Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Лишать премий чиновников за неисполнение городского бюджета - мера хорошая, но недостаточная, считает руководитель фракции "Яблоко" в городском парламенте Григорий Явлинский.

Губернатор Петербурга Георгий Полтавченко лишил всех своих заместителей, кроме Сергея Вязалова, половины премии по итогам года в связи со срывом исполнения городского бюджета.

Как сообщил председатель комитета финансов Эдуард Батанов, по данным на 13 декабря, объем неисполнения бюджета составляет 22,536 миллиарда рублей, бюджет исполнен на 72,4%.

"Исполнение бюджета - это прямая обязанность правительства Санкт-Петербурга. Из года в год мы видим, что закон не исполняется. Власти регулярно называют бюджет социальным и регулярно не исполняют важнейшие статьи: не строятся социальные объекты - школы, детские сады, поликлиники, не строятся дороги и другие важнейшие объекты инфраструктуры. Жители Петербурга платят налоги, правительство в обмен обещает золотые горы, а в последний момент сообщает, что горожане не получат даже запланированного. Жители это справедливо воспринимают как обман и доверие к власти падает", - цитирует слова Явлинского его пресс-служба.

Депутат поддержал то, что городские власти обратили внимание на проблему неисполнения бюджета, от которой раньше "отмахивались". "Но, главное, - какие меры будут приняты, чтобы такая ситуация не повторилась в следующем году"? - интересуется Явлинский.

По его мнению, необходимо серьезное изменение системы контроля исполнения бюджета, которое должно инициировать Законодательное собрание города.

В связи с этим глава фракции "Яблоко" готовит поправки в регламент бюджетно-финансового комитета.

Автомобильная компания Ford Sollers с понедельника и до конца 2012 года полностью останавливает производство на заводе во Всеволожске Ленинградской области, с 1 по 8 января 2013 года сотрудники завода будут находиться на новогодних каникулах, сообщил РИА Новости представитель автоконцерна.

Ford с середины ноября уже не раз на выходные останавливал конвейер на своей всеволожской площадке. При этом компания заявляет, что производство модели Focus идет в запланированных объемах и графиках, конвейер Mondeo остановлен уже почти месяц в связи с нехваткой комплектующих для данной модели.

Представитель Ford Sollers уточнил, что причиной остановки производства является то, что компания "приступила к реализации комплекса запланированных мер по изменению каналов поставок комплектующих на завод во Всеволожске".

Завод американского автопроизводителя Ford был открыт во Всеволожске Ленинградской области в июле 2002 года. Предприятие производит автомобили Ford Focus и с марта 2009 года - Ford Mondeo. В настоящее время на заводе работают 2,7 тысячи человек. По итогам 2011 года завод выпустил около 99 тысяч автомобилей, в планах компании в 2012 году довести объем производства до 119 тысяч автомобилей.

Об итогах 2012 года и главных инфраструктурных проектах Ненецкого автономного округа в интервью РИА Новости рассказал губернатор НАО Игорь Федоров.

- Игорь Геннадьевич, 2011 год был для Ненецкого округа временем больших визитов. Впервые НАО посетили глава российского государства, ряд федеральных министров, состоялись выездные заседания Совета безопасности, Морской коллегии, президиума Госсовета. А как бы вы охарактеризовали год нынешний, уходящий?

- Я бы назвал его годом начала реализации принятых решений. По итогам всех перечисленных вами визитов были приняты серьезные решения, и мы смогли приступить к реализации многих проектов. Понимаете, можно было годами рассказывать на всех уровнях, что надо достроить дорогу до Усинска и покончить с изолированностью округа, что надо возрождать Амдерму - как опорный пункт на Северном морском пути, создавать Арктический спасательный центр, без которого невозможно безопасное экологичное развитие шельфовых месторождений... За сухими цифрами и словами бывает сложно представить, как оно выглядит в жизни. Но вот приехали большие начальники, увидели своими глазами, что такое Арктика, и как тут живут люди. И стала понятна насущность многих предлагаемых нами проектов.

- Какое место отводится Ненецкому автономному округу в решении поставленных руководством страны государственных задач по освоению Арктики?

- Одной из главных целей государственной политики России в Арктике на период до 2020 года является расширение ресурсной базы, способной в значительной степени обеспечить потребности России в углеводородах. Немалый вклад в решение этой задачи уже сейчас вносит экономика Ненецкого округа, где 98% организаций сосредоточены на добыче углеводородного сырья. Запасы нефти в открытых здесь месторождениях составляют 1,2 миллиарда тонн, запасы газа - 525 миллиардов кубометров. По расчетам ведущих экспертов, ресурсный потенциал Ненецкого автономного округа должен обеспечить к 2027 году постоянный рост годовой добычи нефти до 37 миллионов тонн в год. Сейчас мы добываем порядка 15 миллионов тонн нефти в год. То есть, масштаб поставленной задачи вам понятен.

- Какие именно проекты смогут обеспечить необходимый прирост добычи углеводородов?

- В их числе - освоение Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции и месторождений на шельфе Баренцева, Печорского и Карского морей, формирование шельфовой инфраструктуры на базе освоения Приразломного месторождения, развитие транспортно-логистической инфраструктуры. Всем известно о мощном транспортном логистическом узле "Варандейский терминал". Это уникальный морской ледостойкий стационарный отгрузочный терминал мощностью до 12 миллионов тонн нефти в год. Сегодня к Варандею уже протянуты трубопроводы различных предприятий-недропользователей. Отсюда пойдет и отгрузка нефти с крупнейших месторождений имени Романа Требса и Анатолия Титова. Добыча нефти на Требса начнется во второй половине 2013 года. В Печорском море установлена морская ледостойкая стационарная платформа "Приразломная". Округ провел огромную работу, и она была зарегистрирована в этом году в нарьян-марском порту. А это значит, что налог на имущество от "Приразломной" пойдет в казну Ненецкого округа.

Не могу не сказать еще об одном: компания "Штокман Девелопмент АГ" приняла решение о доставке персонала для освоения Штокмановского газоконденсатного месторождения через Ненецкий автономный округ. Отправной точкой станет остров Колгуев в Баренцевом море. Это означает, во-первых, что в Нарьян-Маре заработает международный аэропорт. В настоящее время ведутся переговоры с правительственными структурами об его открытии. Это только часть проектов, которые заработают в ближайшие годы.

- Что даст реализация этих проектов стране в целом, понятно: углеводородная независимость, немалые финансы в виде налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). А что это дает Ненецкому округу? Ведь от роста добычи нефти и газа бюджет НАО ничего не выигрывает.

- Вы не совсем правы. Вернее, правы, что НДПИ не поступает в бюджет Ненецкого округа. Но, во-первых, в нашу казну поступают прибыльные отчисления от Харьягинского СРП. Только за десять месяцев этого года от ХСРП в бюджет округа было перечислено 5,6 миллиарда рублей, а это половина доходной части нашего бюджета. Бюджет НАО формируется, в основном, за счет налога на имущество, и мы прилагаем усилия для того, чтобы компании-недропользователи, работающие на территории округа, регистрировались здесь. Выше я упомянул платформу "Приразломная", которая уже приписана к нашему морскому порту.

Точной цифры пока назвать не могу, но, по предварительным данным, налог на имущество от нее составит несколько сотен миллионов рублей в окружную казну ежегодно.

Не могу не сказать о социальном партнерстве с недропользователями. С компаниями, работающими на территории НАО, администрация заключает социально-экономические соглашения, в соответствие с ними нефтяники строят в Нарьян-Маре и населенных пунктах различные объекты - школы, детские сады. Самый близкий пример: сгорел жилой дом в поселке Тельвиска. Мы договорились с ОАО "Печоранефть" и ООО "Колвинское", входящими в нефтяную компанию "Альянс", что они профинансируют строительство 24-квартирного жилого дома в поселке, в который в 2013 году должен быть построен.

- Недропользователи охотно идут на такое сотрудничество? В конце концов, их дело - добывать углеводороды, и никто не может заставить нефтяников строить социальные объекты.

- С кем-то переговоры идут проще, с кем-то сложнее... Но, в конце концов, все компании соглашаются, что существует некая социальная ответственность перед людьми, на исконной территории которых они трудятся и добывают нефть. Приведу конкретный пример, как из такого сотрудничества вырос проект, который, скажу без ложной скромности, поднимет жизнь населения округа на качественно новый уровень. Речь идет о проекте газификации НАО, который обрел вполне конкретные очертания в 2012 году. На территории округа сосредоточено более 520 миллиардов кубических метров газа, но при этом ненецкие поселки до сих пор не газифицированы. В регионе отсутствует газовая транспортная инфраструктура, газ используется только для города Нарьян-Мара и близлежащих поселков Искателей, Красного и Тельвиски. Так вот, в ноябре я подписал генеральную схему газификации населенных пунктов Ненецкого автономного округа, подготовленную специалистами ОАО "Газпром".

"Газпром" на собственные средства и своими силами разработал проект и намерен реализовать его в течение ближайших нескольких лет. Деревни и села вверх по Печоре получат газ, уйдет в прошлое ежегодный северный завоз, отнимающий много сил и средств, улучшится экологическая ситуация, не говоря уже об экономических аспектах выработки энергии на газе. С его приходом села будут не только более комфортно жить, но и активно развиваться. На встрече с руководством ОАО "Газпром" рассмотрен вопрос и о строительстве на территории НАО завода по переработке газоконденсата с целью выработки бензиновых фракций. Это позволит завозить в труднодоступные населенные пункты региона топливо собственного производства, себестоимость которого, разумеется, будет ниже нынешней. Как известно, сегодня в НАО нет ни одного перерабатывающего предприятия, и мы вынуждены в рамках северного завоза доставлять в населенные пункты региона бензин и дизельное топливо. К этому масштабному проекту подключилась компания ООО "Печора СПГ", чей проект строительства завода в районе Индиги по производству сжиженного природного газа в этом году прошел стадию прединвестиционных исследований. Специалисты сделали вывод, что добыча, сжижение и дальнейшая транспортировка природного газа с территории НАО экономически выгодны. Ресурсной базой для будущего завода СПГ будут Кумжинское и Коровинское газоконденсатные месторождения. И компания готова рассмотреть возможность газификации сел по пути следования газопровода от месторождений до погрузочного терминала на Баренцевом море.

- В начале нашей беседы вы упомянули Амдерму...

- О судьбе Амдермы следует сказать особо. Это - знаковый поселок в истории округа. Итоги работы Морской коллегии, заседания Совета безопасности, многочисленные письма и обращения в федеральные министерства и ведомства, мои личные встречи с руководителями различных уровней дали результат: на Амдерму и амдерминский аэропорт обратили внимание федеральные власти. В январе 2012 года здесь создано федеральное казенное предприятие, что позволило на средства государства ремонтировать взлетную полосу, закупать оборудование, выплачивать зарплату персоналу.

Есть идея построить в Амдерме аварийно-спасательный центр МЧС по ликвидации возможных чрезвычайных ситуаций при разработке месторождений на арктическом шельфе, а также для обслуживания Северного морского пути. Сегодня ближайший спасательный центр от трассы СМП находится в Мурманске.

Отсутствие надежной базы по ликвидации чрезвычайных ситуаций на море в арктической зоне в период активизации работ на шельфе заставляет всерьез задуматься, как мы будем спасать людей, если возникнет такая необходимость. Кроме того, во время одной из встреч с премьер-министром Дмитрием Медведевым я обратил его внимание на находящуюся в 20 километрах от Амдермы в створе Карских ворот глубоководную бухту Морозова, где может быть создан стратегический заполярный порт на трассе Северного морского пути. Он сможет принимать крупнотоннажные суда, обеспечивать укрытие транзитных судов, идущих в сложных гидрометеорологических условиях, служить местом для отстоя и ремонта судов. Вспомните, что в стратегии Министерства транспорта РФ до 2030 года и ОАО "Российские железные дороги" запланировано строительство железнодорожной магистрали Воркута - Усть-Кара - Амдерма. То есть, у Амдермы - большое будущее. Наши населенные пункты на побережье, - это своего рода пограничные заставы, ведь вся береговая линия Ненецкого автономного округа - государственная граница. Люди, живущие там, фактически являются защитниками рубежей нашей Родины. И для них должны быть созданы соответствующие условия.

- Мы говорим о сложных инфраструктурных проектах. А что руководство округа делает для коренного населения, которое ведет традиционный образ жизни?

- Ну, во-первых, все перечисленные проекты в конечном итоге направлены на повышение качества жизни людей, живущих на территории округа. А если говорить о поддержке традиционных видов хозяйствования, то руководством НАО уделяется большое внимание социальной поддержке тружеников тундры, а также вопросам сохранения и развития национальной культуры и родного языка ненцев. Для придания ненецкому языку официального статуса на законодательном уровне разработан законопроект, определяющий права ненецкого языка и возможность его официального использования в документах и географических названиях на территории национальной автономии. В регионе приняты и эффективно работают долгосрочные целевые программы, направленные на развитие агропромышленного комплекса в целом и оленеводческой отрасли в частности. По количеству домашних оленей округ занимает четвертое место среди восемнадцати субъектов Российской Федерации, практикующих северное оленеводство. Сегодня я с гордостью говорю о наших успехах в развитии этой отрасли.

- Ненецкий округ называют сегодня одним из самых динамично развивающихся регионов России. Что является основным критерием эффективного управления территории, ответьте, пожалуйста, как успешный менеджер?

- Есть немало факторов, которые влияют на социально-экономическое благополучие региона. Но я хочу сейчас отметить особо: в сфере управления территорией нет ничего лучше и эффективнее, чем деятельное содружество исполнительной и законодательной ветвей власти. Их тесное сотрудничество дает основу для реального движения вперед. А вообще говоря, если нам удастся завершить все начинания 2012 года, в довольно скором времени Ненецкий автономный округ будет не узнать.

Россия. СЗФО > Госбюджет, налоги, цены > ria.ru, 17 декабря 2012 > № 720817 Игорь Федоров

Число россиян, получивших универсальные электронные карты (УЭК), призванные упросить для граждан доступ к госуслугам, в пилотных регионах РФ увеличилось до 10 тысяч человек, сообщил в понедельник журналистам президент ОАО "УЭК" Алексей Попов.

В октябре текущего года данный показатель составлял 2,8 тысячи выданных УЭК в пилотных регионах РФ, среди которых Татарстан, Башкирия, Коми, Санкт-Петербург, Астрахань и Краснодар.

По словам Попова, с 1 января 2013 года, как и было запланировано, начнется процесс выдачи карт по заявлениям граждан во всех регионах РФ, то есть закон будет исполняться везде. "Для этого мы - федеральная уполномоченная организация и Сбербанк России - предложили регионам всестороннюю помощь. Нет никаких сомнений, что закон с января 2013 года будет исполнен повсеместно", - заявил президент УЭК.

Несмотря на это, он отметил, что есть три региона, где существуют риски срыва сроков начала выдачи УЭК 1 января следующего года: Магаданская, Ивановская и Саратовская области. Тем не менее он выразил надежду, что эти регионы подтянутся, так как время еще есть.

Также Попов сообщил, что сейчас совместно с Минфином РФ готовится законопроект для возможности применения карт в вопросах электронного страхования. "Мы планируем, что в будущем на электронные карты может быть записано не только водительское удостоверение, но и полис ОСАГО. Понятно, что это дело не следующего года, а более долгосрочного периода", - сказал он.

Проект по внедрению УЭК стартует в России с 1 января 2013 года. Карта будет содержать данные о гражданине, электронную подпись, банковское приложение и сможет быть использована для получения социальных и государственных услуг, оплаты коммунальных платежей, проезда в транспорте и так далее. С 2014 года карты будут выдаваться всем гражданам РФ.

Просуществует УЭК недолго: через 3-5 лет универсальная карта трансформируется в паспорта нового поколения, которые будет выдавать ФМС. Глава Минкомсвязи Николай Никифоров сообщил в начале сентября, что новый документ, удостоверяющий личность гражданина РФ, будет представлять собой пластиковую карту с чипом, на котором будет записана вся информация о человеке. При этом бумажные паспорта будут отменены.

Минэкономразвития ранее оценивало расходы на выпуск и внедрение УЭК в течение пяти лет на уровне 135-165 миллиардов рублей. По другим данным, затраты на УЭК до 2016 года оцениваются в 101,3 миллиарда рублей.Универсальная.

Ленинградская область является одним из крупнейших производителей радиоактивных отходов на северо-западе России и имеет всю необходимую инфраструктуру для создания и безопасной эксплуатации пункта захоронения радиоактивных отходов (ПЗРО), считают эксперты, опрошенные РИА Новости.

Первый в России ПЗРО планируется создать на площадке Ленинградского отделения ФГУП "РосРАО" в Сосновом Бору (бывший Ленинградский спецкомбинат "Радон"). В нем будут содержаться низко и среднеактивные отходы, полученные в результате деятельности предприятий атомной отрасли, учреждений и предприятий народного хозяйства - больниц, НИИ, лабораторий, объектов металлургической и газовой промышленности (использованная спецодежда, тапочки, халаты, запчасти от рентген-аппаратов).

В Росатоме неоднократно подчеркивали, что в этом хранилище и Ленинградской области в целом никогда не будут размещать отработавшее ядерное топливо и высокоактивные отходы.

Опять в хранении "мирного атома"

Опрошенные эксперты сходятся во мнении, что строить ПЗРО в регионе нужно, при этом инфраструктуру не придется создавать "с нуля" - по их мнению, в условиях, когда на территории Ленинградской области и Соснового Бора накоплено уже более 100 тысяч кубических метров РАО, проект ПЗРО объективно необходимо реализовывать.

"Мое мнение однозначно - строить ПЗРО нужно. Наш регион является одним из "генераторов" подобных отходов, опыт их эксплуатации у нас есть. Речь идет даже не о создании совершенно новой инфраструктуры "с нуля", а модернизация старой. Ведь Ленинградский "Радон" был первым объектом, работающим со слаборадиоактивными отходами в области. Ленинградская АЭС появилась позже. Именно из "Радона" вырос город атомщиков Сосновый Бор", - рассказал ответственный секретарь северо-западного отделения Ядерного общества России Олег Муратов.

По его словам, обследования территории, на которой предполагается расположить подземное хранилище, ведутся уже примерно 10 лет. У российских ученых есть большой опыт в исследовании геологических скважин. Кроме того, есть зарубежный опыт в реализации подобных проектов.

Эксперт не удивлен тем, что общественные слушания по строительству ПЗРО, запланированные на 22 декабря, отложены.

"Долгая подготовка к общественным слушаниям вполне объяснима: первый вариант ОВОСа (оценки воздействия на окружающую среду - ред.) был достаточно сильно подредактирован экспертами, они высказали много замечаний. Документ много раз переделывался. Данные добавляли геологи, радиохимики. Думаю, одна из причин нынешнего переноса общественных слушаний - стремление полностью учесть все замечания, ведь, начиная с весны этого года, все лето проводились семинары по обсуждению этого проекта", - сказал Муратов.

В свою очередь, заместитель начальника цеха дезактивации ФГБУ "Петербургский институт ядерной физики им. Б. П. Константинова" Мурат Абдулахатов в беседе с РИА Новости подчеркнул, что пункт захоронения РАО объективно необходим Ленобласти.

Утилизация радиоактивных отходов. Справка >>

"На действующем предприятии, которое мы по старой привычке называем ЛСК "Радон" еще есть некоторый запас по емкости существующего хранилища, но обсуждать и строить принципиально новое сооружение для хранения отходов все равно придется. Технические требования к планируемому хранилищу таковы, что оно будет гораздо безопаснее тех объектов, которые сейчас существуют на ЛСК "Радон", - сказал Абдулахатов.

Важность консенсуса

Абдулахатов убежден, что в обсуждении проекта хранилища важно прийти к согласию между требованиями общественности и нуждами профессионалов.

"Процедура обсуждения проекта хранилища, безусловно, нужна. Во-первых, она продиктована новым законом "Об обращении с РАО", который недавно принят в России. Во-вторых, нельзя строить объекты, связанные с радиоактивными веществами, принимая "келейные", корпоративные решения. Важен консенсус между профессионалами и общественностью. Мнение "зеленых" тоже важно услышать, но оно, с другой стороны, не должно выражаться в форме диктата. Обсуждение - это долгий и сложный процесс, но затягивать его нельзя", - сказал Абдулахатов.

Немаловажным в дискуссии должно быть мнение государственных надзорных и регулирующих органов, таких как Ростехнадзор, которые должны высказать профессиональную и юридически обоснованную оценку этого проекта.

"Рассматривая проект ПЗРО в Ленобласти с точки зрения профессионалов, я не нахожу в нем сведений, которые бы свидетельствовали о том, что в результате строительства этого объекта может значимо измениться экологическая обстановка в Сосновом Бору, и что жителям региона придется испытывать вредное воздействие радиационных факторов, превышающее установленные нормы", - подчеркнул эксперт.

Однако самый сложный момент кроется в том, что во многом обсуждение проекта ПЗРО в регионе, по мнению Абдулахатова, приобрело характер торга.

Захоронение радиоактивных отходов в Сосновом Бору безопасно - эксперт. Подробнее >>

"В обмен на поддержку строительства некоторые стороны, участвующие в дискуссии, начинают предъявлять различные претензии и требования, фактически выбивая для муниципалитета и профессиональных объединений различные преференции. И фразы "Хотят превратить все в ядерную свалку!" - это слова из лексикона, на мой взгляд, не вполне цивилизованных участников дискуссии, которые преследуют несколько иные цели, нежели беспокойство о благополучии родного края", - подчеркнул Абдулахатов.

С другой стороны, Олег Муратов отмечает, что серьезные организации типа "Беллоны" не выступают тотально против этого проекта, а считают, что он необходим. "Они не напрочь все отметают, а делают порой очень ценные предложения", - добавил Муратов.

"На мой взгляд, цивилизованный диалог возможен. В общем-то, значительная часть жителей Соснового Бора профессионально подготовленные люди, и им-то как раз все ясно и про особенности хранилища, и про его безопасность. Не надо торговаться, надо обсуждать и предлагать свои меры по улучшению проекта", - подытожил Абдулахатов.

Этнографический и экологический туризм может стать эффективным средством сохранения самобытности коренных малочисленных народов Мурманской области и экономического развития территорий, где они живут, сообщил член Совета представителей коренных малочисленных народов Севера при правительстве Мурманской области Иван Головин.

Совет подвел итоги своей деятельности за текущий год.

Особое внимание участники заседания уделили вопросу о перспективах развития в Мурманской области этнографического и экологического туризма. Члены Совета считают, что у Мурманской области есть огромный туристский потенциал, который необходимо развивать.

"Проанализировав опыт регионов, где проживают коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, можно с уверенностью сказать, что этнографический и экологический туризм, основанный на традициях, фольклоре и народных промыслах, может стать эффективным средством экономического развития территорий проживания коренных малочисленных народов Мурманской области, сохранения их национально-культурной самобытности", - отметил Головин.

Наиболее многочисленным коренным народом Кольского полуострова являются саамы. Они живут в основном в Кольском, Терском, Ловозерском и Ковдорском районах. По данным переписи населения 2010 года, в области проживают 1,6 тысячи представителей этого народа. Саамы живут на территориях своих предков, стараются сохранять самобытный уклад жизни и собственный язык. Большинство живут родовыми общинами, занимаются оленеводством, рыболовством, народными промыслами.

Ранее в этом году идею развития этнотуризма поддержала и глава региона Марина Ковтун. Она предложила, чтобы туроператоры, имеющие лицензию на этот вид деятельности, занимались бы организационной стороной, а родовые общины могли бы продумать содержание и реализацию таких туров. Это могли бы быть экскурсии в саамские общины, где представители этого народа сохраняют традиции, уклад жизни, народные промыслы.

Возможно, в следующем году в Мурманской области появится фестиваль саамской культуры и особый этнографический праздник.

17 декабря 2012 года Воронеж стал городом-миллионником. Миллионный житель родился в 12.10 мск.

Города, численность населения в пределах городской черты которых превышает один миллион человек, называются городами-миллионерами или городами-миллионниками.

Первые города-миллионеры появились в России в конце XIX века. По результатам первой переписи в России 1897 года в Санкт-Петербурге проживало 1,265 миллиона человек, в Москве - 1,039 миллиона человек.

Только спустя несколько десятилетий к 1967 году в России (РСФСР) появились еще два города-миллионника - Горький (с 1990 года - Нижний Новгород) и Новосибирск.

В 1974 году городов-миллионников в РСФСР стало шесть: Москва, Ленинград (с 1991 года - Санкт-Петербург), Горький, Новосибирск, Куйбышев (с 1991 года - Самара) и Свердловск (с 1991 года - Екатеринбург).

К 1979 году добавились Омск и Челябинск.

К 1989 году в РСФСР к городам-миллионникам присоединились еще пять городов - Казань, Пермь, Ростов-на-Дону, Уфа и Волгоград, в результате их стало 13.

В постсоветское время почти во всех городах-миллионниках России имеет место отрицательный естественный прирост населения.

Так, город Волгоград являлся городом-миллионником в 1989-1998 годах и 2002-2003 годах. На начало 2009 года численность постоянного населения Волгограда составила 981,9 тысячи человек в границах города.

В 2010 году город вновь вернул себе звание миллионника. Для возвращения Волгограду этого статуса был внесен ряд изменений в законодательство Волгоградской области.

11 марта 2010 года был принят областной закон о включении в черту Волгограда ряда населенных пунктов с общим населением около 35 тысяч человек, которые ранее входили в городской округ, но не город. Таким образом, население Волгограда составило 1,015 миллиона человек на 1 января 2010 года.

На 1 января 2011 года в Российской Федерации насчитывалось 12 городов-миллионников: Москва (11,541 миллиона человек), Санкт-Петербург (4,899 миллиона человек), Новосибирск (1,475 миллиона человек), Екатеринбург (1,353 миллиона человек), Нижний Новгород (1,252 миллиона человек), Самара (1,166 миллиона человек), Омск (1,154 миллиона человек), Казань (1,145 миллиона человек), Челябинск (1,131 миллиона человек), Ростов-на-Дону (1,091 миллиона человек), Уфа (1,066 миллиона человек) и Волгоград (1,021 миллиона человек).

В 2010 году из числа городов-миллионников выпала Пермь. Согласно данным Всероссийской переписи населения, проведенной 14 октября 2010 года, в краевом центре проживали 991,17 тысячи человек.

По итогам 2011 года Пермь вернула себе статус города-миллионника. Суммарно естественный прирост населения и миграционный прирост обеспечили Перми увеличение численности населения, которое на 1 января 2012 года составило 1,001 миллиона человек.

В апреле 2012 года к городам-миллионникам присоединился Красноярск.

10 апреля 2012 года в Красноярске родился миллионный житель. Отметку в миллион жителей счетчик населения, установленный на официальном сайте мэрии с 6 апреля, преодолел в 19.40 по местному времени (15.40 мск).

17 декабря 2012 года Воронеж стал городоммиллионником. Миллионный житель родился в 12.10 мск.

Город-миллионник - это особый статус. В советское время города-миллионники имели приоритет в финансировании. С численностью населения были связаны и такие блага, как метрополитен.

В современной России данный статус дает возможность участия в большем числе федеральных программ и проектов, в том числе и общенациональных, и получения увеличенных траншей из федерального бюджета.

Все основные показатели определения бюджетных расходов на решение задач, стоящих перед крупными мегаполисами, рассчитываются исходя из численности жителей. Это и строительство больниц и поликлиник, детских садов, развитие дорожной сети города и линий скоростного транспорта. Некоторые программы на современном этапе реализуются только в городах, число жителей в которых больше миллиона.

Кроме того, статус города-миллионника способствует повышению его инвестиционной привлекательности. Бизнес-стратегии многих солидных компаний рассчитаны исключительно на крупные мегаполисы.

Власти Архангельской области намерены добиться введения 72-часового безвизового режима для пассажиров круизных судов, прибывающих на территорию региона.

"По опыту Санкт-Петербурга, мы обратились к федеральным властям по поводу введения безвизового режима на 72 часа для пассажиров паромов", - сказал губернатор Архангельской области Игорь Орлов на пресс-конференции в пятницу.

Он уточнил, что в настоящее время речь идет о безвизовом режиме для пассажиров, прибывающих в Архангельск и на Соловки. "Есть еще идея с Онегой, но она отдалена от этого направления, в ней разберемся позднее", - добавил И.Орлов.

В Петербурге несколько лет назад по инициативе губернатора Валентины Матвиенко был введен 72-часовой безвизовый режим для пассажиров круизных судов и паромов, прибывающих в северную столицу.

В 2013 г. ОАО «Сокольский ДОК» (г.Сокол, Вологодская обл., входит в ЗАО "Инвестлеспром") намерен увеличить выпуск основных видов продукции, об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении компании.

«В 2013 г. мы планируем выйти на увеличение объемов производства до 420 тыс. м3 по лесопилению, 165 тыс. м3 сухих пиломатериалов, 70 тыс. м3 клееной древесины, в том числе порядка 30 тыс. м3 комплектов домов, что равносильно 45 тыс. м2 жилья», - заявил исполнительный директор комбината Федор Потапенко.

В будущем предприятие рассматривает возможность организации производства пеллет и проведение реконструкции цеха ЦСП. По словам Федора Потапенко, в настоящий момент эти проекты находятся на рассмотрении.

В ближайшее время, в январе 2013 г. на комбинате будет завершен монтаж линии по сборке крупнопанельных конструкций. Возобновление производства данного типа продукции позволит Сокольскому ДОКу выйти с домостроительной продукцией на рынок эконом-класса и участвовать в областных и республиканских программах строительства доступного жилья.

Сегодня, весь технологический процесс производства клееных конструкций в ОАО «Сокольский ДОК» сертифицирован по нескольким стандартам: EN 14080 - для Европы, DIN - отдельно для рынка Германии и JAS 1052 - для Японии. Также проведена добровольная сертификацию и по российскому стандарту «Экоматериал». Это позволяет осуществлять поставки клееной балки в Германию и другие европейские страны (Грецию, Финляндию, Францию, Италию), а также в Японию. Отгружена пробная партия в Китай.

В январе-ноябре 2012 г. объем деревообработки и производства изделий из дерева в Ленинградской обл. вырос на 5,5% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, об этом говорится в полученном Lesprom Network сообщении Петростата. В Санкт-Петербурге этот показатель увеличился на 16,1%.

За 11 мес. текущего года целлюлозно-бумажное производство, издательская и полиграфическая деятельность выросла на 6,5% в сравнении с январем-ноябрем 2011 г., в Санкт-Петербурге – на 31,7%

Заседание Комиссии по вопросам военно-технического сотрудничества с иностранными государствами.

Участники заседания подвели итоги военно-технического сотрудничества России с зарубежными странами в 2012 году, обсудили перспективные направления работы.

В.ПУТИН: Уважаемые коллеги, добрый день!

На сегодняшнем заседании предлагаю подвести предварительные итоги работы за 2012 год. Конечно, поговорим о перспективных задачах, о том, как повысить эффективность нашего военно-технического сотрудничества с другими странами.

В состав нашей комиссии вошёл Сергей Кужугетович Шойгу, вы его хорошо знаете, – Министр обороны Российской Федерации. Он человек опытный, профессиональный. Уверен, активно подключится к нашей совместной работе.

Теперь о результатах как таковых – они позитивные. В текущем году мы выходим на рекордный уровень по экспортным поставкам военной продукции. Их объём превысил 14 миллиардов долларов США, то есть план на год перевыполнен.

При этом хотел бы отметить и качественные изменения в системе ВТС. Наряду с традиционными поставками современных систем вооружения развиваются новые направления деятельности, имею в виду прежде всего совместное производство продукции военного назначения и исследовательские разработки. Такая кооперация с партнёрами позволяет снижать издержки производства, повышать конкурентоспособность нашей продукции и создавать условия для выхода на рынки третьих стран.

Считаю очень важным и тот факт, что мы всерьёз занялись восстановлением своих позиций на рынке услуг по модернизации и ремонту военной (ещё советской) техники. Прежде всего это важно для того, чтобы подтвердить нашу компетенцию, иметь возможность закрепиться на наших традиционных рынках, поучаствовать в ремонтах, модернизации, – это тоже достаточно большой объём заказов.

Всё это позволяет не только сохранить существующий портфель заказов в сфере ВТС, но и рассчитывать на его увеличение. Так, только за текущий год были заключены новые экспортные контракты на сумму свыше 15 миллиардов долларов.

Российские оборонные предприятия получают уверенный задел на будущее, возможность создавать рабочие места и обновлять материально-техническую базу производства, проводить масштабные научно-исследовательские работы и внедрять передовые технологии в свою работу в целом.

Укрепляются позиции нашей страны как одного из ведущих мировых производителей военной продукции специального назначения. Россия, конечно, продолжит сотрудничество со своими традиционными партнёрами в сфере ВТС, но не менее важно для нас выходить на новые рынки, расширять номенклатуру поставок и сервисных услуг.

Мы понимаем, что конкурентная борьба в этом сегменте международного рынка очень высокая, очень серьёзная. И чтобы преуспеть в этой борьбе, мы должны работать на опережение, предоставлять нашим производителям и разработчикам вооружения больше возможностей для демонстрации их научного и технического потенциала, продвигать информацию о новейших российских достижениях на специализированных выставках. У нас уже несколько площадок существуют, работают – и работают достаточно эффективно.

Наши оборонные предприятия демонстрируют свою продукцию примерно на двадцати крупнейших выставках, проходящих в зарубежных странах, а в России, как я сказал, также сложилась своя система востребованных и авторитетных демонстрационных площадок.

Ежегодно мы принимаем до десяти международных форумов, многие из которых получили мировое признание: это авиакосмический салон МАКС и форум «Технологии в машиностроении» в подмосковном Жуковском, военно-морской салон в Санкт-Петербурге и российская выставка вооружений в Нижнем Тагиле.

Конечно, необходимо постоянно повышать уровень организации такого рода мероприятий, последовательно развивать соответствующую инфраструктуру. Проведение выставок – это отличная возможность продемонстрировать реальные позиции и потенциал России как одного из лидеров глобального рынка вооружений, наладить взаимовыгодные контракты со смежными гражданскими отраслями, с отечественными деловыми кругами. И особо отмечу, что такая работа должна помочь в деле военно-патриотического воспитания наших граждан, особенно молодёжи.

Предлагаю сегодня подробно обсудить шаги по реализации наших предложений нашим партнёрам по развитию выставочной деятельности. Нужно уметь, как говорится, показать товар лицом, а значит, расширить наши возможности в сфере военно-технического сотрудничества. Давайте все эти вопросы обсудим.

Гильдия управляющих и девелоперов и компания GVA Sawyer исследовали инвестиционную привлекательность недвижимости в крупных городах России в 2012 году, в том числе и в Красноярске.

В исследовании приняли участие более 80 экспертов из различных отраслей, связанных с недвижимостью. Это застройщики, девелоперы, консультанты, оценщики, банки, инвестиционные фонды, брокерские, риелторские и управляющие компании, архитекторы и другие. В рамках проекта было изучено современное состояние рынка: особенности регионов, их потенциал и перспективы, динамика ставок, цена продаж.

Как следует из результатов исследований, в Красноярске, как и в столичных города - Москве и Санкт-Петербурге, жилая городская недвижимость является одним из наиболее привлекательных сегментов для инвестиций. Эксперты рекомендуют вкладываться в торговые центры районного и микрорайонного масштаба, городскую недвижимость бизнес-класса и эконом-класса. Качественная офисная и складская недвижимость, напротив, наименее перспективны для вложений в Красноярске.

Экспертам также был задан вопрос о краткосрочных ожиданиях на рынке недвижимости, то есть прогнозируют ли они изменения в арендных ставках и в цене недвижимости в будущем. Эксперты считают, что в ближайшее время не стоит ожидать роста цен на офисном рынке Красноярска, а также Новосибирска, Челябинска и Волгограда. Темпы роста в пределах инфляции ожидаются на торговую, складскую, жилую городскую и загородную недвижимость Красноярска.

Что касается других крупных городов, то картина инвестиционной привлекательности недвижимости выглядит так. Жилая городская недвижимость также является одним из наиболее привлекательных сегментов в Нижнем Новгороде, Казани, Перми, Омске, Самаре, Ростове-на-Дону, Краснодаре. В загородное жилье советуют инвестировать в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Самаре, Омске, Краснодаре, в торговую недвижимость – в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Уфе, Перми, Омске, Новосибирске, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону. Офисная недвижимость наиболее перспективный сегмент в Казани и Челябинске, а складская недвижимость – в Перми.

Калининградский межрайонный природоохранный прокурор требует взыскать с МУП «Гурьевский водоканал» около 700 тысяч рублей в качестве возмещения ущерба, причиненного от сброса в реку Преголя неочищенных сточных вод. Об этом «ФедералПресс» сообщили в пресс-службе прокуратуры.

Водоснабжение и водоотведение поселка Родники осуществляется МУП ЖКХ « Гурьевский водоканал» в соответствии с договором на обслуживание от 2010 года. В связи с деятельностью предприятием осуществляется водоотведение сточных и хозяйственно-бытовых вод поселка Родники и последующий сброс этих вод в реку Преголя.

Прокурорской проверкой выявлено, что данные сбросы нечистот в реку производятся предприятием без какой-либо предварительной очистки, несмотря на то, что сброс хозяйственно-бытовых и сточных стоков предусмотрен при условии функционирования очистных сооружений, непосредственно перед сбросом. При этом в сточных водах, сбрасываемых предприятием в водный объект, значительно превышена концентрация ПДК по многим показателям.

Кроме того, решение о предоставлении водного объекта для сброса сточных вод в пользование предприятию уполномоченным органом не принималось, разрешение на сброс загрязняющих веществ не выдавалось.

В ГД ВЫСТУПАЮТ ЗА ЗАПРЕТ ПРОДАЖИ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИХ НАПИТКОВ

Комитет Госдумы по охране здоровья разрабатывает соответствующие поправки в регламент о пищевой продукции. Под запрет могуть попасть и коктейли

Комитет Госдумы по охране здоровья разрабатывает поправки в регламент о пищевой продукции, которыми будут запрещена продажа спиртных энергетических напитков и коктейлей. Об этом автор инициативы, глава комитета Сергей Калашников, сообщил РИА Новости.

В Госдуме находятся несколько региональных инициатив, которые предусматривают запрет на продажу энергетиков со спиртным и продажу любых энергетических напитков несовершеннолетним. Комитет предлагает упорядочить названия таких напитков, сообщил Калашников. "Под них необходимо сделать специальный регламент, и, если они не будут отвечать требованиям безопасности пищевой продукции, такие напитки следует изъять из продажи", - сказал законодатель.

Могут быть запрещены к продаже, по мнению главы комитета Госдумы, энергетики с содержанием вредных для организма веществ химического или растительного происхождения. К настоящему времени такой законопроект не разработан, подчеркнул Калашников и добавил, что в феврале планируются парламентские слушания на эту тему. Калашников не исключает, что поправки, регламентирующие вопросы безопасности пищевой продукции и запрещающие продажу энергетиков и спиртных коктейлей, могут быть приняты ГД в весеннюю сессию.

На рассмотрение Госдумы неоднократно вносились законодательные инициативы о запрете на энергетические напитки. Один из таких документов поступил в Госдуму в июне 2011 года, но так и не был принят. Со схожей инициативой выступали, среди прочих, депутаты из Архангельска. Законодательное собрание этого города в сентябре 2012 года предложило сделать незаконной на федеральном уровне продажу слабоалкогольных напитков (пива и алкогольных коктейлей). Автор законодательной инициативы архангельский депутат Виктор Заря подчеркивал, что "этот вопрос касается здоровья нации". Идею Зари раскритиковал, в частности, член комитета Госдумы по экономической политике и предпринимательству Виктор Звагельский. Он считает перспективы введения в РФ "сухого закона" нулевыми, потому что запрет мгновенно вызовет недовольство большинства россиян.

ОБЩЕСТВЕННАЯ ПАЛАТА: ДОРОЖЕ ВСЕГО ЖИТЬ В ХАБАРОВСКЕ

В итоге говорить о среднем классе можно только в Москве, где есть возможность работать не только на собственные расходы, заключили в Общественной палате

Хабаровск - самый дорогой город для жизни, говорится в докладе Общественной палаты.

Далее в порядке убывания расположились Екатеринбург, Красноярск и Москва. Самые доступные цены - в Уфе, Омске и Воронеже.

К таким выводам пришли эксперты ОП, проводившие мониторинг цен на социально значимые продукты питания в сетевых магазинах низкой ценовой категории. Они подчеркивают, что их данные отличаются от данных Росстата в худшую сторону. В этом году в традиционный перечень было также решено включить цены на основные лекарства, стоимость коммунальных услуг и стоимость владения автомобилем. К примеру, разница цен на лекарства в Хабаровске по сравнению с другими регионами достигает 30%. Доля жилищных услуг в Уфе составляет 4,3% от среднего дохода граждан, в Хабаровске - 10,3%. Содержать автомобиль дороже всего в Санкт-Петербурге. В ноябре расходы на эти цели составили 4 394 рубля.

Член Общественной палаты Михаил Попов отмечает, что для исследователей стало новостью то, что в стране нет мониторинга расходов ЖКУ, нет единого реестра норм потребления, то есть каждый муниципалитет устанавливает их самостоятельно.

Подводя итоги исследования, Попов заключает, что гражданское общество и средний класс пока есть только в Москве, где жители "имеют возможность работать не только на собственные расходы". "В Москве у людей остается почти 2/3 зарплаты. И здесь можно говорить о среднем классе горожан. Возможно, именно это и стало причиной роста политической активности в нашей столице. В других же городах, даже в Санкт-Петербурге, мы такой закономерности не видим", - подчеркивает Попов. Ранее схожие выводы делал глава ВЦИОМ Валерий Федоров.

Мониторинг цен на социально значимые продукты питания ОП проводится с 2010 года.

В ВОРОНЕЖЕ РОДИЛСЯ МИЛИОННЫЙ ЖИТЕЛЬ

Им стал мальчик, четвертый ребенок в семье

Воронеж вошел в число российских городов-миллионников. В 12:10 по местному времени в областном перинатальном центре родился миллионный житель Воронежа. Об этом губернатор Воронежской области Алексей Гордеев сообщил на заседании президиума регионального правительства, сообщает пресс-служба областного кабинета министров.

Вес мальчика составил 3 килограмм 350 грамм, рост - 54 сантиметра. У матери - жительницы Воронежа Светланы Лопыревой - это четвертый ребенок.

Губернатор поздравил всех с рождением миллионного жителя и напомнил: "Для нас это не только новые перспективы, но и новая ответственность. Он призвал всех "сделать Воронеж городом растущих возможностей и успешных людей". Глава региона выразил уверенность, что малыша в Воронеже ждет прекрасное будущее.

Правительство и социальные службы Воронежской области начали вести мониторинг численности населения Воронежа в сентябре 2012 года, сообщал 6 декабря Гордеев. Тогда же губернатор напомнил, что с получением статуса города-миллионника Воронеж автоматически будет иметь определенные преимущества. Это, по словам Гордеева, и новые возможности во взаимоотношениях с федеральным властями, и право претендовать на строительство крупных инфраструктурных объектов.

До рождения миллионного жителя Воронежа в список российских городов-миллионников входили Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Новосибирск, Самара, Казань, Нижний Новгород, Омск, Ростов-на-Дону, Челябинск, Уфа, Пермь, Волгоград и Красноярск.

Россия. ЦФО > Госбюджет, налоги, цены > bfm.ru, 17 декабря 2012 > № 714229

ЧЕЙ ИНТЕРНЕТ БРАТЬ БУДЕТЕ?

Раньше при въезде в новую квартиру первым делом запускали в нее кошку. Теперь - проводят Интернет. Оно и понятно. Жить без социальных сетей, электронной почты, новостей и прочих необходимых современному человеку вещей довольно затруднительно даже несколько дней.

Проблема, с которой наверняка сталкивались люди, часто меняющие жилье - неразбериха с интернет-провайдерами. Какие-то компании заботливо обклеивают своими объявлениями весь подъезд, подкладывают рекламу под дверь, звонят и предлагают свои услуги. Другие молчат как партизаны - узнать об их присутствии в районе и конкретном доме довольно затруднительно.

Предположим, бросаться в объятия первому попавшемуся провайдеру не хочется. Даже в Москве у всех разные условия и цены. Второе даже менее важно, чем первое - высокая рыночная конкуренция постепенно заставляет всех провайдеров "выравниваться" друг под друга. А вот с первым стоит разобраться.

Каждый из нас уже имеет кое-какой опыт общения с теми или иными поставщиками Интернета. Найти "своего" провайдера очень важно. Никому не хочется тратить время и нервы на выяснение отношений с тем подрядчиком, которому уже не доверяешь. Разными могут быть и скорости. Кому-то хватает высокой входящей, кому-то нужен широкий канал в оба направления. Не все столичные операторы одинаково щедры с клиентами.

В общем, чтобы не бегать по всем сайтам подряд, сравнивая скорости, цены, условия подключения и прочие нюансы, проще зайти на один единственный ресурс: 101интернет.рф. Запомнить название с говорящим "за себя" кириллическим написанием совсем не сложно, а найти там можно все, что нужно в нашем случае.

Об этом каталоге интернет-провайдеров знают не все, хотя у проекта очень благородная миссия: "помощь в выборе доступного, быстрого и удобного интернет-канала для дома, офиса, коттеджа".

С момента появления в России широкополосного Интернета количество провайдеров, предоставляющих доступ в сеть, увеличилось в сотни раз. В одной только Москве их около 350, а в других городах России цифровые услуги тоже развиваются стремительно и насчитывают тысячи операторов связи. Все эти компании представлены на 101интернет.рф.

Разобраться в бесконечной череде интернет-провайдеров, громадном количестве тарифов, опций, акций, дополнительных услуг, вариантах оплаты непросто, поэтому идея собрать всю информацию в одном месте кажется вполне рабочей. Основатели проекта начинали с Москвы, затем собрали данные по Санкт-Петербургу, а потом дошли и до каталога всех провайдеров Российской Федерации. Каталог регулярно обновляется. То есть, практически в любом городе, районе и доме, где работает хотя бы один провайдер, можно найти вариант с доступом в Интернет.

С недавнего времени на этом же сайте также можно найти информацию о цифровом телевидении, ip-телефонии, различных услугах для бизнеса. Но главное все-таки то, что любой пользователь может совершенно бесплатно найти провайдера по домашнему адресу. Неуверенным в своих знаниях по вопросу можно воспользоваться "народным рейтингом провайдеров", который составляется на основе пользовательских отзывах и также размещен на 101интернет.рф.

СРЕДНЯЯ СТОИМОСТЬ ОСНОВНЫХ ПРОДУКТОВ СОСТАВИЛА 2882 РУБЛЯ

Дороже всего продукты обходятся жителям Хабаровска (3606 рублей), а дешевле всего - жителям Нижнего Новгорода (2441 рубль)

Средняя стоимость основных продуктов питания в крупных городах России в ноябре этого года составила 2882 рубля, сообщает Общественная палата России, передает РИА Новости. В такую цену в среднем обходится набор продуктов, в который входят нарезной батон, сливочное и растительное масло, борщевой набор, творог, яйца, говядина, свинина и курица. В мае средняя стоимость такого набора составляла чуть более 2200 рублей.

Дороже всего продукты обходятся жителям Хабаровска (3606 рублей), а дешевле всего - жителям Нижнего Новгорода (2441 рубль). В Москве, согласно мониторингу, стоимость набора продуктов равняется 2828 рублям. Средняя стоимость набора лекарств, куда входят основные препараты, в ноябре составила 1664 рубля. В апреле его стоимость составляла 1600 рублей. Дороже всего лекарства обходятся опять же жителям Хабаровска (1906 рублей), а дешевле всего - жителям Самары (1572 рубля). В набор таких лекарств стоит 1638 рублей, а в Санкт-Петербурге - 1596 рублей.

Средняя стоимость обслуживания автомобиля составила 3908 рублей против 3660 рублей в апреле. Дороже всего машина обходится петербуржцам - 4394 рубля, а дешевле всего ставропольцам - 3631 рубль. В Москве средняя стоимость содержания автомобиля составила 4067 рублей. Стоимость жилищно-коммунальных услуг в ноябре в среднем составила 3941 рубль против 3100 рублей в апреле. Дороже всего жилищно-коммунальные услуги в Хабаровске - 6686 рублей, а дешевле всего - в Уфе - 2814 рубля.

SETL GROUP ИНВЕСТИРУЕТ В IV ОЧЕРЕДЬ MORE 5 МЛРД РУБЛЕЙ

Стройкомпания объявляет о заключении договора с ЗАО "Балтийская жемчужина" договора субаренды на участок площадью 31,4 тысяч кв. метров для строительства 4-ой очереди жилого комплекса MORE (Санкт-Петербург)

Стройкомпания Setl City (входит в Setl Group) объявляет о заключении договора с ЗАО "Балтийская жемчужина" договора субаренды на участок площадью 31,4 тысяч кв. метров для строительства 4-ой очереди жилого комплекса MORE (Санкт-Петербург).

Общий объем инвестиций в строительство четвертой очереди оценивается в 5,2 млрд рублей. На участке планируется построить четыре 20-этажных и три 5-этажных кирпично-монолитных жилых дома общей площадью около 66 тыс. кв. метров.

Начало строительства запланировано на лето 2013 года, завершение - на середину 2015 года.

Общая площадь всего проекта "Балтийской недвижимости" составит 285 тыс. кв. метров. Жилье будет располагаться на участках суммарной площадью 20 га.

ЗАО "Балтийская жемчужина" является дочерней компанией "Шанхайской заграничной объединенной инвестиционной компании" в Санкт-Петербурге. Она учреждена пятью крупнейшими шанхайскими корпорациями: "Шанхайской индустриальной инвестиционной компанией", корпорацией Brilliance Group, международным холдингом Jin Jiang, шанхайской Greenland Group и Евро-Азиатским центром развития Europe Asia.

Министерство промышленности и торговли направило в правительство материалы по вопросу «О развитии автомобильной промышленности в условиях вступления России в ВТО». Согласно письму, одной из проблем автопарка сегодня является высокий средний возраст автомобилей. Большая часть автопарка нуждается в обновлении, поэтому ведомство предложило вернуть программу по утилизации старых машин, сообщает газета «Известия».

По данным источника, в ведомстве уже приступили к разработке проекта соответствующего проекта постановления. Однако о точные суммы выплат пока не называются.

«На сегодняшний день созданы все предпосылки для создания полноценной системы рециклинга автомобильной техники в РФ. Посредством взимания утилизационных сборов появилась возможность формирования источника средств, аккумулируемых в федеральном бюджете для дальнейшего софинансирования создания необходимой инфраструктуры, обеспечивающей обращение с отходами, образовавшимися в результате утраты колесными транспортными средствами своих потребительских свойств», — пояснили изданию в пресс-службе Минпромторга.

В Санкт-Петербурге группа компаний "Дакар" открыла крупнейший в регионе центр по продаже и обслуживанию автомобилей Lada - автосалон "Фаворит на Бухарестской".

Площадь дилерского центра – 4 300 квадратных метров. Шоу-румы, расположенные на двух уровнях, занимают более 1 000 квадратных метров и представляют весь модельный ряд автомобилей Lada. Есть в салоне и специальная услуга – удаленное урегулирование убытков при ДТП: с места аварии клиент может отправиться на станцию "Фаворита", там его автомобиль примут в ремонт, а специалисты по урегулированию убытков решат все вопросы со страховой компанией.

Как сообщил вице-президент по продажам и маркетингу АвтоВАЗа Артем Федосов: открытие центра – еще один шаг навстречу потребителям. Автосалон такого уровня сервиса свидетельствует, что дилерская сеть Lada развивается не только количественно, но и качественно.

Напомним, что с начала этого года в 24 городах России начали работать 29 новых дилерских центров Lada и еще 9 автосалонов откроется до конца декабря. Такое развитие дилерской сети Lada, возможно, связано с будущем увеличением маржи, которую дилеры смогут получать на продажах новых автомобилей.

Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) обнародовал данные о том, сколько россиян пользуются Интернетом и какие покупки чаще всего совершаются в Сети. Так, на сегодняшний день 53% россиян пользуются Интернетом, причём 39% - ежедневно. Среди них - высокообразованные (57%) молодые (71%) респонденты.

Хоть раз свершали покупки в Интернете 29% опрошенных москвичей и жителей Санкт-Петербурга (46%) в возрасте от 25 до 34 лет (35%). Самыми популярными товарами являются одежда и обувь (12%), электронные гаджеты (7%), мелкая и крупная бытовая техника (6% и 4% соответственно), книги, журналы, аудио- и видеопродукция (5%), авиа- и железнодорожные билеты и путёвки (5%), косметика (5%), товары для дома (3%), украшения (3%). Очень маленьким спросом в Сети пользуются билеты в кино, театры и на концерты (по 2%), продукты питания и мебель, цветы и спортивные товары (по 1%).

За последние три месяца те россияне, которые совершают покупки в Интернете, потратили около 6 500 рублей (это вдвое больше, чем год назад).

Инициативный всероссийский опрос ВЦИОМ проведён 6 и 7 октября 2012 года, было опрошено 1600 человек в 138 населённых пунктах в 46 областях, краях и республиках России.

13 декабря петербургская биотехнологическая компания Sequoia genetics, входящая в Группу компаний Алкор Био, представила проект «Персонализированная геномная диагностика» на международной конференции «Здоровье и технологии 2012: трансформация возможностей» (Health and Technology 2012: Opportunities in Transformation) в Москве. Конференция прошла под патронатом Фонда «Сколково», в ней приняли участие представители научного, медицинского и бизнес-сообществ России и США, сообщает пресс-служба Алкор Био.

Как отметил Александр Павлов – участник конференции, руководитель проекта «Персонализированная геномная диагностика» компании Sequoia genetics, в рамках симпозиума, в числе прочих, обсуждались вопросы внедрения цифровых технологий в медицинскую практику. К примеру, в ходе обсуждения этой темы с американскими коллегами выяснилось, что даже в такой развитой стране, как США существуют большие проблемы с внедрением цифровых технологий в систему здравоохранения, в частности, до сих пор далеко не во всех медучреждениях этой страны введены электронные карточки пациентов.

Насколько цифровая революция быстро проникнет в медицину, которая является одной из наиболее консервативных областей человеческой деятельности, и какие модели коммерциализации новейших разработок в сфере цифровой медицины на сегодняшний день являются наиболее эффективными – вот вопросы, которые сегодня действительно волнуют участников этого рынка. А технологии в данной сфере могут быть самыми разными: информационные системы; мобильные диагностические устройства; крупномасштабные решения в системе здравоохранения, которые интегрируют различные платформы.

Кроме этого одним из ключевых вопросов, обсуждавшихся на конференции в Москве, стал вопрос о распределении рисков в ходе внедрения новых технологий в медицинскую практику: до сих пор нет ясного решения вопроса о том, кто должен оплачивать масштабные и, кстати, очень дорогостоящие клинические исследования - сами разработчики и предприниматели, либо некие бизнес-ангелы, которые объединяют клинику и бизнес и берут на себя эти риски.

«Для меня, как разработчика, было полезно познакомиться с участниками этого рынка, а также провести предварительные переговоры на предмет сотрудничества. В ходе конференции несколько компаний проявили большой интерес к нашей разработке, и, в свою очередь, несколько проектов привлекли мое внимание, поскольку в перспективе было бы интересно привлечь их авторов к нашей разработке, чтобы обогатить ее возможности», - подытожил Александр Павлов.

Москва, центр...

Владимир Кожин: «Цель не в том, чтобы выгнать из Москвы всех чиновников и парламентариев. Это ведь не кубики передвинуть. Речь о системе управления страной»

Где разместится правительственный квартал, какая судьба уготована Дому правительства и парламентскому центру, что ждет в Петербурге судей Верховного и Высшего арбитражного судов и о прочих деталях «великого переселения» власти в интервью «Итогам» рассказывает управляющий делами президента РФ Владимир Кожин.

— Владимир Игоревич, недавно вы заявили, что Управделами поручено проработать вопрос создания «правительственного квартала в рамках существующей Москвы». Означает ли это отбой планам переноса за МКАД федеральных органов власти?

— Нет, никто эти планы не отменял. Оба проекта развиваются параллельно. Что касается так называемого правительственного квартала, то, по сути, он уже существует. Давайте посмотрим на тот район, в котором мы сейчас с вами находимся, — территорию между Красной, Старой и Лубянской площадями, улицами Варварка и Ильинка. В комплексе зданий на Старой площади располагается администрация президента. Рядом Министерство финансов, Федеральное казначейство, Росимущество, Минтруд, Управление делами президента, Центризбирком, Министерство промышленности и торговли. Чуть дальше, но тоже довольно близко — Минтранс, МЧС, ФСБ... Эта ситуация сложилась исторически. Как говорится, сам бог велел сделать здесь «административный Сити». Идея состоит в том, что к размещенным здесь федеральным структурам добавится еще примерно столько же. Подчеркиваю, никто не говорит о том, чтобы сконцентрировать на этом пятачке все органы власти. Это невозможно, да и не нужно. Речь идет лишь о некоторых ключевых министерствах и ведомствах. Где сегодня происходит больше всего совещаний? В Минфине и в Минэкономразвития. Там практически каждый час проводятся какие-то межведомственные мероприятия. И постоянно происходит перемещение чиновников из одного здания в другое. Если они будут располагаться в шаговой доступности, отпадет необходимость постоянного переезда. Что явится в том числе весомым вкладом в решение транспортных проблем города.

— Кого же в таком случае будут «выселять» из Москвы?

— Если вы возьмете список федеральных органов власти, то увидите, что он довольно обширен: двадцать министерств, десятки служб и агентств. И значительная их часть может быть перемещена в новую Москву. Речь идет о тех органах, которые не являются, есть такой термин, оперативными службами. Такие, например, как Роспечать, Росархив, Роструд, Ростуризм и так далее. Они отвечают за очень важные, нужные направления, но эта работа не требует постоянных передвижений по городу.

— То есть возникнут два административных центра — в старой Москве и на присоединенных землях?

— Возможно. Сейчас мы готовим экономическое обоснование. Окончательные решения будут приняты, когда мы все подсчитаем.

— Какое место в этом сценарии займет Дом правительства?

— Этот вопрос тоже пока в стадии расчетов. Возможно, штаб-квартира правительства переедет в новую Москву. Возможно, останется на прежнем месте.

— А где будет парламентский центр?

— Надеюсь, решение будет принято уже в ближайшее время. Свои соображения по поводу переезда в новую Москву высказали, вы знаете, и сенаторы, и депутаты Госдумы...

— Соображения известные: никто не хочет уезжать за МКАД.

— Да, соображения известны. Но ведь цель не в том, чтобы выгнать из Москвы всех чиновников и парламентариев. Могут быть и компромиссные решения. Какая-то часть органов власти переедет в новую Москву. Какая-то часть останется здесь. Задача очень сложная, с огромным количеством неизвестных. Это ведь не кубики передвинуть. Речь идет о системе управления страной. Прежде чем отрезать, нужно семь раз отмерить.

— У нас, увы, часто бывает наоборот. Есть, кстати, мнение, что именно так реализуется и идея расширения Москвы.

— Не могу с этим согласиться. Предложение Дмитрия Анатольевича было очень своевременным. Это не какая-то начальственная прихоть и не наше ноу-хау: все мегаполисы мира развиваются за счет втягивания в свою орбиту близлежащих территорий. Вы сами видите, что город задыхается. Виноваты все. И бизнес, который строил бесчисленные торговые и офисные центры, не обращая внимания на то, как это отражается на дорожной ситуации. И местные власти, которые разрешали такое строительство. И расхлебывать эту кашу тоже придется всем вместе. Если кто-то думает, что стоит президенту принять какое-то умное решение, как тут же наступит царствие небесное, то сильно ошибается.

— Нетрудно предсказать, что в коридорах власти развернется ожесточенная лоббистская борьба за право остаться в старой Москве. Ибо выселение будет означать понижение в статусе.

— Ну что значит борьба? Кто с кем будет бороться? Все-таки люди, которые приходят на госслужбу, принимают на себя определенные обязательства и подчиняются определенным правилам. Конечно, всегда кто-то чем-то недоволен. Так уж мы устроены. Но когда президент принимает решение, все обязаны его выполнить. Если кто-то не согласен, у него есть замечательный выход. Он может просто сменить место работы.

— Правительственный квартал — дорогое удовольствие?

— Нет, этот проект не потребует больших средств. На том пятачке, о котором я говорил, практически отсутствует жилая застройка. Располагается здесь, допустим, какой-то банк. Ему будет предложен обмен. В этом здании разместится правительственное учреждение, а банк переедет туда, где был орган власти. Думаю, никто не будет в обиде, потому что практически все наши федеральные штаб-квартиры находятся в историческом центре Москвы. Другой вариант — компенсация владельцу помещений и, соответственно, продажа здания, которое занимал соответствующий орган власти. Вот, собственно, и вся схема. Какие-то социально значимые объекты, безусловно, останутся. Никто, скажем, не собирается изгонять отсюда рестораны и кафе. Наоборот, они будут еще больше востребованы.

— Концентрация служебных автомобилей в этой точке города неизбежно резко повысится. Как думаете решать проблему?

— По нашим расчетам, здесь возникнет пешеходная зона. Служебная машина потребуется, условно говоря, утром (приехать) и вечером (уехать). Пока не могу сказать, какие конкретно улицы будут закрыты для транспорта: работа над проектом находится в начальной стадии. Сегодня мы совместно с мэрией производим детальный анализ этого пятачка. Но уже сейчас можно сказать, что все близлежащие улочки-переулочки — Большой Черкасский, Малый Черкасский, Старопанский и так далее — не приспособлены для транспорта. И с большой вероятностью станут пешеходной зоной.

— Предполагается ли обособление правительственного квартала от остальной части города?

— Нет, конечно. Никто не собирается обносить правительственный квартал забором.

— Однако один забор — вокруг администрации президента — здесь уже появился.

— Во-первых, мы постарались воссоздать первоначальный исторический облик этого места. Когда-то было именно так. Во-вторых, в какой-то мере это, конечно, и элемент безопасности. Но лишь на случай чрезвычайной ситуации. В обычной жизни это никому не мешает. Все, по-моему, уже успокоились по этому поводу, перестали кричать, что там ни пройти, ни проехать. Пожалуйста: все проходят и проезжают, никаких проблем. Больше, повторяю, никаких заборов не появится. Правительственный квартал будет абсолютно открытым.

— Министры будут ходить друг к другу в гости, смешиваясь с уличной толпой?

— Это нормальная практика. И сегодня, если вы в хорошую погоду подойдете к Минфину, то увидите много известных лиц, передвигающихся, что называется, на своих двоих. Я и сам при случае с удовольствием хожу пешком. Чтобы добраться из Управделами до того же Минфина на автомобиле, требуется сделать огромный круг, а без машины это занимает пять минут.

— По слухам, в этом районе можно спокойно перемещаться из здания в здание и не выходя на улицу.

— Это все сказки. Нет тут ни потайных ходов, ни подземных трамваев.

— И не предвидится?

— И не предвидится.

— Ну а судьба пустыря на месте гостиницы «Россия» наконец-то определилась?

— Пока нет. Это как раз-таки лежит в комплексе вопросов, связанных с созданием правительственного квартала. Предложения, которые звучали, вы прекрасно знаете.

— Одним из них было, помнится, построить здесь парламентский центр. Оно по-прежнему актуально?

— Этой темой, как вы знаете, занималась комиссия Госдумы во главе с Владимиром Ресиным. В итоге они выбрали порядка пяти вариантов размещения. Один из них — этот пустырь.

— Но президент, как известно, видит здесь просто парк.

— Президент высказал свои соображения. Окончательного решения, повторяю, нет. Но если парк, то какой парк? Просто деревья, газоны и травка? Наверное, не так много у нас в Москве и стране подобных мест, чтобы ограничиться зелеными насаждениями. Если парк, то парк, соответствующий этому месту. Уникальный парк. Есть разные мысли на сей счет. Очень интересный проект предлагает, например, Министерство культуры. Но пока все это на уровне идей.

— Спорили по этому поводу с президентом?

— С президентом не спорят, президенту предлагают. И получают от него либо согласие, либо другие поручения. Но предлагать и доказывать свою правоту, я считаю, оправданно и уместно. Если в чем-то уверен, то стараюсь так и делать.

— Рядом, на Красной площади, разворачивается еще один проект государственного масштаба — комплекс «Музеи Московского Кремля». Как здесь продвигается работа?

— Могу открыть маленькую тайну: уже к следующему параду Победы мы планируем снять все баннеры, закрывающие здание Средних торговых рядов. И все увидят его изначальный, исторический облик, таким, каким оно было 100 лет назад. Практически сразу же после Октябрьской революции, когда здесь стали располагаться различные советские учреждения, фасады начали переделываться и перекрашиваться. Они восстанавливались по историческим материалам, иконографике. Результат вы сможете оценить 9 Мая. Уверен, что не будете разочарованы.

— А что будет за фасадами?

— А за фасадами через несколько лет появится современный многофункциональный музейно-культурный центр. В первую очередь, конечно же, речь идет о музейных экспозициях. Не секрет, что сегодня выставлено не более трети тех реликвий, которыми располагают музеи Кремля. Музейный комплекс в стенах Средних торговых рядов полностью решит эту проблему. Раритеты, пылящиеся в запасниках, разместят в новых выставочных залах. Кроме того, там будут детский музейно-образовательный центр, помещения для выставочных и культурных мероприятий, для научной работы, зона общественного питания. Во внутреннем дворе появится атриум. Концепция реконструкции утверждена, с начала будущего года приступаем к ее реализации.

— Внутри кремлевских стен что-то поменяется в связи с этим проектом?

— Переезд музейных запасников на Красную площадь позволит освободить и открыть для посетителей целый ряд помещений. В том числе, например, всю колокольню Ивана Великого. Вот, пожалуй, и все изменения. Что касается облика Кремля, то могу заверить, что никаких перестроек — ни в связи с этим проектом, ни в связи с какими-то другими — не планируется. Это памятник, находящийся под охраной ЮНЕСКО. Нам очень часто напоминают об этом различные блогеры и общественные деятели. Но мы и без них об этом прекрасно помним.

— Кстати, те же общественные активисты бьют тревогу по поводу Александровского сада. И в самом деле: зачем понадобилось вырубать вековые липы?

— Ситуация очень простая. Специалисты-дендрологи дали заключение: большая часть деревьев больна, многие вообще сгнили изнутри. Внешне они могут выглядеть великолепно, но подует ветер, и эти красавцы начнут падать на головы людям. Поэтому было принято решение: убрать старые, больные растения и высадить на их месте молодые саженцы... Одна из претензий, которые нам предъявляют: почему не провели слушания, не посоветовались с общественностью? Исхожу из простого принципа: каждый должен заниматься своим делом. Мы благодарны всем, кто искренне беспокоится по поводу состояния сада. Но, поверьте, мы беспокоимся не меньше. Что же до крикунов и кликуш, то убеждать их, боюсь, бесполезно. Приходилось слышать такую «версию»: деревья срубили, чтобы продать древесину и на этом заработать. Или чтобы удобнее, мол, было подавлять уличные протесты. Ну как это можно комментировать? Бред сивой кобылы.

— Когда решался вопрос о переезде в Санкт-Петербург Конституционного суда, вы твердо заявили, что планов по переселению на берега Невы других органов власти нет. Планы изменились или вы были тогда не вполне искренни?

— Я не пытался лукавить. Да, буду откровенен: то, что Конституционный суд это еще не все, мне было понятно уже тогда. Но предложений и идей может быть много, а решение — только одно. Решения на тот момент не было, и было совершенно не ясно, когда оно может появиться. Через пять лет, через десять или через двадцать.

— А что помешало принять его тогда же и переселить разом всю судебную власть?

— В первую очередь, конечно, финансовый вопрос. Во-вторых, территориальный — где разместить. Его тоже было непросто решить, мы достаточно долго искали место.

— «Набережная Европы» — это окончательный вариант?

— Думаю, да. Других вариантов, во всяком случае, нет. На наш взгляд, это оптимальный выбор. На площади, где до недавнего времени реализовывался девелоперский проект ВТБ, планируется разместить три штаб-квартиры — Верховного, Высшего арбитражного судов и Судебного департамента при Верховном суде. Кроме того, размеры этой территории — порядка 10 гектаров — позволяют построить служебное жилье для сотрудников аппаратов. Из предыдущего проекта там сохранится и будет построен Дворец танца Бориса Эйфмана.

— А что за Дворец правосудия появится на Стрелке Васильевского острова?

— Речь идет об историческом здании Биржи. Некоторые ваши коллеги писали, что там разместятся какие-то судебные учреждения, это неверно. Здание Биржи мало подходит для этих целей. Это один большой зал и небольшое количество вспомогательных помещений. Мы планируем сделать здесь зал-трансформер — красивый, исторический, но при этом оснащенный по последнему слову техники, — в котором судейское сообщество сможет проводить собрания любого формата. Съезды, конференции, симпозиумы. А поскольку проходить они будут, наверное, не каждый день, то Дворец правосудия может использоваться и в интересах города — для каких-то крупных мероприятий.

— В какой стадии находится решение вопроса о переезде судов?

— Распоряжением главы государства создана специальная рабочая группа, мы практически в ежедневном режиме занимаемся экономическими расчетами. Принимаем документацию от ВТБ, выясняем, что они уже сделали, сколько потратили, что за здания хотели построить, насколько эти здания подходят для нашего проекта... Надеюсь, до конца года у нас будут цифры по каждому сегменту переезда и мы положим их на стол президенту. Сколько и куда нужно вложить, каков фронт работ и за какой срок мы сможем с ним справиться. Предварительные оценки я уже озвучил: 50 миллиардов рублей и два с половиной года.

— Конституционные судьи, помнится, без восторга отнеслись к идее переезда. Сегодня особого ропота не слышно. Положительный пример КС сыграл свою роль или дело в укреплении вертикали?

— Конечно же, первое. Мы действительно столкнулись с огромным нежеланием судей Конституционного суда и работников аппарата переезжать в Петербург. Я тогда сам провел для судей экскурсию по Петербургу. В буквальном смысле. Мы ехали в автобусе, я сидел на месте экскурсовода и говорил: «Уважаемые коллеги, вот здание Сената, здесь вы будете работать. А вот здесь вы будете жить...» Знаю, что между судьями высших судов идет сегодня интенсивный обмен информацией. Будущие переселенцы выезжают в Санкт-Петербург, советуются со своими коллегами из КС, смотрят, какие у них условия для работы и жизни. Все правильно: лучше один раз увидеть, чем сто услышать.

Андрей Камакин

Россия > Внешэкономсвязи, политика > itogi.ru, 17 декабря 2012 > № 713695 Владимир Кожин

Бери шинель, иди домой!

В реформируемой военной медицине здоровье стало стоить дешевле квадратного метра недвижимости

Выполняя приказ бывшего министра обороны Сердюкова, к 1 декабря почти все госпитали в Петербурге и Ленинградской области завершили реорганизацию — фактически закрылись. По коридорам крупнейшего на северо-западе 442-го госпиталя сегодня гуляет ветер. Было закрыто — попросту разорено — несколько его областных филиалов. Солдат-срочников и контрактников сейчас, конечно, лечат, а вот многотысячный контингент ветеранов, офицеров запаса и членов их семей фактически остался без медицинской помощи. Это лишь фрагмент широкомасштабной реформы военной медицины. Всего же согласно утвержденным три года назад планам до 2013 года намечалось расформирование едва ли не каждого четвертого госпиталя, сокращение втрое числа военных поликлиник, закрытие нескольких крупных санаториев. Кроме того, планировалось упразднить практически все военно-медицинские институты, в том числе Государственный институт усовершенствования врачей Минобороны. Офицерский состав военно-медицинской службы к окончанию «модернизации» должен был сократиться, по некоторым данным, почти в три раза. Новый глава ведомства Сергей Шойгу своими распоряжениями приостановил сей бурный процесс. Но того, что сделано, уже не вернешь. Резали по-живому. Какая же судьба ожидает военную медицину?

До последней капли крови

— Зачем вам в госпиталь? — интересуется боец на КПП. — Там и смотреть-то нечего, все уже вывезли!

Сейчас, когда из госпиталя действительно вывезли все, кроме архива, сторожить там фактически нечего, но территория все еще считается особо охраняемым объектом. Через проходную, тем не менее, свободным потоком льются обитатели общежития, расположенного на территории госпиталя, офицеры и гражданские — кто в архив, кто в администрацию, кто в действующую госпитальную церковь. Наверное, спрашивать у визитеров пропуск в пустые помещения нелепо, хотя, может, и стоило бы. Как рассказали местные сотрудники, недавно кто-то пытался свинтить со стены главного здания две памятные мраморные доски. О происшествии сообщили начальнику госпиталя, и полковник Лютов лично закреплял мемориальные реликвии болтами. Этот случай говорит о том, что позариться пока еще есть на что...

Повальное закрытие госпиталей по всей стране началось лет пять назад на волне затеянной бывшим министром обороны «реорганизации путем присоединения». В результате, например, сейчас в поселке Осиновая Роща под Питером на месте закрытого госпиталя уже высятся жилые многоэтажки. Новостройки вплотную подступили и к ограде 442-го госпиталя: одна многоэтажка уже заселена (она построена на бывшей земле госпиталя, переданной под застройку четыре года назад), второй дом только что сдан, третий ударными темпами достраивается. Нынешняя территория военной больницы — это 8 гектаров земли практически в самом центре Петербурга, рядом со Смольным. Отдай этот участок под застройку, его стоимость подскочила бы до нескольких десятков миллионов долларов. Вероятно, все к тому и шло. Слухи о возможном расформировании военных госпиталей вообще и 442-го в частности ходили с прошлого года. А в августе этого вышел приказ министра Сердюкова — реорганизовать 442-й госпиталь, объединив его с Подольским ОВКГ № 1586. С сентября госпиталь прекратил принимать больных, из зданий вывозилось все — оборудование, мебель, медикаменты. Ранее принятых больных долечивали на месте или переводили в сохранившиеся филиалы. Кого — в Каменку Ленинградской области, кого — в Кронштадт, Пушкин или Военно-морской госпиталь в Петербурге. Часть больных приняла Военно-медицинская академия.

«К 15 октября мы вывезли всех больных, — рассказал «Итогам» Сергей Епифанов, начмед 442-го госпиталя. — Медикаменты распределили в лечебные учреждения в Кронштадте и в Военно-медицинскую академию. Оборудование тоже передали в оставшиеся подразделения». Из госпиталя вывезли фактически все — вплоть до цветочных горшков. В процессе реорганизации вынуждены были даже утилизировать 700 литров плазмы крови! Начальник госпиталя Владимир Лютов говорит, что военные обращались в различные медучреждения Петербурга, но плазму в таком количестве никто не взял, и ее пришлось уничтожать. По самым скромным оценкам, один литр плазмы крови стоит от 3,5 до 4 тысяч рублей, так что фактически в трубу улетело около трех миллионов рублей бюджетных средств.

Наверняка не стали бы церемониться и со зданиями. Хотя, конечно, вряд ли все пустили бы на слом. Объект-то наполовину исторический. Создан был госпиталь по указу императора Николая I приказом военного министра № 4481 от 24 июня 1835 года, а уже в августе 1840 года принял первых больных на свои 1340 коек. В том же году он получил название Первого военно-сухопутного санкт-петербургского госпиталя, а с 1869 по 1917 год носил имя Николаевского. Здесь работали выдающиеся врачи и ученые — Роман Вреден, Петр Куприянов, Владимир Бехтерев, Михаил Аствацатуров. Во время Великой Отечественной это учреждение не закрывалось ни на день, почти половина врачей и медсестер побывали на фронте.

К настоящему времени из десятка с лишним расположенных здесь строений пять имеют статус охраняемых объектов культурного наследия: аптечный флигель, главный, прачечный и сушильный корпуса, а также здание бывшей клиники для душевнобольных. Здесь, кстати, лечился композитор Модест Мусоргский. В этом же здании находится и действующая госпитальная церковь.

Что дальше?

По данным госпитального архива, за 25 последних лет через него прошло 800 тысяч больных. Он рассчитан на 1260 коек, в нем работало более 400 медиков. Можно ли найти равноценную замену?

Сейчас в кафедральные клиники Военно-медицинской академии из 442-го госпиталя отправили долечивать сотни больных. В результате 1-я кафедра (терапии усовершенствования врачей) вынуждена была приспособить под палаты зал лечебной физкультуры. «Но мы не можем существовать в режиме госпиталя, — говорит Сергей Шустов, завкафедрой. — Мы в первую очередь учебное заведение!» Одно крыло казармы для курсантов ВМА используют теперь как изолятор для больных ОРЗ. Битком забиты палаты в госпиталях Кронштадта и в Военно-морском госпитале.

Самый главный актив военной медицины — опытные врачи. Кому-то удалось попасть в штат сохранившихся госпиталей, кто-то уже перешел в гражданскую медицину, но большинство пока остается на прежних местах — и в подвешенном состоянии.

— У нас даже стулья из кабинетов вывезли, — жалуется Али Магомедов, лор бывшего филиала 442-го госпиталя в Выборге. — Мы продолжаем приходить на работу, ухитряемся проводить прием — лечить-то людей надо! Но что будет дальше, не знает никто. На нашей базе можно было бы сделать клинику не только для военных, но и для всех силовых структур. У нас и прежде больничные койки не пустовали, а если еще и силовиков лечить — да мы под завязку будем заполнены! Не говоря уже о ветеранах, о членах их семей — они вообще оказались никому не нужны. Этот вопрос надо решать, пока опытные врачи еще не разбежались. Я хоть самому Сергею Шойгу готов это сказать — наш госпиталь может служить людям, если это организовать с умом!

Новому министру обороны и самому есть что сказать по этому поводу. Правда, на совещании по проблемам военной медицины, проходившем 5 декабря в Министерстве обороны на базе госпиталя имени Вишневского, речь шла главным образом о ситуации с Военно-медицинской академией. Ее решено оставить на исторической родине — в Петербурге. В следующем году ВМА, по словам министра, выделят дополнительное финансирование не только для решения текущих проблем, но и для «ресурсного обеспечения проводимых клинических и фундаментальных исследований, реконструкции корпусов и помещений, а также оснащения ее самым современным оборудованием».

Что же касается общей ситуации с госпиталями, то Сергей Шойгу видит такое решение проблемы: «Все районы дислокации войск должны иметь самодостаточную систему медицинского обслуживания, способную эффективно обеспечить весь спектр предоставляемых услуг — от диагностики до стационарного лечения. Бездумного сокращения госпиталей не будет. Особенно это касается удаленных гарнизонов, где они являются фактически единственными медучреждениями, оказывающими высококвалифицированную медицинскую помощь военнослужащим и населению». Но как это обеспечить, пока непонятно никому.

— Министр видит будущее военной медицины за разворачиванием так называемых мобильных группировок. Но без среднего госпитального звена вместимостью от 150 до 300 коек, расположенных в различных регионах страны, военная медицина не вытянет, — уверен Александр Редкокаша, руководитель общественной организации «Спасем наследие ВМА», врач, выпускник академии. — Я в свое время служил начальником медслужбы отдельного танкового батальона, ко мне первому обращались служащие. Дальше — в зависимости от случая — можно было направить в ближайшую военную больницу, и это было доступно по расстоянию. А теперь солдат с высокой температурой вынужден мотаться из Петербурга в Кронштадт или Пушкин, там нет мест, посылают снова в Питер, в госпиталь на Обводном канале, приемный покой которого находится на другом конце города. Такой маршрут здоровый человек за один день не выдержит, а солдат с высокой температурой заработает тяжелую пневмонию или вообще не доедет.

По данным, озвученным на недавних слушаниях в Общественной палате, сейчас военных госпиталей и поликлиник в 47 регионах страны вообще нет. В более чем 30 регионах удаленность госпиталей достигает 80 километров от воинской части. В результате реформирующаяся российская военная медицина бросила на произвол судьбы целые дивизии офицеров запаса, ветеранов, членов их семей, различных категорий льготников. Общее число их по стране составляет, по примерным оценкам, около 4,5 миллиона человек. Это то, чего удалось добиться благодаря «реорганизации путем присоединения». Пришло время рассоединения?

Санкт-Петербург

Наталья Шкуренок

Путин поставил задачу обеспечить транспортную связанность всей российской территории.

"Нам нужен настоящий прорыв в строительстве дорог, - заявил он, выступая с посланием Федеральному собранию. - В предстоящее 10-летие необходимо, как минимум, удвоить объем дорожного строительства, есть разные оценки, но требование удвоения вполне корректно на этот счет"

Президент России Владимир Путин поставил задачу обеспечить транспортную связанность всей российской территории.

"Нам нужен настоящий прорыв в строительстве дорог, - заявил он, выступая сегодня с посланием Федеральному собранию. - В предстоящее 10-летие необходимо, как минимум, удвоить объем дорожного строительства, есть разные оценки, но требование удвоения вполне корректно на этот счет".

Важнейшим приоритетом является также развитие региональной авиации, продолжал президент, морских портов, северного морского пути, Транссиба, БАМа, других транспортных коридоров.

"Нам надо обеспечить транспортную связанность, единство всей российской территории", - подчеркнул Владимир Путин.

Отдельно глава государства остановился на развитии дальневосточных регионов России. "Россия должна занять достойное место в АТР, в сам энергичном регионе мира", - подчеркнул он. Напомнив, что недавно это рассматривалось на заседании Госсовета, Путин поручил правительству до конца первого квартала 2013 года детально проработать предложенные меры, прежде всего по введению налоговых каникул для новых производств, планы по развитию энергетики и инфраструктуры. "Это обязательно нужно сделать, прошу внимательно к этому отнестись", - сказал он.

Также, по словам президента, правительство должно принять меры к перспективному развитию Калининградской области, особенно с учетом того, что 2016 году истекает действующий ныне режим особой экономической зоны.

Совет директоров ОАО «Кондопога» обсудит положение комбината и перспективы работы в 2013 году.

Из-за долгов предприятию наполовину сокращены поставки природного газа.

Cовет директоров ОАО «Кондопога» намерен собраться на очередное заседание 19 декабря. На повестку дня встречи будет вынесен единственный вопрос - о текущем положении и перспективах работы предприятия в 2013 году.

По имеющимся у «Лесного портала Карелии» данным, в настоящее время компании удалось получить очередной кредит, который позволил предприятию выплатить своим работникам зарплату за ноябрь. Однако задолженность комбината по платежам за поставленную древесину и природный газ исчисляется десятками миллионов рублей.

Как сообщил заместитель председателя Госкомитета Карелии по жилищно-коммунальному хозяйству и энергетике Виктор Дроздов, из-за долгов Кондопожскому ЦБК были наполовину сокращена подача природного газа. Это не могло не отразиться на отоплении жилого фонда и социальных объектов города Кондопога. По словам Дроздова, у республиканских властей пока нет ясности, когда ОАО «Кондопога» нормализует платежи с поставщиками газа.

В период с 15 по 21 декабря 2012 года в г. Санкт-Петербурге будет находиться делегация представителей Национального управления санитарной безопасности пищевых продуктов Королевства Марокко и Автономного учреждения по контролю и координации экспорта Королевства Марокко, с целью ознакомления с системой фитосанитарного контроля, осуществляемой в Российской Федерации, поступающей в Россию марокканской подкарантинной продукции. Марокко. СЗФО > Агропром > fruitnews.ru, 17 декабря 2012 > № 713235

В региональном правительстве состоялась встреча, посвящённая 15-летию реализации Президентской программы в Архангельской области.

Программа подготовки управленческих кадров для организаций народного хозяйства РФ реализуется в Архангельске с 1998 года. За эти годы подготовку прошли уже более 850 специалистов различный отраслей: машиностроение, транспорт и связь, лесопромышленный, топливно-энергетический, горно-добывающий комплексы, строительство и коммунальное хозяйство, торговля, СМИ, банковские, аудиторские, медицинские, юридические, рекламные и другие виды услуг.

Специалисты проходят курс профессиональной переподготовки в области менеджмента, маркетинга и финансов. Вся программа предусматривает 550 часов занятий, куда входят 180 часов иностранного языка. 164 выпускника прошли зарубежные стажировки в странах Европейского союза, в Германии, Норвегии, США, Канаде и Японии.

Обучение проходит на учебной базе Высшей школы делового администрирования Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова. Учебный процесс организован по блочно-модульной системе 6 сессий по 10-15 дней.

В зале заседания правительства Архангельской области собрались преподаватели, руководство, слушатели и, конечно, выпускники Президентской программы. Говорили о том, что сделано за эти годы и о том, что в планах.

К собравшимся обратились сегодня председатель комиссии, заместитель губеонатора Архангельской области по инфраструктурному развитию Алексей Алсуфьев, директор ГУ "Архангельский региональный ресурсный центр" Лев Тюкин, проректор по учебной работе САФУ Наталья Чичерина и управленцы Архангельской области, прошедшие обучение в рамках президентской программы.

Все эти годы научным руководителем программы является профессор, доктор исторических наук Юрий Лукин, занятия ведут профессора и преподаватели университета, а также опытные предприниматели и руководители области. Среди прочих обучение по программе прошли руководители таких предприятий как "Севмаш", "Звёздочка", "Арутика", Горсвет, Водоканал, некоторые коммерческие предприятия сфер связи и транспорта.

"Программа - отличный старт для работы на благо развития Архангельской области", - говорит Алексей Алсуфьев.

Директор "Архангельского регионального ресурсного центра" Лев Тюкин говорит о том, что было сделано за 15 лет работы. "В целом по стране за годы работы подготовлено более 73 тысячи специалистов, из них 13 тысяч прошли зарубежную стажировку, а более 2 тысяч прошли стажировку на российских предприятиях".

Эффективность программы в том, что ежегодно появляется 15 тысяч рабочих мест на предприятиях, проекты которых реализуются выпускниками. Экономическая эффективность в год около миллиарда рублей, а это в 10 раз больше, чем расходы на программу из федерального бюджета.

Пока программа продлена до 2015 года. "Можно с уверенностью сказать, что у программы есть настоящее и, безусловно, есть будущее. Президент Путин на встрече с выпускниками отметил, что программа полностью достигла тех целей, которые были поставлены и она должна быть продолжена", - такими словами завершает своё выступление Лев Тюкин.

В доме областного правительства прошел шестой съезд строителей Ленинградской области.

В работе съезда приняли участие губернатор Ленинградской области Александр Дрозденко, вице-губернатор региона по строительству Георгий Богачев, председатель Общественного совета по вопросам координации деятельности СРО в Санкт-Петербурге в сфере строительства Александр Вахмистров, руководители строительных компаний региона, Ленинградского областного союза строителей, саморегулируемых организаций.

В приветственном слове к участникам съезда Александр Дрозденко подчеркнул, что строительный комплекс Ленинградской области остается одним из наиболее развитых не только в Северо-Западном регионе, но и в Российской Федерации.

- Задачи развития транспортной системы, строительства современных скоростных магистралей и транспортных развязок, логистических комплексов, гостиниц, бизнес-центров, торговых комплексов, строительства социальных объектов и жилья являются для правительства области приоритетными, - подчеркнул Александр Дрозденко. - Рост основных показателей деятельности строительного комплекса Ленинградской области свидетельствует о достаточно высокой эффективности его развития.

По оценке Минрегиона за январь-октябрь 2012 года Ленинградская область вошла в 10-ку лидеров среди всех субъектов страны по вводу жилья со значением 438,8 кв. м на тысячу человек. В рамках проводимого Министерством регионального развития Российской Федерации ежемесячного мониторинга процессов в реальном секторе экономики Ленинградская область по индексу инвестиционной привлекательности стабильно занимает второе-третье место, уступая в этом году только Краснодарскому краю и Тюменской области.

Александр Дрозденко также отметил, что рассматривая строительный комплекс Ленинградской области, нельзя не сказать об инвестиционных проектах, развитие которых было бы невозможно без уверенности инвесторов в поддержке со стороны органов исполнительной власти региона. Среди них глава Ленинградской области назвал строительство предприятия по производству железнодорожных вагонов и тележек в Тихвинском районе - ЗАО "Тихвинский вагоностроительный завод", запуск кирпичного завода в Кировском районе, строительство домостроительного комбината стеновых панелей в Сланцевском районе, деревообрабатывающих цехов в Подпорожском и Ломоносовском районах и предприятия по производству трансформаторных подстанций в Тосненском районе.

За 9 месяцев этого года крупными организациями освоены инвестиции в основной капитал в сумме 212 миллиардов рублей. Объем инвестиций строительной отрасли за год составит порядка 18 миллиардов рублей (это 140% к прошлому году).

Подводя итоги, губернатор перефразировал одну известную поговорку и добавил, что ее надо взять на вооружение всем, кто собирается или уже строит жилье в области - как построишь, так и будишь жить.

В настоящее время на территории Ленинградской области строительство жилых домов ведется на 253 строительных площадках, общей площадью возводимого жилья 2 миллиона 516 тысяч квадратных метров (еще в феврале 2012 года строительство осуществлялось на 226 строительных площадках).

Показатель ввода жилья в период январь-ноябрь 2012 года продемонстрировал динамику роста - введено в эксплуатацию 894 тысячи квадратных метров жилья, что составляет 111,3 процента к соответствующему периоду 2011 года. Набранные темпы выполнения работ позволяют спрогнозировать выход на плановый показатель по итогам года. По объемам ввода жилья в 2012 году традиционно лидируют Всеволожский, Ломоносовский, Гатчинский и Выборгский районы.

По словам вице-губернатора Ленинградской области по строительству Георгия Богачева, следует отметить тот факт, что покупатели жилья все больше проявляют интерес к строящимся жилищным объектам в Ленинградской области - здесь играет роль не только экономический фактор - в некоторых проектах стоимость квадратного метра на 10-15% меньше, чем в Санкт-Петербурге, но и комфорт проживания, безопасность, лучшая экологическая обстановка, меньшая плотность застройки, которая дает определенные преимущества: лучшую обеспеченность парковочными местами, большее количество зеленых зон и т.д.

Для правительства области приоритетными являются задачи не только возведения социальных объектов и жилья, но и развития транспортной системы, инфраструктуры, строительства современных дорог и транспортных развязок, логистических и торговых комплексов, улучшение качества жизни населения региона в целом, - отметил в своем докладе вице-губернатор. - Строительный комплекс играет в исполнении этих планов решающую роль. Уже достигнутые результаты свидетельствуют о высоком профессиональном уровне участников строительного рынка, работающих сегодня в Ленинградской области.

Вице-губернатор также подчеркнул, что градостроительная политика области не может сегодня развиваться и строиться в отрыве от города. Именно поэтому началась работа по корректировки схем территориального планирования двух регионов. В конце выступления Георгий Богачев предложил провести в следующем году объединенный съезд строителей города и области.

Урбанизация по-российски

Лилия Карачурина

За последние годы российские города сильно изменились: иными стали структура производства и потребления, социальная организация, жилая среда. И все же — очень многое в развитии городов и урбанизации было заложено гораздо раньше. Тысячу лет назад Русь называли Гардарикой — царством городов на пути «из варяг в греки». А как известно, слово «город» происходит от слова «огораживать», то есть «укреплять стеной». До сих пор и то и другое в определенной мере близко российской урбанистической системе: с одной стороны, городских поселений (городов и поселков городского типа (пгт)) в России много — она по-прежнему остается «царством городов». С другой стороны, есть ощущение, что каждый из них идет своим «огороженным» путем: одни пытаются любой ценой получить или удержать заветный статус «город», в то время как другие, схожего размера и значимости, довольствуются разрядом «пгт». Одни всеми силами борются во время переписей[1] за учет каждого, хотя бы и фантомного жителя или идут по пути присоединения пары-тройки сел или пгт, дабы удержаться в желанном списке городов-«миллионеров» или «пятисоттысячников», другие отрешенно воспринимают восхождение вверх и спуск вниз по ранговой лестнице.

Вверх и вниз по лестнице

Жизненный цикл у городов значительно более длинный, чем у людей. Города долго «вызревают», в некоторых случаях благодаря действиям государства. Вспомним многочисленные примеры «насаживания» городов во времена административно-территориальной реформы Екатерины II. Тогда множество из них возникло, по выражению В. О. Ключевского, «...не вследствие экономических потребностей страны, но вследствие государственных соображений, по распоряжению Правительства»[2]. В других случаях государство притормаживает развитие тех или иных городов или способствует смене их статуса. Например, отсутствие в течение некоторого времени железнодорожного переезда через Волгу около Казани в конце XIX века вызвало ощутимую заминку в ее торгово-промышленном развитии, особенно по сравнению с Самарой, около которой был Сызранский мост. Однако главные «кузнецы» городов — все-таки не правительства, а люди. Они могут быть более ориентированы на традиционные, нередко «сельские» ценности или менее склонны к ним. Им в большей или меньшей степени свойственен общинный или индивидуальный тип поведения. У них может быть разная шкала ценностей. Диапазон здесь от «сарая рядом с домом» до системы клубов и торговых молов, или, как по А. И. Трейвишу и Т. Г. Нефедовой (2002), «тут жизнь зависит от курса доллара, там — от погоды и урожая картошки»[3].

Еще один важнейший «игрок» — местоположение города, точнее его потенциал. По словам Ж. А. Зайончковской, «если у города есть потенциал, то он все равно будет расти, как ты его ни закрывай, а если нет, то не будет, как ни приманивай»[4]. Поэтому Москва, минуя все административные запреты, каждые десять лет добавляла к своему населению по миллиону человек. Рост населения за счет миграции продолжается и сейчас, несмотря на явную перегрузку городской инфраструктуры.

Пространство России огромно и само по себе играет ключевую роль в формировании системы расселения. Колонизация пространства длительное время в буквальном смысле отнимала ресурсы у урбанизации. «Общество формировалось как бродячее на безграничных просторах... процесс колонизации, игравший столь важную роль в истории страны, по сути своей был одновременно колонизацией-миграцией»[5]. Но эта миграция шла «вширь» и трансформировала территорию таким образом, что затрудняла движение в города. Долгое время урбанизация держалась на стремлении государства иметь систему поселений, наделенных административными функциями. К 1800 году в российских городах проживало не более 8 % населения, почти век спустя, в 1897 году, — 13 %. Цифры изменились незначительно, но качественные изменения были налицо. «Земледельческие переселения привлекали, в первую очередь, крестьян, не хотевших отказываться от привычного экономического и жизненного уклада и не готовых к этому. В деревне, однако, было немало и тех, кто так или иначе вышел за пределы традиционного земледельческого труда, соприкоснулся с миром денег, разбогател или, напротив, разорился. … Все или почти все они были связаны с городскими занятиями, с городскими способами зарабатывания денег. Во второй половине XIX века движение в города значило в переселениях крестьян в России намного больше, чем их миграции, связанные с земледельческой колонизацией»[6]. Тем не менее по доле горожан Россия очень заметно отставала от европейских стран: тот уровень урбанизации, которого Россия достигла незадолго до начала Первой мировой войны (14 %), Германия или Франция имели в 1850 году (15 и 19 % соответственно)[7]. Но и сами горожане были отнюдь не горожанами в истинном значении этого слова. В 1940—50-х годах «советские города были захвачены вчерашними крестьянами»[8], «страна урбанизировалась, но сами города рурализировались», «одеревенщивались, в этом заключалась одна из характерных черт дивергентного с Западом, городского развития»[9], пишет А. Г. Вишневский. Деревенскость российских городов и поныне часто определяет их лицо.

В советский период в России число городов и численность горожан быстро росли, менялось соотношение сельского и городского населения, развернулась «догоняющая» урбанизация. Но, как и раньше, развитие городов ограничивалось недостаточностью населения для столь обширной территории и возможностями административного принуждения и экономического обеспечения при «насаживании» новых городов. По основному количественному параметру — доле городского населения (73 %) — Россия сравнялась с развитыми странами мира, но по качеству урбанизации еще сильно отличалась от них. Природно-климатические условия; индустриализация, определявшая темпы урбанизации в ХХ веке; демографические и этнические различия — все это предопределяло качественные и количественные региональные различия в урбанизации. Одни регионы достигли 50 % доли городского населения еще в 1930-х годах (согласно Всесоюзной переписи населения 1926 г. такое явление отмечалось в Ленинградской губернии и в Свердловском округе Уральской обл.), другие (Республики Алтай, Тыва, Карачаево-Черкесия) не достигли этих цифр и поныне. Тем не менее поступательный тренд запаздывающей советской урбанизации был характерен для всех частей страны.

В 1990-е годы ситуация перестала быть однонаправленной. Совершенно иной, чем прежде, стала динамика численности населения страны: произошла смена характера и вектора соотношения естественного (разница между рождаемостью и смертностью) и механического движения населения как факторов развития расселения. Если в период между 1959 и 1989 годами и вплоть до 1991 года[10], несмотря на все колебания, тренд динамики населения был ясен и стабилен: сельское население сокращалось, а городское (и за его счет общее) население росло, то с середины 1990-х годов ситуация изменилась. Пик городского населения России был достигнут в 1990 году: он составил 109,4 млн человек, или 73,8 % от общего числа населения. Начиная с 1991 года городское население стало сокращаться.

Сокращение городского населения поначалу сопровождалось ростом численности сельского населения, в 1994 году почти вернувшегося на уровень показателя 1984—1985 годов — 40,1 млн человек. Увеличение сельского населения обеспечивалось миграционным притоком из бывших республик СССР. Начиная с 1995 года прирост сельского населения опять стал отрицательным, и падение общей численности населения страны в результате сокращения притока мигрантов и углубления процессов депопуляции ускорилось.

Существенный момент в этой динамике: само соотношение городского и сельского населения в постсоветской России до известной степени является не итогом взаимоувязанного развития урбанистической и аграрной сфер расселения, а результатом стихийной и идущей снизу реформы административно-территориального статуса малых городских поселений, осуществлявшейся в России на стыке 1980-х и 1990-х годов.

В советский период вектор таких преобразований был в основном проурбани-стическим: сельские поселения стремились стать городскими, и становились ими, что способствовало росту количества городских населенных пунктов и общей численности городского населения. В 1990-е же годы имел место прямо противоположный процесс, названный впоследствии «административной рурализацией»[11].

Процесс активного перевода городских поселений — а в России это, напомним, — города и поселки городского типа (пгт) — в категорию сельских начался в 1991 году. За счет этого городское население в целом по России поначалу сократилось совсем ненамного (за 1991 г. на 47,4 тыс. чел.), но за два последующих года — еще на 1052,9 тыс. человек, что составило 23 % общего сокращения числа горожан за 1989—2002 годы. Общая же убыль горожан (2002 г. по отношению к 1989 г.) за этот период достигла почти 4,7 млн человек.

Логика преобразований городских поселений в сельские в кризисные годы могла быть только экономической. Если в советский период для маленького поселка было выгодно и престижно побыстрее перейти в разряд городского, то в сложные 1990-е годы целесообразным стало прямо противоположное. Выгода от владения более крупными земельными участками, льготы в налогообложении, разница в стоимости услуг ЖКХ предопределили массовость этих переходов.

Впоследствии — в 2004—2008 годах — сельское население России благодаря административным преобразованиям вновь выросло еще на 1 млн человек. В этот период сокращение сети пгт в пользу статуса «сельских населенных пунктов» было связано с реализацией реформы местного самоуправления и формированием муниципальных образований на территории всех субъектов РФ. По не вполне понятной логике согласно Федеральному закону № 131 пгт не может входить вторым городским населенным пунктом в городской округ и, значит, вынужден тем или иным способом «мимикрировать»[12]. Не единичны примеры, когда поселения меняли статус неоднократно.

Другим фактором, способствовавшим в 1990-е годы снижению численности горожан, стала миграция из города в село. Несмотря на раздававшиеся со всех сторон голоса о том, что это есть не что иное, как начало дезурбанизации, абсолютные размеры перетока горожан в село были незначительными — около 120 тыс. человек за 1991—1992 годы. И уж точно не такими, как это было в 1920-е годы. Тогда за четыре года — с 1917 по 1921-й — население Москвы и Петрограда сократилось почти в два раза. Это был действительно масштабный «разворотный» процесс в пользу села[13], подкрепленный малым по времени опытом городской жизни у многих горожан.

В 1990-е годы горожанам довольно быстро стало понятно, что выжить легче, комбинируя возможности города (числясь на заводах, вовлекаясь в челночный бизнес или мелкую торговлю) и «картофельно-овощной» дачи (деревни). Начался феномен «дачеизации», блестяще описанный в работах Т. Г. Нефедовой[14]. Миграционный поток из села в город быстро восстановился.

В целом за период между переписями 1989 и 2002 годов общее число городских поселений впервые сократилось: с 3230 до 2940[15], прежде всего за счет преобразования пгт в сельские населенные пункты, их объединения или включения в черту ближайших городов.

За последний межпереписной период 2003—2010 годов число городских поселений вновь сократилось и составило 2386, включая 1100 городов и 1286 пгт. По предварительным данным, в составе городов изменения были незначительными, но число пгт сократилось на 556 (30,2 %). Всю палитру административных преобразований за этот период еще только предстоит осмыслить, так как в окончательном виде итоги этих преобразований пока нигде не опубликованы.

Тайны закрытых городов

Почти треть появившихся в 1990—2010 годах российских городов молоды только статистически, так как это ранее «приоткрытые» для глаз статистиков и аналитиков, но не для посещений, закрытые административно-территориальные образования (ЗАТО). Подавляющее большинство из них были легализованы в 1994—1995 годах, но этим дело не ограничилось. ЗАТО продолжали «проявляться» и в конце 1990-х, и в середине 2000-х годов.

Предыстория вопроса такова. В 1992 году в России был принят закон о закрытых административно-территориальных образованиях, под действие которого попали 47 поселений общей численностью около 1,5 млн человек. 10 из них находились в ведении Минатома и 37 — в ведении Минобороны РФ[16]. По распоряжению правительства от 4 января 1994 года, официальные географические названия получили 19 городов и 18 поселков. Данным распоряжением открывались не только их имена, но и данные о численности населения, которые ранее просто «размазывались» по территории России.

Так в 13 регионах России появилось по одному новому городу, а в некоторых регионах (Красноярском крае, Мурманской, Московской, Свердловской обл., Приморском крае, Камчатской и Тверской обл.) число городов за счет ЗАТО возросло на 2—5[17]. Большинство новооткрытых поселений оказались расположенными в спутниковых зонах городских агломераций — Московской, Екатеринбургской, Челябинской, Красноярской, Томской, Владивостокской, Мурманской, Пензенской. Другие, как, например, федеральный ядерный центр Саров (административно принадлежит к Нижегородской обл., при этом фактически находится на территории Мордовии) или Знаменск (Астраханская обл.), находятся на значительном удалении от сколько-нибудь крупных городов и тем более агломераций.

Закрытость подобных городов никогда не была метафорой. Физическая реальность их существования связана с наличием пропускного режима, контрольной зоны и прочими атрибутами запретной и даже «зонной» жизни, к которой, впрочем, сами жители относятся весьма благосклонно. Привилегии в снабжении; минимальная преступность; жизнь в городе, как в селе, где все друг друга знают; низкая безработица; особый статус[18] — все это сейчас, а в особенности в советские годы, виделось большим плюсом и порой перекрывало минусы повышенной опасности (например, радиационной), изоляционизма и своеобразной элитарной, но техноцентрической замкнутости — основу ЗАТО составляют НИИ и КБ, опытные заводы и испытательные полигоны.

С урбанистической точки зрения структура ЗАТО представлена в основном городами с численностью населения от 25 до 50 тыс. К числу больших городов относится только Северск (Томск-7), близко к порогу «больших городов» (100 тыс. чел.) подошли Железногорск (бывший Красноярск-26), Новоуральск (Свердловск-44), Озерск (Челябинск-65) и Саров (Арзамас-16).

Итак, бывшие «номерные» города с поэтическими природными названиями (Кедровый, Островной, Скалистый, Солнечный, Вулканный, Светлый и др.) столкнулись с необходимостью позиционировать себя самостоятельными, искать иные кроме градообразующего виды экономической деятельности и встраиваться в новое экономическое, социальное и урбанистическое пространство России. Если раньше интересы закрытых городов были полностью подчинены интересам их градообразующих предприятий, то теперь сами города во многом приобрели самостоятельное значение. Тем не менее эти города остались малыми моноспециализированными поселениями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Главные из них — зависимость от межбюджетных трансфертов, составляющих до 70 % доходной части их бюджетов, и узость рынка труда. До начала 1990-х годов кадры для закрытых городов набирались (точнее, отбирались) со всей страны, ныне же они частично подпитываются персоналом из близлежащих территорий, став неформальными региональными центрами[19]. Никогда дотоле они ими не являлись, так как формировались не исторически — эволюционным путем, а создавались искусственно на основе административных решений, обоснованием которых были принципы секретности, военной и технологической безопасности. Но то, что уместно для военных объектов, мало пригодно для городов. В этом смысле их нынешняя фаза развития вполне соответствует урбанистической «новизне» и делает их внезапное появление на карте российских городов фактом, а не «артефактом», как могло бы показаться. Но люди, десятилетиями отбиравшиеся для работы в закрытых городах, — конечно, несомненные горожане, причем гораздо в большей степени, чем это свойственно населению других городов размером до 100 тыс. человек.

Несмотря на депопуляцию и системный социально-экономический кризис, и в 1989—2002, и в 2003—2010 годах появлялись и новые города, а не только «открывались» ранее закрытые. Две трети вновь образованных за новое российское время городов прошли обычным советским путем — из поселков городского типа (а до этого, как правило, из сел) до городов. Особой пространственной логики в таких преобразованиях не было. По нескольку таких переходов отмечено в Ленинградской, Московской, Калужской областях, Ямало-Ненецком АО, Башкортостане, но в основном это единичные случаи в разных регионах страны. Впрочем, не вполне прослеживается не только географическая, но и хотя бы формально критериальная логика.

Пожалуй, только оформление в города ряда пгт Московской области — Го-лицыно, Кубинки, Старой Купавны, Котельников, в 2004 году перешедших в это качество из рабочих поселков, — выявляет много сходств — как в плане географии (нахождение в зоне 20—50-километровой доступности от Москвы) и численности (все они в момент получения нового статуса располагали 16—22 тыс. чел. и, как большинство близко расположенных к столице населенных пунктов, росли), так и в плане происхождения. Все, кроме Котельников, в советское время были связаны с выполнением оборонных функций и де-факто являлись полузакрытыми.

Следует подчеркнуть, что эти изменения произошли на фоне общероссийской стагнации, снижения численности населения, и обратных переходов — из пгт в сельские населенные пункты — в это время произошло многократно больше. Тем временем переходы из пгт в города для самих населенных пунктов особой роли, кроме как моральной, не играют — и те и другие по российской классификации отнесены к «городским населенным пунктам».

Около десятка населенных пунктов сразу шагнули из категории сельских в городские. И все — своим путем.

Возьмем Магас — политический проект придания административного веса одной из республик (Ингушетия) в условиях разделения некогда единой Чечено-Ингушетии на Чеченскую и Ингушскую республики и отсечения бывшей столицы (Грозный). Проект фактически остался проектом: с момента основания города (1995) и до объявления его новой столицей (2000), несмотря на общую положительную динамику всей Ингушетии, и в частности Назрани, численность жителей Магаса почти не изменилась, а его влияние на жизнь республики осталось весьма незначительным.

В 1990 году городами стали чеченские Урус-Мартан и Шали. Первый из них в 1970—1980-е годы считался едва ли не самым большим селом России (с. Красноармейское), так что формальный критерий людности здесь был соблюден. На момент обозначения Урус-Мартана и Шали городами в каждом из них проживало более 30 тыс. жителей. С тех пор они еще более выросли численно. В 1999 году по этому пути прошло село Шпаковское, ставшее городом Михайловском (Ставропольский край).

Иная судьба у Муравленко (Ямало-Ненецкий АО) и Полысаево (Кемеровская обл.). Основанный в 1984 году как поселок нефтяников и даже названный в честь инженера-нефтяника В. И. Муравленко, первый был преобразован в 1990 году в город и ничем не отличается ныне от прочих северных нефтедобывающих городов. Судьба Полысаево почти аналогична.

Наконец, три новых города в центре страны — Юбилейный, Пересвет (оба — в Московской обл.) и Радужный (Владимирская обл.) — связаны с функционированием ВПК и, хотя не имеют статуса ЗАТО, фактически являются ими.

Последним преобразованным из села поселением стал расположенный всего в 8 км от МКАД и потому бурно застраиваемый город Московский. Это со всех точек зрения новое поселение: даже поселком он был по исторически меркам совсем недолго — около 40 лет. Инфраструктурная насыщенность его пока явно недостаточна для того, чтобы считаться полноценным городом, но, вероятно, все к тому идет, и новые жители — в основном горожане из Москвы и других российских регионов — активно скупают жилье в приоритетном коридоре развития Большой Москвы.

Разумеется, были и плавно-закономерные переходы из пгт в города. Г. М. Лаппо назвал этот процесс «вызреванием» городов. Из пристанционных и промышленных поселков (пгт) городами стали Курлово (Владимирская обл.) и Сертолово (Ленинградская обл.). Происходила и «реабилитация» некогда лишенных своего статуса городов (Мышкин в Ярославской обл. или Княгинино — в Нижегородской)[20]. В подавляющем большинстве случаев получение нового статуса совершалось на фоне падения и без того невысокой людности и было скорее признанием былых заслуг, чем процессом придания поселению нового импульса.

За 22 года общее количество преобразований в города, исключая ЗАТО, составило 62. Это совсем немного по сравнению с предыдущими периодами. Напомним, что во времена бурной советской урбанизации редкий год не был отмечен рождением нескольких новых городов. Только в европейской части России за 1946—1958 годы было образовано 115 новых городов (около 9 городов в год), за 1959—1991 годы — 135 (4 города в год)[21]. Долгое время главным фактором появления новых городов выступало развитие промышленности. Ее кризис в 1990-х годах свел практически на нет индустриальную природу появления новых городов, при этом другого столь же мощного градообразующего фактора не появилось. Развитие третичного сектора способствует скорее дезурбанизации. Сюда добавилась депопуляция: собственных миграционных резервов для роста новых точек оставалось все меньше. А ведь именно миграционный прирост еще со времен Е. Равенштейна[22] описывался как ключевой для появления и роста городов. Если бы не миграционный приток из стран СНГ, появления новых городов, вероятно, и вовсе бы не происходило.

Как менялись людность и значимость

Ни в 1990-х, ни в 2000-х годах не были отменены действовавшие в СССР формальные критерии города: людность не менее 12 тыс. человек плюс не менее 85 % работающего населения и членов их семей, занятых вне сельского хозяйства[23]. Проверить второе из предъявляемых к городам требований не представляется возможным: данные о структуре занятости населения существуют только для городов с численностью населения свыше 100 тыс. человек. Однако население таких городов в действительности занято в основном вне сельского хозяйства. Что же касается критерия людности, то в 1989 году ему не соответствовало 168 городов, в 2002-м — 197, в 2010-м — 226 городов. По отношению к общей массе городов это составляет 16,1 % в 1989 году, 17,9 % в 2002-м и 20,6 % — в 2010-м. Получается, что фактически каждый пятый российский город уже по простейшему формальному критерию людности вовсе не является им. В этих «городах» проживает 1,8 млн человек (1,8 % российских горожан). Здесь уместно вспомнить, что больше 100 лет назад известный российский географ и статистик В. П. Семенов-Тян-Шанский в работе «Города России в 1904 г.» (1906), перебрав разные варианты, предложил два своих критерия «истинного города»: людность не менее 1 тыс. жителей и торгово-промышленный оборот в размере не менее 100 тыс. рублей. Исходя из этого он выделил 1771 «истинный город»[24]. 227 «официальных» городов России из 761 (30 %) его критериям не удовлетворяли, и, наоборот, были такие негородские поселения (аж 1237!), которые полностью им соответствовали. Среди последних, ставших в дальнейшем городами, — Орехово-Зуево (Московская обл.), Нижний Тагил (Свердловская обл.), Бутурлиновка (Воронежская обл.). Было и много таких, которые, получив в XX веке статус города, так и не достигли полагающейся советскому (а теперь и российскому) городу численности населения (12 тыс. чел.): Любань (Ленинградская обл.), Злынка (Брянская обл.), Спас-Деменск (Калужская обл.) и другие[25].

В 1990—2000-е годы, отмеченные депопуляцией, постепенно возрастало не только количество городов, не вполне соответствовавших формальным критериям, но и число городов-карликов (с численностью населения до 5 тыс. чел.). В 1989 году их было 24, в 2002-м — уже 32, наконец, в 2010 году их стало 41.

В это время встречаются совершенно уникальные случаи: в старинном портовом Высоцке (бывший Тронгзунд) близ Выборга в Ленинградской области в 1989 году значилось ... 975 человек. Но в 2010 году он, хотя и оставался крошечным, подрос до 1244 человек и уступил бремя антилидерства Чекалину (бывший Лихвин Тульской обл., 1151 чел.). Большей частью города-карлики — это старинные города, ставшие городами (в основном уездными) во время Екатерининской административной реформы или даже раньше: Горбатов, Плес, Мезень, Кологрив, Малоархан-гельск, Новосиль, Холм и другие.

За 1989—2010 годы выросло не только число городов, не удовлетворяющих порогу людности в 12 тыс. человек, но и вообще число малых городов с населением до 20 тыс. человек. В 1989 году их было 376, в 2002-м — 410, в 2010-м — 418. Эта группа пополнилась как рассекреченными ЗАТО, так и быстро пустеющими городами, перешедшими в этот разряд из следующего (с населением от 20 до 49,9 тыс. чел.). Среди тех, кто двигался «вниз», много городов добывающего профиля и индустрии. Переходы вниз — вверх случались и между другими группами. За 2002—2010 годы Пермь выбыла из рядов миллионеров и пополнила группу крупнейших. В эту же категорию попали, но уже с другой стороны, Махачкала, выросшая аж в полтора раза, Томск, Кемерово, Тула. Впрочем, тут есть один нюанс: чаще всего речь идет не о естественном и/или миграционном приросте, а об административно-территориальных преобразованиях (присоединении близрасположенных пгт, сел, малых городов).

Группу крупных городов (250—499,9 тыс. чел.) покинули Орск и Братск, но пополнили Сыктывкар, Нижневартовск, Якутск, Грозный, Новороссийск.

В целом случаев заметного и истинного[26] рангового «восхождения» немного. На него были способны только самые привлекательные центры (или расположенные вблизи них, например, города Подмосковья) и отдельные точки в демографически растущих регионах, которых остается все меньше. Например, в 1990-е годы Липецк и Тюмень пополнили ряды городов с численностью населения свыше 500 тыс. человек, а Волгоград примкнул к городам-миллионерам. Перешли в более высокий разряд выгодно расположенные Обнинск (Калужская обл.) и Железнодорожный (Московская обл.), а также Нефтеюганск (ХМАО), само название которого в 1990—2000-х стало синонимом успеха.

Росла и меняла ранговую принадлежность плеяда южных средних и больших городов — Батайск (Ростовская обл.), Элиста, Дербент и Хасавюрт (Дагестан), Нальчик. Не отрицая естественных причин роста кавказских городов, заметим, что к результатам переписей 2002 и 2010 годов по республикам Северного Кавказа надо относиться с большой осторожностью. Например, в 1990-е годы поистине оглушительный рост показала Назрань: по официальным данным, в которые, тем не менее, трудно поверить, за 13 лет город вырос в 6,9 раза — с 18,1 тыс. человек в 1989 году до 125,1 тыс. человек в 2002-м. В ходе последней переписи данные были скорректированы, и теперь население Назрани официально составляет 93,3 тыс. человек. Другой ингушский город — Карабулак — вырос за 1989—2002 годы в 3,4 раза (по результатам последней переписи не изменил своей численности). Такими темпами роста могут похвастаться ныне разве что бурно урбанизирующиеся азиатские и африканские города.

Переход России в стадию депопуляции сделал невозможным дальнейший рост российских городов, за исключением сверхбогатой Москвы, которая притягивает мигрантов из регионов России и стран СНГ. Для других крупнейших городов миграционные источники роста играют куда менее значительную роль. Даже в Санкт-Петербурге миграционный прирост компенсировал не больше четверти естественной убыли населения в 2000-е годы. Интересно, что в 1990-е годы самые разные российские города (приграничные, города центра) получали серьезную подпитку мигрантами из стран СНГ. В 2000-х поток постоянной миграции ослабел, и миграционная прибыль все в большей степени концентрировалась в самых успешных городах России. В них же концентрируются и внутрироссийские мигранты, выезжающие из самых неблагополучных городов и регионов страны. И все же — именно больших и мощных городов России по-прежнему не хватает. В стране отсутствует необходимый пласт городов с численностью 2—5 млн человек (за исключением единственного — Санкт-Петербурга), который должен был бы удерживать урбанистический и экономический каркас страны.

Правило Ауэрбаха — Ципфа («ранг — размер»), проверенное и действующее на крупных развитых странах мира, плохо работает для России. Оно утверждает, что города, распределенные в соответствии с их размерами (людностью) и рангами (порядковыми номерами по величине), формируют определенную закономерность: второй город должен быть примерно в два раза меньше первого, третий — в три раза и т. д. Соответствующие построения для Франции и США подтверждают это эмпирическое правило[27], аналогичные расчеты для России[28] выявляют ощутимый недостаток крупнейших городов. В упрощенном варианте правило гласит следующее: если в Москве живет 11 514 тыс. человек, то в Санкт-Петербурге должно быть 5757 тыс. (в действительности на 900 тыс. меньше), а гипотетически правильная людность Новосибирска, который является третьим городом страны, — 3838 тыс. человек (в действительности она составляет 1473,7 тыс.). Все российские города вплоть до 11-го оказываются меньше желательной величины. Прослойки же средних и малых городов России, может, и не хватает, но это не очевидно (рис. 1). Здесь опять надо вспомнить про огромное российское пространство, которое сложно равномерно «насытить» населением по всем направлениям. В каком-то смысле стоит констатировать, что насаждавшаяся в СССР модель «рассредоточенной концентрации»[29] (в условиях борьбы с ростом больших городов) оказалась превалирующей. В 2000-е годы, когда идеология «заполнения пространства» и заселения востока осталась только периодически поднимаемым лозунгом, сказалась гиперконцентрация финансовых ресурсов в Москве, в условиях депопуляции отнимающая возможности сосредоточения в других сколько-нибудь крупных центрах. Разумеется, сокращение поселений на самом нижнем этаже урбанистической структуры тоже чревато — например, увеличением и без того низкой связанности пространства.

Рисунок 1. Распределение российских городов с населением свыше 100 тыс. человек по их размерам и рангам (порядковым номерам), 2010 год

Источник: Расчеты автора по данным Предварительных итогов ВПН-2010 г. Росстат, 2011.

Расчеты А. И. Трейвиша[30] и Т. Г. Нефедовой[31] показывают, что даже более насыщенной городами и более плотной европейской части страны (без северной зоны) для успешной работы агропредприятий не хватает 64 больших городов с 6—7 миллионами человек. В России середины 2000-х было 167 больших городов (согласно Всероссийской переписи населения 2010 г. их 164), тогда как в США на почти вдвое меньшей территории их 276 (по переписи 2010 г.), в 7 раз меньшей по площади ЕС-12 — 196 (2010 г.).

Две урбанизации: по форме и по факту

Доля городского населения РФ уже давно застыла на уровне, равном 73—74 %. Это близко к аналогичному показателю доли городского населения во многих развитых странах, однако тут остаются нерешенными несколько вопросов.

Понятие «город» сильно различается в разных странах с точки зрения людности (в Дании это поселение размером больше 200 чел., в Австралии — свыше 1000 чел., в Греции, Малайзии, Италии, Португалии, Испании и Швейцарии городами считают муниципалитеты, коммуны и агломерации, где численность населения более 10 000 чел., в Японии — свыше 50 тыс. чел.), из этого следует разное понимание странового (регионального) уровня урбанизации. Пересчет на единую границу «города» даст совершенно отличные результаты для разных стран.

Тот уровень урбанизации, который считается высоким для южных стран, не является таким для северных. А. И. Трейвиш показал, что Россия уникальна по своей реальной «северности» относительно расселения[32]32, поэтому ее параметры урбанизации, исходя из геопространственного положения, чтобы считаться действительно высокими, должны были бы быть еще выше.

Среднероссийский показатель урбанизации — 73,7 % (проживающих в городах и поселках городского типа), — как и многие другие параметры, сильно дифференцирован по стране. Как и положено, самым высоким уровнем урбанизации (свыше 80 %) отличаются регионы, природно-климатические условия которых не подходят для ведения сельского хозяйства и проживания в сельской местности — Европейский Север и Дальний Восток (Мурманская, Магаданская, Сахалинская, Камчатская обл., ХМАО, ЯНАО). Высокоурбанизированное ядро в центре составляют старопромышленные регионы с густой городской сетью вокруг Москвы, Санкт-Петербурга и соседних областей (Ивановская, Владимирская, Тульская, Ярославская). Третий мощный очаг урбанизированности сложился из индустриальных регионов Урало-Поволжья и юга Сибири (Свердловская, Кемеровская, Челябинская, Самарская обл.). Слабо урбанизированные зоны — вследствие климатических условий, аграрности хозяйственного профиля и общего уклада жизни, — как и в советское время, располагаются в национальных республиках юга Сибири и Кавказа. Слабая урбанизация — на уровне 50 % — является дополнительным препятствием для развития и включенности в российскую и глобальную экономику. Впрочем, до сих пор шесть регионов России не сумели добраться даже до 50-процентной доли горожан: Республика Алтай (27,6 %), Чечня (34,9 %), Ингушетия (38,3 %), Карачаево-Черкесия (43,4 %), Калмыкия (44,1 %), Дагестан (45,2 %). Адыгея и Краснодарский край совсем ненамного превысили этот уровень. При этом Краснодарскому краю или Ростовской области свойственны высокая густота городской сети, значительное число больших городов, невысокий удельный вес столицы в населении региона. А высокоурбанизированным (по формальному критерию доли городского населения во всем населении региона) Магаданской или Мурманской областям сопутствуют низкая насыщенность городами, невысокие параметры доли населения, проживающего в крупных городах, и числа больших городов, а также высокий удельный вес пгт. В 1990—2000-е годы густота городской сети, и без того невысокая, снижалась.

Реальная недоурбанизированность России отчасти следует и из рис. 2.

Рисунок 2. Доли населения России, проживающего в городских поселениях разной людности, сельских поселениях, поселках городского типа, %

Источник: Расчеты автора по данным: Предварительные итоги ВПН-2010 г.; Городские поселения РСФСР по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. М.: РИИЦ, 1991.

52,5 млн человек в 1989 году и 45,3 млн человек в 2010 году, то есть около одной трети россиян, проживали в основном в сельских условиях[33] или, считаясь горожанами, вели близкий к сельскому образ жизни (пгт). Если к ним прибавить горожан, проживающих в поселениях размером до 50 тыс. человек, то цифра возрастет до 68,5 и 61,8 млн человек соответственно. Тенденция к ее снижению вызвана в том числе депопуляцией. Но последняя сопровождается и старением населения, снижающим потенциальную миграционную мобильность (выезд из неблагополучных поселений). Одновременно немного выросла доля населения, проживающего в городах, которые российские исследователи (Н. В. Зубаревич[34], Т. Г. Нефедова и А. И. Трейвиш[35]) называют относительно благополучными (свыше 250 тыс. чел.). В них официально проживало 36,9 % россиян в 1989 году и 39,2 % — в 2010 году. Реально — с учетом внутренней трудовой миграции, в которую вовлечены от 1,7[36] до 4—5 млн человек[37], — еще больше, ибо такая миграция всегда направлена в самые крупные и мощные центры.

Так называемая бытовая урбанизация — связанная с оснащенностью жилья горожан «городскими» коммуникациями — канализацией, водопроводом, горячим водоснабжением, — то есть делающая проживание в городе действительно «городским» хотя бы с позиции бытовых условий жизни, корректирует параметры российской урбанизации в сторону уменьшения. Исследования Т. Г. Нефедовой[38] и А. И. Трейвиша[39], проведенные на детализированных данных «Паспортов городов» середины 1990-х, показали, что уровень «реальной» урбанизации составляет не более 65 % (59 % живут в городах с «городскими» условиями и 6 % — в селах с адекватным благоустройством). Чем меньше размер поселений, тем ниже доступность городских удобств. Для жителей крупнейших городов (от 500 тыс. до 1 млн чел.) доступность канализации в европейской части России составляет 90 %, для городов людностью 20—50 тыс. человек — только 68 %, для городов населенностью 10—20 тыс. человек — и вовсе 56 %. Статистика свидетельствует, что до сих пор только в двух столичных городах почти все параметры благоустройства жилищного фонда находятся на уровне, близком к 95—99 %, во всех остальных регионах, даже возглавляемых городами-миллионерами, не превышают по канализации 85—87 %; по горячему водоснабжению — 78—80 %. Только в Татарстане ситуация несколько более благоприятна и приближается к параметрам Санкт-Петербурга.

Повсеместно ситуация с благоустройством жилья на востоке страны, несмотря на более позднюю и, значит, молодую урбанизацию и неблагоприятные природно-климатические условия, хуже, чем в староосвоенной части России. Но и здесь — в Брянской, Новгородской, Псковской, Ивановской областях — только у 72—74 % горожан есть канализация.

В целом по уровню оснащенности городскими коммуникациями Россия еще сильно отстает от многих европейских стран[40], и эти параметры снижают реальный уровень российской урбанизации не менее чем на 10 %.

В качестве маркера урбанизированности/руральности территорий могли бы, вероятно, выступать доступность и объем потребляемых населением услуг, продолжительность проживания в городских условиях, распространенность занятий сельским хозяйством, внешний облик городов, социокультурные ценности, экологическая обстановка, но такими данными в нужном разрезе мы не располагаем.

Тем не менее именно достижение городского уровня и стандартов жизни, разнообразия мест приложения труда и жизненных стратегий, а не просто рост массы городского населения, уже давно рассматривается в мире как мерило урбанизации. Отсюда следует, что стабилизация уровня урбанизации в России вовсе не означает ее окончания, а должна рассматриваться как завершение стадии количественного роста и начало новой фазы урбанизационного процесса. В течение всего советского периода количественный рост опережал качественное развитие. Примерно две трети ныне существующих городов России образованы в течение ХХ века, из них около 400 городов имеют городской стаж менее 40 лет. Вследствие непродолжительности существования в качестве городов они не успели стать истинными городами ни по своей экономической базе, ни по качеству городской среды, ни по образу и качеству жизни населения»[41]. В итоге к 1990 году среди шестидесятилетних россиян коренных горожан было не более 15—17 %, среди сорокалетних — около 40 %, и только среди двадцатидвухлетних и более молодых — более 50 %[42].

Что важнее: голова или шея?

В настоящее время население страны делится на три не вполне равные части — городскую (население городов с людностью свыше 250 тыс. чел. — 39,2 % в 2010 г.); городско-сельскую и сельско-городскую (25,7 %); преимущественно сельскую (сельские поселения, пгт и города до 20 тыс. чел. — 35,1 %). За два десятилетия, прошедших между последней советской переписью населения 1989 года и Всероссийской переписью населения 2010 года, произошли значительные изменения в пространственной организации жизни населения. Эти изменения связаны как с новой экономикой, возникшей в России после 1992 года и резко поменявшей само устройство жизни, так и с теми явлениями, которые назревали давно — например, исподволь наступающей депопуляцией. Благодаря соседству с бывшими союзными республиками и активному пополнению России мигрантами оттуда, депопуляция была серьезно компенсирована. Кроме того, она обнажила и без того точечное, негустое созвездие российских городов. Если полтора века назад урбанизация спорила с колонизацией (а точнее с метрополизацией собственного огромного пространства), то теперь вопрос перешел в иную плоскость. На наш взгляд, он звучит сегодня так: что хуже — отсутствие прослойки мощных городов-центров, способных продуцировать новые стандарты городской жизни и задавать импульсы всей системе, или постепенное исчезновение мелких городов, которые являются тканью системы городских поселений? На повестке и следующая дилемма: чем жертвовать — развитием крупнейших городов или существованием малых? На самом деле это вопрос о том, что важнее — голова или шея. По словам В. Л. Каганского, «большой город — не замена малому, а малый — это не недоросший большой... Все нужны друг другу»[43]. Наконец, третий вопрос: надо ли вмешиваться в развитие урбанизационной системы, если потенциальные выгоды и издержки не просчитаны и риск ошибочных решений чрезвычайно велик, или положиться на естественное развитие событий? Определенно ясно одно: все эти пространственные процессы сами по себе очень региональны, и сюжеты будут неодинаково развиваться в разных частях и регионах России.

[1] Особенно последних переписей 2002 и 2010 гг., проходивших уже в ситуации общей депопуляции, но и во время проведения «советских» переписей такие случаи были.

[2] Цит. по: Пивоваров Ю. Л. Россия и мировая урбанизация: антропокультурная и пространственная динамика. Нальчик, 2007. С. 158.

[3] Нефедова Т. Г., Трейвиш А. И. Между городом и деревней // Мир России. 2002. № 4. С. 63.

[4] См.: Зайончковская Ж. А., Мкртчян Н. В. Москва и миграция // Демоскоп Weekly. 2009. № 389—390. http://www.demoscope.ru/weekly/2009/0389/tema01.php

[5] Ахиезер А. С. Динамика урбанизации и миграция: Россия, СССР, Россия // Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в 90-е годы. Под ред. Ж. А. Зайончковской. М., 1999. С. 18.

[6] Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. С. 81-82, 83.

[7] Гайдар Е. Т. О современном экономическом росте и догоняющем развитии. М.: ИЭПП, 2003. http://www.iep.ru/files/persona/gaidar/26feb2003ru.pdf

[8] Вишневский А. Г. Указ. соч. С. 98.

[9] Там же. С. 100.

[10] Данные пересчетов численности населения РФ по итогам Всероссийской переписи населения 2002 года показывают, что пик численности городского населения был достигнут в 1991 году, он равнялся 109 405,1 млн человек. Одновременно минимальная численность сельского населения достигла 38 868,6 млн человек. Источник: Российский демографический ежегодник 2005. Росстат, 2005. С. 40.

[11] Алексеев А. И., Зубаревич Н. В. Кризис урбанизации и сельская местность России // Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в 90-е годы. Под ред. Ж. А. Зайончковской. М., 1999. С. 91.

[12] Глезер О. Б., Бородина Т. Л., Артоболевский С. С. Реформа местного самоуправления и административно-территориальное устройство субъектов РФ // Известия РАН. Сер. География. 2008. № 5. С. 58.

[13] Разумеется, существенный вклад в убыль населения Москвы и Петрограда внесла в те годы и эмиграция.

[14] Нефедова Т. Г. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. М.: Новое издательство, 2003. С. 29—39.

[15] Щербакова Е. М. Численность и размещение населения // Население России 2003—2004. Одиннадаатый-двенадцатый ежегодный демографический доклад. Отв. ред. А. Г. Вишневский. М.: Наука, 2006. С. 30.

[16] Сейчас несколько ЗАТО принадлежат также Роскосмосу.

[17] Подробнее об этом см.: Лаппо Г. М., Полян П. М. Закрытые города в приоткрытой России // Проблемы расселения: история и современность. (Серия: Россия 90-х: проблемы регионального развития. Вып. 3). М.: Ваш выбор. ЦИРЗ, 1997. С. 22.

[18] В работе Н. В. Мельниковой «Менталитет населения закрытых городов Урала, вторая половина 1940-х — 1960-е гг.» (дисс. ... к. и. н., 2001) описывается, что идеологически внушенное местной пропагандой постоянное противостояние «обычным» городам, а также распространенное ощущение гордости за оказанное доверие трудиться в закрытых городах нередко становились причиной того, что жители ЗАТО, несмотря на грозившую за это уголовную ответственность, сообщали родственникам, друзьям, попутчикам сведения о том, где они живут и работают.

[19] Файков Д. Ю. Системные трансформации закрытых административно-территориальных образований. Автореф. ... д. э. н., 2011.

[20] Лаппо Г. М. Итоги российской урбанизации к концу ХХ века // Россия и ее регионы в XX веке: территория — расселение — миграции. Под ред. О. Глезер и П. Поляна. М.: ОГИ, 2005. С. 205.

[21] Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 128.

[22] Ravenstein E. The laws of migration. // Journal of the Royal Statistical Society, 48, 1885. P. 228.

[23] Российский энциклопедический словарь. М., 2000. С. 381.

[24] Семенов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло. В двух томах. Том первый, 1870—1917. М.: Новый хронограф, 2009. С. 376—444.

[25] О соответствии «истинных городов» В. П. Семенова-Тян-Шанского городским реалиям России конца XIX — начала XX в. см. Лаппо Г. М. Истинные города В. П.Семенова-Тян-Шанского сегодня // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 79—94.

[26] Под «истинным ранговым восхождением» мы понимаем увеличение численности, не связанное с административно-территориальными преобразованиями.

[27] World Bank. Country Economic Memorandum (СЕМ) — Russian Federation. 2003.

[28] Выполнены автором по данным ВПН-2010 год.

[29] Перцик Е. Н. Районная планировка (географические аспекты). М.: Мысль, 1973. С. 13.

[30] Трейвиш А. И. Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа. М.: Новый хронограф, 2009. С. 277.

[31] Нефедова Т. Г. Сельская Россия на перепутье: географические очерки. М.: Новое издательство, 2003. С. 299—301.

[32] Трейвиш А. И. Россия: население и пространство // Демоскоп Weekly. 2003. № 95-96. http://demoscope.ru/weekly/2003/095/tema01.php

[33] Из расчетов Т. Г. Нефедовой следует, что в сельской местности только 6 % населения проживало в конце 1990-х годов в благоустроенных домах. См.: Нефедова Т. Г. Благоустройство городов и сельской местности. Деревня в городе // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 409.

[34] Зубаревич Н. В. Регионы России: неравенство, кризис, модернизация. М.: НИСП, 2010. С. 100.

[35] Нефедова Т. Г., Трейвиш А. И. Города и веси: поляризованное пространство России // Демоскоп Weekly. 2010. № 437-438. http://demoscope.ru/weekly/2010/0437/tema03.php

[36] Данные Росстата о межрегиональной трудовой миграции в Российской Федерации в 2010 году (в среднем за год) // Труд и занятость в России 2011. Росстат, 2011.

[37] Данные обследований, проведенных Центром миграционных исследований под рук. Ж. А. Зайончковской в середине 2000-х гг. // Миграция населения. Вып. 2: Трудовая миграция в России. М., 2001. С. 10.

[38] Нефедова Т. Г. Благоустройство городов и сельской местности. Деревня в городе // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 409.

[39] Трейвиш А. И. Центр, район и страна. Инерция и новации в развитии российского архипелага // Крупные города и вызовы глобализации. Под ред. В. А. Колосова и Д. Эккерта. Смоленск, 2003. С. 59.

[40] В Венгрии или Польше уровень оснащенности жилых помещений канализацией достигает 87—88 % для всего, а не для городского населения. В Великобритании или Австрии он составляет 99—100 %. Источник: Жилищное хозяйство и бытовое обслуживание населения в России в 2010 году. М.: Росстат, 2010.

[41] Лаппо Г. М. Итоги российской урбанизации к концу ХХ века // Россия и ее регионы в XX веке: территория — расселение — миграции. Под ред. О. Глезер и П. Поляна. М.:ОГИ, 2005. С. 190.

[42] Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998.

С. 94.

[43] Каганский В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 38.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Управление пространственным развитием

Александр Высоковский

Развитием городов управляли и в далеком прошлом. Строительство дворцов, крепостей и соборов, разбивка площадей и жилых кварталов (или «концов», как их называли в древнерусских городах) регулировалось правилами и даже планировалось. Яркий пример — прекрасная Прага. В середине XIV века император Карл IV начал коренную реконструкцию города. При нем было создано Новое Место с несколькими важнейшими открытыми площадями (Конский рынок, ныне — Вацлавская площадь, Скотный рынок, ныне — Карлова площадь, Сенной рынок, ныне — Сеноважная площадь), построены Карлов монастырь и Карлов университет — первый в славянских странах и в Центральной Европе вообще, восстановлен разрушенный мост через Влтаву. В пределах главных «точек развития», заложенных Карлом IV, город спокойно строился вплоть до начала XX века. И это несмотря на то что за отсутствием в те времена профессиональных планировщиков император постоянно пользовался услугами астрологов. Впрочем, Прага — это скорее исключение. Как правило, те, кто управляет развитием городов, бывают отнюдь не столь прозорливы.

По мере роста населения, усложнения социальной организации, развития инженерного оборудования и технических средств территория контроля и управления в городах увеличивалась: от отдельных улиц и площадей вначале до — к концу XIX века — города в целом. Параллельно формировалась и область науки, ответственной за этот процесс. В разных странах ее называют по-разному, но наиболее расширительное, общее — «урбанистика»[1].

По сути речь идет об управлении пространственным развитием[2], хотя термин этот не вполне точный, поскольку далеко не всегда происходящие в городе изменения носят позитивный характер, являются «развитием» в строгом смысле. Скажем, на отечественных просторах управление организовано куда хуже, чем в Праге XIV века. Тем не менее мы будем использовать именно это устоявшееся словосочетание[3], не придавая ему какой-либо оценочной окраски.

Как и всякое другое, управление пространственным развитием предполагает планирование, прогнозирование и проектирование будущего состояния города. И, конечно, — реализацию этих планов путем установления различных процедур: выдачи разрешений, согласования намерений, утверждения проектов строительства. Эта рутинная часть повседневного управления развитием называется «регулированием»[4].

Будучи ключевыми звеньями системы управления, планирование и регулирование, тем не менее, остаются только инструментами, с помощью которых воплощается та или иная управленческая идеология. Именно она определяет, какие мировоззренческие установки закладываются в систему управления, на что оно направлено, какими критериями пользуется для оценки результатов, что считается успехом и неудачей. Все эти вопросы и составляют круг профессиональных интересов урбаниста.

Ценностные установки

Эволюция городов и городской жизни напрямую связана с изменением ценностных установок, реализуемых в управленческих действиях.

Как пишет Мишель Фуко, становление социальной медицины и гигиены в Париже XVIII века на многие годы определило развитие города. Помимо решения насущных задач — строительство канализации, водопровода, озеленение, борьба со скученностью — в результате этой гигиенической революции возник интерес к пространственной организации города[5] и началась разработка ее научных основ.

Удобство движения пешеходов и гужевого транспорта, а также борьба с пожарами, что особенно важно в городах с деревянной застройкой, были во второй половине XVIII века положены в основу екатерининского плана переустройства российских городов[6]. Однако задуманная Екатериной II перестройка преследовала еще и эстетические, а также культурологические цели — привнесение в российскую действительность образцов западного жизнеустройства. Взятые за эталон схемы планировки с регулярными улицами, прямой сеткой кварталов, круглыми и овальными площадями и обязательным «трехлучием», замыкающимся на вертикаль шпиля или колокольни, были заимствованы из Франции и Италии, прежде всего из Парижа и Рима, и удачно применены в Петербурге, Азове и Таганроге.

Если говорить о социальном устройстве городского сообщества, то здесь одну из главных идей выдвинул Фридрих Энгельс, выпустивший в 1845 году книгу «Положение рабочего класса в Англии» и вольно или невольно выступивший в ней в роли социолога-урбаниста[7]. Энгельса волновали проблемы социальные: «позорное экономическое положение пролетариата неудержимо толкает его вперед и заставляет бороться за свое освобождение». Занимаясь ими, он показал, сколь разительно различаются условия жизни английского городского пролетариата и состоятельных горожан. Энгельсовский тезис «равных для всех условий проживания» в урбанистике был трансформирован в идею города, одинакового во всех своих частях, «равномерного». И до сих пор этой достаточно примитивной логической конструкцией продолжают руководствоваться те, кто занимается управлением пространственного развития отечественных городов[8].

Другая идея, на много лет определившая пути городского развития, была сформулирована Эбенизером Говардом в книге 1898 года издания «Города-сады будущего». Мало кто помнит основной пафос этой книги: экономическое и экологическое благополучие города может быть обеспечено, если он управляется коллективно. Говард представлял свой идеальный город очень конкретно — круг радиусом 1 км, в самом центре которого помещается парк, число жителей — 32 тысячи. Его окружают концентрические круговые жилые зоны малоэтажной застройки с приусадебными участками. Промышленность и сельхозугодия вынесены на периферию. Как и в случае Энгельса, главная идея со временем утратила актуальность, но образ города-сада, состоящего из утопающих в зелени домов, продолжает жить как мировоззренческая установка на протяжении уже более ста лет.

В этом же ряду следует вспомнить и замечательного ученого, основателя чикагской школы социальной экологии Роберта Парка. Он и его последователи (Эрнст Берджесс, Родрик Маккензи) в 20—30-х годах прошлого века разработали теорию организации города, основанной на социальном контроле и консенсусе между различными группами. Парк, в частности, впервые обосновал ключевую роль в функционировании американского городского сообщества «соседства» — небольшого района, жителей которого объединяют социальные, религиозные, культурные, а зачастую и этнические связи, с выборными органами низового самоуправления. Сегодня большинство тех, кто занимается городским развитием, исходят из того, что именно соседство является основной «социальной молекулой» города.

В 1961 году вышла книга журналистки Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов» (см. рецензию в этом номере). Она написана как бы с позиции наделенного здравым смыслом простого человека, который ставит под сомнение все принципы городского планирования и академической науки: полезность для общества крупных девелоперских проектов, надежность профессиональных прогнозов, непогрешимость солидных профессоров и консультантов. Вслед за Джекобс многие ученые начинают развивать теорию городской среды как субъективной реальности, неотделимой от осваивающего и обживающего город человека, творимой его сознанием и существующей только в нем[9].

В 80-х годах прошлого века общей практикой становится технология управления, предполагающая участие горожан и их сообществ в принятии решений, а также целенаправленную поддержку таких сообществ. Сейчас эту технологию так или иначе используют все успешные города мира. В России же ситуация иная: управление нашими городами так и застряло в первой половине прошлого века, оставшись, по сути, авторитарным и технократическим.

Градостроительство во властных интересах

В отличие от западного на отечественное управление пространственным развитием тяжелый отпечаток наложили социалистическая идеология и социалистическое планирование. Мировоззренческую основу такого управления в полной мере отражает термин «градостроительство», пришедший на смену более адекватным, использовавшимся в дореволюционной России — «благоустройство города»[10] или «городское дело»[11].

Система советского градостроительства заложена была в 1930-х годах и окончательно оформилась в конце 1950-х — начале 1960-х с переходом к так называемому индустриальному домостроению. Типовые дома выстраивались в типовые микрорайоны, которые в свою очередь объединялись в стандартные жилые районы. Даже новые города строились так же — из стандартных элементов, организованных в соответствии с нормативной схемой. Градостроители фактически выступали здесь блюстителями государственных интересов, а горожане в этой системе были редуцированы до «населения», имеющего крайне ограниченный набор потребностей. Это была ущербная система, поскольку, во-первых, искусственно объединяла совершенно разные в управленческом отношении объекты и цели, а во-вторых, игнорировала интересы конкретных людей и групп, насаждая самые примитивные, антигуманные стандарты городской среды.

Только к 80-м годам прошлого века мировоззренческая основа градостроительства стала наконец поворачиваться в сторону человека — формирования благоприятной среды его обитания. Однако и по сей день это во многом остается лишь декларацией: интересы инвестора, вкладывающего деньги в строительство, доминируют — как раньше государственные — над любыми другими, в том числе и над интересами жителей. Объясняется это просто: именно за счет инвестора «кормится» вся система градостроительного управления[12].

Ярким примером управленческого решения, принятого исключительно в интересах властей и близкого к ним капитала, стало расширение Москвы в юго-западном направлении до границ Калужской области с переносом туда основных правительственных учреждений. Несмотря на негативную реакцию большинства экспертов и очевидно «атавистический» характер подобного подхода к развитию города[13], этот проект продвигается, практически не встречая сопротивления.

Попытка реформирования: новое градостроительное законодательство

Попытка реформировать систему управления пространственным развитием была предпринята в конце 1990-х годов. Тогда был принят новый Земельный кодекс, а вслед за ним (в 2005-м) — новый Градостроительный кодекс РФ. Эти документы вполне отвечали мировым трендам. Новое в них было то, что они учитывали реалии рынка и участие в формировании и трансформации городской среды различных субъектов. Градостроительный кодекс установил процессуальные нормы для подготовки земельных участков различных форм собственности к проведению тех или иных работ, например, освоению новых территорий, реконструкции застроенных районов, разделению больших массивов земель на основе рациональных схем территориального планирования. Он регулирует все этапы инвестиционно-строительного процесса: получение разрешения на строительство, формирование и развитие объектов недвижимости, достижение баланса общественных и частных прав, интересов государства и местного сообщества. Крайне важным шагом стало введение новой системы правового регулирования строительства и использования недвижимости. Теперь оно осуществляется на основе местных «Правил землепользования и застройки», устанавливающих четкие регламенты для собственников и инвесторов.

Кроме того, архитектурное проектирование и градоустройство были законодательно разделены, а целью последнего объявлено достижение баланса интересов различных субъектов власти и собственников — прежде всего через механизм публичных слушаний. В свою очередь архитектурно-строительное проектирование контролируется в той части, которая касается безопасности и охраны здоровья граждан — в первую очередь посредством проведения государственной экспертизы технических решений, заложенных в проектах.

При всем том многое, и прежде всего то, что связано с публичным благом, в современном градостроительном законодательстве остается полностью или частично неурегулированным. Но даже то, что уже сделано, ощутимо улучшило бы качество городской среды, если бы не российская управленческая практика. Федеральные органы власти, городские власти Москвы и Санкт-Петербурга, а также многие отечественные архитекторы, как могут, противятся реформам.

Борьба с открытостью

То, что в авангарде сопротивления управленцы — неудивительно. Реформа резко снижает, как принято сейчас говорить, «коррупционную емкость» системы. Де-факто нынешнее российское управление пространственным развитием, в противоположность господствующему на Западе тренду, становится все более закрытым. Все решают между собой, часто в жестокой борьбе, различные олигархические и властные группы, а обществу преподносятся уже готовые проекты. Так было с инноградом в Сколково, с расширением Москвы, с Олимпийскими играми в Сочи и предстоящим саммитом АТЭС на острове Русский. Реализация этих проектов идет в обстановке повышенной секретности, сотрудникам осуществляющих их фирм категорически запрещено раскрывать какую-либо информацию. Официальные сообщения целостной картины не дают, так что судить об общественной полезности гигантских инвестиций практически невозможно. Лишь по чистой случайности общественность узнает, что ванты для моста между Владивостоком и островом Русским изготавливают во Франции и оттуда доставляют аккуратно упакованными. А через какое-то время появляется информация, что они валяются под ногами мостостроителей без всякой упаковки. Да и вообще не вполне понятно, зачем размещать на острове Русском Дальневосточный университет.

Эти требующие огромных средств (стоимость моста на остров Русский в настоящее время оценивается в 35,5 млрд руб. при плановой смете в 7 млрд) проекты реализуются на деньги граждан России, на наши с вами деньги, и мы, казалось бы, вправе знать, как они используются. Однако у нас любое посягательство на «святое» право власти определять, что хорошо или плохо, полезно или бесполезно, жестко пресекается.

Регулирование развития города на основе нормативных положений и регламентов, одинаковых для всех участников процесса, постоянный диалог между последними в форме публичных дискуссий и слушаний, обсуждение возможных решений экспертным сообществом — вся эта сложнейшая технология требует от управленцев высокого профессионализма. Специалистов же соответствующей квалификации в системе управления городами сейчас очень мало. Но главное, власти не готовы смириться с тем, что городские сообщества, инфраструктуры, экономика — объекты чрезвычайно сложные. Легче отдать приказ и требовать немедленного его исполнения, чем изыскивать тонкие методы воздействия на сложную и хрупкую городскую систему.

Столичный синдром

Отдельно следует отметить роль Москвы в противодействии внедрению современных технологий управления пространственным развитием, ибо политика столичных властей воспринимается в других городах и регионах как образец для подражания, на нее же ориентируется высшее руководство страны.

В столице, например, до сих пор не разрешена продажа земли в частную собственность, отсутствуют единые правила землепользования и застройки, а все решения о предоставлении участков под строительство принимаются в индивидуальном порядке. Московская бюрократия непобедима — коррупционная емкость процедур не снижается, несмотря ни на какие усилия.

Из-за крайне запутанной, нелогичной системы управления часто принимаются прямо противоположные решения, касающиеся одного и того же объекта. Например, сейчас несколько команд, которых курируют разные вице-мэры, параллельно разрабатывают проектные материалы по Нагатинской пойме и территории завода ЗИЛ. Очевидно, что совместить все наработки не получится. Порожденная такой организацией дела путаница оборачивается в лучшем случае низкой эффективностью капиталовложений, а в худшем — кардинальным снижением качества городской среды.

Всякие попытки как-то рационализировать управленческие процедуры, которые неизбежно усложнят жизнь чиновников, забалтываются в ходе согласований в огромном числе структурных подразделений столичного правительства. Все нововведения сводятся к формальному перелопачиванию цифр и замене слов, не задевая сути городского управления.

Вопросы предоставления прав на земельные участки и разрешений на строительство невероятно запутанны. Вполне обоснованное требование к высокому архитектурному качеству инвестиционных объектов на деле оборачивается бессмысленным усложнением процедуры, а это в конечном счете приводит к тому, что побеждает не архитектура, а коммерция. Примеров тому множество: застройка в начале Арбата, снос и перестройка Военторга и гостинцы «Москва», Манежная площадь, Александровский сад и многие другие проекты. Такого рода безобразия в сегодняшних западных городах практически невозможны.

Проблемы московского строительного комплекса столь вопиющи, что на них в конце концов обратило внимание высшее руководство страны, но вылилось это в юридический казус. «Столичный синдром» принялись лечить в масштабе всей страны — было выпущено общее для России распоряжение упростить процедуры предоставления земельных участков и разрешений на строительство. Абсолютно разумное для Москвы, Московской области и, возможно, для Санкт-Петербурга, оно совершенно не отвечало реалиям других городов, которые давным-давно ввели у себя Правила землепользования и застройки и соответствующие им процедуры.

Архитектурная фронда

Парадоксально деструктивную роль в управлении пространственным развитием российских городов играет российский институт архитектуры. Дело в том, что отечественные управленцы долгое время отказывались различать архитектуру и градостроительство. Рассуждали примерно так: архитекторы создают проекты зданий и сооружений, а градостроители — проект города, то есть отличие только в масштабе. Соответственно архитектурного образования и опыта достаточно, чтобы с успехом заниматься городским развитием и управлением.

И когда Градостроительный кодекс отделил градоустройство от архитектуры, сузив для архитекторов профессиональное поле, им это, естественно, не понравилось. Те из них, кто занимал высокие посты и имел доступ в высшие эшелоны власти, стали, используя свои связи, всеми силами разрушать систему, заложенную этим документом. Их цель — вернуть времена, когда власти и архитекторы принимали решения о строительстве и развитии городов самостоятельно, не считаясь с мнением горожан и городских сообществ.

Меж тем выделение градоустройства в отдельную отрасль — безусловное благо. Деятельность архитекторов и градоустроителей основывается на совершенно разных принципах, и перенос архитектурных приемов и установок на городское управление оборачивается тяжелыми для города последствиями. Архитекторы мыслят художественными образами в масштабе здания или комплекса зданий. У планировщика же — совсем другая оптика: его задача органично включить конкретные объекты в широкий пространственный, исторический, социальный контексты.

Доминирование архитектурного проектирования странным образом отвечает интересам нынешних властей, которые по изложенным выше причинам не заинтересованы в комплексном решении градостроительных проблем. Им проще воспроизводить девелоперские технологии вчерашнего дня и как можно меньше взаимодействовать с общественностью.

В том же Сколково, где все формальные требования к градостроительной документации были выполнены, а к архитектурному проектированию привлечены лучшие архитекторы страны и зарубежные звезды, важнейшие вопросы урбанистической политики так до сих пор и не решены. Например, так и не ясно, как будет функционировать это образование — как город с постоянным плюс транзитным населением или как разновидность бизнес-центра с гостиницей длительного пребывания? Непонятно, как вообще будет функционировать этот инновационный инкубатор. Не решена проблема организации транспортной связи с Москвой и аэропортом Внуково. Нарастает озабоченность жителей соседних населенных пунктов, поскольку появление такого крупного центра неизбежно повлияет на их жизнь, и практика показывает, что не обязательно положительно. Даже если опустить отнюдь на самом деле не простые вопросы снабжения энергией, теплом, водой, связью, остается не проясненным главное — какова экономика этой затеи? Что это — девелоперский проект частной компании, одновременно решающей государственные задачи и потому пользующейся целым рядом преференций, или частно-государственное партнерство? Или что-то еще? При этом первоначальный мастер-план недавно был коренным образом пересмотрен, то ли потому, что мешал развернуться архитектурной мысли, то ли потому, что не устраивал управленцев по причине «чрезмерной» ясности. В любом случае, что бы ни говорили о нуждах инновационного развития, столь масштабные проекты нуждаются в значительно более глубокой социальной и экономической проработке.

Никто не сомневается в важности собственно архитектурного проектирования. Но оно одно не может решить задачу создания функционирующего города, перед которым стоят, к тому же, столь сложные инновационные задачи.

Благие пожелания

Ценностная установка на поддержание и воспроизводство городского сообщества, улучшение качества жизни и городской среды требует принципиально иного взгляда на город, его планирование и регулирование. Городская среда, понятная жителям, наполненная разнообразными смыслами, с привлекательными публичными пространствами и насыщенной общественной жизнью, может возникнуть, только если будет изменена технология управления — как в профессиональном, так и в социально-организационном плане. Система планирования и регулирования должна стать гораздо более прозрачной, в нее должны быть вовлечены горожане и различные группы стейкхолдеров. Принцип, более полувека назад утвердившийся на Западе, что все люди имеют право на городское пространство, должен обрести все права и в нашей стране. Несомненно, такой подход потребует совершенно других профессиональных инструментов, таких, чтобы разноголосица мнений не препятствовала, а способствовала принятию эффективных решений. И конечно, многое зависит от отношения к городу горожан, «средовой» эгоизм которых должен уступить место желанию сотрудничать.

И все же определяющей в этом процессе остается позиция властей, которые никак не свыкнутся с простой мыслью: городское сообщество — непреходящая ценность.

[1] Отличный обзор на эту тему см.: Глазычев В. Л. Урбанистика. М.: Европа, 2008.

[2] Вендина О. Противоречивое развитие российских городов: новые вызовы — старые решения. Альманах «Коперник Лабс» / Под ред. А. В. Иванова. 2008. http://almanac2008. kopernik-labs.ru/

[3] Оно используется в Европейской хартии устойчивого развития городов.

[4] Подробнее тему градорегулирования см.: Градорегулирование: Основы регулирования градостроительной деятельности в условиях становления рынка недвижимости. Коллектив авторов под руководством Э. К. Трутнева. М.: Фонд «Институт экономики города», 2008; ВысоковскийА. А. Правила землепользования и застройки: руководство по разработке. Опыт введения правового зонирования в Кыргызстане. Бишкек: Ега-Басма, 2005; Рекомендации по подготовке правил землепользования и застройки. Фонд «Институт экономики города», Фонд «Градостроительные реформы». М.: Совет муниципальных образований Московской области, 2008.

[5] Фуко М. Рождение социальной медицины. В книге: Мишель Фуко. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 3. М.: Праксис, 2006.

[6] Екатерина II почти сразу после восшествия на престол 28 июня 1762 года преобразовала петербургскую Комиссию строений в Комиссию для устройства городов Санкт-Петербурга и Москвы, во главе которой был поставлен крупнейший государственный деятель Иван Иванович Бецкой. Первым городом, получившим новый план (архитектор П. Никитин), была Тверь, сгоревшая дотла весной 1763 года. Опыт посчитали удачным, и уже 25 июня 1763 года императрица издала указ «О сделании всем городам, их строению и улицам специальных планов, по каждой губернии особо». Комиссия просуществовала 34 года и все это время ежегодно выпускала в среднем 10—12 новых городских планов.

[7] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2 изд. Т. 2. С. 231—517.

[8] Неравномерность (как и неоднородность) — фундаментальное свойство города. А формула «равные условия проживания» сегодня понимается как «равенство возможностей выбора для проживания из множества разных сред, предлагаемых городом».

[9] На тему городской среды написано очень много книг и статей. О предложенной трактовке городской среды подробнее см.: Городская среда: проблемы существования / Под ред. А. А. Высоковского и Г. З. Каганова. М.: ВНИИТАГ, 1990; Высоковский А. А. Визуальные образы городской среды. М.: Издательство Locus Standi, 2008.

[10] Так называлась замечательная книга Владимира Семенова, изданная в 1912 году (переиздана в 2003 году); см. также: Дубелиръ Г. Д. Городсия улицы и мостовыя. Юевъ, 1912.

[11] Журнал «Городское дело» издавался в Санкт-Петербурге с 1909 по 1917 г. Его редактором был известный специалист по вопросам городского хозяйства Л. А. Велихов.

[12] Читайте об этом в статье «Москва не сразу строится». Анонимный автор. http://zhurnal.lib.ru/c/chelowek_b_g/mnss.shtml. Перепечатана в архитектурном журнале под характерной рубрикой «Внимание: клевета» (Проект Классика, М., XI—MMIV). Интересующимся этой темой рекомендую книгу известного американского ученого Эрнандо де Сото «Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире». Пер. с англ. М.: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2001 (первое издание 2000 г., Basic Books, Нью-Йорк). В книге приводится сравнение коррупционных схем регистрации прав на недвижимость и строительство в разных странах.

[13] Развитие городов за счет расширения территории практиковалось в 1960-х годах, и в современной урбанистике признано неэффективным. В настоящее время урбанисты и управленцы стремятся сохранить города компактными.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Межрегиональные центры образования

Надежда Замятина, Алексей Яшунский

*[1]

«Ни у кого не было корней в регионе»[2], — американка Анна Ли Саксениан докапывается до причин интеллектуального взрыва в районе Пало-Альто, где на голом месте образовался ведущий мировой центр инновационных компьютерных разработок[3]. Результаты ее исследования, изложенные в книге «Региональные преимущества», показывают: Кремниевую долину создали уроженцы городков американского Среднего Запада — ребятам не удалось закрепиться в престижном Массачусетсе и они поехали на Запад.

На Западе периферийный (тогда) Стэнфорд преуспел в том, чего не смог сделать холеный MIT (Массачусетский технологический институт): сформировал региональную среду молодых, готовых к риску («нечего терять») талантливых технарей. Их «общажная» демократичность и взаимовыручка стали основой интенсивного обмена знаниями между фирмами Кремниевой долины, что обеспечило ускоренный вывод на рынок новых компьютерных товаров. Это, в свою очередь, стало главным конкурентным преимуществом района на рынке высоких технологий. Любопытно, что новое поколение современных «долинных» предпринимателей опять маргинально: в последнее десятилетие среди основателей здешних фирм преобладают китайцы и индийцы[4].

История Кремниевой долины подталкивает к постановке вопроса о «пришлых» студентах как потенциале региональных инноваций. Очевидно, что сложности переезда в другой город ради учебы повышают долю высокомотивированных, решительных и активных среди «пришлых» студентов по сравнению с местными, поступившими в ближайший к дому вуз[5].

Не все «миллионеры» одинаково полезны

Официальные данные Росстата о миграциях «с целью образования»[6] показывают, что есть города, в большей степени привлекающие иногородних студентов, чем другие. В 2008—2010 годах абитуриенты (составлявшие большинство перемещающихся «с целью образования») устойчивыми потоками направлялись в 11 регионов страны. В каждом из этих регионов ежегодное сальдо прибытий с целью учебы составляло 0,8—5 тыс. человек на протяжении 2009—2011 годов (без учета Москвы, где сальдо составляло 9,5—16,5 тыс. человек, и Санкт-Петербурга — соответственно 11,5—13 тыс. человек).

Очевидно, что прибывающие концентрировались не в регионах вообще, но в их важнейших образовательных центрах — таким образом, на основе данной статистики можно с достаточной уверенностью выявить ведущие межрегиональные образовательные центры страны. Это Москва и Санкт-Петербург, Новосибирск, Самара, Томск, Екатеринбург, Ростов-на-Дону, Воронеж, Нижний Новгород, Красноярск. Кроме того, высокое положительное сальдо миграций с целью образования в целом по Московской области, где крупные вузы расположены в Долгопрудном, Химках, Мытищах, Балашихе, Дубне и других районных центрах и даже «заштатных» городах[7].

Характерно, что список ведущих образовательных центров не совпадает со списком крупнейших городов страны. Так, например, в 2010 году Омская область со своим центром-«миллионером» заняла 30-е место в стране по сальдо мигрантов с целью образования, Волгоградская — 35-е, а Пермский край и Челябинская область и вовсе стабильно находятся в последней двадцатке. Напротив, 500-тысячный Томск с целым созвездием ведущих вузов страны[8] занимает одну из лидирующих позиций.

Симптоматично, что для превращения в «российский Кембридж» недостаточно не только высокой численности населения, но и высокого экономического потенциала. Об этом свидетельствует устойчивая потеря приезжих абитуриентов богатыми регионами страны: Тюменской областью (в первую очередь Ханты-Мансийским автономным округом), Краснодарским краем, Челябинской областью и Якутией.

Каждый из этих регионов теряет от восьмисот до двух с половиной тысяч абитуриентов. И это несмотря на то, что, например, практически во всех крупных городах ХМАО созданы свои прекрасно оснащенные вузы. В список регионов — аутсайдеров по миграционному образовательному сальдо входят также Ленинградская область, Алтайский край, Мурманская, Архангельская, Оренбургская, Кемеровская области, Республики Тыва, Бурятия, Ямало-Ненецкий автономный округ.

Таким образом, среди крупнейших городов страны происходит качественное расслоение. С одной стороны, выделяется ряд городов, специализирующихся на постиндустриальных (образовательных) функциях и по сути выполняющих роль интеллектуальных столиц своих макрорегионов. С другой стороны, образовательное значение многих крупных городов (Челябинск, Пермь, Уфа и др.) невелико, и они «откатываются» на роль индустриальных центров. Казань, университет которой в XIX веке притягивал элиту со всей восточной части страны, по-видимому, стала внутрирегиональным образовательным центром (сегодня Татарстан — в последней двадцатке субъектов Федерации по сальдо миграций с целью учебы).

Учиться негде работать

В некоторых городах абитуриенты составляют значительную долю от всех прибывающих мигрантов. В таких случаях именно студенчество служит главным источником разнообразия городского сообщества.

В первом приближении можно оценить роль притока в город студентов в городском развитии, сравнив входящие потоки мигрантов «с целью образования» (далее — образовательная миграция) и «в связи с работой» (далее — трудовая миграция), а образовательную миграцию — с общим потоком входящей миграции. В ряде регионов (фактически — в их центрах) образовательная миграция достигает четвертой части всех фиксируемых прибытий.

В частности, образование является целью более 15 % прибытий в регионы, крупнейшие города которых выделены нами как межрегиональные образовательные центры. Это Санкт-Петербург, Самарская, Курская, Свердловская, Томская, Иркутская и Новосибирская области и Красноярский край. При этом в целом по России миграция с целью образования составляет всего 7,9 % от общего числа мигрантов. Томск, Новосибирск, Самара, Екатеринбург и Красноярск собирают вдвое больше, чем в среднем по стране. Очевидно, что высокая доля учебной миграции связана именно с ролью этих городов как межрегиональных образовательных центров.

Входящая образовательная миграция составляет значительную долю от общего количества прибытий также в Коми (Сыктывкар), Мордовии (Саранск), Башкортостане (Уфа), Курской и Иркутской областях. Здесь доля входящей образовательной миграции еще выше и составляет от 19 до 22 % от общего притока мигрантов в регион. Однако это происходит на фоне незначительной входящей миграции в целом (грубо говоря, «если уж кто-то и едет в Сыктывкар, то поступать в университет»), что не позволяет отнести их к региональным центрам.

Более того, данные регионы (кроме Иркутской области) в целом теряют потенциальных абитуриентов (например, в 2010 году республики Коми и Башкортостан — более 500 чел., Мордовия — около двух десятков). Поэтому можно сделать вывод, что входящая образовательная миграция обеспечивается в основном прибытиями в результате перемещений абитуриентов внутри самих регионов. Иными словами, в Сыктывкар, Саранск, Иркутск и Уфу приезжают учиться в основном из промышленных городков соответствующих субъектов (из Воркуты, Ухты, Ангарска, Братска, Белебея и т. д.). Данный вывод становится особенно отчетливым при сопоставлении трудовой и образовательной миграции. Количество прибытий с целью учебы[9] в полтора-два раза превышает количество прибытий на работу в Брянской, Курской, Воронежской, Самарской, Свердловской и Новосибирской областях, в республиках Мордовия, Башкортостан, Коми и Чувашия.

Таким образом, в качестве центров образования (но не межрегионального, а местного, внутрирегионального уровня) выделяются центры некоторых периферийных регионов. Часть таких городов — традиционные административные центры регионов с резко поляризованной территориальной структурой, где сложилось своеобразное разделение функций между сугубо административной столицей и промышленными центрами территории. Наиболее яркие примеры: Сыктывкар против Ухты и Воркуты, Белгород против Старого Оскола, в меньшей степени Иркутск против Усть-Илимска и Братска, Курск против Железногорска.

Для данной подгруппы городов регистрируемая входящая образовательная миграция главным образом является миграцией абитуриентов в административный центр региона из узкоспециализированных промышленных городов того же региона (из Воркуты в Сыктывкар и т. п.).

Сложившееся разделение функций оказывается на руку административным центрам: промышленные центры по сути подпитывают «образовательным сырьем» центры административные, чем формируют их специализацию на наиболее передовой (в постиндустриальных условиях) отрасли специализации.

Вторая группа центров — «безоговорочные» полифункциональные центры регионов, в которых, однако, сложилась непростая ситуация на рынке труда. Абсолютные объемы образовательной миграции здесь невелики, однако образовательный потенциал города в современных условиях выигрывает у производственных отраслей, которые при других условиях могли бы стать «магнитами» для мигрантов. Не случайно в подобных регионах очень низка (менее 10 %) доля прибытий на работу. Таким образом, для центров некоторых периферийных регионов на фоне общего кризиса экономики спасительной оказывается переспециализация на оказание образовательных услуг.

К числу центров такого рода можно отнести Брянск, Чебоксары, Тверь, Саранск, Владимир. К этому же типу мы склонны отнести и Уфу (здесь очень низка доля трудовой миграции, а роль в подготовке кадров в национальном масштабе, как указывалось выше, невелика). По всей видимости, речь идет о предоставлении высшего образования уроженцам небольших населенных пунктов близлежащих территорий. Сопоставление списка таких регионов с рейтингом ведущих вузов страны показывает, что в основном в таких регионах расположены вузы не лучшие, но располагающиеся в рейтинге на позициях «выше среднего» или «средние»[10].

В Петербург — учиться, в Москву — работать

Характерно, что в число лидеров по доле прибытий с целью учебы не вошла Москва. По абсолютному числу прибывающих абитуриентов Москва конкурирует только с Петербургом, держась у границы в десять тысяч человек в год (а в 2010 году — более 16 000), тогда как остальные регионы отстают от двух столиц в несколько раз.

Однако в Москве высокий абсолютный показатель миграции с целью учебы тонет в мощных потоках иных форм миграции[11].

В отличие от Москвы в Петербурге (как и в других региональных образовательных центрах: Екатеринбурге, Самаре, Новосибирске, Красноярске) весомость интеллектуальной составляющей специализации города (в противовес экономической) выражена намного ярче. «Вес» иногородних студентов в общем объеме студенчества в Петербурге также существенно выше, чем в Москве.

Среднее сальдо образовательной миграции составило в 2008—2010 годах 12,1 тыс. человек в обоих городах. Но в расчете на каждую тысячу студентов (по официальным данным) в Москве приходилось в среднем 9,5 мигранта, прибывших в город с целью учебы, и почти 9,2 мигранта, оставшихся в городе с целью учебы (поступив в учебное заведение). В Санкт-Петербург соответственно ежегодно прибывали с целью учебы 27,5 мигранта на каждую тысячу студентов, оставались — 26,6. Таким образом, в Петербурге формируется более разнообразная студенческая среда, чем в Москве (вузы которой обучают все же в большей степени москвичей).

Что касается соотношения Московской и Ленинградской областей, то картина здесь обратная: Московская область — важный межрегиональный образовательный центр (в среднем в области численность студентов составляет около 174 тыс. человек). В область прибывают с целью учебы в среднем более 2 тыс. человек в год, остаются (с учетом выбывающих с целью учебы в другие регионы) 1,2 тыс. человек. В Ленинградской области обучаются всего 18,5 тыс. студентов; баланс миграций с целью учебы в среднем отрицательный; при 700—900 прибывающих образовательных мигрантов отбывающие из Ленинградской области 1,3—1,7 тыс. человек в год, по-видимому, вносят свой вклад (однако не более 10—13 %) в усиление потока образовательной миграции в Санкт-Петербург.

«Понаехавшие» физики и местные лирики

Для анализа студенческих миграций на микроуровне (по Томскому и Новосибирскому университетам) были использованы данные социальной интернет-сети «ВКонтакте». По нашим оценкам, она охватывает не менее 50 % современного российского студенчества[12], и поэтому может использоваться как репрезентативный источник данных[13].

Из страниц пользователей извлекалась (в случае наличия) информация о дате и месте рождения, а также все упоминания о местах учебы, работы и проживания с соответствующими датами. Сформированные таким образом «биографии» пользователей служили предметом дальнейшего анализа для определения «карьерных траекторий».

В каждом из вузов были выбраны факультеты физического (физический в НГУ и физико-технический в ТГУ) и гуманитарного (гуманитарный факультет НГУ и Институт искусств и культуры ТГУ) профиля; заочных отделений на данных факультетах нет[14].

И в Томске, и в Новосибирске на факультетах физического профиля значительную долю составляют иногородние студенты. Среди выпускников физического факультета НГУ 2005—2010 годов выпуска иногородних оказалось около половины, среди выпускников физико-технического факультета ТГУ тех же годов выпуска — около 80 %. На гуманитарных факультетах доля иногородних значительно меньше — около 25 % среди выпускников гуманитарного факультета НГУ и около 40 % выпускников Института искусств и культуры ТГУ.

Такая ситуация, видимо, связана с возможностью организовать обучение гуманитарным специальностям по месту жительства абитуриента — например, в филиалах. В частности, ТГУ осуществляет обучение в своих иногородних филиалах нетехническим дисциплинам: «юриспруденция», «бухучет», «финансы и кредит» и т. п.[15]

Сложные технические дисциплины требуют, однако, специфической материальной базы. Сосредоточенные в немногих научных центрах, именно фундаментальные технические вузы оказываются главными магнитами для иногородних студентов. Социальная среда городов с преобладающей технической специализацией в образовании оказывается соответственно более динамичной — за счет несколько более активного притока высокомотивированных иногородних кадров.

В основном это ребята из нестоличных городов соседних регионов, в которых нет своих высокостатусных вузов, а также из Казахстана. Жители областных центров России переезжают ради учебы значительно реже, оставаясь учиться в «домашнем», пусть и не самом престижном вузе. Напротив, уроженцы небольших городов, если уж решаются получить высшее образование, то выбирают ведущие вузы Сибири, и именно они активно пополняют студенческое население Томска и Новосибирска.

В итоге и в ТГУ, и в НГУ много прибывших из Северного Казахстана (более 6 % выпускников физфака НГУ и более 20 % выпускников физико-технического факультета ТГУ, в том числе по нескольку процентов — из Караганды, Кокшетау, Усть-Каменогорска, Щучинска), из городов Кемеровской области (3—7 % выпускников разных факультетов НГУ и 12—15 % выпускников разных факультетов ТГУ: из Новокузнецка, Кемерова, Анжеро-Судженска, Междуреченска, Прокопьевска), из Алтайского края (из Бийска чаще, чем из столицы края Барнаула), из Красноярского края (из Железногорска чаще, чем из Красноярска, где расположен Сибирский федеральный университет), из Хакасии и Бурятии, из Иркутской области (из небольшого Ангарска чуть чаще, чем из Иркутска).

Симптоматично, что доля иногородних студентов существенно выше в ТГУ[16], чем в НГУ. «Диспозиция» двух крупнейших научно-образовательных центров Западной Сибири здесь напоминает соотношение Москвы и Санкт-Петербурга: более крупный город каждой пары оказывается относительно больше ориентированным на подготовку своих студентов (в абсолютном выражении иногородних может быть и больше, но их число тонет в общей массе местных). Второй город пары, напротив, выступает в роли настоящей «столицы провинции»: его образовательные мощности в большей степени работают на образование иногородних. Особенно любопытна данная ситуация на фоне действия такого мощного мотора подкачки иногородних абитуриентов в НГУ, как Новосибирская физико-математическая школа-интернат — СУНЦ НГУ (ФМШ), по итогам олимпиад собирающая талантливых ребят с огромной территории.

Любопытно соотношение зон влияния НГУ и ТГУ. НГУ — по-видимому, как более «статусный» вуз[17] — собирает абитуриентов практически со всей восточной части страны: 5 % студентов физфака НГУ составляют даже уроженцы Дальнего Востока. При этом, хотя в целом среди иногородних студентов НГУ преобладают выходцы из нестоличных городов соседних регионов, немало их и из областных центров (на физическом факультете НГУ несколько процентов выпускников — из Кемерова, Тюмени, Барнаула; есть омичи и красноярцы), которым, как видно, не зазорно ехать поступать в Новосибирск. В Томске уроженцев областных центров (кроме самого Томска) практически нет на технических факультетах и немного — на гуманитарных: Томск собирает абитуриентов на более ограниченной территории.

В итоге, по-видимому, следует развести исследованные вузы по разным иерархическим уровням: Новосибирск можно считать универсальным образовательным центром востока страны (восточнее Тюмени), тогда как у ТГУ — ярко выраженная ближняя зона влияния: Северный Казахстан, Алтайский край (без Барнаула), Кемеровская область, республики юга Сибири. Аналогично Санкт-Петербург, по-видимому, имеет свою территориальную зону влияния, традиционно считаясь своеобразной научной столицей севера России[18].

Горизонтальные миграции: «дружить городами»

«Центр-периферийные» отношения образовательных центров и раздел «зон влияния» между городами хорошо описывается известной в географии теорией центральных мест[19] с той поправкой, что потенциал влияния образовательного центра определяется не численностью населения соответствующего города, но специфическими свойствами места именно как образовательного центра (специализация, качество образования и др.).

Новосибирск является выраженным образовательным центром первого порядка для всей зауральской части страны (иными словами, самым главным центром, жители которого не обращаются за получением образовательных услуг в другие города)[20], частично накрывая своей зоной влияния ареалы набора абитуриентов вузами Кемерова и Омска, Барнаула и Хабаровска и др. По сути только Томск как мощный образовательный центр противостоит силе притяжения Новосибирска: из Томска в Новосибирск не поступают[21]. Томск также собирает свою студенческую клиентуру, «обкусывая» периферии более слабых образовательных центров — Барнаула, Кемерова и др.

Параллельно под действием некоторых факторов образовательные потоки очевидно перераспределяются горизонтально. Эта структура выражена слабее, зато ее силовые линии простираются на сотни и тысячи километров. Ее существование проявляется по устойчивым сгусткам потоков образовательной миграции в определенный вуз из относительно немногих удаленных городов. Так, физический факультет НГУ притягивает абитуриентов из Железногорска (2,5 % выпускников) и Ангарска (чуть меньше 1 %), физико-технический ТГУ — из Бийска (14 % выпускников) и Бурятии (9 % выпускников, в том числе из Улан-Удэ — 5 %). Ведущую роль, во всей видимости, играет совпадение специализации градообразующих предприятий городов выхода абитуриентов и профиля образования соответственно в ТГУ и НГУ[22].

Характерно, однако, что далеко не всегда наблюдается прохождение ожидаемого карьерного цикла «миграция — поступление — целевая подготовка — возвратная миграция — трудоустройство». Уроженцы «избранных» городов поступают в ТГУ и НГУ и нередко остаются там после окончания учебы. На их место из ТГУ и НГУ направляются выходцы из других мест (чаще из периферийных городов Кемеровской области и Казахстана); иногда наблюдается перераспределение выпускников между «избранными» городами — как правило, со смещением к западу[23].

Таким образом, наблюдается не очень мощный, но устойчивый горизонтальный обмен мигрантами между несколькими далеко расположенными городскими центрами. При этом характерна роль специализации города: она направляет карьерную траекторию местных уроженцев на самом первом этапе, определяя выбор вуза «по профилю» города. Как можно предположить, это происходит под воздействием примера знакомых или родственников или же при их непосредственном участии, — но на последующих этапах карьерные траектории местных уроженцев разветвляются.

По сути функционируют специфические «профессиональные сети» городов, в рамках которых одни города как бы больше «дружат», чем другие, — дружат в буквальном смысле слова за счет контактов бывших сокурсников и коллег, а также внутриотраслевых коммуникаций, связанных с профильным обучением и системой заявок на специалистов[24].

* * *

[1] Статья подготовлена при поддержке гранта РФФИ № 10-06-00275 «Новые закономерности размещения производительных сил России» (рук. А. Н. Пилясов, которому авторы благодарны за ценные замечания).

[2] Saxenian A. Regional advantage: Culture and competition in Silicon Valley and Root 128. Harvard University Press: Cambridge, Massachusetts and London, England, 1996. P. 30.

[3] Английское название Silicon Valley, в советской научной литературе передававшееся красивым сочетанием «Долина кремния», в настоящее время чаще неверно переводится как «Силиконовая долина». Название связано с ранней специализацией района на производстве полупроводников (кремний — один из самых распространенных полупроводников). Химическое соединение «силикон» не имеет отношения к данному району, и по-английски пишется иначе: silicone. Тем не менее созвучие английского (и латинского) названий кремния (silicon) с русским названием силикона (в совокупности с образом чего-то «сделанного по последнему слову техники») привело к распространению ошибочного названия.

[4] Saxenian А. Silicon Valley's new immigrant entrepreneurs. Public policy institute of California, 1999. 93 p.

[5] Разумеется, кому-то активному и мотивированному повезло родиться рядом с хорошим университетом — речь идет именно о доле носителей определенных качеств среди местных и «пришлых».

[6] Показатель «Распределение мигрантов в возрасте 14 лет и старше по обстоятельствам, вызвавшим необходимость смены места жительства, и территориям Российской Федерации», включенный в ежегодный бюллетень «Численность и миграции населения Российской Федерации», доступный на сайте Росстата: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat/rosstatsite/main/publishing/catalog/statisticJournals/doc_114009603490

[7] Ведущие университеты области: Московский государственный университет леса в Мытищах (знаменитый Лесотехнический институт, готовящий, в частности, специалистов для ракетно-космической отрасли), Российский государственный университет туризма и сервиса в Пушкинском районе с рядом филиалов, Военно-строительный университет при Федеральном агентстве специального строительства в Балашихе, Московский государственный университет культуры и искусств в Химках, Международный университет «Дубна» и др. В Долгопрудном расположен знаменитый Московский физико-технический университет (МФТИ), иногородние студенты которого, соответственно, проживают в общежитиях на территории Московской области.

[8] Томский национальный исследовательский университет (Томский государственный университет) устойчиво входит в десятку национального рейтинга вузов, Томский национальный исследовательский политехнический университет — в двадцатку.

[9] Специфика российской статистики такова, что данный показатель отражает как количество прибытий в данный регион с целью учебы из других регионов, так и количество прибытий в результате перемещения внутри региона — например, упоминавшиеся прибытия на учебу из Воркуты в Сыктывкар, из Белебея в Уфу и т. п.

[10] Национальный рейтинг вузов: http://univer-rating.ru/default.asp

[11] Официально доля трудовой миграции в Москву очень низка — всего 3—4 %. При этом ведущая (почти 50 %) причина прибытий в Москву фиксируется как «иные причины», что позволяет предположить, что существует весомая скрытая трудовая миграция. Поэтому данные по соотношению образовательной и трудовой миграции в Москву вызывают сомнения.

[12] Замятина Н. Ю. Метод изучения миграций молодежи по данным социальных интернет-сетей: Томский государственный университет как «центр производства и распределения» человеческого капитала (по данным социальной интернет-сети «ВКонтакте») // Региональные исследования. 2012. № 2. (В печати.)

[13] С 2010 года часть информации из социальной сети «ВКонтакте» находится в публичном доступе. Поиск и извлечение данных осуществлялись только в публичном сегменте сети. Для сбора данных использовались программы-скрипты и штатные средства систем Unix: программы wget, grep, sed, awk, позволяющие скачивать и обрабатывать web-страницы в автоматическом режиме. Собраны данные по зарегистрированным в сети выпускникам 2005—2010 годов выпуска: 1032 анкеты выпускников физического факультета и 817 анкет выпускников гуманитарного факультета НГУ, 409 анкет выпускников физико-технического факультета ТГУ и 338 анкет выпускников Института искусств и культуры ТГУ.

[14] Действует филиал ТГУ в Прокопьевске; в филиале ТГУ в г. Прокопьевске подготовка студентов по направлению «Физика» осуществляется в течение двух лет с последующим продолжением обучения в базовом вузе. http://abiturient.tsu.ru/82-filialy.html

[15] http://www.tsu.ru/content/education/branches/

[16] Проводились исследования и по другим факультетам ТГУ: см.: Замятина Н. Ю. Указ. соч.

[17] Или как вуз, располагающий более широкими «сетями» набора абитуриентов (система олимпиад, выездных приемных комиссий) и т. д.

[18] Материалы по зоне набора абитуриентов вузами Санкт-Петербурга пока не собраны.

[19] Теория центральных мест немецкого географа Вальтера Кристаллера описывает модель, согласно которой более крупные города («центральные места») предоставляют услуги (в том числе образовательные) жителям соседних более мелких городов и населенных пунктов. Спектр предоставляемых услуг при этом напрямую увязывается с численностью населения города: наиболее крупные города (центральные места первого ранга) предоставляют наиболее полный спектр услуг, включая наиболее редкие, и «обслуживают» большую территорию. Значительная роль в теории отводится также расстоянию, от которого ставится в зависимость зона влияния центрального места. Более подробно см.: Бунге, Вильям. Теоретическая география. М., 1967. С. 141 — 147; Леш, Август. Географическое размещение хозяйства. М., 1959.

[20] Жители центров второго порядка (в данном случае это, например, Кемерово и Барнаул) обращаются за образовательными услугами помимо учреждений своего города в учреждения центров первого порядка (Новосибирск). Жители центров третьего порядка получают образование в образовательных учреждениях своего города, центров второго порядка (откуда, в свою очередь, кто-то уезжает учиться в центры первого порядка) и первого порядка — и т. д. Так, например, из выпускников бийских школ кто-то остается учиться в Бийске, кто-то едет в Барнаул (некоторые местные выпускники которого уезжают, однако, в Новосибирск), а кто-то едет сразу в Новосибирск. Уроженцы Новосибирска в пределах Сибири не ездят учиться никуда.

[21] Не считая оттока в Москву и Санкт-Петербург. Красноярск также почти не «посылает» своих уроженцев в Новосибирск — но «упускает» железногорцев.

[22] В отношении пары Улан-Удэ и ТГУ связь, на первый взгляд, неочевидна: это пара авиационный завод в Улан-Удэ и специализация «баллистика и гидроаэродинамика» на физтехе ТГУ.

[23] Среди выпускников физико-технического факультета ТГУ, чьи анкеты представлены в сети «ВКонтакте», 15 человек из Бурятии; трое из них указали в анкетах факт возвращения на работу в Улан-Удэ на авиационный завод (по профилю подготовки), двое оказались в Иркутске, один — в Снежинске. Аналогична ситуация с Бийском: из 26 выпускников-бийчан достоверно (согласно анкетам) трое вернулись в Бийск, 11, по-видимому, осели в Томске, один оказался в Санкт-Петербурге, двое — в Снежинске, один — в Сургуте.

[24] Таковая в значительной степени определяет географическую зону трудоустройства выпускников ТГУ; во всяком случае полученные нами данные согласуются в целом со списком партнерских предприятий ТГУ: http://www.tsu.ru/content/up/reestr.php

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Линейные города

Илья Лежава

О том, что современные города переживают кризис, написано довольно много. Чаще всего в кризисах городов обвиняют транспорт. В последние годы сюда добавился и так называемый экологический фактор. Популярным, особенно на Западе, становится изучение социологии города. Однако пути решения собственно градостроительных проблем обсуждаются гораздо реже. Среди городского руководства распространено мнение, что все можно решить путем совершенствования существующих городских структур, то есть на «местном» уровне. С некоторыми городами, вероятно, так и придется поступить. Однако новое строительство со всей очевидностью должно стремиться к более серьезным переменам.

Анализ показывает, что «звездчатые» города и агломерации теряют свои позиции. Территориальный и экологический ресурсы в них практически исчерпаны. На наших глазах они уничтожают природу и становятся непреодолимым препятствием для транспорта. Долгое время градостроители уповали на города-спутники. Но и они не спасли положение. Есть страны, особенно в Европе, где пятна городов начинают срастаться, образуя огромные мегалополисы. Мегалополисы множатся. Если «положить» все города мира компактно на карту, они покроют Индийский субконтинент. Ясно, что раз города и крупные агломерации теряют свои очертания, то нет смысла их бессистемно увеличивать, даже за счет спутников. Но ничего не предпринимается: то финансовый кризис мешает, то вдруг появляется надежда на то, что прирост населения пойдет на убыль и расширение не потребуется, и т. д.

Обратимся к истории. Люди издревле селились вдоль водных или сухопутных путей сообщения. Это были реки Тигр, Евфрат, Нил, Хуанхэ, Меконг, Дунай, Рейн, Луара, Волга, Миссисипи. Были караванные пути, Великий Шелковый путь, римские дороги, окружавшие Средиземноморье, путь из «варяг в греки», дороги, ведущие в Святую землю... Коммуникации повсеместно притягивали людей. Создавались города, замки и крепости. Они нанизывались на пути, как бусы на нить. Транзит был выгоден всем. Одни богатели за счет перекупки товара, другие жили придорожной торговлей, третьих кормила река, четвертые взимали пошлину за проезд. Кто-то грабил, кто-то охранял. Еще сравнительно недавно стали разрастаться поселения у Трансамериканской, Трансавстралийской и особенно Транссибирской железных магистралей.

В России большинство городов ориентированы на бесконечные пути сообщения. Кто жил на любой русской реке — знает, что значит пристань для городка. Кто жил на железнодорожной трассе — помнит, сколь велика роль вокзала и всего, что с ним связано. Вокзал и пристань — это работа, это еда и товары, это информация, это связь с внешним миром. Пушкин в патриотическом стихотворении «Клеветникам России» так описывает российскую «географию»: «...От Перми до Тавриды. От финских хладных скал до пламенной Колхиды. От потрясенного Кремля до стен недвижного Китая.». По этим направлениям и развивались русские пути-дороги. Вспомним, как во время Второй мировой войны с севера, по мурманской трассе, шли ленд-лизовские товары. По Волге, в центр, шли нефть и пшеница. Об огромной роли Севморпути и особенно Транссиба в этот период и говорить нечего.

Жизнь на трассе

Россия имеет значительный пространственный ресурс. Многие считают, что именно за счет этого ресурса и надо развивать агломерационные «пятна». Уверен, это тупик. Где же выход? Поскольку в России сформировался целый ряд протяженных транспортных коридоров (в основном железнодорожных), то, вероятно, можно вдоль них и селиться. К сожалению, до сих пор передвижение по этим коридорам шло медленно, неорганизованно и некомфортно. Надо строить не только автомобильные, но и современные скоростные удобные «поездные» трассы, как это делают во Франции, Германии, Китае. Эти трассы должны проходить по избранным направлениям, переориентируя на себя расползающиеся агломерации. Подобный процесс напоминает прокладку осушительного канала сквозь болотистую местность. Трасса скоростного Сапсана (от Нижнего Новгорода до Хельсинки, через Москву и Петербург) и есть такой «осушительный канал». На нем и могут располагаться новые поселения. Вспомним, еще 100 лет назад мощный поток переселенцев был притянут к Транссибирской железнодорожной магистрали. Хотя скорости передвижения были невелики, жизнь на трассе казалась им более привлекательной, чем в деревнях и старых городах.

Удобно ли современным жителям селиться вблизи трасс? Можно предположить, что да. Можно вспомнить Нью-Йоркский регион, где вдоль Лонг-Айлендского пролива идут скоростные поезда. Вся трасса Нью-Йорк — Нью-Хейвен — Бостон, длиною 400 километров (наш аналог Москва — Нижний Новгород), фактически демонстрирует собой линейную систему расселения. Богатые деловые люди живут на берегу моря в небольших уютных городках. Для поездки в Нью-Йорк они редко пользуются автомобилями. На них доезжают только до станций, где садятся на электропоезда и попадают, например, на вокзал Гранд-Централ в центре Манхэттена, расположенный на 42-й улице. Далее пешком (или на местном метро) расходятся по самым престижным офисам страны. В электричках они сидят в комфортабельных креслах, читают газеты, работают, могут заказать завтрак. Не сравнить с ездой на машине по многокилометровым пробкам.

Возникает вопрос: почему мы преимущественно говорим о поездах, а не об автомобилях или самолетах? Действительно, в 1960-х годах в Европе казалось, что побеждает автомобиль. Даже сейчас грузовые перевозки, благодаря маневренности, активно обслуживаются автотранспортом. При этом пассажирские поезда стали интенсивно увеличивать скорость движения, которая достигла в настоящее время 300 км/час. При таких скоростях Европа переходит на пассажирское поездное передвижение. Что касается авиации, то у нее много недостатков: сложности при посадке и оформлении багажа, удаленность аэропортов, шумовое загрязнение окружающей среды и т. д.

Можно возразить, что редкие остановки на скоростных трассах создадут сложности их достижения. Но транспортный коридор — это не «однопутка», к которым мы привыкли. Это плотный пучок коммуникаций, включающий скоростной канал для пассажирского сообщения, отдельный канал для грузоперевозок, автомобильное шоссе, трубопроводы, транспортеры и т. д. К тому же совершенно необязательно задействовать один пассажирский канал движения. Можно иметь для дальних расстояний скоростной канал с редкими остановками, еще один средний и один неспешный, для небольших расстояний с частыми остановками (как в нью-йоркском метро). Вблизи подобных многоканальных путей сообщения и могут появиться новые города.

Что же может заставить людей покинуть привычные места в большом городе и начать селиться вдоль трасс? Известно, что плотная городская жизнь сформировалась не только благодаря транспорту. Многих людей в плотном городе привлекают его «энергетика», богатый выбор мест приложения труда, близость очагов культуры, образования, информации, а также зоны полового, возрастного и профессионального общения. Там же формируется особый стиль жизни. В городах хотят жить те, кто стремится иметь активные социальные контакты, а это в основном молодежь. Могут ли линейные системы обеспечить что-то подобное?

Смогут, если удобство и скорость достижения перечисленных благ на трассе будут не хуже, если не лучше, чем в современном городе. И если получится привыкнуть к подобному, не совсем для нас обычному, стилю жизни. Я наблюдал, как в Швейцарии дети из небольшого городка Мендризио и окрестных поселений на электричке ездили в школу, а взрослые отправлялись на работу, учебу или за развлечениями в Лугано или даже в заграничный Милан. Это казалось им вполне естественным. Жизнь на природе они никогда не променяют на миллионный автоград. Для поездок они редко используют автомобиль, если можно легко, быстро и удобно добраться куда бы то ни было на поезде.

Кроме транспортного и социального аспектов в пользу линейных систем расселения действует и экономический фактор. В городах земельные ресурсы исчерпаны, а вдоль трасс (особенно в России) сосредоточены огромные пространства, которых хватит на столетия. В этой зоне застройщики любого комплекса не будут зависеть от необходимости уничтожения ранее существовавших построек, и им не придется использовать дорогие городские земли.

Возникает еще один законный вопрос: зачем прогнозировать рост агломераций или строительство новых городов, если в России не ожидается прироста населения? Даже мигранты не спасают положение. Но жилищные стандарты в России очень низки. Жилой фонд в ужасном состоянии. Даже «хрущевская» норма (9 метров на человека) соблюдается далеко не всегда. Для достижения хотя бы минимального европейского уровня жизни (30 кв. метров на человека) придется строить новое жилье. К сожалению, в реставрированных исторических городах всех поселить не удастся. Будет дешевле создавать новые города, чем реанимировать «убитую» застройку в «советских» моногородах и рабочих поселках.

В мире меняются не только скорости и удобства передвижения. Меняется система достижения поездов. Вокзалы перестают быть скопищем отъезжающих людей и становятся полноценными общественными центрами, соединенными с пересадочными узлами. Исчезают залы ожидания, существенно ускоряется продажа билетов, упрощается процедура посадки и т. д. При этом в городах вокзалы расположены в стратегически значимых местах и активно включены в систему общественного транспорта. Пример — новый вокзал в Киото. Таким образом, хорошо организованные линейные системы расселения могут резко сократить потребность людей в автомобилях и стимулировать переход на интенсивное использование общественных видов транспорта, а также дать им природу.

Конечно, селиться вблизи трасс при малых скоростях было нерационально, но уже при 300 км/час, удобной организации достижения остановок и повышении стандартов проживания в новых городах «линейный» способ жизни может стать вполне приемлемым. Поэтому теоретически в России можно было бы постепенно переходить на линейные системы расселения, собирать города вдоль скоростных трасс и восстанавливать природу на покинутых людьми пространствах.

Аналогии

Итак, предлагается сосредотачивать людей в новых городах вдоль русел расселения. В этом случае мы имеем два основных элемента: транспортное русло и город. Чтобы лучше понять непростой принцип их взаимодействия, приведем ряд аналогий.

Первая аналогия — геометрическая. Как ни странно, все коммуникации могут быть в конечном итоге только линейными. Все поселения всегда связаны с дорогой. Город, даже если он «пятнообразный», состоит из капилляров-дорог, к которым примыкают здания. Так комнаты соединяются между собой посредством коридора, а сурки, организуя свои убежища, роют туннели с отходящими от них норами. Все градостроительные системы всегда состоят из коммуникаций с примыкающими к ним объектами. Это не зависит от нашей воли. Это проявление некого всеобщего закона архитектурно-пространственной геометрии.

Можно построить также некую зоологическую аналогию. Город — это взаимосвязанный набор сооружений. Обычно они располагаются вблизи центра, образуя некое округлое «пятно застройки». Почему округлое? Потому что желательна быстрая взаимодоступность районов и центра. То же «скопище» домов можно расположить и в линию. Природа активно пользуется этим принципом. Она создала не только «компактного» ежа, но и «линейного» ужа. Для одних функций хорош еж, для других — уж. Это просто два разных способа компоновки. В градостроительстве пока использована в полной мере только компоновка «ежа». Не пора ли задействовать «ужа»?

Еще одна аналогия — ботаническая. Русло с транспортным коридором в центре можно сравнить со стволом дерева, по которому непрерывным потоком идут живительные соки. В то же время города — это некие плоды, то есть места, в которых эти соки накапливаются. Города, подобно плодам, накапливают культурные ресурсы, необходимые для продолжения рода человеческого. Представляется, что система «ствол» (русло) — «плод» (город) более совершенна, чем дисперсная структура расползающихся «мхов и лишайников» современных городов.

Возможна еще и философская аналогия. Город — это место рождения и воспитания человека. Это место, где он формируется, где находятся его близкие и друзья. Кроме того, это место, где накапливается городская культура, которая делает данный город неповторимым. Это его родина. Русло есть противовес городу. Это место, где идет активная и непредсказуемая жизнь, где человек противопоставлен окружающему миру. Это место борьбы и перемен, побед и поражений. Это место работы, экспериментов, развлечений и активного отдыха. Нетрудно заметить наличие в этом рассуждении некоего дуализма, двух противоположных, но дополняющих друг друга начал. Русло и город можно трактовать как средоточие мужского и женского начала, как Инь и Ян в китайской философии.

Аналогии помогают понять, что ориентация на линейные системы расселения неслучайна. Она имеет глубокие культурно-исторические, философские и социально-экономические основы.

Русло и город

Итак, повторим, в концепции линейной системы расселения выделяются два основных элемента — русло и город. Рассмотрим их более подробно.

В основе русла расселения — транспортный коридор. По нему движутся непрерывные потоки людей, грузов, воды, энергии и полезных ископаемых. Каналами их движения являются дороги, трубопроводы, различного вида транспортеры и рельсовые системы. Легкая доступность делает эти «русельные» территории особенно удобными для освоения. Это зона общей шириной приблизительно 10—15 километров. На прилегающей к транспортному коридору территории могут быть построены тысячи объектов. Среди них — жилые поселения, заводы, образовательные центры, места отдыха и, конечно, города. Русло также пересекает зоны природных парков, заповедников, рекреационных и развлекательных центров с гостиницами, домами отдыха и санаториями. Наконец, вдоль русла и вблизи него могут находиться территории интенсивного землепользования: пахоты, фермы, пастбища, рыбные и лесные хозяйства. То есть русло — это гигантские линейные территории, активно освоенные человеком. Поскольку, по нашим предположениям, многие территории будут терять население, притянутое на русло, на покинутых местах будет возрождаться первозданная природа.

Теперь о городах. Пропаганда линейных систем расселения не предполагает, что новые города должны иметь вид магистрали с прилегающими к ней жилыми домами на манер Тверской или Невского. Это полноценные города, расположенные в транспортной близости от той или иной остановки на трассе. Они даже не всегда могут отличаться от существующих городов своей планировочной структурой. Дело в другом.

Тысячелетиями человек старался снабдить сооружения, им создаваемые, не только защитой от вражеских нападений и климатических капризов, но и теплом, светом, энергией, водой, а также эффективной системой удаления отходов. В этом люди особенно преуспели в последнее столетие. Однако результат подобной деятельности оказался неожиданным. Сотни удобных сервисных механизмов стали потреблять огромное количество энергии. Ее производство и городские выбросы отравляют окружающую среду. Теперь надо не только людям помогать, но спасать саму природу, из которой они черпают блага. А это меняет всю философию строительной деятельности. Линейные системы расселения указывают нам возможный выход из этой ситуации.

При строительстве новых городов мы должны создать систему, централизованно управляющую всеми процессами, в них происходящими. Новые города должны не только централизованно получать блага, но и контролировать весь цикл своего потребления, включая характер отходов, выходящих в атмосферу или почву. Заметим, что в Нью-Йорке, например, 50 % веса продуктов и упаковок от них выбрасывается на помойку. Не только производство и энергетика, но вся деятельность человека, включая градостроительство, должна стремиться стать безотходной. Вечно растущие города не могут служить для нас образцом. Многофункциональные инженерные системы, обслуживающие новые города, смогут контролировать только плотную, законченную структуру.

Кстати, о плотности. Города тысячелетиями развивались постепенным, стихийным приращиванием территории. Даже если город строился сразу, по единой схеме, он все равно рос. Теперь ситуация, вероятно, должна измениться. Город должен перестать быть «содружеством» отдельно стоящих зданий. Это единое плотное сооружение, в котором контролируются все технологические процессы, в нем происходящие. Естественно, города могут быть как низкоэтажными, так и многоэтажными. Форма города может быть любой. Но еще раз повторим: он должен быть плотным, отказаться от спонтанного роста и обрести новое качество — централизованное управление всеми инженерными процессами. В соответствии с этими принципами города уже строятся. Например, экогород Масдар в Эмиратах. Строятся небоскребы, новейшие заводы, гигантские гостиницы, торговые молы и даже круизные лайнеры. Перефразируя Ле Корбюзье, который в начале прошлого века объявил, что «дом — это машина для жилья», мы в начале этого века говорим: «Город должен стать машиной для жилья». А машины, насыщенные техникой, как известно, не растут. Конечно, российские города к этому не готовы. Однако новым поселениям ничего, кроме затрат, не мешает стать таковыми.

Естественно, существующие исторические города останутся на своих местах. При этом их надо освободить от подчас уродливых «наростов» 1930—60-х годов. Для новых же городов придется искать подходящие территории, расположенные в легкой транспортной доступности от остановок на скоростных трассах. Но, самое главное, эти города должны по всем параметрам превосходить бесконечные барачные и пятиэтажные поселения, бессистемно построенные за последние семьдесят лет. Если мы разместим вдоль русел расселения цепочки стотысячных городов, обладающих новыми экологическими стандартами проживания, близостью нетронутой природы и вместе с тем плотностью социальных контактов, свойственных центрам старых городов, мы получим принципиально новую, современную систему расселения. Только подобная, четко структурированная система сможет привлечь «в свои ряды» активное население, «осушив» расползающиеся агломерации.

Москва

Москва — столица огромного государства. Население ее стремительно растет. Хотим мы того или нет, но рост будет продолжаться. Уже сейчас город задыхается в автомобильных пробках. Что произойдет с транспортом, если рядом застроить территорию, большую, чем современная Москва?

В России многие годы держалась советская норма: 20 машин на 1000 жителей. Повсеместно строились огромные кварталы, не рассчитанные ни на внутреннее движение автомашин, ни на стоянки. Тогда общественный транспорт, такси и вылетные магистрали вполне справлялись с движением. Но после 1990-х отсутствие стратегического мышления дорого обошлось москвичам. Число машин возросло, достигнув цифры 400 машин на 1000 жителей (2012 год) и стремительно продолжает расти. При этом стала резко падать скорость их передвижения. Улицы и проезды забиты машинами. Надо срочно уплотнять сетку улиц и создавать стоянки на огромных московских территориях.

Если к городу с юга еще прибавится гигантская жилая территория, в старую часть Москвы направится огромный поток машин, и город придется активно реструктурировать. Неизбежно появятся новые надземные автотрассы, монорельсовые пути, зоны скоростного общественного транспорта. Кроме того, потребуется пробить подземные туннели, откопать подземные стоянки, связать все это с метро, наладить лифты и эскалаторы для выхода на поверхность (и все это в «живом» городе). Ясно, что это приведет к фантастическим затратам. Городу Бостону, например, туннельная реконструкция транспортной системы обошлось в 20 миллиардов долларов (до кризиса 2008 года). А Бостон гораздо меньше Москвы, и сетка улиц у него плотнее. На строительство туннелей потребуются не только космические суммы. Вдобавок это еще и опасно! Во всех новейших супертуннелях, оборудованных разнообразными «дублерами безопасности», происходили страшные аварии. К сожалению, в Москве даже в существующих границах строительства новых супертуннелей не избежать.

Но и строительство туннелей не спасет положение. Потребуется замена всех автодвигателей на более экономичные и экологичные. Но даже если появится чистый двигатель и вместо выхлопов польется (как обещают) вода, то теплая влажность, смешанная с асфальтовой и шинной пылью, окутает не только город, но и огромные туннели. При морозе ситуация будет еще хуже. Можно перейти на маленькие «электросмарты», но 800 машин на 1000 жителей все равно забьют улицы, кварталы и туннели.

Естественно, что проблемы столицы всегда волновали власть. Было несколько конкурсов. В 1920-е годы на первом конкурсе, посвященном расширению Москвы, было предложено два принципиально разных пути развития города: «линейный» путь на Ленинград (Петербург), предложенный Ладовским, и кольцевой, «пятнообразный» путь, который своими границами далеко уходил за пределы современной кольцевой дороги, предложенный Шестаковым. И хотя предложение Ладовского до сих пор популярно во всем мире, Москва неизменно развивается «по Шестакову». Кольцевой вариант был подтвержден и в знаменитом Генплане 1935 года. Так было дешевле и привычнее. Недавнее неожиданное увеличение Москвы в полтора раза можно рассматривать как желание постепенно окружить город «шестаковскими дольками» до полного круга. Кроме «круглых» и «линейных» систем, периодически появлялись предложения разуплотнить Москву при помощи небольших удобных городов-спутников. Но и эта деятельность успеха не имела, поскольку все ее вылетные магистрали крайне перегружены. А без связи со столицей спутники жить не могли.

Решая проблему роста Москвы, видимо, следует обратить внимание на линейные системы расселения. Москва и Петербург всегда тянулись друг к другу. «Путешествие из Петербурга в Москву». Николаевская железная дорога. В начале двадцатого века появляются фантастические идеи связать эти два города линейной системой, состоящей из городов-садов. После революции появилась великая «парабола Ладовского», демонстрирующая «энергетический» выброс Москвы в сторону Ленинграда. Были на эту тему диссертации в 1970-х и разработки Платонова в 1990-х. Наконец появился «Сапсан» и соединил два города скоростной трассой. Эта трасса может использоваться для дальнейшего развития Москвы и Петербурга.

Наметим пять остановок: Клин, Тверь, Вышний Волочек, Окуловка, Чудово. Расстояние между ними — примерно 100 километров. Если скорость поезда достигнет 300 км/час, то на движение между остановками мы потратим около 20 минут. Если к каждой остановке будут привязаны 4—5 небольших плотных городов по 80—100 тысяч населения, то на этом русле можно разместить, не считая существующих поселений, более двух миллионов человек. А путь от Москвы до Петербурга займет немногим более двух часов. Вспомним, что сейчас по Москве на автомобиле из конца в конец можно потратить более трех часов.

Есть и другие преимущества. Трасса обладает огромным земельным ресурсом. Сейчас Москва в пределах кольцевой дороги занимает около 800 кв. километров, забитых застройкой и дорогами. По последним данным, на юге к городу прибавится еще около 1000 кв. километров. В то же время всего лишь десятикилометровая зона вдоль трассы Москва — Петербург — это не менее 5000 кв. километров, а застроено на ней не более 4 %. Вдоль подобного транспортного русла могут появляться заводы, зоны сельского хозяйства, университеты, места развлечений и т. д. Таким образом, уйдя на русло, экономика может обрести новое дыхание.

Кроме того, исходя из высоких скоростей передвижения по трассе, где-то в районе Бологого выгодно построить современный аэродром, который обслуживал бы как Москву, так и Петербург. Достижение его из обоих городов займет около часа. Возможно, это окажется более выгодным, чем бесконечно развивать Домодедово и Пулково, увеличивая шумовые зоны.

Можно надеяться, что этот транспортный коридор притянет к себе население, а это, в свою очередь, прекратит дисперсное расползание подмосковной застройки по природным территориям. Возможно, люди из столичной агломерации предпочтут переселиться «на трассу» в экологически чистые поселения, вместо того чтобы задыхаться в агломерационных пробках или промышленных городах, построенных по стандартам полувековой давности. Естественно, что для этого при Петербургском и Московском вокзалах для лучшей связи с городским транспортом придется создать современные пересадочные узлы. Наконец, в будущем линейную систему расселения можно будет направить по пути «Сапсана» и на Нижний Новгород.

Сибстрим

Новгород, Москва, Петербург — не единственные возможные в России русла расселения. Таких русел может быть много. Наиболее мощное из них — Великая Транссибирская магистраль, которая уже сейчас представляет собой гигантскую линейную систему расселения. Она связывает акватории Атлантического и Тихого океанов. Появление этой железной дороги было величайшим событием в истории страны. В середине XIX века курьеру требовалось 40 дней, чтобы из Петербурга добраться до Владивостока. После строительства дороги путь к Тихому океану занимал около десяти дней. Построив новую трассу, мы сможем достигнуть скорости (уже действующего) «шанхайского» экспресса 440 км/час, и на этот путь мы потратим всего часов двадцать.

Строительство подобного масштаба потребует огромных затрат. Но вот что интересно. Проектирование Транссиба осуществлялось в дни правления Александра III, строительство началось в 1891 году. Через десять лет, уже при Николае II, первый поезд прибыл во Владивосток. К 1916 году был построен участок дороги через Хабаровск, и строительство было завершено. Итак, первый поезд пришел во Владивосток в 1901 году. Да, Байкал он пересекал на пароме. Да, он шел через китайский Харбин. Но как можно было за десять лет, в не очень богатой стране, с не самым мудрым руководством, проложить путь длиною в 8000 километров с несчетным количеством мостов через Волгу, Каму, Иртыш, Обь, Енисей, Лену? При этом строители пользовались телегой, тачкой, лопатой, киркой и мотыгой! Разве сейчас, имея опыт возведения гигантских стальных газовых и нефтяных трасс, нам будет трудно формировать подобные транспортные системы? Конечно, нет. Была бы воля.

Предполагается, что при новых скоростях появится не просто транспортный коридор. Постепенно на базе Транссиба и Байкало-Амурской магистрали из ожерелья городов, к ним примыкающих, сформируется некий мегалополис, то есть единое линейное городское образование. Возможно, он никогда не будет столь плотным, как бостонско-вашингтонский на северо-востоке США. Но активные контакты между городами, заводами, технополисами, университетами, обучающими центрами, заповедниками, а также местами отдыха и развлечений постепенно создадут некую совершенно новую, интегрированную среду обитания. Этой уникальной градостроительной среде нами было дано условное название «Сибстрим».

Сибстрим может пройти вблизи Петербурга, Вологды, Вятки, Екатеринбурга, Омска, Новосибирска, Томска, Красноярска, Иркутска, Улан-Удэ, Читы, Сково-родино, Белогорска, Хабаровска и далее до Владивостока. С ответвлением от Тайшета через Братск, Усть-Кут, Тынду, Комсомольск-на-Амуре до Совгавани. Далее этот путь может быть продлен через Берингов пролив до Уэлена на Аляске и на юг, в стремительно развивающиеся азиатские регионы. Не говоря уже о том, что транспортный коридор можно продолжить по Европе до Гамбурга или Гавра. Таким образом вся эта система станет основой скоростного транзита из Европы к странам акватории Тихого океана. Кроме дохода от транзита людей, грузов, электроэнергии и углеводородов могут быть получены значительные прибыли от продажи земельных ресурсов вдоль Сибстрима, стоимость которых, вероятно, возрастет многократно.

Следует учесть, что с намечающимся в нашей стране новым этапом ледокольного освоения Севморпути такие поселения, как Мурманск, Архангельск, Нарьян-Мар, Салехард, Тикси, Певек, вновь приобретут большое значение. В этой связи предлагается от этих полярных городов провести на юг трассы, пересекающиеся с Сибстримом. Это Мурманск — Петербург — Москва — Ростов — Новороссийск; Архангельск — Вологда — Астрахань; Нарьян-Мар — Пермь — Оренбург; Салехард — Тюмень — Омск; Дудинка — Енисейск — Красноярск; Тикси — Якутск — Сковородино; Певек — Магадан — Хабаровск — Владивосток.

Эти поперечные северо-южные русла смогут стать также транзитными, если они будут продлены через Турцию, Ирак, Афганистан и Китай до портов бассейна Индийского океана. Создание подобной транспортно-расселенческой инфраструктуры приведет к появлению мощнейшего коммуникационного «скелета» России, который активно повлияет на равномерное распределение населения и ресурсов по всей территории страны.

В будущем при увеличении скорости движения до 500 км/час, пользуясь Сиб-стримом, станет реальным из Вологды, например, за два часа достичь Приуралья. Кроме того, вологодцам будет доступен не только Петербург с его университетами, театрами, музеями и памятниками архитектуры. С такой же легкостью они смогут посещать и великие русские озера — Онежское и Ладожское, а также дачи, рестораны и развлекательные комплексы, отстоящие от города на сотни километров. В Москве, как мы знаем, сегодня за эти два часа можно с трудом выехать из центра в ближнее Подмосковье.

Новая парадигма

Человечеству на протяжении его истории не раз приходилось кардинально менять те или иные привычные стереотипы мышления. За последние 50 лет научно-техническая революция во многом изменила нашу жизнь. Изменилось представление о способах правления, о структуре земли и космоса, о способах передвижения и т. д. Изменилась система получения и распространения информации. Появились новые способы добывания энергии. Люди перестали уничтожать природу. Только города и агломерации остались прежними. Если в Европе это естественно, то в России ситуация иная.

В отличие от стран Европы Россия имеет гигантскую территорию. Даже Евросоюз несравним по размеру с нашей страной. Там, проехав 100 километров, вы попадете в другое государство. В России можно ехать и ехать — и через несколько тысяч километров не достичь предела. Таким образом, российские и европейские системы расселения не могут быть идентичными. Градостроительные термины, понятия, определения — все требует существенной корректировки. Российская специфика касается не только расселения, но и очень существенных экономических, культурных, социальных и психологических отличий. Если раньше, при преимущественном развитии городов в западной части России, европейские принципы расселения могли служить нам примером, то теперь надо искать новые, типично российские пути решения этих проблем.

Настала пора разработать принципиально иную, типично российскую градостроительную доктрину, включающую как новые системы расселения, так и новую идеологию построения городов. Естественно, для того чтобы это осуществить, придется потратить большие деньги. Но переход на новое всегда требует затрат, а инновации, как правило, окупаются с лихвой. Пора поступить, как пушкинский Гвидон: вышибить дно «бочки», в которой с трудом развивается наше «пятно-образное» градостроительство, — и «выйти вон» на просторы линейных систем расселения.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Полис и мегасобытия

Елена Трубина

Капиталистическая экономика городов основана на циркуляции образов. Это ни для кого не секрет, но в силу того, что наша жизнь образами перенасыщена, нередко требуется аналитическое усилие, чтобы понять, что значат образы для функционирования городов. С одной стороны, повсеместно ведутся разговоры о брендинге городов и территорий, с другой — не ясно, зачем такой брендинг нужен и как именно все эти объекты функционируют в качестве «брендов». Мы знаем, что «имидж — все», но как он может компенсировать бесконечные транспортные пробки, руины и торчащие среди них небоскребы с башенками? История городов и исследований, им посвященных, позволяет, однако, в какой-то степени ответить на вопрос, как соединяются разнородные образы города. Это происходит через крупные события — юбилеи и праздники, торжественные церемонии, предшествующие им хлопоты и последующий подсчет затрат. События позволяют городу предстать перед миром таким, каким он хочет казаться, точнее таким, каким его видят те, кто принимает относительно него решения. Спешное (и лишь частичное) наведение порядка, возведение «по случаю» разного рода объектов, усиление мер безопасности, активная пропаганда, подчеркивающая важность проводимого действа, — знакомый всем набор мероприятий, парализующих жизнь города в одних отношениях и активизирующих в других. Образы городов в восприятии их жителей неотделимы от воспоминаний о том, что, как и когда праздновалось.

Организовать у себя крупное событие стремится всякий город — и такой небольшой, как Изборск, где следующим летом будет отмечаться 1150-летие первого упоминания города в летописи, и миллионник вроде Красноярска, который провел в 2011 году уже восьмое музейное биеннале. Самые грандиозные мероприятия такого рода — Олимпийские игры, чемпионаты мира по футболу, всемирные выставки — получили название «мегасобытий», и умножение их числа и масштабов — одна из особенностей XX века. Не случайно его начало, считает английский социолог Морис Рош, совпало с проведением в Париже крупнейшей в истории Всемирной выставки «Экспо», а конец — с лондонской выставкой Millennium Experience, для которой был возведен комплекс «Миллениум»[1].

В веке XXI волна мегасобытий продолжает нарастать. Приметой последнего десятилетия стало активное включение в процесс глобальных Востока и Юга. Достаточно вспомнить Олимпийские игры 2008 года в Пекине и чемпионат мира по футболу в 2010-м в ЮАР. Восточная Европа и Россия в ближайшем будущем также отметятся целым рядом мегасобытий. В 2012 году — чемпионат мира по футболу в Польше и Украине, Евровидение в Баку, саммит АТЭС во Владивостоке, в 2013-м — Универсиада в Казани, в 2014-м — Олимпийские игры в Сочи, в 2018-м — чемпионат мира по футболу в России. В связи с этим возникает вопрос: почему проводить такие мероприятия, сопряженные со значительными финансовыми затратами и организационными усилиями, стремятся даже те страны и города, которые не могут похвастаться излишком ресурсов? Почему города всего мира участвуют в изнурительных и дорогостоящих конкурсах за право «заполучить» то или иное событие?

Проведение таких мегамероприятий в городах стало отдельной индустрией, объединяющей интересы транснациональных корпораций, международных организаций, правительств разных уровней, включая городские. Последние, испытывая дефицит средств, стремятся с помощью событий решить свои проблемы, привлечь инвесторов, сделать так, чтобы город был у всех на слуху (что позволит привлечь еще больше инвесторов). Контраст между ординарным и исключительным, повседневностью и тем, что выходит за ее рамки, нарушая привычное течение жизни, позволяет, как мне представляется, многое понять относительно природы городов. Мегасобытия демонстрируют, сколь велико значение городской культуры, насколько она инструментальна: это тот случай, когда культура «работает» напрямую, диктует определенные решения, канализирует социальную активность, формирует идентичность. Они позволяют людям почувствовать себя не подданными, а гражданами, включенными в общее дело. В то же время в конце прошлого века наметился процесс постепенного свертывания гражданского участия в городских событиях — решения, что именно праздновать и как организовать то или иное мероприятие, все чаще принимаются без учета мнения и интересов жителей[2]. Одна из причин нарастания этой тревожной тенденции — изменение отношения к культуре. Она стала восприниматься как «актив», который следует использовать для так называемого продвижения или конструирования городов и из которого можно извлечь серьезную прибыль. Таким конструированием занимаются группы девелоперов, инженеров, законодателей, архитекторов, и в ходе него теряется понимание того, что города и земля, на которой они стоят, — это часть совокупных общественных благ. Думая лишь о продвижении, люди начинают мыслить в логике мегасобытий, а для нее характерно доминирование финансовых и организационных интересов.

Мегасобытия и мегафиаско

Мегасобытия определяют как «привлекающие множество людей крупные культурные (коммерческие, спортивные), исполненные драматизма, международно-значимые»[3]. Такие события ориентированы на все человечество, широко освещаются массмедиа, и их влияние на инфраструктуру городов, в которых они происходят, оказывается весьма значительным. Отличительная особенность мегасобытий — краткость, резко контрастирующая с длительностью и масштабностью их последствий[4]. Другая особенность — порождаемый почти всяким мегасобытием большой долг, ложащийся на плечи налогоплательщиков[5].

Канадский эксперт Крис Шоу, объясняя причины того, что бюджет мегасобытия всегда оказывается в разы большим, чем первоначально запланированный, проводит аналогию с нигерийскими банковскими схемами: человек получает e-mail c просьбой открыть счет (а для этого необходимо положить на него некую минимальную сумму), чтобы помочь африканскому богачу за известный процент вывести деньги за границу. И если адресат это делает, его счет немедленно оказывается опустошенным. По сути с властями страны или города происходит то же: в надежде, что мегасобытие принесет огромные дивиденды, они предпочитают не замечать опасности, а она состоит в том, что бюджет, который им предлагают утвердить, заведомо недостаточен, и в результате возникает внушительный долг[6].

Слабость такой стратегии власти особенно заметна сейчас, когда мир никак не может преодолеть последствия глобального финансового кризиса. Идеология «роста», составляющая саму суть капиталистической экономики, в условиях сокращающихся природных ресурсов обнаруживает свою ущербность. Правительства в союзе с финансистами, пренебрегая интересами значительной части населения, манипулируют кредитными потоками и ради этого самого роста нередко выделяют огромные суммы на проведение мегамероприятий. Для сегодняшней России это особенно опасно, поскольку запланированные в ней на ближайшие годы мегасобытия будут проходить в условиях не только экономического кризиса, но и роста политической неопределенности.

Крупные технологические и инфраструктурные проекты вообще, и связанные с мегасобытиями в частности, весьма часто оборачиваются финансовыми катастрофами, которые порождают экологические и социальные проблемы, особенно в менее развитых странах. В Европе последних двух десятилетий к таким проектам можно отнести следующие: новое здание Британской библиотеки и «Миллениум» в Лондоне, реконструкция железной дороги на Западном Берегу и мост над эстуарием Гумбера в Англии, здание Шотландского парламента, комплекс зданий «Экспо-2000» в Ганновере, Афинские Олимпийские игры 2004 года, Орезундский мост в Скандинавии и т. д.[7] Аналогичные списки можно привести и для Америки и Австралии, иными словами, превышение первоначально объявленной стоимости мегапроектов, что влечет за собой потерю ресурсов, затягивание строительства и, соответственно, его удорожание, а порой и политические потрясения[8], — глобальная проблема. Среди причин таких провалов называют порожденный иллюзией оптимизм, стратегический обман и коррупцию[9].

То, каким образом мегапроекты «продаются» публике, всесторонне исследовала международная группа, в которую вошли английский социолог Бент Флюбайер, американский научный журналист Нильс Брузелиус и немецкий транспортный экономист Вернер Роттергатен[10]. В книге «Мегапроекты и риск: анатомия амбиций» они на примере проектов, реализованных в двадцати странах, продемонстрировали, как, преувеличивая плюсы того или иного события и преуменьшая возможные потери и риски, в том числе экологические, девелоперы и политики вводят в заблуждение парламенты, массмедиа и общественность. Поскольку истина редко лежит на поверхности, эксперты, как показывают авторы, вольно или невольно подстраиваются под интересы определенных экономических и политических групп[11]. Иными словами, на этом поле мало чему можно доверять, даже цифрам, приводимым аналитиками[12]. Когда речь идет о крупных инфраструктурных проектах, стратегия чиновников и девелоперов во всем мире одна и та же — это мисрепрезентация. Изучив 258 транспортных мегапроектов, Флюбайер с коллегами обнаружили, что 9 из 10 превысили бюджет в среднем на 30 процентов. А поскольку компенсировать убытки приходится, как правило, владельцам городской недвижимости, власти еще на этапе планирования стремятся ввести их в заблуждение, преуменьшая затраты и преувеличивая будущие доходы.

Английский планировщик Питер Холл в замечательной книге «Великие катастрофы планирования»[13] разбирает ряд проблемных проектов: строительство так называемого третьего аэропорта и кольцевой дороги в Лондоне, англофранцузский «Конкорд», систему скоростного транспортного сообщения Сан-Франциско, Сиднейскую оперу и т. п. Чтобы написать такую книгу, требуется немало отваги, ведь в каждой стране существуют свои планировочные лобби. Холл описывает эти нереализованные либо претерпевшие в ходе реализации сильные изменения мегапроекты, используя политический и экономический анализ, не забывая при этом об этической стороне вопроса. Первые два лондонских проекта автор относит к разряду катастроф, поскольку они сопровождались громкими скандалами и так и не были реализованы. Призывая учиться на уроках прошлого, Холл подчеркивает, что одна из причин тяжелых провалов в том, что планирование и реализация проектов растянулись на период, превышавший срок нахождения у власти инициировавшего их правительства консерваторов. Сменившие их лейбористы подвергли проекты сокрушительной критике, и те были свернуты. Кроме того, значимым фактором Холл считает смену приоритетов английской публики: решение о строительстве кольцевой дороги принималось в начале 1960-х, когда само собой разумеющимся считалось, что машину следует использовать для любых поездок, даже в центр города, но за десять лет представления изменились, и лондонцы стали широко пользоваться общественным транспортом.

Прогнозы относительно грядущей Лондонской Олимпиады тоже очень разные. Каких только звезд архитектуры и public art не привлекли к возведению ее объектов! Центр водных видов спорта спроектировала Заха Хадид, 115-метровую башню-скульптуру «Орбита» — Амиш Капур, инсталляцию из огромных букв, составляющих слово RUN (беги), — Моника Бонвичини. Фирменный лондонский «спин» — агрессивный пиар призван сформировать у лондонцев, да и вообще у англичан восторженное отношение к этому гигантскому мероприятию.

Но урбанисты и журналисты все громче говорят об огромных затратах, которые, по некоторым прогнозам, превысят 20 млрд фунтов стерлингов, и это в стране, страдающей от рецессии. Всех интересует и то, что будет с Лондоном, который в преддверии Олимпиады зачищают от обитающих в старых зданиях сквоттеров, художников и других представителей богемы, во многом определяющих лицо английской столицы.

Мегасобытия и глобализация

В литературе, посвященной глобальным городам, часто можно встретить утверждение, что именно города, а не страны — главные локомотивы мировой экономики и процесса глобализации. Но охвативший мир финансовый кризис продемонстрировал, как сильно даже первая тройка глобальных городов — Лондон, Нью-Йорк и Токио — зависит от правительств своих стран.

Обсуждая следствия прошлых глобальных финансовых кризисов, неомарксист Дэвид Харви обращает внимание, в частности, на трансформацию, которую претерпела система управления западными городами в последние три десятилетия XX века. Он назвал это переходом от «городского менеджеризма» к «городскому предпринимательству»[14]. Там, где такой переход имел место, отмечает Харви, городские администрации и девелоперы стали отдавать предпочтение обустройству «фрагментов города» — в ущерб всестороннему городскому планированию: и те и другие «в том, что касается моды и стиля, склонны к эфемерности и эклектике, а не к поиску истинных ценностей, к цитатам и вымыслу, нежели к поискам нового и функционального и, наконец, к "медиуму", а не "месседжу", и к образу, а не содержанию»[15].

В США, где политика городского предпринимательства насаждалась наиболее последовательно, она в ряде мест привела к потере стабильности. Так, процветавшие в 1970-х Хьюстон, Даллас и Денвер в результате слишком большого притока инвестиций погрузились в 1980-х в кризис. Из-за перенасыщенности офисными площадями на какой-то период перестал в те же годы развиваться и Сан-Франциско. Превращение городов в «предпринимателей», то есть отказ от политики менеджеризма Харви оценивает критически. Он выделяет несколько постоянно воспроизводящихся компонентов стратегии предпринимательства. Это формирование частно-государственных партнерств, спекулятивный характер деятельности, экономические, а не социальные приоритеты, фрагментарный характер действий городских администраций, предпочитающих решать проблемы конкретных мест, а не города в целом (самая распространенная практика — строительство новых культурных, торговых, выставочных, развлекательных, офисных центров). Такой «апгрейд» в сочетании с неустанной заботой об улучшении имиджа города Харви называет «конструированием места», которое не имеет ничего общего с систематической работой по улучшению социально-экономических условий жизни горожан. Построить торговый центр — дешевле и выгоднее, чем наладить инфраструктуру жилого микрорайона либо возвести транспортную развязку. Политика менеджеризма — это еще и определенное отношение к горожанам. Они теперь интересны властям и девелоперам только в качестве покупателей. При этом строительство очередного центра преподносится именно как благо для всех. К проектам такого рода всячески привлекается внимание общественности, они становятся политически значимыми и, соответственно, поглощают ресурсы, которые могли бы пойти на решение действительно важных для города или региона проблем.

Харви называет четыре наиболее важные в нынешнюю эпоху городского предпринимательства составляющие общей стратегии управления городами. Это, во-первых, участие в международном разделении труда, во-вторых — создание посредством джентрификации и организации культурных событий образа города как места, привлекательного для жизни[16], в-третьих — приобретение контрольных функций в финансовой и информационной сферах и, наконец, в-четвертых — борьба за перераспределение в свою пользу доходов центрального правительства. Речь здесь может идти и о прямых вливаниях, поскольку образование и здравоохранение без поддержки центра нормально функционировать не могут, и о государственных контрактах в области вооружений и хайтек. Харви называет этот четвертый компонент «использование перераспределительных механизмов как средства выживания городов»[17].

К нему особенно активно прибегают российские муниципальные и региональные власти, когда речь идет о проведении мероприятий. Вот главные причины, заставляющие города включаться в борьбу за право проведения мегамероприятий: императив роста, хроническая нехватка средств, диктуемая глобализацией необходимость реструктурировать экономику (в частности, развивать сервис и туризм, приобретающие все большее значение). Но города отнюдь не единственные и даже не главные участники этой борьбы. В нее включены национальные государства, международные организации (к примеру, МОК), бизнес-структуры и медиахолдинги, осуществляющие идеологическое прикрытие интересов разных экономических и политических акторов. Чтобы город или группа городов получили право провести то или иное мегамероприятие, национальное правительство должно провести хорошо спланированную, учитывающую интересы всех игроков и дорогостоящую кампанию. Не случайно в российские лоббистские команды часто входят первые лица государства, а победа наполняет сердца чиновников таким ликованием, что они теряют над собой контроль и произносят что-нибудь бессмертное вроде: «Лет ми спик фром май харт».

В борьбу за проведение мегамероприятий особенно активно включаются города, в которых сформировались коалиции роста, или, если воспользоваться знаменитой метафорой Харви Молоча и Джона Логана, «машины роста». Эти американские социологи (Молоч в январе 2012 года прочел в Москве лекцию[18]) активно полемизируют с теми политологами и урбанистами, которые, вторя власти, утверждают, что выгодное для элиты в конечном счете выгодно для всех горожан. Молоч с соавтором убедительно показали, что экономический рост городов отнюдь не всегда ведет к увеличению суммы общественных благ. «Машина роста» — это не город как таковой, а коалиция элит, нацеленная на извлечение прибыли из городской земли и всего, что на ней возведено. И вопреки оптимистической риторике власти, стратегия, основанная на осуществлении масштабных строительных проектов (в том числе связанных с мегасобытиями), и иные стратегии роста далеко не всегда оборачиваются новыми рабочими местами и адекватной социальной политикой.

Если говорить о мегасобытиях, то само по себе наличие в городе «машины роста» — условие для успеха необходимое, но не достаточное. К примеру, Солт-Лейк-Сити, где альянс между отцами города и бизнес-сообществом весьма прочен, лишь с пятой попытки получил право провести зимнюю Олимпиаду. Все дело в том, что помимо внутренней консолидации требуется еще и внешняя, то есть городские элиты должны быть тесно связаны с международными организациями (в данном случае с МОК), учитывать их интересы. А это уже, как правило, в состоянии обеспечить только правительство страны. Для него мегасобытия — это инструмент государственной политики, способ продемонстрировать политическое влияние, витрина достижений. В период холодной войны мегасобытия использовались для демонстрации торжества той или иной идеологии: к примеру, Олимпийские игры в Москве — социалистической, Игры в Лос-Анджелесе — капиталистической[19].

В определенный период на мегасобытия особые надежды возлагали индустриальные города. К примеру, Манчестер включился в борьбу за право провести Олимпиаду под лозунгом «Игры восстановления», открыто признав тем самым, что намерен с помощью мегасобытия «переизобрести» себя в соответствии с требованиями постфордистской экономики[20].

Сегодня на статус «мега» претендуют прежде всего события спортивные — Олимпиады и мировые чемпионаты по футболу, но не только. Масштаб многих выставок, юбилеев, фестивалей, биеннале бывает весьма впечатляющим. Сегодня «имидж» — это значимый экономический актив, к тому же, по выражению канадской писательницы и политического активиста Наоми Кляйн — автора No Logo[21], «карнавал на поверхности» предполагает «консолидацию в глубине».

Для анализа городских процессов мегасобытия важны еще и потому, что они есть яркая демонстрация неразрывности политической и символической экономики. Символическая экономика — понятие, введенное американским урбанистом Шарон Зукин, и означает оно использование культурных символов в предпринимательской деятельности[22]. Для городов культура — бизнес, а экономика культуры — значимый сектор экономики в целом. Культурные формы оказываются встроенными в производственную деятельность, а культура коммерциализируется и коммодифицируется. Зукин выделяет три направления символической экономики. Первая — манипулирование символами привилегированности и исключительности. Вторая — «продвижение» конкретного места и получение прибыли за счет эксплуатации символов его роста и подъема. Третья — разбивка парков, строительство музеев, архитектурных «икон», осуществляемых городской элитой в филантропических и рекламных целях.

Мегасобытия — это сочетание всех трех направлений. Аура привилегированности и исключительности вокруг города (и его властей) возникает благодаря самому масштабу события, которое позволяет также обновить национально-государственный нарратив, вдохнуть новую жизнь в идеи прогресса, общего дела, патриотизма и таким образом консолидировать общество вокруг лидеров государства. Сегодня это приобретает все большее значение, поскольку ресурс политической легитимации повсеместно сокращается. Что касается «продвижения», то постоянное упоминание города-хозяина в СМИ предполагает, по крайней мере теоретически, рост числа туристов и инвесторов. И наконец, мегасобытие всегда связано с массовым строительством общественных зданий и объектов.

Это стало обычной практикой после первой Всемирной выставки 1851 года в Лондоне, для которой был построен Хрустальный дворец. С него началась эпоха стекла и стали в архитектуре, прозрачности и невесомости, синтеза искусства, архитектуры и техники. С того времени организация выставок и ярмарок и возведение выставочных павильонов превратились в отдельную индустрию. Мегасобытия давно уже неотделимы от мегапроектов — вместе они создают атмосферу соревнования, праздника. Вот как описывает Достоевский свои впечатления от посещения Хрустального дворца: «Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить... вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победа, торжество». За более чем полтора века, прошедших с той первой выставки, соревновательный элемент, стремление властей через мегапроект поразить мир многократно усилились: «А я вам скажу, я смотрел все другие проекты, и все время мне казалось, что где-то я это уже видел. А вот этот проект такой, что это может стать событием для всего мира»[23]. И даже больше чем событием — теоретик культуры Тимоти Митчелл, изучивший всемирные выставки XIX века, замечает, что они, в силу полноты и обилия того, что на них представлено, заставляют посетителей думать, что здесь и находится реальный и прекрасный мир, вне пределов которого все скучно и невсамделишно[24].

«Гигантизм» — проклятие модерности. Но ответить на вопрос, что в первую очередь послужило причиной невероятного роста масштабов мегасобытий (две с половиной сотни атлетов на Афинских играх 1896 года и более десяти тысяч, съехавшихся в столицу Греции в 2004 году[25]), не так-то просто. В любом случае нельзя не задаться вопросом, в какой степени национальный крах, который сегодня переживает Греция, связан с Олимпиадой 2004 года и возникшим в результате нее долгом. Да, положение обязывало, нужно было построить стадионы, отели, реконструировать аэропорт, модернизировать общественный транспорт, системы водоснабжения и канализации. Все это, безусловно, было полезным для престижа станы, привлечения туристов. Но недавно английский писатель и режиссер Ян Синклер написал об охваченных кризисом Афинах следующее: «Девять миллиардов евро, потраченные на Олимпийский праздник, это как раз та сумма, которую, по оценкам экспертов, инвесторы высосали из греческих банков, чтобы спрятать на Кипре либо в Швейцарии, когда наконец случился коллапс. Люди, с которыми я говорил — студенты, ученые, режиссеры, все были согласны: церемония открытия отличалась невероятным размахом, как раз под стать эпохе»[26]. Иными словами, мегасобытия, особенно в странах с недостаточно развитыми демократическими институтами, создают питательную среду для воровства и коррупции. А последнее ироническое замечание английского журналиста насчет отвечающего эпохе размаха напоминает нам, что всякое мегасобытие — явление массовой культуры, на которую, по словам антрополога Джонатана Фабиана, «с очевидностью накладывается . возрождение этничности, регионализма и национализма, когда надежда и отчаянье, творчество и разрушение сплетены так, что рациональный анализ отступает»[27]. Не случайно нельзя не почувствовать, как много политики в мировых конкурсах, чемпионатах и Олимпиадах, как важно для миллионов людей, чтобы победили «наши». Как авторитарные, так и демократические правительства используют события и возводимые по их случаю объекты, чтобы, с одной стороны, подчеркнуть свою роль в мировой политике и экономике, а с другой — консолидировать нацию и возбудить в людях чувство национальной гордости.

Экспо-2020 и саммиты-2009

На гордости за своих пытаются сыграть и организаторы будущих мегасобытий. Пиарщики, нанятые для их прославления, всячески стараются представить дело так, что события эти отвечают интересам всего общества, что они поднимут престиж страны на небывалую высоту и что весь народ их ждет не дождется. На одном из сайтов, посвященных Всемирной выставке «Экспо-2020», помещен вопрос: «Какая страна (город) выиграет "Экспо-2020"?»[28]. Понятно, что имеется в виду «выиграет соревнование за право провести всемирную выставку». Однако словосочетание win the EXPO можно перевести и как «победить Экспо», и надо сказать, что города, которые проводят у себя мегамероприятия, их именно что побеждают, стремясь понести наименьшие потери. Не случайно также в вопросе фигурирует не просто город, а «страна (город)». Дело не только в том, что за право провести у себя мегамероприятия соревнуются прежде всего страны, ибо ни у одного города на земле не хватит ресурсов, чтобы принять, к примеру, Олимпийские игры. Просто далеко не всегда можно провести границу между страной и городом. Как разделить, например, Россию и Москву?

Нашему стремительно политизирующемуся после нечестных декабрьских выборов 2011 года в Государственную Думу обществу, боюсь, нет дела до того, какой город получит право провести «Экспо-2020» — дата слишком далекая. Ни для кого не секрет: решение, что Россию в этом соревновании будет представлять Екатеринбург, принято «наверху» в результате лоббистских усилий региона. Победитель тоже, понятно, определится не по итогам народного голосования, а по тому, кампания какой страны по продвижению своей кандидатуры окажется более масштабной и агрессивной. У Екатеринбурга перед другими претендентами — Аюттаей (Таиланд), Измиром (Турция), Дубаем (Объединенные Арабские Эмираты), Сан-Паоло (Бразилия) — есть то преимущество, что в нем к проведению «Иннопрома-2011» был выстроен выставочный комплекс. На нем сейчас ведутся масштабные работы, с тем чтобы превратить его в «Екатеринбург-Экспо», что само по себе странно, поскольку состоится всемирная выставка в Екатеринбурге или нет, не знает никто. С самой стройкой тоже явно не все ладится. То приходят сообщения, что «на площадке "Екатеринбург-Экспо" произошел странный "силовой захват" территории»[29], то газеты пишут, что «Строители "Екатеринбург-Экспо" пожаловались полпреду на то, что с ними не расплатились»[30]. Блогеры также не обходят комплекс вниманием, в частности, пишут, что прошлым летом многочисленные рабочие на этом ударном объекте не были даже обеспечены туалетами. Официальный орган — областная газета, — напротив, в лучших советских традициях трубит о достижениях и о том, что жители региона «активно включились в определение темы для ЭКСПО-2020, которая должна стать толчком существенного прорыва в его экономическом и социальном развитии»[31]. Там же читаем: «После широкого и серьезного обсуждения тема была названа — "Глобальный разум: человечество в едином диалоге". Она предусматривает вовлечение всего мира в открытый диалог об общем будущем, развитии России»[32]. Известно, что город или страна, претендующие на проведение значимого мероприятия, должны убедить международные организации, к примеру тот же МОК, в том, что «наследство», которое останется после этого мероприятия в виде объектов инфраструктуры, зданий и прочего, принесет значительную пользу жителям. Но утверждать, вопреки всякой логике, что «существенный прорыв в экономическом и социальном развитии» как-то связан с фигурирующим в слогане «глобальным разумом», может только тот, кто болен старой болезнью под названием «гигантизм» либо участвует в национальной российской игре «распил».

Мегасобытие — это повод получить от государства значительные средства. Областная газета пишет об этом прямо: «Всемирная международная выставка может состояться на Среднем Урале с 1 мая по 31 октября 2020 года и сравниться по значимости с Олимпийскими играми. Таким образом Екатеринбург на полгода станет столицей мира. Город рассчитывает на 20 миллионов посетителей со всего мира — это 100—200 тысяч человек в день. Если российская заявка победит, то инвестиции в регион будут на уровне сочинских, а туда только по федеральным целевым программам выделяется около 320 миллиардов рублей. Это проект, от которого зависит престиж не только Екатеринбурга и Свердловской области, но и всей России»[33]. Автор этого пассажа виртуозно заряжает читателя оптимизмом, соединяя несопоставимые по масштабам объекты и явления. Екатеринбург объявляется столицей мира — не больше и не меньше, а «двадцать миллионов посетителей» не могут не тешить самолюбие жителя полуторамиллионного города. «Престиж всей России» увязан со всемирностью и массовостью, и предполагается, что на все это государство не станет скупиться. Приведенные выше цитаты показывают, что российская региональная элита включилась в глобальный процесс продвижения имиджа стран и городов, причем действует вполне изобретательно, используя и идеологию модерна с ее большими проектами, и российско-советские практики показухи, и изощренные методы лавирования в хронически-кризисной мировой экономике.

Стремясь заполучить «Экспо-2020», власти Екатеринбурга ссылаются на успешное проведение городом двух мегамероприятий 2009 года. Это саммиты ШОС (Шанхайской организации сотрудничества) и БРИК (группы быстроразвивающихся стран, в которую входят Бразилия, Россия, Индия, Китай). Президенты, на них съехавшиеся, подписали туманные и ни к чему никого не обязывающие резолюции, но в преддверии этих событий город (да и область) два года провел в напряженной подготовке. Достаточно сказать, что первоначальные планы по приведению Екатеринбурга «в соответствие международным стандартам» (часто употреблявшаяся в то время формула) предполагали возведение и реконструкцию свыше ста объектов: отелей, дорог, офисных зданий, небоскребов. О том, сколь велики были надежды на федеральное финансирование, говорит тот трогательный факт, что власти планировали капитально отремонтировать даже Академию шахмат. Не все из начатого было достроено, так как в разгар подготовки к саммитам грянул финансовый кризис. Бетонный скелет недостроенного небоскреба «Демидов» до сих пор красуется рядом с пятизвездочным отелем «Хайатт».

Екатеринбург, пытающийся «переизобрестись» путем включения в новое разделение труда между городами, активно позиционирует себя как место проведения саммитов и мегамероприятий. В этом он мало отличается от множества других городов — как российских, так и зарубежных. Повторю, организация и проведение крупных мероприятий — общая стратегия, с помощью которой города и страны стремятся решить экономические проблемы. Но эта стратегия предполагает колоссальные капиталовложения, и поэтому от нее предсказуемо выигрывают альянсы властей и девелоперов и страдает местное сообщество. И его уже не обманешь разговорами о глобализации. Вот типичная запись в блоге, посвященная саммитам: «Это ж сколько денег угроблено, чтобы пустить пыль в глаза». Региональные аналитики отмечают, что «на подготовку саммитов так или иначе и государство, и бизнес потратили около 60 млрд рублей», но пользы от этого Екатеринбургу было не много. Чуть не главная — «посещение президентом строящегося жилого района федерального значения»[34].

Итоги

Неустанный пропагандист коллективного городского планирования Пэтси Хили, признавая возрастание роли «соревновательности», призывает развернуть открытую дискуссию о том, как в новых условиях следует «читать» и осмысливать город. По ее мнению, он должен быть осмыслен именно как коллективный ресурс[35], и такая дискуссия позволит консолидировать усилия в данном направлении. Пока что практика управления городами от этого очень далека, что особенно хорошо демонстрируют мегасобытия, которые используются всесильными альянсами для достижения собственных экономических и политических целей. Тот факт, что современные города нуждаются в крупных событиях, чтобы поправить свои дела, свидетельствует о принципиальной неустойчивости их развития и о фундаментальных трудностях, с которыми они сталкиваются, выполняя свои функции, в том числе главную — оставаться домом для большинства граждан.

* * *

[1] Roche, M. (2000). Mega-Events and Modernity: Olympics and Expos in the Growth of Global Culture. London: Routledge. P. DC

[2] Я попыталась показать это на примере празднования 300-летия Санкт-Петербурга в 2003 году: Trubina, E. (2005). Dreihundertjahrfeier in St. Petersburg. Stadt Bauwelt 24. P. 24—34; Trubina, E. (2006). Between Refeudalization and new Cultural Politics: the 300th Anniversary of St. Petersburg, in Helmith Berking et al. (eds.) Negotiating Urban Conflicts, Transcriptverlag. P. 155—167.

[3] Roche, M. (2000). Mega-Events and Modernity: Olympics and Expos in the Growth of Global Culture. London: Routledge. P. 1.

[4] Ritchie, J. R. Brent (1984). Assessing the impact of hallmark events: conceptual and research issues. Journal of Travel Research, 23 (1). P. 2—11; Hall, C. M. Hallmark Tourist Events: Analysis, Definition, Methodology and Review, in The Planning and Evaluation of Hallmark Events 3, 4 (Geoffrey Syme et al. eds., 1989); Hall, C. M. (1992). Hallmark Tourist Events: Impacts, Management and Planning. London, Belhaven Press.

[5] Hillier, H. H. (2000). Mega-Events, Urban Boosterism and Growth Strategies: An Analysis of the Objectives and Legitimations of the Cape Town 2004 Olympic Bid, International Journal of Urban and Regional Research, 24(2). P. 439— 458; Baade, R. A. & Matheson, V. A. (2004). The quest for the cup: Assessing the economic impact of the World Cup. Regional Studies, 38(4). P. 343—354; Cashman, R. (2002). Impact of the Games on Olympic host cities. Barcelona, Spain: Centre d'Estudis Olfmpics, Universitat Autonoma De Barcelona.

[6] Menary, S. Institutional deceit reason for mega event debt // Play the Game. 12 June 2009 <http:// www.playthegame.org/news/detailed/institutional-deceit-reason-for-mega-event-debt-4440.html>

[7] Rose, S, Ackerman, T. S. (2006). International Handbook on the Economics of Corruption. Cheltenham, UK ; Northampton: Edward Elgar. P. 86—87.

[8] Ibid.

[9] Ibid.

[10] Фливбьорг, Б., Брузелиус, Н., Ротенгаттер В. Мегапроекты: история недостроев, перерасходов и прочих рисков строительства. М.: Вершина. Оригинал на англ.: Flyvbjergetal (2003). Mega Projects and Risk: Anatomy of Ambition. Cambridge: Cambridge University Press.

[11] Ibid. P. 61.

[12] Ibid. P. 5.

[13] Hall, P. (1980). Great Planning Disasters. LA: University of California Press.

[14] Harvey, D. 1989: From manageralism to entrepreneurialism: The transformation in urban governance in late capitalism. Geografiska Annaler, 71B(1): 3—17.

[15] Ibid. P. 13.

[16] Harvey, D. 1989: From manageralism to entrepreneurialism: The transformation in urban governance in late capitalism. Geografiska Annaler, 71B(1). P. 9.

[17] Ibid. P. 10.

[18] См. запись его выступления на конференции «Город между опытом и теорией» (Москва, 24—26 января 2012) http://www.youtube.com/watch?v=P0i3IDq1Z-w

[19] Hill, C. R. (1992). Olympic Politics. Manchester : Manchester University Press.

[20] Cochrane, A., Peck, J. and Tickell, A. (1996). Manchester plays games: exploring the local politics of globalisation, Urban Studies, 33. P. 1319—1336.

[21] Кляйн, Н. No Logo. Люди против брендов. М.. 2012. С. 127.

[22] Zukin, Sh. (2005). The Cultures of Cities. L.: Blackwell, 1995.

[23] Ревзин, Г. (2011). Они верят, что сделают, и весь мир удивится. Блог Григория Ревзина, 10.10.2011 // 17:50. <http://www.kommersant.ru/doc/1792063/print>

[24] Mitchell, T. (1989). The World as Exhibition, Comparative Studies in Society and History 31. P. 217—236.

[25] Статистику Олимпийских игр см. здесь: http://www.mapsofWorld.com/olympic-trivia/number-of-participants.html

[26] Sinclair, I. (2010). The Colossus of Maroussi. Iain Sinclair visits Athens. London Review of Books. Vol. 32. No. 10. http://www.lrb.co.uk/v32/n10/iain-sinclair/the-colossus-of-maroussi

[27] Fabian. J(1998). Moments of Freedom: Anthropology and Popular Culture Charlottesville : University Press of Virginia. P. 34.

[28] http://expo2020vote.blogspot.com/

[29] http://ww.nakmune.ni/news/2012/4/6/22269570

[30] http://www.e1.ru/news/spool/news_id-367757.html

[31] http://oblgazeta.ru/new_print_v.htm?top_id=4196

[32] http://oblgazeta.ru/new_print_v.htm?top_id=4196

[33] Там же.

[34] ШОС и БРИК: Итоги. http://urbc.ru/225827-post225827.html

[35] Healey, P. (2002). On creating the 'city' as a collective resource. Urban Studies 39.10. P. 1777—1792.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Трубы и квадратные метры: владеть или арендовать?

Елена Шомина

Обсуждая жилищные вопросы в Западной Европе, мы говорим про права и обязанности, обсуждая Восточную Европу, говорим про трубы и квадратные метры.

Питер Маркузе[1]

Всего 25 лет назад, когда еще не произошло в России, да и в других странах (кроме Великобритании) приватизации жилья, — не было собственников квартир, но были «жители». Тогда все проблемы, связанные с жителями, практически всегда означали и проблемы квартиросъемщиков. И в России, и в других странах ключевой фигурой был житель-квартиросъемщик. Однако на протяжении последних 20 лет в России тема квартиросъемщика и найма жилья была совсем не популярна. В тени оставались и многочисленные проблемы частного найма. Все внимание было обращено на частную собственность, и усилия практически всех игроков — и государства, и муниципалитетов, и экспертных институтов — были направлены на создание в России не просто некоего слоя собственников квартир, но на превращение всех россиян в собственников жилья.

Нищие собственники. У истоков проблемы

Некоторые признаки внимания к арендному жилью появились в 2008 году, когда прошли публикации о потерявших свою собственность миллионах американских семей, еще вчера бывших счастливыми домовладельцами. Одновременно специалисты заговорили о снижении мобильности рабочей силы, о пустующих квартирах в домах на Дальнем Востоке, которые нельзя продать, о невозможности решить вопросы обеспечения жильем. Немного позже пришло понимание того, что многоквартирный дом, в котором живут нищие собственники, — самый неэффективный с точки зрения его содержания и эксплуатации, даже если в нем создано ТСЖ. Тогда один из основных экспертов, ратующих за создание рынка арендного жилья, профессор Вячеслав Глазычев поднял вопрос о необходимости в принципе изменения вектора жилищной политики и возрождения арендного жилья всех типов — от коммерческого до социального. В Протокол расширенного заседания межведомственной рабочей группы по приоритетному национальному проекту «Доступное и комфортное жилье — гражданам России» от 3 декабря 2008 года № 21 вошла рекомендация «обратить особое внимание

на формирование и совершенствование системы арендного жилья»[2]. Вопросы найма жилья в последние годы поднимали Галина Хованская, Андрей Старо-войтов, Сергей Журавлев, Александр Пузанов, а также Олег Толкачев и Сергей Миронов. Практически этим весьма узким списком и ограничивался круг экспертов, занимавшихся арендным жильем до недавнего времени, когда тема стала неожиданно «модной».

Структура жилищного фонда

Структура жилищного фонда — соотношение различных его форм, таких как кооперативные дома, арендное муниципальное или арендное частное жилье, частные односемейные дома — в каждой стране имеет свои особенности. Однако с определенной долей обобщения можно показать некоторую типичную для современного общества структуру жилищного фонда: частное жилье составляет основную часть жилищного фонда в сельской местности и пригородных зонах, арендное жилье (как частное, так и муниципальное) все еще составляет большую часть жилищного фонда в городах, хотя имеет тенденцию к сокращению. Причем доля собственно муниципального (социального) жилого фонда медленно сокращается, составляя от 20 до 50 % всего арендного жилья. Кооперативное жилье сосредоточено в основном в городах и пригородах.

Арендное жилье остается в жилищном фонде практически всех стран. Например, в Швейцарии это 70 %, в Германии — 57, в США — около 50, в Нидерландах — 46, в Дании — 45, в Швеции — 40, во Франции — 36,5, в Японии — 33,4, в Англии — около 30, в Чехии — 29, в Италии — 20 %. Особенно велика доля арендного жилья в крупных городах: в Берлине — 88 %, Женеве — 85, Амстердаме — 86, Вене — 76, Нью-Йорке — 70, Брюсселе — 57, Париже — 53, Копенгагене — 50, Хельсинки — 47, Стокгольме — 49, Лондоне — 41 %.

На Западе домовладельцы — это вполне понятная и уважаемая категория предпринимателей, а наниматели — самая обычная категория жителей, иногда прекрасно организованная и влиятельная (как в Швеции, Дании, Великобритании и многих других странах, где существуют союзы квартиросъемщиков). Следует отметить, что в некоторых странах (особенно постсоциалистических) идет определенное «гонение» на квартиросъемщиков. В Эстонии даже появился лозунг: «Эстонец может быть только собственником!». Соответствующее законодательство ущемляет нанимателей жилья, откровенно определяя их «людьми второго сорта». Однако и там в последнее время стали строить и муниципальные, и частные арендные дома.

Есть страны, где арендное жилье в известной степени скрыто. Например, официальные цифры арендного жилья в Норвегии дадут нам не более 20 %, на самом же деле арендного жилья гораздо больше, просто сдают здесь часть односе-мейного просторного дома, имеющего отдельный вход, и государство поддерживает такого домовладельца налоговыми льготами. Похожая ситуация в Канаде, где строят специальные дома-«дуплексы», второй этаж в которых сдается. В бывших социалистических странах почти не осталось муниципального жилья, оно приватизировано. Например, в Македонии практически все жилье — 99 % — является частным, но на самом деле здесь тоже весьма распространен частный (скрытый) наем квартир, а заниженные цифры лишь отражают стремление собственников домов и квартир уйти от налогов.

Арендовать или владеть?

С точки зрения обеспечения людей крышей над головой остается справедливым утверждение, что большая часть жилья в разных странах мира распределяется в обществе через рыночные механизмы. Складывается ситуация, когда количество, качество и расположение жилища, которое потребитель может получить, зависит от его способности платить. Вопрос цены и доступности остается центральным с точки зрения жилищной проблемы. Однако есть еще вопрос соотношения аренды и собственности в жилищной сфере. Ситуация выглядит следующим образом: когда существует серьезная нехватка жилищ, когда число претендентов на жилье превышает число имеющихся жилищ (как, например, в Великобритании до 1960-х, да и во многих других странах, в том числе и в СССР), вопросы владения недвижимостью становятся гораздо менее значимыми, отходят на второй план. На первый план везде выходят вопросы найма жилищ. Но по мере улучшения ситуации потребителей (жителей-квартиросъемщиков) все более начинает интересовать, а кто, собственно, владеет их домом. И наоборот, когда возникают кризисные ситуации, обостряется внимание именно к найму жилья. Таким образом, собственность (владение жильем) является жилищной проблемой второй очереди и возникает только тогда, когда удовлетворены — как правило, через наем жилья — основные потребности (в данном случае в жилище). Об этом, в частности, пишут в своей монографии известные английские ученые П. Малпасс и А. Мурье[3].

Жилищные отношения на протяжении капиталистической жилищной истории строились именно вокруг арендного жилья, которое было основной доступной формой обеспечения жильем большей части городских жителей. На протяжении десятков лет этими жителями были промышленные рабочие.

С другой стороны, частную собственность расценивали не просто как «лучшие жилищные условия» или «показатель статуса», но и как определенную гарантию «благонадежности», «стабильности», «политической устойчивости». Например, в Великобритании попытки укрепления института частной собственности, такие как поддержка в 1920-х годах кампании за право квартиросъемщиков выкупать принадлежащие муниципалитетам квартиры и односемейные дома, в которых они жили, расценивались как «страх большевизма»[4]. Такая кампания начала разворачиваться в Бирмингеме, и в 1922 году городской совет Бирмингема объявил о своей готовности помочь квартиросъемщикам выкупить арендуемые ими дома. В 1925 году была опубликована брошюра «Как самому быть домовладельцем», а к 1929 году Бирмингемский муниципальный банк выдал ссуды на 1 млн фунтов стерлингов для того, чтобы 3314 квартиросъемщиков выкупили свои дома[5].

В 1922 году в Лидсе консерваторы стали осуществлять муниципальную жилищно-строительную программу, которая была направлена на поддержку частной собственности путем выкупа квартиросъемщиками своего жилья. Газета Yorkshire Post видела политическую ценность владения небольшой собственностью в том, что это была наилучшая и самая надежная защита от влияния социализма. Кроме того, именно собственники жилья расценивались как основной электорат консерваторов.

В Советском Союзе, напротив, владение собственностью не поддерживалось. Именно поэтому созданные в 1922 году жилищные кооперативы в 1937 году были ликвидированы как проявление «чуждой нам частной собственности».

В Европе первой половины ХХ века жилищный фонд характеризовался высокой долей арендного жилья, в первую очередь многоквартирных доходных домов. В первые десятилетия после окончания Второй мировой войны в четком соответствии с теориями Малпасса и Мурье именно арендное жилье помогло обеспечить крышу над головой миллионам людей во всех странах мира. В этот же период появилось и социальное жилье для неимущих слоев населения.

Наглядной демонстрацией верности теории английских коллег стал период 2007 года, когда в американской прессе активно писали о финансовом кризисе и отмечали, что все больше и больше американцев «поворачиваются лицом» к найму жилья. А в 2008 году активизировалось внимание к арендным процессам и в Западной Европе.

То, что необходимо строить дома не только в собственность, но и в наем, доказано мировым опытом. Нигде, ни в одной стране мира нет стопроцентной собственности на жилье. Доля арендного жилья в различных странах отражает особенности жилищной политики этих стран, особенно во второй половине ХХ века. Например, в Швеции, Нидерландах, Дании много лет ориентиром служило именно доступное арендное жилье, в Англии прошла приватизация жилья — и миллионы людей сменили статус муниципального квартиросъемщика на статус собственника квартиры. Однако этот переход редко изменял их реальный социальный статус, поэтому вопрос о «бедных собственниках», не способных содержать свои квартиры, постоянно обсуждается в Великобритании по сей день. В других странах это не только и не столько приватизация, сколько передача многоквартирных муниципальных домов другим домовладельцам целиком.

Современную жилищную политику и реальную ситуацию в Чехии, Польше, Эстонии и других восточноевропейских странах определяют процессы реституции, которые позволили вернуть бывшие доходные (а в социалистическое время — муниципальные ) дома старым хозяевам.

Почему люди снимают жилье?

Безусловно, собственность привлекательна, и положение собственника воспринимается как успех. В этом свете положение квартиросъемщиков выглядит менее привлекательным. Однако если взять другое измерение положения квартиросъемщиков и собственников, то окажется, что собственность — это в первую очередь огромная ответственность за свою недвижимость и необходимость постоянных усилий по сохранению ее стоимости. Недвижимость сдерживает мобильность человека, мешает его свободному перемещению. Квартиросъемщик в этом смысле гораздо свободнее. Он не беспокоится о сохранении недвижимости для своего домовладельца, на Западе он часто не обременен мебелью и может переезжать, снимая новые квартиры в соответствии с потребностями и доходом.

Известно, что наем квартиры во всех странах мира — это один из наиболее доступных способов получить крышу над головой. Именно наем, а не покупка своего собственного жилья иногда является правильным и единственно возможным решением жилищного вопроса.

В Советском Союзе жилищные вопросы решались в городах только за счет строительства арендных домов (жилищные кооперативы составляли лишь 10 % жилищного фонда и на ситуацию в целом не влияли). Основными домовладельцами при этом выступали ведомства и муниципалитеты.

В России конца 80-х — начала 90-х годов ХХ века приватизация стала основным смыслом российских экономических преобразований. Приватизация жилищного фонда (как бесплатная передача государственных и муниципальных

Трубы и квадратные метры: владеть или арендовать?

квартир проживающим в них семьям) началась в России в 1991 году и должна завершиться к марту 2013 года. При этом предполагалось, что государство сохранит небольшое количество муниципального жилищного фонда (социальные квартиры) для малоимущих слоев населения. Кроме того, как было отмечено в большом международном исследовании жилищных вопросов России[6], скрытой целью приватизации была передача ответственности за содержание жилищного сектора потребителям. Учитывая, что состояние жилищного фонда в России находилось на весьма низком уровне, приватизация вначале не для всех была привлекательной, и ее темпы были весьма низкими вплоть до 1994 года. Однако шаг за шагом, при огромных информационных и пропагандистских усилиях, имидж владения недвижимостью становился все более и более привлекательным.

В период с 1990 по 1997 год российский государственный (включая ведомственный) жилищный фонд сократился с 1011 млн кв. м до 167 млн кв. м, одновременно муниципальный жилищный фонд увеличился с 611 млн кв. м в 1990-м до 854 млн кв. м в 1997 году. Безусловно, муниципальный жилищный фонд мог бы быть почти в два раза больше, если бы не приватизация, так как к 1997 году было приватизировано порядка 40 % квартир, подлежащих приватизации.

Сейчас приватизировано уже более 85 % жилищного фонда, и во многих городах количество муниципального — не приватизированного — жилья стремительно сокращается. Однако это характерно отнюдь не для всех регионов России.

Так, темпы приватизации всегда были выше в Южном федеральном округе, где уже к 2006 году было приватизировано 93 % муниципального жилья. Сегодня меньше всего муниципального жилья в Северо-Кавказском федеральном округе — менее 2 %, причем в Дагестане всего 1,1 %! Южный округ также дает очень низкие цифры. Максимальное количество муниципального жилья здесь находится в Астраханской области — 10 %.

Таблица 1

Доля муниципального жилищного фонда в 2000—2010 годах (%)[7]

Как следует из таблицы 1, в 2000 году по доле муниципального жилья лидировал Северо-Западный федеральный округ. Высокой была доля муниципального жилья в Дальневосточном и Уральском округах. Особенно высокой доля муниципального жилья была в северных регионах. В Центральной России заметно выделялись Ярославская, Тульская, Московская и Калужская области. В Поволжье — Кировская область (28,8 %). К 2010-11 году ситуация изменилась незначительно. По-прежнему продолжает отличаться высокой долей муниципального жилья Дальневосточный федеральный округ (17,9 %). В конце 2010 года в Магаданской области почти 30 % жилья оставалось муниципальным. По-прежнему очень высока доля муниципального жилья в Кировской области (25,2 %), Карелии (26 %), Республике Коми, Мурманской области.

Велик и абсолютный размер муниципального жилья. Общая площадь муниципального жилищного фонда на 1 января 2009 года составляла 545 136 тыс. кв. м[8]. По другим данным, в конце 2008 года у муниципалитетов было 388,8 млн кв. м.

По федеральным округам муниципальный жилищный фонд распределялся следующим образом (табл. 2).

Таблица 2 [9]

Распределение муниципального жилищного фонда по федеральным округам, тыс. кв. м

Больше всего муниципального жилищного фонда сосредоточено в Новосибирской области (68 млн кв. м), Московской области (39 млн кв. м), Татарстане (25 млн кв. м), Свердловской (19 млн кв. м), Ленинградской (18 млн кв. м) областях. В Башкирии, Тульской, Архангельской, Нижегородской, Самарской, Иркутской областях, Красноярском, Хабаровском краях — по 10—12 млн кв. м.

Естественно, что наибольшая часть муниципального жилья сосредоточена в городских округах (более 60 %). На городские поселения приходится 15 %, на сельские — 10 % и на муниципальные районы — 12 %.

В сельской местности, тем не менее, муниципалитеты все еще являются владельцами весьма значительного жилищного фонда. Его общая площадь составляла в 2009 году 69 млн кв. м. В Новосибирской области сельские муниципалитеты владеют почти 4 млн кв. м жилья, в Красноярском крае — порядка 2 млн кв. м.

Лишь немногие города могут позволить себе строительство муниципального жилья, даже если оно бездотационное или бездоходное и его содержание не отягощает городской бюджет. Самый богатый опыт такого рода строительства арендных бездотационных домов сегодня имеет Москва. Сейчас в Москве построено девять таких бездотационных домов, в планах на ближайшие годы — строительство еще 45 для 10 тысяч очередников (в Москве сейчас 380 тыс. очередников, а это 4 % жителей города).

Социальное жилье как основа стабильности государства

Социальное и муниципальное жилье появилось на Западе и в Европе в начале прошлого века. Уже тогда его расценивали и подавали как основу стабильности государства. Более того, в Великобритании в 1919 году был озвучен следующий постулат: «Деньги, которые мы потратим на жилье, — это наш вклад в страхование от большевизма и революции!». Британцы так испугались ситуации в Советской России, что стали вкладывать колоссальные деньги в жилье, которое мы сегодня называем социальным.

Как известно, социальное жилье не приносит дохода домовладельцу. Это жилье, которое предоставляется тому, кто нуждается, а не тому, кто может платить.

В России на социальное жилье могут претендовать малоимущие, беременные женщины, пожилые люди, а также «базовые работники» — учителя, медсестры, полицейские и пожарные.

Социальное жилье приходится постоянно субсидировать, иначе оно придет в упадок. В основном это арендное жилье, и наем, как правило, — срочный, ограниченный 3—5 годами. Не на всю оставшуюся жизнь, а ровно до тех пор, пока арендатор не «встанет на ноги». Подходы к проверке доходов и правилам продолжения проживания самые разные. Например, в Польше многократно проверяют уровень доходов семьи при предоставлении муниципальной квартиры, которая не отличается высоким качеством и размерами. Однако получает ее семья в бессрочное пользование, и далее уже никто доходами семьи не интересуется. Во многих других странах наем жилья только срочный. По окончании срока найма такой социальной квартиры ее наниматель должен снова показать, что за прошедшие 3—5 лет он не улучшил своего материального положения и имеет право занимать такую квартиру. Руководители управляющей компании в Торонто, которые обслуживали социальные дома, рассказывали о многочисленных уловках жителей с целью сокрытия своих доходов (если они работали) и об отсутствии каких бы то ни было попыток живущих в таких домах семей найти работу, поменять ее или каким-то иным образом улучшить свой статус. Все эти улучшения автоматически означали бы невозможность дальнейшего проживания в сравнительно комфортном жилье за очень незначительную плату. В других странах при улучшении материального положения нанимателя социальной квартиры ему не предлагают ее освободить, но пересчитывают квартплату до «нормального» уровня. Далее наниматель сам решает, оставаться ему в таком социальном доме или сменить жилье на более престижное.

В каждой стране свои особенности. Есть страны, в которых социальное жилье — жилье для бедных — «бедное по своему внешнему виду». Такие дома можно увидеть, например, в Англии, и часть из них сейчас просто сносят. В Финляндии же, например, стараются строить все жилье так, чтобы оно выглядело достойно, и обнаружить «дом для бедных» представляется затруднительным. Правда, там домовладелец в любом случае, независимо от уровня доходов нанимателя квартиры, получает от него необходимые для содержания дома деньги, а наниматель в свою очередь получает поддержку от органов соцзащиты и может снять квартиру в любом месте.

В Австрии социальное жилье весьма достойное. Именно там находится один из самых старых и больших муниципальных (социальных) домов Карл Маркс Хоф, построенный в 1927 году. Его длина 1200 метров, и в нем помимо жилых квартир расположены детский сад, прачечная и другие службы, полезные для нанимателей.

В Европейском союзе пока отсутствуют единые подходы, единые понятия социального жилья. В широком смысле это любая часть жилищного фонда (включая частный сектор), созданная с использованием хотя бы минимальной поддержки государственного бюджета. При более узком подходе речь идет о секторе арендного жилья, предоставляемого малоимущим гражданам, остро нуждающимся в социальной помощи (безработные, этнические меньшинства, инвалиды).

Европейские специалисты говорят о нескольких задачах, стоящих в сфере социального жилья. Программа-минимум — помочь с крышей над головой, облегчить доступ к жилью. Программа-максимум — улучшить условия жизни в микрорайоне, в городе и в стране.

Социальное жилье в Европе редко обсуждают в отрыве от всего остального блока социальных и жилищных проблем, социальной и жилищной политики. Проблемы социального жилья соседствуют, с одной стороны, с проблемами бездомности, нищеты, безработицы и геттоизации, а с другой стороны — с проблемами права на выкуп жилья в некоторых странах, а также с проблемами малоимущих собственников, остро стоящими, в частности, в Великобритании. Мы давно знаем об опыте Великобритании, где муниципальные квартиросъемщики получили право на выкуп своих квартир. Сейчас и в Нидерландах людям предоставлено право на выкуп. Известно также, что один из широко обсуждаемых жилищных вопросов в Великобритании — это вопрос финансовой (и даже организационной) помощи в содержании жилья миллионам нищих владельцев квартир. В Дании этот вопрос тоже обсуждается, но процессы идут медленно, поскольку жители не спешат обзаводиться собственностью, которая в рамках свободного Европейского союза становится определенной обузой, мешает переезжать туда, где есть работа. Такую возможность дает широкий рынок арендного жилья, который и сохраняется во всех странах. Таким образом, вопросы социального жилья касаются не только предоставления жилья бедным как таковым.

Частный наем

В разных странах мира ситуация с частным наймом очень пестрая, тем не менее большинство частных лиц сдают в аренду свои собственные, а не муниципальные дома и квартиры. Удивительным в этом отношении является разрешение сдавать в России в поднаем муниципальные квартиры, чем муниципальные квартиросъемщики охотно пользуются. Напомним, что во многих странах мира сдача квартиросъемщиками муниципальных квартир не допускается и всячески карается.

Квартиры чаще всего сдают через специальные риелторские агентства. Такая практика обычна для всех стран Западной Европы. В Лондоне квартиры и дома можно снять исключительно через агентства. Хозяева лондонских квартир получают деньги за сдаваемое жилье через агентства, напрямую с нанимателем они не общаются. Во Франции основную часть поставщиков арендного жилья составляют частные собственники двух-трех квартир, а не больших доходных домов. Частные лица являются «мелкими наймодателями», но именно они дают на рынок до 90 % арендного жилья.

Позволю себе небольшое лирическое отступление. Была у меня одна знакомая, которая постоянно проживала на зимней даче в Подмосковье, а свою квартиру в Москве сдавала. Помню ее рассказ, как в первые годы она весь доход от сдачи квартиры вкладывала в ее обустройство и ремонт. Сначала поменяла унитаз, потом — смесители, через год купила новую кухню, потом поменяла полы... Много лет ушло на то, чтобы «сделать современную квартиру» и начать получать прибыль...

В последнее время меня все чаще окружают наниматели (друзья сына и мои студенты), и все больше становится наймодателей. Позвонила приятельница с жалобами на то, что в кооперативном доме с нее, сдавшей квартиру одинокой женщине, берут в три раза больше «на консьержку». Где найти управу на свое правление? И есть ли тут вообще какие-то правила игры?

Другой знакомый — вполне состоятельный художник и владелец небольшой квартиры в элитном и хорошо охраняемом доме — тоже неожиданно оказался наймодателем: «Я постоянно живу на даче. Что же, квартира пустовать будет!? Квартплата — коммерческая тайна, но я плачу налоги. У меня есть договор с нанимателем. Наниматель — состоятельный человек. У нас очень хорошие отношения и никаких конфликтов!».

Наймодателем и одновременно нанимателем оказался наш студент магистратуры: он сдает свою квартиру в родном городе и снимает в Москве. По его словам, с каждым днем все труднее найти квартиросъемщика и квартиру без помощи риелторских фирм, а они вовсе не заинтересованы в снижении стоимости своих услуг, зависящей от величины квартплаты. В результате риелторы не дают возможности снизить квартплату, квартира не сдается на протяжении нескольких месяцев, квартиросдатчик несет ощутимые убытки, а снизить квартплату не может.

Ближайшая соседка, с которой мы жили душа в душу много лет, с извиняющимся видом познакомила меня с двумя молодыми женщинами: «Елена Сергеевна, я поживу с мужем и собакой на даче. А эти девочки пока тут поживут...»

Это лишь мизерная часть того, что лежит на поверхности. Снимают и сдают квартиры в Москве и Санкт-Петербурге, во всех городах, где есть крупные вузы, многие и многие тысячи людей. Лишь немногие из них заключают договора найма, еще меньше людей платят налоги. Серьезные проблемы возникают между жителями-собственниками и жителями-нанимателями в домах ТСЖ. Невидимые наймодатели, с которыми никто в доме не может связаться, — также один из весьма проблемных вопросов в этой сфере.

Размер квартплаты и налоги

С квартплатой и налогами в мире тоже наблюдается довольно пестрая картина. В большинстве стран арендный рынок действительно живет по рыночным законам. Однако, например, в Швеции размер квартплаты определяется путем длительных ежегодных переговоров между нанимателями и муниципалитетами-наймодателями. Переговоры организует Шведский союз квартиросъемщиков. Частные владельцы жилья обязаны устанавливать квартплату на том же уровне, что и в соответствующих муниципальных домах. В Дании сохраняется регулирование квартплаты, которое не разрешает домовладельцу поднимать квартплату живущим нанимателям или резко ограничивает увеличение (например, не более чем на 5—10 % в год), которое до сих пор охватывает основную часть арендного фонда страны. В других странах домовладельцы не могут поднять квартплату старым квартиросъемщикам, но это не мешает выгнать их под любым предлогом из квартиры и сдать ее новым нанимателям по любой цене.

Вопрос налогов также весьма по-разному решается в разных странах. В большинстве из них наймодатель платит налоги с прибыли от сдачи квартиры. В той же Дании налоги составляют не менее 50 %.

В Норвегии — совсем другая политика. Там очень мало доходных домов, но многие норвежцы специально строят просторные дома с отдельными входами для сдачи части дома. Там считают, что такие домовладельцы-наймодатели помогают людям получить крышу над головой, следовательно, выполняют важную для общества социальную функцию, и не только не платят налоги, но имеют существенные налоговые льготы на недвижимость. Похожая ситуация и в Исландии.

Очевидно, что в России муниципалитеты недополучают миллионы рублей налоговых поступлений, потому что практически весь рынок найма жилья находится в тени. Размер его весьма велик. Например, в студенческом Томске не менее 10 % всего жилищного фонда сдается в среднем на один год.

Количество московских квартир, сдаваемых в аренду частными лицами, достигает 300—400 тыс., считает Ольга Владиславлева, руководитель департамента аренды корпорации «Рескор»[10]. По примерным оценкам экспертов, количество сдаваемых квартир в Петербурге находится в переделах 300—350 тыс. Например, только за одну неделю с 23 по 30 апреля 2012 года в одно из агентств, занимающихся сдачей квартир, службу «Квартирный вопрос», поступило 589 заявок на аренду квартиры[11].

Что делать? Вместо заключения

Ситуация в сфере арендного жилья быстро меняется. В последние полтора-два года в рамках обсуждения проблем достойного и доступного жилья прошло несколько публичных дискуссий по вопросам социального жилья (и социального найма), доходных домов и других проблем, тесно сопряженных с проблемами нанимателей. Их активными участниками и организаторами были Общественный совет Министерства регионального развития, РТПП, «Деловая Россия», Ассоциация строителей России, Общественная палата РФ, «Справедливая Россия». В 2011 году такие обсуждения несколько раз прошли в Фонде «Институт экономики города» в рамках рассмотрения «Стратегии-2020». В Минрегионраз-вития идет работа по направлению «Развитие фонда арендного жилья в субъектах = Российской Федерации». 7 апреля 2011 года состоялось Всероссийское совеща- к ние по вопросам развития рынка арендного жилья в Российской Федерации, где обсуждали опыт Калужской, Новосибирской областей и Чувашии. Депутат Госдумы Галина Хованская внесла новый законопроект про доходные дома, в работе находится и закон о деприватизации жилья.

Одновременно нельзя забывать, что существует проблема не только собственно строительства такого арендного жилья, но и проблема его дальнейшей эксплуатации и — что не менее важно — поведения квартиросъемщиков в этих «чужих» квартирах и под «чужой» крышей. Здесь острейшим образом встанет вопрос правил проживания, особых статей в договорах найма, что, однако, не будет полной гарантией чистоты, порядка, добрососедского поведения. Увы, вопросы жилищной культуры и правил совместного проживания пока не решены даже в тех домах, где все квартиры принадлежат купившим их собственникам. Что же говорить о собственниках, получивших квартиры в собственность как подарок от государства?

Сейчас становится очевидным, что для тех, кто не в состоянии купить квартиру или дом на рынке жилья, а таковых у нас большинство, надо создавать институт арендного жилья. Государство наконец обратило внимание на сферу найма, и в этой области грядут перемены. Вопросы найма жилья, вероятно, скоро станут не менее значимыми, чем недавно были вопросы приватизации, создания ТСЖ и ипотеки.

Нам еще предстоит длинный путь воспитания, жилищного просвещения и формирования уже не только разумного, рачительного «собственника», но и знающего свои права и обязанности — правила игры — нанимателя, а также грамотного домовладельца-наймодателя. Арендное жилье, безусловно, нужно. Доходные, бесприбыльные и социальные дома должны быть построены, и этот процесс уже начался. А еще нужны жилищные суды, сильные организации защиты жилищных прав, новые законодательные инициативы, которые позволят развивать в России арендное жилье и допустят в эту сферу самых разных поставщиков нового арендного жилья.

* * *

[1] Из выступления Питера Маркузе — профессора Колумбийского университета, члена Европейской сети исследователей жилья (European Network for Housing Research) на конференции этой организации в 1991 году.

[2] Протокол расширенного заседания межведомственной рабочей группы по приоритетному национальному проекту «Доступное и комфортное жилье — гражданам России» от 3 декабря 2008 г. № 21.

[3] Malpass P., Murie A. Housing policy and Practice. London: Macmillan press ltd, 1999. P. 3—6.

[4] DresserM. Housing policy in Bristol, 1919—1930. Bristol, 1984. P. 199.

[5] Chinn C. Homes for people.100 years of Council Housing in Birmingham. Birmingham, 1991. P. 45.

[6] United Nations Economic Commissionfor Europe. Country Profile on the Housing Sector of the Russian Federation, 2004 (www.unece.org/hlm/prgm/cph/countries/russia/welcome.html).

[7] Источник: Регионы России. Социально-экономические показатели, 2001—2010 гг. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat/rosstatsite/main/publishing/catalog/statisticCollections/doc_1138623506156

[8] Бюллетень «Формирование местного самоуправления в Российской Федерации» за 2009 год.

[9] Таблица составлена автором по данным бюллетеней «Формирование местного самоуправления в Российской Федерации» за 2008 и 2009 годы.

[10] http://www.incom.ru/analytic-center/analytic/analytic-rent/?id2=3877

[11] http://tsn.spb.ru/analytics/?type1=rent&type=index

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Жилье

Горожане и дачи

Татьяна Нефедова

Окрестности любого российского города уже давно невозможно представить без принадлежащих горожанам домов самого разного типа — от невзрачных сараев до шикарных коттеджей. Слово «дача» (в провинции иногда еще говорят «сады») настолько прочно вошло в повседневный лексикон и кажется таким обыденным, что о его научном осмыслении речи практически не идет. До сих пор не проведено полноценного анализа типологии дач, а также специфики социальных отношений дачников ни между собой, ни с коренными жителями.

Общее определение таково: дача — это дом и участок земли в сельской местности, владельцами которых являются горожане, прописанные (зарегистрированные) в городе, но проводящие в сельской местности какое-то время (от недели до целого года). Но почему горожане живут на два дома? Что это за дома и насколько далеко люди готовы ездить на свою дачу? Как изменяются дачные предпочтения в зависимости от социальной принадлежности человека? Сколько времени горожане проводят на своих дачах? Какое отношение это имеет к процессам субурбанизации, и есть ли у нас вообще субурбанизация в классическом виде, или ее развитие «тормозит» дачная традиция? Начнем с последнего.

Субурбанизация по-российски

Обилие «новорусских замков» вокруг крупнейших городов отчасти отражает первые ростки субурбанизации, особенно заметные вокруг Москвы и С.-Петербурга. Однако крупные города, после некоторого перерыва в 1990-х годах, все еще остаются привлекательнее для жизни, чем сельская местность, так что урбанизация в России пока не завершена. Другое дело — массовая сезонная деконцентрация горожан, две трети которых имеют в сельской местности нечто, собирательно именуемое «дачей».

Существует несколько причин, по которым у нас не развивается субурбанизация и контрурбанизация западного типа с переездом горожан на постоянное жительство в сельскую местность. Прежде всего, это сохранение института регистрации (прописки) и рост цен на жилье в крупных городах, особенно в Москве. Люди опасаются, что, потеряв городскую квартиру, ни они сами, ни их дети уже не смогут в случае необходимости вернуться жить в город. Во-вторых, это слабое развитие современной инфраструктуры в сельской местности: плохие дороги, недостаток школ, больниц и мест для отдыха и развлечений. Кроме того, круглогодичное проживание в загородном доме в России требует больших вложений, чем в странах с умеренным климатом, и число людей, которые могут себе это позволить, невелико. И, наконец, из-за низких налогов на недвижимость местные власти не слишком заинтересованы в увеличении числа дачников.

И тем не менее элементы дезурбанизации в России есть. Но если в развитых странах в авангарде этого процесса идет средний класс, то в нашей стране весь год за городом проводят либо самые богатые граждане — в поселках бизнес-класса или даже в собственных имениях, либо, наоборот, наименее обеспеченные, которые живут на деньги, полученные от сдачи в аренду своих московских квартир, и зимуют в кое-как утепленных дачных домах. Но объединяет обе прослойки то, что и те и другие все равно имеют в собственности также городскую квартиру.

Правда, есть и сознательные переселенцы из крупных городов в сельскую местность. По сравнению с миллионами дачников это капля в море. Но поскольку это люди активные, регулярно пользующиеся Интернетом, создается иллюзия большой волны. Чаще всего это представители интеллигенции, полностью или частично бросающие свои городские занятия, иногда — престижную работу ради сельской жизни, в том числе и занятий сельским хозяйством. Для них это своеобразное бегство от общества потребления и «ужасов мегаполисов» с безумным ритмом жизни, теснотой и толчеей, загрязненной средой, пробками на дорогах и т. п.

Тем не менее куда более распространенным в России остается не выезд из крупных городов в субурбию на постоянное место жительства, а жизнь на два (а порой и на три) дома: городская квартира и работа в Москве с дачей в пригороде и/или в удаленной сельской местности.

История дач в России

Дачная традиция в России имеет глубокие корни. Само слово «дача» происходит от слова «давать»: в дореволюционной России бояре и дворяне, служа в городе, выезжали в свои сельские вотчины и даваемые за службу «кормления» (деревни с сельскохозяйственными землями и крестьянами) для надзора за ними. В конце XIX века дачами стали называть места загородного отдыха дореволюционного «среднего класса» — разночинцев. Под Москвой еще в 1917 году насчитывалось около 20 тысяч дач[1]. После революции бесплатные ведомственные дачи для летнего загородного отдыха получали партийные функционеры, генералы, хозяйственники, ученые, писатели, артисты. Сельскохозяйственная роль дач тогда была скромной. А во второй половине ХХ века дачи перестали быть символом элитарности и успеха, зато сельскохозяйственная компонента дачного времяпровождения заметно выросла.

Можно выделить пять видов второго жилья горожан в сельской местности[2]: классические дачи, сады, огороды, сельские дома в деревнях и особняки или коттеджи.

Классические дачи — самый старый вид, существовавший в России еще до советской власти. Но число классических дач резко выросло сразу после Октябрьской революции и особенно в середине ХХ века, когда земельные участки под строительство стали выдавать своим работникам советские ведомства и организации. Этот тип дач характерен главным образом для пригородов столичных центров — Москвы и Санкт-Петербурга. По сей день здесь сохранились деревянные одно-двухэтажные дома постройки 1940—60-х годов с 2—4 комнатами, чаще всего без элементарных удобств, предназначенные в основном для летнего отдыха. Лишь небольшая часть элиты в этих поселках имела более обустроенные дома, куда можно было приезжать и зимой.

При классических дачах всегда имелись участки земли площадью от 12 до 50 соток, но их сельскохозяйственное использование хотя и росло в 1950—70-х годах, особенно интенсивным никогда не было. На участках сохранились лесные деревья, благодаря чему поселки с классическими дачами до сих пор остаются весьма живописными.

Сады — самый массовый вид агрорекреационного землепользования. В 1949 году было выпущено специальное постановление о коллективных садах и огородах. Микроучастки по 6—8 соток выдавали обычно работникам предприятий и организаций на землях городов, сельских поселений, предприятий и Гослесфонда. Можно сказать, что сады — это сильно уменьшенные классические дачи. В 1950 году в садоводческих кооперативах числилось 40 тысяч членов, в 1970 — 3 миллиона. К 1990 году садовые участки имели 8,5 миллиона семей, желающих их получить было не меньшим. К концу 2000-х участки были уже примерно у 14 миллионов городских семей. Это почти столько же, сколько домохозяйств имеют в деревне сами сельские жители. Поначалу на этих участках не разрешалось строить дома, только крошечное строение для отдыха. Однако когда в 1967— 1969 годах в СССР был официально введен второй выходной день и появилась возможность ночевать за городом, власти пошли на смягчение норм домостроительства на садовых участках. Тем не менее до 1990 года садоводческие домики были гораздо скромнее классических дач, и вокруг городов возникли огромные массивы полудомов-полусараев, по меткому замечанию Б. Б. Родомана, «трущобные города», без удобств, пожароопасные и антисанитарные, со всеми вытекающими отсюда социально-экологическими последствиями.

Одним из условий выделения участка под сады было его обязательное сельскохозяйственное использование. На своих небольших участках люди с увлечением выращивали картофель, овощи, ягоды и фрукты. И это несмотря на то, что выделялись им самые худущие земли, требовавшие колоссальных усилий для облагораживания.

Огороды, в том числе и в пределах городов, всегда были спасением российских горожан, расширяясь в военные и смутные времена, они кормили своих владельцев. Формально огороды размером от 2 до 6 соток как особый вид агрорекреаци-онного землепользования отличаются от садов тем, что там не разрешены жилые постройки, а земля, в отличие от дачной и садовой, не дается в собственность. С этим связана как меньшая популярность огородов у жителей больших городов, так и то, что чаще они встречаются вокруг малых городов, нередко вплотную подходя к многоэтажным домам. В последние годы число огородов сокращалось, а размер участка постепенно возрастал, сравнявшись с садовым. Как правило, там ставят либо нежилые постройки для инвентаря, либо (все чаще и чаще) все-таки летние дома, которые де-факто превращают огороды в садовые участки. В целом по стране только сады и огороды имеют 17 миллионов семей[3]. С учетом среднего размера семьи это половина всех горожан России.

Сельские дома, которые горожане наследуют или покупают, — четвертый вид российских дач, получающий в последние годы все более широкое распространение. Поскольку официально раздаваемых земель под строительство дач не хватало, горожане нашли другой путь экспансии в сельскую местность. Помогла им сельская депопуляция в Нечерноземье, обилие заброшенных домов и целых деревень. В 1970—80-е годы купить дом официально было невозможно, сделки имели фиктивно-теневой характер: дом оформляли на местного жителя, хотя пользовались им горожане. Старую деревенскую избу в полузаброшенной деревне можно было приобрести за 1—3 месячные зарплаты. В 1989 году горожанам официально разрешили покупать сельские дома, в 1992-м — землю вокруг. Поначалу местные власти препятствовали наплыву дачников. Однако постепенно поняли, что от горожан есть и польза: они сохраняют дома, ухаживают за заброшенными и заросшими бурьяном участками, ремонтируют колодцы и т. п.

Сколько горожан купили дома в деревнях, точно установить невозможно. Соответствующей статистики нет не только на федеральном, но даже на региональном и районном уровнях. Наши обследования в конце 1990-х годов в Переславском районе Ярославской области показали, что к 26 тысячам человек местного сельского населения каждое лето добавляется 37 тысяч приезжих семей из Москвы и Подмосковья (как минимум 70 тысяч человек), купивших дома в здешних деревнях. Еще 13 тысяч москвичей имеют участки и дома в расположенных здесь садоводческих и огородных поселках. Значит, летом сельское население этого района может увеличиваться почти в четыре раза. Сегодня соседние с Московской областью регионы благодаря скупке москвичами деревенских домов фактически стали дачной зоной столицы.

Размеры земельных участков в таких деревенских хозяйствах, как правило, больше, чем в дачных поселках иных типов: от 15 до 50 соток. Если это дом родителей, то сельскохозяйственная составляющая летнего отдыха горожан обычно очень существенна. Если же горожане покупают покинутый дом, то сельским хозяйством занимаются реже.

В последние годы появилась еще одна разновидность жилья горожан в деревне, которую условно можно назвать «поместье»: покупая дом с участком, некоторым удается дополнительно взять в аренду обширный кусок заброшенных земель или леса.

Часть домов и прилегающих участков горожане покупали, часть доставалась им по наследству от деревенских родителей. Сейчас все пустые дома в пригородах крупных центров тем или иным образом перешли к горожанам, зона спроса расширилась, а цены — возросли. И даже когда живы деревенские родители, их городские дети летом обычно приезжают в деревню отдохнуть и поработать на огороде, оставляют там детей на все летние каникулы — в общем, используют родительский деревенский дом как полноценное второе летнее жилье.

Особняки или коттеджи — это пятый новейший, вид усадеб горожан за городом. Причем в отличие от Англии, откуда они родом, коттеджами в России называют, как правило, большие каменные дома, которые нередко похожи на средневековые замки и резко контрастируют с окружающими постройками. По всей видимости, их владельцы пытаются воплотить идеал дома-крепости, стараясь отгородиться от остального мира.

Коттеджи более характерны для пригородов. По уровню комфорта они не уступают ни городскому жилью, ни single-family-hоuses западных пригородов. Тем не менее пока они остаются все же не основным, а скорее дополнительным жильем: владельцы чаще всего сохраняют прописку и квартиру в крупном городе, используя особняки в качестве все тех же дач. Собственно, и строятся они нередко в старых дачных поселках, иногда — на месте деревянной дачи. Однако чаще под особняки все же отвоевывают края полей и лесов, группируя их в специальные коттеджные поселения. Именно для закрытых поселков бизнес-и отчасти эконом-класса характерна реальная субурбанизация. Все виды особняков роднит то, что агропроизводством их богатые хозяева почти не занимаются, а небольшие участки земли (в среднем это 10—15 соток) заняты газонами и клумбами.

Постиндустриализация или рурализация?

Дача как воплощение мечты о втором загородном доме не есть продукт какой-то особой руральной ментальности россиян. Это результат вписывания естественной для всех народов тяги к совмещению достоинств городской и сельской жизни в конкретные историко-географические условия России. Русская дача — явление не уникальное. Но у нее есть две специфические особенности: сезонность использования и аграрная составляющая как средство выживания для значительной части населения.

Для России 1990-х годов были характерны два разнонаправленных процесса: с одной стороны — глобализация общества и начало постиндустриального развития в пригородах, а с другой — рурализация занятий части населения, в наибольшей степени характерная для садов и огородов горожан, расположенных также в пригородах. В 2000-х годах тяга горожан к сельскому хозяйству ослабла, но и до сих пор их вклад в агропроизводство в России неоправданно велик. По данным сельскохозяйственной переписи 2006 года, горожане на своих участках производят 12 % всех овощей, 21 % плодов и 37 % ягод.

Можно выделить несколько причин тяги городских жителей к ведению собственного сельского хозяйства. Первая из них — экономическая: постоянный дефицит продуктов в советском прошлом и денег в 1990—2000-х годах. Вторая — быстрая и недавняя урбанизация. В России мало горожан, которые прожили бы в городе несколько поколений, у множества людей остались родственники в деревне, включая престарелых родителей, которых они регулярно навещают и часто «замещают» на огородах, а впоследствии наследуют их дома. Третья причина — социально-экологическая: бегство на дачу и временная перемена занятий для многих горожан является отвлечением от городских стрессов.

И все же в последние годы наметился явный отход от сельскохозяйственной деятельности на даче, причем среди представителей самых разных слоев общества. И чем крупнее город, тем меньше его жители озабочены огородами на дачах. С учетом дальнейшего расширения спроса на дачи и их продолжающейся территориальной экспансии это говорит о начале процесса постиндустриального развития сельской местности.

Рассмотрим на конкретных примерах. Для этого разделим российские дачи на три типа: ближние, среднеудаленные и дальние.

Ближние дачи

Ближние дачи горожан характерны для всех городов, и чем крупнее город, тем больше зона дачного строительства и землепользования. Но максимальной плотности дачи достигают в ближайших пригородах Москвы, где в глаза бросается обилие больших двух-трехэтажных каменных особняков-коттеджей.

До экономического кризиса 2008 года в пригородах столицы строились преимущественно коттеджные поселки бизнес-класса[4]. Цена одного кв. метра в таких коттеджах с учетом стоимости земли колебалась от 3 до 5 тысяч долларов. Это означает, что дом с небольшим участком обходился владельцу в сумму от 1 до 5 миллионов долларов. В наиболее престижных районах на западе Подмосковья, вдоль Новорижского и Рублево-Успенского шоссе, стоимость одного кв. метра жилья доходила до 25 тысяч долларов. Кризис и явный переизбыток дорогих домов дали толчок строительству поселков эконом-класса, цена за один кв. метр в которых составляет в среднем около 1,5 тысячи долларов[5].

Сколько коттеджных поселков в Подмосковье, сказать трудно, оценки варьируются от 670 до 1100, при этом заселено всего 320. Помимо индивидуальных жилых домов или таунхаусов здесь есть сервисные и вспомогательные службы, охрана и т. п. Однако наши неоднократные визуальные обследования отдельных коттеджей в северном секторе Подмосковья на расстоянии 20—30 км от Москвы, проводившиеся в активное вечернее время в выходные и рабочие дни в марте и в августе, показали, что большая их часть используется почти так же, как и традиционные дачи, то есть по сути в качестве жилья для летнего отдыха и посещения в выходные дни. Например, в будний мартовский день в 7—8 часов вечера более половины коттеджей выглядели необитаемыми, а в четверти горел свет только в маленьком окошке сторожа.

Стоимость земли также сильно колеблется в зависимости от направления (западное — самое дорогое) и удаленности. В 2011 году одна сотка земли в Московской области стоила от 2 до 20 тысяч долларов, достигая в самых престижных районах 50 тысяч. Несмотря на это, именно Московская область держит в России лидерство по вводу жилья на душу населения — 1,1 кв. м в год при среднероссийских показателях 0,4 кв. м и московских — 0,15 кв. м[6]. Правда эти цифры охватывают не только сельскую местность, но и строительство жилья в подмосковных городах, где москвичи также активно покупают квартиры из-за сравнительно более низкой, чем в Москве, стоимости.

И все же наибольшую площадь в пригородах крупных городов занимают садово-дачные поселения, хотя они и не бросаются в глаза так, как вычурные коттеджи. Например, в северном Подмосковье на стыке Пушкинского и Щелковского районов между большими городами Королев, Пушкино и Щелково они формируют огромные сплошные массивы: одно-двухэтажные, преимущественно деревянные псевдогорода, по площади куда большие, чем ближайшие к ним города областного подчинения. Подобные массивы типичны и для восточного Подмосковья. В западном они мельче и разрозненнее, чаще примыкают к населенным пунктам или окружены лесами, делая эти территории более привлекательными для горожан, а землю, соответственно, — более дорогой. И тем не менее, несмотря на рассеянность, общая площадь рекреационных поселений больше именно в западном секторе.

В целом 1,4 миллиона сельского населения Московской области в летний период увеличивается как минимум на 3—4 миллиона человек. Положение ближних дач здесь хотя и комфортно с точки зрения небольшой удаленности от столицы, но становится все менее удобным по целому ряду других факторов. Это и преобразование природных ландшафтов, и 50 больших мусорных свалок, и соседство с крупными животноводческими комплексами, и сильная застроен-ность, и высокая плотность населения. К тому же резко ухудшилась и физическая доступность второго жилья. Виной тому постоянные пробки на дорогах, которые сильно ограничивают возможность ежедневно ездить с дачи на работу даже в летнее время. Кроме того, смена поколений хозяев, изменение их имущественного положения, купля-продажа дачных владений усилили социальные контрасты и соседские конфликты.

В пригородах происходит явное вытеснение сельского образа жизни с привнесением туда городских образцов, включая внешний вид и обустройство домов, разведение на участках газонов и цветов вместо картошки и лука. Сами дачники вблизи городов, как правило, отгорожены от сельского населения и физически (высокими заборами), и психологически (практически не общаются с местными жителями). Для строительных и ремонтных работ приглашаются гастарбайтеры или бригады из Москвы и ближайших городов. Практически нет контактов и с местными властями (разве что у руководителей дачных кооперативов), которые считают, что от такой концентрации горожан они имеют лишь дополнительные хлопоты (уборка мусора, ремонт дорог и т. п.). Тем не менее экономический вклад дачников все же ощущается, если и не в поступлениях в местные бюджеты, которые невелики из-за низких налогов на недвижимость, то в бурном росте торговли продуктами и стройматериалами. Именно в пригородах можно наблюдать первые ростки постиндустриального сервисного развития сельской местности, хотя и с особой российской спецификой: высочайшей плотностью ближних дач, сохранением мощных сельскохозяйственных предприятий, восстановлением в 2000-х годах промышленности и т. п.

В 2011 году было принято решение об увеличении площади Москвы в 2,5 раза в юго-западном направлении вплоть до границ с соседней Калужской областью. Это означает, что огромное количество коттеджных, дачных и садовых поселений окажутся частью столицы. Пока только объявлен конкурс на проекты развития новой Москвы, и судьба дачных поселений, оказавшихся в границах города, не ясна.

Среднеудаленные дачи

Среднеудаленные дачи характерны для крупнейших центров. Они могут располагаться на расстоянии 100 и более км от города и представлять собой садовые товарищества, хотя чаще горожане покупают дома в деревнях. Там, где региональные центры не очень велики (менее 500 тысяч жителей), среднеудаленные дачи обычно связаны с наследованием горожанами родительских домов в сельской местности, в силу чего они довольно сильно рассредоточены.

Среднеудаленные дачи москвичей — это в основном садовые участки и дома в деревнях, расположенные в областях, окружающих Московскую область. Особенно их много в муниципалитетах, непосредственно граничащих с Московской областью, или в районах — соседях второго порядка, а также в наиболее живописных местах (например, на реке Угре в Смоленской области). Чем дальше от Москвы, тем меньше доля организованных садоводческих поселений и тем больше доля домов, купленных москвичами в деревнях.

Приведу пример Петушинского района Владимирской области, непосредственно примыкающего к Московской области. Он начинается на 95-м км от Москвы, расстояние до Владимира примерно такое же. В 2000-х годах здесь действовал договор с правительством Москвы, в соответствии с которым район предоставлял землю и коммуникации для садовых участков москвичей, а Москва — различную технику: мусоровозы, автобусы, машины скорой помощи.

При 150 сельских населенных пунктах в районе 139 садоводческих товариществ москвичей и жителей городов Московской области (около 30 тысяч участков). В местных деревнях тоже много дачников, а в 12 из них, где уже не осталось коренных жителей, живут только дачники, причем в основном московские (владимирцы сюда не добираются). При этом цены на землю в этих местах в 2—5 раз ниже, чем в Московской области.

Главная проблема как для властей, так для и самих дачников — это тонны мусора вокруг летних поселений. Недовольны и местные жители: из-за спроса «богатых» москвичей растут цены на продукты. Поэтому местные власти в последнее время неохотно выделяют землю, а среди дачников цена на нее растет. И это несмотря на то, что в районе много заброшенных сельскохозяйственных земель, которые сейчас никак не используются.

Отношения москвичей с местными жителями здесь более тесные, чем вблизи столицы, но по мере увеличения числа дачников и уменьшения численности сельских жителей они зачастую портятся. Это связано с тем, что первоначальный баланс интересов и отношений двух сообществ (местного и дачного) постепенно разрушается. Поначалу местные охотно подрабатывали у дачников, теперь старые работники умерли, и для ремонта, не говоря уже о строительстве, все чаще приглашают гастарбайтеров. Прежний натуральный обмен: горожане — дефицитные продукты из Москвы, местные жители — картошку и молоко — нарушен. Все только за деньги, и по немалым ценам. Взаимодополнение сменяется разделением двух сообществ с последующим отторжением горожан местными жителями.

Итак, в зоне распространения среднеудаленных дач при сильном дачном давлении и деградации сельской жизни деревня оказалась не готовой к приему большого потока горожан даже для сезонного проживания. И хотя сельское хозяйство и промышленность здесь зачастую в еще большем упадке, чем в пригородах, развитие сервисных функций остается на низком уровне. А местные власти, воспитанные в идеологии индустриального промышленно-сельскохозяйственного развития села, не видят перспектив, связанных с дачным освоением районов. Исключение составляют лишь наиболее близкие к Московской области районы, давно ставшие частью столичного региона.

Дальние дачи

Отдельные дачники в отдаленных деревнях на расстоянии 400—600 км от городов стали появляться еще в 1970—80-х годах. Но дачный бум пришелся на середину 1990-х и 2000-е годы. Наибольшей популярностью сельская глубинка пользуется у жителей Москвы и Санкт-Петербурга. Причем их дачные зоны пересеклись на юге Псковской и Новгородской областей, распространившись на восток и северо-восток, вплоть до удаленных районов Костромской области. В деревнях, где согласно официальной статистике числятся буквально единицы постоянных жителей, в наиболее популярных у дачников районах (например, на Валдае) возникают целые улицы новеньких деревянных домов.

На базе Угорского проекта[7] с 2006 года проводится обследование дачного заселения удаленной сельской местности на примере периферийного района Костромской области. Это настоящая российская глубинка — территория, расположенная на значительном расстоянии от больших городов (до Костромы, Кирова, Нижнего Новгорода — 250—300 км, до Москвы — 600 км), в типичной экономической ложбине в зоне южной тайги. Прошедшее в стороне шоссе Кострома — Киров служит единственной ниточкой, связывающей огромное залесенное пространство с «большой землей».

В начале ХХ века на месте угорского поселения жило более 3000 человек, теперь — около 300 человек, и это не так мало. Пока работает администрация, школа, почта, магазин, есть библиотека, клуб, где проводятся дискотеки. Есть 25 детей в возрасте до 15 лет. Но половину всего местного населения составляют люди пенсионного возраста, и, естественно, с каждым годом оно убывает. В центре поселения сосредоточено 62 % жителей, остальные разбросаны по малым деревням. Такая сильная депопуляция сопровождалась отрицательным социальным отбором: наиболее активные давно уехали. От крупного когда-то колхоза остался небольшой кооператив, где формально заняты 20 человек, а фактически работают сам председатель и два-три его помощника. Другой работы, кроме бюджетной сферы и лесничества, здесь нет. Обрабатываемые земли уменьшились в десять раз, большая часть сельскохозяйственных земель (около 2000 га) зарастает сорными травами и лесом. Пока они никем не востребованы, чего нельзя сказать о домах и приусадебных участках в деревнях.

Во всех живых деревнях есть дачники. Причем чем меньше коренных жителей там осталось, тем больше домов куплено горожанами. В центре поселения доля дачников среди собственников и арендаторов земельных участков составляет уже 30 %, в деревнях с 30—40 местными жителями — около 40 %. В умирающих малых деревнях, где осталось менее 10 постоянных жителей — от 70 до 90 % домов принадлежат горожанам. Но, что характерно, в совсем опустевших деревнях нет и дачников. Жизнь горожан без местных жителей в таких удаленных местах невозможна, два этих сообщества тесно связаны и зависимы друг от друга.

Если еще 5—6 лет тому назад здесь можно было купить добротный деревенский дом за 2 тысячи долларов, то теперь цена возросла до 4—7 тысяч. Приусадебный участок, причем довольно крупный — до 50 соток, до последнего времени вовсе ничего не стоил и приобретался в дополнение к дому.

Преобладают москвичи (85 % всех купивших дома) среднего и старшего возраста, среднего достатка и в основном интеллектуальных профессий. Им легче приезжать на дальнюю дачу 1—2 раза в год на срок от недели до нескольких месяцев. Дорога на машине от Москвы занимает 8—9 часов, поездом — ночь. Есть несколько петербуржцев и костромичей (в основном наследники домов). Многие молодые и средневозрастные жители местного районного центра Мантурово приезжают к своим родителям в выходные и в отпуск (3/4 местных жителей имеют детей в городах), по сути, являясь такими же дачниками. Однако после смерти родителей многие жители Мантурово продают деревенский дом москвичам, так как в городе живут почти в таком же.

Московские дачники не строят здесь новые дома, а покупают относительно крепкие деревенские. По архитектуре они относятся к типу домов Русского Севера — на высоких подклетях со скотным ныне пустующим двором внизу и огромным сеновалом наверху под одной крышей с жилой частью, с двумя печами (русской и голландской). Их общая площадь в среднем достигает 100—150 кв. м, жилая часть дома — 50—65 кв. м. Отличить дачу от дома местного жителя можно разве что по огородам. Дачники, как правило, сельским хозяйством не занимаются, кроме кошения травы и посадки декоративных растений. Зато собирают и заготавливают грибы и ягоды, ловят рыбу в реке. Многие продолжают и в деревне заниматься своим профессиональным делом, постоянно читают. Но любимое занятие — внутреннее благоустройство деревенского дома при сохранении почти неизменным внешнего вида. Поэтому деревни даже при смене населения имеют традиционный облик. Поначалу формировались профессиональные кластеры: «деревни ученых», «деревни художников», «деревни журналистов», «деревни учителей». Впоследствии узкая профессионализация размывалась.

Интересно, что каждый пятый из опрошенных в этих удаленных местах дачников имеет еще и участок в Подмосковье, то есть это уже даже не второе, а третье летнее жилье. Но ближняя дача из-за сжатия природных ландшафтов, их огораживания, обилия машин теряет функцию загородного жилья на природе. В отличие от дальней дачи, где вид горизонта из окна дома, тишина и отсутствие людей — обычное явление.

Опросы, проводившиеся в 2008 году[8], показали, что отношение к московским дачникам у местного населения в основном положительное. Главным достоинством пришлых горожан они считают то, что те поддерживают и облагораживают дома, тем самым сохраняя деревни. Важно и то, что дачники сами или с помощью местных жителей косят траву, которая без ухода вырастает в рост человека, создавая сухой пожароопасный «мост» между лесом и деревнями на местах, некогда занятых картофельными или даже льняными полями.

Взаимоотношения дачников с местным сообществом в значительной степени зависят от размера деревни. Если в ней остались только бабушки, то они, как правило, начинают опекать москвичей и сами сильно от них зависят. Например, большинство дачников приезжают на машинах и часто подвозят местных жителей до городского центра или до остановки автобуса. Зимой бабушки присматривают за домами горожан. В более крупных деревнях отношения местных и дачников сложнее: все, что делают горожане по обустройству домов, вызывает сильный интерес и не всегда одобрение.

Дачники чувствуют себя своеобразной диаспорой и стараются поддерживать друг друга. Долгое время проводя в деревнях, удаленных друг от друга на 3—7 км, они, тем не менее, общаются между собой гораздо активнее, чем дачники в пригородах. Появились новые неформальные центры социальной жизни, тяготеющие к небольшим деревням, как правило, с наиболее активными дачниками. В депопулировавшем и разреженном пространстве сельской глубинки на этапе постиндустриальной трансформации размер населенного пункта, в отличие от предыдущих этапов колхозного развития, перестает играть решающую роль. Новые социальные сети, а не отдельные элементы пространственных и социальных структур становятся движущей силой развития сельской местности, способствуя созданию новой социальной среды и зарождению элементов малого бизнеса, стимулированного обслуживанием дачного населения. Тем не менее, несмотря на высокую безработицу, найти работников все равно непросто, желающих плотничать, косить траву и т. п. — единицы.

Главным фактором, раздражающим дачников (60 % опрошенных) стала неразвитая инфраструктура (плохие грунтовые дороги, отсутствие освещения улиц, отсутствие водопровода и плохое состояние колодцев, отсутствие газификации и утилизации отходов). На втором месте у дачников оказалось недовольство местной властью, в значительной степени связанное именно с претензиями к инфраструктуре, состояние которой во многом зависит именно от властей. Характерно, что местных жителей, которых все устраивает, набралось почти 40 %, в то время как дачники оказались куда более строптивыми. Неудивительно, что отношения с муниципальным руководством у них не складываются.

Большинство дачников ратует за сохранение природы гораздо больше местных, поскольку именно ради нее они сюда и ездят. Но еще более интересно то, что сельские традиции для дачников также оказались важнее, чем для коренных жителей. В таких сильно обезлюдевших районах помимо красоты ландшафта, тишины и покоя именно традиции (сам вид изб, печи, бани, песни, остатки ремесел и т. п.) зачастую привлекают городских интеллигентов.

И все же перспективы массовой миграции в деревню неясны. Как показывают опросы, в такие районы стремится вполне определенная прослойка интеллигенции, как правило, среднего и малого достатка, чаще всего немолодого возраста. И последует ли этому примеру следующее поколение, пока непонятно. Столичная молодежь явно имеет другие приоритеты, предпочитая оставлять деньги на курортах, а жить и отдыхать с детьми — в благоустроенных коттеджах или на подмосковных дачах. Пока очевидно, что проводить значительную часть времени в деревне на природе больше готовы дети и люди в более преклонном возрасте.

Особая категория горожан — те, кто остается зимовать в деревне, часто сдавая в аренду свою московскую квартиру. Правда, на все поселение таких пока единицы. Более того, их опыт показал, что даже при большом и сознательном желании адаптироваться горожанину к местному сельскому сообществу очень трудно. Активная позиция москвичей встречает глухое сопротивление местных жителей, даже если человек пытается работать в школе или заниматься сельским хозяйством. Тем не менее таких людей уже не назовешь дачниками. Вместе с жителями города Мантурово, приезжающими в деревню к родителям и работающим на огороде, они составляют некую переходную сельско-городскую группу.

Дачное расползание москвичей и петербуржцев продолжается. Именно эта растущая потребность в дальней даче со стороны горожан, а не восстановление огромных площадей распашки в тайге или прочие грандиозные проекты в обезлюдевших местах, могут спасти небольшие деревни. Это должно стать важным сигналом для федеральных и региональных властей, создающих концепции развития сельской местности, в которых, как правило, нет места городским дачникам как новой движущей силе деревни. Это сигнал и для местных властей, которые в отличие от самих жителей не радуются наплыву строптивых образованных московских дачников, которыми очень трудно управлять, но с которыми можно плодотворно сотрудничать.

В регионах Нечерноземья, особенно в периферийных, удаленных от городов районах, наблюдаются два параллельных процесса: 1) центростремительный — спонтанное усиление пространственной поляризации местного населения и элементов индустриальной экономики с формированием отдельных небольших очагов товарного хозяйства и 2) центробежный — деконцентрация второго (третьего) жилья горожан с образованием постиндустриальных социальных очагов. Второй процесс имеет две особенности, благодаря которым сохраняется разреженность социально-экономического пространства периферии: выраженную очаговость (дачники концентрируются в наиболее живописных и транспортно доступных местах) и сезонность.

Облик сельской местности также сильно различается в зависимости от количества горожан, их социальной принадлежности и интересов. Чем ближе к Москве или другому крупному городу, тем больше сельские дома и деревни теряют свой первозданный облик из-за застройки инородными домами. И тем сильнее дачники и местные жители отгораживаются друг от друга.

И только в самых удаленных районах можно еще говорить о дачно-сельском симбиозе, характерном для начальных этапов реосвоения сельской местности горожанами. В сильно депопулировавших деревнях дачники порой являются единственным шансом на спасение от тотального сжатия освоенного пространства.

* * *

[1] Хауке M. O. Пригородная зона. М.: Мысль, 1960.

[2] Нефедова Т. Г. Российские дачи как социальный феномен // SPERO. Социальная политика: экспертиза, рекомендации, обзоры, № 15. Осень-зима 2011.

[3] Россия в цифрах. М. : Федеральная служба государственной статистики, 2011.

[4] См.: Махрова А. Н., Нефедова Т. Г., Трейвиш А. И. Московская область сегодня и завтра. Тенденции и перспективы пространственного развития.

[5] Кузнецов И. Московский регион. Аналитическая справка. 2011. http://www.cottage.ru/articles/analytics/209366.html

[6] Россия в цифрах. М. : Федеральная служба государственной статистики, 2011.

[7] См.: www.ugory.ru. Угорский проект, публикации.

[8] Нефедова Т. Г. Российская глубинка глазами ее обитателей, www.ugory.ru. Угорский проект, публикации.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Жилье

Город из деревни: четыреста лет российской урбанизации

Борис Миронов

Бог да город, черт да деревня. Город — царство, а деревня — рай.

Русские пословицы

Поселения, именуемые «городами», существуют в России более тысячи лет, но те из них, которые можно считать городами в современном смысле — то есть центрами культуры, промышленности, торговли, услуг, финансов и информации, появились сравнительно недавно — около трехсот лет назад. Вместе с забытой ныне деревенской прозой 1960—1980-х годов из массового сознания россиян ушла антитеза: город — как противное природе, искусственное образование, где живут люди, разъединенные деньгами и эгоизмом, и деревня — как вместилище правды и справедливости, покоя и гармонии, пристанище наивных добрых людей, объединенных общими и высокими ценностями. Сегодня город для россиян — это высшее проявление цивилизации, место утонченности, активности, свободы, изменений и богатства, инструмент решения всех социальных проблем, а с деревней, в свою очередь, ассоциируются примитивность и отсталость, пьянство и бедность, скука и идиотизм жизни. Попробуем разобраться, насколько эти образы и представления соответствуют историческим реалиям.

Что такое город и что такое российский город

Среди исследователей нет единой точки зрения относительно определения понятия «город» и его отличия от сельского поселения. Большинство ученых склоняются к мнению, что в каждую эпоху и в каждой стране понятия города и деревни наполнены собственным экономическим, социальным и политическим содержанием, и невозможно дать общее определение, применимое ко всем временам, не только в мировом масштабе, но даже в пределах одной страны. На мой взгляд, городами являются те поселения, которые считали таковыми современники и сами их жители. Такой подход позволяет подойти к проблеме исторично и объективно оценить, что собой представляли города в каждый момент своей истории, как, почему и в каком направлении они эволюционировали.

На протяжении российской истории городами называли различные типы поселений. Само это слово произошло от «ограды», «забора», и во времена Киевской Руси, в X — первой трети XIII века, город представлял собой крепость, где укрывались и оборонялись от неприятеля. Это был военно-административный и религиозный центр соседних земель, в котором находились княжеский двор, церковь и вечевая площадь. Тогда же от глаголов «посадить», «садить» произошло и слово «посад», обозначавшее часть города вне крепости, в которой, собственно, и проживало население, занятое торговлей, ремеслом и другими промыслами.

В московский период — XIV—XVII века — город по-прежнему играл роль военно-административного и религиозного центра. Новое же состояло в том, что посады стали сливаться с крепостью в единое целое, которое и именовалось отныне городом, а сама крепость, прежде носившая это название, — кремлем. Расширилось и понятие «посад», которое стало обозначать не только предместье города, но и населенный пункт или торгово-ремесленный центр без крепости, а также и население, жившее на посаде. Как в киевский, так и в московский периоды четкого отделения города от деревни в территориальном, административном, финансовом и других отношениях не существовало. Не отличались они и профессиональной структурой населения, поскольку горожане имели право заниматься сельским хозяйством, а крестьяне — торговлей и ремеслом.

С начала XVIII века и вплоть до настоящего времени городом называется населенный пункт, официально признанный в качестве такового государством. Жалованная грамота городам 1785 года четко сформулировала юридические права «городских обывателей» и определила формальные критерии города — получение от императора собственной жалованной грамоты, в соответствии с которой создавалось самоуправляющееся городское общество с правами юридического лица, а также утвержденные монархом герб и план города. Официальные города имели разные ранги — столичный, губернский, уездный и безуездный, или заштатный. До 1860-х годов к городским или административно-промышленным поселениям (но не к городам!) относились и другие виды неземледельческих поселений:

местечко — торгово-промышленный центр без крепости, заселенный преимущественно евреями, на территории, присоединенной в результате разделов Польши;

посад;

отдельно стоящее промышленное заведение;

духовное, или религиозное, поселение;

военное поселение.

Городских поселений было в несколько раз больше, чем городов: в 1857 году, к примеру, в 4,3 раза — 2876[1]. Значительную их часть составляли местечки и города, утратившие свое былое значение, не получившие жалованной грамоты, не имевшие герба и плана, но формально еще не разжалованные в деревни. Некоторые из них со временем все же постигла эта участь, но большинство продолжали де-факто пользоваться некоторыми привилегиями городского поселения. Все это создает большие трудности при подсчете общего числа городов и городских поселений до середины XIX века После реформ 1860-х годов помимо самих городов городскими поселениями продолжали считаться только посады и местечки, причем для получения соответствующего статуса их должны были населять мещане, образующие мещанское общество.

В научной литературе с конца XVIII века, а в массовом сознании со второй половины XIX века под «городом» стали понимать крупное поселение преимущественно торгово-промышленной ориентации. Между тем формальные критерии для получения статуса города оставались прежними: официальное постановление, а также наличие специфических городских учреждений — думы и др. Юридические права жителей по-прежнему в значительной мере зависели от того, считалось ли данное поселение городом официально. Официальные города имели преимущества в учреждении ярмарок, базаров и особенно пунктов стационарной торговли, запрещенной в деревнях.

До начала XIX века число официальных городов изменялось после каждой административной реформы. В 1678 году их насчитывалось 200, в 1708 году — 339, в 1719 году — 280, в 1727 году — 342, в 1738 году — 269, в 1760-е годы — 337. В ходе реформы местного управления 1775—1796 годов 271 сельское поселение было преобразовано в город, и общее их число достигло 673. Павел I упразднил 171 город, Александр I частично их восстановил, и к 1811 году число городов в Европейской России и Сибири составило 567. Помимо частых административных реформ к изменению численности городов приводила подвижность границ, а также смена военных потребностей государства. При этом большинство прежних крупных экономических центров, даже в случае длительной стагнации (как в Новгороде, Пскове, Сольвычегодске, Ростове Великом), оставались губернскими или уездными городами. Их древность помогала сохранить если не экономическое, то административное и культурное значение.

К середине XIX века число городов наконец более или менее стабилизировалось. Продолжало изменяться только количество безуездных городов — в силу того, что, с одной стороны, правительство иногда жаловало соответствующий статус развитым торгово-промышленным селам, а с другой — неудачливые заштатные города естественным образом превращались в сельские поселения.

В 1857 году в России насчитывалось 519 уездных и губернских городов, 122 безуездных и 50 посадов, в 1914 году — 541 губернский и уездный, 137 безуездных и 51 посад. С учетом размеров страны городская сеть была чрезвычайно редкой по сравнению с другими европейскими государствами. В 1857 году среднее расстояние между ближайшими городами и посадами в Европейской России составляло около 87 км, в Сибири — 516 км, а в 1914 году — 83 и 495 км соответственно. Ближе всего друг к другу располагались города Прибалтики — около 50 км, дальше всего — Якутской губернии — 887 км, а в Европейской России — города Архангельской губернии — 300 км. К 1987 году среднее расстояние между городами европейской части СССР стало менее 30 км[2].

Между тем европейский континент, за исключением его восточной части, уже в XV веке был покрыт густой сетью небольших городских поселений, находившихся друг от друга на расстоянии в среднем 20—30 км. В конце XVIII века среднее расстояние между городами в Австро-Венгрии, Великобритании, Германии, Италии, Испании и Франции составляло от 12 до 30 км, в середине XIX века — от 10 до 28 км, в начале XX века — от 8 до 15 км[3]. Любое же сельское поселение находилось от ближайшего города примерно в 10—15 км. То есть за один день европейский крестьянин мог добраться до города и вернуться домой даже пешком, а горожанин — достичь соседнего города. В России же, по крайней мере до создания в конце XIX века достаточно густой сети железных дорог, поездка на лошади из большинства сельских поселений в ближайший город, а тем более из города в город, учитывая плохое состояние дорог, требовала нескольких дней, что, естественно, чрезвычайно затрудняло сношения между поселениями.

Большой интерес представляет распределение городских поселений по числу жителей, так как от этого во многом зависело административное, экономическое и культурное значение города, характер общественного и частного быта его жителей (табл. 1).

Таблица 1

Распределение городов России по числу жителей с конца XVII по XX век (без Кавказа, Польши, Финляндии и Средней Азии)

*  До 3 тыс.

** 3—4,9 тыс.

*** Без поселков городского типа. В 1987 г. — СССР, в 2009 г. — Российская Федерация. Источник: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2000. Т. 1. С. 287; Народное хозяйство СССР за 70 лет. С. 376.

Наиболее распространенной классификацией по числу жителей является следующая: (1) малые города — до 20 тыс., (2) средние — от 20 до 100 тыс., (3) большие города — свыше 100 тыс. жителей. Во всех классификациях в качестве порога, как правило, фигурируют 20—25 тыс. жителей. Это не случайно, поскольку именно в городах с такой численностью населения образ жизни начинает меняться по сравнению с деревней. На рубеже XVII—XVIII веков в России существовал только один большой город — Москва, все остальные относились к категории малых — с населением менее 15 тыс. человек. К 1722 году три города стали средними, к 1782 году их было уже пять, а Петербург стал вторым большим городом России; к 1856 году средними стали 39 городов, а Одесса — третьим большим. К 1910 году в стране было 58 средних и 23 больших города, а население Петербурга и Москвы превысило 1 млн. Тем не менее вплоть до 1917 года в стране преобладали малые города, которых накануне революции было около 75 %. Однако доля населения там постоянно сокращалось: с 1722 года по 1910 год она снизилась с 98 до 23 %, в то время как в больших городах она возросла с 0 до 40 %, а в средних — с 2 до 37 %. Эта тенденция сохранилась и в советское время: в 1987 году в больших городах проживало 69 %, в средних — 28 %, в малых — 3 % населения. Среднее число жителей на один российский город (людность) непрерывно возрастало: с 1646 по 1910 год в 9,4 раза, с 1910 по 1987 год — еще в 3 раза, в постсоветское время — в 1,2 раза[4]:

Рост средних и больших городов имел важные социальные последствия. Чем крупнее город и выше в нем плотность населения, тем больше имеется возможностей для трансформации социальных отношений, тем явственнее проявляются там черты городского образа жизни. Деятельность людей становится профессионально разнообразной, увеличивается и степень социальной дифференциации. При этом традиции перестают играть роль базиса социальной солидарности, и социальный контроль над поведением личности ослабляется, вследствие чего она становится автономной и ее поведение индивидуализируется. Падает также социальное значение семьи, семейные, родственные и соседские связи ослабляются, межличностные отношения за пределами семьи становятся более сложными и вместе с тем приобретают поверхностный и анонимный характер.

Какова она — российская деревня

Сельские поселения делись на две большие группы:

сплошные и крупные с числом жителей более 10 человек;

одиночные и мелкие с числом жителей менее 10 человек.

В императорский период повсеместно, исключая Курляндскую, Лифляндскую и Харьковскую губернии, преобладали сплошные и крупные поселения. При этом число сельских поселений, в отличие от Западной Европы и начиная с XIX века от США и Канады, постоянно возрастало. В 1857 году в Европейской России насчитывалось 245 тыс. сплошных и 87 тыс. одиночных поселений, в 1897 году — 405 тыс. и 187 тыс. соответственно. Рост числа сельских поселений в пореформенное время, происходивший главным образом за счет разукрупнения крупных селений, доказывает, что крепостное право сдерживало естественный процесс расселения крестьян, так как помещикам и коронной администрации было легче управлять крестьянами, компактно проживавшими в крупных поселениях. В результате столыпинской реформы 1907—1915 годов возникло около 200 тыс. хуторов, в которых поселились крестьяне, вышедшие из сельских общин, благодаря чему к 1917 году число сельских поселений достигло 800 тыс. При этом в Сибири число поселений росло очень медленно: в 1856 году там насчитывалось 11 тыс., а в 1914 году — 12,6 тыс. К 1959 году число сельских поселений практически не изменилось, а за 1959—1989 годы и вовсе уменьшилось в 1,8 раза[5].

До 1860-х годов людность сельских поселений возрастала, а затем стала уменьшаться: в период между 1859 и 1897 годами в Европейской России — со 162 до 137 человек, а к 1989 году — менее чем до 100 человек[6]. Уменьшение людности сел и деревень в советское время объяснялось миграцией крестьян в города, а с 1960-х годов еще и принудительным их укрупнением.

В отличие от городских густота сельских поселений была достаточно высокой: в Европейской России среднее расстояние между ближайшими селениями в 1857 году составляло 3,8 км, в 1917 году — 2,5 км (примерно столько же, сколько в США и Канаде, но больше, чем в Западной Европе); в Сибири — соответственно 33 и 31 км. С 1897 по 1959 год густота сельских поселений не изменилась (на 100 кв. км приходилось 6 поселений), но к 1989 году, вследствие проводившегося укрупнения сел и деревень, она уменьшилась до 3,3[7].

В XVII—XVIII веках большая часть крестьян проживала в мелких и средних селениях с населением менее 300 жителей, в XIX — первой половине ХХ века — в селениях, имевших более 500 жителей, а к 1980 году в крупных поселениях с числом жителей более 1000 человек проживала почти половина крестьянства[8]. Концентрация населения именно в крупных поселениях имела серьезные социально-экономические последствия. Там активнее развивались рыночные отношения, кустарная и фабричная промышленность, торговля и неземледельческие промыслы, включая отходничество; в них жило много мещан и купцов, занимавшихся предпринимательством; эти селения находились в тесной связи с городами и испытывали их влияние. Все это создавало предпосылки для трансформации крупных сел в городские поселения, если не формально, то фактически.

К тому же в России существовало значительное число деревень с населением свыше 2 тыс., которые во многих европейских странах были бы отнесены к городским поселениям. Это лишний раз доказывает, что четкой грани между городом и деревней не существовало, и деревни при счастливом стечении обстоятельств превращались в города, которые, в свою очередь, при неудачном ходе дел, наоборот, становились деревнями.

Город и деревня: от слитности к диверсификации

Административное разделение города и округи постепенно подготавливалось социальным, профессиональным и юридическим размежеванием городского и сельского населения, которое началось еще со второй половины XV века, когда податное население городов получило специальное наименование посадских людей. В ходе посадской реформы 1649 года:

посадские люди, наподобие крестьян, прикреплены к своим городам и к своей посадской общине;

границы городов раздвинуты на две версты (2,2 км) по периметру, чтобы жители имели больше земли для занятия сельским хозяйством, и четко определены, дабы сельские поселения не смешивались с городами, а крестьяне — с посадскими людьми;

приписка к месту жительства — посадской или сельской общине, а также род и величина повинностей стали критериями принадлежности к посадским или крестьянам;

торгово-промышленная деятельность в черте города закреплялась за посадскими, хотя государственным и дворцовым крестьянам ею заниматься не воспрещалось;

выход из городов запрещался, за исключением случаев, санкционированных коронной администрацией, а все, кто без разрешения покинул город, принудительно возвращались в посадские общины.

Следующий важный шаг в размежевании посадских и крестьян, города и деревни был сделан в ходе магистратской реформы 1721—1724 годов. Она подтвердила привилегии горожан на занятие торгово-промышленной деятельностью и впервые законодательно определила признаки принадлежности к городскому сословию (профессиональные занятия, жительство в городе, принадлежность к городской общине и право самоуправления).

В 1775 году правительство учреждает должность городничего как единственного своего представителя в городе и уездного воеводы — в сельской округе. Таким образом город выделился в самостоятельную административную единицу со специфическими государственными органами управления.

Жалованная грамота городам 1785 года завершила процесс размежевания города и деревни, горожан и крестьян, городских и сельских общин в юридическом отношении. Она впервые определила городское общество как совокупность всех жителей данного города, обладающих правами самоуправления. В городах была введена городская обывательская книга для обязательной регистрации всех горожан. «Городовой обыватель» получил право на жительство в городе и на пользование преимуществами городской жизни: лечебными, учебными, благотворительными и другими учреждениями, стационарной городской торговлей, общегородскими земельными угодьями, городским комфортом, обеспечением которого стала заниматься коронная администрация.

Однако формально-юридическое размежевание отнюдь не привело к тому, что крестьяне стали жить исключительно в деревнях, а горожане — в городах. Вплоть до начала XX века в городах проживало свыше 50 % лиц, не принадлежавших к городскому сословию, а в деревне — до 10 % лиц, не относившихся к крестьянству, в частности, 30 % всех мещан и купцов. Экономическое отделение города от деревни также сильно запаздывало за административным.

Зачем нужны города: функции городов

В таблице 2 приведены результаты классификации городов по преобладающему виду деятельности их жителей, или по функциям.

Таблица 2

Экономическая структура городов Европейской России без Польши и Финляндии в XVIII—XIX веках, % *

* Источники: Миронов Б. Н. Русский город в 1740—1860-е годы. Л., 1990. С. 201; Он же. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 297; Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1899—1905. Т. 1—50, 85, 86; Город и деревня в Европейской России. С. 121.

Под функциональной понимается только та деятельность городских жителей, которая связана с производством продукции или услуг на вывоз, то есть обеспечивает взаимодействие города с внешним миром. В качестве количественного критерия оценки значения той или иной функции обычно принимается число жителей, реально эту функцию выполняющих. В городе смешанного типа население более или менее равномерно распределяется между различными сферами материального производства и непроизводственных отраслей.

Согласно полученным данным, преобладающим типом городского поселения к 1760-м годам оставался аграрный город, который отличался от деревни тем, что выполнял по крайней мере одну типично городскую функцию — административную, поскольку все города являлись уездными или губернскими административными центрами. Большинство же городов выполняло по две и более типично городских функций: до 77 % аграрных городов — торговую, будучи центрами ярмарочной, базарной или стационарной торговли, а около 29 % городов помимо административной и торговой — еще и промышленную; треть аграрных городов являлись культурными центрами, так как в них находилось какое-либо учебное заведение. Даже сельскохозяйственная деятельность горожан отличалась от деревенской, так как они занимались преимущественно огородничеством, садоводством, выращиванием технических культур и были тесно связаны с рынком. 37 % городов являлись по преимуществу торговыми, промышленными или городами смешанного типа. Причем в экономике городов смешанного типа земледелие играло также важную роль; и лишь в торговых и промышленных городах оно обслуживало только собственные потребности жителей. Еще около 5 % городов выполняли преимущественно административно-военную функцию.

К началу XIX века функциональная структура городов не претерпела радикальной трансформации, и, следовательно, полного отделения города от деревни с экономической точки зрения еще не произошло. Стагнация функциональной структуры городов во второй половине XVIII века была обусловлена реформой местного управления 1775 года, которая существенно увеличила сеть городов. В течение 1775—1796 годов правительство в приказном порядке преобразовало в города 271 сельское поселение, руководствуясь главным образом административными соображениями, а также преследуя цель количественно усилить городское сословие. Причем большинство преобразованных сел не являлись торгово-промышленными центрами, а их население не проявляло особого желания переходить в городское сословие. Об этом свидетельствуют ответы местной администрации в 1797 году на запрос правительства о состоянии городов, образованных по реформе 1775 года: 63 % новых городов оказались «недействительными», поскольку их жители занимались исключительно сельскохозяйственной деятельностью.

Функциональная структура городов радикально изменилась только к середине XIX века, когда ведущее положение заняли промышленные города (43 %), до 10 % увеличилась доля торговых городов; а города смешанного типа и особенно аграрные, наоборот, резко сдали свои позиции, составив только 20 и 22 % всех городов. Одновременно с этим земледелие везде потеряло свое прежнее значение: в 19 % городов Европейской России оно вообще перестало фигурировать в качестве функционального вида деятельности, в 44 % играло второстепенную роль, в 15 % — важную и лишь в 22 % городов — главную. Городов же, где сельское хозяйство являлось единственным источником средств существования, не осталось. Интересно отметить, что деградация аграрной функции города в целом сопровождалась известным прогрессом городского земледелия в тех местах, где оно сохранилось: экстенсивное хлебопашество было заменено там интенсивным огородничеством и садоводством.

По большинству социально-экономических показателей промышленные города в середине XIX века превосходили все остальные. За ними следовали торговые, третье место удерживали города смешанного типа, а наименее развитыми были аграрные и административно-военные. Например, среднее число жителей в промышленных городах составляло 14,4 тыс. человек, в торговых — 10,5 тыс., в городах смешанного типа — 5,9 тыс., в аграрных — 3,8 тыс., в административно-военных — 3 тыс. Валовой продукт городской экономики достиг в промышленных городах 954 тыс. рублей, в торговых — 213 тыс., в городах смешанного типа — 108 тыс., в аграрных — 51 тыс., в административно-военных — 40 тыс.; оборот торговли — соответственно 3074 тыс. рублей, 861 тыс., 250 тыс., 107 тыс. и 156 тыс.; доходная часть городского бюджета — 39,5 тыс. рублей; 7,1 тыс.; 5,5 тыс.; 2,4 тыс. и 2,9 тыс.

По уровню экономического развития, оцененному исходя из 22 пунктов (важнейшими среди них являлись величина промышленного производства и годовой оборот торговли), 74 % всех городов в 1850-х годах относились к слаборазвитым, 8 % — к среднеразвитым и 18 % — к высокоразвитым. Очевидно, что специализация города оказывала влияние на общий уровень его развития: 95 % аграрных и 92 % административно-военных городов являлись слаборазвитыми, в то время как среди торговых таковых насчитывалось уже 63 %, а среди промышленных — всего лишь 19 %. Ни одного высокоразвитого не было в числе аграрных городов, среди административно-военных их доля составляла всего 8 %, а из торговых и промышленных высокоразвитыми являлись 30 %.

Подобное ранжирование представляется вполне закономерным, ибо в нем отражается динамика исторического развития русских городов. Административная и военная функции поселений служили толчком к образованию и развитию города, а аграрная функция на первых порах давала ему материальные и людские ресурсы, чтобы стать важным экономическим центром. Однако поступательное развитие города было возможно только благодаря усилению значимости промышленной и торговой функций. В противном случае он либо переживал застой, либо вообще утрачивал городской статус, как это случилось с 29 % из 316 административно-военных поселений в Европейской России, имевших статус города в 1745 году и потерявших его к 1860 году.

С началом промышленной революции в пореформенное время резко уменьшилось число аграрных и административно-военных городов, узкая специализация сменялась многофункциональностью, почти во всех городах возникли культурный сектор и сфера обслуживания. В 1850-е годы доля чисто административно-военных, аграрных и т. д. городов достигала 80 %, а к концу века составляла всего 10,8 % (66 из 612). Одновременно число городов смешанного типа возросло с 20 до 89 %. В 546 из них существовала ведущая отрасль занятости, определявшая экономическую физиономию города. Промышленность и строительство являлись ведущими отраслями в 37,6 % городов смешанного типа, сельское хозяйство — в 30,0 %, сервис — в 17,4 %, административно-военная сфера — в 9,7 %, торговля, транспорт и финансы — в 0,7 %, прочие отрасли — в 4,6 %. Характерно, что земледелие все еще оставалось важной отраслью городской экономики.

Еще один вариант классификации городов — доиндустриальные, индустриальные и постиндустриальные. Доиндустриальный город выполняет главным образом административную, военную и аграрную функции, индустриальный город — промышленную, торговую и транспортную, а в постиндустриальном ведущее место принадлежит сервисной функции, в которую включается и культурная деятельность. В соответствии с этими критериями в 1897 году из 612 российских городов 219, или 35,8 %, относились к доиндустриальному типу, 390, или 63,7 % всех городов, относились к индустриальным, так как ведущими отраслями городской экономики являлись промышленность, торговля, транспорт и финансы. И только в трех, или 0,5 % от всех городов (Петербурге, Одессе и Киеве), ведущим стал так называемый третичный, сервисный, вид деятельности[9].

Таким образом, в конце XIX века одновременно сосуществовали умирающие доиндустриальные, бурно развивающиеся индустриальные и зарождающиеся постиндустриальные города. Сильные позиции доиндустриальных городов говорят о том, что сельское хозяйство, в частности огородничество, в конце XIX века по-прежнему оставалось важной отраслью городской экономики. Даже в Петербурге в 1830-е годы под огороды было отдано 14 % всей территории города, и к 1860-м годам их площадь только выросла до 19 % — благодаря расширению столицы за счет пригородных сел и деревень. В 1897 году огородничеством занимались 17,7 тыс., или 2 %, жителей Петербурга и 15,4 тыс., то есть тоже 2 %, москвичей. Петербуржцы содержали около 8 тыс. коров, а москвичи — еще больше. Живучесть традиционного уклада следует признать вполне естественной, поскольку промышленная революция пришла в Россию относительно поздно — только после реформ и эмансипации, и даже те изменения, которые она успела принести менее чем за три десятилетия, следует признать существенным прогрессом.

Уровень урбанизации России

Как ни парадоксально, принципиально важный процесс урбанизации в течение второй половины XVIII — первой половины XIX века шел на фоне уменьшения доли городского населения: с 1742 по 1856 год она снизилась с 13 до 9 %, хотя абсолютная численность горожан и увеличилась (табл. 3).

Таблица 3

Численность городского и сельского населения в России и СССР в XVIII—XX веках*

*   В XVIII — начале XX века Европейская Россия без Польши и Финляндии, в 1939-1990 гг. — СССР.

** Российская Федерация.

Источники: Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII — первой половине XIX в. М., 1963. С. 164—165; Миронов Б. Н. Русский город... С. 241—249; Статистические таблицы Российской империи за 1856 год. С. 204—207; Статистический временник Российской империи. Сер. 2. Вып. 10. СПб., 1875. Отд. 1. С. 18, 87—104; Общий свод данных переписи 1897 г. Т. 1. С. 1, 12—13; Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Вып. 5. Окончательно установленное при разработке переписи наличное население городов. СПб., 1905. С. 5—24; Города России в 1910 году. СПб., 1914; Ежегодник России 1910 г. СПб., 1911. С. 49; Статистический ежегодник России 1914 г. Пг., 1916. С. 46—47. Эберхард П. География населения России. СПб., 2003. С. 15—35; Население России 2008. С. 26—33.

«Деурбанизация» была повсеместной, различались только темпы. В чем же причины этого явления? Одна из них состояла в том, что городская смертность превосходила сельскую. Скученность населения вела к распространению инфекционных заболеваний, санитарно-гигиенические условия были хуже, чем в деревне, условия труда тяжелее, а многие городские профессии вредны для здоровья, в городах концентрировалось большое число военных, особенно отставных, нищих, люмпен-пролетариев, среди которых наблюдалась повышенная смертность, более распространены были пауперизм, преступность, алкоголизм и проституция.

Второй причиной снижения доли городского населения была слабая миграция крестьянства, которая до эмансипации ограничивалась рядом факторов. В XVIII — первой четверти XIX века в связи с российской революцией цен в стране сохранялась благоприятная аграрная конъюнктура, благодаря которой ведение сельского хозяйства было выгоднее торгово-промышленных занятий. Цены на сельскохозяйственную продукцию росли быстрее, чем на промышленную, доходы горожан не успевали за ростом цен, вследствие чего приток крестьян в город замедлялся, а в ряде регионов наблюдался даже отток в сельскую местность. Сдерживала переселение в города также и интенсивная колонизация Новороссии, Северного Кавказа, Нижнего Поволжья, Южного Приуралья, принявшая громадные размеры с выходом России к Черному морю и укреплением границ на Каспийском побережье в конце XVIII века. За 1782— 1858 годы в эти регионы мигрировало около 3,6 млн человек[10]. Поток колонистов забирал из центральных районов потенциальных мигрантов в города и замедлял урбанизацию. Пример России в этом отношении не был уникальным: например, в североамериканских колониях Англии (будущих США) под влиянием сельскохозяйственного освоения территории доля городского населения снизилась с 9—10 % в 1709 году до 4—5 % в 1790 году[11].

До отмены крепостного права во владении крестьян находился значительный фонд земли. Это препятствовало процессу раскрестьянивания, который обычно предшествует или сопутствует переселению крестьян в города. Там, где возникал недостаток земли, он компенсировался неземледельческими занятиями, в особенности временным уходом с мест постоянного проживания на заработки в районы развитой промышленности и торговли. Но отходничество (в 1860-е годы им занимались 1,3 млн крестьян) не приводило к стабильному росту городского населения. Если хотя бы десятая часть отходников осела в городах, то доля горожан сразу бы поднялась на 2 %. Стоит, впрочем, отметить, что само по себе наличие у крестьян значительного земельного фонда не могло бы остановить раскрестьянивания и, соответственно, миграцию в города, если бы не сельская передельная община, гарантировавшая каждому новому работнику участок земли.

Кроме того, в Россию с большим опозданием по сравнению с западноевропейскими странами — только после эмансипации — пришла промышленная революция, а доиндустриальный город не мог предоставить работу значительному числу переселенцев из-за слабого развития промышленности и торговли, которые, к тому же, далеко не всегда концентрировались в городах.

Наконец, рост городов до середины XIX века сдерживался правительственной политикой. Во-первых, закон допускал торгово-промышленную деятельность крестьян не только в сельской местности, но и в городе, и до 1812 года она даже не облагалась промысловым налогом. Вследствие этого крестьянам, занимавшимся торговлей и промышленностью, было незачем переходить в городское сословие. С 1812 по 1824 год промысловый налог для крестьян был меньше, чем для купечества и мещанства, а с 1827 года стал равным ему. И только с этого времени миграция крестьян в города усилилась, а падение процента городского населения замедлилось.

Важнейшим фактором, сдерживавшим переезд крестьянства в города, являлось крепостное право, но даже после Великих реформ урбанизация проходила все равно вяло: с 1856 года и до начала Первой мировой войны доля городского населения увеличилась с 9 до 15,3 %. За время войны, к лету 1916 года, в результате массовых переселений в города крестьян, призванных в армию, она выросла еще на 2,1 %, составив 17,4 %[12]. И это при том, что в пореформенной России проходила индустриализация, в деревне росло малоземелье и крестьянство испытывало большие экономические трудности.

Чем же можно объяснить медленные темпы урбанизации в пореформенное время? По моему мнению, и в новых условиях действовали в основном те же факторы, что вызвали падение доли городского населения в XVIII — первой половине XIX века. Во-первых, после эмансипации земельный фонд, принадлежавший крестьянам, лишь немного уменьшился. Надельная земля постепенно выкупалась, и, естественно, крестьяне, вкладывавшие в нее большие средства, всеми силами стремились сохранить ее за собой, в чем, как и прежде, сильно помогала передельная сельская община. Даже те крестьяне, которые постоянно жили в городе, не теряли связь с деревней, оставляя там свои семьи. Неженатые и незамужние временные жители городов не торопились вступать там в брак. В 1897 году в городах только 60 % мужчин бракоспособного возраста состояли в браке, в деревне же — 76 %, среди женщин этот показатель составлял соответственно 53 и 69 %[13]. Таким образом, мигранты не закреплялись в городе на постоянной основе, а рассматривали свое пребывание там как временное. Если бы все разделенные семьи воссоединились в городе, доля городского наличного населения сразу поднялась бы на 4 %. Например, среди жителей Петербурга в 1900 году коренных был всего 31 %. Большинство пришлых были крестьянами — 861 тыс., или 72 % общей численности некоренного населения, среди них, в свою очередь, преобладали женатые мужчины, оставившие свои семьи в деревне. Пришлые женщины в массе своей были не замужем, но в город они перебирались только затем, чтобы собрать приданое и вернуться обратно в деревню. Подобная ситуация наблюдалась во всех крупных городских центрах.

Второй фактор, замедлявший рост городского населения, состоял в том, что российская индустриализация имела «рассеянный» характер, в равной степени охватывая город и сельскую местность, вследствие чего «рассеянной» была и урбанизация. По данным В. Семенова-Тян-Шанского, в 1910 году в Европейской России насчитывалось 600 сельских поселений, превосходивших по своему промышленно-торговому значению многие города. В них проживало более 4 млн человек. Если бы на это число увеличилось городское население, то оно превысило бы 20 млн, а его доля достигла 17 %[14]. В 1916 году в сельских поселениях городского типа проживало 3 % населения страны, вместе с ним доля горожан превышала 20 %.

Наконец, третий фактор, тормозивший урбанизацию, состоял в том, что, как уже говорилось выше, статус города приобретался поселением не автоматически, по достижении определенной людности или уровня промышленного и торгового развития, а по правительственному указу. Если бы в России, как в некоторых западноевропейских странах, например во Франции, при наличии 2 тыс. жителей сельские поселения автоматически переходили в категорию городских, то число городов уже в 1857 году достигло бы 4000, численность городского населения — 14,3 млн, а его доля — 24 %. А в 1897 году городов было бы уже 5600, численность горожан — 30,2 млн, а их доля — 32,3 %. И тогда Россия не выглядела бы почти сплошь деревенской.

Горожане и крестьяне: от общности к дифференциации

На протяжении XVIII — начала XX века произошла радикальная трансформация в занятиях горожан и, соответственно, в функциях городов. Земледелие вытеснялось за пределы городских стен вследствие сокращения земельных и водных ресурсов города на душу населения: за 1722—1910 годы численность населения, проживавшего в городах, границы которых практически не расширялись с середины XVII века, возросла в 5,4 раза. В условиях растущей земельной тесноты горожане по необходимости переключались на промышленность, торговлю и сферу услуг. Структурные изменения городской экономики повлекли за собой радикальные перемены в характере труда, в образе жизни городского населения, в значении городов для жизни страны. Изменился даже облик городов: они перестали быть одноэтажными, улицы и переулки — путаными, застройка стала более плотной.

Вот несколько цифр, дающих представление о внешнем виде и уровне комфорта русских городов в 1825 и 1910 годах. В первой четверти XIX века большая часть улиц и площадей оставалась немощеной, по вечерам они не освещались, общественная уборка улиц не производилась; водопровод, канализация, телефон и телеграф отсутствовали. Театры, музеи и общественные библиотеки являлись большой редкостью даже в губернских городах. В 1825 году в среднестатистическом российском городе было 5 тыс. жителей, проживавших в 583 домах по 8—9 человек в каждом; из них 91 % были деревянными и 9 % — каменными. На один город приходилось 5—6 церквей, одно-два учебных и два благотворительных заведения, три трактира, одна общественная баня, 14—15 питейных домов и 51 маленький магазинчик. В 1910 году число жителей в среднестатистическом городе увеличилось до 25 тыс.; они проживали в 2310 домах по 9—10 человек в каждом; из них 80 % являлись деревянными и 20 % — каменными. На один город приходилось 12 церквей, 13 учебных и 1 благотворительное заведение, 35—36 трактиров и 18—19 «пивных лавок и винниц». Вечернее освещение улиц имелось в 87 % городов, водопровод — в 20 % и канализация — в 5 %. Практически в каждом городе имелись больница и аптека. Каждый третий город располагал театром, каждый второй — клубом или народным домом, каждый десятый — музеем. 60 % городов имели типографии, 49 % — библиотеки или читальные залы. В 4,5 % городов ходили трамваи, в 2,6 % работал телеграф и в 26,7 % — телефон. Правда, всеми этими достижениями пользовалась незначительная часть состоятельных горожан, проживавшая в центре городов с чистыми и мощеными улицами, в благоустроенных домах с водопроводом и канализацией. Для основной же массы городского люда уровень комфорта оставался таким же, как и в начале XIX века.

Если в материальной сфере города в XVIII—XIX веках стали довольно заметно отличаться от деревень, то общей народной культурой были объединены и крестьяне, и городские низы, составлявшие около 90 % всех горожан. Что вполне естественно, учитывая факт постоянного проживания крестьян в черте города, часто в рамках крестьянской общины, и, наоборот, мещан и купцов — в деревне. Известный в пореформенной России социолог и экономист Н. Флеровский убедительно показал сходство материального положения, домашнего и семейного быта, мировоззрения и менталитета крестьян, мещан, ремесленников, кустарей и рабочих. «Во всех частях России, — резюмировал он свои наблюдения, — работник, несмотря на несомненные природные способности, в главных и общих проявлениях своей жизни всего более руководствуется стремлением к минутному удовлетворению своих потребностей без всякой мысли о будущем или предрассудками, которые он никогда не пытался анализировать или разоблачать. Можно сказать, что рационально он поступает только в необыкновенных случаях своей жизни, когда у него нет рутинного правила, которое закачивает до дремоты его ум и его сердце. <...> В промышленных губерниях он как будто пробуждается к жизни. Он впервые покидает это пассивное существование, в котором человек живет, как живется, без страстных стремлений, без борьбы с жизнью, богатеет, если богатство легло случайно на его пути, беднеет точно так же. Он впервые выходит из той жалкой сферы, в которой каждый думает о своих потребностях только тогда, когда они явились, и удовлетворяет их первым попавшимся способом»[15].

Между тем городское сословие в сравнении с крестьянством находилось в привилегированном положении: имело право на частную собственность, было защищено законом, имело сословный суд, самоуправление, индивидуально вело свое хозяйство, купечество даже освобождалось от круговой ответственности. И тем не менее обладало общим с крестьянством менталитетом. Причин этой парадоксальной, на первый взгляд, ситуации несколько. Мещане, ремесленники и крестьяне-горожане не являлись предпринимателями в истинном смысле этого слова. Как и для крестьян-земледельцев, целью их хозяйства являлось получение только пропитания, а общей жизненной целью — не богатство и власть, а спасение души. Буржуазная трудовая мораль была им чужда. По наблюдениям Флеровского, «солидный первостепенный работник всегда возбуждает зависть или даже ненависть; про работника же тщеславного и мота, готового легкомысленно пропустить честно и с трудом заработанные деньги сквозь пальцы, лишь бы пустить пыль в глаза, люди отзываются очень хорошо: "Это добрая душа и золотые руки — через него еще ни один человек не сделался несчастным. Много он заработает в месяц или в два, закутит, всех угостит, все раздаст, ничего себе не оставит"»[16].

В пореформенное время духовное единство крестьян и городских низов сохранилось также благодаря росту миграции в город крестьян, которые со своими традиционными моделями поведения и мышления оказывали мощное влияние на культуру и менталитет горожан, прежде всего рабочего класса. В этом смысле крестьянская миграция тормозила формирование буржуазного менталитета среди широких масс городского населения. Нужно отдать должное проницательности большевиков, провозгласивших и попытавшихся на деле реализовать союз рабочих и крестьян, понимая, что те и другие имели в принципе единый менталитет и поэтому были в равной степени подвержены влиянию социалистических идей.

Урбанизация по-советски: сразу и все

После революции 1917 года урбанизация продолжилась и вела примерно к тем же результатам: дальнейшей интеграции города и деревни, сглаживанию между ними различий в социальном, экономическом и культурном отношениях. Но вследствие высоких темпов урбанизации указанные процессы происходили намного интенсивнее. Если за 1901—1915 годы образовалось только 7 новых городов — по полгорода в год, то за 1917—1991 годы — по 6—7 в год, а в 1992—2000 годах — по 3 города ежегодно[17]. Доля городского населения повысилась с 15 % в 1914 году до 33 % в 1940-м. В 1962 году в целом по СССР она превысила 50 %, а в Российской Федерации это произошло на три года раньше. В 1991 году доля городского населения достигла 66 % в СССР и 74 % в России. В постсоветское время процент горожан оставался практически неизменным (табл. 3). Главным мотором урбанизации в последние три столетия служила промышленность.

Современная Россия по уровню урбанизированности приблизилась к развитым странам мира, где он составляет от 73 % во Франции до 94 % — в Германии (в 1920 г. он равнялся там 47 и 63 % соответственно). Прирост доли городского населения за 1917—1990 годы на 57 % (с 17 до 74 %) — сдвиг колоссальный, и его последствия не могли не быть соответствующими. Города не успевали переваривать миллионы переселенцев и оказались в плену вчерашних крестьян. В 1990 году среди 60-летних граждан насчитывалось лишь 15—17 % коренных горожан, среди 40-летних — 40 % и только среди 22-летних и более молодых — свыше 50 %. В целом доля коренных горожан в населении страны составляла всего около трети (37 %). Следовательно, к моменту распада СССР большинство его граждан (63 %) являлись еще по происхождению крестьянами и лишь по месту жительства — горожанами[18].

Тем не менее к началу 1990-х годов в общих чертах урбанизация свершилась: около 60 % городского населения и 40 % всего населения страны проживали в больших городах с населением более 100 тыс. человек. Однако ее последствия во всей силе проявиться еще не успели. О многих городах лишь с натяжкой можно сказать, что они стали центрами высокой городской культуры в материальном и духовном смысле. Большие города обросли унылыми и убогими полу-городскими-полусельскими окраинами и пригородами, которые в самой малой степени отвечали высоким городским стандартам. Комфорт квартир, качество, разнообразие и накал общественной и культурной жизни многих городов оставляют желать лучшего, хотя, конечно, существенно отличаются от того, что происходит в деревне. Более того, по-прежнему существует дефицит городов, в особенности больших, являющихся локомотивами отраслевого и регионального развития.

Тем не менее то, что уже произошло (модернизация, создание сильного среднего класса, реформы 1990-х годов и огромный рост отклоняющегося поведения), обещает грандиозные последствия после того, как люди полностью освоят все возможности, полученные ими в результате переселения из деревни в большой город, став истинными горожанами. Вспомним крылатую фразу тысячелетней давности: городской воздух делает человека свободным. И действительно, город освобождает человека от пут традиций и обычаев, опеки семьи и общины, мнения соседей и родственников, превращает в индивидуалиста, делает грамотным, рациональным и активным. Но свободный, инициативный и образованный человек способен на все — на низкое и высокое, на мелкое и великое, на глубокие падения и грандиозные свершения. Все это нас и ожидает, когда последствия урбанизации проявятся в полной мере и у нас будет построено общество свободных предпринимателей. Думаю, красноречиво свидетельствуют об этом события конца 2011 — начала 2012 года.

Итоги

Итак, в течение четырех столетий, XVII—XX веков, российский город претерпел разительные перемены. До XVIII века он сливался с деревней в единое социальное, экономическое и культурное пространство. Это не означало, что города ничем не отличались от деревень — и по размерам, и по общественным функциям, и по занятиям жителей, и по социальной структуре различия существовали, но не были принципиальными.

Под влиянием петровских реформ началась модернизация российского общества. Она затронула все стороны жизни, но более всего — именно городскую материальную культуру, а также государственные институты и учреждения. Реформы подтолкнули естественный процесс дифференциации города и деревни, который пошел быстрее. Тем не менее потребовалось еще полстолетия, прежде чем в 1775—1785 годах произошло окончательное размежевание города и деревни в административном отношении, и еще полстолетия — для разделения экономического. Только к середине XIX века дифференциация между городом и деревней достигла своего апогея.

Но благодаря Великим реформам 1860-х годов параллельно расширились и контакты между городом и деревней, которые с ростом экономической специализации стали более зависимыми друг от друга. В то же время ушедшая вперед городская материальная и отчасти духовная культура стала служить для сельского населения образцом для подражания. Таким образом были созданы предпосылки для постепенного объединения города и деревни в единое экономическое и культурное пространство, основанное теперь не на сходстве, как это было до XVIII века, а на интеграции экономически специализированных и взаимно нуждающихся друг в друге городских и сельских жителей. В советское время этот процесс продолжился, но не завершился.

Таким образом, деревня не была противоположностью городу, просто она отставала от него в развитии, порой, правда, очень сильно — на два-три и более поколений. Город же, будучи лидером, все равно зависел от деревни и был вынужден оглядываться на нее в поисках людских и материальных ресурсов. Долгое время город нещадно эксплуатировал, истощал и наконец опустошил деревню. В результате сегодня деревня вряд ли способна воскреснуть без помощи горожан, но от ее возрождения во многом зависит прогресс всего общества, в том числе городского. Пора возвращать долги, и кажется, начало этому положено. Наметилось движение горожан в сельскую местность не только в качестве дачников, огородников, садоводов и просто любителей природы, а как фермеров, предпринимателей, деловых людей, желающих изменить деревню. Власти на всех уровнях должны активно поддержать этот процесс, ведь без процветающей деревни не расцветет и город и, наоборот, без цветущего города не зацветет и деревня.

* * *

[1] Статистические таблицы Российской империи / А. Бушен (ред.). СПб, 1863. Вып. 2. С. 90—91. Аналогами имперских городских поселений в советское время стали поселки городского типа, учрежденные в ходе административно-территориальной реформы 1923—1929 гг. В 1926 г. их насчитывалось 1216, в 1956 г. — 2422, в 1987 г. — 3992. Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987. С. 376; Город и деревня в Европейской России: 100 лет перемен / Т. Нефедова, П. Полян, А. Трейвиш (ред.). М., 2001. С. 125.

[2] Подсчитано по: Голъц Г. А. Динамические закономерности развития системы городских и сельских поселений // Лаппо Г. М. и др. (ред.). Урбанизация мира. М., 1974. С. 58—61; КольбГ. Ф. Руководство к сравнительной статистике. СПб., 1862. Т. 1. С. 1, 4, 51, 60, 104, 110, 134, 139; Народное хозяйство СССР за 70 лет. С. 376.

[3] Муравьев А. В., Самаркин В. В. Историческая география эпохи феодализма: (Западная Европа и Россия в V—XVII вв.). М., 1973. С. 26—27.

[4] Население России 2008: Шестнадцатый ежегодный демографический доклад / А. Г. Вишневский (ред.). М., 2010. С. 29—30; Народное хозяйство СССР за 70 лет. С. 376.

[5] Город и деревня в Европейской России. С. 226.

[6] Там же. С. 241.

[7] Там же. С. 225.

[8] Там же. С. 242.

[9] В 1897 г. в Гатчине, Кронштадте, Павловске, Петергофе, Царском Селе, Ямбурге (С.-Петербургская губ.) и Пятигорске (Терская губ.) благодаря большой доле военнослужащих сфера услуг была также ведущим сектором, но отнести эти города к постиндустриальным весьма проблематично.

[10] Брук С. И., Кабузан В. М. Миграция населения в России в XVIII — начале XX века // ИСССР. 1984. № 4. С. 41—59.

[11] Харитонов В. М. Урбанизация в США. М., 1983. С. 8.

[12] Предварительные итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года. Вып. 1. Европейская Россия. Пг., 1916. С. 624—625.

[13] Статистические таблицы Российской империи за 1856 год. СПб., 1858. С. 206; Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г.: В 2 т. СПб., 1905. Т. 1. С. 62—64, 82—83.

[14] Подсчитано мною по данным: Семенов-Тян-Шанский В. Город и деревня в Европейской России: Очерк по экономической географии. СПб., 1910. С. 76—77, 79—187.

[15] Флеровский Н. Положение рабочего класса в России. М., 1938. С. 413 (1-е изд. — 1869 г.). С. 413.

[16] Там же. С. 414—415.

[17] Город и деревня. С. 128.

[18] Вишневский А. Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 92.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

Возвращение европейских городов

Карл Шлегель

Социальные изменения в странах бывшего Восточного блока наиболее отчетливо проявляются в городах. Именно города стали опытным полем и лабораторией для переходного процесса, качественно преобразившего условия повседневной жизни в этом регионе. Особенно заметны перемены во внешнем облике городов, но если присмотреться, можно различить и перестройку городской структуры. Исследователи расходятся в оценке этих изменений: то, в чем одни склонны видеть возрождение идеи полиса, наступившее после долгих десятилетий господства бюрократического социализма советского типа, другим представляется лишь воспроизведением привычного набора характерных черт капитализма. Скажем, кто-то оплакивает превращение Праги, одного из самых старых и своеобразных столичных городов Центральной Европы, в подобие Диснейленда, служащего приманкой для глобализированного туризма, а кто-то, напротив, радуется, что Прага перестала быть такой грязной, запущенной и бесцветной. Сразу же замечу, что в предлагаемом далее анализе я, не упуская из виду негативных явлений — экспансии личного и общественного транспорта, спекуляции земельными участками, разрастания городской территории, — тем не менее прихожу к общей позитивной оценке перемен последних лет, к тезису о возрождении бывших социалистических городов как особого социального и культурного мира. Революция в странах Центральной и Восточной Европы привела не только к раскрепощению гражданского общества, но и к революционному преобразованию городской среды, стала началом глубокой реурбанизации этой части континента.

Тезис о возрождении городов обосновывается мной в четырех разделах.

Первый раздел. Я начинаю с феноменологии. Что сегодня особенно бросается в глаза во время посещения городов бывшего Восточного блока и какие вопросы возникают при этом применительно к нашей теме?

Второй раздел. В общих чертах описывается судьба городов интересующего нас региона в XX веке. Не обозначив эту отправную точку, не предложив исторического обзора ситуации, мы не сумеем придать нашему анализу достаточную доказательность.

Третий раздел. Переходя к более систематическому анализу, я пытаюсь выделить основные элементы трансформации городов бывшего Восточного блока.

Четвертый раздел. Важны не только отдельно взятые города, но и их совокупность, роль и значение городского, гражданского начала в новой Европе, складывающейся в ней сети городов. В этой связи я делаю две заключительные ремарки.

1. Возвращение города и специфической городской среды. Феноменология

Что сегодня особенно бросается в глаза во время посещения городов бывшего Восточного блока и какие вопросы при этом возникают применительно к нашей теме? Наиболее убедительные доказательства того, что происходящие перемены носят фундаментальный характер, можно собрать в ходе личных поездок (вне зависимости от того, какие города и в каком порядке посещать)[1].

Отступление. Признаюсь честно: больше всего я хотел бы описать, причем «со всей доскональностью», одну из моих собственных поездок, дать что-то вроде разбора репрезентативного частного случая, изложить результаты полевого исследования, проведенного в городе, которым я много занимался и который изучал не один месяц. Речь идет о Санкт-Петербурге. Вообще говоря, в трансформации столь важного и крупного центра должны обнаруживать себя все интересующие нас явления: десоветизация, разгосударствление, усиление городской автономии, разрушение старой и становление новой идентичности, новый урбанизм и т. п. И действительно, во многих отношениях данный пример является показательным, поскольку Петербург, остававшийся на протяжении долгих лет более или менее закрытым городом с периферийным и приграничным статусом, сейчас превращается в город открытый, да еще и возвращает себе функции морского порта со всеми вытекающими отсюда следствиями — событие, поистине беспрецедентное для закрытого пограничного города, каким на протяжении почти всего XX века был Ленинград[2]. Такой разбор потребовал бы учета многих обстоятельств. Следовало бы специально прокомментировать тот факт, что бывшей столице, в настоящее время насчитывающей почти пять миллионов жителей, в советское время была уготована судьба провинциального города; уделить особое внимание обветшанию Петербурга, материальному и моральному износу, необходимости структурной перестройки городской промышленности (в дальнейшем многое будет зависеть от того, как городом будут руководить, обзаведется ли он наконец «добрым правлением», которое сумеет уловить веяния времени и грамотно распорядится городским культурным капиталом). Желательно было бы также показать, как недостаток города — положение на советской периферии — может стать достоинством, поскольку теперь он находится на западной границе России, можно сказать, у ворот Евросоюза, рядом с его внешней границей (до Выборга или Нарвы от Петербурга — два часа езды на машине). Нельзя было бы обойти стороной и то, как чудовищно медленно происходит оздоровление города (замечу, однако, что оно все-таки происходит: разговоры о «потемкинской деревне» в связи с празднованием его трехсотлетия не соответствуют действительности). Петербург представляет собой наглядный и в то же время противоречивый пример «камбэка» восточноевропейских столиц и трудностей, которые они при этом испытывают[3]. Однако подобное феноменологическое, физиономическое и репрезентативное исследование в рамках настоящей статьи дать невозможно — во-первых, из-за недостатка места, во-вторых, потому, что судьба Петербурга не покрывает всех других случаев. Вот почему я вынужден отказаться от этого привлекательного для меня подхода к теме и перейти к более абстрактному методу, опирающемуся на ряд тезисов и типологический анализ, который позволяет их обосновать[4].

Закрытые города стали открытыми. В настоящее время не нужно прилагать особых усилий, чтобы попасть в столицы восточноевропейских государств. Мы практически забыли, что в прошлом эти города были почти недоступны, прятались за толстыми стенами бюрократических въездных процедур, которыми их окружили власти. Сегодня почти все города на востоке Европы открыты для свободного посещения: чтобы оказаться там, достаточно сесть в самолет или поезд. В них сложилась инфраструктура, необходимая для приема гостей из-за рубежа, — туристические фирмы, гостиницы, прокат автомобилей и т. п. Можно беспрепятственно перемещаться и по территории страны. Трудно поверить, что совсем недавно огромные города-миллионники — например, Горький, Калининград, — а также целые области величиной со Швейцарию или Бельгию оставались запретными зонами (в некоторых случаях они после непродолжительного «интермеццо» стали таковыми вновь). Замечу, что эта проблема — открыт город или, наоборот, закрыт — важна не только в аспекте международного туризма: от ее решения зависит и внутреннее устройство города. Закрытость является по существу отрицанием самой природы города, своего рода чрезвычайным положением, которое, затягиваясь на длительное время, приводит к вырождению городов, к их смерти[5].

Ускорение. Города Восточной Европы стали зонами высоких скоростей. Ускорение городской жизни тоже обусловлено фундаментальным характером происходящих перемен. Все устройство города, вся его «экономия» — не только экономика в узком смысле слова, но и культурный, нравственный уклад, — в настоящее время коммерциализованы, во главе угла лежат деньги. Время подлежит учету, время подлежит оплате... Время — деньги, как в любом городе капиталистического мира. И прежде всего это выражается в новых средствах транспорта и коммуникации. Города не справляются с автомобильным бумом последних лет. Движение дезорганизовано. Правда, перед магазинами больше не выстраиваются очереди из машин, но на улицах то и дело можно видеть заторы, аритмичное движение, «топтание на месте».

Индивидуализация. Раньше в восточноевропейских городах можно было довольно точно определить, кто есть кто и откуда приехал. Теперь сделать это так же трудно, как и в любом другом городе. Иностранца не сразу отличишь от местного жителя. Дресс-код, манера поведения, образ жизни, тип жестикуляции — ни один из этих критериев больше не может служить надежным ориентиром. Различение переместилось на уровень индивидуальности: теперь все зависит от личного стиля и в конечном счете — от личного дохода. Индивидуальность, прежде прятавшаяся за стилевым однообразием или конформизмом, выглянула наружу, вне зависимости от того, о чем идет речь: рекламе, одежде, доме, интерьере и т. п. Ради индивидуализации многие готовы не считаться с издержками, предпочитая, например, часами стоять в пробках — только бы избежать ежедневного стресса, связанного с поездкой в метро.

Строительный бум и трансформация городского пространства. Наиболее зримый признак перемен — оживленное строительство, какого, вероятно, не видели со времен сталинских генеральных планов 1930-х годов и послевоенных лет, когда восстанавливались разрушенные города[6]. Активность в этой области проявляется как в строительстве новых зданий, так и в реконструкции старых. Над деловым кварталом Варшавы, над Москвой растут высотные дома. Во всех крупных восточноевропейских городах построены новые торговые центры и бизнес-парки. Города обновляются и перестраиваются в соответствии с растущими запросами в сфере бытового обслуживания, потребления и индустрии развлечений. Еще никто не предпринял попытки осмыслить и описать этот революционный процесс с позиций внешнего наблюдателя: показать, что происходит, когда население 12-миллионного города дружно начинает менять все элементы своего жилья: скверные окна, двери, лифты и т. п., отправляя в утиль целую эпоху (опыт куда более масштабный, чем соответствующие перемены 1960-х годов в Западной Европе)[7].

Поляризация. Благополучные и неблагополучные городские районы теперь выделены более четко, чем прежде; границы, отражающие это новое классовое расслоение и социальную сегрегацию, обозначились вполне ясно. Престижными районами могут становиться как старые буржуазные кварталы или пригороды, застроенные особняками, так и новые экологически чистые предместья. Постепенно разные зоны «сращиваются», осуществляется переход к новой городской структуре, сменяющей прежние однородные неструктурированные аморфные «поля»[8].

Валоризация, ревитализация, демузеефикация. Земельная собственность обрела реальную и весьма существенную ценность. То, о чем в советскую эпоху и слыхом не слыхали, стало неоспоримым фактом: городская территория снова целиком и полностью валоризована, стоимость участков под застройку очень высока — настолько, что приобретать их могут лишь немногие. Земельные фонды городов буквально рвут на части, оттесняя друг друга, инвесторы, девелоперы, спекулянты. Ситуации при этом могут быть самыми разными, в зависимости от того, где находится участок — в центре или на окраине, обладают улица и квартал историческим лицом или лишены какого-либо своеобразия. Земельные маклеры хорошо осведомлены в истории и разбираются в вопросах инфраструктуры. С тех пор как государство и общественные организации оказались не в состоянии обеспечивать сохранность многих зданий и сооружений, стало ясно, что эти ценные объекты, содержание которых убыточно, должны быть возвращены в коммерческий оборот и приносить прибыль. Так исторически важные зоны, ранее бывшие для городской казны мертвым грузом, мгновенно стали самыми дорогостоящими и привлекательными участками на земельном рынке[9].

Трансформация городского пространства. Ситуация прямо зависит от того, конструирует город свое пространство самостоятельно или оно только используется как сцена, на которой разыгрывает представления государственная власть. Публичное пространство, сообразованное с потребностями власти, и публичное пространство, служащее саморепрезентации бизнеса, а порой и частных граждан, различаются коренным образом. Социалистический город устроен совсем не так, как город капиталистический. Первый не нуждается в банках и, соответственно, в особом квартале финансовых учреждений, второму необходимы и то и другое. Первому не нужны многочисленные гостиницы и рестораны, второй не может без них нормально функционировать. Первый размещает своих жителей в многоквартирных зданиях типовой застройки, второй — не только в них, но и в многочисленных частных домах и особняках. Первый предпочитает стадионы, второй — оздоровительные учреждения и центры фитнеса. Улицы первого служат прежде всего для общественного транспорта, второго — для массового индивидуального... Список различий можно продолжить. Поскольку город является лишь воплощением определенного социального организма, постольку и трансформация общественного пространства, происходящая в последние годы, отражает, причем довольно точно, превращение города — государственного учреждения в город — автономное образование[10].

Самореализация специфической городской природы, выдвижение ее на передний план. Культурная революция. Все, что сказано до сих пор, звучит слишком функционально, прагматично и, возможно, слишком тесно привязано к экономической проблематике. Между тем нельзя упускать из виду и внеэкономическую, внеплановую, строго говоря — нефункциональную сторону наблюдаемого развития, его свободно-игровой и даже авантюрный аспект. Жители городов в последние годы начинают чувствовать себя жителями своего города. Они неравнодушны к его красоте, озабочены его будущим, они идентифицируют себя с ним (или ненавидят его). Время равнодушия к собственному городу, к малому миру, который их окружает, безвозвратно ушло. Начинается — в новых условиях иначе и быть не может — совсем другая эпоха, когда люди гордятся своим городом и принадлежностью к нему. Эта гордость находит выражение во всевозможных торжествах, в особых городских праздниках и юбилеях, в новом отношении к истории города. Горожане наслаждаются новооткрытой областью специфически городского. Этот процесс становится актом самопознания города, его самоидентификации в качестве цивилизационного образования. Города вновь обретают субъектность. Они вновь обретают хозяина (показательно, что годы социально-политических перемен стали также временем, когда во главе городского хозяйства встали сильные и деятельные мэры). Более того, они вновь становятся хозяевами собственной судьбы. Трудно переоценить значение этого процесса для общества, где еще недавно политическая власть и центральная администрация монополизировали практически все стороны жизни.

Феноменологическое или, если угодно, физиономическое описание изменений, происшедших в городах Восточной Европы в последнее десятилетие, неизбежно требует анализа движущих и формообразующих сил, которые скрывались за этим процессом образования городов и которые управляют им и сегодня. Вопрос о том, какое обозначение выбрать для этих сил — буржуазия, буржуазное общество или гражданское общество, — я оставляю открытым. Для начала я хотел бы сделать еще один шаг назад, чтобы бросить взгляд на XX век и на то, что произошло за минувшие сто лет с городами Восточно-Европейского региона, — ведь именно то положение, в котором они оказались, стало отправной точкой для их теперешнего развития.

2. Двадцатый век и города: история ненависти и история чуда

Очень трудно свести к общему знаменателю множество не похожих друг на друга городов, совершенно различные городские ландшафты. В самом деле, что общего у Риги и Одессы, Бухареста и Витебска, Вроцлава и Белграда, Ленинграда и Берлина, Лодзи и Праги?

Тем не менее имеет неоспоримое значение тот факт, что на карте все эти города находятся в границах Центральной и Восточной Европы. Иначе говоря, все они пережили одни и те же великие исторические события и несут на себе их отпечаток. Разумеется, отпечаток этот может быть более или менее глубоким. Иные города выглядят целыми и невредимыми, хотя на самом деле им была нанесена смертельная рана; иные умерли, но затем сумели возродиться и начали новую жизнь. Некоторые оказались стертыми с лица земли только потому, что были центрами силы; некоторые уцелели, поскольку были оттеснены стечением обстоятельств на периферию исторического процесса. Судьба европейских городов в пределах интересующего нас региона так же различна, как сами эти города. Но все же и здесь можно попытаться выделить какие-то общие черты, причем такие, которые сохраняют свое значение и в наши дни. Конечно, речь может идти лишь о схематическом перечне таких черт[11].

Города, уничтоженные во время войны. Многие города — в том числе самые большие и красивые — стали в XX веке театром военных действий, подверглись целенаправленному и систематическому разрушению с земли, с воздуха и с воды. Они воспринимались как вражеские укрепленные пункты и в силу этого подвергались беспощадному уничтожению: квартал за кварталом, улица за улицей, дом за домом стирались с лица земли, обращались в прах и пепел. Таким образом историческая непрерывность существования этих городов, выражающая себя в совокупности зданий и сооружений, была нарушена, пресечена. Для внешнего наблюдателя они фактически перестали существовать — по меньшей мере на какой-то исторически краткий момент. В это время тамошние жители ютились в погребах, землянках, ямах. К числу таких городов принадлежат Варшава, Минск, Витебск, Пинск, Сталинград, центральные районы Кенигсберга, Дрездена, Берлина, Хильдесхайма, Швайнфурта и т. п. Во многих случаях разрушение зашло так далеко, что возникал естественный вопрос: будут ли эти города когда-либо заселены вновь?[12]

Бесчисленные жертвы, разрыв поколенческой и культурной преемственности. Эпоха мировых и гражданских войн затронула рассматриваемый нами регион и находящиеся в нем пункты сосредоточения городского населения самым непосредственным образом — большинство жителей западноевропейских стран не отдают себе полного отчета в том, насколько глубокий след оставило здесь последнее столетие. Были вырваны и выпали из цепи нормальной преемственности целые поколения. Как следствие образовался разрыв буквально во всем: в передаче житейского опыта, обычаев, стиля поведения; мы вправе говорить о настоящей исторической аномалии. Социальные и культурные издержки, сопряженные с подобным разрывом, исчислить намного труднее, чем дать случившемуся нравственную оценку[13].

Обезлюдевшие города. В этом регионе существует ряд городов, которые на первый взгляд практически не пострадали: Львов, Черновцы, Лодзь, Жешув, Рига, Лиепая, Вильнюс, Каунас, Шауляй, Гродно, Нови-Сад и многие другие. Однако не пострадали в них только здания: люди, некогда жившие в этих нетронутых стенах, исчезли, были уничтожены в лагерях, задушены газом, погребены в общих могилах. В результате этих насильственных действий состав городского населения претерпел качественные изменения. Если не ограничиваться чисто статистическим подходом — то есть общей численностью жителей, — то следует говорить об изменениях прежнего социального, культурного, психологического и тому подобного равновесия. Естественный баланс здесь был нарушен, опрокинут грубой силой. Эти внешне целые и невредимые города на самом деле — если говорить об их населении — остались лежать в руинах[14].

Сегрегация в городах: социальные и этнические чистки. Если города и вправду можно считать продуктом «кристаллизации цивилизаций», как их описывают Николай Анциферов и Льюис Мамфорд[15], то лишь потому, что они представляют собой небывало тесное переплетение человеческих сообществ. В городе встречаются и сливаются в единое целое различные культуры, этносы, конфессии, языки, уклады, обычаи, образуя своего рода «коллективный артефакт». На этот социальный артефакт, созданный совместным трудом многих поколений, в эпоху национализма и социального радикализма/коммунизма оказали воздействие разрушительные силы, притязавшие на «сверхчеловеческую» роль. Города, какими они были в 1914 году, к концу существования многонациональных империй не устояли под натиском этих сил и были уничтожены в своем прежнем качестве[16]. Попытки «избавить» города от всего, что не вписывалось в заранее заданную модель однородного и герметичного мира, который хотела построить новая власть, выразились в безумии классовых и этнических чисток. В результате города стали местом тотального и в ряде случаев практически перманентного процесса выбраковки по тому или иному критерию. Национализм исходил из идеи города как этнически гомогенного образования, коммунизм — как социально гомогенного. Там, где раньше пространство было мультиэтнич-ным, оно упростилось и стало моноэтничным; там, где оно было социально дифференцированным, в нем попросту не осталось места для определенных социальных групп. Везде, где эти два процесса влияли друг на друга и действовали совместно, возникло в конце концов пространство, однородное и в этническом, и в социальном отношении. Этот процесс длился приблизительно три десятилетия — с 1914 по 1945 год. Его следствием стала растянувшаяся почти на век деградация, обеднение городской среды. Центральная и Восточная Европа была, с этой точки зрения, полностью «зачищена» и превратилась в tabula rasa уже к началу послевоенного конфликта между Востоком и Западом. Иначе говоря, вырождение городов Восточной Европы началось вовсе не тогда, когда в ней распространил свою власть коммунизм. Напротив, если не учитывать «тридцатилетнюю войну» 1914—1945 годов, не брать в расчет взаимное наложение мировой и гражданской войны в странах этого региона, невозможно понять и последующую эпоху: 1945—1989 годов. Поясню свою мысль. Этнические чистки и разрушение основ гражданского общества идут рука об руку, они взаимно обусловливают друг друга. Истребление евреев и резкое ослабление буржуазного начала в Европе — две стороны одного и того же процесса. Бегство жителей из страны и эмиграция обескровили потенциал городов и в России, и в Центрально-Европейском регионе. Тоталитарная власть просто не могла бы укрепиться, если бы с ожесточением не вытравливала саму субстанцию гражданского общества. Установление коммунистического режима сталинского образца в Восточной Европе едва ли было бы возможным, если бы перед тем не были разорены города, сначала пострадавшие от оккупации и террора, а затем — от бегства значительной части жителей. Во всяком случае это существенно облегчило задачу, стоявшую перед коммунистами. Гражданское общество в этих странах, как бы ни настаивали на противоположном некоторые участники подполья и противления, в основном было разрушено еще до прихода коммунистов к власти[17].

Модернизация и гиперурбанизация. В первой половине XX века Восточная Европа стала также местом неслыханного социального переворота, который называют по-разному: «модернизация», «индустриализация», «урбанизация». В это время здесь совершался переход от традиционного аграрного общества к индустриальному, со всеми последствиями, которые такой переход подразумевает. То, как этот переход осуществлялся — рывками, скачкообразно, на фоне острой социальной напряженности и глубоких потрясений, — привело к чудовищным деформациям, следы которых не стерлись по сей день. Средний человек на Западе и сейчас не вполне осознает, что «догоняющая модернизация» в странах Восточной Европы была сопряжена с теми явлениями, которые в западноевропейских странах были отрефлексированы и достаточно быстро устранены уже на заре индустриализации и урбанизации, — массовым разорением крестьянства, бегством из деревень и переселением в города, масштабными миграционными процессами, стремительным переходом целого общества к скитальческому образу жизни... Результаты не замедлили сказаться: опустевшие села, заброшенные поля, трещащие по всем швам города, построенные на голом месте заводы, скудная минимальная инфраструктура, землянки и бараки в качестве массового жилья, перенаселенность обычных городских квартир, кошмарные гигиенические условия, сравнимые с теми, какие мы знаем сегодня по кварталам трущоб в странах третьего мира, двукратное, а то и трехкратное увеличение численности населения в старых городских центрах и, наконец, исчезновение и разложение прежних базисных социальных слоев, влекущее за собой деградацию в области культуры (гибель традиций, размывание культурных стандартов, слом цивилизационных навыков и т. п.)[18].

Деурбанизация и рурализация. Эти процессы нельзя рассматривать абстрактно и с чисто количественной точки зрения, сводя их к росту иммиграции из села. Скорее здесь следует говорить — сверяясь с объективной реальностью, а не с замыслами планировщиков-администраторов, которые, разумеется, также имели место, — о разложении городов, угасании специфической городской среды, выветривании гражданского и урбанистического начала — словом, полном упадке всего, что накапливалось многими поколениями и кристаллизовалось на протяжении веков. Моше Левин писал об «обществе зыбучих песков», где село засасывает город, о «рурализации» городов. Давид Хофман назвал свое исследование Москвы 1930-х годов «Крестьянская столица»[19]. За словом «город» в данном случае скрывается результат сложных метаморфоз, и мы должны об этом помнить. Города, захлестнутые массовыми потоками крестьян-переселенцев, усваивают культуру и обычаи деревни, сами же крестьяне при этом постепенно превращаются в рабочих. Миллионы людей усваивают межеумочные гибридные формы существования, и возникающий социальный тип начинает доминировать в городах Восточной Европы — он, конечно, характерен и для других стран с переходной экономикой, но здесь представлен особенно ярко, поскольку крестьянская миграция сталкивается в этом регионе с высокоразвитой городской культурой. Рурализация городов — в России 1920-х, 1930-х и 1940-х годов, в послевоенной Польше, балтийских странах и государствах Юго-Восточной Европы, где установилась коммунистическая власть, — одна из самых драматичных страниц городской жизни, какие видела история.

Крах цивилизационных норм, бюрократизация. Крестьяне, которых принесла в города волна миграции, были чужды городу, не привыкли к его укладу и еще не прошли необходимой аккультурации; неудивительно, что они полностью разрушили институты буржуазной жизни, буржуазной культуры, буржуазного самоуправления. Город предреволюционных лет взрастил собственные элиты, и возглавляемые ими «учреждения» на рубеже веков были близки к превращению в саморазвивающиеся и самоуправляемые организмы. Конец XIX века — время резкого улучшения деятельности коммунальных служб и их структуры. Далеко идущие инициативы по урбанизации — превращению малых городов в большие, спальных кварталов в торговые и промышленные, с внушительной инфраструктурой, которая впечатляет и в наши дни (школами, больницами, газовыми заводами, скотобойнями, канализацией, транспортной системой, почтой, телеграфом и т. п.), — были бы невозможны без опоры на мощную, самостоятельную и энергичную буржуазию. В послереволюционных городах этот двигатель прогресса исчезает. Его место занимают, с одной стороны, коммунистические руководители-бюрократы и с другой — народные массы. Командная экономика и мобилизационная диктатура находятся в самом близком родстве. Вообще диктатура невозможна без «массы» — бесструктурной, аморфной, недифференцированной и не консолидированной путем согласования групповых интересов. Спору нет, диктатуры, ставившие перед собой просветительские и воспитательные цели, внесли вклад в то, что называется «цивилизацией», — прежде всего в ликвидацию безграмотности. Однако цивилизация не тождественна цивильности; технические навыки и образование вовсе не обязательно — во всяком случае в среднесрочной перспективе — идут рука об руку с гражданским обществом. Модерность не обеспечивается технической модернизацией. (Впрочем, стоит оговориться: общества модерна, не принадлежащие к западному типу, до сих пор анализировались и описывались не как самостоятельный проект, а только применительно к «модерну как таковому» — то есть как раз западному[20].)

«Соцгород» как город для пролетариата. Как известно, во всех странах, где осуществлялись революционные социальные преобразования, возникали масштабные проекты, ставившие целью выработать новые формы жизни и производства. Наиболее известный из таких проектов — социалистический город («соцгород»)[21]. В этом городе предполагалось переустроить буквально все: придать новый характер не только публичному пространству, но и жилищу (кухне, спальне и пр.), разделению на зоны производства и отдыха, транспортной системе, системе вентиляции и т. д. Соцгород — это реализация социальной утопии, скроенной в соответствии с потребностями революционного класса. Трагедия заключалась в том, что людей, которые могли бы стать носителями таких форм жизни (иначе говоря, адресатом проекта), как правило, в этот момент — уже или еще — не было в наличии. В ходе социального переворота — по крайней мере в ходе русской революции — вместе с буржуазией погиб и пролетариат. Оба этих класса были результатом капиталистического развития, оба были детищами модерна. Образование классов, вызванное разложением традиционного общества, было важнейшим достижением капитализма во всех странах, включая и восточноевропейские. Однако это новое деление общества оказалось хрупким, неустойчивым и не выдержало глубоких социальных потрясений начала века. Крестьяне, вернувшиеся с мировой войны и гражданской войны, поспешили домой, чтобы участвовать в разделе земли. Рабочий класс, сформировавшийся на протяжении жизни двух-трех поколений, исчез вместе с промышленностью, поскольку заводы были остановлены или разрушены. Разложение рабочего класса — феномен, которому совсем не уделяют внимания. Между тем его исчезновение означало, что класс этот нужно было формировать заново. Это и произошло во время индустриализации 1920—1930-х годов. Новый пролетариат был создан быстро, без раскачки и почти с нуля. У него не было традиций, не было опыта борьбы за свои права, ему недоставало партнера — буржуазии старого типа, которая противостояла старому рабочему классу и обеспечивала его идентичность. Таким образом, соцгород — не говоря уже о том, что этот проект удалось реализовать лишь в крайне ограниченном объеме, частично и в считанных городских районах, — стал вовсе не городом рабочих, а населенным пунктом нового типа для социального класса нового типа (который, по-видимому, следует назвать «трудящимися»)[22].

Власть и публичное пространство. Власть преобразовала городские пространства, приспособила их к собственным нуждам, превратила в пространства власти. Процесс этот растянулся на десятилетия и осуществлялся с помощью вполне разумного, хотя порой насильственного вмешательства и внедрения в городской текст. Целенаправленно менялись функции и культурные коды площадей, зданий, особенно тех, которые были наделены высоким символическим значением: памятников архитектуры, церквей. Однако главный упор делался на преобразование масштабов и пропорций — ширины площадей, размера и объема строений. Насаждался своеобразный монументализм, ломавший привычные соотношения и взаимосвязи. Эта трансформация была достигнута с помощью широкомасштабной и глубоко продуманной экспансии, реализованной посредством генеральных планов, а также в ходе отстраивания заново городов, которые сравняла с землей война (Минск, Сталинград, Гданьск, Варшава и т. п.). Нарушение обычных размеров и пропорций порождает наиболее трудноразрешимую проблему в наши дни — примером тут могут служить разрывы между основной городской застройкой и выпадающими из нее изолированными небоскребами в Москве, Риге, Варшаве, Бухаресте. Вопрос о том, как интегрировать эти здания в городскую среду, в последние десятилетия вызвал крайне интересные и ожесточенные дискуссии[23].

Обесценивание земли. Национализация земли и ее недр, упразднение частной собственности не только на средства производства, но и на жилые и нежилые помещения — все эти меры буквально выбили почву из-под ног субъектов общественной жизни. Городская земля лишилась стоимости, обесценилась. Формально, в рамках общественно-государственной репрезентации, земля объявлялась общедоступной, но на деле ею, естественно, распоряжалась горстка избранных, номенклатура, — как эту социальную группу ни называть. Отныне не осталось возможности для сопротивления: силам, хотевшим защитить частную жизнь и достоинство индивида, с отменой земельной собственности стало некуда отступать. Культурные последствия отмены частной собственности носят основополагающий характер и, несмотря на всю критику коммунистического учения, исследованы до сих пор лишь самым поверхностным образом. Здесь мы имеем дело с таким фундаментальным процессом, как исчезновение всевозможных видов ответственности, обязательности и компетентности, а значит, и с выхолащиванием культурных форм, глубинных матриц и процедур, которые определяют воспитание людей и их повседневную жизнь. Рождающейся новой экономике без частной собственности отвечает культура безответственности и выхолащивания. Ее описывает немудреная формула: там, где все принадлежит всем, на деле ничто не принадлежит никому. По существу мы имеем дело с землей, у которой нет хозяина. Его место занимает власть, никак не опосредованное владычество. Над пространством социалистического города постоянно тяготеет угроза опрокинуться в полную аномию — для этого достаточно, чтобы власть, защищающая это бесхозное пространство, рухнула или просто поколебалась, ослабив хватку[24].

Публичное и приватное пространство. С разложением буржуазно-гражданского общества стирается и различие между общественным и частным[25]. В этом и заключалась цель революционного переворота: овладеть последним бастионом приватности. «Не существует ничего вне политики» — боевой девиз, который даже глубоко личные, сокровенные движения души подчиняет публичному дискурсу и публичной легитимации. Впрочем, помимо прекраснодушных, восходящих к Гегелю и Марксу обоснований необходимости снести перегородки между публичным и приватным существует и более грубое, о котором чаще всего не говорят: обычная горькая нужда, а то и крайняя нищета. Восьмикомнатные квартиры, в которых вольготно размещались буржуазные семьи, утратили свою легитимность перед лицом наводнивших город крестьянских масс, ютившихся в землянках и бараках. «Черный передел» жилищного фонда в годы революции и Гражданской войны выглядел абсолютно «нормальным», хотя и был связан с попранием законности, унижением человеческого достоинства, насилием. Представители разных поколений, вынужденные жить под одним кровом, в одной квартире, а подчас и в одной комнате, едва ли могут наслаждаться прелестями частной жизни. Все моменты жизни, от рождения до смерти — не исключая и самых интимных, — разыгрываются здесь перед чужими глазами[26]. Существуют специально обустраиваемые места, где различие между общественным и личным стирается: коммунальные квартиры, рабочие и студенческие общежития, общие вагоны, лестничные клетки, столовые, туалеты. Существуют и заведомо известные места, где исчезает даже та форма неполной публичности, которая делает жизнь в буржуазном обществе — или, скажем точнее, на Западе — столь приятной и удобной: диффузная, нейтральная, полуприватная сфера гостиничных холлов, ресторанов и кафе. История заката и возрождения кафе — если ее наконец кому-нибудь удалось бы рассказать — вообще представила бы в сжатом виде всю историю социализма и Восточного блока.

Город как «государственное мероприятие»[27]. Город, утративший своих субъектов и акторов, может сохранять жизнеспособность только благодаря сильной руке сильного государства. В особенности это верно по отношению к городам, которые обязаны самим своим существованием государственному акту — всем основанным на голом месте и стратегически важным населенным пунктам. Сюда относятся Магнитогорск, Новокузнецк, Норильск, Воркута, Нова Гута, Сталинварош и многие другие. Впрочем, это же можно сказать и обо всех остальных социалистических городах. Социализм нанес непоправимый урон автономии городов, которые стали так или иначе зависеть от центра, от места в иерархии населенных пунктов, от ассигнований на общественные нужды. В наши дни городам приходится учиться самостоятельности заново. Заново нужно создавать и органы самоуправления, исчезнувшие за годы социализма. Сегодняшние процессы в общем и целом можно охарактеризовать как обретение землей и городом настоящего хозяина (а не только господина).

Вывод. Что в конечном счете принес XX век городам Центральной и Восточной Европы? Для городской культуры он стал временем насильственного регресса и череды катастроф — можно сказать, веком градоубийства. Это слово довольно точно описывает ту разрушительную силу, которую таил в себе конфликт цивилизаций в XX веке. Может быть, именно градоубийство и служит самым безошибочным мерилом наблюдавшейся деградации — во всяком случае исключительно наглядным[28]. Можно даже описать рассматриваемый нами конфликт как столкновение городских и антигородских (деурбанизирующих) тенденций.

По правде говоря, то, что после череды катастроф города возрождаются, вновь пробуждаются к жизни, — настоящее чудо. Вспомним только, что творилось в них к моменту окончания войны. Нагромождение развалин в Сталинграде и Минске, груды земли на том месте, где некогда была Варшава, выжженный центр Кенигсберга, обгорелые остовы зданий в Берлине... Не все эти города смогли вернуть себе прежний статус, но все были вновь заселены и переживают новый расцвет, кажущийся поистине невероятным. Никто, находясь на нулевой отметке, не мог бы предвидеть столь блистательного возрождения. И пока мы не объяснили и не описали этот процесс, можно с полным правом называть случившееся чудом.

3. Основные элементы трансформации городов в течение двух последних десятилетий

В первом разделе я уже сжато перечислил эти элементы: переход к открытости по отношению к внешнему миру и глобализация, ускорение темпа жизни и новая экономика, основанная на факторе времени, индивидуализация, строительный бум и новые формы строительства, поляризация населения, валоризация и ревитализация музеефицированного городского центра, трансформация городского пространства, наконец — новое самовосприятие города, поиск новой роли и идентичности, в конечном счете приводящий к глубокой культурной революции. Теперь нужно уточнить сказанное, в связи с чем возникает ряд вопросов. Пришли ли мы и в случае восточноевропейских городов к фукуямовскому «концу истории» — в том смысле, что сегодня они стали наконец такими же, как «наши» западные? Означает ли их «возвращение в Европу» просто-напросто усвоение стандарта, достигнутого на западе континента? Придется ли этим городам в дальнейшем заботиться лишь о смягчении или устранении определенных негативных эффектов (рост населения за счет экспансии в сельскую местность, транспортный коллапс, беспокойные пригороды и т. д.)? И столкнутся ли они со всеми теми проблемами, которые существуют «на Западе» и которые до сих пор не удается решить?

Ответа на эти вопросы я не знаю, но, по-моему, многое позволяет предположить, что силы гражданского общества будут действовать на востоке точно так же, как и на западе Европы, где они внесли важный вклад в становление и развитие демократии, и со временем города бывшего социалистического блока смогут сказать свое слово, обогатив общий дискурс о судьбе и будущем европейских городов.

Уже давно стало ясно, что словосочетание «гражданское общество» само по себе может быть риторическим штампом, и нам следует употреблять этот термин более осмотрительно — прежде всего не вклеивать его без разбора к месту и не к месту. В каждой стране, в каждом городе ситуация конкретна и уникальна, в Праге она не такая, как в Петербурге, в Таллине — не такая, как в Бухаресте. Слишком неточно, слишком романтично было бы говорить о «сообществе горожан» там, где по-прежнему, несмотря на свободные выборы мэров, тон задают старые группировки, которые сохраняют рабочие связи и защищают единство интересов, сложившееся в предыдущую эпоху. «Гражданское общество», мне кажется, повсюду еще очень слабо, очень хрупко. Возможности подкупить его представителей, подчинить интересам власти, попросту одурачить, отвлечь малосущественными проблемами, маргинализовать всюду остаются достаточно широкими, хотя и различаются в каждом городе. Да, мы вправе говорить о том, что «город снова имеет хозяина», однако это еще не означает, что хозяином в нем непременно становятся «горожане», а всего лишь говорит, что здесь больше нет монополии на власть, монополии единственной партии или номенклатуры. Как бы то ни было, можно заключить, что в настоящее время город воссоздается заново в качестве жизненного уклада буржуазно-цивильного типа: мы наблюдаем как бы выращивание новых насаждений на тех местах, где XX век оставил деурбанизированные пустыни. Деурбанизация — самое точное название для растянувшегося на столетие процесса оскудения, радикальной сегрегации и радикального упрощения всех сторон жизни. Реурбанизация Восточной Европы, происходящая в наши дни, влечет за собой небывалый рост культурного богатства, культурной насыщенности, социальной и культурной сложности. Европе, можно сказать, потребовалось добрых полвека, чтобы вновь обрести сложность, которой некогда уже обладала ее городская цивилизация. О том, что это достигается не беспроблемным педагогическим методом, а так, как всегда бывает «в настоящей жизни», то есть в жестокой борьбе, где победы чередуются с поражениями, болезненными столкновениями и подлинными трагедиями, знает каждый человек, хотя бы немного соприкасающийся с реальностью. Вообще-то нам следовало бы вести постоянные полевые наблюдения в городах, которые в последнее время стали аренами явного или скрытого драматического противоборства. Скажем, строительный бум — признак вновь пробуждающегося предпринимательского духа, но в то же время, естественно, и духа спекуляции. Желание строить, похоже, более важно, чем формы, в которые отливается строительство. Часто строят для того, чтобы строить, а потом уже задумываются над тем, как строить. Воля к строительству преобладает над формообразующей силой: так, собственно, всегда и бывает во времена бума. Происходящее в строительном секторе служит довольно точным индикатором конкуренции, показателем хозяйственного и политического потенциала города. И в больших, и в малых городах можно видеть, что активность строителей направлена в первую очередь на создание объектов инфраструктуры — новых аэропортов, гаваней, вокзалов. Ясно прослеживаются и основные векторы перемещений жителей: внутренняя миграция устремлена либо в кварталы пригородных особняков, либо в лофты и отреставрированные старинные здания в центре. Возникают потребности в новых сооружениях: моллах, торговых центрах, автомобильных кинотеатрах, центрах фитнеса и оздоровительных учреждениях, кварталах с огороженной и охраняемой территорией. Мы наблюдаем образование новых классов, новую социальную и культурную сегрегацию. Растет спрос на новые типы сооружений — не промышленные постройки, а здания для учреждений сервиса и для «третьего сектора» (банков, всевозможных офисов, гостиниц, увеселительных заведений). Город должен справляться с быстрым ростом личного транспорта, ему нужны внутренние автострады, оснащенные всем необходимым: подъездными путями, тоннелями, шумопоглощающими стенами; нужно также подключить городские пути сообщения к международным трассам. Велика потребность в автостоянках и парковочных местах, в рациональном использовании внутренних территорий. Но прежде всего город нуждается в новой культуре уличного движения и автовождения. На мой взгляд, управленцы, осуществляющие эту грандиозную трансформацию, добились поразительного успеха. В Москве, Варшаве, Бухаресте, Будапеште и т. п. им удалось переключить столь сложный механизм, как город, из одного состояния в другое, заменив при этом почти все его элементы.

Видимо, нельзя утверждать, что последнее десятилетие стало временем движения за гражданские права, и называть его «историческим поворотом», однако можно с уверенностью сказать, что эти годы были десятилетием мэров[29] — как уже происходило в начале XX века, когда во главе крупнейших европейских городов стояли выдающиеся градоначальники: Армштадт в Риге, Третьяков в Москве, Хакен в Штеттине и многие другие (история совсем не случайно сохранила их имена). Мне это представляется вполне логичным: «управление переворотом 1989 года» было предметом большой политики, тогда как длительное переходное движение, начавшееся в новом веке, потребовало множества постепенных, небольших шагов на местах. И значительную часть этой работы по улучшению «малого мира», окружающего горожанина, еще предстоит выполнить живущим сейчас поколениям.

4. Оси городов в Европе

Не выглядит ли набросанная картина несколько упрощенной, даже наивной? Не упустил ли я из виду натиск глобализации, которая захлестывает Европу? То, что сказано выше о городах Восточной Европы, вполне применимо и к европейскому городскому ландшафту в целом. На наших глазах осуществляется реконфигурация системы европейских городов. Возникает новая сеть городов, которая, вне всякого сомнения, связана во многих отношениях со старой сетью, существовавшей до раздела континента. Если согласиться с тем, что города были главной ареной недавних перемен, открывших путь к гражданскому обществу, и что в дальнейшем именно им предстоит стать узловыми точками и несущими опорами новой, «цивильной» Европы, окончательно преодолевшей этатизм, то взаимосвязь таких городов, сеть, которую они образуют, имеет исключительное значение. В этой связи сделаю два заключительных замечания.

Во-первых, в ряде городов концентрируются все процессы, характерные для второго модерна, или постмодерна. Здесь вызревает транснациональное, континентальное, межконтинентальное время цивилизационного единства. Постепенно становится не так важно, где человек живет: в Берлине или Варшаве, Москве или Лондоне. Во всяком случае стереотипы образа жизни, средства и формы коммуникации, скорость распространения информации и т. п. для всех жителей подобных городов более или менее одинаковы. В складывающихся тем самым «столичных коридорах» утверждаются наиболее актуальные дискурсы, развиваются важнейшие социальные и экономические процессы[30]. Такие коридоры становятся для новой Европы связующими осями, роль которых более существенна, чем политические союзы между государствами и их правительствами.

Во-вторых, наиболее значимая граница пролегает сегодня не столько между территориями национальных государств — например, между Германией и Польшей, — сколько между «столичным коридором» и «нестоличным коридором». Она обозначает новый разлом, новую дихотомию, более того — противостояние между городом и селом, между зонами высоких скоростей и зонами замедления, застоя, а порой и регресса, между сверкающей роскошью и беспросветным мраком. Именно тут намечается столкновение цивилизаций, которое не выглядит неотвратимым в более привычных конфликтных ситуациях, описанных Сэмюэлем Хантингтоном. Именно тут, возле «цифрового барьера», возникает опасное трение, способное в будущем высечь искру острого конфликта. Уже сегодня можно сказать, что такая столица, как Москва, по отношению к остальной России предстает городом с другой планеты, городом-государством со своими собственными порядками, цивилизационным уровнем, жизненным укладом, своим повседневным ритмом и горизонтом ожиданий. Порой контраст между двумя мирами кажется не менее резким, чем накануне русской революции 1917 года[31].

На большие города — включая мегаполисы Центральной и Восточной Европы — начиная с 11 сентября 2001 года ложится тень новой угрозы. На Западе мало кто помнит о взрыве жилого дома на улице Гурьянова и террористической атаке в театре на Дубровке, когда в заложники был взят целый зрительный зал, около 1000 человек. Крупнейшие города нашей цивилизации, способные нормально функционировать только в режиме открытости, предельно уязвимы, защитить их очень трудно. Они смогут уцелеть лишь в том случае, если создадут гражданское общество, умеющее постоять за себя, отыщут эффективные способы гражданской самообороны. За последние годы Москва и Нью-Йорк произвели на меня особенно сильное впечатление в моменты террористических актов: жители этих столиц впервые поняли, что для них поставлено на карту. Прежнее обывательское равнодушие и индифферентность словно испарились. Люди не спали ночью, помогали друг другу. Они внимательно следили за всем, что происходит в городе, в их квартале, в их доме. Пробудилось невиданное прежде сознание личной ответственности, гражданский пафос, своеобразная «бдительность города» (Георг Зиммель), от которой не остались в стороне и политики. Так формируется самозащита городов как наиболее уязвимой составной части нашей культуры, подвергающейся в наши дни угрозе со стороны нового врага, новый союз гражданской бдительности и гражданской ангажированности, который до сих пор трудно было даже вообразить.

Перевод с немецкого Марка Гринберга

* * *

[1] Первая систематическая попытка анализа трансформации городов была предпринята мной в статье: Schlogel K. Berlin und das Stadtenetz im neuen Europa, in: Kursbuch Stadt. Stadtleben und Stadtkultur an der Jahrtausendwende. Redaktion: Stefan Bollmann. Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1999. S. 17—38.

[2] См. Ruble B. A. Leningrad. Shaping a Soviet City. Berkeley, Los Angeles, Oxford, 1990; St. Petersburg — Die Stadt am WeiBmeer-Ostsee-Kanal, in: Berliner Osteuropa Info 20/2004, Osteuropa-Institut der FU Berlin, Schwerpunktthema 300 Jahre St. Petersburg, 5—13; Orttung R. W. From Leningrad to St. Petersburg. Democratization in a Russian City. New York, 1995.

[3] О дискуссии по поводу юбилейных торжеств в Санкт-Петербурге см.: SchlogelK. Der Vorhang offnet sich. Zum 300. Geburtstag von Sankt-Petersburg, in: Der Tagesspiegel, 27 Mai 2003. S. 21.

[4] О трансформации городов см. доклады в сборнике: Composing Urban History and the Constitution of Civic Identities, ed. by John J. Czaplicka and Blair A. Ruble. Assisted by Lauren Crabtree, Washington D. C., Baltimore: Woodrow Wilson Center press, The John Hopkins University Press, 2003.

[5] Термин «смерть городов» введен, насколько я знаю, Богданом Богдановичем, архитектором и бывшим мэром Белграда. Об открытом характере современного большого города см.: Georg Simmel, Die GroBstadte und das Geistesleben, in: Simmel G. Das Individuum und die Freiheit Essais, Berlin: Verlag Klaus Wagenbach, 1984. S. 192—204.

[6] Изменение облика Москвы наиболее подробно рассматривается в основных московских журналах, посвященных архитектуре, а также в российско-голландском журнале «Проект Россия».

[7] Насколько мне известно, до сих пор никто не предложил анализа грандиозной «смены декораций» в городах Восточной Европы, в ходе которой миллионы людей в течение нескольких лет избавились от старой обстановки и обзавелись новой. Этот процесс получил название «евроремонта». По-видимому, эту спонтанную модернизацию «снизу» можно сравнить только с массовой модернизацией жилья и интерьера в западноевропейских странах в 1960-х годах.

[8] Развитие рынка недвижимости описывается в ряде журналов — например, в «Доме и усадьбе», а также в гламурных изданиях, посвященных внутренней архитектуре жилища.

[9] Пример, иллюстрирующий связь между историческим изучением города и развитием рынка недвижимости, можно найти в работе: Губин Д., Лурье Л., Порошин И. Реальный Петербург. СПб., 2000.

[10] О различии между публичными пространствами в социалистическом и буржуазном обществе см.: SchlogelK. Der "Zentrale Gor'kij-Kultur und Erholungspark" (CPKIO) in Moskau. Zur Frage des offentlichen Raums im Stalinismus, in: Hildermeier M. (Hg.) Stalinismus vor dem Zweiten Weltkrieg. Neue Wege der Forschung, Schriften des Historischen Kollegs, Kolloquien 43. Miinchen, 1998. S. 255—274.

[11] О характерных чертах городов Центральной и Восточной Европы см.: SchlogelK. Promenade in Jalta und andere Stadtebilder, Miinchen: Carl Hanser Verlag, 2001; а также: Schlogel K. Moskau und Berlin im 20. Jahrhundert. Zwei Stadtschicksale, in: Osteuropa. Zeitschrift fur Gegenwartfragen des Ostens. S. 53. Jahrgang/Heft 9—10, September-Oktober 2003. S. 1417—1433.

[12] Полезно было бы написать на систематической основе сравнительную историю разрушения европейских городов.

[13] О «демографической патологии» первой половины XX века как принципиальном моменте для понимания европейской истории см. раннюю работу: Kulischer E. M. Europe on the Move. War and Population Changes, 1917—1947. New York: Columbia University Press, 1948.

[14] Europa in Ruinen, Augenzeugenbericht aus den Jahre 1944—1948. Gesammelt und mit einem Prospekt versehen von Hans Magnus Enzensberger. Frankfurt am Main: Eichborn Verlag, 1999.

[15] Ср. двух классиков современной историографии городов: Anziferow N. Die Seele Petersburgs. Munchen: Carl Hanser Verlag, 2003 (русский оригинал: Анциферов Н. Душа Петербурга. СПб., 1922) и MumfordL. The City in History. Its Origins, Its Transformations, and Its Prospects. New York: Harcourt, Brace&World, 1961.

[16] О городах в поздних многонациональных государствах см.: Hamm M. F. (ed.). The City in Late Imperial Russia. Bloomington: Indiana University Press, 1986; Mythos GroBstadt. Architektur und Stadtbaukunst in Zentraleuropa 1890—1937. Hg. von Eve Blau und Monika Platzer. Munchen/ London/New York: Prestel Verlag, 1999.

[17] Ср. исследование последствий этнических чисток для городов на примере Вроцлава: Thum G. Die fremde Stadt. Breslau 1945. Berlin: Siedler Verlag, 2003. Аналогичные исследования ведутся сейчас для таких городов, как Гродно, Львов, Калининград, Брно и др.

[18] Ср. в этой связи: Social Dimensions of Soviet Industrialization, ed. by W. G. Rosenberg and L. H. Siegelbaum. Bloomington: Indiana University Press, 1993; Lewin M. The Making of the Soviet System. New York, 1985.

[19] Hoffmann D. L. Peasant Metropolis: Social Identities in Moscow, 1929—1941. Ithaca. О городах в поздних многонациональных государствах см.: M. F. Hamm (ed.). The City in Late Imperial Russia. Bloomington: Indiana University Press, 1986; Mythos GroBstadt. Architektur und Stadtbaukunst in Zentraleuropa 1890—1937. Hg. von Eve Blau und Monika Platzer. Munchen/ London/New York: Prestel Verlag, 1999; Cornell University Press, 1994.

[20] Было бы полезным связать старый дискурс о модернизации и «догоняющем модерне» (термин Ю. Хабермаса) с новым дискурсом о Civil Society («гражданском обществе»), утвердившимся после 1989 года.

[21] Особенно подробное описание см.: Chan-Magomedow S. O. Pioniere der sowjetischen Architektur. Der Weg zur neuen sowjetischen Architektur in den zwanziger und zu Beginn der dreiBiger Jahre. Dresden, 1983.

[22] Новые интерпретации проблемы, стремящиеся преодолеть идеологический и политический нормативизм, предложены прежде всего в работах: Sheila Fitzpatrick (ed.). Stalinism: New Directions. New York, 2000; PlaggenborgS. (Hg.). Stalinismus. Neue Forschungen und Konzepte. Berlin: Berlin Verlag, 1998.

[23] О создании новых публичных пространств см.: Паперный В. Культура Два. Москва: Новое литературное обозрение, 1996.

[24] «Экономика безответственности» — термин, введенный диссидентом из ГДР Рудольфом Баро.

[25] Ср.: Boym S. Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge, 1994; Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города. Нормы и аномалии, 1920—1930 годы. СПб., 2000.

[26] Литературное преломление этого опыта см. в: Brodsky J. Erinnerungen an Leningrad. Munchen: Edition Akzente Hanser, 1987.

[27] Видоизмененный термин тюбингенского историка Восточной Европы Дитриха Гайера: «общество как государственное мероприятие».

[28] О разрушении немецких городов ковровыми бомбардировками см.: Friedrich J. Der Brand. Berlin: Propylaen Verlag, 2001.

[29] Заслуживает внимания автобиография московского мэра Юрия Лужкова, в которой его жизнь представлена как история коренного москвича.

[30] Термин «столичный коридор» заимствован мной у американского историка Джона Р. Стилгоу (John R. Stillgoe).

[31] О связи глобализации и детерриториализации см.: Maier Charles S. Consigning the Twentieth Century to History: Alternative Narratives for the Modern Era, in: American Historical Review, June 2000. P. 807—831; Schlogel K. Im Raume lesen wir die Zeit. Uber Zivilisationsgeschichte und Geopolitik. Munchen: Carl Hanser Verlag, 2003.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2012, №3(48)

ДЕПУТАТ МИЛОНОВ ПОДАЛ В ПРОКУРАТУРУ ЗАЯВЛЕНИЕ НА ЛЕДИ ГАГУ

Ему не понравилось, что она якобы пропагандирует гомосексуализм среди детей и клевещет в адрес России

Петербургский депутат Депутат Милонов подал в городскую прокуратуру заявление на американскую певицу Леди Гагу. В ее выступлении в городе на Неве 9 декабря он усмотрел пропаганду гомосексуализма среди детей, неправомерное использовании флага РФ и клевету в адрес России.

"Сегодня подали заявление. С понедельника оно уже должно быть в прокуратуре", - цитирует Милонова агентствоа РИА Новости.

Ранее Милонов уже сообщал, что основными его претензиями к популярной исполнительнице, выступившей в Петербурге в минувшее воскресенье, являются призыв к несовершеннолетним поддержать организацию геев и лесбиянок, неправомерное использование на концерте российского флага и клевета в адрес России.

Петербургский закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии среди несовершеннолетних, автором которого является тот же Милонов, вступил в этом году. Любой гражданин, нарушивший эти нормы, может быть оштрафован в Петербурге на 5 тысяч рублей, для должностных лиц размер штрафа составляет 50 тысяч рублей, для юридических лиц - от 250 тысяч до 500 тысяч рублей.

Милонов в числе прочих активистов выступал против концерта Мадонны в Петербурге, считая себя оскорбленным ее выступлением до этого в поддержку гомосексуалистов.

АЭРОСВИТ ВОЗОБНОВЛЯЕТ РЕЙСЫ В МОСКВУ

Украинскому авиаперевозчику удалось договориться с "Шереметьево". Рейсы в этот аэропорт не выполнялись с 11 декабря

Украинская компания "АэроСвит" урегулировала с руководством аэропорта "Шереметьево" вопросы о расчетах по обязательствам авиаперевозчика, рассказали изданию "Украинские национальные новости" в пресс-службе "АэроСвита".

Рейсы компании в столичный аэропорт возобновляются уже сегодня. Первыми станут дневной рейс VV407 Киев - Москва и обратный VV408 Москва - Киев.

"АэроСвит" приносит извинения пассажирам за доставленные неудобства в связи с приостановкой полетов в "Шереметьево" с 11 по 14 декабря. В этот период пассажиров отмененных рейсов возили "Аэрофлот" и "Международные авиалинии Украины".

Ранее "АэроСвит" возобновил полеты в Санкт-Петербург, Калининград и Ростов-на-Дону, урегулировав спорные вопросы по обязательствам перед аэропортами российских городов. 11 декабря было разблокировано аэронавигационное обслуживание рейсов компании в воздушном пространстве РФ.

5 декабря Росавиация пригрозила приостановить полеты "АэроСвита" над территорией РФ из-за долгов компании. По данным ведомства, авиаперевозчик задолжал 1 млн долларов за аэронавигационное обслуживание, а также не рассчитался с российскими аэропортами.

В МАГАЗИН - ЗА ГРАНИЦУ

Россияне в последнее время предпочитают заниматься шопингом за границей. Это следует из анализа данных по tax free

Россияне стали чаще ездить в Европу за покупками. Причем данные эти не оценочные, а весьма даже точные. Достоверно констатировать тенденцию позволили результаты анализа размеров компенсации, получаемой россиянами от системы беспошлинной торговли.

За возвратом НДС по статистике обращается чуть меньше половины - точнее, 46% - покупателей. Остальным либо недосуг, либо они не знают, как это делать.

Учитывая, что за прошлый год россияне предъявили на границе товаров на 1,1 млрд, они купили товаров почти на 2,5 млрд. И эта сумма будет только расти, уверена писательница и светский критик Лена Ленина: "Это намного-намного дешевле, в 2-3 раза минимум. А в некоторые периоды это становится вообще почти даром. Все больше и больше россиян соображает, что выгоднее делать шопинг за границей, а в Италии 2 раза в году, в январе и в июле, можно покупать самые крутые бренды, любую одежду и аксессуары со скидкой до 80%, не считая еще и tax free. Когда в Россию эти же самые товары приезжают, накрутки составляют 200%-300%, что делает совершенно непривлекательным шопинг в России".

Статистику по возврату НДС в Европе собирает компания Global Blue. По ее данным, излюбленные направления для шопинга россиян - Франция и Италия. Но для северо-западного региона это, конечно же, Финляндия. Многие жители Санкт-Петербурга время от времени отправляются на один день за покупками в Хельсинки. Некоторые супермаркеты финской столицы с начала декабря решили принимать в качестве платежного средства рубли.

Рассказывает пресс-офицер сети "Стокманн" Анна Бьярланд: "Раньше мы уже принимали британские фунты и американские доллары. Так что система нам известна. Именно из-за роста числа беспошлинных покупок со стороны российских клиентов мы и решили начать принимать рубли. Русские однозначно составляют самую большую группу беспошлинных покупателей в наших универмагах в Хельсинки. Так, общий объем беспошлинных продаж у нас составил в сентябре приблизительно 5%. Русские клиенты совершили 87% покупок от этой суммы".

Эксперты Евростата оценивали индивидуальное потребление на душу населения к среднему показателю по ЕС. Первая тройка осталась без изменений: Люксембург, Норвегия и Швейцария. Потребление здесь выше, чем в среднем по Евросоюзу на 40, 35 и 30 процентов соответственно. Далее идет Германия, попавшая на четвертое место, поменявшись местами с Великобританией. Замыкает пятерку, как и в предыдущем рейтинге, Австрия.

В конце списка оказались Болгария, Румыния и Латвия. В этих странах потребление населения ниже среднеевропейского уровня на 55, 53 и 43 процента. Из государств, не входящих в Евросоюз, беднейшими стали Албания, Македония, а также Босния и Герцеговина.

Прибегают ли российские покупатели к системе tax free, во многом зависит от общей суммы чека. Чем она меньше, тем реже покупатели и продавцы хотят возиться с заполнением документов. Поэтому возможно, покупки за рубежом одежды и электроники растут еще быстрее, чем заявляет компания Global Blue. Кроме того, в статистику не входит такой быстрорастущий сектор, как покупка одежды через Интернет.

«ГАЗПРОМ» ПРОДОЛЖАЕТ РЕАЛИЗАЦИЮ ШТОКМАНОВСКОГО ПРОЕКТА

«Газпром» продолжает реализацию проекта освоения Штокмановского месторождения. 

В рамках II и III фаз проекта ведутся проектно-изыскательские работы. По морским объектам подготовлена проектная документация по международным стандартам (FEED). В завершающей стадии находятся инженерно-изыскательские работы. Заканчивается разработка проектной документации по российским стандартам, которая в 2013 году будет направлена на государственную экспертизу.

В рамках проектирования объектов береговой части подготовлена тендерная документация, необходимая для проведения в январе 2013 года конкурса по выбору проектировщика завода СПГ. Завод мощностью до 30 млн тонн СПГ в год планируется разместить в долине р. Орловка в районе п. Териберка.

Также «Газпромом» передана на государственную экологическую экспертизу техническая часть проектной документации по морскому порту и хранилищу СПГ в губе Териберская.

СПРАВКА

Штокмановское газоконденсатное месторождение расположено в центральной части шельфа российского сектора Баренцева моря.

Запасы месторождения по категории С1 составляют 3,9 трлн куб. м газа и 56,1 млн тонн газового конденсата. Лицензией на поиск, геологическое изучение и добычу газа и газового конденсата владеет ООО «Газпром нефть шельф» (100-процентное дочернее общество ОАО «Газпром»).

Включение Рио-де-Жанейро в список объектов Всемирного культурного наследия станет основной темой праздника по случаю наступления нового года, который пройдет на знаменитом пляже Копакабана 31 декабря.

В первые 16 минут нового года в воздух будут запущены 24 тонны пиротехнических материалов. Шоу пройдет под синхронизированный музыкальный аккомпанемент и будет поделено на две темы: встреча 2013 г. и оптимизм жителей бразильской стоилцы.

Пейзажи Рио, города, построенного среди гор и моря, были включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО в рамках встречи, которая прошла 1 июля нынешнего года в Санкт-Петербурге.

Одним из главных новшеств праздника в этом году станет использование технологии LED в качестве дополнения к краскам огней фейерверка. Основная 65-метровая сцена расположится напротив отеля Copacabana Palace. На ней выступят музыканты, в числе которых – певец Диогу Ногейра и победитель бразильской версии шоу "Голос" (La Voz), имя которого станет известно в это воскресенье. Также перед публикой предстанут ученики школы самбы Unidos da Tijuca, которая победила на последнем карнавале в Рио-де-Жанейро.

Вокруг пляжа будут установлены еще три сцены, на которых на протяжении всей ночи будут выступать музыканты – как до наступления полуночи, так и после.

ИНВЕСТОРАМ РАССКАЗАЛИ, ГДЕ ВЫГОДНО ВКЛАДЫВАТЬ В НЕДВИЖИМОСТЬ

Инвесторы хотят покупать в регионах жилье и торговые комплексы. Эксперты оценили города России с точки зрения их инвестиционной привлекательности для инвесторов в недвижимость

В 2013 году ожидается увеличение объема инвестиций в коммерческую недвижимость, предсказывают эксперты. Потенциальные инвесторы проявляют интерес к объектам торговой недвижимости и жилью. Причем не столько даже в столице, сколько в регионах.

Исследование "Инвестиционная привлекательность недвижимости в крупных городах России", которое Гильдия управляющих и девелоперов и компания GVA Sawyer провела в двадцати крупнейших городах России, выявило, чем интересуются инвесторы и куда они готовы вкладываться.

Жилье наиболее привлекательно с точки зрения классического девелопмента, а в сегменте инвестиций в готовые объекты недвижимости лидерами оказались торговые комплексы. Результаты исследования были представлены на московском Рождественском саммите ГУД в Москве. В рамках проекта своим мнением поделились более 80 экспертов из ведущих компаний рынка недвижимости.

"Жилая городская недвижимость оказалась одним из наиболее привлекательных сегментов недвижимости в столицах, а также в Нижнем Новгороде, Казани, Перми, Омске, Красноярске, Самаре, Ростове-на-Дону, Краснодаре. Загородное жилье - в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Самаре, Омске, Краснодаре", - сообщили аналитики.

Наибольший интерес инвесторов в сфере коммерческой недвижимости вызвала торговая недвижимость в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Уфе, Перми, Омске, Новосибирске, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону. Офисная недвижимость интересна инвесторам в Казани и Челябинске, складская недвижимость - в Перми.

"Следствием этой ситуации является и различная ожидаемая динамика цен. В жилой и торговой недвижимости в ближайший год будет наибольший рост цен продажи и ставок аренды почти во всех крупных городах, включая Москву и Санкт-Петербург", - прогнозируют эксперты. При этом они не ожидают, что будет рост в гостиничном сегменте, а офисный рынок будет весьма зависим от локальных особенностей рынка.

Но в целом прогноз экспертов - увеличение объема инвестиций в коммерческую недвижимость. "Прирост инвестиций в жилую недвижимость предшествует общему подъему экономики, тогда как увеличение объема инвестиций в коммерческую недвижимость наблюдается уже после роста экономики в целом. Именно такую картину мы наблюдаем сейчас в России, это подтверждается результатами исследования", - считает Владислав Фадеев, руководитель отдела маркетинга департамента консалтинга GVA Sawyer.

"Проведенное исследование охватывает крупнейшие города России, демонстрируя ситуацию на рынке недвижимости в общероссийском разрезе. Полученные данные позволят потенциальным инвесторам осуществить выбор с учетом прогноза", - пояснил исполнительный вице-президент Гильдии управляющих и девелоперов Павел Гончаров.

В регионах спрос на Fashion Retail

Многие международные ритейловые сети собираются выйти на российский рынок в ближайшие два года. "Сейчас 80% рынка сбыта в модной индустрии составляют российские регионы. Туда, конечно же, со временем придут гранды глобального рынка, но первыми на этих рынках будут все-таки локальные игроки", - сказал совладелец сети "Вещь" Владимир Терзиев на пресс-конференции Fashion Retail Russia.

Он отметил, что регионы сейчас существенно более привлекательны, и их компания в 2012 открыла 6 новых торговых точек именно в регионах, в следующем году планируется открытие примерно 10 магазинов.

Другие сети планируют больший объем экспансии - например, компания Baon планирует в следующем году открыть минимум 40 магазинов.

Консультанты по недвижимости отмечают, что представители торговых сетей сейчас одни из самых активных клиентов, которые буквально охотятся за помещениями в регионах. Многие регионы из-за низких показателей строительства в последние 20 лет не могут предложить современных площадок, и здесь спрос превышает предложение.

Торговля в Москве: ставки все выше

Впрочем, в Москве, где современных торговых площадей достаточно, цены продолжают расти. Согласно отчету компании RRG, средняя ставка аренды по торговым объектам внутри Садового кольца в ноябре по сравнению с октябрем увеличилась на 15% и составила 1938 долларов за кв. метр в год.

Новые объекты, которые выходят на рынок, предлагают более высокие ставки - свыше 3 тысяч долларов за кв. метр.

Средняя ставка по торговой недвижимости за пределами центра увеличилась на 2% и составила 855 долларов за кв. метр, при этом рост ставок произошел как за счет выхода в ноябре более дорогих объектов, так и по объектам, которые экспонируются уже давно.

В целом годовой рост ставок по торговой недвижимости (и в центре, и за его пределами), составляет от 11 до 16% в зависимости от сегмента. Рост наблюдается в том числе и по объектам, которые экспонируются давно. И все потому, что торговые помещения пользуются повышенным спросом, и этот сегмент рынка аренды развивается, пожалуй, наиболее активно, отмечают аналитики.

Однако крупные, в том числе международные, инвестиции в регионы придут позже российских инвесторов. "В этом году рынок недвижимости достиг баланса, когда находящихся на рынке игроков устраивает сложившаяся структура предложения. Дальнейшее развитие инвестиционного рынка будет связано с приходом новых игроков и появлением объектов инвестиционного качества в развитых регионах России. Учитывая заявленные планы девелоперов, мы ожидаем увеличение активности на инвестиционном рынке скорее после 2013 года", - говорит ведущий аналитик отдела исследований Jones Lang LaSalle Александр Зинковский.

КАРО ФИЛЬМ СМЕНИТ ВЛАДЕЛЬЦА

Сеть кинотеатров нашла стратегических инвесторов вслед за "Формулой кино" и "Синема парк". В течение трех лет представители консорциума, которые купят контрольный пакет "Каро фильма", намерены инвестировать в компанию 100 млн долларов

Консорциум инвесторов покупает контрольный пакет "Каро фильма". В состав консорциума вошли фонды Baring Vostok Private Equity, UFG Private Equity, Российский фонд прямых инвестиций и частный инвестор Пол Хет. Бизнесмен и станет новым генеральным директором компании.

Доли участников в консорциуме не раскрываются. Известно, что соучредители сети Леонид Огородников и Олег Андреев сохранят "значительную долю в бизнесе". Огородников также сохранит пост председателя совета директоров компании. По данным газеты "Ведомости", объем сделки составил около 200 млн долларов.

"Каро фильм" - вторая по величине сеть в кинотеатров в России. Под управлением компании находится 31 кинотеатр в Москве, Санкт-Петербурге и еще в шести городах страны. Помимо кинотеатров в состав группы входит прокатная компания и рекламное агентство. Прогнозная выручка на 2012 год - 190 млн долларов.

В течение трех лет представители консорциума намерены инвестировать в компанию 100 млн долларов. Средства пойдут на открытие новых многозальных кинотеатров. "Мы намерены вложить значительные средства в 3D и цифровые технологии "Каро", улучшение обслуживания и повышение эффективности компании. В ближайшее время, мы сообщим о планах по расширению сети кинотеатров на территории России", - заявил ПолХет.

Российский рынок кинотеатров не только один из крупнейших, но и один из самых перспективных, считает аналитик портала Фильмпро.ру Артур Чачелов. Сейчас в России около 3000 современных кинотеатров. Для сравнения, в США более 40000 точек. Кроме того, по данным Movie Research в 2012 году на 6% выросло количество посещений российских кинотеатров, до 180 млн просмотров. Кассовые сборы увеличились на 12,5%, до 1,35 млрд долларов.

И если в городах-миллионниках насыщение кинотеатрами достаточно велико, то города с населением около 500 тысяч жителей представляют очень перспективную нишу. Для ее освоения "Каро фильм", вероятно, и потребовались средства, допускает Артур Чачелов.

Другие российские крупные киносети уже нашли стратегических инвесторов. Например, в начале года инвестиционной подразделение "Альфа-групп" - компания А1 - приобрела контрольный пакет "Формулы кино". Группа "Интеррос" Владимира Потанина развивает сеть "Синема парк". При поддержке акционеров в 2011 году "Синема парк" приобрел сеть кинотеатров Kinostar de Lux и оттеснил "Каро фильм" с первого места на российском рынке. Благодаря сделке сеть компании выросла до 27 кинотеатровс 252 залами. Выручка "Синема парка" в 2011 году составляла 120 млн долларов. Примечательно, что продавцом этой сети и выступил Пол Хет.

Кинотеатры - один из самых рентабельных секторов на российском потребительском рынке, отмечает аналитик ИК "Грандис Капитал" Ксения Аношина. "При эффективном менеджменте рентабельность кинотеатров по чистой прибыли может превысить 10%. Для сравнения в схожем секторе розничной торговли маржа по прибыли редко превышает 4%", - отмечает эксперт

ПОЛТАВЧЕНКО ПРЕДЛОЖИЛ ЗАПРЕТИТЬ МИГРАНТАМ ВОДИТЬ МАРШРУТКИ

Губернатор Петербурга считает, что нужно сформировать список запрещенных для приезжих специальностей

Губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко предлагает создать список специальностей, по которым не могут работать трудовые мигранты. Об этом он заявил на заседании полномочного представителя президента РФ в Северо-западном федеральном округе, передает РИА Новости.

Так, по мнению градоначальника, нужно пересмотреть требования к водителям. По его словам, в последнее время в северной столице произошло большое количество ДТП, которые спровоцировали трудовые мигранты.

Кроме того, Полтавченко выступил с предложением ввести социальные сборы с работодателей, нанимающих мигрантов. "Было бы неплохо, если бы регионы имели право осуществлять сбор с работодателей на возмещение возрастающей социальной нагрузки", - сказал он.

Глава Петербурга пояснил, что мигранты, число которых в городе существенно увеличилось, наравне с коренными петербуржцами пользуются всеми объектами социальной сферы.

Полтавченко добавил, что трудовые мигранты, приезжающие из ближайшего зарубежья, в основном, работают по неквалифицированным специальностям в то время, как город испытывает дефицит профессиональных кадров. По его словам, Петербург мог бы привлечь ряд специалистов, которые необходимы на промышленных предприятиях города, из стран Восточной Европы и Прибалтики, однако есть сложности с оформлением документов на работу. В связи с этим губернатор предложил рассмотреть возможность упрощения процедуры оформления таких документов.

Полпред президента РФ в СЗФО Николай Винниченко поддержал все предложения Полтавченко.

В начале текущей недели вице-премьер по социальным вопросам Ольга Голодец заявила, что в России зафиксирован рекордно низкий уровень безработицы - 5,2%. По ее словам, у РФ в отличие от Европы еще не исчерпала свой потенциал по созданию рабочих мест. Кроме того, она отметила, что у россиян остаются преимущества перед трудовыми мигрантами при устройстве на работу.

С заявлением Голодец могли бы не согласиться многие рекрутеры, которые в последнее время встревожены наплывом иностранной рабочей силы в Россию. Глава рекрутингового портала Superjob.ru Алексей Захаров даже направил открытое письмо президенту РФ Владимиру Путину, в котором предложил ввести в стране полный запрет на дешевую неквалифицированную рабочую силу из-за рубежа. По его данным, конкуренцию с приезжими из Средней Азии уже ощущают 18% россиян.

ГАЗ ПОСТАВИТ В ПЕТЕРБУРГ 200 НОВЫХ АВТОБУСОВ

Машины на сумму в 300 млн будут переданы в город на Неве до конца года

"Группа ГАЗ" поставит одному из крупнейших перевозчиков Санкт-Петербурга - автотранспортной компании "Третий парк" - 200 автобусов малого класса ПАЗ-3204. Общая стоимость контракта составляет около 300 млн руб. Техника поставляется через официального дилера дивизиона "Автобусы" "Группы ГАЗ" - компанию "Питербасцентр", которая будет проводить гарантийное и сервисное обслуживание машин, говорится в сообщении производителя.

Автобусы будут переданы компании "Третий парк" до конца 2012 года. Первая партия - 30 автобусов - уже отгружена потребителю. Все автобусы ПАЗ-3204 изготовлены в городской версии (имеют 21 посадочное место и общую пассажировместимость в 50 человек - включая тех, кто едет стоя). Машины оснащены двигателями Cummins ISF экологического стандарта "Евро-3" и коробками передач ZF. Автобусы отличаются сравнительно низким расходом топлива, а межсервисный пробег составляет 12 тысяч километров.

Ранее в этом году коммерческие пассажироперевозчики Санкт-Петербурга, по словам директора дивизиона "Автобусы" ГАЗа Николая Одинцова, закупили около 800 автобусов нового семейства ПАЗ-3204.

"Группа ГАЗ" - один из крупнейших автомобилестроительных холдингов России. Группа объединяет 18 предприятий в 10 регионах страны. Выпускает легкие и среднетоннажные коммерческие автомобили, тяжелые грузовики, автобусы, легковые автомобили, строительно-дорожную технику, силовые агрегаты и автокомпоненты. Является лидером на рынке коммерческого транспорта в России, занимая около 50% в сегменте легких коммерческих автомобилей, 45% в сегменте полноприводных тяжелых грузовиков и 70% в сегменте автобусов. Выручка компании в 2010 году составила 96,7 млрд рублей, чистая прибыль - 2,1 млрд рублей. Основной акционер - машиностроительный холдинг "Русские машины". Штаб-квартира расположена в Нижнем Новгороде

ЭРМИТАЖ ПОЛУЧИТ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ 7,4 МЛРД НА ФОНДОХРАНИЛИЩЕ

Увеличение финансирования приурочено к 250-летию музея

Государство выделит дополнительные 7,4 млрд рублей на строительство третьей очереди фондохранилища Эрмитажа в связи с предстоящим в будущем году 250-летним юбилеем музея. Об этом сообщила вице-премьер России Ольга Голодец после заседания организационного комитета по подготовке и проведению юбилейных мероприятий, состоявшегося сегодня в Санкт-Петербурге, передает "БалтИнфо".

"Государство выделяет дополнительно 7,4 млрд рублей на строительство следующей очереди. Фактически, площадь Эрмитажа будет удвоена. Это самый большой подарок: будут приведены в порядок сокровища Эрмитажа, над которым сегодня работают реставраторы", - заявила Голодец.

По словам вице-премьера, Эрмитаж находится в процессе смены облика, переходя от музея традиционного типа к музею открытому, технологичному. "Здесь много пространства для занятий с детьми, для игрового познания мира - это то, что сегодня востребовано обществом", - заявила Голодец в ходе осмотра нового фондохранилища в Старой Деревне. Вице-премьер приняла участие в церемонии подписания акта приема-передачи комплекса и перерезании ленточки совместно с вице-губернатором Петербурга Василием Кичеджи и директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским.

Новый комплекс состоит из шести корпусов и включает в себя 54 хранилища общей площадью 7 тысяч 954 квадратных метров. При этом площадь открытого хранения составляет 1 тысячу 114 квадратных метров.

Строительство двух очередей фондохранилища в Старой Деревне обошлось в 100 млн евро, сообщил представитель генподрядчика, финской компании Lemminkainen.

В начале декабря прокуратура Санкт-Петербурга провела проверку в Эрмитаже после получения около сотни жалоб от граждан, посчитавших выставку братьев Чепмен "Конец веселья" экстремистской. По итогам проверки прокуроры не обнаружили признаков осквернения христианских святынь.

КУБАНЬ ДОГОВОРИЛАСЬ С АВИАКОМПАНИЯМИ О ПЕРЕВОЗКЕ ПАССАЖИРОВ

За три дня пассажиры вернули 4,4 тысячи билетов на сумму более 21 млн рублей

Авиакомпания "Кубань", прекратившая полеты с 11 декабря в связи с финансовой несостоятельностью, договорилась с шестью другими авиакомпаниями о перевозке пассажиров по восьми направлениям, говорится в сообщении компании.

С компанией "Аэрофлот" достигнуто соглашение о перевозке по маршрутам "Краснодар-Москва-Краснодар" и "Москва-Челябинск-Москва", "ЮТэйр" перевезет пассажиров из Краснодара в Москву и обратно, а также по маршруту "Москва-Калининград-Москва". Пассажиров рейса "Москва-Нальчик-Москва" доставят во Владикавказ, откуда они смогут самостоятельно добраться до пункта назначения (ни одна компания, кроме "Кубани" не осуществляет полеты по данному маршруту). Авиакомпания "Якутия" выделит места для пассажиров "Кубани" на рейсах "Краснодар-Москва-Краснодар", "Краснодар-Стамбул-Краснодар" (по понедельникам, средам и пятницам), "Краснодар-Ереван-Краснодар", "Краснодар-Тель-Авив-Краснодар", и "Краснодар-Санкт-Петербург-Краснодар". ГТК "Россия" осуществит перевозки по маршруту "Краснодар-Санкт-Петербург-Краснодар", Red Wings поможет пассажирам добраться из Москвы в Челябинск и обратно, а "Грозный авиа" доставит пассажиров рейса "Москва-Нальчик-Москва" из Москвы во Владикавказ.

Все перевозчики будут допускать пассажиров "Кубани" на рейсы только при условии наличия свободных мест.

Также "Кубань" продолжает возвращать пассажирам деньги за билеты, проданные на рейсы, которые должны были осуществляться период с 11 декабря 2012 года по 30 марта 2013 года. Из 13 тысяч 200 проданных билетов на сегодняшний день возвращено почти 4 тысячи 400 проездных документов на общую сумму свыше 21 млн рублей. Из них около 300 билетов было сдано за последние сутки. Билеты можно сдать по месту их приобретения, через специализированное агентство или сайт авиакомпании при помощи формы обратной связи. Возврат в специализированных агентствах производится без вычетов и штрафов. Возврат средств за билеты, купленные напрямую у "Кубани" - через ее кассы или сайт компании - будет производиться после завершения процедуры конкурсного производства, сообщили в компании.

В компании также заявляют, что уделяют особое внимание соблюдению обязательства по своевременной выплате заработной платы персоналу. Выплаты за ноябрь будут произведены на этой неделе, а обязательства по выплате отпускных будут закрыты в ближайшее время. Кроме того, "Кубань" проводит сокращение численности сотрудников. Часть персонала увольняется по собственному желанию с соблюдением всех требований Трудового кодекса, сообщила пресс-служба компании.

"Кубань" объявила о прекращении полетов в связи с финансовой несостоятельностью 10 декабря. После этого Росавиация рекомендовала пассажирам авиакомпании сдавать билеты. Ведомство обвинило руководство авиаперевозчика в неспособности выстроить эффективную финансово-экономическую политику с лизингодателями и кредиторами.