. Конечно, есть сельское хозяйство современное, со сложными машинами, химикатами, генной инженерией и прочим, – но здесь совсем иное. Modernity, технический прогресс, вершиной которого намеревался стать советский коммунизм, обернулся архаизацией и обращением вспять. Об этом говорят не только манипуляции в брюхе подержанного автомобиля. (Впрочем, и сами эти манипуляции выглядят комично, ведь в современном мире владелец машины не знает, что происходит внутри нее, ибо никогда не открывает капота, предпочитая обращаться в авторемонтный сервис, то есть действуя в рамках рыночной экономики.) Сам гаражный мир архаичен, особенно сейчас, когда вокруг приватизировано абсолютно все; никакой нужды в нем нет. Из территории стихийной мелкобуржуазной приватности он превратился в пространство крайней архаики мира ранней модерности. Этот мир замкнулся, заточив в себе немалую часть постсоветского мужского населения; получилось что-то вроде заповедника советских 1970-х – даже не музея советских вещей, а заповедника типа сознания, способа относиться к себе и к миру. А заповедник – Природа, искусно ограниченная рамками Культуры, не правда ли?

Итак, Природа, хотя и ограниченная рамочкой современного западного культурного сознания. Вместо индустриального советского города перед нами постсоветский псевдоприродный феномен; никого уже давно не волнует, что материал его сделан когда-то на фабрике. Фабрик в Европе почти не осталось, они где-то на Юге и Востоке. Но там – если верить западному сознанию – ведь тоже господствует природа, джунгли и прочая романтическая чепуха. По сути сегодня советский гараж выглядит как шалаш пастуха или хижина землепашца на классической пасторали. Или как полузасыпанный песком ассирийский дворец на картине ориенталиста XIX века. Тогда возникает вопрос, уже относящийся к сфере искусства: может ли гараж стать предметом искусства?

Конечно, может. Но в этом неизбежно будет присутствовать малозаметная подмена. Пастораль рисует городской художник, изображая жизнь деревни. Предмет такого художника – Другой, взятый как чисто эстетический объект, да еще и с естественной аурой ностальгии («золотой век» и все такое). Ориенталист тоже рисует Другого – не социально, а географически-культурно-другого. Ориенталист не ностальгирует, конечно, но он действительно рисует иной мир, не имеющий к нему никакого отношения. Эстетический эффект в его картине возникает оттого, что зритель видит абсолютных чужаков, существ иного строения и смысла, но похожих на людей. Оттого экзотическая пышность происходящего приглушает, если не убивает вовсе, антропологическую солидарность. Глядя на одну из множества картин XIX века под названием «Невольничий рынок», ловишь себя на том, что, вместо сочувствия несчастным рабыням, ты просто любуешься их обнаженными телами и живописно-злобными рожами надсмотрщиков. Ты смотришь на них свысока, покровительственно, немного равнодушно – оттого больше уверенности в себе и своем мире, пусть не в столь живописном и ярком, но уж точно более настоящем. Собственно, если гаражный мир и станет когда-нибудь популярным объектом искусства, это неизбежно окажется еще одной страницей в истории воспетого Эдвардом Саидом «ориентализма». Есть еще возможность вписать позднесоветские гаражи в стимпанк, но они недостаточно живописны. Нужен очень изощренный взгляд, чтобы обнаружить прелесть в ржавых железных коробках, битком набитых старой рухлядью.

Остается меланхолия – в том виде, в котором подарили ее нам писатели Джеймс Баллард и Винфрид Зебальд. Именно они произвели тихую революцию в эстетическом сознании Европы последних тридцати лет. Они размыли границы между «нами» (современными, знающими, отличающими прошлое от настоящего, Природу от Культуры) и тем, что нас окружает. Баллард открыл, что настоящая Природа для современного человека – это бетонные автострады, бетонные автостоянки, пригородные супермаркеты и так далее. Наши дома – салоны автомобилей, а наша жизнь полностью определена рукотворной Природой. Мы первобытные люди, но перемещаемся не по живописным диким лесам, а по серым автострадам. Зебальд пошел еще дальше: он уничтожил Историю. До него западный человек смотрел в прошлое и видел события, которые могли чему-то научить или дать пример – положительный или отрицательный, неважно. Единственным в Европе, кто такого взгляда не принимал, был Монтень, превративший историю в набор бессмысленных анекдотов и случаев, из которых невозможно вывести никакой морали. Зебальд сделал следующий радикальный жест: он растворил прошлое и настоящее в серой дымке всепроникающей меланхолии. Что касается будущего, то его, как известно, вообще нет. «Всеобщая история бесчестия» – так называлась книга молодого Борхеса, который еще отличал настоящее от прошлого. «Естественная история разрушения» – так называется эссе Зебальда, писателя, для которого Тридцатилетняя война XVII века, Вторая мировая XX и ихтиологический сюжет о гибели огромных косяков рыб в Северном море – вещи одного и того же порядка, отдельные главы из натуральной, природной истории разрушения. В этой истории нет человеческой «истории» как таковой, все происходит само собой, стремясь к разрушению, оттого История есть просто способ существования (на самом деле – упадка) Природы. Если так, то советские гаражи действительно ничем не отличаются от первозданных пейзажей Озерного края или песков Сахары. Просто пустое пространство, которое можно заполнить ностальгией, страхом, радостью, ненавистью, отвращением – чем угодно.

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Россия > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 25 июня 2016 > № 1901060 Кирилл Кобрин

Орландо Файджес

Падение Севастополя

Орландо Файджес (р. 1959) – британский историк, специалист по русской и советской истории.

[1]

«Мой дорогой отец, – писал 14 июля Пьер де Кастеллан, адъютант генерала Боскета, – все мои письма, как представляется, можно было бы начинать одной и той же фразой: “Ничего нового” – и это означает, что мы окапываемся, обустраиваем батареи, ночами сидим вокруг лагерного костра и пьем, а в светлое время отправляем в госпиталь по две роты наших людей едва ли не ежедневно»[2].

После того, как попытки союзников захватить Малахов курган и форт Большой редан (Редан) провалились, осада вернулась к монотонной рутине углубления траншей и артиллерийских перестрелок – без каких-либо признаков прорыва. После девяти месяцев окопной войны обе стороны чувствовали себя обессиленными: противникам казалось, что тупиковое равновесие будет держаться бесконечно. Желание покончить с войной было столь сильным, что в ход шли любые ухищрения, хотя бы символически сближавшие врагов. Князь Сергей Урусов, заядлый шахматист и друг Льва Толстого, убеждал графа Дмитрия Остен-Сакена, командующего Севастопольским гарнизоном в том, что одну из самых спорных траншей, многократно переходившую из рук в руки и погубившую множество жизней, надо разыграть с союзниками в шахматы. По мнению самого Толстого, исход войны следовало решить на дуэли[3]. Хотя крымское противостояние было первой войной современного типа и генеральной репетицией окопных боев Первой мировой, оно разворачивалось в ту эпоху, когда идеи рыцарства еще были живы.

В стане союзников воцарилась деморализация. Никто не верил, что возобновление атак способно принести успех, поскольку русские успели основательно укрепить свои позиции, а перспектива еще одной зимовки под стенами Севастополя просто ужасала. Во фронтовых письмах этого периода все чаще сквозит тоска бойцов по дому. «Я окончательно решил вернуться домой, так или иначе, – писал подполковник Джордж Манди своей матери 9 июля 1855 года. – Я не могу и не хочу провести здесь еще одну зиму. Если я пойду на это, то за год превращусь в бесполезного и дряхлого старика. Лучше быть живым ослом, чем мертвым львом». Солдаты завидовали раненым товарищам, которые отправлялись на родину. По словам британского офицера, «многие были бы рады потерять руку, лишь бы навсегда покинуть эти высоты»[4].

Ощущение того, что война никогда не кончится, заставляло многих военнослужащих задумываться о том, за что именно они воюют. Чем дольше продолжалась бойня, тем чаще они видели в своих врагах таких же солдат-мучеников, бороться с которыми бессмысленно. Капеллан французской армии Андре Дамá рассказывал о зуаве, который поделился с ним религиозными сомнениями касательно этой войны. Зуаву, как и прочим солдатам, объясняли, что он сражается с «варварами». Но во время перемирия, объявленного после сражения 18 июня для выноса с поля боя убитых и покалеченных, он помог тяжело раненному русскому офицеру, который в знак благодарности снял с себя и отдал ему кожаный образок с изображением Богоматери. «Эту войну пора остановить, она постыдна, – говорил зуав. – Ведь мы все христиане, и все верим в Бога. Именно это делает нас такими храбрыми»[5].

Окопное изнурение стало главной напастью лета 1855 года. К десятому месяцу осады солдаты настолько устали от губительных бомбардировок и постоянного недосыпания, что многие не выдерживали. В своих воспоминаниях участники крымской кампании писали об «окопном безумии», сочетавшем в себе целый комплекс умственных расстройств, от клаустрофобии до недуга, позднее названного «неврозом военного времени». Луи Нуар, например, упоминает о случаях, когда сразу несколько закаленных в боях зуавов «внезапно вскакивали посреди ночи и хватали винтовки, истерично призывая товарищей помочь им в отражении воображаемой неприятельской атаки». Подобные всплески нервного перевозбуждения, пишет он, «были заразными, причем в первую очередь они затрагивали тех бойцов, которые казались наиболее крепкими в физическом и моральном отношении». Жан Клер, полковник, командовавший зуавами, также рассказывает о бойцах-ветеранах, которые «внезапно впадали в безумие» и бежали к русским или стреляли в себя. Кстати, самоубийства фигурируют во многих мемуарах. Так, один из авторов пишет о зуаве, «закаленном в африканских войнах», который всегда был на хорошем счету – до тех пор, пока однажды, сидя в палатке и попивая кофе, он вдруг не заявил товарищам, что с него хватит; тут же взяв ружье, солдат вышел на улицу и всадил пулю себе в голову[6].

Более всего солдат травмировала потеря товарищей. Писать об этом не полагалось даже в английской армии, где солдатские письма домой не подвергались цензуре; от бойцов ожидалось стоическое приятие смерти, которое, кстати, зачастую помогало им выживать. И все же фронтовые письма перегружены скорбью о потерянных друзьях; из них видно, что авторы хотели бы сказать больше, чем могут себе позволить. Комментируя опубликованные письма французского офицера Анри Луазийона, его соратник Мишель Жильбер был потрясен той болью, которую автор выразил в письме своим близким, написанном 19 июня. Письмо содержало длинный перечень имен, «похоронный список» тех, кто погиб днем ранее в бою за Малахов курган; из этого текста, по мнению Жильбера, видно, до какой степени душа его автора была отравлена «дуновением смерти». Список имен поистине нескончаем. Луазийон скорбит, укоряя себя в том, что он выжил; лишь в заключительных строках письма, где не без юмора описывается тщетная молитва одного из его товарищей, в пишущем просыпается «неистовая жажда самосохранения»:

«Когда мы готовились к атаке [писал Луазийон], мой бедный друг Конельяно, человек очень религиозный, сказал мне: “У меня с собой четки, которые благословил сам папа; кроме того, я вознес дюжину молитв за генерала [Майрана], дюжину за моего брата и еще дюжину за тебя”. Бедный юноша! Из всех троих только мне его молитвы помогли уцелеть»[7].

Помимо травмирующего эффекта многочисленных смертей, солдатам в окопах постоянно приходилось сталкиваться с чудовищными ранениями, сопровождавшими осадную войну. Никогда прежде, вплоть до Первой мировой войны, человеческое тело не подвергалось таким мучениям, как в севастопольской битве. Технические усовершенствования артиллерийской и ружейной стрельбы значительно усугубили тяжесть ранений; во время наполеоновских или алжирских войн сражающиеся так не страдали. Модернизированный винтовочный заряд, ставший удлиненным и коническим, был более мощным, чем старая пуля круглой формы. Кроме того, он сделался тяжелее и поэтому, пробивая тело, ломал на своем пути все кости, в то время как легкий сферический заряд шел сквозь тело, отклоняясь, и обычно костей не задевал. В начале осады русские использовали коническую пулю весом 50 граммов, но с весны 1855 года они начали применять более крупную и тяжелую винтовочную пулю, которая была тяжелее и длиннее, чем пули союзников. Когда эти новые заряды поражали мягкие ткани тела, то оставляли большую рану, которую можно было вылечить, но если пули ударялись о кость, то буквально сокрушали ее, делая ампутацию ноги или руки почти неизбежной. Применяемая русскими войсками практика сдерживания огня до самого последнего момента и открытия стрельбы едва ли не в упор гарантировала их противникам максимальный урон[8].

Госпитали союзников были переполнены солдатами с самыми страшными ранениями, но и в русских госпиталях было столь же много несчастных, пострадавших от более передового вооружения англичан и французов. Христиан Гюббенет, профессор хирургии, который работал в военном госпитале в Севастополе, писал в 1870 году:

«Не думаю, чтобы я когда-нибудь видел такие страшные увечья, какие приходилось встречать в последний период осады. К самым страшным принадлежат, бесспорно, нередко случавшиеся раны в живот, когда срывало брюшные покровы и внутренности лежали в брюшной полости обнаженными. Когда таких несчастных приносили на перевязочный пункт, они могли еще говорить, обладали некоторым сознанием и жили иногда еще несколько часов. В других случаях вырывало мягкие части и стенки таза со стороны спины, так что внутренности вываливались назад. Такие раненые теряли подвижность нижних конечностей, но также сохраняли сознание и жили по несколько часов. Самое ужасное впечатление производили, без сомнения, те несчастные, которым ядра отрывали лица, лишая их образа человеческого. Представьте себе существо, у которого лицо и вся голова заменены безобразным кровавым комком, не видно глаз, носа, рта, щек, языка, подбородка, ушей, и которое стоит на ногах, двигается и протягивает руки, заставляя предполагать, что оно еще сохранило сознание. В других случаях на том месте, где мы привыкли видеть лицо, болтались лишь какие-то окровавленные куски кожи»[9].

Русские несли гораздо более тяжелые потери, чем союзники. К концу июля в Севастополе были убиты или ранены 65 тысяч русских солдат: эта цифра более, чем в два раза, превышала потери союзников, причем в ней не учитывались умершие от болезней. Июньская бомбардировка города добавила еще несколько тысяч раненых, причем не только военных, но и гражданских (4 тысячи пострадавших оказались в переполненных госпиталях только за 17–18 июня). В здании Дворянского собрания, по воспоминаниям доктора Гюббенета, «раненые лежали на паркетном полу не только бок о бок, но и друг на друге». «Приемная зала для раненых была набита битком, – пишет он. – Лежали не только один подле другого, но даже отчасти один на другом. Несколько сальных свечей, дымящихся в руках прислуги, не давали даже самого необходимого света, а только усиливали ужасное впечатление мрачной картины. Представьте себе смешанные глухие крики тысячи голосов». На Павловской батарее еще 5 тысяч раненых солдат в такой же тесноте лежали на голом полу верфей и складов. Чтобы преодолеть эту скученность, русские в июле развернули большой полевой госпиталь неподалеку от реки Бельбек, в шести километрах от Севастополя. Руководствуясь системой «сортировки» доктора Пирогова, туда эвакуировали самых тяжелых раненых. Были и другие резервные госпитали – в Инкермане, на Мекензиевых горах, в бывшем ханском дворце в Бахчисарае. Некоторых раненых отправляли лошадьми и подводами по проселочным дорогам гораздо дальше, за 650 километров, в Симферополь и даже в Харьков. Тем не менее всего этого было недостаточно, чтобы охватить постоянно множащееся число больных и раненых. В июне и июле список потерь ежедневно увеличивался на 250 человек. В последнюю неделю осады эта цифра возросла до 800 человек в день; между тем, согласно сообщениям русских пленных, Горчаков в своих реляциях начальству занижал этот показатель в два раза[10].

Напряжение в русском лагере нарастало. С оккупацией союзниками Керчи и блокадой коммуникаций, шедших через Азовское море, русские с первых чисел июля начали испытывать серьезный недостаток в боеприпасах и артиллерии. В особом дефиците были заряды для малых мортир. Командирам батарей предписывалось предельно ограничить их применение, отвечая единственным залпом на четыре вражеских залпа. Союзники, между тем, вышли на невиданный ранее в осадной войне уровень плотности огня: промышленные и транспортные системы Англии и Франции позволяли их артиллеристам выпускать до 75 тысяч снарядов в день[11]. То был новый тип промышленной войны, в которой Россия с ее отсталой крепостной экономикой никак не могла конкурировать.

Деморализация русской армии достигла опасных границ. В июне русские потеряли двух вождей севастопольской обороны: инженера Эдуарда Тотлебена серьезно ранили во время бомбардировки 22 июня, и он был вынужден покинуть театр военных действий, а через шесть дней пулей в лицо был сражен вице-адмирал Павел Нахимов, инспектировавший артиллерийские батареи. Его переправили в штаб, где он провел без сознания два дня, скончавшись 30 июня. Похороны адмирала превратились в грандиозную церемонию, в которой приняло участие все население города. За ней наблюдали и союзные войска, прекратившие на время обстрел. Работавшая в Севастополе сестра милосердия писала домой:

«Никогда я не буду в силах передать тебе этого глубоко грустного впечатления. Море с грозным и многочисленным флотом наших врагов. Горы с нашими бастионами, где Нахимов бывал беспрестанно, ободряя еще более примером, чем словом. И горы с их батареями, с которых так беспощадно они громят Севастополь и с которых они и теперь могли стрелять прямо в процессию; но они были так любезны, что во все это время не было ни одного выстрела. Представь же себе этот огромный вид, и над всем этим, а особливо над морем, мрачные, тяжелые тучи; только кой-где вверху блистало светлое облако. Заунывная музыка, грустный перезвон колоколов, печально-торжественное пение... Так хоронили моряки своего Синопского героя, так хоронил Севастополь своего неустрашимого защитника»[12].

К концу июня ситуация в Севастополе сделалась отчаянной: не хватало не только амуниции и боеприпасов, но также продовольствия и воды. Исходя из этого командующий войсками в Крыму генерал Михаил Горчаков начал готовить эвакуацию города. Бóльшая часть населения, опасаясь умереть от истощения или пасть от холеры и тифа, уже покинула Севастополь. Созданный в городе специальный комитет по борьбе с эпидемиями на протяжении июня ежедневно сообщал о кончине минимум тридцати холерных больных. Большинство из тех, кто остался, покинули разрушенные дома и прятались в форте Святого Николая на окраине города, у самого входа в гавань, где казармы, конторы, лавки были защищены мощными стенами. Другие нашли безопасное пристанище на Северной стороне. Артиллерийский офицер Андрей Ершов вспоминал:

«Весь Севастополь глядел могилою. Угрюмее и угрюмее становились с каждым днем даже центральные улицы – при взгляде на них невольно приходили на ум описания городов, опустошенных землетрясением. Уныло смотрела Екатерининская улица, месяц тому назад еще такая оживленная и пышная, теперь пустынная, полуразрушенная и еще разрушающаяся. Ни на ней, ни на бульваре не видно уже ни одного женского личика, ни одного человека, который ходил бы свободно и беззаботно. Угрюмые партии войск да фурштатские телеги. […] На всех лицах лежала какая-то печаль тяжелого ожидания, усталости и изнурения. Ходить в город было незачем, ни одного радостного слуха, никакого развлечения там нельзя было встретить»[13].

В рассказе Толстого «Севастополь в августе 1855 года», где описывались реальные события и персонажи, солдат на реке Бельбек спрашивает своего товарища, только что прибывшего из осажденного города, уцелела ли его квартира. В ответ звучит следующее:

«И, батюшка! Уж давно всю разбили бомбами. Вы не узнаете теперь Севастополя; уж женщин ни души нет, ни трактиров, ни музыки; вчера последнее заведение переехало. Теперь ужасно грустно стало»[14].

Покидали Севастополь не только штатские. В летние месяцы постоянно росло число бежавших из него солдат. Сдавшиеся союзникам утверждали, что дезертирство было массовым явлением; это отчасти подтверждается и сведениями русского командования. В одном из августовских докладов, например, отмечалось, что с июня число дезертиров резко возросло, особенно среди резервных частей, направленных в Крым: так, 15-ю резервную пехотную дивизию самовольно покинули сто человек, а из новобранцев, прибывших из Варшавского военного округа, дезертировали три четверти личного состава. В самом Севастополе ежедневно исчезали около двадцати солдат, преимущественно во время несения караулов или бомбардировок, когда офицеры не могли слишком пристально присматривать за ними. Со слов французов, к которым в летние месяцы русские солдаты переходили во множестве, главной причиной дезертирства выступало то, что беглецов либо вообще не кормили, либо предлагали только тухлое мясо. Ходили также слухи о том, что в первую неделю августа в Севастопольском гарнизоне вспыхнул мятеж резервистов, который якобы был подавлен с крайней жестокостью, а вся информация о нем была тщательно засекречена. «Рассказывают, будто сотню русских солдат, поднявших в городе бунт, расстреляли по приговору военного трибунала», – писал Генри Клиффорд своему отцу. Некоторые подразделения были расформированы и отправлены в резерв, так как полагаться на них командование уже не могло[15].

***

Понимая, что Севастополь не выдержит дальнейшей осады, царь приказал Горчакову предпринять последнюю попытку прорвать кольцо окружения. Командующий сомневался в правильности такого решения; по его мнению, наступление против врага, «превосходного численностью и занимающего сильные позиции», было безрассудством. Но Александр настаивал: нужно предпринять хотя бы что-нибудь. Он желал завершения войны на условиях, приемлемых для российской национальной гордости и территориальной целостности, а для этого требовался успех на поле боя, позволявший начать мирные переговоры с выгодных для России позиций. Отправляя в Крым три дивизии резерва, царь требовал от Горчакова начать наступление (не поясняя при этом, где именно нужно наступать), опережая прибытие союзных подкреплений, – он был уверен, что вскоре в Крыму высадятся свежие англо-французские части. «Более, чем когда-либо, я убежден в необходимости предпринять с нашей стороны наступление, ибо иначе все подкрепления, вновь к вам прибывающие, по примеру прежних будут частями поглощены Севастополем как бездонною бочкою», – писал монарх Горчакову 30 июля[16].

Единственный шанс на успех, как полагал Горчаков, представляла атака на французские и сардинские позиции на Черной реке. Как он писал царю, отсекая врага от берега, можно было бы угрожать ему с фланга и ограничить его атаки на Севастополь; вместе с тем надежда на успех в этом предприятии исключительно мала, подчеркивал главнокомандующий. Александр не внял предупреждениям Горчакова. 3 августа царь вновь написал Горчакову:

«Ежедневные потери неодолимого севастопольского гарнизона, все более ослабляющие численность войск ваших, которые едва заменяются вновь прибывающими подкреплениями, приводят меня еще более к убеждению, выраженному в последнем моем письме, о необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне [курсив царя. – О.Ф.]».

Александр знал, что Горчаков был по сути придворным, верным приверженцем осторожного фельдмаршала Ивана Паскевича, и подозревал, что главнокомандующему не хочется единолично отвечать за наступление. Поэтому свое письмо царь закончил такими словами: «В столь важных обстоятельствах, дабы облегчить некоторым образом лежащую на вас ответственность, предлагаю вам собрать из достойных и опытных сотрудников ваших военный совет»[17].

9 августа военный совет действительно был созван для обсуждения возможного наступления. Многие старшие офицеры были против этого плана. Дмитрий Остен-Сакен, потрясенный смертью Нахимова и считавший, что потеря Севастополя теперь неизбежна, доказывал, что понесенные потери уже чрезмерны и пришло время эвакуировать гарнизон. Генералы в большинстве своем разделяли пессимизм Остен-Сакена, но никто из них не осмелился напрямую высказаться четко и определенно. В итоге, желая угодить царю, они соглашались с общей идеей наступления, не имея подробного видения его деталей. Наиболее смелое предложение исходило от эмоционального генерала Степана Хрулева, который руководил неудачной атакой на Евпаторию. Этот военачальник выступал за полное разрушение Севастополя по образцу Москвы 1812 года с последующей масштабной атакой на позиции врага всеми оставшимися силами. Когда Остен-Сакен возразил, что столь самоубийственный план обернется десятками тысяч ненужных смертей, Хрулев ответил: «Ну и что из того? Пусть все погибнут! Зато мы оставим след на карте!» Холодные головы, однако, возобладали, и совещание поддержало предложение Горчакова атаковать французские и сардинские позиции на реке Черной, хотя Горчаков по-прежнему сомневался в успехе дела. «Я иду на неприятеля, потому что если бы я этого не сделал, то Севастополь все равно был бы через очень короткое время потерян, – писал он накануне наступления военному министру, князю Василию Долгорукову, но, добавлял главнокомандующий: – если дела примут худой оборот, в этом вина не моя»[18].

Атака была намечена на раннее утро 16 августа. Накануне вечером французская армия праздновала День императора, отнюдь не случайно совпадавший с праздником Успения Пресвятой Девы Марии, исключительно важным для итальянцев, которые, как и французы, пили всю ночь до утра. Они только легли, когда в четыре часа утра их разбудила русская канонада. Под прикрытием утреннего тумана русские выдвинули к Трактирному мосту объединенные силы, состоящие из 47 тысяч пехотинцев, 10 тысяч кавалеристов и 270 полевых пушек. На левом фланге, против сардинцев, ими командовал генерал Павел Липранди, а на правом фланге, против французов, генерал Николай Реад, сын шотландского инженера, эмигрировавшего в Россию. Генералам предписывалось ни в коем случае не пересекать реку, не получив соответствующего приказа от главнокомандующего Горчакова, который пока не решил, где ему выставить резервы: против французов на Федюхиных высотах или против сардинцев на горе Гасфорта. Он собирался определиться после артобстрела, который должен был, по его мысли, раскрыть вражеские позиции.

Огонь русской артиллерии в основном не достигал намеченных целей, однако послужил сигналом боевой тревоги для 18 тысяч французов и 9 тысяч сардинцев, мобилизовав солдат, находившихся в лагере, и вызвав к Трактирному мосту тех, кто дежурил на передовых позициях. Огорченный отсутствием успеха, Горчаков спешно отправил своего адъютанта, лейтенанта Красовского, поторопить Реада и Липранди, сообщив им, что пришло время «начинать дело». К тому моменту, когда Реад получил приказ, его смысл был далеко не ясен. «Начинать что?» – поинтересовался Реад у адъютанта, но тот не знал ответа. Реад решил, что приказ подразумевал не открытие артиллерийского огня, который и без того уже велся, а начало пехотной атаки. Поэтому он приказал своим людям форсировать реку и штурмовать Федюхины высоты – несмотря на то, что кавалерийские и пехотные резервы, направленные ему в поддержку, еще не прибыли. Между тем Горчаков решил сконцентрировать свои резервы не справа, где начал наступать Реад, а слева; его поначалу ободрила те легкость, с которой стрелки Липранди выбили аванпосты сардинцев с Телеграфного холма. Услышав ружейную стрельбу из расположения Реада в районе Федюхиных высот, Горчаков был вынужден перенаправить туда часть подкреплений, но, как он признавал впоследствии, уже тогда ему было ясно, что битва проиграна. Русские войска были разделены и атаковали на двух фронтах одновременно, хотя исходный замысел наступления предполагал нанесение мощного концентрированного удара[19].

Люди Реада пересекли реку недалеко от Трактирного моста. Без кавалерийской и артиллерийской поддержки они были почти полностью истреблены французской артиллерией и пехотой, которые стреляли сверху, со склонов Федюхиных высот. За двадцать минут были перебиты 2 тысячи русских пехотинцев. Вскоре, однако, к русским подоспели резервы: это была 5-я пехотная дивизия. Ее командир предложил бросить ее в атаку всю и единовременно; в этом случае, говорил он, численный перевес поможет прорыву русских. Но Реад выбрал другой вариант, вводя подкрепления в бой постепенно, полк за полком. Все эти части поочередно и методично расстреливались французами, которые уже полностью уверились в своей способности разгромить русские колонны и открывали огонь только тогда, когда противник был совсем близко. Октав Кюлле, капитан французской пехоты, который был на Федюхиных высотах, вспоминал:

«Наша артиллерия ввергла русских в панику. Наши бойцы, уверенные в себе и спокойные, стреляли по ним с двух линий с той выдержкой и меткостью, которые под силу только испытанным в боях войскам. Каждому стрелку тем утром выдали по восемь магазинов, но тратились они экономно: никто не обращал внимания на огонь с флангов, ибо все были сосредоточены только на приближающихся русских. […] Только когда враг подходил вплотную и уже угрожал окружить нас, мы открывали огонь, причем ни один выстрел не пропадал даром. Наши люди проявляли удивительное хладнокровие, никто и не помышлял об отступлении»[20].

Наконец, Горчаков положил конец колебаниям Реада, отдав приказ об атаке всей дивизии. На какое-то время русским удалось отбросить французов назад к холму, но смертоносные залпы вражеских винтовок в конечном счете заставили их отступить и вернуться на другой берег реки. Во время отступления Реад был убит осколком снаряда, и Горчаков принял командование на себя, приказав восьми батальонам из сил Липранди слева поддержать его на восточной стороне Федюхиных высот. Но эти подразделения попали под плотный ружейный огонь сардинцев, которые продвигались от горы Гасфорта, стремясь прикрыть свой открытый фланг. Русские вынуждены были вернуться к Телеграфному холму. Ситуация становилась безнадежной. Вскоре после 10 часов утра Горчаков отдал приказ о всеобщем отступлении и, дав последний залп из всех своих орудий, прозвучавший как знак несогласия с поражением, русские отступили зализывать раны[21].

Союзники потеряли на Черной реке 1800 человек. Русские насчитали 2273 погибших, почти 4000 раненых и 1742 пропавших без вести, большинство из которых составили дезертиры, использовавшие для побега утренний туман и неразбериху битвы. Прошло несколько дней, прежде чем удалось собрать трупы и вывезти раненых (русские даже не пришли за своими). Ужасную сцену побоища наблюдали не только медицинские сестры, помогавшие раненым, но и «военные туристы», которые собирали трофеи с тел умерших. Известно, что по меньшей мере два капеллана британской армии принимали участие в этом мародерстве. Знаменитая медсестра Мэри Сикол описывает поле, «густо усеянное ранеными, некоторые из которых были тихими и безропотными, а другие нетерпеливыми и беспокойными. Кто-то сотрясал воздух криками боли, каждый хотел воды, и все были благодарны людям, оказывавшим им помощь». Британского доктора Томаса Буззарда, приписанного к турецкой армии, поразило то, что большая часть мертвецов «лежала лицами вниз, буквально, используя выражения Гомера, “землю кусая зубами”». Это ничуть не походило на произведения батальной живописи, где павших было принято изображать обратившими лица к небу. (Это неудивительно, поскольку большинство русских были убиты выстрелами спереди, когда они взбирались вверх по холму, и поэтому естественным образом падали вперед)[22].

Каким-то непостижимым образом русские умудрились проиграть сражение неприятелю, которого численно они превосходили вдвое. Объясняясь перед царем, Горчаков возложил всю вину на несчастного генерала Реада, указывая, что тот неправильно истолковал его приказ, внезапно двинув своих людей против французов на Федюхиных высотах. «Порыв, оказанный всеми частями войск наших, имел бы, без сомненья, счастливый исход, если бы генерал Реад не сделал преждевременной частной атаки вместо той, которую я предполагал сделать совокупно войсками его и генерал-лейтенанта Липранди, непосредственно поддержанными главным резервом», – писал он царю. Александра, однако, не убедила попытка Горчакова переложить ответственность за разгром на погибшего генерала. Ему нужен был успех, чтобы начать переговоры о мире на выгодных условиях, а эта неудача разрушила все его планы. Отвечая Горчакову, он настаивал на том, что понесенные русскими войсками огромные потери не имели смысла. Правда же заключалась в том, что вину за ненужное кровопролитие несли оба этих человека: Александр требовал наступления, когда оно было невозможно, а Горчаков поддался его давлению[23].

Поражение на Черной стало для русских катастрофой. После него взятие Севастополя союзниками было лишь вопросом времени. «Я уверен, что это предпоследний кровавый акт нашей операции в Крыму, – писал французский офицер Эрбе своим родителям 25 августа, после ранения на Черной, – последним актом будет захват Севастополя». Согласно Николаю Милошевичу, одному из защитников военно-морской базы, после этого поражения русские армии утратили веру в своих офицеров и генералов. Другой участник сражений писал: «Поражение на Черной грустно отозвалось в Севастополе. Утро 4 августа – были последние минуты нашей жизни и нашей надежды. К вечеру все умерло. […] Мы начали прощаться с Севастополем»[24].

Осознавая, что ситуация безнадежна, русские начали готовиться к эвакуации города; накануне битвы Горчаков предупреждал военного министра о возможности такого исхода, если сражение будет проиграно. План эвакуации предполагал сооружение понтонного моста, пересекающего морскую гавань с юга на север. В случае потери Южной стороны русские могли бы оборудовать на Северной стороне свои командные позиции. Идею моста в начале июля выдвинул военный инженер, генерал Михаил Бухмейер. Многие инженеры критиковали этот план, поскольку, по их мнению, соорудить мост там, где предлагалось – между фортом Святого Николая и батареей Михайлова, – было невозможно, ибо ширина морской гавани там составляла 960 метров. Это был бы самый длинный понтонный мост в мире, и волны, поднимаемые севастопольскими ветрами, с легкостью разрушили бы его. Но безотлагательность ситуации заставила Горчакова поддержать опасный план. После того, как несколько сотен солдат на телегах доставили лесоматериалы из далекого Херсона, отстоявшего за 300 километров от Севастополя, команды моряков под началом Бухмейера начали собирать понтон, который был готов к 27 августа[25].

***

Тем временем союзники готовились к новому наступлению в районе Малахова кургана и Редана. К концу августа они поняли, что русские больше держаться не могут. После поражения на реке Черной ручей дезертиров из Севастополя превратился в широкий поток, причем все беглецы в один голос рассказывали об ужасающей ситуации в городе. Как только союзные командиры осознали, что новая атака на крепость вполне может увенчаться успехом, они преисполнились решимости предпринять ее как можно раньше. Приближался сентябрь, погода вскоре могла измениться, и ничего более не страшило их так сильно, как вторая зимовка в Крыму.

Подготовительными мероприятиями руководил Жан-Жак Пелисье. После того, как его войска разгромили русских в битве при Черной, позиции французского военачальника заметно укрепились. Раньше Наполеон не раз высказывал сомнения относительно бесконечной осады крепости, на которой настаивал маршал; сам император, как известно, предпочитал полевые кампании. Но эта новая победа заставила Наполеона оставить сомнения и полностью довериться командующему французским контингентом в выборе путей к победе.

Итак, французские командиры руководили, а британские были обязаны им подчиняться: нехватка войск и одержанных побед не позволяли им диктовать общую военную политику. После катастрофической для англичан атаки 18 июня британское командование было склонно воздерживаться от повторения штурма города с участием английских солдат. Победа на Черной, однако, изменила ситуацию, более не позволяя британцам оставаться в стороне.

К тому моменту французам удалось довести подкоп под оборонительные сооружения Малахова кургана до точки, от которой оставалось всего 20 метров до крепостного рва. В ходе этой операции они несли большой урон от русского огня. Копать приходилось так близко от русских позиций, что враг без труда мог слышать их разговоры. Британцы тоже вели подкоп к Редану, но в их зоне почва была каменистой, и до укреплений оставалось еще 200 метров. В ходе работ они тоже теряли много людей. С крыши военно-морской библиотеки русские отчетливо видели лица британских солдат, работавших в открытых траншеях. Их снайперы, засевшие в Редане, без труда могли убить каждого, осмелившегося понять голову. Ежедневно союзные армии теряли от 250 до 300 человек. Сложившееся положение было нестерпимым. Откладывать наступление было нельзя; если не взять город сейчас, то позже это тем более не удалось бы сделать, а в таком случае осаду вообще пришлось бы прекратить до наступления зимы. Именно этой логикой руководствовалось британское правительство, позволяя генералу Джеймсу Симпсону объединить силы с Пелисье ради последней попытки взять Севастополь посредством сухопутного штурма[26].

Операция была назначена на 8 сентября. На этот раз, в отличие от провалившейся попытки 18 июня, штурму предшествовала продолжительная и массированная бомбардировка русских оборонительных сооружений, начавшаяся 5 сентября и постепенно нараставшая. Выпуская по 50 тысяч снарядов ежедневно, причем с более близкого расстояния, чем прежде, французские и британские орудия причиняли русским войскам грандиозный урон. Центр города, в котором не осталось почти ни одного целого здания, выглядел так, будто бы пережил землетрясение. Потери были огромными: начиная с последней недели августа русские ежедневно теряли около тысячи человек убитыми или ранеными, а на протяжении трех дней сентябрьских обстрелов их потери составили примерно 8 тысяч человек. Тем не менее последние храбрецы, защищавшие Севастополь, не помышляли об оставлении города. Ершов вспоминал:

«Защитники Севастополя далеки были от того, чтобы отступать; даже думать не хотели об отступлении; несмотря на то, что, обороняя полуразрушенный Севастополь, в сущности защищали лишь призрак, имя без значения. Напротив, все готовилось в Севастополе к отчаянной борьбе: припасали вторые линии, устраивали баррикады и собирались обратить в цитадель каждый дом, дать отпор из-за каждой развалины»[27].

Русские ожидали атаки – бомбардировка не позволяла сомневаться в намерениях союзников, – но они думали, что она начнется 7 сентября, в годовщину Бородинской битвы, в которой в 1812 году была уничтожена треть наполеоновской армии. Но в этот день ничего не произошло, и русские сняли дополнительные дозоры и караулы. Они были еще более сбиты с толку 8 сентября, когда с пяти часов утра обстрел возобновился, причем с бешеной интенсивностью. Французские и британские пушки выпускали по 400 снарядов в минуту – до тех пор, пока в десять часов залпы внезапно не прекратились. Но атаки снова не было. Русские полагали, что союзники начнут наступление в сумерках или на рассвете следующего дня, как они всегда делали прежде. Поэтому они истолковали новый обстрел как предвестие возможной вечерней атаки. Эта догадка получила подтверждение через час, когда их дозорные на Инкерманских высотах сообщили о начавшемся развертывании союзного флота. Наблюдатели не ошиблись: план союзников предполагал обстрел городских укреплений с моря. Но тем утром прекрасная жаркая погода сменилась; поднялся сильный северо-западный ветер. Начавшийся на море шторм заставил отменить морскую часть операции в самый последний момент, хотя при изменении обстоятельств к ней рассчитывали вернуться. По настоянию французского генерала Пьера Боскета атаку решили начать в полдень – как раз в тот момент, когда русские меняли караулы и ожидали ее меньше всего[28].

План союзников был прост: они намеревались повторить все, что предпринималось ими 18 июня, но бóльшими силами и без прежних ошибок. На этот раз, вместо трех дивизий, задействованных в прошлый раз, французы привлекли к операции десять с половиной дивизий (пять с половиной против Малахова кургана и пять против городских бастионов). В совокупности это составляло 35 тысяч человек, которых поддерживали еще 2 тысячи сардинцев. Ровно в полдень французские командиры отдали приказ к наступлению. Под барабанную дробь и звуки горнов, с криком «Да здравствует император!» части генерала Патриса де Мак-Магона, около 9 тысяч солдат, поднялись из французских окопов. За ними последовала остальная французская пехота. Ведомые отважными зуавами, солдаты побежали к Малахову кургану, а потом, преодолев с помощью досок и лестниц крепостной ров, начали взбираться на стены крепости. Русские были застигнуты врасплох: они действительно меняли караульных, а многие солдаты воспользовались прекращением артподготовки для того, чтобы спокойно пообедать. Как вспоминал потом Прокофий Подпалов, в ужасе наблюдавший за происходящим с Редана, французы действовали так быстро, что многие русские бойцы не успели даже схватиться за ружья. За несколько секунд сотни французских солдат заполонили русские позиции, а через несколько минут на башне уже развевался французский флаг[29]. Русские были ошеломлены мощью французской атаки и в панике бежали с Малахова кургана. Большинство их солдат, оборонявших бастион, составляла необстрелянная молодежь из 15-й резервной пехотной дивизии, которая не имела боевого опыта и не могла тягаться с зуавами.

Захватив Малахов курган, люди Мак-Магона обрушились на русские укрепления, ввязавшись в жестокую рукопашную схватку с противником на батарее Жерве, на левом фланге кургана. Одновременно другие подразделения начали атаковать остальные русские бастионы по всей линии соприкосновения. Вскоре зуавам удалось захватить батарею Жерве, хотя на правом фланге они не смогли выбить с занимаемых позиций Казанский полк, который храбро держался до прихода подкрепления из Севастополя, позволившего русским перейти в контратаку. Это было одно из самых жестоких сражений Крымской войны. «Часто мы рвались в штыки, бросались вперед и оттесняли передовые части французов, – вспоминал один из русских офицеров Анатолий Вязмитинов. – Мы не отдавали себе отчета в цели наших атак и не спрашивали себя, был ли вероятен какой-нибудь успех. Мы рвались вперед, опьяненные пылом боя». За считанные минуты земля между батареей Жерве и Малаховым курганом была покрыта мертвыми телами, русскими и французами вперемешку; с каждой успешной атакой сверху добавлялся новый слой трупов, поверх которого кипел бой. «Смесь крови с пылью, толстым слоем покрывавшей землю, образовала какое-то тесто, – позднее писал Вязмитинов. – Мы не могли целить во французов, занимавших часть нашей батареи, так как ни одного из них не видно было из-за густого дыма. Мы стреляли в этот дым, стараясь только дать нашим пулям направление, параллельное земле». В конечном счете пехотинцы Мак-Магона, постоянно получавшие подкрепление, раздавили русских превосходящей огневой мощью и заставили их отступить. Затем они закрепились на Малаховом кургане, возведя здесь импровизированные баррикады, причем вместо мешков с песком использовались тела убитых и даже раненых русских солдат. За этими укреплениями в сторону Севастополя были развернуты тяжелые орудия[30].

Между тем британцы предприняли собственное наступление на Редан. По определенным причинам захват Редана был гораздо более тяжелым делом, чем овладение Малаховым курганом. В каменистом грунте вокруг форта нельзя было окапываться, и поэтому англичанам под огнем врага нужно было сначала бегом пересечь открытое пространство и затем карабкаться наверх. Клинообразная форма Редана означала, что штурмовые отряды, стоит им только пересечь ров и забраться на парапет, попадут под фланговый огонь. Кроме того, ходили слухи о том, что Редан заминирован русскими. Впрочем, как только французы заняли Малахов курган, Редан оказался более уязвимым.

Как и в июне, британцы позволили французам взять инициативу в свои руки; лишь только увидев французское знамя на Малаховом кургане, они устремились к Редану. Под залпами картечи и ружейным огнем значительная часть штурмового отряда, насчитывавшего тысячу солдат, смогла бегом добраться до рва и спуститься в него, хотя не менее половины лестниц были брошено по пути. На дне рва воцарился полный хаос, поскольку штурмующих почти в упор расстреливали русские, разместившиеся на парапетах у них над головами. Одни англичане старались как можно скорее выбраться наружу, чтобы атаковать парапет, другие пытались укрыться на дне рва. В конце концов, группе бойцов удалось вскарабкаться на стену и ворваться в крепость. Большинство из них были убиты, но они подали пример, которому последовали другие. Среди них был лейтенант Гриффит из 23-го полка Королевских уэльских фузилеров:

«Мы неистово устремились вдоль окопов, картечные залпы гремели в ушах. Попадавшиеся нам навстречу раненые офицеры, возвращавшиеся к своим, сказали, что они уже были в Редане и лишь подкрепления не хватило для полной победы. По мере продвижения вперед мы встречали все больше наших раненых. […] “Вперед, 23-й!” – кричали офицеры. Вскоре мы оказались на открытом пространстве. Эти минуты были поистине ужасными. Когда я бегом пересекал открывшиеся 200 ярдов, картечь взрыхляла землю со всех сторон и наши люди падали один за другим. Оказавшись у рва Редана, я обнаружил своих, которые испытывали некоторое смятение, но при этом продолжали отстреливаться от наседавшего неприятеля. На дне рва скопились солдаты различных подразделений; по штурмовым лестницам, ведущим на парапет, уже взбирались наши ребята. Мы с Рэдклиффом тоже схватили лестницу и начали подниматься по ней, пока нас не остановили раненые и мертвые, постоянно падавшие сверху. Это была душераздирающая картина»[31].

Ров и склоны, ведущие к парапету, быстро заполнялись все новыми англичанами, которые, подобно Гриффиту, не могли взобраться на парапет из-за создавшейся толчеи. Внутренняя часть Редана была хорошо защищена; атакующие, прорывавшиеся в крепость, были окружены противником, значительно превосходящим их числом, и оказывались под уничтожающим перекрестным огнем с флангов клинообразной крепости. Английские солдаты, столпившиеся на дне рва, понемногу теряли присутствие духа. Игнорируя команды офицеров, призывавших взбираться на парапет, люди, по воспоминаниям лейтенанта Колина Кэмпбелла, смотревшего на это из окопа, «старались прибиться поближе к угловым стенам, где было относительно безопасно, хотя и там их во множестве настигали вражеские пули». Многие теряли самообладание и бежали назад, за двести метров, в свои траншеи, которые и без того были переполнены солдатами, ожидавшими приказа к атаке. Дисциплина была подорвана: началось паническое бегство в тыл. Гриффит присоединился к общему отступлению:

«Испытывая стыд, я против воли последовал за общим потоком. Впереди была видна наша траншея, но я не надеялся добраться до нее. Огонь был ужасающим, и я с трудом пробирался между телами убитых и раненых, буквально покрывавшими всю землю вокруг. Наконец, к моей великой радости, я достиг наших позиций и упал в окоп. […] По дороге пуля разбила мою флягу, висевшую на поясе, и меня облило водой. Вскоре нам удалось встретить несколько уцелевших товарищей. Зрелище было печальное: слишком многих недоставало».

Что касается Генри Клиффорда, то он был среди офицеров, которые тщетно пытались восстановить дисциплину:

«Когда люди бежали с парапета Редана, […] мы били их ножнами сабель, убеждая остановиться и крича, что они погубят все дело; но нас мало кто слушал. Траншея, куда они устремлялись, вскоре была переполнена, там невозможно было двинуться, чтобы не наступить на раненого»[32].

Войска, охваченные паникой и состоявшие в основном из необстрелянных резервистов, были неспособны к возобновлению атаки. Генерал Уильям Кодрингтон, командир наступающей пехотной дивизии, отложил атаку на сутки. За день потери англичан составили 2670 человек, 550 из которых были убиты. Кодрингтон настаивал на том, чтобы назавтра к наступлению были привлечены проверенные в боях войска, но до этого дело не дошло. Тем же вечером русские решили, что они не смогут отстоять Редан под огнем французских пушек, установленных на Малаховом кургане, и эвакуировали гарнизон крепости. Как объяснял впоследствии русский генерал, Малахов курган был ключом к Севастополю, и, завладев им, французы получили возможность беспрепятственно обстреливать город, убивая тысячи солдат и гражданских лиц. Кроме того, существовал риск того, что они разрушат и понтонный мост, отрезав тем самым путь к отступлению русских на Северную сторону[33].

В итоге Горчаков приказал эвакуировать всю Южную сторону Севастополя. Военные сооружения были взорваны, склады сожжены, а толпы солдат и мирных жителей готовились перейти понтонный мост, перекинутый через бухту. Многие русские солдаты считали решение об эвакуации предательством. По их мнению, в сражении предшествующего дня они одержали частичную победу, поскольку отбили вражеский натиск на всех направлениях, за исключением Малахова кургана, и потому не понимали или отказывались понимать, почему оборонять город далее невозможно. Многие моряки не хотели уходить из Севастополя, где прожили целую жизнь, а некоторые даже протестовали.

«Нам нельзя уходить, мы никакого распоряжения не получали; армейские могут уходить, а у нас свое, морское, начальство; мы от него не получали приказания – да как же это Севастополь оставить? Разве это можно? Ведь штурм везде отбит; только на Малахове остались французы, да и оттуда их завтра прогонят; а мы здесь на своем посту! Армейское начальство этого не может разрешить, потому что у нас здесь все морское, доки, магазины, мало ли еще чего. Мы здесь должны помирать, а не уходить; что же об нас в России скажут?»[34]

Эвакуация началась в семь часов вечера и продолжалась всю ночь. На набережной в гавани форта Святого Николая скопилась огромная толпа военных и гражданских, собирающихся пересечь понтонный мост. Раненые и больные, женщины с детьми, старики и старухи с палками – вперемежку с солдатами, матросами, лошадьми, пушками на повозках. Вечернее небо вспыхивало огнем пылающих зданий, а орудийные залпы с дальних бастионов чередовались со взрывами в самом городе, в фортах и на кораблях, поскольку отступающие уничтожали за собой все, что могло пригодиться врагу. Опасаясь того, что англичане и французы могут появиться в любой момент, люди паниковали и толкали друг друга, чтобы пробиться поближе к переходу. «На улицах и на площади такие страсти делались, что и рассказать нельзя, – вспоминала писательница Татьяна Толычева, которая ожидала переправы вместе с мужем и сыном. – Шум, гам: кто кричит, кто рыдает, кто из раненых стонет, а снаряды так и летят по небу». В гавани все время взрывались пушечные ядра: одно из них, упав прямо в толпу на набережной, убило восемь пленных союзников. Первыми через мост отправили солдат, лошадей и артиллерию, за ними пошли запряженные волами повозки, нагруженные пушечными ядрами, сеном и ранеными. Когда они пересекали мост, на набережной стояла тишина: никто не был уверен в том, что эвакуирующимся удастся достичь другого берега. Море волновалось, дул сильный северо-западный ветер, хлестал дождь. У переправы гражданские выстроились в очередь. Им разрешили взять с собой только то, что можно было нести в руках. Среди этих людей была и Толычева:

«На мосту давка, суматоха, страсть! Он подавался от тяжести так, что подымалась вода почти до колен. А то вдруг кто-нибудь со страха крикнет: “Тонем!” Все бросятся назад, собьют друг друга с ног, перепугают лошадей, а они станут на дыбы. Гам и шум такой, что голова трещит. Погода стояла ненастная, шел дождь, а снаряды так и свистали над нами. Не раз всякий прочел про себя молитву».

К восьми часам следующего утра переход был завершен. Последним защитникам был дан сигнал оставить бастионы и поджечь город. Прежде, чем перейти на Северную сторону, из немногих специально оставленных орудий они расстреляли последние корабли российского Черноморского флота, затопив их у входа в гавань[35].

С одного из фортов падение Севастополя наблюдал молодой Лев Толстой. Во время штурма он командовал батареей из пяти орудий и был одним из последних защитников города, пересекших понтонный мост. То был его день рождения, ему исполнилось 27 лет, но зрелище, открывшееся перед ним, разбивало сердце. В письме тете он признавался: «Я плакал, когда увидел город объятым пламенем и французские знамена на наших бастионах; и вообще во многих отношениях это был день очень печальный»[36].

Великий пожар Севастополя – повторение московского пожара 1812 года – продолжался несколько дней. Некоторые районы города еще догорали, когда 12 сентября в Севастополь вошли части союзников. То, что они здесь увидели, было невообразимо. Из городских госпиталей забрали не всех раненых, не хватило транспорта; около 3 тысяч человек были брошены в городе без пищи и воды. Доктор Гюббенет, который отвечал за эвакуацию медицинских учреждений, распорядился оставить раненых, предполагая, что очень скоро о них позаботятся союзники. Он не думал, что это произойдет лишь через четыре дня. Он испытал шок, читая позднее в западной прессе отчеты, подобные, например, статье корреспондента лондонской «The Times» Уильяма Рассела:

«Из всех кошмарных картин войны, которые когда-либо были явлены миру, зрелище севастопольского госпиталя оказалось самым душераздирающим и отвратительным. Войдя в эти двери, я увидел такое, чего смертные, по счастью, почти никогда не могут наблюдать. Повсюду были разлагающиеся и гноящиеся тела солдат, которых оставили умирать в последней агонии, без попечения и помощи. Они лежали в крайней тесноте, истекавшие кровью, которая капала прямо на пол, смешиваясь с гноем. Некоторые были еще живы, а в их ранах копошились черви. Другие, обезумев от происходящего вокруг или стремясь укрыться от этого ужаса в своей последней агонии, скатывались под кровати, еще более травмируя очевидцев. Многие, с искалеченными ногами и руками, обломками костей, торчащими прямо из открытых ран, молили о помощи, воде, пище; те же, кто лишился речи из-за тяжелейших ранений в голову или в преддверии смерти, просто молча указывали на свои язвы. […] Тела многих распухли и раздулись до невероятной степени; черты лица исказились самым фантастическим образом, глаза вываливались из глазниц, чернеющие языки не помещались во рту, сквозь плотно сжатые зубы прорывались предсмертные хрипы»[37].

Вид опустошенного города поражал всех, кто вступал в него. Барон де Бондюран, французский военный интендант, писал маршалу де Кастеллану 21 сентября:

«Севастополь представляет собой зрелище, более невероятное, нежели можно представить. Мы даже представить себе не могли, какой эффект произведет наша артиллерия. Город буквально разнесен вдребезги. Нет ни одного дома, куда не угодил бы снаряд. Здесь не осталось ни одной целой крыши, почти все стены тоже разрушены. Севастопольский гарнизон, судя по всему, нес огромные потери, поскольку все наши залпы находили цель. Это свидетельствует о неоспоримой силе духа и стойкости русских, которые держались столь долго и сдались лишь после того, как взятие Малахова кургана лишило их последних шансов».

Дух разрушения царил повсюду. Тем не менее Томас Буззард был поражен красотой даже разгромленного города:

«На одной из широких улиц уцелело изящное здание церкви, выполненное в камне в классическом стиле афинского Парфенона. Некоторые его огромные колонны были почти разбиты. Войдя вовнутрь, мы обнаружили, что снаряд пробил крышу и взорвался на полу, полностью разбив его. Было так странно выйти оттуда – и увидеть зеленый и мирный сад по соседству, стоявший в полном цвету»[38].

Что касается не столь чувствительных союзных солдат, то для них оккупация Севастополя открыла широкие перспективы мародерства. У французов грабежи проходили организованно, при поддержке офицеров, которые также присоединялись к расхищению русского имущества, посылая домой украденные трофеи. С их точки зрения, это было естественной составляющей войны. В письме родным от 16 октября 1855 года лейтенант Вансо приводит длинный список отправленных им сувениров, включавший серебряный и золотой медальоны, фарфоровый сервиз, русскую офицерскую саблю. Через несколько недель в новом письме он сообщает:

«Мы продолжаем разорять Севастополь. В городе почти не осталось ничего ценного, но мне очень хотелось найти тут один великолепный стул – и вчера, к моему удовольствию, мне повезло. У него нет одной ножки и немного попорчена обивка, но зато резная спинка поражает изяществом».

Англичане, по сравнению с французами, вели себя чуть более сдержанно. 22 сентября Томас Голафи отправил домой письмо, написанное на обороте какого-то русского документа, где он рассказывает:

«[Британские солдаты] тащат все, что можно унести в руках и продают добычу любому, кто готов ее купить, причем зачастую прекрасные товары предлагаются за очень скромные деньги, но проблема в том, что покупателей, кроме немногочисленных торговцев-греков, почти нет. […] Нам не позволили разграбить город, подобно французам. У них солдатам разрешалось ходить по всей его территории, а нас пустили только в одну его часть, находящуюся непосредственно у наших позиций»[39].

Если в мародерстве британцы отставали от французов, то в пьянстве они, напротив, шли впереди. Оккупационные войска нашли в Севастополе огромные запасы алкоголя, и британцы вознамерились полностью их уничтожить, заручившись разрешением своих командиров отметить одержанную победу. Пьяные драки и неподчинение дисциплине стали главной проблемой в британском лагере. Обеспокоенный докладами о «массовом пьянстве» среди солдат, военный министр, лорд Фокс Панмюр, обратился с письмом к Кодрингтону, предупреждая его «о физической опасности для армии, которая станет чрезвычайной, если это зло не удастся решительно пресечь, а также о бесчестии, которому ежедневно подвергается наш национальный характер». Министр потребовал урезать солдатское содержание и вновь подчинить части законам военного времени. С октября по март следующего года 4 тысячи английских военнослужащих были преданы военному суду за пьянство; большинство из них подверглись телесным наказаниям за недостойное поведение, а некоторые лишились месячного жалования. Тем не менее эпидемия пьянства продолжалась до тех пор, пока запасы алкоголя не иссякли, а союзные войска не оставили Крым[40].

Перевод с английского Андрея Захарова

[1] Перевод текста осуществлен по изданию: Figes O. Crimea: The Last Crusade. London: Penguin Books, 2011. P. 373–396.

[2] Boniface E. Campagnes de Crimée, d’Italie, d’Afrique, de Chine et de Syrie, 1849–1862. Paris, 1898. P. 247.

[3] Maude A. The Life of Tolstoy: First Fifty Years. London, 1908. P. 119.

[4] National Army Museum, London (NAM). 1984-09-31-129. Letter. 9 July 1855; NAM. 1989-03-47-6. Ridley letter. 11 August 1855.

[5] Damas A. de. Souvenirs religieux et militaires de la Crimée. Paris, 1857. P. 84–86.

[6] Noir L. Souvenirs d’un simple zouave: Campagnes de Crimée et d’Italie. Paris, 1869. P. 282; Сler J. Reminiscences of an Officer of Zouaves. New York, 1860. P. 231–232; Mismer C. Souvenirs d’un dragon de l’armée de Crimée. Paris, 1887. P. 117.

[7] Loizillon H. La Campagne de Crimée: Lettres écrites de Crimée par le capitaine d’état-major Henri Loizillon à sa famille. Paris, 1895. P. x–xi, 116–117.

[8] Baudens J. La Guerre de Crimée: Les campements, les abris, les ambulances, les hôpitaux, etc. Paris, 1858. P. 113–115; Guthrie G. Commentaries on the Surgery of the War in Portugal…with Additions Relating to Those in the Crimea. Philadelphia, 1862. P. 646.

[9] Гюббенет Х. Очерк медицинской и госпитальной части русских войск в Крыму в 1854–1856 годах. СПб., 1870. С. 143–144.

[10] Там же. С. 10, 13, 88–90 (цитату см. на с. 88). Royal Archives, Windsor. VIC/MAIN/QVJ. 12 March 1856.

[11] Вроченский М. Севастопольский разгром: воспоминания участника славной обороны Севастополя. Киев, 1893. С. 164–169; Baumgart W. The Crimean War, 1853–1856. London, 1999. P. 159.

[12] Цит. по: Тарле Е. Крымская война: В 2 т. М., 1944. Т. 2. С. 328.

[13] Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846. Оп. 16. Д. 5732. Л. 28; Ершов А.И. Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера в семи тетрадях. СПб., 1858. С. 244–245.

[14] Толстой Л.Н. Севастопольские рассказы // Он же. Полное собрание сочинений. М.: Художественная литература, 1935. Т. 4. С. 82.

[15] РГВИА. Ф. 9196. Оп. 4. Св. 2. Д. 1. Ч. 2. Л. 1–124; Ф. 9198. Оп. 6/264. Св. 15. Д. 2/2. Л. 104, 112; Ф. 484. Оп. 1. Д. 264. Л. 1–14; Д. 291. Л. 1–10; Boniface E. Op. cit. P. 267; Loizillon H. Op. cit. P. 105, 139; Сlifford H. Letters and Sketches from the Crimea. London, 1956. P. 249.

[16] Seaton A. The Crimean War: A Russian Chronicle. London, 1977. P. 195. (По-видимому, Файджес неверно указывает дату этого письма; цитирующий его Тарле датирует это послание 25 июня. См.: Тарле Е. Указ. соч. С. 431–432. – Примеч. перев.)

[17] Ibid. P. 196. (Цитата, приводимая автором в английском переводе, неверна. В данном переводе письмо царя цитируется по его русскоязычному оригиналу, приводимому Евгением Тарле. См.: Тарле Е. Указ. соч. С. 432. – Примеч. перев.)

[18] Хрущев А. История обороны Севастополя. СПб., 1889. С. 120–122; Тарле Е. Указ. соч. Т. 2. С. 344–347; Seaton A. Op. cit. P. 197.

[19] Сullet M.O. Un régiment de ligne pendant la guerre d’orient: Notes et souvenirs d’un officier d’infanterie 1854–1855–1856. Lyon, 1894. P. 199–203; Seaton A. Op. cit. P. 202; Cтолыпин Д. Из личных воспоминаний о крымской войне и о земледельческих порядках. М., 1874. С. 12–16; Красовский И. Из воспоминаний о войне 1853–56. М., 1874; Jaeger P. Le mura di Sebastopoli: Gli italiani in Crimea 1855–56. Milan, 1991. P. 306–309.

[20] Cullet M.O. Op. cit. P. 207–208.

[21] Seaton A. Op. cit. P. 205; Herbé J. Français et russes en Crimée: Lettres d’un officier français à sa famille pendant la champagne d’Orient. Paris, 1892. P. 318.

[22] Jaeger P. Op. cit. P. 315; Loizillon H. Op. cit. P. 168–170; Seacole M. Wonderful Adventures of Mrs Seacole in Many Lands. London, 2005. P. 142; Buzzard T. With the Turkish Army in the Crimea and Asia Minor. London, 1915. P. 145.

[23] Seaton A. Op. cit. P. 206–207.

[24] Herbé J. Op. cit. P. 321; Берг Н. Записки об осаде Севастополя: В 2 т. М., 1858. Т. 2. С. 1.

[25] Вроченский М. Указ. соч. С. 201.

[26] Small H. The Crimean War: Queen Victoria’s War with the Russian Tsars. Stroud, 2007. P. 169–170; Ершов А.И. Указ. соч. С. 157, 242–243; Cullet M.O. Op. cit. P. 220.

[27] Ершов А.И. Указ. соч. С. 247–248; Гюббенет Х. Указ. соч. С. 148.

[28] РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5758. Л. 57; Вроченский М. Указ. соч. С. 213–220; Тарле Е. Указ. соч. Т. 2. С. 360–361. О разведданных, получаемых русскими от пленных англичан и французов см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5687. Л. 7.

[29] Niel A. Siège de Sébastopol: Journal des opérations du génie. Paris, 1858. P. 492–502; Perret E. Les Français en orient: Récits de Crimée 1854–1856. Paris, 1889. P. 377–379; Herbé J. Op. cit. P. 328–329; Воспоминания Прокофия Антоновича Подпалова, участника в Дунайском походе в 1853–54 годах и в Севастопольской обороне / Сост. В. Ляскоронский. Киев, 1904. С. 19–20.

[30] РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5758. Л. 58–60; Вязмитинов А. Севастополь от 21 марта по 28 августа 1855 года // Русская старина. 1882. Т. 34. С. 54–56; Ершов А.И. Указ. соч. С. 277–279.

[31] Spilsbury J. The Thin Red Line: An Eyewitness History of the Crimean War. London, 2005. P. 303.

[32] Ibid. P. 304; Campbell C. Letters from Camp to His Relatives during the Siege of Sebastopol. London, 1894. P. 316–317; Clifford H. Op. cit. P. 257–258.

[33] РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5758. Л. 65.

[34] Богданович М. Восточная война 1853–1856: В 4 т. СПб., 1876. Т. 4. С. 127.

[35] РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5758. Л. 68; Толычева Т. Рассказы старушки об осаде Севастополя. М., 1881. С. 87–90.

[36] Толстой Л.Н. Письмо Т.А. Ергольской, 4 сентября 1855 // Он же. Полное собрание сочинений… Т. 59. С. 335.

[37] Гюббенет Х. Указ. соч. С. 19, 152–153; The Times. 1855. September 27.

[38] Boniface E. Op. cit. P. 295–296; Buzzard T. Op. cit. P. 193.

[39] Vanson E. Crimée, Italie, Mexique: Lettres de campagnes 1854–1867. Paris, 1905. P. 154, 161; NAM. 2005-07-719. Golaphy letter. 22 September 1855.

[40] National Archive, London. War Office 28/126; NAM 6807-379/4 (Panmure to Codrington. 9 November 1855).

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Россия. Великобритания > Армия, полиция > magazines.gorky.media, 25 июня 2016 > № 1901059

Мара Козельски

Побочные жертвы: крымские татары в годы Крымской войны

Мара Козельски – историк, специалист по истории Российской империи, доцент Университета Южной Алабамы.

[1]

Во время Крымской войны российские власти обвиняли крымских татар в шпионаже, провокациях, предательстве и коллаборационизме. Для русского правительства, глубоко увязшего в войне, которую ему вот-вот предстояло проиграть, татары были своеобразным групповым маркером. Официальные лица считали их «пятой колонной», готовой помогать союзникам, поскольку, подобно туркам, татары исповедовали ислам. В эпоху обостренной религиозной чувствительности власти верили собственной пропаганде: Крымская война была в их глазах священной, поскольку в ней, помимо внешнего врага, участвовал и враг внутренний[2]. Утвердившись, подобная позиция положила начало радикальному сдвигу в отношении российского государства к коренным жителям Крыма, в конечном счете обернувшемся исходом двух третей крымского-татарского населения с полуострова. Война спровоцировала массовую эмиграцию татар, охватившую в целом 200 тысяч человек. Если в середине 1850-х она была подобна слабому ручейку, то между 1860-м и 1863 годами[3], когда был достигнут ее пик, превратилась в мощный поток. Это переселение стало наиболее масштабным среди всех татарских миграций – от исхода, вызванного присоединением Крыма в 1783 году, и до сталинской депортации 1944-го.

Существование крымских татар и других народов российского Причерноморья представляет собой историю постепенно усугубляющегося бесправия, в которой Крымская война стала резким поворотом к худшему[4]. У нас пока нет полного понимания того, как и почему это происходило, а также какую именно роль в этом процессе сыграла война[5]. Анализ материалов, подготовленных российскими ведомствами в 1854–1856 годах, показывает, что русское правительство не планировало переселение татар. В данном случае вообще едва ли возможно говорить о какой-либо целенаправленной «политике» по отношению к татарам, поскольку мнения официальных лиц по татарскому вопросу зачастую противоречили друг другу, а действия основывались на непроверенных слухах и были бессистемными. Если одни российские чиновники обвиняли татар в пособничестве врагу и настаивали на их депортации, то другие заступались за них. В настоящей статье я собираюсь проследить, как менялось отношение государства к татарам с момента прихода войны на Крымский полуостров до заключения мира, вскрывая по ходу дела противоречия, повороты, контрасты в политике низших и высших уровней управления. Хотя статья помогает разобраться в особенностях миграции 1860-х годов, ее основной задачей выступает выявление разнообразных факторов, влиявших на отношение государственной власти к татарам в ходе войны.

Разбираясь в сложностях государственного мышления относительно крымских татар, я затрону несколько различных тем. Прежде всего, хотя крымский конфликт уже рассматривался под разными углами зрения, в локальном разрезе он пока не изучался[6]. Между тем война изменила Крым во многих отношениях, а ущерб, нанесенный осадой Севастополя, оказался не самой тяжелой травмой. На протяжении полутора лет полуостров управлялся по законам военного времени, которые устанавливались должностными лицами, не слишком осведомленными об особенностях этой имперской территории. В итоге деловая активность замерла, трудоспособное население превратилось в беженцев, коренные народы подверглись выселению. В век религиозного национализма война придала полуострову новую религиозную идентичность: православие, на протяжении десятилетий сдерживаемое сохранявшимся с екатерининских времен духом веротерпимости, распространилось по всему Крыму.

Если же отвлечься от частностей, то судьба татар в Крымскую войну может многое рассказать о политике имперской России и жестокости ее властей по отношению к собственному населению[7]. Это особенно интересно в свете недавних исследований, которые доказывают, что в других частях империи интеграция мусульманского населения происходила относительно мирно[8]. Но если у последователей ислама, проживавших во внутренних районах страны, все было более или менее спокойно, то мусульмане, жившие на границах, сталкивались с совсем иной реальностью. Так, обитатели северного побережья Черного моря в XIX и ХХ веках не раз оказывались участниками вынужденных массовых миграций или жертвами государственных репрессий. Вражда на религиозной почве, сопутствовавшая Крымской войне, выявляет конфессиональный контекст этих людских перемещений.

Другой важный вопрос, примыкающий к вопросу о демографической политике Российской империи, касается природы государственной власти в провинциях: до какой степени местная политика могла расходиться с указаниями, получаемыми из центра? Современные исследования показывают, что властители России во многом полагались на усмотрение губернаторов и что царь зачастую принимал решения, имеющие лишь локальную значимость, поскольку правильное для одного региона не обязательно оказывалось верным для другого[9]. Война подтвердила этот партикуляристский подход к имперскому управлению. Она стала серьезным испытанием для конфессиональной политики и обострила противоречия, по поводу которых государственные деятели России спорили в годы царствования Николая I, а также до и после него и которые периодически провоцировали гонения на неправославные конфессии. Суть проблемы составляло неопределенное соотношение религии, толерантности и ассимиляции. Когда начались боевые действия, эта тема не могла не выйти на первый план[10].

Отношение русских к татарам в годы Крымской войны складывалось из целого набора составляющих, включавших и подспудную религиозную напряженность, и противоречивую демографическую политику. Однако самым важным фактором, определявшим политическую линию, была все же сама война. Как свидетельствует недавнее исследование, посвященное государственному насилию над мирным населением, боевые действия обеспечивают контекст, поощряющий исключительную государственную жестокость; это тот случай, когда на поверхность поднимается прежде скрываемая враждебность или же появляются ее новые очаги[11]. Война порождает беспричинную агрессию, жертвами которой становятся случайные свидетели происходящего. Питер Гатрел, привлекший недавно внимание к проблемам массовой миграции, показал, что несчастные, которые оказываются под перекрестным огнем враждующих сторон, страдают не меньше солдат, а тяжелая участь беженцев и гражданских лиц, находящихся в местах боевых действий, способна непосредственно влиять на политику, причем историки пока только уточняют, как именно это происходит[12]. Так случилось и в России, где «военные власти пользовались правом абсолютного контроля в зонах боевых действий», что зачастую влекло за собой жестокое обращение с гражданскими, подвернувшимися под руку[13]. Действительно, массовый исход татар из Крыма не был организован государством. Но непосредственная реакция властей на положение дел на фронте превратила Крым в военную зону, где интересы местного населения не учитывались, а двойственная позиция государства в отношении конфессиональной лояльности создала неблагоприятную среду для всех нерусских, и в особенности для татар.

Не ограничиваясь обзором литературы о Крымской войне и управлении населением в приграничных землях России, данная статья затрагивает также более широкую тему насилия над гражданским населением. Чем глубже ученые вникают в эту проблему, тем очевиднее становится тот факт, что провести разграничительные линии, отделяющие геноцид, этническую чистку, принудительную, и даже добровольную, миграцию друг от друга очень трудно. Причем наши знания о том, кого надо винить в насилии в отношении гражданских лиц, а также при каких обстоятельствах и каким образом такое насилие реализуется, далеко не полны[14]. Частично подобное положение обусловлено тем, что ученые основывают свои суждения, исследуя крайности: Холокост, советские депортации и, с недавних пор, югославский кризис 1990-х годов. Жесткая фокусировка на перечисленных событиях заставила некоторых специалистов интерпретировать «короткий XX век» как конец цивилизации, эпоху, не имевшую себе равных по уровню насилия[15]. Действительно, имеются веские причины, позволяющие выделять XX столетие из общего ряда. Это время демонстрировало различные проявления жестокости, а также той социальной склонности, которую Иен Кершоу назвал «пристрастием к насилию»[16]. Проблема, однако, в том, что в трактовках, возлагающих ответственность за насилие на конкретных людей, группы лиц или сверхцентрализованное государство, не уделяется должного внимания тем формам насилия, которые реализуются на протяжении длительных отрезков времени, при наличии децентрализованного социального контекста, в специфических культурных, религиозных, военных контекстах.

В свете сказанного акцентирование внимания на XX веке умаляет значение предшествующих исторических периодов, непрерывность насилия, перекинувшегося на минувшее столетие из предшествующих веков[17]. Все большее количество авторов оспаривает интерпретацию, согласно которой вынужденные миграции, обмены населением, насилие государств в отношении собственных граждан должны считаться сугубо современными феноменами. В частности, многие народы Советского Союза, депортированные при Сталине, подвергались переселениям и во времена империи. Сказанное верно и по отношению к народам, населявшим черноморское побережье[18].

В период между присоединением Крыма к Российской империи и победой русской армии над Шамилем сотни тысяч мусульман добровольно или вынужденно покинули северное Причерноморье, переселившись в Османскую империю[19]. Им на смену пришли люди, исповедовавшие христианство восточного обряда, причем в некоторых случаях это были беженцы из Османской империи, желавшие жить в христианском государстве. Некоторые ученые, рассматривавшие этот обмен населением, например, Марк Пинсон, относят его к явлениям «демографической войны» между двумя имперскими государствами. Другие специалисты, например Алан Фишер и Брайан Уильямс, предпочитают говорить о «великом отступлении» мусульман из Европы, которое, по их мнению, началось с присоединения Крыма и продолжилось в балканских кризисах XX века[20]. Фишер подчеркивает:

«Несмотря на некоторые различия, исход татар из Крыма после 1856 года и народов Кавказа после 1859 года были двумя проявлениями одного и того же феномена. Более того, по мере интенсификации этих процессов они быстро и неразрывно слились друг с другом»[21].

Моя цель, однако, состоит не в том, чтобы сопоставить татарский кейс с депортациями или даже с вынужденными миграциями народов Кавказа, но лишь в том, чтобы подчеркнуть наличие имплицитной связи между жестокостями Крымской войны и более глобальными процессами.

Помимо свидетельств непосредственных очевидцев, в данной статье я широко использовала собрание документов из Крымского государственного архива, называющееся «Предательство, шпионаж и провокации татар» и содержащее более четырех десятков отдельных папок[22]. Некоторые из них посвящены арестам находившихся в Крыму иностранных граждан, а также обвинениям против евреев. Большинство документов – это секретные бумаги, составленные крымскими гражданскими и военными чиновниками. Эти люди не являлись сотрудниками Третьего отделения Императорской канцелярии, находившегося в Петербурге, что влечет за собой определенные затруднения, поскольку о деятельности Третьего отделения в царствование Николая I за пределами столиц нам известно немного, а об отдельных операциях военной разведки в период Крымской войны и того меньше[23].

Налаживание эффективной работы по сбору данных в военные годы представлялось для официальных лиц сложнейшей задачей, решение которой затруднялось сумятицей в функционировании цепи командования. Не раз получалось так, что одно и то же «татарское дело» одновременно слушалось в различных инстанциях, нередко принимавших противоречащие друг другу решения. В военное время назначенные из Петербурга офицеры выполняли обязанности местных администраторов. Многие из них сочетали гражданские обязанности с воинскими должностями, что провоцировало недоразумения и конфликты между различными властными инстанциями. Ситуация осложнялась еще и тем, что с конца 1854-го до весны 1855 года в империи сменились три высших должностных лица: Александр II вступил на престол после кончины Николая I, князь Михаил Горчаков сменил князя Александра Меншикова на посту главнокомандующего российской армией в Крыму, граф Александр Строганов стал губернатором Новороссии вместо вышедшего в отставку князя Михаила Воронцова. Каждая из этих перестановок непосредственно отзывалась в Крыму, прямо или косвенно влияя на местную политику и функционирование специальных служб.

Есть и другая проблема. За исключением немногих обращений в поддержку арестованных, большинство проанализированных мной документов были составлены представителями российской администрации, ответственными за аресты, задержания, изоляцию татар. Соответственно, я использовала эти документы не для того, чтобы выявить шпионов, предателей, подстрекателей среди татар, а с тем, чтобы фиксировать изменения приоритетов, отстаиваемых русскими властями в Крыму в годы Крымской войны. Питер Холквист считает, что «изучение материалов слежки и надзора… позволяет переосмыслить природу режима в целом и значение самих этих материалов в частности»[24]. Иными словами, необъективные, малограмотные, разрозненные документы правоохранителей, имеющиеся в крымских архивах, предоставляют информацию о «состоянии духа» не столько татар, сколько людей, собиравших сведения о них и разрабатывавших политику в отношении татарского населения полуострова.

Конфликт, известный как Крымская война, начался в октябре 1853 года, когда Россия объявила о своем намерении осуществить военные действия против Османской империи[25]. В официальном объявлении войны в качестве casus belli был указан общеизвестный, как считалось, факт притеснения турками восточных христиан. В ходе конфронтации Россия рассчитывала восстановить свое «законное» покровительство в отношении христианского населения Османской империи, гарантированное рядом договоров, заключенных в начале XIX столетия. Дипломатическое обсуждение вопроса в царском манифесте было названо бесполезным[26]. Через месяц после начала войны русские корабли под командованием легендарного адмирала Павла Нахимова полностью разгромили турецкий флот в Синопской бухте. Но одержанная победа оказалась для России роковой, поскольку убедила Францию и Англию выступить в поддержку Османской империи.

С началом сражений на Дунае и после Синопа царь приказал подготовить черноморский регион к войне; на приграничных территориях – в Бессарабской области, Херсонской и Таврической губерниях – было введено военное положение. В ноябре их поделили между двумя военачальниками: адмиралом и командующим флотом, князем Александром Меншиковым, а также генералом и командующим сухопутными войсками, бароном Дмитрием Остен-Сакеном. Меншиков получил Тавриду и Херсон на левом берегу Буга, а Остен-Сакен присматривал за правым берегом Буга и Бессарабией[27]. В правовом отношении их указания имели бóльшую силу, чем распоряжения гражданских властей.

Пока в Петербурге офицеры получали назначения на фронт, крымское население готовилось к прибытию российских войск. Несмотря на различия в вероисповедании и национальности, жители Крыма сообща демонстрировали поддержку военных усилий России. В ноябре 1853 года купцы Симферополя изъявили желание приветствовать русских солдат с хлебом и солью. Подобные проявления патриотизма в Крыму военной поры имели особую значимость, поскольку полуостров был одним из самых неоднородных регионов империи: по численности здешние русские уступали татарам, армянам и грекам[28]. Генерал-губернатор Тавриды Владимир Пестель в мае 1854 года писал Меншикову: «Жители всех мест, через которые проходили войска, забыв различное свое происхождение, слились в одну русскую семью», чтобы приветствовать солдат. Среди этих жителей были «дворянство, купечество, граждане, государственные крестьяне, русские, ногайцы, колонисты-немцы». Пестель добавлял, что Таврическая губерния, «несмотря на всю свою разноплеменность, в этом случае, как и во всех других, где дело идет о любви и преданности Престолу и Отечеству, не отстала от чисто русских губерний России»[29]. Каждая из основных групп населения полуострова подготовила собственное боевое подразделение. В специальном обращении к мусульманам муфтий Сеид Джелиль-эфенди выразил безоговорочную поддержку России и призвал всех крымских татар сделать то же самое: «Мы же все мусульмане, от мала до велика, должны быть искренне преданы Царю и Отечеству и для них не щадить ни жизни, ни крови, если она потребуется от нас для их защиты». На призыв муфтия откликнулись беи, давшие «клятву нерушимой верности» царю[30]. В начале войны провинциальные власти Тавриды не сомневались в той преданности, которую демонстрировали татары.

Но довольно скоро на полуостров пришла война, и первоначальный оптимизм испарился. Крым стал театром боевых действий, а его жители страдали не меньше, чем солдаты на передовой. Как только в море показались боевые корабли противника, проживавшие на побережье греки и русские собрали свои пожитки, а власти приступили к мобилизации имеющихся ресурсов[31]. Торговля на полуострове замерла, поскольку все дороги были забиты беженцами и армией. Солдаты занимали частные дома, а их командиры – административные здания. Лишь немногие зажиточные татары могли позволить себе покинуть Крым на время войны; у большинства просто не было денег на переезд. Так они оказались между двух огней, причем их скотину, рабочую силу и провизию пытались использовать обе воюющие стороны. В конечном счете, татары попали под подозрение русских: их обвинили в массовом пособничестве врагу.

По ходу подготовки к боевым действиям военные власти начали слежку за лицами, считавшимися опасными для государства. Первыми, однако, под подозрение попали не татары, а иностранцы и евреи. Например, в начале 1854 года российские власти задержали подданного Османской империи, который легально проживал в Феодосии на протяжении восьми лет. Его обвинили в распространении вредоносных слухов и клевете на российское правительство, после чего он умер в тюремной больнице[32]. Несколько англичан, живших и работавших в Крыму, также были арестованы. Одним из них оказался Томас Аптон, знаменитый архитектор, создавший на полуострове несколько известных сооружений. Его единственной виной была национальность; тем не менее в феврале 1855 года его выслали за пределы Крыма, а все его бумаги были конфискованы и переведены с английского на русский. В конечном счете власти не нашли в них ничего предосудительного и после подписания Парижского трактата в 1856 году ему позволили вернуться к семье[33].

Помимо иностранных граждан, власти следили за евреями. Государство предоставило им право торговать в прифронтовой зоне, поскольку торговцы снабжали русских солдат тем, что власти не могли им предоставить: одеждой, сигаретами, бритвами. Однако в большинстве своем эти люди, торговавшие на линии фронта, были не местными, крымскими, жителями (крымчаками или караимами), а польскими евреями, которым требовалось особое разрешение на ведение торговли в Крыму. Тех, кто не сумел обзавестись необходимыми документами, подвергали аресту и высылке[34]. На фоне общей обеспокоенности несанкционированным пересечением границы несколько случаев привлекли особое внимание российских властей. Например, в сентябре 1854 года губернатор Тавриды получил из канцелярии губернатора Новороссии описание двух «выявленных шпионов», оба они были евреями. Послание содержало имена, информацию о контактах, описание внешности. Так, один из них был высоким и смуглым, с темными волосами и голубыми глазами и безбородым. В ответ на просьбу о содействии власти Крыма начали собственный розыск, но не нашли никого, кто подходил бы под такое описание[35].

В этих ранних случаях отразился первоначальный подход империи к противодействию шпионажу. Когда началась война, у властей не было готовой программы по поимке шпионов. Главной стратегией оставалось выявление иностранных граждан и евреев из западных областей, у которых отсутствовали необходимые документы. Деятельность властей мотивировалась общей ксенофобией, а сбор сведений соответствовал практике, сложившейся в Третьем отделении. По замечанию Сквайра, начиная с 1830-х годов основной задачей Третьего отделения была слежка за поляками, евреями западных областей и путешествующими по России иностранцами[36]. На первом этапе войны, с 1853-го по начало 1854 года, основные жандармские сети были раскинуты довольно далеко от крымского фронта, а власти не слишком интересовались татарами. В качестве особой группы татары попали под подозрение только в сентябре 1854-го, после того, как союзники высадились в Евпатории.

К тому времени Меншиков имел под своим началом 38 тысяч солдат и 18 тысяч матросов, дислоцированных на юго-западе полуострова, а также еще 12 тысяч солдат на востоке, в районе Керчи и Феодосии[37]. С точки зрения жителей полуострова, это число абсолютно не соответствовало ситуации. Когда союзники высаживались в Евпатории, Россия не смогла организовать оборону города, а Симферополь, административный центр Крыма, защищал лишь один батальон. Соответственно, в первую неделю сентября среди обитателей Крыма началась паника: в Симферополь хлынули многочисленные беженцы из Евпатории, среди которых были крепостные, колонисты и татары. Беженцы принесли с собой слухи о тысячах вражеских солдат, разбивших лагерь вдоль берега, и невероятном числе кораблей. По воспоминаниям симферопольского чиновника времен вторжения, под влиянием новостей с фронта и рассказов беженцев «многие жители потеряли голову и не знали, что предпринять; другие стали поспешно готовиться к немедленному выезду из Крыма. […] Со страху они начали поговаривать о том, что союзники двинутся прямо на Симферополь, остававшийся без войска». Особо напуганы были женщины, поскольку их «беспрерывные опасения» и мысли о «диверсиях» были связаны с «неистовством турок и англичан… мужчин, вовсе от природы не робких»[38].

Через несколько дней после высадки в Евпатории и захвата близлежащих деревень союзники разгромили царские войска в битве при реке Альме. Примерно месяц спустя состоялась битва при Балаклаве, известная благодаря атаке британской бригады легкой кавалерии; очевидцы тогда сообщали, что по дороге между Бахчисараем и Балаклавой потоки беженцев «двигались, как лава»[39]. Беженцы продолжали покидать побережье, и к ноябрю, когда состоялась битва при Инкермане, расположенный в центре полуострова бахчисарайский Успенский монастырь стал местом, куда стекались беженцы из Севастополя, Евпатории, Балаклавы и окрестных деревень. Его настоятель подчеркивал тогда серьезность ситуации, отмечая при этом: «Враги, подобно саранче, слетелись в Крым и разоряют его города, заставив жителей спасаться бегством. Не желая судить бегущих, я все же должен спросить: куда они бегут?»[40]

В течение осени 1854 года союзники закрепились на побережье полуострова, а русская армия терпела одно поражение за другим. Императорские войска стремительно отступали из прибрежных районов, сосредоточиваясь вокруг Севастополя. Расположенный всего в 25 километрах от вражеских позиций Симферополь, столица Крыма, оставался без защиты: к ужасу местных жителей, русская армия находилась в 70 километрах от города, в Севастополе[41]. Как пишет Михно, бывший в Симферополе после сентябрьской высадки союзников, «от наших войск не было вестей»[42]. Позднее Меншиков отправил солдат на защиту Симферополя, но это было сделано слишком поздно, и дух местных жителей уже был поколеблен. Его попытки защитить гражданских лиц в других частях полуострова также оказались тщетными[43]. Поскольку регулярная армия отходила к Севастополю, для поддержания порядка во внутренних районах полуострова Меншиков привлек донских и яицких казаков. Они прибыли в Крым с севера, через Симферополь. Итог этого маневра был известен заранее: помня о конфликтах столетней давности, казаки и не думали защищать крымских татар[44].

В разгар паники, вызванной десантом союзников, в Евпаторию прибыл представитель некогда правившей в Крыму татарской династии Месуд-Гирей. Когда Крым был включен в состав России, большинство представителей этого клана бежали в Османскую империю. В первой половине XIX столетия Гиреи служили в турецкой администрации на Балканском полуострове, а также в турецкой армии. В различные периоды в Османской империи из эмигрировавших крымских татар создавались пехотные и кавалерийские части. Крымские татары сражались под турецким флагом против русских в наполеоновских войнах, в русско-турецкой войне 1828–1829 годов, в начале Крымской войны. Сам Месуд-Гирей обосновался в Варне; именно там он уговорил союзников подключить его к подготовке татарского восстания в Крыму и к попыткам убедить татар оказать поддержку иностранному вторжению[45].

Сойдя на берег в Евпатории, Гирей встретился с местными татарами и заручился их поддержкой[46]. Татары снабжали союзников лошадьми и телегами, помогали им переправляться с кораблей на берег. Позже от Евпатории до Перекопа прокатилась волна татарских восстаний. Инсургенты перекрывали дороги, ведущие в города, и брали в заложники российских чиновников[47]. Уже 8 сентября союзники отправили Гирея назад на Балканы, посчитав его миссию выполненной[48]. Более того, его отблагодарили за усердие: после войны он получил от французов почетную медаль Иностранного легиона.

Под влиянием татарской вылазки в Евпатории по полуострову начали стремительно распространяться различные слухи. Многие видели в конфликте с Османской империей религиозный подтекст. Архиепископ Херсонской и Таврической епархии, чья резиденция находилась в Одессе, незамедлительно обратился к Синоду, написав, что Крым пребывает «в смятении» из-за «чрезвычайных условий войны» и «мятежных выступлений татар»[49]. Иерарх просил Синод разрешить ему посещение линии фронта; в конечном счете, он выехал в Феодосию, Бахчисарай, Карасубазар и Геническ, чтобы благословить населенные пункты, находящиеся в наибольшей опасности. Его крымские проповеди, разошедшиеся в печатном виде по всей России, изображали борьбу с Османской империей и западными державами как религиозный конфликт. Он называл войну «бранью священной», которая ведется «не за мирские выгоды, а за святость и честь Креста Христова»[50]. Он также видел в Крымской войне кульминацию судьбы России и исполнения ею христианского долга. У России, по его словам, есть «великое и святое призвание – быть защитницей веры Православной», сражаться «за освобождение от невыносимого ига мусульманского единоверных и единоплеменных собратий наших»[51]. За проповеди и общественную деятельность в годы войны Иннокентий был увенчан многочисленными наградами, к которым его представляли высокопоставленные военные: Остен-Сакен, Горчаков, Меншиков[52].

Пока видный иерей рассуждал о религиозной подоплеке конфликта, крымские татары в большинстве своем всеми силами старались дистанцироваться от беспорядков в Евпатории, Перекопе и Феодосии[53]. К примеру, 6 октября 1854 года Таврическое магометанское духовное собрание подготовило резолюцию, осуждавшую мятежников.

«До сведения нашего дошло, что из числа магометан, в Таврической губернии находящихся, принявших присягу Государю Императору России на верность подданства их, некоторые стали нарушать таковую и [...] многие якобы уже передались неприятелю, прибывшему в пределы России в город Евпаторию. Нарушение присяги строго воспрещается как российским, так равно и магометанским законами»[54].

После этого авторы предлагали пространный список жестких наказаний за предательство по исламскому праву, включая отрубание конечностей и смертную казнь. Таким образом, крымские муфтии выражали безоговорочную поддержку царю и армии и объявляли, что любой татарин, который окажется предателем, будет строго наказан.

Ногайские татары, проживавшие в северных районах Таврической губернии, в Приднепровье, а также вокруг Мелитополя и Бердянска, тоже выражали недовольство действиями татар Евпатории. В петиции, подготовленной неделю спустя, они клялись в преданности царю:

«Находясь более 70 лет под скипетром Великих Государей России, ногайцы чувствуют себя вполне счастливыми своим положением и желают доказать свою благодарность и признательность свою за благодетельные попечения правительства, а вместе с тем показать, сколь чужды они от тех неблагонамеренных и неблагодарных крымских татар, которые оказывали дружеское расположение врагам России»[55].

С этой целью они жертвовали императорской армии провиант, одежду, деньги. В заключение петиции говорилось о том, что «ногайцы не имели никакого сношения с крымскими неблагонамеренными татарами», и вновь указывалось на «верность их престолу и отечеству»[56].

Поначалу имперские власти отнеслись к этим обращениям вполне благосклонно. Бывший генерал-губернатор Тавриды Пестель, ставший на время войны военным губернатором, приняв документы, передал их князю Меншикову, который направил их царю. В свою очередь «Государь Император, по выслушивании отзывов от татар Крыма, выразил благодарность таврическому магометанскому духовенству и ногайскому племени… за верноподданнические их чувства»[57]. Веря в то, что мятеж малой группы людей не отражает настроений всего народа, Николай I согласился, чтобы Таврическое магометанское духовное собрание продолжило начатую деятельность, включая допросы татар, обвиненных в совершении преступлений. Впрочем, несмотря на поддержку со стороны царя, многие местные чиновники продолжали относиться ко всем татарам с подозрением.

После случая в Евпатории и до самого конца войны крымские власти постоянно отправляли вышестоящему начальству донесение за донесением, в которых сообщалось о татарах, сотрудничающих с врагом, передающих врагу сведения о дислокации российских войск, снабжающих врага запасами продовольствия. Ни один из этих докладов не имел доказательной базы. Они скорее представляли собой разрозненные собрания слухов и досужих обвинений, впервые появившихся на страницах одной немецкой газеты еще в апреле 1854 года, сдобренные рассуждениями о настроениях в татарской среде. Хотя некоторые источники и приписывают князю Меншикову намерение эвакуировать татар после высадки союзников в Евпатории, главным действующим лицом, отвечавшим за политику в отношении татарского населения и надзор над ним, был князь Николай Адлерберг, военный губернатор Симферополя и гражданский губернатор Таврической губернии[58]. До появления в Крыму в 1854 году Адлерберг долгое время состоял на государственной службе. В частности, он сражался в кампаниях на Кавказе и участвовал во вводе российских войск в Венгрию в 1849 году. В 1853-м были опубликованы его записки о путешествии по святым местам «Из Рима в Иерусалим»[59]. В ходе войны, осуществляя контроль в отношении властей полуострова, Адлерберг также организовывал и наблюдение за татарами.

Дело, возбужденное против татар Алушты, можно, по-видимому, считать вполне типичным в плане и опасений, которые испытывали российские власти, и используемых ими способов сбора информации, и факторов, подталкивавших их к арестам подозреваемых. В марте 1855 года татарка, в документах фигурирующая как «Айша», передала командиру Греческого батальона информацию о подрывной деятельности татар из ее деревни[60]. Сперва она сообщила офицеру, что татары, живущие в окрестностях Алушты, тайно собираются по ночам, обсуждая встречу французских кораблей. По ее словам, татары были убеждены, что французы вот-вот высадятся в районе Алушты. Айша назвала греку имена злоумышленников и встретилась с его начальством. Руководствуясь исключительно ее бездоказательным заявлением, власти арестовали десять мужчин-татар.

15 июля Айша выдвинула еще одно обвинение, на этот раз против своих родственников, живших в небольшой деревеньке неподалеку[61]. Она заявила, что их посетили четверо татар из Ялты, которые сообщили, что французы высадятся через 15–20 дней. По ее словам, те же самые четверо татар (их имена она назвала) вместе со своими семьями прячутся в лесу, появляясь в Алуште раз в несколько дней, чтобы добыть себе продовольствие и собрать сведения о русских военных[62]. Обвинения Айши дошли до высших властей Крыма, и, хотя никаких подтверждений этим сведениям не было, все названные ею люди были арестованы.

Число сообщений о татарах, общающихся с врагом, нарастало. 28 сентября 1855 года некий окружной чиновник сообщал, что крымские татары «посетили вражеских командиров, поздравляли их, дарили им подарки и целовали руки». Он также жаловался, что селяне передавали захватчикам коров, овец, цыплят, табак, фрукты. Кроме того, татары якобы рассказали французам, где именно в Ялте расположено казначейство, а также, где хранятся запасы провианта, расположены церкви и иные важные объекты. В донесениях излагались слухи о готовящемся мятеже татар против русских, хотя в деревнях, как утверждалось, пока говорили, что «время еще не пришло»[63].

Даже когда война подходила к концу, число обвинений в отношении татар не сокращалось[64]. Так, 6 февраля 1856 года властям поступила очередная информация о предполагаемых шпионах. В доносе татары из Мисхора, Маркура, Симферополя и Токтара обвинялись в том, что они, скрываясь у подножья гор в Байдарской долине, несколько раз пробирались в лагеря русских войск, чтобы информировать французов об их местоположении. Посещение ими лагерей выступало единственным доказательством того, что они шпионили в пользу неприятеля[65].

В основном обвинения, выдвигаемые против татар, сводились к тому, что они информировали врага о расположении русских войск, а также церквей, которые союзники неоднократно грабили[66]. Адлерберг был убежден, что татары имели обширную сеть информаторов, которая раскинулась от Бердянска до Евпатории, и передавали информацию по своим тайным каналам. Он также опасался всеобщего восстания татар в России. Кроме того, российские власти были убеждены, что татары снабжают интервентов скотом, капустой, сеном и другими необходимыми вещами. Все документы, содержавшие подобные сведения, составлялись русскими, которые, проигрывая, чувствовали себя осажденными со всех сторон. Российские чиновники, готовившие эти отчеты, безусловно, верили в их правдивость. И все же их предположения едва ли могли содержать правду. Большинство крымских татар были неграмотными и нищими. Трудно представить, что они были способны создать шпионскую сеть или добровольно отдавать кому-то скотину и еду, в которых сами отчаянно нуждались. По некоторым источникам, татары неоднократно обращались к российским властям с просьбой защитить их от наступающих врагов, опустошавших сельские районы. Но власти не пришли или не смогли прийти им на помощь.

Ранее упоминавшийся житель Симферополя Николай Михно, который сам говорил на языке крымских татар, поскольку его вырастили слуги-татары, предполагал, что отсутствие со стороны русских каких-либо препятствий к высадке союзников делало татарское население легкой мишенью для англо-французской пропаганды. После высадки союзные войска издали прокламацию, в которой «приглашали их [татар] присоединиться к туркам и совокупно действовать со своими единоверцами, обещая им по окончании кампании различные вознаграждения». Михно замечает, что лишь «немногие из туземцев […] перешли на неприятельскую сторону», а поскольку все деревни западного побережья Крыма были оккупированы, местным жителям «волею-неволею» и «по необходимости» приходилось исполнять приказы союзного командования[67]. Некий дворянин, обратившийся к Адлербергу, защищал татар своего поместья, подозреваемых в пособничестве врагу. По его заявлению, татары, вопреки выдвинутому обвинению, не передавали французам сена и капусты – наоборот, отказываясь делать это, они стали жертвами безжалостного вымогательства[68].

Но голосов в поддержку татар было мало, а подозрительность и притеснения сохранялись до конца войны. Адлерберг предпринимал против татар самые разнообразные меры. Он предписывал тайным осведомителям следить за ними, часто вызывал их на допросы и всячески запугивал. В некоторых, наиболее вопиющих, случаях, он высылал татар в Курск; так, среди первых, приговоренных к высылке, оказались татары, которых обвинили в измене по доносу Айши. По имеющимся у нас данным, в совокупности около 100 татар были высланы в Курск и еще 49 в Екатеринослав[69]. Вместе с тем главными свидетельствами политики Адлерберга, которые сохранились до наших дней, стали материалы нетипичных и прецедентных дел, ведение которых потребовало от властей большого объема бумажной работы. В одну из таких историй попали четверо татарских мальчиков.

22 июня 1855 года четверо мальчиков, ни один из которых не был старше шестнадцати лет, были взяты военными на допрос, поскольку они, как предполагалось, побывали на боевом корабле противника. На допросе мальчики заявляли о своей невиновности, утверждая, что они покинули дом только для того, чтобы продать казаку лошадь. Несмотря на их показания, власти заключили детей под стражу. Позже следователь, занимавшийся этим делом, получил письма с положительными характеристиками мальчиков; среди поручителей были татарский окружной голова и татарская княжна. С учетом того, что за мальчиков заступились представители татарской элиты, дело было передано генералу Горчакову, который, сменив князя Меншикова, стал в феврале 1855 года новым командующим российскими войсками в Крыму. В августе того же года он распорядился, чтобы всех четверых отпустили из-за недостаточности доказательств. Но в январе 1856 года дело все еще не было закрыто, поскольку в трехмесячный период между началом расследования и приказом Горчакова о его прекращении подростков успели выслать в Курск. 16 января военный губернатор Курска сообщал, что двое детей уже были отправлены назад в Симферополь в сентябре 1855 года, и пообещал без промедлений отправить домой третьего. Четвертый мальчик, по его словам, умер, еще находясь под арестом в Перекопе[70].

Несколько «татарских» дел дошли даже до царя. Руководство жандармерии возвращало такие дела крымским властям, поручая им сбор дополнительной информации. Неудивительно, что это производило сумятицу и конфликт интересов. Например, в декабре 1855 года жандармы получили сведения о том, что в Крыму уже несколько месяцев находятся французские шпионы. Местной администрации и полиции было сделано внушение в связи с тем, что они недобросовестно выполняют свои прямые обязанности. В январе 1856 года граф Адлерберг весьма гневно ответил на эти претензии, указав, что крымская администрация вынуждена исполнять любые распоряжения военного командования, а в Феодосии, Евпатории и Ялте все заботы чиновников обусловлены ходом военной кампании. К сказанному он добавлял, что окружная полиция не несет ответственности за сбои в системе слежки, поскольку перегружена обязанностями, возложенными на нее в связи с войной. Ответ Адлерберга показывает, до какой степени столичные чиновники были далеки от проблем линии фронта, а также сколь серьезно изменилась работа местной администрации в связи с войной[71]. В том же докладе Адлерберг настаивает, что татары представляют бóльшую угрозу для безопасности России, чем вражеские шпионы. Он сетует на трудности секретной работы среди «злонамеренных людей, потакающих врагу». Причем иногда, по его словам, этим «вредителям» действительно удается ускользнуть от государственного надзора, поскольку они слишком многочисленны[72].

Отношение Адлерберга к татарам было чрезвычайно суровым, так как он считал их самой серьезной угрозой для проводимых в Крыму военных операций. Представляя свою позицию генералу Горчакову, он предложил решение, которое можно считать пугающей прелюдией к действиям советского режима в ходе Второй мировой войны: массовую депортацию[73]. Барон Врангель, командовавший морскими силами в районе Перекопа, ранее уже настаивал на депортации всех татар, находящихся под надзором властей. По его мнению, независимо от доказанности вины татар, вызывающих подозрения, необходимо принудительно высылать. Адлерберг соглашался с Врангелем; по его оценкам, нет никаких сомнений в том, что татары передают врагу информацию о русских войсках. Практический опыт, утверждал он, свидетельствует о том, что повсюду, где появляется враг, сразу же находятся изменники среди татар. Поэтому, собственно, одной только высылки подозрительных лиц будет недостаточно. Любого татарина, обнаруженного в запретной зоне, нужно объявлять изменником, приговаривать к смерти и расстреливать. Татар южного побережья Крыма, по предложению Адлерберга, следовало депортировать поголовно и без исключений; в качестве места высылки очень подходит Курск. Для того чтобы поддержать производительность крымских поместий, на смену татарам нужно прислать русских крестьян[74]. План Адлерберга не был принят, но все же очень существенно, что проект всеобщей депортации был выдвинут столь высокопоставленным представителем царской администрации.

Несмотря на суровость рекомендаций Адлерберга, они не были воплощены в реальную политику. Скорее Адлерберг реагировал на тревожащую его местную ситуацию в режиме ad hoc, не согласовывая своих идей с другими представителями русской бюрократии. В архивах нет никаких сведений о позиции царя Николая после того, как он в октябре 1854 года принял клятву верности от мусульман Крыма. Генерал Горчаков, который, в отличие от царя, непосредственно находился в зоне военных действий, не одобрял обращения Адлерберга с татарами и неоднократно требовал от него и от прочих официальных лиц прекратить антитатарскую деятельность. Ознакомившись с несколькими дошедшими до него делами, Горчаков писал Адлербергу, что тому необходимо положить конец слежке за татарами и их арестам, а также прочим действиям, основанным на доносах, поскольку от всего этого «больше вреда, чем пользы»[75]. Когда власти Перекопа решили создать особый судебный комитет, занимающийся делами о коллаборационизме татар, Горчаков настоял на том, чтобы на заседаниях присутствовал назначенный им наблюдатель. Вскоре после получения первых отчетов этого наблюдателя комитет был расформирован. 7 мая 1856 года во все округа Таврической губернии поступила телеграмма, в которой Горчаков потребовал прекратить всякую деятельность военных комиссий и комитетов, связанную с коллаборационизмом, и предписывал в кратчайшие сроки освободить из-под стражи всех татар[76].

Освобождение татарских узников было постоянной линией, которую проводил Горчаков. Одним из дел, получивших наиболее полное документальное закрепление, стало дело Саида Чилиби, переводчика, работавшего в суде. Власти считали, что этот человек шпионил в пользу противника и неоднократно встречался с его агентами. В Ялте он якобы показал врагу, где хранится провиант, и «давал советы, как лучше навредить [России]». Переводчика также обвиняли в контактах с вражескими агентами в Одессе и в содействии передаче неприятелю нескольких сотен голов крупного и мелкого рогатого скота, приобретенных у жителей деревень южного берега Крыма. Дело было открыто в сентябре 1854 года и прошло несколько инстанций, прежде чем оказалось на столе у недавно назначенного Горчакова. Главнокомандующий распорядился передать рассмотрение этого дела в инстанции, находившиеся в подчинении у Таврического магометанского духовного собрания. Он верил в татарские институты и в их способность справедливо во всем разобраться. Собрание провело собственное расследование и признало Чилиби невиновным. Однако Адлерберг, отказавшись признать это решение, продолжал держать переводчика в тюрьме. В конце концов, вновь обратившийся к этому делу в апреле 1855 года Горчаков приказал Адлербергу освободить заключенного, «поскольку против него нет достаточных доказательств»[77].

Еще одним делом, в котором Горчаков встал на защиту татар, стало дело, возбужденное по доносу той же Айши. Как уже отмечалось, на основании ее обвинений десять татар были арестованы и в мае 1855 года высланы в Курск. В их числе оказались двое глав татарских округов и прочие представители татарской знати. Горчаков получил прошение от племянника одного из заключенных Абдури Манчикова, который служил в русской армии в звании капитана. В петиции утверждалось, что арестованные невиновны, а здоровье одного из них, семидесятилетнего мужчины, не выдержит пребывания в тюрьме. Получив документ, Горчаков вмешался в рассмотрение дела и добился освобождения пяти человек. Он написал Адлербергу, что проситель Манчиков «состоит на русской службе» и потому достоин доверия и уважения. Вскоре все обвиняемые оказались на свободе. После войны российские власти официально признали, что этих людей осудили по ложному обвинению. Впрочем, вернувшись в родные места в июле 1858 года, они обнаружили, что им негде жить, поскольку власти Ялтинского округа перераспределили их земли[78].

Конфликты между Горчаковым и Адлербергом показывают, насколько глубокими были расхождения царских чиновников по вопросу о татарской лояльности. Они также позволяют предположить, что многие высокопоставленные представители власти, включая Николая I и Горчакова, не поддерживали гонений на татар. Непонятно однако, что помешало Горчакову предпринять дальнейшие действия в их защиту. Конечно, он был полностью занят обороной Севастополя, а массовую миграцию татар после завершения войны вряд ли можно было предвидеть. К сентябрю 1855 года Горчаков «разрывался» между намерением Александра II продолжать войну и своими частными контактами с французским дипломатом Морни, в ходе которых обсуждались перспективы мира. К тому же, возглавляя все вооруженные силы юга России, он не мог следить за повседневными делами низовых чиновников. Административная субординация предоставляла Адлербергу широкие полномочия в отношении гражданского управления, и поэтому до Горчакова дошли только несколько исключительных «татарских» дел[79].

По мере того, как война затягивалась, татары все больше ощущали безвыходность своего положения: на них одновременно давили русская контрразведка, казаки-мародеры и голодные войска союзников. С осени 1854-го и до весны 1855 года они начали малыми группами покидать Крым. Первыми это заметили окружные чиновники. 30 июня 1855 года служащий администрации Симферополя сообщил Адлербергу, что один из видных представителей татарской знати и 13 членов его семьи, забрав все имущество, «ушли к врагу [в Османскую империю]»[80]. По свидетельствам очевидцев, этот человек приглашал и других жителей своей деревни присоединиться к нему, но на тот момент желающих не нашлось. Некоторое время спустя, в декабре 1855 года, 46 мужчин и 50 женщин бросили свои жилища в деревне Кучук-Кой. В населенном пункте остались только один старик и четыре старухи. Отвечая на расспросы ялтинских властей, эти люди сказали, что не знают, что случилось, поскольку их односельчане ушли глубокой ночью[81]. Первые случаи ухода вызвали некоторое беспокойство у местных чиновников, но отнюдь не подготовили их к массовому исходу, начавшемуся после войны.

22 апреля 4,5 тысячи татар отплыли из Балаклавы в Константинополь. Объясняя это событие, канцелярия генерал-губернатора Малороссии сообщала, что турецкое правительство тайно предложило крымским татарам перебраться в Турцию. Массовый характер бегства настолько встревожил местные власти, что они обратились к царю с вопросом, надлежит ли им чинить препятствия подобным акциям в будущем. Александр II, получивший трон после кончины Николая I в марте 1855 года, ответил, что не видит причин удерживать татар от переезда, добавив, что избавить полуостров от злонамеренных людей будет даже полезно[82]. Заявление царя было передано во все округа Крыма, включая и те, которые в наибольшей степени были затронуты боевыми действиями – Перекоп, Ялту, Феодосию и Евпаторию[83].

Генерал-губернатор Новороссии, граф Строганов, черствый бюрократ, сменивший просвещенного князя Воронцова, восприняв слова государя буквально, сообщил крымским властям, что «Его Императорское Величество указало на необходимость освободить полуостров от этого зловредного народа»[84]. Таким образом, произошедшая в конце войны смена режима обернулась официальным одобрением и поощрением российскими властями массового отъезда коренного населения Крыма. Строганов, который прежде считал исход крымских татар «полезным» или «желательным», теперь рассматривал его в качестве «необходимости». Государство в тот период максимально четко артикулировало свой курс на официальное поощрение эмиграции татарского населения.

Поначалу, однако, русские чиновники, способные подтолкнуть татар к отъезду, не могли открыто действовать в этом направлении из-за ограничений, предусмотренных Парижским мирным договором[85]. Согласно статье 5 этого документа, все воюющие стороны были обязаны «даровать полное прощение тем из их подданных, которые оказались виновными в каком-либо продолжении военных действий в соучастии с неприятелем». Далее в договоре говорилось, что «все воюющие стороны даруют полное прощение подданным, которые во время войны оставались в службе другой из воевавших держав»[86]. Эти положения были включены в договор, чтобы защитить не только татар, но также болгар и греков Османской империи, которые во время войны активно поддерживали русских. Кроме того, были еще и восточные христиане, которые оказались бездомными после того, как Бессарабия отошла от России к Османской империи. Эта группа включала русских поселенцев, а также молдаван, болгар и греков[87].

В 1856 году российские власти впервые испытали на себе действие договора, когда попробовали вести переговоры о статусе репатриантов, возвращавшихся в Крым для того, чтобы либо воссоединиться с оставленными здесь семьями, либо же, напротив, забрать в Османскую империю оставшихся родственников. Российские власти сразу дали понять, что они не рады ни тем ни другим. Сначала власти Крыма рассматривали татарских эмигрантов как предателей и пытались наказывать репатриантов тюремным заключением или сибирской ссылкой. Некоторые подобные дела ушли на самый высокий, губернский, уровень. Принимая во внимание ограничения, налагаемые Парижским договором, Строганов предложил интересное решение: по его мнению, татары, путешествовавшие в другие страны без надлежащих отметок в паспортах, были нарушителями внутрироссийского законодательства. Таким образом, ссылаясь на одну из статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, он предлагал лишать таких татар гражданских прав и отправлять в Сибирь[88]. Иначе говоря, к 1856 году российское правительство считало всех татар, уехавших незаконно, то есть не проштамповавших свои паспорта, изменниками. Разумеется, тех, кто воспользовался легальными каналами пересечения границы, власти тоже не оставляли в покое, но правовых оснований для уголовного преследования этой категории татар у чиновников не было.

По ходу событий дело репатриантов попало к князю Горчакову, который снова оказался вовлеченным в решение татарской проблемы. Он сравнил их печальную участь с бедственным положением османских болгар и османских греков. Многие из этих людей, рассуждал он, хотели бы вернуться в родные места, которые после войны отошли к Османской империи. По мнению Горчакова, отношение к крымским татарам, желающим вернуться в Россию, как к преступникам может дать турецким властям основание аналогичным образом относиться к грекам и болгарам, которые в ходе войны перешли под российское подданство, но теперь хотят вернуться домой[89]. Впоследствии Горчаков убедил крымские власти не мешать возвращению татар и осмотрительно относиться к любым вопросам, касающимся татарского населения[90]. В июле 1856 года администрация Ялты направила Адлербергу списки татар, которые покинули Крым, и списки тех, кто потом вернулся домой. Всего в списках были 593 эмигранта и 21 репатриант. Это неточная цифра, поскольку указывались только главы домохозяйств[91]. Иначе говоря, список характеризует только первую фазу послевоенной эмиграции крымско-татарского населения[92].

После окончания войны Крым напоминал гигантское кладбище. По имеющимся на сегодня данным, на полуострове погибли 95 тысяч французских, 22 тысячи британских и 475 тысяч российских солдат[93]. Некоторые источники сообщают о том, что в одном только Севастополе расстались с жизнью 100 тысяч человек. Масштабное смертоубийство, вызванное войной и болезнями, дополнялось полнейшим опустошением городов полуострова. В результате бомбардировок Севастополь был разрушен до основания. Другие города и поселения, например, Ялта, Евпатория и Балаклава, подверглись разграблению солдатами обеих воюющих армий. Жители побережья в массовом порядке оставили свои дома. Так, Феодосия, если не принимать в расчет находившийся там крупный военный госпиталь, больше напоминала пустыню, нежели город[94].

Во второй половине десятилетия в Крыму шел медленный, трудный, болезненный процесс восстановления[95]. После состоявшегося летом 1856 года возвращения оккупированных союзниками территорий под контроль российской администрации началась тяжелая и напряженная работа по очистке полуострова и приведению его в довоенное состояние. В Евпатории, например, властям приходилось избавляться от двухлетних залежей мусора, оставленного 100 тысячами людей, и куч навоза, произведенного 2 тысячами лошадей[96]. По мере реконструкции городов в них начали возвращаться прежние жители. Большинство из них столкнулось с ужасающей бедностью. Многие лишились не только домов, которые были разграблены и сожжены врагом, но и средств к существованию. Урожай погиб, скот был вырезан, фабрики остались без машин, а торговые корабли подверглись конфискации, разграблению или разрушению.

Крымская война повлияла на полуостров и в религиозном отношении, поскольку повлекла за собой новую программу христианизации. Перед войной генерал-губернатор Новороссии и наместник Кавказа, князь Воронцов, активно противился распространению христианских учреждений в Крыму. Он неоднократно блокировал усилия по утверждению на полуострове собственной церковной иерархии, опасаясь, что это может породить в головах местного населения опасные и беспочвенные представления о том, будто правительство намерено заставить их оставить ислам и перейти в православие[97]. Но, несмотря на колебания Воронцова, архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий (Борисов) сделал христианизацию Крыма своей главной заботой. Его одолевала идея обращения в христианство татар, поскольку, по его мнению, от этого зависела стабильность Крыма. Их переход в христианство, писал он великому князю Константину в 1852 году, является «делом первой важности – не только в отношении к церкви, но и к государству, по сознанию самих губернаторов таврических»[98]. К концу войны христианство окончательно укрепилось на полуострове, где появилось много новых церквей, монастырей и была учреждена своя епархия[99].

В то время как христианизация Крыма отметила серьезный сдвиг в местной политике, разорение татарского населения стало наиболее печальным последствием войны. Многие современники видели в двусмысленном положении татар во время войны пролог последовавшего затем упадка. Англичанин, побывавший в Крыму в 1855 году, писал:

«Татары – стремительно исчезающий народ, их снижающаяся численность усугубляется исчерпанием духовных сил. Этот грустный факт определяется их положением как покоренного народа, лишенного собственной территории, социальной и политической значимости и страдающего от притеснений чиновников. С болью думаю о том, какими бедствиями для них обернется нынешняя война»[100].

В этом фрагменте татары представлены жертвами имперского завоевания. Причины упадка видятся не столько в злонамеренном пренебрежении со стороны властей, сколько в последствиях имперской экспансии, которые могут проявляться в любых покоренных землях: это потеря территории, утрата политической автономии, корыстолюбие местного начальства. Сходные перспективы открывались каждому европейскому или российскому наблюдателю, знавшему о положении крымских татар. В частности, один из них в 1840-е годы писал о том, что «с уверенностью предвидит… полное исчезновение [крымских татар] в более или менее обозримом будущем»[101].

Когда война подходила к концу, российские власти предложили татарам очень скудную компенсацию за их разоренные дома, уничтоженные стада и погубленные урожаи. Подобное возмещение не только не могло покрыть убытки, но и не позволяло татарам продержаться до налаживания мирной жизни[102]. Миграция, начавшаяся в 1855 году, неуклонно продолжалась. К 1860 году число эмигрировавших татар превысило 100 тысяч. В 1867-м, когда российские власти, которые вели статистику на основании полицейских отчетов, убедились в том, что эмиграция прекратилась, Крым навсегда покинули 104 211 мужчин и 88 149 женщин[103]. После них остались 784 опустевшие деревни и 457 брошенных мечетей[104].

Одновременно с появлением христианских институтов в Крым (как и на Кавказ) стало прибывать новое христианское население. Бывшие татарские деревни начали занимать другие люди, среди которых были не только русские, но и греки, болгары, немцы, чехи, эстонцы и другие. В 330 деревнях российское правительство разместило беженцев из Бессарабии, утраченной вследствие войны. Многочисленные болгары, спасавшиеся от преследований в Османской империи, основали несколько колоний, заняв 41 татарскую деревню[105]. Татары же, напротив, селились в местах, оставленных болгарами[106]. Ни тем ни другим не было удобно на новых местах, но это уже другая история[107].

В статье о насилии государств по отношению к проживающим на его территории народам Марк Мазовер призывает более четко «разобраться в том, что подобное насилие означает для государства и как может меняться та роль, которую в разные времена играют в нем различные государственные органы и учреждения»[108]. Государственная политика в отношении татар в годы Крымской войны реализовалась в деятельности множества чиновников, имевших различные взгляды. Петербургские власти почти не интересовались этим вопросом и мало что знали о трудностях, с которыми сталкивалось гражданское население Крыма в военную пору. Они редко вмешивались в решение вопросов, касающихся татар. Тем не менее властные решения в отношении татар не появлялись из ниоткуда. Местное чиновничество работало в нестабильных условиях войны, характеризующихся насилием в прифронтовых зонах и нарастающей религиозной напряженностью. На выработку политического курса влияли и международные договоренности, как, например, Парижский договор, содержавший положения, направленные на защиту православных беженцев. Война и создаваемый ею культурный фон ощутимо и разносторонне влияли на государственную политику, что вело к несистематическим и непоследовательным попыткам разрешения татарской проблемы. Поэтому в данной ситуации использование понятия централизованного государства, принимающего однонаправленные решения в отношении населения приграничных территорий, просто неприменимо. Российское государство не имело заранее обдуманных планов, предполагающих депортацию или насильственную миграцию.

Из сказанного следует, что нам нужны более глубокие знания о переселениях народов и в особенности о случаях миграции, имевших место во время войны и происходивших без предварительной организации и планирования. Эпизод, описанный в данной статье, наиболее близок к «ненасильственной миграции», по классификации Павла Поляна. По его словам, насильственные миграции делятся на несколько подвидов, среди которых миграции, которые явно и целенаправленно стимулируются насилием, и миграции, осуществляемые посредством «механизмов косвенного воздействия», когда «отсутствует решение или распоряжение верховной власти»:

«Наличие должностного лица, отдающего четкий приказ о переселении, вовсе не обязательно. Людей могут поставить в такое положение, когда они сами и по собственной воле примут решение, необходимое властям»[109].

Но даже такое объяснение, где внимание акцентируется на том факте, что вынужденная миграция не всегда предполагает наличие явно выраженной вины государства, в полном объеме отражает сложную природу властных отношений времен Крымской войны, высокий уровень неопределенности, выражавшийся в разбросе взглядов чиновников на одну и ту же проблему, случайности военного времени.

150-летие Крымской войны создает прекрасную возможность для переосмысления ее сложной истории, причем инициаторами этого процесса выступают сами татары[110]. В 2003 году годовщина начала Крымской войны широко отмечалась в Крыму; самые торжественные мероприятия проходили 10 сентября, в официальный день памяти погибших при обороне Севастополя. В пышных церемониях у военных мемориалов приняли участие депутаты парламента, представители Русской православной церкви, гости из других государств, в частности, из Великобритании. Но крымские татары подозрительным образом отсутствовали. Причины их отсутствия разъяснил Ибрагим Абдуллаев в своей статье «Отголоски колониальной войны». Он задается вопросом, который составляет саму основу переосмысления событий 1853–1856 годов: «Какую победу отмечают на солдатских кладбищах?»[111]. По мнению автора, речь идет не о победе союзников над Россией, а о победе России над крымскими татарами[112]. Соответственно, рекомендация Адлерберга депортировать татар выступает мрачным предзнаменованием грядущей советской политики в отношении татар, реализованной во время Второй мировой войны. Связь между переселением татар в XIX веке и депортацией 1944 года прослеживает и другой крымский исследователь, утверждающий, что Сталин преуспел в воплощении «вековой мечты царизма»[113]. Учитывая потерю автономии, земли, прав, а также многочисленные миграции, выпавшие на долю татар в царский период, трудно избежать истолкования депортации как неизбежного следствия имперской политики. Тем не менее не стоит относиться к депортации татар как к какому-то типично российскому проекту. Не будем забывать, что, несмотря на ужасное обращение со стороны властей, которому татары подверглись во время Крымской войны, Адлерберг так и не смог депортировать их, поскольку другие русские чиновники удержали его от этого шага.

Анализ официальных позиций по вопросу о крымских татарах в Крымскую войну, в том числе выраженных Русской православной церковью и Таврическим магометанским духовным собранием, позволяет сделать целый ряд важных выводов. Прежде всего: имперское государство было сложносоставным образованием, официальные представители которого могли иметь диаметрально противоположные взгляды на одну и ту же проблему. Далее, решения, принимаемые на местном уровне, могли влиять на политику даже более существенно, чем указания из центра. Наконец, чиновники в своей деятельности были вынуждены учитывать условия военного времени, а также изменения в культурном и религиозном контекстах. Что касается вопроса о связи между XX веком и предшествующими столетиями, то можно заметить, что, несмотря на фундаментальные различия двух явлений – сталинской депортации и преследований татар в Крымскую войну, – и в советской, и в имперской России нужды людей всегда имели второстепенное значение по отношению к нуждам государства. Хотя крымские татары в период Крымской войны избежали насильственного переселения, высокопоставленные представители власти всерьез размышляли об их поголовной высылке. Наконец, данное исследование открывает новый аспект Крымской войны, о котором говорят не слишком часто. История войны есть нечто большее, чем баланс сил европейских держав, военно-техническое превосходство или стратегии на поле битвы. Крымская война кардинальным образом изменила культурный ландшафт полуострова, оставив после себя наследие, которое тяготит здешнее население и по сей день.

Перевод с английского Екатерины Захаровой

[1] Перевод выполнен по: Kozelsky M. Casualties of Conflict: Crimean Tatars during the Crimean War // Slavic Review. 2008. Vol. 67. № 4. P. 866–891.

[2] Обсуждение того, как религиозность Николая I влияла на конфликт вокруг «Святых мест», приведший к войне, см.: Goldfrank D. The Holy Sepulcher and the Origin of Crimean War // Lohr E., Poe M. (Eds.). The Military and Society in Russia, 1450–1917. London, 2002. P. 491–505. О восприятии Александром II Крымской войны как священной см.: Mosse W. How Russia Made Peace September 1855 to April 1856 // Cambridge Historical Journal. 1955. Vol. 11. № 3. P. 300–301 (см. перевод данной статьи в этом номере «НЗ». – Примеч. ред.). Анализ того, как пропагандировалась священная война, см. в работах: Norris S. A War of Images: Russian Popular Prints, Wartime Culture, and National Identity, 1812–1945. DeKalb, 2006. P. 63–66, 80–106; Robson R. Solovki: The Story of Russia Told through Its Most Remarkable Islands. New Haven, 2004. P. 155–169; Kozelsky M. Christianizing Crimea: Church Scholarship, «Russian Athos» and Religious Patriotism of the Crimean War. PhD diss. University of Rochester, 2004.

[3] О статистике миграций и альтернативных подходах к ней см.: Ханацкий К.В. Памятная книга Таврической губернии, изданная таврическим губернским статистическим комитетом. Симферополь, 1867. С. 416–436; Маркевич А. Переселения крымских татар в Турцию в связи с движением населения в Крыму // Известия Академии наук СССР. Отделение гуманитарных наук. 1928. Т. 1. С. 375–405; 1929. Т. 2. С. 1–16; Fisher A. Emigration of Muslims from the Russian Empire in the Years after the Crimean War // Jahrbücher für Geshichte Osteuropas. 1987. Bd. 35. № 3. S. 356–371.

[4] Уиллис Брукс и Роберт Крюс отмечают, что Крымская война стала поворотным пунктом в имперской политике по отношению к мусульманам. См.: Brooks W. Russia’s Conquest and Pacification of the Caucasus: Relocation Becomes a Pogrom in the Post-Crimean War Period // Nationalities Papers. 1995. № 4. P. 682–683; Crews R. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Cambridge, Mass., 2006. P. 300–311.

[5] В статьях по данной теме высказываются различные взгляды на причины миграции 1860-х годов. При этом в большинстве материалов сама война почти не затрагивается, а архивные источники не привлекаются. См.: Fischer A. Op. cit.; Williams B. Hijra and Forced Migration from Nineteenth-Century Russia to the Ottoman Empire // Cahiers du monde Russe. 2000. Vol. 41. № 1. P. 79–108; Pinson M. Demographic Welfare – An Aspect of Ottoman and Russian Policy, 1854–1866. Cambridge, Mass., 1970; см. также обзор, сделанный в книге: Бекирова Г. Крым и крымские татары, XIX–XX века. М., 2005. С. 11–13.

[6] В европейской дипломатической истории бытует мнение, будто Крымской войне посвящен значительный пласт литературы. В отношении России, однако, это не совсем верно, поскольку в российской перспективе это событие рассматривалось только в двух англоязычных работах. См.: Goldfrank D. The Origins of the Crimean War. New York, 1994; Curtiss J. Russia’s Crimean War. Durham, 1979. Единственной серьезной монографией о Крыме времен войны остается написанная столетие назад книга Арсения Маркевича: Маркевич А. Таврическая губерния во время Крымской войны по архивным материалам [1905]. Симферополь, 1994.

[7] Историки потратили немало сил, пытаясь должным образом описать и разграничить такие понятия, как «геноцид», «этническая чистка» и «вынужденная миграция». Подробнее об этой терминологической дискуссии см., в частности: Naimark N. Fires of Hatred: Ethnic Cleansing in Twentieth-Century Europe. Cambridge, Mass., 2001. P. 2–5; Béla Várdy S., Tooley H., Huzar Várdy A. (Eds.). Ethnic Cleansing in Twentieth-Century Europe. Boulder, 2003. P. 2–6; Martin T. The Origins of Soviet Ethnic Cleansing // Journal of Modern History. 1998. Vol. 70. № 1. P. 813–861.

[8] Как писал недавно Роберт Крюс: «Приверженность царского правительства к управлению посредством религиозных практик и институтов, а также склонность к политической поддержке православия, позволяла государству реже обращаться к насилию и чаще достигать консенсуса, нежели историки предполагали ранее» (Crews R. Op. cit. P. 8).

[9] См.: Werth P. At the Margins of Orthodoxy: Mission, Governance, and Confessional Politics in Russia’s Volga-Kama Region, 1827–1905. Ithaca, 2002; Breyfogle N. Heretics and Colonizers: Forging Russia’s Empire in South Caucasus. Ithaca, 2005; Jersild A. Orientalism and Empire: North Caucasus Mountain Peoples and the Georgian Frontier, 1845–1917. Montreal, 2002; Gerachi R., Khodarkovsky M. Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarists Russia. Ithaca, 2001; Skinner B. The Irreparable Church Schism: Russian Orthodox Identity and Its Historical Encounter with Catholicism // Ransel D., Shalcross B. (Eds.). Polish Encounters, Russian Identity. Bloomington, 2001. P. 20–36; Weeks T. Nation and State in Late Imperial Russia: Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863–1914. DeKalb, 1996.

[10] О литературе, посвященной соотношению религии и национальной идентичности в Крыму после включения полуострова в состав Российской империи и в предвоенные годы, см.: Kozelsky M. Op. cit. О юридическом статусе, правах и привилегиях татар см.: O’Neil K. Between Subversion and Submission: The Integration of the Crimean Khanate in the Russian Empire, 1783–1853. PhD diss. Harvard University, 2006.

[11] См.: Carmichael C. «Neither Serbs, Nor Turks, Neither Water Nor Wine, but Odious Renegades»: The Ethnic Cleansing of Slav Muslims and Its Role in Serbian and Montenegrin Discourses since 1800 // Béla Várdy S., Tooley H., Huzar Várdy A. (Eds.). Op. cit. P. 113–132.

[12] Gatrell P. A Whole Empire Walking: Refugees in Russia during World War I. Bloomington, 1999; Baron N., Gatrell P. (Eds.). Homelands: War, Population and Statehood in Eastern Europe and Russia, 1918–1924. London, 2004.

[13] Idem. War Population Displacement and State Formation in the Russian Borderlands, 1914–1924 // Baron N., Gatrell P. (Eds.). Op. cit. P. 12.

[14] В частности, Павел Полян различает насильственные и ненасильственные миграции, приводя соответствующие примеры: Polian P. Against Their Will: The History and Geography of Forces Migrations in the USSR. Budapest, 2004. P. 43–47. Богатый обзор литературы по геноциду, этническим чисткам и вынужденным миграциям, включая анализ ее недостатков, представлен в статье: Mazower M. Violence and the State in the Twentieth Century // American Historical Review. 2002. Vol. 106. № 4. P. 1158–1178.

[15] На одном конце спектра в этой когорте мы можем расположить Эрика Хобсбаума, который пишет: «Жестокость, с которой осуществлялись еврейские погромы, не идет ни в какое сравнение с той жестокостью, которую увидело следующее поколение». На другом конце – Дэвид Голдхаген, чье неоднозначное исследование низового антисемитизма рассматривает Холокост как неизбежное воплощение идей, сложившихся еще в ХIХ веке. См.: Hobsbaum E. Age of Extremes: A History of the World, 1914–1991. New York, 1996. P. 120; Goldhagen D. Hitler’s Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust. New York, 1996. Эндрю Белл-Фиалкофф начинает свое оригинальное исследование этнических чисток с древней Ассирии (Bell-Fialkoff A. Ethnic Cleansing. New York, 1996). См. также: Kershaw I. War and Political Violence in Twentieth-Century Europe // Contemporary European History. 2005. Vol. 14. № 1. P. 107–123; Naimark N. Op. cit.

[16] Kershaw I. Op. cit. P. 108.

[17] См. обстоятельный комментарий Стивена Смита к статье Иена Кершоу: Smith S. Comments to Kershow // Contemporary European History. 2005. Vol. 14. № 1. P.124–130.

[18] По мнению Амира Вайнера, политика СССР по отношению к собственному населению складывалась под влиянием уникальных «исторических предрассудков». Это мнение в целом признается в литературе, посвященной депортациям, но глубокому анализу оно не подвергалось. Концепция Вайнера представлена в статье: Weiner A. Nothing but Certainty // Slavic Review. 2002. Vol. 61. № 1. P. 46. Более подробный анализ советских депортаций см. в работах: Conquest R. The Nation Killers: The Soviet Deportations of Nationalities. New York, 1970; Kreindler I. The Soviet Deported Nationalities: A Summary and an Update // Soviet Studies. 1986. Vol. 38. № 3. P. 387–405; Gelb M. An Early Soviet Ethnic Deportation: The Far-Eastern Koreans // Russian Review. 1993. Vol. 54. № 3. P. 389–412; Бугай Н.Ф. Л. Берия – И. Сталину: «Согласно Вашему указанию». Москва, 1995; Martin T. Op. cit.; Polian P. Op. cit.

[19] Fisher A. Op. cit.; Brooks W. Op. cit.

[20]О связи между обменами населением в ходе Крымской войны и переселением народов на Ближнем Востоке и Балканах см.: Fisher A. Op. cit.; Williams B. Op. cit. P. 79–108. Марк Пинсон в свою очередь сосредоточивается на обменах населением между Российской и Османской империями после Крымской войны: Pinson M. Op. cit.

[21] Fisher A. Op. cit. P. 362.

[22] См.: Государственный архив Автономной Республики Крым (ГААРК). Ф. 26. Оп. 4. Дополнительную информацию по делам, инициированным против крымских татар, можно найти в собрании микрофильмированных документов, находящемся в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве (РГВИА) и опубликованном по-английски: The Crimean (Eastern) War, 1853–1856. Woodbridge, 2004.

[23] Немногочисленные англоязычные публикации, посвященные материалам тайных служб николаевской эпохи, писались несколько десятилетий назад без привлечения архивных источников и без какой-либо привязки к Крымской войне. См., например: Monas S. The Third Section: Police and Security in Russia under Nicholas I. Cambridge, Mass., 1961; Squire P. The Third Department: The Establishment and Practices of the Political Police in Russia of Nicholas I. London, 1968. Впрочем, русскоязычные публикации по данной теме тоже не касаются Крымской войны. См., например: Чукарев А.Г. Тайная полиция России, 1825–1855 гг. М., 2005. Анализ политики безопасности, формировавшейся после кончины Николая I, см.: Daly J. Autocracy under Siege: Security Police and Opposition in Russia, 1866–1905. DeKalb, 1998; а также другие работы этого автора.

[24] Holquist P. «Information is the Alpha and Omega of Our Work»: Bolshevik Surveillance in the Pan-European Context // Journal of Modern History. 1997. Vol. 69. № 3. P. 416. Другие авторы также отмечали бездоказательность выдвигаемых властями обвинений. По оценкам Сквайра, около 90% добровольных доносов, поступавших в Третье отделение, были ложными; Джеффри Бёрдс обнаружил, что крестьяне использовали доносительство для того, чтобы контролировать социальную ситуацию в собственных деревнях. См.: Squire P. Op. cit. P. 195; Burds J. A Culture of Denunciation: Peasant Labor Migration and Religious Anathematization in Rural Russia, 1860–1905 // Journal of Modern History. 1996. Vol. 68. № 4. P. 786–818.

[25] Высочайший Манифест от 20 октября 1853 года об объявлении войны Порте // Материалы для истории крымской войны и обороны Севастополя. Сборник, издаваемый комитетом по устройству севастопольского музея: В 5 т. / Под ред. Н. Дубровина. СПб., 1871–1874. Т. 1. С. 129–131.

[26] Там же. Т. 1. С. 129.

[27] Государственный архив Одесской области (ГАОО). Ф. 1. Оп. 172. Д. 69. Л. 1.

[28] Маркевич А. Таврическая губерния во время Крымской войны по архивным материалам. С. 8–9.

[29] Там же. С. 9–10.

[30] Воззвание таврического муфтия Сеид Джелиль-эфенди ко всему мусульманскому духовенству и народу, в Таврической губернии обитающим // Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Т. 1. С. 252.

[31] Маркевич А. Таврическая губерния во время Крымской войны по архивным материалам. С. 12.

[32] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1715. Л. 1–3.

[33] Там же. Д. 1452. Л. 1–26.

[34] Там же. Д. 1497. Л. 1–51.

[35] Там же. Д. 1448. Л. 1–2; Д. 1446.

[36] Squire P. Op. cit. P. 215–223.

[37] Baumgart W. The Crimean War: 1853–1856. London, 1999. P. 116.

[38] Михно Н. Из записок чиновника о Крымской войне // Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Т. 3. С. 7.

[39] Письмо отца-настоятеля Николая архиепископу Иннокентию от 16 октября 1854 года (Российская национальная библиотека (РНБ). Ф. 313. Д. 44. Л. 72).

[40] Письмо отца-настоятеля Николая архиепископу Иннокентию от 24 сентября 1854 года (РНБ. Ф. 313. Д. 44. Л. 54).

[41] Михно Н. Указ. соч. С. 38.

[42] Там же. С. 39.

[43] Выдающийся российский историк Крымской войны Евгений Тарле напрямую обвиняет князя Меншикова в том, что тот не справился с подготовкой полуострова к высадке союзников (см.: Тарле Е.В. Крымская война. М., 2003. С. 104–105).

[44] Возгрин В.Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. С. 324–330. Имеются многочисленные архивные документы, свидетельствующие о столкновениях между казаками и татарами во время войны. Об обвинении татар в сожжении раненого казака см.: ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1694. Л. 1–2.

[45] См.: Кырымлы Х. О крымско-татарских войсках в составе османской армии в период Крымской войны // Голос Крыма. 2007. 31 октября. С. 7.

[46] Там же.

[47] См.: Широкоряд А.В. Русско-турецкие войны: 1676–1918. М., 2000. С. 453–454.

[48] Кырымлы Х. Указ. соч. С. 7.

[49] Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 135. Д. 1729. Л. 1.

[50] Архиепископ Иннокентий. Слово при посещении паствы, Карасубазарский собор, 17 сентября 1854 // Он же. Сочинения Иннокентия, Архиепископа Херсонского и Таврического: В 11 т. СПб., 1908. Т. 2. С. 239.

[51] Он же. Слово по случаю нашествия иноплеменников, Александро-Невский собор, 15 сентября 1854 // Там же. Т. 2. С. 229–230.

[52] РГИА. Ф. 796. Оп. 137. Д. 408. Л. 2–3.

[53] См. также анекдотическое обоснование религиозной природы конфликта: Три рассказа одесского протоиерея А.А. Соловьева, в передаче А.И. Рубановского // Херсонские епархиальные ведомости. 1904. № 9 (приложение). С. 265.

[54] Постановление Таврического магометанского духовного правления от 6 октября // Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Т. 4. С. 17–18.

[55] Прошение депутатов ногайского племени от 12 октября // Там же. Т. 4. С. 18–19.

[56] Там же.

[57] Там же. Т. 4. С. 20.

[58] Адлерберг сохранил свой пост и после того, как Меншиков был освобожден от своих обязанностей в Крыму. См.: Маркевич А. Переселения крымских татар в Турцию в связи с движением населения в Крыму. С. 393; Вольфсон В.М. Эмиграция крымских татар в 1860 г. // Исторические записки. 1940. № 9. С. 187.

[59] См.: Адлерберг, граф Николай Владимирович // Русский биографический словарь. Нью-Йорк, 1962. Т. 1. С. 78.

[60] Греки, служившие в Балаклавском батальоне, были потомками греков, участвовавших в русско-турецких войнах при Екатерине II. В конце XVIII и в первой половине XIX века они участвовали в различных военных операциях, включая подавление сопротивления татар после присоединения Крыма к Российской империи. См.: Балаклава // Новороссийский календарь на 1846. Одесса, 1845. С. 338–342; Габриэлян О.А., Ефимов С.А., Гарубин В.Г. Крымские репатрианты: депортация, возвращение и обустройство. Симферополь, 1998.

[61] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1472. Точное число дел, связанных с обвинениями татар и рассмотренных в годы войны, нам неизвестно. Очевидно, однако, что Айша была не единственным информатором (Там же. Д. 1456).

[62] Там же. Д. 1472.

[63] Там же. Д. 1449. Л. 13–14.

[64] Там же. Д. 1685; Д. 1673. Л. 1–7.

[65] Там же. Д. 1644.

[66] О разорении церквей во время войны см.: Kozelsky M. Op. cit.; о важности этой темы в военной пропаганде см.: Norris S. Op. cit.

[67] Михно Н. Указ. соч. С. 5, 9.

[68] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1587.

[69] Широкоряд А.В. Указ. соч. С. 453–456.

[70] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1493. Л. 1, 16, 29.

[71] Там же. Д. 1638. Л. 1–2.

[72] Там же.

[73] Там же. Д. 1522. Л. 12.

[74] Там же.

[75] Там же. Д. 1495. Л. 4–5.

[76] Там же. Д. 1673. Л. 1–7; Д. 1685. Л. 1.

[77] Там же. Д. 1449. Л. 6–29.

[78] Там же. Д. 1472. Л. 1–28.

[79] Mosse W. Op. cit. P. 304. (Автор допускает неточность: в переписке с французским дипломатом состоял не главнокомандующий Михаил Горчаков, а его двоюродный брат Александр Горчаков, посол России в Вене и будущий министр иностранных дел. – Примеч. ред.).

[80] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1495. Л. 11.

[81] Там же. Д. 1579. Л. 4.

[82] Там же. Д. 1605. Л. 1.

[83] Там же.

[84] Там же. Д. 1685. Л. 65. Хотя татары и при Воронцове чувствовали себя не слишком уютно, он все же был довольно терпимым чиновником и часто вступался за них. Но, будучи в начале войны весьма пожилым человеком, Воронцов оставил свой пост в 1855 году (см.: Rhinelander A. Prince Michael Vorontsov: Viceroy to the Tsar. Montreal, 1990).

[85] Насколько мне известно, единственная монография о Парижском договоре принадлежит перу немецкого специалиста по Крымской войне Винфрида Баумгарта. В ней однако не затрагивается вопрос о беженцах, исключительно важный в ходе мирных переговоров и в послевоенный период. См.: Baumgart W. The Peace of Paris, 1856. Studies in War, Diplomacy, and Peacemaking. Oxford, 1981.

[86] Цит. по: Трактат, заключенный в Париже 18 (30) марта 1856 // Тарле Е. Указ. соч.

[87] Носкова Н. Крымские болгары в XIV – начале XX в.: история и культура. Симферополь, 2002. С. 36–37.

[88] ГААРК. Ф. 26. Оп. 4. Д. 1685. Л. 65.

[89] Там же. Л. 83–84.

[90] Там же.

[91] Там же. Д. 1585. Л. 14–19.

[92] Meyer J. Immigration, Return, and the Politics of Citizenship: Russian Muslims in the Ottoman Empire, 1860–1914 // International Journal of Middle Eastern Studies. 2007. Vol. 39. P. 15–32.

[93] Baumgart W. Op. cit. P. 215–216; Curtiss J. Op. cit. P. 470.

[94] РГИА. Ф. 796. Оп. 138. Д. 647. Л. 7.

[95] Маркевич А. Таврическая губерния во время Крымской войны по архивным материалам. С. 214–217.

[96] Там же. С. 218.

[97] РНБ. Ф. 313. Д. 42. Л. 129.

[98] Архиепископ Иннокентий Великому князю Константину Николаевичу, Одесса, 20 июня 1852 // Русская старина. 1879. Т. 25. С. 368–369.

[99] ГАОО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 1790. Л. 8. При Екатерине II в Крыму был православный епископ, обслуживавший греков, живших на полуострове еще до его вхождения в состав Российской империи, но в самом конце XVIII века эта должность была упразднена.

[100] Milner T. The Crimea, Its Ancient and Modern History: The Khans, the Sultans, and the Czars. With Notices of Its Scenery and Population. London, 1855. P. 367.

[101] Hommaire de Hell H. Travels in the Steppes of the Caspian Sea, the Crimea and the Caucasus. London, 1847. P. 423; см. размышления россиянина на ту же тему: Тотлебен Е. О выселении татар из Крыма в 1860 году // Русская старина. 1893. Т. 78. С. 531–550.

[102] См.: Левицкий Г.П. Переселение татар из Крыма в Турцию // Вестник Европы. 1882. № 5. С. 606–608.

[103] Выселение татар из Таврической губернии // Памятная книга. Симферополь, 1867. С. 416–433.

[104] Абдуллаев И. Поступь крестоносцев в Крыму // Голос Крыма. 2000. 24 ноября. С. 4.

[105] Выселение татар из Таврической губернии. С. 416–433.

[106] Переезд татар в Османскую империю обернулся настоящим бедствием. Как отмечают историки, за десять месяцев поздней стадии переселения из России татары с такой интенсивностью умирали от холеры и малярии, что из 1500 переезжающих семей выжили только 600. Татары неоднократно обращались к российским властям с просьбами разрешить им вернуться, но получали невразумительные ответы (Вольфсон В.М. Указ. соч. С. 190–191).

[107] Об этом писали многие авторы, например, Марк Пинсон и Кемаль Карпат. См.: Pinson M. Op. cit.; Pinson M. Ottoman Colonization of the Crimean Tatars in Bulgaria, 1854-1862. Proceedings of the Seventh Congress of the Türk Tarih Kurumu. Ankara, 1970; Pinson M. Russian Policy and the Immigration of Crimean Tatars to the Ottomans Empire, 1854–1862 // Guney Dogu Avrupa Arastirmalari Dergisi. 1972. P. 37–55; 1973/1974. P. 101–114; Karpat K.Ottoman Population, 1830–1914: Demographic and Social Characteristics. Madison, 1985.

[108] Mazower M. Op. cit. P. 1160.

[109] Polian P. Op. cit. P. 46.

[110] Izmirli I. Regionalism and the Crimean Tatar Political Factor in the 2004 Ukrainian Presidential Election // Journal of Central Asia and Caucasus. 2006. Vol. 1. № 1. P. 138–152; Idem. Return to the Golden Cradle: An Overview of Post-Return Dynamics and Resettlement Angst among of Crimean Tatars // Buckley C., Ruble B. (Eds.). Migration, Homeland, and Belonging in Eurasia. Baltimore, 2008.

[111] Абдуллаев И. Отголоски колониальной войны // Голос Крыма. 2003. 17 октября. № 7. Я выражаю признательность Кемалю Гафарову, который обратил мое внимание на прекрасные работы Абдуллаева.

[112] Статьи о войне охватывают широкий спектр тем; например, см.: Кырымлы Х. Указ. соч.; Абдуллаева Г. Крымские татары в Крымской войне 1853–1856 // Advet. 2005. 15 февраля. № 2(354); Абдуллаев И. Поступь крестоносцев в Крыму.

[113] Гайворонский А. Вековая мечта царизма // Полуостров. 2003. 16 мая. № 15; см. также: Кутиев Р. Исторические аспекты депортации крымскотатарского народа / Голос Крыма. 2004. 14 мая.

: Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Россия > Армия, полиция > magazines.gorky.media, 25 июня 2016 > № 1901058

Евгений Зеленев

Крымская война как хронокультурный вызов

Евгений Ильич Зеленев (р. 1955) – историк-арабист, руководитель Департамента востоковедения и африканистики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург).

[1]

В современном мире строительство лучшего будущего для себя возможно лишь в том случае, если одновременно обеспечивается лучшее будущее для всех. Применительно к отдельному государству нарушение этого правила ведет к политическому краху, поскольку геополитическому эгоизму отдельных стран противостоит логика хронокультурного развития человечества в целом. Крымская война 1853–1856 годов стала едва ли не первым тому историческим подтверждением.

Геополитика vs. хронокультура

Важнейшей особенностью Крымской войны стал ее мультиимперский характер. Методы «новой имперской истории»[2], примененные к анализу организации имперского пространства основных участников Крымской войны в лице Британской, Российской, Османской и Французской империй, а также пассивно вовлеченных в конфликт Австро-Венгрии и Пруссии, позволяют оценить это событие как важный этап конкуренции имперских интересов на Балканах, в бассейне Черного моря и на Кавказе. Среди прочего война обнаружила противоборство двух имперских моделей, морской и континентальной, ставшее существенной геополитической характеристикой межимперских противоречий, а также продемонстрировала готовность участников конфликта осуществлять имперское моделирование пространства в зонах «неопределенного суверенитета»[3].

Разумеется, геополитический смысл Крымской войны этим не исчерпывается, но остальные геополитические проблемы, включая, скажем, проблему статуса «святых мест» или политико-правового положения православного населения Османской империи, имели второстепенное значение, хотя и подавались общественному мнению заинтересованных стран как главные. При этом указанные темы широко использовались в предвоенной дипломатической схватке, когда британская дипломатия, манипулируя султаном Абдул-Меджидом I и играя на чувствительном для России «христианском вопросе», уверенно вела дело к столкновению двух стран, еще недавно считавшихся союзниками[4].

Великобритания не стремилась к скорейшему окончанию войны путем нанесения максимального урона противнику, что подтверждается ее поведением в единственном регионе, где между российскими и британскими владениями существовала сухопутная граница, а позиции России в военном отношении были особенно уязвимы – на Аляске. По соглашению, заключенному между русской Российско-американской компанией и английской Компанией Гудзонова залива, Аляска и западная часть Канады объявлялись на время войны нейтральными территориями. Британское правительство одобрило заключение этого соглашения 22 марта 1854 года, то есть практически одновременно с объявлением войны России, состоявшимся 27 марта 1854 года, – при условии, что оно будет касаться только территориальных владений и не распространится на открытое море[5]. Карл Маркс, занимавший в крымскую эпопею яростную антироссийскую позицию, сетовал, что Великобритания ведет войну с Россией «понарошку», не желая всерьез ее сокрушения[6]. В этом смысле финал войны, унесшей жизни более 400 тысяч человек, был весьма показательным. Перед отбытием из Крыма англо-французское командование устроило на мысе Херсонес военный парад в честь главнокомандующего русской армии и грандиозный торжественный прием для 50 тысяч французских, 30 тысяч английских войск и… русского командования. По существу война никем не была проиграна или выиграна; ее просто прекратили, а вчерашние враги сразу стали друзьями. Удивительная история! Отчасти дело объясняется тем, что наряду с геополитическим подтекстом в Крымской войне, как никогда прежде, проявился принципиально новый, хронокультурный, смысл войны[7], когда борьба шла не за пространство, а за время, необходимое для достижения определенных политических, экономических, социальных и культурных целей, которые ставили перед собой противоборствующие стороны.

Масштабы войны поражают: она велась в бассейнах трех из четырех мировых океанов, кроме Индийского, и поддерживалась ресурсами крупнейших государств своего времени. Только формальный нейтралитет Австро-Венгрии и Пруссии не позволяет назвать Крымскую войну Первой мировой[8]. Россия войну проиграла, но не была разгромлена. Парижский мирный договор 18 марта 1856 года лишал Россию права иметь флот в Черном море, выводил из-под русской опеки православных христиан Османской империи, ограничивал российское военное присутствие в Дунайских княжествах и на Аландских островах в Балтийском море. Наряду с этим в обмен на Карс России возвращался Севастополь, за который без малого год шла кровопролитная борьба между воюющими сторонами, и все другие города Крыма в придачу. После завершения боевых действий на них не нашлось претендентов, поскольку Россия и без того ушла с первых позиций в геополитическом рейтинге стран Европы, что и было на деле целью войны для западной коалиции.

В настоящей статье я намереваюсь исследовать феномен Крымской войны с позиции фундаментальной коллизии эпохи – столкновения геополитических интересов империй и миросистемных интересов финансовых элит. Для решения этой задачи необходимо: 1) исследовать столкновение геополитических и хронокультурных интересов на материале конкретного исторического события; 2) выявить хронокультурную составляющую конфликта, имевшую финансово-экономический подтекст; 3) на примере Крымской войны рассмотреть долгосрочные геополитические последствия межимперских противоречий. Основной исследовательский вопрос для меня звучит так: может ли понятие «хронокультура» играть роль исследовательского инструмента в историческом анализе?

Роль Египта в Крымской войне

Уже в начале войны русские обратили внимание на довольно странный факт: «турецкие» пехотинцы и кавалеристы, участвовавшие в сражениях в районе Евпатории и на Инкерманских высотах, а также в боях на Дунае, в основном говорили между собой по-арабски, причем на особом – египетском – диалекте. Для русского командования неожиданностью стало то, что переводчики, владевшие турецким, ничего не могли добиться от пленных «турок»: те просто не понимали по-турецки. Этими таинственными «турками» оказались египтяне. Сам факт участия Египта в войне на стороне Османов довольно примечателен: дело в том, что, входя формально в состав Османской империи в качестве автономного округа с 1517 года, Египет к середине XIX века приобрел устойчивую репутацию беспокойной и даже мятежной провинции. Произошло это прежде всего благодаря политику и реформатору Мухаммаду Али (1769(?)–1849), находившемуся у власти с 1805-го по 1848 год[9].

Военно-политические успехи Мухаммада Али были столь феноменальны, что вызывали опасения в Лондоне, Санкт-Петербурге, Париже, Берлине и Вене. Дважды, в 1832-м и 1839 году, его армия оказывалась на подступах к Стамбулу и могла им овладеть, но оба раза на защиту султана вставали европейцы: в первый раз Россия, а во второй раз Великобритания. В 1840 году уже на дипломатическом фронте Египет, формально находясь в составе Османской империи, столкнулся с коалицией Англии, Австрии, Пруссии и России, которая, спасая османского султана, как теперь принято говорить, принудила Египет к миру. Современник тогда остроумно заметил, что европейцы не желали, чтобы во главе Османской империи вместо парадного тюрбана появилась настоящая голова[10]. В итоге на Египет были распространены условия англо-турецкого договора 1838 года, дополненные султанским вердиктом от 1 июня 1841 года, которым впредь предстояло подчиняться всем египетским правителям.

Ограничения касались численности египетской армии, которая в мирное время не должна была превышать 18 тысяч человек, а в войну могла увеличиваться только по требованию Стамбула; египетское военное судостроение полностью прекращалось и могло возобновиться также только с согласия османского султана. После смерти Мухаммада Али у власти в Египте до 1854 года находился его внук Аббас-Хильми I, которому и предстояло выполнять эти и другие требования султанского фирмана 1841 года. Родственники Аббаса, недовольные проводимой им проанглийской политикой, интриговали в Стамбуле, добиваясь его отстранения от власти. В такой обстановке, постоянно опасаясь смещения и даже убийства, Аббас, вопреки наложенным ограничениям, негласно начал наращивать численность египетской армии, которая уже к 1853 году достигла 100 тысяч человек. Эта цифра в пять раз превышала ограничения, предусмотренные султанским фирманом[11].

Османский султан Абдул-Меджид I, пребывавший у власти с 1839-го по 1861 год, в преддверии войны не хотел иметь в тылу враждебную египетскую армию и поэтому пошел на маневр: он предложил Аббас-Хильми I принять участие в войне против России. В свою очередь Аббас, избегая конфликта с Портой, подчинился фирману султана и направил для участия в боевых действиях против русских контингент, значительно превышавший установленные ограничения, чем de facto их и дезавуировал. В состав египетских экспедиционных сил вошли 12 кораблей, вооруженных 642 пушками при 6850 моряках; 6 пехотных полков общей численностью в 15 704 человек, кавалерийский полк численностью в 1291 всадника, 12 артиллерийских батарей с 72 пушками и 2727 артиллеристами. Суммарная численность первоначального египетского экспедиционного пехотного корпуса вместе со штабными частями составила около 22 тысяч человек. Аббас устроил в Александрии смотр войскам, а затем они отправились морем в Стамбул, прибыв туда 14 августа 1853 года, то есть задолго до официального объявления Стамбулом войны, которое последовало 16 октября того же года[12]. За всем этим просматриваются усилия британской дипломатии. С началом войны на театр военных действий был отправлен еще один египетский корпус численностью в 10 тысяч человек. Наконец, третий корпус численностью в 8 тысяч человек высадился в районе Евпатории 14 апреля 1855 года. Подкрепления отправлялись и на Дунайский фронт. Всего во время Крымской войны вместе с военно-морскими силами и вспомогательными частями против России воевали в общей сложности свыше 50 тысяч египтян[13].

Основная часть египетских бойцов помогала войскам коалиции не в Крыму, а на Дунайском фронте, где они вели упорные бои с русскими войсками фельдмаршала Ивана Паскевича[14]. И в русских, и в европейских военных сводках их именовали «турками». Именно на Дунайском фронте, вместо легкой победы, за которой должен был последовать марш на Стамбул, русские войска увязли в затяжных позиционных боях. Решающую роль в этом сыграли модернизированные еще при Мухаммаде Али египетские части. После трагической смерти Аббаса I, павшего жертвой заговора[15], к власти в Египте пришел сын Мухаммада Али, ориентирующийся на Францию Саид-паша[16], который продолжил отправку войск в район боевых действий. Во время осады Севастополя египетско-турецкие силы вели бои в районе Евпатории, отразив русское наступление 17 февраля 1855 года[17]. И снова российские и европейские источники не дают никаких сведений о египтянах в составе османской армии, продолжая называть их «турками»[18]. На самом же деле в этих боях участвовали две египетские дивизии: 2-я, которой командовал Ибрахим-паша Абу Джабир, и 3-я под командованием Сулейман-паши аль-Арнаути[19]. К тому же времени относится и прибытие в Крым упомянутого выше третьего египетского корпуса, который сражался в районе Инкерманских высот. Кстати, на Кавказском фронте, где русские войска добились значительных успехов, египетских частей не было совсем.

Одна из особенностей Крымской войны заключалась в том, что, воюя на стороне Османской империи, египтяне на самом деле воевали против нее. Хронокультурный подход позволяет справиться с загадкой «крымской геополитической ловушки», в которую попала Россия: в антироссийскую коалицию 1853–1856 годов вступили не только друзья и союзники, но и непримиримые враги. Привлекая к военным операциям египтян, Османская империя руководствовалась преимущественно геополитическими соображениями, выгодными с тактической точки зрения, но бесперспективными и даже опасными в стратегической перспективе. Наибольший урон хронокультурный фактор нанес самой Османской империи, входившей в коалицию победителей. Дело в том, что за три года войны Османская империя истощила свои ресурсы, тогда как ее союзники по антироссийской коалиции, напротив, сумели сохранить и даже приумножить свой политический и финансовый капитал. В результате уже в 1858 году Стамбул объявил о банкротстве султанской казны, попав в полную долговую и политическую зависимость от недавних союзников – англичан и французов. Соответственно, дивиденды, извлеченные Великобританией и Францией из зависимого положения бывшего союзника, компенсировали их военные расходы в Крымской войне. Послевоенные события привели султана Абдул-Меджида I к глубокой депрессии: алкоголизм и разврат подорвали его здоровье, и в 1861 году он скончался от туберкулеза.

Ответ России на вызовы эпохи

Фактически Крымскую войну начала Россия, осуществив ввод своих войск в Дунайские княжества – Молдавию и Валахию. Инициатором вторжения был Николай I, на плечи которого легла ответственность за последствия этого шага. Исчерпав методы дипломатического воздействия на Россию, включая созыв международной конференции в Вене, Османская империя в октябре 1853 года объявила ей войну. В ноябре произошло Синопское сражение, которое было использовано Англией и Францией как повод для объявления войны России. Узнав о поражении турок у Синопа, британский посол в Стамбуле Чарльз Стрэтфорд-Каннинг радостно воскликнул: «Слава богу! Это война». То было достойное продолжение фразы «лорда-поджигателя» Генри Пальмерстона: «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет».

С геополитической точки зрения война с самого начала пошла нелогично. Неожиданно для России Великобритания решительно встала на сторону Османской империи. Парадоксальным выглядел и союз Луи Наполеона Бонапарта с англичанами – смертельными врагами его дяди Наполеона I. Союз Англии и Франции лишал Николая I почти всех шансов на победу в противостоянии с коалицией сильнейших государств мира. Недружественная позиция Австро-Венгрии и Пруссии довершала трагическую для России картину. Такой войны царь не хотел, а оказавшись втянутым в нее, был морально сломлен и 18 февраля 1855 года ушел из жизни. Рассказывали, что, почувствовав резкое ухудшение здоровья, Николай накрылся походной шинелью, позвал внука и, обратившись к нему со словами: «Учись умирать», впал в забытье[20].

Увы, время скрыло от нас многие хитросплетения беспощадной дипломатической битвы, которая, в конце концов, втянула Россию и слабеющую Османскую империю в непосильное для них противостояние. Ясно одно: наряду с очевидными причинами конфликта имелось еще что-то, подтолкнувшее султана к авантюре, лишь по счастливому случаю не завершившейся полным развалом его страны, но зато подготовившей ее будущее крушение. Этим недостающим звеном могла быть англо-российская экспедиция по демаркации границы между Османской империей и Ираном. С российской стороны она наряду с официальными задачами преследовала также и секретные цели, которые через английских дипломатов могли стать известными султану. Разумеется, это лишь гипотеза, не претендующая на раскрытие каких-либо «тайных пружин» истории. В то же время она опирается на исторические факты.

В начале XIX века обострились пограничные споры между Османской империей и Ираном, что привело к войне 1821–1823 годов, которая завершилась подписанием Эрзерумского мирного договора, не урегулировавшего, однако, всех территориальных претензий. 16 мая 1847 года было заключено второе Эрзерумское соглашение, которое наряду с прочим предусматривало создание смешанной международной комиссии по демаркации границы между Османской империей и Ираном от горы Арарат до Персидского залива. Когда комиссия была сформирована, в нее наряду с делегатами двух заинтересованных стран, Ирана и Османской империи, вошли также представители стран-посредниц – России и Англии. На практике комиссию составили четыре независимые команды экспертов, представлявшие свои страны и руководствовавшиеся собственными инструкциями. Российскую группу возглавлял комиссар-посредник Егор Чириков (1804–1862).

В декабре 1849 года объединенная комиссия отправилась вниз по реке Тигр, а после слияния Тигра и Евфрата по реке Шатт аль-Араб к Персидскому заливу, откуда ей предстояло начинать свою работу. Комиссия действовала до 1853 года, то есть фактически до начала Крымской войны. Экспедиция Чирикова получила, видимо, особые инструкции, выданные военным министром, князем Александром Чернышевым (1785–1857), и состоявшие в тщательном изучении возможных путей продвижения русской армии по османской территории в период войны. Обширные материалы военного, топографического, географического, этнографического и иного характера были доставлены в Санкт-Петербург. Систематизация их выразилась в составлении подробных карт маршрута, пролегающего от города Карс у подножья горы Арарат до побережья Персидского залива. Кроме того, были составлены около ста подробных планов местности с комментариями и пояснениями к каждому из них. Огромное количество материалов невоенного характера попало в архивы. Некоторые из них вошли в отчеты и были представлены в форме докладов в Российском географическом обществе. Уже позднее, в 1875 году, увидели свет извлечения из путевых заметок Егора Чирикова[21].

Обратим внимание на два обстоятельства. Во-первых, миссия Чирикова подготовила маршрут движения войск из Карса, который был взят русскими войсками в 1855 году, до побережья Персидского залива. Сам по себе этот маршрут интересен тем, что позволял, используя особенности местности и специфику местного кочевого населения, избежать крупных боестолкновений с противником вплоть до самого моря. Во-вторых, имелся еще один маршрут, разработанный Чириковым, который просто не мог входить в официальную часть заданий комиссии. Скорее всего сама экспедиция этим маршрутом не шла, но навела о нем подробные справки и составила примерный план следования по нему русских войск. В этом втором сценарии исходной точкой движения выступал иракский город Мешхед-и-Али (ныне Неджеф), а сам путь вел к Мекке – духовной столице ислама. Далее описывались следование из Мекки в Медину, а также возможные маршруты движения к Эр-Рияду, острову Бахрейн и городу Маскат, современной столице Султаната Оман[22].

Разработка этих маршрутов была вне официальной компетенции экспедиции, но в свете грядущей Крымской войны она обретает особый смысл. Речь, вероятно, шла о возможном броске русских войск от Карса на юг, к Неджефу, и далее караванными путями к Мекке и Медине. Исполнение этих планов могло иметь катастрофические последствия для Османской империи. Так или иначе, если такие планы и существовали, то они умерли вместе с Николаем I в 1855 году.

Выход из геополитического тупика

Косвенным последствием крымской баталии стало расширение сферы российских интересов в Центральной (Средней) Азии[23]. Теоретиком экспансии в этом регионе был Дмитрий Милютин (1816–1912), последний генерал-фельдмаршал в российской истории, военный министр и один из основателей российской школы геополитики[24]. Вступив в 1861 году в должность военного министра, он назвал присоединение Туркестана к России главной внешнеполитической задачей государства. По мнению Милютина, такой акт должен был стать реваншем за поражение в Крымской войне, обеспечивающим России выход к Индии, которая, являясь основой могущества Британской империи, была одновременно и ее ахиллесовой пятой. Судьбу Османской империи в рамках Восточного вопроса он предлагал решать радикально: сначала предстояло лишить это государство всех европейских владений, а затем создать Балканскую конфедерацию под покровительством Европы и присвоить Черноморским проливам нейтральный статус. Естественными союзниками России в этом начинании Милютин считал страны миросистемной периферии – Персию и Китай. Точку зрения Милютина категорически не разделял канцлер Российской империи, министр иностранных дел (1856–1882) Александр Горчаков, который всячески пытался поддерживать равновесие в Европе и с Европой.

В вопросе о приоритетах государственной внешней политики между двумя министерствами, военным и иностранных дел, не было согласия. Милютин писал:

«Наше Министерство иностранных дел с давних времен держалось в азиатской политике системы пассивного консерватизма. Заботясь более всего о поддержании дружбы с Англией, оно противилось всякому успеху в Средней Азии, дабы не возбуждать дипломатических запросов лондонского кабинета, ревностно следившего за каждым нашим шагом в степях»[25].

В то время как Горчаков умиротворял Европу идеями гармоничного сотрудничества, Милютин готовил завоевание Центральной Азии. Один мыслил геополитически, другой хронокультурно.

Планомерное завоевание Центральной Азии началось непосредственно после Крымской войны и шло с 1860-го по 1885 год. Россия захватила территорию площадью более 3,5 миллиона квадратных километров с населением свыше 7 миллионов человек, но это лишь количественные показатели. Впрочем, параллельно с этими приобретениями в 1867 году произошло отторжение от России Аляски (более 1,5 миллиона квадратных километров), что само по себе свидетельствует о нестабильности российского геополитического пространства и непоследовательности геополитического курса страны. Непосредственным следствием российской экспансии в Центральной Азии стала осторожная позиция Великобритании во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов, когда русская армия вела наступление на Балканах. Казачьи полки в Мерве и Ташкенте представляли определенную угрозу для Англии, поскольку находились не слишком далеко от британских владений в Индии[26]. Такая ситуация вполне соответствовала планам Милютина, предполагавшим геополитический реванш за поражение в Крымской войне.

На самом деле непредсказуемая и агрессивная Россия пугала Запад, побуждая его искать средство противодействия ей, причем несимметричное. Самодержавная модель управления, способная в чрезвычайных обстоятельствах демонстрировать эффективность, на этапе закрепления успехов действовала неэффективно, продуцируя «отсталость». Российские умы, склонные к либерализму, видели это, но упорно верили в магию реформ по западному образцу – несмотря на то, что «отсталость» России была иного рода, чем, например, «отсталость» Германии по отношению к Англии. Отсталая Россия, копируя европейские формы, Западом не становилась, поскольку ускоренное развитие страны обеспечивалось не свободным трудом граждан, а рабскими формами принуждения и деспотизмом государства, как это повелось со времен Петра I и Екатерины II. В Крымскую войну на полях сражений столкнулись не две армии, а две модели развития: деспотическая и полуфеодальная, с одной стороны, и капиталистическая, основанная на частной инициативе, с другой. Строго говоря, война не выявила безусловного победителя, ни одна из сторон не подписала капитуляции, армии праздновали не победу, а окончание войны. Что же касается послевоенного геополитического прорыва России в Центральную Азию, то, во-первых, этому всерьез никто не препятствовал, а во-вторых, захватив новые территории, Россия не стала превращать их в эксплуатируемые колонии, но, вместо этого, взялась их «развивать». Тем самым последствия Крымской войны проросли в будущее. Напомним, что в советский период из пятнадцати республик СССР дотаций из Москвы не получали только три: собственно метрополия в лице РСФСР, а также богатые нефтью и газом Азербайджан и Туркмения.

Экономический аспект войны

14 ноября 1854 года ураган в Балаклавской бухте потопил один из самых современных по тем временам военных кораблей британского флота, парусно-винтовой фрегат «Принц» с ценным грузом на борту – жалованьем для 35 тысяч английских солдат и офицеров. Эти 200 тысяч фунтов стерлингов золотом так и не были найдены[27]. Но история «Принца» интересна не столько пропажей якобы имевшихся на его борту денег, сколько их происхождением. Потерянное золото принадлежало банковскому дому Ротшильдов, который занимался финансированием британских войск в Крыму[28]. Можно предположить, что речь шла об одном из этапов многоплановой операции, которая учитывала и финансовые интересы английских банкиров в России, и их планы на Ближнем Востоке, в частности в Палестине, где российский протекторат над православными жителями создавал трудности для еврейской колонизации[29], и текущие выгоды от ведения войны. Так или иначе, но после Крымской войны Россия получила от Ротшильдов первый в своей истории государственный заем и открыла свою финансовую систему для европейского торгового и финансового капитала.

Финансовое положение России после Крымской войны оказалось сложным, поскольку ей пришлось девальвировать рубль. Евгений Тарле в письме Корнею Чуковскому от 7 июля 1929 года приводит следующие данные: в 1861 году за золотые русские 10 рублей давали ассигнациями 20 рублей, а то и больше, курс колебался. Финансовые последствия поражения Россия смогла полностью ликвидировать только к концу XIX века, когда рубль вернул себе статус конвертируемой валюты. Причем золотой империал 1897 года составлял 15 рублей, но весил столько же, сколько весил десятирублевый империал 1860-х годов[30]. Экономисты дают разные оценки тому, насколько возвращение к золотому стандарту отвечало интересам экономического развития России, но, как бы то ни было, оно означало включение России в сложившуюся на тот момент мировую финансовую систему, со всеми ее явными достоинствами и очевидными недостатками.

Крымскую войну вполне можно рассматривать как вызов, брошенный России эпохой капитала. Ведь изначально российское вторжение в дунайские владения Османской империи имело под собой экономическую основу. Роль товарного эквивалента золота, которую сейчас играет нефть, в XIX веке выполняло зерно. Россия была одним из главных мировых экспортеров этого стратегического продукта и поэтому весьма болезненно реагировала на колебания мировых цен на него. В 1853 году цены на зерно достигли максимума; появились все признаки его перепроизводства, а следовательно, и грядущего падения цен. Именно тогда Николай I решил вывести из игры двух весьма опасных конкурентов, находившихся под сильным английским влиянием: дунайские княжества Молдавию и Валахию, чей экспорт влиял на общее состояние мирового зернового рынка[31]. Наладив контроль над торговлей зерном по Дунаю, русский царь становился регулятором цен на зерно в мире, чего Великобритания, зависимая от внешних поставок зерна, допускать не собиралась.

Страшила англичан и перспектива российского таможенного контроля в проливах, который неизбежно был бы учрежден, если бы Россия сумела овладеть Стамбулом. Дело в том, что Османская империя для Англии была страной свободной торговли, тогда как Россия защищала свои торговые интересы таможенными пошлинами, оставаясь страной протекционистской. Развивая торговые и финансовые отношения с Османской империей и Ираном, англичане пользовались привилегиями, делавшими английскую торговлю, в том числе и транзитную, беспошлинной. Даже неминуемые экономические потери от свертывания торговых отношений с Россией не могли предотвратить вмешательства Великобритании в русско-турецкий конфликт: слишком опасной для складывавшихся глобальных рыночных отношений казалась своенравная политика русских в сфере ценообразования. Что же касается ущерба от свертывания британо-российской торговли, то его англичане минимизировали, «превращая» русские товары в нерусские, вывозя их из прусского Мемеля, да к тому же на судах нейтральных Соединенных Штатов[32].

Кстати, США в полной мере использовали свой нейтральный статус в этой войне, оказывая посреднические услуги обеим воюющим сторонам. С хронокультурных позиций в годы Крымской войны промышленный Север США сделал первые шаги к тому, чтобы перехватить у Британии лидерство в мировой капиталистической системе. После начала боевых действий отношения с США приобрели для России и ее американских владений особое значение, что подтвердила встреча Николая I c американским посланником Томасом Сеймуром, состоявшаяся в марте 1854 года, во время которой стороны расточали взаимные комплименты. Реальным подтверждением особых отношений двух стран стала конвенция о морском нейтралитете, официально подписанная в разгар войны 10 июля 1854 года[33].

Занявший трон Александр II поддержал курс отца на сближение с США – естественно, в ущерб отношениям с Великобританией. Два национальных лидера, Александр II и Авраам Линкольн, состояли в переписке, оказывали друг другу политическую поддержку, стремились сделать свои страны мировыми державами, сознавая общность политических и финансовых интересов. Оба боролись с похожими социальными недугами, крепостным правом в России и рабством в Америке, и оба погибли от рук политических противников. Руководствуясь исключительно геополитическими соображениями, они едва не создали финансово-политический союз трех стран – России, США и Китая.

Экономические основы Крымской войны только на первый взгляд привязаны к интересам отдельных стран; на деле они имеют геополитический и геоэкономический характер. Более глубокий анализ позволяет выявить интересы мирового масштаба, в рамках которых захват и удержание пространства военным путем имели второстепенное значение по сравнению с хронокультурными возможностями, открывающимися свободным движением товаров и капитала. Для процессов миросистемного масштаба Крымская война как таковая со всеми ее драматическими обстоятельствами служила не более чем точкой отсчета новой эпохи глобальной модернизации. Своим поражением в Крымской войне Россия была отодвинута в периферийную зону капиталистической миросистемы, обделенную стимулами для хронокультурного развития.

***

Выводы из всего вышесказанного сводятся к следующим тезисам.

Во-первых, Крымская война разрушила прежнюю – Венскую – систему международных отношений, открыв этап политической неопределенности.

Во-вторых, борьба военно-морских сил привела к тому, что война перешла из геополитической стадии в хронокультурную: в борьбу не за конкретные территории, а за влияние на морских пространствах и в мире в целом.

В-третьих, политической изнанкой войны оказалась несостоятельность «идеологической солидарности трех монархий» (России, Австрии и Пруссии) в их противодействии «демократическому Западу» (Англии и Франции) с его глобальными финансово-экономическими амбициями. Впервые на столь высоком историческом уровне столкнулись принцип государственного status quo и космополитическая и финансово-экономическая идеяmodernity, которую, собственно, и защищала антироссийская коалиция в Крымскую войну.

В-четвертых, геополитический принцип непрекращающейся территориальной экспансии требовал упрощения ситуации и ее стабилизации, тогда как хронокультурный дух modernity допускал усложнение, непредсказуемость и импровизацию на фоне перспективных изменений. В этом отношении определенность в оценке будущего Османской империи (стратегический план Николая I, предусматривающий ее раздел) все упрощала и ставила точки над «i», а британское желание «лечить больного человека», то есть сохранять Османскую империю, все усложняло и запутывало, но предоставляло время и возможности для переустройства мира[34].

В-пятых, экспансия России в Центральной Азии совпала с продажей Аляски США, что говорит о геополитической непоследовательности послевоенного курса России.

И, наконец, в-шестых, смысл Крымской войны раскрывается и в понятиях геополитики, и в понятиях хронокультуры. Последние применимы к этой войне в невиданном прежде масштабе, поскольку она велась не столько за пространство, сколько за время, которое держава-жертва тратила на военные действия, не принимая при этом полноценного участия в процессах, менявших мировой порядок.

[1] Статья основана на материалах исследования, осуществленного в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2016 году.

[2] Речь идет о новом научном направлении в изучении феномена империй, которое было создано группой ученых, объединенных вокруг журнала «Ab Imperio».

[3] Бурбанк Д., Купер Ф. Траектория империи // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма / Под ред. И. Герасимова, М. Могильнер, А. Семенова. М.: Новое издательство, 2010. С. 329, 343.

[4] Мельникова Л.В. Святые места в центре Восточного вопроса: церковно-политический фактор как одна из причин Крымской войны // Отечественная история. 2008. № 6. С. 66, 72.

[5] См.: Гринев А.В. Русская Америка в 1850-е гг.: РАК и Крымская война // История Русской Америки. 1732–1867: В 3 т. / Под. ред. Н.Н. Болховитинова. М.: Международные отношения, 1999. Т. 3. С. 339–341.

[6] Кагарлицкий Б.Ю. Периферийная империя: Россия и миросистема. М.: Ленанд, 2016. С. 270–271.

[7] Подробнее о понятии «хронокультура» см.: Зеленев Е.И. Постижение образа мира. СПб.: Каро, 2012. С. 175–180.

[8] Подробнее об этом см.: Рассел У. Крымская война. СПб.: Лениздат, 2013; Gueddella P. Lord Palmerston. 1784–1865. London: Jarrold and Sons, 1950; Henderson G.B. Crimean War Diplomacy and Other Historical Essays. Glasgow: Jackson, 1947.

[9] См.: Dodwell H. The Founder of Modern Egypt. Cambridge: Cambridge University Press, 1931.

[10] Маркс К. Русско-турецкие осложнения. – Уловки и увертки британского кабинета. – Последняя нота Нессельроде. – Ост-Индский вопрос // Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. М.: Директ-Медиа, 2014. Т. 9. С. 230.

[11] Tусун У. Ал-Джейш ал-мисри фи-л-харб ал-Русийа ал-мааруф би-харб ал-Крим, 1853–1855 [Египетская армия и Русская война, известная как Крымская война]. Аль-Кахира: Мактабат Мадбули, 1993. С. 47–59.

[12] Там же. С. 92–93; Хусайн А. Мавсуа тарих Миср [Энциклопедия по истории Египта]. Аль-Кахира: Дар ал-Шааб; Аджза‘ 3, 1979. C. 986–989.

[13] Tусун У. Указ. соч. С. 246.

[14] Там же. С. 135–138; Хусайн А. Указ. соч. С. 987; Ал-Аюб И. Тарих Миср фи ахд ал-Хидив Исмаил Баша 1863–1879 [История Египта в эпоху хедива Исмали-паши. 1863–1879]. Аль-Кахира: Мактабат Мадбули, 1990. Джуз 1. С. 12–13.

[15] Хусайн А. Указ. соч. С. 12–13.

[16] Зеленев Е.И. Мусульманский Египет. СПб.: Издательство СПбГУ, 2007. С. 258.

[17] Tусун У. Указ. соч. С. 193–201.

[18] Тарле Е.В. Крымская война: В 2 т. М.: Изографус; ЭКСМО, 2003. Т. 2. C. 328.

[19] Tусун У. Указ. соч. С. 97.

[20] Тарле Е.В. Указ. соч. С. 346.

[21] См.: Чтение Е.И. Чирикова о работах русской комиссии для определения персидско-турецкой границы // Вестник Императорского русского географического общества. 1859. Ч. 26. Разд. 5. С. 17–19; Путевой журнал Е.И. Чирикова, русского комиссара-посредника по турецко-персидскому разграничению 1849–1852 // Записки Кавказского отдела Императорского русского географического общества. Т. 9: Материалы для географии азиатской Турции и Персии. СПб., 1875.

[22] Путевой журнал Е.И. Чирикова… С. 32, 37, 54–55.

[23] См.: LeDonne J.P. Russian Empire and the World, 1700–1917: The Geopolitics of Expansion and Containment. New York: Oxford University Press, 1997. P. 4–5; Lieven D. Empire: The Russian Empire and Its Rivals. New Haven: Yale University Press, 2000; Berryman J. Russia and China in Eurasia: The Wary Partnership // Freire M., Kanet R. (Eds.). Key Players and Regional Dynamics in Eurasia: The Return of the «Great Game». Basingstoke, UK: Palgrave, 2010. P. 126–145.

[24] См.: Алексеева И.В., Зеленев Е.И., Якунин В.И. Геополитика в России. Между Востоком и Западом (конец XVIII – начало XX в.). СПб.: Издательство СПбГУ, 2001. С. 108–111.

[25] История внешней политики России, вторая половина ХХ века / Под ред. В.М. Хевролиной и др. М.: Международные отношения, 1997. С. 97.

[26] Алексеева И.В., Зеленев Е.И., Якунин В.И. Указ соч. С. 110.

[27] См.: Аничков В.М. Военно-исторические очерки Крымской экспедиции, составленные Генерального Штаба капитаном Аничковым. Ч. 1. Описание сражений на реке Альма, при Балаклаве и под Инкерманом. СПб.: Военная типография, 1856.

[28] Шигин В.В. Загадки золотых конвоев. М.: Вече, 2009. С. 16.

[29] См.: Зеленев Е.И. Сирия, Восточный вопрос и проблема Палестины // История и традиционная культура народов востока. М.: Наука, 1989. Ч. II. С. 166.

[30] Тарле Е.В., Чуковский К.И. Переписка // Вопросы истории. 2006. № 1. С. 85–96.

[31] Тарле Е.В. Указ. соч. Т. 1. C. 52.

[32] Кагарлицкий Б.Ю. Указ. соч. С. 273.

[33] Гринев А.В. Указ. соч. С. 338–339.

[34] См.: Была ли Крымская война неизбежной? // Военное обозрение. 2010. 7 июля (topwar.ru/686-bula-li-krymskaya-vojna-neizbezhnoj.html).

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Вернер Мосс

Как Россия договаривалась о мире

(сентябрь 1855-го -- апрель 1856 года)

Вернер Мосс (1918–2001) – британский историк, специалист по дипломатической истории Европы, а также по истории России XIX века.

[1]

В 1854 году Россия впервые в своей истории столкнулась с сомнительной привилегией великодержавности: ей пришлось в одиночку вести войну с коалицией ведущих европейских государств[2]. После того, как Николай I, игнорируя своего осмотрительного министра иностранных дел, графа Карла Нессельроде, приказал русской армии повторно оккупировать Дунайские княжества, Турция энергично воспротивилась этому шагу, Англия и Франция после некоторых колебаний решили поддержать ее, а Австрия сменила дружественное отношение к России на враждебный нейтралитет.

Несмотря на восславленный Львом Толстым героический стоицизм одетых в солдатские шинели крестьян, а также молодых офицеров, военная кампания не удалась. Административная и военная система Николая I, ради показной пышности которой русские люди терпеливо сносили безобразия, описанные в гоголевских произведениях, обнаружила не только свою неэффективность и коррумпированность, но и полную неспособность выдержать противостояние с ведущими державами Запада. К концу 1854 года дипломатическая конструкция, усердно и долго выстраиваемая царем, рассыпалась в прах: основная часть российского черноморского флота покоилась на морском дне, телами русских солдат были забиты безымянные могилы на холмах и полях Крыма. С крахом дипломатии, разгромом армии и кризисом управленческой системы «железный самодержец» растерял весь престиж, благодаря которому его имя заставляло трепетать многих и в Европе, и в самой России. Образованные сословия начали открыто поносить царя, политика которого столь бездарно провалилась. 2 марта 1855 года Николай I умер; официальной причиной смерти была объявлена простуда, но повсеместно говорили о «разбитом сердце» и даже о самоубийстве.

Таковы были обстоятельства, сопутствовавшие восшествию на престол наследника, тридцатишестилетнего Александра Николаевича, тщательно подготавливаемого отцом к будущему монаршему бремени. Новый император был гордецом с военной выправкой, осознававшим как величие России, так и ответственность, налагаемую на него новым положением. Александру предстояло завершить злополучную войну, исцелить нанесенные империи раны и восстановить созданную его отцом пошатнувшуюся управленческую систему. То, как он, с помощью своих советников, взялся за первую из упомянутых задач, составило интересную главу в эволюции российской внешней политики и дипломатической истории Европы.

I

На следующий день после кончины отца Александр заверил членов дипломатического корпуса в том, что он сохранит верность политике, проводившейся усопшим императором. Сообщив, что отцовское дело для него свято, молодой царь добавил:

«Я готов протянуть руку примирения на условиях, принятых моим отцом; но, если совещания, которые откроются в Вене, не приведут к почетному для нас результату, тогда, господа, я во главе верной моей России и весь народ смело вступим в бой»[3].

Как сообщал Пал Антал Эстерхази-младший, австрийский посол в Петербурге, общий настрой официальной России можно было выразить следующим образом: «Мир на условиях, которые не унизят Россию». Уступка территорий, разрушение крепостей или ограничение российского суверенитета считались неприемлемыми. При дворе господствовало ощущение, что принятие «недостойных» условий прекращения войны будет угрожать самой династии: «Если все и дальше пойдет, как сейчас, [...] то русский народ утратит уважение к правителю, которого силой вынудят уступить часть своей территории, и перестанет повиноваться ему»[4].

На этом фоне 15 марта в Вене открылись мирные переговоры. Александр Горчаков, русский посол при австрийском дворе и главный представитель своей страны на Венской конференции послов, объявил о том, что любое ограничение российского суверенитета на Черном море будет рассматриваться царем как унижающее Россию[5]. Поскольку, однако, ни Британия, ни Франция не были готовы отказаться от требования решительно ограничить мощь России на Черном море, на этом этапе переговоры завершились провалом[6].

Александр лично определил предел российских уступок. Генерал-фельдмаршал Иван Паскевич, который на тот момент командовал русскими войсками в Польше, убеждал военного министра занять примирительную позицию. В связи с этим император написал Паскевичу лично, заявив, что о примирении можно будет говорить лишь в том случае, если оно будет «совместно с достоинством России». По словам царя, он не допустит никаких дальнейших концессий победителям[7]. Как бы то ни было, позже выяснилось, что союзники и не рассчитывали добиться в Вене каких-либо результатов. Между тем, русские полагали, что Австрия и некоторые германские государства в скором времени могут присоединиться к врагам России, хотя Пруссия, как они надеялись, даже в таких условиях сумеет сохранять нейтралитет[8]. Исход войны решит осада Севастополя: только победа русских в Крыму отвратит Австрию от выбора в пользу западной коалиции[9].

Все внимание, таким образом, было приковано к защитникам Севастополя, которые продолжали удерживать город. В ходе атак в ночь с 23-го на 24 мая, а потом и 7 июня французские войска захватили ключевые позиции в оборонительной системе военного инженера Эдуарда Тотлебена[10]. Михаил Горчаков, командовавший русскими армиями в Крыму[11], считал сложившуюся ситуацию отчаянной. «Теперь я думаю об одном только, – писал он царю 8 июня. – Как оставить Севастополь, не понеся непомерного, может быть, более 20 тысяч, урона. О кораблях и артиллерии и помышлять нечего»[12]. Но царь и слышать не хотел об эвакуации. Севастополь нельзя сдавать. Туда будут посланы подкрепления, а до их прибытия крепость надо удержать. Если же Севастополь все-таки падет, следует любой ценой отстоять Крымский полуостров[13].

Вопреки ожиданиям положение России на время улучшилось. Во-первых, новости, поступавшие из Вены, позволяли предположить, что Австрия все же сохранит свой шаткий нейтралитет[14]; во-вторых, 18 июня защитникам Севастополя удалось отбить полномасштабный штурм[15]. Успех воодушевил гарнизон и воскресил надежды Горчакова[16]. К защитникам присоединились три дивизии Южной армии, а натиск союзников ослабел. Одновременно Австрия под давлением финансовых обстоятельств приступила к демобилизации своих резервистов[17].

Царь теперь настаивал на контрнаступлении[18], и Горчаков, вопреки собственным убеждениям и без малейшей надежды на успех, подчинился. 16 августа он начал тщетную, как оказалось, атаку на реке Черной, в ходе которой русские потеряли 8 тысяч человек[19]. Теперь участь Севастополя была решена, но царь тем не менее оставался непреклонным. «Если суждено пасть Севастополю, то я буду считать эпоху эту только началом новой, настоящей, кампании», – писал он Горчакову 23 августа[20]. Крымским армиям, таким образом, вновь предписывалось держаться до конца. Если Горчаков потерпит до зимы, то союзники скорее всего предпочтут снятие осады еще одной тяжелой зимовке под стенами русской крепости[21]. Руководствуясь позицией царя[22], Нессельроде пытался убедить европейские правительства в том, что Россия вопреки очевидному отнюдь не исчерпала своих ресурсов – напротив, затруднения начинают ощущать Англия и Франция[23]. Как предполагали русские, Наполеон III, обеспокоенный упорством севастопольского гарнизона, готовился снять осаду и выражал сомнения в успехе всей войны[24]. К концу августа, однако, французский император из достоверных источников узнал о том, что крепость больше держаться не может[25]. 3 сентября на военном совете в штаб-квартире командующего французскими войсками, генерала Жан-Жака Пелисье, было решено 5 сентября возобновить бомбардировку Севастополя, а 8 сентября предпринять новый штурм[26]. В ночь с 8-го на 9 сентября русские эвакуировали южную часть города, которую они многие месяцы защищали с таким упорством и героизмом.

II

Несмотря на то, что новость о падении Севастополя явилась тяжелым ударом по самолюбию русских[27], она не слишком изменила общие настроения в Петербурге. Как сообщал австрийский дипломат, граф Владислав Карницкий, своему министру: «Судя по внешним признакам, многие здесь считают, что Россия уже не будет ощущать себя великой в той степени, которой можно бы ожидать после затраченных усилий и понесенных жертв»[28]. Тем не менее императорский манифест, извещавший народ России о потере города, был выдержан в демонстративно вызывающем тоне[29]. 13 сентября царь прибыл в Москву[30], откуда писал Михаилу Горчакову:

«Не унывайте, а вспомните 1812 год. Севастополь не Москва, а Крым – не Россия. Два года после пожара московского победоносные войска наши были в Париже. Мы те же русские, и с нами Бог!»[31]

Горчакову отправили икону преподобного Сергия Радонежского, сопровождавшую царя Алексея Михайловича во всех его походах, Петра I под Полтавой, а в 1812 году московское ополчение. Образ должен был оставаться при штабе Крымской армии для фронтовых молебнов. «Да помогут нам молитвы преподобного Сергия так, – писал царь Горчакову, – как благословение его даровало нам победу при Дмитрии Донском»[32].

Сделав все эти приготовления к священной войне, император созвал военный совет, которому предстояло выработать стратегию на ближайшее будущее. На совещании было решено удерживать Крым любой ценой[33]. Царь поручал Паскевичу готовиться к продолжительной военной кампании 1856 года, поскольку, несмотря на благоприятные новости о сокращении австрийской армии, поступающие из Вены, Австрия, особенно в случае падения Севастополя, вполне могла рано или поздно присоединиться к врагам России. Чтобы худшее не застало врасплох, надо быть готовым к нему[34]. 20 сентября Александр выехал на юг, в действующую армию[35].

Учитывая ту решимость, с которой действовал его начальник, Нессельроде, тайно желавший мира, мог только вновь и вновь повторять иностранным дипломатам, что Россия внимательно отнесется к любым предложениям, которые будут ей делаться: «Для нас сейчас не время выступать с какими-то инициативами [говорил он Эстерхази]; мы можем только, ожидая, смотреть, подходят ли нам те предложения, которые делаются другими. Мы сразу же обнаружим, что можно приветствовать с выгодой и что согласуется с нашими представлениями о чести»[36]. Фактически на протяжении нескольких недель, последовавших после отъезда царя, в Петербурге не было никакой дипломатической активности[37]. На смену военному противостоянию после падения Севастополя постепенно пришло относительное спокойствие, и вскоре стало понятно, что кампания 1855 года завершилась[38].

В то время, как падение Севастополя ничуть не поколебало твердости царя, в Париже отзвуки этого события оказались более значительными. Со взятием крепости жажда славы получила удовлетворение, а продолжение конфликта больше не сулило серьезных выгод. Французы устали от войны, и Наполеон постепенно укрепился в мысли о том, что, если обществу не удастся предложить каких-то новых аргументов, подстегивающих массовый энтузиазм, придется договариваться о мире. Восстановление польской автономии – вот что казалось лозунгом, способным оправдать продолжение боевых действий; поэтому уже через неделю после того, как Севастополь пал, французский министр иностранных дел Александр Валевский информировал английское правительство о том, что, по мнению его монарха, пришло время «готовиться к восстановлению Королевства Польского на условиях, провозглашенных в свое время Венским конгрессом, которое должно стать одной из тем мирных переговоров и явиться одной из принципиальных основ грядущего мира»[39]. Премьер-министр Генри Палмерстон, однако, усомнился в целесообразности подобной инициативы[40], и 22 сентября английский министр иностранных дел Джордж Кларендон уведомил французскую сторону о том, что две державы, по его мнению, смогут договориться о восстановлении Польши и без войны[41]. Получив такой ответ, Наполеон понял, что добиться продолжения военных действий под лозунгом восстановления Польши ему не удастся.

Австрийское правительство также решило предпринять новую попытку погасить конфликт. По сообщению Франсуа Адольфа де Буркюнэ, французского посланника в Вене, в августе фон Буоль-Шауэнштейн говорил ему, что, как только в Крыму наступит перелом, нужно будет приступить к мирным переговорам, которые не допустят возобновления боев следующей весной[42]. Как полагал австрийский министр, после падения Севастополя России можно будет предложить вполне разумные условия мира[43]. Наполеон с удовлетворением воспринял эту инициативу, и 17 октября «после должного рассмотрения вопроса император и его совет согласились с тем, что курс, который наметили Буоль и Буркюнэ, необходимо продолжить»[44]. Вызванному в Париж французскому посланнику было заявлено, что по возвращении в Вену ему надлежит возобновить обсуждение инициативы с австрийским министром иностранных дел.

В тот же период прямой контакт был установлен между Петербургом и Парижем. Ранее российское правительство отклонило поступившее от Саксонии предложение о посредничестве[45], но, когда зять Нессельроде – барон Лео фон Зеебах, представлявший во французской столице российские интересы[46], – сообщил о том, что с ним конфиденциально связывался французский министр иностранных дел Валевский, канцлер не увидел препятствий для прямого обмена мнениями[47]. Сам Валевский, как сообщал Зеебах, настроен позитивно, но Наполеон «боится Англии» и склонен сохранять с ней альянс. Россия, по словам Валевского, должна разработать конкретные и практичные предложения, принимающие во внимание ситуацию, сложившуюся после падения Севастополя. Эти предложения должны быть составлены таким образом, чтобы, опираясь на них, французское правительство сумело бы преодолеть нежелание англичан вступать в переговоры; там, в частности, должны содержаться пункты, предусматривающие либо ограничение российского черноморского флота специальным русско-турецким соглашением, либо придание Черному морю нейтрального статуса. И, если российское правительство готово договариваться с Францией на такой основе, этим следует заняться незамедлительно, чтобы предотвратить австрийское вмешательство[48].

Действительно, терять время было нельзя, поскольку к 14 ноября фон Буоль-Шауэнштейн и де Буркюнэ подготовили меморандум, перечислявший условия, которые австрийское правительство от имени Англии и Франции должно было представить Петербургу. От России требовалось согласие на нейтральный статус Черного моря, а к договору о мире должно было прилагаться русско-турецкое соглашение, ограничивающее число легких судов, которые две державы могли держать в черноморских водах. Более того, австрийское правительство «развило» положения договора, касающиеся Дунайских княжеств: оно предложило такое исправление пограничной линии, которое отсекало русских от судоходных частей Дуная. К четырем пунктам, принятым российскими властями ранее[49], добавлялся еще один, резервировавший за воюющими сторонами право выдвигать в ходе мирных переговоров дополнительные условия – «в европейских интересах». Вена собиралась представить этот перечень Петербургу и в случае его отклонения разорвать дипломатические отношения[50]. Британское правительство, которое просто информировали о ходе австро-французских переговоров, было недовольно самим способом выработки этого соглашения, разочаровано излагаемыми в нем условиями и полно решимости его изменить. Между Парижем и Лондоном началась дискуссия, нацеленная на устранение возражений со стороны Британии. Стороны смогли договориться лишь к 5 декабря, после чего поправки были переданы в Вену.

Нессельроде, между тем, получил предложение Валевского о начале прямых переговоров. Зная о подготавливаемом Веной ультиматуме, он понимал, что медлить не стоит[51]. Сам он хотел скорейшего заключения мира[52], но царь, несмотря на настоятельные увещевания короля Пруссии[53], по-прежнему находился в воинственном настроении:

«Посетив расположение действующей армии, государь проникся ощущением воинского величия России. Ему не хотелось идти на переговоры с нашими противниками в тот самый момент, когда им впервые предстояло по-настоящему испытать на себе тяготы войны. Наш патриотический энтузиазм поддерживали воспоминания о событиях 1812 года»[54].

В самом желании Наполеона и его окружения[55] добиваться мира Александру виделось свидетельство того, что война еще не проиграна[56]. Кроме того, по мнению царя, миролюбие французов говорило о внутренних проблемах в самой Франции. В одном из самых важных своих писем Горчакову Александр заявлял, что не надеется на скорое прекращение войны, но тем не менее французского императора могут подтолкнуть к миру плохой урожай во Франции и нарастающее недовольство низших классов:

«Прежние революции всегда этим начинались, и так, может быть, до общего переворота недалеко. В этом я вижу самый правдоподобный исход теперешней войны, ибо искреннего желания мира с кондициями, совместными с нашими видами и достоинством России, я ни от Наполеона, ни от Англии не ожидаю, а покуда я буду жив, верно, других не приму»[57].

Царь, таким образом, продолжал военные приготовления. Он приказал оснастить системой укреплений город Николаев и лично участвовал в разработке плана военной кампании 1856 года[58]. От министра иностранных дел Александр требовал проведения более жесткой линии[59]. Наконец, вернувшись из Крыма, царь привез в столицу воинственный дух своих генералов[60]. Зеебаха информировали о том, что Россия откажется от любого ограничения собственных военно-морских сил. Вместе с тем она с готовностью примет условие, согласно которому Черное море будет закрыто для любых военных судов, кроме русских и турецких; причем их численность должна определяться в ходе прямых переговоров между Россией и Портой[61]. Эти предложения надлежало передать в Вену, а также в Париж, тем самым обесценив неприемлемый австрийский проект[62]. Наконец, Горчакову было приказано прервать частное общение с Морни, поскольку из-за него у Наполеона могло сложиться преувеличенное представление о тяге России к миру[63].

Горчаков сообщил о намерениях России 6 декабря, но фон Буоль-Шауэнштейн в своем ответе ограничился лишь сообщением о том, что оповестит о них союзников[64]. Зеебах преуспел ничуть не больше: Валевский также не обещал ничего более[65]. Впрочем, через несколько дней он добавил, что Австрия все же склонна предъявить России свои условия, что этот шаг согласован с правительствами Англии и Франции и что он, следовательно, не может более продолжать прямых переговоров с русскими[66]. Иными словами, и в Париже, и в Вене русские на несколько недель опоздали со своими инициативами.

Между тем, в самом западном лагере события развивались стремительно. 5 декабря Англия и Франция договорились о поправках к австрийским предложениям. Через десять дней они были приняты австрийским кабинетом[67]. 16 декабря Эстерхази отправился в Россию, увозя с собой условия, согласованные тремя державами. В те же дни Зеебах, намеревавшийся посетить Петербург, был принят Наполеоном. Император заявил, что, отказываясь от немедленного заключения мира, Россия ведет себя неразумно: в 1856 году превосходство союзников станет абсолютным. Если нынешние предложения будут отклонены, добавил он, никаких иных не последует. Русскому правительству не стоит забывать о том, что британские министры находятся под давлением парламента и общественного мнения. Возможно, в России что-то слышали об англо-французских трениях, но эти разногласия не имеют существенного значения: за ультиматумом стоит объединенная воля Франции и Англии, и любые надежды на распад этого союза тщетны. Мир, заключил император, может быть обеспечен только безоговорочным принятием западных условий[68].

III

Ожидая предъявления ультиматума, царь и Нессельроде узнали из немецких источников[69], что 21 ноября Швеция подписала соглашение с союзными державами. Вскоре шведский посланник в Петербурге официально известил русских о его содержании. Швеция обязалась не уступать России ни пяди собственной территории и не пускать в свои пределы ее оккупационных войск. О любых таких притязаниях, исходящих от российских властей, она незамедлительно должна была извещать Лондон и Париж, бравшие на себя ответственность по защите Швеции во всех подобных случаях[70]. Известие об этом соглашении, ставшее полной неожиданностью, произвело в Петербурге большой эффект[71]. Внешне договор казался сугубо оборонительным, но в нем могли содержаться секретные статьи агрессивного толка[72]:

«В сложившихся тогда обстоятельствах это был прецедент исключительной важности. Он свидетельствовал о шаткой позиции нейтральных государств и морально укреплял наших недругов в тот самый момент, когда война, будь она продолжена, угрожала стать всеобщей»[73].

Этим, однако, неприятности не ограничились. Король Пруссии, опасаясь, что отказ от немедленного заключения мира мог повлечь за собой самые тяжкие последствия, обратился к своему племяннику со следующей настоятельной просьбой:

«Я трепещу, мой дорогой Александр, от той ответственности, которая легла на нас обоих; на меня из-за того, что я до сих пор не передал вам письмо, которое писал по поводу предложений, мне глубоко чуждых, но заслуживающих внимания в силу самой сложившейся ситуации; на Вас, мой дорогой Александр, из-за того, что Вы закрываете глаза на опасности, подрывающие стабильность любого легитимного правительства в Европе. […] Я прошу Вас, мой дорогой племянник, пойти в Ваших уступках настолько далеко, насколько это возможно, тщательно взвешивая все последствия, затрагивающие истинные интересы России, Пруссии и Европы в целом, которые может вызвать дальнейшее продолжение этой ужасной войны. Можно ли перекладывать на весь мир последствия того, что некогда было затеяно в порыве злых страстей?»[74]

Иными словами, Пруссию, как выяснилось, тоже могли принудить присоединиться к врагам России.

Но даже эта дипломатическая буря не могла заставить царя принять условия мира, которые он считал недостойными. 23 декабря он сказал Михаилу Горчакову, что из Вены вот-вот должны поступить новые условия мира, подготовленные венским кабинетом совместно с врагами России. Суть их пока не ясна, но информация, поступающая из различных источников, свидетельствует о том, что ничего хорошего ожидать не приходится. Отклонение новых кондиций будет означать разрыв дипломатических отношений с Австрией. А это в свою очередь может повлечь за собой кризис, хотя продолжающаяся демобилизация австрийских войск и не подтверждает намерение Австрии вступить в войну. Вся совокупность обстоятельств говорила о том, что к весне 1856 года положение России скорее всего станет отчаянным. Государь считал, что надо готовиться к худшему, но при этом, как и всегда, свои главные упования возлагал на «милость Божью». Совесть его была чиста: Россия сделала все возможное, декларируя свою готовность к переговорам:

«Мы дошли донéльзя возможного и согласного с честью России. Унизительных же условий я никогда не приму и уверен, что всякий истинно русский будет чувствовать, как я. Нам остается – перекрестившись – идти прямым путем, то есть общими и единодушными усилиями отстаивать родной край и родную честь»[75].

Царь был готов возглавить свой народ в борьбе с иноземным захватчиком.

Через два дня царь неофициально узнал о сути австрийского ультиматума, а 28 декабря Эстерхази представил кондиции Вены уже официально[76]. Он обратил внимание Нессельроде на то, что Россия уже упустила ряд возможностей заключить мир, добавив к этому, что представляемая им нота явилась итогом «колоссальных усилий». Базой для нового предложения по-прежнему остаются известные четыре пункта, но теперь их «усовершенствовали», чтобы обеспечить согласие России. Предложения должны быть приняты безоговорочно. Эстерхази подчеркнул, что он прибыл в Петербург «не как переговорщик, но как простой посланец венского кабинета». Более того, всякие инициативы по исправлению документа сделают соглашение невозможным[77]. Вертер, посланник Пруссии в Петербурге, получил указания поддерживать усилия Эстерхази[78] и занялся этим с максимальным усердием[79]. 30 декабря в российской столице появился Зеебах, привезший с собой послание Наполеона, в котором тот настаивал на принятии австрийских кондиций. В ходе нескольких встреч с царем барон пытался убедить Александра в необходимости мира. При этом он сообщил, что французский министр иностранных дел Валевский, в отличие от своего патрона, менее склонен настаивать на безоговорочном согласии России с новыми предложениями[80].

Для того чтобы определиться с российским ответом на демарш союзников, царь решил созвать совет, состоящий из наиболее доверенных сподвижников его отца. Совещание началось вечером 1 января в его кабинете в Зимнем дворце. Александр зачитал текст австрийских предложений и попросил собравшихся высказаться. Наиболее примечательной была речь Павла Киселева, министра государственных имуществ. Этот чиновник, пользовавшийся в свое время особым расположением Николая I, обратил внимание на сложность ситуации, в которой оказалась Россия. Ее флот уничтожен совместными усилиями двух великих морских держав; ее ресурсная база заметно уступает потенциалу союзников; у нее нет никаких перспектив привлечь на свою сторону другие государства; у нее отсутствуют средства для эффективного продолжения войны; нейтральные державы склоняются к поддержке российских недругов. Предпринимаемая в одиночестве новая кампания была бы безответственным делом и еще более затруднила бы достижение мира. Несмотря на то, что в большинстве своем подданные российской короны преисполнены осознанием патриотического долга, среди них есть люди, подверженные колебаниям. Россия не должна допускать того, чтобы ее силой вынудили согласиться с условиями, которых все еще можно избежать. Нехватка военного снаряжения и амуниции будет только усугубляться. Учитывая все перечисленное, русские должны, не отклоняя австрийских условий напрямую, предложить поправки к ним, базирующиеся на принципе территориальной целостности России и более справедливом подходе к нейтралитету Черного моря. Если союзники действительно желают мира, то они примут поправки, если же нет – пусть торжествует Божья воля.

Генерал-адъютант Алексей Орлов поддержал Киселева; князь Михаил Воронцов пошел еще дальше, заявив, что мир придется заключать даже в том случае, если союзники не согласятся с российскими поправками, поскольку допускать возобновления кампании попросту невозможно. Младший брат царя, великий князь Константин Николаевич, предложил собравшимся представить, что произойдет в 1857 году, если война все же продолжится. Военный министр Василий Долгоруков также высказался в пользу мира в том случае, если он будет достойным. Затем Нессельроде зачитал проект документа, в котором австрийские кондиции принимались в общем, но при этом отклонялся их пятый пункт, а также любые территориальные уступки[81]. Впоследствии царь писал Горчакову, что безоговорочное принятие австрийских условий было недопустимо: отступать дальше Россия уже не могла[82]. 5 января депеша, содержащая позицию России, была отправлена в Вену[83]. Через два дня Зеебах выехал в Париж с тем, чтобы убедить французское правительство принять российскую модификацию соглашения[84].

IV

Нессельроде ужасала перспектива присоединения Австрии к врагам России. Он опасался того, что сам разрыв отношений может повлечь за собой фатальные последствия, и просил Александра Горчакова приложить все усилия к сохранению хотя бы видимости нормальных контактов между двумя государствами[85]. Когда на адресованный Эстерхази запрос о том, готова ли Австрия принять русские поправки, поступил отрицательный ответ[86], Нессельроде с отчаянием попытался убедить царя в безоговорочном принятии австрийского ультиматума[87]. Его поддержали Орлов и Киселев[88]. Этой группе пришлось преодолевать сопротивление той части царского окружения, которая имела другое мнение[89].

7 января Нессельроде проинформировал Эстерхази о том, что российский ответ, вполне миролюбивый по духу, был отправлен в Вену. Вслед за этим австрийский посланник получил телеграмму от своего министра иностранных дел, где подтверждалось, что любые альтернативные предложения или поправки со стороны русских будут рассматриваться как отказ и повлекут за собой разрыв дипломатических отношений[90]. 11 января фон Буоль-Шауэнштейн получил депешу из Петербурга. На следующий день он сообщил послу Горчакову, что, поскольку Россия не согласилась с предложениями Австрии, с 18 января дипломатические отношения между странами будут прекращены[91]. Сообщая об этой новости Эстерхази, министр поручал австрийскому послу ознакомить Нессельроде с секретным документом[92], ранее разработанным для того, чтобы убедить русских в принятии пятого пункта мирного договора. Российское правительство, говорилось в документе, должно понимать, что в деле исправления пограничной линии Австрию поддержат союзники[93].

Но у Горчакова появились иные идеи. Он был убежден, что Наполеон, «положивший глаз» на Италию, недоволен поведением австрийцев и желает примирения с Россией. Как полагал Горчаков, французский император готов договариваться с русскими через голову австрийского правительства[94]; исходя из этого он рекомендовал Нессельроде «отклонить австрийский ультиматум и напрямую обратиться к Наполеону с такими предложениями, которые удовлетворят Францию, но при этом исключат из мирного соглашения статью, добавленную графом Буолем и предусматривающую территориальные уступки российских владений в Бессарабии в пользу Австрии»[95].

11 января в Париже получили российские предложения. Валевский, однако, воспринял их довольно сурово. В тот момент он пытался склонить к поддержке австрийского ультиматума Германскую конфедерацию, рассчитывая, что это, наконец, заставит русского царя уступить[96]. Сам Наполеон тем не менее уведомил королеву Викторию о том, что лично он предпочел бы продолжение переговоров очередному потаканию австрийским интересам, которое никак не укрепляет позиций Турции. Французское общественное мнение, писал император, не простит ему такой траты человеческих жизней и ресурсов ради «клочка земли в Бессарабии»[97]. Королева отвечала в том духе, что для возобновления мирных переговоров стоит хотя бы дождаться разрыва отношений между Австрией и Россией[98]. Если бы царь знал об этой переписке, то принятие инициативы Горчакова могло бы укрепить его позиции.

12 января Нессельроде информировал Эстерхази о российском ответе. Посол ответил министру, что, поскольку Россия отказалась от безоговорочного принятия австрийской инициативы, отношения будут разорваны через шесть дней[99]. Полученная на следующий день телеграмма, сообщавшая об ответе Буоля Горчакову, развеяла последние иллюзии русских[100]. Царь все еще колебался, но Нессельроде настаивал на мире[101]. 15 января король Пруссии уведомил посланника Вертера о том, что Пруссия поддерживает австрийские предложения и желает их принятия, чтобы избежать разрыва дипломатических связей между Россией и Австрией[102].

В тот же день царь вторично собрал в Зимнем дворце своих доверенных лиц. К присутствовавшим на предыдущей встрече добавился Петр Мейендорф, наиболее опытный дипломат прошлого царствования. По словам царя, говорившего по-французски, ситуация нуждалась в повторном обсуждении с учетом того обстоятельства, что, если австрийский ультиматум не будет принят, австрийский посол 18 января покинет Петербург. Затем Нессельроде зачитал меморандум, подготовленный его министерством. В нем говорилось, что Россия остается несломленной, а ее ресурсы отнюдь не истощены. В принципе, войну можно продолжать, но опыт свидетельствует о неудобствах оборонительной войны, ведущейся на протяженном фронте в окружении двух морей, контроль над которыми обеспечивает врагам России неоспоримые преимущества. Более того, если возможная победа даст России лишь временную передышку, то поражение затронет ее жизненные интересы. Положение осложнялось возможным разрывом с Австрией. По решению совета союзников, собиравшегося в Париже, в ходе новой кампании основным французским силам предстояло действовать на Дунае и в Бессарабии. Боевые действия будут вестись в непосредственной близости от австрийской границы, и Австрия, уверившись в союзной поддержке, вполне может включиться в противостояние. Ее позиция, соответственно, повлияет на другие нейтральные государства, ряды которых уже поколеблены соглашением Швеции с союзниками. Прусский король может не выдержать давления, которому он, несомненно, подвергнется. Таким образом, круг недругов России может расшириться; в конечном счете, она может оказаться один на один со всей Европой. Союзники способны организовать эффективную блокаду России на Балтийском и Черном морях, подкрепив ее соответствующими соглашениями с Австрией, а также скандинавскими и германскими государствами. Подобная блокада задушит Россию, нанеся непоправимый вред ее политическому и экономическому будущему.

Таким образом, в долгосрочной перспективе России не удастся сохранить своих позиций: рано или поздно ей придется принять условия мира. Настроение Англии не оставляет никаких сомнений в том, что эти условия будут становиться все более суровыми. Принимая нынешние предложения союзников, Россия смешает карты врагов; после заключения мира она сумеет развалить враждебную коалицию, состоящую из стран с антагонистическими интересами. Франция симпатизирует России – Наполеон явно исчерпал те преимущества, которые гарантировала ему война, и теперь чувствует потребность в мире. Российская дипломатия должна помочь ему избавиться от альянса с Британией. Отклонение австрийского ультиматума вновь толкнет французского императора в объятия Англии; если же принять ультиматум, то самолюбие императора будет удовлетворено и ему достанется роль арбитра, устанавливающего мир. Соответственно, Франция и Россия смогут пересмотреть собственную внешнюю политику.

Условия, навязываемые Австрией, болезненны, но с большей их частью Россия смирилась еще несколько месяцев назад. Детали будут уточняться на мирной конференции, и Россия вправе рассчитывать на поддержку некоторых ее участников. Если переговоры закончатся провалом, то Россия сможет использовать этот факт для доказательства своего миролюбия. Она возложит на союзников ответственность за продолжение войны, одновременно снабдив нейтральные государства возможностью уклониться от участия в ней. Учитывая все перечисленные основания, австрийские условия надо принять незамедлительно и безоговорочно[103].

Воронцов, выступавший следующим, весьма эмоционально заявил о том, что, сколь болезненными ни были бы нынешние условия, улучшить их посредством продолжения неравной борьбы не удастся. Сопротивление приведет лишь к еще более унизительному миру: Крым, Кавказ и даже Финляндия с Польшей могут оказаться в опасности. Поскольку любая война все равно когда-то заканчивается, заключать мир надо тогда, когда еще есть возможность сопротивляться. Орлов добавил к сказанному, что условия мирного соглашения, несомненно, будут критиковаться невежественными и злонамеренными людьми, но основная часть народа будет приветствовать заключение мира. В любом случае решение будет приниматься правительством; нет никаких оснований опасаться общественной критики, поскольку в России ею можно пренебречь.

Киселев в своем выступлении заявил о том, что продолжение войны может повлечь за собой весьма неожиданные угрозы. Новые области России были приобретены менее полувека назад, и пока они не полностью срослись с основными российскими землями. Волынь и Подолье кишат вражескими агентами; Финляндия готова вернуться под управление Швеции; поляки единодушно восстанут, как только наступление союзников создаст условия для этого. Перспективы защиты всех этих территорий перед лицом превосходящих сил противника весьма сомнительны, а в случае потери вернуть их будет очень и очень трудно. На фоне всех этих опасностей жертвы, которых требует нынешний мир, выглядят незначительными; поэтому, учитывая имеющиеся риски, ультиматум необходимо принять.

По заявлению Мейендорфа, продолжение конфликта обернется неминуемым крахом. Война уже обошлась империи в триста миллионов рублей, доходы бюджета упали, а производство деградировало. Продолжая войну, Россия может оказаться в положении Австрии после Венского конгресса, когда, надорвав свои силы в противостоянии с Францией, она была вынуждена соглашаться на мир любой ценой. Швеция после войн Карла XII перешла в разряд третьестепенных держав; Россия, решив сражаться дальше, рискует разделить ее участь. Если же, с другой стороны, она сейчас заключит мир, то за несколько лет сумеет стать такой же сильной, как и до войны, и завершит то, чего не в состоянии сделать сейчас. Нынешний мир будет лишь временным затишьем; если же отсрочить его на год или два, силы империи предельно истощатся и она потом потратит пятьдесят лет на восстановление. За это время важнейшие вопросы европейской политики будут решаться без России или вопреки ее интересам. По этой причине барон настаивал на незамедлительном и безоговорочном принятии мирных условий. Царь кивал в знак согласия. После военного министра Долгорукова, представившего яркую картину военной слабости России, слово взял некомпетентный Дмитрий Блудов, который со слезами на глазах заключил свою речь против перемирия словами Этьена Франсуа де Шуазеля: «Поскольку воевать мы не умеем, давайте же заключим мир!»[104].

В то время, как царские советники поддержали мирное соглашение с редким единодушием, среди тех, кто не имел официальных постов, высказывались более разнообразные мнения:

«Национальное чувство было уязвлено самой идеей унизительного мира. Россия не была завоевана, у нее все еще оставалась многочисленная и прославленная в сражениях армия; на ее стороне были историческая память, патриотизм, а также обширные пространства и климат, мешавшие захватчикам. Она могла переждать врага, повторяя пример 1812 года, измотать его в бессмысленных усилиях, подорвать его терпение, а потом, выждав подходящий момент, сокрушить»[105].

Видным сторонником подобных взглядов был великий князь Константин, который вступил в «горячий спор» с братом сразу же после заседания совета. Царь, однако, уже принял решение: ведь Пруссия угрожала присоединиться к союзникам, людские потери были колоссальны, пополнять ряды армии становилось все труднее, а деньги на ведение войны заканчивались[106]. Аргументы великого князя не смогли поколебать его решимости.

К середине следующего дня Эстерхази получил уведомление Нессельроде о том, что Россия принимает условия мира[107]. Александр Горчаков узнал об этой новости за обедом; его огорчение было столь велико, что он слег в постель, но к семи часам вечера все же нашел в себе силы информировать о принятом решении австрийского министра иностранных дел[108]. Вечером того же дня король Пруссии телеграммой известил об этом событии королеву Викторию[109]. На следующий день Наполеон официально объявил о решении России в ходе заседания союзного Военного совета в Париже[110]. Поворотный пункт был пройден.

В официальной интерпретации мотивы царя, в конечном счете принявшего условия, которые всего несколькими неделями ранее назывались им недостойными и отвергались, объявлялись сугубо гуманитарными[111]. Но имеются все основания полагать, что на решение монарха влияли и другие резоны. В октябре Мантойфель услышал от частного лица мнение о том, что в случае продолжения войны в России можно ждать беспорядков. Среди дворян были недовольные, а в Петербурге против Александра плелись интриги[112]. В ноябре Вертер описывал сложное положение царя следующим образом: «[Он оказался] между русской партией, состоящей из армии и фанатичных масс, и лагерем высшего общества и интеллигенции, уставшим от войны и в раздражении своем сулившим дворцовый переворот»[113]. Высокопоставленный русский чиновник, претендовавший на то, что он выражает мнение самого царя, говорил о том, что Россия решительно ослабела. Более того, он опасался некоего «внутреннего движения» («un movement intérieur»), несущего в себе серьезную угрозу. Мир был абсолютной необходимостью[114]. Таким образом, в России все же существовало общественное мнение, которого не могли сбрасывать со счетов даже самодержцы[115].

V

25 февраля 1856 года представители враждующих сторон собрались в Париже, чтобы оформить предварительные договоренности в полноценный мирный договор. За исключением предпринятой русскими попытки обменять крепость Карс[116] на территории, которые им предстояло оставить в Бессарабии, переговорный процесс был лишен ярких моментов[117]. 30 марта мир был заключен.

По мере развития событий становилось все более ясно, что в изменившихся обстоятельствах ведение российской внешней политики надо передать в другие руки. В ноябре Нессельроде подал прошение об отставке[118]. 15 января Александр Горчаков информировал австрийского министра иностранных дел о том, что скоро его могут назначить главой российского внешнеполитического ведомства[119]. К 14 апреля предстоящий уход Нессельроде уже не вызывал сомнений, но Горчаков, единственный кандидат на освобождающуюся вакансию, все еще колебался[120]. Тем не менее через три дня царь все-таки утвердил его назначение[121]. Решение было не слишком популярным. Андрей Будберг, воспитанник дипломатической школы Нессельроде, сопроводил его язвительными комментариями[122]. Согласно сообщениям Коули, русские сожалеют об этом назначении, которое приписывают влиянию великой княжны Ольги[123]. Британский посол в Австрии Сеймур, тесно взаимодействовавший с Горчаковым на протяжении двух лет работы в Вене, после беседы с русским дипломатом «твердо уверился в неприспособленности нового министра к тому посту, который ему доверили»[124].

Из своего венского опыта Горчаков вынес глубочайшее презрение к австрийцам, которых он в частном порядке называл «гнусными попрошайками»[125]. Хорошо известно также и то, что главным делом всей своей дипломатической карьеры он считал налаживание взаимопонимания между Россией и Францией. Скорее всего практические последствия этого назначения часто переоцениваются: в конечном счете, все основные внешнеполитические решения в России принимал лично царь. Такого мнения, в частности, придерживался и Отто фон Бисмарк, у которого в тот период имелась редкая возможность наблюдать нового министра иностранных дел за работой[126].

Более того, общая линия российской дипломатии после Парижского конгресса оставалась в целом одной и той же. Тремя ее постулатами были: во-первых, стремление всеми силами избегать осложнений, способных преждевременно втянуть Россию в новую войну; во-вторых, долгосрочный курс на ревизию заключенного мирного договора, которая должна была послужить первым шагом к возобновлению активной политики на Востоке; наконец, в-третьих, постепенное сближение с Францией, раскалывающее враждебную коалицию и выводящее Россию из международной изоляции. По всем этим позициям между консерваторами в лице Мейендорфа, Будберга и даже Нессельроде с одной стороны и интеллигентными оппортунистами вроде Орлова, Бруннова и Горчакова с другой стороны почти не было разногласий. Так, Нессельроде в своем политическом завещании заявлял, что в обозримой перспективе России необходимо сконцентрироваться на сосредоточении материальных и моральных ресурсов[127]. Схожие мысли высказывал и царь, инструктируя первого полномочного представителя России на Парижском конгрессе[128]. Наконец, те же убеждения разделял и великий князь Константин Николаевич[129]. Таким образом, внеся в один из своих циркуляров известную фразу «Россия не дуется, Россия сосредотачивается», Горчаков лишь выступил выразителем общепризнанного в верхах мнения[130].

По поводу долгосрочных целей в российской дипломатии тоже сложился консенсус. Еще в 1853 году русский дипломат Антон Фонтон высказывался в том духе, что Россия, проводя разумную внутреннюю политику, за десять или двадцать лет сможет вернуть и преумножить все потерянное ранее[131]. Мейендорф в разговоре с царем 15 января заручился его согласием в том, что Россия после краткого восстановительного периода станет такой же сильной, как и до войны, и что «она сможет доделать то, завершению чего препятствуют нынешние обстоятельства»[132]. В свою очередь Горчаков вскоре разъяснит Сеймуру, что «восточный вопрос», по его убеждению, вовсе не был разрешен недавно подписанным мирным договором[133]. Первым шагом к возобновлению активной внешней политики на Востоке должна будет стать, по его мнению, ревизия или денонсация Парижского договора. А сам царь охарактеризует свое согласие с ультиматумом как акт трусости, который больше никогда не повторится[134]. По его мнению, искупление этой ошибки должно было стать главной задачей российской дипломатии на несколько лет[135].

В сопоставлении с вынужденным воздержанием России от активной внешней политики и с ее декларируемыми намерениями как можно скорее вернуться к попыткам разрешить «восточный вопрос» политика сближения с Францией, пользовавшаяся повышенным вниманием современных историков, была делом второстепенным. По данному пункту, как и по всем остальным, среди российских дипломатов тоже царило единодушие, а различие между позициями осторожного Нессельроде и его напористого преемника было скорее кажущимся, нежели реальным. Царь, собственноручно намечавший контуры внешней политики, хронически не доверял Наполеону; но все же он, подобно Нессельроде, не мог отрицать выгод от возможного сближения с французами. Горчаков вступил на этот путь с бóльшим энтузиазмом, чем Александр, но его инициативы так и не вылились в какие-либо прочные договоренности с парижскими партнерами. Иначе говоря, даже при таком министре иностранных дел, который открыто симпатизировал Франции, перспективы русско-французского альянса оставались туманными. В этой сфере, как и в других, политика Горчакова не слишком разнилась с тем гипотетическим курсом, который на его месте вынужден был бы отстаивать любой другой российский министр иностранных дел.

Таким образом, замена Нессельроде на Горчакова, как и восхождение Александра II вместо Николая I, отнюдь не стала поворотным пунктом в эволюции российской дипломатии. Преемственность не смог нарушить даже Парижский мирный договор: его заключение лишь пополнило список приоритетов российской внешней политики новой задачей – добиться пересмотра этого акта. Крымская война, однако, заставила правителей Российской империи осознать необходимость глубоких социальных и административных реформ, а также экономического ускорения, выражающегося прежде всего в строительстве железных дорог. Все перечисленные задачи решались в тот период, когда Россия была насильственно отстранена от европейских дел. Основной массив преобразований, ассоциируемых с именем Александра II, рассматривался российским политическим классом в качестве составной части внешней политики страны. История «великих реформ» позволяет нам, по крайней мере в отношении России середины XIX века, частично согласиться с тезисом Леопольда фон Ранке о вечном приоритете внешней политики над политикой внутренней. Соответственно, ее временное выпадение из международной дипломатической активности и последующее возвращение туда после строительства первых стратегических железных дорог следует считать классическим процессом «изъятия и возвращения».

Если же рассуждать более прозаично, то манера, в которой российские государственные деятели реагировали на непривычную для них ситуацию военного поражения, позволяет выявить два взаимосвязанных между собой аспекта внешней политики России. Первый касается выдающейся внешнеполитической роли самодержца. На всем протяжении мирных переговоров окончательные решения по всем принципиальным вопросам принимал сам царь. В этом случае, как и в прочих ситуациях, сын Николая I обнаруживал стойкую приверженность долгу и готовность жертвовать личными предрасположенностями в пользу коллективного мнения ближайших сподвижников. Вполне бесспорным представляется то, что лично царь был склонен следовать примеру 1812 года, но, в конечном счете, он принял рекомендацию Нессельроде и прочих «штатских».

Наряду с ключевой ролью царя еще одной примечательной особенностью русской дипломатии 1855–1856 годов стала ее неизменность перед лицом меняющихся обстоятельств. Цели Александра II после грандиозного поражения почти не отличались от целей его отца в зените могущества. Устремления «православного националиста» Горчакова едва ли не совпадали с желаниями «протестантского космополита» Нессельроде. Для правителей России Крымская война стала лишь временным отступлением, стимулом к будущим усилиям. Статьи Парижского договора оказались лишь толчком к переосмыслению и ревизии достигнутого мира. Мейендорф в свое время говорил созванному царем совету, что мир, который нужно подписать немедленно, может быть только временным. И действительно, как только договор был подписан, ответственные лица Российской империи начали всеми силами добиваться того, чтобы достигнутые договоренности так и остались временными.

Перевод с английского Андрея Захарова

[1] Перевод осуществлен по изданию: Mosse W.E. How Russia Made Peace September 1855 to April 1856 // The Cambridge Historical Journal. 1955. Vol. 11. № 3. P. 297–316.

[2] В годы турецких войн, которые вела Екатерина II, России дважды угрожало столкновение с коалицией враждебных держав, но сначала ее уберег от этого весьма своевременный первый раздел Польши, а потом спасли Чарльз Джеймс Фокс и оппозиция в британской Палате общин. Более того, во время второго кризиса царице удалось даже, пусть ненадолго, заключить союз с австрийским императором Иосифом II.

[3] Письмо посла Пала Антала Эстерхази министру иностранных дел Карлу Фердинанду фон Буоль-Шауэнштейну от 3 марта 1855 года (цит. по: Guichen E. de. La Guerre de Crimée (1854–1856) et l’Attitude des puissances européennes: étude d’histoire diplomatique. Paris, 1936. P. 253). См. также официальную русскую публикацию: Diplomatic Study of Crimean War. London, 1882; авторство которой приписывают русскому дипломату, барону Александру Жомини, и которая отражает взгляды Александра Горчакова (Vol. II. P. 297). См. также: Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. СПб.: Типография А.С. Суворина, 1903. Т. I. С. 144.

[4] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 15 марта 1855 года (цит. по: Guichen E. de. Op. cit. P. 255).

[5] Diplomatic Study of Crimean War. P. 303.

[6] Отчет о Венской конференции послов см. в работе: Geffcken H. Zur Geschichte des orientalischen Krieges 1853–1856. Berlin, 1881. S. 178 ff.

[7] Письмо Александра II генерал-фельдмаршалу Ивану Паскевичу от 20 мая 1855 года (цит. по: Татищев С.С. Указ. соч. С. 149). «“На дальнейшие уступки я ни под каким видом не соглашусь”, – с чувством говорил царь» (Там же).

[8] Письмо Александра II командующему русскими войсками в Крыму, генералу Михаилу Горчакову, от 14 мая 1855 года (Там же).

[9] Там же. С. 151.

[10] Там же. С. 153.

[11] Он был двоюродным братом русского посла в Вене Александра Горчакова.

[12] Письмо генерала Михаила Горчакова Александру II от 8 июня 1855 года (Там же).

[13] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 16 июня 1855 года (Там же. С. 153).

[14] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 11 июня 1855 года (Там же. С. 150).

[15] Там же. С. 154.

[16] Письмо генерала Михаила Горчакова Александру II от 27 июня 1855 года (Там же). Между тем, еще в начале месяца он говорил военному министру, что положение Севастополя безнадежно.

[17] Там же. С. 155.

[18] Письма Александра II генералу Михаилу Горчакову от 25 июля и 1 августа 1855 года (Там же. С. 155).

[19] Там же. С. 156.

[20] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 23 августа 1855 года (Там же. С. 157). Король Пруссии Вильгельм I, дядя Александра, посетил Санкт-Петербург в середине августа. Вернувшись в Берлин, он рассказывал о том, что вся императорская семья склоняется к миру, хотя сам царь, даже чувствуя обострение ситуации, «сохраняет тем не менее уверенность в благоприятном исходе войны и не склонен сдаваться» (см.: Guichen E. de. Op. cit. P. 284 f).

[21] Письмо генерала Михаила Горчакова Александру II от 26 августа 1855 года (Татищев С.С. Указ. соч. С. 158).

[22] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 2 сентября 1855 года (Там же. С. 158).

[23] Черновик письма министра фон Буоль-Шауэнштейна графу Владиславу Карницкому от 4 сентября 1855 года. Haushof und Staats Archiv Vienna (HHSAP). Pol. Arch. Russland. X. Fasc. 38. Henderson Transcripts (H.T.). University Library, Cambridge.

[24] Potiemkine V. (Ed.). Hístoire de la Diplomatíe. Paris, s.d. Vol. I. P. 449. Ссылки на источники подобных сведений, как и их подтверждения, в книге отсутствуют.

[25] Речь идет о копии секретного доклада, отправленного прусским военным атташе в Петербурге в Берлин и попавшего в руки французских агентов в прусской столице (Geffcken H. Op. cit. S. 193; Potiemkine V. (Ed.). Op. cit. Vol. I. P. 449).

[26] Geffcken H. Op. cit. S. 193.

[27] Ibid. S. 160.

[28] Письмо графа Карницкого министру фон Буоль-Шауэнштейну от 10 сентября 1855 года (HHSAP. Fasc. 37). Эжен де Гюше ошибочно приписывает это послание Эстерхази (Guichen E. de. Op. cit. P. 288). Карницкий полагал, что русская публика пережила удар не слишком остро, поскольку с определенного момента крах казался неминуемым; кроме того, национальная гордость не позволила бы людям выказывать собственной подавленности.

[29] Татищев С.С. Указ. соч. С. 160.

[30] Там же. С. 161.

[31] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 14 сентября 1855 года. Об этом же он писал и Паскевичу 17 сентября (Там же).

[32] Там же. С. 163.

[33] Там же.

[34] Письмо Александра II генерал-фельдмаршалу Ивану Паскевичу от 17 сентября 1855 года (Там же. С. 164).

[35] Там же. С. 165.

[36] Письмо графа Карницкого министру фон Буоль-Шауэнштейну от 10 сентября 1855 года (HHSAP. Fasc. 37).

[37] В конце октября австрийский поверенный в делах докладывал министру иностранных дел: «Ситуация остается абсолютно неизменной. […] На дипломатическом фронте все та же стагнация, а на поле боя, напротив, оживление» (см.: Письмо графа Карницкого министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 октября 1855 года. № 65 (HHSAP. Fasc. 37. Н.Т.).

[38] После взятия Севастополя Пелисье не выказывал ни малейшего желания продолжать наступление. «Я буду атаковать, только если получу соответствующий приказ», – отвечал он на упреки, поступавшие из Парижа. Между тем, ни Наполеон, ни его военный министр в сложившихся условиях не собирались отдавать подобного распоряжения (см.: Charles-Roux F. Alexandre II, Gortchakoff et Napoleon III. Paris, 1913. P. 39). Британский посол в Париже, лорд Коули, сообщал, что, по словам Пелисье, «атаковать русские позиции на Мекензиевых горах гораздо сложнее, чем взять Севастополь» (см.: Письмо британского посла в Париже, лорда Коули, министру иностранных дел, графу Кларендону, от 17 октября 1855 года. Clarendon MSS. Bodleian Library. University of Oxford).

[39] Geffcken H. Op. cit. S. 196. Подробное изложение планов Наполеона относительно Польши см. в работе: Henderson G.B. Crimean War Diplomacy and Other Historical Essays. Glasgow: Jackson, Son & Company, 1947. P. 15 ff.

[40] Письмо премьер-министра Палмерстона министру иностранных дел Кларендону от 16 сентября 1855 года (Clarendon MSS. Bodleian Library. University of Oxford).

[41] Guichen E. de. Op. cit. P. 294; см. также: Stern A. Geschichte Europas von 1848 bis 1871. Berlin, 1920. Bd. II. S. 555.

[42] Письмо Стокхаузена Ленте от 13 сентября 1855 года. № 70 (Staatsarchiv Hannover 9. Türkei № 27. H.T.).

[43] Письмо Эллиота министру Кларендону от 3 октября 1855 года (F.O. 7/458 unnumbered).

[44] Письмо посла Коули министру Кларендону от 13 октября 1855 года (Clarendon MSS. Bodleian Library. University of Oxford).

[45] Татищев С.С. Указ. соч. С. 177.

[46] Он был саксонским посланником в Париже.

[47] Письмо министра Нессельроде министру внутренних дел Саксонии Фридриху Фердинанду фон Бейсту от 22 ноября 1855 года (Там же. С. 177).

[48] Diplomatic Study of Crimean War. P. 343 ff.

[49] О том, как они формулировались, подробнее см.: Henderson G.B. Op. cit. P. 98 ff.

[50] См. меморандум, который подписали фон Буоль-Шауэнштейн и де Буркюнэ. Его копия содержалась в письме министра Кларендона королеве Виктории от 19 ноября 1855 года (Royal Archives. G 4081). Автор выражает свою признательность Ее Королевскому Величеству за разрешение использовать материалы Королевских архивов, находящихся в Виндзорском замке.

[51] Письмо Вернера Мантойфелю от 26 ноября 1855 года (Preussisches Geheimes Staats Archiv. Ausw. Amt. (PGSA AA). I A Bq. Turkei 44. Bd. 29. H.T.).

[52] Ср.: Guichen E. de. Op. cit. P. 285.

[53] Ibid. P. 298.

[54] Diplomatic Study of Crimean War. P. 347.

[55] В то время, как Нессельроде общался с Парижем при посредничестве Зеебаха, Александр Горчаков начал собственную переписку с Шарлем де Морни, одним из приближенных Наполеона. Их первые письма были утрачены, но все остальное опубликовано в работе: Morny C. de. Extrait des Mémoires du Duc de Morny: Une Ambassade en Russie. Paris, 1892. P. 7 ff. В официальной российской публикации сообщалось, что инициатива контактов исходила от французской стороны (Diplomatic Study of Crimean War. P. 345). Поначалу переписка касалась только самых общих вопросов; лишь в конце ноября началось серьезное обсуждение наиболее приемлемых способов, позволяющих реализовать мирное соглашение (см.: Morny C. Op. cit. P. 26 ff). Морни предложил Горчакову встретиться в Дрездене, но по указанию из Петербурга всякие контакты между политиками прекратились именно в тот момент, когда обсуждение начало переходить в конструктивную фазу. На фоне параллельных переговоров, ведущихся Нессельроде и Валевским при посредничестве Зеебаха, эпизод с перепиской Морни и Горчакова утратил всякую значимость, а упоминают его только потому, что Горчаков позже стал министром иностранных дел. В период его министерства эта переписка и получила огласку (Diplomatic Study ofCrimean War. P. 345 ff). Напротив, корреспонденция Нессельроде и Зеебаха никогда не публиковалась.

[56] Письмо Александра II Михаилу Горчакову от 24 октября 1855 года (Татищев С.С. Указ. соч. С. 174).

[57] Там же.

[58] Там же. С. 186.

[59] Письмо Александра II Михаилу Горчакову от 18 октября 1855 года (Там же. С. 167).

[60] См.: Diplomatic Study of Crimean War. P. 347; письмо графа Карницкого министру фон Буоль-Шауэнштейну от 1 декабря 1855 года (HHSAP. Fasc. 38. H.T.)

[61] Diplomatic Study of Crimean War. P. 350.

[62] Ibid. P. 351.

[63] Ibid. P. 347.

[64] Geffcken H. Op. cit. S. 205.

[65] Письмо Хацфельда Мантойфелю от 20 декабря 1855 года (PGSA AA. I A Bq. Turkei 44. Bd. 29. H.T.).

[66] Ibid.

[67] Geffcken H. Op. cit. S. 200. О поправках, внесенных британским правительством, см.: Ibid. S. 205.

[68] Письмо Хацфельда Мантойфелю от 20 декабря 1855 года (PGSA AA. I A Bq. Turkei 44. Bd. 29. H.T.); Geffcken H. Op. cit. S. 206.

[69] Diplomatic Study of Crimean War. P. 336.

[70] См. текст этого соглашения: Guichen E. de. Op. cit. P. 346.

[71] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну (Ibid. P. 312 f).

[72] Договор действительно сопровождался обменом нотами, предусматривающими условия, при которых оборонительный союз против России мог превратиться в наступательный. Более того, план возможной кампании обсуждался представителями договаривающихся сторон (см.: Stern A. Op. cit. S. 124; Debidour A. Histoire diplomatique de l’Europe. Paris, 1891. Vol. II. P. 142).

[73] Diplomatic Study of Crimean War. P. 338.

[74] См.: Geffcken H. Op. cit. S. 208 f.

[75] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 31 декабря 1855 года (см.: Татищев С.С. Указ. соч. С. 179).

[76] Geffcken H. Op. cit. S. 208.

[77] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 29 декабря 1855 года. № 76 (Guichen E. de. Op. cit. P. 311 ff).

[78] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 30 декабря 1855 года (HHSAP. Fasc. 37. H.T.).

[79] Guichen E. de. Op. cit. P. 313.

[80] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 30 декабря 1855 года (HHSAP. Fasc. 37. H.T.); письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 2 D (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[81] Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д. Киселев и его время. Материалы для истории императоров Александра I, Николая I и Александра II. СПб.: Типография М.С. Стасюлевича, 1883. Т. 3. С. 3; Татищев С.С. Указ. соч. С. 182. О русских поправках см.: Geffcken H. Op. cit. S. 211 f.

[82] Письмо Александра II генералу Михаилу Горчакову от 6 января 1856 года (см.: Татищев С.С. Указ. соч. С. 184).

[83] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 7 января 1856 года (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[84] Ibid; письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 2 D (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[85] Письмо министра Нессельроде послу Александру Горчакову от 23 декабря 1855 года, которое цитируется в ответе Горчакова Нессельроде от 3 января 1956 года (Württembergisches Staats Archiv (Stuttgart) (WSA). cccxiv. № 49).

[86] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 3 января 1856 года (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[87] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 2 A-G (Ibid).

[88] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 29 января 1856 года. № 7 A-F (Ibid).

[89] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 2 A-G (Ibid).

[90] Ibid.

[91] Письмо министра фон Буоль-Шауэнштейна послу Эстерхази от 12 января 1856 года (Ibid).

[92] См. текст этого документа в письме министра фон Буоль-Шауэнштейна послу Эстерхази от 16 декабря 1855 года. № 2. Fasc. 38 (Ibid).

[93] Письмо министра фон Буоль-Шауэнштейна послу Эстерхази от 12 января 1856 года (Ibid).

[94] Diplomatic Study of Crimean War. P. 360.

[95] Ibid. С этим советом Александра Горчакова далеко не все ясно. Официальная российская публикация («Diplomatic Study of Crimean War») утверждает, что он был передан по телеграфу; Генрих Геффкен (Geffcken H. Op. cit. S. 215) в свою очередь пишет о том, что по телеграфу Горчаков лишь попросил Нессельроде не принимать решение, не дождавшись прибытия его депеши. Точную последовательность событий мы установить не можем. Следовательно, нам не ясно, что было на руках у Нессельроде накануне решающего заседания Совета 15 января: сами предложения Горчакова или же только просьба дождаться их прибытия. Между тем, этот пункт важен, поскольку Горчаков и его сторонники позже обвиняли Нессельроде в том, что он скрыл упомянутую депешу от Совета и утаил ее даже от царя (Diplomatic Study of Crimean War. P. 360).

[96] Письмо Луттишо министру внутренних дел Саксонии фон Бейсту от 13 января 1856 года (Sächsisches Haupt Staats Archiv. Ausw. Min. Repos. 29. № 9. Paris. 1856. H.T.).

[97] Письмо императора Наполеона королеве Виктории от 14 января 1856 года (цит. по: Benson A.C. (Ed.). Letters to Queen Victoria 1837–1861. London, 1908. Vol. III. P. 162 f).

[98] Письмо королевы Виктории императору Наполеону от 15 января 1856 года (Ibid. P. 164).

[99] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 4 (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[100] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 29 января 1856 года. № 7 A-F (Ibid).

[101] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 12 января 1856 года. № 2 E (Ibid).

[102] Guichen E. de. Op. cit. P. 351.

[103] Текст меморандума Нессельроде от 15 января 1856 года см. в: Татищев С.С. Указ. соч. С. 185.

[104] Татищев, рассказ которого об этом событии базируется на официальной стенограмме встречи (Татищев С.С. Указ. соч. С. 186), следует более раннему повествованию Жомини (Diplomatic Study of Crimean War. P. 366 ff). Независимо составленный отчет Мейендорфа, написанный вскоре после заседания, был опубликован в: Hoetzsch O. (Hrsg.). Peter von Meyendorff, Ein russischer Diplomat an den Höfen von Wien und Berlin. Berlin, 1923. S. 214 ff. Отчет Мейендорфа позволяет предположить, что некоторые высказывания были исключены из официальной стенограммы, а другие подверглись смягчению.

[105] Diplomatic Study of Crimean War. P. 369 f.

[106] Письмо Вертера Мантойфелю от 27 января 1856 года (цит. по: Guichen E. de. Op. cit. P. 351).

[107] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 16 января 1856 года (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[108] Geffcken H. Op. cit. S. 216.

[109] Ibid.

[110] Ibid. S. 217.

[111] Diplomatic Study of Crimean War. P. 271.

[112] Guichen E. de. Op. cit. P. 299.

[113] Ibid. P. 303.

[114] Guichen E. de. Op. cit. P. 354. Автор использует письмо из частного немецкого архива.

[115] «У нас, русских, тоже есть своя конституция, предусматривающая ответственность, хотя и не министерскую», – сказал как-то Шарль-Андре Поццо ди Борго знакомому дипломату в Париже, сделав характерный жест, изображающий повешение (cм.: Geffcken H. Op. cit. S. 211).

[116] Крепость Карс была завоевана русскими 28 ноября.

[117] Детальное описание хода Парижского конгресса см. в работе: Temperley H. The Treaty of Paris of 1856 and Its Execution // The Journal of Modern History. 1932. Vol. IV. № 3. P. 387 ff.

[118] Lettres et Papiers du Chancelier Comte Charles de Nesselrode. Paris, 1904. Vol. XI. P. 108 f.

[119] Письмо посла Сеймура министру Кларендону от 15 января 1856 года (Clarendon MSS. Bodleian Library. University of Oxford).

[120] Письмо посла Эстерхази министру фон Буоль-Шауэнштейну от 14 апреля 1856 года (HHSAP. Fasc. 39. H.T.). Горчаков рассказывал Сеймуру, что он трижды отклонял предложение возглавить министерство, «но, в конце концов, его сделали в такой форме, что отказаться было невозможно» (см. секретное письмо посла Сеймура министру Кларендону от 11 июня 1856 года. № 403. F.O. 7/486).

[121] Письмо Траутмансдорфа министру фон Буоль-Шауэнштейну от 19 апреля 1856 года (HHSAP. Fasc. 39. H.T.).

[122] Письмо Будберга Дмитрию Нессельроде от 20 апреля 1856 года (цит. по: Lettres et Papiers du Chancelier Comte Charles de Nesselrode. P. 132 ff).

[123] Письмо посла Коули министру Кларендону от 29 апреля 1856 года (Clarendon MSS. Bodleian Library. University of Oxford).

[124] Секретное письмо посла Сеймура министру Кларендону от 11 июня 1856 года. № 403. F.O. 7/486.

[125] Geffcken H. Op. cit. S. 212.

[126] См.: Radschau L. von. (Hrsg.). Die Politischen Berichte des Fürsten Bismarck aus Peterburg und Paris. Berlin, 1920. S. 30 f.

[127] См.: Lettres et Papiers du Chancelier Comte Charles de Nesselrode. P. 112 ff.

[128] См.: Татищев С.С. Указ. соч. С. 199.

[129] Письмо Вертера Мантойфелю от 27 января 1856 года (Guichen E. de. Op. cit. P. 351).

[130] См. циркуляр Горчакова от 2 сентября 1856 года (цит. по: Татищев С.С. Указ. соч. С. 299).

[131] Цит. по: Eckstadt V. von. St. Peterburg and London, 1852–1864. London, 1887. Vol. I. P. 190.

[132] Hoetzsch O. (Hrsg.). Op. cit. S. 217.

[133] Секретное письмо посла Сеймура министру Кларендону от 22 июня 1856 года. № 431. F.O. 7/487.

[134] Friese C. Russland und Preussen vom Krimkrieg bis zum Polnischen Aufsland. Berlin, 1931. S. 20.

[135] Ibid. S. 27.

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Россия > Армия, полиция > magazines.gorky.media, 25 июня 2016 > № 1901050

Александр Суслов

Исторические романы Генрика Сенкевича в польских общественно-политических дискуссиях начала XXI века

Александр Суслов (р. 1987) – историк, окончил МГУ имени М.В. Ломоносова, проходил стажировку в Варшавском университете. Сфера научных интересов – социально-политическая история Польши конца XIX – начала XX веков, формирование польского национального самосознания.

Генрик Сенкевич (1846–1916) – автор всемирно известных исторических романов «Крестоносцы» и «Quo vadis?», лауреат Нобелевской премии в области литературы 1905 года, – до сих пор остается одним из самых узнаваемых и цитируемых польских писателей. Будучи признанным классиком, он, однако, далеко не всегда положительно воспринимается в Польше. Такая особенность рецепции Сенкевича заключается в том, что его имя и тексты овеяны патриотической легендой, которую принимают и воспроизводят – или, наоборот, отвергают – различные группы культурной элиты, претендующие на формирование общественного мнения. У значительной части польской интеллигенции автор «Quo vadis?» вызывает устойчивые ассоциации с другим известным писателем – борцом с национальной романтической мифологией Витольдом Гомбровичем (1904–1969).

«Он восстал против анахроничной и напыщенной Польши, страны семейных гербов, титулов и сабель на стенах, против Польши Сенкевичей, Бозевичей[1] и целующих ручки ясновельможных панов, [...] словом – против той формы польскости, которая закостенела сама в себе за долгие годы неволи»[2].

Этими словами писатель Мариуш Вильк (в прошлом активист «Солидарности») предваряет русскоязычное издание «Дневника» Гомбровича, вышедшее в 2012 году.

Для Гомбровича нежелание быть причастным к официально одобренной форме национальной идентичности (сначала времен межвоенной Польши «II Речи Посполитой», а затем ПНР) было отнюдь не праздным вопросом, но побудительным мотивом его жизни и творчества в эмиграции. В 1953 году он писал:

«Мое положение как польского литератора становилось все более неприличным. По крайней мере я не горю желанием представлять хоть что-нибудь, кроме себя самого, но эту представительскую функцию нам навязывает мир вопреки нашей воле»[3].

«Национализация» литературы, против которой выступал Гомбрович, к середине XX века стала повсеместным явлением – корнями же она уходила в предыдущее столетие. Ее причина во многом была связана с утверждением национализма современного типа. Андре Жид в 1909 году сетовал на вкусы своих соотечественников-французов:

«Сколько сейчас развелось людей, которые, восхищаясь произведением искусства, заботятся не о том, чтобы оно было прекрасным, а о том, чтобы оно было французским в их понимании этого слова»[4].

Недовольство такой тенденцией в частности придавало импульс польской авангардной культуре, представителем которой был Гомбрович. Подобных ему оппозиционеров-одиночек не устраивала Польша и польскость, навязанная им вместе с доминирующей формой националистического дискурса. Эксплицируя свое недовольство и превращая его в жизненное кредо, они искали персонализированный образ «Другого» – яркое противопоставление самим себе. Недаром одним из главных творческих манифестов Гомбровича стало эссе с коротким названием «Сенкевич» (1953). Что же представлял собой прославленный автор «Крестоносцев» в глазах автора «Фердидурке»?

«Это вино, которым мы на самом деле упивались, и здесь сердца наши бились. […] И с кем ни поговоришь, с врачом, с рабочим, с профессором, с землевладельцем, с чиновником, всегда дело сводилось к Сенкевичу как окончательному, самому интимному секрету польского вкуса, польскому “сну о красоте”. Часто это был замаскированный Сенкевич – или не признанный, а лишь смущенно скрываемый, или даже порой забытый, – но всегда Сенкевич»[5].

Таким образом, Гомбрович постулировал наличие некоего общего знаменателя массовых увлечений поляков патриотической тематикой и при этом сожалел о зависимости своей культуры от «поставщика приятных снов», каким он считал автора «Огнем и мечом».

Проблема, выдвинутая Гомбровичем, – быть или не быть поляком по Сенкевичу (искать ли в истории источник патриотических чувств, быть ли набожным католиком, ставить ли интересы нации выше личных интересов, считать ли поляков более цивилизованным и нравственным народом, чем их соседей, чтить ли национальную традицию и так далее), – остается актуальной и полстолетия спустя, а корни ее можно обнаружить в 1880-х годах. Именно тогда фамилия классика превратилась в демаркационную линию между носителями разных типов польской идентичности.

Поскольку новые поколения сменяли старые, дискуссия возобновлялась с прежней силой. Почти всегда ее целью было самоутверждение двух или более сторон полемики, а не поиск консенсуса между ними. Характерная особенность споров о Сенкевиче заключается в том, что во многих случаях они вписывались в дискурсивные практики, создающие образы польской истории, нации и «идеального отечества». Служа материалом для подобных практик, символический капитал текстов Сенкевича проникал в оборот польской культуры и таким образом оказывал влияние на массовые представления о Польше и ее прошлом. В ХХ веке интерпретации наследия писателя, выработанные элитой, распространялись на рядовых обывателей через официальные институты (прежде всего школу), прессу, а затем телевизионные экраны и мониторы компьютеров. С одной стороны, массовая культура впитывала в себя традицию глорификации творчества Сенкевича, а вместе с ней и выдержанного в патриотическом духе нарратива польской истории. С другой стороны, весьма устойчивой оказалась и негативная традиция толкования романов, вышедших из-под пера первого польского нобелевского лауреата в области литературы. Для представителей данной традиции автор «Огнем и мечом» был важной частью официального канона, своего рода «Другим» – знаком, который удобно использовать при конструировании оппозиционного «Я». Без всякого преувеличения можно говорить о том, что Сенкевич выполнял функцию одного из конституирующих элементов разных форм польского национального самосознания, конфликтующих между собой.

Несмотря на прошедшие десятилетия, в Польше 2000–2010-х годов отношение к Сенкевичу все еще служит индикатором предрасположенности поляков к той или иной конфигурации публичного дискурса (назовем их условно «либерально-модернизаторской» и «консервативно-патриотической»). В 2007 году на страницах сборника научных статей и материалов «Зачем Сенкевич?»[6] были опубликованы результаты опроса, проведенного среди известных деятелей польской культуры и науки (писатели Чеслав Милош и Станислав Лем, кинорежиссер Анджей Вайда, историки Ян Кеневич и Марцин Куля, филологи Анджей Менцвель и Ежи Аксер и другие). Респонденты отвечали на вопросы о том, как они воспринимают творчество Сенкевича в контексте начала XXI века (нуждается ли в нем современная Польша, и если да, то в каком качестве). Хотя многие ответы и носили нейтральный характер, в целом они распределились между двумя точками зрения: для одних автор «Огнем и мечом» был не более чем эпизодом в истории польской литературы, с которым не жаль расстаться, для других – по-прежнему живительным источником национального самосознания или как минимум писателем, заслуживающим «новых прочтений».

В современной Польше отзывчивость к авторитету Сенкевича сохраняет аудитория католического радио «Мария». Достаточно ввести слово «Sienkiewicz» в поисковую систему веб-сайта этой радиостанции, чтобы увидеть, сколь часто оно встречается в ее вещании. Еще больший интерес вызывает контекст его употребления. Например, в публикации от 6 августа 2012 года («Перезагрузка памяти») известный бард и педагог Анджей Колаковский утверждал, что либеральные политики, эти «новые конструкторы действительности», намеренно поощряют «забывание» народом своей истории:

«Ее [истории] знание позволяло полякам восстановить чувство собственного достоинства, ощутить себя хозяевами в собственной стране, без лишних усилий отделить национальное наследие от идеологии узурпаторов»[7].

Опасениями либерального истеблишмента перед «подлинным» национальным прошлым Колаковский объясняет в том числе сомнительную, на его взгляд, экранизацию романа «Огнем и мечом» (1999, режиссер Ежи Гоффман):

«Авторитеты спорили, должно ли это быть точное воспроизведение текста Сенкевича или же политкорректная картина, в которой угнетенный польскими магнатами украинский люд отстаивает свои законные права. Что вышло, мы знаем. Фильм, который отвечал бы даже требованиям сталинских цензоров: психопат Иеремия Вишневецкий, хладнокровно убивающий украинцев, спившаяся шляхта, неспособная к борьбе, а на этом фоне – любовная интрига, пейзажи Диких полей и харизматичный Богдан Хмельницкий. На случай, если бы зритель не знал, что думать, ведущий “авторитет” Яцек Куронь после премьеры [...] объяснял хитросплетения времен, убеждая, что Володыёвский и Заглоба не знали польского языка, потому что были… русинами»[8].

Отсылки к текстам Сенкевича слышны и в церковных проповедях. Например, в 2012 году епископ Игнаций Дец, проповедуя в первую неделю Великого поста, объяснял слушателям радио «Мария» смысл Христовой заповеди «Возлюби врага своего…». Не ограничиваясь евангельскими примерами следования данному принципу, отец Дец привел также сцены из романов «Крестоносцы» (Юранд из Спехова прощает Зигфрида) и «Quo vadis?» (Главк прощает Хилона)[9].

Стоит упомянуть и докторскую работу доминиканского монаха, теолога Анджея Белята, под названием «Уберечь Европу. Генрик Сенкевич – апологет христианства и защитник латинской цивилизации» (2012), а также его книгу «Сенкевич и его напутствия полякам» (2014)[10]. (Записи эфиров с участием отца Белята, отвечающего на вопросы о своих публикациях, выложены на сайте радио «Мария»[11].) Все это свидетельствует о неослабевающем интересе польского католического клира и его паствы к текстам автора «Quo vadis?».

Заглянув на статистику слушателей вышеупомянутой радиостанции (41% – люди в возрасте 60–75 лет; 40% – в возрасте 40–59 лет; 46% – люди, получившие среднее образование; 25% – получившие высшее образование[12]), а также приняв к сведению «национально-католическую» ориентацию «Марии», близкую электорату Ярослава Качиньского и партии «Право и справедливость» («ПиС»), можно составить социологический портрет современного поляка, у которого Сенкевич по-прежнему пользуется авторитетом.

Одновременно с этим к автору «Огнем и мечом» периодически обращаются носители иного типа ценностей – подчеркнуто светских и артикулированных в ключе «современности» и «будущего», для которых тексты Сенкевича – это прежде всего архаический «миф». Так, например, известный театральный режиссер Ян Клята, симпатизирующий кругам публицистов левого толка из журнала и дискуссионного клуба «Крытыка политычна», деконструирует «фундамент польскости» в своем спектакле «Трилогия», премьера которого состоялась в 2009 году. Как написано в одной из рецензий на спектакль:

«Клята выстраивает пронзительный, горький образ Польши – страны, пребывающей в постоянной мобилизации, с мифом, который переносится из поколения в поколение, о героической смерти за веру (точнее против других вер) и за отчизну»[13].

В иронической манере творчество автора «Огнем и мечом» подается в спектакле варшавского театра «IMKA» «Сенкевич. Greatest Hits» (2011), режиссер которого Кшиштоф Матерна позволил героям разных произведений писателя встретиться на одной сцене. Интересно, что в репертуаре театра этот спектакль чередуется с другим представлением – «Дневники Гомбровича»[14].

Весьма любопытен и материал польского «Newsweek», в 2011 году опросившего депутатов Сейма о том, что они намерены читать во время каникул[15]. Как выяснилось, наибольшим спросом у парламентариев пользуются Сенкевич, британский историк Норман Дэвис[16] и популярный журналист Мариуш Щигел. Причем автору «Огнем и мечом» отдают предпочтение члены фракции «Право и справедливость», выражающие приверженность патриотическим ценностям, тогда как депутаты от либеральной «Гражданской платформы» склонны обращаться к европейцу Дэвису и корреспонденту «Газеты выборчей» Щигелу. Стоит упомянуть и о читательских предпочтениях главных антагонистов польской политической истории второй половины 2000-х годов – братьев Качиньских и Дональда Туска. Если первые известны способностью цитировать по памяти «Трилогию», то нынешний председатель Европарламента держит на рабочем столе произведения античных писателей и историков[17]. Когда в ходе президентской гонки 2005 года Лех Качиньский и Туск отвечали на вопрос о том, какие книги они прочли за свою жизнь дважды, лидер «ПиС» назвал «Тома Сойера», «Гекельберри Финна», «Трилогию» Сенкевича и «Волшебную гору» Томаса Манна, а глава «Гражданской платформы» признался, что более десяти раз перечитывал «Робинзона Крузо» и был погружен – на тот момент – в творчество Збигнева Херберта[18].

Наконец, около десяти лет назад в польских СМИ разгорелся скандал вокруг заявлений министра образования Романа Гертыха, предложившего ввести в обязательный список школьного чтения романы «В пустыне и пуще», «Потоп», «Крестоносцы» и «Quo vadis?», при этом вычеркнув из него Гомбровича и ряд других известных писателей XX века. Необходимость этого решения чиновник объяснял тем, что Сенкевич «создал современный польский патриотизм; его книги являются настолько существенным элементом культуры, что даже употребление польского языка без знания этих книг было бы невозможным»[19]. Среди участников полемики вокруг инициативы министра образования был и главный редактор «Газеты выборчей» Адам Михник, обвиненный Гертыхом в «левацкой» ненависти к Сенкевичу. Михник, обороняясь и невольно оправдываясь, признался, что автор «Трилогии» был его любимым писателем, что он охотно к нему возвращается, а многие места из его романов помнит наизусть[20].

Произведения Сенкевича по-прежнему используются и в качестве тематического ресурса в различных областях развлекательной индустрии. Например, фильм Ежи Кавалеровича «Quo vadis?» (2001) до сих пор остается самым дорогим в истории польского кино после 1989 года (его производство обошлось в 18 миллионов долларов США)[21], а картина Ежи Гоффмана «Огнем и мечом» (1999) – самой посещаемой (более 7 миллионов зрителей в кинотеатрах Польши)[22]. (При этом список наиболее посещаемых польских фильмов всех времен возглавляют три экранизации романов Сенкевича: «Крестоносцы» Александра Форда, «В пустыне и пуще» Владислава Слесицкого и «Потоп» Ежи Гоффмана[23].) В 2009 году вышло в свет дополнение культовой ролевой видеоигры «Mount & Blade» – «Mount & Blade. Огнем и мечом», позволившее игроманам окунуться в воображаемый мир Речи Посполитой, Московского царства и Крымского ханства XVII века. К концу 2014 года в Подляском воеводстве планировалось создание исторического парка «Трилогия», посетители которого смогли бы оценить реконструкции исторических построек, инсценировки сражений, реквизит экранизаций Гоффмана, а также научиться отливать пули для мушкетов (в настоящий момент проект заморожен)[24]. Также в 2014 году Гоффман при поддержке Польского института киноискусства отреставрировал и заново смонтировал «Потоп» (значительно его сократив), что позволило вернуть картину на большой экран[25].

Тем не менее, несмотря на перечисленные факты, утверждать, что в «III Речи Посполитой» Сенкевич пользуется не меньшей популярностью, чем в предыдущие периоды, было бы, пожалуй, преувеличением: с одной стороны, его тексты, даже в адаптированных версиях, теряются в мозаике современной массовой культуры, а с другой, не соответствуют потребностям элитарного читателя. И все же 2014–2016 годы убеждают нас, что фигура Сенкевича все еще остается востребованной в контексте идеологических противостояний, разворачивающихся вокруг тем национальной идентичности и модернизации. Более того, мы становимся свидетелями очередного раунда публичных споров о Сенкевиче, участники которых волей-неволей оживляют традицию полемики конца XIX – начала XX веков. Удостовериться в справедливости этого тезиса нам поможет воссоздание хроники дебатов последних лет и анализ их основных мотивов.

6 сентября 2014 года в Польше состоялась общегосударственная акция «Национальные чтения “Трилогии”». Ее инициатором выступил президент Бронислав Коморовский, заявивший в обращении к согражданам: «“Трилогия” заключает в себе образ многокультурной Польши, выражение наших печалей и мечтаний, хронику наших военных и духовных побед»[26]. К дежурным словам о том, что цикл романов Сенкевича о Речи Посполитой XVII века «формировал целые поколения поляков», Коморовский добавил призыв «прочесть этот текст заново, задать ему современные вопросы, задуматься над тем, что он сообщает нам о нынешней Польше и поляках».

Одним из первых на президентскую инициативу отозвался известный театральный критик и колумнист «Газеты выборчей» Роман Павловский. Одобряя пропаганду чтения как таковую и одновременно осуждая попытки возродить казенный культ автора «Огнем и мечом», Павловский с риторической досадой вопрошал: «Почему сразу Сенкевич?». (Впрочем, публицист не обратил внимания, что «Трилогия» стала книгой «Национальных чтений» не совсем «сразу» – к тому времени чтения проходили третий год подряд, а предыдущие их сезоны были посвящены поэме Адама Мицкевича «Пан Тадеуш» и пьесам Александра Фредро.) В завершение статьи автор обратился к аудитории с ироническим призывом: «Давайте уж лучше читать в рамках общепольской акции “Игру престолов”! Крови и приключений столько же, зато никаких следов национальной мегаломании»[27].

Такая позиция, выраженная на страницах одного из крупнейших польских изданий (к тому же либеральных), не могла не вызвать соответствующей реакции в правых кругах. Так, на портале с характерным названием Prawy.pl Павловского и «Газету выборчу» обвиняли в «дикой, почти звериной ненависти к католицизму»; сравнивали с нечистой силой, на которую произведения Сенкевича действуют, подобно святой воде; к тому же публицисту и его единомышленникам вменяли страх перед тем, что «бескомпромиссный польский патриотизм возродится и отнимет у некоторых неполяков их былые привилегии»[28]. Главный редактор прокатолического портала Fronda.pl Томаш Терликовский писал, что журналисты из «Выборчей» пытаются возбудить всеобщую неприязнь к Сенкевичу, поскольку «кто-нибудь, не дай Бог, прочтет его и поймет, что польскость – это не проблема, а прекрасное наследие, которое мы должны хранить»[29]. Автор газеты «Жечпосполита» Филип Мемхес в саркастическом духе описал позицию Павловского, которая, по его мнению, заключается в желании подчинить культуру борьбе с дискриминацией разного рода меньшинств:

«Если бы героем “Трилогии” был гомосексуальный афроамериканец, подставляющий голову преследующим его польским гомофобам, Павловский, вероятно, счел бы, что такое чтение должно быть включено в школьную программу»[30].

По иронии судьбы следующий год стал триумфальным для правоконсервативных сил Польши: 24 мая президентом был избран представлявший «Право и справедливость» Анджей Дуда, а 25 октября «ПиС» одержала уверенную победу на парламентских выборах, получив 38% голосов избирателей и 51% мест в Сейме. Одним из первых шагов новой власти в области культурной политики стало объявление 2016 года «Годом Генрика Сенкевича» (в связи со 100-летием его смерти). Цель этого шага, согласно постановлению Сената, «воздать заслуженные почести Великому Поляку и содействовать популяризации его творчества, а также идей, заключенных в его книгах, – в первую очередь идей патриотизма и традиционных ценностей»[31]. Оживить память о Сенкевиче призваны многочисленные публикации популярного и академического характера[32], а также культурные инициативы, главной из которых, вероятно, станут «Национальные чтения “Quo vadis?”», намеченные на 3 сентября[33].

Обосновывая в Сейме идею сделать автора «Трилогии» культурным патроном 2016 года, член фракции «ПиС» Иоанна Лихоцкая, припомнила «Газете выборчей» фельетон Павловского и заявила о формировании пренебрежительного отношения к Сенкевичу в «III Речи Посполитой», а также о намеренном вытеснении его книг из школьного образования. Намекая на причины стремления прежнего либерального правительства избавиться от классики патриотизма, Лихоцкая заявила: «Сенкевич всех нас, несмотря на происхождение, превращает в шляхту, народ рыцарей. А теперь скажите мне, каким народом легче управлять – рыцарским или крепостным?»[34]

Уже во время заседания Сейма, на котором выступала Лихоцкая (22 декабря 2015 года), ее оппоненты в лице депутата партии «Гражданская платформа» Эльжбеты Гапиньской опротестовали попытку «ПиС» провозгласить себя единственной политической силой, способной по достоинству оценить заслуги Сенкевича. Сама Гапиньская, характеризуя классика, сместила акцент с его борьбы за «традиционные ценности» на его плодотворную общественную деятельность (помощь больным и голодающим и так далее), а также напомнила: «Это он сказал, что лозунгом всех патриотов должны быть слова “чрез отчизну к человечеству”, а не “ради отчизны против человечества”»[35].

Отреагировать на постановление парламента и выпад Иоанны Лихоцкой поспешил и Роман Павловский: если в 2014 году он призывал аудиторию «Выборчей» не читать Сенкевича вовсе, заменив его Джорджем Мартином, то в 2016-м, учитывая изменившиеся политические реалии, выразился иначе: «Давайте читать Сенкевича по-новому,.. как взрослые люди»[36]. К Павловскому на страницах той же газеты примкнул кинокритик Якуб Маймурек, один из редакторов «Крытыки политычной»: «Сколь бы насмешливую улыбку не вызывал у нас казенный культ Сенкевича, провозглашаемый депутатом и редактором Лихоцкой, давайте не будем отдавать его правым, будем читать его по-своему – это чтение может быть полезным»[37]. Таким образом, интеллектуалы либеральных и левых взглядов задались целью помешать своим оппонентам извлечь из романов о стародавней Речи Посполитой максимум политической выгоды.

Стоит обратить внимание на то, как в последнее время обосновывается актуальность Сенкевича. В вышеуказанном постановлении Сената бросается в глаза фраза о «хранящем универсальные ценности романе “Quo vadis?”, который сегодня, в минуту столкновения цивилизаций, обретает дополнительное, современное значение». Так произведение писателя, проводящее аналогии между преследованиями христиан в Риме при императоре Нероне и гонениями на католическую церковь и нападками на «польскость» в Германской империи времен Бисмарка, включается в современный контекст: контекст сирийского кризиса и «противостояния Запада исламскому фундаментализму». Похожие заявления можно обнаружить и в прессе: например, Маймурек находит актуальным чтение «Трилогии», поскольку «в нашу дверь стучит исламский мир», а Польша «стоит перед выбором между лояльностью к украинским союзникам и верностью своим кресовым фантазиям и волынским травмам». В данном случае публицист, по-видимому, намекает на то, что образы разнузданных казаков и «воющей черни» из романа «Огнем и мечом» подпитывают недоверие поляков к Украине – стране, которая выбрала «европейский путь развития» и нуждается в защите от восточного агрессора. Двумя годами ранее историк литературы Анджей Менцвель недоумевал, почему именно «Трилогию» выбрали предметом общенациональной читательской акции «именно тогда, когда потомки Богдана Хмельницкого [...] еще раз в своей истории поднялись на борьбу за независимость»[38].

В завершающей части статьи попробуем выяснить, как функционируют, группируются и что подразумевают те или иные высказывания о Сенкевиче, звучащие в польской медийной среде в течение последних нескольких лет. Начнем с того, что почти каждое из этих высказываний содержит аксиологическое противопоставление идей современности и традиции. Так, в глазах правоконсервативных публицистов писатель предстает носителем истинной польскости, а его романы – источником оптимизма во времена глумления над традиционными ценностями, противоядием от губительных плодов модернизации, импульсом для нового национального возрождения. Современность в понимании правых – агрессивная среда, опасная для принципов, конституирующих польскую идентичность; чтение же Сенкевича должно помочь тем, кто верен своей истории и религии, пережить времена политической гегемонии либералов и «криптокоммунистов».

В частности, уже упомянутое радио «Мария» не раз напоминало слушателям, как чтение «Трилогии» вдохновляло поляков на ратные подвиги и мирное созидание. В 2010 году архиепископ пшемысльский Игнацы Токарчук (1918–2012), родившийся недалеко от Збаража (крепости, в которой главные герои «Огнем и мечом» дают отпор войскам Хмельницкого и хана Исляма III Гирея), вспоминал Польшу своего детства и юношества:

«Источником вдохновения для строительства основ нового государства была наша история и культура, особенно творчество Генрика Сенкевича. В школьном возрасте я зачитывался его романами. К тому же я ходил в гимназию его имени в Збараже. А еще мы с друзьями ездили в места, изображенные писателем, проверяя, верно ли он их воссоздал. Так мы убеждались, насколько глубоко наш великий писатель знал польскую землю и историю. И сами узнавали ее лучше»[39].

19 мая 2013 года в Варшаве прошел один из многочисленных митингов в поддержку католического телеканала «TV Trwam», стремившегося получить доступ к наземному цифровому вещанию. Выступавший перед публикой журналист Войцех Рещиньский указывал, что недалеко от занимаемой им трибуны в 1905 году проходила патриотическая манифестация с участием самого Генрика Сенкевича – именно тогда жители российской части Польши впервые после январского восстания 1863 года смогли пронести по улицам изображения герба Речи Посполитой[40]. Связывая события прошлого и настоящего, оратор заявлял: «Потому мы и собрались здесь, у стен Королевского замка, под бело-красным флагом и [...] белым орлом, что хотим быть верными польской традиции». Пренебрежение властей к «TV Trwam», по мнению Рещиньского, внушает тревогу за «право на получение достоверной информации и даже за судьбу нашей латинско-христианской цивилизации, ибо, как говорил Генрик Сенкевич, “католицизм сделал нас частью мировой культуры, соединил с Западом, оставил на нашей польской душе печать Европы”»[41].

Характерный пример включения автора «Трилогии» в патриотический дискурс 2000–2010-х годов – статья писательницы Барбары Вахович «Прекрасные уроки польскости», опубликованная в газете «Наш дзенник» (15 января 2014 года), печатном «побратиме» радио «Мария» и «TV Trwam». В тексте, в частности, собраны и прокомментированы цитаты из сочинений польских лицеистов, учащихся школ имени Сенкевича:

«Существуют книги настолько великолепные, что они всегда пробьются сквозь стену агрессивной современности. Это “библия польского патриотизма” – “Трилогия”».

«Сегодня, когда уже не поймешь, что творится в этой нашей “Польше”, нам всем надо убежать туда, в далекие поля, и, прислушиваясь к цоканью копыт нашего воинства, вспомнить, что “ничто не есть слишком большая жертва для отчизны”»[42].

Сторонники модернизации, разумеется, трактуют оппозицию «современность/традиция» совершенно иначе, поэтому и романы Сенкевича для них не терапевтическое чтение, а повод для размышлений о том, как шляхетская ментальность (особенно идеология сарматизма[43]) влияет на общественное сознание поляков в постсоциалистический период. Устойчивость мифов, унаследованных от «рыцарского народа» времен I Речи Посполитой, представляется либеральным и левым публицистам одной из главных причин польского провинциализма, неспособности общества к полноценной европеизации институтов, источником религиозного фанатизма и неприятия Другого. Роман Павловский пишет:

«Автора “Пана Володыёвского” правые читают как писателя, компенсирующего польские комплексы и чувство собственной неполноценности. Он создает миф о гордом и несгибаемом шляхетском народе, защищающем себя от напора шведов, казаков и язычников. Он рассказывает о Польше, выполняющей историческую миссию оборонительной заставы христианства (“повернутой в другую сторону”, как остроумно пошутил Антоний Слонимский), причем Польшу и польскость он однозначно отождествляет с католицизмом.

Звучит знакомо? Таков почти полный набор убеждений, образующих сегодняшнюю идеологическую модель “ПиС”. Их милости панове Качиньский, Кухчиньский и Брудзиньский благодаря Сенкевичу могут ощутить себя наследниками Скшетуского, Володыёвского и Лонгина Подбипятки, а его милость пан Зёбро может войти в роль Кмицица – предателя, вернувшегося на путь истинный»[44].

Глорификация Сенкевича, по мнению оппонентов правых, – признак того, что Польша остается «инфантильной» страной, неуверенно ощущающей себя в европейском окружении. Якуб Маймурек отмечает, что «никто во Франции не ищет рецептов национального единства у Дюма, так же, как в Великобритании, в прозе Вальтера Скотта». При этом, по мнению публициста, те же «Три мушкетера», написанные на полвека раньше, по всем статьям превосходят «Огнем и мечом».

«Герои Дюма гораздо “современнее” тех, что у Сенкевича. [...] Персонажи Сенкевича – за исключением завораживающе витального, напряженного Кмицица, – выглядят бумажными, одномерными, ребячливыми и впадающими в детство – нынешней читательнице[45] трудно себя с ними соотнести»[46].

В то время, как француз изображал «мир замужних дам, заводящих себе любовников, тайных свиданий, которые устраивались под покровом ночи при помощи верных слуг, любовных измен и интриг», поляк предлагал вниманию читающей публики лишь «похищенных женщин, хранящих добродетель», и «мужчин, приносящих обеты целомудрия», что «не может не вызвать невольной улыбки»[47]. Впрочем, чтение Сенкевича не только забавляет: у Павловского, например, вызывает недоумение, как может вызывать гордость за национальное прошлое и «укреплять сердца»[48] «история об одном рыцаре, который посадил своего врага на кол, просверлил ему глаз, а затем поджег» (имеется в виду казнь сотника липковских татар Азьи Тугай-беевича из романа «Пан Володыёвский»). С точки зрения Павловского, единственное, что Сенкевич «укрепляет» в поляках, – привычка некритически воспринимать свое прошлое.

Другая характерная черта анализируемых высказываний, кому бы именно они ни принадлежали, – их алармистские интонации. Для адептов правой идеологии предметом опасений является сохранность традиционных ценностей и каналов их распространения. Усматривая в действиях либеральных властей первой половины 2010-х годов антипольский заговор, консерваторы болезненно реагируют на любые признаки маргинализации образцов патриотической культуры. Особенное беспокойство у критиков либерализма вызывает постепенное «исчезновение» «Трилогии» из обязательной школьной программы. Священник Ежи Яновский, выступавший одним из организаторов конференции «Январское восстание и Сенкевич» (2013), делился с докладчиками своими опасениями:

«Наблюдая за польским школьным образованием, мы видим все большие пробелы в том, что касается польской культуры. “Вырубается” национальная, сенкевичевская классика, поэтому главная цель конференции – распространение христианской культуры, созидание польскости и патриотизма»[49].

В аналогичном ключе выстраиваются заявления и других правых, призванные подчеркнуть их дискриминируемое положение в Польше и выразить готовность защитить свои интересы. Войцех Рещиньский так обращался к варшавским митингующим:

«В эту минуту, когда из школ изгоняются патриотическая поэзия и литература, и даже творчество самого Генрика Сенкевича, когда из поколения Колумбов – героев Варшавского восстания – делают сексуальных девиантов, когда министр культуры финансирует книги, в которых святые для нас слова “Бог, Честь, Отчизна” заменяются на “Труп, Ужас, Чужбина”, мы еще настойчивее должны добиваться свободного для нас пространства культуры, традиции и веры»[50].

И, хотя Бронислав Коморовский, как уже упоминалось, лично инициировал «Национальные чтения “Трилогии”», его действий оказалось недостаточно, чтобы умиротворить правых. «Почему господин президент сидел тихо, как мышь под веником, когда правительство Д. Туска устраняло из списка школьного чтения патриотические произведения, конституирующие польскость?» – вопрошал, например, в своем блоге на Niepoprawni.plвроцлавский деятель «ПиС», а ныне куратор просвещения в Нижней Силезии Роман Ковальчик[51].

С не меньшим постоянством об угрозе говорят и представители леволиберальной общественности, которые в свою очередь считают Сенкевича не жертвой чиновников-реформаторов, а наоборот – идеологическим орудием в руках конкурентов из «Права и справедливости». Соглашаясь с тем, что «Трилогия» помогала полякам «вернуть чувство собственного достоинства» в конце XIX века, сторонники модернизации Польши считают, что в современных условиях наследие Сенкевича оказывает на общество сугубо негативное влияние:

«Узкий кругозор наших политиков, сарматское “хоть все заложи, а себя покажи”, крайний индивидуализм, препирательства о том, кто настоящий поляк, – все это фатальное наследство популярных романов Сенкевича. Симптомы этой болезни мы можем встретить на каждом шагу: от псевдоусадебной архитектуры и безумной езды на польских дорогах до воинственного католицизма родом с шанцев Ясногурского монастыря»[52].

При этом, чем более анахроничным и вредным выглядит консервативное истолкование Сенкевича, тем более необходимым, по убеждению авторов «Газеты выборчей», становится придание текстам классика современных интерпретаций. Хотя в данном отношении «Трилогия» демонстрирует «сопротивление материала», стоит искать и популяризировать «взрослые» подходы к ее чтению – «с пониманием всех замалчиваний и фактических ошибок, какие совершил [автор] (например, при описании роли князя Иеремии Вишневецкого или в отношении колонизации Украины)»[53].

Несколько таких способов обозначает Якуб Мамурек, ориентирующийся в том числе на практики актуализации литературной классики в других странах: «Что может быть лучше для оживления прозы Сенкевича, чем история “Огнем и мечом” с точки зрения Богуна? Или апокрифичная история Оленьки, поддающейся обольщениям Радзивилла?» Подходящим примером современного прочтения романов Сенкевича Маймурек видит поставленный в 2011 году спектакль вальбжихского Драматического театра «В пустыне и пуще». В сценической обработке режиссеров Вероники Щавиньской и Бартека Фрончковяка одноименный роман становится «отправной точкой исследования польских представлений об Африке и наших колониальных фантазий, которым отсутствие каких-либо колоний нисколько не мешало цвести». Еще более удачным примером Маймурек считает «Обитель inversus» (2003) – работу художника Томаша Козака, перемонтировавшего каноническую экранизацию «Потопа» (1974) таким образом, что ее главный герой Анджей Кмициц не участвует в обороне Ясногурского монастыря от шведов, а наоборот – руководит его осадой, зверствует, богохульничает. С точки зрения публициста, Козак проблематизирует сарматизм со свойственным ему идеалом шляхетского мужества и страстности, который лежит «в основе любого “патриотического”, коллективного, конструирующего проекта». Козак показывает, что буйное естество Кмицица в романе и фильме сдерживается лишь его любовью к женщине, а не будь ее – кто знает, как раскрылся бы характер персонажа? Наконец, Маймурек предлагает читать «Трилогию» в паре с нашумевшей книгой социолога Яна Совы «Фантомное тело короля» (2011):

«Английская революция укоротила на голову короля, но при этом усилила английское государство. В Речи Посполитой Сенкевича все наоборот: хотя тело Яна Казимира и было спасено, триумф Речи Посполитой оказался мнимым; кризис выявляет отсутствие государства, предвещает его окончательное падение столетием позже»[54].

Стоит упомянуть и о том, что участники современных дебатов о Сенкевиче нередко обращаются к высказываниям публицистов, литераторов и политиков прошлого, сломавших немало копий в аналогичных спорах. Это относится прежде всего к таким известным критикам автора «Огнем и мечом», как философ Станислав Бжозовский (1878–1911), чье наследие сегодня культивируется редакторами «Крытыки политычной», и Витольд Гомбрович. Те же Роман Павловский и Якуб Маймурек в своих статьях цитируют Бжозовского, писавшего, что Сенкевич – «классик польской темноты и шляхетского невежества», а поляки среди европейских наций еще в XVII веке превратились в народ «ротозеев». Еще интереснее, что звучащие сегодня аргументы, обличающие произведения классика, во многом напоминают доводы критиков конца позапрошлого столетия. К примеру, известный публицист и однокашник Сенкевича Александр Свентоховский (1849–1938) обвинял писателя в стремлении угодить своим покровителям – аристократам и консервативным политикам Галиции; Павловский же спустя столетие пишет о том, что «Трилогия» позволяет «их милостям Качиньскому, Кухчиньскому и Брудзиньскому» сравнивать себя с героями оборонительных войн против казаков, шведов и татар. В свою очередь Анджей Менцвель – крупнейший специалист по биографии и творчеству Бжозовского – усматривает в подборе текстов для «Национальных чтений» признак «возобновления эндецкой концепции нашего литературного ареопага» – то есть обращение политических элит к культу Сенкевича, который создавали приверженцы национально-демократического движения (эндеки) в межвоенный период[55].

К ссылкам на автора «Крестоносцев» в контексте событий начала XX века прибегают и правые: например, на вышеупомянутом митинге в поддержку «TV Trwam» прозвучали слова не только о «балконном» выступлении писателя, приветствовавшего толпу соотечественников после провозглашения в Российской империи Октябрьского манифеста 1905 года, но и о ненавистных Сенкевичу социалистах: «На улицах Варшавы проходили и менее многочисленные, но весьма шумные демонстрации с лозунгом “Долой белого гуся” – так некоторые глумились над нашим Орлом». Тот факт, что митингующие (или по крайней мере их часть) воображают себя наследниками Сенкевича, а последователями тех давних социалистов считают либеральных политиков и симпатизирующую им прессу, подтверждает последняя фраза из выступления Войцеха Рещиньского: «Я хотел бы еще раз привести слова Генрика Сенкевича, которые можно посвятить правящим ныне либералам, а также посткоммунистической левой общественности, доминирующей в СМИ: “Горе тем народам, которые свободу любят больше, чем отчизну”»[56].

Итак, для современных дебатов о Сенкевиче характерно следующее: 1) их политическая обусловленность – спорят представители конкретных партий и авторы солидарных с ними изданий («Право и справедливость» против «Гражданской платформы», радио «Мария» и консервативные Интернет-ресурсы против «Газеты выборчей» и так далее); 2) стремление участников полемики «присвоить», «приватизировать» наследие автора «Quo vadis?» для решения актуальных политических задач (к примеру, «Год Сенкевича» позволяет «ПиС» продемонстрировать себя в роли истинных защитников польской культуры); 3) предопределенность дебатов 2000–2010-х годов предшествующей публицистической традицией (варшавские позитивисты versus краковские «станчики» в 1880-е годы, левый фланг «Молодой Польши» versus консерваторы и национал-демократы в конце 1890-х – начале 1900-х годов). Отметим, что в польской публицистике встречаются и попытки отрефлексировать перечисленные правила – тексты, авторы которых призывают обратить внимание на историческое измерение описанных нами дебатов и не поддаваться инерции их воспроизводства и соблазну противопоставления друг другу авторитетных имен[57]. Впрочем, едва ли в условиях усиливающейся борьбы сторонников и противников польской модернизации можно рассчитывать на то, что этот призыв многими будет воспринят как руководство к действию.

[1] Владислав Бозевич (1886–1946) – офицер, капитан польской армии межвоенного периода, автор «Польского кодекса чести» (1919), неофициального, но широко признанного документа, предписывающего правила «достойного» разрешения конфликтов между образованными людьми (главным образом с помощью поединка).

[2] Вильк М. Урок Гомбровича (страницы дневника) // Гомбрович В. Дневник. СПб., 2012. С. 7.

[3] Гомбрович В. Дневник. С. 25.

[4] Жид А. Национализм и литература // Он же. Достоевский. Эссе. Томск, 1994. С. 188.

[5] Гомбрович В. Сенкевич // Он же. Дневник. С. 712.

[6] Ankieta «Nasza opinia o miejscu twórczości Sienkiewicza we współczesności» // Po co Sienkiewicz? Sienkiewicz a tożsamość narodowa: Z kim i przeciw komu? Warszawa, 2007. S. 374–403.

[7] Kołakowski A. Resetowanie pamięci (www.radiomaryja.pl/informacje/resetowanie-pamieci).

[8] Ibid.

[9] «Ojcze, przebacz im, bo nie wiedzą, co czynią» (Łk 23, 34a) (www.radiomaryja.pl/kosciol/ojcze-przebacz-im-bo-nie-wiedza-co-czynia-lk-...).

[10] Bielat A. Ocalić Europę. Henryk Sienkiewicz – apologeta chrześcijaństwa i obrońca cywilizacji łacińskiej. Sandomierz, 2012; Idem. Sienkiewicz i jego rady dla Polaków. Sandomierz, 2014.

[11] См.: www.radiomaryja.pl/multimedia/o-henryku-sienkiewiczu-chrzescijanstwie-i-... www.radiomaryja.pl/multimedia/o-henryku-sienkiewiczu-chrzescijanstwie-i-....

[12] По данным газеты «Жечпосполита» от 2 декабря 2011 года (www.rp.pl/artykul/763785.html).

[13] Larum grają. Sporny mit sienkiewiczowski (www.polityka.pl/kultura/teatr/284036,1,recenzja-spektaklu-trylogia-rez-j...).

[14] См. официальный сайт театра «IMKA»: http://teatr-imka.pl/repertuar.html.

[15] Poselski ranking pisarzy. Sienkiewicz czy Szczygieł? (http://polska.newsweek.pl/poselski-ranking-pisarzy–sienkiewicz-czy-szczygiel,80519,1,1.html).

[16] Норман Дэвис называет себя «британско-польским историком», несмотря на свое несомненно британское (валлийское) происхождение. Автор многочисленных работ об истории Центральной и Восточной Европы, прежде всего Польши. Среди последних книг: Davies N. Trail of Hope: The Anders Army, An Odyssey Across Three Continents. Oxford, 2015.

[17] Ferfecki W. Kaczyński lubi o buntach, Tusk o tyranach (www.rp.pl/artykul/618139.html; http://info.rp.pl/artykul/618139.html?print=tak&p=0).

[18] Debata Kaczyński–Tusk: ostatnia szansa dla niezdecydowanych (http://wiadomosci.wp.pl/kat,1342,title,Debata-Kaczynski-Tusk-ostatnia-sz...).

[19] Giertych: Sienkiewicz i papież musi pozostać (www.wprost.pl/ar/107606/Giertych-Sienkiewicz-i-papiez-musi-pozostac).

[20] Michnik A. Czy Sienkiewicz był trockistą. Giertych zdemaskował moją lewacką nienawiść do Henryka Sienkiewicza (http://wyborcza.pl/1,81878,4199418.html).

[21] См.: http://filmpolski.pl/fp/index.php/128435.

[22] См.: www.stopklatka.pl/artykuly/artykul.asp?wi=23825.

[23] См.: www.stopklatka.pl/boxoffice/default.asp?bi=128.

[24] Podlaskie. Wiosną 2013 r. ruszy budowa Parku Historycznego Trylogia (http://wyborcza.pl/1,91446,12885176,Podlaskie__Wiosna_2013_r__ruszy_budo...); Mielnik bez “Trylogii”. Marszałek zabrał pieniądze na park tematyczny (http://bialystok.wyborcza.pl/bialystok/1,35235,14782546,Mielnik_bez__Try...).

[25] См.: http://culture.pl/ru/article/potop-redivivus-kak-ezhi-gofman-ekranizirov....

[26] См.: www.prezydent.pl/kancelaria/narodowe-czytanie/trylogia.

[27] Pawłowski R. Sienkiewicz to klasyk polskiej ciemnoty i nieuctwa (http://warszawa.wyborcza.pl/warszawa/1,34889,16601000,_Sienkiewicz_to_kl...).

[28] Wiejak A. «Szechterezada» klasyką niepolskiej ciemnoty (http://prawy.pl/6916-szechterezada-klasyka-niepolskiej-ciemnoty).

[29] Terlikowski T. Panowie z «Gazety Wyborczej» przeczytajcie «Trylogię», a potem o niej piszcie (www.fronda.pl/a/panowie-z-gazety-wyborczej-przeczytajcie-trylogie-a-pote...).

[30] Memches F. Sienkiewicz: mitoman, ksenofob, megaloman... (www.rp.pl/artykul/1139458-Sienkiewicz–mitoman–ksenofob–megaloman–––felieton-Filipa-Memchesa.html).

[31] Uchwała Senatu Rzeczypospolitej Polskiej z dnia 18 grudnia 2015 r. w sprawie ustanowienia roku 2016 Rokiem Henryka Sienkiewicza (http://monitorpolski.gov.pl/MP/2016/8/1).

[32] Например, Институт книги, крупнейшая в Польше государственная организация, поддерживающая распространение польской литературы по всему миру, в марте проводил конкурс, нацеленный на «выявление наиболее интересных художественных, научных, образовательных, документальных и популяризаторских инициатив, связанных с фигурой и творчеством нобелевского лауреата» (www.instytutksiazki.pl/wydarzenia,aktualnosci,34642,rok-sienkiewicza-201...).

[33] См.: www.prezydent.pl/kancelaria/narodowe-czytanie/nc2016.

[34] См.: http://videosejm.pl/video/2535-joanna-lichocka-wystapienie-z-dnia-22-gru....

[35] См.: http://videosejm.pl/video/2856-posel-elzbieta-gapinska-wystapienie-z-dni....

[36] Pawłowski R. Czytajmy Sienkiewicza jako dorośli (http://wyborcza.pl/1,75475,19422726,czytajmy-sienkiewicza-jak-dorosli.html).

[37] Majmurek J. Sienkiewicz na nowo. «Trylogia» pokazuje, jak ucieka nam nowoczesna Europa (http://wyborcza.pl/1,75475,19589667,sienkiewicz-na-nowo-trylogia-pokazuj...).

[38] Mencwel A. Co znowu z tym Sienkiewiczem? (http://wyborcza.pl/1,75475,16693935,Co_znowu_z_tym_Sienkiewiczem____list_Andrzeja_Mencwela.html).

[39] Inspirował nas Sienkiewicz (www.radiomaryja.pl/informacje/inspirowal-nas-sienkiewicz). Интересно, что Сенкевич никогда не бывал в тех местах, где разворачивается сюжет «Огнем и мечом», а при описании Дикого поля, как полагает филолог Тадеуш Жабский, ориентировался на виды прерии, которую посетил во время путешествия в США. Влияние на его манеру письма оказали также прочитанные вестерны (Żabski T. Twórczośc Sienkiewiczaa literatura popularna i kultura masowa // Po co Sienkiewicz?.. S. 54–63).

[40] Речь идет о так называемом «балконном» выступлении Сенкевича. 5 ноября 1905 года по улицам Варшавы прошло 200-тысячное шествие, участники которого несли изображения белого орла на красном фоне. Процессия была организована в пику революционным выступлениям социалистов и по сути была призвана поддержать введение в Российской империи элементов конституционализма, сулившего полякам возможность создать собственную фракцию в Государственной Думе. Генрик Сенкевич приветствовал демонстрантов с балкона на улице Аллее Уяздовске и призывал их продолжать заниматься созидательной работой. См.: Sienkiewicz H. Przemówienie podczas procesji narodowej w Warszawie, d. 5 listopada r. 1905 (z balkonu w Alejach Ujazdowskich) // Idem. Dzieła. Warszawa, 1952. T. 53. S. 171–172; Kołodziej D. Henryk Sienkiewicz wobec rewolucji 1905–1907 // Annales Universitatis Mariae Curie-Skłodowska. Sectio F, Humaniora. Vol. 31. Lublin, 1978. S. 181–197.

[41] Chcemy być wierni polskiej tradycji (www.radiomaryja.pl/multimedia/chcemy-byc-wierni-polskiej-tradycji).

[42] Wachowicz B. Wspaniałe lekcje polskości (www.naszdziennik.pl/mysl/65316,wspaniale-lekcje-polskosci.html).

[43] Сарматизм – система социокультурных представлений, доминировавшая в среде польской шляхты с конца XVI до второй половины XVIII века. Основана на идее, что рыцари-шляхтичи происходят от древнего народа сарматов, что, с одной стороны, легитимирует их власть над «завоеванным» крестьянским населением, а с другой, – отличает от дворянства европейских стран с абсолютистским устройством.

[44] См.: http://warszawa.wyborcza.pl/warszawa/1,34889,16601000,_Sienkiewicz_to_kl....

[45] Трудно не обратить внимания на гендерно-ориентированную «читательницу» из этой цитаты – вероятно, Маймурек именно так представляет себе реципиента популярной литературы.

[46] См.: http://wyborcza.pl/1,75475,19589667,sienkiewicz-na-nowo-trylogia-pokazuj....

[47] Ibid.

[48] «На том кончается наша “Трилогия”; создавалась она не один год и в трудах немалых – для укрепления сердец». Эти слова, завершающие роман «Пан Володыёвский», широко используются при истолковании творческой миссии Сенкевича: внушать полякам, что они способны справиться с любыми невзгодами, зная о героизме своих предков.

[49] Ogólnopolskie spotkanie Sienkiewiczowskie 2013 (www.radiomaryja.pl/informacje/ogolnopolskie-spotkanie-sienkiewiczowskie-...).

[50] См.: www.radiomaryja.pl/multimedia/chcemy-byc-wierni-polskiej-tradycji.

[51] Kowalczyk R. Pytania o “Trylogię” (http://niepoprawni.pl/blog/4790/pytania-o-trylogie).

[52] См.: http://wyborcza.pl/1,75410,19422726,czytajmy-sienkiewicza-jak-dorosli.html.

[53] Ibid.

[54] См.: http://wyborcza.pl/1,75475,19589667,sienkiewicz-na-nowo-trylogia-pokazuj....

[55] См.: http://wyborcza.pl/1,75475,16693935,Co_znowu_z_tym_Sienkiewiczem____list...).

[56] См.: www.radiomaryja.pl/multimedia/chcemy-byc-wierni-polskiej-tradycji.

[57] Помимо уже упомянутого Анджея Менцвеля, в эту группу можно записать Кшиштофа Володзько, опубликовавшего в Интернет-журнале «Нова конфедерацья» статью, полемизирующее с Романом Павловским и «Газетой выборчей». Приведем оттуда примечательную цитату: «Я – за Бжозовского, против Сенкевича. Я – за Сенкевича, против Бжозовского. Я прочитал и “Игру престолов”, и другие тома “Песни льда и пламени”. Всему найдется место в пейзаже польской (поп-)культуры» (см.: www.nowakonfederacja.pl/niezbednosc-sienkiewicza). Надо сказать, что и на страницах «Выборчей» с Павловским по-дружески спорит писатель Кшиштоф Варга: «Ты, Ромек, борешься со стереотипом при помощи стереотипа, а как выдается случай, демонстрируешь и замашки цензора, считая, что написанное полтора века назад должно отражать твои нынешние политические взгляды».

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Светлана Лиманова

«Царская кинохроника» и экранный образ Николая II: идеологическая трансформация

Светлана Андреевна Лиманова (р. 1987) – сотрудник Архива РАН, область научных интересов – внутренняя политика Российской империи на рубеже XIX–XX веков, репрезентация власти, урбанистика.

Публичность – неотъемлемая часть профессии современного политика. Благодаря телевидению и Интернету мы «знаем в лицо» президента, премьер-министра, глав министерств и других высокопоставленных чиновников. Сейчас довольно трудно представить, что были времена, когда подданные огромной страны имели лишь довольно смутное представление о том, как выглядит их правитель. Портретные изображения монархов стали относительно широко известны только в XVIII–XIX веках. В России шанс увидеть императора вживую был, как правило, у жителей Петербурга и Москвы (или у гостей имперских столиц) во время торжественных церемоний. В более редких случаях – у жителей других городов, «осчастливленных высочайшим посещением». Но можно ли было разглядеть черты лица монарха, находясь на значительном расстоянии в несметной толпе других любопытствующих?

Ситуация с узнаваемостью резко изменилась на рубеже XIX–XX веков. Сперва появились и завоевали себе место на страницах периодических изданий фотографии. Фоторепортажи в прямом смысле слова знакомили читателей с первыми лицами государства и описывали важнейшие события. Вскоре популярность получили специально издаваемые фотокарточки и открытки с изображениями императора и членов царской семьи. Следующим этапом явилось «оживление фотографии», то есть кинематограф, который позволил не только «остановить мгновенье», но и «поймать движение». Это изобретение и дало отсчет новому формату публичности в политике, а одним из первых правителей, попавших под прицелы кинокамер и в полной мере испытавших все сопутствующие казусы, стал император Николай II.

Ожившая фотография

В августе 1856 года пышными торжествами отмечалась коронация Александра II. Помимо традиционных картин и литографий, для того, чтобы запечатлеть эту важнейшую церемонию впервые были использованы элементы фотосъемки – фиксация изображения при помощи фотоксилографии. В списке иллюстраций к Коронационному альбому можно найти шесть гравюр, выполненных таким способом: получившиеся фотоснимки были переведены на дерево, а затем сделаны оттиски. Сохранилось и несколько оригинальных фотографий[1]. Через сорок лет, в мае 1896 года, на коронации внука Александра II, Николая II, присутствовали уже десятки фотографов, сделавших сотни снимков различных этапов торжества. Среди фотографов выделялся «странный господин в котелке, который с важным видом крутил ручку какого-то необычного ящика, внешне похожего на фотокамеру»[2]. Это был не кто иной, как представитель фирмы братьев Люмьер, кинооператор Камилл Серф[3], получивший разрешение на съемку коронационной хроники.

Братья Люмьер в первый раз показали «живые фотографии» (кинематограф) в Париже в декабре 1895 года, а в мае 1896-го их уже увидели в Петербурге и Москве. Первоначально демонстрационные сюжеты были незамысловаты, но интерес зрителей вызывало именно то, что картинка «оживала» буквально на глазах. Возможностями нового чуда техники не преминули воспользоваться в ходе коронационных торжеств 1896 года, чтобы зафиксировать наиболее яркие церемонии: торжественный въезд императора Николая II в Москву (9 мая), выход императорской четы на Красное крыльцо в день коронации (14 мая) и шествие к Успенскому собору, парад на Ходынском поле (26 мая). Эти снимки – первый опыт съемки русской кинохроники и первые в мировой истории кадры коронации. Результат, по всей видимости, Николаю II понравился[4], поскольку с тех пор при высочайшем дворе была налажена регулярная съемка царских выходов, торжественных приемов и других событий придворной жизни (так называемая «царская кинохроника»). Вслед за Серфом в качестве оператора в Россию приехал Александр Промио, снимавший в 1897 году встречу французского президента Феликса Фора с Николаем II, затем Феликс Мегиш. В течение нескольких лет придворным кинооператором числился поляк Болеслав Матушевский, автор одной из первых в мире работ по теории кинематографа[5]. Звания «поставщиков двора» имели Александр Ягельский и фирма «К.Е. фон Ган и К°», а также в разные годы Карл Булла, Александр Дранков и Александр Ханжонков. Разрешения на съемки получали фирмы «Пате» и «Гомон».

Сохранившиеся архивные документы свидетельствуют, что уже в октябре 1898 года появились первые циркуляры, устанавливавшие «порядок демонстрирования посредством синематографа картин, воспроизводящих различные моменты событий с изображением высочайших особ»[6]. Такой показ должен был заблаговременно согласовываться с министерством императорского двора, проходить отдельно от основной программы (начало и конец демонстрации «царской хроники» следовало обозначать опусканием и поднятием занавеса, перед переходом к картинам другой тематики обязательным был небольшой антракт) и без музыкального аккомпанемента. Впоследствии демонстрация могла сопровождаться исполнением гимна или соответствующей музыкальной композицией (например, звуками полкового марша при прохождении частей войск на экране церемониальным маршем).

После революционных событий 1905–1907 годов «царскую кинохронику» намеренно стали показывать гораздо чаще, фактически превратив ее в одно из средств пропаганды. С 1908-го по 1914 год в кинотеатрах демонстрировались специально отобранные кадры частной жизни царской семьи (например, ее пребывание на яхте «Штандарт»), официальных церемоний (открытие имперских памятников, встречи глав государств), военных хроник (парады в высочайшем присутствии, смотры войск) и церковных празднований (Пасха, молебны, водосвятия при участии членов императорской фамилии). Пока эти сюжеты были в новинку, они пользовались популярностью среди посетителей кинотеатров – особенно в провинциальных городах, жители которых лишь в исключительных случаях могли стать очевидцами высочайших церемоний, регулярно проходивших на центральных столичных улицах. Исследователь «сценариев власти» Ричард Уортман пишет:

«[Кинематограф позволил Николаю II] устанавливать прямой визуальный контакт с массовой аудиторией, не ставя под угрозу ни приватность, ни безопасность. Благодаря кинематографу церемонии и празднества становились достоянием значительного числа подданных, многие из которых были неграмотны или не имели возможности присутствовать на торжествах»[7].

Однако удержать внимание зрителей при постоянно расширявшемся кинорепертуаре было крайне сложно, тем более что «царская хроника», несмотря на большое количество всевозможных торжеств, была однообразной. Камера оставалась неподвижной, съемка происходила всегда примерно с одного и того же ракурса, звук и цветопередача отсутствовали. По словам Максима Горького, кинематограф того времени являлся «царством теней»[8], и для красочных имперских церемониалов это была существенная потеря. К тому же, в отличие от парадных фотографий, композиционно продуманных и при необходимости отретушированных, «манипуляции» с хроникальной съемкой еще не были освоены, поэтому ее участники не всегда оказывались в выгодном для себя свете. В частности, при просмотре сюжетов с пасхальным христосованием хорошо заметно, что император Николай II ниже ростом большинства своих солдат, а это плохо вязалось с представлениями о монаршем величии. Цесаревич Алексей часто попадал в кадр, будучи на руках у «дядек», что не могло не вызывать вопросов о состоянии здоровья наследника. Насколько демонстрация «церемониальной хроники» вошла в привычку, становится ясным из рекламы 1914 года кинопоказа прибытия Николая II в действующую армию: «Это единственная лента, изображающая государя верховного главнокомандующего в такой простой обстановке, без пышных свит и церемониалов»[9].

Еще одной попыткой улучшить имидж царствующего дома в глазах подданных стало «высочайшее покровительство» съемкам исторических картин военно-патриотического и монархического содержания. Лента «Оборона Севастополя» (1911 год, режиссеры Василий Гончаров и Александр Ханжонков) – первый полнометражный фильм, снятый «с высочайшего соизволения», которому предшествовала серьезная по тем временам рекламная кампания. Он был задуман как гимн мужеству русского народа, доблестно сражавшегося за Царя и Отечество. Начинался фильм крупным планом портретов императоров Николая I и Александра II, основной сюжет состоял из «игровых картин», а в завершение шла документальная съемка ветеранов-участников Крымской войны, что придавало всему фильму еще бóльшую убедительность.

В следующие два года были подготовлены юбилейные проекты: фильм «1812 год» (к 100-летию Отечественной войны, совместное производство «Пате» и Ханжонкова) и два фильма, приуроченных к 300-летию династии Романовых: «Воцарение дома Романовых» (1913 год, режиссеры Василий Гончаров и Петр Чардынин) и «Трехсотлетие царствования дома Романовых» (1913 год, режиссеры Александр Уральский и Николай Ларин). Последний состоял из «живых картин», посвященных правителям династии Романовых на протяжении 300-летней истории, и завершался серией кадров, снятых во время различных церемоний последнего царствования – на коронации Николая II (1896), при открытии памятника Александру III в Петербурге (1909), во время смотра войск на Бородинском поле (1912) и так далее.

«Царская кинохроника» и пропагандистские игровые фильмы имели определенное влияние на зрительскую аудиторию, но преобладающими в тогдашнем кинематографе были другие жанры: видовые, комические, трюковые, приключенческие, мелодраматические. Прокатчики подстраивались под вкусы публики. В таком контексте «царская кинохроника» скорее не служила укреплению патриотизма, а воспринималась лишь как еще один вид развлечения. Царское правительство довольно поздно задумалось о возможностях монополизации киноиндустрии, упустив несколько подходящих для этого моментов. Более того, находившийся под покровительством императора Скобелевский комитет, владевший во время Первой мировой войны монопольным правом на съемку военных действий с русской стороны, не справился с задачей патриотического освещения хода военной кампании. Парадоксально, но подданные Российской империи лучше знали о положении дел на фронтах во Франции и Бельгии, так как оттуда регулярно поставлялся качественный киноматериал[10].

В 1917 году русский кинематограф обнаружил исключительную конъюнктурную приспособляемость к текущей ситуации. Вскоре после свержения самодержавия один за другим начали появляться разоблачительные фильмы: «Темные силы – Григорий Распутин и его сподвижники», «Люди греха и крови», «Таинственное убийство в Петрограде 16 декабря» и тому подобное. Император и его ближайшее окружение представали в них шайкой авантюристов и развратников. Все это было на руку Временному правительству, поэтому оно не реагировало на неоднократно повторявшиеся просьбы запретить подобные фильмы.

Единственной популяризаторской кинокартиной, призванной серьезно, с политической точки зрения, развенчать царское правительство, стал фильм «Царь Николай II, самодержец всероссийский», вышедший незадолго до октябрьской революции. Снятый по сценарию Александра Вознесенского режиссером А. Ивониным при содействии небезызвестного Владимира Бурцева, он был построен на сочетании игрового сюжета с документальными кадрами. Получившаяся «агитационная брошюра на экране» демонстрировала все ужасы недавнего царствования – бедность народа, казни и пытки, преследования оппозиционеров – на фоне беззаботной, «церемониальной» жизни императора. На рекламном плакате к фильму размещалось крупное шаржированное изображение Николая II в короне, со скипетром и державой в руках, а на заднем плане виднелись виселицы с повешенными[11]. Идея противопоставления пышности царского двора и полной лишения жизни простых людей оказалась очень благодатной и была развита в дальнейшем, уже в советском, кинематографе.

Советский и постсоветский Николай II и его окружение

Большевики довольно быстро осознали возможности кино как идеологического оружия. 27 августа 1919 года Ленин подписал «Декрет о национализации кинодела». В первые годы становления советского кинематографа происходило регулярное обращение к дореволюционным событиям.

В 1923 году вышел фильм Александра Ивановского «Дворец и крепость», центральными образами-антитезами которого стали «дворец» с его циничной роскошью и «крепость» с господствующим в ней произволом. Контраст достигался при помощи техники параллельного монтажа: ножки балерины на пуантах – ноги революционера в кандалах. Аналогичный прием был использован и в фильме 1927 года «Степан Халтурин» (с одной стороны, показаны тяжкие условия пролетарского быта и постоянные забастовки, с другой, – утехи царского двора), а затем подхвачен другими режиссерами. Например, в фильме Александра Довженко «Арсенал» (1929) (о восстании рабочих киевского завода в январе 1918 года) есть эпизод, где старая крестьянка в изнеможении падает на свою незасеянную землю, в то время как в «соседнем кадре» император Николай II с важным видом записывает в дневнике: «Погода хорошая, убил ворону». Другой фильм 1929 года, «Обломок империи» Фридриха Эрмлера, полностью построен на сопоставлении воспоминаний контуженного питерского рабочего Филимонова о былом (темные тона) с новой советской действительностью (светлые тона).

Яркие, запоминающиеся образы создавались и с помощью других режиссерских приемов, но непременным условием при этом было наличие «плохого прошлого», олицетворявшего монархию в целом или ее последнего представителя, «Николая Кровавого», и «хорошего настоящего» – главного результата революции. Самый известный пример пропагандистского фильма о страданиях народа и восстании против угнетателей – «Броненосец ”Потемкин”» Сергея Эйзенштейна, снятый к 20-летнему юбилею революции 1905 года. В том же году вышел фильм «Девятое января» (режиссер Вячеслав Висковский) о событиях «Кровавого воскресенья». Съемки проходили непосредственно на месте событий, а в их реконструкции было задействовано огромное количество актеров: 367 основных, 2500 дополнительных («экстрамассовка») и военные. Кинофабрика не скупилась на расходы, так как «9 января» стало в советском календаре 1920-х годов одной из важнейших историко-революционных дат[12]. Провозглашая новых героев и представляя побежденного классового врага в самых мрачных красках, советский кинематограф символически закреплял победу революции. К этому стремилось как игровое, так и документальное кино.

Настоящими кинодокументами недавнего прошлого стали работы Эсфири Шуб, видевшей свою задачу в том, чтобы создавать фильмы на подлинном, а не инсценированном материале.

«Мною за два года просмотрено около миллиона метров хроники [личный киноархив Николая II и хроникальные съемки после 1917 года. – С.Л.], и из отобранного материала смонтированы:

1. “Россия Николая II и Лев Толстой” (монтаж хроник 1897–1912 гг.).

2. “Падение династии Романовых” (монтаж хроник 1912–1917 гг.).

3. “Великий путь” (монтаж хроник 1917–1927 гг.)»[13].

И если выпущенный к 10-летнему юбилею революции «Великий путь» (1927) не стал таким же популярным, как «Октябрь» Сергея Эйзенштейна и Григория Александрова (кино, снятое в псевдодокументальной манере), а фильм о Льве Толстом (1928) и вовсе был подвергнут критике[14], то «Падение династии Романовых» (1927) имело большой зрительский успех. Кинохроника, подобранная в определенном порядке (параллельный монтаж «царских хроник» и кадров народного быта), снабженная необходимыми комментариями (краткие подписи поверх кадра), производила сильное эмоциональное впечатление. И эти несомненные преимущества документального кино вскоре нашли свое применение уже в работе с советским киноматериалом.

Начиная с 1930-х образ октябрьской революции «бронзовеет» и уже не допускает особых изменений. Царская семья постепенно исчезает с советских экранов[15]. В то же время на Западе фильмы о последних Романовых выходят все чаще. Самой популярной героиней зарубежных кинокартин стала Анастасия, младшая дочь Николая II, якобы чудом спасшаяся во время расстрела царской семьи, – и эксплуатировавшая эту легенду самозванка Анна Андерсон. Этому посвящены фильмы «Clothes Make the Woman» («Одежда создает женщину», 1928, режиссер Том Террисс); «Anastasia, Die Falsche Zarentochter» («Анастасия: фальшивая дочь царя», 1928, режиссер Артур Берген); «Anastasia: Die letzte Zarentochter» («Анастасия: последняя дочь царя», 1956, режиссер Фальк Харнак) и другие. Самым популярным героем западных картин о последних годах правления Романовых был, конечно же, колоритный Григорий Распутин, это воплощение невежества, разврата и знаменитого русского пьянства: «The Fall of the Romanovs» («Падение Романовых», 1917, режиссер Герберт Бренон), «Rasputin and the Empress» («Распутин и императрица», 1932, режиссер Ричард Болеславский, первый звуковой фильм о Романовых), «Rasputin, the Mad Monk» («Распутин: безумный монах», 1966, режиссер Дон Шарп) и другие.

Несколько расширил сюжет о падении самодержавия в Российской империи фильм «Nicholas and Alexandra» («Николай и Александра», 1971, режиссер Франклин Шеффнер, один из первых цветных фильмов о Романовых), снятый по книге американского историка Роберта Мэсси. Как и Мэсси, режиссер уделил основное внимание не революционным событиям (хотя именно на их фоне действие и разворачивается), а жизни царской семьи со всеми ее проблемами и противоречиями. В отношении Николая II (его роль сыграл актер Майкл Джейстон) впервые использована двойная характеристика: «любящий отец» versus «неумелый правитель». Фильм получил два «Оскара» – за сценические костюмы и за декорации, а в Советском Союзе был прозван «целлулоидной клюквой»[16]. Любопытно, что в то же самое время в СССР снималась «Агония» Элема Климова, где речь также шла о царской семье и о влиянии на нее Распутина.

В СССР началом нового этапа в интерпретации дореволюционного прошлого стало празднование 50-летнего юбилея октябрьской революции (1967). Незадолго до того и появился сценарий фильма о Распутине, «настоящем» и «фольклорно-легендарном» одновременно. Идея, сначала поддержанная советским руководством, впоследствии была отвергнута, и «юбилейной» картина так и не стала. Сценарий неоднократно исправлялся, съемки растянулись на несколько лет, еще дольше уже отснятый материал дорабатывался, корректировался, исправлялся и лежал на полке[17]. В начале 1980-х «Агонию» (цветной, звуковой, полнометражный фильм) показали западному зрителю, и только в 1985-м она вышла на советский экран.

Итоговый вариант фильма оказался далек от изначального – легкого, «лубочного» – подхода. Режиссеру удалось показать драму последних лет правления Николая II, прежде всего – глубокую пропасть между властью и обществом. Этот контраст подчеркивается чередованием цветной игровой съемки и черно-белых документальных кадров (кинохроника и кадры из первых советских фильмов), в то время как эксцентричное поведение Распутина до предела нагнетает и без того непростую обстановку. Николай II (его сыграл Анатолий Ромашин) представлен здесь как слабовольный, удрученный неурядицами правитель, не понимающий собственной страны, травмированный страданиями больного сына.

По словам Андрея Тарковского, «Агония» «отошла от стереотипов советского исторического фильма»[18]. Многие считали эту картину своего рода предчувствием грядущего исторического перелома – не только во всей стране, но и в профессиональной корпорации; изменения начались уже на V съезде кинематографистов СССР (май 1986 года). Еще через пять лет распался Советский Союз, а незадолго до того Карен Шахназаров снял мистическую драму «Цареубийца», в которой Олег Янковский сыграл страдающего раздвоением личности врача-психиатра Смирнова (он же император Николай II).

«Агония» и «Цареубийца» – фильмы, которые трудно назвать достоверно историческими: в первом случае мы имеем дело с фарсом, во втором – с мистическим триллером. Однако психологический портрет Николая II, особенно в «Агонии», проработан довольно глубоко. В дальнейшем работа в рамках жанра и попытки четче прорисовать характеры последнего императора, членов его семьи и окружения сменились более прямолинейными – и более коммерческими – подходами. Все это происходило на фоне перестройки и первого постсоветского десятилетия. В 1990-е годы в советской, а потом и российской прессе стали появляться многочисленные публикации о последних Романовых, телевидение показывало бесконечные документальные фильмы и передачи о предреволюционном периоде истории России, а количество вышедших в те годы книг о царской семье не поддается никакому учету. Образ Николая II воплотился и в художественном кино (чаще других его играл Андрей Ростоцкий, семь раз с 1989-го по 2001 год), и в сериалах. Так называемый «романовский бум» достиг своего апогея в 1997–1998 годах, когда в Екатеринбурге обнаружили царские останки, а потом – после долгих и жарких дискуссий – перезахоронили в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Церковь так и не согласилась признать их подлинность, зато в 2000 году Николая II и членов его семьи, убитых в подвале Ипатьевского дома в ночь с 16-го на 17 июля 1918 года, причислили к лику святых.

В том же году вышел фильм Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная семья», посвященный жизни царской семьи во время ссылки в Екатеринбург. Картина получила неоднозначные оценки критиков[19], ее ожидаемо сравнивали с «Агонией», прежде всего в том, что касалось роли Николая II (в «Венценосной семье» императора сыграл Александр Галибин, озвучил Виктор Раков). И если в «Агонии» Николай II был показан как в широком историко-политическом контексте, так и в бытовом, то в «Венценосной семье» осталось место только семье и ближайшему окружению императора. Главными персонажами оказались вовсе не царь и царица, а их дети. Фильм завершается тщательно реконструированной сценой убийства семьи Романовых, а в финале звучит молебен во здравие новопреставленных мучеников.

Как мы видим, за сто лет представления о Николае II и его образ претерпели – в результате глубочайших, коренных общественно-политических и культурных сдвигов в российской жизни – серьезнейшие изменения. И весьма примечательно, что в сегодняшнем общественном сознании сосуществуют оба – совершенно противоположных – образа последнего императора, которые возникли и нещадно эксплуатировались в XX веке: идеально-положительный (с уклоном в святость) и гротескно-зловещий.

***

В начале XXI века репрезентация образа Николая II предстает как смесь уже испытанных подходов – и некоторых новых. Роль императора воплощается в самых разнообразных картинах: от чисто коммерческих до артхаусных, от «Русского ковчега» Александра Сокурова (2002) до анонсированного на 2017 год, но уже получившего скандальную известность фильма Алексея Учителя «Матильда» (о балерине Матильде Кшесинской, любовнице Николая II в бытность его наследником престола). Не остаются забытыми различные вариации на тему «распутинского» сюжета: «Заговор» (2007, режиссер Станислав Либин), «Распутин» (2011, режиссер Жозе Дайан). Николай II становится одним из главных героев телесериалов – «Гибель империи» (2005), «Столыпин… Невыученные уроки» (2006) и «Григорий Р.» (2014).

Помимо художественных фильмов, на телеэкране появляются документальные исторические проекты, посвященные предреволюционной России; среди наиболее интересных – «Российская империя» Леонида Парфенова (2000–2003) и цикл Максима Беспалого «Романовы» (2013). Немало внимания истории последних Романовых уделяют многочисленные передачи и ток-шоу. Отметим также, что некоторые технические приемы, которые используются на телевидении, постепенно перенимаются и при организации популярных исторических выставок. В качестве примера приведем интерактивную выставку «Православная Русь. Романовы», прошедшую в конце 2013 года в Манеже, а потом перемещенную в 57 павильон ВДНХ в качестве части постоянной экспозиции «Моя история». Наконец, особый образ Николая II существует в Интернет-пространстве. Там есть множество специальных сайтов, посвященных жизни и деятельности последнего российского императора, а также сайты и проекты, где используется визуальный материал (в том числе и «царская кинохроника»). В последнее время наметилась тенденция к «раскрашиванию» черно-белых кадров и фотографий. Эта затея – в совокупности с применением других технологий (например, накладывания текста) – приводит к появлению многочисленных «фейковых» изображений. И отличить правду от вымысла становится все сложнее…

Как видим, образ Николая II и оценка его деятельности являются своего рода лакмусовой бумажкой состояния российского общества, ярким проявлением актуальной социально-политической и социокультурной повестки дня. Первые опыты создания визуального образа последнего императора шли параллельно развитию кинематографа, а потому имели те же недостатки, что и тогдашние фильмы (отсутствовали звук и цветопередача, ограниченными оставались возможности манипуляции с хроникальной съемкой). Кадры «царской хроники» должны были запечатлеть для потомства важнейшие события имперской жизни, ее парадную сторону – и эта задача была выполнена. Сегодня эти кадры – ценный исторический источник. Однако до революции попытки сделать из той официозной кинохроники настоящий пропагандистский продукт провалились – она воспринималась скорее как развлечение, наряду с тогдашними картинами, особенно от них не отличаясь. После октябрьской революции 1917 года «царской кинохронике» нашлось новое применение: она стала использоваться уже для советской пропаганды – тогда и началось «раздвоение» образа Николая II. В итоге образ последнего императора стал эффективным инструментом идеологической борьбы. То же самое можно сказать и о постсоветском периоде истории как самой России, так и российского кино.

[1] Подробнее см.: Пармузина И.С. Фотосъемка коронаций российских императоров // Венчания на царство и коронации в Московском Кремле. Каталог выставки: В 2 ч. М., 2013. Ч. 2. С. 83–90.

[2] Михайлов В.П. Рассказы о кинематографе старой Москвы. М., 1998. С. 7–8.

[3] В современных кинословарях вместе с Камиллом Серфом в качестве авторов первых киносъемок в России фигурируют также Франциск Дублие, Шарль Муассон и Александр Промио.

[4] В более поздних дневниковых записях Николай II характеризует просмотренные кинематографические кадры как «интересные», «забавные», «отличные»: Дневники императора Николая II (1894–1918): В 2 т. М., 2013. Т. 2. Ч. 1. С. 187, 206, 730, 733, 737, 797, 800, 806; Т. 2. Ч. 2. С. 28, 106, 111, 128, 212, 213, 255, 264.

[5] См.: Матушевский Б. Живая фотография: чем она является и чем должна стать // Киноведческие записки. 2007. № 83. С. 127–161.

[6] Государственный архив Российской Федерации. Ф. 102. Оп. 55. Д. 7. Ч. 3.

[7] Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 653.

[8] См.: Росоловская В. Русская кинематография в 1917 г. Материалы к истории. М.; Л., 1937. С. 19.

[9] Гинзбург С. Кинематография дореволюционной России. М., 1963. С. 183.

[10] Подробнее о кинохронике в годы Первой мировой войны см.: Там же. С. 178–187.

[11] Росоловская В. Указ. соч. С. 140.

[12] Зоркая Н.М. История советского кино. СПб., 2005. С. 134–136.

[13] Шуб Э.И. Жизнь моя – кинематограф. М., 1972. С. 261.

[14] См.: «Россия Николая II и Лев Толстой». Из истории утраченного фильма // Киноведческие записки. 2000. № 48. С. 27–53.

[15] Например, в фильме «Котовский» (1942, режиссер Александр Файнциммер) в сцене суда над главным героем над креслом судьи можно увидеть портрет Николая II, а зачитываемый им смертный приговор начинается словами «По указу Его Императорского Величества…».

[16] Кузнецов В. Целлулоидная клюква // Известия. 1972. № 10. С. 4.

[17] Подробнее см.: Фомин В. Как снималась «Агония» // Родина. 2005. № 2. С. 49–55; № 3. С. 73–79.

[18] Цит. по: Там же. № 3. С. 78.

[19] «Романовы. Венценосная семья». Первые впечатления // Киноведческие записки. 2000. № 48. С. 5–26.

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Оксана Мороз

Стратегии российской государственной культурной политики: опыт расследования

Оксана Владимировна Мороз (р. 1987) – культуролог, доцент кафедры истории и теории культуры Российского государственного гуманитарного университета.

Экспозиция

Культура в России в последние годы выступает объектом реализации ряда управленческих инициатив. С 2014 года работа в этом направлении стала особенно интенсивной: правительство утвердило «Стратегию государственной культурной политики на период до 2030 года», законодатели работают над новой редакцией федерального закона «О культуре»[1], а «Основы государственной культурной политики» стали предметом как открытых общественных, так и закрытых профессиональных дискуссий[2]. Наблюдение за российской информационной повесткой[3] подтверждает доминирование государства по сравнению с ролью других акторов[4]. Впрочем, такая активность политических элит ставит вопрос о наличии согласованной стратегии регулирования культуры: умножение документов может говорить как о наличии четкого вектора принятия управленческих решений, так и о распыленности организационных усилий, единовременная поддержка которых может спровоцировать коллапс – и не только бюрократический.

На фоне увеличения количества актов государственной регламентации становятся заметны сложности, с которыми сталкивается российская власть при необходимости определения смыслового наполнения понятия «культура»[5]. «Исторически сложившаяся система ценностей и норм поведения, закрепленная в материальном и нематериальном культурном и историческом наследии»[6] или «совокупность формальных и неформальных институтов, явлений и факторов, влияющих на сохранение, производство, трансляцию и распространение духовных ценностей (этических, эстетических, интеллектуальных, гражданских и т.д.)»[7] – все это, без экспликации различий, становится предметом властных притязаний.

Возможно, отсутствие прозрачности в официальных формулировках, описывающих организационную деятельность в сфере культуры, связано с попыткой трансформации прежнего «узковедомственного подхода к культуре»[8] в единую стратегию работы государственного аппарата. Однако запутанный юридический социолект, помноженный на обращение с правовыми понятиями как элементами художественного языка, провоцирует возможность разнообразной трактовки утверждаемых норм и затрудняет понимание властного подхода к формированию культурной политики[9].

Анализ экспертных мнений на этот счет позволяет предположить, что «правила игры» регулярно обновляются, вступая в противоречие с разными, в том числе лишь недавно ставшими легитимными, логиками. Так, еще несколько лет назад социологи рассматривали демократический принцип «позитивного взаимодействия в условиях культурного разнообразия» как основу приоритетных направлений деятельности государства в сфере управления культурой[10]. Снижение гомогенизации культурного многообразия через продвижение идеи плюрализма считалось необходимым условием сохранения сложной культурной идентичности России.

Однако 2010-е годы стали временем усиления дисциплинирующего потенциала и государственного контроля за производством смыслов. Такой подход, очевидно, не согласовывается с ранее применявшимися нормами «инклюзивной» культурной политики. Напротив, субстанциально понимаемая, гомогенная культура стала важным аргументом в конфронтации с чуждыми ценностными моделями, угрожающими «единству и суверенитету государства»[11]. Заметим, что некоторые аналитики различали подобные тенденции и до оформления ключевых документов, регламентирующих государственную культурную политику. Например, эксперты одного из наблюдательных советов ЕС, а именно Steering Committee for Culture, Heritage and Landscape, в 2013 году проанализировав госпрограмму «Развитие культуры и туризма на 2013–2020 годы», указывали в своем отчете, что работа по развитию культурного потенциала в России осуществляется преимущественно с помощью прежних, традиционных как для Российской империи, так и для СССР, патерналистских подходов, которые не работают в новых социокультурных условиях[12].

На сегодняшний момент российским гражданам представлен документ «Распоряжение Правительства РФ от 29.02.2016 N 326-р “Об утверждении Стратегии государственной культурной политики на период до 2030 года”». В этом тексте следы «консервативного поворота» присутствуют, но не доминируют. Зато текст полон понятиями, заставляющими усомниться в сохранении прежней установки на демодернизацию социокультурной сферы вообще и дискриминацию «других» социальных субъектов в частности. Так, государство, по оценкам собственных экспертов, остающееся «основным стратегическим инвестором культуры и культурных институтов, […] ключевым субъектом культурной политики», настаивая на необходимости продвижения и закрепления в обществе традиционных норм (посредством использования потенциала «преподавания в школе основ семейной культуры», «популяризации внутреннего познавательного и паломнического туризма», «стимулирования и популяризации изучения истории семьи и рода») и единого культурного пространства как фактора национальной безопасности страны[13], одновременно предлагает повышать «роль институтов гражданского общества как субъектов культурной политики».

Оценку властных интенций осложняет не только стремительное появление статистически большего (в сравнении с прошлыми годами) количества актов государственного вмешательства в культурный менеджмент, но и неочевидный юридический статус соответствующих документов.

Например, «Основы государственной культурной политики» формально не являются законом, а значит, наделены меньшей юридической силой. В то же время название документа позволяет предположить, что «Основы» призваны закрепить инвариантные принципы администрирования культурных взаимодействий. При этом внимание, с которым власти отнеслись к проблеме обеспечения «Основ»[14], свидетельствует: культура de jure уже в 2015 году превращается в один из центральных элементов стратегии национальной безопасности. Утверждение же в текущем году «Стратегии государственной культурной политики на период до 2030 года» означает интенсификацию правительственных инициатив по реализации «Основ»[15]. Внимательный читатель легко найдет в последнем документе свидетельства фиксации определенных государственных культуртрегерских идей и планы по их законодательному обеспечению.

В этой истории создания государственных стратегий культурной политики, на наш взгляд, стоит обратить внимание на специфику производства смыслов. Каким образом происходило оформление и реактуализация смыслов, которые должны были лечь в основу диалога власти с гражданами и определить таким образом обновленную модель общества?

Завязка

Историю внедрения новых логик управления «культурой» в российское публичное пространство нетрудно восстановить.

Впервые широкая общественность узнала о наличии подобных государственных инициатив в апреле 2014 года в связи с публикацией «Материалов и предложений к проекту основ государственной культурной политики». Представленный не в официальных печатных органах правительства, а на страницах газеты «Известия» текст в целом и ряд его формулировок вызвали бурное общественное обсуждение[16].

В сложившейся ситуации министр культуры Владимир Мединский посчитал необходимым прокомментировать случившееся, дав программное интервью газете «Коммерсант» и созвав пресс-конференцию «Новая культурная политика России: позиция министерства». По его словам, «Материалы и предложения» оказались в распоряжении издания вследствие утечки «межведомственной переписки». В дальнейшем, как заметил министр, документ, чей случайно попавший в печать прототип не имеет силы правоустановления, станет «всероссийским техзаданием для деятелей современной культуры, которые хотели бы получить для своих проектов поддержку государства»[17].

Но успокаивающие жесты со стороны власти, направленные на установление диалога с общественностью как субъектом культурного регулирования, оказались скомпрометированы. Руководствуясь принципом сенсационной подачи новостного контента[18] или отстаивая базовый этический кодекс профессии, требующий полноты и точности транслируемой информации[19], пресса, пусть и в виде неподтвержденных слухов, указала на сознательную передачу газете проекта документа самими же представителями Министерства культуры[20]. В свою очередь российские деятели искусства и культуры, успев ознакомиться с формулировками «Материалов и предложений», заявили о неприемлемости управления в духе «военной роты»[21]. Консолидированное публичное выступление независимых и правительственных экспертов спровоцировало появление официальных заявлений: одиозные рекомендации в итоговый проект не попадут, так как «противоречат стилистике и целям документа, которому следует консолидировать общество»[22].

Так начались языковые игры власти по формированию «двойного сигнала»: официальная позиция с этого момента заключалась в выведении из публичной сферы ряда конкретных спорных высказываний с одновременной тенденцией к сохранению и распространению соответствующих смыслов и значений.

Так, только в публикации «Известий» встречаются рассуждения о необходимости достижения общественного согласия относительно «наиболее общих представлений о мироустройстве, о должном и недопустимом». Закрепление этих воззрений позволит ранжировать системы ценностей как «характерные для данного общества» и «характерные для иных культур, в том числе несовместимые с существованием данного общества». Требование принятия такой аксиоматики манифестировалось в «Материалах и предложениях» как элемент борьбы с мировоззренческим вакуумом и опасным расколом общества. Наглядной, но неверифицируемой статистически эту директивную риторику делала продемонстрированная в документе связь между «духовным благополучием» и биосоциальным опытом граждан:

«Отсутствие мировоззрения либо насаждение чуждых ценностей […] ведет к психическому неблагополучию, […] росту преступности, алкоголизму, наркомании; […] заболеваемости и смертности, […] росту числа самоубийств и брошенных родителями детей и т.д.»[23].

Не вошедшим в финальную версию «Основ» оказался и отказ от «либеральных принципов мультикультурализма и толерантности», который в «Материалах и предложениях» проводился в соответствии с высказываниями Владимира Мединского о характерной для Запада толерантности как «негативном чувстве»[24], по сути же – лжи, принятой за истину:

«Ссылки на “свободу творчества” и “национальную самобытность” не могут оправдать поведения, считающегося неприемлемым с точки зрения традиционной для России системы ценностей. […] Тем самым блокируются усилия конструктивного большинства общества, направленные на […] противодействие насаждению культурно-ценностных норм, представляющих собой опасность для воспроизводства российской культуры и общества в целом»[25].

Со смягчением этой эссенциалистской позиции произошли изменения и во внешних сигналах, маркирующих стратегии соотношения между уникальным национальным опытом и международной повесткой. Вместо тотального сомнения в ценности (мульти)культурной коммуникации, следующая редакция предложений Минкульта постулирует необходимость такой «собственной модели общественного развития», которая будет связана с «сотрудничеством со всеми народами, государствами, культурами»[26]. В «Основах» эту позицию диалога конкретизировали, описав Россию как «страну, объединяющую два мира – Восток и Запад»[27]. Для «Стратегий» же апелляция к мировой культуре вообще стала необходимостью: в этом ориентированном на решение практических задач и конкретных проблем документе представленность российской культуры за рубежом есть показатель эффективности продвигаемого сценария культурной политики.

Впрочем, нетрудно заметить, что и без последнего пассажа оформление дискурса, дисциплинирующего производство в культурной сфере, опиралось на артикуляцию отказа от одного из важнейших принципов гражданского общества, а именно от свободы совести. В современных концепциях наличие этого понятия отражает уважение к разуму как гаранту такого социального взаимодействия, которое построено на ответственном отношении к представлениям и практикам членов сообществ, нуждающихся не в контроле со стороны государства, но в тщательной и множественной критической и независимой проверке[28]. Разумеется, в политической философии можно встретить и скептичное отношение к подобным либеральным конструкциям; часто оно основано на сомнении в легитимности и обязательности мировой правовой системы, имплицитно содержащей в себе принцип деления мира на правых и бесправных[29], или на перспективе ее отмены[30]. Однако, кажется, специфика отказа от либерального взгляда на мир в текстах российской власти имеет другую природу.

Некоторые политологи склонны видеть в этой ситуации эффекты принадлежности современных российский властных технологий к так называемому «гибридному режиму управления»[31]. Его черты довольно легко распознаваемы в акте сосуществования прежних, например, авторитарных или прототалитарных, практик регламентации коллективной жизни с декларативным утверждением новых, демократических процедур. Релевантность этого режима для российского контекста требует отдельного исследования – в рамках данной статьи достаточно заметить: общество, наследующее советскому опыту государственного/национального строительства, судя по опросам общественного мнения и исследованиям социологов[32], в целом лояльно встречает знакомые, основанные на директивных жестах, методы управления. В то же время публичная реакция на конкретный эксцесс обновления форм культурной политики указывает на важность если не для всего общества, то для конкретных групп и страт формального соблюдения специфически понимаемой толерантной интонации в реализации подобных практик.

Даниил Дондурей, давая комментарий «Известиям» в связи с публикацией проекта «Основ государственной культурной политики», заметил: «Я надеюсь, что в финальной версии от этого документа не останется камня на камне и ни у кого больше не будет желания сказать, что мы не европейцы». Эта надежа на качественную работу демократических институтов весьма симптоматична. Их фактическое отсутствие можно было диагностировать по усилению государственного патернализма в других сферах жизни, однако даже в экспертных сообществах в 2014 году еще курсирует оценка ситуации как сбоя, случайного нарушения правил игры, хотя и приводящего к созданию законотворческого прецедента с опорой на «субстанциальные категории»[33].

Развитие

Впоследствии ставка на языковые игры, позволяющие комбинировать субстанциальные способы концептуализации культуры с другими, возможно, более приемлемыми для современного политического дискурса понятиями, стала константой.

Так, уже в «Проекте “Основ государственной культурной политики”» (представлен публике в мае 2014 года) рассуждения об «универсальных ценностях, определяющих самобытность и жизнеспособность российского народа», сочетались с признанием «уникальности субъектов и объектов культурной деятельности» и «территориального и социального равенства граждан при реализации права на доступ к культурным ценностям и участие в культурной деятельности»[34]. А понятие «культурное наследие» раскрывалось не только через традиционное желание уберечь «от разрушения и утраты все то, что было создано, собрано, систематизировано и в той или иной степени осмыслено в прошлом», но и посредством утверждения значения современности как совокупности актов «постоянного пополнения, поскольку история творится каждым прожитым нами днем»[35].

Впрочем, пока в документе все же доминировал консервативный дискурс, в то время как условно прогрессивным или либеральным высказываниям досталась служебная роль. Так, традиционные нравственные ценности: «честность, правдивость, законопослушание, любовь к Родине, бескорыстие, неприятие насилия, воровства, клеветы и зависти, семейные ценности, целомудрие, добросердечие и милосердие, верность слову, почитание старших, уважение честного труда»[36] – по-прежнему преподносились как не вызывающие сомнений «выработанные человечеством и общие для всех мировых религий нормы и требования, обеспечивающие полноценную жизнь общества». Их включение в «содержание современной государственной культурной политики» объяснялось возможностью использования стоящих за ними смыслов в ходе воспитания и просвещения граждан[37].

Что это – просвещение как артикуляция отказа от признания логики изменчивости норм? В бегущей от современности, но динамической (постоянно меняющейся и настраиваемой) модели культурной политики двойных сигналов это как будто бы возможно. В тексте проекта традиционные добродетели представлены как инвариантные и интуитивно понятные экспликации «нормы»; при этом сопровождающая их ссылка на «глобально-информационную конкуренцию» демонстрирует чувствительность к принципам современного глобального общества.

Однако мало представлять себе современное общество как совокупность агентов социальных действий, очевидно не закрытых в национальных границах тех или иных сообществ и общающихся друг с другом иногда непредсказуемым, зачастую сетевым образом. Предположим, что «множественность» как принцип существования современности – лишь результат философских опытов, эффект концептуальной реификации. Но даже в таком случае настойчивое обращение к дискурсу «традиционной культуры» провоцирует сомнения. Перечисление концептов, насыщенных столь разными смыслами, как синонимичных, обращение к метанарративам, породившим эти концепты, как тождественным, внутренне подрывает саму конструкцию, поскольку ее элементы принадлежат конкурирующим фреймам. Простой пример: «любовь к Родине», наследующая, в том числе, семантике советских моральных предписаний, соседствует здесь с «целомудрием» и «милосердием», чаще всего соотносимыми с ценностями авраамических религий. И, хотя изучение основ современной коллективной идентичности россиян демонстрирует преемственность этих конвенций как основ привычной деиндивидуализации[38], их простое перечисление как определений аксиоматически «нормального» парадоксально.

Наконец, «нравственные, моральные, этические ценности» представлены в документе как априорная «основа национальной самобытности». Такая формулировка защищает эти понятия от фальсификации или проверки на прочность. Концепты, являющиеся «сгустками культурной среды в сознании человека» и маркером принадлежности человека той или иной культуре[39], герметичны и не отражают изменений, которые их содержание переживает в практиках разных культурных сообществ.

Таким образом, представленный проект состоял из дуальных, а нередко и конфронтирующих высказываний. Их можно было бы примирить: заявленный принцип «сотрудничества и взаимодействия со всеми народами, культурами и государствами» мог бы направить дискурсивные усилия, пусть и ориентированные на следование нормам патернализма, в либеральном направлении. Однако требование установления в качестве нормы не определенного никакой конкретикой «духовного опыта нации», построенного на сужении границ гражданской суверенности, лишь усиливало консервативную идею управления культурой.

Впрочем, управляемый диалог между социальными субъектами и агентами государственных регуляций продолжился с публикацией в декабре 2014 года указа президента РФ, утверждавшего «Основы государственной культурной политики».

Обретение ранее схематичной стратегией, пережившей ряд редакций, презумпции акта правоприменения означало превращение полемического манифеста в элемент нормативного дискурса. В соответствии с подобным статусом «Основы» декларировались как база для «разработки и совершенствования законодательных и иных нормативных правовых актов Российской Федерации, регулирующих процессы культурного развития» и «главные направления государственной культурной политики»[40]. Необходимость реализации мер по властной настройке культуры объяснялась спецификой прежних государственных и гражданских «инвестиций в человека», чья нехватка, по мнению законодателей, могла спровоцировать социальный «гуманитарный» кризис со следующими возможными последствиями:

«Снижение интеллектуального и культурного уровня жизни общества; девальвация общепризнанных ценностей и искажение ценностных ориентиров; деформация исторической памяти, распространение ложного представления об исторической отсталости России»[41].

Рисуемая картина общественной катастрофы требовала, по мнению авторов документа, «качественного обновления личности», осуществляемого посредством реализации стратегий по установлению общенационального статуса культурной политики. Как этого добиться? Во-первых, необходимо утвердить абсолютную ценность процесса «передачи от поколения к поколению традиционных для российской цивилизации ценностей и норм, […] образцов поведения», в перспективе используемых для «воспитания и образования» и «укрепления гражданской идентичности»[42]. Во-вторых, в условиях угрозы цивилизационного кризиса как триггера культурных изменений надо пересмотреть сценарии диалога власти и граждан как акторов, выбрав тот, что будет осуществляться в опоре на сохранение и продвижение «правильной» культуры при непосредственном государственном контроле принципов селекции «полезных» смыслов.

Казалось бы, запутанная стратегия производства двойных сигналов оформилась в практику трансляции четких предписаний. Строительство национальной культурной идентичности постулируется через последовательное воспроизведение знакомой по предыдущим версиям текста и более ранним формам культурной политики бинарной логике наличия «нормального» и «враждебного». Обращение к эссенциализму в описании констант «русской культуры» оказывается идеологическим обеспечением выживания российского общества, которое подчинено логике государственных, но не гражданских инициатив. Власть как будто заявляет о приостановке всех прежних проектов, запускает разговор о «культуре», чтобы отменить ее множественность, сведя многообразие до перечня того, что «полезно» или «нравится» государству. Любые дискуссии о пагубном консерватизме такого пути можно прервать алармистским сигналом: надвигается социальная катастрофа, которой можно противопоставить только политику «чрезвычайного положения» в культуре.

Между тем лавирование государства между стремлением закрепить за собой «полноту власти» и желанием продемонстрировать осведомленность о возможности «создания новых, более демократичных стандартов культурной жизни»[43] остается «стандартом качества» российских инициатив в области культурной политики. В борьбе за «экономическую и социальную модернизацию страны» власть постулировала необходимость конкурентной коммуникации российской культуры с внешним миром на правах «неотъемлемой части мировой культуры», «свободы творчества и невмешательство государства в творческую деятельность; делегирования государством части полномочий по управлению сферой культуры общественным институтам»[44]. «Другие» принципы «приоритетного культурного и гуманитарного развития» по-прежнему оставались задокументированы, раздвигая рамки если не легитимных стратегий управления, то по крайней мере официального дискурса.

Кульминация

«Основы» были сконструированы и внедрены в публичный дискурс как рамочная конструкция. Как декларация о намерениях по контролю за средствами производства смыслов они по-прежнему не предполагали создания четких инструкций по защите от деструктивных тенденций путем жесткого формулирования культурных «норм» и «девиаций». Именно поэтому игры с консервативными и либеральными настроениями в документе выглядели эффектно и были вполне эффективны. Они маркировали наличие властных интенций, чья гибкость и двойственность ограничивали возможность принятия ответственных решений на ином уровне, нежели федеральный, создавая опасность неправильной интерпретации. В условиях отсутствия четких представлений о будущем курсе реализации культурной политики обездвиживающая дуальность положений документа могла защитить конкретных функционеров от потенциально опасных и ошибочных действий.

Такая игра с дискурсами могла бы и продолжиться, если бы тенденции стагнации правительственных инициатив по ресурсной реализации культурной политики сохранились[45] и образовалась пауза в государственных культуртрегерских инициативах. Однако разработка «Стратегий государственной культурной политики» прервала цикл воспроизводства документов, построенных на сосуществовании противоречивых интенций. Появилась необходимость сформулировать четкие направления стратегического планирования, сценарии реализации норм управления культурой и перевести все предыдущие опыты по консервативной заботе о культуре как «национальном приоритете» во что-то стóящее – в прямом и переносном смысле.

«Стратегии» предстают, на первый взгляд, продолжением уже привычных литаний об угрозах национальной безопасности в области культуры. Производство культурной политики по-прежнему есть реакция на гуманитарный кризис, который, по мнению авторов, выражается в следующем:

«Размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей и ослаблении единства многонационального народа Российской Федерации путем внешней культурной и информационной экспансии […], пропаганды вседозволенности и насилия, расовой, национальной и религиозной нетерпимости, […] попытки фальсификации российской и мировой истории, противоправные посягательства на объекты культуры»[46].

Однако за редко встречающимися в тексте знакомыми пафосными формулами стоят конкретные меры, связанные с реализацией утилитарного, экономически оправданного подхода.

Так, смысловым центром всех предшествующих инициатив по регуляции культуры выступала артикуляция опасности утраты эссенциальных оснований национальной идентичности и снижения витальности ее производных, в том числе культуры. В «Стратегиях» это макрооптика описания проблем российской цивилизации во многом сведена на нуклеарный уровень. Задачи трансляции системы «правильных» культурных смыслов возложены в первую очередь на семью, выступающую «общественным институтом, обеспечивающим воспитание и передачу от поколения к поколению традиционных для российского народа ценностей»[47].

Впрочем, важность семьи для культурной сферы определяется не только возможностью осуществлять первичную инкультурацию и выступать хранителем национальной своеобычности. Сохранение семейного благополучия экономически выгодно – при упадке ценности семьи, который выражается, например, в увеличении количества разводов, «расходы на культуру становятся все менее значимой величиной в структуре расходов домохозяйств»[48]. Так задачи воспитания «правильных» носителей национальной культуры смыкаются с необходимостью решить вопрос о дополнительной финансовой поддержке культуры.

«Создание условий для просвещения и консультирования родителей по правовым, экономическим, медицинским, психолого-педагогическим и иным вопросам семейного воспитания; преподавание в школе основ семейной культуры; […] стимулирование, в том числе через систему скидок и льгот, семейного посещения музеев, театров и иных культурных учреждений; […] стимулирование и популяризация изучения истории семьи и рода, в том числе путем исследования архивных документов; создание стимулов для семейного творчества как на любительском, так и на профессиональном уровне»[49].

Все эти предложения в краткосрочной перспективе обеспечивают работой, а значит, финансовой подпиткой, культурные и образовательные институции и провоцируют возникновение соответствующих частных инициатив, бремя поддержки которых может нести уже не государственный бюджет.

То же происходит с замечаниями о необходимости борьбы за качественное и бережное обращение к истории, наследию и заботы о нравственной чистоте граждан в ситуации гегемонии информационных ресурсов, транслирующих чуждые культурные установки. Решением проблемы оказывается создание собственных конкурентоспособных продуктов культуры, наличие которых экономически выгодно государству. И, кроме того, подтверждает постулаты 2014 года о России как «уникальной и самобытной цивилизации», «государстве, создавшем великую культуру», «стране великой культуры, огромного культурного наследия, многовековых культурных традиций»[50].

В этих и прочих примерах эксперты специально оговаривают: государство готово выступать стратегическим партнером, инвестором или даже меценатом соответствующих проектов, впрочем, строго пресекая «иждивенческие настроения» в отношении собственных обязательств[51]. Такая позиция представляет собой лишь отблеск веры в универсальный рынок, но она демонстрирует и результат всей операции по организации норм культурной политики. Время, потраченное на седиментацию консервативных умонастроений и закрепление ценности гомогенного общества, производит нужный эффект: государство начинает продуцировать дискурс об экономической пользе, извлекаемой из работы в таком социальном пространстве.

Экономическая практика, идеологические представления о ней и продвижение определенной формы социальных связей, способствующих закреплению нужных моделей управления, – через столкновение этих разных пространств «Стратегии», наконец, настраивают конкретную нормативность режима управления культурой в России. Возникает национальный вариант консервативного неолиберализма, стимулирующего экономические интересы и отказывающегося от развития культурных практик и общественных институтов во имя традиционных ценностей[52]. Как фиксируют авторы «Стратегий», в связи с обсуждением частного, но весьма прецедентного примера, «сохранение своей исторической самобытности и создание положительного образа […] является основным фактором для привлечения инвестиций»[53].

Разумеется, современные политические и юридические программы нередко создают условия для установления множественности и разрушения тех прежних институциональных условий, которые ранее поддерживали тенденции к сохранению рамок определенной социальной солидарности. Впрочем, как заметил Кристиан Лаваль, «экономическое человечество носит разные маски, что не вызывает ничего, кроме смятения умов»[54].

Эпилог

Результатом настройки дискурсивных формул и считываемых обществом сигналов стало создание во всех перечисленных документах особой парадигмы «Мы-идентичности». И если в первых текстах официальная репрезентация такой общности включала в себя стигматизацию миноритарных практик ее конструирования, то в «Стратегиях» довольно часто фиксируется банальная недостаточность гражданского участия и «слабая вовлеченность общественных институтов»[55] в практики управления культурой. Властный контроль за развитием культурных инициатив объясняется в этой ситуации просто: только у государства есть необходимые мощности для продвижения культуры.

С точки зрения формальных показателей распространенности культурных продуктов и инициатив такие утверждения не беспочвенны. С монополизацией государством общественных акций «Георгиевская ленточка» и «Бессмертный полк» количество участников мероприятий увеличилось, а организация и финансирование стали более масштабными. Запуск проекта «Активный гражданин», использующего механизмы актуализации культуры соучастия (партиципации) среди пользователей Рунета по своим эффектам воспитания социальной ответственности у граждан оказался, возможно, серьезнее, чем разрозненные независимые сетевые инициативы, настаивающие на необходимости социального активизма и краудфандинга как инструментах развития гражданского общества[56].

В то же время каждый акт вмешательства государства в развитие социальных взаимодействий, каждое присвоение и переформатирование проектов, служащих целью организации социального множества, сопровождается редукцией социокультурной коммуникации. Жесткие и ригидные формы бюрократической организации, характерные для российского государства, порождают вопрос: а не преобладают ли этатистские интересы над интересами общества, которые государство взялось защищать? Эта ситуация конфликтогенна, но она же способна откалибровать пакт между властью и социально-ответственными гражданами.

В краткосрочной перспективе она фиксирует отсутствие в официальном дискурсе представлений о легитимности «других» социальных экспериментов, в то же время присутствующих в культурном обращении в статусе постоянно встречаемых маргиналий. Однако гибкие формы организации людей, возникающие в ответ на какие-то события и принимающие форму «проектов», умножаются, представляя собой прототип сети, в которой субъекты, уважающие гетерогенность друг друга, но решающие одни проблемы, работают сообща, не теряя при этом собственной идентичности[57]. В долгосрочной перспективе именно инициативы, ставящие в качестве приоритета своего существования вопрос не о принадлежности, а о совместном действии, могут стать тем «адекватным ответом на вызовы нашего времени, на растущий уровень неопределенности и вариативности»[58]. Сможет ли консервативный неолиберализм поглотить и переработать и эти тенденции, покажет время.

[1] Со спецификой обсуждения проектов поправок можно ознакомиться в тексте: О проекте «Федерального закона о культуре Российской Федерации» (http://council.gov.ru/activity/activities/parliamentary/53236/).

[2] Ср.: Общественное обсуждение. Основы государственной культурной политики (http://obsudiproekt.ru/); Сааков Р. Философы против Мединского: новая культурная политика // Русская служба BBC. 2014. 16 апреля (www.bbc.com/russian/society/2014/04/140416_russia_new_culture_concept).

[3] См., например, описание конфликта, связанного с постановкой оперы «Тангейзер»: Поп-опера. Церковь и чиновники против режиссера. Кратчайший пересказ «дела Тангейзера» // Медуза. 2015. 30 марта (https://meduza.io/feature/2015/03/30/pop-opera-tserkov-i-chinovniki-prot...).

[4] См. подробнее: Драгичевич-Шешич М. Перспективы культурного развития: новые модели общей культурной политики // Обсерватория культуры. 2006. № 2 (www.ifapcom.ru/files/Monitoring/dragisevic_cult_development.pdf).

[5] Конвенционального определения этого понятия нет даже в федеральном законе «О культуре» (см.: www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_1870/068694c3b5a06683b5e5a2d480b...).

[6] Минкультуры изложило «Основы государственной культурной политики» // Известия. 2014. 10 апреля (http://izvestia.ru/news/569016).

[7] Основы государственной культурной политики. С. 4 (http://static.kremlin.ru/media/events/files/41d526a877638a8730eb.pdf).

[8] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 17 (http://government.ru/media/files/AsA9RAyYVAJnoBuKgH0qEJA9IxP7f2xm.pdf).

[9] Например, в ст. 1 закона «О внесении изменений в статью 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан» в числе актов, нарушающих конституционное право на свободу совести и вероисповедания, заявлены «публичные действия, […] совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих». В тексте закона не содержится определение понятия «религиозные чувства верующих», наличие которого способно обеспечить определенность правоприменения при совершении того или иного нарушения.

[10] Карпова Г. Социальное поле культурной политики. М.: Вариант, 2011. С. 71.

[11] Калинин И. Наш паровоз… Культурная политика как инструмент демодернизации // Неприкосновенный запас. 2014. № 6(98). С. 85–94.

[12] Presentation of the Cultural Policy of the Russian Federation. Steering Committee for Culture, Heritage and Landscape. 22 May 2013. P. 8 (www.keanet.eu/wp-content/uploads/CDCPP2013-24_EN-Cultural-Policy-Review-...).

[13] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 17, 30, 27.

[14] Латухина К. Путин получит предложения по Фонду культурного развития к марту // Российская газета. 2015. 29 января (www.rg.ru/2015/01/29/fond-site-anons.html).

[15] Сивкова А. Минфин отказался финансировать Фонд культурного развития // Известия. 2015. 4 марта (http://izvestia.ru/news/583487); Русакова Р. Закон о культуре снова готов к прочтению Госдумой // Коммерсант. 2015. 20 марта (www.kommersant.ru/doc/2691786).

[16] См.: Минкультуры изложило «Основы государственной культурной политики».

[17] См.: Шепелин И. Основы культурной политики: «Делайте хорошие спектакли, *****!» // Slon.ru. 2014. 17 апреля (http://slon.ru/russia/osnovy_kulturnoy_politiki_horoshie_spektakli-10853...); Яроцкий Ю. Это не уголовный кодекс культуры. Интервью с В. Мединским // Коммерсант. 2014. 15 апреля (www.kommersant.ru/doc/2452622).

[18] Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005. С. 45–60.

[19] См., например: SPJ Code of Ethics (www.spj.org/ethicscode.asp).

[20] Шепелин И. Указ. соч.

[21] См. подробнее: Сааков Р. Указ. соч.

[22] Шепелин И. Указ. соч.

[23] Минкультуры изложило «Основы государственной культурной политики».

[24] Яроцкий Ю. Указ. соч.

[25] Минкультуры изложило «Основы государственной культурной политики».

[26] Проект «Основ государственной культурной политики» // Российская газета. 2014. 16 мая (www.rg.ru/2014/05/15/osnovi-dok.html).

[27] Основы государственной культурной политики. С. 1.

[28] Кукатас Ч. Либеральный архипелаг. Теория разнообразия и свободы. М.: Мысль, 2011. С. 228–229.

[29] Рансьер Ж. Несогласие. Политика и философия. СПб.: Machina, 2013. С. 172–173.

[30] См. концепцию «чрезвычайного положения»: Агамбен Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М.: Европа, 2011.

[31] Menocal A.R., Fritz V., Rakner L. Hybrid Regimes and the Challenges of Deepening and Sustaining Democracy in Developing Countries // South African Journal of International Affairs. 2008. Vol. 15. № 1. P. 29–40.

[32] Ср: ВЦИОМ: россияне поддерживают присоединение Крыма // Взгляд. 2014. 24 марта (www.vz.ru/news/2014/3/24/678639.html); Владимир Путин: три года после выборов-2012, пятнадцать лет во главе России. Пресс-выпуск ВЦИОМ № 2792. 13 марта 2015 (http://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115179); Гудков Л., Дубин Б., Зоркая Н. Постсоветский человек и гражданское общество. М.: Московская школа политических исследований, 2008. C. 3–9.

[33] См. подробнее анализ «субстанциалистской парадигмы» в системе выстраивания национальной культурной идентичности: Калинин И. Праздник идентичности // Неприкосновенный запас. 2015. № 3(101). С. 250–261.

[34] Проект «Основ государственной культурной политики».

[35] Там же.

[36] Там же.

[37] Там же.

[38] Гудков Л., Дубин Б., Зоркая Н. Указ. соч.

[39] Степанов Ю.С. Концепт // Константы. Словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2004. С. 43.

[40] Основы государственной культурной политики. С. 1.

[41] Там же. С. 3.

[42] Там же. С. 7.

[43] Драгичевич-Шешич М. Указ. соч.

[44] Основы государственной культурной политики. С. 1, 3, 7.

[45] Сивкова А. Минфин отказался финансировать Фонд культурного развития // Известия. 2015. 4 марта (http://izvestia.ru/news/583487); Русакова Р. Указ. соч.

[46] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 6–7.

[47] Там же. С. 30.

[48] Там же. С. 14.

[49] Там же. С. 30–31.

[50] См. проанализированные ранее документы: «Материалы и предложения к проекту основ государственной культурной политики», «Проект “Основ государственной культурной политики”», «Основы государственной культурной политики».

[51] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 16–17.

[52] Лаваль К. Человек экономический. Эссе о происхождении неолиберализма. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 368.

[53] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 12.

[54] Лаваль К. Указ. соч. С. 369–370.

[55] Стратегия государственной культурной политики на период до 2030 года. С. 13.

[56] См., например: http://partizaning.org.

[57] Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 593.

[58] Медведев Д. Новая реальность: Россия и глобальные вызовы // Российская газета. 2015. 23 сентября (www.rg.ru/2015/09/23/statiya-site.html).

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Д. УРНОВ

Ушедшее и вернувшееся. Три книги моего поколения

Вступительная заметка И. Шайтанова

Воспоминания Дмитрия Михайловича Урнова, уже почти четверть века живущего в Штатах, к нам в журнал передали через редакцию «Нашего современника». Не знаю, насколько литератор молодого поколения ощущает парадоксальность такой ситуации, но для тех, кто помнит расклад сил советского времени, она очевидна: Америка - «Наш современник»... Впрочем, имя Урнова, славянофила из западников, или западника в среде славянофилов, разве не снимает парадокс?

Четверть века назад объяснять, кто такой Дмитрий Урнов, а тем более - на страницах «Вопросов литературы», где он с 1988-го по 1991-й был главным редактором, показалось бы довольно дико. Теперь приходится. Задаю вопрос молодым коллегам, получаю смутное узнавание имени, а потом кто-то проборматывает, припоминая: «Робинзон и Гулливер». Я рад, что вспоминается лучшее. Небольшая книжечка в популярной серии издательства «Наука». А еще в серии ЖЗЛ - «Дефо», а еще «По словам лошади» и «Кони в океане» (книги о лошадях, хобби, едва ли не ставшем второй профессией), книга о Шекспире и его героях, статья о Пришвине и Джойсе (с доказательством, почему Пришвин посильнее будет)... Да и многое другое, не раз провоцировавшее спор.

Дни августовского путча 1991 года застали Дмитрия Урнова в Штатах. Его актуальные высказывания там были в таком роде, что, когда путч провалился, возвращаться было, видимо, не совсем удобно. «Вопросы литературы» остались без главного редактора, а он - вне родной (пришвинской) почвы и вне литературной среды, память которой в очередной раз показала себя не слишком крепкой.

И вот теперь - воспоминания. Рассказ Дмитрия Урнова о том, что ощущалось исполненным жизни, очередным решением судеб России. Для новых же поколений, если туман прошлой полемики проясняется, это вызывает не столько желание к кому-то примкнуть, кого-то продолжить, сколько незаинтересованность и общее несогласие, во всяком случае по поводу тактики и условий, в которых протекала полемика. Сошлюсь на мнение еще одного молодого коллеги, прочитавшего в «Вопросах литературы» очередную публикацию вокруг Александра Твардовского и «Нового мира»: «Одни бегут к одним членам ЦК, другие - к другим». Что тот солдат, что этот.

В общем, время столь же далекое, как времена Очакова и покоренья Крыма... Впрочем, разве в грибоедовских словах нет новой актуальности?

Все было и так, и не совсем так. Сталкивались вечные вопросы русской жизни, и сегодня столь же острые, пусть в другой ситуации и в меняющихся формулировках. Не менее важно, чем ощущение различия, чувство преемственности, продолжения как самих проблем, так и приемов их разрешения. Споры как велись, так и ведутся в условиях, когда несогласие есть повод для полного отторжения в соответствии с переделанным горьковским афоризмом: «Если враг издается, его уничтожают». Во всяком случае, пытаются изничтожить. Это, пожалуй, единственное, что роднит оппонентов. Так было тогда, так осталось сейчас.

Если кто-то помнит идейное противостояние тех лет иначе, мы будем рады напечатать и другую точку зрения (на страницах «Вопросов литературы» она всегда звучала гораздо более отчетливо). Голос Урнова - отзвук из той литературной группы, с которой он был связан в качестве пусть и не одного из ее идеологов, но человека, стоявшего очень близко к центру формирования идей.

Игорь ШАЙТАНОВ

Аннотация. В статье содержится анализ идей трех выдающихся представителей почвеннического направления русской мысли 2-й половины ХХ века - А. Ланщикова, В. Кожинова, Ю. Селезнева. А также воспоминания автора о том, как эти идеи рождались и развивались в условиях идеологической закрепощенности советского тоталитарного государства. По мнению автора, культурная зрелость наступает по своим законам, культура развивается и вопреки, и благодаря обстоятельствам.

Ключевые слова: Ф. Достоевский, Ю. Карякин, В. Кожинов, А. Ланщиков, В. Розанов, Ю. Селезнев, славянофилы, почвенничество, западники, марксизм и проблема наследия, сталинизм.

Дмитрий Михайлович УРНОВ, критик, литературовед, доктор филологических наук. Сфера научных интересов - теория литературы, история литературы стран английского языка, русская литература и Запад. Автор многочисленных статей по указанной проблематике, а также книг «Робинзон и Гулливер» (1973), «Джозеф Конрад» (1977), «Дефо» (1978), «Пристрастия и принципы. Спор о литературе» (1991) и других. Живет в США. Email: [email protected].

Наши споры о современной «деревенской» прозе и литературе о Великой Отечественной войне переросли в споры об исторической судьбе родины.

Анатолий Ланщиков

В последнее время едва ли не каждое серьезное обсуждение историко-литературных проблем в той или иной форме обращалось к теме своеобразия нашей литературы.

Вадим Кожинов

Дело, однако, как мы понимаем, не в самих по себе «юности» или «древности» русской литературы, но в ее мировой значимости, в той почти беспримерной общественной роли (пожалуй, в какой-то мере эту роль можно сравнить лишь с литературами древнеиндийской и древнегреческой), которую она всегда играла в жизни нашего народа.

Юрий Селезнев

«Пройдет время и забудется...» - горюет автор одной из этих трех книг. Забываться, конечно, забывается, но и вспоминается, еще как вспоминается! А не желающим вспоминать следует напомнить, что и они могут оказаться вычеркнуты из памяти грядущих поколений.

«Не могу вспомнить, как мы познакомились», - сообщает один из составителей сборника статей Юрия Селезнева, а я, напротив, не могу забыть, как начинались мои новые литературные знакомства - обычно глубокой ночью. В те времена жил я холостяком и дверь своей комнаты не запирал, общую дверь открывали соседи по коммунальной квартире. «Вставай!» - тормошил меня Вадим Кожинов, требуя «Хватит спать!» и обещая «Воспоминания писать будешь! Вот - рекомендую...» Так познакомился я с Андреем Битовым и с Анатолием Передреевым. Юрия Селезнева Вадим мне представил, правда, при дневном свете на заседании Отдела теории Института Мировой литературы, куда он же Юру и привел. Список можно продолжить, но, думаю, довольно для подтверждения кожиновской прозорливости: пишу нечто вроде воспоминаний...

Авторов, чьи книги передо мной, я знал одного поближе, другого подальше, но всех трех называю друзьями, желая подчеркнуть душевность отношений. С Юрой, как я уже сказал, познакомил меня Вадим, и мы с Юрой сотрудничали, когда, перебравшись из Краснодара в Москву, он стал заведовать редакцией ЖЗЛ в издательстве «Молодая гвардия»[2]. Ланщикова я узнал вскоре после его выхода на литературную арену, мы встречались на Секции критики Союза писателей[3]. С Вадимом мы вышли из общего гнезда, филологического факультета МГУ, и тридцать лет бок о бок работали в ИМЛИ.

Отведенные нашему поколению границы - это 50-80-е годы, однако наш век оказался продлен радикальными переменами 90-х: стало позволено высказаться. Шагавшие с 60-х годов в первой шеренге участников литературных битв Юра, Толя и Вадим ушли, а я, зажившись в чужом времени, считаю своим долгом пояснить пафос ими написанного.

Многое, очень многое пояснять не берусь - не по силам, за пределами моей компетенции. Вот Вадим говорит: «Последовательное “расширение” Руси-России уместно понять поэтому не как волюнтаристскую экспансию, а как исполнение объективной “воли” самой истории» [Кожинов: 203]. Почему поэтому? Суждение в духе историософии - понимания исторического процесса, которое (сам же Вадим напоминает) «долго считалось идеалистическим», то есть - умозрительным или спекулятивным, в религии - провиденциальным. У древних иудеев воля истории оправдывала захват Земли обетованной, у заокеанских колонистов, в большинстве державшихся протестантства различных оттенков, «воля самой истории» называлась «Явленной Судьбой» и служила оправданием завоевания «свободных земель на Диком Западе». Провиденциальные оправдания похожи на самовнушение, что и Вадим, видимо, чувствовал, иначе почему же «волю» заключил в кавычки? Англичане вошли в пословицу своим cant (лицемерием), но все же не скрывают, что их остров, «обращенный в сад» (шекспировское сравнение), оказался обжит и обустроен в результате завоеваний. Русскую колонизацию историк Любавский называл расселением [Любавский: 73] и, без ссылок на Провидение, тоже заключая «исконные земли» в кавычки, объяснял расселение надобностями государственного роста. Но - не моего ума дело, вдаваться не буду.

Стоя с Кожиновым по одну сторону полемических баррикад, я не принимал его отдельных литературных оценок. В печати мы с ним не спорили, но еженедельно препирались на заседаниях и после заседаний Отдела. В его opus posthumum - посмертно изданном сборнике - читаю о литераторах, которых Вадим считал своими союзниками: «Разумеется, между мной и кем-либо из них могут быть те или иные разногласия - возможно, даже очень резкие. Но есть и надежда на взаимопонимание» [Кожинов: 666].

Разногласий резких, с политической подоплекой, между нами не возникало, зато была долголетняя почва для взаимопонимания. Если мы спорили, то все ж таки спорили литературно о вещах, о которых, по нашему общему убеждению, стоило спорить. Если не стоило, Вадим с усмешкой обрывал разговор, не вдаваясь в разногласия и считая мои представления о литературе эзотерическими - чрезмерно узкими. С чем я был готов согласиться, но сейчас объясняться не буду, укажу на разницу между нами: не являлся я участником текущего литературного процесса, каким явился Вадим Кожинов. Обладая литературным чутьем, он намного раньше меня внедрился в литературную жизнь и c присущей ему вулканической энергией поддерживал и объединял одаренных поэтов и прозаиков. Но круг писательских знакомств его же связывал и обязывал; чутье ему, мне казалось, иногда изменяло. Не укладывалось в моей голове, как он мог серьезно относиться к рассказам Татьяны Толстой или (что он сделал однажды) поставить «Доктора Живаго» рядом с «Тихим Доном». Друзья для него бывали дороже истины. Завышал Вадим, и завышал, мне казалось, немилосердно, литературные достоинства наших с ним современников, которых приводил по ночам, тревожа мой сон и заботливо снабжая впрок материалом для мемуаров.

На это Вадим возражал, что современников часто недооценивают. Но ведь их же, современников, оценивают и чересчур высоко. Кто, как не Вадим, на заседании сообщил где-то им вычитанное: в начале ХХ века самым признанным поэтом был не Александр Блок (как можно думать) и не Игорь Северянин (что легко допустить), а дальний родственник нашего с ним университетского соученика Грини Ратгауза - Даниил Ратгауз. Положим, его стихи звучат в романсах Чайковского, однако не будь бессмертной музыки, их бы давно забыли.

Касались наши разногласия и классики. Вадим, на мой взгляд, преувеличивал оригинальность проповеди Митрополита Иллариона «О законе и благодати». Упоминать как источник проповеди Новый Завет он упоминал, однако не уточнял, что это пересказ или приложение к условиям Киевской Руси Посланий апостола Павла. Слышал я от Вадима и читал у него, перечитываю сейчас: «Илларион дал совершенно особенное понимание сущности христианства». Когда-то спрашивал Вадима, остается спрашивать себя: оригинальность - в чем она? Основная мысль Проповеди Иллариона об ограниченности иудейского закона и спасительной безграничности благодати Христовой отчетливо, и не раз, выражена апостолом Павлом: «Законом познается грех <...> Правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия <...> Получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе» (Рим. 3: 20, 22, 24). У Вадима, в поддержку его мысли об исключительной оригинальности Проповеди, есть ссылки на специалистов по изучению Святого Писания, но и специалистами связь Илларионовой Проповеди с апостольскими Посланиями, боюсь, не определена из-за стремления специалистов к исконности.

Вадим зря, мне казалось, сближал с Пушкиным Тютчева, неродственных поэтически (тематически - другое дело). Тютчева Вадим (тут я ушам своим не верил) готов был поставить чуть ли не выше Лермонтова. Но разве поэтическая природа не Эолова арфа - музыка сфер? «Выхожу один я на дорогу», «Парус», «Горные вершины» - вот где звучит эта музыка, вызывающая дрожь в душе и мурашки по телу. Мелодии могут быть разные, но все - мелодии. В тютчевских же стихах мысли много, мелодии большей частью, по-моему, нет, две-три строки - мелодия, а дальше - рассудочность, если опять же не добавляется музыка на тютчевские слова. «Все во мне, и я во всем» - это мысль, не музыка. Произнести трудно, и если эти строки вызывали слезу у Толстого, то, я думаю, сказывалось избирательное сродство - сам Толстой был все-таки склонен к дидактике.

Дело между нами доходило до крика, когда Вадим, как я думал, недопустимо принижал Тургенева в сравнении с Достоевским. Тургенев художественно воплотил те же психические состояния, которые Достоевский изображал без правдоподобной убедительности. Признавал это даже канонизированный Вадимом, никому другому не чета, Михаил Михайлович Бахтин. Конечно, следуя Бахтину, можно допустить, что существует другая художественность4. Однако говорить о «другой художественности», по-моему, все равно, что говорить о другой жизни. Жизнь по-разному проявляется, но все та же жизнь - органика. В сборниках, которые передо мной, три автора обсуждают, в чем величие Достоевского. Их вывод: Достоевский больше, чем великий писатель. Почувствовал это и Эрнест Хемингуэй: «Удивительно, как можно писать так плохо и столь сильно брать за душу» [Ernest Hemingway... 100]. В его время считалось: хочешь брать за душу - пиши хорошо, изобразительно-картинно, как писали французы, Флобер и Мопассан, или трое русских: Тургенев, Толстой и Чехов. Достоевский берет читателя за душу обнажением своего нутра, будто с него содрана кожа. С таким самоощущением он жил, судя по признанию из писем, и это самоощущение передавал своим персонажам.

Не посягая на обсуждение множества проблем, поднимаемых авторами, обращусь к связи между нами.

Вопросы литературы 2016, 3

Тобиас Руппрехт

«Африканские братья по вере»: Россия, СССР и их «эфиопская политика»

(вторая половина XIX – конец XX века)

Тобиас Руппрехт (р. 1981) – историк, сотрудник Университета Эксетер (Великобритания), автор книги «Soviet Internationalism after Stalin» (2015).

Известно, что царская Россия не участвовала в европейской схватке за Африку в конце XIX века. Менее известно, что у Российской империи в то время завязались особые отношения с Эфиопией, едва ли не единственной в Африке страной, не захваченной какой-либо иноземной империей. Сохранить независимость Эфиопии удалось не без некоторой помощи из Санкт-Петербурга. Эфиопия привлекала внимание российских политиков и части русского православного духовенства. Ее близость к Красному морю и Ближнему Востоку, ее положение между Северной и Юго-Восточной Африкой являлись стратегическим активом в геополитической игре против Британской империи. К тому же многие верующие испытывали чувство солидарности с теми, кого воспринимали в качестве православных братьев на далеком Африканском Роге.

Религиозные представления о мироустройстве конца XIX века оказались удивительно живучи в XX веке, несмотря на серьезные геополитические и идеологические изменения. Эфиопия сохранила особое место в геополитических представлениях и после захвата власти большевиками. Реинтерпретация прошлого Российской империи часто использовалась, чтобы объяснить и оправдать советскую политику в странах «третьего мира» после смерти Сталина. А с момента установления в Эфиопии в 1970-х годах коммунистического режима СССР принялся активно использовать Русскую православную церковь для укрепления своего влияния. На протяжении всей истории современной России и Эфиопии православные церкви этих стран всегда c готовностью подчинялись государственным интересам. На международном уровне они охотно сотрудничали со своими идеологическими противниками, если это требовалось для достижения собственных целей[1].

Россия и Эфиопия – год 1900-й

История миссионерской деятельности Русской православной церкви за границей значительно короче аналогичной истории римско-католической или протестантской церквей. Тем не менее русская церковь активно поддерживала российскую экспансию в Средней Азии и колонизацию некоторых территорий в Северной Америке. В XIX веке Священный синод интересовался событиями на Святой земле и Афоне. Православная церковь – вместе с имперской властью – выступала ярой защитницей находившихся под властью Османской империи православных христиан на Балканах, в Сирии и Египте. Это панправославие можно считать первой в современной истории попыткой противодействия западноевропейскому универсализму. Некоторые православные священнослужители и мыслители пытались даже представить эту новую всеобъемлющую восточную православную культуру в качестве противовеса материалистической романо-германской Европе[2].

Эти антизападные идеи способствовали восторженному восприятию «экзотических» братьев по вере в Восточной Африке, окруженных европейскими колониальными владениями. Эфиопия была единственной страной в Африке, у которой была некоторая история отношений с Россией. Еще в XIV веке существовали контакты между русскими и эфиопскими монахами в Иерусалиме. Афанасий Никитин побывал в Эфиопии в XV веке, а почти три века спустя Петр I неудачно попытался установить российское военное присутствие на Африканском Роге. Но лишь в конце XIX века стали устанавливаться постоянные контакты между Россией и Эфиопией. В обеих империях часть элиты связывала свои (впрочем, разного типа) националистические проекты с церковью и верой. Славянофилы в России совмещали православие с антизападным романтическим национализмом; коптские священники в Эфиопии собирали и систематизировали старые религиозные тексты, утверждавшие роль Эфиопской православной церкви как воплощения эфиопской нации[3].

Эфиопская церковь, автокефальная только с 1950-х годов, является одной из древних восточных православных церквей, отколовшейся от европейского христианства за полтысячелетия до основания русской церкви. Сходство в обряде и одеянии русских и эфиопских священников помогло скрыть значительные доктринальные различия, а геополитические интересы позволили еще более сократить этот разрыв. В 1850-х годах монах Порфирий Успенский был послан Священным синодом в Иерусалим в рамках секретной миссии с целью укрепления российского влияния на Ближнем Востоке. Изначально его рекомендация наладить сотрудничество с православной Эфиопией нашла больший отклик среди российских военных, чем среди богословов. Идеи Успенского заложили основу для российского увлечения Эфиопией в последние годы существования Российской империи, но на тот момент и высшая бюрократия, и церковные иерархи считали их нереалистичными. Письма к царю эфиопского императора Йоханнысa IV, взывавшего к православным узам и просившего российской помощи в борьбе против османского Египта, в 1870-е годы остались без ответа[4].

Вместо этого, в конце XIX века в Эфиопию отправились несколько российских авантюристов. В 1885 году казак Николай Ашинов получил от Йоханныса IV разрешение построить русский православный монастырь и колонию «Новая Москва» в обмен на поставки русского оружия. Четыре года спустя он отплыл из Одессы в Массауа, но итальянская колониальная администрация в Эритрее не разрешила семьям поселенцев сойти на берег. Ашинов отправился в Сагаллу, а потом в Джибути, где был принят группой эфиопских монахов. История первого русского поселения в Африке была недолгой. Французские власти вскоре выслали всех обратно в Россию, где патриоты воспели «подвиг» Ашинова, а власти отрицали свою причастность к его деятельности.

Вторая российская экспедиция в 1889 году была менее масштабной, но на этот раз официальной: в Эфиопию послал делегацию киевский митрополит. В ее составе значился дипломат Виктор Машков, который предложил военную помощь новому императору Менелику II, рассчитывая в обмен на концессию российской гавани в Красном море. Машков вновь поехал в Эфиопию в 1891 году, официально с «географической миссией» – но при этом он привез партию оружия, предназначавшегося для борьбы против итальянцев. Православная церковь направила миссию во главе с Александром Елисеевым и священником Патером Ефремом для изучения возможности сотрудничества – или даже объединения – обеих церквей. Менелик II, основатель современной Эфиопии, не проявил никакого интереса к религиозной стороне дела, однако живо заинтересовался возможностью российской помощи в его борьбе с Италией.

В группе Елисеева был еще один авантюрист, казак Николай Леонтьев. Без официального на то разрешения по возвращении он привез к царю целую эфиопскую дипломатическую делегацию. Рассказывая в Петербурге о воображаемых богатствах Эфиопии, Леонтьев пытался сколотить группу поселенцев и найти финансовых покровителей для своей затеи. Свою цель он определил так: основать в Эфиопии миссию Русской православной церкви и помочь этой стране защититься от итальянского колониализма. В конец концов, винтовки, военные советники и русская миссия Красного Креста прибыли лишь после того, как эфиопы сами разбили итальянцев при Адуа. Впрочем, они помогли дальнейшему расширению эфиопской империи. Леонтьев стал называть себя «граф Абай», раздражая эфиопов в Аддис-Абебе своим заносчивым поведением. Чтобы избавиться от Леонтьева, Менелик назначил его губернатором юго-западных провинций, а позднее выслал из страны за то, что тот без спроса начал военные действия.

Другие российские авантюристы, а также ученые и благочестивые православные христиане отправились в Эфиопию около 1900 года. Страна была привлекательной не только как экзотическая, но и как близкая по духу: в ней видели важное стратегическое значение. Такое переплетение разных интересов отразилось на биографиях нескольких людей. Так, например, русский офицер Евгений Сенигов остался в Эфиопии в качестве художника, рисовавшего африканские пейзажи. В русской миссии Красного Креста состоял Александр Булатович, высокопоставленный офицер, который позже стал монахом и под именем иеросхимонаха Антония основал еретическое движение имяславие. Он пытался создать русский православный монастырь на острове в озере Хорошал, но ему не удалось обеспечить концессию на земельный участок. Еще один персонаж русско-эфиопского сюжета, казак Алексей Сучков, был отправлен в Эфиопию, где находился с 1903-го по 1907 год, после чего вернулся в Россию, прихватив с собой диких животных для московского зоопарка. Эти и другие путешественники привезли в Россию большую коллекцию эфиопских артефактов, по сей день хранящуюся в петербургской Кунсткамере. Эфиопия становилась все более популярна в России. Для поддержки Эфиопии в ее противостоянии западному колониализму собирали деньги. Николай Гумилев побывал в Эфиопии дважды и написал стихи об Африке. Именно в этом контексте сложился миф об эфиопских корнях Пушкина. На самом деле его прадед Ганнибал был молодым рабом с южных берегов озера Чад, подаренным царю османским султаном[5].

Вместе с тем, судя по тому, что показывают скудные эфиопские источники, Менелик II к русским относился не столь романтически. Чтобы сохранить независимость Эфиопии, ему был необходим импорт новых военных и гражданских технологий и помощь их носителей. Эфиопский император видел в России, во-первых, источник поставок современного оружия, во-вторых, державу, не заинтересованную в колониальном захвате африканских территорий. Еще один немаловажный фактор: и Россия, и Эфиопия были абсолютными монархиями – в отличие от прочих европейских стран, так что Россия казалась для Менелика более подходящим местом для отправки на учебу молодых эфиопов, чем республиканская Франция. Первая партия эфиопских студентов приехала в Санкт-Петербург накануне 1900 года. Среди них был Такла Наварят, который после многих лет изучения в России военного дела и техники стал министром финансов Эфиопии. Такла Наварят написал первую конституцию страны, и он же от имени Эфиопии выступал в Лиге Наций после того, как Италия снова вторглась в страну в 1935 году[6].

Советский Союз и Эфиопия при Хайле Селассие

Советский Союз был единственной крупной державой, которая поддержала Эфиопию во время вторжения Муссолини в 1935 году (в СССР был даже снят фильм «Абиссиния»). Впрочем, присутствие большого числа русских белоэмигрантов в качестве влиятельных советников при императорском дворе в Аддис-Абебе препятствовало налаживанию более тесных контактов в то время. Дипломатические отношения были установлены только в 1943 году.

Как известно, во время войны Московскому патриархату разрешили возобновить контакты с христианами за рубежом, что должно было помочь выполнению дипломатических задач советского государства. Церковные сановники были отправлены на территорию Болгарии, Ирана, в Палестину, Египет и Антиохию. Эти поездки также возобновили связи между православными церквями. Для Сталина роль СССР как защитника православных христиан была важным геополитическим ресурсом. После войны автокефальная церковь в Польше и украинская униатская церковь были насильственно включены в состав русской церкви. Советское государство и РПЦ имели здесь общие интересы. Кремлю была нужна церковь для укрепления своего режима на территории Восточной Европы. РПЦ выиграла от присоединения православных церквей и переориентации греко-католической (униатской) церкви с Рима на Москву[7].

В 1946 году в Московской патриархии был создан Отдел внешних церковных связей, ставший эффективным средством советской пропаганды и дополнительным дипломатическим каналом в странах с православным населением, в первую очередь в Греции (будущем члене НАТО) и в странах Ближнего Востока. В мае 1946 года во время празднования тысячелетнего юбилея Святого Иоанна Рыльского в болгарском Рыльском монастыре бывший генеральный секретарь Коминтерна Георгий Димитров предложил превратить Москву – этот некогда «Третий Рим», а ныне столицу мирового коммунизма – в подобие православного Ватикана. Димитров объяснил верующим рамки, в которых церковь может продолжать существовать в коммунистическом обществе, представив «большую Русскую православную церковь» образцом, которому они должны были следовать. Руководители русских и болгарских церквей продемонстрировали свою лояльность Сталину. Неудивительно, что церкви за пределами досягаемости Красной армией не выражали особого интереса к идее православного Ватикана под коммунистическом руководством, так что после смерти Сталина эта тактика изменилась[8].

Новый первый секретарь ЦК КПСС Хрущев сделал немало, чтобы покончить с изоляционизмом советского лагеря и распространить влияние за его пределы. В годы его правления были установлены (или нормализованы) связи со странами со значительными православными меньшинствами – Египтом, Индией и Югославией. В самом СССР при Хрущеве новая антирелигиозная кампания 1950–1960-х годов затронула верующих всех конфессий, но не институции РПЦ. Напротив, руководство церкви все более привлекалось к сотрудничеству с государством. На международном уровне православные священники стали полезным инструментом советской внешней политики. В Восточной Европе РПЦ была призвана ослабить влияние католической церкви. В странах «третьего мира» контакты с местным духовенством были использованы для распространения советского влияния.

Позиция Москвы в отношениях с Эфиопией в 1950–1960-е годы отражала изменения в советской политике в отношении к странам «третьего мира» после смерти Сталина. Главы государств за пределами влияния Запада в то время рассматривались как потенциальные союзники – вне зависимости от их политической ориентации. Хайле Селассие, (как было принято считать, модернизатор Эфиопии) объявил себя прямым потомком Соломона. Эфиопская православная церковь владела примерно третью земли в стране и мало интересовалась благополучием своей крайне бедной паствы. Все это не помешало установлению дружественных отношений между СССР и Хайле Селассие. В 1956 году Хайле Селассие посетил СССР, его наградили орденом Суворова и дали немалый кредит в 400 миллионов рублей. Совинформбюро начало вещание программы «Радио Москвы» на амхарском языке и инициировало перевод на него русской литературы. Советские учителя основали политехническую школу в Бахр-Даре, а советские инженеры построили нефтеперерабатывающий завод в Ассабе[9].

В большей степени, чем в других странах «третьего мира», СССР использовал православную церковь в своих отношениях с Эфиопией, продолжая тем самым традиции Российской империи. Эфиопский патриарх Теофилос был приглашен в Советский Союз в 1959 году; высокопоставленные делегации РПЦ посетили Эфиопию в 1959-м, 1962-м, 1966-м и 1969 годах. Русский патриарх Пимен приезжал в Эфиопию в 1974-м. Всемирный Совет церквей в Женеве предоставлял платформу, на которой русские и эфиопские священнослужители могли общаться между собой. Восточные и древние православные церкви сближались; в 1960-х годах на серии международных встреч в Орхусе, Бристоле и Женеве обсуждался вопрос об «общем причастии» (первые подобные попытки предпринимались еще в XIX веке). После Всемирного Совета Церквей в Аддис-Абебе в январе 1971 года представители РПЦ встретились с Хайле Селассие и некоторыми эфиопскими епископами. В результате было принято решение направить в СССР эфиопских студентов, изучавших богословие[10].

Обучение эфиопских студентов-богословов в СССР было организовано и профинансировано Русской православной церковью, под эгидой ленинградского митрополита Никодима (Ротова), близко связанного с КГБ и впоследствии ставшего президентом Всемирного Совета Церквей. Эфиопская православная церковь во время правления Хайле Селассие послала на родину научного коммунизма около 25 студентов для получения образования в двух семинариях – в Ленинграде и Загорске. Для РПЦ приглашение африканских студентов позволило продемонстрировать поддержку ей советской внешней политики и таким образом поддержать существование собственных семинарий и академий, постоянно находившихся под угрозой закрытия. По воспоминаниям студентов, видимого участия советского или эфиопского государства в одобрении и финансировании этой программы не было. «Там никого идеологически не обрабатывали», – вспоминает один студент, описывавший опыт своего пребывания в СССР как «полностью положительный». По возвращении в Эфиопию студенты заняли определенные позиции в церковной иерархии – среди них Абба Хабте Селассие, учившийся в Ленинграде и ставший начальником Отдела внешних связей Эфиопской православной церкви[11].

Зеркало России: Эфиопская православная церковь и коммунистический режим Дерг

Хайле Селассие, Рас Тафари, царя царей Эфиопии, Льва-Завоевателя от колена Иудейского, избранника Бога, свергло народное восстание в 1974 году. Возмущение, в частности, вызвало то, что власти ничего не сделали, когда в стране начался голод, унесший жизни 200 тысяч человек. Образованные горожане, а также студенты, многие из которых принесли марксистские идеи из университетов Европы и США, вышли на улицы. Постепенно военные взяли власть. В сентябре был создан временный военно-административный совет, Дерг, во главе которого оказался Тафари Бенти (он был православным). Подобно тому, что происходило в России после свержения царя в феврале 1917 года, новые правители – коалиция либералов, консерваторов и революционных коммунистов – объявили о проведении широкой земельной реформы и об отделении церкви от государства. Патриарх Теофилос протестовал против назначения новых священников, многие из которых настаивали на более активном участии церкви в социальных вопросах, в то время как другие, получившие образование в соцстранах, активно участвовали в реформировании церкви после революции. Так эфиопская церковь оказалась втянутой в конфликт между старыми элитами и реформаторами, аналогичный борьбе между Тихоном и обновленцами, развернувшейся в России за полвека до этого.

Советский Союз не принимал участия в ранней фазе эфиопской революции. Первый контакт между Дерг и Кремлем состоялся при участии делегации РПЦ в Аддис-Абебе. Отношения укрепились, только когда левые радикалы, группировавшиеся вокруг генерала Менгисту Хайле Мариама, расчистили себе путь к власти. В начале 1975 года делегация Дерг прибыла в Советский Союз для проработки условий будущего союза. Когда в 1977-м Менгисту Хайле Мариам установил абсолютную власть в стране, он уже имел полную поддержку Кремля. Новый этап отношений СССР с «желтой жаркой Африкой» возродил старое русское увлечение Эфиопией. Публикация и переиздание книг о русских путешественниках в эти края подпитывала имперскую романтику[12]. Однако на геополитическом уровне СССР столкнулся с дилеммой, так как он предоставлял военную поддержку также и главному сопернику Эфиопии в Африканском Роге, Сомали, в обмен на возможность использовать сомалийский порт в Красном море[13].

В то время, как СССР пытался возродить старую идею всеправославной антизападной солидарности с Эфиопией, новые коммунистические правители в Аддис-Абебе черпали вдохновение в советской религиозной политике. Площадь Мескаль (Площадь Креста) стала площадью Революции, а государственные школы заменили уроки морали (их обычно вели православные священники) марксизмом-ленинизмом. Вскоре книжные магазины во всей Эфиопии начали продавать переводы антирелигиозных сочинений Георгия Плеханова. Преследование верующих не достигло уровня советских 1920-х, но многие эфиопские монастыри и храмы стали музеями, а религиозная литература и церковные владения были конфискованы. Верующим могли отказать в продовольственных карточках, их могли уволить с работы и даже убить.

Патриарх Теофилос был арестован в феврале 1976 года, уличен в растрате и заменен Аббой Мелаку (под именем Абуна Такла Хайманот), необразованным, но ориентированным на социальные реформы, популярным монахом из сельской местности. Во внутреннем документе Дерга говорилось:

«Настоящий патриарх Эфиопской православной церкви происходит из угнетенного класса. Эти люди не очень образованны. Поэтому ими можно манипулировать, сделав невольным инструментом антирелигиозной кампании. Патриархат уже заявил, что сам Христос распространял социализм. […] Нам необходимо выбирать священников и церковных работников, которые смогут распространить эту иллюзию совместимости христианства с коммунизмом, и продвигать их в ближний круг руководства патриарха»[14].

Ситуация стала неопределенной, когда Всемирный Совет Церквей, в который входили представители Русской православной церкви, начал расследовать судьбу Теофилоса. РПЦ в знак протеста остановила свою программу студенческих стипендий, но безрезультатно. Теофилос был казнен вместе с сотнями представителей старой элиты императорской Эфиопии. Аресты христиан и даже казни были в порядке вещей. Погибли епископ Самуил (молодой глава религиозной консультативной группы в начальный период работы Дерг, который изучал богословие в Болгарии) и многие другие иерархи. Менгисту Хайле Мариам публично поддержал расправы, ссылаясь на опыт русской революции и на необходимость ответить «красным террором» на «белый». И так же, как в Советском Союзе 1930-х, террор уничтожал и самих лидеров революции, в том числе Тафари Бенти и популярного военного Атнафу Абате[15].

Война за Огаден (1977–1978) – смена курса

Хотя политический курс Менгисту Хайле Мариама, в том числе и в отношении церкви, напоминал ленинский и сталинский, СССР в середине 1970-х практически не влиял на ход событий в Эфиопии. Кремль подписал секретное соглашение с Менгисту Хайле Мариамом в мае 1977 года, но не вмешивался – надо сказать, в довольно хаотическое – развитие событий внутри Эфиопии. Положение дел изменилось во время войны за Огаден. Вначале в Тигре, Эритрее и Огадене вспыхнули восстания оппозиции; режим Менгисту Хайле Мариама оказался на грани краха, когда сомалийская регулярная армия, оснащенная советским оружием, напала на Эфиопию летом 1977 года – это была часть плана создания так называемого «Большого Сомали»[16]. После неудачных попыток содействовать прекращению огня Кремль перестал поддерживать Сомали и начал широкомасштабную военную помощь Эфиопии.

СССР послал в Эфиопию около тысячи советников, по воздушному мосту поставил оружие примерно на миллиард долларов, Куба направила почти 12 000 солдат и 6000 советников; поддержать эфиопскую армию прибыл даже батальон из Южного Йемена. Эфиопии удалось остановить сомалийское наступление. Сложно сказать, почему Москва предпочла в качестве союзника Эфиопию, а не Сомали – ведь первая не могла предложить СССР взамен ровным счетом ничего из того, что Сомали уже гарантировал. Определенную роль в этом сыграла традиция солидарности с Эфиопией и представления о некоей культурной близости между двумя странами. Генерал-лейтенант Петр Чаплыгин, главный советский военный советник Менгисту Хайле Мариама, вспоминал: «Нам дали три задачи: спасти социалистическую революцию, сохранить целостность государства, а также сохранить традиционную дружбу между нашими странами». Успешное военное вмешательство Кремля в Эфиопии способствовало – наряду с другими факторами – концу «разрядки» с Соединенными Штатами, но оно же укрепило позиции СССР как мировой державы[17].

В последующие годы соцстраны немало помогали Эфиопии. Спецслужбы ГДР и северокорейские военные отправляли туда консультантов. Официальные советско-эфиопские договоры были подписаны в 1978 году; крупные проекты в области промышленности, образования и сельского хозяйства реализованы при содействии СССР. В Мелка Вакена была построена крупнейшая ГЭС в Эфиопии. В СССР приехали учиться более двадцати тысяч эфиопов, так что теперь наступили времена, когда эфиопским студентам-богословам уже пришлось терпеть еженедельные политучения[18].

Изменение политики эфиопского режима в отношении церкви в ходе войны с Сомали – еще одна яркая параллель с историей СССР. Дерг, ослабленный внутренней оппозицией и сепаратистскими движениями, остро нуждался в мерах по укреплению единства общества. Подобно Сталину после нападения немцев, Менгисту Хайле Мариаму пришлось остановить террор внутри страны и разыграть карту «народного единства». И так же, как Сталин, эфиопский диктатор укрепил свою власть, используя «традиционные ценности» – православную церковь и национальную культуру, – впрочем, подминая их под себя. Так же, как РПЦ, эфиопская церковь увидела в смене государственного курса шанс не только выжить, но и обеспечить свой контроль над некоторыми провинциями. Эритрея со своей собственной автокефальной традицией оказалась для Эфиопии тем, чем Западная Украина была для РПЦ; и теперь появилась возможность полностью подчинить эритрейскую паству себе, сотрудничая с коммунистическим режимом[19].

Свидетельства высокопоставленных членов Дерг и многочисленные встречи эфиопских и русских священников показывают, что РПЦ дала совет своим африканским братьям по вере сотрудничать с коммунистическом государством. Эфиопские священники охотно приезжали в СССР на совещания международных религиозных лидеров, посвященные «борьбе за мир». Летом 1977 года в Москве представитель Эфиопской церкви публично объявил, что в Советском Союзе свобода религии не находится под угрозой со стороны государства. Год спустя в Москву отправился новый патриарх Эфиопской православной церкви Такла Хайманот; выступая там, он назвал внутрицерковную оппозицию «сторонниками старого режима». В 1978 году на межрелигиозном семинаре в Аддис-Абебе патриарх утвердил декларацию из девяти пунктов, выразив полную поддержку правительству, в частности, в отношении войны против Сомали и повстанцев на севере страны. Наблюдатель от Всемирного Совета Церквей отметил: «Очевидно, что патриарх пришел к такой позиции под сильным влиянием [...] своего пребывания в России и Польше»[20].

В 1979 году, в то время как Советский Союз вторгся в Афганистан, Гэс Саломон Габра Селассие был назначен на должность генерального администратора Эфиопской православной церкви. Будучи восторженным сторонником Дерг, изучавшим богословие в ленинградской Академии с 1967-го по 1970 год, он, используя цитаты из Библии, воспевал строительство социализма в СССР, а также отрицал факты преследования верующих в Советском Союзе. Так же, как обновленцы в советские 1920-е, как иерархи РПЦ в годы «холодной войны», эфиопские церковные власти защищали политику коммунистической власти. Как и в СССР, некоторые священники выступали против официального курса, но инакомыслящие немедленно становились жертвами «революционной справедливости» (говоря попросту, их убивали), а других отстраняли от священства и бросали в тюрьмы[21].

Митрополит Сирийской православной церкви в Индии Павел Мар Григорий сообщал из Эфиопии в марте 1978 года: «Как ни странно, в светской социалистической Эфиопии на всех крупных общественных церемониях патриарх [выступает на стороне] главы государства. Правительство по-прежнему назначает руководителя церкви». А один из делегатов Всемирного Совета Церквей был в ужасе от деятельности Гэс Саломона в Эфиопии:

«На кону наша вера и свобода веры. Наш брат из православной церкви продемонстрировал чрезвычайную гибкость. Раньше геэз был священным языком церкви, потом амхарский, а теперь кажется, что русский скоро будет канонизирован»[22].

Жесткий государственный контроль над Эфиопской православной церковью продолжался до самого конца коммунистического правления. Такла Хайманот, боровшийся за выживание церкви, умер в 1988 году. Его преемник Абуна Меркориос, имевший тесные связи с Дерг во время «красного террора» в провинции Гондар, еще более укрепил сотрудничество церкви с властью. Меркориос продержался до падения Менгисту в 1991 году, после чего бежал в США.

***

В отличие от католических и протестантских церквей, православные церкви редко проявляли себя в качестве оппозиционной силы в условиях господства коммунистических режимов. В XX веке в России и Эфиопии православное духовенство придерживалось государственнических и «патриотических» взглядов независимо от идеологической ориентации власти. В обеих многонациональных империях православные элиты были носителями националистических настроений еще с XIX века. На основе этой совместной (безусловно, сконструированной) православной идентичности Россия культивировала дружбу с Эфиопией начиная с дореволюционных времен. Русские священнослужители и многие верующие чувствовали солидарность с «африканскими братьями по вере». В советские времена – несмотря на глубокие изменения – «особые связи» остались. Как и Российская империя, СССР оказывал военную и военно-техническую помощь Эфиопии, а также помогал образовывать специалистов в разных областях – от богословия до медицины и инженерного дела. Обоснованием такого – довольно спорного, как мы видели, – выбора в пользу режима Менгисту Хайле Мариама отчасти стали ссылки на эти «особые связи» между двумя странами.

[1] Большинство академических исследований истории и настоящего состояния Русской православной церкви рассматривают ее деятельность исключительно в пределах России: Wessel M.S. (Ed.). Nationalisierung der Religion und Sakralisierung der Nation im östlichen Europa. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2006; Chumachenko T. Church and State in Soviet Russia. Russian Orthodoxy from World War II to the Khrushchev Years. London: Routledge, 2002; Pospielovsky D. The Orthodox Church in the History of Russia. New York: St. Vladimir’s Seminary Press, 1998. Некоторые из этих авторов описывают отношения с другими православными церквями, но не с эфиопской. Единственная работа, в которой делаются некоторые параллели между советским и эфиопским опытом, принадлежит православным богословам: Persoon J. Spirituality, Power and Revolution. Contemporary Monasticism in Communist Ethiopia. With an Overview of the Orthodox Church during Communism by Vásclav Ježek. Volos Academy for Theological Studies, 2014.

[2] Бурнакин А. О судьбах славянофильства. Петроград, 1916. С. 11–14.

[3] Bayly C. The Birth of the Modern World 1780–1914. Global Connections and Comparisons. Oxford: Blackwell, 2004. P. 349.

[4] Wilson E. Russia and Black Africa before World War II. New York: Homes and Meier, 1974. P. 10–12; Успенский К. (Порфирий). Восток христианский. Богослужение абиссинцев. Киев: Издательство Киевской духовной академии, 1869; Он же. Абиссинцы, их церковь и религиозные обряды. Киев: Издательство Киевской духовной академии, 1866.

[5] Nepomnyashchy T.C., Svobodny N., Trigos L. Under the Sky of My Africa. Alexander Pushkin and Blackness. Evanston: Northwestern UP, 2006; Matusevich M. No Easy Row for a Russian Hoe. Ideology and Pragmatism in Nigerian-Soviet Relations. 1960–1991. Trenton: Africa World Press, 2003. P. 16–18.

[6] Итальянские оккупанты уничтожили большинство эфиопских политических архивов в 1930-е годы. Соответственно, источники более ранних периодов довольно скудны и неточно датированы: Хренков А. Российско-эфиопские отношения в XIX – начале XX в. Москва, 1998; Rollins P.J. Russia’s Ethiopian Adventure 1888–1905. Syracuse: Syracuse University, 1967; Jésman C. The Russians in Ethiopia. An Essay in Futility. London: Chatto and Windus, 1958; Zaghi C. I Russi in Etiopia. Napoli, 1972–1973; Краснов П. Казаки в Абиссинии. Дневник начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии. Санкт-Петербург, 1898; Елец Ю. Император Менелик и война его с Италией. По документам и походным дневникам Н.С. Леонтьева. Санкт-Петербург, 1898; Волгин А. В стране черных христиан. Санкт-Петербург, 1895; Ascinoff N. La Spedizone Ascinoff nel Mare Rosso. Roma, 1887; Болотов В. Несколько страниц из церковной истории Эфиопии. К вопросу о соединении абиссин с православной церковью // Христианское чтение. 1888. № 3-4. P. 450–469.

[7] Stricker G. Religion in Russland. Darstellung und Daten zu Geschichte und Gegenwart. Gütersloh: Gütersloher Verlagshaus, 1993; Anderson P. The Orthodox Church in Soviet Russia // Foreign Affairs. 1961. № 2. P. 299–311.

[8] Metodiev M. Between Faith and Compromise. The Bulgarian Orthodox Church and the Communist State (1944–1989). Sofia: Institute for Studies of the Recent Past, 2010; Stricker G. Op. cit. S. 97.

[9] Reform Breeze Stirs in Ethiopia. Swirls about Selassie’s Palace // New York Times. 1961. August 11.

[10] Eide O. Revolution and Religion in Ethiopia. A Study of Church and Politics with Special Reference to the Ethiopian Evangelical Church Mekane Yesus 1974–1985. Stavanger: Misjonshogskolens forlag, 1996. S. 33; Известия. 1974. 26 января.

[11] Интервью с Абуна Тимотиосом, деканом Богословского колледжа Святой Троицы, студентом богословия в Советском Союзе с 1966-го по 1974 год. Аддис-Абеба, 11 июля 2014 года.

[12] Лукницкая В. Пусть будет земля. Повесть о путешественнике А.В. Елисееве. М., 1985; Артамонов Л. Через Эфиопию к берегам Белого Нила. М., 1979; Кацнельсон И., Терехова Г.И. По неизведанным землям Эфиопии. М.: Наука, 1975.

[13] Ghebresillasie G. Kalter Krieg am Horn von Afrika. Regional-Konflikte. A?thiopien und Somalia im Spannungsfeld der Superma?chte 1945–1991. Baden Baden: Nomos, 1999. S. 156–186; Raiser K. Report on a Visit to Ethiopia. October 13–20, 1974. World Council of Churches (WCC) Archives. P. 848. General Secretariat. Dr. K. Raiser. Ethiopia.

[14] Provisional Military Government of Socialist Ethiopia, Ministry of Information & National Guidance: The Anti-Revolutionary Nature of Religion [перевод директивы правительства в амхарском языке для всех политических кадров]. WCC-archives. 42.4.023. General Secretariat. Были некоторые споры о подлинности этого документа, который контрабандным путем привез из страны и переводил Абуна Матевос, архиепископ Эфиопской православной церкви в Иерусалиме (и патриарх Эфиопской православной церкви с 2013 года).

[15] Festnahmen im Gottesdienst. Christenverfolgung in Äthiopien. Mengistu setzt weiter auf Terror. Auch Piloten erschossen // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1979. 20 januar; Letter by Philipp Potter to Fidel Castro (13.10.1978). WCC-archives. 42.3.003. General Secretariat.

[16] Ghebresillasie G. Op. cit. S. 156–186.

[17] Цит. по: Westad O.A. The Global Cold War. Third World Interventions and the Making of Our Times. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 279; более прагматичное объяснение, см. в: Митрохин Н. Элита «закрытого общества». МГИМО, международные отделы аппарата ЦК КПСС и просопография их сотрудников // Ab Imperio. 2013. № 4. С. 178.

[18] Интервью с эфиопским православным богословом, учившимся в Загорске в 1981–1986 годах (Аддис-Абеба, 10 июля 2014 года).

[19] Donham D. Marxist Modern. An Ethnographic History of the Ethiopian Revolution. Oakland: University of California Press, 1999. P. 130, 143.

[20] Kaplan S. The Ethiopian Orthodox Tawahedo Church // Leustean L. (Ed.). Eastern Christianity and the Cold War, 1945–1991. New York: Routledge 2010. P. 306; World Council of Churches Memorandum, W. Schmidt to K. Raiser. Brief Account of My Visit to Ethiopia. 08.12.1978. WCC-archive. P. 848. General Secretariat, Dr. K. Raiser, Ethiopia.

[21] Larebo H. The Ethiopian Orthodox Church // Ramet P. (Ed.). Eastern Christianity and Politics in the Twentieth Century. Durham: Duke University Press, 1988. P. 396.

[22] Eide O. Revolution and Religion in Ethiopia. A Study of Church and Politics with Special Reference to the Ethiopian Evangelical Church Mekane Yesus 1974–1985. Stavanger: Misjonshogskolens forlag, 1996. Р. 206.

Неприкосновенный запас 2016, 3(107)

Россия. Эфиопия > Внешэкономсвязи, политика > magazines.gorky.media, 25 июня 2016 > № 1900925

23 июня в Российском центре науки и культуры открылась фотовыставка и состоялась встреча представителей молодежных организаций Азербайджана, которые приурочены к Дню российской молодежи. Ежегодно молодежный праздник в России проходит 27 июня.

Приветствуя собравшихся, заместитель руководителя Представительства Россотрудничества Алексей Коннов отметил, что уже стало традицией российские и азербайджанские молодежные праздники отмечать совместно как в России, так и в Азербайджане. Он напомнил о том, что в следующем году, в Сочи будет проходить очередной Всемирный фестиваль молодежи и студентов. И пожелал азербайджанским молодежным организациям активно участвовать в его организации и проведении.

Руководитель Ассоциации русской молодежи Азербайджана Анастасия Кононова и представитель казачества Сергей Самуйлов рассказали участникам встречи о молодежных мероприятиях, которые регулярно проходят в Азербайджане.

Состоялся праздничный концерт. Зрителям понравились выступления творческой студии «Трио», танцевального ансамбля «Мирас», учащихся музыкальных школ города Баку.

В роли ведущей выступила Нармина Наджафова, учащаяся общеобразовательной школы № 27 города Баку.

Думский эпилог

Автор: Татьяна ОФИЦЕРОВА.

Избиратель в основной своей массе, как женщина, любит ушами. Многие, наверное, заворожённо приникли к телевизору, слушая выступление В. Путина 22 июня в Госдуме, куда президент прибыл, чтобы поблагодарить депутатов за работу в шестом созыве, подвести некоторые итоги и дать ориентиры на будущее.

«…БЛАГОДАРЯ принятым вами законам мы выполняем социальные обязательства перед нашими гражданами, развиваем важнейшие отрасли экономики, совершенствуем политическую систему государства», — сказал президент, и избиратель, наверное, благодарно вздохнул, забыв о том, что до сих пор не получил зарплату за прошлый месяц, а его вторая половина и вовсе уже полгода сидит без работы, что родители еле-еле сводят концы с концами, недоумённо прикидывая, на что ушла вся пенсия, когда и лишней копейки никуда не потратили. Давайте освежим в памяти, выполнение каких же таких социальных обязательств и какие успехи в экономике и политстроительстве Госдума шестого созыва может записать на свой счёт.

Если брать итоги последнего времени, тут и усечение индексации пенсий, и замораживание зарплаты бюджетников, а заодно и размера материнского капитала, и повышение акцизов на горючее. Если же говорить о совместных «достижениях» правительства и шестой Думы в социальной сфере за более долгий период, то все их можно объединить одной формулой: «залезать в карман населения и оптимизировать». В этом списке — поборы за капремонт; пресловутый «Платон»; манипуляции с МРОТ, который никак не дотянет до прожиточного минимума, что является зафиксированным в Трудовом кодексе обязательством власти; «реформа» здравоохранения, отбросившая нашу страну на 130-е место в мире по качеству медицины; опыты с системой образования, приведшие к массовому закрытию школ и сокращению количества вузов, разгромная «реформа» РАН.

А может быть, социальными завоеваниями власть считает открытие игорных зон в Крыму и Сочи? Или жизненной необходимостью вызвано поспешное, под занавес работы шестой Думы принятие нескольких законов, вновь открывающих закрытые ранее шлюзы для алкогольной рекламы? Развитием же «важнейших отраслей экономики», видимо, называется миллиардная поддержка из Фонда национального благосостояния коммерческих банков.

Что касается «совершенствования политической системы», с этим всё просто: митингующих, не согласовавших свой протест с органами власти, пригвоздили штрафами; кандидатам в губернаторы установили «муниципальные фильтры», допускающие к участию в выборах только тех, кто собрал от 5 до 10 процентов подписей муниципальных депутатов региона; для пущего плюрализма и раздробления оппозиции внедрён политический «испанский сапог», позволяющий группе в 500 человек называть себя партией; изменения закона о выборах увеличивают вероятность прохождения во власть денежных мешков, а искусно нарезанные округа позволяют расщепить территории, традиционно поддерживающие оппозицию.

Что ещё отметил президент Путин? Ах да, формирование эффективной антикоррупционной базы, той самой, которую «медведи», вопреки настойчивым требованиям фракции КПРФ, упорно не желают подкреплять ратификацией 20-й статьи Конвенции ООН по борьбе с коррупцией, предусматривающей ответственность за незаконное обогащение. На этой же «базе», надо полагать, зиждется позиция «единороссов» и в вопросе о парламентском расследовании деятельности министерства обороны в 2010—2012 годах, когда из подконтрольного минобороны холдинга «Оборонсервис» были умыкнуты 6,7 миллиарда рублей, а экс-министр Анатолий Сердюков при этом отделался лёгким испугом. Коммунисты трижды выносили предложение о возбуждении парламентского расследования на заседание палаты, но неизменно получали отказ.

Спасительным елеем на души избирателей излились слова президента о том, что выборы — это «не борьба компроматов, а борьба идей, реализация которых должна привести к укреплению нашей страны, повышению жизненного уровня граждан Российской Федерации». О том, как «партия власти» воспринимают эту установку, первый секретарь МГК КПРФ Валерий Рашкин уже рассказывал в своих выступлениях с парламентской трибуны и со страниц «Правды», где приводил многочисленные примеры провокаций и информационных фальшивок, направленных против коммунистов. «Убеждён: стабильность и доверие — это основа, ключевые факторы дальнейшего успешного развития страны», — заметил президент. Но, судя по беспрецедентным мерам безопасности, которыми был обставлен визит В. Путина в Госдуму, со стороны самой власти этого доверия не наблюдается. Да и стабильность проявляется разве что в «закручивании гаек» и «затягивании ремней».

Фракция КПРФ тоже подвела некоторые итоги так называемого конструктивного диалога в Думе шестого созыва. Трижды был отклонён предложенный депутатами-коммунистами законопроект, наделяющий льготами «детей войны». Заблокированы предложения коммунистов о госрегулировании цен на основные продукты питания, о сохранении средней зарплаты в период приостановления работы, о введении моратория на рост тарифов на услуги ЖКХ до конца 2016 года, о реструктуризации валютной ипотеки, о бесплатной продлёнке в школах, о регламентации деятельности президентской администрации, об ограничении института досрочного голосования, о равном доступе партий к СМИ и другие.

Ряд инициатив депутатов-коммунистов остался не рассмотренным палатой. В их числе — законопроекты о госпланировании экономики, о валютном контроле, о госфинансировании капремонта, о ежемесячных выплатах малоимущим гражданам на продукты и товары первой необходимости, о помощи пенсионерам, о контроле за Центробанком, об ужесточении ответственности за задержку зарплаты, о поднятии МРОТ до прожиточного минимума, поправки в закон о здравоохранении, устанавливающие запрет на сокращение учреждений и персонала и вводящие стандарты обеспечения услугами, законопроект «Образование для всех».

Если от обобщений перейти к конкретике, то примеров того, каких дров наломала «партия власти», не счесть. Остановимся на одном, к которому привлёк внимание в часе политических заявлений на пленарном заседании Госдумы 21 июня Казбек Тайсаев. Речь шла о судьбе Московского автомобильно-дорожного государственного технического университета (МАДИ), который в минувшем году отметил своё 85-летие.

Минобразования решило объединить МАДИ с Московским государственным машиностроительным университетом (МАМИ). Учёный совет МАДИ, опираясь на мнение многотысячного коллектива преподавателей и студентов, выступил против слияния двух вузов. По мнению учёных, в силу принципиальных различий в научных и образовательных направлениях это грозит разрушением десятками лет создававшейся фундаментальной научной и преподавательской базы. Министр Ливанов письменно заверил, что принятие министерством решения об изменении статуса и организационной формы возможно только при положительном решении учёного совета МАДИ. Но это заверение оказалось лишь чиновничьей уловкой.

Раз учёный совет не даёт своего согласия, решили в министерстве, значит, надо сменить состав учёного совета. И было сделано всё, чтобы поставить исполняющим обязанности ректора человека, мягко говоря, несамостоятельного.

А дальше — дело техники. Новое руководство проводит планомерную замену опытных специалистов и руководителей ключевых подразделений МАДИ на своих друзей, знакомых и родственников. При этом их профессиональная квалификация не имеет абсолютно никакого значения. Депутат убеждён, что конечной целью «реформаторов» является раздел имущественного комплекса вуза.

Примерно та же участь, по замыслу министерства образования, ожидает 40 процентов вузов и 80 процентов их филиалов.

В ближайшие дни парламентарии разъедутся по своим регионам и соберутся в зале пленарных заседаний нижней палаты только в сентябре уже в новом составе.

Министр связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Николай Никифоров открыл финальный этап Всероссийской робототехнической олимпиады, который проходит 25-26 июня в «Университете Иннополис».

На всероссийский финал международной олимпиады приехали 577 детей из 51 региона страны. Победители олимпиады представят Россию на 13-й Всемирной олимпиаде роботов, которая пройдет в ноябре 2016 года в Индии. Российскую сборную к участию во Всемирной олимпиаде готовит «Университет Иннополис», расположенный в Республике Татарстан.

«Робототехника — одно из важнейших направлений технологического развития страны, — сказал Николай Никифоров. — Хочу сказать всем участникам и организаторам слова благодарности за тот колоссальный технологический потенциал, который вы создаете. Неслучайно олимпиада проходит в Иннополисе — новом городе, который призван обеспечить все необходимые условия для жизни, учебы, профессионального роста и самореализации специалистов в области компьютерных наук в России».

Глава Минкомсвязи также отметил, что через поддержку ИКТ-сектора государство осуществляет целевые инвестиции в экономику страны. Эту работу необходимо систематизировать, добавил министр.

«Сегодня мы говорим о необходимости нового стратегического подхода к развитию высоких технологий с учетом потребностей экономики страны, — сказал Николай Никифоров. — Для этого нужна уже полноценная стратегия развития цифровой экономики России. До сих пор мы концентрировались, и небезуспешно, на обособленном развитии ИКТ-сектора. Пришло время расширить фокус внимания государства к процессам “цифровизации” и предусмотреть все возможности использования ИКТ для повышения эффективности экономики и государства в целом».

Справка

Всемирная олимпиада роботов основана в 2004 году. С тех пор она проходила в Сингапуре, Тайбэе, Маниле, Джакарте, Дохе и других городах. В 2014 году Всемирная олимпиада роботов впервые состоялась в России, в городе Сочи. Участие в ней приняли команды из 47 стран общей численностью 3000 человек, из них 2600 участников — из других стран.

12-я Всемирная олимпиада по робототехнике прошла в 2015 году в Катаре. Российские команды завоевали на ней четыре комплекта наград: два «золота» в основной категории средней возрастной группы и творческой категории старшей возрастной группы, а также две серебряные медали в творческой категории младшей возрастной группы и в студенческом зачете. В соревнованиях по футболу роботов российская команда стала четвертой. Также российский проект был отмечен отдельным призом Creativity Award.

«Университет Иннополис» — оператор всероссийского этапа Всемирной олимпиады роботов. С 2014 года осуществляет координацию региональных этапов, в которых принимают участие более восьми тысяч школьников и студентов. Университет обеспечивает подготовку судейского состава, разработку и адаптацию правил международной олимпиады, проводит российский этап олимпиады.

На полигоне Раевский под Новороссийском завершился первый этап чемпионата Воздушно-десантных войск (ВДВ) по полевой выучке среди парашютно-десантных (десантно-штурмовых) взводов «Десантный взвод».

По итогам первого этапа лучший результат показала команда Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища (РВВДКУ) им. генерала армии В.Ф. Маргелова, второе место с небольшим отрывом в одно очко заняла команда Черниговской десантно-штурмовой дивизии из Пскова, замкнула тройку лидеров команда десантно-штурмовой (горной) дивизии из Новороссийска.

«Соревнования проходят в тяжелых погодных и технических условиях на сложной трассе, расположенной в сильнопересеченной местности», — сказал главный судья соревнований начальник боевой подготовки ВДВ полковник Сергей Рязанцев.

«В районе проведения конкурса держится температурный режим более 35 градусов, не смотря на все сложности экипажи на боевых машинах десанта проходят горную трассу без поломок и потерь со скоростью до 50 км/час, продолжая бороться до последнего метра трассы», — подытожил офицер.

В ходе первого этапа команды десантировались на незнакомую площадку приземления с высоты 800 метров на парашютных системах Д—10, после чего в составе взвода совершили марш-бросок протяженностью более 10 км, затем провели индивидуальную гонку экипажей на модернизированных боевых машинах десанта (БМД-2КУ), завершился первый раунд соревнований биатлоном в составе команды по маршруту протяженностью более 9 км.

Напомним, что состязания такого уровня проводиться впервые в Краснодарском крае. Десантники из восьми соединений ВДВ борются за право представлять нашу страну на международном этапе данного конкурса, который будет проводиться в августе в рамках Армейских международных игр.

Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации

ФАС зашвартуется в морских портах

Антимонопольная служба заподозрила несколько стивидорных компаний в завышении цен в морских портах. Теперь портовым грузчикам грозит госрегулирование тарифов

В России вводят очередное госрегулирование тарифов. На этот раз оно касается компаний, которые занимаются погрузкой, разгрузкой и хранением грузов в портах. Иначе такие предприятия называют стивидорами. Как сообщили «Ведомости», к ним появились претензии ФАС. К чему приведет госрегулирование тарифов для портовых грузчиков?

Стивидорные компании — важнейшее звено между производителями и потребителями. Это компании, благодаря которым грузы через порты попадают к получателям. Несколько лет назад тарифы грузчиков регулировало государство. Но в 13-м году решило либерализовать этот рынок. И теперь он не дает покоя сразу нескольким ведомствам. ФАС, например, намерена частично вернуть госрегулирование. У антимонопольщиков нарекания к 9 стивидорам, в том числе в Новороссийске, Петербурге, Мурманске. Служба хочет обязать их согласовывать цены на свои услуги. Делается это в интересах потребителей, чтобы снизить тарифную составляющую стоимости товаров. Тезис сомнительный, говорит независимый аналитик транспортного рынка Дмитрий Адамидов.

Дмитрий Адамидов независимый аналитик транспортного рынка

Антимонопольщики, а помимо них, и Минэкономразвития озабочены и другой составляющей: валютой тарифа. Сейчас они выставляются в долларах. И это логично, поскольку основные клиенты стивидоров — международные транспортные компании. Власти хотят перейти на расчеты в рублях. Делают это тоже из-за заботы о потребителе. Чтобы снизить валютную составляющую в конечной цене продукции, которую поставляют из-за рубежа. А выиграют, скорее всего, не российские потребители, а иностранные судовые компании, они будут платить дешевыми российскими рублями, а сами все равно получать плату в долларах. О других последствиях говорит гендиректор исследовательского агентства Infra News Алексей Безбородов.

Алексей БезбородовАлексей Безбородов генеральный директор исследовательского агентства Infra News

Среди проигравших может оказаться и само государство. Возвращая регулирование, власти опять меняют правила игры. Причем, с последнего раза, когда это происходило, прошло всего 3 года. «Хороший» сигнал иностранцам. Недоумевают сами стивидоры. Они и раньше отправляли ФАС информацию о своих тарифах, но замечаний до сих пор почему-то не было. Что касается перехода в рубли, то это может негативно сказаться на модернизации портов. Так как иссякнет нужный для этого поток валютной выручки. В конце концов, владельцы терминалов — те же экспортеры, они продают свои услуги иностранным компаниям. И вроде бы государственный курс на поддержку таких компаний еще не отменяли.

Михаил Сафонов

За 5 месяцев 2016 года количество ДТП на федеральных автодорогах в Тамбовской области снизилось на 31 % по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Об этом в рамках рабочей встречи с заместителем губернатора Тамбовской области Олегом Ивановым сообщил начальник подведомственного Росавтодору ФКУ Упрдор Москва-Волгоград Юрий Сорокин.

В ходе мероприятия стороны отметили общее сокращение числа ДТП в области как на федеральных, так и на региональных и муниципальных автомобильных дорогах. Добиться снижения показателей аварийности на федеральных трассах удалось благодаря оснащению дорог инновационными техническими средствами организации дорожного движения, а также конструктивному взаимодействию федеральных дорожников с ГИБДД.

С начала текущего года Росавтодором на федеральных трассах Тамбовской области дополнительно установлены 24 светодиодных светофора и 32 импульсных дорожных знака, проведены работы по нанесению шумовых полос на дорожное покрытие, обновлены баннеры, направленные на пропаганду БДД. Также проводились акции по раздаче световозвращающих элементов школьникам.

До конца 2016 года федеральные дорожники планируют построить 5,5 километров новых линий электроосвещения и 400 метров пешеходных дорожек, установить светофор на пешеходном переходе на въезде в город Тамбов и четыре Г-образные опоры на двух пешеходных переходах на трассе Р-208 Тамбов-Пенза, а также обустроить на данной трассе дополнительное пешеходное ограждение в посёлке Новая Ляда.

Клубника и самогон для членов партии

На предвыборном съезде КПРФ определилась с главными кандидатами

В субботу в подмосковном санатории «Снегири» прошел предвыборный съезд КПРФ. С раннего утра перед главным зданием стояли красные палатки КПРФ, в которых все желающие могли попробовать различную отечественную продукцию.

Мужчины в костюмах казаков разливали самогон и угощали пирожками. Рядом, прямо под лозунгом «Северный Кавказ за Зюганова», молодые люди танцевали лезгинку и играли на барабанах. К палатке с колбасой к обеду выстроилась целая очередь. Но больше всего депутатов восхищала клубника. Они с восторгом рассматривали и вкушали ягоды, приговаривая, что это и есть «отечественное производство».

Здание, где должен был проходить съезд, пестрело плакатами, высмеивающими оппонентов коммунистов. На одном из них была цитата премьер-министра РФ Дмитрия Медведева в обрамлении символики партии «Единая Россия»: «Денег нет, но вы держитесь».

На другом были изображены Адольф Гитлер с финским фельдмаршалом Карлом Маннергеймом. «Подожди, Адольф, и тебе памятник в России откроют», — как бы обращался Маннергейм к фюреру нацистской Германии. Плакат намекал на появление в Санкт-Петербурге мемориальной доски в честь Маннергейма.

Почему не мил Сталин

Сам съезд начался не менее наступательно. В начале заседания прозвучала песня «Грозный стройотряд», под который коммунисты дружно встали. После вручения билетов новым членам партии и их групповой фотографии в красных шарфах с докладом выступил лидер КПРФ Геннадий Зюганов. В нем он обозначил основные предвыборные тезисы Компартии.

Зюганов говорил около часа и все это время преимущественно критиковал бедственное положение нашей страны. Вина за это, по его мнению, лежит на правительстве.

«Системный кризис все суровее испытывает на прочность нашу планету.

В XX веке два подобных кризиса закончились мировыми войнами. Внешние угрозы для России приобретают новое качество.

Санкции Запада и падение цен на сырье ослабляют нашу экономику», — гремел Зюганов.

Он долго распекал правительство за то, что деньги в экономике «лежат мертвым грузом», а власть «усиливает несправедливость». При этом для решения проблемы нужно всего лишь отнять одну «суперъяхту» у богатых мира сего, утверждал Зюганов.

Лидер коммунистов не забыл упомянуть и Сталина, отметив, что уважение к нему в народе растет. По его словам, власть готовит приватизацию важных военно-промышленных предприятий, в том числе с участием западных инвестиционных банков. «Наши гайдаровцы расположены к этому всей душой. Может быть, поэтому им и Сталин не мил».

Традиционно досталось и США за то, что они пытаются подчинить себе мировой порядок. Ситуацию на Украине Зюганов охарактеризовал «махровым антисоветизмом».

Но самые обидные эпитеты достались экс-министру финансов Алексею Кудрину, который недавно стал заместителем Путина в экономическом совете при президенте, а также председателем Центра стратегических разработок. «Кудрину со товарищи поручено формировать стратегию развития страны. А это все равно, что поручить козлу охранять огород или доверить сбережение леса жукам-короедам», — лютовал коммунист.

«Зловещая фигура Кудрина»

Для достижения победы на выборах, по мнению Зюганова, надо не дать власти возможность украсть победу. Выступавший позже вице-президент РАН и депутат Госдумы Жорес Алферов скромно подметил, что полноценной победы добиться будет сложно, но в идеале надо хотя бы достичь расклада времен второй думы. Тогда у коммунистов было 157 депутатов.

Прямой критики президента России лидер КПРФ себе особо не позволял. Однако позже, отвечая на вопрос «Газеты.Ru», заявил, что все-таки считает Владимира Путина ответственным за состав правительства.

«Правительство Медведева — это правительство Путина. Либеральный блок правительства загнал экономику в тупик, финансовый не справляется. Социальный — гробит науку и здравоохранение, — рассуждал он. — Довольно странно, почему никого не выгнали и продолжают и дальше либерализовать правительство. Появилась зловещая фигура Кудрина, который ничего кроме как отправлять деньги в чужие банки не предлагает».

Отвечая на вопросы прессы, Зюганов заявил, что выходом из ситуации может стать коалиционное правительство. Однако проблема в том, что Путин «не сдает своих», считает политик. После его доклада началась закрытая часть съезда, по итогам которой был утвержден список кандидатов КПРФ в Госдуму.

Знакомые лица

Коммунисты решили использовать максимальное число мест в федеральной части списка, выставив туда десять кандидатов. Все эти люди со стопроцентной вероятностью получат думский мандат. Однако наличие такой большой общефедеральной части снижает число мандатов, которые получат остальные региональные группы.

Помимо самого Зюганова в список лидеров-коммунистов вошли: вторая женщина-космонавт СССР Светлана Савицкая, секретарь ЦК по оргвопросам Юрий Афонин, советский физик и нобелевский лауреат Жорес Алферов, зампреды ЦК КПРФ Иван Мельников и Владимир Кашин. Кроме того, член президиума ЦК КПРФ Дмитрий Новиков, Сергей Решульский, депутат Госдумы Ваха Агаев и секретарь ЦК Казбек Тайсаев.

Все перечисленные уже входят во фракцию КПРФ в Госдуме. На выборы в 2011 году вместо Агаева и Решульского в общефедеральной части списка присутствовали экс-глава ФСКН Виктор Черкесов и бывший командующий Черноморским флотом ВМФ России, глава думского комитета по обороне Владимир Комоедов. Черкесов не будет принимать участие в выборах от КПРФ, а Комоедов возглавит объединенный региональный список по Республике Крым, Калининградской области и Севастополю.

В качестве кандидатов по одномандатным округам от коммунистов пойдут депутаты-«перебежчики», сейчас являющиеся представителями других думских фракций.

Это бывший известный дзюдоист Дмитрий Носов, в этой думе избранный от ЛДПР, а также представитель «Единой России» Антон Романов. Носов пойдет в одном из округов Краснодарского края, а Романов — также одномандатником — только в Иркутской области.

Также КПРФ выставляет в качестве своего кандидата в депутаты писателя Сергея Шаргунова. Он возглавит объединенную региональную группу по Алтаю, а также попробует силы в одномандатном округе Челябинской области.

В списках по Москве также оказался бывший вице-спикер Госдумы, лидер «Российского общенародного союза» Сергей Бабурин. Он поборется за Тушинский одномандатный округ в Москве. Здесь же будет баллотироваться оппозиционный депутат Госдумы Дмитрий Гудков и бывший главный санитарный врач РФ Геннадий Онищенко.

Андрей Винокуров 

Who is мадам Клинтон? (I)

Дмитрий МИНИН

Казалось бы, из двух кандидатов в президенты США меньше нуждается в представлении Хиллари Клинтон. Она давно находится на авансцене американской политики, постоянно делает публичные заявления, вся её жизнь вроде бы на виду. И всё-таки ответ на вопрос, а в чём же состоит её политическая философия, вызывает немалые затруднения. Появления Хиллари Клинтон на публике – это хорошо поставленные мини-шоу, где доминирует форма, а содержание особой роли не играет. В этом смысле она продукт тех же технологий, что и нынешний президент США Барак Обама. Вот почему, хотя Х. Клинтон и обвиняет своего оппонента Дональда Трампа в отсутствии последовательности и цельной платформы, выстроить стройную картину её собственной будущей политической линии на посту президента, в случае если она будет избрана, совсем не просто.

В систематизированном виде свой опыт политика и свои взгляды Х. Клинтон изложила в мемуарах ⁽¹⁾, изданных ею в 2014 году по итогам пребывания на посту госсекретаря. Британская The Guardian когда-то оценила эти мемуары как закладку основ под будущее участие автора в президентской гонке с «тщательно выписанным автопортретом способного к ведению тяжёлых баталий политика».

Первое, что бросается в глаза в этой объёмистой книге, – поверхностность и сведение, как правило, всей сложной материи международных отношений к личным качествам и взаимоотношениям руководящих лиц без каких-либо попыток серьёзного анализа. То, что называется «школой мысли», изложено в книге лапидарно и просто: «успех сопутствует только демократиям», следовательно, главная задача Соединённых Штатов состоит в продвижении демократического (в американском понимании) устройства по всему миру. Если эти попытки приводят к полному хаосу, то виноваты, разумеется, не американцы, а сами подопытные народы и некие сторонние силы. Второе (свойственное в такой мере, пожалуй, только Х.Клинтон) – двойственная реакция на все события, сначала эмоциональная, а затем жёстко прагматичная с безжалостным подавлением собственных сантиментов. Подобной жёсткости могут позавидовать многие мужчины. Она тем самым как бы компенсирует своё природное начало, а в результате оказывается радикальней многих ястребов, чему способствует и догматическая убеждённость во всесилии «демократии». России в книге посвящена отдельная глава «Перезагрузка – и регресс».

Само название этой главы символично, поскольку возвращает нас к печально известному эпизоду с вручением ею Сергею Лаврову, когда она была на посту госсекретарём, кнопки с надписью «перегрузка» вместо предполагавшейся «перезагрузки». Тогда все вроде бы посмеялись над ошибкой и забыли. Однако, как выясняется, ещё долгое время спустя помощник Хиллари Клинтон Филип Ранес обхаживал российского посла в Вашингтоне и слёзно умолял его вернуть эту кнопку. Он утверждал, что если Лавров не вернет её, то Клинтон отправит Ранеса «в Сибирь». Как пишет сама бывшая первая леди, в тот момент эта мысль казалась ей весьма привлекательной. Шутит, конечно, но как-то очень характерно. На самом деле госсекретарю, по-видимому, никак не хотелось оставлять материальных следов этой своеобразной «ошибки по Фрейду», ибо из её собственного повествования видно, что пресловутая «перезагрузка» и не замышлялась как стратегический разворот. Проект предполагал лишь достижение односторонних уступок от Москвы в ограниченных временных рамках посредством демонстрации якобы доброй воли и готовности Вашингтона к сотрудничеству, а также (что вполне очевидно) внесение раскола в установившийся тогда дуумвират власти в российской столице.

Уже привычно, но всё равно удивительно, что при осуществлении подобных маневров многие американские политики, и Хиллари Клинтон тут не исключение, собственные расчёты целиком приписывают другой стороне. По-видимому, после этого они чувствуют себя не связанными никакими обязательствами. Х.Клинтон, например, утверждает, что именно В. Путин рассматривает геополитику как игру с нулевой суммой, в которой если кто-то выигрывает, то другой должен неминуемо проиграть.

Однако вот Х. Клинтон подводит итоги «перезагрузки», перечисляя её успехи. Среди них, в частности, по мнению бывшего госсекретаря, введение жёстких санкций по отношению к Ирану и Северной Корее; открытие Северного маршрута поставок для снабжения американских войск в Афганистане; вступление России в ВТО; одобрение Организацией Объединённых Наций введения бесполётной зоны в Ливии, что привело на деле к полномасштабной военной интервенции в этой стране; расширение сотрудничества в борьбе с терроризмом. Спрашивается, что в этом перечне сделано в интересах России, не считая весьма неоднозначного, как показало время, вступления в ВТО и ритуального, но не слишком содержательного взаимодействия по терроризму. Это ли не ярчайший пример подхода, основанного на попытках сыграть в игру с нулевой суммой, принципиально неспособную служить основой успешного взаимодействия в международных отношениях?

При этом Х. Клинтон признаёт, что, добившись таких результатов, она сама решила, что этого достаточно и пора занимать более жёсткую позицию, причём без всякой логики возлагает ответственность за крах «перезагрузки» на Россию. В действительности ещё, как видно, в мае 2012 года, когда Путин вернулся на пост президента, Х.Клинтон написала Б. Обаме записку с обоснованием перехода к борьбе с Путиным «до последнего», ибо он «не отступит ни на шаг». Более того, перед своим уходом из Госдепартамента в январе 2013 года, откровенничает бывшая глава этого ведомства, она подготовила для президента заключительный доклад по поводу того, что делать с Россией дальше. В этом докладе Х. Клинтон предложила взамен «перезагрузки» нажать в отношениях с Москвой кнопку «пауза». Предыдущий курс, по её выражению, позволил Вашингтону «сорвать низко висящие плоды» двустороннего сотрудничества, но в дальнейшем не следует создавать впечатления, что США слишком заинтересованы в совместной работе с Россией. «Льстить Путину вниманием на высоком уровне» также не надо. Примерно таким подход Белого дома к Кремлю и оставался все последующие годы.

Важно заметить, что эту «стратагему» Х. Клинтон разработала ещё до того, как развернулись события на Украине и в Сирии, которые сейчас принято называть причиной отказа США от нормального сотрудничества с Россией. Оказывается, эти события тут вообще ни при чём - всё было спланировано заранее.

Ну а дальше недалеко и до прямого передёргивания. Так, украинский кризис представлен у Клинтон как спровоцированный и начатый Москвой на благостном фоне стремления украинцев к интеграции с Западом. Как будто не известно, кто из США будоражил общественность Украины пустыми обещаниями, которые и не думает выполнять. Референдум о статусе Крыма Х. Клинтон описывает в манере, позволяющей предположить, что вхождение Крыма в состав России и поддержку населения полуострова даже не получило. Там, дескать, проживало много этнических русских (нигде не сказано, что абсолютное большинство. – Д.М.), но большинством нерусскоязычных граждан (в этом она уверена, несмотря на то что никакой статистикой это не подтверждается. – Д.М.) референдум бойкотировался. И никаких цифр. Вот так и создаётся ложная картина реальности.

Точно так же демократический кандидат в президенты с деланным возмущением утверждает, что система ПРО в Европе выстраивалась исключительно для защиты от ракетной угрозы со стороны Ирана, а не России, только вот недоверчивая Москва по непонятным причинам продолжала в этом сомневаться. А прошло немного времени и никто уже не скрывает, что Иран здесь вообще ни при чём. Сейчас объяснение этих действий совсем лаконичное: «создаём, потому что можем».

Проблемы Х. Клинтон с логикой заметны в пассаже, посвящённом стремлению Москвы усилить своё влияние на Ближнем Востоке. Она признаёт, что этим Россия пытается снизить угрозу, создаваемую нестабильной мусульманской общиной на юге страны и за пределами её южных границ. Именно ради этого, признаёт бывшая первая леди, Москва противодействует американским усилиям в странах «арабской весны» либо пытается минимизировать результаты этих усилий. Едва ли в намерения Х.Клинтон входило подвести читателя к вытекающей отсюда мысли о том, что у России есть полные основания быть недовольной той катастрофической ситуацией, которую США действительно создали своими «усилиями».

В обширном опусе Х. Клинтон содержится и рецепт на будущее более успешное развитие российско-американских отношений. Им она, возможно, в случае своей победы ещё попытается воспользоваться. По её мнению, В. Путин мог бы понять, что «борьба России с экстремистами вдоль её южных границ и противоборство с Китаем на востоке могут быть усилены за счет более тесных связей с Европой и Соединёнными Штатами». Это ради кого, спрашивается, Россия должна нести главное бремя борьбы с исламским экстремизмом да ещё и противостоять Китаю? Ради себя самой или ради Америки? Ответ на вопрос, чьим интересам служила бы подобная комбинация, очевиден. Благо Соединённых Штатов в понимании Х. Клинтон должно быть благом для всех. Именно это и называется попыткой сыграть в «игру с нулевой суммой». Рассчитывать, что при таких подходах «перезагрузка 2.0» окажется более жизнеспособной, чем предшествовавший ей вариант, не приходится. Уповать можно лишь на то, что в конечном счёте Х. Клинтон сумеет всё-таки предпочесть неэффективным умозрительным построениям и идеологическим догмам старый добрый здравый смысл. Этого качества в её характере, кстати, тоже хватает.

¹⁾ Hillary Rodham Clinton. Hard Choices, Simon and Schuster, New York, 635 pp., 2014.

(Окончание следует)

Строительство транспортной эстакады на пересечении Волжского бульвара и Волгоградского проспекта планируется закончить к сентябрю, сообщил журналистам в субботу заместитель мэра столицы по вопросам градостроительной политики и строительства Марат Хуснуллин.

«На сегодня эстакада находится в высокой степени готовности, работы идут полным ходом. К сентябрю мы планируем запустить ее», - сказал М. Хуснуллин.

Он отметил, что после этого будет выполнено благоустройство прилегающей территории.

«Эта эстакада позволит улучшить транспортную ситуацию на Волгоградском проспекте», - добавил заммэра.

Ранее М. Хуснуллин заявил, что в 2016 году в Москве планируется построить и реконструировать более 99 км дорог, 31 дорожное-транспортное сооружение и 18 внеуличных пешеходных переходов.

Он отметил, что финансирование дорожного строительства заложено в Адресной инвестиционной программе (АИП), поэтому никакие кризисные явления в экономике на объемы ввода дорог повлиять не могут.

«Строительство транспортных сооружений и дорог по-прежнему остается одним из приоритетов работы Стройкомплекса. В этом году на автомобильные дороги и улично-дорожную сеть выделено 107,5 миллиарда рублей», - подчеркнул заммэра.

Евгений Осипов

Сервис по поиску и сравнению цен на отели Trivago представил исследование, в котором сравнил цены в отелях по стране сегодня и месяц назад.

Больше всего, по данным Trivago, выросли цены на отели в гостиницах Черноморских курортов. В Геленджике стоимость номеров увеличилась на 40%, в Сочи и Анапе – на 28%. Номера в этих городах обойдутся соответственно в 2,5, 3,5 и 2,3 тысяч

При этом исследователи отмечают, что города Золотого кольца России – Суздаль и Ярославль – снизили цены на размещение на 9% и 11% соответственно по сравнению с майским показателем. Великий Новгород, лидер по снижению цен в июне, проживание здесь обойдется гостям на 24% дешевле, чем в прошлом месяце (2 259 руб.).

В Москве цены в гостиницах почти не изменились по сравнению с прошлым месяцем, рост составил 1%, средняя цена за двухместный номер – 4 810 руб.

ВВОД РЕЖИМА ПЛАТНОСТИ НА УЧАСТКЕ АВТОМОБИЛЬНОЙ ДОРОГИ М-4 «ДОН» КМ 93 – КМ 211 ПЕРЕНОСИТСЯ НА БОЛЕЕ ПОЗДНИЙ СРОК

Для обеспечения комфортного проезда пользователей через пункт взимания платы тестовый режим эксплуатации оборудования на участке автомобильной дороги М-4 «Дон» в Московской и Тульской областях (км 93 – км 211) продлен. В период тестовой эксплуатации проезд по участку останется бесплатным.

Государственная компания «Автодор» заблаговременно проинформирует о дате начала эксплуатации участка федеральной автомобильной дороги М-4 «Дон» км 93 – км 211 на платной основе.

Ранее сообщалось, что режим платности на участке автомобильной дороги М-4 «Дон» в Московской и Тульской областях (км 93 – км 211) стартует 27 июня 2016 года.

Напомним, что режим платного проезда по данному участку вводится на основании постановления Правительства РФ № 18 от 19 января 2010 г., распоряжения Правительства Российской Федерации от 14 ноября 2014 г. № 2271-р, и распоряжения Правительства Российской Федерации от 07 декабря 2015 г. № 2498–р. Оплата проезда будет осуществляться на пункте взимания платы (далее ПВП), расположенном на 133-м километре автомагистрали. Общая протяженность платного участка составляет 113,2 км.

Стоимость проезда по платному участку варьируется в зависимости от типа транспортного средства и времени суток. При этом для владельцев транспондеров будут действовать существенные скидки. До 30 сентября 2016 года включительно скидка к дневному тарифу составит 60%, к ночному – 20%. Таким образом, легковой автомобиль, оборудованный транспондером, будет проезжать участок с 93-го по 211-й километры за 60 руб. днём (07:00 -- 00:00 часов) и за 80 руб. ночью (00:00 -- 07:00). Стоит отметить, что аналогичная скидка на оплату проезда через ПВП на 71-м километре М-4 продлена до конца сентября 2016 года. Более подробно с тарифами на проезд по платному участку км 93 – км 211 и действующими для владельцев транспондеров скидками можно ознакомиться ниже.

Федеральная автомобильная дорога М-4 «Дон» Москва — Воронеж — Ростов-на-Дону — Краснодар — Новороссийск является основной вертикальной осью дорожной системы России, соединяющей центральные и северные регионы Европейской части страны с Северным Кавказом, Черноморским побережьем, портом Новороссийск. Протяженность дороги – более 1500 км. В доверительное управление Государственной компании «Автодор» М-4 «Дон» была передана в мае 2010 года. После введения в эксплуатацию новых скоростных участков 918,172 км дороги М-4 «Дон» стали соответствовать категории IБ, 101,135 км – категории IА, 100,629 – категории IВ. В результате проводимой Государственной компанией «Автодор» масштабной реконструкции вся магистраль М-4 «Дон» к 2019 году будет соответствовать первой технической категории.

В настоящее время на М-4 «Дон» в платном режиме действует почти 400 км автодорог. Это – участок в Московской области (с 21-го по 93-й км), обходы городов Богородицка (с 225-го по 260-й км) и Ефремова (с 287-го по 321-й км) в Тульской области, города Елец и села Яркино (с 330-го по 414-й км), города Задонск и села Хлевного (с 414-го по 464-й км) в Липецкой области, города Воронежа (с 492-го по 517-й км), а также участок в Воронежской области (с 544-го по 633-й км). Со схемами участков и стоимостью проезда по ним можно ознакомиться на сайте Государственной компании.

24 ИЮНЯ В СОЧИ ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА ТРАНСПОРТА РФ НИКОЛАЙ АСАУЛ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В РАБОТЕ XIV СЪЕЗДА РОССИЙСКОГО АВТОТРАНСПОРТНОГО СОЮЗА

В рамках съезда состоялась конференция «Опыт реализации законодательства в области страхования и организации перевозок пассажиров автомобильным транспортом». Во вступительном слове Н. Асаул отметил, что Минтрансом для формирования надежной и эффективной системы перевозки пассажиров и грузов этими видами транспорта разработан проект стратегии развития автомобильного и наземного городского электрического транспорта РФ до 2030 года. Основные цели стратегии: формирование технологической и информационной среды автомобильного транспорта в едином транспортном пространстве, обеспечение доступности и качества услуг автомобильного и городского электрического транспорта, транспортно-логистических услуг в области грузовых перевозок, повышение эффективности и конкурентоспособности грузового автомобильного транспорта, и ряд других. «В результате реализации стратегии будут созданы условия для приоритетного развития транспорта общего пользования, снижения ущерба окружающей среде, повышения устойчивости транспортной системы России», – подчеркнул замминистра.

Н. Асаул напомнил, что Транспортной стратегией предусмотрена разработка социальных транспортных стандартов, направленных на повышение качества транспортного обслуживания населения, безопасности перевозок и снижение негативного воздействия транспорта на окружающую среду. Разработаны стандарты качества обслуживания населения автомобильным и городским электрическим транспортом на муниципальных и межмуниципальных маршрутах. Внедрение результатов данной работы позволит стандартизировать предусмотренные 220-ФЗ документы планирования регулярных перевозок, обеспечить их соответствие Транспортной стратегии.

По мнению замминистра, для совершенствования нормативной правовой базы необходимо установить единые требования для физлиц, ИП, юрлиц, использующих автобусы или грузовые автомобили вне зависимости от организационно-правовой формы и видов перевозок. Сейчас прорабатывается вопрос о внесении соответствующих изменений в нормативные правовые акты. Кроме того, Н. Асаул подчеркнул, что Минтрансом направлен в Правительство РФ доклад о готовности разработки проекта закона по введению требования о лицензировании деятельности по перевозкам автобусами по заказу, а также для собственных нужд. «Мы также направили в Правительство доклад с анализом правоприменительной практики при назначении административных наказаний за нарушения в сфере перевозок пассажиров и багажа по заказу», – сказал он. Помимо этого, в конце 2015 года подготовлен проект ФЗ о внесении изменений в закон «О безопасности дорожного движения» и КоАП в части установления дополнительных требований по обеспечению безопасности дорожного движения при перевозке пассажиров и грузов. Замминистра уточнил, что законопроект находится на рассмотрении в Госдуме.

В этот же день Н. Асаул выступил на пленарном заседании конференции с докладом о внесении изменений в 220-ФЗ и ходе реализации полномочий Минтранса по исполнению этого закона. Он отметил необходимость установления единого для всей страны механизма допуска перевозчиков к перевозкам на регулярных маршрутах того или иного региона. Это исключит административные барьеры для перевозчиков, а также случаи нарушения требований обеспечения безопасности перевозок. 220-ФЗ дополняет Устав автомобильного транспорта в части определения правовых отношений между перевозчиками и органами власти. Н. Асаул сообщил, что в целях реализации закона принят ряд актов, разработанных Минтрансом России.

Замминистра напомнил, что за Минтрансом закреплены полномочия по установлению, изменению, отмене межрегиональных маршрутов регулярных перевозок, формированию и ведению реестра межрегиональных маршрутов, а также реестра остановочных пунктов на данных маршрутах. В настоящее время в реестр внесена информация о 2337 маршрутах, прошедших проверку, остальные маршруты вносятся после поступления недостающих сведений от перевозчиков. Также недавно был проведен мониторинг оборудования автостанций и автовокзалов на территории России на предмет соответствия минимальным требованиям. В ходе мониторинга проверен 1361 объект, 45% из которых соответствуют требованиям, 55% - не соответствуют. В этой связи Минтрансом подготовлен и направлен в Правительство проект поправок к законопроекту о внесении изменений в 220-ФЗ. Проект принят Госдумой в первом чтении в марте текущего года. Н. Асаул сообщил, что проект направлен на урегулирование вопроса о полномочиях региональных органов власти и органов местного самоуправления, уточнение полномочий по установлению, изменению и отмене муниципальных маршрутов, наделение региональных органов власти правом субсидировать межрегиональные маршруты с нерегулируемыми тарифами.

В завершение Н. Асаул сообщил, что Министерством также подготовлен и направлен в Правительство проект постановления, согласно которому регулярные перевозки пассажиров и багажа автомобильным городским наземным электрическим транспортом предлагается отнести к сфере деятельности, в которой при закупках устанавливается порядок определения начальной (максимальной) цены контракта, заключаемого с единственным поставщиком. «Несмотря на сделанные шаги по реализации и внесению изменений в закон 220-ФЗ Минтранс совместно с региональными органами власти продолжает работу по совершенствованию закона и связанных с ним нормативных правовых актов», – завершил замминистра.

Беспредельное свинство

Автор: Галина ЗИВИЛОВА. Краснодарский край.

В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ мы часто употребляем выражения: грязно, как в свинарнике, или воняет, как в свинарнике. И хотя свиноводство — дело нужное и важное, вряд ли кто-то из нас хотел бы жить в непосредственной близости с такой фермой.

А вот жители хутора Новопавловский Гулькевичского района Краснодарского края уже несколько лет вынуждены соседствовать со свинарником, находящимся в личном подсобном хозяйстве Н.П. Мохина. В разное время там содержалось от 200 до 800 голов. На сегодняшний день, согласно информации, предоставленной администрацией Соколовского сельского поселения, в подсобном хозяйстве предпринимателя зарегистрировано 675 голов свиней. И это при том, что свинарник практически вплотную примыкает к участкам жителей хутора.

Люди, устав терпеть это свинство (в прямом и переносном смысле), неоднократно направляли жалобы в различные инстанции, призванные следить за соблюдением санитарных норм содержания животных. Представители министерства природных ресурсов, ветнадзора и других контролирующих органов зафиксировали многочисленные нарушения природоохранного, ветеринарного и градостроительного законодательства.

Так, был установлен факт слива отходов содержания свиней на прилегающие земли сельскохозяйственного назначения, принадлежащие ООО Племенной завод «Наша Родина». Таким же образом неоднократно «удобрялись» и приусадебные участки жителей хутора.

К тому же в нарушение нормативов градостроительного проектирования Краснодарского края расстояние между постройками для содержания и разведения животных и жилыми домовладениями составляет тут менее 30 метров. В этом случае, по нормам Роспотребнадзора, допускается наличие не более восьми свиней. Восьми, а не восьмисот!

Таким образом, использование Н.П. Мохиным земельного участка для разведения животных в количестве, превышающем установленные нормы, нарушает права граждан, проживающих в непосредственной близости. Такой вердикт был вынесен заместителем прокурора Гулькевичского района, инициировавшим проверку ЛПХ в ноябре 2015 года.

А ведь в прошлом году Гулькевичским районным судом уже было вынесено решение об устранении нарушений ветеринарного законодательства и о переносе деятельности по содержанию и разведению свиней за пределы хутора Новопавловский. Но воз и ныне там.

Доведённые до отчаяния жители хутора Новопавловский решили провести сход, на котором присутствовал депутат Законодательного собрания Краснодарского края Г.Д. Шабунин (фракция КПРФ). Во время проведения схода люди, находившиеся в непосредственной близости от свинофермы, буквально задыхались от исходящих от неё «ароматов». Но Гулькевичский филиал Роспотребнадзора, который по обращению Управления ветеринарии проводил исследования атмосферного воздуха, резюмировал, что содержание загрязняющих веществ не превышает нормативных значений концентрации. Вот так. Чистый озон, а не воздух. Дышите полной грудью и не жалуйтесь.

Депутат-коммунист взял ситуацию под свой контроль. Он, в частности, намерен выйти с инициативой внесения необходимых поправок в закон о ЛПХ, неоднозначные трактовки некоторых пунктов которого дают возможность находить лазейки не в меру предприимчивым гражданам.

Руководители туристических властей стран-участниц Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) подписали совместную декларацию. Ростуризм на встрече представлял заместитель руководителя ведомства Сергей Корнеев. В мероприятии участвовали генеральный секретарь Организации ЧЭС Майкл Кристидис, исполнительный директор ЮНВТО Золтан Шомоги, министр туризма Болгарии Николина Ангелкова, замминистра культуры Республики Армения Нерсес Тер-Варданян, замминистра торговли, туризма и телекоммуникаций Республики Сербия Рената Пинджо, а также главы делегаций из Азербайджана, Греции, Румынии.

В документе говорится об укреплении сотрудничества в сфере туризма и культуры между странами-участницами ОЧЭС, разработке совместных проектов и международных культурных и туристических мероприятий, поддержке проектов культурного туризма и культурных туристических маршрутов. Руководители туристических ведомств также высказались за создание учреждения "Культурный порт Черного моря".

Также стороны договорились повышать эффективность взаимодействия между туристическими ведомствами, изучить возможности упрощения визового режима для туристов из стран ОЧЭС, улучшать транспортные связи внутри региона, развивать отдельные виды туризма, в частности, культурно-познавательный, гастрономический и винный, агротуризм. В частности, обсуждалась возможность создания и продвижения единого туристического бренда "Кухни Черного моря". Кроме того, представители государств оценили как высокоэффективный механизм продвижения турпродукта работу национальных офисов VisitRussia.

"Все поддержали наше предложение продвигать совместные маршруты и общий бренд через российские национальные туристские офисы "Visit Russia". Мы уже получили конкретные предложения от нескольких стран по продвижению через офисы наших совместных турмаршрутов. Генсек ЧЭС оценил эту встречу как одну из самых конструктивных за последний период и абсолютно новый шаг в совместной интеграции, и привёл туризм в пример коллегам из других отраслей, взаимодействующих в рамках ОЧЭС", - отметил заместитель руководителя Ростуризма Сергей Корнеев.

Сотрудничество со странами-участницами ОЧЭС в сфере туризма является важным для России. Суммарный объем взаимных поездок граждан России и стран-участниц Организации (без учета Грузии) составляет около 25 млн человек ежегодно, из них по въезду в РФ более 10 млн, по выезду из РФ – около 15 млн человек.

И одним из наиболее перспективных направлений сотрудничества Ростуризм считает развитие круизного туризма.

"В свое время мы представляли коллегам имиджевый некоммерческий проект "Международный яхтенный фестиваль "Черное море". Этот и другие подобные проекты сегодня должны быть направлены на привлечение внимания к развитию яхтенного и круизного туризма в бассейне Черного моря, выработку предложений по строительству, реконструкции и модернизации соответствующей инфраструктуры и круизного флота. Отмечу, что в России законодательная база для этого уже существует: с июня 2013 года Федеральный закон № 110 позволяет иностранным прогулочным и спортивным парусным судам осуществлять плавание и стоянку во внутренних морских водах и в территориальном море России, за пределами пункта пропуска через Государственную границу Российской Федерации", - считает руководитель Ростуризма Олег Сафонов.

Кроме того, важное значение имеет сотрудничество в сфере подготовки кадров - совместная работа позволит значительно повысить качество обслуживания туристов на территории стран-участниц ОЧЭС.

Для справки

Организация Черноморского экономического сотрудничества — межправительственная организация, объединяющая 12 государств Причерноморья и Южных Балкан. В настоящее время (январь-июнь 2016) страной-председателем ЧЭС является Россия.

Страны - участницы ЧЭС: Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Греция, Грузия, Молдавия, Россия, Румыния, Сербия, Турция, Украина.

Государства - наблюдатели: Австрия, Беларусь, Германия, Египет, Израиль, Италия, Польша, Словакия, США, Тунис, Франция, Хорватия, Чехия.

Студенческие коллективы представят Волгоградский регион на международном фестивале

Волгоградские творческие студенческие коллективы отправятся на Международный фестиваль «Студенческая Весна стран БРИКС и ШОС». В состав российской делегации вошли более 30 представителей ведущих вузов Волгоградской области. Ребята примут участие в конкурсном показе национальных творческих программ делегаций «Арт-холл». Всего на фестиваль съедутся более тысячи студентов из 15 стран.

Как сообщили в Волгоградском региональном отделении Российского Союза Молодежи, фестиваль проходит с 24-28 июня в Уфе под патронажем ЮНЕСКО. Творческая команда региона представлена лауреатами областного фестиваля «Студенческая весна на Волге»: фольклорным ансамблем «Оберег» Волгоградской консерватории им. П.А.Серебрякова, студенческим театром эстрадных миниатюр «Горхоз», танцевальными коллективами «Разные лица» Волгоградского государственного института искусств и культуры и «Микс» Волгоградского государственного аграрного университета и другими студенческими коллективами.

Отметим, международный фестиваль станет эффективной культурной и информационной площадкой для укрепления добрососедских отношений, развития культурных и дипломатических связей между странами ШОС БРИКС. В программе запланированы международный молодежный форум стран БРИКС и ШОС, международный музыкальный проект «Универвидение стран БРИКС и ШОС», международный конкурс грации и артистического мастерства «Королева Весна, форум «Медиавесна» для молодых журналистов, «Павильон Российского кино».

Организаторами фестиваля являются Министерство образования и науки РФ, Министерство культуры РФ, Общероссийская общественные организация «Российская Союз Молодежи».

Предложение Росмолодежи о поддержке студенческих объединений ВУЗов всех ведомств, поддержанное Д.А. Медведевым, выльется в план единых действий и единый грантовый конкурс

Создание единого документа, регламентирующего совместную деятельность студенческих объединений, вузов и органов исполнительной власти, ответственных за реализацию государственной молодежной политики на уровне регионов, позволит повысить эффективность и качество существующей работы.

Ожидается, что уже к началу учебного года рабочей группой Программ развития деятельности студенческих объединений будет подготовлен проект Плана единых действий образовательных учреждений высшего образования в сфере воспитательной работы. Работа комиссии ведется по поручению Премьер-министра РФ Дмитрия Медведева.

«Для того, чтобы молодые люди работали в единой повестке, необходима координация всех заинтересованных в развитии системы студенческих объединений структур и ведомств. Сегодня важно выстроить работу таким образом, чтобы как на уровне самих вузов, так и региональных органов исполнительной власти, ответственных за реализацию государственной молодёжной политики, существовало понимание общей повестки», — подчеркнул руководитель Росмолодежи Сергей Поспелов.

Он также рассказал о предстоящей работе по подготовке к XIX Всемирному фестивалю молодежи и студентов, который пройдет в Сочи в октябре 2017 года.

«В настоящий момент прорабатывается возможность закрепления за делегациями участников из других стран представителей вузов России. Важно, чтобы работа с делегациями велась не формально, а в эту деятельность вовлекались студенческие объединения», — отметил глава агентства.

Директор Департамента государственной политики в сфере воспитания детей и молодежи Министерства образования и науки РФ Александр Страдзе также подчеркнул, что «государственная молодежная политика, интегрированная в систему образования, не может развиваться системно без участия других органов исполнительной власти, в том числе — на региональном уровне».

По словам Страдзе, «конкурсный отбор программ развития деятельности студенческих объединений предоставляет студенческим объединениям возможность самим реализовывать те мероприятия, которые интересны им, которые могут и должны быть организованы на студенческом уровне».

Руководитель Российского студенческого центра Сергей Куликов отметил, что «сегодня развитие деятельности студенческого самоуправления дошло до такого уровня, когда сами студенческие организации способны и готовы проводить знаковые мероприятия различного уровня».

По его словам, «конкурс ПРДСО дает возможность студентам развиваться, получать новые компетенции, знания и опыт. Участие в таких конкурсах дает возможность студентам повысить свои компетенции настолько, чтобы быть востребованным на рынке труда и быть полезным для экономики своей страны».

О плюсах вовлечения в деятельность ПРДСО образовательных площадок, не входящих в ведомственное подчинение Минобра, также заявил и председатель Совета проректоров по воспитательной работе образовательных организаций высшего образования России Артур Савелов.

«Если подобное начинание будет реализовано в рамках деятельности нашей рабочей группы, это станет существенным системным прорывом во всей системе государственной молодёжной политики страны», — подчеркнул Савелов.

23 июня 2016 года на базе государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный университет путей сообщения Императора Николая II» состоялось очередное заседание совета Федерального агентства железнодорожного транспорта. В работе заседания приняли участие заместитель Министра транспорта Российской Федерации Алексей Цыденов, Глава Росжелдора Владимир Чепец, первый вице-президент АО «Российские железные догори» Анатолий Краснощек, председатель Общественного Совета при Росжелдоре Эдуард Поддавашкин, руководители территориальных управлений и подведомственных организаций Росжелдора и представители некоммерческого партнерства «Совет участников рынка услуг операторов железнодорожного подвижного состава».

В.Ю. Чепец проинформировал участников заседания о включении в состав Совета Росжелдора Гладилина Алексея Викторовича - генерального директора федерального государственного унитарного предприятия "Крымская железная дорога.

По первому вопросу повестки дня заседания «Об актуализации и доработке нормативной базы, регламентирующей порядок предоставления государственной услуги по закрытию для выполнения всех или некоторых операций железнодорожных станций; по закрытию железнодорожных путей общего пользования и приемке в постоянную эксплуатацию железнодорожных путей необщего пользования» выступил с докладом Дмитрий Шпади – начальник Управления инфраструктуры и перевозок Росжелдора. На сегодняшний момент во многие нормативные акты уже внесены изменения, приводящие их в соответствие с сегодняшними требованиями и повышающие качество предоставления Росжелдором государственных услуг, но много еще и предстоит сделать. На заседании, всеми участниками транспортных услуг, были обозначены и обсуждены вопросы, которые возникают при применении нормативных актов, регламентирующих функционал Росжелдора в части развития инфраструктуры железнодорожного транспорта общего пользования и железнодорожных путей необщего пользования.

По второму вопросу повестки дня заседания «Об итогах работы федерального бюджетного учреждения «Регистр сертификации на федеральном железнодорожном транспорте» в 2015 году и планах работы на период 2016-2018 годы» с докладом выступил Эдуард Гунченко – руководитель ФБУ «РС ФЖТ». Он рассказал о структуре подразделений и отделов учреждения, которая была разработана в соответствии со спецификой работ по подтверждению соответствия, а также, о работе в качестве провайдера проведения межлабораторных сравнительных испытаний и озвучил запланированные объёмы работ на 2016-2018 годы. Далее в докладе Э.Н. Гунченко изложил принципы взаимодействия с Росжелдором и Минтрансом России и коротко остановился на количестве выданных ФБУ «РС ФЖТ» сертификатов соответствия и зарегистрированных деклараций о соответствии на продукцию.

Сегодня Министр обороны России генерал армии Сергей Шойгу проверил ход строительства Московского президентского кадетского училища (ПКУ), которое возводится по решению Президента Российской Федерации.

Глава военного ведомства приказал разработать детальный план-график выполнения работ, о реализации которого ему будет докладывать главнокомандующий Воздушно-космическими силами генерал-полковник Виктор Бондарев.

«Необходимо проработать вопрос о создании на аэродроме Чкаловский учебного модуля, где планируется проводить подготовку кадетов училища», – поставил генерал армии Сергей Шойгу задачу своему заместителю Тимуру Иванову.

В ходе совещания по итогам осмотра стройплощадки Министр обороны дал указание о рекультивации территории, что позволит освободить площади для строительства современных зданий и сооружений.

Глава военного ведомства также обратил внимание на необходимость строительства комфортного жилья для размещения преподавателей училища, которое будет расположено неподалеку от учебных корпусов.

Кроме того, Министр обороны поручил проработать вопрос о создании в подмосковном Монино центра патриотического воспитания молодёжи.

«В Монино у нас есть возможность создать многофункциональный центр патриотического воспитания, где молодёжь могла бы заниматься изучением истории, круглогодично, в комфортных условиях совершенствовать свою физическую подготовку», – сказал генерал армии Сергей Шойгу.

В этом центре, отметил глава военного ведомства, можно будет организовывать и проводить реконструкции исторических баталий, объединяя людей, которые неравнодушны к отечественной истории.

Первые 360 воспитанников Московского ПКУ сядут за парты в День знаний 1 сентября 2017 года. Приказом Министра обороны России училище подчинено главнокомандующему Воздушно-космическими силами России генерал-полковнику Виктору Бондареву.

Московское ПКУ будет единственным в России и мире довузовским учебным учреждением, воспитанники которого с 14 лет под руководством опытных лётчиков будут осваивать начальные навыки управления легкими самолетами. С этой целью в училище строится собственный учебно-авиационый центр, оборудованный современными авиационными тренажерами и парком легких летательных аппаратов.

Сейчас военное ведомство готовит специализированные учебно-образовательные программы, в которых будут интегрированы программы среднего и дополнительного образования, направленные на подготовку кадет к обучению в профильных авиационных и ракетно-космических вузах.

Научно-медицинское сопровождение учебной программы Московского ПКУ разрабатывается Главным военно-медицинским управлением Минобороны России и Научно-исследовательским институтом авиационной и космической медицины Военно-воздушных сил.

Специалистам АО «Главное управление обустройства войск» предстоит возвести учебные и спальные корпуса на 840 воспитанников, ледовый дворец, бассейн, стадион, крытый спорткомплекс, тир, культурный центр на 1000 мест, а также объекты обеспечивающей и инженерной инфраструктуры.

Учебные классы нового учебного заведения будут оснащены интерактивными досками и проекторами, компьютеризированными рабочими местами преподавателей, интернет-связью, лабораториями аудио-визуальных технологий, робототехникой, цифровой фото- и видеостудиями, специализированными классами-лабораториями физики, химии, биологии, медиатекой и электронной библиотекой.

Президентское кадетское училище – совершенно новый тип инновационного образовательного учреждения, целью которого является подготовка всесторонне образованных и патриотически настроенных молодых людей, ориентированных на государственную и военную службу.

Сегодня в ведении Минобороны России находятся 7 президентских кадетских училищ в Оренбурге, Ставрополе, Краснодаре, Тюмени, Кызыле, Владивостоке и Севастополе. Их воспитанники находятся на полном государственном обеспечении.

Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации

На базе Учебного центра войсковой противовоздушной обороны (ПВО) Сухопутных войск завершился всеармейский этап конкурса «Чистое небо». В общекомандном зачете первое место завоевали зенитчики Южного военного округа (ЮВО).

Всего в соревнованиях участвовало более 200 военнослужащих в составе 8 команд от военных округов, Воздушно-десантных войск, береговых войск Северного флота и др. Впервые в конкурсе приняли участие курсанты Военной академии войсковой ПВО Вооруженных Сил Российской Федерации имени Маршала Советского Союза А.М. Василевского, которые заняли второе общекомандное место.

На полигоне Ейский в Краснодарском крае в течении четырех дней соревновались военнослужащие отделений переносных зенитных ракетных комплексов (ПЗРК) «Игла» на бронетранспортерах БТР-80, а также расчеты 23-мм спаренных зенитных установок ЗУ-23, установленных на бронемашинах КамАЗ.

В ходе конкурса зенитчики выполняли боевые стрельбы из ПЗРК и ЗУ-23 с места и в движении по различным целям, в том числе по мишеням, имитирующим вертолет, скоростные воздушные цели, летящие навстречу и удаляющиеся, а также группу движущиеся бронетранспортеров.

Мишени типа «вертолёт» были установлены на дальности около 1,2 тыс. м. Расстояние между ними по фронту 150 — 200 м. Высота подъёма мишеней 10 — 13 мин. Максимальное время на стрельбу определялось временем показа мишеней — около 50 сек.

За время проведения соревнований военнослужащие израсходовали около 2 тыс. боеприпасов, в том числе более 50 зенитных управляемых ракет и свыше 1,8 тыс. 23-мм бронебойно-зажигательных трассирующих снарядов.

Также в ходе соревнований свое мастерство в преодолении на технике различных препятствий (брод, косогор, участок минно-взрывного заграждения и др.) продемонстрировали водители автомобилей КамАЗ и бронетранспортеров БТР-80.

Протяжённость маршрутов на специально подготовленной трассе на участке морского побережья полигона Ейский составляла 8,2 и 10,7 км.

Отделение переносных зенитных ракетных комплексов «Игла» от ЮВО и расчет спаренной зенитной установки ЗУ-23 12-го Главного управления Минобороны России, занявшие первые места по своим направлениям во всеармейском этапе конкурса, представят Вооруженные Силы Российской Федерации на международном этапе конкурса «Чистое небо», который планируется провести в начале августа также на полигоне Ейский.

Пресс-служба Южного военного округа

ФСК ЕЭС отмечает 14-летие с момента создания компании.

25 июня ПАО «ФСК ЕЭС» (входит в группу компаний «Россети») отмечает 14-летие с момента основания. За время работы компания реализовала комплекс значимых для социально-экономического развития страны проектов, обеспечены высокие стандарты надежности электроснабжения потребителей, положительные финансово-экономические показатели.

С момента выделения ФСК ЕЭС из ОАО РАО «ЕЭС России» в 2002 году с передачей в уставной капитал системообразующего электросетевого комплекса (ЕНЭС) компания прошла этапы трансформации, связанные с консолидацией магистральной электросетевой инфраструктуры. Сегодня ФСК ЕЭС — одна из самых больших в мире публичных электросетевых компаний по протяженности высоковольтных магистральных линий и трансформаторной мощности.

За последние пять лет количество подстанций в собственности ФСК ЕЭС увеличилось с 854 до 931 с объемом трансформаторной мощности 334,5 тыс. МВА. Протяженность линий электропередачи увеличилась более чем на 10% до 139,1 тыс. км.

ФСК ЕЭС обеспечивает надежное энергоснабжение потребителей в 77 регионах России, площадь которых составляет 15,1 млн кв. км. Около 50% всего энергопотребления России обеспечивается за счет электроэнергии, передаваемой по сетям ФСК ЕЭС. Отпуск электроэнергии потребителям в 2015 году достиг 525,7 млрд кВт*ч в сравнении с 2006 годом (433 млрд). С 2015 года – в перечне системообразующих организаций России.

С 2002 года компаний реализован комплекс ключевых проектов, имеющих решающее значение для надежного электроснабжения потребителей и развития промышленного потенциала регионов и страны в целом.

Так, реализованы мероприятия по надежному электроснабжению олимпийских объектов Сочи-2014, Ванкорской группы месторождений нефти, объектов транспортной системы нефти ВСТО-1-2 для транспортировки нефти через Якутию, Амурскую область и Приморский край с выходом к нефтеналивному порту Козьмино, нефтепровода «Каспийский трубопроводный консорциум».

Вводом в работу ВЛ 500 кВ «Курган – Витязь – Восход» ФСК объединены ОЭС Урала и ОЭС Сибири по территории Российской Федерации, сооружено энергетическое кольцо 330 кВ в Санкт-Петербурге, ведется реконструкция энергетического кольца 500 кВ Московской энергосистемы. Реализованы схемы выдачи мощности для атомных, гидравлических и тепловых электрических станций, в том числе Калининской, Ростовской, Белоярской АЭС, Богучанской ГЭС, Няганской, Сургутской, Березовской, Череповецкой, Челябинской, Южно-Уральской ГРЭС, Владимирской ТЭЦ-2 и др.

Компания демонстрирует положительные финансовые показатели, в первом квартале 2016 года отмечен рекордный рост чистой прибыли, по результатам прибыльного 2015 года запланирована выплата дивидендов акционерам. Активно реализуются мероприятия по оптимизации издержек и снижению затрат. Обеспечение финансовой стабильности является основой для эффективной реализации инвестиционной программы, проведения ремонта и модернизации инфраструктуры.

Утвержденный объем инвестиционной программы 2016-2020 гг. составляет 471 млрд рублей, предусматривается ввод в эксплуатацию почти 12 тыс. км дополнительных линий электропередачи и 44,3 тыс. МВА трансформаторной мощности.

Общее количество контрагентов ФСК ЕЭС за 5 лет увеличилось более чем в 3 раза до 473 в 2015 году. Компания с учетом текущих потребностей рынка внедряет гибкие механизмы финансирования проектов, в том числе их совместную реализацию с потребителями (например, компаниями «Норильский никель» и «Полюс Золото»).

ФСК ЕЭС осуществляет техническое обеспечение экспорта электрической энергии, перетоки осуществляется с рядом граничащих государств СНГ, а также Китаем, Монголией и прибалтийскими странами. В 2015 год экспорта по сетям ФСК ЕЭС составил 17 492 млн. кВт*ч.

В магистральном сетевом комплексе наблюдается устойчивая динамика снижения аварийности, с 2010 года этот показатель снизился в 2 раза. Согласно проведенным исследованиям, показатели надежности в магистральных сетях являются одними из лучших в мире.

В последние годы ФСК ЕЭС приступила к реализации новых крупных инфраструктурных проектов. Среди них развитие электросетевой инфраструктуры на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока, в том числе связанной с расширением пропускной способности БАМ и Транссиба - помимо нужд транспорта, энергообъекты создадут условия для социального развития территорий и промышленности.

Реализовано первое из шести мероприятий масштабного проекта по укреплению связей между ОЭС Центра и Северо-Запада. До 2019 года должен быть реализован проект энергоинфраструктуры для расширения системы транспорта нефти ВСТО-1 и ВСТО-2 до 80 млн. т в год, предусматривающее строительство более 1500 км воздушных линий и ввод более 1 тыс. МВА мощности. В стадии реализации мероприятия по электроснабжению газотранспортной системы «Сила Сибири», крупных промышленных предприятий.

Состоялось очередное заседание Рабочей группы по вопросам использования природного газа в качестве моторного топлива.

Состоялось очередное заседание Рабочей группы по вопросам использования природного газа в качестве моторного топлива при Правительственной комиссии по вопросам развития ТЭК.

В заседании приняли участие представители Минэнерго России, администраций субъектов Северо-Кавказского и Южного федеральных округов, представители компаний и отраслевые эксперты.

Участники дискуссии подвели итоги реализации программы субсидирования затрат на закупку автобусов и техники для ЖКХ на газомоторном топливе (ГМТ) в 2015 году и обсудили планы по развитию рынка ГМТ в СКФО и ЮФО на 2016 год, включая планы по разработке, актуализации и реализации региональных программ и подпрограмм по развитию рынка газомоторного топлива.

Заместитель директора департамента переработки нефти и газа Максим Лобанов отметил вклад СКФО и ЮФО увеличение потребления компримированного природного газа (КПГ) в качестве моторного топлива в Российской Федерации. «Объем реализации КПГ в целом по стране с 2013 по 2015 гг. вырос на 17,9%. Порядка 30% этого прироста обеспечили СКФО на (+8,6%) и ЮФО (+16,6%), – подчеркнул представитель Минэнерго России.

«Регионы СКФО и ЮФО сегодня являются лидерами и по уровню загрузки АГНКС. В целом России в 2015 году он составил 30% . При этом в СКФО этот показатель достиг 58%, В ЮФО – 42%», – рассказал Максим Лобанов.

Как отметил представитель Минэнерго России, наиболее благоприятная ситуация с обеспеченностью объектами газозаправочной инфраструктуры сложилась в Краснодарском крае, Ростовской области и Ставропольском крае. Максим Лобанов сообщил, что в 2016 году запланирован ввод в эксплуатацию 11 объектов газозаправочной инфраструктуры в СКФО и 5 в ЮФО. 9 объектов будет построено в Ставропольском крае, по два в Астраханской области, Республике Ингушетия и Краснодарском крае, а также один объект в Волгоградской области.

Кирилл Молодцов рассказал о перспективах запуска экспортных фьючерсов на нефть Urals.

 Заместитель Министра энергетики Российской Федерации Кирилл Молодцов выступил на конференции «Рынок российской нефти-2016».

Замглавы Минэнерго России рассказал о планах по началу торгов поставочными фьючерсными контрактами на российскую экспортную нефть марки Urals. «Затраты на добычу нефти постоянно увеличиваются, поэтому государство сегодня ставит перед собой задачу увеличения доходов от ее реализации. Сегодня этому мешает привязка цены на Urals к котировкам Brent. Создание бенчмарка российской экспортной нефти – ключевой шаг к независимому и прозрачному ценообразованию на российское сырье», - отметил Кирилл Молодцов.

«Первые фьючерсы на Urals буду представлены профессиональному сообществу в ноябре 2016г. Затем в течение года-полутора будет формироваться необходимый объем контрактов – это примерно тысяча баррелей на один фьючерс. Целевым показателем к концу 2017г. можно считать уровень в 10 тыс. контрактов в день или около 200 тыс. контрактов в месяц», – добавил замминистра.

«С учетом успешного старта проекта в конце текущего года мы постепенно будем наращивать объем фьючерсных торгов на СПбМТСБ. В торгах смогут принять участие все российские нефтяные компании», – подчеркнул Кирилл Молодцов.

В перкспективе, по словам замглавы Минэнерго России, объемы фьючерсных торгов будут определяться возможностями физической перевалки в портах. «Например, через порт Приморск можно ожидать поставок в объеме 40-50 млн тонн в год, через порт Новороссийск - около 22 млн тонн», – пояснил Кирилл Молодцов.

«Уверен, что бенчмарк российской нефти сорта Urals сыграет важную роль в формировании самодостаточного финансового и сырьевого рынка нашей нефтяной продукции», – заключил замминистра.

Кому же на Руси жить хорошо?

Вадим Андреев

Штрихи к портрету современного олигарха

Недавно журнал «Форбс» опубликовал список 200 богатейших людей России. Разглядывая фотографии, я поймал себя на мысли, что всех их объединяет что-то одно. Что именно, трудно сказать. Возможно, они напомнили мне лица людей, удовлетворенных тем, что достигли главных целей в жизни, решили некую сверхзадачу, первыми пришли в массовом забеге за главным призом – бездонной чашей, до края наполненной золотом. С тех пор их имена у всех на устах, их называют элитой, о них пишут книги, снимают фильмы – словом, они живут в другом измерении, там, где живут избранные, лучшие, цвет нации, соль земли, первопроходцы, смельчаки, гении, великие авантюристы и герои. И когда они спускаются с Олимпа, чтобы уделить нам минуту-другую своего бесценного времени, мы должны быть признательны, в первую очередь, им, а во вторую – судьбе за честь встретиться с современными кумирами миллионов.

Они давно привыкли к подобострастному отношению к себе. Увидев их, люди встают и, волнуясь, ждут, когда они начнут говорить. Слуховой аппарат слушателей при этом превращается в универсальную ловушку, которая не пропустит ни одного слова. Походка, поворот головы, взмах рукой – всё, что характерно им, становится предметом пристального наблюдения. Люди исследуют каждую, даже самую малую часть этих особей: какого цвета у них глаза, как побриты, как сидят на них костюмы, сколько пуговиц на полу пиджаков, во что обуты, какого цвета носки, какие часы на руках, носят ли кольца, сколько стоят запонки, заколки на галстуке, из какого материала галстуки – самые прекрасные женщины в мире не удостаивались столь подробного внимания.

Более того, если бы в эту минуту в зал вошел не один из двухсот богатейших людей страны, а живой Достоевский или Лев Толстой, то внимание к олигарху было бы в разы выше, чем к классикам мировой литературы. Его тело притягивает к себе, как сверхмощный магнит. Никакое зрелище, ни одно театральное действо, сыгранное гениальными мастерами сцены, не отвлекут внимания от человека, на банковском счету которого несколько миллиардов долларов. Стоит только ему заговорить, на него посыплется град вопросов: сколько у него действительно денег, дворцов, особняков, вилл, яхт, сколько он зарабатывает в год, в месяц, сутки, час, минуту, секунду, есть ли у него любовницы, каких женщин он любит больше – блондинок или брюнеток, доволен ли он своей жизнью, считает ли он себя счастливчиком, получившим лотерейный билет с выигрышем в несколько миллиардов долларов, какую часть из имеющихся у него денег он украл – ведь никто не верит, что такие деньги можно честно заработать, ? может ли он пожертвовать свой капитал (полностью или частично) на лечение детей, страдающих раком, готов ли выделить малую долю прибыли, чтобы построить бесплатные столовые для нищих, где хоть раз в неделю их будут кормить лапшой в противовес той, которой кормит их телевидение, как он относится к геям, двуполым бракам, креативному театру, педофилам, порнографии, сланцевой революции, Порошенко, Донбассу, Крыму, Путину, Обаме, Диме Билану, Пугачевой? Это только малая часть вопросов, которые зададут ему простые люди. Слегка пошевелив мозгами, мы можем предположить, какие будут ответы. Но здесь принципиально важно другое – что скажет Он?

Если бы это было можно, если с кем-то из них можно было бы договориться, то люди зарабатывали бы миллионы, показывая их публике, как редкостных животных. Билетные кассы тряслись бы под напором массы людей, жаждущих хоть краем глаза взглянуть на живого миллиардера.

Время от времени, чтобы общество не сохло от тоски, они устраивают торжества: дни рождения, памятные даты или свадьбы сыновьям – наследникам их баснословных богатств.

Если бы мы посмотрели фильм, содержанием которого было бы то, как прошла свадьба сына одного из нынешних олигархов, о нем забыли бы уже на второй день. Зритель привык к таким сюжетам, и, если о фильме зайдет разговор, то коснется игры актеров, работы режиссера, оператора и прочем. Поговорят и забудут. Другую реакцию вызывает аналогичное событие, произошедшее в действительности. Бедным людям, показали, как живут сверхбогатые. Среди гостей – бизнесмены, политики, всемирно известные артисты, завсегдатаи гламурных тусовок – словом, те, о жизни которых все время сообщают телевидение, Интернет, газеты и журналы. Новое время выплеснуло в общественный дискурс новые имена, принципы, новых героев, добившихся впечатляющих результатов в извечной войне за место под солнцем. Народ эту войну всегда проигрывал. С каменного века по сей день. Он, собственно, привык всё время проигрывать, но не предается унынию, и поэтому предложи ему попробовать еще раз, отказа не будет. Да, я тысячу раз проигрывал, говорит он, но как знать, может в тысяча первый мне повезет, и я наконец возьму бога за бороду, и заживу, как Михаил Гуцериев. Или Абрамович, Потанин, Фридман и далее по списку «Форбса».

Аппетит приходит во время еды, а азарт – во время игры. Деньги, по выражению Иосифа Бродского, как огонь, вода, земля и воздух, – это «пятая стихия», и укротить её, равно как четыре предшествующие, можно используя запредельные усилия. Тем не менее попытка – не пытка. И человек идет вперед. Человек бросает вызов стихии. И вот – успех, цветы, овации, тысячи восхищенных, ненавидящих, завидующих, умоляющих и вопрошающих взглядов. Он добился своей цели – заработал миллиарды и стал известен миру. По старой традиции, он уже построил дом и посадил дерево. Осталось одно – женить сына. И свадьбу сыну надо сыграть такую, чтобы небу было жарко. А иначе, какой он отец и зачем ему миллиарды? Ведь родной сын – это продолжение отца. Это ему по наследству перейдут заводы, нефтегазовые месторождения, банки, пенсионные фонды и – самое главное – деньги, деньги, которые нельзя сосчитать и которые можно тратить до скончания времен. Знаменитая Дженнифер Лопес, получив приглашение с чеком на 5 миллионов долларов, отменила все съёмки и помчалась в аэропорт. Элтон Джон отклеил пальцы от пианино и полетел в Россию, получив чек на 7 миллионов долларов. Деньги делают чудеса. Интернет полон восторга, звон бокалов переходит из портала в портал, в воздух летят зонты и чепчики. Трубят пароходы: «Браво Михаилу!», гудят поезда: «Слава Гуцериеву!» И как пел в 60-е (или 70-е) годы прошлого века Муслим Магомаев: «Широкой этой свадьбе было места мало, и неба было мало и земли!» Ну, как не порадеть родному человеку, близкому другу, надежному партнеру?

Если кто-то по-прежнему озабочен вопросом «Кому на Руси жить хорошо?», пусть посмотрит хотя бы киносъёмку этой свадьбы и перестанет мучить себя ненужными вопросами.

Такие торжества у современных богачей становятся обыденностью. Но соревнование между ними никогда не теряет актуальности. Пройдет немного времени, и кто-то сыграет еще более дорогую и пышную свадьбу, перекупит самую дорогую в мире яхту или футбольный клуб, подарит возлюбленной виллу в Швейцарии размером в три вокзала в Москве, или новый остров, в котором растут самые вкусные в мире бананы и киви.

В середине лихих девяностых я знал одного из отпрысков современных богачей. В 23 года от роду, используя связи отца, он получил в одном крупном банке кредит в объеме 50 миллионов долларов и приступил к строительству нефтяного терминала в Татарстане.

- Доброе дело, – сказал я во время одной из встреч. – Что будешь делать дальше?

- Пока не знаю, – ответил он. – Скорее всего, уеду из страны.

- Куда, если не секрет?

Он окинул меня глубокомысленным взглядом:

- В мире много хороших мест, где нас ждут.

Этот эпизод вспомнился, когда я просматривал в журнале «Форбс» фотографии 200 самых богатых людей в России. Таких, наверное, разных в жизни и в то же время так похожих друг на друга, словно их лица поточным способом вылепил один малоизвестный и не очень одаренный скульптор.

В Ростове-на-Дону рассмотрены итоги промысла водных биоресурсов в Азовском и Черном морях в 2016 году

В Ростове-на-Дону 21-22 июня состоялось заседание Азово-Черноморского научно-промыслового совета (АЧНПС) под председательством начальника Управления аквакультуры Росрыболовства Виктора Ашарина.

В работе Совета приняли участие представители Азово-Черноморского теруправления Росрыболовства, ФГБНУ «АзНИИРХ», ФГБНУ «ЮгНИРО», ФГБУ «Аздонрыбвод», ФГБУ «Азчеррыбвод», представители Министерства природных ресурсов Ростовской области, Министерства сельского хозяйства Краснодарского края, Департамента по рыболовству Министерства сельского хозяйства Республики Крым.

На заседании Совета рассмотрены итоги промысла водных биоресурсов в Азовском и Черном морях в 2016 году, обсуждены предложения по совершенствованию Правил рыболовства для Азово-Черноморского рыбохозяйственного бассейна и внесение изменений в другие нормативно-правовые документы Минсельхоза России и Росрыболовства, ход разработки «Концепции развития рыболовства в Азовском море».

Участниками рассмотрены также вопросы выполнения планов и перспектив искусственного воспроизводства водных биоресурсов и товарной аквакультуры в Азово-Черноморском бассейне и подготовки материалов к XXVIII сессии Российско-Украинской Комиссии по вопросам рыболовства в Азовском море и Пятой сессии Российско-Абхазской Комиссии по рыбному хозяйству и вопросов по рациональному использованию запасов и международного регулирования промыслов водных биоресурсов.

На заседании АЧНПС было отмечено, что за истекший период 2016 года освоение основных рыбопромысловых рыб в Азовском (28 видов) и в Черном (26 видов) морях превышает уровень освоения по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Так, вылов азовской хамсы крымскими, ростовскими и краснодарскими рыбаками в текущем году составил 23,3 тыс. тонны (в 2014 году – 18 тыс. тонн), тюльки – 8,2 тыс. тонн (в 2014 году – 5,7 тыс. тонны), вылов бычков – 5,7 тыс. тонны, (в 2014 году – 2,4 тыс. тонны), тарани – 382 тонны (в 2014 году – 257 тонн), сельди черноморско-азовской проходной – 152,5 тонны (81 тонна), камбалы-калкан черноморской – 185 тонн (53 тонны).

Монумент за пазухой

Александр АНДРЮХИН, Томск

В Томске открыли монумент литовским ссыльным. Аккурат рядом с музеем НКВД, неподалеку от мэрии. В торжественной обстановке, с прессой и представителями местной власти. Были и польщенные вниманием гости из бывшей союзной республики. Целых два месяца прибалтийские газеты жарко дискутировали: позволит ли Россия увековечить память жертвам «советской оккупации»? Как видим, позволила. Причем именно сейчас, когда Литва захлебывается от русофобии и при поддержке НАТО размещает тяжелое вооружение вблизи границ с РФ.

Пятый памятник от пятой колонны

Пожалуй, Томск — чемпион по количеству мемориалов «жертвам режима» на душу населения. Все они собраны в одном месте, в самом центре города, в Сквере скорби, через дорогу от мэрии. Литовский стал уже пятым. Началось еще в 1989 году — в здании бывшей следственной тюрьмы НКВД организовали музей репрессий. Потом, в 1992-м, в тюремном дворике установили камень в память всем репрессированным. Через 10 лет слева появилась плита — на сей раз отметили ссыльных калмыков. Это вызвало недоумение среди горожан.

Дело в том, что во время Великой Отечественной калмыки массово дезертировали, а примерно 5–7 тысяч встали в ряды вермахта. Что и послужило причиной массовой их высылки в Сибирь в конце 1943-го. Одни томичи возмутились, поскольку наказание считали справедливым с позиций военного времени. Другие не понимали, за что калмыкам такие особенные почести, другие народы ведь тоже страдали. Но позже появился новый повод для споров: в 2004-м водрузили плиту в память ссыльных поляков, а в 2008-м — эстонцев. Видимо, чтобы другим прибалтам не было обидно, в 2011-м число монументов пополнилось латышским и вот сейчас — литовским.

По удивительному стечению обстоятельств именно эти страны сегодня проявляют особо агрессивную риторику в отношении России, недавно там прошли масштабные учения НАТО, после которых опробованное в маневрах тяжелое вооружение остается на территории балтийских республик. Власти Литвы наиболее настойчиво призывают Брюссель с Вашингтоном развернуть войска прямо у российских границ. Подначивают Украину к силовому захвату Донбасса и Крыма. Президент Даля Грибаускайте называла РФ не иначе, как «террористическим государством». Литва сформировала «список Савченко» — с персональными санкциями относительно лиц, причастных к «произволу» над украинской наводчицей. Русскоязычное меньшинство в этой стране подвергается гонениям, образование на «великом и могучем» сворачивается, памятники советским воинам уничтожаются. А чего стоят призывы недавно почившего политика, столпа русофобской мысли Ромуальдаса Озоласа? Калининградскую область он требовал отдать Литве, Россия же, по его мнению, «должна быть уничтожена». Ну и обязательная программа: вымогания многомиллиардной «компенсации за оккупацию».

И вот после всего этого — памятник. Главными персонажами на церемонии открытия, которая состоялась 10 июня, были посол Литвы Ремигиюс Мотузас и глава представительства Евросоюза в РФ Вигаудас Ушацкас — кстати, когда, подскажите, поборники санкций проявляли к нам подобный респект? «Это небольшой, но очень важный символический шаг, показавший, что мы помним, мы не забыли», — сказал посол. Представитель ЕС дополнил: «Я сам литовец, и мои родители были депортированы в Сибирь, в Красноярский и Алтайский край, и, конечно, любое почтение памяти является святым делом».

Однако черный гранитный обелиск высотой чуть более метра, на котором по-русски и по-литовски написано: «Памяти литовских ссыльных и политзаключенных», расколол город. Тех, кто «горячо одобряет», немного. Больше равнодушных, кому все равно. Но основная масса не поддерживает решение о водружении монумента. Некоторые считают даже, что такой шаг — не что иное, как косвенное признание оккупации Литвы Советским Союзом и репрессий против ее народа.

Рейд патриотов

Инициатором установки этого памятника, как, впрочем, и предыдущих, является Томское областное отделение общества «Мемориал». Его председатель Василий Ханевич (он также служит и заведующим музеем «Следственная тюрьма НКВД») подал в мэрию соответствующее ходатайство. Под документом стоит еще одна подпись — доцента Томского государственного педагогического университета и активистки литовского землячества в городе Ады Бернатоните. Правда, сам Ханевич уверяет, что идею ему подкинула группа молодых литовцев, посетивших прошлым летом Томск в рамках проекта «Миссия Сибирь». Они уже много лет ездят по местам ссылки предков. «С исторической и патриотической миссией», — не без гордости подчеркнул на открытии мемориальной плиты Ушацкас, знакомый с начинанием земляков.

А вот в сообщении Томского филиала ВГТРК говорится, что инициатива с монументом принадлежит литовскому послу. Финансирование взял на себя МИД балтийской республики, выделив 7 тысяч евро. Так что все это — плод «взрослых» стараний. Впрочем, и молодые литовские патриоты, бороздящие сибирские просторы в поисках следов соотечественников, вызывают у некоторых томичей недоумение.

— Эти исследователи начали появляться еще в 90-х, — рассказывает местный предприниматель Василий Геккерт. — Им давали доступ в архивы, а они наоткрывали в Литве кучу злобных музеев оккупации, которые заполнили фальсификацией. И сегодня на основании этих искаженных данных предъявляют нам миллиардные иски «за ущерб».

Кто его знает, что еще наисследовали энтузиасты в богатом недрами и оборонными предприятиями краю...

Но вернемся к плите. Формально ничего криминального в ее установке нет. Такая практика является общемировой. Существуют даже межгосударственные соглашения об охране памятников и уходе за ними.

— С точки зрения закона мы не увидели никаких препятствий, — поясняет «Культуре» член комиссии по утверждению памятника, председатель комитета городского дизайна департамента архитектуры и градостроительства Томска Андрей Алексеев. — Ходатайство поступило от граждан Российской Федерации, письменная гарантия финансирования имелась, собственник земли был не против, историческое обоснование к документам приложено.

Алексеев зачитал мне последнюю бумагу, правда, лично посмотреть ее почему-то не разрешил. Массовая депортация литовцев началась сразу же после вхождения республики в Советский Союз и продолжалась до 1952-го. По заключению Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы (именно оттуда, как я понял, взяты сведения для справки), в Томскую область выселили или заключили в тюрьму 11 122 человека. Однако на сайте литовского посольства в РФ другие цифры. «По данным архивного именного отдела, в 1941 году в Томскую область было сослано 1309 литовцев, в 1951–1952 годах сослано около 4250 жителей Литвы». То есть всего, надо полагать, 5559. В два раза меньше.

Интересуюсь у Алексеева, приложены ли к историческому обоснованию копии официальных архивных документов? Ведь это требование содержится в регламенте установки памятников в Томске, утвержденном гордумой 8 сентября 2009-го.

— А зачем? — удивился главный дизайнер. — Мы Ханевича знаем давно. Он известный специалист. И вообще наша задача — заверить хозяйственную часть проекта. А политические оценки дает дума.

Секретные материалы

Вот ведь какое дело. Понятно, почему те, кто поддержал установку, не любят точных, юридически и исторически подтвержденных цифр. Ведь выйдет, что литовцев среди ссыльных — капля в море. В Центре документации новейшей истории Томской области мне показали несколько закрытых документов. В справке №123 УМВД по Томской области от 23 декабря 1949-го, например, указано, что по состоянию на 1 октября 1944-го спецпереселенцев насчитывается 97 066 — бывшие кулаки, немцы, калмыки, сектанты и административные ссыльные. Литовцы не упоминаются. С 1944-го по 49-й в город прибыли еще 45 816 человек — тут литовцы уже фигурируют. По состоянию на декабрь 1949 года их 2664 человека — немного в общем числе. Поэтому слухи о массовом изгнании литовцев в Томскую область явно преувеличены. К слову, эстонцев (им тоже, напомню, установлен памятник около мэрии Томска) — еще меньше, по пальцам пересчитать.

Другой штрих — депортации 1949 года предшествовала операция НКВД «Прибой» по ликвидации «лесных братьев» на территории Прибалтики. Так что и о справедливости термина «невинные жертвы» также можно поспорить.

Учитывали ли это депутаты, давая «добро»? Похоже, не вникали, всецело доверившись информации Ханевича. Хотя были, надо сказать, и другие мотивы.

— На заседании отмечалось, что в Литве сложилось нездоровое отношение к монументам и братским могилам советских воинов, — рассказал мне депутат гордумы Александр Деев. — Их обливают краской, сносят, останки эксгумируют. Я решил проголосовать «за», но с условием: обратиться к литовскому послу с просьбой, чтобы в его стране берегли наши памятники. Разрешение на установку — это жест доброй воли. Благородно и по-человечески. Мы рассчитываем, что после этого и у них проявятся схожие чувства, и они поймут, что почитание памяти погибших не должно зависеть от политического курса.

Однако некоторые коллеги моего собеседника не разделяют такой точки зрения.

— Я голосовал «против», — не скрывает депутат Сергей Панасюк. — Отдельного памятника литовцам быть не должно, ибо тогда получается, что они самые пострадавшие от репрессий. А на самом деле больше всех пострадали русские. К тому же монумент жертвам уже стоит — один для всех. И достаточно.

Панасюк оказался в меньшинстве. Из 26 депутатов 21 проголосовал «за».

Народ тут лучше

Зато среди горожан примерно в такой же пропорции выражается неприятие обелиска.

— Считаю, подобные памятники способствуют разжиганию национальной розни, — заявил школьный учитель Геннадий Самохин. — Выходит, что прибалтийцы и поляки — выше, чем мы, русские, если заслуживают отдельных мемориалов. Помню, как открывали монумент калмыкам, я тогда и учеников своих приводил. Выступавшие хорошо говорили: что калмыки благодарны томичам за то, что не дали им сгинуть, делились чем могли. И что камень якобы устанавливается в знак этого. Однако сказанное ветер унес, надпись же на плите осталась. Не «в благодарность жителям Томска от калмыцкого народа», а «жертвам сталинских репрессий». То есть себе, любимым. А дальше пошло-поехало. Литовцы вообще выбили: «памяти политических заключенных». Это анекдот! Ни за какую политику их сюда не ссылали. Наказывали за сотрудничество с фашистами и за содействие бандитам из леса.

— Печально, что сегодня Литва превратилась в плацдарм русофобов, начиная с президента и заканчивая отъявленными нацистами, которые гордятся, что их предки служили Гитлеру, — вторит ему Василий Геккерт. — И втрое печальнее, что там предусмотрено уголовное наказание за отрицание факта советской оккупации.

Василий установку литовского и других камней однозначно не одобряет, полагая, что и деды при нынешнем негативе балтийских правительств к русским вряд ли с пониманием встретили бы такую инициативу.

Неподалеку от сквера я разговорился с 75-летним пенсионером, выгуливающим собаку. Кирилл Семенович Яговкин хорошо помнит то время, когда в их краях появились литовцы. Большинство расселили в поселке «86-й квартал», что в 36 километрах от Томска. Оказывается, там, на сельском кладбище, в прошлом году уже установили монумент ссыльным — силами знакомых нам «Мемориала» и литовского землячества. Не перебор ли?

— Литовцы стали нашими соседями, и отец частенько выпивал с ними, — свидетельствует пенсионер. — Я мальчишкой был, но запомнил, как они хвалились, что немцы считали их более высокой расой, чем поляков и белорусов. Когда составлялись списки на отправку в Германию на работы, литовцам предлагали указать, где те скрываются. Покажешь — останешься дома. Нет — сам поедешь. Словом, семью, жившую рядом с нами, депортировали за организацию выдачи в Германию представителей иных национальностей. Еще к нам подселяли прямых пособников фашистов, родственников тех, кто служил в полицаях. Кто-то говорит, что у них не было выхода, — не согласен. Более 60 000 литовцев, отказавшихся закладывать других, самих угнали в рабство. Однако я не слышал, чтобы Литва ставила памятники согражданам в Германии и требовала за немецкую оккупацию сотни миллиардов евро.

Моему собеседнику не по душе не только новый обелиск, но даже «камень скорби», с которого и начался мемориальный камнепад. Он напрочь испортил сквер, сетует пожилой человек. Было приятное, тихое место, куда горожане приходили семьями с детьми. А сейчас даже и гулять неловко: как объяснить ребятишкам, что это за памятники. Если они правильные, то что это за страна, за которую воевали деды и прадеды? Если неправильные — почему их тут понаставили?

Впрочем, что дети — многие взрослые не понимают, как относиться к происходящему. Знаете же наше: «лежачего не бьют». А мертвого — тем более. Вот и не протестуют томичи — не из слабости, из деликатности. К тому же в город еще с царских времен гнали ссыльных, и местные жители как бы по исторической инерции с жалостью относились к депортированным. Помнят здесь древнюю традицию: идет мимо этап — дай арестанту краюху хлеба и не спрашивай, за что судили. Пленным немцам — и то давали.

— С литовцами было сложно, — признался ответственный секретарь Томского совета ветеранов Владимир Томилов. — Я сам служил после войны в Литве, знаю, каково жить среди них. В увольнение нам разрешалось ходить только по трое, обязательно брали с собой штык-нож. Многие ссыльные прибалты возвратились домой, но некоторые захотели остаться в Томске. Считают, что народ тут лучше. Плюс за эти годы сами приобрели наши, сибирские черты характера.

У ветеранов к памятнику отношение двойственное. С одной стороны — зачем он нужен, с другой: если уж поставили, не сносить же — не по-русски как-то...

Памятник по блату

Что меня поразило, когда я копался в архиве, — количество ссыльных эстонцев в регионе. На 1 октября 1949 года таковых насчитывалось 2 человека. И вот им поставлен мраморный монумент со словами «Эстонцам, погибшим на Томской земле». Интересно, местные депутаты при утверждении проекта также не проявили любопытства к документам, поверив на слово исторической аннотации Ханевича?

Но кого вообще нет — так это поляков. Ни единого.

— Дело в том, что я сам поляк, — откровенно объяснил мне Ханевич. — Мои предки родом из Белостока — не польского города, а села в Томской области. Оно было основано поляками в конце XIX столетия. В 30-х его жители подверглись репрессиям... Ну как же я мог не пробить этот памятник?

Оказывается, Василий Антонович не только возглавляет томское общество «Мемориал» и «Следственную тюрьму НКВД», но и является председателем Томского польского национального центра «Белый орел». В 1999-м награжден польским же орденом «Кавалерский крест за заслуги». Поэтому его усилия в установке плиты с надписью «Памяти поляков — жертв сталинских репрессий на Томской земле» понятны.

Однако большевики не преследовали поляков по национальному признаку — хотя сегодня в «Википедии» можно прочесть и такое: «В 1930-е годы начались массовые репрессии практически против всех граждан, имевших какое-либо отношение к Польше». Это неправда. В конце 20-х шла «ликвидация кулачества как класса». Не без перегибов. В ответ по всей стране прокатились крестьянские бунты. Лишь по официальным данным, в конце 1928 — начале 1929 годов было зафиксировано 5721 такое выступление и 1307 (данные 1928 года) террористических актов, которые называли тогда кулацкими вылазками. Поддалось бунтарским настроениям и село Белосток, откуда родом предки Ханевича. И подавлены протесты были в рамках классовой борьбы, а не потому, что там жили поляки. Так что репрессированные из Белостока числятся в архивных списках как «бывшие кулаки», и ставить им отдельный памятник — это принижать всех остальных пострадавших советских крестьян.

Такой же уровень доказательности и в объяснении причины установки памятника ссыльным литовцам.

— Польский, латвийский и эстонский монументы уже стоят — пришло время литовского, — аргументировал Ханевич.

Удивительно, как ловко удается инициативному и одержимому определенной идеей человеку заставлять безропотно плясать под свою дуду власти крупного областного центра. Народ же, хоть и не безмолвствует, однако его мнение, во всяком случае в этом вопросе, спросить не сочли нужным. Что ж, понаблюдаем, начнут ли в Литве с уважением относиться к нашим памятникам.

По родству славянской души

Вадим БОНДАРЬ

25 июня отмечается День дружбы и единения славян. Нас по-прежнему порядка 350 миллионов — это мощнейший ресурс, за который сегодня идет настоящая битва. Запад в рамках программы глобализации пытается обезличить славянский знаменатель, превратив крупнейшую этноязыковую общность в Европе в составную часть всемирного цивилизационного фарша. Попутно решается и другая задача: сделать из славян самых яростных противников Русского мира (по сути, единственной силы, способной противостоять атлантизму), превратить их в этаких современных янычар, не помнящих родства. Как же нам идти к единству? Как снова научиться понимать и поддерживать друг друга? Насколько велики противоречия?

Наши англосаксонские «партнеры» проявляют наибольшую активность по разобщению славянских народов, планомерно пугая их Москвой и внушая чуждые цивилизационные ориентиры. Россию представляют сосудом зла, мешающим другим быть счастливыми. А русских — хроническими неудачниками, лентяями и пьяницами, при этом очень воинственными и склонными к тирании. Чтобы коллективно противостоять «царству тьмы и порока», надо от него всячески огораживаться. На этот смысловой стержень нанизываются конкретные действия: вербовка молодежи во всевозможные националистические русофобские организации, подкуп элит славянских государств, вовлечение во всевозможные объединения и союзы, в том числе военные, дабы инкорпорировать их в чуждые цивилизационные ландшафты.

Между нами хотят создать даже не стену, а ментально-историческую пропасть, которую невозможно было бы преодолеть. Самый яркий пример этого процесса демонстрируется на Украине. Там «партнеры» всячески способствовали разложению местной верхушки. А затем с ее помощью начали активно обрабатывать юное поколение, много лет готовя антироссийскую и антирусскую революцию, пафосно названную «революцией достоинства». А в чем, собственно, достоинство? В том, что откололись от Русского мира и семимильными шагами отправились на поиски счастья в другое цивилизационное сообщество? И вот уже в мае нынешнего года в Киеве на торжествах по случаю Дня Европы Петр Порошенко пламенно убеждает соотечественников: «Сегодня именно мы, украинцы, защищаем Европу от варварства, тирании, терроризма, агрессии, милитаризма, которые нависли над всем нашим континентом. Мы, украинцы, сегодня на передовой защиты европейской цивилизации. Наша революция Достоинства была революцией за Европу. Наша борьба против российской агрессии — борьбой за Европу. Поэтому День Европы — это наш украинский исторический праздник». Ему вторит ведущее польское издание Rzeczpospolita, заявляя о «цивилизационном отставании» России.

Еще один важный посыл, красной нитью вплетенный в антирусскую политику: дескать, мы неспособны самостоятельно обеспечить себя плодами истинной культуры, поэтому все враждебные действия против России — для нашей же пользы. Таким образом, те представители славянства, в том числе и сами русские, которые примкнут к этим «благим деяниям», и есть истинные носители цивилизации. Потому-то шествия с портретами фашистского приспешника Бандеры и не осуждаются прогрессивным человеколюбивым Западом. Но стоило нам провести «Бессмертный полк», и в адрес участников и России в целом поднялся, как пел Владимир Высоцкий, «галдеж и лай». Как только его не обзывали — от «марша мертвецов» до «милитаристского шабаша». Такая пропаганда — тоже очень важный, по сути, даже не антироссийский, а антиславянский элемент стратегии цивилизационного перелицовывания.

Сегодня Россия вынуждена многому учиться и многое менять в выстраивании отношений как с теми, кого с недавних пор принято называть «партнерами», так и с народами, некогда считавшимися братскими. И наши успехи на этом поприще уже дают о себе знать. Например, реакция на вооруженный захват власти на Украине. Когда люди в Крыму и Донбассе восстали против колонизаторской политики поддерживаемого Западом киевского режима, Россия оперативно пришла к ним на помощь, показав тем самым, что Русский мир и славянское единство — не химера и не пустые слова, что есть кому защитить людей, территорию да и сами понятия. Для «партнеров» это стало полной неожиданностью — настолько, что даже ответный удар в виде санкций пришелся больнее по тем, кто его нанес.

Нам пытаются внушить: никакой славянской общности не существует, у каждого государства — собственные интересы. Тревожно, что такого мнения придерживаются даже некоторые наши патриотически настроенные политики, предлагающие особо не рассчитывать на консолидацию братских стран. Что ответить — «без друзей меня чуть-чуть». Да, присутствует исторически сложившаяся напряженность в отношениях с Польшей, мы помним и то, что Болгария в годы Второй мировой примкнула к гитлеровской оси. Но вместе с тем, и это очевидно, существует глубинное тяготение народов, основанное на близости языков, культур, людских характеров. Нельзя отказываться от этого.

Главной ареной сражения за славянское единство продолжает оставаться Украина. Именно здесь решается и судьба Русского мира. Ведь в борьбу через разные форматы и механизмы самым активным образом вовлечены белорусы, поляки, болгары, сербы, чехи... От того, кто победит, зависит будущее и всего славянства, и Русского мира как его центральной составной части.

Коллегия Счетной палаты утвердила заключение об исполнении федерального бюджета в 2015 г. в Министерстве экономического развития Российской Федерации (Минэкономразвития России).

В ходе проверки были установлены нарушения и недостатки в части осуществления Минэкономразвития функций по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере инвестиционной деятельности и государственных инвестиций.

Объем кассовых расходов федерального бюджета на реализацию ФАИП составил по итогам 2015 г. 856,9 млрд руб. или 93,3% ЛБО. При этом, как и в предыдущие годы, не обеспечивалось равномерное исполнение расходов по ФАИП в течение 2015 г.: в I-ом квартале 2015 г. госзаказчиками исполнено 14,5% годового объема расходов, во II-ом квартале – 17,3%, в III-ем квартале – 28,6%, в IV-ом квартале – 39,6%. Объем расходов на ФАИП, осуществленных в декабре 2015 г., составил 225,9 млрд руб. или 26,4% годового объема кассовых расходов.

Такая ситуация не позволила осуществить капитальные вложения и ввод в эксплуатацию отдельных объектов ФАИП в установленные сроки.

В 2015 г. не введены в эксплуатацию 276 объектов из 557, подлежавших вводу (49,5% количества). По итогам 2014 г. не введено 407 объектов (52,7%).

Так, из 15 объектов строительства (реконструкции) Росавиации, подлежавших вводу в 2015 г., не введено в эксплуатацию 14 объектов, в том числе 11 – в рамках ФЦП «Развитие транспортной системы (2010 - 2020 годы)». Не введены в эксплуатацию 4 объекта в рамках мероприятий по подготовке и проведению Чемпионата мира по футболу в 2018 г. в Российской Федерации, в том числе: объекты международных аэропортов Шереметьево и Нижнего Новгорода, аэропорта «Домодедово» (вторая летная зона) и аэропортового комплекса г. Саранск.

Следует отметить низкую динамику ввода объектов в эксплуатацию в течение 2015 г. Так, по итогам первого полугодия 2015 г. было введено в эксплуатацию лишь 20 объектов или 3,1% количества подлежавших вводу, по итогам 9 месяцев 2015 г. – 45 объектов или 7,2%.

Не введены в эксплуатацию 193 объекта, находящиеся в собственности Российской Федерации или 42,8% подлежащих вводу объектов, 53 объекта – в собственности акционерных обществ (80,3%) и 30 объектов – в региональной и муниципальной собственности (75%).

В ФАИП включаются значительные объемы средств федерального бюджета по объектам и мероприятиям, которые не готовы к строительству в соответствии с требованиями законодательства.

В ФАИП на 2015 г. были включены «с ограничениями по использованию» средства в сумме 368,7 млрд руб. или 34% общего объема ФАИП (утверждена 13 декабря 2014 г. в объеме 1 086,3 млрд руб.), в том числе:

5% объема – на объекты, по которым бюджетные ассигнования подлежали перераспределению в случае отсутствия на 1 апреля 2015 г. утвержденной проектной документации или детализации укрупненных инвестиционных проектов;

2,6% - на инвестиционные проекты, по которым требовалось принятие нормативного правового акта;

26,4% - бюджетные ассигнования, детализация которых осуществляется в составе государственного оборонного заказа, а объем учитывается в ФАИП одной строкой, то есть без детализации по главным распорядителям и направлениям финансирования.

При этом Минэкономразвития не обеспечено единообразие в вопросе установления и снятия ограничений на право выполнения и финансирования работ в отношении объектов ФАИП. Кроме того, вопросы отражения в ФАИП ограничений нормативными правовыми актами не установлены.

Выявлены факты включения в ФАИП объектов и мероприятий при отсутствии утвержденной проектной документации с положительным заключением государственной экспертизы и без установления ограничений, что не соответствует положениям Правил формирования и реализации ФАИП.

По итогам 2015 г. детализация укрупненных инвестиционных проектов на софинансирование мероприятий по строительству гидротехнических сооружений по Росводресурсам на сумму 1,8 млрд руб. и на мероприятия в рамках ФЦП «Устойчивое развитие сельских территорий на 2014 - 2017 годы и на период до 2020 года» по Минсельхозу России на сумму 3,9 млрд руб., которые были включены в ФАИП без установления ограничений, так и не была проведена.

Без установления ограничений в ФАИП включены объекты Минэкономразвития России: «Реконструкция газовой котельной ФБУ «Санаторий «Вороново», «Реконструкция водозаборного узла ФБУ «Санаторий «Вороново», «Строительство ливневой канализации и локальных очистных сооружений для автохозяйства и локальных очистных сооружений для существующей ливневой канализации зоны отдыха» на общую сумму 84,9 млн руб., по которым на момент включения в ФАИП отсутствовала утвержденная в установленном порядке проектная документация.

Установлены факты нарушения порядка формирования и реализации ФАИП.

Так, позиция «Инвестиционные проекты строительства, реконструкции, технического перевооружения объектов капитального строительства, по которым требуется принятие нормативного правового акта» с объемом средств 13,7 млрд руб. включена в ФАИП без указания главного распорядителя средств федерального бюджета, кода классификации расходов федерального бюджета, наименования ФЦП, кода вида экономической деятельности по ОКВЭД.

В нарушение установленного порядка в 2015 г. в ФАИП включались расходы, не подлежавшие включению, ряд объектов исключен из ФАИП полностью без внесения изменений в нормативные правовые акты и решения об осуществлении бюджетных инвестиций.

Федеральным законом № 384-ФЗ на 2015 г. в рамках ФАИП Минкомсвязи были предусмотрены бюджетные ассигнования в объеме 143,6 млн руб. на работы по организации межведомственного электронного взаимодействия при предоставлении государственных и муниципальных услуг в электронной форме, которые не относятся к капитальным вложениям. В результате средства федерального бюджета не использовались более 7 месяцев и были исключены из ФАИП лишь в августе 2015 г.

Лишь в декабре 2015 г. в ФАИП был включен объект «Приобретение в государственную собственность Российской Федерации объектов недвижимого имущества в составе 2 узкофюзеляжных дальнемагистральных воздушных судов российского производства в специальном исполнении для нужд Федерального космического агентства», при этом средства Роскосмосу на данные цели были утверждены законом о федеральном бюджете на 2015 г.

Из ФАИП исключены объекты Минэкономразвития: «Установка автоматических телефонных станций в зданиях Минэкономразвития России по ул. 1-я Тверская-Ямская, д. 1 и 3, Овчинниковской набережной, д. 18/1, Трубниковскому пер., д. 19 (техническое перевооружение)». Объем бюджетных ассигнований по объекту составляет 24 млн руб.

В 2015 г. ФАИП существенным образом изменилась, как по количеству включенных в нее позиций, так и по объему бюджетных ассигнований.

В результате внесенных в течение отчетного года изменений из почти двух тысяч позиций (1 991 объект, инвестиционный проект, мероприятие), включенных в ФАИП, изменения затронули 1 602 позиции или 80,5% количества. Так, полностью исключены из ФАИП 664 позиции, по 738 позициям объемы бюджетных ассигнований были частично уменьшены, по 200 позициям – частично увеличены, дополнительно включены 585 новых позиций, из которых только 100 позиций – в результате детализации укрупненных инвестиционных проектов.

По ряду объектов (мероприятий) в 2015 г. изменения вносились неоднократно и приводили к существенным отклонениям от первоначально утвержденного объема бюджетных ассигнований, по некоторым в разы, в том числе в декабре 2015 г.

Например, по мероприятию «Развитие транспортного узла «Восточный – Находка» (Приморский край)» первоначальный объем средств составлял 1,4 млрд руб. За ноябрь - декабрь 2015 г. объем бюджетных ассигнований увеличился на 2,4 млрд руб. или в 2,7 раза.

По объекту «Строительство автомобильной дороги от Санкт-Петербурга через Приозерск, Сортавалу до Петрозаводска, включающей строящийся участок от Кольцевой автомобильной дороги вокруг г. Санкт-Петербурга через Скотное до автомобильной дороги Магистральная на участке км 57+550 – км 81+000, Ленинградская область» в декабре 2015 г. объем бюджетных ассигнований на 2015 г. увеличен в 53,4 раза и составил 2,7 млрд руб.

По итогам 2015 г. объем бюджетных ассигнований ФАИП в целом суммарно уменьшился на 166,5 млрд руб. или на 15,3% утвержденного объема.

По ряду объектов, несмотря на существенное увеличение в 2015 г. объема бюджетных ассигнований, был изменен срок ввода в эксплуатацию.

Так, по объекту «Первая очередь строительства кольцевой автомобильной дороги вокруг Санкт-Петербурга на участке от Приозерского шоссе до автомобильной дороги «Россия» (Росавтодор) в июне 2015 г. объем финансирования увеличен в 6 раз и составил 11,4 млн руб., что не привело к запланированному завершению работ в 2015 г. в связи с нерешенными имущественно-правовыми вопросами, срок ввода в эксплуатацию перенесен на 2016 г.

Дважды в течение 2015 г. (в июне и августе) уменьшались первоначально утвержденные объемы бюджетных ассигнований на восстановление и реконструкцию главного учебного корпуса ГОУ ВПО МГУ Леса, г. Мытищи-5, Московская область (Минобрнауки России), после чего в ноябре 2015 г. средства были увеличены на 309,6 млн руб. и составили 461,5 млн руб., что больше первоначального объема на 77,4%. При этом срок ввода в эксплуатацию перенесен на 2017 г.

Перенос сроков окончания строительства (реконструкции) с 2015 г. на 2016 г. был осуществлен в отношении 31 объекта Росавтодора, в том числе, например, первой и второй очереди строительства кольцевой автомобильной дороги вокруг Санкт-Петербурга, реконструкция подъездов от автомобильной дороги М-4 «Дон», строительство транспортной развязки на км 43 автомобильной дороги А-105, подъездная дорога от Москвы к аэропорту «Домодедово», Московская область, реконструкция участков автомобильных дорог М-9 «Балтия», Московское большое кольцо, М-8 «Холмогоры», М-10 «Россия», М-5 «Урал», М-7 «Волга», М-56 «Лена», М-60 «Уссури», строительство участка автомобильной дороги «Подъезд к границе с Китайской Народной Республикой (с. Джалинда)», строительство автомобильной дороги Адлер (автомобильная дорога Джубга - Сочи) - Красная Поляна, а также расходы на мероприятия по повышению уровня обустройства автомобильных дорог федерального значения. Кроме того, перенесены сроки разработки проектной документации с 2015 г. на 2016 г. по 97 проектно-изыскательским работам Росавтодора.

Несмотря на изменения, которые вносились в ФАИП в течение 2015 г., Минэкономразвития и главные распорядители средств федерального бюджета не приняли достаточных мер по приведению в соответствие ФАИП и ФЦП.

По итогам 2015 г. так и не внесены изменения в ФАИП по бюджетным ассигнованиям в рамках ФЦП «Развитие гражданской авиационной техники России на 2002 - 2010 годы и на период до 2015 года» и ФЦП «Развитие гражданской морской техники» на 2009 - 2016 годы (Минпромторг России), Федеральной космической программе России на 2006 - 2015 годы и ФЦП «Поддержание, развитие и использование системы ГЛОНАСС на 2012 - 2020 годы» (Роскосмос), ФЦП «Обеспечение ядерной и радиационной безопасности на 2008 год и на период до 2015 года» (Госкорпорация «Росатом») в связи с отсутствием предложений главных распорядителей.

В ФАИП включены 5 объектов строительства Росводресурсов (проектные работы) на сумму 57,7 млн руб., которые отсутствуют в ФЦП «Развитие водохозяйственного комплекса Российской Федерации в 2012 - 2020 годах»; объект Минприроды России «Строительство гостевого комплекса «Окнами на Байкал, п. Танхой» (проектные работы) - 2,1 млн руб., который отсутствует в ФЦП «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие Байкальской природной территории на 2012 - 2020 годы»; мероприятие Россвязи «Создание наземной сети спутниковой связи на базе оборудования VSAT» ФЦП «Социально-экономическое развитие Республики Крым и г. Севастополя до 2020 года» в объеме 34,7 млн руб., исключенное из ФЦП «Социально-экономическое развитие Республики Крым и г. Севастополя до 2020 года».

Расхождение между объемом ФАИП и показателями уточненной сводной бюджетной росписи на конец 2015 г. составило 1,5 млрд руб. (по итогам 2014 г. – 4,5 млрд руб.).

Минэкономразвития не в полном объеме реализован пункт антикризисного плана Правительства, касающийся пересмотра приоритетности мероприятий ФАИП и ФЦП в целях обеспечения ввода объектов в 2015 г. К примеру, по итогам 2015 г. по 30 из 43 ФЦП, по которым требовалась корректировка параметров на 2015 г., необходимые изменения внесены не были.

Было установлено, что отдельные положения приказа Минэкономразвития от 19 мая 2014 г. № 278 «О реализации постановления Правительства Российской Федерации от 13 сентября 2010 г. № 716 «Об утверждении Правил формирования и реализации федеральной адресной инвестиционной программы» не актуализированы. К примеру, в редакции приказа, действовавшей до июня 2016 г., содержалась ссылка на упраздненное Министерство регионального развития Российской Федерации. Также положения приказа о взаимодействии с коллегией Военно-промышленной комиссии Российской Федерации не приведены в соответствие с действующими нормативными правовыми актами в части наименования указанного органа.

Минэкономразвития формировалась ФАИП на 2015-2017 гг., как и в 2014 г., не в структуре госпрограмм и непрограммных направлений деятельности, а в разрезе отраслей и ФЦП, что не соответствует программно-целевому принципу формирования расходов бюджета.

При формировании докладов о ходе выполнения ФЦП и реализации ФАИП Минэкономразвития России не осуществлялся полноценный и качественный анализ достоверности информации, представленной главными распорядителями-госзаказчиками ФАИП. Данное обстоятельство снижает достоверность и объективность информации, представляемой Минэкономразвития в Правительство России. К примеру, установлены факты отражения в отчетности главных распорядителей - госзаказчиков ФАИП, а также в докладах Минэкономразвития о ходе выполнения ФЦП и реализации ФАИП информации о вводе в эксплуатацию объектов, не соответствующей действительности. Данные о дебиторской задолженности по расходам на ФАИП и освоении средств федерального бюджета, выделенных на ФАИП, формируются в докладах Минэкономразвития лишь на основании информации, предоставляемой главными распорядителями средств федерального бюджета – госзаказчиками ФАИП.

Выявлены факты несоблюдения Минэкономразвития России установленного срока внесения изменений в ФАИП, в т.ч. на срок более 90 дней.

Расходы Минэкономразвития как главного распорядителя средств федерального бюджета в 2015 г. составили 67,2 млрд руб. или 96,4% показателей сводной бюджетной росписи. Доля расходов, осуществленных в рамках госпрограмм – 92,9% (62,5 млрд руб.), в рамках непрограммного направления деятельности – 7,1% (4,7 млрд руб.).

В структуре кассового исполнения Минэкономразвития в 2015 г. наибольший объем составили расходы по разделу «Национальная экономика» – 42,6 млрд руб. или 63,4% суммы кассовых расходов Минэкономразвития в 2015 г., и по разделу «Общегосударственные вопросы» – в сумме 14,3 млрд руб. или 21,3%.

Дебиторская задолженность Минэкономразвития по состоянию на 1 января 2016 г. составила 13,6 млрд руб., уменьшившись за 2015 г. на 17%. Просроченная задолженность на 1 января 2016 г. составила 0,03 млрд руб. или 0,2% общей суммы дебиторской задолженности. Кредиторская задолженность на 1 января 2016 г. составила 2 млрд руб.

В рамках ФАИП Минэкономразвития на 2015 г. предусмотрено 12,9 млрд руб., из них: в объекты собственного капитального строительства – 1,1 млрд руб.; на мероприятия по обеспечению государственной поддержки малого и среднего предпринимательства – 1,6 млрд руб.; на реализацию мероприятий ФЦП «Развитие Калининградской области на период до 2020 года» – 7 млрд руб.; на предоставление субсидий на софинансирование капитального строительства объектов в Республике Крым и г. Севастополь – 3,2 млрд руб. Расходы Минэкономразвития России на реализацию ФАИП на 2015 г. и на плановый период 2016 и 2017 гг. составило 11 млрд руб. или 85% показателей сводной бюджетной росписи.

Итоговая оценка качества финансового управления государственными финансами в Минэкономразвития составила 38 баллов из 60, что свидетельствует о его недостаточном уровне. Следует отметить, что оценка в области инвестиционных расходов, в том числе по объектам собственного капитального строительства, характеризуемая систематическим недостижением Минэкономразвития первоначальных показателей ФАИП по технически несложным объектам, реализуемым в ряде случаев более 5 лет, составила «0» баллов. На оценку качества управления государственными финансами негативно влияют неоднократные изменения, вносимые в бюджетную роспись и ФАИП, перенос ввода объектов в эксплуатацию из года в год.

Установлено низкое качество прогнозирования администрируемых Минэкономразвития России доходов. Доходы в 2015 г. исполнены в сумме 2,1 млрд руб., что на 138,6% выше первоначального прогноза и на 127,5% выше уточненного прогноза. Кроме того, в 2015 г. у Минэкономразвития отсутствовала утвержденная методика прогнозирования поступлений доходов.

В ходе исполнения Минэкономразвития России федерального бюджета выявлен ряд нарушений.

Допущены нарушения постановления Правительства от 27 декабря 2014 г. № 1563 «О мерах по реализации Федерального закона «О федеральном бюджете на 2015 год и на плановый период 2016 и 2017 годов» на общую сумму 102,8 млн руб.

План информатизации Минэкономразвития утвержден с нарушением срока, установленного Графиком, более чем на 6 месяцев. В нарушение требования Правительства России сумма в соответствии с заключенными контрактами по 7 мероприятиям по информатизации составила 120 млн руб., что на 48,5 млн руб. превысило объем финансирования данных мероприятий, включенных в утвержденный План информатизации Минэкономразвития на 2015 г. и на плановый период 2016 и 2017 гг.. Было осуществлено финансирование мероприятия по информатизации в сумме 12,2 млн руб., которое не было включено в данный План.

По состоянию на 1 января 2016 г. Минэкономразвития не были представлены в Территориальное управление Росимущества по городу Москве сведения о приобретенном (списанном) движимом имуществе на сумму 700,4 млн руб. для учета в реестре федерального имущества. Кроме того, не направлены сведения в Росимущество о внесении изменений в части правообладателя по 12 объектам недвижимого имущества, переданным Минэкономразвития в оперативное управление в 2015 г. (9 зданий общей площадью 3 194,75 кв. м и 3 земельных участка общей площадью 13,4 тыс. кв. м).

По состоянию на 1 января 2016 г. автономными некоммерческими организациями «Агентство стратегических инициатив по продвижению новых проектов» и «Фонд развития моногородов», а также социально ориентированными некоммерческими организациями недоиспользованы субсидии в общей сумме 6,1 млрд руб. Минэкономразвития России не предприняло меры по перечислению в срок до 1 апреля 2016 г. остатков неиспользованных в 2015 г. субсидий в общей сумме 587,8 млн руб. на счета, открытые территориальным органам Федерального казначейства в подразделениях Банка России, которые без правовых оснований были использованы этими организациями в I-ом квартале 2016 г.

По итогам контрольных мероприятий Счетная палата направила представление в Минэкономразвития России, ФБУ «Управление административными зданиями Министерства экономического развития Российской Федерации», заключение в палаты Федерального Собрания.

Коллегия Счетной палаты утвердила заключение об исполнении федерального бюджета в 2015 г. в Министерстве финансов Российской Федерации (далее - Минфин).

Установлено недостаточно полное проектирование и исполнение доходов федерального бюджета Минфином. В составе материалов к законопроекту о федеральном бюджете на 2015-2017 гг. не были представлены расчеты по видам доходов, учтенным в прогнозе. Доля таких доходов составила в 2015 г. 0,2% суммы прогнозируемых доходов, в 2016 году – 0,2%, в 2017 г. – 0,2%. Следует отметить положительную динамику представления данных материалов к законопроектам. Так, при составлении проекта федерального закона о федеральном бюджете на 2014-2016 гг. не были представлены расчеты по доходам, доля которых в прогнозе составляла 3,3%, 3,1%, и 2,9%, соответственно.

В 2015 г. поступление доходов в федеральный бюджет превысило уточненный прогноз на 404,3 млрд руб. (на 3,1%), в 2014 г. – на 258 млрд руб. (на 1,8%), в 2013 г. – на 113,5 млрд руб. (на 0,9%). Таким образом, начиная с 2013 г. отклонение объема поступивших доходов от уточненного прогноза увеличилось на 2,2 процентного пункта. В 2015 г. по 44 главным администраторам доходов федерального бюджета отрицательные и положительные отклонения фактических доходов от прогнозных показателей существенны (превышают 15%): от недоисполнения на 54% (Спецстрой России) до перевыполнения в 133,8 раза (Минприроды России). Такая ситуация свидетельствует о необходимости повышения качества администрирования и прогнозирования доходов федерального бюджета.

Счетная палата ранее отмечала, что в общем объеме доходов в составе материалов к законопроекту о федеральном бюджете на 2015 – 2017 гг. не учитываются отдельные поступления, что не соответствует принципу полноты отражения доходов в федеральном бюджете. Следует отметить, что только 40% главных администраторов доходов федерального бюджета прогнозируют поступления доходов на основании разработанных методических рекомендаций либо методики расчетов определенных видов доходов.

Выявлено недостаточное качество планирования расходов главными распорядителями средств федерального бюджета. Так, на 1 декабря 2015 г. кассовым планом первоначально утвержденные показатели на январь 2015 г. увеличены на 67,8%, а на декабрь 2015 г. – уменьшены на 25,1%. Фактическое исполнение расходов федерального бюджета в январе 2015 г. сложилось выше первоначально предусмотренного кассовым планом показателя на 590 млрд руб. или на 62,1%, в декабре 2015 г. – выше на 199,2 млрд руб. или на 8,3% по сравнению с уточненным кассовым планом.

Кассовые расходы с 28 декабря по 31 декабря 2015 г. составили более 640 млрд руб. или около 25% расходов, произведенных в декабре.

При ведении Минфином сводной бюджетной росписи установлены отдельные нарушения. Минфином вносились изменения в сводную бюджетную роспись по предложениям главных распорядителей средств федерального бюджета, представленным с нарушением установленного постановлением Правительства[1] срока - до 20 февраля 2015 г. Так, предложения Росавтодора были зарегистрированы 5 марта 2015 г., Минтруда России - 11 марта 2015 г., Росавиации - 20 марта 2015 г.

По итогам 2015 г. главными распорядителями средств федерального бюджета не распределено 80 млрд руб. или 0,5% общего объема лимитов бюджетных обязательств. Из них Минфином не распределено 70,4 млрд руб. или 88%, что в основном связано с отсутствием нормативных правовых актов.

Анализ организации Минфином исполнения федерального бюджета в 2015 г. свидетельствует о необходимости повышения качества управления государственными финансами. В 2015 г. количество изменений, внесенных в сводную бюджетную роспись, увеличилось по сравнению с 2014 г. на 33,9% и составило 11 075 изменений, из них изменений, связанных с принятием поправок к федеральному закону, - 3 879 или 35% общего количества. Общий объем положительных изменений в сводную бюджетную роспись в 2015 г. составил 2,5 трлн руб., что на 38,5% больше, чем в 2014 г., из них объем положительных изменений, связанных с принятием поправок к федеральному закону, - 1,3 трлн руб. Таким образом, доля объема изменений в связи с принятием поправок к федеральному бюджету в 2015 г. существенно увеличилась: с 16,1% до 52,2%.

Общий объем неисполненных расходов федерального бюджета, установленных сводной бюджетной росписью (с изменениями), в 2015 г. составил 234,0 млрд руб., что на 6 %, больше, чем в 2014 г.

В 2015 г. 85 из 102 главных распорядителей средств федерального бюджета не исполнили в полном объеме показатели по расходам федерального бюджета. По следующим распорядителям отмечается наиболее существенное недоисполнение: Минфин – 160,5 млрд руб. неисполненных средств, Росавиация – 15,8 млрд руб., Роскосмос – 15,2 млрд руб., Росавтодор – 13,5 млрд руб., Минсельхоз России – 12 млрд руб., Минпромторг России – 9,2 млрд руб., Минздрав России – 7,1 млрд руб.

Недовыполнение бюджетных ассигнований, предусмотренных Минфину, в основном связано с уменьшением в соответствии с бюджетным законодательством расходов на обслуживание государственного долга в рамках проведенной некассовой операции обмена ОФЗ.

Кассовое исполнение расходов федерального бюджета в 2015 г. осуществлялось недостаточно равномерно. Кассовые расходы в IV-ом квартале 2015 г. составили 4,8 трлн руб. или 30,9% годового объема произведенных расходов (2014 г. – 31,1%, 2013 г. – 32,9%, 2012 г. – 32,4%).В декабре 2015 г. кассовые расходы составили 2,6 трлн руб. или 16,6% (2014 г. – 15,9%, 2013 г. – 16,7%, 2012 г. – 17,7%, 2011 г. – 19,5%). Счетная палата неоднократно отмечала, что выделение значительных финансовых средств в конце года негативно сказывается на эффективности их использования и уровне исполнения бюджета.

Дебиторская задолженность федерального бюджета на 1 января 2016 г. составила 5,3 трлн руб., увеличившись за 2015 г. на 24,1%. Дебиторская задолженность по доходам на 1 января 2016 г. составила 1,9 трлн руб., увеличившись за 2015 г. на 17,8%. Дебиторская задолженность по расходам составила 3,4 трлн руб., увеличившись на 27,1%. Основную долю объема дебиторской задолженности по расходам, 98,3%, составляет задолженность по расчетам по выданным авансам.

За период 2008-2015 гг. дебиторская задолженность по расходам увеличилась на 2,9 трлн руб. (с 361,8 млрд руб. в 2008 г. до 3,2 трлн руб. на 1 января 2016 г.), или в 9,1 раза. За аналогичный период расходы федерального бюджета увеличились на 8,8 трлн руб. (с 6,7 трлн руб. в 2008 г. до 15,6 трлн руб. в 2015 г.), или в 2,3 раза. При этом анализ динамики дебиторской задолженности по выданным авансам за 5 лет показывает, что темпы прироста дебиторской задолженности значительно превышают темпы прироста расходов федерального бюджета. Так, за 2011 г. превышение составило 37,2 процентного пункта, за 2012 г. – 31,1 п. п., за 2013 г. – 19 п. п., за 2014 г. – 2,9 п. п., за 2015 г. – 21,8 п. п. С 2011 г. по 2015 г. доля дебиторской задолженности в общем объеме расходов увеличилась с 11,3% до 21%. Основными причинами являются предусмотренная законодательством возможность осуществления авансовых платежей по заключенным госконтрактам (в рамках государственного оборонного заказа в размере до 100% от их суммы), длительный производственный (технологический) цикл изготовления закупаемой продукции и ее высокая и растущая из года в год себестоимость, достигающая в ряде случаев 80% суммы госконтрактов, а также несвоевременность представления контрагентом документов, подтверждающих оказание услуг, выполнение работ, поставку товаров для произведения расчетов.

Анализ деятельности Минфина по разработке прогноза консолидированного бюджета Российской Федерации показал, что фактические показатели по доходам, расходам и источникам финансирования дефицита консолидированных бюджетов регионов в 2015 году, как и в предыдущие годы, отклоняются от прогноза. В 2005-2015 гг. фактические доходы регионов превышали прогноз: в 2005 г. – на 20,6%, в 2006 г. – на 19,7%, в 2007 г. – на 11,4%, в 2008 г. – на 32,5%, в 2010 г. – на 18,7%, в 2011 г. – на 17,6%, в 2012 г. – 5% и в 2014 г. – на 0,1%. Исключение составляют 2009, 2013, 2015 г., когда доходы оказались ниже прогноза на 11,9%, 9,9% и 0,4% соответственно. Аналогичные отклонения сложились по расходам и по источникам финансирования дефицита консолидированных бюджетов регионов. Данная ситуация свидетельствует о необходимости повышения качества прогнозирования основных параметров консолидированного бюджета Российской Федерации в целом.

Остатки межбюджетных трансфертов на счетах регионов по состоянию на 1 января 2016 г. составили 72,2 млрд руб., из них подлежащие возврату в федеральный бюджет – 69,1 млрд руб. Наибольший объем остатков сложился по Росавтодору, Минстрою России, Минэкономразвития России, Минздраву России, Минобрнауки России, Минспорту России, Минприроды России, Росводресурсам, Росжелдору. В регионах наибольший объем остатков имеют Московская область, Республика Крым, Омская область, Нижегородская область, Волгоградская область, Самарская область, Калининградская область, Приморский край, Республика Северная Осетия-Алания. Наибольшие остатки сложились по субсидиям в сумме 53,1 млрд руб. или 73,5% общего объема остатков. Основные причины образования остатков по субсидиям у регионов: позднее принятие нормативных правовых актов или решений Правительства России, несвоевременная подготовка регионами ПСД, длительность процедур изъятия объектов недвижимости, неисполнение подрядчиками своих обязательств, а также позднее заключение госконтрактов, вызванное задержкой получения положительного заключения госэкспертизы проектов, реализуемых в регионах.

Анализ деятельности Минфина по предоставлению бюджетных кредитов регионам показал следующее. В 2015 г. бюджетные кредиты на частичное покрытие дефицитов бюджетов регионов в сумме 341,5 млрд руб. были предоставлены 76 регионам. Объем возврата бюджетных кредитов регионами в 2015 г. составил 173,3 млрд руб., что в 2,2 раза выше уровня 2014 г. Значительный рост в 2015 г. объемов возврата обусловлен досрочным погашением бюджетных кредитов 26 регионами в связи с нарушениями условий соглашений об их предоставлении.

Отмечена необходимость повышения качества управления государственными финансами Минфином России как главным администратором средств федерального бюджета. Качество финансового менеджмента Минфина в 2015 г. оценивается на 74,6 балла из 100 возможных. Минфин занимает 11 место в рейтинге главных администраторов средств федерального бюджета (в 2014 г. – 41 место).

Доходы, администрируемые Минфином, составили 732,3 млрд руб., что соответствует показателям бюджетной отчетности, представленной в Счетную палату. По 15 кодам доходов показатели фактического исполнения имеют значительные отклонения от прогнозных значений – от недоисполнения прогноза на 95% (доходы от возмещения ущерба при возникновении иных страховых случаев, когда выгодоприобретателями выступают получатели средств федерального бюджета) до перевыполнения в 67,4 раза (прочие доходы от компенсации затрат федерального бюджета). Также отклонения от уточненного прогноза по отдельным видам доходов свидетельствуют о необходимости повышения качества прогнозирования доходов, администрируемых Минфином.

В течение 2015 г. по сравнению с предыдущими годами Минфин осуществлял относительно равномерное расходование бюджетных средств. Кассовое исполнение расходов в I-ом квартале составило 22,9%, во II-ом квартале – 23,6%, в III-ем квартале – 24,7%, в IV-ом квартале– 28,8%.

Минфином при отсутствии утвержденного плана информатизации заключено 20 государственных контрактов на сумму 356,1 млн руб. и произведены расходы в этой области на сумму 189,2 млн руб. План информатизации Минфина на 2015-2017 гг. утвержден с нарушением установленного Минкомсвязью срока на 168 дней. Минфин не представил в Минкомсвязь отчет о выполнении плана информатизации в 2015 г.

В целом, дебиторская задолженность по Минфину за 2015 г. уменьшилась на 14,7%, и на 1 января 2016 г. составила 24,3 млрд руб., в том числе дебиторская задолженность по доходам составила 102,8 млн руб. (уменьшилась на 53,9%), дебиторская задолженность по расходам – 24,2 млрд руб. (уменьшилась на 14,4%).

Были установлены нарушения и недостатки в деятельности подведомственных Минфину бюджетных учреждений. Нормативный правовой акт ФКУ «ГУ АЗ Минфина России», устанавливающий лимиты расходов на услуги сотовой связи и закрепление за работниками служебных средств связи и SIM-карт, не приведен в соответствие с приказом Минфина. В результате количество должностей сотрудников ФКУ «ГУ АЗ Минфина России», использующих сотовую связь, а также ежемесячные лимиты стоимости разговоров оказались завышены более чем в 2 раза по сравнению с нормами, установленными Минфином. В нарушение статьи 4 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» за ФКУ «ГУ АЗ Минфина России» закреплены, но не зарегистрированы в установленном порядке в Управлении Федеральной службы государственной регистрации кадастра и картографии по состоянию на 1 января 2016 г. помещения общей площадью 2 180,3 кв. м.

Минфин не осуществлял в 2015 г. внутренний финансовый аудит в целях оценки надежности внутреннего финансового контроля и подготовки рекомендаций по повышению его эффективности, подтверждения достоверности бюджетной отчетности и соответствия порядка ведения бюджетного учета методологии и стандартам бюджетного учета, установленным Минфином России, подготовки предложений о повышении экономности и результативности использования бюджетных средств.

Счетной палатой проведена оценка системы внутреннего финансового аудита в Минфине России, по результатам которой подготовленность указанной системы к обеспечению выполнения поставленных перед ней задач (1 этап оценки) соответствует среднему уровню.

Кассовые расходы по объектам Минфина, включенным в ФАИП, в 2015 г. составили 436,2 млн руб. или 75,7% объема, предусмотренного сводной бюджетной росписью с изменениями. Не были использованы средства федерального бюджета в объеме 139,8 млн руб. или 24,3% объема бюджетных ассигнований. В результате такой ситуации ежегодно отмечается рост незавершенного строительства Минфина (в 2015 г. на 58,7 млн руб. или на 3,1%, в 2014 г. - на 294,9 млн руб. или на 18,1%), объем которого составляет 1,9 млрд руб.

Объем предоставленных Минфином субсидий юридическим лицам в 2015 г. составил 21,4 млрд руб. или 99,3% объемов, установленных сводной бюджетной росписью. Субсидии были предоставлены НКО Фонд развития Центра разработки и коммерциализации новых технологий в рамках подпрограммы «Создание и развитие инновационного центра «Сколково» - 18,9 млрд руб. или 99,2 %, ГК «Росатом» на выполнение возложенных на нее государственных полномочий – 351,9 млн руб. или 100%, российским кредитным организациям и ОАО АИЖК - 2,1 млрд руб. или 100%.

Анализ сформированного Минфином перечня субсидий, бюджетных инвестиций юридическим лицам, взносов в уставные капиталы, подлежащих перечислению на счета, открытые территориальным органам Федерального казначейства в учреждениях Центрального банка (утвержден распоряжением Правительства РФ от 27.12.2014 № 2746-р) показал, что в 2015 г. на указанные счета подлежали перечислению только 11,4% объемов субсидий и бюджетных инвестиций юридическим лицам, предусмотренных сводной бюджетной росписью с учетом изменений.

Анализ реализации Минфином полномочий ответственного исполнителя государственных программ выявил отдельные недостатки. К примеру, уровень выполнения показателей государственной программы «Управление государственными финансами и регулирование финансовых рынков» и ее подпрограмм составил 80,7%. Вместе с тем, по некоторым показателям фактическое исполнение многократно превысило установленные плановые целевые значения.

Так, например, фактическое значение по показателю 3.1 «Количество уникальных пользователей единого портала бюджетной системы Российской Федерации в год» подпрограммы «Обеспечение открытости и прозрачности управления общественными финансами» составило 266,58 тыс. единиц, что в 3,5 раза превышает плановое значение показателя (75 тыс. единиц).

Фактическое значение по показателю 5.3 «Доля количества решений регистрирующих органов об отказе в государственной регистрации индивидуальных предпринимателей, признанных судом недействительными, в числе решений регистрирующих органов об отказе в государственной регистрации индивидуальных предпринимателей» подпрограммы «Обеспечение функционирования и развитие налоговой системы Российской Федерации» составило 0,02%, что на 1,78 процентных пункта ниже планового значения (1,8%).

Минфином не в полном объеме исполнены требования ранее вынесенного Счетной палатой представления. Анализ показал, что на 29 апреля 2016 г. меры приняты Минфином только по 14 предложениям (82,4%), не приняты по 3 (17,6%). Счетная палата приняла решение о продлении срока рассмотрения представления до 1 июля 2016 г.

Счетная палата направит в Минфин представление об устранении нарушений, а также перечень предложений по исправлению ситуации. Заключение будет направлено в палаты Федерального Собрания.

В Москве заработали все 135 точек по продаже клубники, на их прилавках ягоды из южных регионов России начала сменять подмосковная продукция.

Об этом сообщил руководитель Департамента торговли и услуг Алексей Немерюк.

«Фестиваль клубники и земляники в Москве продолжается уже третью неделю, за это время в городе было продано почти полтысячи тонн этой ягоды, которая приехала к нам из южных регионов - Ставрополя, Краснодара, Астрахани, Курской области», - сказал Немерюк, уточнив, что с этой недели погода позволила начать сбор клубники и на подмосковных полях.

«Если у нас первые три недели работало порядка 50 точек, то на сегодня уже все 135 точек начали торговать клубникой с учетом того, что ягоды поспели и в Подмосковье», - сказал Немерюк. По его словам, клубнику привозят из соседних регионов Московской области, к примеру из Луховиц, расположенных в 130 км от Москвы. По словам Немерюка, в ближайшие дни планируется продать порядка 1 тыс. тонн клубники.

«Южная ягода уже отходит, мы рассчитываем, что именно подмосковные производители станут драйверами продаж клубники в Москве на ближайшее время, - сказал глава департамента. - Эту клубнику начали активно собирать только на этой неделе, в день снимается до 40-50 тонн урожая».

Немерюк отметил, что все городские палатки по продаже клубники легко отличить от несанкционированных точек продажи ягод. Карта дислокации палаток есть на портале открытых данных, адреса указаны на сайтах префектур и районных управ.

Алексей Филипов, Московская область:

«Для нас ярмарка клубники в Москве стала хорошей возможностью не только выйти на рынок, но и сразу попробовать себя в розничной торговле. Наша клубника - из Луховицкого района. В отличие от импортной ягоды она обладает бесспорным преимуществом: так называемое логистическое плечо для нас не проблема, потому что хозяйство расположено в 130 км от столицы. Собранная клубника уже на следующий день попадает на столы москвичей. Так что мы планируем активизировать розничную торговлю в Москве».

Владислав Луговец, Ростовская область:

«Торговля идет бойко, пустым ларек не простаивает. За пять дней торговли реализовали почти две тонны клубники, это отличный результат! Поток покупателей такой, что мы были бы не прочь и расширить рынок сбыта. На самом деле здесь нет ничего удивительного, ведь наша экологически чистая ростовская клубника во многом превосходит импортную. У нас даже появились постоянные покупатели: кто берет клубнику в четвертый или пятый раз и, как говорят,будут брать еще».

Сергей Кравченко, Ставропольский край:

«Хорошо разбирают клубнику. Хотим поблагодарить Департамент торговли и услуг за такую возможность. У нас сейчас пять палаток, в каждой в среднем уходит около полтонны в день. Люди приходят снова и снова, пробуют разные сорта. Вся клубника выращена в экологически чистом районе без использования нитратов и удобрений, химии, гербицидов. Москвичи после импортной «хрустящей» клубники охотно пробуют отечественные ягоды и всегда уходят от нас с хорошим настроением».

Игорь Усенко, Кабардино-Балкария:

«Мы на рынке уже двенадцать лет, но сейчас впервые появились условия, позволяющие снизить цену клубники для покупателей. К счастью, нам есть чем их порадовать покупателей, ведь из Кабардино-Балкарии выращена с использованием ручного труда и без применения химикатов, из-за чего у нее особый вкус и аромат. Многие покупатели, которые хотели пройти мимо, заворачивают к нам, как говорят, «на запах», и покупают ягоды».

На территории Адыгеи проходит обработка заповедных самшитовых лесов от вредителей

3 июня 2016 года завершена первая обработка самшитовых насаждений в очаге огневки самшитовой на площади 29,3 га в Цицинском участковом лесничестве Майкопского лесничества. Опрыскивание проводилось биопрепаратом "Биостоп" наземным способом специализированным автономным учреждением Республики Адыгея "Адыгейская лесопожарная охрана" в соответствии с государственным заданием.

Уникальный самшитовый лес в Республике Адыгея имеет статус участка с заповедным режимом охраны. Его площадь составляет около 200 га. Самшит колхидский, произрастающий на Черноморском побережье Краснодарского края и Адыгеи, занесён в Красную книгу Российской Федерации.

Самшитовая огневка находится в списке самых опасных вредителей Европы. Эти вредители причиняют огромный ущерб самшитовым деревьям. Основным источником питания являются листья самшита, поэтому жизнь вредителя непосредственно связана с данным растением.

На 12 день после обработки комиссией, в которую входят представители управления лесами Республики Адыгея, лесничества и ЦЗЛ Республики Адыгея, произведен учет технической эффективности работ, которая составила 71,4%.

В лесоэкологических и климатических условиях республики огнёвка самшитовая развивается неравномерно, стадии её развития растянуты во времени - в одно и то же время в насаждении присутствуют гусеницы разных возрастов.

Следует отметить, что препарат "Биостоп" оказывает эффективное действие на питающихся гусениц средних возрастов. Гусеницы старших возрастов, готовящиеся к окукливанию, прекращают питание, поэтому препарат не оказывает на них должного воздействия. Именно это обстоятельство обуславливает многократное проведение обработок в течение всего вегетационного периода.

В настоящее время проводится подготовка ко второй обработке. Всего планируется провести шесть таких обработок.

«От Советского информбюро…»

75 лет назад было образовано Советское информбюро

24 июня 1941 года, 75 лет назад, было образовано Советское информбюро — главный пропагандистский рупор СССР в годы Великой Отечественной войны. Как появился лозунг «Убей немца», откуда вещал Юрий Левитан и как Сталин собственной рукой переписывал сводки, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

«От Советского информбюро» — именно эти строки привыкли слышать в военные годы граждане СССР. Информбюро было образовано 24 июня 1941 года — спустя несколько дней после нападения немецких войск на страну. Инициатива по созданию главного пропагандистского органа исходила от ЦК партии. «Освещать в печати и по радио международные события, военные действия на фронтах и жизнь страны» — именно такая задача стояла перед новообразованным информбюро.

«Не промахнись. Не пропусти. Убей»

Советское информбюро состояло из нескольких отделов — военного, переводческого, международного, пропагандистского. В литературном отделе трудились знаменитые писатели тех времен — Корней Чуковский, Михаил Шолохов, Борис Полевой, Александр Фадеев, Валентин Катаев, Алексей Толстой, Илья Эренбург. Последний в самом начале войны опубликовал статью «Убей» и тем самым стал создателем пропагандистского лозунга «Убей немца». «Мы поняли: немцы не люди, — писал Эренбург. — Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы.

Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить их в своей окаянной Германии.

Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей».

Впрочем, возможно, лозунг появился не благодаря статье Эренбурга, а благодаря стихотворению Константина Симонова «Убей его», включающего следующие строки:

Если ты не хочешь отдать

Немцу с черным его ружьем

Дом, где жил ты, жену и мать,

Все, что родиной мы зовем, —

Знай: никто ее не спасет,

Если ты ее не спасешь;

Знай: никто его не убьет,

Если ты его не убьешь.

Новые цифры, другие слова

Иосиф Сталин пожелал, чтобы все сводки Совинформбюро обязательно доставлялись лично ему. Иногда вождь собственноручно переписывал сводки, изменяя существенные детали. «Как-то в тяжелые дни на фронте я встретил Жукова и Василевского в приемной Сталина, — вспоминал партийный деятель Владимир Кружков. — Они ожидали приема, а я сводку Совинформбюро, которую ему понесли на подпись. Поздоровались, отошли и ждут. Я сижу на стуле, они стоят и тихо перешептываются. Сводка задерживается. Поскребышев за своим столом отвечает на звонки. Натянут, как струна...

Наконец, резкий звонок из кабинета. Через минуту Поскребышев появляется с бумагой. На ходу рассматривает ее и говорит Жукову и Василевскому:

— Товарищ Сталин разговаривает по ВЧ, придется подождать еще.

И передает сводку мне. Она вся исчеркана. Новые цифры, другие слова. Бумагу рассматривают Жуков и Василевский.

Они знают, какая сводка уходила к Сталину, и внимательно смотрят на его правку. Ведь сведения давал Генштаб.

Жуков напряженно морщит лоб и потом заливается краской, будто его уличили во лжи, лицо Василевского непроницаемо. Не проронив ни слова, оба молча отходят от меня».

Именно Сталин назначил начальника пропагандистского рупора — им стал государственный и партийный деятель Александр Щербаков, который погибнет от обширного инфаркта в ночь на 10 мая 1945 года. В годы войны Щербакову было также поручено стать начальником Главного политуправления Красной армии.

Щербаков контролировал содержание сводок о положении советских войск, работе на заводах, успехах партизанских отрядов. Эти сводки зачитывались по радио, шли в газеты и журналы. Сообщалось далеко не обо всех событиях войны, например Совинформбюро не рассказало народу о сдаче Киева. Кроме того, народу не докладывали о катастрофическом положении Красной армии в первые месяцы войны, об ошибках советского руководства, о дезертирах и спекулянтах, об антисоветских листовках «Долой колхозы» и «Долой коммунистов».

Вещать из Москвы нельзя

Все сообщения писались сухим отточенным языком. «Героический подвиг совершил командир эскадрильи капитан Гастелло. Снаряд вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета. Бесстрашный командир направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензиновых цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с самолетом героя» — такое лаконичное сообщение, например, услышали из своих репродукторов советские граждане в июле 1941 года.

По словам Константина Симонова, сводки специально писались скупым языком, чтобы не расстраивать страну описанием страшных военных подробностей. По радио их озвучивал человек, обладавший уникальным тембром голоса, — Юрий Левитан.

В детстве Левитана часто просили звать друзей на обед.

«Ребята-а-а-а, куша-а-а-ать», — произносил будущий диктор, и все тут же бросали свои игры и разбегались по домам.

В военные годы Юрий Левитан вещал сначала из Свердловска, а затем — из Куйбышева. В Москве работать не было возможности — боясь, что радиовышки станут отличным ориентиром для гитлеровских бомбардировщиков, советская власть приказала их демонтировать.

После войны Левитан оповестит весь мир о первом полете человека в космос и будет читать тексты в ежегодной передаче «Светлой памяти павших в борьбе против фашизма. Минута молчания». Умер радиоведущий от сердечного приступа в 1983 году во время встречи с ветеранами Курской битвы. На тот момент Левитану было всего 68 лет.

Лучше умереть на родине, чем жить и мучиться здесь

В сводки Совинформбюро часто были включены цитаты из писем пленных немцев, их слова во время допросов. «Солдаты часто вступают в пререкания с командирами, нередко отказываются выполнять их приказы. Среди офицеров много трусов. Накануне боя они прикидываются больными», — о таких признаниях немецкого солдата узнал весь Советский Союз 9 мая 1942 года. «Должен сказать, что никогда и нигде я не испытывал такого страха, как в лесу, где скрывались партизаны. Другие солдаты и офицеры чувствовали себя не лучше», — а эти слова пленного немецкого ефрейтора были зачитаны по радио 5 июня 1943-го.

В том же 1943 году благодаря Совинформбюро вся страна узнала о том, что девушка Настя, насильно увезенная на каторгу в Германию, написала своей матери:

«Здравствуй, моя дорогая мама! Я пока жива, но здоровье мое все ухудшается. Работать заставляют с раннего утра и до поздней ночи. Всем, кто попал сюда, очень плохо. Нас гоняют, как собак. Хлеб дают какой-то древесный. Нас пригнали сюда из России на смерть. Ни на шаг не отпускают без конвоя. И на работе, и в бараках сидим как будто в тюрьме. Один раз в день дают суп. Это не суп, а свиное месиво. Завтрака и ужина нет, работай и живи как хочешь. Здесь до того тяжко, что жизнь опостылела. Лучше умереть на родине, чем жить и мучиться здесь, где над нами издеваются и не считают за людей».

К концу войны Совинформбюро все чаще передавало заявления самих фронтовиков и тружеников тыла из разных городов. Например, 1 мая 1945 года граждане СССР узнали о следующем призыве нефтяника Алиева из Баку:

«Друзья! Над Берлином реет наше знамя победы. Дни гитлеровской Германии сочтены. Нас, тружеников тыла, товарищ Сталин призвал упорным и неутомимым трудом умножать всестороннюю помощь фронту. Мы дали сверх апрельского плана 11 тысяч тонн нефти. Будем работать еще лучше. Дадим фронту и стране еще больше горючего».

«Это — горе каждого из нас»

В 1944 году информбюро начало распространять материалы на зарубежные страны. Статьи, отправляемые в другие государства, подвергались строгой цензуре, и не всем авторам позволяли писать заметки для иностранцев.

Любимчиком европейцев очень быстро стал Илья Эренбург, сочинявший пронзительные тексты о жизни на фронте и в тылу. Вот, например, отрывок из его статьи, написанной в апреле 1945 года и переведенной на иностранные языки: «Есть нечто тупое и отвратительное в конце Третьего рейха: чванливые надписи на стенах и белые тряпки, истошные вопли гаулейтеров и подобострастные улыбки, волки-оборотни с ножами и волки в овечьих шкурах. Напрасно гангстеры, недавно правившие чуть ли не всей Европой, именовали себя «министрами» или «фельдмаршалами», они оставались и остаются гангстерами.

Не о сохранении немецких городов они думают, а о своей шкуре: каждый час их жизни оплачивается жизнями тысяч их соотечественников.

Мы никогда не были расистами. Руководитель нашего государства сказал миру: не за то бьют волка, что он сер, а за то, что он овцу съел. Победители, мы не говорим о масти волка. Но об овцах мы говорим и будем говорить: это — длиннее, чем жизнь, это — горе каждого из нас».

Кстати, в 1966 году Илья Эренбург подпишет легендарное письмо против реабилитации вождя. «Реабилитация Сталина в какой бы то ни было форме явилась бы бедствием для нашей страны и для всего дела коммунизма», — заявил Эренбург о почившем правителе.

После окончания войны Совинформбюро продолжило свою деятельность — оно освещало внутреннюю и внешнюю политику СССР за рубежом. А 5 января 1961 года постановлением ЦК КПСС пропагандистский рупор был ликвидирован. Вместо него появилось Агентство печати «Новости», на основе которого образовано РИА «Новости». Затем — РАМИ «РИА Новости», сегодня — агентство «Россия сегодня».

Екатерина Шутова 

«Касками постучать мы и сейчас можем»

Секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов — в интервью «Газете.Ru»

– Майские рейтинги Левада-центра не слишком оптимистичны для «Единой России». В мае они дали вам всего 35%. Как вы объясните то, что избиратели стали меньше доверять партии в преддверии выборов в Госдуму?

— Мы в своей работе, конечно, обращаем внимание на опросы различных социологических структур. Но, как правило, охват таких исследований невелик. Бывают и погрешности. Итоговый выбор делают не граждане, участвующие в опросах, а избиратели, пришедшие на участок.

— Вы считаете, что их опрос был невалидным из-за выборки? Но снижение показывают не только они. Согласно ВЦИОМ, в прошлом году рейтинг ЕР ни разу не падал ниже 50%. Сейчас он 45,6%. Похожая картина и у ФОМа.

— Важно смотреть на динамику. Если опрос проводился по той же сети респондентов и теми же методами, то да, это сигнал, который надо проанализировать и понять, что мы сделали не так. Но ситуативно рейтинги могут серьезно колебаться.

Во время предварительного голосования в разные моменты динамика показывала и рост, и падение. Тем более колебания могут зависеть от разных факторов. В каком-то регионе увеличился тариф на муниципальный транспорт, появились местные проблемы... Чтобы делать выводы надо анализировать все в комплексе. Был момент, когда «Левада-центр» давал нам 50%. И в тот конкретный период это тоже вызывало вопросы.

— Буквально в марте, в одном из ваших интервью вы сказали: «Некоторые критики уже были у власти и похвалиться могут разве что многомесячной невыплатой зарплат, пенсий и варварской приватизацией». Вы говорили о 90-х. Но не кажется ли вам, что сейчас ЕР может вполне справедливо удостоиться такой же критики от своих оппонентов на выборах? Вы давно у власти, ваш лидер Дмитрий Медведев возглавляет правительство, при этом покупательская способность населения резко падает.

— Во-первых, стереотип «Вы давно у власти» навязан нашими оппонентами. Партии «Единая Россия» в этом году исполнится 15 лет. Второе: свое большинство «Единая Россия» получила впервые только в Думе пятого созыва, в 2007 году.

— Но 8 лет большинства в Думе – тоже приличный срок. А положение дел сейчас не самое лучшее.

— Действительно, есть определенные проблемы, связанные, в том числе, с внешним давлением – это санкции. Но постепенно экономика страны встает на ноги. Доходная часть бюджета все меньше зависит от продажи сырья.

Да, процесс идет непросто, но постепенно мы выходим на новую модель экономики, но при этом мы занимаем твердую позицию по отношению к вопросу социальных выплат. Россия – социальное государство.

Давайте для сравнения вспомним Госдуму второго созыва. Фракцией номер один была КПРФ. Вместе с аграриями и другими близкими партиями у них был «контрольный пакет» . В думе были и правые, и «Яблоко», и ЛДПР. Думу возглавлял Геннадий Селезнев, а его первым заместителем был Владимир Рыжков. В правительстве были и Борис Немцов, и Михаил Касьянов, и Оксана Дмитриева, и Альфред Кох.

Одним словом, у власти были как раз те, кто сейчас нас критикуют и говорят, как нужно делать. Так почему они ничего не сделали, когда у них были все возможности для этого? Почему они не реализовали идеи, о которых сейчас говорят? И тогда не было санкций. А мы помним кризис 1998 года, многомесячные задержки заработных плат, невыплаты пенсий, протесты шахтеров на рельсах!

Сегодня мы с вами видим другую ситуацию. Несмотря на санкции, зарплаты выплачиваются. Да, пенсии пока что проиндексированы не так, как хотелось бы. Но все равно достигнута определенная стабильность. Мы обеспечиваем все социальные гарантии. И мы критику воспринимаем. Критика – это одно, к ней нужно прислушиваться и делать выводы. Мы видим проблемы и будем их решать. А популизм – это другое. В интервью вашему изданию Cергей Миронов (лидер «Справедливой России», — «Газета.Ru») говорит о том, что когда идешь на выборы, обязательно нужно «полублефовать». Мы не разделяем эту позицию и считаем, что нужно быть честными.

«Единая Россия» не может себе позволить обещать невыполнимое. Я не могу представить, чтобы мы позволили себе что-то подобное тому, что позволил, например, представитель КПРФ Сергей Левченко. Он в своей предвыборной программе на пост губернатора заявлял, что закон о «Детях войны» не принимается из-за пустых отговорок, а сейчас об этом не вспоминает. Тем более, на фоне попыток отмены регионального материнского капитала и того, что вместо обещанного снижения тарифов, спустя месяц после выборов тарифы были повышены более чем на 8%.

«Мы, действительно, находимся в сложных экономических условиях»

— Вы в основном упираете на то, что нынешняя власть выполняет свои социальные обязательства, но этого недостаточно. Многие потенциальные избиратели не видят положительного тренда. Они чувствуют, что жизнь становится хуже. Как мы уже упомянули, покупательская способность упала. А ваши успехи можно объяснить более удачной конъюнктурой цен на нефть, чем в 90-е годы.

— Знаете, я недавно был на предприятии, на котором работал перед избранием в Госдуму в 1999 году. Тогда возле шахты стояло порядка 10 автомобилей. В этом году там стоянка, на которой располагается более 300 машин. Это к вопросу о том, что жить становится хуже.

Сложные экономические условия возникают не впервые. Но давайте сравним, как мы прошли дефолт в 1998 году и кризис 2008го. А сегодня еще прибавились и санкции. Но мы по-прежнему делаем все, чтобы те, кто сегодня не в состоянии зарабатывать, были защищены. Это - малоимущие, инвалиды, пенсионеры. Социальные обязательства должны быть адресными.

Да, есть рост цен на лекарственные препараты, определенные продукты, коммунальные услуги. Но если раньше замерзали целые города, то сегодня этого уже нет даже в той системе ЖКХ, которую эталонной никак не назовешь.

— Это как «денег нет, но вы держитесь».

— Если вы слышали этот текст полностью, то знаете, что смысл там был совсем другой. Конечно, наши оппоненты умело вырезают нужные фразы из контекста и делают их мемами. Надо сказать, что когда напоминаешь им об их собственных предложениях, поднимается крик. Напомню как пример: Геннадий Зюганов на орловском форуме предложил взять 22 трлн рублей с банковских депозитов – то есть, из вкладов населения. Мы уже это проходили: нужно было один день в год отработать в Фонд мира, надо было обязательно идти на бесплатные субботники. И сейчас можно придумать обязательную лотерею, с которой по 3 рубля направлять на благие дела . Но вам возразят: заботиться о тех, кто в этом нуждается должно государство. И «Единая Россия» сделала для этого важный шаг: получив в Госдуме большинство, мы ввели налог на добычу полезных ископаемых. До нас этого никто не сделал, хотя могли. Еще мы приняли закон, согласно которому 50% плюс одна акция в стратегических компаниях должны принадлежать государству. Это помогло нам запустить национальные проекты развития.

— На встрече председателя партии с секретарями местных отделений в Москве в качестве эксперта выступал бывший глава внутриполитического управления Кремля Олег Морозов. Мне запомнилось, что он дал единороссам совет избегать слова «кризис». Сейчас вы говорили о проблемах, но не упоминали это слово. Вы будете упоминать это слово на встречах с избирателями или в вашей программе?

— Мы всегда говорим об экономических сложностях. Каждый по-своему их определяет. Кто-то говорит, что это кризис. Кто-то употребляет слово «дно».

Мы, действительно, находимся в сложных экономических условиях. Мы видим отдельный спад в отдельных областях. Программа, которую мы будем выносить на съезд партии, рассчитана на 5 лет. В ней мы, конечно, не оставим без внимания выступление президента на экономическом форуме. Будем говорить о развитии экономики. Просто говорить, что сейчас кризис, и ничего сделать не можем, конечно, такого не будет. Мы предлагаем рецепты решения проблем.

— Но все-таки будет ли ЕР открыто признавать, что сейчас кризис? Есть разница говорить о нем или о сложностях в экономике.

— Я не экономист-теоретик. Точно так же живу на земле, хожу по магазинам. Вижу рост цен на определенные продукты, падение доходов населения. Но у нас есть задача. Сохранять рабочие места, промышленные предприятия, пенсии и заработные платы, поддержку тем категориям, которые в этом нуждаются прежде всего.

Буквально недавно в Волгограде мы проводили мероприятие с представителями малого и среднего бизнеса, с предпринимателями. Пригласили руководителей разных предприятий, которые и в этот период реально меняют структуру экономики, чья продукция выходит на экспорт. Их предложения, их замечания, их опыт будет обязательно учтен в нашей программе.

«Мы не сторонники подхода: что-то не нравится - долой!»

— Вопрос про праймериз. Есть два момента. Вы сами заявляли, что потратили на эту процедуру официально 500 млн рублей. И это, не учитывая тех денег, которые кандидаты сами платили за агитацию. Второе - были явные случаи использования административного ресурса. По Волгограду были жалобы, Мария Максакова была недовольна. РБК-daily писала о том, что в Московской области были «карусели». При этом нас уверяют, что грядущие выборы будут абсолютно честными. Но знаете, когда такие скандалы появляются уже на праймериз, слабо верится, что люди изменят свое поведение и откажутся от нечестных технологий в предстоящей кампании.

— Эти средства мы, как и другие парламентские партии и «Яблоко» получаем, в том числе, из бюджета, а значит, это деньги налогоплательщиков. Кто-то принял для себя решение развесить баннеры многочисленные (КПРФ), а мы потратили средства на то, чтобы вместе с нашими гражданами выявить лидеров общественного мнения, которых они поддерживают. И чтобы нас не обвиняли ,в том, что мы используем какой-то ресурс, нам бесплатно дают помещения, или заставляем кого-то работать в свой выходной просто так, мы за это все рассчитывались. Основная часть этих денег потрачена на оплату сотрудников счетных комиссий – это наши граждане, они работали в этот день. Это аренда помещений (учреждения культуры, и многие другие получили дополнительные средства), это печать бюллетеней. Деньги в какой-то мере снова вернулись в бюджет. Считаю, что это ненапрасная трата. Это первое.

Что же касается второй части вопроса, то как раз Максакова потратила на свою кампанию большие средства. По всему ее округу везде размещены баннеры. Это дорогостоящая продукция. Но говорить о фальсификациях можно было бы, если бы перевес был менее значителен. А, может, многим избирателям показалось странным, что за единоросса агитирует представитель КПРФ? (Муж Марии Максаковой – представитель КПРФ Денис Вороненков – «Газета.Ru»). Кто-то из кандидатов тратил деньги, а кто-то начинал кампанию заранее и тратил свое время.

Если говорить об административном ресурсе и старых технологиях, я не раз предупреждал, что на предварительном голосовании их быть не должно и были аннулированы регистрации кандидатов, которые этим злоупотребляли.

В 99% случаев у нас нельзя было умудриться проголосовать дважды. Возможно, где-то не доработали. Были, конечно, и провокации: размещали фейковые объявления, что за голос можно получить деньги. Но где и как – не сообщалось.

Для нас как раз важно было посмотреть на те регионы, где по-прежнему присутствуют старые технологии. Есть время поправить и сделать вывод. А на выборах это уже не пройдет. Там работает уголовное законодательство за фальсификации.

— Но только уголовных дел практически не бывает... А есть у вас какой-то прогноз на эти выборы? Планка-минимум или планка-максимум?

— Мы давно не ставим таких планов. Все прогнозы оставим до 18 сентября. Разговаривая с людьми, мы просим поддержать нашу программу. Для ее реализации нам нужно сохранить большинство в Думе.

— То есть вам нужно не меньше 226? Меньше никак? Путем договоренностей с другими партиями не хотите действовать?

— Примеры, когда у нас нет большинства, есть в региональных парламентах. Все договоренности сводятся к размену: вы нам дайте это, а мы вам – это. Лучше иметь большинство для реализации своей программы и при этом брать разумные предложения от тех, кто не имеет большинства. Только если это предложения не из области «поблефовать».

— А кого считаете главным оппонентом на выборах?

— Скорее всего, КПРФ. У этой партии наиболее широкая сеть региональных отделений. Они давно в политическом поле, хотя программа все та же. Они опять направляют нас в светлое будущее. Я помню, как мне говорил преподаватель в техникуме: «Я вам завидую. Вы будете жить при коммунизме».

А наша программа будет реалистичной. Она будет сформирована по итогам форумов по разным сферам, которые мы проводим.

— Ваши оппоненты предлагают простой путь решения проблем: отправить правительство или хотя бы его финансово-экономический блок в отставку.

— Отставка, а дальше что? Зюганов предлагает забрать сбережения граждан. А Сергей Миронов, который постоянно говорит об отставке правительства? В 2012 году он говорил, что у него есть готовый председатель правительства — Оксана Дмитриева. И где она сейчас?

Мы тоже критикуем отдельные ведомства. На отчете правительства я высказывал претензии об отношении Минфина к регионам. Председатель Правительства – Председатель нашей партии, мы ведем постоянный диалог, и на многое удается повлиять.

— Вы критиковали Алексея Улюкаева. Критике ваших коллег подвергался и Дмитрий Ливанов. Почему, если вы не согласны с политикой в ряде областей, не отправить соответствующего министра в отставку? Вы покажете, что «Единая Россия» имеет реальное влияние.

— Мы не сторонники подхода: что-то не нравится - долой! Вот если вас не слышат, это значит, человек не на своем месте. Но если изменения происходят, пусть даже не так быстро, как хотелось бы, значит, мы движемся верно.

«После воссоединения Крыма с Россией я чувствую не раскол, а консолидацию общества»

— Закончилась работа шестого созыва Госдумы. Этот период запомнился большим количеством запретительных инициатив. Один из последних примеров — это антитеррористические поправки Ирины Яровой. Единороссы также инициировали и приняли законопроект, по которым за нарушение на пикетах и митингах грозит тюрьма. Вы можете объяснить, зачем ЕР фактически отбирает у граждан возможность протеста? Мы помним, что дальнобойщикам даже не дали проехать в центр Москвы. В свое время вы сами участвовали в протестах шахтеров. Так почему сейчас протестовать нельзя?

— Акции протеста шахтеров начались в 1989 году потому, что так жить было нельзя, и потому что мы никому были не нужны. В 1991 году протесты подогревались извне. В результате недальновидных решений той власти страны не стало. После варварской приватизации в 90-х были закрыты десятки шахт. 150 тысяч шахтеров только в Кузбассе оказались на улице, и в 1997 году мы сели на рельсы. И только когда пришел Аман Тулеев, стали организовываться новые предприятия.

Протестные митинги проходят и сейчас. Просто есть законодательство, которое их регулирует. Акции протеста не должны создавать помех другим людям. Если кто-то перекроет МКАД, то к кому-то не сможет проехать «Скорая помощь».

Ряд из них происходят потому, что власть, — не только федеральная, но и региональная — не всегда четко объясняет свои действия, как это было с тем же «Платоном». Часто эти акции пытаются использовать в своих целях различные политические силы. Но дальнобойщики сказали им: «Отойдите, это наш протест». Они молодцы, не стали разменной монетой в руках некоторых политических деятелей.

— Но вам не кажется, что при нынешнем законодательстве и таком подходе вам бы не дали сесть на рельсы или стучать касками у Белого дома? Я думаю, что еще до акции правоохранительные органы вскрыли бы какую-нибудь вашу переписку, нашли бы подходящий лозунг и все бы закончилось еще раньше. Сейчас вы бы касками постучать не смогли.

— И сейчас можем. Просто тогда к нам никто не вышел, никто с нами не заговорил. Ни Оксана Дмитриева, которая работала в правительстве, никто. Хотя шахтеры сидели на рельсах. А в нынешнее время власть готова общаться с теми, кто пришел отстаивать требования протестующих.

— Вы сказали про использование политиками протестов. То есть правильно мы понимаем, что если Алексей Навальный или Михаил Касьянов приходят на какую-либо подобную акцию, это автоматически означает приватизацию протеста, после которой власть перестает слушать протестующих?

— Власть всегда разговаривает с теми, кто представляет сообщество, которое выдвигает требования. Тем более, если для этих требований есть реальные основания и идет на встречу, пример тому – компромисс по тарифам «Платона».

Или еще пример. Люди с рыбзавода на Шикотане изложили свою проблему президенту на прямой линии. Этот звонок никто не утаил. Раньше такого просто не показывали, а предприятия просто закрывались.

Но протест не надо политизировать и использовать в своих целях. Если Касьянов на этом рыбзаводе чистит рыбу, то, пожалуйста, пусть возглавляет акцию. Но когда кто-то, катаясь на лыжах в Альпах, по телефону дает указание вывести протестующих на Кремль - это другие вещи!

— Вы упоминали, что после присоединения Крыма ваши рейтинги выросли. На этом фоне разошлись такие термины, как «пятая колонна», «оранжисты», «национал-предатели». Например, больше всего в этом преуспевает представитель вашей партии, выигравший праймериз в Калининградской области, Евгений Федоров. Публичных осуждений его высказываний со стороны фракции нет. Но они граждане нашей страны, те, кто тоже имеет право участвовать в выборах. Вы не чувствуете ответственности партии за нынешний раскол в обществе?

— После воссоединения Крыма с Россией я чувствую не раскол, а консолидацию общества. Тех, кто против этого - единицы. И они участвуют в выборах. Тот же Борис Немцов, в свое время, получил поддержку избирателей в Ярославле.

— Однако в отношении них применяется агрессивная риторика. Немцов как раз стал жертвой той самой риторики.

— Я не представитель правоохранительных структур или суда, чтобы определять мотивы этого преступления. Но лично убежден, что в этом не было политики. Те, кто придерживается иного мнения имеют возможность его высказать: и на «Эхе Москвы», на страницах вашей газеты. И всё продолжают работать. Раньше и на кухнях говорить о чем-то подобном было опасно.

— А в 90-х? Тогда свободы слова было меньше?

— Вы просто не захватили этот период: людей увольняли с предприятий очень быстро за непонравившуюся точку зрения. Простых рабочих не увольняли, потому что зарплату им и так не платили.

«Многие депутаты приходили в парламент не бедными людьми из бизнеса»

— Насчет большинства. Не так давно депутата Илью Пономарева лишили мандата его коллеги. Вы помогли эсерам провести законопроект, который позволяет это делать. Но разве это правильно? Парламентария выбирают избиратели, а лишаете полномочий вы.

— Эсеры долго настаивали на этой мере, не согласись в итоге мы с ней, наши оппоненты сразу бы сказали, что мы их не слышим и блокируем.

У нас отсутствует механизм отзыва депутата избирателями. В таком случае нужно было бы вводить обязательное голосование для всех. Иначе получится, что выбирают одни, а отзывают – другие.

Некоторые забывают об обязательствах перед избирателями: не посещают Думу месяцами, не выезжают в регионы. И аргумент о том, что «за меня там кто-то ведет приемы» - это не аргумент. Выбирали не тех кто ведет прием, выбирали вас. И работать должны вы.

— Когда Пономарева отзывали при полупустой думе, это выглядело фарсом.

— Вы имеете в виду тот момент, когда обсуждался этот вопрос. Напомню, что час голосования у нас в 17:00. К нему зал достаточно заполнен. А в остальное время – это нормальная практика всех парламентов мира. Обязательно присутствуешь, если надо выступить или задать вопрос. Многие смотрят трансляцию в кабинетах и работают с документами.

— Там и на час голосования зал был полупустым.

— К сожалению, не могу прокомментировать. Находился в служебной командировке.

— Последний вопрос по поводу потенциальных рисков вашей кампании. Недавние декларации депутатов показали, что их годовые доходы выросли. Это касается и депутатов ЕР. Тем более у граждан, именно ваша партия прежде всего ассоциируется с представителями органов власти. Те же разошедшиеся в интернете фотографии кооператива «Сосны», где расположен ваш участок и участки ваших коллег по партии, создают впечатление, что партийцы не бедствуют в отличие от народа в кризис. Вы не боитесь, что электорату запомнятся эти факты и в период экономического спада это создаст впечатление, что ЕР – это партия богатой номенклатуры?

— Депутаты получают 350-400 тысяч рублей. Эти доходы, конечно, отличаются от средних по стране. Но едва ли лучше сделать зарплату в 10 -15 тысяч, что вынудит попросту торговать запросами или еще как-то использовать свой статус. Вы сами помните, как представитель фракции КПРФ пытался даже продать место в списке «Единой России».

Многие депутаты приходили в парламент не бедными людьми из бизнеса. Такие депутаты есть во всех фракциях. В «Справедливой России» — Чепа, Петров, Гартунг. У КПРФ – Муравленко.

Но, возвращаясь к формулировке вашего вопроса: именно при большинстве «Единой России» и были приняты нормы, при которых публикация деклараций стала обязательной. А оценивать депутата на избирательных участках люди будут не по тому, что у него в декларации, а по тому, как он работает, слышит ли их, и решает ли проблемы, которые волнуют наших граждан.

Отдел политики 

Россия > Внешэкономсвязи, политика > gazeta.ru, 24 июня 2016 > № 1803498 Сергей Неверов

Дума отзапрещалась

Самые скандальные законопроекты Госдумы уходящего шестого состава

В пятницу подходит к концу работа депутатов Госдумы шестого созыва. C подачи телеведущего Владимира Познера нижнюю палату парламента начали называть «Госдурой», однако еще лучше прижилось прозвище «взбесившийся принтер», придуманное главредом «Новой газеты» Дмитрием Муратовым.

На скандальность этот созыв был обречен с самого начала. Само ее избрание в конце 2011 года спровоцировали масштабные протестные акции, участники которых подвергали сомнению результаты прошедших выборов.

По разным оценкам, митинг на Болотной площади 10 декабря собрал от 25 до 150 тысяч человек. В числе требований протестующих были в том числе повторные выборы. Митинги продолжали собираться на регулярной основе, пока к маю 2012 года не произошел печально известный «Марш миллионов». Тогда произошли конфликты с полицией, которые впоследствии привели к реальным срокам для ряда его участников.

Дума отвечала критикам взаимностью, прославившись за годы своей деятельности инициативами, которые превращали любой протест в предприятие, обреченное на наказание. Впоследствии стремление оградить себя от критики среди депутатов Госдумы только росло.

Борьба с митингами

В июне 2012 года представители «Единой России» приняли закон, серьезно усложняющий жизнь участникам протестных движений. За несоблюдение правил проведения подобных мероприятий были серьезно повышены штрафы. Также были введены новые требования. Именно с момента вступления в силу этого закона на митингах больше нельзя было скрывать свое лицо.

На тот момент еще была фракция, которая практически полным составом если не поддерживала, то сочувствовала участникам протестных акций. Речь о «Справедливой России».

Депутаты партии не только пришли на заседание с белыми ленточками, но даже попытались организовать «итальянскую забастовку» на втором чтении законопроекта, затянув его принятие до позднего вечера. Однако позже и эсеры втянулись в общую тенденцию.

Еще большее «завинчивание гаек» произошло после вступления в силу в июле 2014 года новой статьи 212.1 Уголовного кодекса (УК). Она вводила наказание за неоднократное нарушение порядка организации или проведения собраний, митингов, шествий или пикетирования. Поправки предложили депутаты Игорь Зотов («Справедливая Россия»), Андрей Красов и Александр Сидякин (оба – из «Единой России»).Статья предусматривает до пяти лет лишения свободы, если имело место более двух административных правонарушений порядка организации митингов в течение 180 дней.

Первый приговор по этой статье получил гражданский активист Ильдар Дадин, который получил три года лишения свободы в колонии общего режима.

Удар по НКО

Тезисы о том, что многие оппозиционные протесты организуются при участии западных стран, которые хотят дестабилизации в России, стали в Госдуме шестого созыва общим местом. За июнь-июль 2012 года она провела резонансный закон «Об иностранных агентах». Ими признавались некоммерческие организации (НКО) с иностранным финансированием и занимающиеся политической деятельностью.

Если в начале подразумевалось, что признание организации иноагентом не повлечет за собой каких ущемлений в деятельности организации, то постепенно ситуация изменилась. Например, «агентам» было запрещено наблюдение за выборами.

Кроме того, представители некоммерческого сектора и правозащитники жаловались, что новый статус создал всем НКО проблемы в общении с госструктурами, а также спровоцировал негативное отношение к ним в обществе. В реестр в том числе попали многие благотворительные и правозащитные организации, которые частично работали на гранты иностранных институтов и делали бесспорно полезную работу для российского общества.

Доработка законодательства по этой теме велась практически до последней сессии этой Думы, однако это ситуацию сильно не улучшило.

В конце 2014 года появился еще один законопроект – «о нежелательных организациях». Ими может быть признана любая иностранная или международная неправительственная организация, которая наносит вред безопасности нашего государства. Авторами законопроекта выступили эсер Александр Тарнавский и представитель ЛДПР Антон Ищенко.

Ограничения для СМИ и интернета

Шестой созыв Госдумы прославится серьезными ограничениями, введенными в интернет-пространстве. В июне 2012 года был внесен законопроект о создании реестра запрещенных сайтов. Его авторами выступили единоросс Сергей Железняк, эсер Елена Мизулина, коммунист Сергей Решульский и член ЛДПР Ярослав Нилов.

Поправки в законодательстве позволили проводить блокировку ресурсов, содержащих запрещенную информацию. Из-за небрежности формулировок блокировка грозила даже «Википедии».

В феврале 2014 года вступил в силу так называемый «закон Лугового». Согласно ему, Генпрокуратура через Роскомнадзор может провести немедленную блокировку сайтов, распространяющих призывы к массовым беспорядкам или другую экстремистскую информацию. Авторами выступили представитель ЛДПР Андрей Луговой, депутат КПРФ Николай Иванов и единоросс Сергей Чиндяскин.

Несколько инициатив Госдумы были направлены на регулирование деятельности СМИ. В 2014 году вступил в силу закон о запрете ненормативной лексики. Принятие документа инициировала группа депутатов во главе с председателем комитета Госдумы по культуре Станиславом Говорухиным. Годом ранее в медиа запретили рекламировать алкоголь (закон инициировал лидер фракции «Единая Россия» Андрей Воробьев).

В том же 2014 году Госдума приняла первый «антитеррористический пакет» Ирины Яровой. В него вошел в том числе «закон о блогерах», обязавший авторов интернет-ресурсов с аудиторией «свыше 3000 пользователей в сутки» регистрироваться в Роскомнадзоре. Также он накладывал на эти ресурсы ряд ограничений, которые уже действовали для СМИ.

Госдума этого созыва по инициативе единороссов также вернула в законодательство уголовную ответственность за клевету. Соответствующий закон вступил в силу в 2012 году. В нем говорится, что «клевета, то есть распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию», наказывается штрафом в размере до 500 тысяч рублей. Это же деяние, совершенное с использованием служебного положения, наказывается штрафом в размере до 2 млн рублей. Клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказывается штрафом в размере до 5 млн.

За «клевету в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава» теперь полагается штраф от 1 до 5 млн рублей.

Ответили Западу

Одним из первых резонансных «антизападных» инициатив Госдумы стал «закон Димы Яковлева», внесенный на рассмотрение нижней палаты ее спикером Сергеем Нарышкиным и лидерами всех четырех фракций. Это произошло 12 декабря 2012 года, спустя шесть дней после начала работы шестого думского созыва.

Закон, который был представлен в качестве ответа на принятый в США «акт Магнитского», запрещал американским гражданам усыновлять российских детей-сирот. Все думские фракции, за исключением нескольких депутатов, проголосовали за принятие законопроекта.

Это вызвало массу критики со стороны журналистов и правозащитников.

Инициатива стала известна в народе как «закон подлецов». Впоследствии в Москве прошел «Марш против подлецов», собравший до 9-9,5 тысяч человек, по версии МВД, и 20-30 тысяч человек, по оценке организаторов. В конце мероприятия участники марша демонстративно выкинули транспаранты с фотографиями депутатов в мусорные баки. Единение при принятии этого закона стало одной из поворотных точек: стало понятно, что у граждан, критично настроенных по отношению к нынешнему курсу власти, практически не осталось сочувствующих им депутатов.

После присоединения Крыма к РФ в марте 2014 года отношения Москвы с западными странами оказались в состоянии тяжелого кризиса. В конце 2015 года депутаты решили внести в законодательство нормы, позволяющие им игнорировать решения международных судебных инстанций.

Теперь это можно делать, если Конституционный суд РФ признает, что международные решения противоречат основному закону России. Критики этой инициативы подозревали, что Кремлю нужно просто легальное основание, чтобы отказаться удовлетворить решение ЕСПЧ (Европейского суда по правам человека) по делу ЮКОСа, которое тогда предполагало выплату $50 млрд.

Впрочем, пока этот закон был использован только в одном случае: чтобы отстоять процесс голосования в тюрьмах, против чего выступала международная инстанция.

Новые правила для выборов

Частые изменения в законодательстве о выборах уже стали своеобразной традицией российской власти. Шестой созыв Госдумы вернул смешанную выборную систему для нижнюю палаты парламента. Это значит, что 225 депутатов следующего созыва из 450 пройдут «испытание боем» в одномандатных округах.

Этот же созыв провел определенную политическую либерализацию законов в этой части. По инициативе премьера РФ Дмитрия Медведева, в регионах вернули прямые выборы губернаторов. Правда, при этом было введено важное условие. Для участия в выборах необходимо собрать от 5% до 10% подписей муниципальных депутатов субъекта РФ. Это позволяет власти контролировать выборы и при необходимости не допускать на них серьезных оппонентов кремлевских кандидатов.

Со времени возрождения прямых выборов губернатора только одна кампания дошла до второго тура. В 2015 году в Иркутской области представитель КПРФ Сергей Левченко победил кандидата «Единой России», действующего губернатора Сергея Ерощенко. Другая напряженная кампания была на выборах главы Санкт-Петербурга в 2014 году. Тогда не смогла пройти муниципальный фильтр Оксана Дмитриева, наиболее сильный оппонент губернатора Георгия Полтавченко.

Похожие ограничения Госдума ввела и для выборов в региональные парламенты. Без сбора подписей граждан в них могут участвовать только те партии, которые уже имеют представителя в региональном парламенте, Госдуме или органах местного самоуправления. Процедура сбора подписей довольно сложна, и «несистемная» оппозиция воспринимает ее как очередной охранительный барьер. Аналогичная система действует и на думских выборах. Не собирать подписи могут те партии, которые имеют хотя бы одного представителя в региональном парламенте.

В начале 2016 года депутаты приняли закон, согласно которому в агитационных материалах нельзя использовать изображения лиц, не являющихся кандидатами. Это лишает «несистемную» оппозицию возможности использовать образ протестного лидера Алексея Навального, а единороссов — Путина.

К этим думским выборам также введена обязательная аккредитация для журналистов. Если раньше представитель СМИ мог беспрепятственно посетить любой участок, то теперь ему придется проходить через специальную процедуру. Парламентарии объясняли это борьбой с псевдожурналистами, пытающимися попасть на участок. Это напрямую касается ассоциации «Голос», которая отслеживает нарушения на российских выборах. Она была признана «иностранным агентом» и лишилась возможности наблюдения на выборах напрямую. Однако у организации есть свои СМИ, и благодаря этому представители «Голоса» до недавнего времени могли наблюдать за кампаниями как представители журналистского сообщества. Теперь «Голос» лишился и этой возможности.

Другая значимая инициатива Госдумы – перенос думских выборов с декабря на сентябрь. Это решение депутатам пришлось даже отстаивать в Конституционном суде, так как сокращение полномочий парламентариев прямо противоречит главному закону страны. Суд все-таки даровал депутатам возможность работать меньше.

Это одна из самых загадочных историй данного созыва, так как об истинных целях переноса на данный момент можно только строить теории. К закону явно приложил руку Кремль. Ряд политологов считали, что летний агитационный период просто выгодней «Единой России».

Кстати, всем нынешним парламентариям, которые не попадут в следующий созыв, положена компенсация, возможность использования служебной квартиры и медицинская страховка. Каждый такой парламентарий обойдется бюджету примерно в 1,59 млн рублей.

«Борьба с терроризмом»

Произошедшие за последнее время атаки террористов развязали руки тем парламентариям, которые борются за расширение полномочий спецслужб и ужесточение уголовного законодательства.

В конце прошлого года появились поправки в законодательство, разрешающие сотрудникам ФСБ открывать огонь в местах большого скопления людей в целях предотвращения террористического акта, освобождения заложников, отражения группового вооруженного нападения на критически важные и потенциально опасные объекты или объекты, здания, помещения, сооружения органов государственной власти.

На последнее заседание Госдумы 24 июня был вынесен законопроект Яровой, увеличивающий штрафы и тюремные сроки за преступления террористической и экстремистской направленности. Кроме того, депутат предлагает ввести в УК новую статью «Несообщение о преступлении».

Она будет грозить тем, кто вовремя не сообщит о готовящихся и совершенных террористических актах. Караться такое преступление будет штрафом до 100 тыс. рублей, либо принудительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на тот же срок.

В рамках пакета Яровой также предлагается ввести в УК новую статью «Акт международного терроризма».

Также, согласно законопроекту, операторы связи и организаторы распространения информации в интернете будут обязаны хранить в течение 3 лет информацию о фактах передачи текстовой информации. Представители интернет-отрасли говорят о том, что хранение этих данных на серверах приведет к серьезным убыткам.

Парламент невлиятельных

Шестой состав Госдумы отличался от предыдущих ролью депутатов, считает политолог Вячеслав Смирнов. «Политический вес парламентариев упал в два-три раза по сравнению с предыдущими составами. Если раньше министры, губернаторы и региональные власти РФ прислушивались к запросам депутатов, то теперь они отмахиваются от инициатив депутатов как от назойливых мух, — считает собеседник «Газеты.Ru». — Госдума перестала быть местом, которое привлекает богатых и влиятельных».

По мнению Смирнова, депутаты за последние 4 года перестали быть политиками в строгом смысле этого слова.

«Они стали людьми, обслуживающими окологосударственные группы и бизнес-интересы, — считает эксперт. — Отсюда и эффект «взбесившегося принтера». Депутаты стали уделять намного больше внимания пиару и присутствию в СМИ».

«Подчас депутаты выступали со скандальными инициативами только для того, чтобы об этом рассказали журналисты, уже понимая, что их законопроекты не будут приняты, — добавил Смирнов. — Особенно этим запомнились фракции ЛДПР и «Справедливой России».

Эксперт считает, что новый состав Госдумы сохранит эти тренды. «Возможно, действия парламентариев будут менее предсказуемым из-за одномандатников, — добавил он. — В новом составе Госдумы появится от 25 до 50% «волноопределившихся» депутатов, без прочных партийных связей. То есть в парламенте могут складываться неожиданные союзы и конфигурации политических сил. Однако это вряд ли сильно изменит общий политический расклад».

В свою очередь политолог Алексей Макаркин считает, что только ругать нынешнюю Думу тоже не стоит. «Все-таки они голосовали и за вполне приличные инициативы, в частности, вернули выборов губернаторов, либерализовали, хоть и с ограничениями, партийного законодательства», заявил он «Газете.Ru».

«На самом деле пламенных реакционистов было не так много. Это Яровая, Федоров, выбывшая Мизулина», — вспоминает эксперт. – Другое дело, что депутаты были очень «прагматичны» и с удовольствием голосовали как за разрешительные инициативы исполнительной власти, так и запретительные».

Интересно, что эта дума была более плюралистичной, чем предыдущая. В пятом созыве у ЕР было конституционное большинство, и другие партии ей были просто не нужны.

Однако у правящей партии не возникало проблем с консолидацией и при шестом составе Госдумы. Формально оппозиционные фракции охватило необоримое желание бороться за патриотизм рука об руку с «Единой Россией».

По мнению, Макаркина, не стоит ожидать того, что новый созыв изменит ситуацию и, например, отменит часть ограничений, введенных ранее. «Единственное, что изменится, — одномандатники будут гораздо жестче отстаивать региональные интересы. А, значит, будут битвы против сокращения получателей соцпомощи, повышения пенсионного возраста, непопулярных мер в сфере здравоохранения», — заключает эксперт.

Андрей Винокуров, Артур Громов, Игорь Крючков

Краснодарские электрические сети проведут капремонт более 50 единиц подстанционного оборудования

Ремонтные бригады филиала ПАО «Кубаньэнерго» Краснодарские электрические сети выполнили более 50% запланированного объема ремонтных работ на питающих центрах Краснодара, Северского, Динского, Горячеключевского районов края, а также Тахтамукайского и Теучежского районов Республики Адыгея.

Работы проводятся в рамка подготовки электросетевого хозяйства к осенне-зимнему периоду.

На завершающем этапе находится комплексный ремонт двух высоковольтных подстанций: «Керамзитовый завод» и «Кислородный завод».

Подстанция 35 кВ «Керамзитовый завод» является ключевым объектом электроснабжения 10 социально значимых объектов в поселке Энем и ауле Тахтамукай. Подстанция 110 кВ «Кислородный завод» обеспечивает питание электроустановок завода с одноименным названием и 25 тысяч человек, проживающих в восточной части Краснодара.

Программа ремонта подстанций предусматривает капремонт более 50 единиц основного и вспомогательного оборудования. Отдельное внимание –силовым трансформаторам и наладке систем релейной защиты и автоматики.

– Подготовка электросетевого комплекса к осенне-зимнему периоду идет полным ходом. Причем «сани начали готовить не летом», как в известной поговорке, а еще весной, – комментирует главный инженер Краснодарских электросетей Владимир Безуглый. – Для минимизации последствий возможных нештатных ситуаций предпринят ряд мер, среди которых проведение противоаварийных тренировок с персоналом, отработка алгоритма взаимодействия с подразделениями МЧС, диспетчерскими службами смежных организаций и районных администраций.

Максим Делинад: «У России и Ирана есть товары, возможности и заинтересованность в росте грузооборота. Но надо решить банковские проблемы»

Снятие санкций с Ирана позволит вывести торговлю между Москвой и Тегераном на новый уровень, что потребует развития новых логистических решений в сфере грузовых перевозок. О том, какие транспортные проекты планируются и уже реализуются, а также о перспективах сотрудничества с ОАО «Российские железные дороги» (РЖД) Gudok.ru рассказал советник председателя Российско-иранского делового совета при Торгово-промышленной палате РФ Максим Делинад.

- Как повлияло снятие санкций с Ирана на российско-иранские торговые отношения? Насколько вырос грузооборот?

- Существенного роста товарооборота между двумя государствами пока нет, но если взять, например, первые месяцы 2016 года, то видно, что небольшое увеличение есть. Январь и февраль традиционно довольно «вялые», но начиная с марта, по статистике Федеральной таможенной службы, началось повышение. Однако помесячная статистика неполная, нужно дождаться конца июня и делать выводы по итогам полугодия.

В основном поставки из Ирана в Россию остались традиционными: овощи, фрукты, пластмассы и изделия из них, органические химические соединения. Наблюдается увеличение поставок пиломатериалов, но, например, цемент «упал». Что касается экспорта из России, то увеличился объем поставок зерна. Были поставлены и средства наземного транспорта – грузовые автомобили.

В 2015 году общий товарооборот за январь-март составил $334,6 млн, а за три месяца 2016 года – $406,5 млн (рост на 21,5% - прим. Gudok.ru). Общий товарооборот за 2015 год по данным Федеральной таможенной службы составил $1,28 млрд. Если в этом году дойдет до $2 млрд, то это будет очень хороший результат. Маловероятно за один год увеличить товарооборот сразу на несколько миллиардов. Хорошо бы вернуться для начала до показателей 2011 года – до $3 млрд.

У России и Ирана есть товары, возможности и заинтересованность в росте грузооборота. Но надо решить финансовые проблемы, точнее банковские. Иранские банки сейчас подключены к системе межбанковских платежей SWIFT, но встает вопрос о том, насколько заинтересованы российские банки. Санкции не в полной мере снимаются, этот вопрос пока открыт, еще есть недопонимание.

- Недавно в ряде СМИ появилась информация о том, что Иран планирует поставлять рыбу и морепродукты прямым авиарейсом в Астрахань из Тегерана. Кроме того, не первый год идут переговоры о том, чтобы расширить и пассажирское авиасообщение. Какие шаги планируется предпринять в этом направлении?

- Авиасообщение развивается хорошо, в начале июня был осуществлен первый пассажирский рейс Тегеран-Астрахань. Много рейсов летает из Тегерана в Москву, это и IranAir, и «Аэрофлот», и MahanAir. В авиасообщении, если говорить о туристической сфере, проблем нет. На сегодняшний день туристический поток, если и не сказать, что полностью односторонний, но большая часть идет из Ирана в Россию, в основном, в Санкт-Петербург и Москву. Планируют еще сделать рейс в Сочи, но это новое направление, оно пока обсуждается.

Если говорить о грузовом авиасообщении, то оно не из дешевых, и должен быть особый товар для этого. Если говорить о поставках морепродуктов, то их объемы не так уж велики.

В первую очередь необходимо развитие морского и наземного транспорта, причем наземный транспорт уже активно развивается. Российское и иранское правительства подписали ряд соглашений и договорились, в частности, о том, что российские автомобильные фуры смогут беспрепятственно заезжать на территорию Ирана. Это соглашение было подписано в прошлом месяце, но результаты мы увидим ближе к сентябрю, так как летние месяцы традиционно «низкие».

- В мае таможенные службы России и Ирана подписали протокол об организации обмена предварительной информацией о перемещаемых через границу товарах и транспортных средствах. Как, на Ваш взгляд, так называемый «зеленый коридор» повлияет на объемы перевозок между двумя государствами?

- Соглашение по «зеленому коридору» подписали недавно, поэтому выводы делать рано. Но мы надеемся, что все эти шаги приведут к увеличению грузооборота. Договоренности касаются всех пунктов досмотра, там будет упрощенный вариант. Здесь главное даже не «зеленый коридор», а сотрудничество между таможенными службами России и Ирана – и по таможенной цене, и по обмену информацией. Кроме того, стороны договорились перейти на электронную подачу таможенных документов, что значительно облегчит ситуацию и ускорит прохождение таможни. Это особенно важно для перевозки скоропортящихся продуктов, где скорость прохождения таможни играет огромную роль.

- В начале июня руководители железных дорог России, Ирана и Азербайджана подписали соглашение о совместном развитии международного транспортного коридора «Север – Юг». В частности, речь шла о том, что появится замкнутое железнодорожное кольцо вокруг Каспийского моря, которое позволит расширить спектр маршрутов в регионе для грузовых и пассажирских потоков. Как в целом развитие железнодорожного сообщения повлияет на товарооборот между РФ и Ираном?

- Проект строительства железнодорожного кольца вокруг Каспия существует давно, но мешали финансовые и политические проблемы. Сейчас со стороны Казахстана и Туркмении ветка уже есть, а со стороны Азербайджана нужно только «дотянуть» небольшой участок до границы с Ираном. До города Решта покрытие уже готово, нужно только уложить рельсы, а от Решта до Астары будут начинать работать. Для этого нужны финансы, со стороны российского правительства было подтверждение, что оно предоставит кредит. РЖД также в этом заинтересовано и намерено закончить проект, «замкнув» западную часть Каспийского кольца. Этот проект легко можно использовать в качестве транзита, потому что изначально транспортный коридор «Север-Юг» был предназначен для товаров из Индии и стран Персидского залива. В настоящий момент товары из Индии проходят транзитом через Иран, были уже пробные поставки через железную дорогу - это намного сокращает расходы и время. Но запуск этого проекта произойдет не раньше 2017-2018 годов.

- Одним из кратчайших путей все же остается морской. Достаточны ли мощности российских и иранских портов?

- Когда в 2011-2012 годах товарооборот с Ираном был около $3 млрд, морской флот справлялся. Возможности есть, вопрос в том, будет ли такой товарооборот в будущем. Перевозчики говорят: если будет товарооборот, мы увеличим количество транспорта. А поставщики говорят, что если будет больше транспорта, то будем больше поставлять. Я думаю, с постепенным ростом товарооборота будет увеличиваться количество судов и увеличится загруженность портов.

Для перевозки скоропортящихся продуктов по морю необходимы рефрижераторы, но сейчас, к сожалению, они очень дорогие. Некоторые компании их все же используют, но, в основном, на наземном транспорте, идущем через Азербайджан. По идее, перевозка наземным транспортом должна быть дороже, но сегодня для перевозки скоропортящихся грузов между Ираном и Россией это самый дешевый и доступный вариант. Морское сообщение всегда было самым экономичным и надежным, кроме того, мы направляем груз напрямую, без пересечения границ третьих стран.

Мария Платонова

Россия. Иран > Внешэкономсвязи, политика > gudok.ru, 24 июня 2016 > № 1802951 Максим Делинад

Минтранс разработал проект стратегии развития автомобильного и городского общественного транспорта до 2030 года

В результате реализации стратегии будут созданы условия для приоритетного развития общественного транспорта и снижения ущерба окружающей среде

На съезде Российского автотранспортного союза, состоявшемся 24 июня в Сочи, заместитель министра транспорта РФ Николай Асаул объявил, что ведомство подготовило проект стратегии развития автомобильного и городского общественного транспорта РФ до 2030 года, сообщает официальный сайт Минтранса.

За счет реализации стратегии министерство планирует сформировать надежную и эффективную систему перевозки пассажиров и грузов. Основные цели стратегии: формирование технологической и информационной среды автотранспорта, обеспечение доступности и качества услуг автомобильного и городского электрического транспорта, повышение эффективности и конкурентоспособности грузового автомобильного транспорта. «В результате реализации стратегии будут созданы условия для приоритетного развития транспорта общего пользования, снижения ущерба окружающей среде, повышения устойчивости транспортной системы России», – подчеркнул Николай Асаул.

Заместитель министра транспорта, выступая на съезде Российского автотранспортного союза, также напомнил, что Транспортной стратегией РФ предусмотрена разработка социальных транспортных стандартов, направленных на повышение качества транспортного обслуживания.

ФСК ЕЭС отмечает 14-летие с момента создания компании

С момента выделения ФСК ЕЭС из ОАО РАО «ЕЭС России» в 2002 году с передачей в уставной капитал системообразующего электросетевого комплекса (ЕНЭС) компания прошла этапы трансформации, связанные с консолидацией магистральной электросетевой инфраструктуры.

Сегодня ФСК ЕЭС (входит в группу компаний «Россети») — одна из самых больших в мире публичных электросетевых компаний по протяженности высоковольтных магистральных линий и трансформаторной мощности.

За последние пять лет количество подстанций в собственности ФСК ЕЭС увеличилось с 854 до 931 с объемом трансформаторной мощности 334,5 тыс. МВА. Протяженность линий электропередачи увеличилась более чем на 10% - до 139,1 тыс. км.

ФСК ЕЭС обеспечивает надежное энергоснабжение потребителей в 77 регионах России, площадь которых составляет 15,1 млн кв. км. Около 50% всего энергопотребления России обеспечивается за счет электроэнергии, передаваемой по сетям ФСК ЕЭС. Отпуск электроэнергии потребителям в 2015 году достиг 525,7 млрд кВт*ч в сравнении с 2006 годом (433 млрд). С 2015 года – в перечне системообразующих организаций России.

С 2002 года компаний реализован комплекс ключевых проектов, имеющих решающее значение для надежного электроснабжения потребителей и развития промышленного потенциала регионов и страны в целом.

Так, реализованы мероприятия по надежному электроснабжению олимпийских объектов Сочи-2014, Ванкорской группы месторождений нефти, объектов транспортной системы нефти ВСТО-1-2 для транспортировки нефти через Якутию, Амурскую область и Приморский край с выходом к нефтеналивному порту Козьмино, нефтепровода «Каспийский трубопроводный консорциум».

Вводом в работу ВЛ 500 кВ «Курган – Витязь – Восход» ФСК объединены ОЭС Урала и ОЭС Сибири по территории Российской Федерации, сооружено энергетическое кольцо 330 кВ в Санкт-Петербурге, ведется реконструкция энергетического кольца 500 кВ Московской энергосистемы. Реализованы схемы выдачи мощности для атомных, гидравлических и тепловых электрических станций, в том числе Калининской, Ростовской, Белоярской АЭС, Богучанской ГЭС, Няганской, Сургутской, Березовской, Череповецкой, Челябинской, Южно-Уральской ГРЭС, Владимирской ТЭЦ-2 и др.

Компания демонстрирует положительные финансовые показатели, в первом квартале 2016 года отмечен рекордный рост чистой прибыли, по результатам прибыльного 2015 года запланирована выплата дивидендов акционерам. Активно реализуются мероприятия по оптимизации издержек и снижению затрат. Обеспечение финансовой стабильности является основой для эффективной реализации инвестиционной программы, проведения ремонта и модернизации инфраструктуры.

Утвержденный объем инвестиционной программы 2016-2020 гг. составляет 471 млрд рублей, предусматривается ввод в эксплуатацию почти 12 тыс. км дополнительных линий электропередачи и 44,3 тыс. МВА трансформаторной мощности.

Общее количество контрагентов ФСК ЕЭС за 5 лет увеличилось более чем в 3 раза до 473 в 2015 году. Компания с учетом текущих потребностей рынка внедряет гибкие механизмы финансирования проектов, в том числе их совместную реализацию с потребителями (например, компаниями «Норильский никель» и «Полюс Золото»).

ФСК ЕЭС осуществляет техническое обеспечение экспорта электрической энергии, перетоки осуществляется с рядом граничащих государств СНГ, а также Китаем, Монголией и прибалтийскими странами. В 2015 год экспорта по сетям ФСК ЕЭС составил 17 492 млн. кВт*ч.

В магистральном сетевом комплексе наблюдается устойчивая динамика снижения аварийности, с 2010 года этот показатель снизился в 2 раза. Согласно проведенным исследованиям, показатели надежности в магистральных сетях являются одними из лучших в мире.

В последние годы ФСК ЕЭС приступила к реализации новых крупных инфраструктурных проектов. Среди них развитие электросетевой инфраструктуры на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока, в том числе связанной с расширением пропускной способности БАМ и Транссиба - помимо нужд транспорта, энергообъекты создадут условия для социального развития территорий и промышленности.

Реализовано первое из шести мероприятий масштабного проекта по укреплению связей между ОЭС Центра и Северо-Запада. До 2019 года должен быть реализован проект энергоинфраструктуры для расширения системы транспорта нефти ВСТО-1 и ВСТО-2 до 80 млн. т в год, предусматривающее строительство более 1500 км воздушных линий и ввод более 1 тыс. МВА мощности. В стадии реализации мероприятия по электроснабжению газотранспортной системы «Сила Сибири», крупных промышленных предприятий.

НМТП отказался от выплаты дивидендов акционерам за 2015 год

Решение было принято владельцами 86,7% акций компании на общем собрании акционеров

ПАО «Новороссийский морской торговый порт» (НМТП) не выплатит дивиденды по итогам 2015 года в связи с отсутствием прибыли за отчетный период. Такое решение приняли акционеры НМТП на годовом общем собрании, в котором приняли участие владельцы 86,7% акций компании, сообщает агентство ТАСС.

Чистый убыток группы НМТП по МСФО за 2015 год сократился в пять раз по сравнению с 2014 годом до 5,2 млрд рублей.

По итогам 2014 года компания выплатила дивиденды на сумму 4,499 млрд рублей (0,2336 рубля на акцию) за счет нераспределенной прибыли прошлых лет.

Акционеры НМТП на годовом общем собрании приняли решение выплатить дивиденды за I квартал 2016 г. из расчета 0,05 руб. на акцию. Таким образом, общий размер дивидендов за первый квартал 2016 года составит чуть более 1 млрд рублей. Ранее соответствующую рекомендацию акционерам дал совет директоров НМТП.

Чистая прибыль ПАО «Новороссийский морской торговый порт» по международным стандартам финансовой отчетности (МФСО) за первые три месяца 2016 года увеличилась почти в 3 раза по сравнению с первым кварталом 2015 года и достигла $210,2 млн.

Группа НМТП является крупнейшим российским стивидором по объему грузооборота. В состав группы входят порт Балтийск в Калининградской области и два крупнейших порта России - Новороссийск на Черном море и Приморск на Балтийском море.

Группа НМТП объединяет ПАО «НМТП», ООО «Приморский торговый порт», ОАО «Новороссийский зерновой терминал», ОАО «Новороссийский судоремонтный завод», ОАО «Флот НМТП», АО «Новорослесэкспорт», ОАО «ИПП», ООО «Балтийская стивидорная компания» и ООО «Новороссийский мазутный терминал».

Грузооборот группы «Новороссийский морской торговый порт» в 2015 году увеличился на 6,5% по сравнению с 2014 годом до 139,7 млн тонн. Группа НМТП по итогам 2016 года прогнозирует грузооборот на уровне 2015 года или его рост.

Крупнейшим акционерами ОАО «НМТП» является Novoport Holding Ltd. (50,1%, паритетное СП «Транснефти» и «Суммы»), «Транснефть» владеет 10,5%, «Сумма» (2,75%), Росимущество (20%) и ОАО «Российские железные дороги» (5%).

Мария Платонова