Всего новостей: 4262576, выбрано 52315 за 0.374 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Вы выбрали: Россия. УФО;
Списков нет
Тюменские депутаты намерены защитить аграриев от налоговых сборов
Тюменские депутаты готовят обращение к спикеру Госдумы РФ Сергею Нарышкину с просьбой объявить мораторий «на ухудшение условий деятельности производителей сельскохозяйственной продукции» до 2018 года.
Этот вопрос парламентарии рассматривали еще в январе, но приняли решение доработать обращение и вернутся к нему на мартовском заседании думы. Сегодня на заседании комитета облдумы по АПК и земельным отношениям депутаты утвердили итоговую версию документа, добавив в него несколько пунктов. Итоговый вариант будет вынесен рассмотрен тюменским парламентом на заседании 17 марта.
В частности, тюменцы просят г-на Нарышкина ограничить рост цен на товарно-материальные ресурсы и энергоносители, горюче-смазочные материалы и удобрения. Кроме того, они предлагают сделать более доступными кредитные ресурсы для предприятий АПК и освободить сельхозтоваропроизводителей от сбора платы за проезд с большегрузных автомобилей (весом более 12 тонн) по федеральным трассам.
Также парламентарии считают, что для уверенной работы отрасли необходимо освободить аграриев от уплаты утилизационного сбора с каждой самоходной машины и прицепа к ним.
В обращении депутатов объясняется, что «факторами, которые затрудняют сохранение достигнутого уровня и создают угрозу для отрасли являются: опережающий рост цен на основные средства и услуги естественных монополий по сравнению с ценами на продукцию, недостаточный уровень импортозамещения основных средств производства в АПК, стремление производителей энергоресурсов поднять цены на внутреннем рынке, введение дополнительных сборов с грузоперевозчиков».
Инициатор обращения - депутат Виктор Рейн сообщил РБК Тюмень, что необходимость в этих мерах возникла давно. «Мы же ввели мораторий на ухудшение условий деятельности для малого бизнеса. Почему мы не может поступить подобным образов в отношении сельского хозяйства? Уверен, наша инициатива будет одобрена на уровне Госдумы. После можно будет донести ее и до правительства РФ, и до президента», - сказал депутат.
Отметим, что по данным госорганов статистики, с 2000 по 2014 годы цены на зерно выросли в 3,8 раза, на молоко в 5 раз. В то же время стоимость дизельного топлива для сельского хозяйства возросла в 6,8 раза, электроэнергии в 15 раз, зерноуборочных комбайнов в 14 раз.
Екатерина Лахова: "Женщина устроена так, что может сохранить семью, мир, Россию"
Гость программы "Трибуна" член комитета Совета Федерации по федеративному устройству, региональной политике, местному самоуправлению и делам Севера, сенатор от Брянской области, председатель Союза женщин России Екатерина Лахова.
- Дни конца февраля в новейшей истории России пропитаны атмосферой единения российского народа, воссоединения российских территорий. Я имею в виду те события двухлетней в Крыму. К тем событиям приурочена специальная выставка картин юных, организованная Союзом женщин. Что это за выставка?
- Очень хорошее слово «единение»! Когда мы говорим о единении, надо думать о единении всех поколений. Мы понимаем, что такое Крым, Севастополь. А как понимают это наши дети, которые родились в России, и те, которые присоединились в Крыму? Когда в прошлом году мы отмечали годовщину единения Крыма с Россией, активно подключились художницы, организация «Ирида», которая входит в Союз женщин России. Мы предоставили помещения, и получилась великолепная выставка художников Крыма, на которую мы пригласили крымчан, сенаторов, общественные организации. Это был такой маленький прорыв в сфере культуры.
В прошлом году мы провели в Крыму выставку, которая непосредственно была организована женскими организациями. У нас в Крыму две организации: одну возглавляет Лариса Чулкова, другую – Валентина Туманова. Когда они провели выставку, мы отобрали замечательные рисунки и предоставили возможность у нас в Союзе женщин России сделать экспозицию, посвященную уже второй годовщине объединения. К нам приезжают ребята вместе с преподавателями из центров творчества и из Крыма, и из Москвы. 10 таких замечательных юных художников из Крыма выставили свои картины, и они обязательно уедут с подарками. Выставку можно увидеть у нас в Союзе женщин России, в Глинищевком переулке 6, где находится наш официальный офис.
- Давайте перейдем к актуальной повестке дня. Недавно пересмотра решения об отказе в рассмотрении дела судом присяжных добилась в КС осужденная за убийство ребенка Алена Лымарь. Почему женщине не был положен суд присяжных? Много ли в нашем законодательстве таких моментов дискриминационного характера?
- Много. В октябре делегация правительства представляла в Женеве восьмой периодический доклад по выполнению Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Там было несколько политизировано все, что касалось России (нам "приписали" и Абхазию, и Донбасс, и то, что наши войска там безобразно относятся к женщинам), однако был поставлен и справедливый вопрос о том, что за прошедшие годы не поступило ни одного обращения к уполномоченному по правам человека от женщин в отношении дискриминации. Действительно, наши женщины очень слабо пользуются судами в свою защиту, в нашем законодательстве не прописано, что подразумевается под дискриминацией, оно как бы отвергает это. Но в Конституции сказано, что если нет какого-то федерального закона, но есть международный нормативный документ, который ратифицирован, то мы должны пользоваться непосредственно им. В Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации есть четкое пояснение, что такое дискриминация.
- На практике не всегда осуществляется то, что написано в законах. Это характерно только для России или для всех стран мира? На каком направлении фиксируется наибольшее число нарушений?
- Основной документ, которым руководствуются женские организации - Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Здесь определены все направления: здравоохранение, образование, экономика, социальная защита, СМИ, ущемление прав, политика. Они были подтверждены в Пекине на Всемирной женской конференции, где была определена платформа действий по 12 направлениям. Все государства подписали этот документ и вроде взяли на себя обязательства. В прошлом году [спикер Совета федерации] Валентина Матвиенко проводила в Санкт-Петербурге международный Евразийский женский форум.
Главная проблема - в трудовой сфере. Разница оплаты труда женщин и мужчин. Женщины получают 30% от заработной платы мужчин на одинаковых позициях. Это и европейских стран, но там разница только меньше 8-12%. У нас разница на сегодняшний день около 30%.
Второе направление нашей работы - продвижение женщин на уровень принятия решений. Принимать решения можно в основном в структурах власти. В судебной власти у нас женщины довольно хорошо представлены, а что касается исполнительной и законодательной, то здесь представительство женщин недостаточное, причем и на федеральном, и на региональном уровнях, и на муниципальном уровнях. Всегда выигрывает тот регион, который максимально использует женское представительство в структурах власти. В этом случае более эффективна социальная политика. Если бы женщин было больше в структурах власти, больше было бы понимания проблем.
- Россия переживает не самые простые экономические времена. Существуют такие исследования, согласно которым, женщинам, даже более квалифицированным, в кризисные периоды отдается меньшее предпочтение, чем мужчинам. Есть ли какие-то возможности обязать работодателей внимательнее относиться к женщинам?
- Можно определить квоты в государственных учреждениях, но если говорить о работодателе, то дискриминация по признаку пола очевидна, женщине могут отказать, потому что у нее ребенок или потому, что рано или поздно она уйдет в декрет. Но бизнес должен быть социально-ответственным. Я хотела бы назвать два таких крупных предприятия - Новокузнецкий металлургический завод и Сургутнефтегаз. В Сургутнефтегазе около 50 женских советов, а в Новокузнецке – около 100. Они принимают участие в обсуждении коллективного договора, отстаивают права женщин, в частности в сфере охраны материнства. Когда президент ставит вопросы о демографической политике, то и на государственном уровне должна быть поддержка, и на уровне частного сектора. Малому и среднему бизнесу это сложно. Что же касается крупного бизнеса, то они более взвешенно в этом плане подходят. У нас действует программа по переобучению женщин, которые находились в отпуске по уходу за ребенком полтора года. Но службы занятости работают слабо и не всегда конструктивно. Поэтому и общественность должна вступать в диалог, выносить проблему на обсуждение. Для этого необходимо развитие женских советов на всех уровнях. В основном гражданское общество сконцентрировано в областных центрах, в крупных городах, на федеральном уровне. Они должны взять на себя обязательства по развитию таких структур или представлять интересы малого города или поселения непосредственно на своем региональном уровне.
Грамотность женщин очень важна. В прошлом году в Крыму около 200 слушателей прошла через нашу Школу гражданской активности. Мы провели две Школы гражданской активности среди глав поселений 16 регионов, работали в направлении повышения юридической грамотности, рассказывая о законе по социальному обслуживанию граждан РФ, о законе об общественном контроле. Общественные организации не всегда удобны для власти на местах. Это значит, что власти не умеют вступать в диалог и слышать. Когда они научатся слушать, то и подвижки будут. Иногда думаю, как же терпения хватает нашему президенту, когда он выслушивает совершенно разные позиции и находит новые формы диалога и взаимодействия.
Мы много лет говорим о том, что национальной идеей должен стать институт семьи. На свое конференции мы говорили, что должны объединиться вокруг института президентства. Именно по этому институту стараются бить как на международном уровне, так и внутренняя оппозиция. Мы это видели на примере Украины – как только по институту президентства нанесли удар, все расшатали.
Патриотизм нужно прививать с детства. Надо вспомнить все самые интересные формы, которые мы использовали в советское время. Мы поддержали международный социальный проект Наталии Фаустовой "Колыбельные для всей семьи", который призван возрождать культуру исполнения колыбельных песен, как необходимую связь поколений, многостороннее развитие детей и арт-терапию для всех членов семьи. Я будучи бабушкой просто ухватилась за это проект. Наталья показала диск с хорошо оформленными книжками, и я подумала, что это должно быть проектом "Союза женщин России", мы будем этот проект лоббировать.
- Екатерина Филипповна, в России остро стоит вопрос насилия в семье. Говорят, "бьет, значит любит". Как повысить грамотность женщин, как сломать этот стереотип?
- Если мы не будем прививать азы культуры в школе, вряд ли мы изменим ситуацию. Сегодня мы говорим о развитии разных социальных институтов, антикризисных центров для и для мужчин, и для женщин. Больной вопрос - алкоголизация. Если мы маленькому ребенку дошкольного возраста не будем внушать, что это ужасно, не будем говорить о культуре пития, то ситуацию не изменим. Сейчас благодаря Советам женщин начали развиваться Советы отцов, и я все надеюсь, что федеральная организация отцов у нас все-таки будет. Когда они поднимают вопросы с социально неблагополучными семьями, то совместно вырабатывают какой-то план действий. Моральное воздействие тоже необходимо, чтобы общество давало свою оценку не только по закону - ты нарушил, тебя и посадили.
- Говорят, нередки случаи, когда жена подает заявление, чтобы припугнуть, а потом забирает.
- Иногда бывает так, что один раз забрала заявление, второй раз забрала, а потом происходит убийство. Я на всю жизнь запомнила женщину, которая рассказывала, как муж над ней издевался, милиция об этом знала, соседи выдели, как он выбрасывал ребенка на мороз… Кончилось тем, что женщина его убила и оказалась в тюрьме. Милиция ее не защитила, соседи, никто ее не защитил. Все должны понимать, какая это проблема. В европейских странах в отношении насилия и законодательство работает, и граждане мимо не проходят.
- В Соединенных Штатах есть принудительное лечение от наркозависимости. Ведь алкоголь – то же самое?
- Возможно, лечебно-трудовые профилактории были и не настолько эффективны, но они были просто необходимы. ЛТП и вытрезвители отдали медикам. Алкоголизация общества и незанятость молодежи – серьезные проблемы. Когда молодежь занята, она видит будущее. Считаю, что нужно возрождать идею стройотрядов – ребята будут заняты делом и смогут летом заработать. Раньше ездили на археологические раскопки, были поисковые отряды, патриотические игры. Опыт у нас довольно приличный. Создание общественно-государственной организации "Российское движение школьников" очень важно! Были же октябрята, пионеры, комсомол. Это помогало организовывать ребят. Мы же занимались в школе общественно-полезным трудом - токарные станки были и домоводство было. Но ну ребенка должна быть мотивация, интерес какой-то.
Мы, например, в корпоративном техникуме в Брянске организовали школу невест, а рядом колледж строительный, там у нас школа женихов. Девушки учатся создавать уют и стабильность в семье. А стабильность как семьи, так и общества зависит от мудрости, умения, того социального опыта женщин. Кто спасал семьи в 1990-е, когда женщины бросали работу и "челноками" с сумками ездили туда-обратно? Тогда надо было выживать. Женщина социально адаптируется лучше, чем мужчина, у нее так организм устроен – сохранить себя, детей, семью, сохранить мир, Россию. В этом задача женщины.
Россия > Внешэкономсвязи, политика > vestikavkaza.ru, 2 марта 2016 > № 1670510
Екатерина Лахова
Не скоро дело делается
Смена подрядчиков нарушила работу экстренной медслужбы в Перми
Диана Евдокимова
На следующей неделе, 12 марта, в Перми пройдет митинг сотрудников скорой помощи, которые протестуют против «развала пермской медицины» и настаивают на отставке главы местного минздрава Ольги Ковтун. Поводом стал скандал: на трех подстанциях скорой помощи после смены подрядчика появились проблемы с автомобилями, медицинским оборудованием и водителями. Старый подрядчик жалуется в полицию на коррупцию в минздраве. Новый подрядчик и чиновники в свою очередь утверждают, что прежний подрядчик после своей «отставки» чинит им препятствия и плетет интриги. А страдают в результате этого конфликта 300 тысяч жителей трех районов Перми.
Группа жителей Перми подала заявку в городскую думу на проведение публичного мероприятия. Если митинг за отставку министра здравоохранения Пермского края Ольги Ковтун согласуют, он пройдет 12 марта.
Причины перебоев в работе на трех подстанциях скорой помощи уже выясняют в ГУ МВД России по Пермскому краю. Дело в том, что подрядчик, который раньше обслуживал эти подстанции, ООО «Феникс-менеджмент», обратился в правоохранительные органы с заявлением (документ имеется в распоряжении «НИ») «о возбуждении уголовного дела по факту коррупционных действий должностных лиц при размещении и исполнении государственного заказа на оказание скорой медицинской помощи в г. Перми».
В полиции заявление приняли 28 февраля, и, по сведениям исполнительного директора бывшего подрядчика Евгения Фридмана, чиновников уже вызывали на беседы.
В минувшую пятницу работа трех подстанций в Дзержинском, Индустриальном районах и в микрорайоне Вышка-2 Перми была значительно нарушена: «скорая» там практически не работала. К субботе выход был найден: более 300 тыс. жителей этих районов «перепоручили» медикам других подстанций. Причина – в том, что подрядчик, снабжавший машинами местную «скорую», оказался не в состоянии сразу начать работу.
Аукцион на обслуживание «скорой» состоялся 28 января. Победителями стали ООО «Эффективная система здравоохранения и ООО «Кода групп». Раньше на участках, которые теперь обслуживают эти компании, работал «Феникс-менеджмент».
Договоры с новыми подрядчиками были подписаны 20 февраля. В них указаны сроки оказания услуг: с 25 февраля по 1 декабря этого года. Тем не менее, как рассказал «НИ» Евгений Фридман, 25 февраля утром главный врач Пермской городской станции скорой медицинской помощи Глеб Таранов обратился за помощью к «Феникс-менеджмент»: «Водители нового подрядчика оказались без документов на право управления транспортными средствами со спецсигналами. Тогда главврач обратился к нам и попросил продолжить работу на 12 часов, что мы и сделали».
С его слов, новый подрядчик, чтобы найти выход из положения, предложил срочно нанять старых водителей, которые работали на «скорой» раньше. Однако зарплату он им предложил 11 тысяч рублей – более чем вдвое меньше, чем они получали раньше. Люди отказались. Тогда новый подрядчик оперативно нашел водителей в других городах.
«К вечеру 25 февраля у водителей стали появляться документы на право управления машинами со спецсигналами. Учитывая, что обучение проходит 36 часов, а сами они приехали из другого города, непонятно, насколько законно получены эти документы. Кроме того, у меня есть данные, что 25 и 26 февраля предрейсовый и послерейсовый медицинский осмотр новые водители не проходили. Да и вообще их заставляли работать две смены подряд, то есть не 12, а 24 часа», – говорит г-н Фридман.
По его словам, 25 февраля после ночной смены машины не работали около трех часов, так как медики отказывались ехать на смену с уставшими водителями. «Затем приехала замминистра и заставила людей выйти на работу. Сегодня ситуация на подстанциях до сих пор нестабильная, так как водителей все еще не хватает. Все указанные мною факты были описаны в заявлении, направленном в ГУМВД края», – сказал Евгений Фридман.
«Ситуация плачевная. Машины 25 февраля не смогли выехать с утра. Оказалось, что водителей мало, да и те, кто есть, не имеют права управлять автомобилями со спецсигналами. Тогда Фридман дал машины. Вечером новый подрядчик дал водителей, но они отработали не только ночь, но и следующий день», – рассказал «НИ» фельдшер подстанции «скорой» в Индустриальном районе. По его словам, все новые водители иногородние – из Екатеринбурга и Кирова. Они не знают город, практически не общаются с медиками.
Своими впечатлениями поделился и врач «скорой» с подстанции в Дзержинском районе Перми. К сожалению, медики отказались называть свои имена, указывая, что их начальство вряд ли одобрит общение с прессой. «Да, все водители иногородние и работают сутками. Да, они не знают город. Пользуются навигаторами, плюс мы им помогаем ориентироваться. Однако я думаю, что новый подрядчик скоро найдет людей. Замечу, что и у Фридмана, бывало, водители работали по 24 часа за раз. В целом, конечно, прежние водители рассказывают, что им предложили зарплату на порядок ниже, но, возможно, при отсутствии работы они согласятся и на нее», – сказал врач с подстанции в Дзержинском районе.
«Я работала 27 февраля. По подстанциям ходили участковые и задавали вопросы. Сказали, что была «порча санитарного автотранспорта». Позже я услышала, что якобы прокалывали шины на подстанции в Дзержинском районе. В целом слухов ходит очень много», – рассказала «НИ» фельдшер по приему вызовов и передаче их бригадам, председатель межрегионального профсоюза работников здравоохранения «Действие» в Перми Наталья Пашукова.
В минздраве Пермского края проблем не видят. В субботу ведомство отчиталось: «Скорая помощь работает в штатном режиме». В сообщении на сайте местного минздрава было сказано: все 26 автомобилей нового перевозчика 25 февраля вышли на линию в вечернюю смену, «как и было запланировано». Заметим, что в договоре с подрядчиком не сказано, что начинать свою работу они должны именно с вечерней смены.
Министр здравоохранения края Ольга Ковтун прокомментировала скандал и в своем личном блоге в Интернете, намекнув, что проблема раздувается компанией, вынужденной по результатам аукциона закончить обслуживание подстанций. Министр сообщила, что в вечернюю смену 25 февраля все 26 автомобилей новых подрядчиков вышли в рейс, водители имеют необходимые документы, машины – требуемое оборудование: «Не скрою, были шероховатости на начальном этапе работы победителей аукциона, за что заказчик – городская станция СМП г. Перми вправе с них спросить. И спросит. Но в течение дня, достаточно непростого для службы 03, и в ночной период 25–26 февраля бригады в обычном режиме продолжали выезжать по вызовам, без задержки обслуживая жителей Дзержинского, Индустриального районов и микрорайона Вышка-2. Задачи службы по оказанию экстренной помощи выполнялись в полном объеме, что прежде всего является функциональной обязанностью станции. И это – конкретное дело, а все остальное, чем пытались напугать жителей, – просто слова. И они оказались пустыми».
За комментарием «НИ» также обратились к главному врачу Пермской городской станции скорой медицинской помощи Глебу Таранову. Он ограничился коротким ответом: «Все работает в штатном режиме, люди получают необходимую медицинскую помощь.
Заметим, что группа компаний «Эффективная система здравоохранения», которая и начала работать на участке, принадлежит Данилу Барышникову, сыну члена правления «Газпромнефти» Владислава Барышникова. Сам г-н Барышников уже сообщил местным СМИ, что работу его компания должна была начать вечером 25 февраля, но машины прибыли на станцию даже раньше – утром. Он считает ситуацию «раздутой бывшим подрядчиком». Водители же, по его мнению, отказались работать из-за давления на них со стороны предыдущего работодателя.
Программа модернизации аэропортов к Чемпионату мира по футболу недофинансирована на 11 млрд рублей
Росавиация просит Правительство отложить сроки реализации инвестиционных планов при подготовке к первенству планеты 2018 года
Модернизация инфраструктуры аэропортов к чемпионату мира по футболу, который пройдет в России в 2018 году, выбивается из графика. Объекты из спецпрограммы к чемпионату мира недофинансированы на 11 млрд рублей и завершить инвестиции в установленные бюджетным законодательством сроки не получится. Эти выводы изложены в докладе «О реализации плана деятельности Федерального агентства воздушного транспорта за 2015 год», который руководитель ФАВТ Александр Нерадько представил общественному совету при агентстве.
Инвестиционные планы по федеральным целевым программам, которые контролировала Росавиация, в прошлом году были реализованы на 67,8%: из 44,83 млрд рублей, предусмотренных в 2015 году различными источниками федерального бюджета, было использовано лишь 30,40 млрд рублей, следует из документа. По подсчетам ведомства, восстанавливать к оплате в этом году понадобится в общей сложности 13,62 млрд рублей. В том числе по объектам чемпионата мира по футболу - 11 млрд рублей.
Как объясняется в докладе ведомства, бюджетное законодательство предусматривает возможность завершить расчеты прошлого года в первом полугодии последующего (если Правительством не установлен другой срок). «С учетом продолжительности активной фазы строительного сезона с мая по октябрь, завершение работ и расчетов по контрактам 2015 года по объектам программы подготовки к проведению в 2018 году в Российской Федерации чемпионата мира по футболу в срок до 1 июня 2016 года не представляется возможным, в связи с чем требуется решение Правительства Российской Федерации о продлении срока расчета по указанным объектам до 31 декабря 2016 года», - говорится в докладе Александра Нерадько.
Всего в прошлом году в реконструкцию и строительство 26 объектов аэродромной инфраструктуры, а также в проектирование семи новых объектов и изменение одного проекта нужно было потратить 39,11 млрд рублей. Но в итоге работы были профинансированы на 67,9% от этого плана – на 26,57 млрд. Наиболее значительная часть расходов предусмотрена при реализации подпрограммы «Гражданская авиация» Федеральной целевой программы "Развитие транспортной системы России до 2020 года" (документ предполагал вложения в 42,35 млрд руб или 94,47% всех средств, связанных с инвестиционными расходами отрасли, но к началу 2016 года освоено лишь 29,03 млрд рублей - 68,6% от возможной сумы).
В результате этого в прошлом году не удалось ввести в эксплуатацию ни одну трех запланированных взлетно-посадочных полос - в Волгограде, в Самаре, в Краснодаре. При этом реконструкция взлетно-посадочной полосы в аэропорту Волгограда завершена в полном объеме, а две другие полосы «имеют полную строительную готовность», срыв сроков их сдачи в эксплуатацию произошел по вине ФГУП «Администрация гражданских аэропортов (аэродромов)» - организации, подведомственной Росавации, следует из доклада ведомства.
В докладе ведомства отмечается роль макроэкономических факторов, которые помешали финансированию и сдаче в срок закрепленных в ФЦП работ. «У многих подрядчиков, выполняющих государственные контракты, в 2015 году возникли проблемы с нехваткой оборотных средств, а также сложности с получением кредитов в коммерческих банках, в том числе из-за повышения их стоимости. Данная ситуация негативным образом отразилась на качестве и темпах работы подрядных организаций», - отмечается в докладе Федерального агентства воздушного транспорта.
В качестве иллюстрации возникших сложностей ведомство приводит ситуацию в московском аэропорту Шереметьево, где Росавиация была «вынуждена расторгнуть государственные контракты с прежним подрядчиком» строительства третьей взлетно-посадочной-полосы - компанией «Инжтрансстрой» из корпорации «Трансстрой» - и заключить с новым – «определенным Правительством Российской Федерации в качестве единственного поставщика по объекту».
Подрядчиком, как сообщалось ранее, стало ООО "Трансстроймеханизация". С компанией заключен контракт на 17,59 млрд рублей, а срок завершения работ перенесен с 2018 года на декабрь 2019. При этом «Трансстрой» выиграл несколько арбитражных судов, подтвердивших незаконность расторжения контракта агентством на строительство третьей взлетно-посадочной-полосы. Также компания требует от Росавиации 4,1 млрд руб. компенсации.
«Длительность процедур по заключению государственного контракта привела к тому, что строительные работы на полгода были приостановлены», - отмечается в докладе. Ситуацию с развитием инфраструктуры в Домодедово доклад описывает без подробностей: «В рамках проведения реконструкции аэропорта Домодедово подрядчиком были практически остановлены работы и допущено значительное отставание от графика работ».
Часть сроков и финансирования сорвались из-за резко подешевевшего рубля, объясняют в Росавиации. «Снижение курса национальной валюты относительно евро и доллара США привело в IV квартале 2014 года к резкому увеличению стоимости импортных материалов и оборудования. Из-за образовавшейся курсовой разницы подрядчик не смог выполнить в срок работы по реконструкции аэропорта в Калининграде, который также включен в программу подготовки к чемпионата мира по футболу. После того, как курс рубля упал, заложенная в цену государственного контракта стоимость импортных материалов значительно выросла». При этом из-за территориального расположения Калининграда заменить импортные материалы на отечественные не получилось: стоимость доставки российских материалов на стройплощадку в Калининграде делала их дороже импортных даже при изменившемся валютном курсе.
В Саранске Росавиация трижды пыталась провести конкурс по выбору подрядчика для проведения реконструкции местного аэропорта, но желающих выполнить работы не нашлось: цену на контракт утвердили до резкого падения национальной валюты, в результате чего в 2015 году эта цена была уже не конкурентоспособной. Ведомство провело корректировку документации, а средства федерального бюджета, предусмотренные на реализацию мероприятия в 2015 году, перенесли на этот год.
Еще одна довольно распространенная причина срыва сроков и финансирования объектов – «недостаточно эффективная работа организации-застройщика», следует из доклада Росавиации. Именно по этой причине в 2015 году не получилось сдать в эксплуатацию вторую взлетно-посадочную полосу в Краснодаре и Самаре. В первом случае подведомственная организация ФГУП «Администрация гражданских аэропортов (аэродромов)» неэффективно, по мнению Росавиации, вела переговоры с администрацией Краснодарского края о предоставлении электрических мощностей для энергоснабжения объекта, а во втором долго корректировала проектную документацию в части защиты газопровода.
Кроме того, реализацию некоторых проектов затянула бюрократическая процедура. В Росавиации объясняют задержку разработки проектной документации по реконструкции аэропорта Нижнего Новгорода (2 этап) и задержку корректировки проекта аэропорта в Екатеринбурге затянувшимся выходом правок федеральной целевой программы, предусматривающей увеличение финансирования для объектов ЧМ по футболу и с длительной процедурой внесения изменений в федеральную адресную инвестиционную программу на 2014 год и на плановый период 2015 и 2016 годов. Последние внесли в октябре 2014 года, что привело к позднему получению положительных заключений ФАУ «Главгосэкспертиза России» (март 2015 года) и позднему заключению государственных контрактов (август 2015 года) и, соответственно, не полному выполнению запланированных на 2015 год работ, перечисляется в докладе.
Константин Пукемов
В Бурятии полицейские изъяли более восьми килограммов наркотических средств.
Ночью 28 февраля на улице Шоссейной в Гусиноозерске сотрудники ДПС за нарушение правил дорожного движения задержали автомобиль, в салоне которого были обнаружены два мешка с марихуаной общим весом около 8 килограммов и пакет с гашишем массой более 360 граммов.
Наркотические средства принадлежали пассажирам автомашины – троим неработающим жителям Баргузинского района в возрасте от 24 до 30 лет, один из которых ранее был судим. Молодые люди находились в состоянии алкогольного и наркотического опьянения.
Возбуждено уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 228 «Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, а также незаконные приобретение, хранение, перевозка растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества» Уголовного кодекса Российской Федерации. Ведется следствие.
Максимальное наказание, предусмотренное санкциями данной статьи – лишение свободы на срок от трех до десяти лет со штрафом в размере до 500 тысяч рублей.
В Тюмени оперативники задержали гражданина, обвиняемого в убийстве 18-летней давности.
14 января 1998 года в квартире дома, расположенного на улице 70 лет Октября в городе Тюмени, было обнаружено тело мужчины с признаками насильственной смерти - колото-резаными ранами шеи. В ходе проводимых оперативно-разыскных мероприятий сотрудники уголовного розыска установили личность подозреваемого в совершении тяжкого преступления. Они составили ориентировку, приняли меры к установлению местонахождения злоумышленника, но мероприятия не принесли результатов.
Все это время кропотливая работа по розыску подозреваемого не прекращалась, сотрудники уголовного розыска УМВД России по городу Тюмени продолжали отрабатывать оперативную информацию. Прорабатывались все возможные связи злоумышленника. На днях трудоемкий процесс увенчался успехом и оперативникам удалось установить местонахождение подозреваемого. При содействии коллег из Свердловской области фигуранта задержали и доставили в Тюмень.
Злоумышленник, находясь на территории соседнего региона, зная, что его разыскивают, намеренно не менял документ, удостоверяющий личность, и проживал с паспортом гражданина СССР. В тех же целях он официально не работал, не был зарегистрирован по месту жительства, а также не обращался в органы записи актов гражданского состояния. Однако все старания обвиняемого не увенчались успехом, его задержали сотрудники полиции.
По существу обвинения он дал признательные показания. Расследование продолжается.
О недопущении ввоза в Челябинскую область из Казахстана живых животных и мясной продукции без документов
В рамках проведения совместных мероприятий ПУ ФСБ России по Челябинской области и Управления Россельхознадзора по Челябинской области по недопущению незаконного ввоза в Российскую федерацию животных и животноводческой продукции 27 и 28 февраля в ППУ «Бугристое» близ города Троицк задержаны 3 машины, в которых ввозились в Российскую Федерацию 9 голов крупного рогатого скота, 500 кг баранины, 500 кг свинины.
При осуществлении ветеринарного досмотра Управлением Россельхознадзора по Челябинской области установлено, что у перевозчика животных отсутствовали ветеринарные сопроводительные документы на КРС, у водителей, перевозивших мясо, отсутствовали ветеринарные сертификаты Таможенного союза ф.№ 2 и документы, подтверждающие качество и безопасность мяса в ветеринарно-санитарном отношении, что является нарушением требований ветеринарного законодательства Таможенного союза.
Транспортные средства с сельскохозяйственными животными и мясом из Камышинского района и поселка Научный Карабалыкского района Костанайской области не допущены к ввозу в Российскую Федерацию и возвращены в Казахстан. Нарушители ветеринарных требований привлечены к административной ответственности по ч.2.ст.10.8 КоАП РФ.
Начался прием заявок на участие в конкурсе на звание самых благоустроенных поселений России
Открыт прием заявок на участие во Всероссийском конкурсе на звание «Самое благоустроенное городское (сельское) поселение России» по итогам 2015 года - конкурсные материалы принимаются рабочей комиссией конкурса, сформированной Министерством строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации, с 1 марта по 25 марта 2016 года.
Конкурс проводится с 1998 года в целях повышения активности органов местного самоуправления муниципальных образований в вопросах развития ЖКХ и повышения благоустроенности муниципальных образований, на изучение и распространение положительного опыта в этом направлении.
Ранее на церемонии награждения победителей конкурса на звание «Самое благоустроенное городское (сельское) поселение России» по итогам 2014 года заместитель Председателя Правительства Российской Федерации Дмитрий Козак отметил, что, по его мнению, все муниципальные образования на территории страны должны принимать участие в конкурсе сначала на региональном уровне, а затем на всероссийском.
В 2015 году для участия в конкурсе на звание самого благоустроенного поселения России было направлено 69 заявок из 17 субъектов РФ. Активное участие в нем приняли Республика Татарстан, Калужская область, Челябинская область, Республика Башкортостан и др.
В рамках конкурса ежегодно награждаются самые благоустроенные городские и сельские поселения в шести категориях. При его проведении учитывается работа органов местного самоуправления по формированию благоприятной среды жизнедеятельности населения за отчетный год по следующим направлениям: реализация государственных и муниципальных программ, направленных на развитие ЖКХ и повышение благоустроенности муниципального образования; санитарно-эпидемиологическое и экологическое состояние территории; обеспеченность населения объектами жизнеобеспечения и техническое состояние этих объектов; развитие государственно-частного партнерства; повышение качества и объемов предоставляемых населению услуг; архитектура, сохранение историко-культурного и природного наследия; состояние транспортного обслуживания населения и обеспечение безопасности дорожного движения; внедрение прогрессивных технологий и решений; доступность среды жизнедеятельности для маломобильных групп населения; состояние охраны труда в организациях, расположенных на территории муниципального образования.
Конкурсные материалы для участия в конкурсе «Самое благоустроенное городское (сельское) поселение России» по итогам 2015 года предоставляются в рабочую комиссию Минстроя России по адресу: Москва, ул. Красная Пресня, д.3. Контактное лицо: секретарь рабочей комиссии Маркина Дарья Владимировна, Darya.Markina@minstroyrf.ru, 8(495)647-15-80, доб. 56013.
Решением коллегии судей Одесского апелляционного административного суда остановлено производство на ГП «Гауда» ООО «Станислав и Ко».
Об этом сообщила Государственная экологическая инспекция Украины.
Как отмечают в инспекции, в декабре 2015 г. Херсонским окружным административным судом удовлетворен административный иск к предприятию по применению мер государственного надзора путем приостановления производства, связанного с переработкой молока, производством масла и сыра.
Руководство предприятия долгое время игнорировало это требование, осуществляя свою деятельность при отсутствии специального разрешения на пользование недрами и разрешения на выбросы загрязняющих веществ атмосферный воздух стационарными источниками.
«Кроме того, госинспекторами при рассмотрении многочисленных обращений граждан установлено, что предприятием осуществляются сбросы отходов молочного производства на земельные участки. Именно эти факторы стали основанием для полного приостановления, а именно: двух заводов, расположенных в с. Петровка, Белозерского района и в с. Малая Лепетиха, Великолепетихского района Херсонской области», — уточнили в инспекции.
Депутаты ЗСО направили в Госдуму законопроект, ужесточающий экологический контроль за заводами.
В Законодательном собрании Челябинской области председатель комитета по экологии и природопользованию Константин Струков дал большое интервью. Чиновник рассказал о самых насущных проблемах экологии Южного Урала, в частности, о введении режима НМУ в Челябинске. За 4 года количество дней со смогом увеличилось более чем в 4 раза.
Согласно статистике комитета, еще 4 года назад число дней в году, когда в южноуральской столице объявлялась неблагоприятная метеорологическая обстановка, не превышало 70. Сейчас количество доходит до 160 дней. Таким образом, практически каждый третий день в городе проходит под угрозой возникновения смога. Одновременно резко увеличилось количество жалоб челябинцев на качество воздуха в городе. Согласно регламенту, в такие дни предприятия должны снижать выбросы, однако само введение режима НМУ по закону не дает права ведомствам проводить проверку заводов. Изменение этого положения стало предметом разработки нового закона южноуральскими чиновниками. Проект закона был поддержан депутатами законодательного собрания и направлен на рассмотрение в Госдуму.
— Представленный в ГД проект федерального закона предлагает добавить к основаниям для проведения внеплановой проверки поступление информации о НМУ, способствующих накоплению вредных (загрязняющих) веществ в приземном слое атмосферного воздуха второй и третьей степени опасности, что позволит контролирующим органам проводить внеплановые проверки при наступлении неблагоприятных метеорологических условий. Уверен: это заставит предприятия внимательней относиться к требованиям соблюдать мероприятия по снижению выбросов, — рассказал в интервью Константин Струков.
Председатель комитета по экологии и природопользованию отметил, что мониторинг экологической ситуации ведется круглые сутки в 10 городах Челябинской области на 15 стационарных постах государственной сети наблюдения.
Важным фактом является ещё и то, что до 30 процентов от общего количества выбросов в атмосферу составляют выбросы от автотранспорта. За год в воздух Челябинской области автомобили выпускают до 300 тысяч тонн загрязняющих веществ. Однако комплексного решения данной проблемы пока нет.
Минсельхоз РФ предлагает повысить с 1 июля предельные уровни минимальных цен на зерно урожая 2016 года при проведении государственных закупочных интервенций в 2016-2017 годах на ячмень и кукурузу, но оставить текущие уровни цен для пшеницы трех классов, следует из проекта приказа министерства, который опубликован на портале regulation.gov.ru.
Закупочные цены на фуражный ячмень по всем субъектам РФ могут вырасти до 8 тысяч рублей за тонну с текущего уровня в 7,5 тысячи рублей, цены на кукурузу — до 7,9 тысячи рублей с текущих 6,9 тысячи. Предельный уровень минимальных цен на пшеницу 3-го класса предлагается оставить на уровне 10,9 тысячи рублей за тонну, на пшеницу 4-го класса — 10,4 тысячи рублей за тонну, 5-го класса — 8,8 тысячи рублей за тонну.
Не планируется также менять и закупочные цены на продовольственную рожь, оставив их на уровне 7,4 тысячи рублей за тонну. Минсельхоз указывает, что для расчетов использовались средние цены производителей за июль-октябрь 2015 года, индекс инфляции на 2016 год определен в размере 6,4%.
"По данным АО "Объединенная зерновая компания", средняя цена на услуги организаций-хранителей и транспортировку составила около 900 рублей за тонну. Полученные цены округлялись до сотен рублей в соответствии с правилами округления", — говорится в пояснительной записке к проекту.
Для расчета средневзвешенной минимальной цены пшеницы были выбраны регионы с объемом производства не менее 1 миллиона тонн в 2015 году — Ростовская, Саратовская, Курская, Курганская области и Алтайский край. Минимальная цена пшеницы 3-го класса определялась на основе данных Ростовской области и Алтайского края, 4-го класса — Саратовской области и Алтайского края, 5-го класса — Курской и Курганской областей.
Для расчета средневзвешенной минимальной цены ржи были выбраны регионы с объемом производства не менее 200 тысяч тонн в 2015 году — Башкирия и Татарстан. Цена на ячмень рассчитывалась на основе данных Курской области и Башкирии (производство — не менее 600 тысяч тонн), цена на кукурузу — по данным Воронежской, Курской и Белгородской областей (не менее 200 тысяч тонн).
Жуткая история о няне, обезглавившей тяжелобольную воспитанницу, стала одной из самых обсуждаемых в соцсетях и многих СМИ. В последний день февраля 38-летняя Гюльчехра Бобокулова подожгла квартиру, в которой жила и работала няней. Затем, положив голову девочки в сумку, пошла к метро "Октябрьское поле", более получаса бегала у входа на станцию, угрожая взорвать себя, и в результате была задержана полицейскими (один из них повалил женщину на землю, буквально накрыв ее своим телом).
Позже выяснилось, что никаких взрывчатых веществ при ней не было, только голова ребенка. Ужас и шок, конечно.
Новость прошла на многих известных сайтах и в некоторых телепрограммах, но на основных федеральных каналах ничего об этом страшном убийстве сказано не было. И этот факт обсуждали в соцсетях, пожалуй, не меньше, чем обстоятельства зверского преступления.
Развернулась полемика о том, могла или нет информация о явно психически нездоровой няне из Узбекистана спровоцировать всплеск ксенофобии; была ли это команда сверху или некое общее решение руководителей федеральных телеканалов; как отреагировали бы СМИ, если бы няня была не из Средней Азии, а из России, к примеру, или из Украины.
Позже стало известно, что в Кремле поддержали решение некоторых телеканалов не рассказывать об этом страшном преступлении.
Дмитрий Песков фактически опроверг появившиеся в Интернете сообщения о том, что федеральным каналам из Кремля якобы поступила рекомендация не давать эти новости в эфир. "Это не так. Это сами каналы не стали показывать сумасшедших. Но мы их поддерживаем", — сказал Песков.
Маньяки есть повсюду, не только в Москве
Обсуждать работу коллег всегда чревато обвинениями в нарушении даже не корпоративной — профессиональной этики. Поэтому попробую объяснить все на фактах и с учетом собственного опыта работы на трех крупных российских телеканалах.
Но следующие несколько абзацев текста все-таки порекомендую пропустить впечатлительным читателям: там примерно такая же по силе воздействия информация, как в новости от 29 февраля про обезглавленного ребенка.
Во Владивостоке жертвами 31-летнего рецидивиста стали родители, а также его гражданская супруга со своим сыном. Погибшим были нанесены множественные колото-резаные раны, женщине преступник практически отрезал голову, а мужчине — вырезал половые органы. Кроме того, у потерпевших были выколоты глаза.
24 февраля в Челябинске вынесен приговор двум девушкам и их сообщнику, зверски убившим школьницу. Они втроем нанесли 14-летней девочке более 70 ножевых ранений, а позже глумились над трупом.
В Перми задержан ревнивец, зарезавший 28-летнюю женщину на глазах у ее малолетнего сына. Она несколько часов умирала в запертой преступником квартире, мальчик сумел вызвать скорую, но было поздно.
22 февраля в центре Москвы пятеро мужчин, вооруженных арматурой, по данным следствия, изнасиловали в подвале жилого дома 49-летнюю женщину. Все задержанные — уроженцы Киргизии.
19 февраля краевой суд вынес приговор "камчатскому Чикатило" Владимиру Тушинскому. Он обвинялся в убийстве пяти девочек и молодых женщин, а также в сексуальном насилии над собственной падчерицей.
Это лишь немногие из жутких криминальных новостей за последнее время. Их не обсуждали навзрыд в соцсетях по всей России и за рубежом, никто не проводил подробные исследования на тему — как эти и другие подобные новости о сумасшедших маньяках-преступниках освещались федеральными СМИ, никто не возмущался, почему не увидел большие репортажи об этом в вечерних выпусках главных телеканалов страны.
"Тут помню — тут не помню"
То есть здесь видим, там не видим. Московскую новость об обезглавленной девочке обсуждаем второй день (и это, повторюсь, безусловно, шок и ужас, внимание к этому убийству, да еще совершенному женщиной, кричавшей "Я террористка! Аллах акбар!", объяснимо), а про семью с выколотыми глазами во Владивостоке многие даже не слышали. Тут помню — тут не помню.
А помните историю с утонувшим сирийским мальчиком? После публикации фото погибшего в Средиземном море трехлетнего ребенка соцсети и СМИ вдруг взрываются в негодовании и скорби. В Европе набирают силу антимигрантские и антимусульманские настроения, одновременно — соцсети полны сочувствия беженцам, рискующим жизнью во имя надежды на лучшую жизнь. При этом африканцы или сирийцы, убежавшие от войны и нищеты, преодолевшие сотни километров по суше, чуть ли не еженедельно погибали в Средиземном море, не доплыв до берегов Греции или Италии, по нескольку тысяч человек в год.
Но именно фото малыша Айлана Курди с хештэгом #KiyiyaVuranInsanlik стало катализатором сотен тысяч интернет-постов о тяжелой доле мигрантов.
В Москве появились уже два мемориала в память о зверски убитой девочке-инвалиде — около подъезда ее дома и у метро "Октябрьское поле". Десятки, сотни москвичей приносят цветы, игрушки, свечи.
Прохожие у дома на улице Народного ополчения в Москве, в котором няня, подозреваемая в убийстве 4-летнего ребенка, совершила поджог квартиры
Естественно, эта жуткая история шокировала, возмутила, расстроила, наверное, всех, кто об этом узнал. И, безусловно, было немало споров о том, почему федеральные телеканалы фактически проигнорировали эту новость.
Перестраховались? Не хотели нагнетать? Там, конечно, используя известный интернет-мем от "дочери офицера" — все не так однозначно.
Да, можно было подать эту новость, как говорят на тв — строго информационно, безо всяких нагнетаний, бесконечных "прямых включений", мнений и домыслов неназванных друзей семьи или соседей (как это подали некоторые печатные СМИ).
Можно было подчеркнуть в интервью экспертов, что няня явно имеет психологические проблемы, что, если бы она была террористка, это была бы совсем другая история (вспомним террористку-смертницу, пытавшуюся взорвать в июле 2003 года ресторан "Имбирь" в центре Москвы).
Можно было дать эту новость в криминальных, городских или не прайм-таймовых выпусках. Но вот в этот раз сделали так (точнее, не сделали).
И эту позицию, кстати, многие приняли и поняли: смотреть вечером по главным каналам репортажи о чудовищном убийстве, безусловно, было бы как минимум тяжело.
Но история о том, что соцсети периодически диктуют информационную повестку СМИ, что некоторые новости вдруг разлетаются под сетевой вирусной атакой, в этот раз точно имела место. В любом случае, кто захотел — тот все узнал, кому трудно дается восприятие таких сюжетов — просто не стал кликать дальше ярких заголовков.
А о том, почему главные телеканалы не предоставили своим зрителям информацию об этом инциденте, лучше все-таки спросить у тех, кто ответственен за принятие подобных решений.
На сайте РИА Новости информация о зверском убийстве четырехлетней девочки в Москве, а также мнения экспертов, правозащитников, чиновников появляются по мере поступления новых деталей и обстоятельств случившегося.
Анастасия Мельникова, обозреватель МИА "Россия сегодня"
Всемирный банк и Правительство Таджикистана запускают новый проект по развитию высшего образования
ДУШАНБЕ, 1 марта 2016 г. – Сегодня в Душанбе прошла церемония запуска Проекта развития высшего образования Таджикистана, на которой присутствовали представители Исполнительного аппарата Президента Таджикистана, Министерства образования и науки, Парламента, международного сообщества по развитию, гражданского общества, ВУЗов, работодателей и Всемирного банка. Целью проекта, финансируемого из средств Международной ассоциации развития на сумму 15 млн. долларов, является разработка механизмов по усовершенствованию и мониторингу качества высшего образования в стране и его соответствия потребностям рынка труда.
«Данный проект является первым проектом по развитию высшего образования в Республике Таджикистан, реализуемый в партнерстве с международным партнером по развитию», отметил Рахматулло Мирбобоев, Первый заместитель Министра образования и науки РТ. «Мы надеемся, что посредством проекта мы осуществим реформы на институциональном и системном уровнях, которые повысят степень востребованности образования на рынке труда, а также усовершенствуют системы контроля качества образования.»
«Всемирный банк с удовольствием финансирует данный проект, нацеленный на оказание поддержки молодым людям, которые представляют собой один из уникальных активов для развития Таджикистана, так как они составляют значительную часть населения страны», отметила Патриция Виверс-Картер, Постоянный представитель Всемирного банка в Таджикистане. «Проект поможет системе высшего образования Таджикистана обеспечить молодёжь тем, к чему стремятся молодые люди по всему миру - качественным образованием, включающим в себя знания и навыки, которые помогут им получить качественную работу».
С целью повышения качества образования и его соответствия потребностям рынка труда в рамках всей системы высшего образования, проектом будут профинансированы: a) разработка внешней системы обеспечения качества; б) модернизация учебных стандартов для определённого числа дисциплин, важных для развивающейся экономики Таджикистана; в) оценка структуры финансирования высшего образования для определения того, как она более эффективным образом может содействовать реализации ключевых мер политики (например, равенство в доступе к высшему образованию для студентов из менее состоятельных семей).
Что касается институционального уровня, конкурсная программа грантов позволит ВУЗам разработать и реализовать инициативы, нацеленные на усовершенствование качества и рыночнориентированности предлагаемых ими программ. В реализации грантов приветствуется творческий подход ВУЗов, но имеются также примеры потенциальных видов деятельности, которые могут быть поддержаны посредством грантов, например, модернизация учебных планов, профессиональное развитие для преподавателей, улучшение услуг по формированию карьеры для студентов и обновление лабораторий. Часть этих грантов поможет укрепить механизмы, стимулирующие зачисление девушек и получение ими высшего образования, а также содействие в переходе на рынок труда. Кроме того, эти программы также профинансируют разработку и проведение краткосрочных курсов для соискателей работы, включая возвращающихся мигрантов и выпускников средней школы.
В рамках запуска проекта, Всемирный банк поддержал национальный молодёжный конкурс по влиянию высшего образования на молодёжь. Девяти лучшим участникам, выбранным из более 100 молодых людей, подавшим свои сочинения, во время церемонии запуска были вручены призы.
Такие же церемонии будут проведены 2 марта в Курган-Тюбе и 4 марта в Худжанде.
Всемирный банк является долгосрочным партнёром Таджикистана в сфере развития сектора образования. В сотрудничестве с другими партнёрами развития Всемирный банк оказал содействие в реализации таких ключевых реформ как подушевое финансирование в общем образовании, а также введение единого вступительного экзамена в 2014 г.
Активный портфель Всемирного банка в Таджикистане включает 23 проекта на общую сумму 382,27 млн долл. США (включая региональные проекты), ассигнованных на содействие экономическому росту через развитие частного сектора с одновременным инвестированием в оказание государственных услуг для населения, таких как образование, здравоохранение, коммунальные услуги и социальная защита. Группа Всемирного банка привержена продолжению оказания содействия Таджикистану в его работе по улучшению уровня жизни и удовлетворению чаяний своего молодого и растущего населения.
Молодые специалисты ХМАО – Югры поборются за звание лучшего инженера-эколога УрФО
Финальный этап конкурса профессионального мастерства «Славим человека труда!» Уральского федерального округа по направлению «Лучший инженер-эколог» сегодня стартует в Ханты-Мансийске на базе Югорского государственного университета.
В конкурсе, который начнется буквально через считанные минуты, примут участие образовательные организации высшего образования, предприятия базовых отраслей. Конкурс пройдет в двух номинациях: «Инженерное искусство молодых» и «Профессиональные инженеры». Всего участие принимают 27 конкурсантов, представляющих все субъекты Уральского федерального округа.
Югру в финальном этапе конкурса в номинации «Профессиональные инженеры» представят инженер первой категории группы охраны окружающей среды ООО «ЛУКОЙЛ – Западная Сибирь» ТПП «Когалымнефтегаз» Оксана Ахполова, инженер по охране окружающей среды первой категории Комсомольского ЛПУМГ ООО «Газпром трансгаз Югорск» Денис Данющенков, инженер первой категории группы охраны окружающей среды ООО «ЛУКОЙЛ – Западная Сибирь» ТПП «Покачевнефтегаз» Инга Крючкова.
В номинации «Инженерное искусство молодых» Югру представят магистрант второго курса Нижневартовского государственного университета Руслан Курбанов, магистрант первого курса Нижневартовского госуниверситета Евгений Копылов, аспирант первого года обучения Югорского государственного университета Михаил Пименов.
Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека информирует, что на 8 неделе текущего года (22.02.2016-28.02.2016) в целом по Российской Федерации регистрировался неэпидемический уровень заболеваемости гриппом и ОРВИ.
Превышение недельных эпидемических порогов по совокупному населению отмечалось только в 3-х субъектах Российской Федерации: Новосибирской и Сахалинской областях, Республике Саха (Якутия).
Превышение эпидпорога по центральному городу без превышения эпидпорога по субъекту зарегистрировано в 4-х городах: Чебоксары, Ульяновск, Салехард, Красноярск.
Среди детей в возрасте 0-2 года превышение недельных порогов заболеваемости отмечено в 3-х субъектах Российской Федерации, 3-6 лет - в 4-х субъектах, 7-14 лет - в Сахалинской области и Республике Саха. Среди лиц старше 15 лет превышение недельных эпидпорогов отмечалось в Новосибирской и Сахалинской областях.
По результатам вирусологического мониторинга в структуре циркулирующих респираторных вирусов, по-прежнему, преобладают вирусы гриппа (до 73,7%) с доминированием вируса гриппа A(H1N1)2009, наметилась тенденция увеличения вируса гриппа В.
Ситуация находится на контроле Роспотребнадзора.
Строители приступили к монтажу конструкций кровли на стадионе «Динамо», работы планируется завершить до конца года.
Портал Стройкомплекса представляет эксклюзивную фотоленту о ходе реконструкции.
В ноябре прошлого года был завершен монтаж уникальных мегаколонн. Они были изготовлены по специальному заказу на Челябинском заводе металлоконструкций. Мегаколонны монтировали автокраном грузоподъемностью 300 тонн и длиной стрелы 41 метр.
В конце прошлого года строители соорудили первый ярус трибун. Закончены строительно-монтажные работы по устройству плиты перекрытия подземного, первого и второго этажей спортивного концертно-развлекательного комплекса. Сейчас начался монтаж конструкций кровли.
Также застройщик определился с поставщиком антивандальных кресел английского образца для обновленного стадиона. Средняя стоимость каждого из них составляет около 4 тыс. руб. Они будут нескольких категорий: для футбольного стадиона, для хоккейно-баскетбольной арены, а также VIP-кресла и места для прессы.
Международные этапы Армейских игр «Танковый биатлон», «Мастера артиллерийского огня», «Открытая вода» пройдут на полигонах Западного военного округа (ЗВО) в Московской, Ленинградской и Владимирской областях.
В настоящее время военные инженеры ЗВО завершили оборудование трассы для проведения международных соревнований по танковому биатлону, а также соревнований мотострелковых подразделений Сухопутных войск «Суворовский натиск».
Маршрут на подмосковном полигоне в Алабино оборудуют фортификационными сооружениями повышенной сложности. Для финала состязаний подготовят противотанковые рвы, курганы, косогоры, эскарпы, броды, колейные проходы на минном поле и макет колейного моста.
Всего для создания обстановки современного общевойскового боя выделено и установлено несколько тысяч имитационных средств, в скором времени подготовят свыше 10 тысяч мишеней для различных этапов Армейских игр.
В общей сложности учебно-материальная база полигонов округа позволит провести 21 конкурс «АРМИ-2016».
Пресс-служба Западного военного округа
Грузинская инвазия Украины
Арина ЦУКАНОВА
Стремительную карьеру бывшего президента Грузии Михаила Саакашвили на Украине многие считают поразительным феноменом. На самом деле украинская история взлета Саакашвили – никакой не феномен. Это вполне продуманная и хорошо организованная американскими «друзьями Украины» цепь событий, бьющая по вполне определённым целям.
Во-первых, инкорпорация грузинской команды в украинскую правящую верхушку даст возможность похоронить, наконец, абсолютно провальные итоги «революции достоинства», показывающие миру, что американцы со своим украинским проектом потерпели полную неудачу. В результате государственного переворота, направленного на замену коррумпированной политической элиты, пришла элита из той же карточной колоды, ничуть не менее коррумпированная. Во главе постмайданного государства стоит человек, не способный расстаться ради каких-то иных целей со своими кондитерскими фабриками. Да что там расстаться – не способный умерить жадность в то время, когда от политика такого масштаба требуются решения вовсе не о расширении сети фирменных магазинов Roshen.
Навязанные украинскому обществу под лозунгом «Жить по-новому!» управители оказались во всех смыслах беспомощными: главным достижением за два прошедших года стали полностью оторванные от жизни СМИ, вещающие о несуществующих победах.
Украинский майдан, по замыслу его архитекторов, должен был стать дивным творением, распространяющим свет демократии и свободы на Минск, Ереван и, конечно, на Москву, Кавказ, Екатеринбург, Новосибирск...
Не получилось. Украинская власть не смогла осилить эту задачу, даже будучи нашпигованной эмиссарами из США, Прибалтики, из той же Грузии. Даже в режиме ручного управления посольством США на Украине. Даже на коротком поводке у Джеффри Пайетта и Джозефа Байдена.
Сейчас американцы отчаянными усилиями не дают развернуться полноценному политическому кризису в стране, спасая то премьер-министра от неминуемой, казалось бы, отставки, то парламент от распада на воюющие друг с другом группировки, то Киев от уличных сражений парамилитарных формирований, состоящих на службе у олигархов и политиков.
Однако долго сдерживать бурление украинского политического класса и стоящих за ним батальонов в «масках революции» не получится.
Приход Саакашвили на одну из высших государственных должностей необходим американцам для реализации планов, с которыми не справилась доморощенная украинская элита. За Михо на Украине сохранилась репутация президента Грузии, который сумел побороть коррупцию, сделать «прозрачной» работу полиции и таможни, упростить формальности для бизнеса.
Кроме того, грузинская команда Саакашвили может способствовать окончательному перерождению Украины в государство, враждебное России.
Во-вторых, осенью 2016 года в самой Грузии состоятся очередные парламентские выборы. Раздираемая внутренними противоречиями «Грузинская мечта», выигравшая в 2012 году у партии Саакашвили «Единое национальное движение» (ЕНД), вызывает у грузинских избирателей все большее разочарование. Вишенкой на торте – заявления о возможном распаде «Мечты». Все это повышает шансы возвращения ЕНД в качестве правящей партии в грузинскую политику – если не демократическим путем, то путем организации грузинского майдана. Падающие рейтинги «Мечты», за которую сегодня готовы проголосовать, по разным данным, от 20 до 30 процентов избирателей, общая политическая дезориентация грузин – все это создает прекрасные условия для массовых брожений, протестов и, соответственно, продавливания выгодного Вашингтону решения. Не надо забывать, что именно из-за океана легитимизируют результаты любых выборов на подконтрольных Соединённым Штатам территориях.
Не случайно избирательный список бывшей правящей партии «Единое национальное движение», вероятнее всего, возглавит супруга Саакашвили – фламандка Сандра Рулофс, имеющая два гражданства - нидерландское и грузинское.
Не случайно и то, что небезывестный Национально-демократический институт (NDI) США с конца 2015 года прочит победу на грузинских выборах ЕНД, декларируя разницу между партией Саакашвили и «Грузинской мечтой» в два процента и заявляя, что большинство грузин – в числе тех, кто не определился.
«Выборы мы выиграем. Какая проблема? Моя партия выиграет, правда!» – сказал сам Саакашвили о перспективах ЕНД в Грузии в эфире украинского ток-шоу "Шустер-Live".
В свете грядущих грузинских выборов погрязшая в коррупции Украина очень выгодно оттеняет Саакашвили. Смотрите, дескать, грузины, как плачевно выглядит страна, в которой нет такого правителя, как Михо.
В-третьих, Вашингтону крайне важна конфигурация «Грузия + Украина» как часть «петли Анаконды» – долгосрочного плана «удушения» России. Для осуществления этого плана вполне логично сделать из Украины «большую Грузию» – страну, управляемую командой Саакашвили. Точно так же логично вернуть управление Грузией в руки Саакашвили. Для «петли» грузинское государство маловато, а с Украиной открываются новые возможности.
Потеряв полуостров Крым в качестве опорной украинской территории, важнейшей для создания прямых угроз интересам Российской Федерации, Соединённым Штатам остается окружать Россию вместе с Крымом большой «петлей» недружественных морских государств. И здесь согласованность действий Грузии и Украины, способность правительств этих стран подчиняться внешнему управлению без внутренних склок, влекущих политические кризисы, крайне важны «для общего дела» – слаженного наступления на Россию в геополитическом полумесяце бывших советских республик. Поэтому американцы и заинтересованы в саакашвилизации Украины. Сам по себе продажный, скандальный, лживый, ленивый, опутанный кумовством, воровством и бесконечными дрязгами украинский политический класс совсем не годится на роль исполнителя американских долгосрочных планов. Джеффри Пайетт, посол США на Украине, все больше напоминает персонажа из сказки – Карабаса, вынужденного постоянно пресекать бунты украинских марионеток.
«Большая Грузия» для американцев была бы более удобной и более управляемой, чем Украина.
В-четвертых, Саакашвили исполнит любое указание из-за океана в отношении Приднестровья.
Михо – идеальный американский солдат. Он готов воевать с Россией везде и отовсюду. Почему-то предполагается, что эти новые войны, усиленные Украиной, будут успешнее, чем 08.08.08.
Именно этими причинами и объясняется «неожиданный» успех Саакашвили на украинской политической сцене. Сегодня Михо очень популярен на Украине. Согласно январским исследованиям группы «Рейтинг», 33 процента украинцев доверяют бывшему президенту Грузии. Институт Горшенина в феврале дал Саакашвили 33,9 процента поддержки. При этом рейтинг доверия действующему президенту Украины Порошенко колеблется в границах 20-24 процента, а рейтинг доверия премьер-министру Яценюку – в границах 8-11 процентов.
Рейтинговый расклад дополнен еще одной фигурой – народным депутатом Садовым, бывшим мэром Львова. Его рейтинг – 34 процента. Это означает, что американцы вознамерились одновременно с саакашвилизацией Украины провести и её огаличивание, резервируя за Садовым одну из ключевых должностей в грядущем политическом раскладе. Учли подсознательную тягу западных украинцев к «своим». Роль «своего» отдана Садовому, который мягко прикрывает собой взлет Саакашвили, его постоянное присутствие в эфире, его «праймериз» – представление широкой украинской общественности движения «За очищение».
Занимая должность губернатора Одесской области, Саакашвили фактически ведет масштабную предвыборную кампанию во всех областях Украины, собирающую полные залы сторонников движения, среди которых несложно отыскать политиков, обиженных и прошлой, и нынешней властью и готовых к «очищению» под знаменами, развернутыми Михо.
В столице Украины Саакашвили собирает «Антикоррупционный форум». Яростно критикует Яценюка. Жжёт глаголом и без того хилые рейтинги «правительства камикадзе».
В сентябре прошлого года петиция о назначении Саакашвили премьер-министром Украины за считаные дни собрала 25.000 подписей.
«Радио "Свобода"» проводит открытый опрос об отношении киевлян к такому назначению. Лейтмотивом звучит: «От наших толку не будет».
Осенью прошлого года другая группировка социологов – Центр Разумкова – выяснила, что украинцы хотели бы видеть в президентском кресле авторитетного человека, известного в мире и имеющего опыт работы на высшей государственной должности. Для жителей Украины, тяготеющих к «европейским ценностям», это – портрет Саакашвили.
…В вертикаль власти на Украине команда Саакашвили уже встроена. Первый заместитель министра МВД Украины Эка Згуладзе – бывший министр полиции и общественного порядка Грузии. Заместитель генерального прокурора Украины Давид Сакварелидзе – бывший заместитель главного грузинского прокурора. Глава Национальной полиции Украины Хатия Деканоидзе – ректор грузинской полицейской академии. Первый заместитель Национального антикоррупционного бюро Украины Гизо Углава – также бывший заместитель главного прокурора Грузии. Грузинский юрист Гия Гецадзе – заместитель министра юстиции Украины. Ждет своего украинского звездного часа бывший главный прокурор Грузии и бывший министр юстиции Зураб Адеишвили, занимая пока скромную должность правительственного советника. Министр здравоохранения Украины – Александр Квиташвили – работал таким же министром и в Грузии. Георгий Лордкипанидзе назначен начальником областной милиции в Одесской области. В Грузии он известен как руководитель департамента по исполнению наказаний, заместитель министра внутренних дел. Тот самый, который ведал пытками в грузинских тюрьмах.
Нино Бурджанадзе, бывший председатель парламента Грузии, лидер партии «Демократическое движение «Единая Грузия» произнесла в интервью телеканалу «Россия-1» пророческие слова: «Украина заплатит за поддержку Михаила Саакашвили, Украине это будет дорого стоить! Но, увы, это решать самим украинцам…»
Однако украинцы ничего не решают. Решают за украинцев.
Один щелчок пальцами из-за океана – и Саакашвили уже премьер-министр. Или – президент. А СМИ и социологические конторы быстро докажут, что это и был выбор украинцев – свободный и демократический.
Помешать воплощению этого уже готового сценария может разве что какой-нибудь «чёрный лебедь», но не украинский народ, который с 1991 года скитается по майданам, каждый раз отстаивая для себя всё худшие и худшие перспективы.
Уникальность «Арматы» под сомнением.
Двадцать образцов новых танков «Армата» с уникальными свойствами, в том числи и невидимых для противников, проходят испытания в России, сообщает «Военный Паритет» со ссылкой на Интерфакс-АВН (29 февраля, по другим сообщениям, 20 вместе с боевыми машинами пехоты Т-15 на той же платформе - прим. Военный Паритет).
Такое заявление в эфире «Русской службы новостей» сделал заместитель генерального директора корпорации «Уралвагонзавод» (УВЗ) Вячеслав Халитов. По его словам, танк имеет некие «GALS-технологии, связанные с защитой машины специальным покрытием, создание светоотражающей поверхности для того, чтобы в различных диапазонах невозможно было определить, что это за объект как в радиолокационном, инфракрасном, так и оптическом диапазонах». Подобное заявление он делал еще в августе 2015 года.
Второй прорывной технологией является приводимая агентством т.н. «хард-килл активная защита» (вероятно, имеется в виду hard-kill active protection system (APS) – прим. Военный Паритет).
Странно, почему представитель УВЗ, говоря об «уникальных» свойства Т-14 «Армата», использует иностранные определения, тем самым нивелируя собственные утверждения. Действительно, светомаскировка и активная защита бронетехники давно известны на Западе, но почему-то там не спешат с их массовым внедрением в войска (мировым лидером в разработке КАЗ считается Израиль - прим. Военный Паритет).
Что касается концепции танка с необитаемой башней, то ее давно апробировали некоторые передовые страны, например, Иордания. Тамошние специалисты много лет назад пошли еще дальше, создав танк с двумя членами экипажа на базе британских «Чифтен» и «Челленджер». Правда, этот проект не заинтересовал военных.
Халитов также много заявлял о создании полностью безэкипажного танка на базе «Арматы». Однако находятся эксперты, которые считают, что неразумно делать роботом такой дорогостоящий танк, наоборот, танки-роботы должны быть максимально легкими, надежными, дешевыми, чтобы при отказе системы управления не столь жалко было терять машину. Раздаются голоса, что это должны быть даже не танки, а истребители танков с противотанковыми ракетами. Достаточно взорвать электромагнитный боеприпас над полем боя, чтобы полностью нейтрализовать «роботов», считают некоторые западные эксперты, не спешащие очаровываться невиданными возможностями российского танкостроения.
Относительно экспортных перспектив танка можно сделать вывод, что найдется немного в мире стран, которые потянут стоимость закупки «Армат». В этом отношении он похож на тяжелый во всех смыслах истребитель пятого поколения Т-50 ПАКФА, который норовит потерять единственного партнера – Индию. Такие страны как Индия и Китай давно идут по пути развития собственного танкостроения, а державы рангом пониже, которые еще сохранили кой-какие отношения с Россией, если и будут закупать, то пойдут на этот весьма обременительный шаг, тщательно взвесив, как правило, небогатое содержимое казны со степенью прямой угрозы от соседей.
Чистая прибыль ПАО "Интер РАО" и его ДЗО по МСФО в 2015 году увеличилась в 2.45 раза до 23.936 млрд руб. с 9.774 млрд руб. годом ранее. Об этом говорится в отчёте компании.
Выручка выросла на 8.67% до 805.344 млрд руб. с 741.101 млрд руб., операционная прибыль - на 27.64% до 25.46 млрд руб. с 19.946 млрд руб., прибыль до налогообложения - на 58.05% до 26.865 млрд руб. с 16.998 млрд руб. Показатель EBITDA увеличился на 26.3% до 71.1 млрд руб. с 56.3 млрд руб.
На динамику финансовых результатов группы повлияли следующие факторы: ввод новой и модернизированной генерирующей мощности в рамках ДПМ (на Южноуральской ГРЭС-2, Черепетской и Нижневартовской ГРЭС, Омской ТЭЦ-3 и Омской ТЭЦ-5); рост платы за мощность по ДПМ вследствие увеличения доходности гособлигаций; рост среднеотпускных тарифов на отпуск тепла и оптимизация профиля загрузки станций по российским активам группы; снижение цены реализации электроэнергии на РСВ в I ценовой зоне и рост во II; падение цен на мощность, реализуемую в сегменте КОМ; расширение регионов присутствия и клиентской базы сбытовых компаний; увеличение объёмов экспортных поставок за счёт ослабления курса рубля; реализация 50% акций ЗАО "Электрические сети Армении" и ОАО "Разданская энергетическая компания" в IV квартале и признание данных компаний в качестве совместных предприятий с ноября 2015 года.
Несмотря на признание значительного обесценения в отношении объектов основных средств и незавершённого строительства Верхнетагильской ГРЭС, группой "Интер РАО" достигнуты значительные позитивные результаты благодаря вводу новых мощностей в рамках ДПМ, значительным позитивным изменениям в сегменте трейдинга в связи с ослаблением курса рубля к основным валютам экспортных контрактов и национальным валютам стран присутствия группы.
НОВЫЙ КОНТЕЙНЕРНЫЙ ПОЕЗД ИЗ КИТАЯ В РОССИЮ
Накануне из Харбина в Екатеринбург отправился грузовой поезд с 47 контейнерами. Новый маршрут следует из Харбина в Екатеринбург через КПП Маньчжоули. Предполагаемое время в пути 10 дней. Первый состав транспортирует китайские товары стоимостью 1,46 млн. долл., преимущественно с предприятий юга Китая.
Ранее Китай, Украина, Азербайджан, Грузия и Казахстан подписали протокол о грузоперевозках по Транскаспийскому международному транспортному маршруту в Китай. Поезда будут следовать в Китай через Украину, Грузию, Азербайджан и Казахстан - из Ильичевска до станции Достык, расположенной на границе с Китаем.
Недавно также запущен тестовый рейс по маршруту Китай-Казахстан-Туркменистан-Иран, общая протяжённость нового маршрута Китай-Казахстан-Туркменистан-Иран около 10 тысяч километров, время в пути около двух недель, сейчас это кратчайший путь доставки грузов от побережья Восточного Китая на рынки Персидского залива.
Проблемы с сертификацией вакцин будут устранены в ближайшее время
Комбинированные вакцины Пентаксим и Инфанрикс Гекса будут сертифицированы к середине весны, сообщили изданию «КоммерсантЪ» в Министерстве здравоохранения РФ.
В конце января этого года стало известно о проблемах с поставками на российский рынок данных вакцин, связанных с изменениями процедуры сертификации. Несмотря на то, что производители поставили партию Пентаксима в полном объеме, препарат не мог быть использован. В результате, в медицинских учреждениях данные вакцины к январю 2016 года уже закончились или остались в минимальном количестве.
Представители фармпроизводителей тогда пояснили, что все последние годы их вакцины проходили обязательную сертификацию в ФБУ «Научный центр экспертизы средств медицинского применения» (НЦЭСМП), который подведомствен Минздраву. Но в ноябре 2015 года Федеральная служба по аккредитации (Росаккредитация) после внеплановой проверки неожиданно приостановила лицензию учреждения. Как отметили в Росаккредитации, проверку было решено провести на основании обращения Следственного комитета, обнаружившего нарушения при выдаче сертификатов соответствия на вакцину Превенар-13, которую производит международная фармкомпания Pfizer.
После ноябрьской проверки Росаккредитации в НЦЭСМП началось переоборудование, в ходе которого центр должен быть оснащен всем необходимым для полного цикла сертификации. Из-за этой коллизии зарубежные производители иммунобиологических препаратов, у которых были договоры с НЦЭСМП, не могли в течение нескольких месяцев сертифицировать сотни тысяч доз вакцин, тогда как ранее этот процесс занимал несколько недель.
«С учетом переоснащения в НЦЭСМП сертификация препаратов будет завершена примерно к 15 марта»,— сообщил директор департамента общественного здоровья и коммуникаций Минздрава РФ Олег Салагай. В НЦЭСМП уточнили, что к 15 марта планируется сертифицировать только Пентаксим: срок обусловлен тем, что реактивы для биологического анализа производитель вакцины представит в орган по сертификации не ранее 29 февраля. Выдача же сертификата соответствия на вакцину Инфанрикс Гекса планируется в первой половине апреля 2016 года, что связано с длительностью испытаний по оценке показателя качества «Специфическая активность» на животных.
Челябинский вице-губернатор Олег Климов посетил Коркинский угольный разрез, чтобы лично проверить уровень выбросов работающей там компании.
Вице-губернатор Челябинской области Олег Климов осмотрел территорию Коркинского угольного разреза и на месте провел переговоры с генеральным директором Челябинской угольной компании Валерием Кальяновым, сообщают местные СМИ.
Глава предприятия заявил, что в настоящее время количество пожаров в несколько раз меньше, чем было в советские годы, а дым от тлеющей и горящей породы не может долетать до Челябинска или Копейска из-за слишком дальнего расстояния.
В связи с этим, считает Кальянов, Коркинский разрез не может быть источником смога в этих городах. Бизнесмен также сообщил, что работы по засыпке разреза глубиной около 500 метров могут стоить порядка 20 млрд рублей.
В во время встречи вице-губернатора Климова и Кальянова на месте работала и передвижная лаборатория, которая совершила замеры воздуха, проверив содержание в нем вредных веществ. Все показатели были в норме. Олег Климов отметил, что работа промышленных предприятий важна для региона, и наиболее крупные компании работают в рамках закона, контролируя свое воздействие на окружающую среду.
Напомним, в феврале несколько раз объявлялись неблагоприятные метеоусловия, когда промышленные предприятия были обязаны соблюдать специальный режим работы и снижать выбросы в атмосферу. Тем не менее, неоднократно наблюдался смог, а в воздухе в некоторые районах Челябинска обнаруживалось превышение содержания сероводорода, взвешенных веществ и иных газов, которые потенциально могут представлять опасность для людей.
Росздравнадзор выявил грубые нарушения в деятельности городской больницы №1 города Нижний Тагил, где после операции скончался 23-летний игрок хоккейного клуба «Спутник»
Территориальным органом Росздравнадзора по Свердловской области с привлечением аккредитованных экспертов проведена внеплановая выездная проверка Государственного бюджетного учреждения здравоохранения Свердловской области «Городская больница №1 город Нижний Тагил» по факту оказания медицинской помощи молодому спортсмену.
В ходе надзорных мероприятий выявлены нарушения в оказании медицинской помощи пациенту. Также комиссией Росздравнадзора зафиксировано наличие в больнице 489 медицинских изделий 11-ти наименований с истекшим сроком годности; обнаружены многочисленные нарушения при ведении медицинской документации.
По результатам проверки Росздравнадзор выдал руководству «Городская больница №1 города Нижний Тагил» предписание с требованием в срок до 9 марта 2016 года устранить все выявленные нарушения, связанные с организацией деятельности больницы; составил два протокола об административном правонарушении; передал материалы надзорных мероприятий в Министерство здравоохранения Российской Федерации.
Информация по анализу оказания медицинской помощи спортсмену направлены в Главное управление МВД России по Свердловской области, прокуратуру Свердловской области, Следственное управление Следственного комитета Российской Федерации по Свердловской области, Министерство здравоохранения Свердловской области.
ПОСЛЕ ПРОВЕРКИ РОСТРУДА «ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ХЛЕБОКОМБИНАТ» ПОГАСИЛ ДОЛГ ПО ЗАРПЛАТЕ ПЕРЕД 686 РАБОТНИКАМИ
В связи с обращением, поступившим от сотрудников ЕМУП «Екатеринбургский хлебокомбинат», территориальный орган Роструда в Свердловской области провел внеплановую проверку на предприятии.
В ходе контрольно-надзорных мероприятий был выявлен факт нарушения сроков оплаты труда. Инспектор труда установил, что на хлебокомбинате образовалась задолженность по зарплате перед 686 работниками на сумму 11,7 млн. рублей.
За нарушение трудового законодательства юридическое лицо привлечено к административной ответственности. В результате принятых Рострудом мер права 686 работников восстановлены, выявленная задолженность погашена.
Федеральная служба государственной регистрации, кадастра и картографии (Росреестр) напоминает, что срок бесплатной приватизации жилья продлен до 1 марта 2017 года.
По состоянию на 31 декабря 2015 года с момента начала ведения Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним (ЕГРП) Росреестром зарегистрированы права почти на 21 млн жилых помещений на основании договоров передачи жилых помещений в собственность граждан. При этом наибольшее количество жилых помещений, права на которые зарегистрированы в ЕГРП, расположено в Москве (около 1,8 млн), Московской области (около 1,4 млн), Санкт-Петербурге (около 1 млн), Свердловской области (около 0,9 млн), Нижегородской и Челябинской областях, Республике Татарстан (по 0,6 млн).
В 2015 году Росреестр зарегистрировал более 1 млн прав физических лиц на основании договоров передачи жилых помещений в собственность граждан (в 2014 году – 970 тыс. таких прав).
Документы на регистрацию прав на основании договора безвозмездной передачи в собственность жилых помещений можно подать в офисах Росреестра, Федеральной кадастровой палаты или многофункциональных центрах предоставления государственных и муниципальных услуг «Мои документы», которые принимают документы для оказания услуг Росреестром.
В соответствии с действующим законодательством общий срок государственной регистрации прав составляет 10 рабочих дней с момента приема документов регистрирующим органом.
С 01.12.2015 вступил в силу Федеральный закон от 13.07.2015 N 251-ФЗ, согласно которому, если право на недвижимое имущество возникает на основании сделки с органом государственной власти или органом местного самоуправления (соответственно и договоры безвозмездной передачи жилых помещений в собственность граждан, заключаемые с такими органами), государственная регистрация такого права проводится на основании заявлений соответствующих органов государственной власти или органов местного самоуправления, а граждане участники таких сделок - вправе по собственной инициативе представить заявления о государственной регистрации соответствующего права и необходимые для ее проведения документы. Для повышения информированности граждан территориальные органы Росреестра в субъектах Российской Федерации проводят работу по разъяснению порядка проведения регистрации прав на приватизируемые жилые
На Ямале создан не имеющий аналогов в России интернет-ресурс
Завтра, 1 марта, в Ямало-Ненецком автономном округе официально запускается интернет-портал государственного бюджетного учреждения ЯНАО «Окружной молодежный центр» www.molcentr.ru.
«Главной особенностью нового интернет-ресурса является инновационная и не имеющая аналогов в России система электронной организации отдыха и оздоровления детей и молодежи Ямала», - заявил директор Окружного молодежного центра Наиль Хайруллин.
По его словам, портал разработан для того, чтобы помочь родителям в выборе места отдыха для своего ребенка. Здесь будет размещена информация обо всех лагерях и сменах, которые готовы принять ямальских детей и подростков в летний период 2016 года.
Для подачи заявки необходимо зайти на сайт molcentr.ru, выбрать раздел «детский отдых», где есть видеоинструкция, выбрать интересующий лагерь и подходящую для ребенка тематику смены, заполнить информационные поля заявки и приложить необходимые отсканированные или сфотографированные документы.
«Форма заявления для получения детской путевки проста и содержит подсказки. При этом, чтобы прикрепить скан-копию документа, не обязательно дома иметь сканер – система примет и фотографии документов, сделанные без помарок, например, с мобильного телефона», - пояснил Наиль Хайруллин.
Как только заявка отправляется на рассмотрение – место в лагере бронируется за ребенком. В течение семи рабочих дней система автоматически извещает о статусе заявки посредством sms-сообщения и сообщения на электронную почту.
Если у кого-то нет компьютера или возможности подключиться к сети Интернет, можно обратиться в уполномоченные органы организации отдыха и оздоровления детей, которые раньше принимали письменные заявления. Для выхода в Интернет в каждом таком учреждении уже оборудовано рабочее место с компьютером и сканером.
Руководитель Окружного молодежного центра подчеркнул, что система электронной организации отдыха и оздоровления детей является полностью прозрачной: «Это был один из приоритетов при ее создании – чтобы исключить все возможные коррупционные риски. Кроме того, система интегрирована с порталом государственных услуг в целях защиты информации и идентификации заявителей».
По словам директора департамента молодежной политики и туризма Ямала Эльвиры Тимергазиной, в целом за счет окружного бюджета отдохнуть и оздоровиться в летний период 2016 года смогут порядка 5,5 тысяч детей арктического региона. «Традиционно в этом году дети смогут отдохнуть на юге Тюменской области, в том числе и в «Ребячьей республике», в других регионах средней полосы России, в Краснодарском крае, в Болгарии, в Крыму. При этом в Крыму в текущем году, как и в других лагерях, где отдыхают ямальские дети, будет работать педагогическая команда Ямала», - рассказала Эльвира Тимергазина. Она также напомнила, что путевки в детские лагеря на профильные смены предоставляются не только в летний, но и в весенний, осенний и зимний периоды.
Приём заявок на новом интернет-портале будет осуществляться в два периода. С 1 по 14 марта принимаются заявления от льготных категорий граждан, к которым отнесены:
- дети, оставшиеся без попечения родителей;
- дети-инвалиды;
- дети с ограниченными возможностями здоровья;
- жертвы вооруженных и межнациональных конфликтов, экологических и технологических катастроф, стихийных бедствий;
- дети, проживающие в малоимущих семьях;
- дети с отклонениями в поведении;
- дети, жизнедеятельность которых объективно нарушена в результате сложившихся обстоятельств и которые не могут преодолеть данные обстоятельства самостоятельно или с помощью семьи, в том числе имеющие хронические заболевания, состоящие на диспансерном учете в учреждениях здравоохранения и прошедшие диспансеризацию в соответствии с законодательством РФ.
Для всех остальных детей арктического региона период подачи заявок начнется с 15 марта и продолжится до момента формирования группы. При этом льготники, которые по каким-либо причинам не успели подать заявку в первые две недели марта, также смогут претендовать на путевку, но уже на общих основаниях.
Форум «УТРО 2016» в ХМАО – Югре пройдет под девизом «Молодые профессионалы»
Порядка полутора тысяч молодых ребят уже не только с Урала, но и со всей страны станут участниками форума «УТРО 2016». Из них - 410 югорчан. Две смены, двенадцать площадок, более полутора тысяч участников — до самого крупного и долгожданного молодежного события Уральского Федерального округа — форума «УТРО» — осталось меньше четырех месяцев. Форум стартует 20 июня и завершается 30 июня в Нефтеюганске на базе Центра технических видов спорта на территории бывшего аэропорта.
«Первая смена запланирована с 20 по 25 июня как региональная. Участниками могут стать молодые люди Уральского федерального округа, в возрасте от 18 до 30 лет, из числа представителей сферы экономики, бизнеса, политики, науки, образования и культуры, некоммерческих организаций», — доложил в ходе заседания рабочей группы по подготовке и проведению молодежных форумов УрФО замгубернатора Югры Алексей Путин.
Для молодежи будет работать 6 площадок: Урал творческий, Урал патриотичный, Урал исторический, Урал политический, Урал безопасный и Урал здоровый. Ребят ждут круглые столы, мастер-классы, лекции экспертов.
26 июня в Нефтеюганск съедутся представители рабочей молодежи России и стран ближнего зарубежья, учащиеся профессиональных колледжей и училищ, студенты вузов инженерных специальностей и молодые ученые. Их ждут презентации ключевых отраслей промышленности и топливно-энергетического комплекса. В том числе 6 образовательных площадок: Урал предприимчивый, Урал международный, Урал информационный, Урал арктический, а также Урал новаторский и Урал трудовой. Организаторами двух последних станет Югра. Вторая смена объединит делегации минимум из 43 субъектов РФ.
«Урал Новаторский» станет уникальнейшей площадкой. Там будет представлен первый в России детский технопарк «Кваториум Югры», созданный совместно с Агентством стратегических инициатив. «На этой площадке мы планируем обсудить компетенции будущего, организовать космические образовательные квесты с использованием симулятора «Марс-Тефо», а также провести конкурсы по робототехнике и 3D-прототипированию совместно с нашим партнером Объединенной ракето-космической корпорацией России», — рассказал Алексей Путин.
Студенты из ХМАО — Югры поборются за победу на международной IT-олимпиаде
Два представителя Сургутского госуниверситета прошли во второй этап международной олимпиады в сфере информационных технологий «IT-Планета 2015/16».
Всего в первом туре престижного конкурса приняли участие 20 студентов сургутского вуза. Вообще же попробовать свои силы на IT-олимпиаде могут не только учащиеся учреждений высшего и среднего профессионального образования, но также молодые дипломированные специалисты в возрасте до 25 лет. Студенты СурГУ прошли 14810 онлайн-тестов по девяти конкурсам в номинациях «Программирование», «Базы данных», «Телеком» и «Свободное ПО и робототехника». Лучшие результаты среди сургутян показали Вадим Машкин, обучающийся на четвертом курсе по направлению «информатика и вычислительная техника», и Юлия Вандымова - студентка второго курса направления «информационные системы и технологи».
Как сообщает "МК Югра", теперь молодым людям предстоит продолжить борьбу во втором этапе, который пройдет в марте этого года в формате удаленного решения практических задач. К участию в нем приглашены более 1400 студентов и дипломированных специалистов.
Кроме россиян в олимпиаде участвуют представители Азербайджана, Армении, Беларуси, Венгрии, Казахстана, Киргизии, Молдовы, Таджикистана, Туркмении, Турции, Узбекистана, Украины и Финляндии.
Чистая прибыль «Интер РАО» по МСФО в 2015 году выросла в 2,4 раза
Чистая прибыль за 2015 год составила 23,9 млрд рублей против 9,8 млрд рублей за 2014 год.
Выручка Группы выросла на 8,7% (64,2 млрд рублей) и составила 805,3 млрд рублей Увеличение выручки в сбытовом сегменте на 26,5 млрд рублей (5,9%), до 476,5 млрд рублей связано с ростом среднеотпускных цен для конечных потребителей за счёт роста регулируемых и нерегулируемых составляющих предельной цены, ростом клиентской базы в результате расширения географии присутствия гарантирующих поставщиков Группы (Омская и Орловская области с марта и февраля 2014 года), а также в результате приёма на обслуживание новых потребителей независимыми сбытовыми компаниями.
Значительный рост выручки продемонстрировал сегмент «Трейдинг». Выручка сегмента возросла на 24,0 млрд рублей (43,5%), до 79,2 млрд рублей. Основной причиной значительного роста показателя стало увеличение объёма торговых операций на внутреннем рынке РФ, а также снижение курса рубля относительно валют экспортных контрактов с конца 2014 года, что позволило нарастить как объём поставок на зарубежные рынки, так и выручку в рублёвом выражении.
Рост выручки на 2,2 млрд рублей (1,2%), до 192,2 млрд рублей, в генерирующем сегменте обусловлен преимущественно деятельностью подсегмента «Теплогенерация».
Выручка в подсегменте «Теплогенерация», в который входят Группа «ТГК-11»5 и Группа «Башкирская генерирующая компания», возросла на 2,4 млрд рублей (3,4%) и достигла 71,4 млрд рублей. Основными факторами увеличения показателя стали: рост выручки от реализации теплоэнергии, сформировавшийся в результате роста тарифов на отпуск тепла с коллекторов в 2014 и 2015 годах в Республике Башкортостан при некотором снижении полезного отпуска, а также рост выручки от генерации электроэнергии станциями Группы ТГК-11, расположенными во второй ценовой зоне, благодаря росту цен на РСВ. Сдерживающие воздействие на рост показателя оказало уменьшение выручки от реализации мощности в условиях снижения цен в сегменте КОМ для станций.
Небольшое снижение выручки в подсегменте «Электрогенерация» на 0,1 млрд рублей (0,1%), до 120,8 млрд рублей, связано со снижением тарифов на электроэнергию по регулируемым договорам, снижением цен на электроэнергию в первой ценовой зоне на РСВ, некоторым снижением выработки относительно показателей 2014 года, а также снижением цен на мощность, реализуемую в сегменте КОМ. Данные негативные факторы были компенсированы ростом платежей за мощность благодаря вводу в эксплуатацию в рамках ДПМ блока №2 Южноуральской ГРЭС-2 и блоков №8 и №9 Черепетской ГРЭС в конце 2014 – начале 2015 года, а также ростом платы за мощность по ДПМ вследствие роста доходности государственных облигаций.
Увеличение выручки в сегменте «Зарубежные активы» на 9,7 млрд рублей (22,3%), до 52,9 млрд рублей, обусловлено как ростом курса национальных валют стран присутствия Группы относительно рубля, так и соответствующими тарифными решениями в Армении и Грузии.
Операционные расходы увеличились на 8,3% и составили 788,5 млрд рублей.
Увеличение расходов на покупную электроэнергию и мощность в течение 2015 года на 26,2 млрд рублей (9,4%) до 305,5 млрд рублей и расходов, связанных с передачей электроэнергии, на 13,8 млрд рублей (7,5%) до 198,0 млрд рублей, обусловлено значительным увеличением объёма поставок электроэнергии в рамках трейдинговой деятельности как за рубеж, так и на внутренний рынок, а также сбытовой деятельностью в новых регионах присутствия Группы.
Уменьшение расходов на технологическое топливо на 3,9 млрд рублей (2,7%), до 141,1 млрд рублей, объясняется совокупностью разнонаправленных факторов. Уменьшение потребления топлива было обусловлено снижением выработки электроэнергии российскими активами Группы. В то же время, расходы на топливо в рублевом измерении по ряду зарубежных активов Группы возросли вследствие роста курса доллара США, в котором номинированы договора поставки газа относительно рубля и национальных валют.
В результате показатель EBITDA составил 71,1 млрд рублей, увеличившись на 26,3%.
Основной вклад в показатель EBITDA внёс сегмент «Генерация — Российские активы» — 45,7 млрд рублей. Подсегмент «Электрогенерация» продемонстрировал увеличение EBITDA на 7,0 млрд рублей до 36,0 млрд рублей, благодаря вводу новых мощностей в рамках ДПМ на Южноуральской ГРЭС-2 и Черепетской ГРЭС. Кроме того, позитивное влияние оказала оптимизация состава включенного оборудования на станциях и рост расчетной цены реализации мощности в сегменте ДПМ.
В подсегменте «Теплогенерация» показатель EBITDA сократился на 0,8 млрд рублей (7,5%), до 9,7 млрд рублей, в результате влияния разнонаправленных факторов. Снижение цен на мощность в сегменте КОМ и рост расходов на ремонт тепловых сетей были частично компенсированы ростом тарифов на отпуск тепла с коллекторов в Башкирии в 2014-2015 гг. и ростом цен на электроэнергию на РСВ во второй ценовой зоне.
Сегмент «Трейдинг» превысил показатель EBITDA сопоставимого периода в 2,1 раза и достиг отметки 9,6 млрд рублей. Главная причина — снижение курса рубля в конце 2014 года, в результате чего значительно возросли объёмы перетоков и экспортная выручка в рублёвом выражении.
Сегмент «Зарубежные активы» продемонстрировал рост EBITDA на 0,9 млрд рублей, или 14,5%, до 7,3 млрд рублей. Основополагающим фактором роста EBITDA зарубежных активов является пересчёт функциональных валют компаний в валюту представления отчётности в условиях ослабления курса рубля. В то же время данный эффект был частично нивелирован отрицательным показателем EBITDA подсегмента «Казахстан», полученным в результате девальвации казахстанского тенге в августе 2015 года и, как следствие, признанием АО «Станция Экибастузская ГРЭС-2» существенных убытков от курсовых разниц по кредитам, номинированным в долларах США и рублях.
Сегмент «Сбыт» продемонстрировал рост EBITDA на 3,2 млрд рублей (34,4%). Это связано с ростом сбытовых надбавок, а также с расширением географии присутствия и приёмом на обслуживание новых потребителей.
Показатель доли в прибыли ассоциированных и совместных предприятий принял отрицательное значение в размере 0,1 млрд рублей (убыток) против 4,3 млрд рублей прибыли за 2014 год.
Основное негативное влияние оказала полученная доля в убытке в совместном предприятии АО «Станция Экибастузская ГРЭС-2» в размере 3,6 млрд рублей против 1,1 млрд рублей прибыли в сопоставимом периоде. Отрицательный финансовый результат был получен из-за девальвации казахстанского тенге в августе 2015 года, в результате чего были признаны существенные убытки от курсовых разниц по кредитам, номинированным в долларах США и рублях.
Стабильно высокие результаты продемонстрировало совместное предприятие NVGRES Holding Limited. Доля в прибыли в размере 2,3 млрд рублей получена благодаря вводу в марте 2014 года в рамках ДПМ третьего энергоблока ЗАО «Нижневартовская ГРЭС».
Кроме того, Группа признала долю в прибыли совместных предприятий ЗАО «Электрические сети Армении» и ОАО «Разданская энергетическая компания» (РазТЭС) в размере 0,5 млрд рублей за период с даты продажи долей в этих обществах до отчётной даты.
По итогам 2015 года Группа получила чистую прибыль в размере 23,9 млрд рублей. Несмотря на признание значительного обесценения в отношении объектов основных средств и незавершённого строительства Верхнетагильской ГРЭС, Группой достигнуты значительные позитивные результаты благодаря вводу новых мощностей в рамках ДПМ, значительным позитивным изменениям в сегменте «Трейдинг» в связи с ослаблением курса рубля к основным валютам экспортных контрактов и национальным валютам стран присутствия Группы.
Внеоборотные активы сократились на 24,6 млрд рублей (6,7%) и составили 340,6 млрд рублей.
Факторами снижения величины внеоборотных активов Группы стало признание обесценения в отношении объектов основных средств и незавершенного строительства Верхнетагильской ГРЭС, выбытие из периметра Группы внеоборотных активов в результате реализации 50-процентного пакета акций ЗАО «Электрические сети Армении» и АО «Разданская энергетическая компания» (РазТЭС), а также уменьшение стоимости инвестиций в совместное предприятие АО «Станция Экибастузская ГРЭС-2», вызванное девальвацией казахстанского тенге.
Оборотные активы увеличились на 2,3 млрд рублей (1,1%) и составили 222,7 млрд рублей.
Небольшое изменение величины оборотных активов стало результатом разнонаправленных изменений. Отток собственных средств Группы «Интер РАО» на погашение займа от ЗАО «Межрегионэнергострой» (включая задолженность перед ООО «ВТБ-Факторинг») и кредита от ГК «Внешэкономбанк» был компенсирован аккумулированием денежных средств от операционной деятельности на депозитных счетах Группы.
Капитал увеличился на 17,1 млрд рублей (4,9%) и составил 365,4 млрд рублей.
Основным фактором роста статьи «Капитал» стало увеличение нераспределённой прибыли по результатам деятельности Группы за 2015 год.
Совокупные обязательства составили 197,9 млрд рублей, уменьшившись на 39,4 млрд рублей (16,6%)
Снижение размера совокупных обязательств главным образом обусловлено погашением займа от ЗАО «Межрегионэнергострой» и кредита ГК «Внешэкономбанк», а также выбытием из периметра консолидации кредитного портфеля ЗАО «Электрические сети Армении» в связи с продажей 50-процентной доли в этом обществе.
Долговая нагрузка с учётом доли в долге совместных предприятий уменьшилась на 23,0%, до 90,2 млрд рублей.
Совокупный объём кредитов и займов дочерних компаний Группы без учёта доли долга совместных предприятий уменьшился на 30,8 млрд рублей (28,8%), до 76,3 млрд рублей, в результате планового и досрочного погашения части задолженности ряда компаний Группы, что было частично нивелировано переоценкой валютных кредитов ввиду изменения курсов валют к российскому рублю.
Соотношение долгосрочной и краткосрочной частей заёмных средств на 31 декабря 2015 года (без учёта доли кредитов и займов совместных предприятий) составило 55,8% к 44,2% (31 декабря 2014 года – 59,9% к 40,1%). Небольшое снижение доли долгосрочных кредитов произошло в результате реклассификации части долгосрочных кредитов в краткосрочные ввиду приближающихся сроков погашения.
Объём внешних кредитов и займов совместных предприятий в структуре совокупного долга составил 13,9 млрд рублей. Из них 10,2 млрд рублей относятся к доле Группы в кредитном портфеле АО «Станция Экибастузская ГРЭС-2», сформированном для целей финансирования инвестиционной программы, и 3,1 млрд рублей представляют собой долю Группы в кредитном портфеле ЗАО «Электрические сети Армении», переведённого в категорию совместных предприятий в связи с продажей 50-процентной доли в этом обществе.
Рукотворные эпидемии
Автор: Сергей РЯБОВ. (Соб. корр. «Правды»). Свердловская область.
Российские чиновники придумывают всё новые «эффективные» варианты пополнения госбюджета за счёт населения
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Это про нашу власть, которая за последние годы наловчилась из любой экстремальной ситуации извлекать выгоду. Насколько она оказывается эффективнее потенциального вреда и на что идёт, это не столь важно. Импортозамещение — классический тому пример: не устрой нам Запад с Америкой публичную экзекуцию санкциями, наши правители так бы и не догадались, что выгоднее и сытнее кормиться со своего стола и собственной ложкой.
Зачем голодному диета?
Например, сейчас правительство разрабатывает планы по вводу акциза на пальмовое масло и сахар. Причина? Эти продукты, по мнению чиновников, вредны для здоровья. То есть отечественная кондитерская продукция, включая конфеты, печенье, мороженое, торты и т.д., а также маргарин, сыры, майонез и даже само молоко — всё, что халтурщики-производители делают на основе пресловутой «пальмы», будет стоить ещё дороже.
И это государство именует «заботой о здоровье нации»?! Власть думает не над тем, как накормить голодный народ, а под каким благовидным и удобным предлогом посадить его на новую, более жёсткую диету. Если учесть, что уже сейчас люди вынуждены экономить на жизненно важных продуктах из-за их дороговизны, откуда они возьмут деньги на подакцизную снедь?
Мнимую озабоченность чиновников самочувствием своих граждан со всей очевидностью разоблачает их упорное нежелание разобраться с отечественными производителями некачественной продукции в сфере АПК. Больше всего нареканий и претензий в этом смысле поступает к овощеводам.
Признайтесь, вы ведь не будете готовить и тем более есть салат из гнилых помидоров и огурцов? Постараетесь выбрать в магазине здоровые, сочные, зрелые плоды. И, слава богу, за последнее время мы стали иметь больше возможностей покупать названные виды овощей, которые по полгода не гниют на подоконнике под жаркими лучами солнца и продолжают расти даже после удаления плодоножки. Хвала селекционерам!
Правда, употребление этих «нестареющих» продуктов чревато многими осложнениями для организма. При их производстве в огромном количестве используются запрещённые химические стимуляторы роста и хранения. Только в прошлом году на территории Свердловской области органы Россельхознадзора выявили 19 теплиц с «овощами-мутантами». А сколько хозяйств осталось вне поля зрения проверяющих?
— В Сысертском районе мы обследовали помидорную теплицу, где содержание пестицидов в плодах превышало предельно допустимую концентрацию в 69 раз, — сообщил в конце января на пресс-конференции руководитель Управления федеральной службы по ветеринарному и фитосанитарному надзору по Свердловской области Игорь Тухбатов.
— Вы закрыли эти объекты? — тут же раздался взволнованный вопрос.
— К сожалению, в подобных случаях мы можем лишь наложить штраф, который предприниматель, как правило, охотно и безоговорочно платит и продолжает выпускать нашпигованную токсинами продукцию, — развёл руками глава ведомства. — Суды же неправомочны выносить постановление о ликвидации вредного производства. Парадокс? Ну а раз отсутствует неотвратимость серьёзного наказания (штрафы против выручки криминальных овощеводов — как слону дробина), то можно гарантировать в будущем расцвет этого бизнеса, крайне вредного для здоровья человека.
Фактически, само государство выдало индульгенцию на неподсудность этих преступников. Вот вам и ещё одно свидетельство того, насколько «бдительно и неустанно» следит власть за самочувствием своих подопечных. Умелое жонглирование лозунгами типа «Здоровье народа — превыше всего!» смахивает на присыпанное ароматными пряностями блюдо, которое по качеству годится разве что для травли крыс и мышей. Вместо того чтобы предложить законотворцам проект нового правового механизма, исключающего получение огромного навара на преступном бизнесе в ущерб здоровью людей, чиновники напрягают мозги в поисках очередного «варианта» по их ограблению. Самое же страшное в том, что поиск «эффективных способов пополнения бюджета» будет длиться до бесконечности, по крайней мере, до тех пор, пока жив наш безропотный народ и в карманах у него звенит пара последних монет.
Кстати, на той встрече с журналистами И. Тухбатов бросил упрёк разработчикам недавнего закона, который запрещает «кошмарить» бизнес бесчисленными внеплановыми проверками (теперь — не чаще одного раза в три года), обязывает контролёров заранее предупреждать владельцев компаний о предстоящем визите, исключает возможность неожиданного рейда без санкции прокурора, предписывает другие ограничения.
— Всех бизнесменов постригли под одну гребёнку — и тех, кто имеет дело с обычным железом, и тех, кто ежедневно поставляет в розницу пищевые продукты, — комментирует специалист, — это позволяет нечистым на руку дельцам к «дню Ч» замести следы своих махинаций, а в случае «прокола» отделаться символическим штрафом. Да, мы готовы проверять те же тепличные хозяйства хоть раз в пять лет, если администрации предприятий чётко будут выполнять законы и знать, чем грозит их нарушение. Пока же здесь царит полный произвол, вернее, уголовно наказуемый метод предпринимательства. Но, повторяю, прикрыть эти легальные рассадники отравы нам не позволяет государство.
Нужны ли нам золотые яйца?
Впрочем, если уж речь зашла о наведении порядка в аграрном секторе (что не лишне и для других отраслей экономики), ужесточать требования в первую очередь следовало бы к тем высоким чинам, кто по долгу службы обязан отвечать за состояние дел на своём участке. Ведь, в принципе, за кормёжку людей отравленными овощами в не меньшей мере, чем производители, виноваты и чиновники, не поставившие заслон преступному бизнесу.
Что же касается «мелкого хулиганства» со стороны представителей власти разных уровней, эти случаи у нас носят столь частый и массовый характер, что их просто было бы смешно и глупо относить к безответственности и нарушениям. Действительно, если уж народ приучили к глобальным управленческим ляпам и «ограблениям века», стоит ли тратить нервы по пустякам? Проиллюстрируем это конкретными примерами.
Шесть лет назад на территории Камышловского района Среднего Урала начал работу племенной птицеводческий репродуктор (ППР) «Свердловский». В феврале 2014 года заключили соглашение с голландским концерном «Хендрикс Дженетикс» — одним из мировых центров селекционной работы в области птицеводства.
Сегодня уральцы получают от коллег из Страны тюльпанов так называемых прародителей, выводят родительские особи и в итоге получают финальный гибрид — курицу, которая несёт яйца на товарных птицефабриках.
— Мы поставляем племенную продукцию почти на половину птицеферм России, а также продаём её в страны СНГ и Монголию. Сейчас оформляем разрешение на экспорт в Китай, — не скрывает гордости директор ППР Алексей Грачёв. И вдруг его оптимистичный настрой сменяется озабоченностью: — Мы могли бы увеличить производство вдвое и наше племя несушек к 2020 году заняло бы около 80 процентов российского рынка. Но чтобы реализовать такие планы, необходимо иметь зерно в нужных объёмах.
Его сейчас хозяйство закупает. А могли бы производить сами. Но для этого нужен газ, без которого нет смысла развивать кормовой бизнес. Дождливое уральское лето вынуждает вести сушку зерна, что требует дополнительных расходов: себестоимость операции для тонны этого вида корма с использованием газа составляет 1000—1200 рублей, на солярке — 2500. Какую же альтернативу здесь нашли «голубому топливу»? Дрова! В год для нужд производства сжигается до восьми тысяч кубометров древесины. Яйца получаются поистине золотыми.
С этими экономическими выкладками руководство хозяйства ознакомило председателя областного правительства Дениса Паслера и спикера Законодательного собрания Людмилу Бабушкину, прибывших в начале февраля на встречу с представителями малого и среднего бизнеса.
— Мы сдохнем без газа! — под одобрительный гул своих земляков скаламбурил в поддержку выступления своего шефа один из работников племенного репродуктора. — И дело не только в разбазаривании средств. Вы, господа, знаете гимн истопников нашей котельной? Это песня «Раскинулось море широко» о гибели кочегара, который не вынес адских условий работы. А областная власть уже несколько лет поёт камышловцам другую песню: мол, вам в новом бюджетном году будет выделено на газификацию 60—70 миллионов рублей. Тогда объясните нам, дуракам, почему трубы нет до сих пор и куда в таком случае уходят наши денежки, заложенные в областной казне?
Д. Паслер и Л. Бабушкина отражали «газовую атаку» привычными методами: трудности с поиском подрядчика, сложности с материальной базой, отсутствие нормальных дорог. При этом и санкции Запада ловко вклеили в спасительные отговорки.
Однако наступление собравшихся не ослабевало. Вживую видя перед собой тех, от кого напрямую зависят условия работы и уровень жизни, люди старались использовать ситуацию по максимуму.
— Мы всё больше убеждаемся, что губернатор, правительство, депутаты живут по одним законам, а местные чиновники — по другим, — поднялся директор ООО СПП «Надежда» Виктор Комышев. — Объясните, на каком основании наша районная власть нынче с 1 января подняла арендную плату за землю в 3,5 раза, что вынудит меня платить в год свыше двух миллионов рублей? А вы призываете нас давать больше хлеба, мяса, молока, овощей. Вначале ликвидируйте барьеры на пути нормальной работы, а потом требуйте дополнительную продукцию! К вам же, уважаемый председатель, у меня персональный вопрос. Вы отвечаете за свои личные слова, обязательства?
Оказывается, ещё весной прошлого года Денису Паслеру во время его визита на СПП «Надежда» рассказали о планах строительства молочного комплекса на 1200 голов и о том, что под новую ферму требуется выделение участка в 41 гектар. Но районная администрация под различными предлогами отказывается этим заниматься, «тянет резину».
— Вы тогда загорелись нашей идеей и обещали немедленно разобраться с руководством района, взять под свой контроль «земельную» проблему, — продолжил возмутитель спокойствия. — Мы сразу взбодрились и вскоре подали очередное заявление на имя главы районной администрации Баранова. Однако вопрос был спущен в Обуховское сельское поселение, где наша заявка почти год лежит под сукном. Короче, вы «Надежду» обнадёжили и — бросили. Но если так исполняются команды самого главы правительства, что тогда говорить о положительной реакции местных чиновников на обращения и просьбы каких-то там фермеров, мелких предпринимателей. У этой и других подобных историй одно название — безответственность властей по всей вертикали!
Что же премьер? В напряжённой тишине он с грозным видом потребовал от сидевшего рядом Баранова завтра же заняться проблемой «Надежды» и доложить о её решении: «Мне лично». А затем Паслер закатил получасовую лекцию о том, как правительство на протяжении последних трёх лет «целенаправленно занимается вопросом оформления земель, выбывших из сельскохозяйственного оборота», сколько средств на эти цели было выделено муниципалитетам из областной казны, какие субсидии на развитие регионального АПК предусмотрены в бюджете-2016, где будут нынче построены хранилища под будущий урожай и т.д.
— Про грандиозные планы мы знаем из губернаторских газет, да и с экранов телеящика господин Куйвашев обильно кормит нас перспективами развития, — взял слово средних лет мужчина в первом ряду. — Но объясните, почему после этих самых «перспектив» у нас оказывается всё больше нищих? Сегодня же власть вообще стягивает с простого человека, извините, последние штаны, и он совершенно не знает, на чём ему ещё экономить, чтобы иметь кусок хлеба. Просите — уже в который раз! — ещё затянуть пояса. Да без штанов они только на петли годятся! Всё валите на дешёвую нефть и девальвацию рубля. А откуда брала деньги Советская власть? Больше того, их на всё хватало. Выходит, наши правители не в состоянии по-умному, профессионально, по-хозяйски распорядиться природными ресурсами и промышленным потенциалом страны?
При этом выступавший развернулся к залу на 180 градусов и спросил:
— Мужики, нам нужны такие дармоеды?
Раздались хлопки, кто-то крикнул: «Сами виноваты, что кормим таких!» А сидевший подле «агрессивного оратора» человек, который в начале встречи обвинял руководство области в срыве газификации района, неожиданно вскочил и заявил президиуму:
— Два дня назад прочитал в вашей главной газете интервью министра энергетики Смирнова, в котором он называет три территории, где нынче обязательно будут реализованы проекты по газификации. Камышловского района там нет. А вы что нам говорили? Или «оптимизировали» бюджет без ведома главы правительства? В таком случае нам спокойнее будет вообще отказаться от газопровода, поскольку с вашими вечными «перспективами на завтра» нас и десять труб не спасут!
Словом, «тёплая встреча» высоких гостей обернулась для них, можно сказать, судилищем. Но обвинители имели право лишь на эмоциональное выражение недовольства. Так же, как те судьи, которые сегодня не в состоянии вынести вердикт на закрытие вредоносных производств из-за отсутствия полномочий.
В Челябинской области началась выплата субсидий для оказания несвязанной поддержки сельхозтоваропроизводителям.
Первые 25 млн. рублей уже распределены между 128 сельхозорганизациями и фермерами.
«Перед минсельхозом Челябинской области стоит задача оперативно довести до сельхозтоваропроизводителей средства по несвязанной поддержке (погектарные субсидии) до начала посевной кампании, так как это один из основных ресурсов для её качественного проведения. Своевременное перечисление средств позволит хозяйствам закупить в полном объеме топливо, необходимые семена, удобрения и средства защиты растений», — говорит министр Сергей Сушков.
Как сообщает пресс-служба регионального минсельхоза, в этом году в качестве погектарных выплат (субсидии распределяются на каждый гектар посевной площади) сельхозорганизации и фермерские хозяйства получат с учетом федеральных средств 540,4 млн. рублей, это на уровне прошлого года. Первый, самый ранний транш субсидий — по 100 рублей на каждый гектар посевной площади — получили хозяйства, в которых урожайность сельхозкультур в предыдущем году (в 2015-м) была выше или равна среднеобластной, и представившие необходимые документы до 25 февраля 2016 года. Остаток причитающейся им суммы будет распределен во время второго транша.
Документы на перечисление субсидий принимаются до 18 марта. В прошлом году первый транш поддержки на общую сумму 16 млн. рублей смогли получить только 37 хозяйств, а в целом несвязанная поддержка поступила в 740 сельхозорганизаций и фермерских хозяйств.
По условиям, содержащимся в порядке предоставления субсидий, размер выплат зависит не только от посевной площади и урожая, но и от почвенного плодородия, водно-климатических условий, а также наличия поголовья крупного рогатого скота. Последним коэффициентом, введенным в порядок, стал гидротермический коэффициент (ГТК), позволяющий выровнять условия получения субсидий для хозяйств, находящихся в разных климатических зонах. Для районов, где климат резко континентальный и выпадает меньшее количество осадков, расположенных преимущественно на юге области, применяется повышающий ГТК.
Сотня ребят из Еткульского, Еманжелинского, Уйского районов Челябинской области, городов Златоуста и Чебаркуля по приглашению командования танкового соединения Центрального военного округа и Фонда патриотического воспитания и военно-шефской деятельности приняли участие в казачьей «Зарнице». Мероприятие проводилось в рамках информационно-пропагандистской акции «Есть такая профессия — Родину защищать!».
В программе сотрудничества гвардейской четырежды орденоносной Оренбургской казачьей танковой бригады с шефскими муниципалитетами и организациями проведение военно-патриотической игры «Зарница» занимает особое место. Во время такого мероприятия у подростков появляется возможность побывать на полигоне, выполнить огневые упражнения, посмотреть на боевую стрельбу танковых экипажей, а после — посетить расположение соединения с уникальным тренажерным комплексом, уютными солдатскими общежитиями, просторным клубом, музеем и библиотекой, спортивным залом. Необходимо отметить, что «зарница» обязательно входит в ежегодный план, согласованный с командующим войсками Центрального военного округа генерал-полковником Владимиром Зарудницким, всегда поддерживающим военно-шефскую работу.
Подробный инструктаж по технике безопасности, четкую организацию учебных мест, оперативность действий обеспечили гвардии подполковник Дмитрий Алентьев и гвардии прапорщик Виталий Мельничук, а радушную встречу в клубе соединения провела Татьяна Агаханова.
После обеда в солдатском кафе каждому из ребят был вручен памятный вымпел с символикой бригады и описанием ее наград, боевого пути с 1941 года. Команды юнармейцев получили также памятный календарь «Лучшие воины мира родились на Урале» с биографиями Героев Советского Союза, чьи имена присвоены улицам Челябинска.
Рядом со златоустовскими кадетами были их старшие товарищи во главе с Героем России Сергеем Зябловым и руководством администрации города. Юных уйских казаков сопровождал товарищ атамана Верхнеуральского отдельского казачьего общества Александр Чвало. Ребята из Еткульского района прибыли вместе с руководителем центра патриотического воспитания «Росток» депутатом районного Собрания Евгением Зязевым. Чебаркульцев приветствовал их земляк, член областного совета движения «За возрождение Урала» Николай Гладких. На сбор прибыли заместитель начальника Главного управления по взаимодействию с правоохранительными и военными органами Челябинской области Сергей Балдин и начальник отдела управления Павел Ремизов.
«Наша «Зарница» проходила в рамках выполнения социального проекта «Я люблю тебя, Россия!», в числе задач которого — просветительская работа среди молодежи. Мы продолжим проведение мероприятий, посвященных 75-летию рождения нашего старейшего подшефного соединения, которое мы отметим в августе этого года», — поделились планами на будущее директор Фонда патриотического воспитания Денис Богатырёв и член Общественной палаты Челябинской области Игорь Михайлов.
Пресс-служба Центрального военного округа
29 февраля в Москве состоится заседание Коллегии Министерства обороны Российской Федерации.
Участники Коллегии обсудят ход выполнения планов деятельности Военно-Морского Флота России до 2020 г., в том числе одного из приоритетных направлений — развитие материально-технического обеспечения ВМФ.
На заседании Коллегии будет также проанализирована работа с обращениями граждан в Министерстве обороны Российской Федерации в период с 2013 года по настоящее время, а также рассмотрят направления развития деятельности Управления по работе с обращениями граждан Минобороны России.
Кроме того, на Коллегии будут рассмотрены итоги выполнения майских указов Президента России 2012 года и его поручения по итогам майских и ноябрьских совещаний в Сочи (2013-2015 гг.).
На заседание приглашены представители федеральных органов государственной власти.
Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации
Министр обороны России генерал армии Сергей Шойгу провел очередное заседание Коллегии военного ведомства
Сегодня Министр обороны России генерал армии Сергей Шойгу провел очередное заседание Коллегии военного ведомства. В нем приняли участие руководящий состав Вооружённых Сил РФ, представители органов государственной власти и Общественного совета при Министерстве обороны.
В ходе заседания обсуждался ход выполнения планов деятельности Военно-Морского Флота (ВМФ) России до 2020 года, в том числе одного из приоритетных направлений — развитие материально-технического обеспечения ВМФ.
Кроме того, проанализирована работа с обращениями граждан в Министерстве обороны РФ с 2013 года по настоящее время, рассмотрены направления развития деятельности Управления по работе с обращениями граждан Минобороны России, а также итоги выполнения майских указов Президента России 2012 года и его поручения по итогам майских и ноябрьских совещаний в Сочи (2013-2015 гг.).
Открывая заседание, Министр обороны заявил, что расширение географии военно-морского присутствия требует поддержания способности флотов длительное время действовать автономно в оперативно важных районах.
«В настоящее время в этих целях на основе созданного научно-технического и производственно-технологического задела, отечественного и зарубежного практического опыта строятся современные суда комплексного снабжения, формируется перспективная система логистики, улучшается организация межведомственного взаимодействия, уделяется большое внимание подготовке профессиональных кадров», — сообщил генерал армии Сергей Шойгу.
Однако, отметил глава военного ведомства, имеются и определённые трудности, связанные с разнородностью состава ВМФ и расположением его флотов на значительном удалении друг от друга.
«С учётом этого проведён анализ организационной структуры органов военного управления, занимающихся вопросами материально-технического обеспечения, и подготовлены предложения по её качественному совершенствованию, которые сегодня рассмотрим на этом заседании», — сказал Министр обороны.
Перейдя к следующему вопросу повестки дня, генерал армии Сергей Шойгу сообщил, что в 2015 году в Министерство обороны поступило более 150 тыс. заявлений, что на 5% больше, чем в предыдущем году.
«Рост числа обращений прежде всего связан с празднованием 70-летия Великой Победы. В преддверии этой знаменательной даты количество запросов об участии родственников заявителей в военных действиях, получении наград и поисках мест захоронения возросло более чем в 2,5 раза. В то же время доля обращений военнослужащих сократилась с 56% в 2013 году до 34% в 2015году», — рассказал глава военного ведомства.
Как отметил Министр обороны, изменилась и тематика заявлений. «Количество писем по таким наболевшим вопросам, как предоставление жилья и выплата денежного довольствия снизилось втрое по сравнению с 2013 годом», — констатировал генерал армии Сергей Шойгу.
«Это свидетельствует о том, что работа с запросами граждан проводится эффективно», — подчеркнул глава военного ведомства.
Он напомнил, что для этих целей в 2014–2015 годах в военных округах и на флотах создано 8 общественных приёмных Министерства обороны. В их задачи входит не только рассмотрение обращений и ведение личного приёма заявителей, но и оказание методической помощи должностным лицам, ответственным за эту работу в объединениях, соединениях и воинских частях. При этом активно применяются современные технологии как при обработке поступающих запросов, так и при организации личного приёма.
«Теперь нет необходимости ехать в Москву, чтобы попасть на приём к руководству Министерства обороны. Можно обратиться в общественную приемную по месту службы или проживания и задать свой вопрос в режиме видеоконференцсвязи», — заявил генерал армии Сергей Шойгу.
Министр обороны отметил, что широкое распространение электронных устройств способствует сокращению доли бумажных писем и увеличению количества электронных обращений. За последние три года число таких обращений возросло на 73%.
«В дальнейшем планируется активнее развивать электронные сервисы и возможности удалённой связи для рассмотрения запросов и организации личного приёма», – сказал генерал армии Сергей Шойгу.
Глава военного ведомства уточнил, что одним из таких сервисов должен стать раздел «Электронная приёмная» на сайте Министерства обороны. С его помощью планируется установить обратную связь с заявителем, что повысит ответственность исполнителей при подготовке ответа.
Министр обороны коснулся ещё одного важного аспекта работы с обращениями граждан — организации на плановой основе выездных приёмных с участием специалистов по кадровой работе, жилищному и финансовому обеспечению, отметив, что в 2015 году приёмные работали в частях и гарнизонах Северного флота и Восточного военного округа.
«В целом анализ поступающих в Министерство обороны обращений показывает правильность наших подходов к решению вопросов социальной сферы», — заявил глава военного ведомства и добавил, что при этом остаётся поле деятельности для поиска новых, более современных методов работы с заявлениями граждан.
Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации
Госкорпорация "Росатом" заключит с ОАО "30 судоремонтный завод" контракт на утилизацию крупнейшего в России атомного разведывательного корабля "Урал" за 999,999 миллиона рублей, следует из материалов, размещенных на портале госзакупок.
Заявку на участие в аукционе подал только ОАО "30 СРЗ". Место выполнения работ: бухта Большой Камень в Приморском крае. Сроки завершения работ – 30 ноября 2019 года.
Ранее сообщалось, что отработавшее ядерное топливо было выгружено из реакторов корабля и вывезено на переработку в конце 2009 года.
"Росатом" в 2014 году уже объявлял закупку по утилизации большого разведчика, однако на участие в конкурсе заявки не подало ни одно предприятие. Тогда цена контракта составляла 1,23 миллиарда рублей. Утилизировать корабль планировалось до конца ноября 2017 года.
"Урал" был самым большим в СССР и России надводным кораблем с ядерной энергетической установкой. Этот двухреакторный военный корабль проекта 1941 "Титан" был спущен на воду в 1983 году и выведен из состава ВМФ в 2001 году. В 2013 году по решению администрации ДВЗ "Звезда", корабль переведен к стенке завода "Восток" в бухте Большой Камень.
Тагай МУРАД
Тарлан
Повесть. С узбекского. Перевод Германа Власова и Вадима Муратханова. Вступительная заметка Юрия Подпоренко
Тагай Мурад (Тагаймурад Менгнаров, 1948–2003) родился в Сурхандарьинской области Узбекистана. Учился на факультете журналистики ТашГУ. Работал редактором и переводчиком в республиканских СМИ. В 1985–1987 годах учился в Литературном институте им. А.М.Горького. Член Союза писателей Узбекистана, Народный писатель Узбекистана (1999). Автор повестей «Звезды горят вечно» (1977), «Люди, идущие в лунном луче» (1983) и других произведений.
Когда литература становится литературой? Когда говорит правду, когда обнажает и горькую сторону жизни. Тагай Мурад, несомненно, самый популярный писатель 70-х годов в нашей литературе. Его произведения принесли ему заслуженную известность. Особенно ярко засверкал его талант в романе «Отцовские поля»…
Каждый большой писатель вырабатывает свой стиль. Тагай Мурад не исключение. Такого стиля, как у него, нет ни у одного писателя. Он занимает в литературе свое, особое место.
Адыл ЯКУБОВ,
прозаик, драматург, Народный писатель Узбекистана
В произведениях Тагая Мурада нет случайных персонажей. У каждого — своя роль, свой язык, свой внутренний мир. Работа над повестью или романом занимала у Тагая Мурада около пяти лет. Все это время писатель шлифовал текст, взвешивая каждое слово на ювелирных весах, стремясь к краткости слога. За все годы работы в литературе я не встречал такого мастера слова.
…Тагай Мурад, подобно огромной чинаре, врос корнями в родную почву. И, подобно радуге, расцветил небо своей родины.
Саид АХМАД,
Народный писатель Узбекистана
Тагай Мурад — трагически неуслышанный прозаик. Точнее — недорасслышанный: узбекскому читателю он хорошо знаком. Но — не было переводов; безумно тяжело (хотя и безумно увлекательно) переводить его. Проза с внутренним поэтическим дыханием; реалистическое письмо, подсвеченное пластом некнижного, живого фольклора; тончайшая психология, яркие, колоритные типы... Проза, заставляющая вспомнить Шукшина, Айтматова, Думбадзе, но при этом совершенно самобытная. Надеюсь, несправедливость будет исправлена и Мурад зазвучит по-русски.
Сухбат АФЛАТУНИ,
прозаик, поэт, переводчик, лауреат премии «Триумф» и Русской премии
Мне всегда была интересна проза Тагая Мурада. В том числе потому, что мы вступили с ним в Союз писателей в один день и рекомендовала нас обоих в Союз удивительный знаток узбекского языка и литературы Нинель Владимирова. Мне эта проза была интересна и потому, что Тагай Мурад, как никто другой в узбекской литературе, использовал богатство техники дастана, техники сказаний бахши. Его повести звучат как песни. Его прозу не спутаешь ни с какой другой, он создал свой сказочный стиль, полный степного воздуха, сочного языка, живых характеров.
Хамид ИСМАЙЛОВ,
прозаик, поэт
Странный человек этот Зиядулла-плешивый! Простой, как калька, и при этом — ах-ха, не простой, со своим тонким рисунком. Он любит обижаться. Но и правда ему жизненно важна. Он весь наружу, как золотая челюсть, — но выбитый во время улака зуб не выплевывает, а глотает: чтобы не пачкать белый снег и не доставить удовольствие своему недругу. В узбекской традиции он свой, как Насреддин Афанди. Для русского поля он — пришелец.
Наверно, в этом и состоит доблесть настоящей литературы, встреча с которой всегда праздник (а проза Тагая Мурада — это именно такой праздник!): показать ДРУГОЙ мир, с ДРУГИМИ, отличными от тебя людьми, заставить его понять и если не полюбить всем сердцем, то принять как равноценный твоему.
Санджар ЯНЫШЕВ,
поэт, переводчик, лауреат премии «Триумф»
Вместо предисловия
О Тагае Мураде я узнал в начале восьмидесятых годов прошлого века из статьи молодого в ту пору узбекского критика и литературоведа Рахимджана Атаева, которую довелось редактировать для публикации в ташкентском журнале «Звезда Востока». Знакомя русскоязычного читателя с творчеством нескольких молодых узбекских прозаиков, автор, впервые решившись написать по-русски, главным образом, пересказывал их рассказы и повести. Эти пересказы врезались в память, поскольку приходилось весьма основательно вчитываться в текст, превращая его из условно русского в удобочитаемый. Даже за пересказанным Тагаем Мурадом обнаруживался не просто писатель-деревенщик, каких в ту пору было уже немало на советских литературных просторах, но автор, прячущий за своим поэтически-ироническим слегка прищуренным взглядом тревогу, драматизм. Тот драматизм, который уже тогда сопутствовал вынужденному расставанию сельской архаики со своими основами.
Потом случился спектакль в Узбекском театре юного зрителя. Это был тоже перевод, но уже с литературного языка на язык театра, который невозможен без действия, конфликта. И здесь обнаружилось и подтвердилось, что все эти слагаемые сценичности есть в прозе Тагая Мурада, «держат» ее изнутри напряженным биением жизни. Режиссер Олимджон Салимов, инсценируя историю удивительных отношений Зиядуллы-плешивого и его коня Тарлана, делал акцент на том, что мир остается ярким, наполненным смыслом, цельным, только если им правят любовь, дружба, доверие…
Потом, уже в постсоветские времена, жизненные перипетии и производственно-творческие обстоятельства ташкентской жизни свели меня с Махсумой Ахмедовой — переводчиком с русского на узбекский, замечательно искренним человеком и женой Тагая Мурада. Из ее редких обмолвок о житейских проблемах проступал и тогдашний образ Тагая — человека и писателя, мучительно переживавшего перемены, неумолимо происходящие в жизни и меняющие не только уклад, но все жизненное устройство.
А потом Тагая Мурада не стало. Нелепо, случайно…
И тогда как-то буквально засосало под ложечкой от того, что ни строчки из его замечательной прозы так и не было опубликовано по-русски.
Теперь, благодаря поддержке редакции журнала «Дружба народов», верного своим традициям собирания языков и культур, восстановление справедливости — исторической и, главное, творческой — состоялось. И произошло это в соответствии уже с восточной традицией хашара — безвозмездной помощи, работы всем миром. Конечно, очень важно, что основную нагрузку взяли на себя переводчики-поэты Герман Власов и Вадим Муратханов, нашедшие адекватные средства выразительности для передачи строя и ритма речи главного героя, рассказчика. В его репликах, порой резких, отрывистых, звучат то отзвуки карнаев и сурнаев — восточных труб-горнов, сзывающих народ на какое-то событие, а то — интонации остроумных комментариев острослова — участника шуточного словесного состязания аския.
За основу в качестве подстрочника был взят перевод, выполненный Луизой Эрсалиевой в качестве ее дипломной работы при окончании Литературного института в 1987 году и переданный нам вдовой Тагая Мурада. Необходимой оказалась и помощь носителей узбекского языка, которых отыскать в Москве удалось не так-то просто. Бегам Караева и Гулам Кадыров помогли сверить текст подстрочника с оригиналом, а Ахматхан Муратханов уточнил ряд смысловых оттенков.
Главное же в том, что повесть, опубликованную в оригинале в 1979 году, теперь можно прочитать и по-русски.
Юрий ПОДПОРЕНКО
1
Беда, братья мои, беда!
Проснулся я как-то утром, провел рукой по голове и обнаружил там что-то неладное. Но значения этому не придал. Даже матери своей не сказал.
День ото дня болячки все разрастались. Зудело, как при настоящей чесотке. Пошел я к фельдшеру нашего кишлака. Тот брезгливо сморщился, бросил «фу». Повез он меня в больницу в Юрчи. По дороге я выпрыгнул из машины. Но фельдшер меня поймал и снова усадил в машину.
А в больнице... Ох, там такое было! Слов нет, доктор этот оказался человеком безжалостным. Ну и показали они мне, где черти водятся, братья...
У всех, у кого была плешь, — заново выросли кудри. Только моя голова ослепительно блестела. Ни одного волоска не выросло. Сами врачи удивлялись, сказали, мол, редчайший случай. Горько плача от обиды, возвратился я домой. Мать, увидев мою голову, совсем расстроилась.
Купил я большущую шапку, натянул ее до самых ушей и не снимал ни летом, ни зимой. Даже в школу в ней ходил. Наш учитель математики пробовал было настоять:
— Не начну урока, пока не снимешь шапку.
Сидевший на первом ряду староста что-то шепнул учителю. Но учитель был непреклонен:
— Ученик на уроке должен сидеть без головного убора! Правило такое!
Я еще глубже надвинул шапку и схватился за нее руками.
— Ученик Курбанов, тебе говорю!
Я не шелохнулся. Учитель сорвал с моей головы шапку и вышвырнул в окно. Класс задрожал от хохота. Все кричали:
— Ура-а-а, солнце взошло!
Обхватив голову руками, я разрыдался. Бросил чернильницей учителю в лицо. Промахнулся. А потом сбежал.
С той поры ноги моей не было в школе. Приходили директор и классный руководитель, упрашивали меня. Мать тоже уговаривала. Но все равно я не вернулся. Так и остался с головой пятиклассника.
2
Люди прозвали меня плешивым. Дескать, Зиядулла-плешивый! О, Всевышний! Поначалу от стыда до самых ушей горел. Чувствовал себя глубоко несчастным. Но со временем прозвище «плешивый» перестало меня задевать. Свыкся я со своим несчастьем. Напротив, даже сердился на тех, кто не называл меня Зиядуллой-плешивым. Особенно на нашего почтальона. Как увидит, так сразу: товарищ Курбанов да товарищ Курбанов. Это выводило меня из себя. Сдавалось мне, будто насмехается он надо мной.
Один раз я даже накричал на него:
— Почему называете меня товарищем Курбановым? Начальство я, что ли, или диплом у меня имеется? Все, что у меня есть, так это моя голова с пятью классами. Нечего надо мной смеяться: хоть волос нет, зато гребень золотой.
— Как же мне тогда обращаться к вам?
— Зовите, как все, Зиядуллой-плешивым. Мое имя при мне...
Ну вот, слава Богу, теперь и почтальон стал называть меня плешивым!
Сменил я много работ, на которые берут без диплома. Был и сторожем, был и кочегаром. Под конец стал чабаном. Пас овец односельчан. На горных пастбищах играл на свирели. Когда же дыхания стало не хватать, раздобыл старую домбру. Домбра моя зазвучала, а я, глядя на бесконечную гряду холмов, на растекающееся по холмам стадо, на беспрестанно щебечущих на горных вершинах птиц и на белые клубящиеся облака, — пел дастаны. Дастаны эти пели еще наши деды на праздниках в долгие зимние вечера — один умолкнет, другой подхватывает. Многих из тех стариков уже нет в живых. Так, как пели они, никто уже не споет. Мы же берем своим зычным голосом.
3
Вам, братья, лучше не спрашивать, а мне лучше промолчать... А зовут ее Момосулув. Спросите: красавица она или лицо у нее, как лепешка? Черные у нее глаза или голубые, как цветок? Густые ли у нее брови? А если густые, то изгибаются ли дугой? Никак не могу я ее разглядеть, словно вокруг — темная ночь.
Брожу, как безумный, по улице, где живет Момосулув. Бледный свет луны пробивается сквозь облака. Брожу, словно что-то потерял. Вот я присел на камень у дороги, подпер ладонями подбородок и завороженно гляжу на луну. И кажется мне, что лицо у луны в пятнах. Сколько таких, как я, влюбленных безнадежно взывали к луне! Кому из них она подарила хоть один поцелуй? Кому из влюбленных луна была верна? Махнул я на луну рукой, поднялся с камня и перескочил через забор Момосулув. Собаки у них не было. Притаившись в тени деревьев, стал я заглядывать в окно, где горел свет. Сорвал несколько яблок и съел. Вдруг свет погас. Тихонько пробрался я на террасу, наощупь нашел ее постель. Она проснулась, сказала мне, чтобы уходил — а не то закричит. Стал я ее умолять. Протянул к ней руки. Она, оттолкнула мою руку, будто отвергая меня.
И тут я ее обнял!
Ах, братья, мир — это одно, а то, что называют объятиями, — совсем другое. Ах-ха!
Лежать бы мне тихо, довольствуясь тем, что есть, — наслаждался бы ее объятиями. Но мне, неугомонному, — все мало. Захотел я овладеть и ее сердцем! И вот, постепенно, силой своей любви, завладел я ее душой. Это был особенный мир — вокруг кромешная тьма. Пусто кругом. Ни живой души. И не было в этом мире мужчины, даже следа мужского не было. Будто есть на свете райский уголок. Оглянулся я вокруг и рассмеялся от радости: «В этом раю, кроме меня — никого больше!» Душа моя переполнилась весельем: «Первым ступил я в этот рай!» Ах-ха!..
Открыл глаза — в комнате темень, а я лежу, обняв подушку.
Сон оставил меня. Не могу уснуть — все гляжу в потолок. Что правда, то правда: есть в нашем кишлаке такая девушка. И зовут ее тоже — Момосулув.
4
Утром, позавтракав, завязал я в поясной платок свой обед. Волоча за собой кленовую палку, пришел в загон. Прилег на камне.
Люди пригоняли своих овец и коз. Вот и она! Вскочил я, посмотрел на нее. Почувствовал, как лицо мое вспыхнуло. А она — бросила прутик вслед своим овцам, повернулась и ушла. Даже не взглянула на меня.
Интересно, видела ли она вчера меня во сне? Может, она так быстро ушла потому, что застеснялась?
Братья, эта девушка постоянно стоит у меня перед глазами. И днем, и ночью. Послал я к ней сватов. Ответила, что не выйдет за меня, потому что, мол, плешивый. Ах ты, Господи! И что с того, что плешивый? Разве все дело в волосах? Разве есть у волос разум, ведь растут они там, где им вздумается. У одного волосы густые, у другого редкие. А у иных и вовсе не растут. Что, разве выращивать волосы — сродни занятию хлебопашеством? Разве так можно судить о человеке? Если бы сказали люди: вот, он не посеял волос на голове, а если и посеял, то не ухаживал за ними, не поливал, и посевы его высохли. Если так — пусть тогда унижает меня. Пусть говорит, что Зиядулла-плешивый — мужчина бестолковый, что на голове своей размером с кулак волос не смог вырастить. Пусть скажет, что не выйдет из него хорошего мужа.
Все равно я не отступился от своего решения. Посылал сватов одного за другим. Просил передать, что немного погодя куплю коня и буду участвовать в улаке1 . Поломалась она немного, а потом и согласилась.
Сыграли свадьбу. Она робкими шажками прошла за полог невесты. Я же мужественными шагами прошел за полог — женихом. Рассказал ей о том сновидении. Спросил:
— Тебе тоже снился такой сон?
— Снился, — ответила она. — Темно было. Не смогла опознать, кто это был.
— Это был я, — сказал, ударяя себя в грудь.
— Вот потому-то я и вышла за вас, — ответила она.
Ах-ха!
Братья, во сне Момосулув была утренней звездой Венерой, наяву была Луной, а в объятиях моих стала Солнцем!
5
Продав несколько овец, я завязал деньги в поясной платок и отправился в Обокли, взяв с собой искусного наездника Намаза. Обокли находится в Оккапчигае. Оккапчигай — это пустыня без конца и без края. Приехали мы сюда в поисках коня. Лошади есть и в других местах. Но лошади Обокли — особенные.
Братья, у сурхандарьинцев так говорят: «Если берешь коня — бери из Обокли. Если берешь жену — бери из Иргали!»
Смысл этого изречения в том, что кони там — что твои сказочные дивы. Лошади нужен бескрайний простор. Лошадь не знает границ, не знает предела. Если и в суровые зимы лошади пасутся в степи, они становятся выносливыми, бока их лоснятся, а сами они — широкогрудые и быстроногие.
В Обокли как раз и есть такие степи для лошадей.
А то, что в Пулхакиме называют Иргали, находится на ближнем берегу Байсуна. Девушки из Иргали — крепкие, ядреные. Самая маленькая носит калоши шестого размера! Все они — сильные, работящие. Захочешь обнять иргалинку — и не обхватишь! Сыновья, рожденные иргалинскими матерями, сродни самому Алпамышу. Недаром Алпамыш жил в этих краях!
Теперь ясно вам, о чем говорит народная молва?
Целых два дня выбирали мы коня. В степях Обокли коней полным-полно! Мчатся табунами, поднимая пыль. Каких только коней здесь нет! Жеребята-первогодки — сосунки, трехлетки — стригунки, четырехлетки — бегуны, зрелые — пятилетние кони. Кобылицы здесь с таким крупом, что юрту на нем можно поставить! А какие могучие жеребцы!
Поймали мы одного коня, связали ему передние копыта. Ударили кулаком промеж копыт. Кулак не прошел. Если бы прошел — конь был бы хорош. Отпустили. Еще одного осмотрели. Сгодился бы, если б не брюхо — в брюхе был он узок. И этого отпустили. Не тот!
Братья мои! Коня выбирай с брюхом быка, а быка — с брюхом коня!
Тот конь хорош, у которого задние бабки толщиной с детскую руку. Мы искали именно такого. Но он не попадался. Конь с широким крупом тоже хорош. Но и такой нам не попадался. Высматривая коней в табуне, приметили мы сивого коня. Отловили его. Осмотрели зубы. Хоть и было коню семь лет, но коренной зуб еще не вырос. Обычно он прорезается в пять. Выходит, и теперь не вырастет. Конь без коренного зуба приносит счастье!
Братья, пришелся мне этот конь по душе!
Отсчитал я три тысячи и сел на него. Подвел его к кузнице, что перед амбаром. Надел уздечку на морду сивого: привязал к нитке палочку и продел через ноздри. Когда он вертел головой, палочка врезалась в челюсть и сивый переставал дергаться. Коня подковали. Дома, в дальнем углу двора, соорудили ясли. Там я привязал коня. Мать осталась недовольна.
— Машина разве не лучше лошади? — сказала она.
Братья мои! То, что называют машиной, — ведь это железо! Нет у машины души! Железо без души не сможет ужиться с человеком. Это так, потому что нет у железа сердца! Лошадь же подходит человеку. Потому что у лошади есть душа и есть сердце!
Стал я ухаживать за своим сивым конем. Приучил к себе и к улаку. Мы с конем хорошо понимали друг друга. Как я его выхаживал и чему научил — не скажу. Сглазите!
6
Все стали глядеть на меня, задрав нос. И на меня, и на моего коня. Смеялись, пальцем показывали. Я знал, что люди хотят мне сказать: «Эй, Зиядулла-плешивый! Кто ты такой? Кем ты себя возомнил? Сирота, да еще и плешивый, зачем тебе конь? Тебе и ишака за глаза хватит!»
Братья мои, так уж устроен человек! На каждый рот сита не наденешь. Если ты преуспеваешь, тебе завидуют; если нуждаешься в чем-то — никто не подаст. Ничего не поделаешь. Хочешь стать человеком — пропускай сплетни мимо ушей, но и не хлопай ими.
Братья мои! Сколько бы ни было достоинств у коня, но конь есть конь! Четвероногое животное! Хвостатая скотина!
Можно вывести коня в люди? Нельзя! Можно сделать из него человека? Нельзя! Воистину, четвероногая скотина должна еще дорасти до коня! И воспитать настоящего коня под силу не каждому.
В здоровом теле здоровый дух — это про меня! Вот потому-то я коня и приобрел! Ах-ха!
Сказитель поет дастан. Если запнулся — умолкает и, исправившись, продолжает дальше.
Поэт пишет стихи. Если что-то ему не нравится — вычеркивает и переписывает.
Художник рисует картину. Не удается ему бровь на портрете или, например, лошадиная тропа — и он перерисовывает заново и бровь, и тропу.
А вот наездник коня исправить не может!
Четвероногое животное, вроде коня, какой характер смолоду обретет, с таким и останется. К чему привыкнет, на том и стоять будет. Что бы ни увидело, что бы ни узнало, чему бы ни научилось — все в него впитается и в мозгах засядет.
И если потом наездник попробует перевоспитать коня — то впустую потратит время. Коня исправить невозможно!
Каким будет конь — зависит от способностей наездника.
Потому-то я и воспитывал моего сивого коня день и ночь.
7
Братья, как, по-вашему, должен выглядеть сивый конь? Он — как отбеленная бязь! А если у него предки породистые, то в девять лет он станет похож на канюка-курганника. На шкуре его появляются темные пятна, похожие на родинки. С этих пор он уже не сивый, а конь Тарлан, канюк-курганник. Канюк-курганник — самый лучший конь! Из ста гнедых только один конь бывает хорошим! Из ста коней масти канюка-курганника только один окажется негодным!
Братья, если не разбираетесь в лошадях — выбирайте только из породы Тарланов!
Когда моему сивому исполнилось девять, радость моя выросла в десять раз. Братья мои, теперь мой сивый стал конем Тарланом, а я — хозяином настоящего Тарлана! Мой конь — лучший из коней, такого коня не найдешь! Конь у меня — бесподобный!
8
На тяжелые работы Тарлана я не ставил. Когда пас овец в холмистой степи, резвился Тарлан под моим седлом.
В один из таких дней примчался шофер председателя колхоза. Председатель послал его за мной. Сказал ему, мол, привези Зиядуллу-плешивого. Передал, что приехал человек из радио, родом из нашего кишлака. Говорит, чтобы представили ему самого лучшего пастуха, чтобы рассказать о нем по радио. Председатель предложил меня. Сперва я не поверил. Взглянул на шофера с сомнением. Вроде правду говорит. Я поручил овец Асаду, который пас свой скот неподалеку, а сам отправился с шофером. Я был на седьмом небе от счастья.
Вот так председатель-ака! Дай Бог вам долгой жизни, сказал я про себя. Выходит, вы захотели, чтобы и мою сверкающую лысиной голову осветило солнце. Потом подумал и добавил: да здравствуют ваши пышные усы!
По пути я заехал домой и надел свой еще совсем неношеный халат из полосатой шелковой ткани. Надел шапку.
И остался собой доволен.
9
Тарлана привязал возле правления колхоза. Перекинул через плечо домбру и хурджун, в котором был мой обед, и вошел внутрь.
— Здравствуйте, уважаемый корреспондент!
— Ага, входите, брат, входите.
Осторожно ступая по ковру, подошел я к корреспонденту, который сидел, развалившись, на почетном месте. Я сразу узнал в нем нашего земляка Рихсиева.
Я не знал, куда сесть. Рихсиев указал мне на место. Положил я хурджун на подоконник и сел. Хотел вежливо расспросить о житье-бытье, взглянул на Рихсиева.
— Ага, как ваша фамилия, брат?
— Зиядулла-плешивый.
— А-ха-ха-ха! Нет, фамилию назовите. Курбанов? Ага, хорошо, хорошо! Как здоровье, товарищ Курбанов? Здоровы как лошадь?
— Спасибо, уважаемый корреспондент, спасибо. Если и не как лошадь, то на своих двух крепко стоим. Сами-то вы как? Детки ваши резво бегают? Вот я, о чем бы люди ни заговорили, всегда вас хвалю. Глядите, говорю, и из наших писатель вышел.
— Спасибо, спаси-и-ибо. Дело вот в чем, товарищ Курбанов: я о вас радиоочерк напишу.
— А что это такое, уважаемый корреспондент, радиоочерк?
— Что? Ну и ну! Вот тебе на, товарищ Курбанов. Есть такой публицистический жанр! В этом жанре прославляют героев, понятно?
— Вот как? Ну и хорошо. А я-то подумал, это что-то нехорошее. Но не стоим мы того, уважаемый корреспондент.
— Это уж мы сами придумаем, как сделать из вас достойного человека, товарищ Курбанов. Все в наших руках. Вот вам бумага, пишите. Что, и ручки нет? Это уже непорядок.
— Да разве у нас есть что-нибудь, кроме пастушьей палки, уважаемый корреспондент?
— Так и быть, и ручку даю. Только пошевеливайтесь. Я пока аппарат буду настраивать.
— Дело вот в чем, уважаемый корреспондент, тут одна накладка. В грамоте мы не очень. Голова наша вместила только пять классов. Лучше вы спрашивайте, а я отвечать буду.
— Нет уж, пишите. Еще напутаете, наговорите все, что в голову взбредет, а мне потом мучиться, монтировать. Нет. Пишите: «Солнце, распуская свои позолоченные косички, подняло голову из-за горизонта...» Нет, зачеркните. Художественную часть напишу сам. Вам это не под силу. Так, начали: «Еще с детства я мечтал стать пастухом. Эта мечта и привела меня к профессии пастуха. Окончив школу, я по велению сердца остался в колхозе. И вот теперь тружусь не покладая рук...» Ага, теперь пишите о плане, об обязательствах, с кем соревновались. Пишите обо всем этом. Дальше — по сколько ягнят вы намереваетесь получить от каждой овцематки. Вот об этом напишите. Понятно?
— Уважаемый корреспондент, так ведь я пасу овец односельчан!
— Вот оно что! Ну и дела, председатель ваш из тех, кого пошлешь за тюбетейкой, а он тебе голову принесет. Ладно, продолжайте писать. Ваш трудовой вклад оценен?
— А то как же, уважаемый корреспондент. Председатель при каждой встрече останавливает меня, расспрашивает. Спасибо, говорит, брат, спасибо. Служишь народу, говорит. И все по плечу хлопает.
— И только-то? Эх, товарищ Курбанов, товарищ Курбанов! Это все абстрактные разговоры. Для радиоочерка нужны конкретные факты, понятно? Ордена, медали, грамоты. Ладно товарищ Курбанов, вы свободны.
Я вернул Рихсиеву ручку и почесал за ухом. Взглянул на магнитофон.
— Уважаемый корреспондент, не знаю, слыхали вы или нет, но я и дастаны сочиняю.
— Ага, вот как?
— Забочусь о том, чтобы песни и сказания дедов остались в памяти. И домбра у меня есть.
— Ага. «Зачем свое мне прятать мастерство? Ведь в мир иной не заберешь его?» Алишер Навои!
— Долгих вам лет!
Я заволновался. Взяв домбру, запел свой дастан. В дастане я рассказывал о том, как в дом приезжает невеста. Как разжигают костер, играют на варгане. Как невеста приехала на коне и конь обошел костер. Лошадиный такой дастан.
Девушка, что мне мила,
Сердце в плен мое взяла.
К ней домчит меня мой конь,
Закусивший удила.
— Молодец товарищ Курбанов, молодец. Только сегодня, товарищ Курбанов, варганы, костры — все это устарело. Несовременно. Сами видите, на дворе у нас век атома. Космонавты снова на луну полетели, слыхали? Ну ладно, товарищ Курбанов...
Услышав, что гость прощается, запел я свой самый лучший дастан.
За конем следи, чтоб всегда
Были корм у него и вода.
Не ленись расчесывать гриву,
Не жалей на него труда.
— Ага, и этот хорош, — широко зевнул корреспондент. — Вот черт, сон одолевает. Ну что вам сказать, товарищ Курбанов? Все это пустое. Не подняты актуальные проблемы. Отсутствует дыхание времени, века. Успехов вам в творчестве, товарищ Курбанов. Ищите! Больше читайте классиков. Например, Бетховена, Чайковского. Ашрафи, само собой.
Рисхиев поднялся. Я заволновался, что теперь он уйдет. Тут я вспомнил, что в отаре есть овцы его родни. Может, он уважит своих овец? И я заговорил об овцах:
— Уважаемый корреспондент, овцы ваши — ох и хороши! Такие крепкие, резвые.
Лицо Рихсиева просветлело.
— Кстати, как наши овцы, товарищ Курбанов?
В сердце у меня зажглась искра надежды. Приложив руки к груди, я утвердительно закивал головой:
— Спасибо, уважаемый корреспондент, спасибо. Хороши. Одно слово — всем овцам овцы!
— Ага, овцы — хорошая штука!
— Долгих вам лет! А овцы ваши — особенные! Что ни говори, хи-хи, что ни говори, ведь это овцы — корреспондента.
— Ага, спасибо, спаси-и-ибо.
— Овцы вашего старшего брата — никудышные. Все в него, тупые. А ваши овцы — все такие умные, смышленые... Да принесут меня в жертву за овец корреспондента!
— Ага, спасибо, спаси-и-ибо.
— Однажды, представьте себе, погнал я овец к речке, покрикивая: «Хаит! Хаит...» Они же — пошли к холму. И только ваши овцы направились к речке. Я еще тогда подумал про себя: «Ах вы, мои милые! Что ни говори, ведь вы — овцы корреспондента.
— Ага, спасибо, спаси-и-ибо. Ухаживайте за ними, товарищ Курбанов.
— Сразу видно, что это ваши овцы. Недаром говорят: каков хозяин, такова и его скотина...
— Ага, спасибо, спаси-и-ибо.
Рихсиев ушел. Я взвалил хурджун на плечо и вышел вслед за ним. Оседлав Тарлана, направился в степь. Душа болит, братья мои...
10
Я отвел Тарлана в стойло. Привязал его к высоким яслям в конюшне. Отверстие, через которое сбрасывают навоз, на ночь забивал тряпьем, а днем его вынимал. Давал Тарлану утром пять кило ячменя, в обед пять кило и вечером пять. Подавал на ладони сахар, соль. Тарлан брал сахар губами. Соль слизывал с ладони. Кормил я его и подсоленным курдючным салом.
Братья мои, с виду этот конь — райский скакун, но пасть его — врата в ад!
11
Ровно через сорок дней и сорок ночей я вывел Тарлана из конюшни. Начал его выгуливать. К колышку в центре двора привязал длинный аркан, а другой его конец завязал на шее Тарлана. Выгибая шею, подобно кобре, он бежал по кругу. Ржал, вскидывая передние ноги. Резвился, сильно дергая аркан. Тарлан опьянел!
Я разбрасывал клочки сена по длине аркана. Тарлан, кружась вокруг колышка, брал сено то с одной, то с другой кучки. В день давал по одному незрелому арбузу. Он с хрустом его съедал.
Одним чудесным утром, накинув на Тарлана легкое седло, я поехал верхом. По большой улице пустил его медленным, неспешным шагом. Занималась заря, кричали петухи, лаяли собаки. Из репродуктора на столбе полилась музыка. В арыках журчала вода. Порывы утреннего ветерка ласкали нас. Звуки копыт Тарлана стучали равномерно: цок-цок-цок... Впереди показался арык. Мы остановились. Я не дал Тарлану перепрыгнуть через него. Перепрыгни он — пропал бы нагулянный жирок. Потом целый год он не смог бы участвовать в состязаниях.
Я напоил Тарлана. Мы повернули назад. И снова степенные шаги: цок-цок-цок...
Тарлана я выгуливал сорок дней. Он уже не мог стоять на одном месте. Уже ходил, почти не касаясь земли копытами. Резвясь, взбрыкивая, он подпрыгивал до небес. Ему хотелось взлететь, словно вихрь.
Сбор хлопка закончился.
Начались свадьбы.
12
Братья мои, нет такого на свете, о чем бы не знал конь. Снег, дождь и град — конь чувствует все заранее. А особенно он предчувствует свадебные пиры. Вот почему именно на свадьбах устраивают скачки!
Наш Тарлан всю ночь фыркал. Я было разволновался. Накинул на плечи чапан2 и вышел на него поглядеть. Луна яркая, небо ясное. Тарлан, не останавливаясь, бегал вокруг колышка. Я поймал его и погладил гриву. «Наверняка где-нибудь свадьба», — подумал я. Вернулся в дом и лег спать.
Вышло, как и думал. На другой день получили приглашение на свадьбу из соседнего кишлака Обшир. Я вычистил Тарлана. Из амбара вынес конское снаряжение — потник, подстилку под седло, которая кладется поверх второго потника. Попону, подпругу, подхвостник, уздечку, седельную подушку, седло со стременами. Оседлал Тарлана. Надел на него узду. На лоб ему повесил амулет из боярышника. Раздутый хурджун бросил на седло. Вдел ногу в стремя, взялся за луку седла.
13
В Обшир нас поехало двадцать наездников. Мы остановились у порога дома, откуда раздавались звуки сурная. Из трубы поднимался вверх густой дым. Нам выделили на постой дом пастуха Турды. Человек в глубоко надвинутом на голову треухе провел нас по узким улицам к его дому. Ворота оказались довольно низкими. Хозяева смирных коней въехали во двор, припав к седлу. Хозяева резвых коней спешились и повели коней в поводу.
Братья мои, оседлав коня — думай о голове, свалившись на землю — думай о коне.
Мы расседлали коней. Упряжь развесили на подпорках для деревьев, на супе3, на дувалах4 . Дали коням остыть.
Я позволил Тарлану поваляться по земле. Он перекатывался то на левый бок, то на правый. Валялся в свое удовольствие. Потом поднялся. Расставил ноги, отряхнулся от пыли и приставших соринок. Я накинул на него коврик, немного затянул подпругу. Ногой вбил в землю колышек.
Наездник Сафар вбил колышек для своего гнедого рядом с Тарланом. Это меня разозлило, я сказал:
— Сафар-ака, будьте добры, привяжите своего гнедого подальше.
— Ничего, места много...
— Мне места не жалко. Ваш гнедой — недобрый, это меня беспокоит.
Гнедой поглядывал недружелюбно на моего Тарлана. Я хотел было сказать: «Вон, видите?», но наездник Сафар уже направился в комнату для гостей. Я махнул рукой и пошел вслед за ним.
Мы сели в круг. Из свадебного дома принесли нашу долю — угощения к столу и две бутылки. Все это мы отдали хозяйке. Она развела в очаге огонь и принялась готовить плов. Мы стали нарезать морковь.
Вдруг пронзительно заржали кони. Узнав голос Тарлана, я мигом выскочил из комнаты. Гнедой наездника Сафара, фыркая и выкидывая передние ноги, бросался на Тарлана. Я махнул издали рукой и прикрикнул:
— Нельзя!
Тарлан попятился и стал рыть передними копытами землю. Оскалившись, он заржал, предупреждая гнедого. Мол, не подходи лучше.
Я взялся за недоуздок и успокоил Тарлана:
— Хватит! Все, все! Все, говорю! Сафар-ака, я разве не говорил, что ваш гнедой — недобрый конь? Вот, обидел Тарлана. Уведите его теперь!
Кони наши успокоились. После плова вечером мы смотрели борьбу.
14
Наутро, после завтрака, наездники оседлали коней. Отправились в холмистую степь среди горных цепей. На закате степь выглядела бурой. На границе ее росли тутовые деревья с толстыми стволами. Зрители расселись, точно птицы, на ветвях тутовника. А другие группами расположились полулежа на окрестных холмах. Наездники снимали с коней седла, готовя их к скачкам.
Мы тоже расположились у одного холмистого склона. Я расседлал Тарлана, дал ему поваляться. Потом надел седло. Обмотал себе ноги портянками, натянул лежавшие в хурджуне сапоги для улака. Сапоги у меня на высоких каблуках, из козлиной кожи. С изнанки кожа стянута внутренним швом. Изнанка обычно бывает блестящей, гладкой. А верх сапог я смазываю нутряным салом. Такие сапоги не пропускают ни воду, ни снег, ни холод. И не рвутся. Я надел надрезанные с обеих сторон шаровары. Я их специально надрезал. Потому что, если во время скачек что-нибудь зацепится за шаровары, они могут совсем разорваться.
Я натянул треух на уши. Вдев ногу в стремя, ухватился за луку седла. Помчался в степь. Другие наездники, разминаясь, проехали по кругу.
15
В это время поглядывающие в сторону кишлака наездники прокричали:
— Везут!
Со стороны кишлака показалось двое верховых. Один вез перед собой тушу черного козла. Подъехав к нам, сбросил ее на землю. Наездники дали своим коням обнюхать тушу. Переворачивая, показывали ее со всех сторон. Кони сгрудились.
К нам подъехал усатый человек с лицом, напоминающим румяную лепешку, только что вынутую из тандыра. Это был распорядитель. Подняв рукоять плетки над головой, он объявил зычным голосом:
— Эй, наездники! Слушай мои слова и правым ухом, и левым! Веревку на добычу не накидывай — раз! Друг друга дурными словами не обзывай — два! Плетку не применяй — три! На упавшего наездника не наезжай — четыре! Если убегает конь, помоги его поймать — пять! А теперь налетай!..
Распорядитель выскочил из круга. Объезжая всадников, громко объявил:
— Первый приз — платок и десять рублей! Не говорите, что не слышали!
Наездники сгрудились в круг. Подстегивая лошадей плетками, подгоняя ударами коленей в бока, они бросились к туше, лежащей на земле. Туша лежала посреди множества конских копыт. Руки наездников рвались к ней. И не могли ее достать.
— Ну-ну!
— Но-но!
— Хватай, тащи!
Все попытки были безуспешны. Туша по-прежнему оставалась на земле. Всадники и их кони были все в поту. Некоторые уже укротили свой первый пыл. Другие, отирая со лба пот, и вовсе отъехали в сторону и присоединились к зрителям.
Игроки снова бросились к туше. Ринулся и я, вертя плеткой над головой Тарлана. Теснимый другими конями, подобрался к туше. Тарлан, сделав круг возле нее, остановился. Сжав зубами рукоять плетки, я потянулся к улаку. Только было поднял, как на тушу надавил копытом чей-то конь, и она выскользнула из руки. Сгрудившиеся лошади оттерли Тарлана назад. Тарлан споткнулся и, покачиваясь, вышел из круга. Чтобы боевой задор Тарлана не пропал, я проскакал галопом почти версту. Как будто мы захватили добычу!
16
Увидев, что тушу так никто и не поднял, распорядитель повысил цену:
— Эй, наездники, не говорите, что не слышали: сверх того добавлю одного барана!
Кони зафыркали, заржали. На крупы с треском сыпались плетки. Наездники с гиканьем пустили коней к туше. Наконец она была поднята с земли. Зрители оживились. Лошади тревожно прядали ушами. Всадники помчались к низовью.
Распорядитель объявил:
— Улак поднят, улак поднят!
Наездники понемногу оживились. Все помчались галопом. Топот, топот, топот...
Все скачут вокруг туши козла. Все внимание приковано к ней.
— Улак увезли! Улак у буланого и рябого!
Почему коня называют рябым? Потому что на лбу у такого коня белая отметина, а на кончике носа пятнышко. И оба паха лошади разукрашены пятнами. Рябой конь может быть разным. Сероватый рябой, черный рябой, рыжий рябой, гнедой рябой! А буланый конь — желтый, грива и хвост — черные, но встречаются буланые и с белыми гривами и хвостами.
Рябой с буланым мчатся, насторожив торчащие уши, которые похожи на заячьи. Между ними болтается улак. Одна ножка туши у гнедого, другая у буланого. Вокруг десятки рук тянутся к улаку. Но не могут дотянуться. А если кто и дотянется — не может вырвать. Окружив их, мчатся и другие кони: топот, топот, топот...
— Улак у буланого и рябого! Не выпускай! Улак перешел к буланому, улак у буланого! Гони!
Топот-топот-топот... И впрямь, наездник буланого, ловко перекинув ногу через тушу, прижал ее коленом. Наклонившись вправо, потянул поводья вправо. Буланый преградил дорогу сопернику. Многие наездники, поняв, что тягаться бесполезно, один за другим начали отставать.
— Чисто! Буланый выиграл честно! Бросай буланый, бросай! Ну и молодчина! Подходи, буланый! Забирай свою награду!
Наездник буланого бросил тушу на землю и направился к распорядителю. Мы же — кинулись к туше. Снова сгрудились. На этот раз тушу унес всадник на низкорослом гнедом.
Гнедой конь — темно-рыжей масти. Шея у него выгнута, как у очковой кобры.
17
На третий раз улак выпал на мою долю. Я потерял было всякую надежду, стоял в сторонке. Чей-то рыжий конь выволок тушу из круга по земле. Наш Тарлан повернул голову в сторону рыжего. Когда он к нам приблизился, наездник поднял тушу на уровне колена коня. И тут я нагнулся и подхватил добычу. Выпрямившись, ударил Тарлана коленом в бок и закричал:
— Но-о!..
Тарлан рывком отделился от группы. Вслед за мной помчались и другие наездники. Поравнявшись, многие потянулись к улаку.
Я наддал Тарлану плеткой. Вместо того, чтобы прибавить скорости, он замедлил шаг. Я был в недоумении. Взглянув вперед, я понял в чем дело. Впереди была довольно широкая речка. Я не знал, как поступить. Пока натягивал поводья, мы очутились у самой кромки. Другие кони от нас не отставали. Тарлан помчался вдоль берега. Тушу я зажал под коленом со стороны реки так, чтобы никто к ней не подлез. Но длиннорукие наездники потянулись к улаку через шею и круп Тарлана. Я не хотел отдавать улак. И Тарлан не хотел его отдавать! И мы снова помчались вдоль берега. Голоса распорядителя не было слышно. Я опустил поводья и крепко ухватился за тушу, прижал ее к боку коня. Тарлан скакал сам, без понуканий. Но конца руслу реки все не было видно. Нас по пятам преследовали остальные наездники. Тарлан посмотрел вниз на речку, на миг застыл — и, подняв передние ноги, кинулся вниз. Дрожь пробежала по моему телу. Вот-вот — и глаза выскочат из орбит. Я потянулся к поводьям, но не достал. Почуял, как мы оторвались от земли и я повис в воздухе. В голове молнией пронеслась мысль: вот так и умирает человек. Я крепко зажмурился и выпустил улак. Очнулся от сильного толчка. Сердце мое будто в пятки ушло. Я чуть не лишился чувств. В отчаянии приник к шее Тарлана.
18
Когда открыл глаза, то увидел, что мы скачем по сухому руслу реки.
Тарлан замедлил ход, а потом остановился. Нагнув голову, он фыркал и тяжело дышал. Я выпрямился, снова закрыл глаза.
Сверху раздался голос распорядителя:
— Туша на месте! Осталась на месте!
Я взглянул наверх. Наездники, выстроившись в ряд на берегу, смотрели на нас. Я наклонился и взял поводья. Направился вдоль речки в поисках тропинки, которая бы вывела наверх. Сверху кто-то рассуждал:
— Ну надо же! Голова кружится, когда смотришь вниз. У этого Тарлана два сердца! А если одно — то размером с его голову!
Распорядитель предупредил:
— Тарла-а-ан, захвати улак!
Я сделал вид, что не расслышал. Не хотел возвращаться за улаком. Стал подниматься по пологой тропинке. Дойдя до места, где оставил снаряжение, я расседлал Тарлана. Осмотрел его всего. Погладил его ноги. Ушибов не было. Дал ему поваляться на земле, чтобы остыл. Расчесал коня с ног до головы. Надел узду, привязал его к колышку. Все, больше в сегодняшнюю свару Тарлана я не пущу. Он вышел победителем.
19
Тут и моя обидчивая натура заговорила: если на то пошло, в его победе есть и моя заслуга.
Хотите, я вам скажу кое-что, братья? Я люблю ссоры из-за обид. Провалиться мне на этом месте! Если, начиная от новолуния и до тридцатого числа, не обижусь на что-нибудь — такое чувство, что не прожил в этом месяце и одного дня. Тоска берет. Хожу, озираясь вокруг, будто чего потерял. Придираюсь к мелочам. Пустяк принимаю близко к сердцу, будто это смертельная обида. Чувствую себя униженным. Впадая в уныние, поминаю покойного отца. Ведь люди знают, что я сирота, и обижают меня нарочно. Но разве виноват я, что вырос сиротой? А потом — в душе просыпается обида из-за моей головы. «Были бы на моей голове волосы — не унижали бы меня так!» — с горечью думаю я.
В такие минуты товарищи по стремени начинают меня уговаривать. Придерживая коня за уздечку, они увещевают: хоть раз умерьте свой гнев, наездник Зиядулла. Такие минуты переживания обиды — бальзам для моей души! Нахмурив лоб, я гляжу в даль. Глазом не моргну, не пошевельнусь. Мои товарищи по стремени еще пуще стараются. «Зиядулла, вы славный, великий наездник, но подумайте и о нас», — упрашивают они. Ах-ха! Вот где наслаждение для души! И только пережив подобные минуты, я в знак согласия задумчиво киваю головой. Так и быть, говорю, ваша взяла. Довольный, поворачиваю коня.
Давно уже искал я, на кого бы обидеться. И вот выпал случай. Причина подходящая: мол, конь не пожалел себя ради человека. А распорядитель не оценил его самоотверженности!
20
Обидевшись, я продолжал сидеть. Несясь, будто бурный горный поток, какой-то всадник на палевом коне подлетел к распорядителю.
Палевый — значит соломенного, бледно-желтого цвета. Ноги в пестрых носочках. Еще у него на лбу может быть белая звездочка. Но у этого коня ее не было.
Я не признал бородатого всадника на палевом. Голос наездника звучал требовательно:
— Эй, распорядитель! Усы у тебя есть, а совести, как видно, нет! Гляди, откуда бросился Тарлан. Конь сделал это не потому, что испугался тебя или нас, — он рисковал собой ради человека. Если такого смелого коня золотом осыплешь — все равно останешься в долгу. Отдай наезднику приз!
— Он выронил улак из рук!
— Если не отдашь — я сам для Тарлана одного барана из дома привезу! Так даешь или нет!?
— Слушай, наездник! Если кому угощенье предложишь — пусть это будет достойный человек, если от чьей руки голову сложишь — пусть это будет достойный человек. Ладно, твоя взяла.
Распорядитель дал нам одного козла и двадцать пять рублей.
21
Окончание состязаний смотрел полулежа, облокотившись на землю. Мои товарищи по стремени так ни разу и не выиграли.
Все начали разъезжаться. Товарищи по стремени возвращались с улака несолоно хлебавши. Я начал их корить:
— Как будем смотреть людям в лицо? И это двадцать наездников! Весь выигрыш — один козел. И того выпросили.
Спутники мои ехали с поникшими головами, в ответ только пожимали плечами.
— А что, если мы поступим так. Сделаем в пути привал, а в кишлак въедем, когда стемнеет.
Когда до кишлака остался один холм, все спешились с коней. Прилегли отдохнуть. А когда стемнело, сели на коней. Я ехал впереди — на случай, если кого-нибудь встретим. Как-никак, у меня козел. Для отвода глаз...
Вышло так, как я и говорил. Только проехали каменистую местность, как неожиданно навстречу показался чей-то черный силуэт. Мы свернули с дороги. Тень подала голос:
— Эй, вы там не видели случайно корову-пеструшку?
— Не видели.
— Зиядулла-наездник? Ты ли это? Со скачек возвращаетесь?
— Со скачек.
— И что, не с пустыми руками?
— А то как же!
— Что-то не похоже.
Я дернул козла за шерсть. Козел протяжно заблеял.
— Голос слышали?
— Да, хорошо, хорошо. Говорят же: с пустыми руками лучше не возвращаться. Вы ведь людей представляете.
— И такие живые голоса есть у каждого из нас. Не хурджуны, набитые халатами!
22
Отправились на свадьбу в Байсун. Из-за грязи, хлюпавшей под ногами, хвосты у лошадей завязали узлом...
В Байсуне, братья мои, живет народ склочный! Никому ничего не дадут. Сами ничего не умеют. А если кто-то в чем-то преуспел — на дух его не переносят. Успехов наших не признают, норовят их принизить.
Видя чью-то растерянность, злорадно усмехаются. Вот, дескать, бедолага. Что поделаешь: если что впитал с материнским молоком — живешь с этим до самой смерти.
Вот и на сегодняшних состязаниях вышло так, как мы и думали. Из Шурчи приехал наездник Файзулла. Шайтан, а не наездник! Конь под ним тонкобрюхий! Скачет, словно водяной змей! Дважды подряд вырывал улак из рук соперников. В следующий раз улак достался мне.
Улаком завладевали то шурчинцы, то мы, то вахшиварцы. Наездникам из Байсуна он не давался.
Когда Файзулла в третий раз поднял улак — байсунцев словно прорвало. Один схватил коня Файзуллы за уздечку, а другой прямо-таки вынудил наездника выпустить тушу. Но Файзулла снова схватил ее и ускакал. Его тонкобрюхий бежал, как борзая! Наездники из Байсуна остались далеко позади. И только один громадный жеребец его нагнал. Но наездник не смог дотянуться до улака. Тогда жеребец ударил грудью тонкобрюхого коня Файзулы и помчался дальше. В отместку!
Тонкобрюхий Файзуллы полетел кувырком, а сам Файзулла перелетел через его голову и упал на землю. Тонкобрюхий поднялся, пять-шесть раз вздохнул. Поглядел на своего наездника. Тот, хотя и сильно упал, вскочил и подбежал к тонкобрюхому.
Бог мой! Если наездник свалится с глинобитного дувала, он что-нибудь себе да ушибет. Упадет с ослика — какое-то время лежит не двигаясь. Но слетев с мчащегося стрелой коня, он вскакивает как ни в чем не бывало!
Братья мои, упадешь с осла — он подставит копыто, упадешь с лошади — подставит гриву!
Наездник Файзулла подошел к своему тонкобрюхому. Вытер грязь, прилипшую к шерсти коня. Снял съехавшее на брюхо седло и оседлал заново. Отряхнул одежду. Потом пустил коня вскачь, въехал в круг и яростно вцепился в улак. В это время конь кого-то из местных топтал тушу, и Файзулла не смог вытянуть ее из-под копыт. Вылез из кучи-малы и с досадой бросил:
— Вот когда научишься, тогда и садись на коня, сукин сын! Чем так бороться, лучше бы тебе подохнуть! Приедешь к нам на улак — тогда поглядим. Тьфу на тебя!
Плевок Файзуллы попал на круп громадного жеребца. Его хозяин обиделся. А с ним и его товарищи по стремени.
23
Наездники из Байсуна поняли, что не быть улаку в их руках, и выбрали нечестный путь. На улак они накинули веревку! Длиной в половину маховой сажени и толщиной с палец. На концах — петли, в которые можно продеть руку или набросить их на луку седла. Если наездник протянет веревку под лодыжкой и привяжет к руке — выхватить у него улак невозможно.
Есть другой верный способ накидывать веревку на улак. Наездники из Байсуна применили именно его. Один из них изловчился и поднял улак с земли. Пропустил веревку под лодыжкой козла, а петли зацепил за луку седла. И поскакал, прижав улак под коленом. Чтобы выхватить такой улак, нужно сбросить наездника вместе с седлом или свалить его лошадь!
— Веревка! Веревку накинул!
— Эй, распорядитель, гнедой веревку накинул!
— Нечестно! Улак гнедого добыт нечестно!
Распорядитель все видел, все слышал. И все равно сказал, что честно. Наездники были недовольны. Распорядитель, пожимая плечами, делал вид, будто не понимает:
— Веревка? Какая еще веревка? Сегодня вы наши дорогие гости, не нужно клеветать. Подходи, гнедой! Забирай свой приз!
Возражения наши остались без внимания. Многие, рассердившись, уехали с улака. Хамдам из Шурчи, уходя, сказал:
— Чем так добиваться справедливости, лучше навоз с улицы есть. Вы только посмотрите! Человек не ел, не пил, устроил народу праздник, а ты... Эта низость не по тебе, так по твоим детям ударит, вот увидишь!
Распорядитель стоял на своем:
— Акун не накидывал веревку, все по справедливости!
— Плевать я хотел на такую справедливость!
Хамдам, отряхнув полы, пошел прочь.
24
Братья, почему уходят, отряхивая полы? Ради справедливости! Почему уходят, сплевывая? Ради справедливости! На что обижаются, уходя? На несправедливость! Из-за кучки подлецов, озлившись на бессовестных мерзавцев — уходят, бросая справедливость в огонь! Вот мы всегда твердим, братья: справедливость, справедливость. Слово это не сходит у нас с языка. А при виде несправедливости — пасуем. Сетуем на судьбу и на жизнь. Мол, справедливости нет, справедливость, она — на небе. Братья мои, справедливость — на земле! Под нашими ногами! Лежит, смешанная с пылью. Кто же над ней так глумится? Да мы сами! Я, вы, Файзи-наездник, Хамдам-наездник! Видели, как они убежали?! Вот так всегда: когда справедливость попрана — мы убегаем. Воротим от нее лицо. Делаем вид, будто ничего не случилось. Когда подлец душит справедливость, мы отходим в сторону. От дурного беги, не связывайся, не замечай его, — говорим мы себе. Дескать, негоже мне равняться с дурным человеком. А придя домой, говорим: такого-то несправедливо обвинили; правды, оказывается, нет на свете. Но прямо в лицо, открыто не говорим этого дурным людям. Стоим в сторонке, будто ничего и не замечаем. Прикусываем язык. Боимся потерять авторитет и лишиться должности. Или же не хотим наживать себе врагов. Слово правды и родному человеку не нравится, — говорим себе и машем рукой: «Да ладно!»
И вот все разбегаются. Наши друзья-наездники тоже решили убежать.
— Поехали, — сказали они.
Я резко ответил:
— Никуда я не поеду! Буду участвовать в улаке до конца!
Мои товарищи по стремени поддержали меня. Один байсунец прошептал стоящему рядом наезднику:
— Вот и хорошо, пусть уезжает. Улак теперь нам достанется.
25
Я разозлился пуще прежнего. Отдал Тарлана наезднику Самаду. Сам оседлал его светлого буланого коня. Держался, выжидая, чуть поодаль от наездников, сбившихся в кучу. Один байсунец снова накинул веревку на улак. Я тут же подскочил к нему и не отпускал от себя. Схватил улак за одну ляжку да так и держал. Наконец его конь устал. Он и сам сдался и выпустил тушу из рук. Она упала на землю. Я не успел подхватить ее. Повернул буланого обратно. Вытер рукавом лоб. Освежил грудь, поднимая и опуская ворот рубашки. Ах, какое это блаженство! Я почувствовал прохладу. У меня было такое чувство, будто я совершил благое дело.
И снова я стал в стороне от сбившихся в кучу всадников. Светлый буланый конь перенес всю свою тяжесть на задние ноги. Теперь тушу из середины круга вынес байсунский наездник на рыжем коне. Своего светлого буланого я пристроил рядом с ним. Этому я тоже не дал унести улак. Всадник мчался и забирал все левее. «Отпусти! Отдам половину награды», — зашептал он. Сделав вид, будто не слышу, я продолжал скакать, держась за улак. Он выругался от злости. В конце концов бросил тушу. Я не отдал ему улак.
Потом улак схватил наездник Юлдаш из Вахшивара. Он отобрал его честно, не накидывая веревки. Я не стал ему мешать. Распорядитель, видя, что своим наездникам улак не достанется, решился на такое, что и последний подлец не сделает. Под предлогом того, что улак весь растрепался, оттащил его в сторону. А немного погодя, принес его и бросил перед всадниками. Увидев тушу, мы оторопели. Распорядитель отрезал ляжки и шею туши. Такую тушу невозможно поднять с земли. Потому что не за что ухватиться. Поднимешь за шерсть — сдерешь клок шерсти и только.
И все же наездники решились. Как говорится, надежды нет у одного шайтана — они кинулись к улаку. Но так и не смогли поднять его с земли. А распорядитель только того и ждал. Он объявил о заключительном заезде.
— Не говорите, что не слышали: кто поднимет — тот и получит! Кто поднимет тушу — получит кило жира, кило риса, да еще и морковь в придачу! Хватай!
Есть один способ поднять с земли такой улак. Только он очень трудный.
Но будь что будет! Оседлал я своего Тарлана. Предупредив товарищей по стремени, направился прямо к улаку. Потянулся к туше. Схватил ее, крепко сжимая шерсть вместе со шкурой. Рванул что есть силы и положил ее на луку седла. Придвинув к своей груди, придавил тушу локтями. Остальное было за Тарланом! Мой конь мчался, как лиса.
Последний приз состязаний достался мне. Я одержал победу!
Братья мои, упрям узбек, когда близок успех.
26
Рихсиев переехал в кишлак. Одни поговаривали, что его сняли с работы, другие — что, мол, город ему надоел. Сняли его или прогнали, вернулся он сам или не по своей воле — но вернулся. Устроился учителем в школу. Поселился в двух шагах от нас, в старом доме, доставшемся ему в наследство. Хотя стояла зима, он устроил хашар5 , чтобы благоустроить двор.
На хашар позвали и меня. А раз позвали — не пойти нельзя. Рано или поздно все равно придется иметь с ним дело. Пошел. Сам Рихсиев не работал. Прилег, постелив курпачи6 на супу возле ямы, где мешают глину для кирпичей.
Братья мои, Рихсиев мне все уши прожужжал! Только и умеет что тараторить. Во всем мире не осталось новостей, которых бы он мне не рассказал. Где идет война, из какой страны высылают; куда поехал король и какой страны; зачем поехал и что сказал; на поезде поехал или на самолете; как здоровался со встречавшими его: обнимаясь или протягивая кончики пальцев. Ничего не упустил, все рассказал. Голова моя гудела.
Рихсиев и назавтра решил позвать людей на хашар.
— Не приду, — сказал я, — завтра улак.
Тут за мной пришли домашние. Не дождавшись плова, я поспешил домой. В доме раздавался плач ребенка.
Братья мои, я стал отцом! Теперь у меня сын! Наша тетя Хумор была повивальной бабкой. Ждал до утра, не сомкнув глаз.
27
Утром я не дал Тарлану воды. Корма задал поменьше. Отправился на поляну в восточной части кишлака. Лошадей там было немного. Все кони наши. Гостей мало.
Снарядил Тарлана, отвел к коням. Но — скажите пожалуйста! — лошадка моя не пожелала скакать! В самый последний момент Тарлан попятился. Загрыз удила, замотал головой. Я ударил его коленом в бок и наддал плеткой. Тот вздрогнул и стал топтаться на месте. Я поиграл плеткой над головой, чтобы припугнуть. А он стоял, прядая ушами, будто говоря: хочешь бить — бей. Я понял, что Тарлан сегодня не в духе.
И это правда! У всякого коня, братья мои, свой норов, свой характер. Конь не подчиняется человеку в те дни, когда не в духе. А если ему надоедать — может укусить за плечо или хорошенько лягнуть в пах. В таком случае некоторые наездники бьют лошадь по голове рукояткой камчи. И тогда рассвирепевший конь сбрасывает наездника и убегает. Конь начинает ненавидеть человека, отворачивается от него. Его тянет к своим предкам — дивам! Затосковав по родичам, лошади убегают в степь. Вливаются в табун. Жеребец, завидя кобыл, трется возле них. Дышит воздухом предков! Обнюхивая других коней, он жалуется на человека. Говорит: я был настоящим дивом, но склонил голову перед человеком; стал его рабом, но не ужился с ним.
Нет, когда конь не в духе — не нужно его трогать. Надо считаться с его настроением. Поэтому я не стал заставлять Тарлана, остался простым зрителем.
Земля поросла жестким дерном, вокруг было много рытвин и камней — поэтому во время скачек наездникам приходилось глядеть в оба. Берегли коней, чтобы те не споткнулись. Кони с незагрубевшими копытами, как и у нас, стояли в сторонке, были зрителями.
Когда кончились состязания, распорядитель объявил:
— Эй, наездники, сегодня съехалось мало коней! Ведь дальние и ближние всадники не знали, что улак будет проходить в те же два дня, что и свадьба! Поэтому завтра Кабул-богатырь проведет большой улак! И пусть все ваши желания исполнятся!
Дома я вымыл Тарлана теплой водой. Расчесал ему шерсть. В сумерках провел его вокруг свадебного двора, дал послушать звуки карная и сурная, подышать воздухом свадьбы. Потом привязал его к колышку в центре двора. В полночь Тарлан заржал. Я вышел посмотреть. Тарлан передними копытами рыл землю. Стал кружить вокруг колышка. Значит, Тарлан избавился от своего уныния. Дух свадьбы привел его в чувство. Настроил на улак!
28
Наутро коней было больше, чем ожидалось. Лучшие кони даже морды свои не смогли просунуть в круг. Прошло столько времени, что можно было приготовить плов, а туша лежала на земле неподвижно. Если и сдвинулась, то на пять-десять шагов, не больше. Наконец наездник на каком-то битюге с широкой грудью сумел поднять улак с земли. Но подстерегавший его в сторонке серый захребетник подскочил к беспородному коняге, вырвал улак и ускакал. На больших состязаниях достаточно вынести улак за круг столпившихся всадников — и добыча считается честной. Вот почему, когда серый проскакал шагов двадцать-тридцать, распорядитель поднял плетку над головой:
— Все честно! Бросай, серый, бросай!
Ох уж эти захребетники! Они, собравшись в кружок, подстерегают тебя в сторонке. Поэтому их и прозвали захребетниками. Они сами и их кони привыкли держаться в тени. Не могут добыть улак из круга. Ждут в сторонке, готовые кинуться на легкую поживу. Добычу, вынесенную другими, хватают, как лисы, и уносятся прочь. Все старания наездника, вынесшего улак из круга, идут прахом.
Преодолев сотни мук, я вынес тушу. И мою добычу выхватил все тот же серый. Я остался ни с чем. Серый захребетник стал для меня напастью, проклятием, избавиться от которого было нелегко. Тогда я пошел на хитрость. Подхватив тушу, я направил коня навстречу солнцу. Серый отстал. Почему он отстал? Да потому, что глаза у серых коней голубые. Они не могут бежать навстречу солнцу. Солнце их ослепляет!
— Тарлан победил честно! Забирай свой приз! Теперь, наездники, ставка будет на темную яму! Глядите! — распорядитель показал всем кусок красной материи. Закрепив его на конце шеста в маховую сажень, соорудил подобие знамени. Он воткнул его в дернистую землю по краю от ямы, размером чуть больше обычного очага.
— Это и есть отметка темной ямы! Кто донесет улак до ямы и бросит в нее, получит двух овец, пятьдесят рублей и один чапан! Для тугоухих повторяю условия еще раз...
Ставка на темную яму — самое сложное и трудное состязание в улаке. Потому и самое почетное. Победа в нем — честь для наездника и его коня. Один раз сбросить улак в яму труднее, чем трижды вынести его из толпы наездников!
29
Борьба разгоралась все сильнее. Тут Джура-бобо, пустив коня рысью, подъехал ко мне.
— Наездник Зиядулла, испытайте, брат, и нашего гнедого.
Он спешился и протянул мне поводья. Я вручил ему поводья Тарлана. Оседлал гнедого Джуры-бобо. Делать было нечего: нельзя не уважить пожилого человека. Ему за шестьдесят. Бездетный. Дважды был женат. И от обеих жен не было детей. Взял в жены третью. И эта не родила. Жены, с которыми он развелся, вышли замуж и обзавелись детьми. Вот и ходит теперь Джура-бобо, не смея головы поднять. На свадьбах держит взгляд ниже скатерти. Ступает по улицам, уставясь на носки сапог. Даже разговаривает негромко.
Джура-бобо обратил внимание на то, что его имя почти не произносилось людьми. Люди вспоминали о нем только при встрече или когда им на глаза попадался его дом. При встрече спрашивали, как здоровье Джуры-бобо. Или еще говорили: «Это дом Джуры-бобо». Имена других поселян люди постоянно носят на устах. К примеру, идет соседский сын в школу. Учитель проводит перекличку: «Мурадов!» Соседский сын вскакивает с места и говорит: «Я». За день в класс приходит шесть учителей. А это значит, что имя Myрада-соседа звучит шесть раз. А всего у соседа восемь детей. И все ходят в школу. Вызывая каждого из них, учителя упоминают имя отца шесть раз на дню. Стало быть, всего за один только день сосед сорок восемь раз упоминается людьми. Вдобавок еще на улицах по нескольку раз произносится его имя! Это чей сын? Мурада! А это чья дочь? Мурада!
Жизнь для Джуры-бобо стала тяжелым бременем. Однажды за обедом он принял опиум. Решил запить холодной водой, чтобы умереть. Поднес к губам фарфоровую чашку с водой, но вдруг передумал. Решил назло всем совершить какое-нибудь смелое дело. В гневе отшвырнул чашку. Чашка разлетелась вдребезги.
Он продал коров, овец. Купил «Жигули». За руль усадил старшего сына соседа. Сказал:
— Мне достаточно, чтобы возил, куда укажу. Главное — чтобы машина поднимала за собой пыль, а люди говорили: «Это машина Джуры-бобо. Машина у Джуры-бобо молочного цвета». Так пусть и говорят. А по дорогам пускай гаишники останавливают и, проверяя документы, читают имя...
Но душа Джуры-бобо не этом не успокоилась. Продал и машину. На вырученные деньги купил вот этого гнедого. Долю, что берег для неродившихся своих детей, скормил гнедому коню. Растил его для улака. Сам в улаке не участвовал. Постарел, а все равно, как неуемный наездник, готовил своего гнедого для скачек. Вместе с участниками состязаний ездил даже в дальние кишлаки. Если у кого лошадь выбилась из сил или стала непригодной — одалживал своего гнедого. Теперь у Джуры-бобо одна была забота: только бы его гнедой вынес улак из круга. Тогда распорядитель объявил бы, что это конь Джуры-бобо вынес улак. И чтобы он крикнул: «Конь Джуры-бобо! Подходи, забирай награду». Главное, чтобы имя его услыхало побольше народу. А если тугие на ухо переспросят, кто выиграл, то и им ответят, что это конь Джуры-бобо.
И наездники, и распорядитель смекнули, что было на уме у Джуры-бобо. На состязаниях старались ему угодить. Специально просили его гнедого для состязаний. А когда сам Джура-бобо предлагал коня, наездники никогда не отказывались...
Распорядители пришлись Джуре-бобо по душе.
30
Показав гнедому Джуры-бобо яму и дав обнюхать ее, я вернулся на место. Через миг лошади с громким топотом сбились в плотную кучу. Чей-то конь, похожий на серую куропатку, вынес улак.
Один бок серого был голубой, а другой — белый. Еще на нем были темные пятна.
Серый взял левее и оторвался от группы. Захребетники не смогли подступиться к куропатке.
Распорядитель, тряся плеткой над головой, объявил:
— Не считается! Улак в яму не попал!
И правда: улак застрял на краю ямы. А победа засчитывается, только если он попадет точно в яму.
Распорядитель поднял улак и, отъехав подальше, сбросил его на землю.
— Наездники, ставка прежняя! Налетай!
Та же серая куропатка опять решила вынести улак из круга. Засмотревшись на коня, я задался вопросом: почему один только серый берет улак? Даже захребетников оставил с носом. Я стал наблюдать внимательней. Серого окружили несколько его товарищей по стремени. Наездник на сером коне преспокойно поднял улак. Начал протискиваться сквозь толпу. Товарищи по стремени не подпускали чужих лошадей к серому. Скакали, окружив серого и делая вид, будто дерутся за улак. Стегая серого по крупу, помогали ему:
— Давай, Дарбанд, гони! Ну же, проворней, Дарбанд!
— Жми, Дарбанд, не поддавайся!
Получается, это были наездники из Дарбанда. Всадник на сером, прижав коленом улак, несся с гиканьем:
— Эге-гей, эге-гей! Ах, ты мой родной! Милый мой отец, ну гони же!
Это что же получается, братья мои: дарбандский наездник лошадь называет отцом? Ха-ха-ха!
В этот раз куропатка сбросил улак точно в яму.
— Честно-о! Серый! Эй, серый! Возьми улак и отвези туда, откуда приехал. Наездники! Следующая ставка: большой бык. Забьешь на мясо — большую свадьбу накормишь! Хватай, и пусть все ваши желания исполнятся!
Конники снова пустились скакать к яме. В этот раз улак достался саврасому коню из колхоза «Восьмое марта».
— Держись, «Восьмое марта»! Не сдавайся!
— Будь осторожен, «Восьмое марта»! Следом мчится карий!
— Давай, жми же что есть мочи!
— «Восьмое марта», наддай коню!
Бык отошел к наездникам из колхоза «Восьмое марта»!
31
Потом улак из круга вынес я. Кони, скакавшие рядом, меня обогнали. Преградили все пути и к яме не подпустили.
Братья мои, один конь пыли не подымет, а если и подымет — славы этим не добьется!
Не помня себя от обиды, я закричал своим товарищам по стремени:
— Вы люди или нет?! Хоть раз помогите!
И тут наши опомнились.
Я пробрался к улаку. Потянулся и подхватил его с земли. Распорядитель объявил:
— Улак поднял конь Джуры-бобо! Конь Джуры-бобо!
Вырывая друг у друга улак, вместе с саврасым из колхоза «Восьмое марта» мы выбрались из круга.
— Улак у коня Джуры-бобо! Не говорите, что не слышали: улак у коня Джуры-бобо!
Взяв меня в круг, мои товарищи по стремени скакали рядом. Чужим коням не давали подступиться. Я стегал гнедого Джуры-бобо и приговаривал:
— Ну-ну! Гони, конь Джуры-бобо! Что за гривушка у тебя, так и колышется! Гони же, конь Джуры-бобо! Йе-ху!..
Топот, топот, топот... Кони ржали и фыркали. Яростно грызли удила. Гривы развевались. Хвосты распустились, подобно павлиньим перьям. Пыль из-под копыт вздымалась к небесам. Топот, топот, топот...
Конь Джуры-бобо подскакал к яме победителем. Когда он прыгал через нее, я выпустил улак из рук.
— Честно-о! Гнедой Джуры-бобо победил честно! Гнедой Джуры-бобо, подходи, забирай свой приз!
Получив награду, я подъехал к Джуре-бобо. Он заулыбался. Победно оглядел толпу: видали, мол, наш конь победил!
32
Зима подходила к концу, пора свадеб закончилась. В воздухе запахло весной. Вслед за подснежниками расцвели ирисы. Мы полной грудью вдыхали весенний воздух.
Но от одной новости наше весеннее настроение вдруг сменилось на зимнее. Краски поблекли.
— Наших коней планируют сдавать на мясо.
Так объявило колхозное радио.
Бригадир обходил дворы и, указывая пальцем наверх, говорил:
— Мы тут ни при чем — распоряжение сверху.
Человек, о котором рассказывал бригадир, приехал. Я увидел его у конторы. С ним были два милиционера.
Они ходили из дома в дом и забирали лошадей.
Народ не хотел отдавать, но ведь начальство!
Хотели было драться, так ведь рядом милиционеры!
Провожали коней до самых ворот.
Горе поселялось внутри.
33
Как судьбой предначертано — пусть так и будет, сказал я себе.
У мясника Хафиза я купил два килограмма баранины. Завязав покупку за пояс, пришел домой. Разделал мясо: мякоть в одну сторону, кости — в другую. Хитрый Хафиз наложил много костей, пришлось повозиться.
В эту минуту Тарлан фыркнул. Я, оторвавшись от мяса, посмотрел в его сторону. Тарлан беспокоился, стучал копытами. Зажал голову между передних ног, потянулся к животу. Ударил по животу хвостом. Присев на задние ноги, качнулся и снова фыркнул. Мне показалось, он что-то лягнул. Я было подумал, что Тарлан играется. Но нет, он не игрался. Он увидел муху или овода. Я подошел к нему, осмотрел голову — ни мухи, ни овода не нашел. Удивился. Тарлан опять встрепенулся, дернул уздечку. Я еще раз внимательно его осмотрел. И на этот раз увидел: лошадиная муха!
Муха эта с неба не падает, в земле не растет и со стороны не прилетает. Откуда же она взялась? Где лошадь, там и муха. На каждую лошадь находится своя муха. И какое же место она выбирает? Под хвостом!
Крепко схватив коня под уздцы, я другой рукой стянул с себя шапку-ушанку. Незаменимая вещь!
Как только муха выползла из-под конского хвоста, я прихлопнул ее шапкой. Потом вернулся к разделке мяса.
А Тарлан сделал круг вокруг колышка, к которому был привязан. Играет. Рад, что освободился от мухи, — будет теперь играть. Хвост распустил.
А я замер: одной рукой держу мясо, другой — нож. А сам наглядеться на Тарлана не могу. Бог мой! Сдать на мясо? Такого породистого? Разве мало для этого других животных? Как разделывают мясо? Вот так же, как я сейчас? Скоро и Тарлан станет таким же? Мякоть в одну сторону, кости — в другую? Ой-ой…
Затем отделят голову. А ноги бросят собакам. Собаки их обглодают. Останутся только кости.
Внутренности и хвост закопают. Они сгниют в земле. Такие внутренности? Это не внутренности, а нити. Это не кишки, а струны домбры!
Тарлан не просто конь, он герой. О таких, как он, Джуманбулбул и Фазыл Юлдаш песни поют, легенды слагают. Разве можно сдавать на мясо прославленных героев?
Тарлан резвился. Присел на задние ноги и несколько раз кивнул. Поднял передние ноги. Выше, еще выше. И встал на задних во весь свой рост. Взглянул поверх дувала на дальние дали, на вершины Бабатага. Покрутил головой, обозревая все вокруг, и во весь голос заржал.
По всему кишлаку разнеслось его ржание. Такое громкое, что в горах, наверное, отдается эхом. До самого Бабатага доносится его ржание.
Братья мои! Сердце мое пело.
— Да будет благословен твой голос, — сказал я с улыбкой.
Не ржание слышал я, а музыку рубоба. Звуки домбры наполняли мой слух. Друзья мои, конь — это музыка. Будь здоров, Тарланбай!
Я снова взглянул на мясо и кости, лежавшие передо мной. Ну уж нет, умру, но не допущу этого.
34
В полночь я оседлал Тарлана. Поскакал в Обшир. Примчался туда, словно вихрь. В западной части этого кишлака много холмов и взгорий из белой глины. На скатах этих холмов есть промоины. Я привязал Тарлана в одной из таких темных промоин. С восходом солнца вернулся домой. В приподнятом настроении выехал на свое пастбище.
В сумерках я смешал десять кило ячменя с мешком резаной соломы. Когда стемнело, взвалил мешок на спину и отправился в путь. В дороге я пропотел; шел, делая передышку. Прислонил мешок к промоине. Зажег спичку в ладонях. Поднес огонь к лицу, чтобы Тарлан меня видел. Прося корма, он зафыркал с мольбой в глазах. Я повел Тарлана в поводу, напоил из протекавшего неподалеку арыка. После этого подвесил в торбе корм. Почесал коня.
Перекусив дома, я растянулся в постели. Веки мои тотчас сомкнулись.
Проснулся оттого, что меня трясла жена. «Вставайте! — говорит. — Кто-то вас зовет. Я поднялся полусонный и вышел во двор. Олапар, наш пес, не хотел впускать чужака. Издали я прикрикнул на пса. Тот, виляя хвостом, отошел в сторону. Гляжу, на улице стоит председатель и начальники. Поздоровался с ними. Председатель указал на человека в тюбетейке.
— Этот человек — уполномоченный из района. Из управления районного сельского хозяйства.
— Ладно, ладно. Ну, проходите.
Человек в тюбетейке вошел во двор. Остальные последовали за ним. Когда они проходили мимо лампы, я пристально рассмотрел их лица. Лицо человека в тюбетейке было бледным, цвета песка — он, как и я, оказался плешивым. «Надо же, из своих», — подумал я тогда.
Плешивый начальник огляделся вокруг.
— Где конь?
— Какой конь?
— Какой? С четырьмя ногами, двумя ушами.
— Такого коня у меня нет.
— Поищи получше и не морочь голову. Нет времени на пустые разговоры. Таких, как ты, у меня тысячи.
— Откуда у меня взяться коню, начальник? Вон, сами посмотрите. Если найдете — он ваш.
Плешивый начальник, поигрывая пальцами, сделал знак стоящим рядом.
— Обыщите.
Сопровождавшие его люди зажгли огромные китайские фонари и принялись обыскивать хлев и конюшню.
— Коня нет, а навоз от него есть. — Плешивый начальник уставился на меня.
— Как бы вам объяснить, начальник... Должно быть, это лошади гостей оставили после себя кизяк. Им ведь не скажешь: «Лошади гостей, уберите
за собой».
— Как твоя фамилия? Так-так, Курбанов. Курбанов Зиядулла. В списке ты числишься — значит, конь у тебя есть. Стало быть, завтра снова придем. Найдешь коня — хорошо, а нет — пеняй на себя!
Плешивый начальник вышел уверенным шагом. Наш председатель все время то крутился около него, а то семенил сзади. Тут из комнаты показалась моя мать.
— Скажи, пусть оставят что-нибудь.
Я догнал их у ворот.
— Начальник, в доме у нас грудной младенец, назвали Ибрахим-баем.
— А мне-то что?
— В дом с грудным младенцем нельзя приходить в такой неурочный час. Если кто-то вошел, не зная, — должен хоть что-нибудь оставить.
— Но откуда же я возьму?
— Нам все равно что. Пускай даже маленькая ниточка с края одежды. В доме с младенцем женщины эту ниточку сожгут вместе с исрыком, окуривая комнату.
— И мне теперь из-за этого одежду рвать?
— Рвать не обязательно, начальник. Сгодится любой волосок, приставший к одежде.
Плешивый начальник отмахнулся от меня и пошел своей дорогой. Я вернулся в дом и сказал, что он ничего не дал. Мать, осыпая его проклятиями, ушла к себе. В плоском глиняном блюде зажгла исрык и, трижды окурив комнату младенца, изгнала «злых духов».
35
Я думал, что начальники пугали меня для виду. Нет, наутро они пришли снова. Принюхиваясь, осмотрели конюшню. Зашли и в детскую. Их поведение задело меня. Я стиснул зубы.
— Ну, и где?
— Что значит «где»?
— Куда ты дел коня?
— На каком базаре вы мне коня покупали, начальник, — в Денау или в Шурчи?
— Не больно-то скрипи зубами, мы тебя не боимся. Лучше выводи коня по-хорошему. Вон у тебя сколько скотины — овцы, куры, лошадь... Зачем тебе столько живности? В магазине всего полно. Мясо, кефир, молоко. Бери — не хочу.
— Начальник...
— Или ты капиталистом решил заделаться? Тогда извини! Мы живем в социалистическом обществе. Верно, товарищ председатель?
Председатель закивал головой.
— Верно, верно!
— А может, ты, оседлав коня, решил в басмачи податься? Тогда извини! Или в твоем роду басмачи были? Это надо проверить...
— Не говорите так, начальник. Мой несчастный отец за советскую власть свою жизнь отдал. А что до коня, начальник, то конь — спутник мужчины. Если на то пошло, мы проводим улак.
— Фу, и в каком же обществе ты живешь? Выходит, все это время я играл на танбуре под ухом у осла? Твой улак — пережиток прошлого! Игра дикарей!
— Получается, начальник, что плешивая голова — и не голова вовсе. Я думал, у меня одного такая голова, а ваша-то с моей вровень будет.
— А ну, заткнись, мать твою!
— Мать мою не трогайте, начальник. Она, бедняжка, в комнате нянчит внука. Такие низкие слова вам не к лицу.
— Заткнись, тебе говорят!
— Если так, я и вашу мать могу...
Я не успел договорить. Плешивый начальник с размаху ударил меня в челюсть. Рука у него оказалась слабая, будто женская — мне было не больно. Я закончил начатую фразу. Плешивый начальник думал пнуть меня в живот. Я увернулся. В порыве гнева он, не удержавшись, свалился с топчана в яму. Подбежали его люди и вытащили его. Одежда у него была в грязи. Тяжело дыша, он указал на меня.
— Держите его, бандита!
Два милиционера подошли ко мне и скрутили руки за спину. Дали пинка. Следуя за плешивым начальником, повели меня к правлению. Впихнули в тесную машину. По дороге меня вырвало.
Я не выношу запаха бензина, братья мои. От него у меня кружится голова.
Мы приехали в район, вышли из машины возле отделения милиции. Следом за плешивым начальником прошли в застекленную комнату. Сидевшие там милиционеры при виде начальника встали. Плешивый, указывая на одежду, принялся жаловаться:
— Для сбора лошадей на мясо мы с вашими коллегами прибыли вот к этому типу. Я сказал: «Отдавай коня». Не отдал. Обругал меня бранными словами. И мать мою помянул, и жену. Потом одним ударом свалил в яму. Факт налицо — я весь в грязи. Ваши коллеги — свидетели. И председатель колхоза здесь. Верно, председатель?
— Верно, верно! Свалил в яму!
Один милиционер, ругаясь, подошел ко мне.
— Ах, ты, скотина, еще руку поднимаешь на руководство? Вот бандит!
Милиционер ударил меня в живот. Я, схватившись за живот, уперся головой в стену. Меня тошнило. Потемнело в глазах. Люди вокруг двоились и троились. Комната перевернулась и снова встала на место.
Милиционер положил перед плешивым начальником бумагу.
— Вот, пишите рапорт, отнесете начальнику. Мы его задержим, пусть придет в чувство.
Когда плешивый начальник закончил писать, милиционер взял заявление и вышел. Спутя какое-то время вернулся.
— Пошли, — сказал он мне.
Я вышел за ним во двор по узкому коридору. Мы вошли еще в одну комнату. Там на видном месте сидел толстый человек. По тому, как он сидел, было видно — начальник. На погонах — большие звездочки. Плешивый показал на меня:
— Вот бандит!
Сидящий на видном месте начальник строго спросил:
— Товарищ Курбанов, почему бьете начальников?
Я рассказал все как было, ничего не добавляя от себя. Начальник, сидящий на видном месте, посмотрел на плешивого вопросительно: что будем делать?
Тот вскочил с места:
— Обманщик! Он себя выгораживает. Вы нам, руководителям, верите или таким вот пастухам?
— Конечно руководителям. Руководители не врут.
— Ну ладно!
Я чуть не расплакался.
— Большой начальник, меня избили ваши милиционеры...
— Чего-чего? Избили?
— Избили прямо у двери. Я потерял сознание...
— Не может такого быть. Сейчас вызовем.
На пороге появился милиционер, ударивший меня в живот. Отдал честь:
— По вашему приказанию прибыл, товарищ полковник.
— Скажите, лейтенант Исматов, вы били этого человека?
— Его? Пальцем не трогал!
— Говорит, что били.
— Честное лейтенантское слово, руки на него не поднимал. Вот и сержант Халилов подтвердит. Можете спросить у него.
Положив на живот правую руку, я показал:
— Вот сюда ударил.
Тогда плешивый начальник подал голос:
— Пальцем не трогал, я свидетель.
Начальник, сидевший на видном месте, повернулся ко мне:
— Вот, слышали, товарищ Курбанов? Советская милиция бить не станет.
36
Я лежал в вонючей комнате и не мог понять, день сейчас или ночь.
Через какое-то время железные двери с грохотом открылись и закрылись. Кто-то вошел.
— Где ты, плешивый? — спросил он.
Я сразу узнал голос милиционера, ударившего меня в живот. Я встал, подошел к дверям. Милиционер одной рукой взял меня за ворот. Пару раз встряхнул.
— Зачем выдал меня начальнику?
— Я не выдал, брат, я только сказал, что ты меня ударил.
— Ударил? Когда ударил?
Милиционер пнул меня между ног.
— Я ударил? — милиционер ударил еще больнее.
— Тебя ударил? — милиционер пнул со всей силы.
— Я? Тебя?
Я повалился на спину...
На следующий день с раннего утра я убирал в туалете, подметал двор и улицу.
Мать с женой принесли еду. Мать сквозь слезы спросила о моем самочувствии. Жена, не скрывая волнения, тоже расспрашивала о здоровье. Мать и жена причитали наперебой и не скупились на проклятия.
— Если они унизили моего ребенка — пусть их, начальников, унизит Всевышний!
— Боже мой! Да чтоб вам увидеть смерть ваших детей...
— Пускай вас вместе с лошадьми сдадут на мясо...
— Пусть Всевышний и пророк Мухаммед заступятся за меня, если считают своей, — тогда эти начальники будут наказаны и опозорены перед народом.
Я ни словом не обмолвился матери и жене о Тарлане, потому что женщины не имеют держать язык за зубами. Не тому, так другому проговорятся.
Если на то пошло, Тарлана я растил для себя. Чужих он к себе не подпустит и из чужих рук корм не примет.
37
Ровно через десять дней меня выпустили и я вернулся в кишлак. Не заходя домой, прямиком помчался к Тарлану. Взобрался на холм, но Тарлан не заржал. Меня охватили дурные предчувствия. Я уже потерял надежду увидеть Тарлана в живых. Застыл возле промоины. Оглянулся. Тут сердце мое так и упало.
В промоине стояло существо на четырех палках. Живое или нет — непонятно. Блестят две точки. Или это глаза?
Спустился внутрь промоины. Повис на шее у Тарлана и зарыдал горько-горько. Вывел его в поводу из промоины. Когда Тарлан спускался вниз, его передние ноги подкосились — он чуть не упал.
Дал ему немного попить из арыка. Походил вдоль арыка, размял ему ноги. Расчесал, вымыл его. Опять напоил водой. Взял под уздцы, снова завел в промоину. В торбу насыпал корм. Сидел перед промоиной, пока не стемнело. Постепенно Тарлан начал оживать.
38
Братья мои, сколько карабаиров, сколько чубарых коней ушли со ржанием, оглядываясь назад. Сколько гнедых и буланых превратились в мясо.
Теперь в кишлаке не слыхать лошадиного ржанья. По утрам на улицах перестали цокать копыта коней. И вечерами их копыта не сотрясают землю. В степях табуны коней не бегают больше с веселым топотом за своими вожаками.
Будто подростки, у которых с войны не вернулись их молочные братья, загоревали наездники. Теперь и невест привозили не на лошадях, а в машинах. Мир заполонили их сигналы: бип! бип!
Об улаке в кишлаке и думать забыли.
39
Когда в кишлаке все успокоилось, я привел Тарлана домой. Многие искусные наездники, завязав в поясной платок деньги, отправились в Обокли. Вернувшись верхом на конях, привезли с собой удивительную новость. Оказалось, лошадей забирали не из всех кишлаков. В окрестностях Обокли их даже не трогали.
40
Пересуды эти дошли до ушей пяти-шести жалобщиков из кишлака. Они навострили уши. По вечерам ходили из дома в дом и собирали заявления. В один из таких вечеров пожаловали к нам. Главный среди них, Батыр-мираб, предупредил заговорщическим голосом:
— Подпереть ворота изнутри. Погасить во дворе лампу. Детей к дому и близко не подпускать. Дверь запереть поплотней. Зашторить окна. Теперь садись напротив.
Сделав, как сказал Батыр-мираб, я сел напротив. Жалобщики попросили рассказать обо всем, что со мной приключилось. Я решил себя не выдавать; сделал вид, будто не понимаю. Похоже, про те мои десять дней люди успели сложить легенды. В первое время я просто не мог показываться им на глаза. Но теперь случившееся со мной стало забываться. Мне не хотелось ворошить прошлое.
— Что было, то было, Батыр-ака, стерлось из памяти. Оставьте вы эти жалобы.
— Э-э, сперва думай, а уже потом говори. Кто здесь жалобщик? Мы? Мы же писатели! Запомни: писатели! Мы думаем только о народе, добиваемся справедливости. А те, которые пишут газели, романы... что еще писатели пишут, товарищ Хамидов?
Преподаватель литературы, стоявший рядом с ним, добавил:
— Поэмы, баллады...
— Да, да! Те, которые пишут поэмы, баллады, — они не писатели, а мы — писатели! Именно мы! В произведениях тех писателей нет факта и конкретики! Вот, к примеру, наш Тагай, сын бедного Бури! Написал книгу про кураш. Теперь про улак пишет. Написать-то написал, но знающим людям не показал. Народ тратит деньги, чтобы купить книги таких писателей. Тратит время на чтение. Потом, товарищ Хамидов, как называют грустные произведения? Да, верно... трагедии! Если это трагедия — люди плачут. Если... товарищ Хамидов? Вот-вот, если сатира — смеются. Все — сплошная болтовня! Никакую народную проблему этим не решить. А проблем у народа полно. Кто окажет народу реальную помощь? Мы! Выходит, настоящие писатели — это мы! Правда, то, что мы пишем, в виде книг не издается. Наши произведения оседают в разных конторах. Но если захотим — можем и издать. В сундуках копии наших жалоб хранятся стопками. Короче, чтобы слово «жалобщик» из твоих уст мы больше не слышали!
— Виноват, ака, виноват.
— То-то. Теперь рассказывай. С самого начала.
— Значит, так. Как-то раз ночью явился ко мне один плешивый в пять раз плешивее меня. С ним двое в фуражках...
— Слушай, разве люди для тебя — это игрушки? Называй человека не «плешивый», а «товарищ такой-то». «В фуражках» — это кто? Милиционеры? Фуражка сама по себе — тряпка, картонка! Фуражку к ответственности привлечь нельзя. Так и говори: «лейтенант такой-то», «сержант такой-то».
— Ладно. Когда луна повисла над макушкой тополя нашего соседа Кулмата-палвана...
— Уф! Ты случаем не поэт какой-нибудь? Нет? Тогда почему говоришь о луне, звездах? Спустись вниз. Говори с высоты земли. Оставь лирику в покое. Наше дело имеет конкретное значение, оно — народной важности. В судах принимал участие? Нет? Тогда, по крайней мере, слышал мою речь на отчетном собрании колхоза? Излагай так же, как выступал я!
Я знал наизусть речь Батыра-мираба на общем собрании колхоза. Точно так же, как мираб, сложил руки на животе. Голову приподнял. Не моргнув глазом, пересказал слово в слово. Мираб остался доволен. Положил передо мной бумагу и ручку.
— Теперь напиши так, как было сказано. Почему? Пять классов? Образование твое на целый класс выше моего — а писать не умеешь? Ну ладно. Пишите вы, товарищ Хамидов, а этот уважаемый человек подпишет.
Жалобщики побывали в Денау, Термезе и Ташкенте. Бегали из одного учреждения в другое. Они оказались совсем не плохими людьми. А ведь коней у них никто не отбирал. И никто не просил их бегать и ездить, даже копейки никто не обещал. А они вот бегают и бегают по учреждениям, и все за свой счет.
41
В одну из поездок взяли с собой и меня:
— Все, что с тобой приключилось, сам расскажешь.
Спросил, куда едем, — не ответили. Батыр-мираб приложил указательный палец к губам:
— Тсс...
На автобусе доехали до Душанбе. По дороге меня дважды вырвало. Из Душанбе полетели в Москву.
Первый раз в жизни я летел на самолете. Самолет то опускался, то поднимался — и у меня душа уходила в пятки. Потом встала на место. Выглянув в окошко, я поразился: прямо под нами лежали горы хлопка. Самолет их вот-вот заденет. Сидевшему рядом учителю Хамидову я сказал:
— Эй, поглядите, сколько хлопка.
Тот взглянул и рассмеялся. Взял мой треух и плюхнул его на мою гладкую голову. Я втянул голову в плечи. А он шлепнул по треуху и натянул мне его по самые уши. Как я потом узнал, это был не хлопок, а белоснежные облака.
Мы приземлились в Москве, и я поехал вместе с жалобщиками. Сколько же здесь машин! И ни одного коня!
Автобус ехал, ехал и наконец доехал до места. Мы стояли на обочине, я голосовал проходящим машинам. Столько машин — и ни одна не остановилась! Я устал голосовать. От долгого стояния отекли ноги. В животе заурчало. Терпение лопнуло.
И тогда, гудя, подъехала длинная машина. При приближении к нам замедлила ход. Я догадался, что, если подниму руку, наверняка остановится.
— Эй, учитель Хамидов, это что за машина? — спросил я.
— Трамвай, — сказал учитель.
— Будем стоять, как столб? Вот этот трамвай и остановим! Расходы с меня! — сказал я.
Учитель Хамидов засмеялся:
— На трамвае дороговато выйдет.
— Ну и пусть! Даже если возьмут цену одного барана, — ответил я.
— Тогда сами и платите.
Я побежал, встал на пути трамвая, поднял правую руку над головой:
— Эй, трамвай, остановка!
Трамвай, позвякивая, остановился. Водитель посмотрел в окно. Поинтересовался, чего я хочу. Я махнул рукой.
— Прямо, — сказал я. — Сколько скажете? Заплатим.
Водитель трамвая смерил меня взглядом и кивнул.
Большим пальцем он показал на дверь.
Дверь с шумом распахнулась. Я заскочил в трамвай, вслед за мной — жалобщики. Я смотрел на них с гордостью:
— Вот, всего лишь одно мое слово.
— Ну ты даешь, Зиядулла, — сказал Батыр-мираб.
Трамвай то шел, покачиваясь, то остановливался. Ехали долго. В какой-то момент учитель Хамидов сказал:
— Сейчас выходим.
Я вышел первым, подумав, что раз я остановил трамвай, то должен теперь платить. Стал рыться в карманах. Тогда Батыр-мираб сказал мне:
— Я заплатил.
— Ну ладно. Хорошо, — ответил я. Должно быть, это дорого обошлось Батыру-мирабу. Ведь за четверых заплатить не так-то просто. Во сколько обошлось, во столько и обошлось. Разве я просил Батыра-мираба, чтобы он взял меня собой? А раз взял — пусть сам и платит.
Жалобщики скрылись в каком-то большом учреждении. Я остался сидеть у входа, возле вахтера. Снова и снова твердил про себя слова, которым научили меня жалобщики. Наконец они вышли. Оказалось, начальникам я был вовсе не нужен. Они поверили на слово. И очень хорошо. А то я боялся, что растеряюсь перед начальством и начну заикаться.
42
На следующий день мы вылетели в Душанбе. В этот раз я держался посмелее. Пассажиры знаками подзывали девушку, бегавшую по проходу самолета, будто аист. Девушка приносила им воду в маленьких чашках.
Чем я хуже других? Головы моей под шапкой не видно. Решил я себя испытать. Шевеля указательным пальцем, подозвал девушку. Показал себе на рот: воды, мол, хочу. Девушка кивнула и принесла воды. Одним глотком я осушил чашку. Как и другие, мотнул головой: дескать, живите долго. Выпятив грудь, развалился в кресле. Посмотрел из окошка вниз. Мне показалось, что внизу наш Вахшиварсай. Даже дома вроде как разглядел. Неподалеку ползают какие-то черные точки. Хотел спросить учителя Хамидова, не наши ли это овцы? Но промолчал, опасаясь, что тот опять стукнет по голове.
43
Прилетев в Душанбе, мы взяли такси и поехали в кишлак. Мне захотелось похвастать: рассказать, куда я ездил. По улице шел степенным шагом. Сердечно приветствовал встречных. Дойдя до конца улицы, развернулся и пошел обратно. Приветствовал встречных, расспрашивал о здоровье их близких. И про житье-бытье не забыл. И хоть бы один из них меня спросил:
— Зиядулла-наездник, что-то вас давно не видно!
Обидевшись на людей, я пришел домой. Попил чай, прилег. Повернулся на правый бок — сон не идет, повернулся на левый — опять же нет сна. Все, думаю, сейчас лопну! Сунул за пазуху горсть конфет, привезенных из Москвы, оседлал Тарлана и отправился к приятелю Мамату.
Заглянул через забор.
— Мамат! Невестушка, дома ли Мамат? Разбуди, есть разговор!
Из дома, потирая заспанные глаза, вышел Мамат. Я заговорил громко, так, чтобы слышали соседи:
— Ну, как ты, жив-здоров? Как поживаешь? Возьми и раздай внучатам вот эти конфеты, пусть полакомятся. Они священные, привез их из далеких земель.
— И откуда же, позволь спросить?
— Из Москвы!
— Из колхоза «Москва», что ли?
— Колхоз? Какой еще колхоз? Да за кого ты меня принимаешь? По таким местам я не езжу. Если уж и соберусь, то только в такой большой город, как Москва! Только Москва! Ну, в крайнем случае, проездом могу в Душанбе остановиться. А скажи, в полдень над твоим домом не пролетал самолет? С пропеллерами на крыльях?
Мамат задумался. Глянул на небо.
— Вроде пролетал, а что?
— Живи долго! Хочешь я тебе скажу кое-что? В том самолете я сидел!
— Быть того не может!
— Сидел с правой стороны! Прямо рядом с пропеллерами, да!
— Ух и сукин сын, быть тебе Гагариным!
— Кем? Фу, да кто он такой, твой Гагарин! Разок поднялся на небо и тут же назад. За то время, что я летел, можно было четыре раза плов сделать! Сам видишь, я тебе человек не простой. Теперь, прежде чем со мной заговорить, подумай, как следует!
— Все, все, понял! Разговора нет.
— И еще скажу. Самолет, оказывается, не такой маленький, как бумажный змей. Внутри он — как Обширская промоина.
— Заходи в дом, чай пить будем.
— Нет, у меня срочное дело. Ехал мимо. Дай, думаю, узнаю, как ты поживаешь.
Я выпустил из рук поводья. Братья мои, облегчил я свою душу.
44
Говорят, братья, приехал человек из Москвы. На голове шляпа. Собрал руководителей района, взял в оборот плешивого начальника. По действующему закону правительство постановило сдавать мясо, исходя из возможностей каждого. Это распоряжение получили в нашем районе. Руководители района отправили плешивого начальника к нам уполномоченным. Последний, желая продвинуться вверх по служебной лестнице, решил воспользоваться мясозаготовками. Любым путем хотел добиться сдачи мяса раньше срока с перевыполнением плана — и тем самым заслужить благосклонность начальства и получить повышение. Поэтому путем насилия запугивал неграмотные массы. Вышестоящие начальники сильно ругали того плешивого и сняли его с работы. Хотели было исключить из партии. Но плешивый начальник пустил слезу. Тогда они его пожалели, сказали, что слезы мужчины равносильны его смерти.
Братья мои, верно говорили в старину: «Будешь держаться истины — не узнаешь горя. А если истина тебя проклянет — не будет тебе исцеления».
Рассказывали, будто в чайхане плешивый начальник жаловался, что на свете нет правды. Чай в чайнике у него был белым. Что будто сам его себе наливал и пил. Людям на потеху.
45
Братья мои, как хорошо, что есть на свете жалобщики! Они не допустят несправедливости. Не дадут спуску мошенникам. Никому не позволят присвоить народное добро. Если не будет жалобщиков — правители смогут купить, как на базаре, совесть своего народа. Если не будет жалобщиков — правители у простого народа изо рта вырвут еду.
Я зауважал жалобщиков. В воскресенье пригласил их всех к себе домой. Зарезал барана.
46
Кишлак снова наполнился лошадьми. Наездники пустили коней на выпас. Я тоже пустил Тарлана.
47
В Карлике играли свадьбу. На эту свадьбу мы и отправились. В дороге Тарлан разбрасывал кизяк. Я удивился. Раньше за ним такого не замечал.
Остановились в доме у одного учителя. Я прибил колышек возле самого хлева. Уши у Тарлана обвисли. Он опустил голову и печально уставился на трещину в дувале. От корма отказался. К сахару и губами не притронулся. Душа моя затосковала. В горле стоял комок. Я не сводил глаз с Тарлана. Товарищи по стремени тоже забеспокоились.
В Карлике жил старик — большой знаток лошадей. Мы пригласили его. Старик осмотрел коня, обойдя его кругом. Нагнувшись, посмотрел ему в глаза. Покачал головой. Взял меня за локоть, повел в гостиную. Положил мне руку на плечо.
— А скажи, прославленный наездник, не продашь ли ты мне этого коня? Даю тебе двадцать овец. Скажи свое мужское слово.
Во мне закипела злость. Такое горе у меня, а он мне — о своем.
— Сперва скажите, дедушка, что с ним приключилось?
— Нет, сначала ответь ты, прославленный наездник. Потом я скажу.
— Нет! Не продам его, даже если наступит конец света! Ясно вам?!
— Ну, ладно. Тогда слушай, прославленный наездник. Конь у тебя — редкий. Как увидел — сразу это понял. Если не ошибаюсь, недавно он перенес сильное потрясение, верно?
Я вспомнил, как Тарлан десять дней голодал в Обширской промоине. Но старику об этом не стал рассказывать.
— Да, было дело, хворал. Потом выздоровел.
— Хвала тебе, прославленный наездник. Сейчас, думая о предстоящем состязании, твой конь вспоминает об этом. Сомневается, сможет ли из-за перенесенной болезни бегать, как прежде. Вот какая печаль одолевает твоего коня. Я прочитал это в его глазах. Еще вспомнишь мои слова, прославленный наездник.
Старик ушел. Мы допоздна просидели за оживленной беседой. Но печаль Тарлана не давала мне покоя. Видимо, она отразилась и на моем лице. Хозяин дома утешил: мол, не переживайте так; старик — знаток лошадей, он все о них знает. А после рассказал, что это был за старик.
Оказывается, кони только раз в году жуют жвачку. Когда конь жует жвачку — он горит! Тело его накаляется так, что может даже ослепить. Глаза коня горят особенным блеском. Так ведь конь — это див! Если конь жует жвачку — происходит это в необычном месте и в необычное время. Человек, увидевший, как конь жует жвачку, становится или безумным, или несчастным. А счастливый или мудрый — станет еще счастливее и мудрее. По слухам, старик видел, как конь жвачку жевал.
48
Улак проходил на незасеянном пустыре. Я проскакал вокруг пустыря, разогрел Тарлана. Тот сразу переменился. Голову держал прямо, играл и резвился. Грызя удила, ржал и рвался в толпу. Звал меня на состязание.
Коней собралось много, потому что это было первое зимнее состязание. Оно обещало быть интересным. Причина вот в чем: когда мало коней, поднять улак с земли трудно. Каждый конь, считая себя сильней остальных, сразу кидается к улаку. Кони мешают друг другу, дерутся. А когда коней много — к улаку кидается сильнейший из сильнейших, тот, который всем коням конь. Кони же послабее — становятся зрителями. Если бросаются к улаку, сильные не дают им дороги, выталкивают назад. Поэтому на состязаниях, где много лошадей, вынести улак из круга обычно легче.
49
Привезли улак. Подгоняя коня, я подъехал к улаку и дал Тарлану его понюхать. Взявшись за ляжку, попробовал его приподнять. Веса в нем было около пятидесяти-шестидесяти килограммов. Мокрый насквозь. Видно, ночью тушу держали в воде. Смысл здесь в том, что улак становится очень тяжелым. И когда его тянут в разные стороны, шкура не отстает от него. А иначе во время яростной схватки не остаться улаку целым!
Распорядитель объявил приз:
— Одна пара калош и десять рублей! Налетай!
Всадники ринулись к улаку. Чей-то рыжий конь вынес его и умчался. Объявили следующую ставку: один баран, один халат и десять рублей! Награда выросла, не зевайте!
Я направил Тарлана к улаку. Он рванулся с фырканьем. Примчался к улаку легче и быстрее, чем я думал и хотел. Как обычно, сделав круг возле улака, остановился. Кто-то зло стеганул Тарлана по крупу. Тот вздрогнул, но с места не двинулся. Глаза его были устремлены на тушу. Я, не вытаскивая ноги из стремени со стороны, противоположной улаку, зацепил его за луку седла, а ногу в стремени со стороны улака — согнул. Коленом поддал Тарлану в бок, и мой конь проложил мне дорогу сквозь самую гущу! Тарлан подставил мне плечо!
Нагнувшись, я ухватился за улак одной рукой. Поднимая голову, выпрямил согнутую ногу и уперся в стремя. Вся тяжесть пришлась теперь на эту ногу. Иначе поднять с земли улак было нельзя. Тут чей-то дерзкий конь наступил на тушу. И снова, ухватив улак за ногу, я поднял его до высоты колена коня. Тарлан, беспокойно поглядывая на тушу козла, устремился вперед. Я намеренно волочил тушу по земле. Подними я ее сразу — налетели бы ждавшие в стороне другие наездники.
— Улак поднимается, улак поднимается!
Мы пробрались к месту, где наездников было поменьше. Я приготовился поднять тушу.
— Улак у Тарлана, улак у Тарлана!
Я одним рывком поднял улак. Когда поднимал его, Тарлан покачнулся. Мы мчались вперед. Все остались позади. Только один гнедой не отставал. Его всадник, ухватившись за другую ляжку улака, мчался рядом.
— Нет, улак между Тарланом и гнедым!
Я прижал улак коленом. Посмотрел по сторонам. Выпустил из рук поводья. Обеими руками схватился за улак. Мы по-прежнему мчались рядом.
Многие лошади сначала скачут медленно, а потом убыстряют бег. Наш Тарлан резко берет с места и сразу мчится во весь опор. Другие кони к такому рывку обычно не готовы. Пока сообразят, в чем дело, — Тарлан уже оторвался от погони. Так вышло и на этот раз. Еще одно достоинство Тарлана: если его догонит чей-нибудь конь — он скачет с этим конем вровень. Не вырывается вперед. Скачет ровно, будто на большее не способен. Скачущий рядом конь приноравливается к его равномерному бегу. И тут Тарлан делает рывок и уходит от соперника. Тот не подозревает подвоха и остается позади.
Мы мчались, и настал тот самый момент, когда Тарлану хватило одного моего слова:
— Вперед!
Он показал себя настоящим тарланом: внезапно рванулся и ускорил бег. Рука наездника гнедого, скакавшего рядом, выпустила улак. Гнедой отстал. Тарлан не сбавлял хода. Я, разгорячившись, понукал:
— Ха-ху, ха-ху, хэй!
Тарлан летел как молния.
— Чисто-о! Тарлан выиграл чисто! Бросай, Тарлан, бросай!
И как это я умудрился поднять с земли шестидесятикилограммовую тушу? Даже усевшись на дувале высотой в сажень, я бы не оторвал от земли такую тяжесть. Обычно, взявшись за мешок в шестьдесят килограммов обеими руками, я еле-еле взваливаю его на осла. А на состязаниях, наклонившись с лошади, одной рукой подхватываю тушу в шестьдесят килограммов! В чем же тут секрет?
Дело в том, братья мои, что у коня есть ветер! Этот ветер и гонит улак. Вы, должно быть, заметили, что мой конь не отрывал глаз от улака и пробил мне дорогу в гуще других лошадей? Этим он обеспечил мне преимущество. А когда я поднимал улак, Тарлан покачнулся, как человек, пытающийся получше пристроить ношу на своих плечах. И тут нужно, придерживая тушу, помочь своему коню.
Теперь вы понимаете, что восемьдесят-девяносто процентов всех тягот на состязаниях приходится на коня. Вот почему на скачках называют не имя наездника, а масть коня. От начала до конца скачек кличка или масть коня произносится с почтением.
Но как Тарлан поскакал с тушей весом в пятьдесят-шестьдесят килограммов, да еще со мною в седле? Предположим, я нагружу коня мешком пшеницы в шестьдесят килограммов и оседлаю — разве поскачет он так резво? Нет, не поскачет! Но когда дело касается улака — он подобен вихрю.
Братья мои, на скачках царит свой особый дух! Он-то и дает коню силу, дает ему крылья!
Тарлан показал себя во всей красе. Еще целых два раза я выносил улак.
Кто-то окликнул нас из толпы: «Тарлан, подойдите-ка сюда». Подошел, а это вчерашний старик сидит на дувале. Прикрывая ладонью глаза от солнца, он улыбался.
— Как теперь ваши дела, прославленный наездник?
— Спасибо, спасибо.
— Вот что я вам скажу, прославленный наездник: сейчас лучше дать коню отдохнуть. А то еще сглазят.
Честно заработанный Тарланом халат и деньги я протянул старику, но тот их брать отказался. Оставив приз возле старика, я направился туда, где лежала конская сбруя.
50
Братья мои, сосед наш Кулмат-палван вернулся с базара. Проходя мимо его дома, я расспросил его о ценах. На базаре в Денау кишмиш стоит десять рублей. А в Регаре, оказывается, еще дороже.
— Если у вас есть кишмиш — везите скорей, не то будете потом жалеть, — так он сказал.
Дело в том, что кишмиш-то у нас есть! Целых шесть мешков. Желтый, как самый солнечный день лета. Есть у меня и сыновья — крепкие, здоровые! Каждый говорит:
— Вот вырасту — буду скакать на таком же коне, как Тарлан!
Кишмиш на их свадьбу собираю. Этой зимой силенок у меня не хватит, а вот в следующую — закачу большую свадьбу. Если будет на то воля Всевышнего.
В субботний вечер я выволок из амбара мешок с кишмишем. Высыпал на ковре, расстеленном на топчане. Просеял через сито, очистил от пыли.
Когда начало светать, оседлал Тарлана и отправился на базар. Переправились через Кызылсу и стали подыматься.
Возле скотного рынка есть участок, огороженный проволокой. Приезжающие на базар привязывают здесь своих лошадей и ослов. Тут и я привязал своего Тарлана. Взвалив мешок на плечи, пошел на базар. Согнувшись в три погибели, шел и покрикивал:
— Дорогу, дорогу!
В нос мне ударил запах мантов. Уселся в один ряд с другими продавцами, развязал мешок и стал нахваливать свой кишмиш. Ниже десяти рублей цену не сбавлял.
Человек в галстуке взял в ладонь кишмиш и стал разглядывать. Помял его пальцами.
— Сбавьте чуть-чуть, вы же дехканин7, — сказал он.
— Разве дехканин кишмиш на улице находит?
— За дары природы десять рублей просите?
— Дары природы — это пот дехканина.
— В чем здесь ваша заслуга? Солнце и луна светят для всех.
— Светят, конечно. Но начиная с вашей одежды и заканчивая едой — все это пот дехканина. Сами-то вы сидите в конторе за бумагами — вам с неба ни еда, ни одежда не падают. Из того, что получил дехканин, он девяносто процентов отдает вам и только десять себе оставляет!
Человек в галстуке скажет слово, а я ему — два. Так и не уступил.
Братья мои, хоть и нет у меня волос, но расческа из золота. Гляжу, проку от моей торговли никакой. А ну его, решил я и сбавил цену до семи рублей. Примчался какой-то перекупщик и купил товар оптом.
Отряхнул мешок о колено. Сложив вчетверо, сунул подмышку. Прошелся по базару, сделал покупки. Взял гостинцев, лакомств. Беременной жене давно хотелось джиды — купил хорезмской джиды. Сыновьям — леденцовых петушков, конфет с собакой на обертке и сушек. Все это сложил в мешок и перекинул его через плечо. Пошел в чайхану.
51
Переступил было порог, только просунул голову внутрь — и чуть не задохнулся. Чайхана была набита битком. Духота. Даже на деревянном помосте снаружи полно народу. Если пересчитать — человек сто наберется. Я прислонил мешок к столбу помоста. Поискал, где сесть. Один человек ушел, место осводобилось. Я попросил соседа сказать, что место занято. Принес чай, лепешку. Прошел на другую сторону улицы, к рыбной лавке. Усатый человек жарил рыбу в большом котле. Я встал в очередь, купил два кило рыбы. Сел и принялся за еду. Рыба оказалась костистая, и я разозлился.
В это время в углу топчана появились два милиционера. У меня сразу пропал аппетит. Глаза б мои не смотрели! Я повернулся к ним спиной. Неужели те самые? — с опаской вспомнил я и присмотрелся. Нет, другие.
52
Тут раздался голос:
— Держи вора, держи!
Из плотной толпы в воротах базара выскочил парнишка. Его нагонял человек в полосатом чапане. Парень бросился через улицу. А сверху, наперерез ему, во весь дух мчалась красная машина. Машина с визгом затормозила. Парнишка кинулся в противоположную сторону. Шлепнулся в арык с темной водой. Весь вымазался в грязи. Гнавшийся за ним мужчина обежал машину. Обеими руками схватил парня сзади за вымазанный воротник. Тот попытался вырваться из рук мужчины в чапане, но не смог. Мужчина сбил парня на землю, ударив по ногам.
— Отдавай деньги! Где деньги?!
— Это не я.
— Ты! Ведь это твою руку поймал я в своем кармане! Отдавай по-хорошему, а не то покажу тебе твою мать из самого Учкургана!
— Говорю же, что не я!
— Тогда я сам найду. Вытяни руки! Вот этот карман покажи!
Народ вышел из чайханы поглазеть. Прохожие тоже останавливались. Зевак собралось видимо-невидимо. Я смотрел, стоя на топчане. Мужчина в полосатом чапане шарил в карманах парня. Сунув руку ему подмышку, вытащил пачку денег. Ткнул их парню в лицо.
— А это что? Калым за твою мать?
Парень втянул голову в плечи, грязными ладонями закрыл лицо. Мужчина с размаху ударил его в висок. Парнишка снова плюхнулся в грязную воду. Мужчина в полосатом чапане, взяв парня за шкирку, потащил его вдоль арыка.
— Я тебе покажу, как шарить по карманам! А ну идем в милицию!
Парнишка уперся ногами, дернулся назад.
Тут из толпы выскочили два рослых парня. У обоих волосы до плеч. Обтягивающая одежда. Подошва на ботинках толстенная, как копыта у коня. Подошли к человеку в полосатом чапане. Один из них схватил его за локоть. Тот выпустил из рук парня и обернулся. И тут же получил точно рассчитанный удар в лицо от второго детины. Мужчина в чапане оказался человеком крепким. Не упал, а только пошатнулся. Теперь удар нанес первый верзила.
Толпа подбадривала дерущихся:
— Ну, дай ему в нос!
— Бей! На кой черт церемониться, когда есть кулаки!
Мужчина в чапане с размаху ударил одного из противников. Парень грохнулся на землю. Второй обошел мужчину сзади и пнул в бок. Тот согнулся.
Толпа подзадоривала:
— Бей по голове!
В это мгновение маленькая черная собачонка с визгом вцепилась в ногу одного из парней. Тот схватился за ногу. Вслед за собакой появился торговец рыбой. Ругаясь, отогнал собачонку.
Грохнувшийся было наземь парень вскочил и ударил мужчину ногой в живот. Пнул его и тот, измазанный грязью. Мужчина в чапане сморщился и, хватаясь то за живот, то за бок, опустился на колени.
Я возмутился и обратился к сидевшим позади милиционерам:
— Вмешайтесь, ведь убьют его сейчас!
Один из них равнодушно махнул рукой:
— Это нас не касается. Это не наш участок. Наш — в районе винзавода.
Толпа подвела итог:
— Все, нокдаун!
Но нет, этим дело не кончилось. Мужчина в чапане, сидевший на корточках, вскочил на ноги. Ударил головой в лицо того, что пнул его в бок. Парень закрыл лицо руками и согнулся. Сквозь пальцы сочилась кровь. Тогда второй парень, взяв в ладонь что-то черное, ударил мужчину в чапане по лбу.
— Ох, умираю! — застонал тот.
Со лба у него текла кровь, глаза закрылись, он попятился назад. Когда, казалось, что он вот-вот упадет, один из парней, подскочив, пнул его в грудь. Мужчина опал на землю, как осенний листок, и затих. Двое начали бить его ногами. Подошел и тот, кто получил в лицо, и втроем они стали избивать лежавшего на земле мужчину.
Я обернулся, а милиционеров и след простыл. Огляделся вокруг, а они потихоньку выходят из чайханы.
У меня внутри все защемило. Я сорвался с топчана и, растолкав толпу, протиснулся в середину. Схватил одного из парней за плечи, отшвырнул его прочь! Другому вцепился в волосы и оттащил в сторону.
— У-у, совесть потеряли, набросились на одного, слабого! Ведь убьете!
Тот, кому я вцепился в волосы, пнул меня в пах. Я опешил и локтем двинул его по морде. Тут засигналила машина. Зеваки, стоявшие возле арыка, посторонились. Это оказалась машина «скорой помощи». Сидевший внутри человек в белом халате поверх очков посмотрел на лежащего в крови мужчину.
— Что с ним случилось?
Мне стало так обидно, что я заплакал.
— Разве не видите этого беднягу? Они втроем, а он один!
— Понятно. Пить надо меньше, а не радоваться, что воскресенье наступило!
— Заберите его скорее, брат, умрет ведь.
— Поступила заявка, мы едем по вызову. Вызывайте другую машину. Трогай, поехали!
Не в силах больше сдерживать слезы, я заплакал, прикрывая лицо рукавами халата. Обратился к толпе:
— Эх, братья, разве хорошо будет, если бедный человек так и помрет? Дома у него наверняка и дети, и семья!
Кто-то подал голос:
— Видать, ваш знакомый. Увозите поскорее.
Я взмолился перед хозяином маленькой легковушки, что стояла на улице. Тот согласился. С трудом дотащил до машины мужчину в чапане. Какой-то парень подскочил к машине. Я высунулся из окна, подумав: не сын ли это пострадавшего? Но тот спросил у зевак:
— Что здесь произошло?
— Замечательное было представление! Трое одного так отделали! Трах-тара-рах! Нокдаун!
53
Мы повезли мужчину в чапане в больницу. Его не приняли. Женщина в белом халате сказала:
— Это судебное дело.
Позвонила в милицию.
Приехал милиционер, осмотрел мужчину в чапане, сфотографировал его, составил протокол. Потом опросил меня. Я рассказал о себе, милиционер записал. После этого спросил, что случилось. Я обрисовал все точь-в-точь как было. Милиционер записал.
— Пока свободны. Потом вызовем через участкового.
Хозяину машины я протянул три рубля. Он не взял.
54
Вернулся я в чайхану, а мешка моего нет. Спросил у чайханщика.
— Нет, — говорит, — не видел. Как там ваш друг в полосатом чапане?
— Отвезли, кое-как место нашли, — сказал я ему.
— Так-так...
Чайханщик нахмурился, вытер руки и приготовился читать поминальную молитву.
— Умер, значит? Ой, бедняга...
— Нет, в больнице место нашли.
— А-а... Ну так бы и сказали.
Я снова пошел на базар, купил гостинцев. Завязав все это в поясной платок, подошел к Тарлану. Подвесил узел на луку седла. Отдал рубль старику, сидящему возле ворот базара, и отправился домой.
Мне казалось, я упал с луны и только сегодня узнал, что такое жизнь.
55
Что ты будешь делать! Бывают, оказывается, и такие дни, когда, шагая вперед, мы пятимся назад. Все, что ни задумаем, совершается против нашей воли. Те, кого зовем удачливыми, с нами не здороваются. Даже последний кусок изо рта позволяем выхватить.
Братья мои!
Если суждено — счастье улыбается нам даже из дальних стран. Если нет — оно оставляет нас навеки.
Так и случилось на скачках, устроенных налоговиком Хуррамом. Я никак не мог протиснуться в середину круга, а когда мне это удалось — не сумел поднять улак. Если и поднимал — его вырывали или я ронял его наземь. Даже когда туша оказалась под коленом — и тут прозевал.
Братья мои, богатство и труд не всегда рука об руку ходят.
Тарлан недоумевал на мой счет, а я — на его. Так сделаю — не выходит, по-другому — тоже не получается. Хотел даже уехать под предлогом того, что туша воняет. Но черт дернул остаться. Стегая плеткой Тарлана, погнал его к сгрудившимся всадникам. Коней полным-полно. Подбрось шапку к небу — не упадет на землю. Растолкав наездников, я подобрался к улаку. Попытался добыть его во что бы то ни стало. Не смог дотянуться. Да и кони не давали схватить тушу. Сквозь густую пыль различил, как чья-то рука схватила улак. Тут Тарлан правой ногой наступил на тушу. Он сделал это неслучайно. Видел и знал, что делает. Не захотел отдавать улак. Я понял, что надоело Тарлану топтаться без толку вокруг улака. Он жаждал борьбы!
Я закусил рукоятку плетки. Шлепнул Тарлана по крупу. Тарлан, мотая головой, заставил расступиться окружавших его коней. Расчистил место вокруг. Потом подогнул передние ноги. Присел на них перед улаком. С трудом разлепив глаза в густой пыли, я вцепился в улак обеими руками. Увидев, что туша у меня, Тарлан вскочил. И не пошел вперед, где нас поджидало несметное множество лошадей, — а попятился назад. Выбрался из гущи. А когда мы оказались на свободе, он развернулся к цели. Помчался вихрем. Увидевшие — увидели, не увидевшие — пусть жалеют!
Тарлан приблизился к краю темной ямы. Разжав колено, я выпустил тушу. Но голоса распорядителя почему-то не услышал. Обернувшись, с досадой ударил себя по колену: улак лежал на краю ямы, а не на дне!
С досады я решил обидеться. С таким расчетом, чтобы услышали все, и особенно распорядитель, я крикнул:
— Мы уезжаем! Нам когда-нибудь вообще давали награду по справедливости?
И пустился в путь, с силой стегнув Тарлана. Поехали, Тарлан, такие бедолаги, как мы, людям неинтересны! Едем, Тарлан, ведь голова у нас — плешивая! Нам, плешивым, награда не полагается!
Оглянулся. Надеялся, что друзья-односельчане вернут нас. Придержал Тарлана. Опять обернулся. Хоть бы одна душа за нами поскакала! Проехал мимо людей, сидевших на дувале. Может, кто из них попросит вернуться. Мимо стольких людей проехал, и хоть бы кто словом обмолвился! Не спросили даже: «Куда путь держишь, Зиядулла-наездник?» А еще людьми называются! Да ну их всех!
Теперь я обиделся и на зрителей. Ну и сидите здесь, как слепые, а я отправлюсь домой и с удовольствием растянусь на постели, сказал я себе.
Поехал по улице, которая вела в кишлак. Остановился возле пересекавшего улицу арыка. Тарлан потянулся к воде. Я не дал ему попить. Привязал к концу палки, торчавшей из-под крыши дома Шакиркула. Отряхнул от пыли одежду. Умыл лицо. Попил воды, зачерпывая ее ладонями. Со вздохом уставился на арык.
На глаза мне попался мальчуган. Он сидел у арыка, макал лепешку в воду и ел. Пригляделся, а штанишки у него мокрые.
— Чей ты, сынок?
— Моего отца.
— А кто твой отец?
— Шакиркул.
— Вот как! И как зовут? Карим? Молодец! Штанишки-то у тебя мокрые, Каримбай?
— Мама на свадьбе.
— Вот оно что! А сам, значит, переодеваться не научился. А мы вот со скачек едем. Нет больше справедливости на скачках, Каримбай. Выигрывают только свои.
— Скачки уже закончились?
— Нет, еще идут.
— Тогда езжайте туда.
Я насторожился. Внимательно посмотрел на мальчугана.
— Вы что-то сказали, Каримбай?
— Вы ведь попили воды.
— Да, Каримбай, попил. Но что мне теперь прикажете делать, Каримбай?
— Езжайте на скачки.
— Я вроде как решил не возвращаться, Каримбай. Нет больше справедливости для нашего брата.
— Если сейчас не поедете — скачки кончатся.
— Ну, так и быть, уговорили, Каримбай. Ехать так ехать, будь по-вашему.
Отвязал Тарлана, оседлал.
— Я возвращаюсь, Каримбай. Не могу отказать в вашей просьбе. А так бы ни в жизнь не вернулся.
На обратном пути я все еще злился на зрителей. Сердито глянув на них, сказал про себя: «И вы еще называете себя людьми? Один Каримбай оказался человеком».
Я встал в стороне от сгрудившихся всадников. Распорядитель бросил на меня взгляд, что-то сказал стоявшим рядом наездникам. Мол, как собака: сам ушел, сам вернулся. Я уверен, что так он и сказал. И другие так же сказали. Что я им должен был ответить? Что Каримбай меня вернул? А вдруг спросят: какой-такой Каримбай? Сын Шакиркула в мокрых штанишках? Э, кто будет разбираться! Скажу: учитель Карим вернул.
Односельчанину Самаду я громко, чтобы все слышали, сказал:
— На обратном пути Каримбай схватил за поводья. Все не мог успокоиться: вернитесь да вернитесь. И такая мольба была у него в глазах, что не смог ему отказать.
56
Отара рассыпалась по горным склонам. Пока ее собирал, уже стемнело. Домой вернулся в сумерках. Выяснилось, что наш участковый оставил какой-то клочок бумаги. Завтра в десять утра мне нужно быть в милиции. Зашел в дом напарника и извинился. Попросил его завтра попасти овец одному. Сказал, что вышло неотложное дело и я отработаю в другой день.
Спозаранку вдвоем с Тарланом отправились в город. Привязал Тарлана у входа в милицию, вошел в комнату. Вытащил из-за пазухи бумажку, показал милиционеру, сидевшему у двери. Он провел меня в комнату с обитой кожей дверью. Сидевший в глубине молодой человек встал и вежливо меня пригласил. Представился: капитан Рузиев. Милиционер, который привел меня сюда, вышел. Капитан-начальник кончиком своей ручки указал мне на стул. Я сел. Начальник порылся в бумагах.
— Значит, фамилия ваша Курбанов, верно? Почему опаздываете, брат? Время-то уже двенадцать.
— По правде говоря, капитан-начальник, ехал я сюда со скоростью Тарлана.
— Вот как? И кто этот ваш Тарлан?
— Это наш конь, капитан-начальник.
— Ах вот оно что! Выходит, вы на коне приехали, когда столько техники вокруг?
— А то как же! Техника — это не для нас, капитан-начальник. Я не выношу запаха бензина.
— Значит так, ака. Мы бандитов ищем. Устроили очную ставку пострадавшего и подозреваемых. Он показал, это не те люди. А вы не пришли. Придется вызвать вас еще раз.
Мы с Тарланом вернулись в кишлак.
57
Вечером, когда смотрел телевизор, пришел Рихсиев. Он лег, подмяв под локоть подушку.
— Ну что, товарищ Курбанов? Слушали доклад, который я читал по радиоузлу?
— Нет, а когда читали?
— Ну вот тебе раз, ведь только что и читал. Двадцать минут и сорок секунд!
— Я смотрел телевизор. А на какую тему читали доклад?
— О международных событиях.
— Вот как! И какие же новости в мире?
— Международные дела никудышные, товарищ Курбанов, совсем никудышные. Ситуация все обостряется и обостряется. Страны НАТО размещают в Западной Европе крылатые ракеты. В Сальвадоре идут кровавые сражения, обстановка в Никарагуа сложная. Туго приходится народу Палестины. И всему виной — империалисты США, товарищ Курбанов. Империализм замышляет провокации. К примеру, империалисты США организовали в Польше провокационно-диверсионные группы. Отравили народы идеологически, вот. Порешили с корнем уничтожить в Польше социалистическое общество. Однако злодейские планы империалистов разоблачили. ПОРП отстояла социализм...
Ни единого слова из его рассказа я не понял. Смотрел в телевизор, а ему кивал головой: мол, да, да...
58
Через два дня участковый снова принес бумагу. И снова ранним утром мы с Тарланом отправились в путь. На этот раз торопились и прибыли вовремя. Капитан-начальник возил четырех подростков в больницу, устроил им очную ставку с мужчиной в полосатом халате. Потом устроил очную ставку со мной.
— Не те, — помотал я головой. — Волосы у них были длинные-длинные.
Капитан-начальник рассмеялся.
— А не припомните ли, ака, не было у них на лице повреждений?
— А то как же! Настоящая рана была на лице, капитан-начальник.
— И какая же рана?
— У обоих лица были в крови. Ведь мужчина в полосатом халате бил их по головам.
— Вот как? Что ж вы раньше об этом не сказали, ака? Это меняет дело.
— И потом, у самого младшего одежда была в грязи, капитан-начальник.
Капитан-начальник начал быстро писать. Мотнув головой, засмеялся. Почему он засмеялся — я так и не понял.
— Скажите, ака, знаете ли вы хотя бы одного человека, кто был свидетелем этого происшествия?
— Может, я и преувеличиваю, капитан-начальник, но там было больше ста человек. Как я мог узнать кого-то из них? Там было даже два милиционера.
— Как вы сказали? Два милиционера? В самом деле?
— Так и есть, капитан-начальник. Сидели прямо за моей спиной и пили чай.
— И они тоже всё видели?
— А то как же! Видели от начала до конца, капитан-начальник!
— Вот оно что!
Капитан-начальник вытащил из железного сундука одну большую толстую бумагу и развернул ее. На бумаге было наклеено видимо-невидимо фотографий.
— Посмотрите, ака, нет ли среди них тех, кого вы видели.
Я разглядывал фотографии, водя по ним пальцем. Наконец узнал одного из них. Ткнул в его лоб пальцем.
— Вот он, тот самый!
Капитан-начальник посмотрел, наклонившись, и покачал головой. Сложил фотографии и засунул в сундук. Вышел и снова вернулся.
— Вы, ака, побудьте пока вон в той комнате. Я сам вас позову.
Я вошел в соседнюю комнату и сел. Это была комната без двери. Капитан-начальник опустил бархатную занавеску. Кто-то спросил: «Можно?» Капитан-начальник стал задавать вопросы.
— Итак, где вы были двадцать четвертого января, в воскресенье часов в двенадцать?
— В каком январе? Январе этого года? На участке был.
— А нельзя ли поконкретнее?
— Вел наблюдение вокруг винзавода.
— Так, значит, вы были в районе завода?
— Да.
— И вам ничего не известно о происшествии в этот день у чайханы?
— Что за происшествие?
— Там была драка.
— Хоть убейте — ничего об этом не знаю!
— Хорошо. Подойдите сюда, ака.
Я вышел к ним. Парень, стоящий передо мной, точно был одним из тех милиционеров, которые пили чай за моей спиной.
Увидев меня, он побледнел.
Капитан-начальник показал ему на меня.
— А этого человека вы когда-нибудь видели?
Тот посмотрел на меня пристально и пожал плечами.
— Не припомню.
Я чуть было не рассмеялся. Потом напомнил ему о случае у чайханы.
Тот глядел в потолок и долго вспоминал. Затем вдруг приставил указательный палец ко лбу.
— Ну да, точно! Теперь вспомнил. Я шел к своему участку мимо этого места. Там еще на улице собралось много людей. Я и подумал: должно быть, торгуют чем-нибудь.
— Ну и ну! Ведь мы с вами еще разговаривали, брат. И я вам...
— Со мной говорили? Быть этого не может! Ложь! У вас ведь борода — думайте, прежде чем говорить. Вы спутали меня с другим человеком.
Капитан-начальник посмотрел на меня:
— Слышали? Он говорит, что там не был.
От удивления я даже схватился за ворот:
— О, Всевышний!
— Так, вы свободны Кадыров. Может, еще кого вспомните, ака?
— А то как же! И чайханщик все видел.
— Чайханщик? А еще?
— Еще видел продавец жареной рыбы.
— Так, продавец жареной рыбы. На сегодня все, ака. Об остальном поговорим в другой раз.
59
Когда в следующий раз прислали бумагу, я не поехал. Была причина — умерла бабушка Доно. Пошел на похороны. Старуху завернули в саван, поплакали, похоронили.
Я в мрачном настроении лежал дома, когда нежданно-негаданно явился Рихсиев. Сказал жене, чтобы подала чай.
— Что это вы не в духе, товарищ Курбанов?
— Бабушку Доно отнесли.
— Куда вы ее отнесли?
Тут я понял, что он не был на кладбище.
— Я говорю, что умерла бабушка Доно.
— А, стало быть, ее похоронили. Вы сказали «отнесли», вот я и решил, что отнесли какую-нибудь вещь.
Я отвернулся и закрыл глаза. Не смог сдержаться. Повернулся обратно. Впервые в жизни я решил дать Рихсиеву мудрый совет:
— Рихсиев-ака, вы человек образованный, знаете все новости в мире. Не мне вас учить. Никогда не отрывайтесь от народа, ака. И особенно — в двух случаях. Во-первых, на свадьбе. Засучив рукава, подобрав полы, послужите людям, чтобы свадьба прошла весело, радостно. Свадьба — она для всех, да. И во-вторых — будьте с народом во время траура. Горюя и плача, разделите горе людей. Горе, причиненное смертью, человек в одиночку перенести не сможет. Одному это не по силам. Не оставляйте человека одного, разделите с ним его печаль. Именно в этих двух случаях человек и проявляет свою сущность.
— Но я не знаю такой старухи. Кто она? На каких должностях работала?
— Она — человек, как и все мы. Бедная старушка. Всю жизнь проработала в колхозе. Под старость трудилась сторожем в магазине. У бедняжки Доно не было ни сына, ни дочери. Некому было о ней поплакать. Мы сами ее оплакивали, называя ее нашей тетушкой и бабушкой. Мы ее и хоронили. Народ ее похоронил.
— Я что-то слышал краем уха. Когда шел в школу на урок, люди говорили, что кто-то умер. Не придал этому значения.
— В этом все и дело. Вот почему на похоронах было так мало людей. С кладбища я вернулся расстроенный. «Неужели такова теперь стала цена человеку?» — спросил я себя. Рихсиев-ака, придет день, когда и мы с вами уйдем. Смерть ждет каждого из нас. И если в такой день мы не пригодимся друг другу — зачем тогда мы живем?
Рихсиев слушал меня, раскрыв рот.
— Разве обязательно идти всем, товарищ Курбанов? Да хватит и четырех человек из родственников. Поднимут носилки с четырех сторон и понесут. Больше четырех человек не нужно. А впрочем, пусть будет шестеро. Двое будут могилу копать.
— Рихсиев-ака, человек не собака, чтобы, волоча его за ногу, выбросить в яму. Человек на то и зовется человеком. Разве есть существо величественнее, чем человек?
Рихсиев слушал меня, раскрыв рот.
— Да ладно, подумаешь: какая-то там старушка. Всего-навсего сторожиха! Вот если бы она была личностью, имевшей большое международное или, по крайней мере, местное значение; если бы мы стояли в почетном карауле, повязав на руку черную повязку; носили бы траур, речь могли бы произнести...
— Рихсиев-ака, больших или маленьких людей не бывает. Все — люди. Хороший ли человек, плохой — живет он одну жизнь. Он жил так, как мог; делал то, что было в его силах, и считал себя человеком. Встречался с нами лицом к лицу, плечом к плечу, жил с нами в одно время. Когда человек уходит безвозвратно, тот, кто не проводит его, разве может считаться человеком?
— Смерть старушек, товарищ Курбанов, — дело местного значения. Большой важности не имеет. Вон сколько трагедий разыгрывается на международной арене... Иранский шах Пехлеви, оказывается, дал тайный приказ сжечь кинотеатр. В нем было пятьсот человек. Вот что такое настоящая трагедия. Ужас! Я выражаю иранскому народу глубокое соболезнование. Я встревожен международным положением, товарищ Курбанов. Очень озабочен! Международная обстановка с каждым днем обостряется все сильнее...
60
Наутро к нам пришел участковый. Не поздоровавшись, встал, заложив руки за спину, у порога и начал выговаривать:
— Вам что, советские органы — игрушка?
— Что мы такого сделали?
— Почему не явились в назначенное время?
Я взорвался:
— Не захотел идти и все тут! С женой в кино ходил! Понятно?
— Залезайте в машину!
Удивившись, я выглянул через дувал на улицу, а возле наших ворот — милицейская машина. Желтая. Мне стало не по себе.
— Участковый, брат, так не годится. Убери поскорее свою машину! Не дай Бог никому, чтобы у его ворот стояла «скорая помощь» или милицейская машина. Уезжай скорее, брат, пока никто не увидел!
— Будет вам, нечего философствовать.
— Вот я перед тобой. Хочешь — стреляй, а в милицейскую машину не сяду! Уж если есть такая нужда — поеду на автобусе.
— Тогда чтоб живо следом за мной приехали!
Они уехали. Я с тревогой выглянул через забор на улицу: не увидел ли кто милицейской машины? Хвала Всевышнему, людей на улице не было.
61
Я отправился в райцентр на автобусе. В дороге меня укачало. Пришел в милицию, открыл обитую кожей дверь. Капитану-начальнику рассказал о бабушке Доно. Тот покачал головой, выразил соболезнование.
В комнату вошел милиционер. Подошел к капитану-начальнику.
— Некоторые, товарищ капитан, указывают на Мумина — того, что с улицы Коммунизма.
— И где этот парень?
— Не видать нигде. Я аккуратно расспросил соседей. Говорят, лежит дома, лицо разбитое мазями мажет.
— Ясно. Глядите мне в оба, чтобы чего не пронюхал. Доставите, когда скажу. А сейчас приведите чайханщика и продавца рыбы.
Спустя некоторое время милиционер вернулся.
— Привел, товарищ капитан. Пусть войдут?
— Введите.
На пороге появились чайханщик и продавец рыбы. Чайханщик согнулся и поздоровался. Капитан-начальник, указывая карандашом на чайханщика, сказал:
— Сначала войдите вы. А вы — подождите в коридоре.
Чайханщик хотел поздороваться с капитаном-начальником за руку. Прижал руки к груди и засеменил по ковру. Капитан-начальник, не поднимая головы, карандашом указал чайханщику на стул. В замешательстве чайханщик чуть было не схватился обеими руками за карандаш. Потом отдернул руки и сел туда, куда ему показали. Прямо напротив меня. Кивнул мне. Капитан-начальник просмотрел кипу бумаг. Повернулся к чайханщику. Записал его имя и фамилию.
— А теперь расскажите о драке, которая произошла в вашей чайхане, Саттаров-ака.
— Какой драке?
— О драке, происшедшей двадцать четвертого января.
— Что еще за драка? Уж не сон ли это? Ах, да, вспомнил! История эта произошла не в нашей чайхане, а на улице, капитан-ука8 .
— Точнее, возле вашей чайханы.
— Сами понимаете, капитан-ука, в базарный день народу бывает много. Обычно я очень занят. Шум такой, что ничего не услышишь.
— Но ведь, наверное, можете отличить простой гул в чайхане от криков драки?
— Не отличаю, капитан-ука, совсем не отличаю. В этом все дело. В ушах все время гудит. А кто, о чем — не разберешь. Хотите верьте, хотите нет. Вот, если сосчитать на пальцах, я могу сказать: есть в этом гуле голоса стариков — это раз! Есть молодых — это два! Есть и голоса старушек — это три! А есть и девичьи — это четыре! Еще есть голоса младенцев — это пять! Итого уже пять! Теперь сосчитаем остальное. Кроме перечисленного: шум от проезжающих по улице машин — это раз! Мычание коров, возвращающихся с базара, — это два...
— Ладно, хватит. Расскажите мне о том, что видели.
— Как же так, капитан-ука? Как я мог видеть, если я ничего не слышал?
— Но глаза-то у вас есть?
— Все верно, глаза есть. Всевышний, как вы можете заметить, и нас тоже ими не обделил. Только знаете, капитан-ука, если бы вам довелось выпить хоть пиалку чая в нашей чайхане, вы бы точно заметили, что самовар наш стоит в самой глубине чайханы! Есть одно махонькое окошко, как в ларьке. Во-от такусенькое! Через это окошко я и передаю чай. Окошко вровень с моей грудью. Если даже вот так согнусь и выгляну — улицы мне оттуда не видно. У меня аж поясница разболелась, капитан-ука. Целый день нагибаюсь.
— Но, может, вам хоть что-то известно об этой драке?
— Известно, капитан-ука. Один раз нагнулся и увидел толпу на улице. Больше ничего не видел.
— Ладно, идите. Если понадобитесь — вызовем снова. Спутнику вашему скажите, пусть войдет.
Прижимая руки к груди, чайханщик кивнул капитану-начальнику. Быстро засеменил к двери, будто за ним кто-то гнался.
Вошел продавец рыбы. Капитан-начальник записал и его имя и фамилию. По тому, как он надменно расселся и как вопрошающе — мол, слушаем — нахмурил брови на капитана-начальника, было видно, что человек он бывалый. У меня появилась надежда.
— Итак, теперь мы вас послушаем, Шукуров-ака.
Продавец рыбы даже глазом не моргнул.
— Что вы хотите услышать?
— Как вы знаете...
— Знаю, участковый мне говорил. Но я ничего не видел. Все! Могу даже написать. Больше ничего! Я могу идти? Меня работа ждет. На этом все!
— Не спешите, разговор наш только начался. Вы наверняка оставили кого-нибудь вместо себя.
— Сын остался. Он еще молод, может обидеть посетителей. Все!
— Что-то больно часто вы «всекаете». Отвечайте на вопросы! Решается судьба человека! Что неясно?
— А вы не кричите на народ. Пользуетесь тем, что сидите за должностным столом. На этом все!
— Я разговариваю с вами, а не с народом.
— Народ начинается с одного человека. Я — выходец из народа, не кричите на меня. Все!
— Я разговариваю, а не кричу.
— Нет, кричите. И все тут!
— Ладно, не будем кричать. Похоже, Шукуров-ака, вы сегодня не с той ноги встали. Свободны, можете идти. Вызовем вас снова.
— Как хотите. Все равно ничего нового не услышите. На этом все!
Продавец рыбы ушел, задрав нос. Капитан-начальник отпустил и меня. Сказал, что вызовет еще раз.
— Капитан-начальник, дома у меня полно дел. Вдобавок столько раз уже пропускал улак. Почесаться некогда...
— А как прикажете мне поступить, ака? В общем, так. Свидетели в этом деле нам не нужны — есть медицинская экспертиза. Вы бы только помогли преступников опознать. Те двое — городские. Продавец рыбы с чайханщиком знают преступников. Но вы сами слышали, что они говорят...
62
Я шел по обочине дороги. Прошел мимо того места, где была драка. Дорогу мне преградил человек в белом халате. Взглянул ему в лицо, а это продавец рыбы. Он взял меня за локоть, потянул в свою лавку. Сели на длинную скамейку в стороне от котла. Положив мне ладонь на колено, продавец спросил:
— Это вы на меня донесли, ака?
— Я не доносил.
— Нет, донесли. И все тут! Что может быть хуже, чем донос?
— Друг, я сказал то, что видел.
— Сплетни, уважаемый, — дело бабье. Все! Вы ведь нормальный мужчина. «Сказал то, что видел». И что же вы видели? Ну, что?
— Сказать по правде, друг, и вы себя вели не совсем подобающе. Ведь вы все видели и не подошли. Собака ваша — и та прибежала, хотя у нее человеческого разумения нет.
— Это собака! Собака на то и собака. И все тут! Влезает, куда ее просят и куда не просят, и лает. А так — какое ей дело до других? Знала бы себе полеживала. Собака делает свое собачье дело. Но мы-то с вами люди. Мы не должны равняться с собакой. Все! И вообще, родственник ваш оказался довольно странным человеком. Ребята свалят его с ног, а он снова поднимается; снова свалят — он снова встает, хоть и шатается.
— Что же ему еще было делать?
— Лежал бы себе. И все тут! Разве в одиночку он справился бы с троими? Будь я на его месте — после первого удара грохнулся бы на землю. И больше не вставал бы. Все! А поднимешься — все равно свалят с ног. До их ухода притворился бы, что лежу в беспамятстве. Глядишь и отделался бы одним ударом. И не получил бы никакого увечья. Все! Ведь что в результате? Родственник ваш лежит теперь в больнице еле живой. И все тут! Вы его навещаете? Как он сегодня?
— Нет, не ходил.
— Вот тебе раз! Это еще почему?
— Я ведь с ним не знаком.
— Ну надо же! Вдобавок ко всему вы с ним еще и не знакомы?
— Это правда.
Продавец нагнулся, посмотрел мне в лицо. Понял, что я не вру, хлопнул себя по коленям и рассмеялся.
— Ну вы даете! Да вы, оказывается, Афанди9 !
Продавец поглядел на собачку, лежащую возле деревянной решетки. Покачав головой, опять рассмеялся.
— Вот так штука! Какое же вам дело, если он вам не родственник и даже не знакомый? Нет, вы настоящий Афанди! Или вам от этого была личная выгода?
— Какая еще выгода, друг?
Продавец показал жест, потирая палец о палец.
— Деньги? Не говорите так, друг, не говорите так.
— Почему ж тогда вы так переживаете? Вот так штука, ну и Афанди! Ладно, на этом все! Вы решили снова туда пойти? Тогда вот что, ака: вы меня не видели, а я — вас. Еще раз наябедничаете — и мы сильно поссоримся. Все!
Я сел в автобус. Глаза мои слипались. Братья мои, как болит голова!
63
Назир-маслобойщик на скачки приехал на кобыле. Всем кобылам кобыла. Круп широкий, крепкий, поблескивает.
Тарлан уставился на кобылу, и глаза его стали совсем другими. Пустил его на улак — он пошел в сторону кобылы. Потянул поводья — стал порываться к кобыле. Пустил его за конем с улаком — поскакал за кобылой. Я не знал, что делать. Назиру-маслобойщику высказал свою досаду:
— Эй, друг, спрячьте от глаз подальше свою кобылу. Пожалуйста.
Наездники, смеясь, отпускали соленые шуточки. Назир-маслобойщик уехал со скачек. Довольный, я пустил Тарлана на улак. Тарлан был рассеянным. А ведь настроение у него, похоже, хорошее. Терпение мое лопнуло. Я разозлился. Рукояткой плетки ударил Тарлана по голове.
— Проклятие твоим предкам! Вот тебе, вот!
Подняв передние ноги, Тарлан подпрыгнул чуть ли не до небес. Раздраженно заржал. Несколько раз обежал долину. Весь покрылся потом. Пот стекал у него со лба, падал в ноздри, которые то открывались, то закрывались, подобно рыбьей пасти. Я подъехал к толпе всадников. Пустил Тарлана на улак, хлеща плеткой куда попало. Он опять заупрямился. Рукояткой плетки я начал бить его между ушами, по морде.
— Что? Тебе все мало? Вот, получай, вот! Чтоб тебя перевернуло!
Братья мои, когда находит гнев — уходит разум! Я содрал с Тарлана седло, упряжь, уздечку. Стеганул по голове.
— Уходи, зверюга, уходи! Ты конская колбаса, да и только. Позвала тебя кровь предков!
Тарлан убежал, потряхивая гривой. Наездники бросились было за ним, но я махнул рукой: мол, не надо.
Я не стал дожидаться конца скачек. С седлом и упряжью под мышкой пришел домой. Жена встревожилась, спросила про Тарлана.
— Не спрашивай, жена, не спрашивай. Помнишь, приезжали артисты из Термеза, показывали спектакль в клубе? Что в этом спектакле тогда сказал Алишер Навои? Как ни воспитывай скотину, она все равно останется собакой или ослом. Человеком она не станет. Так он сказал. Навои оказался прав, жена! Холил я коня, сам весь высох. Не пил, не ел — все отдавал Тарлану. Даже детей обделял — все ему отдавал. И все равно Тарлан не стал человеком. Я его избил и прогнал. Отказался от него. Ушел Тарлан к своему звериному роду. Вот увидишь, жена: Тарлан ослепнет. Мои хлеб и соль сделают его незрячим. Вот увидишь.
— Зря вы так поступили. Лошадь была дорогая.
В душе у меня лопнуло что-то и рассыпалось на мелкие-мелкие кусочки. Жалко мне стало Тарлана.
64
Поздно ночью послышался стук в большие ворота.
— Кто бы это мог быть? — подумал я и, набросив на плечи чапан, вышел во двор.
— Кто там? — спросил я.
Никто не ответил. Заскрипела цепь на воротах. Я подошел, открыл. О Всевышний, у ворот стоял Тарлан. Один! Он потянулся ко мне мордой и виновато зафыркал. Я не сказал Тарлану ни слова, даже не взглянул на него.
«Да, ты стал человеком», — подумал я и отвернулся от него.
Тут уж никуда не денешься: нельзя же прогнать человека, который пришел к тебе в дом. Не проронив ни звука, я пошел к конюшне. Тарлан потрусил за мной. Пустил его в конюшню и запер дверь.
65
Наутро пришел Назир-маслобойщик. Позвал меня из-за дувала.
— Зиядулла-наездник, можно вас на пару слов?
Протянул руку через дувал.
Справившись о делах и здоровье, спросил:
— Как там наш жених?
Я был в недоумении:
— Какой жених?
— Как какой жених — Тарлан!
— А, Тарлан? Ничего, ничего.
— Домой пришел?
— Да, пришел. А что?
— Да просто, интересуюсь.
Назир рассказал о том, что произошло.
Оказывается, Тарлан после нашего расставания отправился прямиком к Назиру-маслобойщику. Сам вошел в ворота.
В это время Назир как раз расседлывал свою кобылу. Увидев Тарлана, удивился, но не прогнал. А что он мог сделать? Разве можно что-то сказать жениху, который сам пришел в дом с поклоном?
Жених не постеснялся — придется стесняться хозяину, подумал Назир. И, прикрыв глаза воротом чапана, вошел в дом.
Братья мои, и пророк приветствовал своего зятя. Ах-ха!
Я молча слушал, прислонившись к дувалу.
Дальше Тарлан с кобылой стали обнюхивать друг друга, тереться мордами. Говорили о чем-то. Объяснившись в любви, стали угождать друг другу...
Спустя какое-то время маслобойщик проснулся. Глянул — а жениха и след простыл.
Тарлан отдал свою любовь. Олмакуз, кобыла Назира, ее приняла. Ах-ха!
— Да, получается, Зиядулла-наездник, мы с вами стали сватами.
— Не шутите так, ака, не шутите!
— Какие там шутки! Чем вы кормили жениха, Зиядулла-наездник?
— Да будет вам уже!
Я всплеснул руками и засмеялся, прикрыв лицо ладонями.
— Хватит, ака, хватит!
— Ты смотри! А мы-то и не догадывались...
— Тише, жена услышит!
— А нам-то и невдомек...
— Ну вот, наш Тарлан, оказывается, шустрый малый.
— Ну да, — согласился Назир. — Весь в хозяина. Недаром говорят: каждая скотина на своего хозяина похожа.
— Что-что?
— Если скотина не будет похожа на хозяина — как пить дать, подохнет.
Отковыряв кусок глины из дувала, я метнул его в Назира. Тот прикрыл лицо рукой.
— Тише! Жена услышит, — сказал я.
Хлопнув в ладоши, я опять рассмеялся.
— Какой же все-таки шустрый у нас Тарлан! — не унимался Назир.
Я взял себя в руки, протер слезящиеся от смеха глаза.
— Да, бывает такое. Что поделаешь — живая душа. Заходите, сват, чаю попьем.
— Нет, сват, нет. Пойду я на свою маслобойню.
— Ну хорошо. А где невестка-то, сват?
— Вон она, невестка!
Я посмотрел через дувал и увидел стоящую возле Назира лошадь.
66
Самад-наездник получил на скачках все полагавшиеся ему награды. На обратном пути всех нас пригласил в гости.
Когда подъехали к его дому, я призадумался. Все наездники, кроме меня, живут рядом. Они отведут коней — и сразу к нему. Наш дом отсюда далеко. Пока отведу Тарлана домой и вернусь, дважды можно будет плов приготовить. Гости не станут меня дожидаться. Все мясо съедят. А могу и я полениться и не прийти.
Думал-думал — и решил остаться. Что ни говори, а желание поесть — свое возьмет.
Привязал Тарлана к воротам. Когда снимал с седла выигранные на состязании ковер и халаты, увидел на улице братишку жены, Каракула.
— Куда путь держишь? — спросил я.
— К вам, — ответил он.
— Тогда и Тарлана с собой возьми, — сказал я.
Поддержав Каракула за ноги, помог ему сесть в седло.
У Самада-наездника мы отдыхали, полулежа на курпачах и сладко потягиваясь. Оживленно беседовали, обсуждали прошедший улак. Наездники оценивали коней. О допущенных промахах говорили друг другу в лицо. Когда речь заходила об удачах — одобрительно похлопывали друг друга по плечу.
— Вот и молодец, живи долго! — так говорили мы, хлопая друг друга по колену. Ставили друг друга в пример.
Самад-наездник снял с гвоздя домбру. Настроил ее. Щелкнул пальцами, заиграл. Каждый из нас погрузился в свои раздумья. Дошла очередь и до меня. Я сел, скрестив ноги. Засучил рукава. Настроил домбру на свой лад. Играя шутливые частушки, я подтрунивал над наездниками. Самад, не вставая с места, в такт поводил плечами.
В шутки свои я вставлял колкие словечки. Упоминал и о лошадях. У меня получилась лошадиная песня! Вот так!
Шире не видел спины —
Молодоженам кровать,
Пар из ноздрей изойдет —
Вспыхнет сухая трава,
Воду пролью меж ушей —
Станет вертеть жернова!
Братья мои, конь, о котором говорится в песне, — и есть наш Тарлан. Вот он гарцует, и тело его упруго вздрагивает. Вот Тарлан заржал, глядя на безбрежные холмистые степи Вахшивара. С могучих холмов откликнулось ему эхо. А может, и ваш конь — сродни нашему Тарлану? Тогда эта песня и о вашем коне. Вот так!
Но не годится без конца слагать песни о конях — пора перейти и к наездникам. Кого бы мне воспеть? Может, наездника Одину, что задумчиво сидит в углу? Ему уже за тридцать, а он еще не женат. Дай-ка я кольну его разок — авось взыграет в нем юношеский задор! Ах-ха!
Позовет в дорогу если
Свадьба доброго кунградца,
Если на почетном месте
Сядешь между домочадцев, —
Что скажу, когда обнимешь
Пери, что смешлива вечно?
Сердце стало с ней беспечно!
— Эх, сразил наповал!
— Так держать, Зиядулла-наездник!
Друзья смекнули, к чему я клоню. И тот, кому была предназначена моя песня, тоже понял! Поглядел на скатерть, мотнул головой и засмеялся. Следующие свои слова я произнес без насмешки:
— Одина-наездник, к тебе обращаюсь. Пока в доме всадника две головы не появятся — богатство его не удвоится. Женись же наконец, друг. Ходишь и молчишь, будто в рот тебе толокна набили. Откройся нам: что стряслось? Мы — твои товарищи по стремени. Сгодимся тебе и в добрый час, и на черный день.
Другие наездники меня поддержали.
Наездник Одина ответил не сразу. Оказалось, этот негодник Одина имеет виды на мою свояченицу. Вот так штука! Посылал сватов, а теща наша ему отказала.
Я спросил, а что, кроме моей свояченицы, никакая другая не подойдет? Одина ответил, что нет. Оказывается, кроме сестры моей жены, никого на свете он знать не желает. Мол, свояченица наша во всем мире одна такая, единственная.
— Да быть того не может! — удивился я.
— Клянусь! — отвечал Одина.
Братья мои, выходит, он и в самом деле влюблен. Ах-ха!
— Так и быть, Одина-наездник! Дай руку — и я сам стану твоим сватом! — сказал я. — Не будь я Зиядулла-наездник, если не женю тебя на свояченице и мы с тобой не станем свояками. С этого дня мы с тобой свояки! — так и сказал. А еще добавил: — Ну-ка, подвиньтесь! Свояк свояка встретил!
67
Верно говорят, братья мои, поручишь дело мальчишке — сам беги за ним следом. Только вдумайтесь, что натворил братишка моей жены: из арыка, что возле дома, напоил Тарлана! Тарлан напился воды, когда был весь в поту. Потом Каракул отвел Тарлана в конюшню и привязал.
Утром вывел я Тарлана из конюшни, а у него шкура на брюхе ходуном ходит! Так бывает, братья, когда конь опился воды! В Тарлана попала вода! Вот удружил шурин! Ну голова! Что мне ему сказать? Сказать, что, когда конь весь в поту, нельзя его поить и потом запирать в конюшне, не выгуляв хорошенько? Сказать, что иначе конь станет непригодным для скачек? Сказать, что хоть в школе ты и секретарь комитета комсомола, а таких простых вещей не знаешь? Или сказать, как это у тебя, отличника Кадырова Каракула, без единой четверки, не хватило ума? Или, может, сказать, что на то, чтобы обмениваться под партой записочками с дочерью Омана-музыканта, у тебя ума хватает, а на такие простые вещи — нет? Был бы ты, как я, плешивый, — простил бы. С плешивого что возьмешь? У него ум с волосами выпал. Но ведь на твоей голове — копна волос! Но не скажу, ничего не скажу! Шурину такое говорить нельзя, хотя бы ради его сестры.
68
И я занялся тем, что, оседлав Тарлана, стал сгонять с него воду. Многие состязания прошлось пропустить. Если и ездил на них, то скакал не на Тарлане. Брал чужих лошадей.
69
Так случилось однажды и на состязаниях в Вахшиваре.
Вон та белая гора на западе называется Кирагатаг. Она — продолжение Гиссарских гор.
Не сказать, что гора Кирагатаг расположена близко. Горы эти громадные, и потому кажется, что до них один шаг. Мелкие пятна на них — это заросли арчи. На самом деле арча не такая уж и маленькая — так только кажется издалека. Арча достигает высоты карагача. Ствол — толщиной с человека.
Холмистые степи и горные склоны там покрыты снегом. Долина Корбосды, что находится во впадине горного склона, тоже вся в снегу. Столько снега, что даже сапоги проваливаются. На снегу — следы зверушек. Вокруг следов — куриные перья. Это проделки лисы. Есть и пятипалые следы — волчьи.
Небо сияет. Над головой — ослепительное солнце. Глазам больно смотреть. Искрящиеся, как рыбьи чешуйки, снежинки вышибают слезы из глаз. Все вокруг белое и гладкое, как яичная скорлупа. Поди догадайся, где под снегом яма, а где обрыв.
В душу мне запало сомнение. Участвовать в улаке не хотелось. Но раз приехал — дай, думаю, попробую.
Решил скакать на коне Джуры-бобо.
— Осторожней скачи, — сказал старик.
Смятение в душе усилилось. Натянув шапку до бровей, прикрыл глаза от солнца. Прочел про себя молитву. Направился к темнеющей вдали кучке людей, сгустившихся на белой, как отбеленная бязь, равнине.
Наездники разбрелись, окутанные паром из конских ноздрей.
Улак поднимали дважды. Я наблюдал, как скачут лошади. Мне было и жалко их, и смешно. Кони с трудом вытаскивали ноги из снега. Останавливались и снова начинали движение. Словно шли иноходью. Кони не могут быстро скакать по снегу. Снег сковывает им ноги и слепит глаза.
70
На состязание меня не тянуло, я отошел в сторонку и стал наблюдать. Взгляд мой упал на одного наездника. Конь у него был низенький, чуть повыше осла. Желтая шерсть на нем, как на теленке, — длинная-предлинная. Стремян не было, ноги наездника болтались, задевая снег. Мне захотелось рассмеяться. Но всмотревшись в лицо наездника, я обомлел. Смех застыл в горле. Это был тот самый — плешивейший из плешивых! Но как он сюда попал?
Я подошел к Джуре-бобо, который, оседлав Тарлана, стоял в сторонке. Спросил у него. Джура-бобо ответил, махнув рукой:
— Говорят, он приятель хозяина свадьбы. Сразу его узнал?
— Как не узнать, если он такой же плешивый, как и я?
Стоящий рядом мужчина вмешался в разговор:
— Так это тот самый бывший начальник управления? Вот и я тоже смекнул: что-то здесь не так.
— Что именно?
— Не обижайтесь, что называю его плешивым, Зиядулла-наездник, но лучше бы мне не видеть лица этого плешивого, пропади он пропадом. Эта язва народа сделала свое дело. Как собака, бродит теперь по улицам.
— К вам тоже приходил?
— Лучше бы вам не спрашивать, а мне не отвечать. Всех лошадей загубил. Хозяин свадьбы приходится ему дружком, а у самого — коней не осталось. Шел тогда за своей лошадью и плакал. И вот плешивый заявился к нему на свадьбу. Как хватило у него совести и с каким лицом пришел — мне неведомо. Да что говорить, голова у него — что лицо, одно целое. Взятки гладки!
— Но кто дал ему коня?
— Сам попросил. Еле идет, весь трясется. Пьяный — вдрызг! И вдобавок Хаджикулбай его здорово провел. Будто бы из уважения, подсунул ему мула, похожего на осла. Дескать, все же, как-никак, начальство, поезжайте и присмотрите за состязаниями. Бедняга поверил и примчался руководить. Только бы его лошади не затоптали.
Наездники что было сил понукали коней. Хлестали плетками по крупам. С криками и гиканьем гнали их в круг, где находился улак. Распорядитель объезжал столпившихся наездников, подгонял их и подбадривал:
— Ну же, давай! Хватай улак!
А плешивейший из плешивых призывал орущих во все горло наездников к порядку:
— Шумно, товарищи, очень шумно! Пусть будет поменьше шума!
Один наездник хлестал плеткой коня за то, что тот не решался подступиться к туше.
— Вот скотина, проклятие твоим родителям! Получай за это!
Плешивейший из плешивых сделал ему замечание:
— Не сквернословьте, товарищ наездник! Здесь общественное место!
Наездник его не расслышал, а распорядитель хмуро посмотрел на плешивейшего из плешивых.
71
Братья мои, душа моя была не на месте! Если б Тарлан был в порядке, я бы состязался на нем. Я бы показал этому плешивому...
Гнедой Джуры-бобо разволновался! Тряхнув поводья, рванулся к улаку. Захотел его унести. В такие минуты не стоит удерживать коня. Это все равно что отвести его к воде и не дать напиться. Так коня только испортишь. Он станет равнодушным к улаку и наезднику.
Конь Джуры-бобо опять тряхнул поводья, и я пустил его в круг. Улак вынесли вместе с одним саврасым. Саврасый оказался ловчее: он свернул с дороги, а его наездник наддал коню. Я скакал, держась за улак. Моя замерзшая рука соскользнула с туши. Гнедой Джуры-бобо не отставал от саврасого и расстояние между нами было в маховую сажень. Но за нами след в след скакали другие кони. В этом случае отставать от улака опасно. Самый проворный из мчащихся следом всадников может протиснуться между нами и сломать протянутую руку. Вот почему я не стал тянуть руку за улаком. Конь Джуры-бобо повернул в сторону.
Но теперь меня самого охватил азарт. Тело мое напряглось.
Когда тушу поднимал каурый конь, я присоединился к всадникам.
Доводилось ли вам видеть коня с шерстью курчавой, как у ягненка, а глазами — круглыми, как яблоки? Тогда — дай вам Бог удачи! Это и есть каурый конь! Каурый конь с глазами-яблоками!
Гнедой Джуры-бобо приблизился к улаку вплотную. Отставать от улака в этом случае очень и очень опасно! Если вырвать тушу, она с силой ударится о грудь, а потом и о колени коня. Конь споткнется и упадет.
Чтобы завладеть улаком, правильнее всего вырваться вперед и выхватить его. Я решил так и сделать. Вытянулся в седле, вцепился в улак и ударил плетью коня Джуры-бобо. Но конь Джуры-бобо не чета нашему Тарлану, который скачет только вперед. Он свернул в сторону. Улак перешел в мои руки, но я не сумел сразу его приподнять. Туша с силой ударилась о грудь гнедого Джуры-бобо, а потом о его передние ноги. Гнедой споткнулся и нагнулся вперед. С улаком в руках я перелетел через голову коня...
72
Открыв глаза, я увидел небо. С трудом различил голоса людей. Огляделся вокруг. Возле меня стояли Джура-бобо и несколько моих товарищей по стремени. Поодаль стояли кони. Товарищи по стремени оживились:
— Ну наконец-то глаза открыл.
— Он пришел в себя. Еще раз потрите ему лицо снегом.
— Ну что, Зиядулла-наездник, кости целы?
Только сейчас я понял, что произошло. Попробовал подняться. Правая рука, которой я держал улак, не шевелилась. Была будто неживая. Напрягся что есть мочи и приподнялся. Рука отозвалась острой болью. В глазах у меня все потемнело, снег сделался черным. Снова упал навзничь.
— Он хочет встать. Поднимите его.
Когда я снова открыл глаза, то заметил среди других всадников, стоявших вокруг меня, плешивейшего из плешивых. Я всмотрелся в его лицо. Оно было радостным, даже слегка светилось улыбкой. Это он спьяну или надо мной смеется?
Плешивейший из плешивых заговорил, поглядывая на окружающих:
— Еще много лет назад я утверждал, что улак — пережиток прошлого, он вредит здоровью и опасен для жизни! И вот вам тому подтверждение! Не хотел отдавать своего коня на мясо — и отсидел по закону. Вот вам подтверждение! А сдал бы коня на мясо — не лежал бы, распластавшись, на земле. Хорошо еще, что не умер! Но все равно: он теперь стал инвалидом. Все!
— Когда хороший человек падает с коня — плохой становится прорицателем!
Это сказал Джура-бобо. Он одним выстрелом убил двух зайцев: поднял мне настроение и уколол плешивейшего из плешивых.
Я почувствовал непонятный привкус во рту. Пошевелил челюстью, и что-то скрипнуло. Кончик языка прошел между зубов. Попробовал засунуть в рот палец — тот оказался в крови. Сунул руку под мышку и вытер палец. Понял, что непонятный привкус во рту — от крови, а то, что поскрипывает и движется за щекой, — выбитый зуб.
В душе будто что-то сдвинулось. Правая рука невыносимо ныла. Я приподнялся, опираясь на левое колено. Товарищи по стремени подхватили меня под мышки. Я покачал головой, сказал, что сам справлюсь. С трудом встал на ноги. Голова закружилась, в глазах потемнело. Собрав все свои силы, крепко стиснул зубы. Теперь все вокруг встало на место. Рот до краев наполнился кровью. Еще немного — и прольется наружу. Я не знал, куда сплюнуть. Вокруг меня белым-бело. Если сплюну — снег станет кроваво-красным. А плешивейший из плешивых — увидит кровь...
Я встретился с ним глазами, тот смотрел на меня в упор!
Нет, так не пойдет! Выбитый зуб вместе с кровью во рту — проглотил.
73
Не моргнув глазом, шагая, как богатырь, пошел к гнедому Джуры-бобо. Правая рука не двигалась. Взявшись левой за луку, вскочил в седло. Правая рука заныла. Взяв поводья в левую руку, подъехал к наездникам. Тот, у которого я вырвал улак, с сочувствием спросил:
— Ну как, наездник, ничего не повредили?
Усмехнувшись, отмахнулся здоровой рукой:
— Пустяки. Немного вывалялся в снегу.
Глядевший на меня плешивейший из плешивых слушал, разинув рот!
Дерг-дерг! Ох, моя рука! Осторожно сунул правую за пазуху. Немного полегчало.
Улак был поднят. Я поскакал следом за группой всадников. Машинально высунул руку из-за пазухи.
Дерг-дерг! Как больно!
Кто унес улак — не знаю. Для отвода глаз следовал за конями. Сунул руку обратно за пазуху. Направил гнедого Джуры-бобо за улаком. Гнедой, видно, только того и ждал — мигом ворвался в круг соперников. Я попал в затруднительное положение. Как я подниму улак? Что если кони заденут руку и я соскользну с седла? Я растерялся и не знал, что делать. Но тут чей-то саврасый преградил нам дорогу. Гнедой Джуры-бобо не смог пробиться к улаку. Мое сердце успокоилось. Я облегченно вздохнул. Глянул на саврасого и подумал про себя: «Спасибо, что выручил».
Дерг-дерг!
Прежде, бывало, поджидаешь улак, а он оказывается не в твоей стороне. И надо же: именно сейчас улак мчит прямо на меня! Можно подумать, мне так нужен этот улак; будто он — моя заветная мечта!
Вот улак совсем близко. И все смотрят. Особенно — плешивейший из плешивых!
Стиснув зубы, протянул за улаком больную руку. Сделал вид, будто его схватил и что есть мочи тяну за ляжку. На самом деле, я только коснулся пальцами его шерсти.
Дерг-дерг!
Будто пытаясь вырвать улак, я с гиканьем огрел плеткой гнедого Джуры-бобо:
— Ну давай, милый!
Гнедой Джуры-бобо отстал от улака. Я покачал головой и, словно от досады, махнул рукой, в которой была плетка. Мол, как жаль: удача мне улыбнулась, но ушла. Дескать, не повезло.
Дерг-дерг!
Наконец-то все обещанные награды были разыграны и состязание закончилось.
74
Я оседлал Тарлана. Мы с другими наездниками вернулись домой.
— Позовите доктора, — сказал жене.
Пришел доктор со своим чемоданчиком. Потянул рукав с больной руки. Я застонал.
Дерг-дерг!
Рукав не снимался. Я дал доктору свой нож. Тот разрезал рукав. Глядь, а локоть на правой руке в три раза толще, чем на здоровой. Доктор покачал головой, усадил меня в машину.
Повез меня в больницу совхоза «Хазарбаг». Врачи осмотрели мою руку через какой-то аппарат. Потом наложили гипс.
— Не бойтесь, — сказали, — обычный вывих.
А чего мне бояться? Я, как упал с коня, сразу понял, что вывих!
Братья мои, если даже рот ваш полон черной кровью, не выплевывайте ее перед недругом!
75
Пролежал я больше двадцати дней. Врачи сняли гипс, отпустили домой.
Тем, кто справлялся о моем здоровье, я показывал руку. Хасан-бобо повертел ее, осмотрел и говорит:
— Эге, так она у тебя теперь кривая.
Я присмотрелся — так и есть, от локтя рука стала кривой. Хасан-бобо посоветовал обратиться к Курбану-табибу. Тот скажет, в чем причина.
Наутро, оседлав Тарлана, я отправился в Карахан.
76
Когда-то в этих местах жил человек по имени Хидир. Мы называли его Хидиром-мирабом. Он и впрямь был мирабом! Хидир-мираб лечил вывихи и переломы. И такой человек ушел! Куда ушел? Куда же еще, как не в мир иной! Оставил после себя сына — Курбанназара. Он унаследовал от отца его искусство. Не удивительно, что отец передал ему свое чудесное умение. Ведь сам он был председатель! И не кичился тем, что занимал такую должность. Одинаково относился и к большим людям, и к простым.
В ворота дома этого человека я и постучал рукоятью плетки. Из комнаты вышла женщина. Спросил у нее, где мужчины. Ответила, что на работе. Мол, проходите, они должны вот-вот подойти. Я привязал коня и вошел, отвесив поклон гостиной Курбанназара. Жена его накрыла стол. Я сидел, наливал себе чай.
Пришел Курбанназар. Мы поздоровались, обнялись. После обеда я поведал ему о своем горе. Курбанназар, загнув угол скатерти, сказал:
— Ну-ка, покажите.
Я обнажил руку. Курбанназар осмотрел ее со всех сторон. Ощупал от плеча и до кончиков пальцев. Несколько раз задержался в месте соединения костей. Особенно долго ощупывал локоть. Закрыл глаза.
Мне показалось, что Курбанназар прислушивается к моему локтю. Я удивился. Разве мой локоть — радио или телевизор? Всего-навсего кость и кожа. Разве человек слушает руками, а не ушами?
Только всего этого я Курбанназару не сказал. Подумал про себя: «Ну-ка посмотрим, что же он скажет?»
Курбанназар сказал мне так:
— Зря вы беспокоились. Был небольшой ушиб, но теперь рука зажила. Гипс помог.
— По правде сказать, я бы и не поехал, но Хасан-бобо настоял: езжай да езжай.
— Это ничего. Хорошо, что приехали. Был повод заехать и погостить у меня. А теперь ложитесь, я вас полечу. В другой раз — никакие ушибы вас не возьмут.
Я растянулся на курпаче, голову положив на подушку. Протянув руку Курбанназару, лежал, глядя в потолок. Курбанназар принялся массировать руку, начиная от кончиков пальцев.
— Закройте глаза, так будет лучше. Да, вот так. Можете подремать. Расслабьтесь, как будто вы спите. Кости рук у вас крепкие. Вы и раньше ушибались, падая с коня?
— Нет.
— Почему это случилось с вами теперь?
— Я скакал не на своем коне. Конь Джуры-бобо меня не понял, а я — не понял его. Поэтому так и случилось.
— Вот оно что! Где же был ваш конь?
— В нашего Тарлана попала вода.
— Что бывает, когда в лошадь попадает вода, я знаю. А что значит, если в ноги ему попадает корм?
— Если в ноги коня попадает пища, то они у него затвердевают, а сухожилия лопаются, как струны.
— Вот как? Значит, на таких конях нельзя появляться на скачках?
— Конечно, нет.
— Вороные кони — хорошие или плохие?
— Плохие. Вороные кони — упрямые, у них злой нрав.
— Ага. Сетон-Томпсон тоже так писал. Значит, правда.
— Откуда этот наездник?
— Он не наездник, а канадский писатель. Он писал так в своей книге «Myстанг-иноходец».
— Кто бы он ни был, но лошадей, видать, знает.
— Он пишет: конь осоловел. Как это понимать?
— Это когда конь зажиреет. После этого он делается непригодным для скачек. Если без разбора кормить коня и скакать на нем, у него накапливается жир. На таком коне целый год нельзя выступать на состязаниях.
— Интересно. А вот почему конь не наезжает на человека?
— По той причине, что он его уважает. Конь предан человеку. Среди животных такие — только лошади и собаки. Какая машина самая лучшая? «Чайка», правильно? Тормоза у коня работают лучше, чем тормоза у «Чайки». Увидит перед собой человека — сразу остановится. А если вдруг растеряется — перепрыгнет через него.
— Вот оно что. Говорят еще, будто конь, за которым ухаживала женщина, всегда хорош. Это верно?
— А то как же! Ведь конь — почти тот же человек. В жилах у него, правда, течет немного крови дива. Когда подходим к коню, чтобы задать ему корм, он всегда тянется к нам, ему хочется потереться о нас, чтобы его приласкали. А мы в ответ кричим, плеткой замахиваемся: мол, стой смирно, какой нетерпеливый! Такие выходки коню неприятны. Если женщина, заигрывая, станет к нам тянуться, а мы ее обругаем, — каково ей будет? Вот и конь так же. Душа у коня нежнее, чем у женщины. Женщины не бьют коней! Терпеливо сносят, когда у тех игривое настроение. Мягкий характер женщин коням по душе. Еще одна причина, почему конь, если за ним ухаживает женщина, бывает с хорошим норовом, — это то, что женщина всегда дома. Зайдет в комнаты, выйдет во двор... Глаза коня с утра до вечера видят ее. Стоит только коню заржать — женщина накормит и напоит его. А мы, мужчины, дома бываем реже. А-ай, умира-а-аю!..
В локте у меня что-то хрустнуло. Меня бросило в жар, на лбу выступил пот. Я взглянул на Курбанназара, а тот — улыбается:
— Вот теперь рука ваша в порядке.
Только сейчас я сообразил, что Курбанназар нарочно отвлекал меня разговорами.
Лежал я долго. Встал, когда боль утихла. Курбанназар продел мою руку через платок и завязал его на шее. Ни укола не сделал, ни лекарства не дал, даже без рентгена обошелся.
— Врачи, зная, что у вас вывих, все же наложили гипс. Они так всегда поступают. Так у них в книгах написано. Если бы вы ко мне не пришли, боль в руке стала бы невыносимой. Теперь все окончательно заживет. Рука ваша будет здоровой, как раньше. Время от времени принимайте мумие, это укрепит кости.
Наша оживленная беседа текла до самого вечера. Домой я отправился верхом. На прощание Курбанназар повторил:
— Смотрите, не говорите врачам, что это я вам вправил сустав. Бывают люди хорошие, а бывают и плохие.
Всю дорогу до дома я думал. Что за врачи такие: знали, что у меня вывих, но взяли и замуровали в гипс? Известно ведь, что когда кость не на месте, покоя тебе не будет. Боль изведет человека. Станет мучить всю жизнь. Если этого не знаете — спросите у Курбанназара. Или просто скажите: ступай-ка лучше к Курбанназару-табибу. Человек к нему мигом помчался бы. Хорошо, что есть на свете Курбанназар. Пока еще живут на свете такие, как он, но что дальше делать будем?
77
Братья, участковый милиционер все-таки стал человеком! Приветлив, общителен.
— Как племянники, — говорит, — подрастают? Зажила ли рука?
— Ничего, понемногу, — отвечаю.
— Дважды к вам заходил.
— Жена говорила, что вы проведывали.
— С наездниками такое случается. Люди и с самолета падают. Вы упали с лошади.
— Ну да.
— Теперь-то, ака, поправились.
— Да, спасибо.
— В таком случае вам известие из района: капитан все время спрашивал про вас, ака.
— Хорошо, хорошо, понял.
От недобрых глаз подальше, снял с шеи повязку. Сунул руку за пазуху. Сел на коня и поехал в райцентр. Вошел в отделение, а там сидит тот самый избитый человек в полосатом чапане. Рана на его лице до сих пор не зажила.
Он меня не узнал. Капитан-начальник представил меня. Человек в полосатом чапане крепко меня обнял. На его глаза навернулись слезы. Усевшись рядом, мы разговорились по душам. Расспросили друг друга, кто и откуда, какие у нас общие знакомые. Он оказался из колхоза Навои, звали его Рахманом. Он был взволнован, и голос его дрожал:
— Всю жизнь до самой смерти буду преклоняться перед вами.
— Не говорите так, за что же передо мной преклоняться? Что я такого сделал?
Капитан-начальник рассказал, как обстоят дела. Хулиганов нашли, устроили им очную ставку с Рахманом. Тот их узнал. Но хулиганы не признаются. И теперь дело за мной. Сейчас их приведут, сказал мне капитан-начальник. Тут же милиционер ввел их в комнату. Один из них попытался сесть. Капитан-начальник прикрикнул на него:
— Стоять, стоять!
Парень застыл, сложив руки на груди.
— Вот этого человека знаете? — спросил капитан-начальник, указывая на меня.
— Не знаем, — ответил один, уставившись на меня, как баран на новые ворота.
— Это они? — спросил капитан-начальник, обращаясь ко мне.
— Да, они, — кивнул я.
— Уведите, — приказал капитан-начальник милиционеру. Милиционер увел их. Капитан-начальник сказал мне, что я свободен.
— Большое вам спасибо, брат. После окончания следствия дело передадим в суд. А если вас вызовут в день суда, то приходите.
— Я вам так скажу, капитан-начальник. Я много дней проболел. Овец пас мой напарник. Что я ему скажу на этот раз?
— Понимаю, брат, понимаю. Вы на суде присутствовать не обязаны. Но негодяи могут отрицать участие во многих содеянных ими поступках. Дело опять зайдет в тупик. Когда у судей возникнут вопросы, вы будете отвечать только «да» или «нет». И это все. Кроме вас, нет больше свидетелей. Ради вашего же товарища, придите еще разок.
Капитан-начальник тронул мою душу. Сознательно или нет, но он сказал: «ради вашего товарища». Слова эти проникли в мое сердце. Я не смог отказать ему — ради своего друга Рахманбая.
Рахман хотел повести меня к себе домой.
— Я неважно себя чувствую, как-нибудь в другой раз.
Он сказал, что в таком случае сам приедет ко мне и мы станем братьями. Я заверил его, что мы и так уже братья.
78
О том, что у нашего дома останавливалась милицейская машина, оказывается, знала уже вся округа.
Братья мои, все тайное рано или поздно становится явным. Плохая весть летит быстрее ракеты, хорошая — плетется, как черепаха!
Люди волновались за меня. Вместе с друзьями пришел проведать меня и Рихсиев.
Жена накрыла на стол, поставила угощения. Мой будущий свояк Одина-наездник стеснялся моей жены и сидел, не подымая глаз. Товарищи по стремени смущались, не зная, как завязать разговор. Рихсиев же начал с главного:
— Товарищ Курбанов, правда, что из дома вас забирала милицейская машина?
— Ничего подобного!
— Но ведь все об этом говорят?
— Не забирала. Меня только известили, чтобы я явился. Ездил я на автобусе.
Я сообразил, что люди мне уже все косточки перемыли. Им только попади на язык! Из мухи сделают слона. На каждый рот сита не наденешь. Придется рассказать им, как было на самом деле.
Рассказал. Все, до мельчайших подробностей. Товарищи по стремени, кивая, поддержали меня:
— Вы поступили достойно.
Рихсиев приподнялся на локте. Обвел удивленным взглядом наездников:
— Ну и что тут хорошего? Ходит со сломанной рукой, да еще на следствие таскают. Столько хлопот, столько беспокойства!
— Какое там беспокойство! Был повод прогуляться с Тарланом по городу.
— Вы, товарищ Курбанов, с кем-нибудь другим об этом пофилософствуйте. Тоже мне, прогулка! Кроме забот и тревог, такие хлопоты ничего не приносят.
— Ну, хлопоты — тоже повод для прогулки.
— Но вы сами-то теперь поняли? Я, когда жил в городе, тоже, бывало, в такие дела вляпывался. И лучше вас знаю, чем это кончается. Как-то раз в выходной отправили нас на хлопок. Сами знаете, какие сборщики из тех, кто на один день приехал: попьют, отдохнут — и обратно. Я тоже собрал пару килограммов, подложил себе под голову и задремал. Неподалеку от меня текла река. Проснулся от шума и увидел, как несколько ребят — не сборщиков, а местных — задирают друг друга. Я поначалу подумал, что шутят, а потом вижу — дерутся. Двое бьют одного. Тот, которого били, побежал в сторону реки. Над рекой была проложена тонкая труба. Он побежал по ней. На середине реки потерял равновесие и упал в воду. Те двое убежали. Голова парня то появлялась над водой, то исчезала. Когда появлялась, он громко кричал.
— А вы что, наблюдали? — спросил я.
— А вы как думали! Все происходило прямо у меня на глазах. Оказалось, парень не умел плавать. Течение было не сильное, мог бы спокойно выбраться. Ниже по течению его крики услышал наш молодой оператор. Он бросился в воду, вытащил парня на берег, поднял его ноги вверх — но было уже поздно. Парень умер. Представьте, этого оператора больше месяца вызывали на допросы! Поперек горла встала ему эта история. Будь слеп и глух, сказал я себе. Тебя не трогают — и ты никого не трогай. Так устроен мир, товарищ Курбанов. Знайте свое место и не суйте нос в чужие дела.
— Ну, что на роду написано, того не миновать. А что происходит сейчас на белом свете?
— Много чего происходит, товарищ Курбанов. Международная обстановка продолжает накаляться. Мир под угрозой.
— А кто угрожает?
— Империалисты США! Об этом в «Международной панораме» сам товарищ Зорин сказал. Да еще и в газете «За рубежом» напечатали. Можем обратиться к фактам. Администрация США запланировала выпустить в 1983 году химико-бактериологического оружия на 810 миллионов долларов.
— Это что же такое за ружье?
— Да не ружье, а ядовитые ингредиенты.
— Вы по-нашему, по-дехкански скажите. Откуда нам, плешивым, такие слова знать?
— Ну так вот, ингредиент — это яд, полученный в результате синтеза двух жидких веществ. После чего происходит нервный паралич. За десять-пятнадцать минут можете стать покойником.
— И это придумал человек? Чтобы уничтожить человечество? Подумать только! А наши что говорят?
— Наше государство стоит на страже мира и всегда будет стоять.
79
Гости разошлись по домам. Жена стала убирать со стола. Отдала мне на руки нашего малыша:
— Подержите его немножко, а я пока посуду вымою.
Я посадил малыша на колени. Он захныкал, протянул ручки к матери, выходившей из комнаты со скатертью.
— Ну, хватит, хватит. Мама сейчас вернется. А кто это там на фотографии? Твой братик, да? Скажи: бра-тик.
Ребенок не унимался. Все хныкал и хныкал. Покачивая его на коленях, я запел:
На коленях мое чадо,
Станешь ты моей отрадой.
Слушай, что тебе спою.
Баюшки-баю.
Конь покрыт попоной — значит,
На коне и ты поскачешь.
Ты украсишь жизнь мою,
Слушай, что тебе спою.
Баюшки-баю.
— Эй, мама, иди же сюда и накорми своего сыночка грудью! Сыночек проголодался. Вот сейчас твоя мама придет.
Ты — в объятия бегущий,
Мне дитя и брат грядущий.
Чабаном ты знатным станешь,
Дом твой — у реки и пастбищ.
Баюшки-баю.
— Ну, полно, маменькин сынок! Раз есть рот, думаешь, можно орать? Или у тебя у одного рот есть? Вот, гляди, и у меня он тоже имеется! Почему же я не кричу? Хватит, пора и честь знать! Или заливаешься из-за того, что я сказал: конь покрыт попоной и ты — знатный чабан? Но где твой конь, и где твои овцы? Ты говоришь, те, что у нас во дворе? Эге, это наследство досталось от деда. Все это принадлежит мне. Мне, ты понял?
Баю-баю, где твой сон?
Где верблюд? От деда он.
Если твой верблюд, так что ж
Ты верблюда не пасешь?
Если ты пасешь скотину,
Степи где твои, долины?
— Ну вот что! Раз так, то ты — сын пучеглазого! Если ты настоящий мужчина — отвечай, потомок плешивого! Ага, сразу замолчал! А то хнычешь и хнычешь. Что ты сказал? Нет, нет! Я только пошутил, потомок плешивого. Пошутил! Что? И шуток не понимаешь? Все это твое, сынок. И этот дом, и овцы в хлеву, и луна на небе, и вспаханные земли — все это твое! Так и быть, забирай! И Тарлана отдаю! Так и быть!
Баю-бай. Услышь меня,
Отправляй в табун коня.
Баю-бай, засыпай,
Ты мне дорог, так и знай.
Спи, ребенок. Баю-бай.
— Только одно никогда не забывай, сынок. Даже если ты, как Гагарин, достигнешь небесных высот или, выучившись, будешь править всем миром — помни прежде всего, что ты — сын Зиядуллы-наездника. Мой сын! А раз так — будь таким же, как я! Ты будешь таким, как я? Скажи, ты станешь таким, да?..
80
Прислали повестку в суд.
Ноги опять в стременах. Пока ехал, передумал о многом. Молил Всевышнего, чтобы закончились наконец эти мучения.
Народу на суде было много. По одну сторону сидели парни, которые били, по другую — мой друг Рахман. Начальство сидело сверху. Были вопросы, были и ответы. Те, что били, вины своей не признавали и все валили друг на друга. Здесь я и пригодился. Начальство, что сидело наверху, допросив меня, осталось довольно моими ответами. Когда дали слово защитнику, он спросил у моего друга Рахмана:
— А скажите, почему вы избили несовершеннолетнего?
— Я его не бил — только головой толкнул.
— Все равно, считается, что били. На лице у него осталась рана. Раз он у вас деньги украл, а вдобавок, если вы его еще и поймали, — нужно было сдать его в милицию.
— Сил не хватило.
— Бить хватило сил, а в милицию отвести — не хватило?
— Их трое было — один бы я не справился.
— Нужно было позвонить в милицию! Или позвать людей на помощь. Вон сколько людей на улицах!
— Людей? Каких людей? Где эти люди?
Рахман не мог продолжать от волнения. Он вытирал глаза полой халата.
Начальство объявило перерыв на один час. Сами ушли совещаться перед вынесением приговора. Я проголодался и зашел в чайхану. А когда вернулся, попив чая, — люди уже выходили из здания суда. Я понял, что суд закончился. Стал искать моего друга Рахмана, чтобы узнать о решении. И тут наткнулся на женщин. Собравшись в круг, они заливались слезами. Голосили, хлопая себя по лбу и по коленям. До меня дошло: это были родственники тех парней, которые избивали. И я ощутил свою вину в том, что они плачут. Не в силах больше смотреть на их залитые слезами лица, я отвернулся и направился к Тарлану.
Мы поехали в кишлак. Миновав колхоз «Восьмое марта», въехали в ущелье Хайрандыра. Вокруг — низкие холмы. Дорога, словно качели, то поднимается вверх, то опускается вниз.
81
Наступили сумерки. Сумерки, опустившиеся на мир, опустились и на мою душу. На душе сделалось смутно. Я невольно оглянулся. Заметил вдалеке красную машину. Мы с Тарланом поехали по обочине дороги. Стали подниматься на склон горы. На самой середине склона я снова обернулся. Машина ехала следом. Мы спустились со склона. Из-за того, что склон был крутой, Тарлан припадал на задние ноги. Передние ступали тяжело. Мы спустились в долину. Машина на вершине холма замедлила ход. Я удивился. Обычно машины едут быстро, но эта за все время и одного коня не сумела обогнать. Или, может, в ней что-то сломалось?
Мы подъехали к арыку, перерезавшему дорогу. Вода в арыке мутная. Вся в красной глине. Коню будет по колено. Тарлана я в арык не пустил. Прикинул: а не лучше ли будет перепрыгнуть через него? Но сразу же передумал. Дело в том, что берег арыка тоже был весь в липкой грязи. Тарлан здесь мог бы поскользнуться.
Мы поехали вверх, вдоль арыка. Искали отмель. Машина спустилась в лощину. Остановилась у арыка. Сидевшие в ней как будто поняли, что здесь не перебраться, и поехали по нашему следу. Мы с Тарланом перескочили через арык, где было поуже. Машина остановилась на том месте, где мы перепрыгнули. Я понял, что по этой дороге они едут впервые. Показал им рукояткой плетки наверх.
— Еще немного проедете, и будет разлив! Там машина сможет проехать.
И мы отправились своей дорогой. Но тут вслед раздался голос:
— Эй, шеф! Тормозни!
Голос был незнакомый. Что он сказал, я недопонял. Кем бы он ни был, все же — это был голос человека. Я решил, что надо подъехать. Встал на берегу арыка. Из машины вышло четверо. Двое с разбегу перепрыгнули через арык. Испугавшись, Тарлан попятился. Гляжу: двое молодых ребят. И другие двое тоже подошли. У всех на глазах темные очки. Волосы до плеч, ушей не видно. Одеты довольно прилично. Один с бородкой. Сперва я подумал, что он примерно одного возраста со мной. Потом, присмотревшись, понял, что парню под тридцать.
— Вы, кажется, звали меня, братья?
Они посмотрели на меня и не произнесли ни звука. Бородатый вышел вперед.
— А ну слезай-ка с коня, шеф!
— Говорите так, я не глухой.
— Сказано слезай — значит, слезай!
Меня задело, что они обращаются ко мне на «ты». Спешиваясь, я сказал:
— Не надо «тыкать», приятель. Ведь я вам, пожалуй, в отцы гожусь.
— Видали мы такого отца...
Я опешил. Держал в руках поводья и злился. Крепко сжал рукоятку плетки.
— Привяжи коня и иди за нами!
— Что вы мне хотите сказать, приятель? Говорите здесь.
— Сказано, иди за нами — значит, иди!
Они двинулись вверх, вдоль арыка. Очков никто из них так и не снял.
82
Я накинул поводья на наклоненную голову Тарлана и пошел следом.
— А сами-то вы кто такие? Чьи сыновья? Представьтесь же наконец, братья.
Они окружили меня. Как будто им предстояло какое-то зрелище
Один из них пробурчал:
— Еще успеем познакомиться...
Они уставились на меня, будто на какого-то дикаря. Господи, и какое у них может быть ко мне дело? Да говорили бы поскорее, а то темнеет.
— Братья, если у вас ко мне срочное дело — говорите. Или я поеду, чтобы дома не волновались.
— Не торопись, еще успеешь поехать. Так поедешь, что больше не вернешься.
Со злости я развернулся и пошел к коню. Один из них преградил мне дорогу. Еще один зашел с другой стороны. Я оказался посредине. Решил было протиснуться между двумя. Тот, что справа, схватил меня за плечо. Я сбросил его руку.
— Уберите руку, приятель.
Он смачно ударил меня в подбородок. Я покачнулся и, отлетев назад, остался сидеть на земле. Сломанная рука заныла. Я накрутил плетку на кисть руки. Поднявшись, прицелился в шею парню и с размаху стеганул по ней. Тот, что был сзади, схватил плетку и с силой выдернул. Я опять оказался на земле. Затем пошел на того, что выдернул плетку. Сзади кто-то пнул меня в поясницу. Я упал навзничь. Сломанная рука отозвалась болью. С трудом мне удалось сесть. Осмотрелся вокруг. Ни души. Город остался за холмами и горными склонами — теми, что справа. Moй кишлак за холмами и горными склонами — теми, что слева. Только небо над головой. Все — далеко. Не докричишься.
Мне стало обидно до слез: какое же кругом одиночество, пропади оно пропадом!
Я огорчился: все моя сломанная рука, пропади она пропадом!
Вытащил из-за пазухи сломанную руку и показал. Сказал жалостливо:
— Когда я упал с гнедого Джуры-бобо, братья, то повредил себе руку. Смотрите...
Они громко расхохотались. Заговорили между собой:
— Кем он ему приходится?
— Никем!
— Как это никем? Быть не может! Выходит, он по своей воле решил показать себя рыцарем?
— Гляди-ка, рыцарь! Рыцарь двадцатого века!
— Дон-Кихот!
— Ха-ха-ха, Дон-Кихот! Дон-Кихот двадцатого века!
Только сейчас я понял, кто они такие. В тысячу раз мне стало обиднее за то, что сказал им про сломанную руку и что плакался им. Я опустил голову. Сломанную руку не спрятал за пазуху. Оперся ею о землю, как здоровой рукой. Рука заныла. Уставился в землю и стиснул зубы. Лицо мое горело.
Я поднялся. Они окружили меня. Один ударил в челюсть. Я отлетел на стоявшего сзади. Тот, придерживая меня за плечи, ударил по голове. Зашатавшись, я отлетел обратно. Снова получил удар в челюсть, перевернулся и упал. Голубое небо закружилось надо мной. Стало черным-пречерным.
Я снова поднялся. Шатаясь, я подошел к одному из них и повис на шее.
— Что я вам такого сделал, братья?
Обнял его, что есть силы. Тот не глядя ударил меня кулаком в живот. У меня перехватило дыхание. Внутри что-то оборвалось. Руки мои ослабли и сползли с его плеч. Ноги больше не держали. Я повалился навзничь.
— Скажите, братья, в чем я виноват, в чем моя вина...
В ответ получил сильный удар в спину чем-то острым. Потом в бок. При каждом ударе у меня перехватывало дух.
— Братья, я ведь тоже человек...
83
И тут я услышал ржание.
Вся свою жизнь я прожил бок о бок с конем. Разных коней видел, разное слышал ржание.
Когда конь ржал от жажды или от голода, я давал ему поесть или попить.
Когда конь ржал от тоски по своим сородичам, услышав чье-то ржание или почуяв кобылицу, — я седлал его и водил по степи, чтобы он мог остыть, размять ноги и успокоиться.
Когда конь ржал при виде змеи, я выбегал к нему из дома, чтобы он чувствовал, что я рядом.
Когда он подавал голос, почуяв волка, я гладил его по гриве и оставался с ним, пока не успокоится.
От чего заржал Тарлан в эту минуту? Увидел змею? Нет, тогда он заржал бы по-другому. Или он увидел волка? Нет, он ржал бы не так. Наш Тарлан увидел кое-что похуже змеи и волка!
Я попытался приподнять голову, чтобы разглядеть Тарлана, но не смог. Взгляд уперся в небо. Небо высоко, земля тверда.
Конь снова заржал.
Небо было — как черный казан. Повернул голову влево. Сначала ничего не рзглядел. Потом начал отличать белое от черного. И вот тогда увидел Тарлана. Изгибая шею, он глядел на нас. Навострил уши и снова заржал. Посмотрел в сторону кишлака. Опять заржал. В этот раз ржание его было отрывистым и жалобным. От этого ржания сумерки стали печальными, но само оно было еще печальнее сгущавшейся тьмы.
Сильный удар чем-то острым пришелся мне по левому колену. Я закричал. В глазах потемнело. Голова моя раскалывалась. Кто-то из стоявших надо мной сказал:
— Так и будешь тыкать его ногой? Воткни ему разок в бок — и пошли.
— А-а-а! Лошадь, лошадь! Беги! Лошадь скачет!
Я очнулся и открыл глаза. Тарлан, волоча веревку, гнался за ними. Вытянув морду и навострев уши, он грозно хрипел. Оставив одного, погнался за другим. Они сбежали, перепрыгнув через арык, и спрятались в машине. Один все никак не мог спастись от Тарлана. Взял что-то с земли и ударил коня по морде. Тарлан покачнулся и остановился. Тот, не мешкая, перепрыгнул через арык. Тарлан тоже перескочил и приблизился к машине. Скребя передними копытами землю, Тарлан заржал. Машина умчалась. Тарлан погнался было за машиной, но потом повернул назад. Перескочив через арык, подошел ко мне. Мордой коснулся моих ног. Снова заржал, жалобно-жалобно. Обнюхал мое лицо. Я почувствовал дыхание Тарлана. Он дышал прерывисто, будто унес улак. Я обеими руками обнял его морду. Погладил его челюсти, лоб. Руки мои увлажнились. Поднес их к глазам и посмотрел: кровь. Я всмотрелся в морду Тарлана. Лоб его кровоточил. Я приблизился лицом к окровавленной челюсти Тарлана. Слезы подступили к горлу. Не в силах сдержать себя, я разрыдался.
84
Стало совсем темно. Так темно, что ничего нельзя было различить. Я с трудом повернулся на левый бок. Больно! Обнял ноги Тарлана. Подтянул руку выше. Пошлепал Тарлана по крупу.
Тарлан обнюхал мое плечо. Я поднял голову с его колен. Тарлан медленно начал сгибать передние ноги. Опустился на них. Я левой рукой ухватился за луку седла, припал к нему грудью. Еле-еле сумел вскарабкаться, лег на седло животом. Глубоко вздохнул. Поджав, перекинул ногу через седло. Вдел ее в стремя. Ногу пронзила боль. У меня потемнело в глазах, я обнял Тарлана за шею. Придя в себя, выпрямился. Взялся за поводья. Ветер облизывал мою голову. Только тут я понял, что шапки на голове не было. Осталась на земле. Хотел было слезть, но представил — каково будет снова влезать в седло. Махнув рукой на шапку, дернул поводья. Тарлан пошел по обочине дороге. Через какое-то время я остановил Тарлана. Развязав поясной платок, отер лицо. Туго обвязал им голову.
Мы ехали по обочине большой дороги. Наступила глубокая ночь. Кругом стояла кромешная темнота. Холмы стали подобны темным теням. На душе у меня сделалось черным-черно. Я ехал, покачиваясь в седле и горько рыдая.
85
Эх, Тарлан, Тарлан, что же это за дни такие наступили? Во сне это происходит или наяву? Если и ты не различишь, Тарлан, то я точно не в силах ничего понять. Кем были эти живые существа, Тарлан? На них была одежда, они были о двух ногах. С виду — как люди. Говорят и смеются, как люди. Не знаю, Тарлан, не знаю. Если ты чего и понимаешь, то я не могу взять их в толк. Вот тебя, Тарлан, я понимаю. А те — они мне не братья.
Э, нет, Тарлан, ведь это ты — брат мой. Отныне я не буду называть их братьями. Мой брат — ты. Ты — мой младший брат, Тарлан. Ты и впрямь на меня похож. А ведь младший брат должен походить на старшего. Брат мой, Тарлан, что же теперь мы будем делать, а? Что мы скажем дома нашей детворе? А если люди спросят — что мы ответим?
Э, нет, Тарлан, ты — мой племянник. Отныне я не буду называть их своими племянниками. Ты — мой племянник. Ты весь в меня. Если племянник не похож на дядю — на кого же он тогда должен быть похож? Тарлан, племянник мой, может, скажем, что упали по дороге? А если спросят, где же были ваши глаза? А мы ответим, что арык был в глине, что поскользнулись. Ну как, годится такой ответ, племянник мой Тарлан? А не то станем для людей посмешищем...
Э, нет, Тарлан, ты — мой старший брат. Отныне я не буду их называть братьями. Ты — мой старший брат! Спросят про младшего брата — он у тебя есть, это я. Спросят про старшего брата, он у меня есть — это ты. О чем еще после этого горевать?
Э, нет, Тарлан, ты — мой друг. Отныне я не буду их называть своими друзьями. Мой друг — это ты...
Э, нет, Тарлан, ты — мой самый истинный брат. До самой моей смерти...
1979
_____________________
1 Улак — конно-спортивное состязание, участники которого борются за тушу козла.
2 Чапан — ватный стеганый халат у узбеков.
3 Супа — глиняное возвышение во внутреннем дворе для сидения или лежания.
4 Дувал — невысокая глинобитная стена вокруг дома.
5 Хашар — добровольная взаимопомощь при каких-либо работах.
6 Курпачи — узкие ватные одеяла для сидения.
7 Дехканин — крестьянин в Средней Азии.
8 Ука — братишка, младший брат (узб.).
9 Афанди (или Насреддин Афанди) — персонаж восточного фольклора. В переносном значении — чудак, простак.
Дружба Народов 2016, 2
Дина ДУБРОВСКАЯ
From China with Love
+++ ——
Дина Викторовна Дубровская, по образованию (Институт стран Азии и Африки при МГУ) историк-китаевед, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН. Стажировалась в Китае. Автор двух монографий по истории Китая («Судьба Синьцяна» и «Миссия иезуитов в Китае»), ряда переводов англоязычных авторов и (под псевдонимом Анна Одина) собственной беллетристической трилогии «Четвертый берег» («Амфитрион», «Магистр», «Всадник») в соавторстве со Станиславом Михайловым, выпущенной издательством АСТ.
Не помню, как на самом деле звали того моего китайского друга-русиста, который сразу представился: «Леша». Он пришел ко мне в общежитие Гуманитарного университета сам, каким-то образом разузнав о приезде нашей стажерской группы и миновав местного вохровца-портье, защищавшего то ли нас от китайцев, то ли китайцев от нас. Войдя, юноша объявил, что учит русский язык, что хочет дружить и что он Леша. Прошло время, и у Леши все получилось — мы подружились, он чем-то торгует в России и «Лешей» стал настолько убедительным, что никто теперь и не вспомнит, как его зовут на самом деле.
Я давно уехала из того Китая, где остались Леша и дружба с ним, зато сам Леша как-то приезжал к нам в гости, будучи в Москве. Он расцвел, стал похож на настоящего сюцая1 , приобрел приятную полноту, привез нам в подарок белую вышитую шелковую скатерть и уехал назад. Тогда, в Китае, Леша как-то раз очень помог мне, найдя возможность отправить срочную телеграмму домой в Москву, проводив на почту и пройдя со мной все необходимые формальности до последней запятой (шел тот самый 1989 год, на пекинских перекрестках стояли автоматчики, была доинтернетная, да практически докомпьютерная эпоха… именно в Китае я впервые увидела персональный компьютер и странную штучку на веревочке под названием «мышь»). Помню, я отнекивалась — да не надо, мол, сама очередь достою, а потом до дома дойду. «Нет, — твердо сказал Леша. — Хорошее дело доводи до конца». Так китайский студент Леша стал для меня не только другом, но и совестью.
И вот мы приближаемся
«Каменные львы на мосту Лугоуцяо — не сосчитать».
Китайская поговорка-недосказание
…Они стояли вдоль железнодорожных путей — справа и слева — навытяжку, в синих, неизбежно чуть помятых формах и фуражках; на лицах не значилось ничего, казалось, и самих лиц не было, смотрели они не на нас, а на въезжающий в Срединное государство поезд. И мы въехали.
Мне хочется рассказать именно о том, давнем, путешествии, когда мне довелось увидеть много провинции и когда еще не весь остальной мир был «Made in China», ибо именно эти впечатления, а не беглые восторги, окружающие какую-нибудь конференцию, оставляют ощущение прикосновения к живому народу. И расскажу я, наверное, не обо всех — даже важнейших — сторонах жизни и культуры Китая, не обо всех чертах «национального характера» китайцев. Попытаемся сложить пусть небольшую мозаику, а что получится из нее — складная картинка или китайский росчерк тушью — будет видно.
Так вот, то была длинная полугодичная стажировка, я только-только защитилась и поехала в «страну изучаемого языка» от тогдашнего МинВУЗа — бесплатно и с огромной стипендией, раз в двадцать превышавшей зарплату моих местных китайских профессоров. В сентябре 1989 года мы въехали в Китай на поезде, отмахав всю Россию-матушку: от Москвы, мимо ристалищ, капищ, славного моря священного Байкала, по КВЖД до пограничного городка Забайкальска, находящегося через границу от китайского городка Маньчжурия (Маньчжоули). Там были строго досмотрены китайскими пограничниками, жертвой одной из которых — длинноволосой красавицы все в той же синей форме — стал целлофановый пакет с яблоками, торжественно конфискованный в соседнем купе. Та торжественная встреча поезда — то ли встреча, то ли конвой — произвела довольно тягостное впечатление. Зато совсем не тягостное, а восторженное впечатление произвела китайская провинция. Вот только что окрестности советского Забайкальска окружало двое-трое суток пустоты, великое и никому не нужное ничто, а после условной черты перехода, существующей лишь на карте, но не в природной действительности, та же самая стылая степь почему-то превратилась в колосящийся гаолян2 ростом с человека и прочие агрокультуры.
В Китае мало пахотной земли. Популярная шутка гласит, что распаханы в нем даже промежутки между рельсами. Вот и колосится степь, ведь китайцы, кроме всего прочего, очень трудолюбивы — не сами по себе, а по необходимости. Традиционно у крестьянина не было никаких выходных — только сезонные праздники, свадьбы да похороны. Не менее традиционна, впрочем, китайская бытовая ксенофобия. Белых и любых нежелтых лиц в стране очень мало, поэтому европеец до сих пор будет вызывать повышенное внимание, какой-нибудь ребенок наверняка назовет его гаобицзы — «высоким носом», янгуйцзы — заморским или рыжеволосым дьяволом, и в принципе никакого доверия к иностранцам в традиционном Китае — а мы попытаемся поговорить именно о нем — не было и нет.
Да и откуда взяться этому доверию? Ведь Китай в собственном сознании всегда был именно Срединным государством, окруженным варварами, различавшимися лишь расположением по сторонам света (идея для античной Греции, скажем, вполне понятная). Не нужен был Поднебесной внешний мир, все приезжали к императору сами, привозили дары, клали земные коутоу3 , вступали в номинально даннические отношения (как, например, расценивала Палата внешних сношений приезд европейских посольств тех держав, которые потихоньку пилили Китай на части в XIX веке). Между тем, «дань» и дары были формой международного обмена и торговли — отдаривали данников еще более щедрыми дарами. И все же самооценка великого Срединного государства отнюдь не была беспочвенно завышенной: на Западе был Рим, а на Дальнем Востоке — Китай. Его иероглифика, календарь, системы мышления, культура и управленческие структуры копировались или моделировались странами, входившими в pax sinica4 — от Вьетнама до Японии, — по образу и подобию Срединного государства.
Но наш поезд миновал торжественный конвой пограничников, и мы въехали в Китай, направляясь к Пекину. А пока мы едем, я расскажу вам про Китай не по учебникам, про Китай без гнева и пристрастия и, главное, про Китай без придыхания, а для этого нам нужно будет понять…
Что больше всего ненавидят китаисты?
Удивительным образом это будут три совершенно прекрасные вещи: чай, иероглифы и ушу.
Это все наше время — время повышенных возможностей виновато, счастливая эпоха доступного и нескончаемого образования. Люди, закончившие «для родителей» какой-нибудь юрфак, с облегчением выдыхают и идут (или едут) учиться тому, о чем всегда втайне мечтали. Любители индийского кино в худшем случае едут в Гоа или по маршруту Дели—Агра—Каджурахо, а в лучшем обучаются индийским танцам и языку хинди. Любители Ренуара в худшем случае покупают книги Паолы Волковой, а в лучшем открывают для себя искусствоведение в Высшей школе экономики или в РГГУ. Любители Александра Дюма в худшем случае осваивают французский язык по самоучителю, а в лучшем едут в Париж и находят там площадь Вогезов. Ну а любители Востока? Вот мы и подошли к ответу на заглавный вопрос. Любителем Дальнего Востока быть очень просто: тут тебе и афористичная философия, и красивые понятия типа «благородного мужа», и Брюс Ли с Шаолинем, и жасминовый чай, доступный в любой окрестной «Магнолии». И рисовать по-китайски кажется просто! Купил китайские кисти и тушь (тоже в наши дни не проблема), сел по-турецки, напитался чем-то типа энергии ци5 (которую чаще назовут у нас «чи») и давай расчеркивать! Тут недалеко и до иероглифов.
Все описанные практики не имеют ничего общего с предметом любви нашего гипотетического любителя. Заниматься руко- и ногомашеством в полуподвальной секции тайцзицюань или в пекинской школе ушу здоровью западного человека не намного полезней, чем фитнес-пилатесом в каком-нибудь клубе «World Class», а с точки зрения меридианов и параллелей традиционной китайской медицины-физиологии, в лучшем случае впустую, а в худшем — опасно. Любой китаец умеет заниматься и занимается тайцзицюань — дыхательно-двигательной гимнастикой, доступной здесь любому от мала до велика. По утрам в пекинских (и остальных — по всей стране) парках можно увидеть группки и отдельно стоящих старичков и старушек, красиво «гоняющих облака» плавными округлыми жестами рук, при этом одинокий практик чаще всего будет стоять спиной к дорожкам и лицом к кустам — чтобы прохожие не сбивали концентрацию. Рядом, если повезет и если вы пришли совсем рано, вы увидите людей с птичьими клетками — в Китае принято выгуливать своих пернатых. Но как это — быть в Китае и не освоить тайцзи?!
Мы ответственно принялись учиться этой великой системе дыхания и физической активности у наших китайских друзей, но вскоре оставили это занятие. Механически повторять плавные движения мне с моим боевым фигурнокатательным прошлым слишком легко и бесполезно, нет нагрузки, а неуловимая энергия ци, которая так и норовит правильно протечь через учителя, через европейца не течет и все — хоть ты тресни; так что уж лучше степ-аэробика. Ушу, как известно, — боевая проекция тайцзицюань, и на то, чтобы освоить даже только внешнюю сторону этого восточного боевого единоборства, нужно положить жизнь, но внешняя сторона не имеет никакого смысла без того онтологически естественного для китайца ощущения жизни в потоке ци, которую мы и перевести-то толком не можем, не то что использовать. В общем, как говорят китайцы, не надо «подметать двор, когда дует ветер, и поливать улицы, когда идет дождь». Среди современных отечественных китаистов есть лишь один, всерьез занимающийся ушу, остальные почему-то предпочитают гантели, зумбу6 , бег трусцой и тренажеры. Теперь, приблизительно разобравшись с первой нелюбовью китаиста, оставим чай и иероглифы на потом и поговорим о высоком.
Fluctuat nec mergitur
Это девиз Парижа — «Колеблем волнами, но не тонет», хотя вот уж что действительно не тонет, так это древнейшая в мире, не прерывавшаяся в своем развитии никогда китайская цивилизация. Даже Индию завоевали арии, перебив хребет дравидийской цивилизации и принеся на субконтинент ведическую традицию, а вот Китай, сколько ни завоевывали, ничего особо нового привнести в него не могли. Напротив, что чжурчжэни, что чингизиды, что маньчжуры сами оказывались прочно завоеваны завоеванной цивилизацией, слезали с лошадиных спин, обосновывались в древних застенных столицах, называли себя императорами — хуанди, принимали китайские тронные имена, основывали новые династии, обзаводились гаремами и евнухами. Учились китайской грамоте. В китайской матрице подобное развитие событий заложено издавна и большого чувства трагизма не вызывает: главное, чтобы Поднебесная продолжала жить, шестидесятеричный годовой цикл — «циклировать», оросительная система функционировать, Хуанхэ особенно не шалила и луга заливало по плану, а не непредсказуемыми наводнениями, чтобы хватало чумизы7 , гаоляна и, наконец, риса. Но прежде чем мы посмотрим, как круговращается, бесконечно повторяясь, китайская династийная государственная схема, обратимся ненадолго к сюжету о том, как французы учились жить по-китайски.
После «Книги Марко Поло», после многочисленных, зачастую восторженных отчетов миссионеров-иезуитов, потрясенных эффективностью функционирования и размахом цивилизации Минского, а потом и Цинского Китая, его прагматической конфуцианской мудростью и слаженностью, философы эпохи Просвещения назначили образцом для государей западного мира не кого иного, как китайского императора. Почему? Да потому что, по мысли просветителей, в Китае нет ни государственной религии, ни священнического сословия, и сам богдыхан лично проводит ранней весной первую борозду возле храма Неба и Алтаря Земледелия в Северной столице — Пекине-Ханбалыке, зачиная, таким образом, годовой аграрный цикл Поднебесной.
Вольтер ехидничал по этому поводу: «Что же сделают наши монархи, когда узнают о подобной практике? Станут восторгаться, вспыхнут… и примутся копировать». Как в воду глядел. Вольтер вообще очень показательно восхитился Китаем, заявив знаменитое: «Когда наши предки еще бегали шайками по Арденнским лесам, в Китае уже существовала развитая государственность, монархи, письменность, философия и сословная иерархия». И он, и Монтескье, и вся эпоха Просвещения увидели в далекой стране Катай8 этико-политический идеал, обладавший всеми необходимыми качествами такового: он был далек, практически недостижим, непонятен, экзотичен и красив. Истинное положение дел никого, конечно, не интересовало: далекий Китай был не объектом изучения, но фигурой сравнения, оселком, на котором можно было править прогрессивные идеи. В общем, как говорят китайцы, «собака ловит мышей», или, как скажем мы, — все в сад, где короли сажают капусту.
Идея «монарха-первосвященника и пахаря» понравилась, придясь весьма ко двору при европейских дворах, собранных вокруг абсолютных монархов. В 1756 году Людовик XV — не хуже какого-нибудь минского императора Вань Ли или русского писателя Льва Толстого — самолично провел высоко символичную борозду, в 1770 то же самое сделал его внук — будущий Луи XVI, которому это, как известно, не помогло. За год до того бороздил австрийские поля под городом Брунн император Иосиф II, но все попытки сделать из этой акции нечто большее, чем модный финт, были обречены. Для Китая и его императора вспахивание поля являло не столько даже церемониальный, сколько сакральный акт — тот ключик, который заводил часы Поднебесной. Для европейских кесарей то была лишь шинуазри, модная китайщина.
Распахивая первую в стране борозду после серьезного голодного поста, китайский император выполнял одну из первых своих обязанностей правителя — обладателя Небесного мандата на правление (Тяньмин) — обеспечивал хороший урожай. Там же неподалеку он трижды топал ногой в круглый алтарь-гонг, обращаясь к Небу с молениями и принося ему жертвы. Так что никуда не денешься — давайте посмотрим, как была устроена власть в традиционном Китае, с самых стародавних времен, с 221 и до 1911 года, принадлежавшая императорам.
Китайские пирамиды
«Зонт без распорок — не раскроешь».
Китайская поговорка-недосказание
Почему вообще китайский монарх — «шанди» — это «император», а не, скажем, «король»? Принимаясь за термины такого далекого и отнюдь не индоевропейского языка, как китайский, мы не можем не договориться о соблюдении определенных условностей при переводе. Император — слово латинское, и те имперские коннотации, которые оно приобрело после Гая Юлия, к Китаю прямого отношения не имеют. Тем не менее, китайский носитель Мандата неба — император-«хуанди» — исторически тоже «собиратель земель китайских», объединитель разрозненных царств под своим началом, верховный главнокомандующий.
Китай — страна фантастической вертикальной мобильности, где императором может сделаться крестьянин, если он стоял во главе восставших, опрокинувших зарвавшуюся и утерявшую Небесный мандат династию. Небо выдавало такой «мандат» новому императору — основателю династии, когда прежняя теряла свой «проездной» в силу накопления прегрешений — их свидетельствами могли быть неурожайные годы, какой-нибудь мор, проигранные войны, природные катаклизмы и прочее. Прежнего императора чаще всего убивали, а новая династия могла возникнуть вовсе из ниоткуда, как и случилось, когда монах родом из бедных крестьян — как сказали бы мы, расстрига — Чжу Юаньчжан со товарищи возглавил народное сопротивление, положил конец недолгому семидесятилетнему правлению в Китае монгольской династии Юань и основал новую — великую династию Мин (1368—1644), став императором Тай-цзу (1369—1399 годы правления). То же случилось, когда ослабла Мин и ей на смену пришла чужеродная Цин, последняя династия на территории Поднебесной, свергнутая в 1911 г. уже Синьхайской буржуазной революцией…
Никто не будет проверять кровь нового императора на голубизну, никто не усомнится, что представители рухнувшей династии прогневили Небо недостойным поведением и плохим управлением подданными и что Мандат перешел в руки достойной династии. Еще императору, утерявшему доверие Неба, было полезно повеситься где-нибудь прямо во дворце, в дверях, ведущих на женскую половину.
Традиционное китайское конфуцианское общество — это абсолютная пирамида, идеальная, как пирамиды в Гизе или под Сианью. Просветители были правы: верховным просителем и предстоятелем за народ перед Небом был император. Власть абсолютнее, чем власть китайского императора, представить сложно — император, сносящийся непосредственно с Небом, и стоит на вершине пирамиды, в основании которой находится китайский народ — байсин (сто фамилий). С народом император сообщается через избираемых путем справедливых многоступенчатых государственных экзаменов шэньши — ученое служилое сословие, интеллигенцию, в Китае совпадающую с чиновничеством. Кстати, европейская экзаменационная система была списана с китайской, только ограничилась университетами. Существовала в стране и наследственная знать, которая, впрочем, точно так же смывалась с политического лица страны при смене династии, это гуны, хоу, бо, цзы и нань (в европейской традиции их часто соотносят с князем, маркизом, графом, виконтом и бароном, что достаточно наивно, но, скажем, в случае с гунами-князьями помогает, так как они тоже состояли в родстве с императором).
Итак, среди отличительных черт китайского «абсолютизма», не вполне понимавшихся Вольтером и Кесне, были подотчетность императоров Небесам в форме права народа ниспровергнуть обанкротившуюся династию и отсутствие привязанности к вопросам наследования и крови при смене династий. К милым маленьким мелочам относились множественные имена — табуированное личное, храмовое и посмертное. Надо отметить, что правящих женщин-императриц (если они не узурпаторши, как У-хоу, или не регентши, как знаменитая Цы Си, правившие в обход закона), в отличие от Британии, не бывало. Ну и уж до кучи: императорский цвет — желтый, никто другой не имел права носить одежду такого цвета, символ императора — дракон (китайский, без крыльев).
Менялись династии и правители, входили и выходили из моды привозные и местные религии и верования — от легизма9 первого императора-объединителя Китая Цинь Шихуана до буддизма VI века династии Лян, от несторианства до протестантизма, а Китай в основе своей оставался патриархальным, конфуцианским, ориентированным на семейные, общественные, управленческие ценности. В самом деле, китайские традиционные философские и этико-политические учения — это не религии, Вольтер был прав: у конфуцианцев нет священников и монахов, да и сами конфуцианцы не поклоняются особо ничему и никому, кроме предков.
Конфуций (551—479 гг. до н. э.) для Китая — что-то вроде помноженного на миллион Дейла Карнеги, который раз и навсегда объяснил народу, обществу и власти, что нужно делать, чтобы быть приличным человеком («благородным мужем»), какие обязанности у правителя перед подданными, а у подданных перед правителем, как надо уважать и почитать родителей и вообще — жить не по лжи. Все это было настолько умно, естественно и единственно верно, что император Цинь Шихуан собрал всех современных ему конфуцианцев да и зарыл в землю. Конфуцианство не могло помочь ему объединить разрозненные царства в одну державу, слить разрозненные куски стен, окружавших эти царства, в одну — Великую Китайскую стену, сломить сопротивление объединяемых царств и выиграть необходимые войны, ему нужен был не моральный, а жесткий Закон, и его предоставили легисты.
Но как только схема, созданная Конфуцием для небольшого княжества Лу, будучи расставлена в швах, пришлась по мерке всему большому Китаю, ничего нового уже больше придумывать не требовалось (хотя мыслительная активность китайцев отнюдь не снижалась, никто не отменял мистический даосизм, по Великому шелковому пути пришел и прижился в форме чань буддизм, конфуцианство стало неоконфуцианством, и сто цветов со ста школами расцветали и падали под косой правителя не раз и не два). Не случайно же Мао Цзэдун спустя двадцать один век после Цинь Шихуана начал бороться с конфуцианцами. Победить в китайце конфуцианца — это значит победить китайца. Не удалось. Потому и не тонет китайский кораблик-джонка, выправляется.
Мальчики и девочки
Один из примеров самовыправления — китайская демография. В принципе, за редкими исключениями вроде народа наси, где главную роль в жизни общества играют женщины, население Китая традиционно патриархально (мы ведь понимаем разницу между обществом и населением, правда?). Конечно, луковые коммунистические одежки сделали свое дело, и в определенных сферах деятельности женщины могут работать наравне с мужчинами, но практически ни одна семья, которой был разрешен один ребенок в городе и два в деревне, не хочет, чтобы этими детьми были девочки. Таков традиционный взгляд — испокон веку семью, где родилась девочка, поздравляли с «разбитыми черепками». В крестьянской стране, где сын должен продолжить дело отца или выучиться и стать важным чиновником, где каждому сыну надо дать равный надел земли, а девочку — просто как-то прокормить, пока не выдашь замуж, раньше поступали жестоко: продавали лишних детей в рабство или оставляли на обочинах дорог на съедение диким зверям. В наше время ситуация изменилась: китайцы лучше других научились диагностировать пол ребенка на ранних стадиях беременности, избавляться от нежелательного плода и всеми силами добиваться рождения желанных мальчиков. Не всегда все тут получается гладко, поэтому в современном Китае часты случаи рождения изуродованных и инвалидизированных детей, но погоня за мальчиками не останавливается.
Китайцы очень чадолюбивы. Здесь не кричат на детей, всячески балуют их (по-хорошему, без фанатизма) и удивляются, почему мы так мало рожаем — «ведь вам же можно». Но теперь можно и китайцам. После тридцати шести лет политики «одна семья — один ребенок» демография страны с разбегу врезалась в проблему старения работоспособного населения, и в 2013 году был снят запрет на второго ребенка для пар, где хотя бы один из родителей был единственным ребенком в семье. Это мало помогло — в 2014—2015 годах работоспособного населения в стране стало меньше почти на четыре миллиона человек, так что осенью прошлого, 2015, года запрет на второго ребенка сняли вовсе.
Мы уже поняли, что китайская цивилизация мудра и работает как часы, но иногда их надежная пружина соскакивает, и история времен культурной революции с нанизанными на ниточку воробьями повторяется. Есть китаеведы, полагающие, что китайцы так и не додумались до понятия ego (это правда, не додумались — думали в другую сторону), что значение человеческого фактора как было, так и остается у них низким (и это тоже правда: чем больше людей в стране, тем ближе их сознание к роевому), что именно поэтому становится возможным приравнять лишнего воробья к лишнему ребенку, работать с цифрами, а не с людьми. Это все верно — и не только для китайцев, хотя они и являют собой сферический образец прагматизма в вакууме. Только вот именно те китайцы, которые умудрились родить и воспитывать своих детей не в нищете, носятся с ними так, как европейцам еще поучиться.
Зато первая конфуцианская обязанность детей — заботиться о родителях. Ради этого ломались карьеры, люди отказывались от выгодных предложений, а хорошие сыновья должны были подарить родителям гроб. Чтоб была уверенность в завтрашнем дне.
От улыбки станет всем больней
Мой университетский учитель — великий китаевед Михаил Васильевич Крюков, читая нам курс этнографии Китая, на первом же занятии объяснил, что исследовать уклад жизни, обычаи и культуру другого народа нужно не с позиции холодного наблюдателя, хихикающего над тем, что «у них» не так, как «у нас». Взялся исследовать — через отличия или просто через описание — изволь понять, почему «у них» так. Так чем же вообще китайское кровообращение отличается от западного? Первое, что тут нужно понимать, — это то, что оно действительно отличается. И не потому, что китайцы улыбаются, когда мы плачем; если немного последить за собой, начинаешь улыбаться, а не плакать, в абсолютном большинстве штатных ситуаций.
Когда мой второй китайский учитель, доцент, с кем мы разбирали деятельность в Китае иезуитов, рассказывал о том, как в годы культурной революции хунвэйбины ворвались к нему домой и вырвали с мясом телефон из стены, он весело улыбался. Разговор шел дома у доцента — красивого густоволосого седого китайца, потерявшего в тот далекий день не только телефон, но и позицию на кафедре, сосланного «поднимать деревню» и лишь чудом восстановившегося на преподавательской должности в нашем нестоличном университете. Он тогда встал, оторвавшись от чаши с гулаожоу10 , подошел к двери и показал на косяке эту дырку — от бывшего провода. Я была довольно молода и в ответ только похватала ртом воздух — вести политические разговоры нам было не рекомендовано. К концу стажировки я безвозвратно привыкла не только кланяться, складывая руки на груди, благодаря или прося о чем-то, но и радостно улыбалась по поводу и без.
То, что китайцы как бы всегда готовы к трудностям и разного рода «контрольно-демографическим» соображениям, приводит еще к одному результату: они довольно жестоки и терпеливы к боли. Ну, а откуда еще берутся эти безупречные гимнасты, трехлетние пианисты и глухие танцовщицы, поражающие мир? Дисциплина, терпение, дарвиновский отбор. Отбор, впрочем, не всегда был только дарвиновским. При одном цинском императоре существовала практика периодических рейдов по публичным местам вроде рынков и гульбищ: солдаты быстро выдергивали из толпы подозрительных личностей, нищих и бездомных, большинство казнили, уцелевших отправляли в ссылку в Синьцзян — китайскую Сибирь или показательно пороли и заковывали в колодки. Таким образом хоть немного сдерживался прирост того населения, который не «проконтролировали» эпидемия, война или сокрушительное народное восстание.
Так что терпеть было что. Вот и китайские пытки — не легенда и не пустой звук. Казнь с «аппетитным» названием «тысяча кусочков», о которой порядочный европеец вспомнит, только покопавшись в памяти и что-то такое вызвав в ней из романа Стендаля «Саламбо», — реальная практика времен императорского Китая. Можно методично сыпать человеку в нос черный перец, пока не сомкнутся дыхательные пути, можно… можно, скажем, по злобному навету оскопить высокопоставленного чиновника и перевести его из придворных историографов в евнухи. Такова была судьба великого отца китайской истории Сыма Цяня (146/36–86 гг. до н. э.), осмелившегося выступить перед императором в защиту двух полководцев, обвиненных в поражении ханьских войск в кампании против кочевников-сюнну.
Однако китайцы, чинящие подобные безобразия, и сами умеют терпеть. Так, путешествовавший по северному Китаю и Монголии Николай Рерих описывал, как нападавшие на путников бандиты-хунхузы убивали своих жертв по старым монгольским традициям — вспарывая грудную клетку и вырывая из нее сердце. Русские во время этой процедуры страшно кричали, а китайцы лишь скрипели зубами.
К подобной готовности вытерпеть боль — и не одноразовую — отнесем и бинтование ног девочкам (к счастью, ныне устаревшее), и выпускной экзамен в традиционном шаолиньском курсе обучения. После многих лет обучения студенту надо было пройти финальное испытание, чтобы стать полноправным шаолиньским монахом: миновать вошедшие в легенду восемнадцать комнат, наполненных препятствиями, преодоление которых показало бы его силу, мужество и интеллект. В восемнадцатой комнате будущему шаолиньцу предстояло взять голыми руками — в обхват — раскаленный котел и вынести его через ворота так, чтобы отлитые по бокам символические животные тавром отпечатались на внутренней стороне предплечий испытуемого. Чаще всего этими животными были два дракона, иногда дракон и тигр, дракон и феникс, реже всего два журавля. Можно по-разному относиться ко всяческим инициационным легендам, но дерево, на котором шаолиньские монахи тренировались в ударах пальцами, стоит во дворе монастыря и поныне: оно истыкано, как решето.
Интересно, что подобное величие духа разительно контрастирует с обыденными практиками. У китайцев очень распространены разговоры об усталости и необходимости отдыха, причем, говорит об этом обычно даже не сам уставший, а любой человек любому человеку. А как же? Тело надо беречь, холить и лелеять — ведь на это, на программу пестования жизни, и направлены основные усилия любого китайца, китайской медицины и сознания. Жить нужно как можно дольше и как можно здоровее, для этого и энергия ци, и плавная тайцзицюань, и боевая ушу — если уж никак нельзя без того, чтобы выиграть тот бой, которого нельзя избежать. Но давайте сделаем очередной разворот и перейдем от физического к интеллектуальному.
Китайская грамота
Китайское сознание в очень большой степени определяется китайским языком и письменностью. А как может быть иначе, если этой самой письменности больше четырех тысяч лет? Конечно, она менялась… немного. Между комментариями на треснувших черепашьих панцирях и современной «Жэньминь жибао», безусловно, есть разница: первые были довольно пиктографичны, последние — результат нескольких упрощений и всего того, что неизбежно происходит с большим массивом информации, когда он записывается при помощи письменности-конструктора.
Что рядовой человек обычно знает об иероглифах?
Что иероглиф — это слово. Это не так. Иероглиф в современном китайском языке, правильно именующемся путунхуа, — скорее слог-морфема: большинство слов состоит из двух слогов, времена однослогового языка давно в прошлом. Это, впрочем, не значит, что у каждого иероглифа нет собственного смысла. Он есть.
Что иероглифов много. Это правда: чтобы читать газеты нужно знать около пяти тысяч, в пятитомном словаре Ошанина их около шестнадцати, а в китайском языке вообще — около восьмидесяти тысяч.
Что иероглифы сложны и не поддаются разумению. Это заблуждение. Большинство иероглифов состоят из двух основных частей — ключа, подсказывающего, к какому классу вещей относится обозначаемое иероглифом, и фонетика, подсказывающего, как иероглиф читается. Ключей чуть больше двухсот, а слогов-чтений в китайском языке всего 414. Вот и получается, что запомнить надо не восемьдесят тысяч разных значков, а некоторое количество категорий и сочетаний черт — линий, ударов кисти, из которых состоят и ключи, и фонетики.
Если вам показалось, что задача изучения китайской иероглифики существенно упростилась, не спешите выдыхать: слогов-то, положим, четыреста, да только вот и тонов, которыми они могут произноситься (меняя смысл), — четыре. Добавим к этому фантастическую, совершенно не представимую носителем русского языка омонимию, царящую в китайском, и вы поймете, почему сами ханьцы могут зачастую не понимать друг друга и прибегать к рисованию иероглифов пальцем в воздухе. Ну, а как иначе, если и «торговля», и «меховая одежда, свитер» передаются в устной речи одним и тем же сочетанием слогов — mao-yi, различаются только иероглифы и тоны слогов.
Тут нам очень удобно перейти к тонам и музыкальности китайцев. Итак, мы поняли, что каждый слог дает нам целый куст — нет, два куста использований. Первый куст — четыре варианта произнесения слога тонально (у каждого из этих произнесений-тонов, скорее всего, будут омонимы), а второй — иероглифическая запись слога в зависимости от значения. Тут наши тональные слоги тоже дадут большую омонимию. Ну возьмем, скажем, известный всему миру слог ma. Да-да, у китайцев, в отличие от грузин, венгров, финнов, татар и тувинцев, слово «мама» образуется при помощи двух одинаковых слогов ма ровного высокого первого тона. Вот этот иероглиф, состоящий из ключа «женщина» и фонетика «mа» (происходящего от чтения иероглифа ma — лошадь), означает в принципе только то, что и означает: маму и ее производные. А теперь возьмем другой иероглиф, читающийся как «ma» и произносящийся первым тоном. Эта морфема означает «вытирать, меняться» (входит в состав слов «полотенце, сердиться, меняться в лице»). Еще один иероглиф с участием того же фонетика, но с другим ключом означает (в том же тоне) «смеркаться, брезжить».
Примемся за второй тон и иероглиф, который означает: лен, конопля, пенька, шероховатый, отлеживать, затекать (рука затекла), входит в состав слов паралич, холст, мешок, пакля, хлопотный (mafan — одно из самых употребляемых слов путунхуа); проказа, хворост, прохудиться, эфедрин, большая хлопушка, дуб острейший, рябое лицо, онеметь, воробей и фразеологизм «воробьиная война» (это когда воюют врозь и малыми силами), слегка, дать наркоз, кунжутное масло, анестезия, корь, наркотик и производные. Этот иероглиф занимает целую страницу крупноформатного фонетического китайско-русского словаря, выпущенного в Шанхае в 1989 г.
В третьем тоне ма даст нам ту самую лошадь и целый хоровод производных — от седла и хоровода до пиявки, картона, телохранителя, марки (это будет редкое в языке заимствование), марафона, жести, половника, параши и еще целой страницы того же самого словаря. Другой иероглиф — морфий и производные. Третий — агат, четвертый — цифра, пятый — еще один вид пиявки…
И наконец в четвертом тоне ма предстанет перед нами в форме глагола «ругать» с павлиньим хвостом производных, а есть еще и вопросительная или усилительная частица «ма», которая произносится так называемым «легким» тоном — почти никаким.
Итак, наш «ма» дал на выходе четыре тона, двенадцать иероглифов и несколько сотен омонимов. Конечно, при понимании помогут сочетания «ма» с другими слогами, а при чтении собственно иероглифы, но уловить смысл в общем потоке речи можно, только если у слушателя очень хороший слух.
Теперь понятно, почему китайцы не торопятся переходить на латиницу, хотя дети изучают латинскую транскрипцию иероглифики уже в школе. Что толку писать десятки сотен вариантов одних и тех же слогов? Без иероглифов все это теряет смысл. Можно представить, какой памятью обладает самый что ни на есть среднестатистический грамотный китаец: в сущности, интеллектуально его не остановить. В сочетании же с присущим большинству ханьцев здоровым често- и трудолюбием и укорененным в тысячелетиях коллективизмом иероглифическое мышление дает общество людей, которым по плечу любая задача. Так что для того чтобы не вызывать раздражение профессиональных китаеведов, изучайте иероглифы, ну хоть тысяч пять, не надо просто учиться их «рисовать». А мы пока перейдем к чему-нибудь описательному.
В китайском городе Чанчуне
«Деревенский мужик не знает, что такое игра в шахматы, — двигают иероглифы».
Китайская недоговорка-иносказание
Повторюсь: «пощупать» настоящий Китай можно не в туристическом Пекине, безумном Шанхае или, тем более, в жирном буржуазном Шэнчжэне, а в провинции. Нет, автор далек от мысли, что «Москва — не Россия, а Пекин — не Китай», что же есть Пекин, если не Китай, — не Сантьяго ведь де-Чили, правда? Просто Китай тоже не обошла приставучая лихоманка глобализации, и здесь строят большие, прозрачные и овальные стадионы-аэропорты, и здесь стараются не отставать от нью-йорков и парижей местные нувориши, а китайские туристы с фото-, видеоаппаратурой наперевес по количеству обогнали даже японцев в своем желании «сделать» Европу за неделю и перефотографироваться в жанре «я и Колизей» со всеми мировыми достопримечательностями. Этому нельзя не радоваться, потому что Китай более или менее открытый — хотя бы через людей, которые выезжают посмотреть на мир, — всяко лучше, чем Китай закрытый.
Так вышло, что в ту первую поездку я прожила в столице провинции Цзилинь (в Северо-Восточном Китае — Дунбэе) несколько месяцев, стажируясь в тамошнем головном гуманитарном университете. И если ни правильное название провинции — Цзилинь, ни смешное название ее столицы — Чанчунь, скорее всего, ничего не говорят читателю, то ему совершенно точно что-то говорит словосочетание «На сопках Маньчжурии», а представителям старшего поколения — слова «марионеточное государство Маньчжоу-го», «император Пу-И», «провинция Гирин» и, конечно, «Халхин-Гол».
Впрочем, про последнего китайского — вернее, маньчжурского — императора Пу-И знают почти все — и благодаря его душераздирающим воспоминаниям («Первая половина моей жизни»), и благодаря великолепному фильму Бернардо Бертолуччи «Последний император». Так вот, этот самый утонченный и европеизированный нервный гедонист Пу-И, вытесненный в 1911 году в результате Синьхайской революции из пекинского Запретного города на северо-восток, в вотчину своих маньчжурских предков, обосновался в том самом нынешнем городе Чанчуне, а тогдашнем Синьцзине («Новой столице»), где я и стажировалась.
Находившееся под контролем Японии государство Маньчжоу-го было, конечно, обречено. В августе 45-го десант майора Петра Челышева захватил бедного императора и передал его по этапу в лагерь под Хабаровском. В 49-м году, после окончательной победы в Китае коммуно-маоистов, Пу-И понял, что дело плохо, и написал Сталину письмо с просьбой не отдавать его Мао… На будущий год он поехал в Китай, где немедленно отправился в другой лагерь и лишь через девять лет был выпущен по личному указанию Председателя, сделавшись поначалу садовником Ботанического сада, а потом и политическим консультантом правительства. Китайская династийная история неторопливо свернулась в кольцо и сладострастно укусила себя за хвост.
Бывший дворец Пу-И, безусловно, главная примечательность Чанчуня («Длинной Весны») — «маленького» двухмиллионного города, на примере которого можно окунуться в обычную китайскую жизнь. Дворец грустный, как любой дом изгнанника, пусть и императора. В нем сохранился трон императора Маньчжоуго, какие-то половинчатые интерьеры, довольно скромные спальни, садик… Бедный, бедный Пу-И.
В Чанчуне суровые сибирские зимы, там до сих пор носят зимой мягкие бесформенные шинели-одеяла, ездят по льду на древних громыхающих гробах-велосипедах семьями по пять человек и живут в многоэтажных домах с турецкими туалетами-дырками в полу без ванных. Тут осенью сушат на зиму китайскую капусту (длинная, по форме напоминающая батискаф; мы считаем ее салатом, а они называют нашу круглую капусту «большая голова»), раскладывая ее на стадионах или нанизывая на все ту же вездесущую веревочку, только протянутую на балконе. Тут учатся в паре-тройке больших университетов, ходят в зоопарк, гуляют в парке на озере, по праздникам смотрят салют и танцуют под мелодичную музыку. Отсюда рукой подать на поезде как до «русских» Харбина и Даляня, так и до Шеньяна (Мукдена) с потрясающим комплексом гробниц основателей маньчжурской династии Цин. Зимний Харбин холоден, как озеро Коцит на дне Дантова «Ада»; но все это можно вытерпеть, если есть желание увидеть праздник разноцветных фонарей на льду реки Сунгари. Ежегодно там строят фантастический город изо льда команды, съезжающиеся со всего мира.
Здесь гостей из-за границы заставляют пить шестидесятиградусную водку, кормят на убой в ресторанах — а познакомившись получше, и у себя дома, — потом заставляют петь… И мы поем, и пьем, и танцуем, и лепим вместе пельмени, и скучаем по дому — почта оборачивается раз в два-три месяца. По кампусовым склонам бродит тощая корова, но говядину китайцы не очень любят — много с ней мороки, а вот свинина — любимое мясо. На Севере вообще едят довольно много мяса: холодно, иначе не проживешь, тут самые вкусные пельмени — цзяоцзы, те самые, что готовят на пару и подают в плетеных бамбуковых решетах. Здесь празднуют положенные календарные праздники — важнейшие дни равноденствия и противостояния, Рождество начинают отмечать с католиками, а заканчивают — с православными, в Китайский Новый год вся страна приходит в движение и возвращается на родину — у кого она где, иначе нельзя, поэтому железные дороги развиты превосходно и поезда по ним ходят без опозданий. По праздникам на окна наклеивают красные бумажные иероглифы с пожеланиями счастья и долголетия, а вкуснее «лунных пирожков» с соевой пастой внутри (их полагается есть на праздник Середины осени — Чжунцюцзе — по традиционному лунному календарю приходящийся где-то на середину сентября) лакомства не придумано.
Здесь на тебя смотрят, как на жирафа, непонятно зачем затесавшегося в лососевый косяк, говорят, естественно, только по-китайски и долго не могут поверить, что ты по-китайски говоришь тоже. Поверив, подозревают у тебя китайских предков. Здесь два христианских собора; мужской буддийский монастырь совмещен с женским, и вымирают оба. Здесь огромная киностудия и огромное всё: пространства, широченные пыльные улицы, бескрайний зоопарк… Даже удивляешься, почему так много места, где же гаолян?!
Здесь не только старики помнят про «большую дружбу» со «старшим братом — СССР», эта память пока передается от отца к сыну, здесь студенты понижают голос, когда обсуждают в твоей общежитской комнате события на Тяньаньмэнь, но все же говорят о них и не боятся, ведь ты все-таки свой, и по сей день попросят выступить с рассказом про Зою Космодемьянскую и Александра Матросова. Здесь по инерции здороваешься с любым обладателем белого лица, так как вы наверняка знакомы. Здесь ты впервые попробовал вареных огурцов, нарезанных ромбиками, научился не вздрагивать от того, что все всё бросают на землю (и на пол в концертных залах), а объявления «Плевать запрещено» висят в присутственных местах неспроста. Одна половина горожан, казалось бы, плюет и бросает, а другая — та, что с метлами, — идет следом и метет. Не будет в провинции и чудес механизации — надо ведь дать работу всем тем, кому эта работа нужна.
Говорят, весной в Чанчуне зацвело что-то нежное и розовое, но я этого не застала — уехала в Пекин, Сиань и дальше, дальше… Так что давайте прервемся на…
Китайский файф-о-клок
Чай в Китае должен быть зеленым в той же мере, в какой маленькое черное платье в Европе — черным, а тюремная роба в США — оранжевой. Давайте сразу оговоримся: китайцы не любят кофе, потихоньку научились пить молоко, но в принципе плохо его переносят, а молочные продукты для них крайне вторичны. Так, угощенный в поезде сыром китайский попутчик изменился в лице, выбежал из купе и больше не вернулся, а попытка купить сливочное масло в Чанчуне вылилась в поездку в Харбин. Зато чай вы найдете в Поднебесной любой — от белого и красного до драгоценного черного прессованного пуэра, продаваемого на аукционах, но пьют тут разнообразный зеленый, попросту насыпая сухие листики в кружку с крышкой — без ситечек, сеточек и прочих ухищрений.
За все время, что я была в Китае и общалась с его жителями, никто ни разу не попытался провести при мне чайной церемонии (а она в Китае существует), не пил чай наперстками и вдумчиво не переливал его из чайничка в рюмочную чашечку. Наверное, в Китае не только рис, но и чай — всему голова. С чая начинается любая еда (чтобы промыть все каналы протекания ци), чаем угостят гостя, даже если больше в доме ничего нет, ну а если кончилась заварка, нальют кипятка — наверное, потому, что для его получения нужно затратить усилия и энергию, в отличие от менее ценной холодной воды.
Самая известная чайная история в Китае такая. Один крестьянин преподнес богачу-помещику немного чая. Тот попробовал, решил, что чай хорош, и преподнес его провинциальному чиновнику. Чиновник решил, что чай достоин лучшего ценителя, и преподнес его чиновнику государственному. Тот, осознав, что чай превосходен, преподнес его главе Палаты церемоний, а тот оценил чай и, уверившись, что чай достоин высшей похвалы, преподнес его императору. Император, отведав чая, наградил главу Палаты церемоний алым халатом, а тот, усовестившись, передал халат государственному чиновнику. Последний, исполненный скромности, отдал его провинциальному чиновнику, тот же в свою очередь отдал халат богачу, с которого начался путь чая наверх. Тогда богач — достойный богач из доброй сказки — отнес императорский халат крестьянину. А крестьянин, доведя процесс подъема и спуска дара до абсолюта, пошел и накрыл драгоценным шелковым халатом кустик чая.
И вот, пока чай «Красный халат» или связанный «Небесный цветок» неторопливо распускается в прозрачном заварочном чайнике и гости любуются неземной орхидеей, плавно разворачивающей острые лепестки в объятиях горячей воды, зануда-хронист вспоминает, что не так давно чашечки-пиалки зеленого китайского чая поднимали за четырехсотлетний юбилей пребывания этого напитка на столах европейцев. Благодарить за это можно первую мегакорпорацию в человеческой истории — голландскую Ост-Индскую компанию: образовавшись в 1602 году, уже через семь лет она доставила чайные листья на Запад.
Кажется невероятным, что наши беспокойные предки большую часть прошлых веков обходились без кофе и чая — напитков, способных согревать и тонизировать человека, без того чтобы смущать его разум, как это делает вино, известное людям с античности, или пиво — напиток, любимый еще древними египтянами. Факт остается фактом: чтобы появился чай, понадобилась гораздо более склонная к медитативности цивилизация, чем та, которую создали беспокойные греки, еще более неуемные римляне или вечно стремящиеся заглянуть за линию горизонта люди Возрождения.
Китайцы научились пить чай в столь незапамятные времена, что простые действия — высуши листья и брось в кипяток — уже до новой эры оказались окружены легендами. Самая распространенная связывает изобретение чаепития с отцом китайского сельского хозяйства и великим травником императором Янь-ди, или Шэнь Нуном, впервые пригубившим этот напиток где-то около 2737 года до н.э.
Янь-ди некогда повелел, чтобы всю питьевую воду в государстве перед употреблением кипятили, а во время путешествия в некий отдаленный уголок случилось неизбежное: ветер швырнул в кипящую воду несколько сухих листков с соседнего куста, и получился благоуханный настой. Любознательный император отважно попробовал взвар и «обнаружил, что он освежает душу и тело». В III веке до н.э. чай упоминается в китайских источниках как замена вина, а в 350 году эры новой — входит в китайский словарь. В те времена чай считали здоровым и бодрящим отваром, но только к великой династии Тан (608—906) он входит в моду и превращается в национальный напиток китайцев.
Интересно, что первыми пропагандистами чая в мире стали люди религии. В Японию вместе со своим учением чай принесли буддийские монахи, а в Европу — миссионеры, проповедовавшие христианство в Китае. Да-да. Промышленному импорту чая голландской Ост-Индской компанией предшествовали многочисленные восточные сувениры, привозившиеся в Португалию торговцами и миссионерами. Конечно же, среди них был и чай, слухи о котором распространились еще во времена караванной торговли по Великому Шелковому пути. Считается, что первым португальцем, описавшим чаепитие в 1560 году, был доминиканец Гаспар да Круц (Португалия, самая передовая морская держава тех времен, открыла кружной морской путь на Дальний Восток через Африку еще в 1515 году). С легкой руки миссионера чай нашел дорогу поначалу на столы богатых людей в Лиссабоне, а позже, когда к делу подключились перевозчики из Голландии — политического союзника Португалии, — дело пошло еще веселее: дарящие бодрость волшебные листья стали поставляться во Францию, Голландию, в прибалтийские земли.
Нам неизвестно, на каком именно корабле приехал первый серьезный груз чая в Европу — на «Голубке», «Амстердаме» или «Батавии», нет сомнений лишь в том, что чай мгновенно вошел в моду в столичной Гааге, несмотря на свою дороговизну (больше 100 нынешних евро за фунт), что, конечно, сделало его напитком богатых. Но чайный поток уже было не остановить: торговля росла, цены падали, и сухие листочки, поначалу приобретавшиеся в аптеках вместе с такими редкими приправами, как имбирь и сахар, уже к 1675 году можно было купить в обычных магазинчиках, торгующих съестным, во всех Нижних Землях.
Чего только не пришлось пережить в своей чуть более чем трехвековой истории на Западе невинному чаю! Жаркие дискуссии о его пользе или вредности, «чайную ересь» (когда жители спокойно гоняли чаи, не обращая внимания на тянувшиеся двадцать два года в середине XVII века дебаты о пристойности чаепитий) и, конечно, смешивание с другими продуктами. В 1680 году мадам Мари де Рабютэн-Шанталь, маркиза де Севинье, впервые упоминает возможность добавить в чай молоко, а в голландских тавернах начинают подавать чай посетителям в переносном чайном наборе, при помощи которого добропорядочный голландец сам заваривал свежий чай себе и друзьям — часто в садике при трактире.
В третьем тысячелетии в мире ежегодно производится свыше трех миллионов тонн чая — в основном в Индии, где его начали культивировать с подачи англичан лишь в 1836 году, в Китае и Шри-Ланке (туда чайный куст пришел в 1867 году). Китай остается единственной страной, в промышленных масштабах производящей белый, желтый, зеленый, сине-зеленый, красный и черный чай. Производство волшебного листа растет, а 75 процентов продукции продают в страны СНГ, Европейского сообщества, Германию, Японию, Великобританию и США.
А если вернуться к голландцам и чаю, то можно вспомнить памфлет 1670 года, в котором неизвестный автор писал: «Распространение известного растения подобно распространению правды: сначала о ней подозревают, она приятна тем, кто отважился познать ее, ей оказывают сопротивление, когда она распространяется, нападают на нее, когда она достигает пика популярности, и наконец, она торжествует по всей земле — от дворцов до хижин, ведомая лишь медлительным и неутомимым временем и собственными достоинствами».
Хорошо, что мы заговорили о чае — так у нас не останется ни времени, ни места, чтобы поговорить о китайской еде, которая вытеснила бы все остальные темы. Скажу главное: в Китае можно и нужно есть на улице — и нанизанные на палочку засахаренные фрукты-ягоды, и шашлычки, и пельмени, и, в особенности, батат (или ямс), запеченный в большой железной бочке. Нельзя пройти и мимо цзянбина — большого и навороченного блина-яичницы, способного заставить покраснеть любой парижский креп. Что уж и говорить о забегаловках шириной в одну дверь. В одной такой я единственный раз в жизни пробовала гордо стоящую на блюде вертикально и ослепительно сияющую в свете люстры карамелизированную рыбу, больше похожую на произведение из муранского стекла, чем на жареного карпа. В Китае невозможно голодать. «Железая чашка риса», о которой говорил Мао Цзэдун, давно достигнута, а основой диеты являются, конечно, не высокохудожественный карп и изыски из мяса и птицы, а рис, лапша и овощи. Китайцы любят угощать и угощаться, и к еде относятся очень серьезно. Пища готовится непосредственно перед едой и не оставляется для последующего подогревания. Но мы ведь уже поняли — все для пестования жизни: гимнастика, питание, здоровье. Так что давайте съездим в Пекин.
Я ехала в Пекин. Кэци, Мафаньдэ и другие звери
«Вдова увидела во сне мужчину — все зря».
Китайская недоговорка-иносказание
«Столица — это столица», — сказала мне еще одна подруга, Кейт, коллега по изучению деятельности иезуитов в Китае. Она не была в восторге от Чанчуня, хотя никаких радикальных мнений о провинции и не высказывала. Заметим в скобках, что противное было бы совсем не по-китайски. Китайцы вообще обходительны и иносказательны, для них самое важное в общении не только знаменитые китайские церемонии, но и понятие кэци — вежливости. Если нужна подпись, то это «ваша драгоценная фамилия», если нужно обратиться к кому-нибудь с просьбой или вопросом, то так, чтобы не было слишком мафаньдэ — хлопотно. Если не получается или не хочется ответить на просьбу-вопрос положительно, то вам не скажут «нет», скажут «приходите завтра». А потом еще завтра. А потом… Но если мы что-то с вами уже поняли про Китай — так это то, что китайская редиска, как и любая другая, красна лишь снаружи.
Вежливые и обходительные китайцы с их поклонами, улыбками и сложенными руками — это те же китайцы, что способны встать в одиночку перед танковой колонной, отрезать от вас тысячу кусочков или вытерпеть, если эти кусочки будут отрезать от них. Существование породы «благородных мужей», не могущих осквернять уста вульгарным словом «деньги», не отменяет превосходных навыков торговли, присущих китайским торговцам. Вот и разговор с моей китайской подругой Кейт после сдержанного вздоха о столице перешел на детей, и она призналась, что внешность европейских детей ей милее — такие большие глаза, такие высокие носы! Если с людьми дружить, никакая кэци не помешает им рано или поздно говорить откровенно.
«И вот мы в Пекине». Сколько путешественников писали эту фразу по достижении китайской столицы. В Пекин отправлялись на десятилетнюю службу российские православные миссии, на бывшей территории проживания которых ныне расположено самое большое посольство в мире — бывшее советское, а ныне российское. Принадлежащие дипмиссии шестнадцать гектаров лесопарка, строений с разрушенной церковью и всем, необходимым для жизни и работы, были даже некогда занесены в книгу рекордов Гиннеса. Сюда приехал отец российского китаеведения монах Иакинф — Бичурин, а за ним — великолепный майор Тимковский, прошедший для этой цели Монголию и северный Китай и оставивший записки об этом путешествии, которые уже вот-вот выйдут в свет.
Пекин помнил Хубилая и Марко Поло, вдовствующую императрицу Цыси, одной рукой провоцировавшую резню европейцев, а другой… ну, обеими руками, и ногами тоже, — катавшуюся по Запретному городу на трехколесном велосипеде, подаренном одним из политиков. Пекин не забыл ни остатки непрочной храмовой архитектуры (сакральные строения в традиционном Китае пристало строить из дерева), ни своих кудрявых львов, придерживающих лапой жемчужины, ни белую ламаистскую пагоду Байта над гладью Северного моря — озера Бэйхай, ни танков на площади Тяньаньмэнь, ни расположенных неподалеку Минских могил и более далекой Великой стены. Здесь можно посмотреть, как сидит, меланхолически пережевывая бамбуковые листья, дасюнмао — большой панда, действительно большой, похожий на монаха Цицы, послужившего прототипом для веселого и толстого японского будды-божка Хотэя. Но можно увидеть и гораздо более фантастическое животное, сяосюнмао — панду малого. Это пушистое огненно-рыжее существо с белыми лапами, то ли кошка, то ли мишка, способно покорить любого.
Пекин поразил меня больше, чем Нью-Йорк: людей в нем больше, и идут они на тебя таким потоком, что кажется, будто пробираешься через весь китайский миллиард с хвостиком. Движение машин может быть по-прежнему хаотичным, а в районах, чуть более отдаленных от туристических центров (я жила на квартире у подруги, приехавшей в Пекин преподавать русский язык), точно так же будут с любопытством смотреть на твой «высокий нос» и белое лицо. Еще в самый первый пекинский вечер — до отъезда в Чанчунь — нас напоили тем самым обычным китайским зеленым чаем, насыпаемым в кружку и закрываемым крышкой. Дело было вечером, и чай пришелся очень кстати… кабы не реакция на него. Внезапно мне показалось, что к ногам приделали тугие пружины, и приходилось прыгать, а не идти, да и ночью так и не удалось
заснуть — это мне-то, кофеману со стажем.
И все же Пекин, облазанный, обнюханный и обхоженный, довершил впечатления стажировки: ты тут чужой, чужим приехал, чужим и уедешь. Ты не Маттео Риччи и не Бичурин-Иакинф, твое кровообращение никогда не перенастроится, и энергия ци не вольется тебе в ухо, чтобы вылиться через нос.
Еду в Сиань
«Спрашивать гребешок в буддийском монастыре — не туда зашел».
Китайская поговорка-недосказание
Так что, «отработав» Пекин, я беру билет и еду в Сиань.
* * *
— А ты не боишься одна в поезде ехать?
— Нет, не боюсь: русский с китайцем — братья навек…
— И правда! Здравствуй, товарищ!
* * *
— Ты, наверное, китаянка?
— Нет, я русская!
— Ну, не может быть! Наверняка папа — китаец или мама — китаянка.
— Нет, нет, я правда не китаянка.
— А по-китайски хорошо говоришь, как диктор.
— Меня хорошо учили!
— Да? Ну ладно… Знаешь, скорее всего, дедушка у тебя был китаец…
* * *
— Товарищ!
— Да?
— Как пройти к Даянь-та? (Большой пагоде диких гусей.)
— Простите, я не знаю, я только что приехала в Сиань. Давайте посмотрим на карте!
Окрыленная этими диалогами, я летала по Сиани — одна, с пьянящим ощущением отрыва от «слежки» (это был последний год жесткого надзора за стажировками, и нам не просто нельзя было ходить по Пекину в одиночку, но и покидать город, не сказавшись. Я покинула). Наслаждалась спокойным отношением к себе окружающих, видами обнесенного мощными стенами города, поездкой в Бинмаюн — к могильному кургану и терракотовой гвардии Цинь Шихуана.
Вот старый китаец ведет на веревочке большую усталую обезьяну. Вот они остановились и мирно разделили на двоих один банан. Вот витрина с драгоценными пятилитровыми бутылями крепчайшей китайской рисовой водки. Вот в одной из этих бутылей заспиртованная змея.
А потом у меня из кармана вытащили кошелек со ста юанями, что в поездке было равносильно гибели, и я поняла… поняла, что теперь я здесь совсем своя. И осталась в Сиани навсегда.
______________________
1 Традиционно — молодой ученый-чиновник (кит.).
2 Гаолян — однолетний злак, напоминает кукурузу, со стеблем, доходящим до 4 м высоты. Гаолян занимает большие площади в Китае, Манчжурии и Корее.
3 Коутоу (кит.) — обряд тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья, который по китайскому дипломатическому этикету было принято совершать при приближении к особе императора.
4 Pax Sinica (лат.) — китайский мир.
5 Ци, иногда чи — одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры и медицины. Ци выражает идею пространственно-временной и духовно-материальной субстанции, которая лежит в основе устроения Вселенной, где все существует благодаря ее видоизменениям и движению.
6 Зумба, или сумба (исп. Zumba) — танцевальная фитнес-программа на основе популярных латиноамериканских ритмов.
7 Чумиза — черный рис.
8 Так назвал Китай Марко Поло, и лишь первый миссионер-иезуит в Китае Маттео Риччи (1552—1610) идентифицировал Катай с той «Страной серов», которую Европа знала с римских времен. Помешанные на шелке римляне думали, что серы счесывают его с деревьев.
9 Легизм — философская школа эпохи Чжаньго (Воюющих царств), сформировавшаяся в IV–III вв. до н.э. и известная также как «Школа законников». Основной идеей школы было равенство всех перед Законом и Сыном неба, следствием чего являлась раздача титулов не по происхождению, а по реальным заслугам.
10 Свинина в кисло-сладком соусе с ананасами.
Дружба Народов 2016, 2
Китай > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 27 февраля 2016 > № 1912847
Дина Дубровская
Ольга БАЛЛА
Pax Sovietica: большое послесловие — или?..
«Национальные» номера «толстых» журналов
+++ ——
В минувшем году сразу несколько центральных «толстых» журналов посвятили отдельные свои номера литературам бывших советских республик. Почти все они вышли в рамках связанного с Годом литературы проекта Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям (кроме литовского номера «Иностранной литературы» и украинского номера «Нового мира»). Увы, Азербайджан, Туркмения, Киргизия и Таджикистан остались за пределами проекта.
Что происходит на бывших имперских окраинах спустя четверть века после распада Pax Sovietica? Как идут их выздоровление от империи, работа с травмами XХ века, освоение собственных, суверенных исторических смыслов? Как там сегодня видят самих себя и Россию? Все ли еще длится послесловие к советскому опыту — или уже пишутся совсем новые главы другого, неведомого нам текста?
«Национальные» номера журналов отвечают на эти вопросы — и даже ставят их — с разной степенью полноты.
По идее, опыт бывшего имперского центра должен был бы — мог бы — научить нас особенному роду зоркости, внимания к тем, кто раньше был с нами в одном трюме чудовищного, как броненосец в доке, государства, а теперь плывет своими путями. Нас должна (может) научить этому новообретенная дистанция. Все время хочется думать — хотя, быть может, ошибочно, — что уже прошло время и слепоты друг к другу из-за рутинного сосуществования в одном всеусредняющем государстве, и (за исключением особенного, трагического украинского опыта) обид друг на друга и отталкивания друг от друга. Самое время учиться друг у друга.
Что же получается на самом деле? Попробуем составить себе представление об этом.
* * *
Больше всего повезло литературам Литвы и Казахстана — а вместе с ними и нам: каждой из них досталось внимание сразу двух журналов, нам же — счастливая возможность узнать о них гораздо больше, чем о словесностях других постсоветских стран. Литовской литературе посвящены мартовская «Иностранка» целиком и часть сентябрьского «Октября» (в котором она делит пространство с эстонской и латышской). Литературе Казахстана — декабрьские номера «Невы» и «Нового мира».
Повезло нам тем более, что в каждом из случаев свой общий предмет эти издания рассматривают по-разному.
И дело не в составе авторов — хотя да, он почти не совпадает. В двух «литовских» журналах одно общее имя все же есть — это Томас Венцлова, без которого, согласитесь, разговор о Литве, о литовской мысли и слове обречен на неполноту. В обоих журналах — его стихи в переводе Владимира Гандельсмана, а в «Иностранке», кроме того, — его же эссе о Москве шестидесятых. В «Иностранке» круг авторов шире — и основная их часть доселе оставалась русскому читателю неизвестной.
Все вошедшие сюда тексты — переводы. Почти все — с литовского, кроме тех двух, что составили совсем небольшой раздел «Россия—Литва»: Венцлова переведен с английского, Юргис Балтрушайтис (его письма к Джованни Папини) — с итальянского. По-русски здесь говорит только московский литовец — главный режиссер театра имени Маяковского Миндаугас Карбаускис со своим интервьюером Георгием Ефремовым; да Рута Мелинскайте с Марией Чепайтите — кстати сказать, составители номера — пишут по-русски о книгах, связанных с Литвой, и о русских тоже — в разделе «БиблиофИЛ». И все.
И это, среди прочего, значит, что русскоязычная литература Литвы оставлена в этом варианте разговора о литовской словесности практически без внимания. В отличие от «Октября», где тексты трех из шести авторов литовского раздела — то есть ровно половина его — опубликованы в их русском оригинале: рассказ Далии Кыйв, стихи Лены Элтанг (пишущей только по-русски, но принципиально наднациональной, — и это второе, после Венцловы, известное и знаковое имя в литовской части журнала) и Таисии Ковригиной. (Забегая вперед — остальные разделы «балтийского» «Октября» организованы так же: переводы из латышских и эстонских авторов и там соседствуют с примерами литературы, пишущейся по-русски либо жителями этих стран — как Игорь Котюх, родившийся и живущий в Эстонии, либо выходцами оттуда, давно обитающими в иных краях — как Таисия Ковригина, выросшая в Литве, живущая в Абу-Даби).
Вряд ли так вышло потому, что люди, работавшие над номером «Иностранки», считают русскую компоненту литовской литературы незначительной или недостойной внимания. Просто там разговор в принципе — о другом. В «балтийском» «Октябре» речь скорее о взаимоналожении, взаимопроникновении, взаимодействии разных культур, литератур, языков, волею исторических судеб оказавшихся на одной территории. В литовской «Иностранке» — об обретении Литвой самой себя, о проведении границ. (Не отсюда ли — кажется, характерно литовская — тема границы, «пограничных ситуаций, вернее — проблема человека в условиях пограничья (или приграничья)», с упоминания которой Ефремов начинает разговор с Карбаускисом? Вспомним, что именно так — «Пограничье» — назывался и вышедший в минувшем году сборник эссе и публицистики Томаса Венцловы, рассмотренный, кстати, в «библиофильском» разделе «Иностранки». Типично литовское беспокойство?) Здесь важна работа самоопределения, выработки себя — «Рождение нации», как называется таинственный (ни слова о Литве! ни единого литовского имени! хотя все вполне прозрачно, но… такое могло происходить где угодно) рассказ Саулюса Томаса Кондротаса.
Номер в целом недаром называется «Рассеяние и собирание» — именно это, считают составители, происходило с литовцами в XX веке. Два этих процесса, оба травматичные, стали для них формами самоосознания.
Составителей «Иностранки», при всем их внимании к разнообразию стилистических пластов литовской литературы, к широте диапазона ее возможностей, занимает, похоже, даже не в первую очередь литература как таковая, но судьба и историческое состояние народа, которые словесность отражает, как, может быть, ничто другое. Она — точный слепок с исторического состояния.
Этот номер журнала — в отличие от «Октября», повествующего исключительно о современности, — во многом ретроспективный, открывающий русскому читателю едва (если вообще) известное ему литовское прошлое и, насколько это возможно на ограниченной журнальной территории, соединяющий разные ее потоки в сложное и живое целое. «Оборванные звенья, — пишет Юрате Сприндите в статье «Вызовы постцензурной свободы», — соединились в живое целое, и стало ясно, что литовская литература, "расколотая" пополам в 1944—1945 годы, вопреки прежней искаженной оценке, едина и неделима».
То, что мы хоть сколько-то знали в советское время под именем литовской советской литературы — лишь малая ее часть. Теперь нам показывают другие, не менее (не более ли иной раз?) полноправные ее части: написанное в эмиграции и в противостоянии советской власти. Мы прочитаем — кроме названного рассказа Саулюса Томаса Кондротаса, с советских лет живущего в эмиграции, — стихи и фрагменты дневника за 1938—1975 год Альфонсаса Ника-Нилюнаса (1919—2015) — поэта, переводчика, критика, бежавшего в 1944 году на Запад и проведшего основную часть жизни в США; записи журналиста Балюкявичюса, который в 1948—49 годах возглавлял сопротивлявшийся понятно кому партизанский отряд и погиб 25-летним; эссе священника-диссидента, проведшего семь лет (1979—1986) в сибирской ссылке... И эти тексты здесь — на равных правах и в одном ряду с тем, что писал, скажем, заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1990) Ромуальдас Гранаускас (1939—2014).
Номер получился не просто представительным, но весьма аналитичным. Сам его тщательно подобранный состав — уже рефлексия. «Осмысление опыта рассеяния и воссоединения <…> — пишут составители, — принесло плоды, которые не созрели бы раньше». Травматический опыт ХХ века, полного разрывов и утрат, парадоксальным (ли?) образом способствовал богатству и сложности литовской литературы. (Ей пошел на пользу даже советский период с его навязанным упрощением образа мира и самих себя: «Советское время, — сказала некогда президент Ассоциации литовских издателей Лолита Варанавичене, — подарило нам одну хорошую вещь — любовь к книге».) Литература литовцев, пожалуй, и для них самих до сих пор еще во многом — в стадии открытия и освоения. Мы же и вовсе стоим только на ее пороге — и уже понятно, что тут есть что осваивать и над чем думать.
* * *
В отличие от «исторической» «Иностранки» балтийский номер «Октября» скорее культурологичный и даже отчасти экзистенциальный. Здесь нет речи ни о преодолении имперского наследия, ни о собирании насильно разрозненного, ни об изживании травмы. Здесь, главным образом — о человеке в мире, проживающем себя и мир в ситуации двукультурья и двуязычья. О парадоксах и возможностях этой ситуации. О людях — междумирья ли? Двух ли миров сразу?
Таких здесь большинство. Таков уже самый первый из авторов номера — Ян (Яан) Каплинский, эстонский поэт, в 2014 году выпустивший первый сборник своих стихов, написанных по-русски, — и в «Октябре» он тоже опубликовал русские стихи. Из представленных здесь русских Эстонии таков буквально каждый. Журналист Андрей Хвостов, родившийся и всю жизнь живущий в Эстонии, автор эссе о запахах и звуках Таллина; поэты, прозаики и переводчики Елена Скульская (говорящая о себе: «Моя родина — это русский язык и литература» — и так могли бы сказать здесь многие) и Николай Караев; П.И.Филимонов — русский поэт и специалист по английской филологии, получивший премию фонда «Eеsti Kultuurkapital» за лучшую книгу на русском языке. Людмила Глушковская — главный редактор русскозычного журнала «Вышгород» и директор Эстонского культурного центра «Русская энциклопедия». Полурусская-полуэстонка Света Григорьева — вообще многомерная личность: хореограф, режиссер, актриса, поэт и критик (стихи — эстонские, даны в переводе). Олеся Ротарь — редактор выходящего в Эстонии русскоязычного журнала о культуре «Плуг». Борис Балясный — поэт и переводчик с эстонского, финского, украинского, болгарского, — родившийся в Житомире, переселившийся в Эстонию взрослым («после института попал по распределению в Эстонию, где остался жить. — пишет о нем Игорь Котюх, — выучил эстонский язык, основал Литературно-переводческую школу-студию, стал крупным переводчиком эстонской поэзии»). Наконец, сам Котюх — поэт и переводчик, специалист по эстонской литературе: ему здесь принадлежат не только стихи (русские), один из «рассказов с ладонь» (тоже русский) и переводы большинства эстонских текстов, но и цитированная выше статья «Русская литература и Эстония». Она интересна тем, что написана не просто о «приграничных явлениях русской литературы в Эстонии» (самое известное — Игорь Северянин, невольный эстонский житель и первый русский «последовательный переводчик эстонской поэзии»), но — что важно особенно — изнутри собственного, весьма нетривиального культурного, языкового, литературного опыта. Какую культурную нишу — и языковую картину мира — создает себе человек (сложного происхождения — но с русским самосознанием), родившийся в крохотном городке на юге Эстонии и с самого начала живущий в окружении нескольких языков? «Дома и в школе это русский. На дворе эстонский. В библиотеке и книжном магазине <…> это вырусский диалект. Его отец с бабушкой говорят между собой на сетуском диалекте. А летом их семья посещает родственников по линии мамы, говорящих на украинском и белорусском. В России бывает проездом». Что при этом способно получиться? Сразу хочется ответить, что — редкая возможность полноты и объемности видения мира. Сам Котюх видит это сложнее и осторожнее:
Причислять себя к эстонцам — родной язык русский.
Причислять себя к русским — не тот темперамент.
Называться европейцем — привилегия избранных.
Гражданином мира — слишком абстрактно.
Остаётся быть просто человеком.
Но поймут ли?
Нервность, проблематичность ситуации двойной принадлежности — она же и двойная непринадлежность? — проговаривает и Света Григорьева. Не прямо, скорее интонациями и общим напряжением, скрытым вызовом возможным, только предполагаемым еще упрекам в чуждости с любой стороны:
я родилась в 1988
нет я не говорю по-эстонски
с акцентом
тем более
когда не называю свое имя
и я не говорю по-русски с акцентом
тем более когда не называю имя своей матери-эстонки
читай это стихотворение
только не смотри на мое имя
читай это стихотворение
без моего имени
и скажи ещё
что я говорю с акцентом…
Многокультурны (очень мне нравится тяжеловесное, но точное словцо «многопринадлежностны», пусть будет здесь хотя бы в скобках) и авторы латвийской трети номера. Может ли быть отнесен к латышской литературе — хотя бы к литературе Латвии — открывающий эту часть журнала уроженец Риги Александр Генис, русский, давным-давно живущий в США и по-латышски, насколько известно, никогда не писавший? По крайней мере, без этой земли он не был бы самим собой — поэтому он тут. Скорее всего, многим в себе и в своей поэзии обязан Латвии и поэт Олег Ленцой, родившийся в Приморье, учившийся в Риге русской филологии и пишущий русские стихи. И русские рижане Семён Ханин и Сергей Тимофеев (их тексты — снова в оригинале!). Лишь пятый по счету автор этой части — поэт (а также переводчик, художник и ученый-лингвист) Валт Эрнштрейт — оказывается наконец переведенным с латышского, и мы видим латышскими глазами Ригу — город трудный и жесткий:
Волки воют в ледяной темноте ноября.
Последняя волчица Риги вышла из логова,
встала из пыли металла, стальных балок, электромоторов,
идёт стребовать свою долю.
Идёт, чтобы перегрызть Риге
сонную артерию…
Далее рядом с латышскими авторами — Артисом Оступсом, Рональдом Бриедисом, Кришьянисом Зельгисом, Карлисом Вердиньшем — снова возникают люди междумирья: живущий на два города, Ригу и Москву, уроженец латвийской столицы Андрей Левкин с его штучной работой с русским языком и сознанием — и рижским пространством, писатель и художник Свен Кузьмин, активно работающий в латышской культуре, но пишущий и по-русски (в «Октябре» — его русский рассказ), и снова русские рижане — поэты Дмитрий Сумароков (показывает нам свою Ригу, город странного постисторического безвременья: «Пуэрто-Рига, / забытая кем-то на пляже немецкая книга / с ленивой рекой-закладкой…») и Елена Глазова, прозаики Владимир Ермолаев и Елена Катишонок…
Русскоязычные междумиряне оказываются в конечном счете в большинстве. Почему? Они ли определяют общую картину?
И, к сожалению, — ни единого аналитического текста о сегодняшней латышской литературе.
В целом же в балтийском «Октябре» рефлектируется не конфликтная сторона многокультурной и пограничной ситуации (которая уж наверное есть!), но, скорее, само ее устройство — и плодотворность.
Конечно, темы самообретения и самоопределения было не миновать. Виргиния Цыбарауске обозревает тенденции литовской поэзии последних трех десятилетий, группируя авторов по дате рождения и дебюта, и разбирается с вопросами, претендующими на статус вечных: «действительно ли полемика с доминирующей традицией означает кризис культуры, а поиски личного взаимоотношения с культурной памятью всегда являются десакрализацией?» (Полезно читать вместе с мартовской «Иностранкой» — здесь мы встретим имена некоторых ее авторов — например, поэта Сигитаса Парульскиса.) Нам представлены и чистые, без всяких пограничностей, образцы воплощенного в литературе мировосприятия и душевного устройства жителей балтийских стран (яркий пример — рассказы эстонца Мехиса Хейнсаара, вполне, кажется, понятные человеку русской культуры, но резко экзотичные для него).
Вообще же составителей сентябрьской книжки «Октября» занимает не столько разделение, сколько симбиоз и синтез — даже если он не вполне удается или небезболезнен. «…Освоение "чужого", — пишет Людмила Глушковская, — одна из созидательных функций русской культуры». А Олеся Ротарь на примере своего журнала показывает, как (и почему вообще!) работает русское интеллектуальное предприятие в эстонской культурной среде. Неплохо, оказывается, работает.
* * *
Первое, что бросается в глаза в декабрьском номере «Невы», посвященном Казахстану: решительно все, без изъятия, тексты, написаны по-русски — независимо от происхождения авторов, от нынешнего их места жительства, от принадлежности к тому или иному поколению (то есть от возраста, в котором они встретили крах империи). Эта литература продолжает создаваться на русском языке, даже когда речь идет о чисто казахских обстоятельствах (как, например, у Данияра Сугралинова или у Заира Асима). Ничего подобного мы не видим, скажем, в грузинском или литовском номерах.
Ведущая тема номера — посткатастрофическое состояние. О нем, с той или иной степенью интенсивности и художественной силы — почти у каждого из авторов. Тексты Олжаса Сулейменова, открывающие номер, полны живой памятью о катастрофе:
<…>Эти стены полгода горели от масляных молний,
Двести дней и ночей здесь осадные длились бои.
Перекрыты каналы. Ни хлеба, ни мяса, ни сена,
Люди ели погибших и пили их теплую кровь.
Счёт осадных ночей майским утром прервала измена,
И наполнился трупами длинный извилистый ров.
Только женщин щадили, великих, измученных, гордых,
Их валяли в кровавой грязи возле трупов детей,
И они, извиваясь, вонзали в монгольские горла
Исступлённые жала изогнутых тонких ножей.
Книги! Книги горели! Тяжёлые первые книги!
По которым потом затоскует спалённый Восток!<…>
И одновременно с этим — тоска по мировой культуре и языческая, хтоническая мощь, нерастраченные силы, не оплакивание жизни, но страстное требование ее, желание начать мир заново:
Я бываю Чоканом! Конфуцием, Блоком, Тагором!
...Так я буду стоять, пряча зубы, у братских могил...
Я согласен быть Буддой, Сэссю и язычником Савлом!…
Восьмидесятилетний поэт — старший среди авторов номера — превосходит их всех по дикой жизнеутверждающей силе и согласен быть начинателем мира, основополагателем его будущих коренных течений! Кроме него под этой обложкой на подобное не отваживается никто.
И вот еще одна бросающаяся в глаза особенность представленной нам тут казахстанской литературы: внимание не столько к густому и горячему центру жизни, сколько к ее окраинам: к началу и концу. К тем областям, в которые заглядывает небытие. И это тоже независимо от возраста авторов.
Два рассказа Бахытжана Канапьянова (родившегося в 1951-м) — о восходе жизни и о ее закате: о детстве художника (автор оставляет его на пороге юности) и о последних часах и минутах старого ученого, успевающего перед смертью вспомнить всю свою жизнь и проститься с нею.
Данияр Сугралинов (родившийся в 1978-м, заставший конец Союза тринадцатилетним) пишет моралистические сказки из казахстанской жизни. Пожалуй, это наиболее благостные и наименее глубокие тексты номера (за исключением, может быть, одной сказки, в середине которой читателю, даже взрослому, становится по-настоящему страшно: у мальчика, по одному его эгоистичному, моментально исполнившемуся желанию, бесследно исчезает брат, как будто его никогда не было. И мальчик чувствует бессилие перед неустранимыми последствиями собственного желания… пока автор не избавляет его от этого одинокого ужаса, возвращая брата вместе с прежней жизнью).
Стихи бывшего карагандинца Владимира Шемшученко, живущего теперь в Ленинградской области (1956 года рождения), — об усталой, больной, сожженной жизни в родном — и навсегда оставленном — городе автора:
Вечер сыплет крупу антрацитовой пыли
На усталых людей, доживающих век.
Город мой, ведь тебя никогда не любили!
Сказки здесь так похожи на страшные были,
Что кровит под ногами карлаговский снег.
<…>
На сожжённую степь, на холодный рассвет
Дует северный ветер — гонец непогоды.
На дымящие трубы нанизаны годы…
В этом городе улицы в храм не приводят,
Да и храмов самих в этом городе нет.
Любви к Казахстану, похоже, нет и у него самого: «Я задохнусь в каганате.
Я уезжаю. Прости». В другом стихотворении он, правда, говорит о казахах: «А мы ведь их действительно любили / И, как ни странно, любим до сих пор». Но как-то не очень верится, тем более что несколькими строчками выше — вот что:
И среднеазиатскому меньшинству
Дозволено на улицах кричать,
И «русскому невиданному свинству»
Своих детишек в школах обучать.
А говорили — мы баранов съели,
И зверски распахали целину,
И с кровью кровь мешали, как хотели,
И (вай, улляй!) ломились в чайхану.
Шемшученко открыто признается, что крушение СССР для него — и для всей окружавшей его жизни — катастрофа:
Разорвали империю в клочья границы,
Разжирели мздоимцы на скорби людской.
Там, где царствует ворон — веселая птица,
Золотистые дыни сочатся тоской.
Южный ветер хохочет в трубе водосточной,
По-разбойничьи свищет и рвёт провода…
Всё назойливей запахи кухни восточной,
Но немногие знают — так пахнет беда.
И даже — прямее некуда: «Я бы вырвал по плечи руки / Тем, кто сбросил с Кремля звезду!»
Ну, ладно, Шемшученко — проживший в Советском Союзе большую и, наверно, лучшую часть своей жизни. Но вот и русские стихи казаха Заира Асима, родившегося в 1984-м — начало постсоветской истории он встретил семилетним, практически застал ее как данность — об усталой, больной, по существу тоже ведь посткатастрофичной жизни:
<…> Алмата в январе —
грязный огрызок яблока
рыхлая мякоть снега
искусана муравьиными тропами
следами обыденного изгнания
серый прокуренный город
ширится в глазах памяти
тридцатью годами дыма
серебряное солнце мерцает
монетой на дне облаков
тянется позвоночник гор
высится шприц башни
вколотый в мутное небо <…>
Если судить по публикациям этого номера, очень похоже на то, что серьезная работа разграничения (между имперским наследием и последующей историей, между русским и национальным, между навязанным извне и собственным) здесь не проводится, даже не начата. Идея преодоления советского наследия, кажется, в принципе не очень популярна. Крушение империи переживается — притом людьми очень разных поколений, включая и тех, что встретили девяносто первый год детьми — как катастрофа, отбросившая здешнюю жизнь далеко назад, в лучшем случае — в архаику, в худшем и более характерном — в умирание. Даже если само событие, суть его уже не помнится.
Так Адильхан Сахариев, родившийся в 1982 году, пишет страшную пост-апокалиптическую прозу о мире, совершенно разрушенном, существующем уже почти по ту сторону смерти, сквозь который прорастает архаика — глубокая, доисламская, дохристианская, доцивилизационная. Как, когда этот мир стал таким? Этого в памяти уже нет. «Старики, я хочу знать, как погибли мои города!», — требует восьмидесятилетний Сулейменов. У героев тридцатитрехлетнего Сахариева такой вопрос даже не возникает.
«Жулдызым» — рассказ о вымирающем полустанке, на котором среди спивающихся и ищущих смерти людей, «обманутых временем и никому не нужных», остался один-единственный ребенок — немая (зато одаренная сверхчуткостью к чудесному) девочка. И ту, к счастью, оттуда увозят. Но все ее родные остаются там умирать — уже без всякой надежды.
«Говорят, что первый поселенец в этих краях был сумасшедшим. Он искал счастье в пустыне. Оно оказалось в безумии. Мы, наверное, его потомки. Потому что все здесь появляются на свет полоумными или становятся такими. А в последнее время никто не рождается. Ты была последней. Эта земля — дом только для мертвых и юродивых. Остальные — вечные изгнанники, как их предшественники — бывшие заключенные, изгнанные из тюрем и обосновавшиеся здесь… Мы живем на могилах изгнанников. Они, видимо, прокляли нас, мстят нам и не успокоятся, пока не исчезнет с лица земли последний из нас. А последняя из нас — это ты. Мы пытались убежать от вездесущего рока. Построили железную дорогу. Десятки лет она нас кормила, десятки лет мы ее грабили. Но и она создана на человеческих костях. Теперь никому не нужна. А мы вымираем. Молодежь дуреет. Больше не слышно детского смеха, потому что нет самих детей. Рок нас догнал. Ангелы покинули наши края. Осталась только ты — наш последний ангел. И если не будет тебя, то, наверное, не будет и этого хаоса, в котором мы живем. А значит, и нас не будет. Нужно беречь тебя». Так говорил маленькой Аяне дедушка «в пьяном бреду, а наутро все забывал».
Схлестнувшиеся в этом мире в последней битве силы жизни и смерти (как в повести Сахариева «Волчьи пляски» об извечной и безнадежной борьбе людей и волков) уже почти не отличаются друг от друга. Обе страшны. Лишь едва-едва сквозь каждую из них процарапывается смутная, рудиментарная память о ценностях, о морали, о любви. Она пока еще есть — но надолго ли?
Почти все время читателя не оставляет чувство, что настоящая жизнь, в чем бы ни состояла, для большинства авторов этого номера не вполне здесь — а то и совсем не здесь. Она где-то (или когда-то) еще.
В опубликованных в этом номере стихах карагандинца Валерия Михайлова (родившегося в 1946 году и проведшего в Казахстане всю жизнь) ни казахского, ни казахстанского нет вообще — по ним даже не догадаешься о том, что автора с этой землей связывает хотя бы география. Он говорит, думает и чувствует исключительно о России, о ее народе и ее языке: «Казак уральский, на дорожку выпив чая, / Как водится у русских испокон, / Прощался с другом и, слов сказочных своих не замечая, / Обыденно промолвил: "А свату моему скажи поклон"»; «<…> воздух Родины, земная грусть уходят ввысь прозрачно, немо, глухо / Туда, где ждет нас всех, любя, небесная Святая Русь»; «Война против нас не кончалась, / Война эта будет всегда. / Одна ты, Россия, осталась, / Как в небе пред Богом звезда».
Ничего казахстанского или казахского нет и в стихах одного из самых сильных авторов номера — у выросшей в Казахстане, живущей в Москве русской немки Елены Зейферт. Русское и московское — есть, немецкое — есть (Зейферт — человек из тех, чья родина — прежде всего язык, в данном случае — два языка, русский и немецкий, сильные питающие источники). Казахского — ни единого слова. Зато есть большая витальная сила, страстная любовь к жизни, к ее основам — помимо, прежде и по ту сторону любых исторических обстоятельств:
сон склоняясь в предложном скорее похож на снег
плавкий и незаконченный ангелов перистых пот
что стекая на землю становится легче пера
Schnee! мой зыбкий не выпавший Schnee это имя идёт
твоим белым рукам целовавшим меня до утра
талой влаге висков и всему что весомо во сне
Читатель готов уже думать, что русская и казахская жизнь в этой стране почти не заметили друг друга, особенно русская — казахскую (говорящую во многом на ее языке!). Такие предположения не вовсе лишены оснований. Пишущий на русском казахстанец Илья Одегов, например, о литературной жизни говорит в том же номере следующее: «К сожалению, русскоязычные авторы в Казахстане и авторы, пишущие на казахском языке, практически не знакомы друг с другом. <…> И я даже не понимаю, как нам друг друга найти». Но на мысль о том, что это все же не вполне так, наводит повесть, написанная Валерием Куклиным и Александром Загрибельным — «Белый осел». Она — целиком из казахской жизни (кстати — в ее неотделимости от русской, в их трудной, иной раз конфликтной, но неразрывной взаимопереплетенности), с явно хорошим ее знанием (включая и знание языка!) и внимательным чувством.
Впрочем, тема катастрофы оказалась неминуема и здесь. «Стоя на одной распухшей от любви к родине ноге, огромная страна однажды подкосилась и упала.»
Самым же интересным в номере кажется мне анализ современных литературных процессов в Казахстане: в рубрике «Астана — Санкт-Петербург. Диалоги культур» — ответы на вопросы редакции журнала о литературной жизни их страны писателей Михаила Земскова, Юрия Серебрянского, Ильи Одегова, Светланы Ананьевой, Валерия Михайлова (все — казахстанцы, и, увы, лишь стихи Михайлова мы прочитаем в самом номере; а мнений казахов не услышим ни одного), в рубрике «Критика и эссеистика» — размышления Веры Савельевой о рассказе в современной прозе Казахстана, Светланы Ананьевой — о прозе Мориса Симашко, Надежды Черновой — о рано ушедшем из жизни писателе, поэте, мыслителе, музыканте Алексее Брусиловском (здесь тоже авторы всех статей, как и их герои, — казахстанские русские), в «Публицистике» — статья доктора филологических наук Бейбута Мамраева о казахской литературе начала ХХ века. И в этой же рубрике — статья Уалихана Калижанова об истории казахов.
* * *
В отличие от казахского номера «Невы», в посвященном той же теме «Новом мире» наконец-то представлены переводы с казахского — оба поэтические. Правда, написаны переведенные стихи давно и принадлежат перу казахских классиков: Абая Кунанбаева (1845—1904) и Магжана Жумабаева (1893-1938). Если первого русский читатель себе еще как-то представляет (в основном, подозреваю, благодаря движению «ОккупайАбай», потрясшему столицу в декабре 2011-го и ныне стремительно погружающемуся в забвение, — тогда, помнится, даже переиздали тексты Абая, вокруг памятника которому на Чистых прудах группировались протестующие, — интересно, многие ли прочитали?), то имя второго, по всей вероятности, большинству из нас ничего не скажет.
А между тем Абай был мощнейшей культурообразующей личностью — «поэт, философ, композитор, просветитель, общественный деятель, основоположник казахской письменной литературы и ее первый классик, реформатор культуры в духе сближения с русской и европейской культурами на основе просвещенного либерального ислама. В истории казахской литературы Абай занял почетное место, обогатив казахское стихосложение новыми размерами, рифмами и стихотворными формами. Абаем создано около 170 стихотворений и 56 переводов, написаны поэмы, «Слова назидания». Он был также талантливым и оригинальным композитором, создал около двух десятков мелодий, которые популярны и в наши дни. Абай Кунанбаев оказал большое влияние на зарождавшуюся казахскую национальную интеллигенцию конца XIX — начала XX века». Обо всем этом сказано в коротком подстрочном примечании (а стоило бы — в основательной аналитической статье).
Жумабаев же, поэт, писатель и педагог, убитый советской властью, почитается как основатель новой казахской литературы и, по словам академика АН КазССР Алкея Маргулана, «имеет для казахского народа такое же значение, какое для англичан Шекспир, для русских — Пушкин».
«Вошедшие в эту подборку стихи Абая и Магжана, — пишет переводчик Илья Одегов, — не просто выдающиеся голоса двух разных поколений. Это две совершенно разные энергии. Абай — тяжелый, мудрый, печальный, вросший в землю, как старое дерево. И Магжан — стремительный, гарцующий, ироничный, жизнелюбивый».
Одегов не только перевел их стихи, но и предварил переводы вступительной статьей — небольшой, но не менее интересной, чем сами представленные образцы казахской поэзии. Там говорится о том, чего в русском общекультурном сознании практически нет: о том, как устроен казахский язык и казахская поэзия, какие из этого устройства следуют трудности восприятия и перевода, на каких путях они разрешаются — если разрешаются вообще. «В казахской поэзии много ловушек. На первый взгляд, все просто. Идет традиционная, отработанная веками, форма построения строфы, где срифмованы окончания первой, второй и четвертой строки, а третья строка существует как бы самостоятельно (в ней, кстати, часто и скрывается главная мысль). Но приглядываешься внимательнее и видишь, что рифма-то сплошь и рядом фонетически не точная, не "любовь-морковь" и "слезы-грезы", а скорее ритмическая: "бала-шама", "жарыс-табыс", "пана-жара" и т. д. Зато обнаруживается добавочная рифма, где-нибудь в середине строки. И это при работе с традиционной формой. А что уж говорить о стихах Магжана Жумабаева, который традиционными формами часто пренебрегает и создает собственную, авторскую форму.
Или ритм, размер. Слушаешь поэта и думаешь, что ритм ровный, постоянный, а начинаешь читать стихотворение на бумаге и понимаешь, что вот здесь слог лишний, а там — даже два. Здесь синкопа, там эпентеза. В устном исполнении такие нюансы нивелируются, и поэтому нетренированным ухом всего не услышать. Это как пытаться воспринять индийскую музыку в рамках европейских двенадцати полутонов, без учета того, что в индийской октаве двадцать две ступени. Но на бумаге форма построения текста раскрывается. И попробуй-ка передать все это на другом языке, на русском».
Современная же казахстанская литература представлена здесь, как и в «Неве», в ее русских оригиналах — включая и ту, что пишется казахами. (Из которых здесь — Ербол Жумагулов, Заир Асим, Айгерим Тажи, Азамат Байгалиев. Четверо. Да, они в меньшинстве.) С чем это связано — загадка, на страницах журнала разрешения не находящая. В «Неве» Илья Одегов признавался: «Несколько лет назад ко мне обратился заведующий отделом прозы российского литературного журнала «Дружба народов» Леонид Бахнов с просьбой подыскать для публикации в журнале интересные произведения современных авторов, написанные на казахском языке и переведенные на русский. Я расспросил всех знакомых, разместил объявления в социальных сетях — в общем, старался, как мог, но так ничего и не выяснил». А Юрий Серебрянский там же на вопрос «Как построено взаимодействие национальной и русскоязычной литератур Казахстана?» отвечает: «Не построено никак. <…> Переводы практически отсутствуют, и в этой ситуации казахскоязычные авторы в более выгодном положении, так как большинство из них превосходно владеют русским. Из современных русскоязычных книг, переведенных на казахский язык и вышедших в Казахстане, я могу назвать только свою повесть "Destination. Дорожная пастораль"». А из казахских — переведенных на русский? Нет не только ответа — нет самого вопроса.
Весьма неплохую общую картину казахстанской русской словесности читатель «Нового мира» может составить себе по рубрикам «Опыты» (в ней — статья Анны Грувер «Точка разборки» о прозе Ильи Одегова), «Литературная критика» (где Евгений Абдуллаев и Павел Банников рассуждают о русскоязычной литературе этой страны) и «Книжная полка», на которую Оксана Трутнева ставит книги исключительно современных казахстанских авторов. Вы уже догадываетесь: все русскоязычные.
У «Невы» и «Нового мира» есть общие авторы — представленные в разных изданиях разными текстами. Это — Заир Асим (здесь у него — стихи и повесть «Ксения»), Илья Одегов, Юрий Серебрянский (в «Неве» их участие ограничивается ответами на анкету о казахстанской литературе; в «Новом мире» у них — художественная проза).
На страницах «Нового мира» мы, наконец, получаем возможность познакомиться с творчеством писателей, определяющих, как говорил в «Неве» алмаатинец Юрий Серебрянский, современный литературный ландшафт Казахстана, но в «Неве» лишь упоминаемых: Павла Банникова, Айгерим Тажи, того же Ильи Одегова. Одегову, кроме того, посвящено в номере целых три критических статьи: Анны Грувер, Елены Скульской и подглавка в «Книжной полке» Оксаны Трутневой, пишущей также и о других авторах номера: о Ерболе Жумагуле (Жумагулове), о Юрии Серебрянском, о русскоязычном алмаатинском армянине Тигране Туниянце.
Что до собственно казахстанской жизни, то в стихах здешних русскопишущих поэтов ее немного (или нет совсем, как у Туниянца). А вот из прозы о ней можно узнать много интересного и необщеизвестного. Например, из рассказа Марии Рябининой — о том, как чувствуют себя в ее стране ЛБГ — «лица без гражданства».
«Вот приеду, брат будет спрашивать, зачем мне гражданство. Он сам уже давно забыл о нем, сидит, поправляет только очки и смотрит в книги. А мне кажется, спокойнее быть к чему-то привязанной. А то как будто про тебя забыли. Как будто яблоки вывалились из большой повозки, когда у нее отвалилось колесо, и пара яблок закатилась в канаву у дороги. Все собрали, положили обратно и поехали дальше. А эти, в канаве, забыли. И они лежат там. Ничейные.
Родители наши тоже были без гражданства. Мы приехали в Ильинское, это совсем недалеко от Борового. Маленькая деревня, всего-то две улицы. Никто сначала не мог понять, как это так — "без гражданства"? Вы кто же, русские или казахи? Что значит это "ЛБГ"? Но потом привыкли. А это у нас Фомичевы, они ЛБГ. Заходите вечерком выпить, у нас свекровь из соседней деревни приехала.
Потом, когда брат начал работать учителем в школе, это даже начали произносить с уважением. Это "ЛБГ" теперь стало чем-то вроде "профессора" или "образованного человека"».
И, кстати, — градус катастрофичности (по сравнению с «Невой») здесь существенно ниже.
* * *
Ноябрьский номер «Знамени» целиком посвящен Армении — причем не только армянской литературе и культуре как таковым, но и людям, чем бы то ни было связанным с этой страной (вплоть до, например, Осипа Мандельштама с его «Путешествием в Армению» и Марии Петровых, единственная прижизненная книга которой была издана в Ереване). Армянскому пласту смыслов.
В разделе «Страницы поэзии» почти все — переводы с армянского, кроме подборок Анаит Татевосян (переводчицы некоторых из представленных здесь же поэтов), Гургена Баренца (тоже переведшего в этом номере ряд стихов) и молодого русскоязычного поэта из Степанакерта Эммы Огольцовой. Этот раздел, столь же неровный, сколь и интересный — открытие для большинства русских читателей (за исключением читателей «Дружбы народов»), хотя среди его авторов есть и те, кто очень известен в своей культуре, а иногда и не только в ней.
Об одном из самых ярких авторов — о поэте и художнике Аревшате Авакяне — его переводчик Георгий Кубатьян пишет: «Что до рисунков Аревшата, выполненных обычно пером на бумаге либо картоне, то они, как, впрочем, и картины, написанные на холсте маслом, и гравюры, и работы, сделанные в смешанной технике <…> — с первого взгляда напоминают детские. Но только с первого. Слишком изощренные для бесхитростного ребячьего взгляда, слишком изобретательные, витиеватые и частенько загадочные, композиции поэта-художника тяготеют к притче, к иносказанию, той самой тайнописи <…> Точно так же в его стихах обитают и духовные существа, схожие с ангелами-хранителями, да и много кто еще. Вселенную можно, словно музыку, записать нотами». (И тут жалеешь, что в «Знамени» не предусмотрены иллюстрации: их отчаянно не хватает для полноты образа.)
А Артём Арутюнян (представленный здесь единственным стихотворением), на русский, кстати, тоже переводившийся, хотя и слишком давно (в 1979-м) — оказывается, лауреат французской литературной премии имени Рене Шара и, более того, выдвигался в начале девяностых на Нобелевскую премию за книгу «Пожар древней земли» — проза? стихи? Вот, подумаешь, из чего стоило бы перевести хоть небольшой фрагмент — опубликованное тут стихотворение «Ночь в Вашингтоне», признаться, никакого представления о масштабе этого автора не дает.
На «Страницах прозы» — только рассказы. Среди авторов есть и те, чьи тексты уже стали событиями русской словесности. Это — Анаит Григорян (думаю, многие помнят вышедший четыре года назад ее роман «Из глины и песка» — а то и дебютный сборник прозы «Механическая кошка» (2011) — и уж наверняка многие читали второй ее роман — «Diis ignotis» — в прошлогоднем «Урале») и Каринэ Арутюнова («Пепел красной коровы», «Скажи красный», «Счастливые люди», «Дочери Евы», множество публикаций в журналах за пределами Армении). Их рассказы, как и «Записки ереванского двора» Елены Шуваевой-Петросян, даны в русских оригиналах. Собственно, петербурженку Григорян и уроженку Киева, много лет прожившую в Израиле и вернувшуюся в Киев Арутюнову с Арменией объединяет разве что происхождение и фамильная память — которую обе они сделали достоянием русской литературы и осмыслили с помощью русской культуры и языка. Арутюнова (ее «Другой жанр» — один из самых сильных текстов номера) вообще пишет о киевском детстве, в котором армянского только и было, что ее собственные глаза. Да и такие ли уж они армянские? — разве обитатель московского двора тех же семидесятых не узнает себя и своего, например, в следующем: «В детстве звезды были огромными, а вишни черными и сладкими. Ноги сводило от холодной воды, но выходить не хотелось, — стуча зубами, в очередной раз плюхались и вновь выскакивали, как посиневшие поплавки. Вода была в ушах, в носу, в глазах, но этого никто не замечал. Никто не задавался вопросом, зачем "баба сеяла горох", отчего именно горох, и отчего именно этот момент вызывал столько шума и мокрой радости»? Или — совсем уж точнее и общечеловечнее некуда: «В детстве все было важным. Мир слов не стоял особняком, он был живым и разнообразным, подвижным и вкусным. Он был страшным и потешным…»? Григорян же прямо в первых словах своей «Родной речи» признается: «Родного языка я не знаю». Но зато дальше, дальше!...
«Он помнится набором странных отрывистых звуков. Какие-то бесконечные "ш" и "к". И почему-то вспоминается запах. Пахнет печеными яблоками с корицей».
Да разве это не знание? — пусть не смысловое (впрочем, формы смысла многообразны), но в своем роде более глубокое — предсмысловое, чувственное.
Об Армении как событии культуры (в частности — русской) мы узнаем в этой книжке «Знамени» многое: это — качественно и подробно выстроенный путеводитель по разным областям армянской культуры и особенностям армянского мировосприятия, с отдельной рубрикой для неармянских авторов — о том, какова у каждого из них «Моя Армения». Кроме поэзии и прозы, нас знакомят с армянской эссеистикой и критикой, с историей армянской литературы и русско-армянских культурных связей; раздел рецензий целиком посвящен книгам, связанным с Арменией; а «Незнакомый журнал» представляет литературно-переводческий журнал «Гexarm», издающийся в Степанакерте. И даже раздел «Выставки» отдан армянскому изобразительному искусству.
Но все-таки открываемая очередной раз русскому читателю Армения предстает прежде всего как событие чувственное (и поэтому, несмотря на множество армянских реалий, вроде, например, грабара — древнеармянского языка или не единожды упоминаемого тандыра, где выпекают хлеб, — общечеловеческое, может быть, и надкультурное) — неотделимое от метафизического, даже тождественное ему. Это здесь гораздо важнее и исторического, и политического.
…А в самом начале было немое
Таяние снегов Арарата.
Ребёнок должен обеими руками
Сжать и заставить треснуть гранат,
Чтобы овладеть
Тайнами этого багрового,
звучащего по зёрнышку языка,
Который, если говорить откровенно,
Ещё не вкусил до конца
Ни один сказитель.
(Эдвард Милитонян.
Перевод Альберта Налбандяна)
В рубрике «Непрошедшее» целых две статьи посвящены Левону Мкртчяну. Скажет ли что-нибудь его имя среднестатистическому русскому читателю? А между тем этому человеку — весьма значительному для армянской культуры и для русско-армянских культурных связей — есть за что быть благодарной и нашей поэзии. В частности, именно Мкртчян стал инициатором и издателем первой — и единственной прижизненной — книги стихов Марии Петровых «Дальнее дерево», вышедшей в Ереване в 1968 году. В статье Каринэ Саакянц приводятся большие фрагменты из переписки, связанной с этой трудной историей.
«Собственно, — пишет Саакянц, — Левона Мкртчяна задуматься о незаурядном поэтическом даре Петровых заставили ее талантливые переводы из армянской поэзии. О том, что у нее есть собственные стихи, знали только в ее ближайшем окружении. И те, кто был знаком с этими стихами, пытались уговорить поэта опубликовать их. Но безуспешно. И потому, когда "бурливый" и "могучий" Левон Мкртчян издал в Ереване книгу ее стихов, друзья Петровых, восприняв это как подвиг, стали говорить: "Если Левон не сделает за свою жизнь больше ничего, одного только "Дальнего дерева" будет достаточно, чтобы имя его навсегда осталось в истории русской поэзии"».
Мкртчян отдал много сил привлечению русских поэтов к переводам армянских стихов и популяризации русской поэзии в Армении. Его стараниями вышли в свет вышли в свет, например, русский трехтомник Туманяна, переводы из армянской средневековой поэзии, в числе которых — «Книга скорбных песнопений» Григора Нарекаци. Он учил гостей из России видеть и чувствовать свою Армению. Однако о нем есть что помнить и помимо наведения русско-армянских культурных мостов (тем более, что культуры бывших советских республик, среди них и Армении, стоит понимать и в их самоценности, без отсылок к бывшему центру). О том, каким он был и что значил для своих соотечественников — «ученый-филолог, знаток и тонкий ценитель поэзии, талантливый писатель, педагог, воспитавший не одно поколение армянских русистов, просветитель в самом точном смысле этого слова», — рассказывает знавшая Мкртчяна с юности Елена Мовчан.
* * *
Сентябрьский «Новый мир» знакомит читателей с настоящим и недавним (ХХ век) прошлым украинской литературы — пишущейся, — где бы ни писалась! — в Украине ли, за ее ли пределами, — как по-украински, так и по-русски. Эта последняя, как мы имеем возможность увидеть, тоже с полным правом украинская: по устройству мировосприятия, по основным заботам, тревогам, напряжениям, направлениям внимания. (Так что этот номер журнала — не об упразднении границ, не о несущественности их: он — о более тонком и внимательном их проведении.)
Таков дневник ивано-франковца Владимира Ешкилева «Все воды твои…». Этот текст автор, пишущий главным образом по-украински, написал из некоторых соображений на сильном, сложном, хищно-точном русском языке (догадываюсь — или могу домыслить — из каких именно: чтобы не отождествлять язык и выраженные на нем мысли и чувства с политикой одного известного нам государства, а отношения с этим языком — с позицией в отношении этой политики. Да, это работа разграничения). Таковы рассказы знакомой уже читателю по «армянскому» номеру «Знамени» киевлянки Каринэ Арутюновой — тоже, как и там, — о киевской жизни, киевском детстве, киевской памяти… — и все по-русски.
Русской или украинской словесности принадлежат такие тексты? — Не сомневаюсь: обеим; и наращивают возможности обеих.
Литературе этого рода посвящена в рубрике «Критика» большая статья русскоязычного украинского (рукраинского, как сказал бы он сам) писателя, харьковчанина Андрея Краснящих «Русукрлит как он есть». Уж он знает предмет изнутри. А предмет многосложен, многоуровнев, достоин целой, пока не написанной, монографии, а то и не одной: от «киевского неореализма, натурализма и нуара», через «донецкий магический постмодернизм» — до «харьковского метафизического авангарда». И это наверняка еще не все: «жизнь русукрлита не заканчивается на Киеве, Харькове, Донецке. Есть Днепропетровск и по-пелевински загадочная — ее никогда никто не видел — Ульяна Гамаюн <…>, Николаев, Черновцы и много других городов. <…> И знаете еще что? Где-то обязательно сидит и пишет неизвестный гений, и не публикуется, не хочет, никто о нем не знает».
В художественном разделе, занимающем чуть меньше половины номера, — стихи львовянки Марианны Кияновской (мощные, метафизические, работающие, кажется, с самим веществом бытия, — и тут жалеешь о том, что у «Нового мира» нет обыкновения публиковать наряду с переводом оригинал) и уроженки Ивано-Франковска, киевлянки Катерины Бабкиной в переводе Марии Галиной, много лет живущего в эмиграции, в США, Василя Махно — в переводе Ирины Ермаковой, Василя Голобородько (одного из ведущих авторов украинского андеграунда семидесятых-восьмидесятых — в переводе Аркадия Штыпеля. Перевод украинской прозы (сделанный Еленой Мариничевой) здесь всего один — зато это рассказ одного из самых ярких прозаиков современной Украины Тани Малярчук. Важным событием кажется мне публикация в разделе «Из наследия» переводов стихотворений и рассказов Олега Лышеги — умершего совсем недавно, в декабре 2014-го, поэта и переводчика, одного из создателей украинской неофициальной культуры семидесятых, который, как пишет автор небольшой вводной статьи о нем Инна Булкина, «поразительным образом соединял в своем мире восточную философию, украинские поэтические реалии и американский модерн». В «Семинариуме» Павел Крючков вспоминает умершего в позапрошлом августе «самого известного детского украинского писателя» — Всеволода Нестайко. Раздел рецензий почти весь посвящен украинским книгам. А киевский поэт и переводчик, обозреватель журнала «ШО» Наталья Бельченко на своей «Книжной полке» знакомит нас с новейшими изданиями украинской поэзии.
Даже то немногое из современной украинской литературы, что смогло вместиться в этот номер «Нового мира», дает очень неплохое представление о диапазоне ее возможностей, о глубине ее культурной памяти, о ее витальной силе.
На ощупь ты свет — значит, так тебя и назову.
Прозренья осенние станут тебе роднёю.
Стрела так прозрачно ложится на тетиву.
Лук — в полночь. А в полдень идут страною,
Дорогами, временем, морем — соплодья туч.
Иные из них останутся нам навеки.
Растёт предгрозье. Дар молнии — дивен, жгуч,
Сух, солон — и накрапывает на веки.
Колонны огня живого корнями — в рай.
Тебя одного опознают горние травы.
Целься, мерцай, меняйся, припоминай — и знай:
У пойманных небом звёзд даже свет кровавый.
(Марианна Кияновская.
Перевод Марии Галиной)
Может показаться, что о нынешних трагических обстоятельствах в русско-украинских отношениях (не думать о них, не жить с мыслью о них — невозможно) здесь ничего не говорится. Да, впрямую, в лоб, публицистически — ничего, на самом же деле мысль и тревога об этом присутствуют здесь постоянно.
«Великая война не закончилась, шепчут камни, грехи не искуплены, пророчества не избыты, солдаты не погребены с должными ритуалами, все еще впереди; война вновь проснулась, тянется к своему исполнению, развертывает фронты и наполняет свежей кровью угасшие, словно тела древних вампиров, смыслы. Все вокруг нас подчиняется закону вечного возвращения, измены все еще гниют в нездешних садах разбегающихся тропок; их запах не даст нам забыть, простить, заболтать, убежать. Рано или поздно мы все равно попадемся: заблудимся в петлях времени, выйдем на темные уровни и упремся во все ту же войну, как в стену…» (Владимир Ешкилев)
Мне ли одной кажется, что это — самый трагический из «национальных» номеров толстых журналов минувшего года? Но и один из самых мощных по объемам переполняющей его жизни, по упорству этой жизни, по чувству ее ценности.
«Я шепчу слова псалма: Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною…» (Владимир Ешкилев)
* * *
Августовский номер «Звезды» открывается — еще на обложке — двумя стихотворениями-ключами ко всему: Хорезми (XIV век) и Машраба (1657—1711). Так глубоко в прошлое ни один из «национальных» номеров журналов не спускался. Видимо, это — затем, чтобы дать читателю если и не понять, то хоть сколько-нибудь почувствовать узбекское мировосприятие. Обозначить корни этой культуры, которые куда глубже и значительнее, чем и советское наследие, и постсоветская повседневность.
Номер, собранный редакцией в сотрудничестве с Евгением Абдуллаевым (он же, в своем писательском облике — Сухбат Афлатуни, один из главных переводчиков номера) и Элеонорой Шафранской, почти целиком посвящен узбекской словесности, — как той, что написана на узбекском языке и с него переведена, так и русскоязычной, причем не только новейшей, и пишущейся как в самом Узбекистане, так и вдали от него: в России, в Израиле... Так, в разделе рецензий мы видим статьи о книгах, вышедших в 2008, 2006 и даже в 1999 году. Дело же не в новизне — а в устройстве жизни и ее смыслов.
Предмет внимания здесь — не национальная литература как таковая, но литература (литературы?) культурного круга — даже нескольких культурных кругов, которые в Узбекистане накладываются друг на друга, не столько смешиваясь, сколько друг через друга просвечивая, обмениваясь элементами. Речь не только об узбеках, но о разных народах и разных людях, населяющих эту страну и даже всего лишь живших здесь некоторое (зато важное для них и для их культуры) время — как, например, венгерский ученый и путешественник Армин Вамбери, которого тут знали как дервиша Решида-эфенди, или русские поэты и писатели, эвакуированные в Ташкент во время войны (а среди них была сама Анна Ахматова). О восприятии этими людьми и народами друг друга, о том, что возникает при их взаимодействии.
Кстати, полиэтничность, отличавшая Узбекистан исторически совсем недавно, теперь во многом уже в прошлом, и есть немало свидетельств о том, что жизнь из-за этого обеднела — даже на бытовом, чувственном и эмоциональном уровне. «В Узбекистане сожалеют не столько об эмиграции именно бухарских евреев, — пишет историк и этнограф Татьяна Емельяненко в одной из двух своих вошедших в номер статей, посвященной культуре этого народа, — сколько о том, что так много выехало представителей разных национальностей. "Когда были детьми, играли вместе, бегали друг к другу, а там угощали — татары вкусно заваривали кофе, делали сладости, у евреев ели халта палау, у кого что…" — вспоминал житель Шахрисабза, который вырос в квартале с этнически смешанным населением».
Художественная часть номера начинается с переводов из современных узбекских поэтов: Турсуна Али, Абдуллы Арипова, Мухаммада Гаффара, Рауфа Сухбана, Абдуллы Шера, Баходыра Якуба (говорят ли эти имена хоть что-нибудь русскому читателю?) — по одному-два стихотворения от каждого автора. Далее чередуются стихи и проза, причем на равных с художественными текстами представлен и нон-фикшн — очерк русскоязычного узбекского (или уже просто русского?) поэта и прозаика Вадима Муратханова о ташкентском Тезиковском рынке, одной из главных городских достопримечательностей, сердце русского Ташкента. К ним примыкает отрывок из повести известного (но не у нас!) узбекского прозаика Тагая Мурада (1948—2003) «Люди, идущие в лунном луче», — написанная в 1980 году, она до сих пор не переводилась на русский, как, впрочем, и почти все остальные повести этого автора. Теперь большую ее часть перевел и сопроводил краткой вступительной заметкой Сухбат Афлатуни.
Собственно литературная часть занимает в номере более двух третей объема. Плотно разместившиеся на остальной территории анализ и рефлексия хоть и в тесноте, но никак не в обиде: они получились весьма интенсивными.
В «Исторических чтениях» — статьи Татьяны Емельяненко: о культуре бухарских евреев (и обо всей сложившейся вокруг них жизни, теперь уже утраченной в связи с массовой эмиграцией) и об узбекских коллекциях Российского этнографического музея, в котором работает автор.
Литературовед Элеонора Шафранская в рубрике «Люди и судьбы» рассказывает об Армине Вамбери (в России его почему-то упорно называют Арминием) — о крупнейшем венгерском ориенталисте, одном из величайших интеллектуалов своего времени, прожившем жизнь, достойную стать сюжетом авантюрного романа (часть этого сюжета разворачивалась на территории нынешнего Узбекистана), а в рубрике «Слова и краски» — о «русском дервише» Александре Николаеве, художнике, жившем в Узбекистане и известном под именем Усто Мумин.
«Философский комментарий» пятигорского историка Александра Пылева открывает русскому читателю Ахмада Дониша — мыслителя второй половины XIX века, жившего в Бухарском эмирате, — его, утверждает автор, «можно считать родоначальником просветительского движения во всей Средней Азии». Заодно Пылев знакомит нас с интеллектуальной жизнью Бухары того времени, когда как раз начиналось присоединение Средней Азии к Российской империи. Петербургский же историк Сергей Абашин в рубрике «Мнения» рассматривает историю Узбекистана последней четверти века, которую большинство наших соотечественников представляет себе смутно, если вообще представляет. При всей распространенной нынче ностальгии по СССР, замечает Абашин, почему-то «не видно желания больше узнать, как сегодня живут и что думают люди, которые еще буквально вчера были согражданами одного государства. Особенно не повезло в этом отношении странам Центральной Азии, о которой в России бытуют очень отрывочные и часто искаженные представления, множество необоснованных и негативных стереотипов».
Впрочем, как мы уже знаем из статьи Емельяненко, идеализировать минувшее при не слишком ясном понимании как его, так и настоящего склонны не только наши соотечественники. «То, что раньше жить было интереснее благодаря присутствию разных народов, что все жили мирно и друг другу не мешали, часто можно услышать сегодня от узбеков, несмотря на характерное для них устойчивое этнокультурное дистанцирование». И даже так: «Любопытно, что многие с присутствием бухарских евреев связывают "лучшие времена", то есть эпоху до начала перестройки: "Помню, недалеко от бабушкиного дома один еврей продавал куриц, петухов, очень дешево продавал, — рассказывал другой информант. — И узбеки, когда сегодня покупают что-нибудь на базаре, то вспоминают, как все было дешево при евреях". Хотя совершенно очевидно, что рост цен никак не связан с отъездом евреев, а лишь по времени совпал с ним».
(Примечательно, что, например, в тех выпусках журналов, что посвящены литературам стран Балтии, мы ничего сопоставимого не прочитаем. Почему бы?)
И вот что еще бросается в глаза: переводов с узбекского на целый номер — всего четыре.
Это (не считая стихотворений-эпиграфов) — начальная поэтическая «прослойка» художественного блока; рассказы Назара Эшонкула и Мухаммада Шарифа (оба — в переводе Саодат Камиловой) и уже упомянутый отрывок из Тагая Мурада. Все остальные образцы литературы Узбекистана представлены здесь в их русских оригиналах: русское слово главенствует и количественно, и качественно.
Да, собственно узбекского материала здесь, пожалуй, не хватает. Но чего не хватает еще более, так это основательного разговора — например, большой аналитической статьи — об узбекской русскоязычной литературе (или даже так: об узбекской русской литературе) как одном из самых ярких явлений нашей словесности последних десятилетий (имею в виду прежде всего ферганскую и ташкентскую поэтические школы и их представителей, разъехавшихся ныне по разным странам). На страницах августовской «Звезды» это явление представлено куда более сдержанно и фрагментарно, чем того требовала бы его значимость. Мы встретим здесь небольшой рассказ Санджара Янышева, упомянутое уже эссе Вадима Муратханова, маленькие рецензии на сборник стихотворений и эссеистики Шамшада Абдуллаева «Приближение окраин» и давний уже (2006) «Ташкентский роман» Сухбата Афлатуни. Сам Афлатуни предпочел ограничиться (важной, но скромной) ролью переводчика и комментатора.
* * *
Увы, читатель «молдавского», декабрьского номера «Москвы» обречен остаться в неведении о том, что происходит в молдавской литературе. Там речь вообще не об этом.
На весь номер — ни единого перевода с молдавского, хотя почти все его авторы родились и живут в Молдове. Он целиком посвящен русской литературе этой страны. Дело даже не в том, что все опубликованные здесь авторы русскоязычны, — мы помним, что похожая ситуация была и в «казахском» номере «Невы», где, однако, о казахской жизни говорилось много важного. Дело в том, что местная молдавская жизнь занимает их минимально. Почти во всех текстах — исключения единичны — ей отведена роль не более чем декораций.
Рассказ Олеси Рудягиной — из жизни кишинёвских русских в последнее советское десятилетие, о сильной, многолетней и безнадежной любви — история мучительная (и очень неровно прописанная), но такая, которая могла бы случиться где угодно — от Бреста до Владивостока. Молдавского в ней только и есть, что указание на место действия да единственный речевой оборот из местного обихода: «ла ботул калулуй» — «у морды лошади» — аналог русского «на посошок». И все. Оба рассказа Александры Юнко — тоже о кишинёвских русских, с минимальными молдавскими деталями (поднимать упавшего на улице главного героя одного из рассказов подбежал мальчик, что-то говоривший по-молдавски). Героиня первого рассказа, выучившаяся в Кишинёве на экономиста, уехала в Италию работать уборщицей. Герой второго, бедный пенсионер, до сих пор не может привыкнуть к тому, что Липецк — это в другом государстве. В рассказе Татьяны Орловой-Волошиной — лишь отдельные молдавские детали и словечки («— Вэй! Деадеа-Вадеа, ты в помадеэ! — дразнится из переулка, коверкая акцентом слова, сопливый ангел в засаленных спортивных штанах»; «Ненавижу праздники на работе. Что за люди у нас! Ненавидят друг друга, но есть повод, нет повода — «маса-касамаре», «щи ла мулцьань» или как там у них?»). Вообще же молдавская жизнь заглядывает сюда только в виде смутных воспоминаний — почти сновидений — главных героев о детстве, в котором бабушка пела им песни на молдавском языке (которого главный герой тогда еще как следует не понимал). Отрывок из романа Сергея Сулина — гротескный текст о посещении молдаванином (жителем «Вишенок», должно быть, зазеркального Кишинева) фантастической Москвы начала 90-х. Но молдавского там только и есть, что происхождение гостя да пара фраз, которые, к его изумлению, говорит ему, пьяному, — уже в поряде все более разнуздывающейся фантасмагории — выставляющий его из Москвы милиционер. В остальном же (поданное с прямолинейной карикатурностью) московское безумие, после которого ничто, даже езда на метро через города и страны вспять по течению времени, не кажется достаточно безумным.
Впервые молдавская жизнь обнаруживается на этих страницах лишь к середине номера — в рассказе Михаила Поторака (он — единственный из представленных здесь авторов, пишущий не только по-русски, но и по-румынски. Здесь опубликованы его русские тексты). Она является в одном из самых неожиданных своих обликов: в виде слов, которыми молдаване разговаривают с животными.
«<…> откуда взялись все эти странные слова, которыми люди разговаривают с животными? Ладно там "кыс-кыс" или "цыпа-цыпа", тут все понятно. Но откуда, например, взялось лошадиное слово "хэйс"? Почему у нас в Молдавии свиней зовут "гыж-гыж!", почему, отгоняя корову, говорят "кути!", гусей гонят криком "хыле!", собаку — "цыба!", а барана — "хурду!"? Причем только барана, не овцу. Овцу как-то по-другому, я забыл. "Хурду", надо же... По-молдавски эти слова ничего не значат и ни для чего больше не используются. Ну хорошо, допустим, тпруканье — это звукоподражание. Это похоже слегка на то, как лошадь фыркает или ржет. Но никогда-никогда, ни от одной лошади не слыхал я ничего похожего на "хэйс" или "ча"! И вряд ли я когда-нибудь пойму, отчего баран, услышав слово "хурду", отступает, никого не забодав.
Откуда, из какого странного рая пришло это в наш язык? Именно что из рая, откуда бы еще?»
Пожалуй, Михаил Поторак среди здешних авторов наиболее привязан к молдавской чувственной, языковой, бытовой реальности, менее всех судит ее, более всех внимателен к ней и благодарен ей. «По всей Молдавии винный дух стоит, — пишет он в рассказе "Пьяный сентябрь", — и у детей усы от муста — едва забродившего виноградного сока. Он сладкий такой и совсем не хмельной, только слегка язык пощипывает. Вот когда начинает пощипывать — значит, пора отжимать и сливать в бочки. У настоящих хозяев и отжимки в дело идут. Из них гонят совершенно зверский самогонище».
Сергею Диголу (кстати, «автору исследований по истории Молдавии XX века, опубликованных в научных журналах Молдавии, России и Румынии») принадлежит рассказ — наконец-то! — из современной молдавской жизни (о том, как эту жизнь и ее людей разрушил дикий капитализм). Тут в первый раз на весь номер (он же последний — больше художественных текстов в декабрьской «Москве» нет) у главных героев молдавские имена: Георге и Виорика. Бизнесмена-хищника Георге в конце рассказа убивают бандиты, а та, с кем он встретил свое последнее утро, — проститутка. («Пятьдесят баксов за любовь — форменное свинство. Правда, Виорика не любила — она работала. Может быть, в Лиссабоне, куда по какой-то тайной причине стремились сельские девицы, она получала бы больше. Может быть. Но Виорика в Португалию и вообще за пределы Молдавии никогда не ездила, а приезжавших из дальних краев на родину подруг спрашивать в подробностях о расценках заграничной сладкой жизни как-то не решалась».)
К авторам, связанным с Молдавией, составители номера относят и Павла Кренева. Кренев родился и живет в России, но повесть его — о войне в Приднестровье («вооруженном конфликте» России и Молдавии, то есть России и Запада, в котором Россия, конечно, права, а ее противники — разумеется, нет), о трудной работе и горькой судьбе истребителя снайперов (о да, мы многое узнаем об этом — а также о том, сколь различны взгляды на жизнь у «наших» снайперов и у их противников) и о чудовищном коварстве врагов. Художественную часть повествования сопровождает историософская, объясняющая, кто на самом деле во всем виноват: «Мир тогда разрушался по сценарию, составленному в секретных масонских лабораториях "заклятых друзей" России — США и некоторых западноевропейских стран. Главный удар наносился по СССР. Военный, экономический потенциал этой страны необходимо было сломать с одной только целью: чтобы создать управляемый со стороны Запада однополярный мир во главе с США. Для этого необходимо было разорвать по кускам СССР, растащить его по углам, создать в нем и среди его союзников обстановку неуправляемости, бардака и хаоса. Опытный рыбак знает: в грязной, беспросветной воде рыбу ловить легче, чем в прозрачной. Такая обстановка и создавалась». «Приднестровье ждало помощи от Москвы, но на московском троне сидел человек, посаженный американцами, и вершил дела не в пользу России и ее интересов, а в угоду своим американским хозяевам».
Раздел же «Публицистика» посвящен Приднестровью, точнее, взаимодействию России и Приднестровья — «неповторимого уголка русского мира», как выразился один из авторов этого раздела, Александр Шевченко. «Помнит и Россия об этой исторической частице своей земли, оставшейся в результате драматических событий распада СССР за пределами нынешнего российского государства и не пожелавшей быть в составе Молдовы в связи с усилившимися в ней настроениями в пользу слияния с Румынией». Его коллега по номеру Павел Кренев, в свою очередь, выразился следующим образом: «Приднестровью, этому вечнозеленому, солнечно-виноградному краю, планировалась роль пушистой дрессированной собачки, которая должна была сидеть в молдавской конуре и, что называется, не скулить и не тявкать». И это уже не публицистика. Это, прости Господи, художественная литература.
* * *
Из июльского «Нашего современника» о новейшей белорусской литературе (по крайней мере — об образе ее в головах составителей номера) мы узнаем тоже немного. Хотя, правду сказать, все же больше, чем совсем ничего.
Здесь опубликованы произведения лауреатов Конкурса молодых литераторов России и Беларуси «Мост дружбы», занимающего, как пишут составители, «особое место» «среди интеграционных проектов, реализуемых под эгидой Постоянного Комитета Союзного государства» и имеющего целью «укрепление социально-культурного взаимодействия в рамках Союзного государства». Для материалов конкурса выделены две сквозные рубрики: «Белая Русь» и «Мост дружбы». Тексты русских и белорусских авторов идут подряд, как части одного континуума. Границы (которые, по идее, — условие диалога и взаимного внимания) между явлениями русской и белорусской культуры здесь не только не проводятся, но и задача такая не ставится. Задача, напротив, — «интеграция», сращивание.
Такой границы нет не только для составителей, но и для самих авторов. Отношения и с советским опытом, и с Россией здесь наименее конфликтны — собственно, они не конфликтны вообще. Они не проблематичны. Проблематичны скорее отношения с современностью, но об этом — чуть ниже.
Так, всю жизнь живущие в Беларуси Анатолий Аврутин, Валентина Поликанина, Татьяна Дашкевич, Елена Крикливец, Андрей Скоринкин пишут стихи не просто по-русски, но исключительно о русском и о России — как о своем. Аврутин: «По русскому полю, по русскому полю / Бродила гадалка, вещая недолю. / Где русская вьюга, там русская вьюга. / Там боль и беда подпирают друг друга…» Вся подборка называется «Где русская кровь проливалась…». Подборка Поликановой озаглавлена повторяющейся строкой из первого стихотворения — «Льют на Руси колокола». «А на Руси прекрасней нет зари… / На Волге лодок тихое скольженье». Далее — о Соловецком монастыре; затем — «Молитва о России», частью которой автор чувствует себя: «Упаси нас, Господь, от проклятий грядущего дня…». В следующем стихотворении: «Это старый русский Север, / Самый дальний из родных».
Аналитических статей о новейших тенденциях в белорусской литературе, книгоиздании, культуре, о современном белорусском обществе здесь попросту нет. Нет и осмысления постсоветского опыта — за исключением отдельных, вполне сдержанных удивлений тому, что как же это так получилось — была большая общая страна, а теперь ее нет. Конец СССР для авторов этого культурного круга — явно травма, но совершенно не отрефлектированная (хотя бы и так грубо, как в журнале «Москва»), даже не выговоренная. (Тамара Краснова-Гусаченко: «Стою под небом я, оглушена. / Понять пытаюсь, и не понимаю. Такой была огромною страна! Где большаки мои теперь, не знаю…») Нет, похоже, и чувства исторических перспектив — есть чувство (большею частью меланхолическое, без энергичного протеста) скорее конца, чем начала: «Здесь снова хоронят эпоху, / и снова вороны снуют…» — пишет Крикливец в стихотворении с эпиграфом из Ахматовой («Когда погребают эпоху, / Надгробный псалом не звучит…»):
И ты, безусловно, намерен
исполнить отцовский завет.
И прошлое загнанным зверем
рванётся из чащи на свет,
в убийственной жажде спасенья
помчится быстрей и быстрей
туда, где в угодьях осенних
плывут голоса егерей.
Чувство катастрофы выговаривают прямым текстом только двое: Андрей Скоринкин (первое же стихотворение в его подборке называется «Apokalypsis»: «Повсюду кровь и слёзы… В наши дни / Упразднены Священные законы… / Героев нет, предатели одни — Лукавые, как змей, хамелеоны…») и — по совсем свежим тогда еще следам в своих ранних стихах — Татьяна Дашкевич (рожденная и живущая в Беларуси, своим отечеством она называет Россию): «Я ничего совсем не знаю, / Я никого не узнаю, /Я дым Отечества вдыхаю / В расстрелянную грудь мою» (1991); «Стоит Россия чёрная, немая, / Стоит, к лицу ладони прижимая: / На мёртвом мёртвый — некуда ступить! <…> Языческие огнища пылают, / Отравный дым Отчизну выстилает, / Вновь наступает долгая зима» (1993).
Некоторая концепция происходящего — вкупе с представлением о перспективах — есть только у Скоринкина:
В сердцах гремит духовная война,
За горний трон дерётся сатана…
Грядёт конец, а с ним — начало света…
Померкнут звёзды, солнце и луна…
Но за зимой ворвётся в мир весна
И расцвётет спасенная планета!
Тревога о будущем для здешних молодых авторов совсем не характерна, но у одного из них мы ее все-таки обнаружим: в рассказе «Европа» Андрея Диченко (1988 года рождения) — о необычных детях, один из которых видит (зловещее) будущее. Европа — источник опасности. Тревожащее чужое, не укладывающееся в рамки привычного восприятия.
Переводов с белорусского на весь журнал целых четыре: три поэтических и один прозаический. Прозаический, пожалуй, — самый интересный: рассказ Алеся Бадака «Идеальный читатель» — несколько рассудочное повествование о совсем не рассудочных вещах: о взаимоотношениях человека и искусства. Причем к искусству на равных правах причисляются не только литература и музыка, но и кулинария — как действие, тонко настроенное на его предполагаемое восприятие. Белорусского как такового в рассказе не очень много, кроме разве места действия, цитаты из Янки Купалы да признания героя, он же и автор: «<…> я пишу на языке, на котором поэзию и прозу читает не слишком много людей».
Переведеные стихи — Михаила Позднякова, Михася Башлакова и Геннадия Пашкова — интересны значительно менее. Все они глубоко вторичны, и тема во всех без исключения — малая родина авторов, очарование ее чувственным обликом, любовь к ней и мягкая меланхолическая тоска по ней («Те ягоды пахнут простором и лесом. / Далёким моим босоногим Полесьем…» — Башлаков, «Милый край, где растёт ежевика, / Хвойный воздух струится, как дым, / Никогда, никогда не привыкну / Я к дарам и красотам твоим.» — Пашков) да разве еще экзистенциальная печаль («И дни мои летят / Так быстро — не заметить…» — Башлаков). Будто, право, по-белорусски больше и сказать не о чем. Авторам — за шестьдесят. Ни один молодой поэт, пишущий по-белорусски, не представлен.
* * *
«Грузинский», августовский номер «Дружбы народов» — среди всех «национальных» выпусков «толстых» журналов, пожалуй, особенный. Потому что он весь — о любви. Нет, он и об историческом самоопределении тоже, и о катастрофе, и о проведении границ — от этих тем постимперским литературам, включая и нашу, похоже, никуда не деться. Но в первую очередь, поверх всего этого, посредством всего этого — о любви.
Открывается номер републикацией лучших, по мнению редакции, из произведений грузинской поэзии, опубликованных в журнале в прежние годы. Это — классики: Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, вполне близкий по крупности к классикам Отар Чиладзе, гораздо менее известные русскому читателю Анна Каландадзе и Шота Нишнианидзе. И все это — стихи и ХХ век. Самый ранний текст здесь написан в 1915 году — ровно столетие назад.
О временах более ранних речь не заходит. Составителям важно говорить о том, что еще не стало в полной мере историей и остается живой проблемой.
В художественной части номера — современная словесность и история, которая делается на наших глазах (то, что еще не стало объектом ностальгии, но уже становится предметом рефлексии).
Роман «Очкастая бомба» Гурама Одишария, грузинского писателя, родившегося (в 1951-м — следовательно, целиком сформировавшегося в советское время), выросшего и основную часть жизни проведшего в Абхазии, — о грузино-абхазской войне как части катастрофы советского мира. (Да, то была творящая катастрофа — создающая новые миры, новые человеческие общности с их коллективным и личным самосознанием, — что не уменьшает ее катастрофичности.) О живых кровавых клочьях, на которые разлетался вчерашний советский мир.
Тут вообще много текстов о беде, о смерти, о распаде привычных связей. Кровоточащая литература.
О войне — оба рассказа Беки Курхули; рассказ Бесо Соломонашвили — рефлексия (помимо личных обстоятельств героев, точнее, с их помощью) грузинской истории ХХ века — катастрофичной начиная уже по меньшей мере с 1920-х) и отношений с Россией. Рассказ Нугзара Шатаидзе — снова о катастрофе, разломе, поражении и утрате: события происходят весной 1921 года, когда остатки грузинской гвардии отправились в Батуми, а оттуда в эмиграцию.
Но есть и еще одна, не менее важная линия. Здесь представлен поэт Звиад Ратиани, родившийся в 1971-м — из тех, кто начал работать в литературе уже в постсоветскую эпоху (и из оставшихся, таким образом, за пределами русского литературного сознания — у нас он до сих пор не переводился, а вот на многие европейские языки — да) с ориентацией на европейские образцы, из тех, кто способствовал и способствует европеизации грузинской литературы — переводил на грузинский Рильке, Элиота, Паунда, Одена, Целана… Поэма «Джакомо Понти» Дато Маградзе (родившегося в 1962-м, бывшего в 90-х министром культуры Грузии, автора слов ее государственного гимна) — вписывание себя в систему европейских координат, прочитывание себя с помощью европейских культурных кодов (как пишет философ и литературовед Заза Шатиришвили, «<…> Фабула произведения, одновременно и символическая, и реалистическая, предельно проста — идет судебный процесс самого Джакомо Понти, а весь текст — апология лирического героя (апология в древнегреческом смысле: «оправдательное слово»). Как известно, этот кафкианский мотив отразился и в лирической поэзии XX века: можно вспомнить такие примеры, как лирические тяжбы Леона Фелипе и Анны Ахматовой»)
Таким образом, в грузинском литературе видны как минимум две ведущие темы: изживание (по крайней мере — проработка) травмы, которой стала практически вся история ХХ века, и вживание, врабатывание в Европу.
В номере подробно представлен особый пласт смыслов: русских мечтаний о Грузии, русских образов ее, неотъемлемости Грузии от русского чувства мира, вполне возможно — русской тоски по этой стране, бывшей (или мнившейся?) в советские годы ближе и доступнее. Это — рубрика «Сны о Грузии». Здесь мы видим яркие образцы того, что Наталия Миминошвили назвала «грузинским текстом русской литературы», — текста, не прекратившего возникать и теперь, после распада бывшего сложного единства на разные, не менее сложные государства.
Грузия рассказана и пережита здесь как один из важнейших источников русского самосознания, как личный, эмоциональный, чувственный, поэтический — и, опять же, очень русский опыт (Борис Мессерер, «Дружбу нельзя предать»). Опыт, необходимым условием которого была инаковость Грузии — адресованная инаковость, «свое другое». Грузия — это взволнованность и любовь — бери наугад цитаты из любого текста — не ошибешься. Михаил Синельников: «Грузины — мой любимый народ, и, мне кажется, я знаю их настолько, насколько можно знать, не будучи грузином». Олеся Николаева: «Я сажусь в машину и сразу включаю грузинские песни. И сразу оживает передо мной моя жизнь, быть может, лучшая и блаженнейшая часть которой была связана со страной, которую я называю "второй родиной" и от которой получила столько света и столько поэзии, что душа изнемогает от этого избытка.
Подкрепите меня вином,
освежите меня яблоками,
ибо я изнемогаю от любви!»
О каком еще народе бывшей империи русский может так сказать?
Отношение грузин к России и русским — предсказуемым образом сложнее. Правда, о нем — особенно о сегодняшнем — из этого номера журнала мы узнаем немного.
Грузинские слова о России звучат в статье грузинского классика Григола Робакидзе «Сталин как дух Аримана», — но она написана в 1935 году (в германской эмиграции, на немецком языке, с которого и переведена). Тему отношений Грузии и нашего отечества отчасти затрагивает лишь один текст из двух, составивших рубрику «Публицистика» — и написанный, к слову сказать, на качественном русском языке. Это — «Грузия на распутье» Георгия Лорткипанидзе, двуязычного автора (кроме грузинской прозы выпустившего и русский роман «Станция Мортуис»). И мы видим, что отношения эти проблематичны.
«Писать в российской прессе о современной Грузии — для грузина задача неблагодарная. Любой автор, который рискнет затронуть ряд болезненных тем (от порушенной территориальной целостности до причин войны 2008 года), вряд ли избежит обвинений в субъективности и попадет в итоге — с высокой долей вероятности — под словесный обстрел с противоположных берегов... Но с другой стороны, несмотря на ставшие, к сожалению, привычнымы драматизм и почти полный застой в грузино-российских отношениях, задача эта, как все полузапретное, чрезвычайно интересная. А быть может, не только интересная, но еще и полезная, хотя порой очень непросто различить невидимую грань между пасквилянтством на свою страну и той дозой нелицеприятной критики, что необходима для ее же здравия».
Другой текст той же рубрики — «На пути к Европе» Георгия Нижарадзе — посвящен отношениям Грузии и Европы — как бы «поверх» опыта исторической совместности с русскими.
Существуют ли — существовали ли когда-либо — грузинские «Сны о России»?
В том же, что пишут здесь о Грузии люди русской культуры, смыслов отталкивания и преодоления, кажется, вообще нет. Трудности сближения (и усилие их преодоления) есть, но нет ни тени враждебности. Есть боль за Грузию («Зеркалка» Натальи Соколовской — дневниковые записи эпохи разлома империи на ее кровоточащие составные части), но нет ни отторжения, ни осуждения.
«Ни с одной чужой речью не общалась я так долго и близко, как с грузинской, — пишет цитируемая Мессерером Белла Ахмадулина о своей переводческой — даже не работе, а жизни. — Она вплотную обступала меня говором и пеньем, искушая неловкую славянскую гортань трудиться до кровавых ссадин, чтобы воспроизвести стычку и несогласие согласных звуков и потом отдохнуть в приволье долгого "И". Как мучилась я из-за этой не данной мне музыки — мне не было спасенья в замкнутости, потому что вода, лившаяся из-под крана, внятно обращалась ко мне по-грузински».
Есть — благодарность: всему в Грузии, Грузии в целом, самому ее чувственному, пластическому облику: «Открыт, распахнут и грузинский пейзаж, — говорит Вадим Муратханов. — Многоярусный Тбилиси напоминает слоеный пирог, румяный, с надрезами в поджаристой корке. Оказавшись на краю надреза, видишь далеко вокруг. Множество складок, заселенных площадок и уступов словно увеличивают площадь маленькой уютной страны». Есть неизменное чувство связи — даже через разрывы, — притом взаимной связи. «По совести я плохо верю в самую будущность переводческого ремесла, — признается Михаил Синельников. Но верю в единение поэтов, в мистическую связь Лермонтова с Бараташвили, в братство Тициана и Бориса. Несмотря на тягостные события, я не в силах согласиться с разрывом нашего духовного единения. Благородными примерами которого дорожу… Был в Тбилиси старый профессор, филолог Акакий Гацерелиа. Раз в месяц на протяжении долгих лет он отправлялся на городской почтамт и посылал продуктовую посылку с дарами земли грузинской старой дочери В.В.Розанова, жившей на пенсию в 37 рублей 26 копеек в городе Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). Русские давно и позорно о ней забыли, но грузинская интеллигенция еще помнила, кто такой Розанов (между прочим, ничего о Грузии не писавший)». И даже — отождествление: «Все мы немного грузины». Так пишет Вадим Муратханов — русский узбек, родившийся и выросший в Киргизии. О тех же (русских!) чувствах к Грузии говорит и Бахытжан Канапьянов — казах, человек (и) русской культуры (тоже), цитирующий «русского поэта и писателя, сына грузина и армянки, <…> батоно Булата». Все это — люди многокультурья, которое окаянная империя, однако, сделала возможным.
Людьми русской культуры Грузия прочитывается как опыт расширения горизонтов, всечеловечности, вообще — полноты человечности, ее раскрытия и осуществления.
«Здесь, в Грузии, — пишет Муратханов, — задумываешься о том, что человек потенциально шире своей географии. В нем заложено больше, чем вынуждает проявлять место его проживания. Новое солнце высвечивает новые грани характера и темперамента. Кто-то из моих друзей неожиданно для себя начинает блистать остроумием и обаять окружающих женщин. Другой высказывает тебе в глаза обиду, которая, случись в обжитом, привычном пространстве, наверняка осталась бы, не облеченная в слова, тлеть в глубине сердца. Через несколько дней, проведенных здесь, все мы уже немного грузины».
Тут уже хочется воскликнуть вместе с Михаилом Синельниковым: «И неужели все это уйдет бесследно для поколений, вступивших в небывало черствую эпоху?»
Честно сказать, у меня нет надежно утешающего ответа.
Разве что — воскликнуть вместе с Анной Бердичевской, автором бережного, даже ласкового и грустного текста о тбилисском доме-музее Тициана Табидзе: «Дай Бог, чтоб не оборвалась нить, связь всего, для чего стоит жить. Нет ничего прочнее нити основы. Но если она все-таки оборвется — мир расползется и прекратится».
Дружба Народов 2016, 2
Юлия ЩЕРБИНИНА
Литература как аптека
Заметки о библиотерапии
+++ ——
Юлия Щербинина — доктор педагогических наук, специалист по книговедению и коммуникативным дисциплинам. Автор двенадцати научных, научно-популярных и учебных книг. Лауреат премий журналов «Нева» и «Октябрь» (2015).
Бывают… патологические случаи духовного упадка, когда чтение может стать чем-то вроде лечебной дисциплины… Книги тогда играют ту же роль, что психотерапевт для иных неврастеников.
Марсель Пруст. О чтении
Роль книг в нашей жизни отражена во множестве самых разных метафор: книга – друг, учитель, судья, оружие; сосуд знания, зеркало общества, путеводная звезда… Среди образных параллелей есть медицинская: книга – лекарство, чтение – лечение, библиотека – аптека, писатель – врач. Когда и как эти метафоры становятся литературными сюжетами, научными теориями, практическими руководствами? Как изменяется с течением времени врачебная роль книг?
1
Способность чтения оказывать целительное воздействие признана с древнейших времен. Хрестоматийные примеры – табличка «Лекарство для души» при входе в книгохранилище фараона Рамзеса II, упоминание книг как врачующих средств в сказках «1001 ночи». В Европе врачевание книгами получило официальный статус со второй половины XVIII века, тогда же были заложены теоретические основы библиотерапии и созданы библиотеки со специальным подбором литературы. Так, английский врач Сайденген «назначал» своим пациентам «Дон Кихота». С 1802 года библиотерапевтические идеи стали распространяться и в США усилиями «отца американской психиатрии» Бенджамина Раша. А основателем библиотерапии как науки считается шведский невропатолог Яроб Билстрем.
В России история книголечения началась с работы доктора Иустина Дядьковского «Общая терапия» (1836). Большой теоретический вклад внесли библиопсихологические работы книговеда и библиографа Николая Рубакина, автора «Программы по исследованию литературы для народа» (1889) и знаменитых «Этюдов о русской читающей публике» (1895). А местом рождения советской библиотерапии стал Харьковский психоневрологический госпиталь, где в 1927 году философ, врач и педагог Илья Вельвовский начал использовать чтение в качестве лечебно-оздоровительного средства. Первый в СССР кабинет библиотерапии для реабилитации больных неврозами открылся в 1967 году в санатории «Березовские минеральные воды» Харьковской области.
В строго терминологическом значении под библиотерапией (греч. biblion – книга + theraрeia – лечение) понимается метод психотерапии, использующий литературу как одну из форм лечения словом. Синонимы и близкие понятия: либротерапия, компенсаторное чтение, коррекционное чтение, оптимистическое чтение.
В этой области мы фактически шли шаг в шаг с американцами. В 1916 году государственный деятель Сэмюэль Крозерс ввел в научный обиход термин «библиотерапия», а Николай Рубакин в Женевском педагогическом институте основал библиопсихологию – новое научно-прикладное направление на стыке психологии, литературо- и библиотековедения. В 1941-м термин «библиотерапия» был включен в «Медицинский словарь Дорланда», а в настоящее время существует уже более сорока ее определений.
2
В самом общем и упрощенном виде лечебное воздействие художественной литературы основано на реверсии и дистанцировании. Реверсия предполагает смену ролей: читатель узнает себя в персонаже, проецирует свою жизненную ситуацию на книжную либо вживается в персонажа, идентифицирует себя с ним в процессе чтения. Следующий этап – дистанцирование: читатель мысленно отстраняется от имеющихся у него проблем и недугов, «переплавляя» их в литературный сюжет, «подставляя» вместо себя персонажа.
Однако это только внешний психологический аспект, а есть более сложный и скрытый – философский. Чтение как возвышающий акт – что стоит за этим традиционным представлением, прочно укоренившимся в культуре? Здесь не просто очередная метафора – одухотворение и облагораживание человека с помощью литературы. Книга в самом прямом, буквальном смысле задает вертикаль бытия.
Основные состояния, при которых наше тело пребывает в горизонтальном положении, – сон, болезнь, смерть. Чтение, даже если оно происходит лежа, задает движение по вертикали. Следя за развитием действия, увлекаясь повествованием, мы на какое-то время отрываемся от окружающей действительности, исчезаем из реальности.
Пусть мысленно и условно, читатель перемещается в вертикальную плоскость. Книги – «магниты небес» – блистательное и очень точное определение Стефана Цвейга. Утратив сакральный статус в современном мире, чтение сохраняет экзистенциальные смыслы и создает виртуальный эффект жизни и здоровья.
В таком контексте первичным оказывается даже не содержание чтения, а сам процесс: перемещая взгляд по строчкам, листая страницы или слушая текст в устном исполнении, мы ощущаем себя живыми. Болезни отступают, проблемы забываются, беды кажутся не столь ужасными. И, пожалуй, это главный лечебный эффект чтения – все прочее (самопознание, соучастие, сопереживание) тоже важно, но уже вторично и производно.
Библиотерапия – «небесная магнитотерапия». Причем здесь нет никакой выспренности или романтики. Чтение в чем-то подобно спорту: оздоровительный эффект достигается совершением определенных действий. Неслучайно чтение называют также гимнастикой ума. Все по-медицински четко и лаконично: читать означает жить.
3
Библиотерапевтические идеи отображались и в самих литературных произведениях. Скажем, в XVI–XVII веках были чрезвычайно популярны медицинские заглавия книг вроде «Пластырь для души». Иные из них были образчиками словесной вычурности: «Душецелебная аптечка аптекаря душеслова», «Духовный клистир для душ, в кротости своей страдающих от запора», «Душеспасительный ночной колпак, скроенный из утешительных речений» (примеры из знаменитой «Комедии книг» Иштвана Рат-Вега). При всей нелепости подобных названий для современного восприятия они транслировали все ту же идею целительной силы книг.
Идея лечебного и оздоровительного чтения близка также героям многих произведений. Еще в трактате Франческо Петрарки «Моя тайна» возникает образ чтения как «исцеления духовного недуга». Эразм Роттердамский усматривал врачебную пользу в смешных книгах – ими он предлагал лечить чирьи. Гетевскому юному Вертеру книга была необходима, чтобы обрести гармонию с собой и миром, успокоить страдающую душу, «убаюкать мятежную кровь». Пушкинский Сальери признавался Моцарту, что Бомарше советовал ему при посещении «черных мыслей» перечитать «Женитьбу Фигаро». Смертельно раненый Андрей Болконский просит положить ему под голову Евангелие…
Занимались литераторы и разработкой библиорецептур. Так, в романе английского писателя Булвер-Литтона «Кэкстоны» (1849) легкое чтение рекомендовано от насморка, приключения – от тоски и уныния, биографии – от душевных потрясений, научные труды – от депрессии и отчаяния, стихи – при финансовых катастрофах. Карел Чапек в очерке «Что когда читается» (1927) «в случае умеренной хандры» предписывает «роман экзотический, исторический или же утопический»; при неожиданной болезни – увлекательное чтение, но «непременно с благополучным концом»; при хроническом заболевании – «что-нибудь благодушное и положительное».
Современная литература воспроизводит классические и моделирует новые условия, обстоятельства, ситуации целительного воздействия книг: инвалидность, сиротство, одиночество, изоляция, душевное опустошение, потерянность в жизни. Для героини романа Джона Фаулза «Коллекционер» чтение становится буквально физическим способом выжить в заточении. Юноше из «Трудностей жизни изгоя» Стивена Чбоски открываются душецелительные ресурсы чтения. Аналогично в романе Олега Раина «Отроки до потопа» книги помогают подростку в преодолении кризиса взросления. Герою рассказа «Сад» Андрея Битова старинная книга помогает справиться с мучительной ревностью. «Библия для детей» становится врачующим средством для ребенка из повести «Мальчик, которому не больно» Альберта Лиханова.
Итак, литература блистательно описывает себя и сама же моделирует эффекты воздействия книг на читателей. Но, как известно, жизнь все равно сложнее литературы. И современный мир, постоянно наполняясь новыми явлениями, меняет исходные, традиционные представления о библиотерапии.
4
Сегодня медицинская метафора слетает с книжных страниц и, подобно вирусу, распространяется уже на жизненные реалии, то и дело возникая в названиях общественных мероприятий, акций, проектов. Например, «Скорая книжная помощь» – волонтерский проект благотворительного фонда «Река детства» по обеспечению книгами больных детей. «Аптека для души» – библиошоу ко Дню библиотек в Кировской области. «Исцеляющая сила книги» – просветительская лекция о пользе чтения и передача книг из библиотечных фондов в дар стационару одной из поселковых больниц Краснодарского края.
«Лекарство от скуки» – беллетристическая серия издательства «Иностранка». Русскоязычный литературный сайт «Неогранка» стилизован под санаторий. Зарегистрированные пользователи публикуют свои произведения в «Амбулатории», модераторы распределяют их по «палатам»-разделам. Модная европейская придумка – оформление поэтических сборников как лекарственных упаковок.
Примеров еще масса, но очевидно одно: в настоящее время библиотерапия трактуется очень широко, границы понятия заметно расширяются. «Терапевтический» смысл придается уже не только самому чтению, но и смежным процессам – книгоизданию, книгообмену, читательскому общению. Теоретически вообще любому событию, в котором как-нибудь задействована книга.
Нынче библиотерапия убегает из врачебных кабинетов на либмобы, в модные читательские клубы и глянцевые журналы. Книголечение интегрируется с актуальными библиотечными практиками: театром книги, библиоквестами, библиокафе, библиодискотеками и даже книжными свиданиями. Новейшими библиорецептурами становятся чтение-игра, чтение-приключение, чтение-состязание.
Книга превращается в разновидность девайса, «полезного приспособления». Для карьерного роста сейчас читают тренинговые пособия и бизнес-библии, для интеллектуального статуса – Пелевина и Сорокина, для имиджа – гиды по новым авто, кулинарные книги, журналы мод. И по большому счету здесь уже не остается места для книголечения как такового. Когда же врачевать душу, если надо соответствовать стольким социальным требованиям и актуальным тенденциям? Приходится совмещать: чтение – и танцы, свидания, еду…
Библиотерапия в ее исходном понимании – как методика лечения книгами – также заметно меняется в последние десятилетия: выходит за пределы медицины и становится социокультурной практикой, а в последние годы – актуальным «трендом», модной «фишкой». Одни посещают психоаналитика, другие – коуча, а кто-то – библиотерапевта. На передовых позициях здесь англоязычный мир.
В 2013 году стартовала библиотерапевтическая программа Национальной службы здравоохранения Великобритании «Книги по рецепту». Доктора стали не просто рекомендовать, но официально «назначать» книги в лечебных целях. Прежде всего, речь идет об изданиях по психологии и личностному развитию, а также о психотерапевтической прозе – литературном жанре на стыке художественного романа и врачебного руководства. В специальном списке «Книги для поднятия настроения» – художественная литература: идиллический роман Лори Ли «Сидр и Рози», юмористические заметки Билла Брайсона, исполненная восточной утонченности книга «Гарун и море историй» Салмана Рушди и даже провокативно-эротические «Пятьдесят оттенков серого» Э.Л. Джеймс. Кроме того, появилась специальная услуга составления персональных читательских списков – всего за восемьдесят английских фунтов. В повседневный обиход вошли слова «литерапия», «библиорецепт», «книгоконсультирование».
Если же рассматривать библиотерапию как самолечение, то нынче она становится частью столь же модного лайфхакинга(англ. life – жизнь + hack – взлом) – системы полезных советов и методик для решения бытовых проблем. Библиотерапевтические пособия легко встают на полку литературы самопомощи (англ. self-help-books), как обобщенно именуют книги по улучшению жизни, и органично встраиваются в длинный ряд мануалов – практических руководств вроде «Обустройства дома по фэн-шуй» или «Правил поведения на собеседовании при трудоустройстве».
Яркий пример – завоевавшее большую популярность издание британского опять же библиотерапевта Сьюзан Элдеркин «Лечение романами: литературные лекарства от А до Я» (2013). Теории здесь минимум, а практика сведена к набору нехитрых и общепонятных рекомендаций. При этом библиотерапевты постоянно претендуют на первооткрывательство методик и новизну идей. «Нам хочется думать, – заявляет в интервью Сьюзан Элдеркин, – что мы были первыми, кто привнес этот термин [библиотерапия] в отношении повседневной жизни. С нашей книгой… мы были первыми, кто предложил, что художественная литература сама по себе является лучшей формой терапии»[1]. Непонятно даже, то ли святая простота, которая хуже воровства, то ли наглость, которая второе счастье.
Еще одна практика, сложившаяся с распространением интернета, – читательский обмен библиорецептами. Вот лишь несколько образцов из социальной сети книголюбов LiveLib. «Применять в качестве сильнодействующего средства от хандры» (Шарлотта Бронте «Джен Эйр»). «Читать, пить, вдыхать по три-четыре главы в день. Лекарство от всего» (Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»). «Принимать при потере настроения и веры в чудо» (Александр Куприн «Чудесный доктор»). «Помогает при несчастной любви, непринятии мироустройства и тяжелых буднях» (Вера Полозкова «Осточерчение»).
Здесь не всегда очевидно, где просто яркая метафорика и словесная игра, а где попытка реального самоотождествления читателя с врачом. На сайте напрямую предлагается: «Давайте поиграем в докторов и повыписываем рецепты». Но ясно одно: фактически каждый нынче волен назваться библиотерапевтом. Начать можно с разовых консультаций (как в приведенных примерах), а затем, уже войдя во вкус и поднаторев во врачебных формулировках, открыть виртуальный библиотерапевтический кабинет (завести книжный блог) и пользовать таких же сетевых пациентов.
5
В последнее время заметно расширилась и существенно изменилась также сама библиорецептура. В традиционной культуре читатель в основном предпочитал лечиться «по-серьезному», требуя содержательного наполнения книги, взыскуя смысловой глубины. Разумеется, всегда была также литература развлекательная и релаксационная, но все же под «душецелительными» книгами прежде понимали идейно насыщенные и поучительные произведения. В современном мире значимым критерием эффективности чего бы то ни было стала актуальность.
Аналогично моде на похудение с помощью «гербалайфа», в 1990-е годы вошла в моду наконец дошедшая до нас гламурная проза, а немного позднее – чиклит (амер. сленг: hicklit– букв.«литература для цыпочек»). Российские читательницы сполна испытали на себе психотерапевтическое воздействие этой литературы. Беллетризованные женские истории карьерных взлетов и любовных побед, выходящие из-под пера ведущих мастеров жанра – Джессики Адамс, Кэндис Бушнелл, Софи Кинселлы и др., стали для наших женщин окном в дивный новый мир евро-американского благополучия. Главврачом здесь была назначена, конечно же, Хелен Филдинг – автор культового «Дневника Бриджит Джонс». Героини гламурной прозы требовали подражания и вдохновляли на жизненные «подвиги». Расплатой за доверие становились неадекватность жизненных представлений и ложная самоидентификация, зато наградой – врачевание депрессий, избавление от комплексов, повышение самооценки.
Затем нас абсолютно очаровал иронический детектив. Главным книжным доктором страны стала Дарья Донцова. Из интервью писательницы: «Я заместитель семьи для тех, у кого личные проблемы. После моей книжки не возникает желания прыгнуть с седьмого этажа»[2]. Действительно, не возникает. Аналогичную мысль высказывает ее коллега Татьяна Устинова: «Нужная книга, прочитанная в нужное время, – лучшее лекарство. И лучший рецепт улучшения тяжелого морального положения»[3].
Ну а кому слабительного или мочегонного – пожалуйте к полке «ужастиков». Хоррор либо саспенс – в зависимости от анамнеза и характера заболевания. В любом случае загляните в кабинет доктора Кинга, он всегда сможет подобрать индивидуальный метод лечения. Если без шуток, то есть авторитетные научные работы, в которых обоснован терапевтический эффект романа ужасов.
Не забудем и про юмористическую прозу – издавна известна целительная сила смеха. А уж в соединении юмора с детективом получается поистине животворящий эликсир. Недаром проза той же Донцовой много лет подряд держится в топах продаж.
Но, пожалуй, никакой жанр не имеет столь избирательного лечебного воздействия, как любовный роман. Будь иначе, лавстори и (шире) сентиментальная литература также не удерживала бы лидирующих позиций на книжном рынке, Джеки Коллинз не была бы целительницей номер один у европейских и американских леди, а Олег Рой – главным эскулапом российских барышень. Нелюбимых, брошенных, разочарованных, пресыщенных, мучимых ревностью, страдающих застенчивостью, находящихся в горячке поиска и лихорадке выбора – всех-всех-всех.
Не обойти вниманием также фантастику и ее сводную сестру – фэнтези. Чарующие воображение несуществующие вселенные, ювелирно выписанные детали вымышленных миров – что может быть лучшим способом ухода от проблем и невзгод? К тому же просматривается явная аналогия применяемых здесь художественных приемов (сатира, гротеск, гипербола) с приемами психотерапии. А сколько возможностей для перевоплощений, ухода от несовершенной телесности, преодоления болящей плоти! Инопланетяне, киборги, орки, маглы, минипуты – выбор поистине неисчерпаем. А фэндомы – неформальные объединения поклонников тех или иных жанров либо отдельных книг – по сути, почти то же самое, что общества анонимных алкоголиков и подобных самоорганизованных психотерапевтических групп.
И пусть чопорные критики презрительно кривятся от одного взгляда на покетбуки в аляповатых обложках, именуют их паралитературой и «чтивом» – они не перестают служить антидепрессантами, болеутоляющими, снотворными. Такая вот народная библиомедицина.
Есть и «официальные» варианты книжного лечения. Например, околофилософская проза. Завотделением здесь уже без малого тридцать лет работает Паоло Коэльо. В России на прием к доктору Коэльо дружно направились те, кто чуть раньше наблюдался у доктора Баха и в качестве основного снадобья принимал «Чайку Джонатан Ливингстон». Ну а если серьезно, то идею самоисцеления с помощью систематического чтения философских текстов приписывают Брайану Маджи – автору книги «Признания философа» (1999). В романе известного американского писателя и психотерапевта Ирвина Ялома «Шопенгауэр как лекарство» (2006) раскрываются возможности губительного и целительного воздействия философии.
Сходный эффект – от употребления книжных снадобий оккультного свойства: гаданий, заговоров, сонников, астропрогнозов, советов экстрасенсов и прочей хиромантии. Причем иронизировать можно сколько угодно, но психотерапевтическое воздействие таких изданий абсолютно очевидно. Пусть в примитивном и вульгарном виде, но они исполняют в современном мире функции магических книг, содержащих тайные знания и возвышающих читателя до чародея.
Иная библиорецептура – для интеллектуалов. Пелевин, Быков, Шаров хотя и разительно различаются между собой, но на роль лекарей все как один вряд ли годятся, а вот Улицкая, Толстая, Рубина очень даже подойдут. В интеллектуальной реалистической прозе антидепрессантами становятся погружение в быт, житейские подробности, детализация повседневности. Плюс, как говорят психотерапевты, «отработка» типовых ситуаций (повышение по службе, предательство подруги, развод) и куча психотестов («Кто из персонажей тебе наиболее близок?», «Как бы ты поступил на месте героя?»). Читать семейную сагу, психологическую повесть, роман воспитания, «записные книжки» или художественную исповедь – все равно что выслушивать чужую, но «так похожую на твою» историю на приеме у психотерапевта.
Наконец, есть шоковая библиотерапия – контркультурная проза, именуемая в разных контекстах альтернативной, неформатной, нонконформистской. Отдельных направлений очень много, но если смотреть в целом, то это прежде всего коллектив суровых докторов Берроуза, Буковски, Паланика, Коупленда, Керуака, Уэлша и других коллег из клиники «Альтернатива» – большой книжной серии издательского холдинга АСТ. В ту же сеть книголечебных учреждений входили либо входят такие российские издательства, как «Ад Маргинем», «Ультра. Культура», «Kolonna publications», «Ил-music», «Опустошитель».
Порой тут уже даже не библиотерапия, а библиохирургия – чтение на разрыв аорты, литературная операция на открытом читательском сердце, разъятие мира словесным скальпелем и отсечение всех иллюзий с последующим художественно-гистологическим исследованием. Альтернативная проза как альтернативная медицина – гомеопатия с ее принципом «подобное излечивается подобным»(лат. Similia similibus curantur). Погружаясь в атмосферу сумасшествия и бытийного кошмара, попадая в «опасные зоны» бытия и опускаясь на самое дно жизни, читатель преодолевает или хотя бы начинает замечать это в себе самом и в окружающем мире.
Особую полку библиоаптеки занимает поэзия. Говорят, еще Пифагор лечился и лечил других стихами. В 1996 году вышла книга Ольги Даниленко «Душевное здоровье и поэзия», куда помимо монографического исследования вошла «Антология поэтических произведений, обладающих психопрофилактическим потенциалом». Примечателен также эпиграф: «Поэзия, как ангел-утешитель, / Спасла меня, и я воскрес душой». Если уж Пушкину помогло, всяко и нам поможет. К тому же есть данные о том, что поэтический ритм способствует нормализации биоритмов. В настоящее время стихи используются также в реабилитации после инсультов и в лечении заикания.
Что в итоге? Современность наделяет врачебными свойствами фактически всякую мало-мальски увлекательно и профессионально написанную книгу. Любого жанра, любого формата, любого объема. Выбор библиорецептур как никогда прежде велик и разнообразен – дело только за читателем. Сознает ли он, во-первых, необходимость, а во-вторых, возможность лечения с помощью книг? Ведь нынче, как известно, все медицинские манипуляции производятся только с согласия пациента. И вот здесь как раз возникает сложность…
6
Многим нашим современникам, отказавшимся видеть мир как проблему, отрицающим саму проблематизацию бытия, «душеполезное» чтение если и нужно, то не как радикальное, а лишь как симптоматическое лечение. Что означает проблематизация бытия? Во-первых, поиск ответов на «неудобные» вопросы; во-вторых, определение зон и границ персональной ответственности; в-третьих, постоянную необходимость личного выбора и принятия решений. Но к чему такие заморочки, зачем борьба и боль, когда имеется столько обходных путей? С одной стороны, куча специалистов – консультантов, тренеров, экспертов. С другой стороны, масса способов сублимации, психологического «ухода»: начиная от ролевых и онлайновых игр, заканчивая куклоделием, паркуром, айфонографией и другими не менее увлекательными хобби.
Но если даже взять настоящих – вдумчивых, мыслящих, пытливых – читателей, то и здесь библиотерапия на поверку оказывается не столь действенной, как прежде. Причина в том, что современный читатель гораздо меньше доверяет писателю, чем ранее. А какое может быть лечение, если пациент не доверяет врачу?
Используя метафору Стендаля, французская писательница Натали Саррот назвала XX век в литературе «эрой подозрения», когда факт восторжествовал над вымыслом, а персонажа подменило авторское «я». В результате художественная проза, вся, какая есть, оказалась в положении незавидном и невыигрышном. Сейчас этот тезис обретает окончательное логическое завершение.
Читатель новейшей формации получил максимум культурных прав при минимуме личной ответственности, а также мощный технологический инструментарий: поисковые интернет-системы, электронные словари, программы автоматической проверки грамотности, «антиплагиат» и, разумеется, ее величество «Википедию». Отчасти поэтому все больше интереса к документальной литературе, формату нон-фикш и меньше – к художественной прозе.
Современность окончательно развенчала и так называемый библиофилический миф, определяемый как «миф об исключительном влиянии книги на нравственно-эстетическое самосознание человека и его саморазвитие»[4]. Кроме того, библиотерапию заметно потеснила «телетерапия» – мыльные оперы, стендапы, ток-шоу. Причем нынешнюю аудиторию уже не устраивает роль пассивного созерцателя – она стремится попасть на экран и сама становится медийным персонажем. Аналогично и сегодняшний читатель рвется в критики и литературоведы, желает быть учителем, прокурором, экзекутором писателя[5].
Если в системе традиционной культуры вселенные Писателя и Читателя пребывали в отношениях тесной смежности, устойчивой сопряженности, то современность ставит их в положение шаткой и призрачной дополнительности. Почему? Потому что нынче и писатель, и читатель – оба мыслят себя в центре литературного процесса, жаждут прежде всего самовыражения и лишь затем взаимопонимания. Оба воображают себя одновременно и точкой отсчета (жизненных координат), и единицей измерения (качества текста). Из-за этого невозможно создание единого поля смыслов, пространства понимания.
Сегодня читатель входит в книгу как на минное поле либо как в квест. В первом случае выискивают всяческие ошибки, нестыковки, промахи, во втором – пытаются обнаружить в тексте скрытые, но часто ложные смыслы, скрытую рекламу (продакт-плейсмент), тайные авторские послания («пасхалки»). Первый случай – дискредитация, второй – конспирология, но оба они равно бесполезны для библиотерапии и губительны для читательской культуры в целом. Конечно, оздоровительный эффект возможен даже в таких условиях, но это уже, согласитесь, будет совсем иная форма книголечения.
В ситуации кризиса читательского доверия повышается значимость читательского возраста. Главнейшим катализатором лечебного действия книг сегодня становится доверие к написанному. Логично предположить, что в нынешних условиях библиотерапия эффективнее для детей, которые еще верят в сказки и вообще доверяют печатному слову. Неслучайно сейчас особо интенсивно развивается сказкотерапия. Одна из крупнейших отечественных организаций – Российский институт комплексной сказкотерапии, созданный в 1998 году в Санкт-Петербурге.
Взрослый же читатель не только любит заниматься самолечением, но и употреблять лекарства не по прямому назначению. Применительно к чтению это значит, что следствием недоверия автору становится замена изначально заложенных в тексте смыслов читательскими вымыслами. Пусть ложными, мнимыми – зато своими. Затем читатель начинает уже самостоятельно изобретать книжные снадобья: берется за книгу «чисто по приколу» – чтобы только посмеяться над глупостью автора, уличить в некомпетентности или поиграть с ним в смысловые прятки.
7
Еще одно модное направление – книги-раскраски для взрослых[6], в сущности нацеленные на все тот же терапевтический эффект. Другие названия – книга-антистресс, медитативная раскраска. Издания с рисунками шотландской художницы Джоанны Басфорд «Тайный сад» и «Заколдованный лес», именуемые «книгами для творчества и вдохновения», уже переведены на двадцать два языка. В компанию иностранных авторов – Эммы Фарраронс, Сьюзан Шадт, Ричарда Меррита, Кристи Конлин – уже вливаются и наши: например, в серии «Антистресс-рисование» издательства «Питер» выходят медитативные раскраски Диляры Голубятниковой.
К раскраскам могут прилагаться задания вроде: «нарисуй вокруг цветка рой шмелей»; «придумай еще несколько фигурных стрижек для садовых деревьев»; «рассади на ветках хор певчих пташек». Короче, второй раз в первый класс. Между тем такие издания становятся неплохим заработком для мастеров коммерческой иллюстрации и расходятся не хуже столь же популярных нынче партворков. Книги-раскраски выгодны и производителям канцтоваров, ведь в ход идут карандаши, фломастеры, гелевые ручки, мелки, акварель, гуашь… Производители довольны, а уж потребители – тем более: заполнение книг-раскрасок чаще всего не ограничено жесткими правилами, предполагает творческую свободу – самостоятельный выбор цветов, их комбинирование, внесение дополнительных элементов, создание орнаментальных рамок. И даже тот, кто рисует на уровне детсадовца, вполне может вообразить себя заправским художником.
Раскрашенные страницы активно выкладывают и обсуждают в соцсетях. Многие ламинируют свои художества, заключают в рамки, вешают на стены и даже посылают в качестве благодарственного подарка выпускающим фирмам. Книги-раскраски прирастают новыми стилями и направлениями, например, зендудлингом (зен – сокр. от «дзен» + англ. doodle– бессознательный рисунок, букв. «каракули») – замысловатыми абстракциями, вариациями на тему так называемого интуитивного творчества. Когда мы нервничаем либо скучаем, рука автоматически тянется за ручкой или карандашом и начинает выводить на бумаге всякие узоры, фигуры. Теперь нам предлагается делать то же самое, только «официально» – на страницах антистрессовых книг.
8
Для библиотерапии важен еще один, уже больше технический, момент: письмо отзеркаливается чтением. Текст требует читать себя тем же способом, которым был написан. Читатель – онтологический двойник писателя «по ту сторону» книги. Читательская манера, читательское отношение к тексту так или иначе воспроизводят авторскую манеру и авторское отношение. Однако для библиотерапии на нынешнем этапе это оказывается не плюсом, а минусом.
«Чтение хороших книг должно быть неторопливым и бережным, надо чувствовать, что они писались именно так», – заметил американский классик XIX века Генри Торо. Именно такой подход был характерен для всей традиционной книжной культуры. Цифровая эпоха не уничтожила этот подход – она сделала его попросту невозможным. В век космических скоростей и писатель, и читатель меняют свои стратегии в директивном, принудительном порядке. Нынче писатель пописывает – читатель почитывает.
Книг становится все больше – времени на чтение все меньше. А для успешного лечения, как известно, необходимо соблюдение принципов регулярности и системности. В итоге библиотерапия (в ее подлинном смысле) превращается в элитарную практику, доступную немногим. Впрочем, как и вся элитарная медицина. И мы поневоле осваиваем псевдотерапевтические практики. Депрессию можно «заедать» фастфудом, а можно – фастселлерами, книжками-однодневками. Увлеченность чтением отчасти схожа с эйфорией обжорства[7]. В этом плане сиквелы и римейки, издания «с продолжениями», вообще все книжные серии можно рассматривать не только как литературные, но и как психотерапевтические технологии. Одно дело разовый укол, другое – курс капельниц. Пусть вновь с приставкой «псевдо-», пусть с эффектом плацебо, но ведь все равно действует – чего уж там скрывать! Вместе с библиолекарствами в виде руководств по бисероплетению или выращиванию фиалок серийная литература занимает прочные позиции на рынке книжных фармацевтических средств.
Наконец, в современном обществе с его культом здоровья и молодости вообще как-то не принято акцентировать болезни, даже инвалидов рекомендовано эвфемистически называть «людьми с особыми потребностями». Аналогично библиотерапия тоже сейчас мимикрирует и маскируется. Например, у тех же британцев вошло в обиход понятие reader development – поддержка читателя и развитие чтения. Девиз очень прост: «Самая лучшая книга в мире – та, которую вы любите больше всего. Найти эту книгу можете только вы сами, а наша задача – только помочь».
При таком подходе действует не менее популярный сейчас принцип Cura te ipsum (лат. «Исцели себя сам»). Сам решай, читатель, здоров ты или болен, а книга работает в любой ситуации. «Небесному магниту» все равно, кого он тянет ввысь.
Да, чуть не забыли: есть же еще один способ литературного псевдоцелительства – «искусство рассуждать о книгах, которые вы не читали», теория которого представлена в одноименном эссе французского филолога Пьера Байяра[8], но фактически заимствована у публициста XVIII века Георга Лихтенберга и переосмыслена применительно к современности. Написать отзыв о произведении, ознакомившись лишь с его аннотацией. Храбро вступить в литературный спор, опираясь только на мнения друзей или коллег. Порекомендовать кому-нибудь новый роман на основании рекламного постера либо просмотра буктрейлера. Отличные способы снятия стресса и повышения самооценки!
[1] Книга вместо антидепрессанта: как работают библиотерапевты (интервью) // Сайт издательства «Эксмо», 2015, 24 июля.
[2] На литературных плантациях (интервью) // Итоги, 2003, 29 апреля. № 17 (359).
[3] Мельников С. Прописать книгу // Огонек, 2013, 19 августа, № 32.
[4] Приказчикова Е.Е. Культурные мифы в русской литературе второй половины XVIII – начала XIX века. – Екатеринбург, 2009. – С. 193.
[5] См. об этом: Щербинина Ю. Чтение в эпоху Web 2.0 // Знамя, 2014, № 5.
[6] См. об этом также: Антоничева М. Можно ли рисовать в книгах: о книгах-раскрасках для взрослых // Знамя, 2015, № 9.
[7] См. об этом: Щербинина Ю. Дикта(н)т еды // Нева, 2012, № 7.
[8] Байяр П. Искусство рассуждать о книгах, которые вы не читали / Пер. А. Поповой. – М.: Текст, 2012.
Октябрь 2016, 2
КОНСТАНТИН ФРУМКИН
Творчество, как принудительное дарение
Философская подоплека споров о либерализме, рынке и конкуренции
+++ ——
Фрумкин Константин Григорьевич — журналист, философ, культуролог. Родился в 1970 году в Москве, окончил Финансовую академию. Кандидат культурологии. Автор многих статей по социологии, политологии, литературный критик. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».
Социал-дарвинизм как «аванс» человеческой природе
Социальная эволюция отличается от биологической тем, что конкурируют в ней не столько живые существа, сколько социальные структуры и алгоритмы человеческого поведения. На это обратил внимание еще Александр Богданов, когда в начале ХХ века, пытаясь создать собственную версию социал-дарвинизма, написал, что в социальной эволюции идет речь о сохранении или гибели не «человеческих особей», а «общественных форм», к числу которых могут относиться «социальная группа, класс и какой-нибудь технический прием, слово, идея, норма и т. д.» [1] .
Если некие программы поведения проигрывают соревнование, их носители — «человеческие особи» — остаются в живых, но в неприятном статусе проигравших, неудачников, лузеров, членов неэффективных или распавшихся сообществ.
Позитивный взгляд на дарвиновскую эволюцию предполагает, что на место вымерших форм приходят более совершенные. Такого рода надежда присутствует и в отношении социальной эволюции, но тут дело усложняется тем, что человек, хотя и не жестко связан со своим поведением, но и не меняет его слишком свободно. Поэтому, если некий алгоритм поведения проигрывает конкурентную борьбу и «вымирает» — например, если оказывается, что работать ремесленником больше не выгодно, — это не значит, что «экологическая ниша», то есть данная человеческая популяция, теперь открыта для новых, более прогрессивных форм жизни и деятельности.
Экономический либерализм, который на это надеется, прежде всего базируется на безграничной вере в человеческую гибкость, креативность и изменчивость, в то, что человек, а особенно хорошо мотивированный и тем более поставленный в безвыходную ситуацию — обязательно придумает новый модус существования. В этом пункте классиком экономического либерализма оказывается уже не Адам Смит, а скорее мыслитель эпохи Возрождения Пико делла Мирандола, который в своей знаменитой «Речи о достоинстве человека» утверждал, что человек сотворен не в раз и навсегда определенной форме, что он сам определяет, каким, где и как ему жить, что он постоянно досотворяет себя. Союзником либерализма тут становится и Бердяев, считавший творчество главным, что есть в человеке, образом Божиим и сущностью человеческой природы.
Экономический либерализм в своих философских основаниях содержит веру в способность отвечать на любые вызовы, изменяясь, и поэтому трансгуманизм, вера в техногенное изменение человеческой природы, вполне вытекает из духа либерализма, хотя сами трансгуманисты порою придерживаются и антилиберальных убеждений. Именно поэтому был вполне прав основатель движения французских «новых правых» Ален де Бенуа, когда говорил, что либералы с их теорией прогресса видят человека бесконечно совершенствующимся и в этом совершенствовании становящимся искусственным и преодолевающим свою природу [2] .
Человек, брошенный в воду, может научиться плавать, и, быть может, это действительно наилучший способ научиться, но он может и утонуть. Последние столетия в большом количестве дают примеры особого рода несчастья, мучительного положения, выбираемого людьми в некотором смысле добровольно, хотя для них самих и безальтернативно, — упорствования в невыгодном, обреченном деле, например, продолжении кустарного промысла, несмотря на конкуренцию фабричных товаров.
Вымирание форм поведения может происходить без замены их на более прогрессивные. Разорившийся ремесленник может упорно держаться своего ремесла или просто стать нищим. Социальная эволюция порождает не только развитие, но и зоны социального хаоса, когда вымирание устаревших социальных отношений не сопровождается их адекватной заменой. Формула социального хаоса — «вымирание без замены». Если иностранная конкуренция приводит к закрытию целой отрасли производства, то, согласно теории Давида Рикардо, это позволяет национальному капиталу заняться более выгодным делом. Однако прежде всего это порождает ситуацию вытеснения в никуда, толкает на поиски ниши, которой нет. При таком «вымирании» биологически люди остаются в живых, но в их распоряжении не остается сложных форм социального поведения. Самый лучший, можно сказать, кровоточащий пример — состояние России в 90-х годах, когда рыночные силы были слишком молоды и нецивилизованны, а оставшийся с советских времен социальный капитал горизонтальных связей слишком скуден, чтобы полноценно заменить отмененную плановую экономику.
В середине 90-х годов академик Д. С. Лихачев, поднимая принципы экономического либерализма на уровень культурологической закономерности, писал, что все новое рождается через хаос и кризис, как апогей неопределенности, расчищает пространство для креативных деятелей [3] , — однако его оппоненты, глядя на окружающую действительность, могли бы возразить, что хаос может быть законсервирован именно как хаос, оказавшись «нетворческим» кризисом.
Принудительность творческого усилия
На боязни попадания в такие серые зоны нетворческого хаоса сегодня в значительной степени базируется российский (и не только российский) антилиберализм. В подсознании тут как раз лежит неверие в свои творческие способности, в достаточность своих способностей для изменений и в возможность принять изменения.
Экономическому либерализму наряду со всем прочим противостоит еще и дефицит веры в свои творческие силы, сомнения в исторической плодотворности творческих усилий. Символом такого неверия в сфере экономики может служить некогда нашумевшая книга Андрея Паршева «Почему Россия не Америка» [4] , в которой доказывается, что в силу чисто объективных географических обстоятельств Россия никогда не сможет выигрывать свободную конкурентную борьбу с западными странами.
Конспирология — вера в тайные заговоры — тоже часть идеологии неверия в свою конкурентоспособность и свои творческие силы. Конспирология приписывает тайную силу конкурентам и утверждает, что любой выигрыш есть следствие злоупотреблений.
Впрочем, наряду с чисто мифологической конспирологией, это неверие в свои силы подпитывает и куда более адекватное представление о том, что мир делится на тех, кто созрел для свободы и умеет искать новые способы действия, и тех, кто не в силах найти замену своим профессиям и занятиям. На этом делении была, по сути, построена теория крупнейшего теоретика протекционизма XIX века Фридриха Листа, писавшего, что свобода выгодна более развитым, что неразвитые нации просто не успевают занять открывающиеся ниши и что сначала надо воспитать нацию [5] . Сегодня же сам создатель понятия «креативный класс» Ричард Флорида выражает опасение, что американское общество расколется на креативную космополитическую и традиционную немобилизуемую части [6] .
Важнейшие аргументы противников свободы международной торговли издавна коренились в сфере рассуждений о «равенстве начальных условий». Как говорил в XIX веке французский экономист Шарль Гуро, соперничество возможно только при равенстве сторон [7] . Внешне эта аргументация напоминает размышления о равенстве прав на карьеру, которой мешают различия стартовых позиций у юношей в семьях разного социального уровня.
Таким образом, экономический антилиберализм, по сути, сближает ситуацию экономических субъектов — национальных экономик, предприятий — с категориями, взятыми из анализа человеческих биографий: детством, юношеством, незрелостью. Национальная экономика или отрасль предстает как «ребенок», который еще не «созрел», который еще не готов к вступлению во взрослый мир и нуждается в особой опеке. Один из российских авторов, имея в виду российскую экономику после распада СССР, даже прибегнул к метафоре яйца, у которого разбили скорлупу до того, как зародыш подготовился к встрече с внешним миром [8] .
Экономическая дискуссия окрашивается в педагогические тона, и антилиберализм наряду с неверием в креативность знаменует собой и неверие во взросление. Самые острые, самые спорные и самые актуальные высказывания «апостола конкуренции» Фридриха фон Хайека относятся именно к социальной педагогике, он говорит, что «конкуренция — особый метод воспитания умов» и что предпринимательский дух, необходимый для участия в конкурентной борьбе, «не может проявиться в отсутствие продуцирующих его условий...», что конкуренция меняет характер даже врожденных способностей [9] .
Такая постановка вопроса подводит дискуссию либералов и антилибералов, фритредеров и протекционистов к размышлениям о точке взросления и «эффективном воспитании», к тому, где кончаются «начальные условия», которые требуется выровнять, и где начинаются «способности», которые требуется проявить в ходе конкуренции; когда именно кончается детство экономики, отрасли, предприятия и не затягивается ли оно в искусственной изоляции.
Тема неготовности к изменениям подводит и еще к одной проблеме, извечно замечаемой в быту боковым зрением, но редко фиксируемой философией: теме мучительности творческого усилия.
Существует созданная представителями интеллектуальных профессий мифология (или мифологизированная идеология), в соответствии с которой творчество есть источник радости, творчество есть пусть к счастью, творчество привлекательно и тот, кто распробовал его на вкус, никогда не согласится сменить его на нетворческий, рутинный труд. Однако, если приглядеться, о каком именно творчестве трактует эта мифология, можно увидеть, что, как это ни парадоксально, речь идет о творчестве, ставшем рутиной, то есть профессией. Ученый, приходящий в науку, приходит к готовому рабочему месту, где более или менее понятно, что, где и как он будет делать и какое получать за это вознаграждение. Хуже поэту, но и для него поэзия уже сформирована как деятельность с инструментарием и технологическими нормами. Значительная часть деятельности в рамках так называемых творческих профессий сводится к решению довольно однотипных задач — да, само решение, конечно, требует креативности, но оно не создает ситуации попадания в незнакомый мир, ибо подобные задачи уже встречались.
Ситуация поэта или ученого, стоящего перед трудными творческими задачами, не сравнима с положением человека (или общества), лишившегося привычного способа «кормиться» и теперь обязанного совершить творческое усилие, чтобы найти новый модус существования.
Есть как минимум три серьезных отличия этой ситуации от положения научного работника.
Во-первых, ситуация потерявшего источник дохода человека гораздо менее определенна, чем ситуация ученого: такой человек просто не знает, в какой области и на каком поле начать искать новый алгоритмы действий.
Во-вторых, в отличие от ученого такой человек имеет гораздо меньшее право на ошибку — его благополучие слишком зависит от результатов поставленных «экспериментов».
В-третьих, к решению таких сложнейших творческих задач оказываются призваны люди, не проходившие никакого отбора на креативность, может быть, не имеющие ни желания, ни способностей для решения таких задач и тем не менее под страхом голода поставленные в роль поэтов и исследователей собственной жизни.
Необходимость творческого усилия перед лицом конкуренции означает принудительное приведение человека в экзистенциальную ситуацию столкновения с абсурдом, где нет ни закономерностей, ни понятных способов поведения. Признание благотворности конкуренции в этих условиях означает огромный аванс человеческой природе — надежда, что человек в любом случае преодолеет абсурд и найдет выход, хотя, строго говоря, мы не можем дать однозначный прогноз такого рода, поскольку мы «по условию задачи» не знаем будущие вызовы, с которыми столкнемся, а значит, не знаем и исхода этих столкновений. «Вина» либералов в том, что они признают благотворность процессов с непредсказуемым исходом. Такой завзятый сторонник конкуренции, как Фридрих фон Хайек, не сообщает ничего утешительного, когда говорит: «Ни один человек не знает заранее, как он будет действовать в условиях конкуренции, с какими конкретными обстоятельствами столкнется» [10] ; тем не менее «либерал готов принять естественный ход событий, невзирая на непредсказуемость нового» [11] . Логически не существует оснований для принятия непредсказуемого — можно сказать, экономический либерализм опирается на веру в благого Бога-Творца, который не посылает человеку испытаний не по силе.
Либерализм, основывающийся на личном интересе и конкуренции, в некотором смысле внутренне противоречив, поскольку ближайший личный интерес любого человека прежде всего заключается в прекращении конкуренции. Как сказал экономист Фрэнк Найт, конкуренция делает экономику более эффективной, но не более приятной [12] . И первый, кто это осознал, был Хайек, писавший, что рыночная конкуренция противоречит ничем не сдерживаемой демократии, что поскольку конкурентов воспринимают с раздражением, то демократия может разрушать рынок, и вообще «...конкуренция — процесс доказательства правоты меньшинства...» [13]
Самый страшный из вызовов, стоящий перед современным человеком, — это «незнание чем заняться», задача, для решения которой не имеется надежных ориентиров (зато ненадежных имеется в избытке). Удивительно, что часто люди действительно, как Мюнхгаузен, поднимают себя за волосы и изменяют всю свою жизнь — открывают новый бизнес, меняют профессии, эмигрируют, но всегда эти решения очень непростые. Если общество как социальное тело может в каком-то метафорическом смысле испытывать боль, то необходимость таких вынужденных креативных усилий есть один из постоянных источников боли. Это творческие задачи, которые не приносят радости, относительно которых нет никаких гарантий, что они могут быть решены, причем наличие способностей для их решения сомнительно, а последствия ошибок страшны. Страх оказаться в вынужденной ситуации необходимого творческого усилия тут закономерен и императивен. И в этой связи протекционизм есть ни что иное, как неприятие принудительного творческого труда. Как сказал французский историк Пьер Розанваллон, в современном капиталистическом обществе призывы к самореализации индивидов превратились в приказы [14] .
Тут мы имеем еще одно значимое противоречие с традиционной научно-поэтической мифологией творчества. Принято считать, что творческий труд хотя бы в каких-то рамках, хотя бы до какой-то степени труд свободный. Сталинские шарашки это отвергают, но шарашки были кратковременным явлением, а структурные изменения в быстро развивающемся обществе требуют креативности от множества нежелающих того людей. Эрих Фромм писал о «бегстве от свободы», но насколько более сложным, парадоксальным и амбивалентным является вопрос о принуждении к свободе! Историю свободомыслящих социальных движений Запада можно рассмотреть как историю борьбы против подневольного труда, а антилиберализм, фактически следуя этой традиции, протестует против подневольного творческого труда.
Верность своей структуре
Дефицит веры в свою креативность является одной из причин устойчивости диктатур или, говоря шире, закрытых политических систем.
Верность диктатуре, монархии, социализму может подспудно содержать в своей основе неверие, что общество способно выработать или в разумные сроки обрести другую совершенную технологию управления, то есть это понимание своей обреченности на единственную — какая есть — технологию.
Эта обреченность вполне закономерно порождает экзальтированную озабоченность своей идентичностью, то есть верностью строго определенной социальной конфигурации, внутри которой ты занимаешь свою нишу.
Антилиберализм часто сопровождается романтическим отношением к определенным социальным конфигурациям и сообществам (например, к «промышленности» или «государству») как к самоценным индивидам, которыми нельзя жертвовать во имя иных целей (например, «эффективности»). Именно поэтому Фридрих Лист обвинял Адама Смита и других экономистов-классиков в том, что они заботятся о человечестве и отдельных индивидах, но не о нации, — протекционизм обязательно ставит вопрос о самоценности сообщества.
Здесь встает вопрос о редко формулируемой в явном виде идее — о праве занимать свое место в социуме, праве на социальную нишу. Сила этой идеи, реализация которой крайне проблематична, заключается в том, что она как бы продолжает инстинкт самосохранения, она является социальным эквивалентом самого фундаментального из прав — права на жизнь. В социальном смысле существовать — значит занимать свое место в сети отношений, а погибнуть — значит его утратить. Именно поэтому Шарль Гуро начинает свою книгу «О свободе международной торговли» тезисом, что всякий народ имеет право обрабатывать свою землю, а конкуренция отменяет это право. Из этого представления о праве на землю, раннего аграрного варианта «права на место», вырастает критика либерализма, как способствующего утрате человеческой идентичности внутри сообществ, и Ален де Бенуа пишет, что либерализм есть, по сути, антропологическая система, рассматривающая человека как атом, и «он может это сделать, только отнимая у человека все структуры, в которые он входит», только разрушая «коллективные структуры» и «естественные сети взаимопомощи» [15] .
Сегодня сторонники рынка отвечают на это тем, что, как пишет Ричард Флорида (опираясь на теорию социолога Марка Грановеттера), устойчивые социальные связи прошлого заменяются так называемыми слабыми связями — не такими стабильными и эмоционально насыщенными, но многочисленными и легко варьируемыми [16] , однако слабые связи не порождают идентичности.
Борьба за нужность
Важнейшим предметом заботы людей в социальных отношениях — причем в самых разнообразных: политических, экономических, частных, семейных и прочих — является борьба за человеческое внимание. Причиной этой борьбы является стремление одного человека или социального субъекта доказать, что он нужен другому — нужен как друг, как собеседник, как покупатель, как поставщик, как кредитор, как любовник, как невеста, как представляющий ваши интересы политик. Начальной фазой этой борьбы является овладение вниманием ближнего, но это делается только ради второй фазы, в ходе которой следует добиться от него признания своей нужности. В случае, если признание взаимной нужности состоялось, это создает самые прочные основания той социальной связи, которую социальные философы именуют солидарностью.
Проигравшие в борьбе за внимание становятся ненужными, лишними, выпадают из сетей солидарности, им грозит «одиночество в толпе». Именно нужность другим подпитывает наше достоинство и обогащает жизнь смыслом; утратив нужность, мы лишаемся и достоинства и смысла.
Идея рыночной экономики предполагает формализовать эту борьбу так, что признание нужности будет выражаться в суммах, выплачиваемых за товары и услуги.
Все европейские утопии Нового времени, начиная с «Утопии» Томаса Мора, прежде всего избавляли общество от конкурентной борьбы и делали проблему признания взаимной нужности решенной в некотором автоматическом режиме, то есть в полном смысле слова с фантастической легкостью. В утопическом обществе каждый обязательно знает свое место в общественном механизме.
За этими утопиями стояла человеческая боязнь проиграть конкурентную борьбу и оказаться лишним для других людей, не нужным им, выпавшим из сетей солидарности. Утопии спасали от страха перед одиночеством и заброшенностью на «ярмарке тщеславия».
И антилиберализм, с которым сегодня приходится иметь дело в современной России, в самых разных своих представлениях и формах сводится к этой же проблематике. Любые традиционалистские, консервативные, романтические, антирыночные демарши — и там, где они отстаивают реальные интересы, и там, где они поднимаются до вершин идеологий, — ставят целью укрепить солидарность разных субъектов общества, а значит, по сути, ставят вопрос о навязанной солидарности, о навязанной взаимной нужности. Врагом навязанной солидарности является господствующая в современном обществе система слабых социальных связей — связей эфемерных, легко устанавливаемых и легко рвущихся. Главным идеологическим орудием против постмодерна (общества слабых связей) становится игнорирование этих связей, отказ им в значимости, в этом случае современный человек объявляется атомизированным, одиноким, хотя у него, казалось бы, и есть Интернет.
Эта всеобщая «нужда в нужности» может объяснить важную психологическую дилемму, которую на языке политики — разумеется, условно — можно было бы назвать дилеммой социал-демократии и коммунизма. Социал-демократическая политика всегда была готова протянуть руку помощи тем, кто проиграл в конкурентной борьбе, например, платить им пособие по безработице. Но на самом деле люди нуждаются не в помощи, а в возвращении социальной полноценности, то есть в возращении им их нужности другим. И если это невозможно, возникают предпосылки для согласия на «коммунистическое переустройство», то есть на то, чтобы силой навязать другим свои услуги и тем самым «заставить их меня полюбить».
Столь важные для социальной мысли последних веков вопросы эксплуатации и насильственного присвоения чужого труда оттенили иную тему, также весьма важную для человеческой истории тему желания насильственного навязывания своего труда — своих услуг, проявляющуюся, конечно, во всех видах цеховой, профсоюзной, государственной защиты «права на труд» и соответственно близкой к ней права на монополию.
Именно поэтому французский экономист первой половины XIX века, сторонник свободы торговли Фредерик Бастиа провозгласил, что протекционизм, столь популярный в современной ему французской политике, по сути, ведет к коммунизму и связующим звеном между ними является «право на труд» [17] . Действительно, протекционизм должен был кроме прочего спасти французских рабочих от безработицы вследствие конкуренции иностранных товаров, но если мы фиксируем право трудиться, то тем самым мы как бы фиксируем и отсутствие права покупателя отказываться от плодов труда.
Западному миру широко известна тема рабства трудящегося у работодателя, но только опыт СССР с его вечным дефицитом и монополией на внешнюю торговлю сделал наглядным иное рабство — рабство покупателя у поставщика.
Когда труд нужен трудящемуся
Антилиберализм, явно или неявно связанный с идеей «права на труд», неизбежно должен сближаться с темой некоммерческих, нерыночных оснований для труда, то есть ему должны быть близки темы творчества, самореализации, самоотдачи, дара. Разумеется, при этом во весь рост встают все проблемы этих видов труда: поскольку и нерыночный труд, хотя он и не привязан к произволу покупателя, может быть не востребован, и дар может быть отвергнут, и творческие усилия могут оказаться напрасными, неоцененными и пропавшими втуне.
Тематика самореализации имеет по крайней мере ту общую точку с тематикой права на труд, что обе они связаны с трудом, который нужен прежде всего самому трудящемуся, а не потребителю результатов этого труда. Трудящемуся нравится трудиться, для него эта самодовлеющая ценность, чего, разумеется, не может принять экономический либерализм, исходящий из точки зрения потребителя, недаром Бастиа называл сторонников протекционизма «сизифистамии», то есть любителями бесполезного сизифова труда.
Однако этот труд не бесполезный — просто его истинная цель не совпадает с формальной. Если сапожник делает сапоги, это не означает, что цель данного труда — создание сапог, хотя клиент сапожника может так думать. Для сапожника результат труда не совпадает с его целью — в «нормальном» случае целью является зарабатывание денег, но, если речь идее о нерыночном труде, о труде-самореализации, возможны куда более изощренные побочные цели труда и производства — от «перевоспитания» трудящегося, или «профилактики преступности», или «трудотерапии» до «удовольствия от творчества», или «экстаза вдохновения», или эстетического отношения к самому трудовому процессу или достижения самоуважения и чувства социальной полноценности.
Бескорыстная любовь к труду означает любовь ко многим обстоятельствам этого труда, включая и технологические инструменты, в нем используемые. Между тем если инструмент становится самодовлеющей ценностью, то такая любовь к труду и тяга к самореализации встает на пути прогресса. Самореализация — важнейший двигатель человеческого развития, но взятая как «любовь к своему труду» она оборачивается и избыточной любовью к временным технологическим решениям. Может быть, ваш компьютер считает и лучше арифмометра, но ребенку на это наплевать — ему интересно крутить ручку и слушать, как машинка щелкает. Такое детское отношение к вещам свойственно отнюдь не только детям. Быстрое социальное развитие выявляет чрезвычайно тонкое и чрезвычайно важное явление социальной психологии, а именно отношение людей к использованию определенных средств, необходимых для достижения неких целей, как к самодовлеющей ценности. Эту привязанность к средствам безотносительно целей можно было бы назвать «инструментоцентризмом», и она идет рука об руку с романтическим отношением к своим сообществам и сложившимся социальным конфигурациям.
Рынок — самый эффективный социальный механизм, удостоверяющий нужность оказываемой услуги тому человеку, которому ее оказывают. Идея самореализации, осуществляемой вопреки рынку, ставит вопрос о даре, но при этом зачастую о даре бесполезном, не нужном или не осознаваемом в качестве нужного. Далее же встает вопрос о навязанном, принудительном даре — вопрос, насущный для тех, для кого самореализация и дарение плодов своей самореализации есть вопрос о возвращении социальной полноценности. Право на дар превращается в привилегию дарить. При этом дар отнюдь не невинная социальная акция — дар всегда обязывает одариваемого, дар вызывает к благодарности, так что по большому счету навязанный дар оказывается принудительным займом. Как отмечал создатель антропологической теории дарения Марсель Мосс, в человеческой практике не обнаруживается даров, которые бы не порождали встречной обязанности [18] .
В истории западной цивилизации была парадигма, признающая благотворность навязанных даров, — это была парадигма просветительства. Просветитель одаривал просвещаемого знаниями, стандартами, навыками, культурой. Просвещаемый не всегда мог осознать нужность ему этих даров, что зачастую превращало просветителя в тирана или колонизатора. В идее внерыночной самореализации обычно содержится мечта о позиции просветителя — позиции одновременно внерыночной и почетной.
Когда же быть просветителем не удается, встает вопрос о цивилизации как о накоплении бесполезных даров, которые могут пригодиться в будущем, подобно тому, как математика накапливает концепты, которые могут пригодиться, а могут не пригодиться в естественных науках. При невозможности дарить другому можно дарить будущим поколениям, но также принудительно. Впрочем, и у этого действия есть серьезное натурфилософское основание — а именно вера в «панутилитаризм» жизни, то есть в то, что жизнь может в конечном счете утилизовать, сделать для себя полезными любые встречающиеся на ее пути вещи, так что никакое усилие бесполезным быть не может.
Как можно представить себе реализацию желания дарить в масштабах общества? Российский политик Сергей Юшенков в свое время писал, что постзападную цивилизацию надо представить как цивилизацию игры, построенную на «свободных играх свободных людей». По его мнению, «игра представляется высшей формой свободы именно потому, что творческий потенциал личности имеет возможность в максимальной мере реализоваться в игре» [19] . Однако к этой мысли можно было бы добавить, что именно в игре реализация творческого потенциала (как и одаривание) несерьезно и не принимает во внимание реальную нужность и потенциала, и дара. Не ясно, может ли игра, осознаваемая как игра, быть полноценной заменой чувства востребованности, утеря которого является главной проблемой для антилиберального дискурса.
С другой стороны, не ясно, может ли игра мотивировать креативные решения так же хорошо, как рынок, поскольку рынок, с одной стороны, дает соблазн материального успеха, с другой стороны — риск социальной гибели. Последнее, разумеется, является хорошим аргументов для антилибералов — рыночная конкуренция есть источник постоянного попадания в «экзистенциальную ситуацию», рыночная конкуренция исключает комфорт — но, с другой стороны, не ясно, может ли игра дать столь же хороший стимул к творческой активности, не выводя игроков из зоны комфорта.
Творчество против креативности
Либерализм и антилиберализм в равной степени делают ставку на творчество как идеологический лозунг и как реальную способность, однако это в некотором смысле творчество двух разных видов. Смысл и социальное значение творчества резко различаются в зависимости то того, в какой степени творец готов корректировать свои усилия в зависимости от потребностей тех, кто может воспользоваться плодами его труда.
Пользуясь возможностями, предоставляемыми русским языком, эти два разных вида можно назвать собственно творчеством и креативностью — точнее, «рыночной креативностью».
Креативность предназначена для адаптации к изменившейся ситуации, для самоизменения в процессе социальной эволюции, для приспособления своей деятельности к потребностям ближних. Креативность ориентируется на внешнюю среду и использует внутренние ресурсы индивида для наилучшего встраивания в эту среду.
Собственно творчество ориентировано на внутренний мир индивида, оно противостоит среде и настаивает на самореализации вопреки потребностям ближних, вопреки закономерностям эволюции и вопреки потребностям времени. Как выразился российский философ Сергей Ячин, «творчество есть особое состояние человека, истекающее изнутри наружу...» [20]
Творчество служит автономии индивида — креативность вписывает индивида в систему разделения труда.
Главная проблема креативности — близорукость, неспособность увидеть стратегические интересы общества и долговременные тренды развития.
Главная проблема собственно творчества — несамокритичность и самодовольство, неспособность отличить ценные результаты от доставления удовольствия самому творцу. Творчество, не ориентированное на потребителя, всегда рискует поддаться соблазну инструментоцентризма.
Творчество эгоистично, и это доказывает, что чрезмерный эгоизм столь же антилиберален, как и коллективизм. Экономический либерализм индивидуалистичен с большими оговорками — он делает ставку на индивида лишь при условии, что этот индивид открыт для сотрудничества с другими. Если на высшем уровне эгоизм творчества порождает «тиранию» артиста-творца, не идущего на поводу у публики, то на низшем — характерную для социалистической экономики «диктатуру производителя», независимого от покупателя. Культ творчества в качестве своего идеала предполагает общество без обмена — вместо обмена в нем господствует навязчивое облагодетельствование «высшими» «низших». В качестве «высших» тут могут выступать и творческие гении, и производители дефицитных товаров.
Впрочем, различие собственно творчества и рыночной креативности достаточно условно, и прежде всего они встречаются в такой области, как изобретение новых потребностей. Создание новой потребности — далеко не то же самое, что удовлетворение уже существующих потребностей, это акт творческий, открывающий новые измерения человеческой природы, однако эти измерения подлежат утилизации в обычной рыночной экономике, результаты творчества поступают в распоряжение креативности.
Связь рыночной конкуренции и процесса создания новых потребностей крайне сложна, на что обращал внимание Фрэнк Найт — классик американской экономической науки, занимавшийся именно исследованием конкуренции и говоривший, что экономика рассматривает жизнь как процесс удовлетворения желаний, но потребности не постоянны, в их природу входит рост и изменение; и «любой здравомыслящий человек хочет не удовлетворения своих потребностей, а появления новых и лучших потребностей». Таким образом, ставится вопрос о вещах, которые он пока не хочет, но «должен хотеть», и конкуренция не помогает, хотя и не мешает этому процессу [21] .
На фоне этой проблематики идеология антирыночного творчества может объявлять, что она направлена на пробуждение новых потребностей и таким образом на создание нового рынка и новой сферы конкуренции. Именно поэтому также характерная для антилиберального дискурса критика создания новых потребностей — искусственных потребностей, раздуваемых корпорациями, по сути, направлена против самого творчества и против изменчивости человеческой природы.
Капитализм делает ставку на имеющуюся у человека избыточность творческой активности — ее часть подлежит утилизации, и именно эту утилизуемую часть мы называем креативностью.
Антилиберализм опасается нехватки креативности, но для идеологического самооправдания настаивает, что исходит из интересов творчества.
Существует обширная традиция, противопоставляющая мотивируемое потребностью в самореализации творчество — рынку, рыночным отношениям и рыночной идеологии. Так, Джоэл Мокир говорит о признаваемом историками и экономистами различении homo economicus и homo kreativus: один старается использовать то, что дается природой, другой восстает против диктата природы, «техническая креативность, как и творчество вообще, есть акт протеста» [22] . Кристиан Лаваль говорит, что в доктрине неолиберализма «человек экономический» представляет собой просто вычислительную машину, оптимизирующую поведение, — такая машина лишена страстей и желаний, а между тем именно страсти являются источником творчества и изобретательности [23] . И даже Ричард Флорида, который пишет почти исключительно об утилизуемой рынком креативности, тем не менее отмечает, что движущей силой последней обычно бывает потребность добиться внутреннего удовлетворения [24] .
Между тем очевидно, что без творческого ответа на рыночные вызовы либеральная, рыночная модель общественного развития работать не может, и когда экономист Йозеф Шумпетер (на которого опирался Джоэл Мокир) различал приспособительную и творческую реакции на вызовы — он обе эти реакции считал рыночными силами. Таким образом, дело отнюдь не в потребности в удовлетворении как мотивации творчества — рынок, как показывает практика, может использовать в своих интересах и эту потребность.
«Собственно творчество» и «рыночную креативность» различают не потребность в самореализации как источник мотивации, но открытость к сотрудничеству с другими людьми и готовность принимать во внимание их интересы — особое, специфическое умение, которое, конечно, может стать ограничением творческой свободы и даже унизительным ограничением. Открытость к сотрудничеству вполне может быть интерпретирована как унизительная зависимость от другого, и это главный пункт, порождающий антагонизм самореализации и рынка. Вопрос о том, в какой степени креативность нуждается в тепличных условиях, не имеет однозначного решения, в данном вопросе происходят постоянные социальные эксперименты, но, как правило, решение сводится к налаживанию цепочек сотрудничества между творцами, находящимися в разной степени зависимости от рынка, так что «фундаментальные» исследователи находятся в зоне внерыночной игры.
Подводя же итоги всему сказанному, можно предположить, что политическое развитие России зависит от преодоления скрытого комплекса неуверенности в себе — преодоления, зависящего от опыта проявления реальной, а не манифестируемой креативности, от осознания возможности находить «другие» удачные конфигурации, кроме уже имеющихся, от опыта самоизменения, от способности почувствовать себя взрослым и не нуждающимся в тепличных условиях.
[1] Богданов А. А. Эмпириомонизм. Статьи по философии. Кн. I. М., «Книжный клуб Книговск», 2014, стр. 335.
[2] Бенуа А. Против либерализма. К Четвертой политической теории. СПб., «Амфора», 2009, стр. 125.
[3] Лихачев Д. С. Рождение нового через хаос. — Полярность в культуре. Альманах «Канун». Выпуск 2. СПб., 1996, стр. 10 — 18.
[4] Паршев А. П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. М., «Крымский мост-9Д», 1999.
[5] Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб., А. Э. Мартенс, 1891.
[6] Флорида Р. Креативный класс. Люди, которые меняют будущее. М., «Классика-XXI», 2007, стр. 308 — 309.
[7] Гуро Ш. К. О свободе международной торговли. М., 1859, стр. 18.
[8] Ванюрихин Г. И. Творческие подходы к управлению организациями и процессами. — В сб.: Философия творчества, дискурс креативности, современные креативные практики. Екатеринбург, Издательство Уральского гуманитарного института, 2010, стр. 42.
[9] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция. СПб., «Пневма», 1999, стр. 51.
[10] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция, стр. 50.
[11] Там же, стр.62
[12] Найт Ф. Х. Этика конкуренции. М., «ЭКОМ Паблишерз», 2009, стр. 142.
[13] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция, стр. 52.
[14] Розанваллон П. Общество равных. М., «Московская школа гражданского просвещения», 2014, стр. 306.
[15] Бенуа А. Против либерализма, стр. 12.
[16] Флорида Р. Креативный класс, стр. 303 — 304.
[17] Бастиа Ф. Протекционизм и коммунизм. Челябинск, «Социум», 2011, стр. 17 — 70.
[18] Мосс М. Очерк о даре. М., «Восточная литература». 1996, стр. 211.
[19] Юшенков С. Постзападная цивилизация: попытка определения. — В кн.: Постзападная цивилизация. Либерализм: Прошлое, настоящее, будущее. М., «Новый фактор»; «Минувшее», 2002, стр. 262.
[20] Ячин С. Е. Человек в последовательности событий жертвы, дара и обмена. Владивосток, «Дальнаука», 2001, стр. 242.
[21] Найт Ф. Х. Этика конкуренции. М., «ЭКОМ Паблишерз», 2009, стр. 69 — 71.
[22] Mokyr J. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York, «Oxford University Press», 1990.
[23] Лаваль К. Человек экономический. Эссе о происхождении неолиберализма. М., «Новое литературное обозрение», 2010, стр. 137 — 164.
[24] Флорида Р. Креативный класс, стр. 49.
Новый Мир 2016, 2
ПАВЕЛ НЕРЛЕР
В Москве (Ноябрь 1930 — май 1934)
Продолжение
+++ ——
Нерлер Павел Маркович — поэт, литературный критик. Родился в 1952 году в Москве. Председатель Мандельштамовского общества. Выпускник географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор географических наук, профессор. Автор более чем 1000 публикаций по филологии, географии и истории. Живет в Москве.
Продолжение. Начало в «Новом мире», 2016, № 1.
Журнальная версия глав из «Жизнеописания Осипа Мандельштама» — новой биографии поэта, готовящейся к изданию в издательстве «Вита-Нова». Сердечно благодарю С. Василенко, Н. Петрова, К. Скоркина, М. Спивак, А. Теплякова, Г. Шабата и в особенности Л. Видгофа за критику и советы. В круглых скобках в тексте приводятся ссылки на следующие источники: Мандельштам О. Собрание сочинений в 4 томах. М., «Арт-Бизнес-Центр», 1993 — 1997 (том и страницы арабскими цифрами); Мандельштам О. Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. М., «Прогресс-Плеяда», 2009 — 2011 (том — римскими цифрами, страницы — арабскими); Мандельштам Н. Собрание сочинений в двух томах. Редакторы-составители: С. В. Василенко, П. М. Нерлер, Ю. Л. Фрейдин; Екатеринбург, «Гонзо» (при участии Мандельштамовского общества), 2014 (НМ, том и страницы арабскими цифрами); Герштейн Э. Мемуары. СПб., «ИНАПРЕСС», 1998, стр. 22 (ГЭ, страницы арабскими цифрами). В цитатах абзацы обозначаются двойной косой чертой: «//».
В ДОМЕ ГЕРЦЕНА
(Февраль 1932 — осень 1933)
Крыша над головой!
Упования на Марьину Рощу и на помощь сверху улетучились не сразу, но уже осенью 1931 года — в конце сентября или начале октября — Мандельштам обратился с новой просьбой о крыше над головой, и снова в писательские организации. Освобождалась комната некоего писателя Виткинда, и решением Жилкомиссии от 10 октября освобождавшееся его жилье[1] предоставлялось Мандельштаму. Но не тут-то было: уже впечатанная в решение фамилия «Мандельштам» была зачеркнута и от руки вписано: «М. Герасимову»[2] .
Но 24 ноября 1931 года та же комиссия снова приняла положительное решение о Мандельштаме: ему собирались дать квартиру М. Герасимова в левом[3] флигеле Дома Герцена. 14 декабря 1931 года Шура Мандельштам писал отцу: «Ося и Надя в Болшеве в Доме отдыха. Комнату им дают одну, 17 м, в неважной квартире и не очень скоро. Он не теряет надежды получить лучшее»[4] .
Тут надо заметить, что сами эти хлопоты ставили поэта в довольно двусмысленное положение. Дело в том, что в ходе и в результате своей «Битвы под Уленшпигелем» он публично разорвал отношения с советскими писателями, зонтичными организациями которых являлись и ВСП, и ФОСП. Но именно в ФОСП, в жилищную комиссию ее Московской городской организации[5] ему пришлось обращаться с просьбами о крыше над головой.
В этих условиях такие обращения требовали взаимной деликатности и как бы «забывчивости» обеих сторон. А это условие «петушок» Мандельштам не мог соблюсти, время от времени наступая на старые грабли. Так, он отказался пожать руку двум писателям — В. Г. Лидину и В. В. Гольцеву — и объяснил это нежеланием иметь что-либо общее с членами ВСП или ФОСП, как своих недавних гонителей. Писатели в свою очередь обиделись и, сочтя такое поведение «антиобщественным», опротестовали решение от 24 ноября, каковое и было 29 декабря отменено[6] .
Новое же решение было принято только 25 января 1932 года[7] : Мандельштаму, а одновременно с ним критику Острогорскому[8] и Михаилу Пришвину[9] , предоставили по комнате в квартире № 4 в правом флигеле — бывшей квартире Андрея Новикова. Острогорский, кажется, вселился первым, вторым стал Пришвин — за десятилетие до этого благополучно спаливший с помощью простого примуса лысую, но от того не менее «не по чину барственную» шубу Мандельштама. Комнату свою в квартире № 4 он не любил, называл ее «крысиной»[10] . Осев у себя в деревне (Костино под Талдомом), сам он в городе практически не жил: комната служила ему сейфом для рукописей и своеобразной «анти-дачей» в городе, но нередко в ней появлялся его сын Лев Пришвин-Алпатов — один или со своими барышнями.
Мандельштам переехал в писательское общежитие в Доме Герцена прямо из Болшева. Но и с самим вселением не обошлось без борьбы: выручило энергичное вмешательство на стороне поэта председателя горкома ФОСП Ляшкевича[11] .
В итоге: наконец-то у Мандельштамов своя крыша над головой!
Сам по себе правый флигель из всего жилфонда в Доме Герцена — бывшие конюшни — был самый никудышный в общежитии: с плесенью на стенах, дощатыми перегородками, ледяным полом и питьевыми кранами в гниющих уборных[12] .
Квартира же № 4 — бывшая дворницкая[13] . Вход в нее — крылечко в две ступеньки — смотрел прямо на главный корпус Дома Герцена, где гнездились и теснились друг на друге, словно на птичьем базаре, гнездышки всевозможных писательских организаций: кроме ФОСП и ВСП, это и РАПП, и «Перевал», и Союз поэтов, и «Литературное звено», редакция «Литературки». За крыльцом, справа — сараи: в них хранились и иногда выдавались какие-то вещи от Литфонда.
Через предбанник с дровами попадали в узкий коридор, идущий вдоль дверей с правой стороны. Окна всех комнат выходили на двор, а коридор приводил в маленькую коммунальную кухоньку с настоящей русской печкой-лежанкой, на которой поэт любил иной раз и посибаритствовать.
Каморка, в которую Мандельштамы наконец-то вселились, была вытянутой, узкой и небольшой — в одно окно и в 10 квадратных метров (против 17 у той сухой комнаты, что им выделяли в ноябре). Надежда Яковлевна вполне заслуженно именовала ее «трущобой». Но именно здесь Мандельштамы прожили зиму 1932 года, а Осип Эмильевич успел обзавестись книжной полкой, на которую тащил от букинистов разных своих любимцев — Батюшкова, Державина, Языкова, Боратынского, Жуковского… (НМ, 2, 733).
Мандельштам добивался выделения себе и второй комнаты («жизнь кучей в одной комнате исключает всякую возможность работать»), но жилищно-хозяйственная комиссия («тройка») в составе Россовского[14] , Павленко и Уткина, несколько раз принимавшая об этом постановления, тут же их и дезавуировала, всякий раз ссылаясь на «объективные причины». 6 февраля комиссия заседала вновь, и среди ее решений — разрешение на вселение в левый флигель Герасимова, Дубинской и Пермитина, отказ в комнате Саргиджану и перенос решения по Рудерману, а также два трудносовместимых друг с другом решения: первое — предложить Мандельштаму обменяться комнатой с Луговским, а в освободившуюся после него комнату вселить Адрианова, а второе — вселить в две комнаты в правом флигеле Пришвина и Мандельштама[15] . Иными словами, на протяжении двух недель Мандельштам не только вселился бы в Дом Герцена, но и сходу улучшил бы свое жилье!
Всему этому писательскому самоуправлению, порой напоминавшему самоуправство, тем легче было пикироваться с Мандельштамом, что сам он совершенно не пекся о житейском: отмахивался и не интересовался, предпочитая приспосабливаться к тому, что есть. А вот книгой или газетой, строчкой или страничкой мог весь увлечься и полностью в них раствориться.
Весной (скорее всего, в мае) в той же квартире № 4 освободилась комната, в которую и переехал Мандельштам, — возможно, та самая 17-метровая, которая однажды уже выделялась поэту[16] . Было в ней не одно, а три окна, правда, довольно низких. Как и в прежней комнате, окна смотрели в сад, но перед ними уже не было липы, а на стенах топорщились неброские, но веселенькие обои. Все это делало комнату солнечной и светлой.
Вот, со слов Эммы Герштейн и других, ее шикарная меблировка: два пружинных, на пенечках, матраца, тахта да маленький кухонный столик (подарок одной почитательницы стихов), ни одного (sic!) стула! (ГЭ, 28) А вот, со слов Ольги Овчинниковой, ее бытовое наполнение: не убрано, даже грязно, повсюду окурки; утвари почти никакой — ели и пили из чего попало на расстеленных газетах, рассевшись или разлегшись на помянутых матрацах и если не лето, то и укрывшись одеялами[17] .
Книжная полочка с первоизданиями тотчас же перекочевала из трущобы на свое новое место, а 18 июня — залпом — был написан «Батюшков».
Наше мученье и наше богатство,
Косноязычный, с собой он принес —
Шум стихотворства и колокол братства
И гармонический проливень слез.
И отвечал мне оплакавший Тасса:
— Я к величаньям еще не привык;
Только стихов виноградное мясо
Мне освежило случайно язык...
Стихи увидели свет стремительно: уже в июньской книжке «Нового мира», то есть с колес[18] .
А сам «Батюшков нежный» все это время весело поглядывал на Осипа Эмильевича — с репродукции автопортрета на стене.
Впрочем, однажды Эмма Герштейн застала Мандельштама и тут в страшном смятенье. Огромный кусок обоев, от потолка до середины стены, был вырван и свешивался над тахтой: под обоями обнаружились клопы… Уникальным для Москвы случаем это не было, и Эмма даже стала давать житейские советы, как от них избавиться.
Но все косметические средства борьбы с насекомыми отвергались на корню, Мандельштам готов был вышвырнуть все вон, обрить жену наголо и зажить в каком угодно хаосе, но только без клопов. Для этого у поэта было и эстетическое обоснование: «любовь к шершавой эстетике», но Эмма все же полагала, что им двигала тяга к разрушению, а точнее, к тому, что она сама очень точно назвала — «вздыбленным уютом» (ГЭ, 33).
Итак, начиная с конца января 1932 года, — у Мандельштама своя крыша над головой. И не только крыша, но и еда на столе — так называемый «дополнительный продовольственный паек», или «особое снабжение по горкому писателей»[19] .
Уже в феврале 1932 года, сразу после переезда, Надежда Яковлевна снова начала ходить в «ЗКП», а у Осипа Эмильевича пошли новые стихи[20] . Так что у брата Шуры появились все основания написать отцу: «Таким образом они пришли, наконец, к какой-то пристани»[21] .
Персональная пенсия
А вот и еще один бухаринский «подарок» — персональная пенсия, выписанная 42-летнему поэту 23 марта 1932 года! Формально инициатива исходила от двух лиц — Бухарина и Халатова. Распределение же ролей тут очевидно: первый был двигателем, а второй — «приводным ремнем». И, надо сказать и подчеркнуть, — отличным приводным ремнем.
Само понятие «персональная пенсия» официально было введено в РСФСР декретом СНК РСФСР от 16 февраля 1923 года «О персональных пенсиях лицам, имеющим исключительные заслуги перед Республикой», а в СССР — постановлением СНК СССР от 21 декабря 1926 года «О порядке выплаты персональных пенсий, назначенных органами союзных республик». Самый порядок присвоения персональных пенсий был определен постановлением ЦИК и СНК СССР от 30 мая 1928 года «О персональных пенсиях», в которое 3 августа 1930 года были внесены незначительные изменения.
Кстати, о персональных пенсиях и пенсионерах. Персональными эти пенсии назывались потому, что назначались в индивидуальном порядке специальными комиссиями по персональным пенсиям при органах исполнительной власти, а фактически — секретариатами ЦК КПСС, ЦК компартий союзных республик или обкомов партии. Соответственно, существовало три категории персональных пенсионеров — союзного, республиканского и местного значения. Подавляющее большинство персональных пенсионеров — начальники разных сортов (партийные, советские и военные), но встречались и крупные ученые, и, довольно редко, деятели искусства. Достижения определенного возраста для установления персональной пенсии не требовалось.
Встречаются противоречивые без четкой привязки ко времени и источникам сведения о рамочных размерах персональных пенсий. Якобы их максимум на союзном уровне равнялся 250 рублям, на республиканском — 160, а на местном — 140 рублям. Вместе с тем, по данным Л. Аронова, К. С. Станиславскому в 1928 году назначили пенсию в 300 рублей, семье умершего оперного певца Л. В. Собинова в 1934 году — в 500 рублей, а знаменитому ученому-аэромеханику академику С. А. Чаплыгину в 1931 году — в 1000 рублей. Кроме того, персональным пенсионерам ежегодно выплачивались одна или две месячные пенсии «на оздоровление».
Но ощутимей денежного вознаграждения был социальный пакет такого пенсионера: право лечиться в «кремлевских» больницах и поликлиниках, дешево приобретать лекарства, ежегодные бесплатные путевки в санатории, бесплатный проезд на городском транспорте, а раз в году — и на поезде, 50-процентня скидка на оплату коммунальных услуг и т. п.
21 февраля 1932 года Бухарин и Халатов направили на имя Председателя СНК СССР Молотова следующее письмо: «За последнее время Правительством были приняты решения о назначении персональных пенсий ряду писателей (Андрею Белому, Волошину, Чулкову и др.). // Крайне тяжелое положение одного из значительных поэтов прошлого — Осипа Эмильевича Мандельштама — побуждает нас поставить перед Вами вопрос о назначении также и ему персональной пенсии. // Мы исходим при этом из оценки работы О. Э. Мандельштама в период его активного участия в русской литературе — им выпущено больше десяти книг стихов, имевших несомненное значение для развития русской поэзии, — из оценки его работы в качестве переводчика произведений Барбюса, Жюль Ромэна, Шнитцлера и других, а также из тех соображений, что в настоящее время его литературные установки при большой культуре и таланте писателя чрезвычайно затрудняют выполнение им задач, стоящих перед современной литературой. // Это положение О. Э. Мандельштама усугубляется еще крайне тяжелым физическим состоянием его и его жены, тяжелым нервным расстройством, полностью парализующим всякую способность к работе. // Учитывая эти соображения, мы считаем необходимым просить Вас о назначении ему персональной пенсии, которая обеспечит ему необходимые жизненные условия»[22] .
И уже 26 февраля было сформулировано предложение Правительственной Комиссии по назначению персональных пенсий всесоюзного значения[23] под председательством члена Коллегии Наркомфина СССР Аралова[24] : «…рассмотрев материалы О. Э. Мандельштама и учитывая заслуги его в области русской литературы (им выпущено больше десяти книг стихов), <Комиссия> нашла возможным дать персональную пенсию О. Э. Мандельштаму 200 р. в месяц»[25] .
Тут хлопоты несколько притормозили, так как предложение ушло в Управление делами СНК только 17 марта[26] . И вот наконец 23 марта 1932 года за № 410 вышло Постановление СНК СССР: «За заслуги в области русской литературы МАНДЕЛЬШТАМУ Осипу Эмильевичу назначить пожизненную персональную пенсию в размере 200 рублей в месяц». Постановление подписали заместитель председателя СНК В. Куйбышев и Управляющий делами СНК П. Керженцев. Вся процедура — от инициации до окончательного оформления — заняла всего один месяц!
На Мандельштама была заведена соответствующая личная карта, а на руки ему была выдана пожизненная «Пенсионная книжка» (за № 148), действительная при одновременном предъявлении паспорта. Весной 1933 года, может быть, в связи с начавшейся в январе паспортизацией горожан, проводилась перерегистрация персональных пенсионеров союзного значения. Проходил ее и Мандельштам, 5 мая 1933 года заполнивший соответствующую анкету и вскоре получивший на руки новую пенсионную книжку.
Одна деталь: в соответствующем именном указе читаем — «за заслуги перед русской литературой». Приводимых же Надеждой Яковлевной слов — «при невозможности использовать в советской» (НМ, 1, 196) — в указе нет: очевидно, это шутливая реакция самого, не сдержанного на язык, пенсионера.
Одним из первых писателей-попутчиков, удостоенных персональной пенсии, стал Федор Сологуб. В 1924 году Вячеслав Полонский исхлопотал ему пенсию через Троцкого (литературное заключение о достоинствах Сологуба-писателя делал П. Е. Щеголев[27] ). Бухарин и Халатов в своем письме в качестве получателей персональных пенсий назвали еще Андрея Белого, Георгия Чулкова и Максимилиана Волошина[28] . А сам Осип Эмильевич, вдохновленный успехом с собственной пенсией, пытался похлопотать о персональной пенсии Нине Николаевне Грин — как вдове Александра Степановича[29] .
Кстати, «персональным пенсионером» была и Анна Ахматова, чья «пенсионная история» тянется от весны 1930 года и до ее смерти[30] . Ограничимся здесь данными лишь за первую половину 1930-х годов, сопоставимыми с «пенсионной историей» Мандельштама. В этих рамках случай Ахматовой распадается на два четких этапа. Первый — с марта-апреля по май 1930 года — это хлопоты, увенчавшиеся пенсией в 75 рублей в месяц. И второй — с июня 1932 и по сентябрь 1936 — хлопоты об увеличении ее пенсии до 225 рублей, увенчавшиеся лишь частичным успехом — повышением сначала до 91, а затем до 150 рублей[31] .
Номенклатура?
23 апреля 1932 года вышло Постановление ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций». Оно поставило крест на Ассоциациях пролетарских литературных и музыкальных деятелей, выдвигая взамен единые Союзы советских писателей (ССП), композиторов, художников и т. д.
Ликвидация РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей) как бы отменяла «диктатуру» пролетариата в одной отдельно взятой литературе и заменяла ее прямой диктатурой партии, закамуфлированной под широкое представительство всех писательских корпораций, включая «Кузницу», «Перевал», а также беспартийных и внегрупповых попутчиков, на условной общесоветской платформе[32] . Именно тогда на смену оппозиции «партийный — антипартийный» пришла иная, куда более широкая и страшная оппозиция: «советский — не советский (то есть антисоветский)». Колоду карт основательно перетасовали, передергивая при этом так, что рапповский «туз» Авербах не прошел даже в «валеты». Тогда-то и поднялись такие мрачные демоны мандельштамовской биографии, как Ставский и Павленко («советские ли это стихи?»).
Годом раньше Мандельштам и сам проехался по РАППу: «Звезды поют — канцелярские птички — / Пишут и пишут свои раппортички…» Шутка была замечена и оценена не одним только Фадеевым, но ее политическое корнесловие откровенно витало в воздухе. Та же Надежда Яковлевна вспоминала: «Почему-то мне пришлось зайти к нему[33] в Москве. Он остановился в Доме Герцена, где мы тогда жили, но на „барской половине”, у Павленко. Это произошло в день падения РАППа, 23 апреля 1932 года — мы узнали об этом событии утром, развернув газеты. Оно было неожиданностью для всех. Я застала Тихонова и Павленко за столом, перед бутылочкой вина. Они чокались и праздновали победу. „Долой РАППство”, — кричал находчивый Тихонов, а Павленко, человек гораздо более умный и страшный, только помалкивал... „Но ведь вы дружили с Авербахом”, — удивилась я. Мне ответил не Тихонов, а Павленко: „Литературная война вступила в новую фазу”...» (НМ, 1, 323).
Тут впору вспомнить Леонида Максименкова, утверждавшего, что в апреле 1932 года Мандельштам, как, впрочем, Клюев, Бабель, Эрдман и Павел Васильев, входили в негласный список и кружок особо ценных беспартийных литераторов, осмысленно именуемых им номенклатурными. Особенностью их статуса была, полагает он, чуть ли не защищенность от несанкционированных (то есть инициированных ОГПУ без согласования с ЦК) репрессий. Именно поэтому заявления Клюева и Васильева об их помиловании, например, рассматривались аж Секретариатом ЦК, а Сталин на письме Бухарина о Мандельштаме начертал свою знаменитую резолюцию: «Кто дал им право арестовать Мандельштама? Безобразие…»[34] Означала же она, по утверждению Максименкова, нешуточную сердитость вождя на Ягоду из-за несогласованного с ним ареста номенклатурного литератора Мандельштама[35] .
Номенклатурный поэт Осип Мандельштам!
Звучит не слабо, посильнее семантических «разоблачений» гражданской лирики поэта Михаилом Гаспаровым[36] . Однако если у Михаила Леоновича мы видим основательную аргументацию, то у Максименкова лишь голую концептуальность.
Вот вся его «эмпирическая база», не подтвержденная к тому же сигнатурой: «Повторяем, что Мандельштам был номенклатурным поэтом. Его имя было включено в список-реестр, который был подан Сталину в момент создания оргкомитета ССП в апреле 1932 года и который вождь со вкусом главного кадровика огромной страны исчеркал характерными цифрами, стрелками и фамилиями кандидатов.
В части списка, заключительной по месту, но не по политическому значению, состоявшей из 58 „беспартийных писателей”, были имена Пастернака, Бабеля, Платонова, Эрдмана, Клюева и Мандельштама. Причем в скобках указывались крамольные произведения; по некоторым из них были приняты решения „директивных органов”. Фамилий Михаила Булгакова, Анны Ахматовой и Михаила Кузмина в этом списке не было. Список был охранной грамотой. В условиях византийского значения списков для России Осипа Эмильевича можно было считать реальным членом номенклатуры ССП образца 1932 года»[37] .
Коллега наверняка бы возрадовался, знай он, что еще полугодом раньше Авербах, прося денежку на писательские новоселья, включил в «список-реестр» опекаемых и Мандельштама.
Ну а если всерьез, если слово «номенклатура» не девальвировать, то какая к черту, Мандельштам номенклатура? Вот «трамвайная вишенка», герой трамвайной перебранки? Да, да и еще раз да.
Но разве Мандельштам сидел в президиумах и на дачах, разве Максим Горький звал его по-соседски в свой особнячок покалякать ввечеру с Иосифом Виссарионовичем?
Да и какая уж там охранная грамота! Из перечисленных в абзаце из Максименкова писательских имен уцелел только каждый третий, причем судьба Клюева решилась двумя звонками — Гронского Ягоде и Ягоды Сталину. Да и принадлежность к реальной номенклатуре нисколько не защищала: вспомним того же Авербаха и Киршона с их РАППом или Ягоду и Ежова с их НКВД.
Зенит мандельштамовской «номенклатурной», как советского писателя, карьеры — звонок Сталина Пастернаку в 1934 году. Сам же «номенклатурщик» в это время уже отмечался в ОГПУ в Чердыни и даже не подозревал, какая «сталинская премия» его еще ждет. Но именно премия, а не номенклатурная регалия.
Дружеский круг
Ко времени второго пришествия в Дом Герцена у Мандельштама решительно переменилась концепция отношения к окружающим людям. Если 10 лет тому назад он искал тишину и одиночество и ради них готов был ссориться с комендантом и любым начальством, то теперь он хуже всего переносил как раз одиночество — и попросту боялся оставаться в комнате один.
Так что Надина служба была одновременно и подспорьем семейному бюджету, и ударом по тому хрупкому душевно-бытовому компромиссу, который заключил с жизнью поэт. Самой Надежде Яковлевне явно нравилась редакционная жизнь с ее разнообразием и непредсказуемостью; она возвращалась из газеты веселая, с последними хохмами, придвигала столик к тахте и, подобрав ноги, с аппетитом обедала тем, что сама же и захватила по дороге или что оставалось в доме с утра.
Мандельштам же настолько привык к тому, что «добытчик» (не важно, что малоуспешный) только он и что жена всегда рядом, всегда с ним и для него, что просто растерялся: он впервые оказался в зависимости от нее и даже от ее расписания. Вместе с тем его собственная «психе» как никогда нуждалась в устойчивости и поддержке, и одиночество было ему явно не на пользу. Кто-то должен был ее «подстраховывать».
При этом Осип Эмильевич нуждался даже не в беседе, а в «диалоге с молчащим собеседником» (выражение Э. Герштейн), то есть в самом банальном присутствии или сопровождении. Нередко такой сопровождающей была верная Эмма Герштейн. Она забегала перед своей службой (секретарь в «Крестьянской газете»), и они шли гулять — или в скверик во дворе Дома Герцена, но чаще сидели на Тверском бульваре: и там, и здесь у поэта были свои любимые скамейки. Если попадался навстречу кто-то знакомый, то поэт приветствовал его характерным жестом: рука немного вверх и неглубокий поклон.
Дружеская готовность Эммы помочь, выручить, подставить плечо поистине беспримерна. А цепкость ее взгляда в сочетании с силой и остротой памяти делают многие ее свидетельства о поэте бесценными.
Вот, для примера, ее ощущение от того, как Мандельштам говорил: «…взволнованная речь, когда, возбужденный мимолетной эмоцией, Осип Эмильевич не мог от нее освободиться, пока не отработает в блестящей словесной импровизации. На следующий день, правда, задетый какой-нибудь репликой собеседника, он доказывал нечто прямо противоположное вчерашнему, и с той же неотразимой убедительностью. Запомнить и воспроизвести такую речь, мне кажется, невозможно, потому что это — поток мыслей, тут же на глазах у слушателя преобразующийся в слова» (ГЭ, 28)[38] . О «Втором рождении» Пастернака: «…упоминалась орнаментальность, перегруженность его новых стихов… Говорилось начерно, для меня незапоминаемо, пока не вырвалось единственно нужное определение — „советское барокко”» (ГЭ, 29).
Хорошим другом и частым гостем был Евгений Яковлевич Хазин, Надин брат. Весной приехала из Киева на побывку Вера Яковлевна, их мать. Она поселилась у сына, но это рядышком, и большую часть времени проводила у дочери с зятем, чтобы не мешать работать невестке. Как водится, свекровь не жаловала невестку: «Сегодня она развалилась в кресле, — передразнивала Вера Яковлевна, — расхвасталась: государство в нас нуждается, мы необходимые люди…» Речь шла о заказе на художественное оформление праздничной[39] Москвы, который получили невестка и С. К. Вишневецкая, работавшие совместно. Обе жены Евгения Яковлевича — и настоящая, и бывшая — были людьми государственными и про-государственными.
Поначалу (по первому адресу) в Дом Герцена заходили очень немногие. Например, Клычков, живший по соседству, хорошо запомнившийся Кузину: «Человек он был очень хороший и талантливый. Однажды в каком-то споре с Мандельштамом он сказал ему: „А все-таки, О. Э. мозги у вас еврейские”. На это Мандельштам немедленно отпарировал: „Ну что ж, возможно. А стихи у меня русские”. „Это верно. Вот это верно!” — с полной искренностью признал Клычков»[40] .
Или Шенгели, которого тогда откровенно смутила и напугала «Четвертая проза», названная им «одной из самых мрачных исповедей, какие появлялись в литературе», не исключая и Жан-Жака Руссо (ГЭ, 29). Или Лев Бруни, Яхонтов и Осмеркин, кстати, охотно друг с другом выпивавшие (сам Осип Эмильевич пил только для удовольствия и понемножку — предпочитал вино, но мог и водку).
Весной же в новой комнате гостей и посетителей стало ощутимо больше. Кроме уже названных приходили и другие: Клюев, Павел Васильев, Шкловский, Звенигородский, Яхонтов, Липкин, Адалис, Огородникова, И. Аксенов. А осенью зашли однажды даже Эренбург с князем Святополк-Мирским.
Иван Аксенов заходил чаще по утрам. Разговоры с ним — о чем бы то ни было — от Палласа до Леопольда Авербаха — Мандельштам особенно любил. «После его ухода Мандельштаму всегда хорошо думалось. Лоб его светлел и как будто становился больше, преображался в „понимающий купол”, движения становились тихими и пластичными» (ГЭ, 30).
Складывалось ощущение, что и жизнь Мандельштамов вступила в более спокойный период.
Походы в музеи — прежде всего на Волхонку и на Пречистенку, к импрессионистам и прочим, — действовали на него неизменно благотворно и успокаивающе. Эмма Герштейн вспоминала: «Я помню, как печатала ему два стихотворения, из которых одно возникло из посещения музея — „Импрессионизм”, а о другом („Увы, растаяла свеча”) он сказал, улыбаясь, что последние строки („И в спальню, видя в этом толк, / Пускали негодяев”) — про мою подругу, которую он называл „эллином” за веселые и добродушные разговоры на любовные и эротические темы»[41] .
Не меньшей радостью были чтение натуралистов (Ламарка, Палласа, Гете) и походы на Никитскую — в Зоологический музей, к Кузину и его друзьям, с разговорами о Каммерере, митогенетических лучах и прочих аспектах эволюции жизни и формообразования.
Казалось бы, что тут делать поэтическому мозгу и ненаучному сознанию?
Но Мандельштам нашел свой предмет в этом космосе — чужой, но не чуждый. По-видимому, главным итогом хождения в Зоологический музей и в биологический дискурс стало стихотворение «Ламарк», написанное 7 — 9 мая 1932 года.
21 апреля 1932 года в той самой газете «За коммунистическое просвещение», где работали его жена и «старик Маргулис», был опубликован его очерк «К проблеме научного стиля Дарвина». Возможно, это один из трех очерков, под которые поэт еще летом 1931 года заключил договор и взял 1500-рублевый аванс в одной газете (скорее всего, это именно «ЗКП»). К двум другим персонажам — а ими, возможно, виделись Паллас и Ламарк — он тоже подбирался, но так их и не написал, пустив вместо этого биологическую тему в «Путешествие в Армению». Произошло это, по всей видимости, в интервале между «Ламарком» (7 — 9 мая) и «Батюшковым» (18 июня).
Во всяком случае, в конце июня у Мандельштама возникла потребность почитать наконец свою новую прозу в дружеском кругу. И вот 4 июля, в самый разгар работы уже над «Стихами о русской поэзии» (2 — 7 июля), он читает «Путешествие в Армению» на квартире у Асеева. Среди присутствовавших и Виктор Шкловский, назавтра писавший жене: «Был вчера у Асеева. Мандельштам читал свою прозу. Она очень хороша, но в ней вещи объясняются другими вещами, еще более нарядными. Живое солнце меркнет от лучей нарисованного»[42] .
И тут происходит нечто необычное. Уже 17 июля в «Литературке» выходит статья Шкловского «О людях, которые идут по одной и той же дороге и об этом не знают» (с подзаголовком «Конец барокко») — развернутый отклик на услышанную у Асеева, но еще не прочитанную глазами и нигде не напечатанную прозу Мандельштама: «Большой писатель Осип Эмильевич Мандельштам. Он написал сейчас книгу „Путешествие в Армению”. Он путешествует там среди грамматических форм, библиотек, книг, зданий, слов, вещей <...> Мандельштам — огромный поэт, но он для того, чтобы передать вещь, кладет вокруг нее литературные вещи из куля, как попутчик Занд. Вещи дребезжат, вещи, как эхо, разнообразно повторяют друг друга. Гнутся своды под барочными украшениями. Мандельштам описывает картинные галереи. Я никогда не читал лучшего описания картин Ван Гога, Сезанна, Гогена, Синьяка. „Кукурузное солнце” светит в картинах импрессионистов (пуантеллизм). Солнце, сделанное из закругленных мазков, похоже на плотное зерно выпуклой чешуи кукурузного початка. Так определяет Мандельштам сомкнутую блестящую разбитость импрессионистической картины. И вот выходит Мандельштам из картинной галереи в прекрасный город Сухум. Дома лежат перед ним, как чертежные принадлежности в гнездах готовальни. Солнце тускло после картин. Мир весь как в веревочной сетке. Прочтите Золя, Мандельштам! Поймите, как стремились передать люди солнце. Сколько стоит солнце на картине. Разве картины делаются для того, чтобы ими компрометировать солнце? Это вы сами в сетчатом мешке, в клетке, в вольере с сетками. Сетками от вас отделен мир. И за этой сеткой сидит с несколькими немногими книгами друг мой, попутчик Занд».
Мандельштам, прочтя это, был страшно разочарован узостью — да что там: точечностью, «пуантилизмом»! — этого понимания. Он любил Шкловского, дорожил его дружбой и написал ему что-то вроде примирительной отповеди, от которой сохранилась пара фрагментов-черновиков. Вот первый: «…маленькая книжка, которая страстно рвется к содержанию, к мировоззрению, воюет и полемизирует, вы начали говорить только о вещах, т. е. о несуществующем в искусстве. Право смотреть на солнце и на картину — одного порядка, художник, как и всякий, оплачивает его рожденьем и смертью. То, что вы называете вещью, — ужасная терминология, — давно пора ее в архив, — применимо лишь к серийному производству ублюдков», и вот второй: «Книжка моя говорит о том, что глаз есть орудие мышления, о том, что свет есть сила и что орнамент есть мысль. В ней речь идет о дружбе, о науке, об интеллектуальной страсти, а не о „вещах”. // Надо всегда путешествовать, а не только в Армению и в Таджикистан. // Величайшая награда для художника — подвигнуть к деятельности мыслящих и чувствующих иначе, чем он сам. // С вами на этот раз не удалось. // Надеюсь — поправимо» (III, 509 — 510).
Заступился за Мандельштама и Тынянов. Прочитав в «Литературке» ту же самую статью Шкловского, он написал автору: «Осипа Мандельштама ты учишь писать стихи. Если он по твоим советам будет писать, — стихи, — может, его и напечатают в „Литературной Газете”? Пристроишь? Ты, милый, желаешь кому-то, какому-то новому времени или грядущему рококо — уступить своих знакомых под именем барокко...»[43]
На личных отношениях Мандельштама и Шкловского полемика эта никак не отразилась. Наоборот, летом 1932 года Шкловский был одним из самых частых гостей у Мандельштама.
Возможно, тогда же Мандельштам прочитал Шкловскому свеженаписанное (начатое 8 и законченное 12 августа) стихотворение «К немецкой речи», после чего между друзьями разгорелась дискуссия, мемуаристке недоступная: «Ходили по диагонали комнаты навстречу друг другу и спорили. Каждый развивал свою мысль с таким количеством „опущенных звеньев”, что трудно было что-нибудь понять в этих синкопах» (ГЭ, 35).
Соседское окружение
Постепенно обозначился и набор ближайших соседей.
В бывшую комнату Мандельштама в 4-й квартире въехал (вскоре после 8 июня 1932 года[44] ) молодой газетный поэт Миша Рудерман, заселившийся в Дом Герцена по гарун-рашидовской протекции Марии Ильиничны Ульяновой, переданной почему-то через Рабкрин. Его жена все возмущалась: почему им троим (а у них была еще и дочка) дали маленькую, а бездетным Мандельштамам — большую комнату? «Рудерман, — кричала она в коридоре, — молодой поэт, активно работающий, а Мандельштам — старик, уже не пишущий, а если и пишет иногда, все равно он — бывший поэт, устаревший» (ГЭ, 29)[45] .
Но соседские отношения с самим Рудерманом были нормальные: «Вернулся ли Рудерман? // Научился ли топить печку?» — спрашивала Надежда Яковлевна у Нины Грин в письме от 3 марта 1933 года[46] .
Мандельштам поддержал ходатайство соседа товарищу Кирпотину из Оргкомитета ССП о получении им определенного пайка: «Я крайне удивлен тем, что не попал в список на получение пайка, несмотря на то, что в прошлом квартале я таковым пользовался. // Я — человек, больной хронической болезнью, имеющий семью, живущий в скверных жилищных условиях. Как поэт я работаю в Москве с 1925 г., печатался регулярно несколько лет в „Правде”, „Комсомольской правде” и журналах „Новый мир”, „Красная Новь”, сотрудничать в которых я продолжаю. // Заработок мой нерегулярен и недостаточен, и я считаю, что имею право на поучение пайка не меньше, чем иные люди, напечатавшие один рассказ и пользующиеся пайком. // Прошу Вашего распоряжения о включении меня в список писателей, прикрепленных к Госснабжению. // 25 / VII — 32 г. Москва».
А на оборотной стороне этого заявления читаем: «Считаем снятие тов. Рудермана талантливого поэта со снабжения ошибкой, которую надо срочно исправить». Под этой фразой стоят подписи, и среди них собственноручная подпись Мандельштама: «Джек Алтаузен. М. Светлов. В. Казин. Орешин. О. Мандельштам. И. Уткин. В. Инбер. Т. Коренев»[47] .
Амир Саргиджан (это его псевдоним, от которого он, впрочем, отказался в 1941 году; настоящее имя — Сергей Петрович Бородин) стал новым соседом Мандельштама даже раньше Рудермана — где-то между серединой февраля и серединой июня 1932 года (21 июня, отвечая на анкетный вопрос Е. Я. Архиппова — «Любите ли Вы Мандельштама? Какую книгу более?», — князь-поэт Андрей Звенигородский написал: «Очень талантлив и с большой эрудицией поэт. Люблю его как человека (на этих днях познакомился с г. Мандельштамом у поэта А. Саргиджана»[48] ).
Кстати, а где именно жил Саргиджан?
Герштейн пишет, что он жил «внизу». Стало быть — в нижнем этаже сращенного с правым флигелем здания, выходящего своим фасадом на бульвар? Именно в этой части флигеля на плане В. Слетовой[49] и расположена квартира № 6, причем рядом с номером квартиры специально помечено: «1 эт.». На втором этаже, начиная с 1931 года, размещалась редакция журнала «ЛОКАФ» («Литературное объединение писателей Красной Армии и Флота»), он же будущий журнал «Знамя»[50] .
Тем не менее это не так[51] . Амира Саргиджана поселили в квартиру № 5, на что однозначно указывает адрес на его письме П. П. Перцову от 30 августа 1932 года[52] . У этой квартиры, возможно, и состоявшей из одной комнаты (сведений о соседях у нас нет), был свой отдельный вход — напротив аналогичного такого же входа в многокомнатную квартиру № 6, над которой размещался ЛОКАФ и куда в разное время метили и Мандельштам, и Саргиджан.
Таким образом, Мандельштам, живший в самой дальней от входа комнате квартиры № 4, и Саргиджан в квартире № 5 — были соседями через стенку, соседствовали и их окна[53] : обстоятельство, которое следует запомнить на будущее.
Так что на то, чтобы вдрызг поссориться в сентябре, у них оставалось не так уж и много времени. Но поначалу это были вполне добрососедские, приятельские отношения.
Вот как они рисовались, например, Кузину: «Очень открытый Мандельштам легко сходился с людьми при первой же встрече. Я к этому привык и знал, что его восторженным отзывам о каком-нибудь новом знакомом не всегда нужно придавать значение. Однажды он с восхищением рассказал мне о появившемся по соседству с ним в доме Герцена некоем Амирджанове[54] . Впрочем, говорил он не столько о самом этом человеке, сколько об имевшейся у него статуэтке какого-то японского или китайского божка. В скором времени застал Амирджанова у Мандельштамов я сам. Фигурировал и божок. Он был действительно очень хорош. Хозяин его мне не понравился»[55] .
Кузину вторит и Семен Липкин: «Амир Саргиджан принадлежал к самому опасному виду опасных людей: неглуп, начитан, в обращении мягок, позволял себе вольности, обсуждая литературное начальство. <…> Когда русский народ был объявлен первым среди равных, оказалось, что татароликий Саргиджан — в действительности русский, фамилия его Бородин. Впоследствии он получил Сталинскую премию за роман „Дмитрий Донской”. Но в ту пору он был безвестным литератором. Я не исключаю того, что всю эту свару он затеял с насмешливого одобрения компетентных органов» (3, 13).
Со временем, однако, отношения между соседями испортились. Надежда Яковлевна с раздражением рассказывала Кларенсу Брауну в 1966 году о том, что Саргиджан и Дубинская, его гражданская (позднее и официальная) жена, по десять раз на дню заходили, особенно тогда, когда к Мандельштамам кто-нибудь приходил.
Татьяна Леонидовна Дубинская-Круликовская (1902 — 1990) еще гимназисткой бежала на Первую мировую, где, по ее словам, служила в разведке и стала Георгиевском кавалером. В Гражданскую — боец 7 Кавказского полка Червонного казачества и медсестра в госпитале в Виннице. С 1922 года — в Москве, где училась и служила в Главном артиллерийском Управлении Красной армии машинисткой, затем — крутой вираж, не правда ли? — рецензентом в Союзе писателей.
В 1929 году в четырех номерах журнала «Молодая гвардия», а в 1930 году книжкой в издательстве «Федерация» вышла ее повесть «В окопах», которую, по ее словам, похвалил Мандельштам. В 1931 году партбюро Союза писателей отправило ее на посевную кампанию в Таджикистан. Там она работала инструктором Центропосевкома и корреспондентом газеты «Коммунист Таджикистана», но еще и билась с басмачами, за что была отмечена благодарностью ЦИК Таджикистана.
До Дома Герцена она жила в Черкизове, переселиться в центр ей помог А. Фадеев[56] , покровительствовавший ей и в дальнейшем. Амир Саргиджан (Бородин), с которым она в 1931 году была в Таджикистане, а в 1934 году прошла пешком из Каратегина на Памир, в Горный Бадахшан, ведя по пути культурно-массовую работу в дальних кишлаках, был ее третьим мужем. Первым был комдив Григорий Черняховский, с которым она развелась в 1921 году: памятью о нем был сын Юрий, родившийся в 1920 году и друживший с сыном Платонова. Со вторым мужем — Дубинским — она развелась в 1928 году, о нем известно, что в 1937 году он был в 5-летней ссылке. В 1936 году она развелась и с Саргиджаном[57] .
В месяцы знакомства и соседства с Мандельштамами «пунктиком» Дубинской были разговоры об иностранцах: мол, надо встретиться с таким-то, и он даст чулки, или с таким-то, и он даст еще что-то, и т. п.
Между прочим, несколько иностранцев жили непосредственно по соседству, в лучших квартирах Дома Герцена, в частности, сотрудники одной датской коммерческой фирмы (в левом флигеле) и, по договоренности с НКИД, один известный немецкий журналист (в правом — на втором этаже особняка, выходившего на бульвар) — корреспондент австрийской газеты «Нойе фрайе прессе» («Neue Freie Presse») Николаус Бассехес (Nikolaus Basseches, 1895 — 1961)[58] . Он родился в России и прожил в Советской России около 15 лет, пока его все-таки не выслали в июне 1937 года.
Выслать его, впрочем, хотели (и могли) и раньше. В письме Сталина Кагановичу и Молотову (не позднее 15 июля 1932 г.) читаем: «Посылаю вам гнуснейшую пасквиль инокорреспондента Бассехеса на советскую эконом[ическую] политику. Бассехес — корреспондент „Neue Freie Presse”.Он писал в свое время гнусно о принудительном труде в лесной пром[ышленно]сти. Мы его хотели выгнать из СССР, но в виду раскаяния — он был оставлен в СССР. Он писал потом гнусности о политике хозрасчета. Но мы, по глупости своей, прошли мимо этих гнусностей. Теперь он изощряется по поводу займа и колхозной торговли. А мы молчим, как идиоты, и терпим клевету этого щенка капиталистических лавочников. Боль-ше-ви-ки, хе-хе… // Предлагаю: // а) облить грязью эту капиталистическую мразь на страницах „Правды” и „Известий”; // б) спустя некоторое время после того — изгнать его из СССР»[59] .
Видать, хорошим журналистом он был, коль скоро настолько вывел из себя Сталина!..
Саргиджаны однажды зазвали Мандельштамов к себе и познакомили с этим самым Бассехесом, проживавшим в особняке на 2-м этаже[60] . Тот был мил и интеллигентен, но разговаривать с ним о чем бы то ни было — «при Дубинской и Саргиджане» — явно не стоило[61] .
Мандельштамы и так подозревали Саргиджана и его жену Дубинскую в провокациях и в слежке за собой[62] . «Там все кишело всякой писательской шушерой и провокаторами», — отзывался о Доме Герцена Кузин[63] .
Конфликт с Саргиджаном и товарищеский суд
В крошечный сад Дома Герцена с Тверского бульвара вело двое ворот, и тот, кто шел от Тверской улицы, неминуемо проходил мимо окон Мандельштама. Соседи-писатели так раздражали его, что нередко он «становился у открытого окна своей комнаты, руки в карманах, и кричал вслед кому-нибудь из них: „Вот идет подлец NN!” И только тут, глядя на Осипа Эмильевича со спины, я замечала, какие у него торчащие уши и как он весь похож в такие минуты на „гадкого мальчишку”» (ГЭ, 33).
Именно так — в конце лета, у открытого окна — вспыхнул и разгорелся конфликт, бытовее которого, кажется, и не бывает.
Однажды, когда мимо открытого окна Мандельштамов проходила Дубинская, неся корзинку с какой-то едой и вином, поэт, увидев это, закричал на весь двор: «— Вот, молодой поэт не отдает старшему товарищу долг, а сам приглашает гостей и распивает с ними вино!»[64]
И действительно: Саргиджан взял у соседа взаймы 75 рублей и довольно долго не отдавал — ситуация, в которой сам Осип Эмильевич, к гневу или неудовольствию своих кредиторов, перебывал бессчетное число раз.
Дубинская, услышав крик и упрек, пожала плечами, сказала что-то вызывающее и прошла дальше к себе. Мандельштам же — «мастер трамвайных перебранок» — прокричал ей вслед что-то уж совсем обидное. Шум перерос в ссору, ссора — в требование Дубинской к мужу, чтобы тот побил Мандельштама, что было немедленно выполнено. И даже перевыполнено, поскольку досталось и Надежде Яковлевне, открывшей ему дверь.
Мандельштамы хотели подать иск в ближайший районный нарсуд — тогда Саргиджан вернул бы долг и получил штраф. Но иск там не приняли.
Так что суд был литературно-общественный, то есть профсоюзный, юридически ничтожный, но оттого тем более гротескный. Происходил он 13 сентября 1932 года в переполненном полуподвальном помещении столовой в Доме Герцена — в будущем булгаковском «Грибоедове». Председателем был назначен Алексей Толстой, а общественным обвинителем Николай Александрович Равич (1899 — 1976; псевдоним Н. Архипов) — лицо менее известное: драматург, журналист, переводчик и историк[65] .
Самое для суда существенное — он член РКП(б) и, в недавнем прошлом (в 1921 — 1926 годах), советский дипломат-разведчик[66] . Это делало его облеченным доверием более высокого начальства, партийного или ОГПУ-шного, что и позволяло вести себя так, как он себя в этот день и вел, — распоряжаться и манипулировать даже «красным графом» (впоследствии Равич и сам был дважды репрессирован: в 1938 — 1946 и в 1948 — 1954 годах).
Ф. Ф. Волькенштейн, пасынок А. Толстого, сопровождал отчима в тот вечер в Дом Герцена[67] . Он вспоминал, что их встретил какой-то молодой человек (очевидно, 33-летний Равич), помог раздеться и, взяв отчима под локоток, повел его через зал и сцену в какую-то заднюю комнату. Там в течение четверти часа Толстой выслушивал инструкцию: к молодому национальному поэту, только-только начинающему печататься, к тому же и члену партии, — проявить всяческое снисхождение.
Когда Толстой с папкой под мышкой вышел в зал, там было уже полно народу. Истец и обвиняемый, оба были уже на сцене. Мандельштам нервно мерил сцену шагами, а Саргиджан, без тени волнения на лице, сидел, развалившись на стуле, молчал и рассматривал публику — как если бы он здесь ни при чем. Красный граф прошел на приготовленное для него на сцене место и рек: мы будем судить «диалектицки».
Было зачитано заявление группы писателей, просивших не допускать обиды одного только Саргиджана. Вот оно: «Общественному суду по делу Мандельштам — Саргиджан. Заявление. Считая ответственным за конфликт между Саргиджаном и Мандельштамом не только Саргиджана, но также и Мандельштама, вызвавшего своим недопустимым поведением недопустимую реакцию Саргиджана, — просим Общественный Суд привлечь Мандельштама в качестве одного из обвиняемых. 13. IX. 32» (без подписей)[68] .
Мандельштам, уже сильно возбужденный, произнес моторную и темпераментную речь, на что Саргиджан не произнес ни слова, как если бы судили не его. А зачем и рот открывать, коль скоро «молодой национальный поэт» был, по-видимому, в курсе того, о чем наставляли в задней комнате товарища судью?
Когда же все, кому положено, выговорились или отмолчались, суд ненадолго скрылся в той самой маленькой комнате посовещаться. Толстой быстро вернулся в зал и огласил свой «диалектицкий», он же соломонов, он же издевательский вердикт: вынести порицание и Саргиджану, и Мандельштаму; обязать Саргиджана вернуть Мандельштаму долг и исключить Саргиджана на год из профсоюза, но, в порядке поддержки молодых дарований, просить президиум Горкома считать его исключение условным! Ни слова осуждения в адрес обвиняемого по поводу рукоприкладства — так что в оном виноваты, собственно, как бы обе стороны.
Зал зашумел, загудел: «Безобразие! Позор!» И правда: стоило ли огород городить ради максимы: «нехорошо не отдавать долги»? Но тут уже и Саргиджан подал голос — оскорбил Надежду Яковлевну и пригрозил долг свой все равно не отдать.
С. И. Липкин отмечает в своих мемуарах, что на товарищеском суде Мандельштам вел себя как-то неумно и бессмысленно. Вместо того чтобы разумно объяснить, как дело было, он напирал на то, что Саргиджан и его жена — дурные люди и плохие писатели. По его ощущению, «подавляющее большинство присутствующих на товарищеском суде было явно на стороне Саргиджана. <…> Присутствующие, будучи в большинстве литераторами того же типа, что и Саргиджан, симпатизировали Саргиджану. Унижая его, Мандельштам задевал и их» (3, 13 — 14).
Был на суде и корреспондент «Вечерки». Он справедливо назвал происходившее творческим вечером Саргиджана: обвинитель клеймил и истца, и ответчика, а судью почему-то интересовали литературные вкусы обоих. Корреспондент даже задумался, а не является ли мордобой между писателями новым литературным жанром, коль скоро живые классики рассматривают кулачное творчество коллег на специальном литературном форуме-суде?[69]
Осип Эмильевич после суда долго еще не мог прийти в себя. Герштейн вспоминала: «Торжественно скандируя, он диктовал мне с мандельштамовской лапидарностью и метафоричностью одно из своих заявлений все по тому же поводу. Мне запомнилась оттуда такая мысль: маленькая подлость, утверждал Мандельштам, ничем не отличается от большой» (ГЭ, 39).
Как и следовало ожидать, Мандельштам направил в Горком писателей заявление о выходе из него «как из организации, допустившей столь беспримерное безобразие» (3, 147). А в черновике заявления отмечал: «Расправа, достойная сутенера или охранника, изображалась как дело чести. Человек, истязавший женщину, был объявлен защитником женщины. Были приложены все усилия, чтобы представить изб‹иение› закономерным актом. // Если осмыслить происшедшее, то постановщики саргидж‹ановского› дела в Д‹оме› Герцена превратили С‹аргиджана› в юридического палача, действующего согласно неписаному, но уважаемому кодексу. [При этом избиение моей жены рассматривалось как случайное бесплатное приложение к избиению меня самого, а двойной задачей преступного суда было поднять вторую часть расправы на принципиальную высоту, а первую — выкинуть из дела]» (3, 147).
В архиве поэта сохранился ответ Д. Е. Ляшкевича на его заявление о выходе: «Ваше заявление считаю безусловно преждевременным, т. к. решение товарищеского суда будет утверждаться на ближайшем заседании Горкома. Сейчас уже поступил ряд дополнительных фактов. Вам необходимо занять другую позицию к профессиональной организации, полагаю, что вы дадите другое заявление, снимающее ваше первое. Ляшкевич» (III, 870).
Из Горкома ССП Мандельштам, скорее всего не вышел, коль скоро в 1933 году он еще давал туда рекомендацию В. А. Меркурьевой.
Тем не менее сам этот суд с его столь наглядной «диалектикой» стал огромным несчастьем для поэта, обернулся навязчивой и не отпускавшей его идеей собственного, несмотря ни на что, социального бесправия и изгойства.
Немного поспособствовал этому и Клычков, хотя, кажется, невольно. Поздней осенью 1932 года, будучи в гостях у Мандельштама и, видимо, утомленный очередной филиппикой о «саргиджановской истории», он небрежным тоном и как бы в пространство заметил, что, конечно, Саргиджан был не прав: сначала надо было отдать деньги, а уже потом бить. Мандельштам, по свидетельству Герштейн, сначала просто не уловил смысл сказанного, со слишком уж небрежной интонацией было все произнесено. А когда понял, то вздрогнул и завопил: «Наденька, выгоним, выгоним его!» (ГЭ, 45). А потом вдруг весело рассмеялся, и поэты помирились.
Возможно, что именно этот «предательский удар», полученный от «своего», от Клычкова, освободил Мандельштама от груза личной ненависти к Амиру Саргиджану, но не от уязвленности и ненависти. Но объектом ее отныне стали уже не Саргиджан и писательский профсоюз, а «диалектицкий» судья, он же красный граф, — Алексей Николаич Толстой.
Со временем, к своему 50-летию, Толстой еще более разочаруется в гуманизме и укрепится в диалектике: в интервью «Литературной газете» он заявил, что для того, чтобы «в новую эпоху стать новым писателем», требуется «перейти из мира гуманитарных идей в мир идей диалектического материализма... и не все еще до сих пор освободились от детских очков гуманистического мироощущения. Эпигонский гуманизм будет тлеть до тех пор, покуда у нас еще живет „серый помещик”»[70] .
Вечера в Москве: «Литературная газета» и Госиздат
Разумеется, конфликт с Саргиджаном был не единственным событием в жизни Мандельштама на стыке лета и осени 1932 года. 8 сентября, то есть за пять дней до суда, он заключил договор с ГИХЛ на издание своей новой книги «Стихи»[71] . А 19 сентября, то есть шестью днями позже, редколлегия ГИХЛ постановила сдавать в набор по разряду поэзии первый том собрания Мандельштама[72] .
В середине августа благосклонное внимание на Мандельштама обратила и «Литературка». После разгрома РАППа газета отказалась от антипопутнической риторики и попыталась вернуть в литературный процесс «учебу у классиков» и соответствующих «литспецов», как, например, А. Белый, М. Кузмин или Мандельштам[73] .
В дневнике К. Чуковского за 16 августа читаем: «Еще так недавно Дом Герцена был неприглядной бандитской берлогой, куда я боялся явиться: курчавые и наглые рапы били каждого входящего дубинкой по черепу. Теперь либерализм отразился и здесь. <…> Редакторша „Лит. газеты” Усиевич захотела со мной познакомиться, пригласила меня по телефону к себе. Либерализм сказался и в том, что у меня попросили статью о Мандельштаме. „Пора этого мастера поставить на высокий пьедестал”. Двое заправил этой газеты Фельдман и Цейтлин вообще горят литературой. — В столовой Дома Герцена <...> я встретил Асеева, Бухова, Багрицкого, Анатолия Виноградова, О. Мандельштама, Крученыха, и пр., и пр., и пр.»[74] . Еще через пять дней, 21 августа, как бы продолжение этой записи: «Любопытно наблюдать теперь жизнь „Литературной газеты”. Теперь ее руководители стремятся сделать ее наилиберальнейшей: заказывают статьи о Зощенке, об О. Мандельштаме, о моем „Крокодиле”. Но позиция ее трагически беспочвенна. Рапповщина рвется из всех щелей»[75] .
Чуковский, увы, так ничего и не написал. Но 17 сентября в той же «Литературной газете» вышла статья М. Рудермана «Поэт и читатель», в которой положительно цитировалась мандельштамовская статья «Выпад». Кстати, соседом Мандельштама был не только Рудерман, но и сама «Литературка», редакция которой размещалась тут же в Доме Герцена.
Ее главным редактором в это время был Алексей Павлович Селивановский (1900 — 1938), в недавнем прошлом функционер РАППа[76] . Несколько публикаций стихов Мандельштама в периодике и новость о готовящейся в ГИХЛе книге, видимо, навели его на мысль предложить Мандельштаму почитать в редакции свои новые стихи. Вечер был назначен на четверг, 10 ноября.
Вечер мыслился как закрытый, по приглашениям, но никакого контроля не было. Среди собравшихся в самой большой комнате редакции — Александр Гладков, Юзеф (Иосиф) Юзовский, Екатерина Трощенко, Осип Брик, Корнелий Зелинский, Алексей Крученых, Николай Харджиев, Семен Кирсанов, Борис Пастернак, Виктор Шкловский, даже князь Святополк-Мирский. Юный Гладков записал назавтра в своем дневнике: «Мандельштам одновременно величественен и забавен, горделив и уязвим, спокоен и беззащитен — истинный поэт. Когда он читал в странной, тоже чисто „поэтической” манере, противоположной „актерской”, хотя в чем-то более „театральной”, у меня почему-то сжималось сердце. Я знаю чуть ли не на зубок все напечатанное, но новое непохоже на прежнее. Это не „акмеистический” и не „неоклассический” Мандельштам — это новая, свободная манера, открыто сердечная (как в поразительных стихах о Ленинграде) или тоже по-новому — „высокая”, как в лучшем из прочитанного „Себя губя, себе противореча”»[77] .
Тогда же и Харджиев с удовольствием живописал Эйхенбауму: «Зрелище было величественное. Мандельштам, седобородый патриарх, шаманил в продолжение двух с пол<овиной> часов. Он прочел все свои стихи (последних двух лет) — в хронологическом порядке! Это были такие страшные заклинания, что многие испугались. Испугался даже Пастернак, пролепетавший: „Я завидую Вашей свободе. Для меня Вы новый Хлебников. И такой же чужой. Мне нужна несвобода” <…> Некоторое мужество проявил только В. Б. [Шкловский]: — Появился новый поэт О. Э. Мандельштам! Впрочем, об этих стихах говорить „в лоб” нельзя: ...Я человек эпохи Москвошвея, Смотрите, как на мне топорщится пиджак... Или: ...Я трамвайная вишенка страшной поры И не знаю, зачем я живу... „Молодняк” „отмежевывался” от Мандельштама. А Мандельштам назвал их „чикагскими” поэтами (американская „рекламная поэзия”). Он отвечал с надменностью пленного царя или... пленного поэта»[78] . Интересно, кроме Пастернака и Шкловского, говорил еще Мирский, а Крученых же, согласно Гладкову, «плел ерунду».
Надежда Яковлевна, по настоянию мужа, на его вечерах не бывала, и на этот раз она сидела с Эммой Герштейн дома. После вечера к окну подошел Кирсанов и сказал, что у Мандельштама «все мысли старые и все стихи старые и подражательные», приведя в пример — к нескрываемому удовольствию поэта — такую параллель, как «Фаэтонщик» и «Пир во время чумы». Эмма, кстати, подслушала еще один отзыв — Корнелия Зелинского, говорившего своей даме что-то об удаленности стихов Мандельштама от современности, узости его кругозора и слабости голоса (ГЭ, 33).
Председательствовал и нес подобающие случаю банальности бывший рапповский лис Селивановский. И уже назавтра он поделился ими с читателями «Литгазеты»: «И Пастернаку, и Антокольскому, и „старикам” — Мандельштаму и Андрею Белому — нужно помогать, последовательной товарищеской критикой прежде всего»[79] . Тут интересна одна фрейдистская деталь: 41-летний, но бородатый Осип Мандельштам попал в «старики» на пару с 52-летним Андреем Белым, тогда как гладко выбритый и 42-летний Боренька Пастернак составил с 36-летним Павликом Антокольским «молодежную» пару![80]
Селивановский, впрочем, всерьез помог Мандельштаму — и не только критикой, но и делом. Как редактор «Литературки» он хотел поместить в газете отчет о вечере, но стенографистка так мало поняла в том, что и как на вечере говорилось, что пришлось разослать стенограмму по спикерам, а вот собрать ее назад из кусочков не удалось.
Сам Осип Эмильевич свою часть стенограммы вернул, обругав как никуда не годное качество заготовки и восстановив не буквальную свою речь, а суть того, что говорил[81] . К стенограмме был приложен список стихотворения «Полночь в Москве! Роскошно буддийское дето…» Селивановский, возможно, использовал стенограмму в 1934 году, когда цитировал неизданные стихи поэта («Я пью за военные астры…»)[82] .
Отчет о вечере в газете, увы, не вышел. Зато вышла — 23 ноября, то есть спустя две недели после вечера — превосходная подборка мандельштамовских стихов: «Ленинград», «Полночь в Москве…» и «К немецкой речи»[83] .
В это время, в конце ноября 1932 года, Мандельштам, возможно, еще находился в санатории «Узкое» под Москвой[84] . А перед своим вечером на стыке октября — ноября свежеиспеченный персональный пенсионер Мандельштам был, скорее всего, в доме отдыха в Голицыно, где его рисовал Владимир Милашевский[85] .
Поэтому первый пленум Оргкомитета ССП, состоявшийся между 29 октября и 3 ноября, прошел мимо него. Между тем с установочным докладом на пленуме выступал заведующий сектором художественной литературы ЦК ВКП(б) Валерий Яковлевич Кирпотин (1898 — 1997). Выдвигая в качестве образцов соцреализма панферовские «Бруски» и в особенности шолоховскую «Поднятую целину», он обрушился с критикой на тех писателей, кто не вписывался в этот мэйнстрим. В частности, Шкловскому и Мандельштаму досталось за очернение действительности, представляемой в их произведениях в виде бессвязных эпизодов и без синтетической картины советской жизни[86] . С конформистской речью на пленуме выступил среди прочих и «кустарь-одиночка» Андрей Белый[87] .
Вернувшись из Узкого в конце месяца и побыв в Доме Герцена всего неделю, Осип и Надя еще месяц (примерно с 15 декабря по 9 января) прожили в другом, огизовском санатории — «Переделкино», где улучшилось и стабилизировалось болезненное состояние Нади, поправившейся на 15 фунтов и вставшей здесь на лыжи и на коньки.
За всем этим скрывается активное и даже демонстративное нежелание жить на Тверском бульваре, в комнате, с таким трудом завоеванной в начале года. Об этом Осип прямо писал отцу в конце декабря (не ранее 22 числа). Само же письмо начиналось с трогательных признаний: «Я все более убеждаюсь, что между нами очень много общего именно в интеллектуальном отношении, чего я не понимал, когда был мальчишкой. Это доходит до смешного: я, например, копаюсь сейчас в естественных науках — в биологии, в теории жизни, т. е. повторяю в известном смысле этапы развития своего отца. Кто бы мог это подумать?» (3, 148).
В этом же письме Мандельштам так оценивает свое положение в литературном процессе: «Каждый шаг мой по-прежнему затруднен и искусственная изоляция продолжается. В декабре я имел два публичных выступления, которые организация вынуждена была мне дать, чтобы прекратить нежелательные толки. Эти выступления тщательно оберегались от наплыва широкой публики, но прошли с блеском и силой, которых не предвидели устроители. Результат — обо всем этом ни слова в печати. Все отчеты сняты, стенограммы спрятаны, и лишь несколько вещей напечатаны в Литгазете без всяких комментариев. Вот уже полгода, как я продал мои книги в Гихл, получаю за них деньги, но к печатному станку не подвигаются» (3, 148).
Мандельштам пишет отцу о двух декабрьских вечерах, но конкретно о них ничего не известно: лишь один оставил крошечный след — заметку в разделе «Литературная хроника» газеты «Вечерняя Москва» от 21 декабря 1932 года: «ГИХЛ приняло к печати новый сборник стихотворений Мандельштама. В ближайшие дни издательство устраивает публичную читку последних произведений поэта»[88] .
Новый год, видимо, встречали в Переделкине. Или накануне, или сразу же после бьющих курантов вышел из печати шестой том «Литературной энциклопедии» со статьей Анатолия Тарасенкова[89] о Мандельштаме: «Творчество М. представляет собой художественное выражение сознания крупной буржуазии в эпоху между двумя революциями. <…> М. же выразил преимущественно страх своего класса перед какими бы то ни было социальными переменами, утверждение неподвижности бытия. Для поэзии М. характерна тяга к классическим образцам, велеречивая строгость, культ исторических мотивов (древний императорский Рим, Эллада, Палестина) и в то же время полный индиферентизм к современности. <…> Все это еще раз указывает на буржуазный и контрреволюционный характер акмеизма, школы воинствующего буржуазного искусства в канун пролетарской революции». Это, конечно, еще не приговор, но на «внутреннюю рецензию» для него уже тянет.
Вечера в Ленинграде: Капелла и Дом Печати
В самом конце декабрьского, 1932 года, письма Мандельштаму отцу есть пассаж о грядущих вечерах в Ленинграде.
«Да, еще: непосредственно после моей читки ко мне обратился некий импресарио, монопольно устраивающий литературные вечера, с предложением моего вечера в Политехническом музее и повторением в Ленинграде. Этот субъект должен был зайти на следующий день, но смылся, и больше о нем ни слуху ни духу. Тем не менее я твердо решил приехать в Ленинград в январе с Надей. Чтобы всех вас повидать и вообще, т‹ак› ск‹азать›, на побывку на родину, без всяких деловых видов. Должен тебе сказать, что все это время мы довольно серьезно помогали Шуре» (3, 148-149).
Импрессарио — это Павел Ильич Лавут (1898 — 1979), прославленный Маяковским «тихий еврей» из поэмы «Хорошо», менеджер гастролей того же Маяковского и многих других писателей, в число которых попал и Осип Эмильевич. По антрепризе Лавута он выступал как минимум четырежды — дважды в Ленинграде (23 февраля в Капелле и 2 марта Доме Печати) и дважды в Москве (14 марта в Малом зале Политехнического музея и 3 апреля в Клубе художников).
Правила своего «жанра» Лавут знал отменно, отчего озаботился вступительным словом и кандидатами на него. В начале февраля пришло датированное 31 января письмо из Ленинграда от Б. М. Эйхенбаума. «Ко мне обратились от Вашего имени с предложением сказать вступительное слово на Вашем вечере в Ленинграде. Хочу, прежде всего, поблагодарить Вас за память обо мне и, прямо скажу, за честь, которую Вы мне оказываете этим. В нормальном состоянии я бы, конечно, с радостью согласился на это. Но вышло так, что это предложение застало меня в такой момент, когда я нахожусь в критическом положении и не могу не только говорить перед публикой на такую серьезную тему, но и вообще работать»[90] .
Не должно быть забыто еще одно событие — назначение Гитлера канцлером Германии 30 января 1933 года. Реакция Мандельштама была молниеносной: «Гитлер и Сталин — ученики Ленина!»[91]
Зимой 1933 года, спустя полгода после смерти Александра Грина 8 июля 1932 года, в Москву — похлопотать о переизданиях — приехала его вдова Нина Николаевна Грин. Она была доброй знакомой Острогорских, соседей Мандельштама по Дому Герцена: они-то и познакомили ее с Мандельштамами. Их общим добрым знакомым оказался и ссыльный Владимир Пяст.
Мандельштамы с ней подружились, и она стала у них «своим человеком». Вот ее портрет в исполнении Эммы Герштейн: «На следующий год она как-то расцвела, преобразилась в хорошенькую сорокалетнюю вдовушку и, прогуливаясь под нарядным зонтиком, слегка напоминала кустодиевских красавиц» (ГЭ, 40).
Уловив в ее положении столь знакомую им суровую бесприютность, Мандельштамы устроили ее жить в пустовавшей в то время комнате Пришвина и чем могли подкармливали[92] . А когда сами уехали в Питер, то оставили ее в своей комнате. Сами же взялись устраивать в Ленинграде издательские дела Грина: с ним Мандельштам встречался в 1921 году в «Диске» на Мойке и в 1929 году в общежитии ЦЕКУБУ на Москва-реке, он ценил его повести и рассказы, хотел даже что-то напечатать в «Московском комсомольце», когда там работал.
В Ленинграде Лавут устроил Мандельштама по высшему разряду — в гостинице «Европейской», что на Михайловской улице, между Невским проспектом и площадью Искусств.
Первый из двух вечеров состоялся 23 февраля в концертном зале Академической Капеллы. Ни ведущего, ни вступительного слова не было, но в зале были Ахматова, Саянов, Эйхенбаум, Вс. Рождественский, Б. Соловьев, Лапин, Хацревин, Тихонов, Лукницкий и другие. Был в нем и Иван Басалаев, оставивший об этом воспоминания: «Читает М. не так, как раньше. Тогда, рассказывают, он почти пел свои стихи. Теперь он их скандирует торопливым баском, монотонно, невыразительно, глотая окончания строк, но с каким-то одним и тем же упорством убеждения. То приподнимается на цыпочки, то отбивает ногой ритм. Читает негромко, и задние ряды слушающих и балкон привстают, прикладывая ладони к ушам и впиваясь глазами в его узкое лицо. Другая часть аудитории ведет себя протестующе»[93] . Сильнейшее впечатление произвел тогда прочитанный «Волк» («За гремучую доблесть грядущих веков...»).
Но были на вечере и другие слушатели. Например, Г. Е. Горбачев, 26 февраля писавший Г. Лелевичу: «Вдумываясь в творчество Пастернака и Мандельштама последнего времени (он читал массу новых стихов на вечере в Капелле), думаю, что было бы хорошо, если б кто-нибудь написал статью о ликвидации буржуазии как класса и как следствие этого — судорожных усилиях до конца буржуазных поэтов переделаться, оторваться от тонущего корабля, о надрывах, проклятьях, смешных и трагических попытках поспеть за новой жизнью и сравнил бы этих трагически-юродствующих рыцарей прошлого с другими, пытающими<ся> прижиться как растения-паразиты к чужому дереву, занимаясь небезуспешной мимикрией и подсовыванием враждебных идей под благовидным одеянием (тема объективного вредительства в поэзии и прозе)»[94] .
В промежутке между вечерами проходили и другие встречи. Так, однажды Мандельштам позвал нескольких писателей и знакомых к себе в номер и прочел им «Путешествие в Армению». Среди приглашенных был и Виктор Серж (В. Л. Кибальчич)[95] , вспоминавший об этом впоследствии: «Поэт собрал некоторых друзей-писателей, чтобы прочесть прозаическую вещь, которую он привез из путешествия в Армению. <...> Отточенный текст, который он читал нам, заставлял подумать о Жироду в его лучших проявлениях, но здесь речь шла не о мечте о Сусанне перед Тихим океаном: вместо того речь шла о сопротивлении поэта петле палача. Видения ереванского озера и снегов Арарата шелестом бриза требовали свободы, пели подрывную хвалу воображению, утверждали непокорность мысли... Кончив читать, Мандельштам спросил нас: „Вы верите, что это можно будет напечатать?” // Наслаждаться ландшафтами было не запрещено. Но проникнут ли цензоры в протестующий язык этих пейзажей? Не знаю, увидели ли эти пейзажи свет, ибо вскоре после этого я был заключен в Московскую внутреннюю (и тайную) тюрьму (за убеждения)»[96] .
Многие читатели приходили к Мандельштаму в гостиницу — сами, просто так, без предварительной договоренности. Одному из таких посетителей — Сергею Рудакову — еще предстоит сыграть свою роль в судьбе Осипа Мандельштама.
Еще одной невольной «заготовкой» для Воронежа стала встреча с Петром Сторицыным, сбивчиво и путанно рассказавшим Мандельштаму о смерти Ольги Ваксель (НМ, 2, 765).
За несколько дней до первого вечера Ахматова пригласила Мандельштамов к себе, позвав еще Л. Гинзбург и Б. Бухштаба. Но их накануне как раз арестовали. Приглашая к столу, хозяйка сказала: «Вот сыр, вот колбаса, а гостей — простите — посадили»[97] . Возможно, именно в этот вечер и состоялся между ними разговор, описанный в «Листках из дневника»: «Он только что выучил итальянский язык и бредил Дантом, читая наизусть страницами. Мы стали говорить о „Чистилище”, и я прочла кусок из XXX песни (явление Беатриче) <...> Осип заплакал. Я испугалась — „Что такое?” — „Нет, ничего, только эти слова и вашим голосом”»[98] .
2 марта, в 8 вечера, в Доме печати на Фонтанке состоялся второй вечер Мандельштама. Сохранилась его программка: «Стихи из „Камня”. — Новые стихи: Московский цикл. Армения. Стихи о русской поэзии. — Фрагменты из новой прозы»[99] .
Вот лишь один из откликов в воспоминаниях присутствовавших.
Елена Тагер: «Мандельштам читал, не снижая пафоса; как всегда, он стоял с закинутой головой, весь вытягиваясь, — как будто налетевший вихрь сейчас оторвет его от земли. Волосы, сильно уже поредевшие, все так же непреклонно вздымались над крутым и высоким лбом. Но складки усталости и печали легли уже на этот чистый лоб мечтателя. // „Он постарел! — говорили в толпе. — Облезлый какой-то стал! А ведь должен быть еще молод...” // Мандельштам читал о своем путешествии по Армении — и Армения возникала перед нами, рожденная в музыке и в свете. Читал о своей юности: „И над лимонной Невою, под хруст сторублевой, мне никогда, никогда не плясала цыганка”, — и казалось, что не слова сердечных признаний, а сгустки сердечной боли падают с его губ. Его слушали, затаив дыхание, — и все росли, все усиливались аплодисменты. // Но по залу шныряли какие-то недовольные люди. Они иронически шептались, они морщились, они пожимали плечами. Один из них подал на эстраду записку. Мандельштам огласил ее: записка была явно провокационного характера. Осипу Эмильевичу предлагалось высказаться о современной советской поэзии. И определить значение старших поэтов, дошедших до нас от предреволюционной поры. // Тысячи глаз видели, как Мандельштам побледнел. Его пальцы сжимали и комкали записку... Поэт подвергался публичному допросу — и не имел возможности от него уклониться. В зале возникла тревожная тишина. Большинство присутствующих, конечно, слушало с безразличным любопытством. Но были такие, которые и сами побледнели. Мандельштам шагнул на край эстрады; как всегда — закинул голову, глаза его засверкали... // Чего вы ждете от меня? Какого ответа? (Непреклонным, певучим голосом): Я — друг моих друзей! // Полсекунды паузы. Победным, восторженным криком: Я — современник Ахматовой! // <И> — гром, шквал, буря рукоплесканий...»[100]
3 марта Н. Я. Мандельштам с облегчением писала Н. Н. Грин в Москву: «Ждем получки, чтобы уехать; вечера сошли благополучно. Один 23[-го], другой — в доме печати вчера. Принимали хорошо — но мало хлопали, а больше вздыхали»[101] .
Уехали же Мандельштамы 7 марта — в день ареста Виктора Сержа.
Вечера в Москве: Политехнический музей и Клуб Художников
Анна Ахматова так написала о ленинградских вечерах: «В то время (в 1933 г.) как Осипа Эмильевича встречали в Ленинграде как великого поэта, persona grata и т. п., к нему в „Европейскую гостиницу” на поклон пошел весь литературный Ленинград (Тынянов, Эйхенбаум, Гуковский) и его приезд и вечера были событием, о котором вспоминали много лет и вспоминают еще и сейчас (1962), в Москве Мандельштама никто не хотел знать и, кроме двух-трех молодых ученых-естественников, Осип Эмильевич ни с кем не дружил»[102] .
Это несправедливое суждение. Москва и москвичи тут по меньшей мере ни в чем не уступали «оппонентам». Московские вечера весны 1933 года Осипа Мандельштама очень напоминали его вечера в Ленинграде.
14 марта 1933 года в Малом зале Политехнического музея состоялся большой вечер Мандельштама. О мере наполненности зала — сведения противоречивые. С одной стороны, «зал-то наполнился еле-еле до четырнадцатого ряда! Больно за Мандельштама и стыдно за публику» (Н. Соколова[103] ), а с другой — «публики было довольно много, больше, чем я ожидал, но кое-где зияли пустые скамейки»(С. Липкин). Но, настаивал Липкин, все дело в качестве публики: «…публика была особенная, не та, которая толпилась на взрыхленной строительством метрополитена Москве, на узких мостках вдоль Охотного Ряда, деловая, целеустремленная, аскетически одетая, — то пришли на вечер поэта люди, обычно на московских улицах не замечаемые, иные у них были лица, и даже одежда, пусть бедная, была по-иному бедная. Увидел я десятка полтора моих сверстников, запомнился один красноармеец» (3, 29).
Вступительное слово произносил Борис Эйхенбаум, долго (чуть ли не полтора часа!) и тонко говоривший о Мандельштаме как о «возрождении акмеистической линии, обогнувшей футуризм»[104] .
Вот конспект его слова, как оно запомнилось 16-летней Наталье Соколовой: «Было: Маяковский и Есенин. Стало: Пастернак и Мандельштам. Первые два были полярны, они представляли собой два диаметрально противоположных направления. Между Пастернаком и Мандельштамом соотношение значительно более сложное, здесь такого резкого контрастного противопоставления нет, тем не менее это явления разного порядка. // Сейчас в нашей поэзии кризис, застой, в частности кризис лирики. Отмирают целые жанры. Раньше все было просто и ясно. Маяковский сделал блистательные первые шаги в области создания советской оды, в которой со свойственным ему умением смешал грандиозное с мелким, риторическое с комическим. <…> // Теперь мы не имеем подобной картины. Ода и элегия умерли, причем гибель этих жанров фатально совпала с гибелью их представителей. Получилось, что ода и элегия себя не оправдали. Оду мог поднять только талант Маяковского. Есенин был последним элегическим поэтом того периода. <…> // Кто же в настоящий момент может возродить лирику, лирическое „Я” поэта в первоначальном расширенном виде? Только Мандельштам. Неслучайным было молчание Мандельштама все эти годы, его переключение на прозу (разбег перед поэтическим прыжком), и вот сейчас мы видим, что он вернулся к поэзии, пишет много и на очень современные темы (советская Москва и т. д.). И это тогда, когда мы уже окончательно похоронили акмеизм, его ветви. // Поэзия Мандельштама была и есть насквозь филологична. У него замечательное поэтическое стилистическое чутье, чувство даже не на слова, а на оттенки слов. Его отличительная черта, его своеобразная прелесть заключается в том, что он умеет необычной расстановкой слов придать им смысл необщеупотребительный, неизбитый, а такой, который вызывает у читателя новые, очень свежие образы и ассоциации».[105]
Во время выступления Эйхенбаума случился инцидент с возражениями Мандельштама Эйхенбауму, причем мемуаристы описывают его по-разному. Вот по Липкину: «…вдруг откуда-то сбоку выбежал на подмостки Мандельштам, худой, невысокий (на самом деле он был хорошего среднего роста, но на подмостках показался невысоким), крикнул в зал: „Маяковский — точильный камень русской поэзии!” и нервно, неровно побежал вспять, за кулисы. Потом выяснилось, что ему показалось, будто Эйхенбаум недостаточно почтительно отозвался о Маяковском (этого не было, Мандельштам ослышался). Не все в зале поняли, что на подмостки выбежал герой вечера» (3, 29).
А вот — по Соколовой: «Затем[106] вышел Мандельштам — дружные аплодисменты — ведь почти все свои. Стоит, странно нагнув голову, не как бык (он тонок), а как козел перед изгородью. Весь с кривизной. Полуседая бородка. Какой-то, пожалуй, немного патологичный. В нем что-то кликушеское. Манера речи — старый раздражительный школьный учитель, обращается только к первым ученикам на первых партах, отдельные слова строго повторяет с разбивкой на слоги, подчеркивая ритм движением пальца.
„Ты кричишь, раздражаешься на собственный голос и еще пуще кричишь”, — говорит Шкловскому в „Письмах не о любви” женщина, которой он адресует свои письма. Эти слова целиком относятся к Мандельштаму. Ах, как он кричал на людское стадо, сбившееся в круглом деревянном загоне Политехнического... как кричал... Начал он так: „Я прослушал в замочную скважину речь Бориса Михайловича. Речь очень хорошая, но одна вещь обесценивает все ее достоинства.” И тут он минут тридцать пять (без преувеличения) говорил о том, что Эйхенбаум оскорбил Маяковского, что он не смел даже произносить его имени рядом с именами остальных (как нельзя, недопустимо сравнивать Есенина, Пастернака, Мандельштама с Пушкиным или Гете). „Маяковский гигант, мы не достойны даже целовать его колени”. И все это в очень повышенном тоне, агрессивно, с пузырями в углах губ»[107] .
И только после этого, как пишет Соколова, Мандельштам «взялся за стихи, начал читать скороговоркой себе под нос. <…> Дальше пятого ряда нельзя было разобрать. Вместе с тем в его напевности и ритмическом покачивании чувствовалась влюбленность в каждую строфу. Стихи (насколько можно судить по услышанным обрывкам) сделаны блестяще. Читал вещь — длинную, которая начинается словами: „Полночь. Москва...” И еще ряд незнакомых мне стихотворений (нет в однотомнике). Явно волновался. Часто во время чтения садился. Почитал, почитал — и устал, ушел»[108] .
Липкин тут менее подробен, но более лоялен: «А вечер прошел превосходно, слушали так, как следовало слушать Мандельштама, даже горсточка случайных неофитов была вовлечена во всеобщее волнение, к тому же, к большой радости давних поклонников, Мандельштам читал много новых стихов, еще неопубликованных» (3, 29).
Л. В. Розенталь воспоминал: «Его встретили аплодисментами. Аплодировали истово, долго-долго, как будто не могли насытиться. <...> Сам Мандельштам вскидывал голову, как триумфатор. Этот триумф был для него такой же неожиданностью, как и для тех, кто внезапно, по наитию так триумфально его встречал. <...> Триумф вдохновил его речь. Она была повита высоким пафосом. Маяковского он возвеличил. Он назвал его „точильным камнем всей новой поэзии”»[109] .
Отчет о вечере попал и в печать: «Он декларировал свою связь с временем, свою неотъемлемость от революции. Попробуйте оторвать его от нее, попытайтесь отрезать его от эпохи, ничего не выйдет! Так заявлял Осип Мандельштам и в своих внезапных репликах и в целом цикле стихов, которые он прочел»[110]
Сохранилось свидетельство и Э. Г. Герштейн: «На вечер Мандельштама выбрались из своих углов старые московские интеллигенты. Мы с Леной смотрели на эти измятые лица исстрадавшихся и недоедающих людей с глазами, светящимися умом и печалью. Особенно мне запомнилась бледность лица художника Л. А. Бруни, напряженно вслушивающегося в чтение (он был глуховат). // Для такой большой аудитории голос Мандельштама был несколько слаб, ведь микрофонами тогда не пользовались. И тем не менее Б. М. Эйхенбаум, при всей его опытности лектора и изящного оратора и несмотря на острое и смелое содержание его вступительного слова, проигрывал рядом с поэтом. „Все-таки он профессор”, — шепнула я Лене. // Странно мне было смотреть и слушать, как Мандельштам, в обыкновенном пиджаке, бледный из-за беспощадного верхнего освещения, разводя руками, читал на свой обычный мотив мои любимые стихи: „Так вот бушлатник шершавую песню поет, В час, как полоской заря над острогом встает”» (ГЭ, 34).
А 3 апреля творческий вечер Мандельштама состоялся и в Московском клубе художников (Мособласткомрабис). Председательствовал на нем Александр Тышлер. Поэт читал свои стихи и «Путешествие в Армению». На вечере фотографировал Моисей Наппельбаум. «В конце чтения один художник крикнул: „Что-нибудь об индустриализации!”, на что Мандельштам ответил: „Это все на тему об индустриализации. О техническом переоборудовании психики отстающих товарищей“. Ответ Мандельштама вызвал громкие аплодисменты»[111] .
Еще в марте 1933 года Мандельштам заключил еще один договор с Госиздатом — на издание Собрания своих сочинений: «Очередное собрание сочинений, проданное в Госиздат, попало в редакторские руки <М. О.> Чечановского<...> Договор и выплату денег устроил Бухарин, чтобы было хоть что-нибудь на жизнь. На эти деньги <...> мы поехали в Крым, а последняя выплата предстояла поздней осенью» (НМ, 2, 420 — 421).
24 марта в отделении Гострудсберкассы № 10 (на Ильинке, 24) Мандельштам открыл сберегательную книжку, на которую, по всей видимости, приходил его гонорар за собрание сочинений. Между 24 марта и 5 мая на нее трижды поступали переводы (общей суммой около 2200 рублей), которые поэт почти сразу же по поступлении снимал[112] . Деньги эти, надо полагать, уходили на паевой взнос в писательский кооператив, который уже вовсю строился.
Еще в конце декабря 1932 года (не ранее 22 числа) Мандельштам писал отцу: «Нам бы не хотелось возвращаться в Дом Герцена. Сейчас мы книжки свои сложили в сундук и пустили жить у себя Клычкова. Кирпичную полку Надиной постройки разобрали, о чем я очень жалею» (3, 148).
Все надежды при этом возлагались на новый писательский кооператив. В Москве к этому времени уже существовал первый такой дом — в проезде Художественного театра: он заселялся летом 1932 года.
Кооператив на улице Фурманова (все по привычке продолжали звать эту улицу Нащокинским переулком) был вторым: это была комбинация из строительства нового двухподъездного пятиэтажого дома и надстройки четвертых и пятых этажей в соседнем двухподъездном и трехэтажном доме. Квартиры в 50 кв. метров стоили 10 — 12 тысяч руб., из них половину нужно было оплачивать до въезда и половину после.
В июле 1933 года постановлением ЦИК и СНК писателей приравняли к научным работникам и разрешили им иметь право на отдельную комнату для занятий и на дополнительные 20 кв. метров, а также на сохранение площади за находящимися в длительных командировках. В случае освобождения писательской площади она поступала в распоряжение ССП для заселения литераторами, но на практике это не выполнялось.
Отдельная песня — правление из писателей и из них же собрания будущих жильцов.
При упоминании фамилии Осипа Эмильевича одни стонали, а другие шипели: «ведь он даже не член группкома!» (ЭГ, 47).
Само же строительство вдруг застопорилась: «Снаружи все готово: кирпичные стены, окна, а внутри провал: ни потолков, ни перегородок, — ничего. Теперь говорят, что въедем в апреле, в мае. Нам отвели квартиру не в надстройке, а в совершенно новом лучшем здании, но на пятом этаже. Общая площадь — 48 метров — 2 комнаты (33 метра), кухня, ванна и т. д. При этом из нас выжали еще одну дополнительную тысячу, которую пришлось внести из гонораров ГИХЛа» (4, 148).
Строительство и впрямь шло неважно — и отчасти потому, что, как сообщает Е. П. Зенкевич: «…две трети будущего дома являлись надстройкой над тремя небольшими домиками разной этажности, высоты пролетов и времени постройки, и только одна часть между ними строилась, начиная с фундамента. Такой способ строительства и сыграл потом свою печальную роль: дом прожил для строения очень недолгую жизнь, так как надстроенные домишки начали разваливаться, по-разному оседать, и по дому пошли трещины, которые сделали его не пригодным для жилья еще в юном для дома возрасте»[113] .
Но с планами о заселении еще весной пришлось распроститься. Отчасти поэтому и возникла мысль скоротать это время в Старом Крыму. Каникулы в месяц-полтора обернулись трехмесячным пребыванием в Крыму. Первоначально собирались вернуться в Москву к 1 июня, потом — к 17 июня. Но из Москвы сообщали, что дом по-прежнему не готов и что ни в июне, ни в июле заселения не будет. Отсюда и спонтанное решение отложить возвращение и задержаться в Коктебеле.
Этот стык весны и лета 1933 года был, если угодно, пиком литературного и социального успеха Осипа Мандельштама. Едва ли не все проблемы, обозначенные в письмах Надежды Яковлевны к Молотову и Бухарину, казались или решенными, или стоящими накануне решения.
Крыша над головой? — Есть! Сначала писательское общежитие в Доме Герцена с переездом из худшей комнаты в лучшую. А на смену ему уже шел — строился, достраивался — кооператив в Нащокинском. Еще немного, и можно будет переезжать в собственное жилье!
Служба, финансы? — Места для Мандельштама не нашлось (или не искалось), но служила Надежда Яковлевна, а с поэтом заключались все новые и новые договора, вполне достаточные для того, чтобы претендовать на собственное жилье.
Публикации? — Две-три публикации стихов в год — не густо, конечно, но зато какие качественные, какие запоминающиеся! А на подходе была и проза: «Новый мир» не взял, а «Звезда» взяла и поставила в майский номер его новую прозу — «Путешествие в Армению». Да и эти семь вечеров, этот непосредственный контакт с читателем — разве, возвратившись из Армении и перебегая из одного «бэста» в другой, мог он об этом тогда даже мечтать?
Неслыханное счастье — и тоже ведь подарок от Армении — дружба с Борисом Кузиным, скрещенье их творческих — литературных и естественнонаучных — интересов, обретение беседы и собеседника.
Ну и самое главное — сами стихи, его, Осипа Мандельштама, новые стихи! Начавшись в Ереване, они все шли и шли: разве бывает у поэта счастье большее?
Вот на этом подъеме и в этом настроении мы оставим Осипа Мандельштама накануне его отъезда в Крым и вернемся к нему в следующем номере журнала.
(Окончание следует.)
[1] Скорее всего, это было две комнаты (4, 144).
[2] ИМЛИ. Ф. 41. Оп. 1. Д. 262. Л. 14-14б.
[3] Если стоять лицом к Дому Герцена.
[4] Осип Мандельштам в переписке семьи (из архивов А. Э. и Е. Э. Мандельштамов). Публикация, предисловие и примечания Е. П. Зенкевич, А. А. Мандельштама и П. М. Нерлера. — В кн.: Слово и судьба. Осип Мандельштам: исследования и материалы. М., «Наука», 1991, стр. 83.
[5] Никаких альтернативных институций для этого в случае Мандельштама просто не существовало.
[6] ИМЛИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. 28. Л. 15.
[7] ИМЛИ. Ф. 41. Оп. 1. Д. 263. Л. 4.
[8] Острогорский Николай Иванович (1905 — ?; псевдоним Н. Горский) — критик, автор предисловия к роману «Когти» Ефима Пермитина, проживавшего в том же дворе.
[9] ИМЛИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. 205. Л. 2 (сообщено Л. Видгофом).
[10] См. запись в дневнике Пришвина от 9 февраля 1933 года. (Цит. по <https://www.litmir.co/br/?b=202395&p=131>.) Тем не менее каким-то образом Пришвин провел туда телефон.
[11] Ляшкевич Дмитрий Ефимович (1904 — 1989) — писатель; председатель московского горкома ФОСП.
[12] Липкин С. Угль, пылающий огнем... (3, 19). По сведениям Л. Видгофа, конюшни находились как раз в левом флигеле.
[13] По сообщению Н. К. Бруни-Бальмонт.
[14] Россовский Михаил Андреевич (1899 — 1971) — драматург, автор пьес «Труд», «Стася», «Матросы из Катарро».
[15] См. протоколы заседаний жилкомиссии за 1932 г. (ИМЛИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. 262. Л. 5, 6, 6об.)
[16] В датированном концом марта 1932 года пенсионном документе Мандельштама стоит иной адрес: Тверской бульвар, 25, кв. 6. Но, скорее всего, это недоразумение. Поэт, вероятно, указал его в документах, которые подавались на пенсию в тот момент, когда ему — в порядке улучшения жилищных условий — была обещана комната в этой, а не в четвертой квартире.
[17] Овчинникова О. Мои воспоминания об Осипе Эмильевиче Мандельштаме. 2013. — В сб.: «Сохрани мою речь». Вып. 3. М., РГГУ, 2000, стр. 98.
[18] Рядом с ним на страницах красовались «Рояль» и «Там, где купальни, бумагопрядильни...» из 1931 года и почти такой же свежий «Ламарк» (май 1932 года). Кстати, эта же подборка спустя год будет встречена в штыки О. Бескиным, «легко расшифровавшим идеологию» этих стихов (особенно «Рояля» и «Ламарка») как «пассеизм» и «враждебное нашей действительности утверждение о гуннах, разрушителях тонкости человеческих переживаний» (Бескин О. Поэзия в журналах. — «Литературная газета», 1933, 23 апреля).
[19] См. ниже — в материалах о пенсии.
[20] Первым — в мае — пришло стихотворение «О, как мы любим лицемерить...»
[21] Осип Мандельштам в переписке семьи…, стр. 84.
[22] ГАРФ. Ф. 10249. Оп. 3. Д. 267. Л. 1. Текст на бланке заведующего ОГИЗом А. Б. Халатова. № 2492. Дата — 21.2.1932 г. В правом верхнем углу — штамп секретариата В. М. Молотова, входящий номер 209, подпись (Кверневская), дата (22 февраля 1932 г.) и резолюция неустановленного лица: «Надо дать в размере НК Собеса Волошина Белого Чулкова».
[23] Наряду с конституированной в 1931 году Комиссией по назначению персональных пенсий СССР, с 1923 года существовала аналогичная комиссия при СНК РСФСР.
[24] Аралов Семен Иванович (1890 — 1969) — военный и государственный деятель, с 1927 года член коллегии Наркомата финансов СССР, с 1938 — зам. директора, директор Государственного литературного музея. Члены комиссии — представители Наркомтруда Котов и ВЦСПС Аболин. Котов Василий Афанасьевич (1885 или 1895 — 1937) с 1929 по 1933 член коллегии наркомата труда РСФСР; Аболин Анс Кристапович (1891 — 1938) — с 1930 по 1937 секретарь ВЦСПС.
[25] ГАРФ. Ф. 10249. Оп. 3. Д. 267. Л. 2.
[26] При этом напарницей Мандельштама в этом документе была Екатерина Францевна Дивильковская — вдова скончавшегося 31 января 1932 года Анатолия Авдеевича Дивильковского (1873 — 1932), критика, публициста, известного революционера, после 1918 года помощника Управляющего делами СНК, преподавателя в Центральной школе партийной работы.
[27] Устное сообщение С. Шумихина.
[28] О назначении этим литераторам, начиная с 1 ноября 1931 года, персональных пенсий от СНК РСФСР сообщали 20 ноября 1931 года газеты «За коммунистическое просвещение» (№ 271) и «Красный вечер» (Купченко В. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1917 — 1932. СПб. — Симферополь, «СОНАТ», «Алетейя», 2007, стр. 503).
[29] См. письмо Н. Я. Мандельштам Н. Н. Грин от 3 марта 1933 года (РГАЛИ. Ф. 127. Оп. 2. Д. 49)
[30] О сопутствующих этому хлопотах известно довольно много благодаря блистательной архивной работе Александра Соболева (блоггер под ником: lucas_v_leyden), опубликовавшего в своем блоге материалы из «Личного дела персонального пенсионера № 10748». См.: «Постояла в золотой пыли»: пенсионное дело Анны Ахматовой <http://lucas-v-leyden.livejournal.com/171303.html>; окончание: <http://lucas-v-leyden.livejournal.com/171684.html>.
[31] Сами же хлопоты шли несколько иными бюрократическими «маршрутами», чем у Мандельштама. Главным низовым инициатором в обоих случаях был, по всей видимости, Г. И. Чулков, а главным «паровозом» — П. С. Коган, президент Государственной Академии художественных наук, чьи подписи красуются и под письмом от 5 мая 1930 года, формально инициирующим ходатайство, и под развернутым письмом в поддержку — во главе целого списка, состоящего еще из В. Вересаева, Веры Фигнер, академика М. Розанова, Н. Пиксанова, Георгия Чулкова и Б. Пастернака. Еще одно письмо в поддержку (датировано 5 апреля 1930 года) подписали П. Сакулин (директор Пушкинского Дома, академик) и А. В. Луначарский (бывший нарком просвещения и тоже академик).
[32] См. превосходный анализ этого иллюзорного «неонэпа» у Л. Максименкова: Максименков Л. Очерки номенклатурной истории советской литературы (1932 — 1936). Сталин, Бухарин, Жданов, Щербаков и другие. — «Вопросы литературы», 2003, № 4, стр. 216 — 219.
[33] Николаю Тихонову.
[34] См. факсимиле на задней обложке издания: Нерлер П. Слово и «дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений. М., «Петровский парк», 2010.
[35] Максименков Л., стр. 250.
[36] Гаспаров М. Л. О. Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года. М., РГГУ, 1996.
[37] Максименков Л., там же. Архивной сигнатуры, повторяем, нет.
[38] Странно, что при всей физиологичности ее памяти Герштейн не упоминает о такой особенности мандельштамовской речи, как частотность слова-паразита — «того-этого». Но на это указывали, например, Липкин (3, 11) и Кретова (Кретова О. К. Страницы памяти. Документальное повествование. Мандельштам. — «Подъем», Воронеж, 2003, № 11, стр. 105).
[39] Видимо, первомайской, 1932 года.
[40] Кузин Б. С. Воспоминания. Произведения. Переписка. Мандельштам Н. Я. 192 письма к Б. С. Кузину. СПб., «ИНАПРЕСС», 1999, стр.173 — 174. Далее: Кузин Б… с указанием страницы.
[41] По всей видимости, имеется в виду Е. Осмеркина.
[42] Шкловский В. Б. Гамбургский счет. Статьи, воспоминания, эссе (1914 — 1933). М., «Советский писатель», 1990, стр. 540 — 541.
[43] «Разжимаю ладони, выпускаю Вазира». Из писем Ю. Н. Тынянова В. Б. Шкловскому (1927 — 1940). Публикация Г. Г. Григорьевой. — «Согласие», 1995, № 30, стр. 210 — 211.
[44] Дата сообщена Л. Видгофом.
[45] Жена Рудермана — Екатерина Дмитриевна Рудерман (Безгина; 1900 — 1991) и их дочь Татьяна (в замужестве Могилевская) жили в основном в другом месте: в Марьиной Роще, на улице Образцова.
[46] РГАЛИ. Ф. 127. Оп. 2. Д. 49.
[47] ИМЛИ. Ф. 41. Оп. 1. Д. 958. Л. 46 и 46 об. Мандельштам подписал и два аналогичных (и недатированных!) письма — одно в Оргкомитет и другое в Горком писателей — с ходатайством о зачислении на «особое снабжение» И. А. Аксенова. Вместе с ним это сделали А. Дживелегов, В. Мейерхольд, Б. Пастернак, И. Сельвинский, М. Зенкевич и В. Шкловский (Там же, Л. 48). Эти сведения обнаружены и любезно предоставлены Л. Видгофом.
[48] Звенигородский Андрей Владимирович, князь. Генеалогия и биография. Стихи разных лет. Воспоминания современников. М., «Маска», 2008, стр. 187.
[49] РГАЛИ. Фонд Е. Б. Пастернака (в обработке; сообщено Л. Видгофом).
[50] Краевский Б. П. Тверской бульвар, 25. М., «Московский рабочий», 1982, стр. 44 — 45.
[51] Или как минимум по состоянию на лето 1932 года, не так.
[52] РГАЛИ. Ф. Ф. 1796. Оп. 1. Д. 102. Л. 25 об. По данным В. Слетовой в 1931 году в кв. № 5 жил Ф. Малов, по-видимому, занимавший одну из двух комнат.
[53] Т. М. Могилевская (дочь Рудермана, 1932 г. р.) вспоминает, что окно их комнаты (она же — бывшая мандельштамовская) было вторым в ряду окон правого флигеля. Всего в правом флигеле на сад смотрело семь окон: три самых ближних к бульвару окна — из квартиры № 5, еще четыре — из комнат квартиры № 4, причем два — из мандельштамовской комнаты.
[54] Ослышка Кузина. Понятно, что имеется в виду Саргиджан.
[55] Кузин Б., стр. 170 — 171.
[56] Из Дома Герцена, как и всех остальных, ее переселили в 1936 — 1937 годы в район Новинской улицы.
[57] РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 39. Д. 2001 (а также записи автора от ноября 1988 года).
[58] См. о нем: Видгоф Л. Вокруг поэта: Эмилий Миндлин, Николаус Бассехес, Георг Себастьян. — «Toronto Slavic Quarterly». Vol. 54. Fall 2015. P. 174 — 184 <http://sites.utoronto.ca/tsq/54/Vidgof.pdf>.
[59] Сталин и Каганович. Переписка 1931 — 1936. М., «РОССПЭН», 2001, стр. 224 — 226.
[60] Свидетельство Т. Л. Дубинской-Круликовской. В том же особняке, на 1-м этаже жил Саргиджан (1988).
[61] Жить подальше от литературы. Беседы Н. Я. Мандельштам с К. Брауном. Публикация С. В. Василенко и П. М. Нерлера. — «Октябрь», 2014, № 7, стр. 143.
[62] Кстати, то же ощущение было и у С. Липкина.
[63] Кузин Б., стр. 167.
[64] Герштейн Э. стр. 38.
[65] Перевел на русский и откомментировал воспоминания М. Кемаль-Паши (1927).
[66] Генконсул в афганском Герате и турецких Самсуне и Артвине.
[67] Волькенштейн Ф. В сб.: Товарищеский суд по иску Осипа Мандельштама. — «Сохрани мою речь». Мандельштамовский сборник. М., «Обновление», 1991, стр. 54 — 56.
[68] РГАЛИ. Ф. 370. Оп. 1. Д. 182.
[69] А. Г. Нелитературный вечер. — «Вечерняя Москва», 1932, 15 сентября.
[70] О себе [Интервью с А. Толстым]. — «Литературная газета», 1933, 29 января.
[71] РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 5287. Л. 37 об.
[72] РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 11. Л. 23.
[73] Возможно, как предполагает Г. Морев, по инициативе Багрицкого (см.: Морев Г. А. Советские отношения Кузмина (К построению литературной биографии). — «Новое литературное обозрение», 1994, № 7, стр. 82).
[74] Чуковский К. Дневник. 1922 — 1935. — Чуковский К. Собрание сочинений в 15 т. М., «Терра — Книжный клуб», 2006. Т. 12, стр. 487.
[75] Чуковский К. Т. 12, стр. 490.
[76] Этот пост он перенял у С. С. Динамова в 1931 году. Ему же, Динамову, он передал бразды в конце 1932 года вскоре после вечера Мандельштама. Динамов (Оглодков) Сергей Сергеевич (1901 — 1939) — литературовед, специалист по Шекспиру, зав. кафедрой методологии литературы факультета литературы и искусства МГУ.
[77] Мандельштам в записях Александра Гладкова. Великий поэт глазами младшего собеседника. Памяти Сергея Шумихина. Публикация и подготовка текста М. Михеева, П. Нерлера и С. Василенко. Предисловие П. Нерлера. — «Colta.ru» от 24.06.15 <http://www.colta.ru/articles/literature/7749>. См. также: РГАЛИ. Ф. 2590. Оп. 1. Д. 73. Л. 43.
[78] Из письма Н. И. Харджиева Б. М. Эйхенбауму, между 11 и 15 ноября (Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., «Советский писатель», 1987, стр. 532).
[79] Селивановский А. Разговор о поэзии. — «Литературная газета», 1932, 11 ноября.
[80] Впрочем, именно 40-летие, по общему мнению, считалось тогда возрастом отложения извести в сосудах и поэтому для мужчины — критическим возрастом, чем-то наподобие женского климакса.
[81] Новые материалы О. Э. Мандельштама из архива А. А. Морозова. Публикация С. Василенко. — В сб.: «Сохрани мою речь». Вып. 5. М., РГГУ, 2011, стр. 173 — 175.
[82] Селивановский А. Распад акмеизма. — «Литературная учеба», 1934, № 8, стр. 33.
[83] В нее вошли все те стихи, которые выделил Гладков.
[84] В это же время там отдыхал Сельвинский.
[85] Общепринятому отнесению этого события на лето противоречит реальный график встреч Мандельштама в Москве в летние месяцы (см., например: Добромиров В. Д. «Верблюдик» и его авторское повторение. Портрет О. Мандельштама в собрании Воронежского художественного музея им. М. Н. Крамского. — «Филологические записки», Воронеж, 1994, № 2, стр. 87 — 92).
[86] Ermolaev H. Soviet Literary Theories, 1917 — 1934. The Genesis of Socialist Realism. New York, «Octagon Books (A Division of Farrar, Straus and Giroux Inc.)», 1977. P. 176. 2nd ed. (1sted.). (Ser.: Uof California. Publicationsin Modern Philology, vol. 59). Впрочем, судя по «кирпотинскому табльдоту» из «Разговора о Данте» — совсем незамеченными Мандельштамом слова Кирпотина не остались (3, 245).
[87] Ср. у Пришвина в дневнике за 29 — 30 октября 1932 года: «После меня говорил Белый… Как построить литературный „Днепрострой”, и что он, кустарь, хочет государству передать свой станок, и что передать он может равным, ученым, понимающим, в чем дело». Цит. по: Смерть Андрея Белого (1890 — 1934). Документы, некрологи, письма, дневники, посвящения, портреты. Сост.: М. Спивак, Е. Наседкина. М., «Новое литературное обозрение», 2013, стр. 365.
[88] Коль скоро речь идет о новом сборнике, то поводом для такого вечера мог послужить, скорее всего, договор № 243 на «Стихи» (от 8 сентября 1932 года), а не другой — № 313, заключенный 31 января 1933 года на «Избранное» (РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 5287. Л. 37 об.). Сам «ГИХЛ» тогда размещался в доме 10 по улице имени 25 октября (бывшей и нынешней Никольской).
[89] Тарасенков Анатолий Кузьмич (1909 — 1956), в это время редактор отделения поэзии Критико-библиографического института ОГИЗа, был автором подавляющего большинства статей в КЛЭ о современных поэтах (сообщено Н. Громовой).
[90] Левинтон Г. А. Мелочи о Мандельштаме из архива Н. И. Харджиева. — Varietas et concordia. Essays in Honour of Pekka Pesonen. Ed. by B. Hellman, T. Huttunen, G. Obatnin. Helsinki, 2007, стр. 401.
[91] Привожу в устной передаче С. И. Липкина. В его печатных воспоминаниях Гитлер «…будет продолжателем дела наших вождей. Он пошел от них, он станет ими» (3, 31).
[92] Грин Н. Н. Тетрадь VI. Различные воспоминания по поводу Александра Степановича Грина. 1954 г. Астрахань. (РГАЛИ. Ф. 127. Оп. 3. Д. 17. Л. 98 об.).
[93] Басалаев И. Записки для себя. — «Минувшее: Исторический альманах». Вып. 19. М., «Феникс», 1996, стр. 436 — 437.
[94] Тименчик Р. Д. Карточки. — В сб.: «Donum homini universalis: Сб. статей в честь 70-летия Н. В. Котрелева». М., «ОГИ», 2011, стр. 393 — 394.
[95] Нерлер П. Слово и «дело» Осипа Мандельштама, стр. 102.
[96] Цит. в переводе по изд.: Тименчик Р. Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. Торонто — М., «Toronto University Press», «Водолей Publishers», 2005, стр. 386 — 387. Виктор Серж (Кибальчич) был арестован 7 марта 1933 года в Ленинграде по обвинению в «троцкистской подпольной работе».
[97] Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., «Искусство-СПБ», 2002, стр. 305. 25 — 26 февраля были арестованы филологи В. М. Жирмунский (в изоляторе до 24 марта), С. А. Рейсер (до 15 марта) и около этого числа — И. Г. Ямпольский, Б. Я. Бухштаб, Л. Я. Гинзбург и другие.
[98] Ахматова А. Листки из дневника (1, 18 — 19).
[99] Сохранилось в собрании С. В. Поляковой.
[100] Тагер Е. О Мандельштаме. — «Литературная учеба», 1991, № 1, стр. 158.
[101] РГАЛИ. Ф. 127. Оп. 2. Д. 49. Л. 4-4 об.
[102] Ахматова Анна. Листки из дневника (1, 19).
[103] Соколова Н. Кое-что вокруг Мандельштама. Разрозненные странички. — В сб.: «Сохрани мою речь». Вып 3. М., РГГУ, 2000, стр. 92.
[104] Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., «Советский писатель», 1987, стр. 449.
[105] Соколова Н. А., стр. 88 — 89.
[106] То есть по завершении речи Эйхенбаума.
[107] Соколова Н. А. стр. 89 — 90.
[108] Соколова Н. А. стр. 90 — 91.
[109] Розенталь Л. Бородатый Мандельштам. — В сб.: «Сохрани мою речь…» Вып. 1. М., «Обновление», 1991, стр. 37.
[110] «Вечерняя Москва», 1933, 16 марта.
[111] Лев Горнунг, стр. 32 — 33.
[112] Архив О. Э. Мандельштама (Принстон). Коробка 4. Документ 17.
[113] Зенкевич Е. П. Когда я была девчонкой. М., 1998, стр. 168 — 169.
Новый Мир 2016, 2
В Челябинской области состоялось заседание межведомственной комиссии по противодействию незаконным рубкам, переработке, хранению и вывозу древесины из леса
Под председательством заместителя губернатора Челябинской области Олега Климова состоялось заседание межведомственной комиссии по противодействию незаконным рубкам, переработке, хранению и вывозу древесины из леса на территории региона.
В совещании приняли участие представители Главного управления лесами Челябинской области, ГУ МВД, главы городских округов и муниципальных районов Южного Урала, руководители лесничеств, а также сотрудники электросетевых компаний и территориального управления Росимущества в регионе.
Как отметил на заседании руководитель "зеленого" ведомства Виктор Блинов, наиболее неблагоприятная обстановка по незаконным рубкам сложилась в Усть-Катавском лесничестве (вырублено 2135 кубометров древесины), а также Увельском (1807 кубометров) и Чебаркульском (517 кубометров).
"В рамках осуществления федерального государственного лесного и пожарного надзоров в лесах в 2015 году проведена 171 проверка: 106 - плановых и 65 - внеплановых. В результате чего выдано 73 предписания об устранении выявленных нарушений, - продолжил Виктор Блинов. - Также в лесном фонде Челябинской области на площади 2637 гектаров проведено 15312 рейдов". Эта работа, по словам начальника ГУ лесами региона, позволила выявить 401 случай незаконной рубки объемом 8,8 тысячи кубометров древесины. Ущерб лесному фонду нанесен в размере 117,5 млн рублей.
По итогам заседания всем участникам даны рекомендации усилить работу по недопущению нарушений лесного законодательства. Для этого необходимо плотное взаимодействие всех причастных структур и ведомств, а также представителей областной и муниципальной власти.
В Чебаркульском округе усилят подготовку к пожароопасному сезону
На межведомственном совещании руководителей правоохранительных органов и природоохранных ведомств в Чебаркульском округе было решено усилить подготовку к пожароопасному сезону. В заседании принял участие заместитель начальника Главного управления лесами Челябинской области Александр Барановский.
"Считаю необходимым принять меры по усилению всех подготовительных работ сейчас, чтобы не допустить повторения ситуации прошлого года, - отметил Александр Барановский. - Все причастные структуры и ведомства должны находиться в постоянном взаимодействии. Это касается Чебаркульского лесничества, арендатора, прокуратуры, полиции, ГУ МЧС и местной администрации".
Слаженная работа позволит контролировать соблюдение правил противопожарного режима на территории Чебаркульского округа, уверен заместитель начальника главного управления лесами.
Начальник "зеленого" ведомства Виктор Блинов поручил руководителям подведомственных учреждений держать ситуацию по подготовке к пожароопасному сезону на личном контроле и регулярно докладывать о проделанной работе. "Необходимо проводить встречи с теми, кто осуществляет работы на землях, примыкающих к лесному фонду. В большинстве случаев огонь "переходит" по сухой траве с сельскохозяйственных и других территорий. Обратите внимание на договоры с арендаторами, приводите в соответствие другие документы. Не нужно ждать проверок - работайте, исполняя свои обязанности", - подчеркнул начальник главного управления лесами региона.
В лесном фонде Челябинской области в 2015 году зарегистрировано 523 пожара на площади 3494,3 гектара. Еще пять - на особо охраняемых природных территориях (3,84 га) и 13 - на землях минобороны (29,4 га).
В Главном управлении лесами Челябинской области состоялось заседание коллегии, на котором были озвучены итоги 2015 и планы на 2016 год.
Поприветствовав собравшихся, начальник "зеленого" ведомства региона Виктор Блинов рассказал об изменениях в составе коллегии. После этого, участники традиционно обсудили итоги минувшего года.
Как сообщил первый заместитель начальника главного управления Валерий Нигматуллин, в 2015 году проводились санитарно-оздоровительные и лесовосстановительные мероприятия. В ходе чего выращено 7,5 миллиона сеянцев и саженцев.
По словам первого заместителя, продолжается работа с арендаторами лесных участков. "По состоянию на начало февраля 2016 года по всем видам использования лесов передано в аренду 963 участка на площади более 1,8 миллиона гектаров. Заготовлено 1,25 миллиона кубометров древесины, в том числе арендаторами - 60%", - уточнил Валерий Нигматуллин.
Отдельно участники заседания обсудили уход в молодняках, лесоустройство и межевание земель "зеленого" фонда.
Информацию о пожароопасном сезоне представил заместитель начальника главного управления Александр Барановский. "В пожароопасный сезон 2015 года ликвидировано 523 лесных пожара на общей площади 3,5 тысячи гектаров. Средняя площадь одного пожара составила 6,7 гектаров, что ниже уровня последних десяти лет (7,5 га). Оперативность тушения осталась на высоком уровне - свыше 99% лесных пожаров ликвидировано в течение суток с момента обнаружения", - пояснил Александр Барановский.
Помимо этого, замначальника рассказал участникам заседания, что в прошлом году проведено более 15 тысяч проверочных мероприятий, в ходе которых привлечено к административной ответственности 1165 нарушителей. "Наложено административных штрафов на сумму 3,9 миллиона рублей, из которых взыскан 61%. Следственными органами возбуждено 260 уголовных дел, привлечено к уголовной ответственности 52 человека", - продолжил Барановский.
Далее собравшиеся заслушали доклад заместителя начальника ГУ лесами региона Татьяны Горбуновой. "В 2015 году финансирование поступило в полном объеме, в том числе из федерального бюджета было направлено 246,1 миллиона рублей, из областного - 71,8 миллиона", - сообщила Татьяна Горбунова. Помимо этого, заместитель руководителя "зеленого" ведомства отметила, что за использование лесов поступило 212,6 миллиона рублей, а это выполнение плана на 108%. Недоимка за год снизилась на 1,4 миллиона.
Обсуждая планы на 2016 год, Виктор Блинов поручил продолжать выполнение мероприятий по охране, защите и воспроизводству лесов, а также предотвращать и пресекать нарушения законодательства отрасли. Немаловажным направлением является работа с арендаторами, уверен начальник "зеленого" управления.
Новый маршрут грузовых железнодорожных перевозок открылся в субботу между китайским Харбином (провинция Хэйлунцзян) и российским Екатеринбургом, передает агентство Синьхуа со ссылкой на источники в управлении коммерции города Харбин.
По данным источников, грузовой состав, который отправился в направлении России в субботу, везет детали для велосипедов и продукцию легкой промышленности, произведенную на юге Китая, на сумму 1,46 миллиона долларов. Сообщается, что состав прибудет в Екатеринбург через 10 дней, преодолев за это время 5889 километров пути.
Как отмечает Синьхуа, до открытия нового направления продукция южных китайских провинций всегда транспортировалась через порт Даляня в провинции Ляонин, откуда груз отправляли по морю.
Как сообщил агентству представитель одной из логистических компаний Китая, доставка грузов в РФ через Далянь и дальше по морю занимала в среднем 40 дней и была достаточно дорогой.
Иван Булатов.
Заместитель руководителя Росавиации Олег Сторчевой принял участие в работе форума «Национальная безопасность России: транспортная безопасность», организованного Общественной палатой Российской Федерации.
Мероприятие организовано Комиссией по безопасности и взаимодействию с Общественной наблюдательной комиссией (ОНК) совместно с общероссийской организацией «Офицеры России» и факультетом национальной безопасности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Модерировал форум председатель Комиссии Общественной Палаты Российской Федерации по безопасности и взаимодействию с ОНК Антон Цветков. Открывая мероприятие, он отметил злободневность заданной темы, а также предложил участникам по итогам форума сформировать круг проблем, связанных с транспортной безопасностью, и выйти на путь их практического решения.
Выступая с докладом, Олег Сторчевой дал анализ состояния безопасности полетов на внутренних и международных воздушных линиях в прошедшем году, а также затронул вопросы обеспечения транспортной (авиационной) безопасности в аэропортах Российский Федерации. Он отметил, что основными приоритетами развития авиаперевозок в Российской Федерации является обеспечение доступности авиатранспортных услуг для населения и развитие наземной инфраструктуры гражданской авиации как ключевого фактора развития авиаперевозок. В качестве существенной проблемы обеспечения безопасности Олег Сторчевой отметил акты незаконного вмешательства в деятельность гражданской авиации. По его словам, в минувшем году было зафиксировано два акта незаконного вмешательства — авиакатастрофа самолета Airbus A321 авиакомпании «Когалымавиа», в результате которой погибло 224 человека, и в аэропорту Туруханска, когда второй пилот незаконно прошел на территорию аэропорта, проник в воздушное судно и произвел несанкционированный взлет. «После ситуации в Египте и в результате проведенных проверок аэропортов Каира, Хургады и Шарм-эль-Шейха египетская сторона согласилась с необходимостью принятия мер по усилению мер безопасности в аэропортах, и сейчас продолжаются консультации по этому вопросу», — отметил Олег Сторчевой. Всего в 2015 году в отношении объектов авиатранспортной инфраструктуры и транспортных средств воздушного транспорта поступило 154 сообщения с угрозами совершения актов незаконного вмешательства. «Выявлено 33 автора указанных сообщений и пресечено 20 несанкционированных попыток проникновения на объекты воздушного транспорта», — сказал представитель Росавиации и добавил, что обеспечение безопасности в авиационной отрасли сегодня является одним из приоритетных направлений деятельности государственных органов.
В обсуждении злободневных вопросов безопасности на транспорте также принимали участие представители различных организаций транспортной сферы и сферы транспортной безопасности — представители РЖД, Московского метрополитена, Мосгортранса, МВД, Московской межрегиональной транспортной прокуратуры, Ространснадзора, а также члены профильных общественных советов при Минтрансе, представители авиакомпаний («Аэрофлот-российские авиалинии»), служб такси, частных охранных предприятий и компаний-производителей охранных систем и систем видеонаблюдения.
В лесах Челябинской области помогут диким животным выжить после снежной зимы. Для сохранения и преумножения популяции на территории заказников и охотничьих угодий региона будет проложено более 42 тысяч километров троп, завезено около пяти тысяч тонн сена и зерна, сообщает корреспондент ГТРК «Южный Урал» со ссылкой региональное Министерство экологии.
В зоне риска оказались косули и другие копытные. Высокий снежный покров затрудняет их передвижение: не позволяет докопаться до травяной растительности и ограничивает подходы к корму на ветках. Уже сейчас животные сильно истощены. А многие самки в настоящее время вынашивают потомство.
«Зима в этом году выдалась снежная. Толщина снежного покрова достигает 60 и более сантиметров. В результате дикие животные оказались в крайне затруднительной ситуации», – рассказал начальник управления охраны, федерального надзора и регулирования использования объектов животного мира министерства экологии Андрей Питовин.
ЕВРАЗ подписал контракт на поставку рельсов для крупнейшего железнодорожного грузоперевозчика Южной Америки - бразильской компании Rumo All. Об этом говорится в сообщении ЕВРАЗа.
В рамках договора компания в 2016 и 2017 годах отгрузит оператору более 23 тыс. т дифференцированно-термоупрочненных рельсов производства ОАО "ЕВРАЗ Объединенный Западно-Сибирский металлургический комбинат". Первая партия - 5 тыс. т - будет отправлена уже в марте.
Напомним, что в январе 2016 года ЕВРАЗ уже заключил два контракта на поставку продукции с бразильскими компаниями TIISA Construction Company и BR RAILPARTS.
Rumo All - новая железнодорожная компания, образованная в результате слияния операторов Rumo Logostica и All. Ей принадлежат более 10 тыс. км железнодорожных путей в Бразилии, порты с общим объемом перевалки 19 млн т, а также 966 локомотивов и 28 тыс. вагонов. Сейчас компания активно развивается, увеличивая свои мощности. Для новых железнодорожных проектов Rumo All намерена использовать продукцию ЕВРАЗа.
Западно-Сибирский металлургический комбинат (ИНН 4218000951) специализируется на производстве длинномерной продукции строительного и машиностроительного ассортимента, входит в металлургический дивизион группы "Евраз".
Evraz Group S.A. является одной из крупнейших вертикально-интегрированных металлургических и горнодобывающих компаний, включает три ведущих российских сталелитейных предприятия - Нижнетагильский, Западно-Сибирский и Новокузнецкий металлургические комбинаты, а также компании Evraz Palini e Bertoli в Италии, Evraz Vitkovice Steel в Чехии и Evraz Inc. NA, объединяющий производства в США и Канаде. Кроме того, компании принадлежат металлургические и рудные активы в Украине, южноафриканская Highveld Steel and Vanadium Corporation.
Росавтодор направит почти 4 млрд рублей на проведение ремонта и капремонта трасс Р-402 Тюмень – Ялуторовск – Ишим – Омск, Р-404 Тюмень – Тобольск – Ханты-Мансийск, а также подъезда к Тюмени от автодороги М-5 «Урал». В результате по итогам дорожного сезона в соответствие нормативному состоянию будут приведены около 80% федеральных дорог в Тюменской области и почти 70% единственной федеральной трассы на территории Югры.
Помимо федеральных маршрутов улучшения предполагаются и на внутренних транспортных артериях. Как отметил глава Росавтодора Роман Старовойт в ходе своей поездки в Тюменскую область, развитие региональной дорожной сети находится в приоритете у местных властей. В частности, по решению администрации области в 2015 году дорожный фонд региона был увеличен на 8,6 млрд рублей (до 13,3 млрд рублей).
Поддерживают инициативу своих уральских соседей и в Ханты-Мансийском автономном округе – Югре, где в прошлом сезоне за счет бюджета региона было дополнительно выделено около 3,8 млрд рублей на строительство и ремонт дорожной сети.
Реализация масштабных планов дорожников по ремонту трасс федерального и регионального значения позволит повысить безопасность и комфорт автомобилистов, а также сократит транспортные издержки грузоперевозчиков. Данные положительные изменения повлекут за собой ускоренное социально-экономическое развитие Уральского федерального округа и прилегающих субъектов РФ.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter