Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Тысячи жителей Грузии, депутаты, политики, бизнесмены и студенты простились в субботу с главным идеологом грузинских экономических реформ, экс-министром экономики, предпринимателем Кахой Бендукидзе.

Бендукидзе скончался в Великобритании 13 ноября на 58-м году жизни из-за сердечной недостаточности. Его тело после проведенной экспертизы доставили из Лондона в Тбилиси специальным рейсом.

Гражданская панихида состоялась в районе Дигоми в здании "Свободного университета", основателем и ректором которого являлся Бендукидзе. Экс-министра похоронили на Кукийском кладбище рядом с могилой матери согласно его желанию.

Попрощаться с Бендукидзе пришли как обычные жители Грузии и студенты Свободного университета, так и политики, представители дипломатического корпуса, общественности, а также иностранные делегации, прибывшие из разных стран. Соболезнования выразили председатель парламента Грузии Давид Усупашвили, депутаты парламентского большинства, члены партии экс-министра обороны Грузии Ираклия Аласания "Свободные демократы", посол США в Грузии Ричард Норланд, а также мать бывшего президента Михаила Саакашвили — Гиули Аласания и его супруга Сандра Руловс.

Сам Саакашвили выразил свои соболезнования в день смерти Бендукидзе. Бывший глава государства заявлял, что, по его мнению, Бендукидзе должен быть похоронен в пантеоне на горе Мтацминда в Тбилиси.

С конца 1980-х до середины 2004 года Бендукидзе занимался предпринимательской деятельностью в России, в частности был гендиректором холдинга "Объединённые машиностроительные заводы". В 2004 году он по приглашению президента Грузии Михаила Саакашвили стал членом правящей партии "Единое национальное движение" и занял пост министра экономики, который покинул в 2008 году. В мае 2014 года вошел в совет экспертов при правительстве Украины по приглашению президента страны Петра Порошенко.

Мэги Кикалейшвили.

Несмотря на жесткую позицию польских властей в отношении ужесточения санкций против России, настроения поляков совсем не являются отражением политической риторики страны, пишет газета The Christian Science Monitor.

В действительности, как и соседи, немцы, поляки боятся России, но хотят практичной, ответственной политики со стороны своих властей в отношениях с ней. Мирное сосуществование с Россией для поляков куда важнее популистских амбиций их политиков. По мнению издания, общественное мнение вполне способно надавить на свое правительство, чтобы те отошли от своей "ястребиной" позиции по России.

Опросы общественного мнения констатируют, отмечает специалист по России в Институте международных отношений Варшавского университета Мацей Рас, что большая часть населения Польши хочет прагматичных и взвешенных отношений с Россией, поскольку введенные РФ ответные санкции сильно бьют по польской экономике, особенно по сельскому хозяйству.

"При таком раскладе политтехнологи и политические партии будут особенно учитывать настроения населения перед предстоящими выборами", — считает Рас.

Исследования, проведенные институтом изучения общественного мнения CBOS в мае 2014 года, показали, что 60% респондентов считают, что Польше следует более прагматично выстраивать свои отношения с Россией и ориентироваться во внешней политике на свои собственные национальные интересы в первую очередь. 38% поляков считают, что если бы им пришлось выбирать, то они предпочли бы хорошие отношения с Россией, а не с Украиной и Грузией.

19 ноября в зале Ученого совета ВНИИЛМ состоялось рабочее Координационное совещание по технологии мелкосерийного производства энтомофагов. Ранее проведение совещания-семинара по данному вопросу планировалось в Тюмени, где, на базе Сибирского филиала института, была создана специальная, пилотная лаборатория для разведения энтомофагов. Участники семинара должны были не только познакомиться с технологическим процессом в лаборатории, но и увидеть практическое применение его результатов непосредственно в лесу. Однако, по погодным условиям (в Тюмени в конце октября лег значительный слой снега) совещание было перенесено в Пушкино, непосредственно во ВНИИЛМ. Тем более, что массовое выращивание энтомофагов для короеда-типографа и других насекомых-вредителей очень актуально и для Московской области.

Открыл совещание руководитель лаборатории защиты леса от инвазивных и карантинных организмов ВНИИЛМ, кандидат биологических наук Ю.И. Гниненко. От имени дирекции института он поприветствовал всех участников и гостей совещания и сразу перешел к двум докладам-презентациям.

Первый доклад по теме "Опыт организации производства и применения энтомофагов для защиты лесов от стволовых вредителей" был основан на поездке ученых института - Ю.И. Гниненко и И.Ю. Харлова в Турцию для ознакомления с опытом турецких коллег. Там, в провинции Артвин в данное время существует четыре небольших лаборатории по разведению энтомофагов, работают они только 3-4 самых теплых месяца в году, и за это время взращивают и выпускают в природные условия от 20 до 40 тысяч насекомых, в зависимости от ситуации с вредителями. Эти четыре лаборатории обеспечивают энтомофагами не только Артвин, но и еще три провинции Турции, лесистость которых составляет порядка 80% территории.

Юрий Иванович отметил, что технология разведения энтомофагов была, в свое время, заимствована турками в СССР, а конкретно - в Грузии. Когда-то с помощью полезных насекомых, естественным образом регулирующих численность жуков-вредителей, были "вылечены" леса Боржомского ущелья. В 60-е годы прошлого столетия вспышка численности дендроктона и короеда-типографа повлекла за собой уничтожение значительных площадей еловых лесов ущелья, вследствие чего стали усыхать ценнейшие минеральные источники. Для спасения природного достояния были предприняты следующие действия: сначала значительно снизили количество вредителей химическими методами, а затем создали лабораторию - это был первый опыт в России по выращиванию энтомофагов! Регулярный выпуск в природу партий искусственно выращенной большой блестянки (Rhizophagus grandis) - хищного насекомого, уничтожающего короеда и дендроктона, помог отрегулировать популяцию насекомых-вредителей, не допуская их бесконтрольного размножения.

Так было спасено Боржомское ущелье, после чего Турция заимствовала у нас успешный опыт лабораторного производства энтомофагов и стала его продолжать и развивать. В нашей же стране, когда опасность потерять Боржомский заповедник миновала, эта тема вскоре была закрыта и забыта. Пока не случилась новая беда - массовая гибель лесов Подмосковья в 2010- 2012 гг.

Поэтому на совещании больше говорили о профилактике как необходимой и обязательной мере предотвращения таких природных катастроф. А более подходящего способа контролировать численность насекомых-вредителей как с помощью их же природных врагов - энтомофагов, трудно найти. Практически, это идеальный вариант. Вопрос только в техническом решении проблемы, а именно: где основать лаборатории по производству энтомофагов, чем выкармливать насекомых, чтобы они успешно размножались, как организовать круглогодичную работу лабораторий, чтобы выращивать разные виды насекомых, и самый "больной" вопрос - финансирование всего этого дела.

Как отметил Ю.И. Гниненко, в Турции лаборатории по выращиванию энтомофагов финансируют за счет бюджета, поскольку контроль за состоянием и сохранением лесов считается делом государственной важности. То же самое - в США: там существуют целые заводы по производству энтомофагов и также финансируются исключительно за бюджетные средства.

Вывод понятен: государство должно обратить внимание на эту проблему и у нас, а ученые - подготовить все необходимые выкладки и расчеты. Второй доклад Ю.И. Гниненко с названием "Большая блестянка - разработка технологии выращивания" был, как раз, посвящен технической стороне производства энтомофагов на примере лаборатории Сибирской ЛОС в Тюмени. Наметки уже имеются, далее технология будет отрабатываться до получения наилучших результатов - как по времени, так и по количеству насекомых. Есть уже обоснованные предложения по местам базирования в нашей стране, как минимум, четырех лабораторий: это Тюмень, Москва, Московская и Брянская области. Хотя на одну Московскую область, по мнению ученых ВНИИЛМ, нужно не менее 2-3 лабораторий по выращиванию разных видов энтомофагов, поскольку практически каждый год в столичном регионе появляется какой-либо новый инвазивный вредитель, остановить размножение которого можно только с помощью природных "хищников". Такой опыт уже есть - в сентябре 2014 г. в Битцевский лес была выпущена партия искусственно выращенных в лаборатории ВНИИЛМ хищных насекомых - муравьежуков, эффективно уничтожающих короеда-типографа. Но это лишь малая доля того, что надо в профилактических целях выпускать в леса Подмосковья ЕЖЕГОДНО. Пора вспомнить известную истину: профилактика заболевания всегда дешевле и не так болезненна, как лечение уже случившейся "беды". Это, безусловно, применимо и к зеленому живому организму - нашим лесам.

После выступления Ю.И. Гниненко началось обсуждение поставленных проблем. Свое мнение высказали: заместитель председателя Комитета лесного хозяйства Московской области А.С. Котов, заместитель директора "Рослесозащиты" В.К. Тузов, представители бизнеса, которых заинтересовал проект создания лабораторий, доцент кафедры экологии и защита леса МГУЛ О.В. Беднова, а также студенты МГУЛ.

В итоге было принято решение Координационного совещания со следующими основными пунктами:

- в течение 2015 года необходимо решить вопрос о размещении в России биолабораторий по производству энтомофагов, прежде всего, блестянок и муравьежука;

- расширить изучение других стволовых насекомых с целью поиска эффективных энтомофагов и разработки технологии их разведения в лабораторных условиях;

- одобрить деятельность ВНИИЛМ, направленную на разработку как принципов применения энтомофагов, так и технологии их мелкосерийного производства и практического применения.

Суверенные фонды меняют бизнес-модели и ориентируют свои программы не на внешние, а на внутренние рынки, сообщил глава РФПИ Кирилл Дмитриев по итогам переговоров в рамках сессии Международного форума суверенных фондов в Дохе.

"Главная цель фондов Ближнего Востока и Китая - диверсификация портфеля и инвестиции за рубеж. Но для многих стран важны инвестиции в собственную экономику. Поэтому появляется плеяда фондов, нацеленных на внутренние инвестиции. Это серьезное изменение, которое произошло за последние несколько лет", - отметил он, добавив, что некоторые фонды берут за пример модель РФПИ по формированию альянсов с другими суверенными фондами для привлечения денег на проекты в своих странах.

"Модель РФПИ берется как пример для фондов Франции, Грузии, Монголии и ряда других стран", - перечислил Дмитриев.

РФПИ стал представителем России в альянсе крупнейших государственных инвесткомпаний мира - Международном форуме суверенных фондов. На совещании в Дохе 28 фондов, под управлением которых аккумулировано около 7 трлн долларов, подписали соглашения о формировании этого форума как независимого профессионального объединения.

Форум создавался на основе Международной рабочей группы по суверенным фондам, которая в 2008 году сформулировала "принципы Сантьяго" - правила игры для крупнейших государственных инвесторов. В частности, фонды договорились поддерживать прозрачную структуру управления - операционный контроль, управление рисками и отчетность. Также в "принципах Сантьяго" - соблюдение стандартов раскрытия информации во всех странах, где работает фонд, реализация взвешенных инвестиционных стратегий и содействие стабильности глобальной финансовой системы.

Рабочую группу курировал Международный валютный фонд. Но впоследствии форум суверенных фондов вышел из-под эгиды МВФ. Это связано с возрастающим влиянием фондов на мировую экономику и отсутствием политической составляющей в их инвестициях, пояснили в РФПИ.

"Модель поведения суверенных фондов меняется в нескольких аспектах. Во-первых, появляются фонды, ориентированные на внутренний рынок. Во-вторых, фонды начинают проводить прямые сделки, хотя ранее они чаще отдавали деньги профессиональным управляющим. В третьих, возникают партнерства суверенных фондов. Раньше таких примеров было меньше. И в четвертых, фонды декларируют - "инвестиции отдельно, политика отдельно". То есть, политики занимаются своими делами, а инвесторы вкладывают деньги. Это два разных мира", - заключил Дмитриев.

МИГРАЦИОННАЯ СЛУЖБА: ФАКТЫ, ПРОБЛЕМЫ, СУЖДЕНИЯ

Гастарбайтер с гепатитом - это реальность

Миграционная служба Республики Абхазия за пять лет существования зарегистрировала более 14 тысяч гастарбайтеров из стран ближнего и дальнего зарубежья. Проведём небольшое статистическое исследование: с 2011 по 2012 год было выдано 2896 разрешений на работу, в 2013 году - 3670, а в этом году - 2500 (причина снижения - Олимпиада в Сочи). С февраля 2011 года по сентябрь 2014 года в бюджет сдано только за эти разрешения 33.714 тысяч рублей. За весь период после создания службы Абхазия приняла трудовых мигрантов из 13 стран: из Узбекистана - 5210 человек, России - 844, Армении - 699, Турции - 464, Киргизии - 267, Украины - 263, Азербайджана - 10, Китая - 6, Греции - 4, Германии - 2, Индии - 1, Эстонии - 1 и Латвии -1.

Что это за слово - гастарбайтер? Это немецкое слово употребляется во всех развитых странах и означает следующее: трудовые мигранты или специалисты из-за рубежа, выполняющие не пользующуюся популярностью работу и компенсирующие недостаток в рабочей силе и специалистах. Гастарбайтер приезжает к нам из другого государства на временную работу с конкретной целью - заработать деньги. И ежемесячно каждый из них отправляет на родину от 25 до 30 тысяч рублей. И если умножить эти числа на 14 тысяч, то получится весьма весомая сумма для нашего бюджета. А ведь эти деньги могли остаться в Абхазии.

О проблемах в работе Миграционной службы РА рассказывает её руководитель, генерал-майор, кавалер ордена Леона Владимир Георгиевич Аршба:

- Наша служба - молодая. Она была создана в октябре 2009 года Указом Президента РА Сергеем Багапш. Службу с первых дней возглавляю я. Заместителем был назначен Евгений Сангулия. Вместе с бухгалтером наш коллектив состоял из трёх человек. В 2010 году штат увеличился, к нам пришли 10 молодых юристов, и весь год мы занимались подготовкой правовой базы. Мы не стали слепо списывать российский закон ФМС, а изучили опыт миграционной работы многих стран и выбрали то, что более приемлемо для нашей республики. Создание нашей службы было обусловлено тем, что после признания Россией Республики Абхазия в нашей стране стали появляться гастарбайтеры. Иностранная рабочая сила составила местным большую конкуренцию. Работали мы, ссылаясь на Положение о Миграционной службе, подписанное Президентом. По закону наша служба не может существовать в отрыве от паспортно-визовой. Поэтому было решено объединить их к началу Олимпийских игр в Сочи и перевести нас в ранг министерства. Однако возникли определённые препоны в решении этой проблемы. И первая из них – отсутствие помещения. Мы размещаемся в здании, принадлежащем Минобразования. На всех уровнях поднимался этот вопрос, но по сей день, как говорится, воз и ныне там. Первоначально мы были в подчинении Президентской службы, но в 2011 году с приходом новой власти нас стал курировать Кабинет Министров. Статус нашей службы был опущен на самый минимальный уровень: штаты (130 человек) сократили наполовину, урезали и лимит на бензин. А о создании миграционных структур на границах с Россией и Грузией не могло быть и речи. Поэтому мне пришлось сотрудникам, проживающим недалеко от границ, дать разрешение не приезжать ежедневно на работу в Сухум, а работать там, чтобы сэкономить им средства.

Таким образом, можно сказать: Миграционная служба РА в последние годы не служила Абхазии, а выживала. Но и при таких условиях работы за эти годы она пополнила бюджет государства на 36,6 миллиона рублей. И это при том, что у Миграционной службы нет сил и возможностей охватить весь поток гастарбайтеров, заезжающих в республику. Об этих проблемах уже известно новому руководству Абхазии, которое пообещало разобраться и решить их. И это очень важно. Сегодня в мире миграционные службы - одни из самых необходимых и востребованных структур, которые защищают интересы государства. Во всех странах идёт ужесточение миграционного контроля в связи с борьбой с терроризмом и биологическим оружием - вирусами. Известно, что разрешение на работу гастарбайтеры получают на полгода или год после прохождения проверки в Службе госбезопасности и медицинского обследования. Они должны сдать анализы на такие опасные заболевания, как гепатит, сифилис, туберкулёз и СПИД. По закону больные этими болезнями иностранцы подлежат немедленной депортации из страны, так как несут прямую угрозу здоровью и жизни жителей Абхазии.

- Наши сотрудники их выдворяют, - продолжает В.Аршба. - Однако они могут вернуться через день, раствориться в толпе и работать нелегально. А у нас нет ни одной службы, которая контролировала бы этот процесс. И если нам удаётся их выловить, то мы применяем к ним штрафные санкции и опять депортируем из Абхазии. Был случай, когда мы выдворили гастарбайтера с запретом въезда в Абхазию на пять лет, а через месяц случайно выловили его. Он рассказал, что вернулся и работал нелегально. Мы его оштрафовали и опять выслали из страны. Ведь гастарбайтеры имеют право въезжать к нам без визы, так как со странами СНГ у нас безвизовый режим. И никто их передвижение не контролирует.

Так что же получается, гастарбайтеры - наши соотечественники? В этом вопросе, наверно, нужно делать акцент политический. Россия, например, считает соотечественниками жителей тех государств СНГ, которые имеют с её гражданами языковую и культурную общность. А нынешние трудовые мигранты - это молодые люди, выросшие в постсоветское время и зачастую не владеющие русским языком. Они - иностранцы. И поэтому они получают визы для въезда в Россию. А к нам они въезжают из России без виз, так как у нас в республике для граждан СНГ принято именно такое политическое решение. Поэтому ответить на поставленный вопрос, сегодня очень сложно.

Вернёмся к штрафным санкциям. На сегодняшний день они применяются не только к отдельным лицам за нелегальную работу, но и к организациям, в которых они работают. За каждого нелегала фирма платит от 80 до 120 тысяч рублей, а сам гастарбайтер штрафуется суммой от 7.800 до 9.800 рублей. Поэтому некоторые предприятия прячут нелегальных мигрантов, чтобы не платить такие большие штрафы.

- Мы предлагали освободить госучреждения от уплаты государственной пошлины за использование иностранной рабочей силы, - говорит глава абхазской Миграционной службы, - так как это нецелесообразно. Например, больница просит дать разрешение на работу врача-специалиста, в котором она нуждается. И она должна заплатить за это нам. Но эти деньги ведь тоже государственные. Это называется перекладывать деньги из одного кармана в другой.

Средний возраст гастарбайтеров - 27 - 35 лет. За разрешение на работу они платят 3 тысячи рублей, за медобследование - 1,5 тысячи и 3 тысячи - в налоговую службу. А теперь о самом главном. Около 260 трудовых мигрантов депортировано из Абхазии из-за выявления у них инфекционных болезней. Однако В.Аршба сообщил удивительный факт: бывший Кабинет Министров дал указание в приказном порядке давать разрешение на работу гастарбайтерам, болеющим гепатитом А и В. В него вписывался пункт: без права работы в общепите. Нонсенс, но факты - упрямая вещь. Так что гастарбайтер с гепатитом не миф, а реальность.

- Нам было сложно работать с прошлым руководством, все наши доводы воспринимались в штыки, нас просто не замечали, - вспоминает руководитель Миграционной службы Абхазии. - Более того, экс-министр здравоохранения Зураб Маршан предлагал увеличить перечень обследований для гастарбайтеров. Оказывается, граждане Средней Азии полиомиелитом не болеют, но они являются разносчиками этой болезни. Поэтому экс-министр заострил внимание на этой проблеме. Однако и на это нам велели закрыть глаза. Нам даже дали указание облегчить режим пребывания трудовых мигрантов в республике. Весь мир идёт на ужесточение мер, а мы - наоборот. Кроме того, без каких-либо объяснений нам спустили приказ брать с гастарбайтеров за разрешение на работу на год вместо 6 тысяч рублей лишь 3 тысячи. Разве можно на это закрывать глаза?

Нынешнему руководству страны предстоит разобраться во многих проблемах Миграционной службы, не очень приятных и сложных. На это, конечно, нужно время. Единственное, чего хочет руководство этой нелёгкой службы, – цивильно использовать иностранную рабочую силу. Выиграет от этого не только Абхазия, выиграют и сами гастарбайтеры. Русудан БАРГАНДЖИЯ

«Газета Республика Абхазия», 17.11.2014 г.

Телеком-холдинг Vimpelcom Ltd. (владеет, в том числе российским "Вымпелкомом") подписал соглашение об открытии кредитной линии на 1 миллиард долларов в China Development Bank и Bank of China, говорится в сообщении холдинга.

Срок кредитной линии — восемь лет, она обеспечена гарантиями Vimpelcom Holdings BV. Привлеченные средства будут использованы на финансирование капитальных расходов для операторов, входящих в холдинг. Новый кредит дополняет привлеченный в декабре 2012 года у China Development Bank кредит на 500 миллионов долларов.

По данным на конец третьего квартала, чистый долг Vimpelcom составил 21,736 миллиарда долларов, сократившись по сравнению с предыдущим кварталом на 6%. Соотношение чистого долга к EBITDA снизилось до 2,5 с 2,6. Общий долг снизился на 5% — до 27,714 миллиарда долларов.

Vimpelcom Ltd. — седьмая по количеству абонентов телекоммуникационная компания в мире, ее совокупная абонентская база насчитывает около 220,6 миллиона пользователей. Vimpelcom объединяет операторов, предоставляющих услуги в РФ, на Украине, в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Армении, Грузии, Киргизии, Лаосе, Алжире, Бангладеш, Пакистане, Бурунди, Зимбабве, ЦАР, Италии и Канаде.

Крупнейшие активы холдинга — 100% российского ОАО "Вымпелком" и 100% итальянского Wind Telecomunicazioni. Крупнейшими акционерами холдинга являются Altimo (управляет телекоммуникационными активами "Альфа групп" Михаила Фридмана, владеет 47,85% голосов Vimpelcom) и Telenor (42,95% голосов).

Генсек НАТО Йенс Столтенберг приветствовал евроатлантические устремления Тбилиси и рассчитывает на реализацию договоренностей сентябрьского саммита альянса в Уэльсе, в частности по созданию в Грузии совместного тренировочного центра.

"Премьер-министр решительно подчеркнул в нашем разговоре, что Грузия продолжит путь к большей евроатлантической интеграции, и я приветствую это обязательство", — сказал Столтенберг в понедельник на совместной с премьер-министром Грузии Ираклием Гарибашвили пресс-конференции.

"Мы продолжим реализацию пакета мер, о котором мы договорились на саммите в Уэльсе. Этот пакет, который усилит оборонные способности Грузии. Он включает в себя обучение и создание совместного с НАТО тренировочного центра", — добавил генсекретарь альянса.

По его словам, в планах НАТО "начать имплементацию элементов пакета к нашей министерской встрече в феврале". "Тогда мы сможем сказать детальнее о разных элементах пакета", — отметил Столтенберг.

В ходе саммита НАТО в Уэльсе 4-5 сентября был утвержден пакет мер, содействующих Грузии в ее стремлении к членству в альянсе. В рамках пакета предусмотрено открытие в Грузии тренировочного центра, где будут проходить подготовку военнослужащие альянса и стран-партнеров НАТО. Грузия также получила статус особого партнера и перешла на новый расширенный формат военного сотрудничества со странами-участниками Североатлантического альянса.

Институциональное сотрудничество Грузии и НАТО началось с 1994 года, когда Грузия стала участницей программы "Партнерство ради мира" (PfP — Parntnership for Peace). После "революции роз" с 2004 года сотрудничество Грузии и НАТО стало более интенсивным. В апреле 2008 года в Бухаресте на саммите глав стран членов НАТО было подтверждено, что Грузия и Украина в будущем могут стать членами НАТО — при условии соответствия стандартам альянса.

Наталья Добровольская.

Музей слонов планируется открыть на территории Московского зоопарка в 2015 году. В рамках реконструкции слоновника часть здания будет отдана под музейно-выставочное пространство.

В музее, посвященном жизни самых крупных обитателей зверинца, будут демонстрироваться фильмы об истории слонов и их жизни. Как сообщили в пресс-службе Московского зоопарка, концепцию оформления музейно-выставочного пространства разработают в ближайшее время.

Напомним, осенью 2014 года завершен первый этап реконструкции зоопарка. Проведена очистка прудов, укреплены берега, построено новое здание оранжереи. Выполнено масштабное благоустройство территории: дорожки замостили новой плиткой, установили лавочки, урны, указатели. Для посетителей открыли несколько уютных кафе.

Второй этап реконструкции начнется в 2015 году. Будет обустроен дополнительный вход в зоопарк со стороны станции метро «Баррикадная» и возведен пешеходный мост через Большую Грузинскую улицу. Для посетителей зоопарка построят автостоянку, территорию приспособят для удобного передвижения маломобильных групп населения.

Также будет организован дополнительный выход из зоопарка на улицу Красная Пресня, чтобы потоки посетителей при входе и выходе не пересекались.

Представители властей США и Грузии провели переговоры о закупке оружия грузинской стороной, об этом заявил глава европейского командования армии США, генерал-лейтенант Фредерик Ходжес в Тбилиси.

"Я информирован о переговорах в связи с закупкой оружия, которые состоялись на прошлой неделе в Вашингтоне. Думаю, с моей стороны будет нецелесообразно говорить о встрече высокого уровня, которая состоялась между представителями моей страны и Грузии", — заявил Ходжес после встречи с новым министром обороны Грузии Миндией Джанелидзе. При этом он не уточнил, кто именно принимал участие во встрече.

Между тем глава Генштаба ВС Грузии Вахтанг Капанадзе считает, что новый министр обороны должен продолжить переговоры с разными странами по поводу поставок оружия и боевых систем.

"Не только с Америкой, но и с другими странами есть похожие встречи, похожие переговоры. Здесь речь идет как о различных системах поддержки, так и боевых системах. Подобные переговоры должен продолжить новый министр", — заявил Капанадзе журналистам в воскресенье.

Мэги Кикалейшвили.

Победителем конкурса детского Евровидения-2014 стал Винченцо Кантиелло (Vincenzo Cantiello) из Италии с песней Tu primo grande amore ("Ты моя самая первая любовь").

В финале конкурса, который прошел на Мальте, в городе Марса, сразились участники из 16 стран — России, Белоруссии, Украины, Грузии, Мальты, Болгарии, Армении, Хорватии, Кипра, Италии, Сан-Марино, Черногории, Сербии, Словении, Швеции, Нидерландов.

Винченцо Кантиелло родом из маленького города Сант-Априно, находящегося недалеко от Неаполя, родился 25 августа 2000 года. Винченцо уже стал победителем нескольких популярных песенных конкурсов в Италии, но главным поворотом в его карьере стало участие в Ti lascio una Canzone, самом популярном детском шоу талантов в стране, которое транслируется на телеканале Rai1. Сам Винченцо характеризует себя как очень эмоционального человека, который способен прочувствовать песню до самой ее глубины. Tu primo grande amore рассказывает о том, что для подростка означает его первая влюбленность.

Накануне финальных выступлений в субботу свои голоса молодым участникам отдали члены международного жюри фестиваля. От России оценки выставляли телеведущая Оксана Федорова, певица Юлия Началова, поэт Юрий Энтин, певица Маргарита Суханкина, музыкант Никита Пресняков и молодая певица Соня Лапшакова. А непосредственно перед началом итоговых выступлений к участникам конкурса обратилась победитель взрослого Евровидения-2014 Кончита Вурст. Она пожелала детям "удачи, веселья и как следует развлечься на сцене".

Российская участница, 11-летняя Алиса Кожикина, заняла на конкурсе 5-е место. Победительница прошлогоднего телевизионного шоу "Голос. Дети" из Курской области исполнила песню Dreamer ("Мечтатель"), текст для которой написала сама вместе с солисткой группы SEREBRO Ольгой Серябкиной, а музыку создал Максим Фадеев.

Первый конкурс детского "Евровидения" был проведен 15 ноября 2003 года. Нынешний фестиваль прошел на Мальте. Его официальным слоганом стал хэштэг #together ("вместе"). Отличительной особенностью смотра стало интернет-голосование для зрителей, которые проживают не в странах-участницах конкурса. Эти голоса будут использованы для определения победителя в номинации "Онлайн награда", чье имя будет названо позднее.

На прошлогоднем конкурсе Россию представляла 11-летняя школьница из Казани Даяна Кириллова, которая заняла четвертое место.

Елизавета Исакова.

Международные усилия по элиминации кори не принесли ожидаемых результатов – за последний год заболеваемость вирусной инфекцией увеличилась, а масштаб программ по вакцинации сократился. Об этом заявили во Всемирной организации здравоохранения.

Согласно данным организации, в 2013 году было зарегистрировано более 145 тыс. летальных исходов кори, тогда как в 2012 году таких случаев было меньше – 122 тыс. Отчасти рост смертности связан с эпидемиями кори, зарегистрированными в Китае, Конго, Нигерии. Крупные вспышки инфекции также отмечены в Грузии, Турции и на Украине.

Основной причиной снижения темпов по элиминации вируса, эксперты ВОЗ называют недостаточность вакцинации населения. В организации призывают правительства уделить пристальное внимание проблеме иммунизации от кори и краснухи.

Несмотря на неутешительные показатели прошлого года, за последние 13 лет смертность от кори упала на 75%, конечной целью считается достижение снижения смертности на 95%. Изначально завершение программы по элиминации кори и краснухи было запланировано на 2013 год, однако ВОЗ передвинула сроки на 2015 год в связи с неблагополучной эпидемиологической ситуацией.

В этом году Россия выделила 329,5 млн рублей на финансирование участия России в инициативе Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) по элиминации кори и краснухи в странах Европейского региона. Выделенные из федерального бюджета средства были направлены на мониторинг заболеваний, генотипирование вирусов кори, подготовку в странах СНГ соответствующих специалистов и материальную поддержку лабораторий по диагностике кори в СНГ.

Новые смыслы военной доктрины

Резюме «Многие наши эксперты и аналитики НАТО неправильно оценили основное содержание и положения нашей Военной доктрины»

Сегодня некоторые эксперты ведут речь о подготовке «новой военной доктрины Российской Федерации», что не соответствует действительности. Межведомственная рабочая группа, созданная при аппарате Совета безопасности, занимается уточнением действующей Военной доктрины РФ, утвержденной указом президента Российской Федерации № 146 от 5 февраля 2010 года. Эту работу планируется завершить в ближайшее время.

В продолжение дискуссии, развернутой в СМИ и обществе, хочу поделиться некоторыми взглядами на роль и место Военной доктрины РФ и направлениях ее уточнения в свете происшедших, происходящих и прогнозируемых изменений военно-политической обстановки в мире.

Для более полного понимания важности уточнения действующей Военной доктрины и содержательной части этой работы представляется необходимым сделать экскурс в историю появления и содержания военных доктрин Российской Федерации после 1991 года.

Эйфория и романтизм 90-х

До 1991 года Россия, находясь в составе СССР, руководствовалась Военной доктриной (ВД) Советского Союза, принятой в 1987-м.

После распада СССР она утратила свою силу, многие установки вошли в противоречие с новым социально-политическим устройством РФ, ее геоположением, экономическими возможностями и требованиями национальной безопасности.

Формирование ВД новой России шло чрезвычайно сложно и противоречиво. В течение полутора лет (после 1991 года) разработаны по меньшей мере семь различных вариантов. Были варианты, которые по сути повторяли основные установки советской ВД, предусматривающие организацию обороны в рамках СНГ.

После событий 3–4 октября 1993 года работа форсировалась, и к ноябрю был создан принципиально новый вариант ВД, который получил одобрение на заседании Совета безопасности РФ, а затем введен в действие указом президента РФ № 1833 в форме «Основных положений Военной доктрины Российской Федерации переходного периода».

Военная доктрина РФ 1993 года вызвала не только одобрение, но и серьезные возражения, особенно три ее положения.

Первое: так называемый переходный период, на который была рассчитана ВД. Абстрактный характер военно-политических и военно-стратегических установок в этот период. Отсутствие глубокого анализа политической и военно-стратегической обстановки в мире и стране, тенденций их развития.

В ВД, по мнению ряда оппонентов, не были рассмотрены место и роль РФ в новом мире, не определена долгосрочная политика по отношению к США и НАТО.

Подвергались критике также отсутствие в ВД конкретной оценки возможных ТВД, форм и способов вооруженной борьбы – как попытка скрыть истинные цели и намерения России.

Второе: установка в ВД о возможности превентивного применения ядерного оружия оценивалась как угроза Западу, готовность первыми развязать ядерную войну.

Третье: впервые зафиксированное в ВД положение о возможности применения ВС РФ во внутренних конфликтах. Оно вызвало особое неприятие.

Но в «Основных положениях Военной доктрины Российской Федерации 1993 года» НАТО вообще не упоминается, там нет даже этой аббревиатуры.

В разделе о внешних военных опасностях России было записано только «расширение военных блоков и союзов», а также обращено внимание на «наращивание группировок войск (сил) у границ РФ до пределов, нарушающих соотношение сил». Отмечалось, что Россия «не относится ни к одному государству как к своему противнику».

Такие формулировки – результат эйфории и романтизма до начала расширения НАТО на восток.

Военная доктрина 2000 года принята в РФ после начала «первой волны» расширения НАТО, а также после бомбежек бывшей Югославии (1999). Сам процесс расширения НАТО (особенно приема новых членов) стал оцениваться в РФ более критически. Это отразилось и на содержании ВД, проект которой был обнародован 9 октября 1999 года. Он стал предметом обсуждения не только специалистов, но и широкой общественности.

Такого раньше не бывало. В качестве предмета ВД была впервые определена военная безопасность РФ. Военно-политический, военно-стратегический и военно-экономический компоненты ВД были жестко сконцентрированы не на разрозненных ведомственных задачах, а на комплексных общегосударственных направлениях строительства, подготовки и применения военной организации государства как целостной системы, предназначенной для обеспечения безопасности РФ.

И это тоже впервые. В ВД было дано совершенно новое, современное определение ряда базовых понятий и положений военной теории, самой ВД, военной безопасности, военной организации, других терминов.

Сделаны системные и твердые акценты относительно характера военно-политической обстановки, ее дестабилизирующих факторов и источников современных угроз. Наращивание группировок войск (сил) других государств вблизи границ России было оценено как «основная внешняя угроза».

Слово «НАТО» опять-таки не применялось в этом контексте. Но Россия констатировала, что расширение альянса на восток привело как к количественному увеличению числа военных баз НАТО, так и к активизации вооруженных сил вблизи наших границ.

Да, в действующей Военной доктрине РФ 2010 года есть ряд вопросов к НАТО. Это п. 8 «Основные внешние военные опасности»: «Стремление наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями... приблизить военную инфраструктуру... к границам РФ, в том числе путем расширения блока».

Почему возникли эти и другие вопросы? Вот факты: модернизация СНВ США, развертывание глобальной ПРО с интеграцией в нее евроПРО, материальная и идеологическая поддержка Саакашвили накануне и в ходе агрессии против Южной Осетии в августе 2008 года, фактическое восстановление военного потенциала Грузии. Эти и другие факторы созданы и реализуются не РФ, а США и НАТО. Реакция на них России была вынужденной и объективной.

О ядерном оружии и его применении уже много сказано разными экспертами. Подчеркну, что Военные доктрины РФ 1993 и 2000 годов не предполагали планирование применения ЯО в превентивных ударах. Нет этого в ВД 2010 года. И, убежден, не должно быть в уточненной Военной доктрине 2014 года.

Более того, в п. 16 ВД (2010) подчеркнуто: «Ядерное оружие будет оставаться важным фактором предотвращения возникновения ядерных военных конфликтов и военных конфликтов с применением обычных средств поражения (крупномасштабные войны, региональные войны)».

В этом же п. 16 отмечено: «В случае возникновения военного конфликта с применением обычных средств поражения (крупномасштабной войны, региональной войны)... обладание ядерным оружием может привести к перерастанию такого конфликта в ядерный военный конфликт».

И еще: прочитайте внимательно III раздел ВД «Военная политика РФ», и там вы увидите, что «военная политика РФ направлена на недопущение гонки вооружений, сдерживание и предотвращение военных конфликтов...» (п. 17) и что «недопущение ядерного конфликта, как и любого другого военного конфликта, – важнейшая задача РФ» (п. 18).

Если применять для сравнения термины, принятые в НАТО, в новой Военной доктрине РФ в основу положен принцип «оборонительного ядерного сдерживания» (defensive nuclear deterrence).

Рудименты холодной войны

А как у наших партнеров по «ядерному клубу», де-юре обладающих ядерным оружием, и других государств, де-факто имеющих ядерное оружие?

Ядерная стратегия США – стратегия расширенного сдерживания – это планирование совместного применения ядерного и обычного ВТО (стратегического) на основе глобальной системы ПРО.

При этом решение США о развертывании евроПРО подтверждает неизменность их планов о том, что евроПРО является элементом глобальной системы ПРО США, а не отдельной региональной системой ПРО НАТО (тем более ни о каком «участии» России в создании этого элемента глобальной ПРО США не может быть и речи).

Стратегия расширенного сдерживания США объективно оценивается в России как угроза своему ядерному потенциалу. В то время как в ВД РФ нет даже намека на реализацию стратегии «ядерного сдерживания на передовых рубежах» (extended nuclear deterrence) – то есть путем размещения своего ядерного оружия на территории другого государства.

Нет там и положений о развертывании элементов глобальной ПРО на территории других государств. Нет установки на вывод оружия в космос и стремления достичь в нем военного превосходства. Нет ничего похожего на «молниеносные глобальные удары» с применением как ВТО, так и ядерного оружия.

Таким образом, у меня складывается мнение, даже вывод: многие наши эксперты и аналитики НАТО неправильно оценили основное содержание и положения нашей Военной доктрины.

Что это – поверхностный анализ или сознательное введение в заблуждение?

Целей у всего этого как минимум две:

1) предлог для искажения всей политики, и в первую очередь военной политики России;

2) оправдание сохранения наступательного характера уже принятых и планируемых к принятию собственных военных и ядерных доктрин государств НАТО, новой стратегической концепции НАТО и на этом фоне оправдание глобального развертывания ПРО, милитаризации космоса.

Документы стратегического планирования РФ, коими являются Стратегия национальной безопасности, Военная доктрина и Концепция внешней политики, принятые в нашей стране, положены в основу политики РФ как самодостаточного государства.

Они напрочь отметают «утверждения и выводы» экспертов НАТО о том, будто Россия не намерена поддерживать и развивать конструктивные отношения.

Как раз наоборот – при условии, если НАТО в целом и все государства – участники союза будут воспринимать нас как полноправного партнера, руководствуясь при этом принципом равенства и равной безопасности.

Трудно заставить себя преодолеть недоверие к России, но это необходимо сделать. Только на этой основе можно и нужно, на мой взгляд, без рудиментов холодной войны адаптировать стратегическую концепцию НАТО к реалиям ХХI века.

Убежден: это самым позитивным образом скажется на дальнейшем развитии мира в целом.

Современная военно-политическая обстановка обуславливает необходимость постоянного уточнения взглядов на теорию, практику военной политики, на подготовку к вооруженной защите и вооруженную защиту Российской Федерации.

При этом актуальным является предотвращение любой войны, что и отражено в действующей Военной доктрине: «Военная политика РФ направлена на недопущение гонки вооружений, сдерживание и предотвращение военных конфликтов...» (раздел III «Военная политика РФ», п. 17), «недопущение ядерного конфликта – важнейшая задача РФ» (п. 18).

На достижение этой основной цели (задачи) должно работать все: политика, дипломатия, экономика, наука, военная организация государства с ее основой – Вооруженными силами, духовный и материальный потенциал страны.

Исходя из этого в разделе I «Общие положения» ВД РФ, п. 1 записано: «Военная доктрина Российской Федерации является одним из основных документов стратегического планирования в Российской Федерации и представляет собой систему официально принятых в государстве взглядов на подготовку к вооруженной защите и вооруженную защиту Российской Федерации».

Сегодня перед нами не стоит вопрос, нужна ли России военная доктрина. Она есть и реально работает! Вопрос в том, что вызывает необходимость ее уточнения или переработки.

В свое время Андрей Евгеньевич Снесарев в статье «Единая военная доктрина» дал такое определение: «Военная доктрина – это совокупность военно-государственных достижений и военных основ, практических приемов и народных навыков, которые страна считает наилучшими для данного исторического момента и которыми проникнута военная система государства снизу доверху».

А теперь о главном.

Первое: России нужна военная доктрина. Это аксиома.

Второе: место ВД определено – «один из основных документов стратегического планирования в РФ». Это тоже аксиома. Но есть вопросы, на которые надо ответить сегодня:

1) нужно ли уточнять роль ВД в общей системе государства;

2) отвечает ли действующая ВД сегодняшним условиям жизнедеятельности государства своей структурой, понятийным аппаратом и содержанием в смысле научной обоснованности;

3) соответствуют ли доктринальные установки реальным военным опасностям и угрозам, условиям возникновения и ведения современных военных конфликтов;

4) достаточно ли обоснованы требования к строительству и подготовке ВС, других войск, вооруженных формирований и органов РФ, способам и формам военных действий.

Действующая ВД имеет две стороны: политическую (см. раздел III «Военная политика РФ») и военно-техническую (см. раздел IV «Военно-экономическое обеспечение обороны»).

Какую цель при этом ставили перед собой разработчики?

В разделе I «Общие положения», п. 1 дан ответ на вопрос, что такое ВД. Военная доктрина – не закон, не программа и не план. Это система взглядов, соответствующих условиям жизнедеятельности государства.

Меняются условия, например средства и способы вооруженной борьбы – корректируются (уточняются) и соответствующие взгляды. Основные установки ВД развиваются и реализуются через призму ведомственных программ (планов), уставов, наставлений.

Если же говорить о роли военной доктрины, то важнейшая и первейшая ее роль – регулятивная. Руководствуясь принципами международного и национального права, Военная доктрина РФ регулирует отношения в области обороны между различными институтами государства.

При этом я считаю очень важным, что основные установки ВД развиваются и реализуются через систему ведомственных программ (планов), уставов, наставлений и других документов при обязательном выполнении установок Военной доктрины.

Заслон «мягкой силе»

Если названа первейшая роль, то есть и другие.

Вторая роль ВД – путем открытого декларирования военно-политических и стратегических установок показать другим государствам свои истинные намерения в военной области.

Давайте вместе подумаем и ответим на вопрос: что следует уточнить по второй и третьей роли, которой являются взгляды (рекомендации) на применение военной силы в конкретных условиях?

Что изменилось в мире, жизнедеятельности нашего государства и как это «что» влияет на роли ВД? На этот вопрос должны ответить те, кто сегодня взял на себя ответственность за уточнение (переработку) ВД.

При этом целесообразно, на мой взгляд, руководствоваться как минимум тремя основными принципами, которые должны быть отражены в ней:

а) необходимость предотвращения (недопущения) войны (агрессии) против Российской Федерации;

б) защита интересов государства;

в) защита самого государства с акцентом на обеспечение внутренней безопасности.

Нашли ли эти принципы достойное отражение в действующей Военной доктрине?

Проанализируем их с позиции сегодняшнего и особенно завтрашнего дня. Так, в разделе III «Военная политика РФ», п. 27 «Основные задачи Вооруженных Сил и других войск в мирное время» в пп. «б» записано: «стратегическое сдерживание, в том числе предотвращение военных конфликтов».

Но мы знаем, что в стратегическом сдерживании превалирует ядерная составляющая. Так было вчера, есть сегодня. Да и в обозримом будущем вряд ли возможен отказ от ядерного оружия. В современной международной военно-политической обстановке огромное значение придается системе сдержек и противовесов. Это и называется «ядерное сдерживание».

То есть предотвращение каких-либо действий противника посредством угрозы применения ядерного оружия. Подразумевается, что обладание ядерным оружием какой-либо страной вызывает страх остальных и, следовательно, гарантирует ей безопасность и защиту от нападения агрессоров.

Развитие и совершенствование ядерного сдерживания остаются высшим приоритетом. По сути это правильно, если бы не одно «но». Ядерное сдерживание не всегда (мягко будет сказано) эффективно в предотвращении внешних вооруженных конфликтов и совсем не работает для предупреждения внутренних.

Попытки силового воздействия на нашу страну в течение столетий показали свою бесперспективность. Победить Россию в прямом силовом противоборстве невозможно. Но государство Советский Союз перестало существовать! Не помогло и ядерное оружие – «мягкая сила» оказалась сильнее.

Напрашивается вывод – необходимо повышение роли системы неядерного сдерживания.

Что это значит и как решить поставленную задачу?

Представляется, что система неядерного сдерживания – это комплекс внешнеполитических, научно-исследовательских и военно-технических мер, проводимых государством по разработке, реализации и демонстрации в действии неядерного сдерживания.

А решить задачу предлагается так:

1-е – включением системы неядерного сдерживания и декларации ее доктринальных положений в ВД, что обеспечит правовую легитимность;

2-е – демонстрацией технической реализуемости системы неядерного сдерживания путем проведения соответствующих испытаний и учений с достаточно широким информационным обеспечением;

3-е – повышением роли сил общего назначения, составляющих основу системы неядерного сдерживания.

Сегодня США осуществляют контроль над развитием военно-политической обстановки в зонах своих жизненно важных интересов, применяя «стратегию непрямых действий», представляющую комплексное воздействие (политико-дипломатическое, экономическое, информационное).

В действующей ВД в разделе II «Военные опасности и военные угрозы РФ», п. 12 «Характерные черты современных вооруженных конфликтов», пп. «а» («комплексное применение военной силы и сил и средств невоенного характера») не дается раскрытия этих сил и средств.

Так же, как и в п. 13 «Особенности современных военных конфликтов», пп. «г» («заблаговременное проведение мероприятий информационного противоборства для достижения политических целей без применения военной силы...») они не детализируются.

Но только слепой и глухой может сегодня не видеть и не слышать, что бывает с государством в результате внутреннего воздействия так называемых методов ненасильственных действий, протестов и убеждений. Достаточно вспомнить, что произошло на Украине.

В этой связи потенциальная вероятность применения транснациональных, незаконных (иррегулярных) вооруженных формирований с целью насильственного изменения существующей государственной системы, нарушения территориальной целостности государства сохраняется, причем такого развития событий нельзя исключать в обозримом будущем и для России.

Потенциальная опасность резкого обострения внутренних проблем с последующей эскалацией до уровня внутреннего вооруженного конфликта является реальной угрозой для стабильности и территориальной целостности нашей страны на среднесрочную перспективу. И это должно быть также отражено в уточненной Военной доктрине России.

И еще об одной не менее актуальной проблеме. Информационная война с массовым воздействием на создание населения отдельных стран и мировую общественность с применением кибероружия для подавления систем управления, связи не только военного назначения уже стала реальностью и неотъемлемой частью всех вооруженных конфликтов.

При этом надо согласиться и признать как аксиому то, что информационная война будет широко применяться не только воюющими сторонами, но и экстремистами, террористическими организациями.

В этой связи необходимо постоянно и глубоко отслеживать развитие информационных технологий, а также совершенствовать, модернизировать системы защиты всей государственной и военной инфраструктуры России.

Вывод напрашивается один: интересы как военной, так и государственной (национальной) безопасности настоятельно требуют создания механизмов выявления и пресечения информационно-психологического воздействия на Российскую Федерацию. Это должно найти отражение в уточненной Военной доктрине государства.

США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 13 ноября 2014 > № 2907520 Юрий Балуевский

Глава Чечни Рамзан Кадыров сообщил о смерти командира группировки радикальных исламистов "Исламского государства" (ИГ) Тархана Батирашвили.

Ранее в СМИ появилась информация об угрозе одного из командиров так называемого "Исламского государства" о возможном вторжении в Россию.

"Враг ислама Тархан Батаришвили, называвший себя Омаром аш Шишани, убит. Так будет с каждым, кому придет в голову угрожать России и чеченскому народу", — написал Кадыров в своём Instagram.

Ранее агентство Bloomberg распространило информацию о том, что командир группировки радикальных исламистов "Исламского государства" (ИГ) Тархан Батирашвили, известный под именем "Омар-Чеченец", сообщил по телефону своему отцу, что его группировка разбила иракскую армию и взяла Мосул, он также заявил, что следующей будет Россия.

Батирашвили-старший рассказал журналистам, что его сын сказал: "Не волнуйся, папа, я вернусь домой и покажу русским", — рассказал Темур Батирашвили в интервью в своем доме в грузинском Панкисском ущелье.

Ранее боевики "Исламского государства" опубликовали в сети видео, в котором звучали угрозы развязать войну. На записи террористы стояли возле старого советского истребителя, захваченного на одном из военных аэродромов в сирийской провинции Ракка. Один из исламистов обратился к президенту РФ, заявив о намерении "освободить" Чечню и Кавказ и создать там "исламский халифат". В ответ Рамзан Кадыров пообещал уничтожить террористов, если они попробуют вторгнуться на территорию России.

Последняя постсоветская война

Военно-политическое измерение украинского конфликта

Сергей Минасян - доктор политических наук, заместитель директора Института Кавказа (г. Ереван).

Резюме Украинский кризис напоминает войны позднего европейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности

Профессиональным военным, историкам, конфликтологам, специалистам по международным отношениям еще предстоит детально проанализировать обстоятельства украинского кризиса. Однако уже сейчас можно выявить его важнейшие военно-политические и военно-технические особенности и влияние на аналогичные вооруженные конфликты, особенно на постсоветском пространстве.

Война, «гибридная» во всем?

«Вполне благополучное государство за считанные месяцы и даже дни может превратиться в арену ожесточенной вооруженной борьбы, стать жертвой иностранной интервенции, погрузиться в пучину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны». Это выдержка из научного доклада начальника Генерального штаба ВС России генерала армии Валерия Герасимова на собрании Академии военных наук в феврале 2013 года. Фактически еще за год до операции в Крыму и последующих событий главный российский военачальник почти пророчески представил то, что случилось на Украине.

Генерал Герасимов отметил особенности будущих вооруженных конфликтов, напрямую перекликающиеся с событиями в Крыму и на юго-востоке Украины. «Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения. Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций. К открытому применению силы зачастую под видом миротворческой деятельности и кризисного реагирования переходят только на каком-то этапе, в основном для достижения окончательного успеха в конфликте». Чем не сюжет из новейшей истории постсоветского пространства или процессов на Ближнем Востоке?

Доклад начальника российского Генштаба вплоть до начала операции в Крыму привлек внимание лишь немногих военных экспертов. Но после известных событий он стал широко цитироваться, особенно в западной печати, выступая удобным аргументом, позволяющим причислить украинский кризис к так называемым «гибридным войнам», сочетающим политические, экономические, информационно-пропагандистские (формально невоенные) меры с дозированными и/или скрытными действиями военного характера. Военная составляющая «гибридных войн» преимущественно реализуется силами специального назначения и элитными подразделениями или же, наоборот, иррегулярными, «квазигосударственными» или частными вооруженными формированиями.

При этом надо подчеркнуть, что концепция «гибридной» («нелинейной», «асимметричной», «неконвенциональной») войны – не изобретение генерала Герасимова или исключительно российская военная разработка. Концепция «гибридных войн» в последние годы достаточно активно разрабатывалась и на Западе, просто именно России удалось апробировать ее в таких масштабах.

Впрочем, вряд ли можно предполагать, что российский Генштаб реально готовил взятие Крыма, а тем более последующие события на юго-востоке Украины еще в феврале 2013 года. Даже если в недрах его Главного оперативного управления конвертик с надписью «Крым» лежал по соседству с планом реагирования на возобновление боевых действий в Карабахе или на гипотетический кризис в Арктике. Такова специфика работы военных профессионалов. Если они хорошо знают свое дело, то пытаются приспособиться к новым видам и формам войн и вооруженных конфликтов на самых различных театрах военных действий. Однако обычно генералы готовятся к прошедшей войне. Но это в лучшем случае – в худшем лишь к парадам и бюджетным баталиям.

К примеру, готовься почти четверть века украинские генералы хотя бы к прошедшим войнам (чему их учили еще в советских военных училищах и академиях), то они все равно не нашли ответа на «гибридные» или асимметричные операции в Крыму или осаде Славянска весной 2014 года. Но к широкомасштабной «антитеррористической операции» (или гражданской войне, в зависимости от политических пристрастий) против пророссийских ополченцев ЛНР/ДНР украинская армия была бы готова намного лучше. Ведь примерно с конца июня, возобновившись после инаугурации Порошенко, АТО по своему характеру фактически приобрела характер классических боевых действий, т.е. того, чему хотя бы в теории учили нынешних украинских генералов или полковников в советских или уже «незалежных» военных училищах.

Украинский кризис как исключительно «гибридную войну» корректно рассматривать применительно лишь к первому этапу его военной фазы: операции в Крыму и действиям Стрелкова-Гиркина в апреле-июне на Донбассе. Далее масштабы стали другими. «Гибридная война» комбинировалась с почти рутинными войсковыми операциями и существенным даже по мировым меркам использованием бронетехники и артиллерии, хотя и с относительно небольшим вовлечением авиации.

Одна из особенностей украинского конфликта – его беспрецедентно быстрая эскалация. Буквально за несколько недель операция специального назначения российских войск в Крыму переросла, через акции гражданского неповиновения на юго-востоке Украине, в локальную полурегулярную операцию на северо-западе Донбасса (осада Славянска и окрестностей). Затем вооруженный конфликт вылился в масштабные бои между регулярной украинской армией и полупартизанскими отрядами ДНР/ЛНР. Наконец, уже в середине августа произошло практически нескрываемое вовлечение регулярных российских войск, которые силами нескольких мотострелковых и воздушно-десантных батальонных тактических групп окружили южную группировку украинских войск в Донбассе с катастрофическими для ВСУ последствиями (Иловайский котел). А это уже что-то большее, чем «гибридная война».

Во многом украинский кризис повторял специфические и концептуальные особенности развития предыдущих постсоветских конфликтов 1990-х и 2000-х годов. Однако, учитывая масштабное военно-техническое вовлечение российской армии, он стал событием глобального значения и фактически поводом для начала новой (или «квази») холодной войны.

Кадры с мест сражений на полях Луганска или городских боев в Донбассе создают ощущение машины времени, напоминая о «позднесоветских» и «раннепостсоветских» политических процессах конца 1980-х – начала 1990-х годов. Спустя четверть века на Украине по обе стороны линии фронта вновь появляется знакомый по большинству постсоветских этнополитических конфликтов образ боевика-добровольца, зачастую сочетавшего высокую степень идеологизированной и националистической мотивации с не вполне чистой личной биографией и нескрываемыми бизнес-интересами. Феномен днепропетровского губернатора Игоря Коломойского, которому приписывают укомплектование и содержание нескольких украинских добровольческих батальонов, или российского олигарха Константина Малофеева, фактически оплатившего апрельский рейд Стрелкова-Гиркина на Славянск, являются лишь наиболее яркими примерами.

Более того, украинский кризис чем-то напоминает войны позднеевропейского феодализма с их частными армиями из разномастных ландскнехтов, наемников и отставных военных самой различной этнической, идеологической и социальной принадлежности. Как и тогда, военная логика конфликта порой подменяется соображениями иного, в первую очередь политического, а также репутационного и пропагандистского порядка, превращаясь в некую «асфальтную войну» за дороги и города или кабинетные игры на картах. Таковым, к примеру, было стремление украинских войск в июне-июле взять Донбасс и Луганск в огромные клещи вдоль российско-украинской границы, чтобы прервать снабжение ополченцев оружием и припасами из России. Эта операция была инициирована не столько украинским Генштабом, понимавшим военные и ресурсные ограничения армии для реализации столь масштабной операции, сколько политическим видением нового руководства страны. Ее результатом стало двойное окружение украинских войск вдоль границ с Россией и образование так называемого «Южного котла» в районе Амвросиевки. Тем самым украинцы повторили ошибку грузин в августе 2008 г., когда военная целесообразность обхода Цхинвали и стремительного прорыва на север с целью блокады Рокского туннеля были принесены в жертву политическим соображениям и желаниям Михаила Саакашвили быстрее водрузить грузинский флаг в столице Южной Осетии.

В условиях отсутствия сплошной линии фронта и четкой идентификации не/лояльности местного населения для конфликтующих сторон важнее становилось уже не столько разгромить противника, сколько поднять знамя в том или ином «ключевом» населенном пункте. Обычно это происходило после долгой и кровопролитной осады, например, Славянска, или штурма Луганска и Иловайска, или же продолжительных попыток пророссийского ополчения овладеть Донецким аэропортом. А затем участники АТО нередко были вынуждены покинуть занятый пункт, чтобы не оказаться в окружении, как это случилось под Иловайском в конце августа.

«Позднефеодальная» стилистика, когда наиболее боеспособными силами являются иррегулярные добровольческие формирования романтиков-националистов или частные отряды олигархов или криминальных авторитетов, не является спецификой украинского конфликта. На постсоветском пространстве у Гиркина, Коломойского и Малофеева были предшественники. Например, известный грузинский криминальный авторитет Джаба Иоселиани. Со своей военизированной структурой «Мхедриони» – важнейшим актором гражданской войны в Грузии в 1991–1992 гг. и грузино-абхазского конфликта 1992–1993 гг. – он был едва ли не главной политической фигурой Грузии начала 1990-х гг., пока Эдуард Шеварднадзе постепенно не прибрал к рукам все нити управления страной. Аналогичный пример – бывший премьер-министр Азербайджана Сурет Гусейнов. До карабахского конфликта он служил директором фабрики по обработке шерсти, а с началом боевых действий на свои средства сформировал мотострелковый полк и даже стал командиром корпуса на начальном этапе войны в Карабахе.

Впрочем, важное отличие украинского кризиса – то, что первоначально этнополитическая компонента в нем не превалировала, хотя уже весной 2014 г. налицо было идейное и идеологическое противостояние антироссийски настроенных жителей западной и центральной Украины и русскоязычных жителей Донбасса. Евромайдан стал благоприятной почвой для зарождения на Востоке повстанческого движения скорее в политическом и идеологическом смысле, а не в этнокультурном. Основными факторами оказались фрагментация государства и силовых структур, насильственная смена режима, чувство страха и фрустрация от потери выходцами с Востока традиционных рычагов в Киеве и во всей Украине, депрессивные социальные условия. Одновременно по схожим причинам шло формирование вооруженных добровольческих отрядов и на стороне новой украинской власти (преимущественно из-за паралича прежних силовых структур), и укомплектование ими батальонов Национальной гвардии.

«Гибридной войной» (или асимметричным конфликтом, смотря какую терминологию предпочитают использовать исследователи) кризис на Украине явился не только и не столько в силу комбинации скрытых форм ведения боевых действий – вовлечения спецназа или элитных подразделений ВС РФ при поддержке добровольцев и иррегулярных подразделений из лояльного местного населения и бывших сотрудников силовых структур, которые противостояли украинским добровольческим батальонам и регулярной украинской армии. Динамика развития конфликта с самого начала демонстрировала как ресурсную, так и статусную асимметрию участников и вовлеченных сторон: Запад и Украина против России, обвиняющие друг друга в нелегитимности новое центральное правительство и власти ДНР/ЛНР, и т.д. Статусно-ресурсная асимметрия – это вообще одна из особенностей практически всех постсоветских конфликтов.

Ну и наконец, если рассматривать украинский кризис в военно-политических категориях глобального масштаба (равно как в устоявшемся широком общественном восприятии), то это скорее уже не «гибридная», а так называемая proxy или периферийная война (другое употребляемое название – «война по доверенности») между геополитическими центрами. В этом смысле украинский кризис в лучших традициях холодной войны является полем глобального противоборства ядерных сверхдержав – России и США. С учетом фактора взаимного ядерного сдерживания, не позволяющего двум державам столкнуться в прямом военном противоборстве, нынешний конфликт имеет все основания войти в историю как очередная периферийная война, подобно войнам в Корее, Вьетнаме, Афганистане и на Ближнем Востоке. Впрочем, надо также учесть, что в случае с украинским кризисом мотивация России для вовлечения в конфликт существенно больше, чем Соединенных Штатов и стран ЕС, так как Украина воспринимается Москвой как сфера жизненно важных интересов.

Военно-техническая составляющая

По характеру и методам силового противоборства украинский конфликт был «гибридным» как концептуально, так и в чисто военной и военно-технической сферах. Достижения военно-технической мысли последних двух десятилетий – беспилотники, цифровые системы связи, целеуказания и контроля, современные компактные противотанковые и зенитные ракетные комплексы соседствовали с громоздкими бронетанковыми и механизированными подразделениями, плотно насыщенными артиллерией самого различного назначения и калибров (как во время противостояния ОВД и НАТО конца 1980-х гг.).

Это вполне объяснимо: на момент распада Советского Союза Украина с дислоцированными на ее территории стратегическими вооружениями обладала третьим в мире ядерным (после Соединенных Штатов и России) и четвертым конвенциональным военном потенциалом (после США, России и Китая). В составе трех бывших советских военных округов на Украине насчитывалось около 6500 танков, десятки тысяч БМП, БТР, артиллерийских систем, 1100 боевых самолетов. Даже через двадцать лет, после массовой распродажи Украиной по всему миру своей военной техники, ее количество все еще впечатляло. На начало 2014 г. в войсках было около 700 единиц выпускавшихся на Харьковском танковом заводе и по этой причине выбранных в качестве основного танка украинской армии Т-64 различных моделей и десяток новых «постсоветских» Т-84У «Оплот» (а также законсервированных на базах хранения порядка 2500 Т-64, Т-80, Т-72 и танков старых моделей), свыше 2500 БМП и БТР и свыше 2000 артиллерийских систем (почти столько же хранилось на складах). По сравнению со многими постсоветскими конфликтами стороны были лучше оснащены бронетехникой и артиллерией.

С украинской стороны в боях принимала участие преимущественно военная техника и вооружение (ВВТ) в лучшем случае выпуска начала 1990-х гг., существенную часть которых составляла техника бывших соединений Советской Армии в Восточной Европе, после распада ОВД частично выведенная на Украину. Например, такого рода базой хранения был Артемовск в Донецкой области, куда в начале 1990-х гг. была передислоцирована развернутая мотострелковая дивизия из Венгрии, насчитывающая свыше 220 танков и сотни единиц БМП, БТР и артиллерийских систем. Однако в боях на стороне украинской армии принимали участие раритетные БРДМ-2, БТР-60ПБ, артиллерийские системы Д-30 и Д-20 и иная техника 1960-х и даже 1950-х годов.

Небольшое исключение составляла разработанная или произведенная на предприятиях украинского ВПК уже в постсоветское время военная техника (БТР-3 и БТР-4, танки Т-64БМ «Булат» и Т-84У «Оплот», некоторые виды стрелкового вооружения, противотанковых ракетных установок и гранатометов), являвшаяся модернизацией советских предшественников. Лишь к концу лета на вооружении украинской армии и отрядов Национальной гвардии наряду с импровизированными бронеавтомобилями собственного производства появились современные беспилотники, системы связи, радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и целеуказания, а также легкое и стрелковое оружие западного производства.

В начальный период конфликта ополченцы также были вооружены в основном оружием советского производства из военных гарнизонов украинской армии на юго-востоке или поставленным с российских военных складов. Примечательно, что вплоть до середины лета из России по очевидным причинам поставлялось вооружение и военная техника преимущественно тех образцов, которые имелись у украинской армии (например, давно снятые с вооружения российской армии и находящиеся на складах Т-64 – основные танки украинской армии). Однако по мере эскалации конфликта у ополченцев появляются новые образцы современного российского вооружения, например, противотанковые и зенитные установки, гранатометы, бронетехника. С учетом последующего вовлечения армейских подразделений впервые в боевых действиях на Украине были использованы модернизированные российские танки Т-72Б3 и даже Т-90С, реактивные системы залпового огня «Смерч» и «Торнадо-Г», БТР-82А и «Тигр», некоторые другие виды ВВТ.

Защита и мобильность бронетехники советского производства (как и ее модернизированных аналогов), предназначенной для ведения массовых боевых действий в условиях противостояния НАТО и ОВД на центральноевропейском театре, оказались недостаточно эффективными в условиях применения современных противотанковых боеприпасов. По предварительным оценкам, потери бронетехники с украинской стороны составили свыше 100 танков и 200 БМП, БТР и других боевых бронированных машин (ББМ), а также около 80 артиллерийских орудий и РСЗО. Примерно две трети составили безвозвратные потери ВВТ. Не менее серьезными были потери бронетехники и артиллерии у ополченцев и поддерживающих их российских войск.

На этом фоне для украинской стороны серьезную значимость приобретали вопросы логистики и снабжения, особенно ремонт и восстановление военной техники. Несмотря на доставшиеся еще с советских времен крупнейшие производственные мощности по ремонту и производству практически всех видов военной техники, состояние ВПК Украины на начало 2014 г. ненамного отличалось от состояния украинской армии. Лишь к моменту заключения осеннего перемирия украинский ВПК оказался в состоянии не только проводить ремонт и восстановление, но и выпускать мелкими партиями новые образцы ВВТ. У ополченцев была только одна сложность в снабжении – политическая. Частота и объем поставок из так называемого «Военторга» полностью зависели от политических подходов Москвы к развитию ситуации на юго-востоке. Однако когда ВВТ на Донбасс поставлялось, то уже в объемах, вполне достаточных для противодействия украинской армии и отрядам Национальной гвардии.

По уровню использования авиации украинский кризис хотя и превосходил большинство постсоветских конфликтов (в частности абхазский, карабахский, приднестровский), но существенно уступал операции НАТО в Косово в 1999 г. и действиям российской авиации в двух чеченских войнах и августовском конфликте 2008 г. с Грузией. В первую очередь это объяснялось низким уровнем боеготовности и технического состояния украинских ВВС, а также значительными потерями украинской авиации. К началу 2014 г. в строевом составе украинских ВВС насчитывалось 170–180 боевых самолетов (примерно столько же находилось на складах и на консервации). ВВС Украины включали около 80 истребителей МиГ-29 (при этом 46 МиГ-29 базировались в Крыму, были захвачены российскими войсками в марте и впоследствии возвращены в разукомплектованном состоянии), и только четверть из них оставалась в рабочем состоянии. Из примерно 24 истребителей-перехватчиков Су-27 только несколько машин могли подняться в воздух. Аналогичная ситуация и с насчитывающими до 36 машин бомбардировщиками Су-24. Штурмовая авиация была в несколько лучшем состоянии, располагая примерно двумя десятками боеспособных самолетов Су-25. Однако именно Су-25, активно применявшиеся против наземных целей, и понесли наибольшие потери: сбито или потеряно в результате аварий семь или восемь штурмовиков. ВВС Украины потеряли также как минимум один или два бомбардировщика Су-24, два истребителя МиГ-29, один истребитель Су-27, один разведывательный самолет Ан-30, один военно-транспортный Ан-26, а также сбитый над Луганским аэропортом военно-транспортный самолет Ил-76 с десантниками на борту.

Начиная с боев под Славянском, с конца апреля – начала мая было сбито до восьми ударных вертолетов Ми-24 различных моделей и примерно такое же число транспортно-десантных Ми-8. Плотная насыщенность ополченцев ПЗРК и малокалиберными зенитно-артиллерийскими системами привела к большим потерям среди армейской авиации Украины. Во второй половине лета украинские Ми-24 уже почти не принимали участия в боевых действиях, подтвердив высокую уязвимость вертолетов данного семейства в локальных конфликтах. Например, из 12 вертолетов Ми-35М (последняя модификация Ми-24), поставленных с октября 2013 г. Россией в Ирак, уже к октябрю 2014 г. боевиками т.н. Исламского государства с использованием ПЗРК было сбито две машины.

Украинский кризис, как и другие локальные конфликты последних десятилетий, доказывает ограниченную эффективность боевой авиации (даже если она имеет абсолютное превосходство в воздухе) против полурегулярных отрядов, оснащенных переносными зенитно-ракетными комплексами (ПЗРК) и зенитной артиллерией. Одним из наглядных примеров была операция Израиля в Ливане летом 2006 года. Сильнейшие на всем Ближнем Востоке израильские ВВС, располагающие современными боевыми самолетами с системами высокоточного оружия (ВТО), так и не смогли сломить сопротивление бойцов ливанской «Хезболла», оснащенных ПЗРК. Однако в ходе боев на юго-востоке Украины в середине июля 2014 г. на вооружении ополченцев появились уже не только ПЗРК, но и зенитные комплексы ближней («Стрела-10», «Оса») и даже средней дальности (известные по истории с малайзийским «Боингом» ЗРК «Бук-М1»).

В отличие от операций авиации США и стран НАТО на Ближнем Востоке и Балканах, в ходе украинского кризиса практически не использовалось высокотехнологическое оружие (ВТО), почти отсутствующее у ВСУ и лишь в небольших количествах имеющееся у российской армии. В предыдущих случаях имело место противостояние высокотехнологичных армий с технически отсталым и политически изолированным противником, и т.н. «дистанционная война» с использованием ВТО достаточно быстро и эффективно достигала своей цели. Однако на юго-востоке Украины сталкивались находящиеся примерно на одинаковом технологичном уровне противники, военные организации которых отличались лишь размерами, степенью боеготовности и боеспособности имеющегося у них вооружения, что не позволяет говорить о «дистанционной» или «бесконтактной» войне.

Даже эффективность использования украинской стороной тактических ракетных комплексов «Точка-У», с достаточно высокой точностью и дальностью стрельбы до 120 км, эксперты оценивают неоднозначно. Опыт применения ракетных комплексов «Точка-У» российской армией в Чечне и против Грузии в августе 2008 г., а также в ходе гражданской войны в Йемене, или же оперативно-тактических систем «Скад» (с большей дальностью, но худшей точностью стрельбы) на Ближнем Востоке показывает, что эти ракетные системы остаются скорее военно-политическим средством сдерживания, а не реальным инструментом «дистанционной войны».

В украинском конфликте подтвердилась значимость традиционной артиллерии (особенно самоходной) и реактивных систем залпового огня (РСЗО), выступавших в качестве основного средства огневого поражения. Наибольшие потери стороны понесли именно от действия артиллерии. Особенно эффективно она действовала в ходе огневых налетов на находящиеся на марше колонны боевой техники или полевые лагеря противника. Новым словом для постсоветских конфликтов стало активное использование для наведения и корректировки артиллерийского огня современных цифровых систем разведки и целеуказания, а также беспилотных летательных аппаратов в режиме реального времени. Высокую эффективность продемонстрировали крупнокалиберные системы залпового огня «Смерч» и «Ураган», равно как уже давно ставшие одним из символов локальных конфликтов на постсоветском пространстве 122-мм РСЗО «Град».

Военно-стратегические последствия

Несмотря на сравнительную скоротечность боевых действий на юго-востоке Украины, потери в личном составе были очень серьезными. По различным оценкам, военнослужащие регулярной армии, бойцы ополчения и иррегулярных вооруженных формирований потеряли десятки тысяч людей убитыми, ранеными и пропавшими без вести. В результате как минимум для украинской армии серьезной проблемой стало восполнение личного состава, усугубляющееся практически полным отсутствием подготовленных резервистов и системы организационно-мобилизационных мероприятий.

Украинский кризис подтвердил тенденцию продолжающейся профессионализации военного дела, а также значимость уровня боевой и физической подготовки. Усложнение ВВТ требует большей вовлеченности военных специалистов, что не может быть компенсировано контингентом военнослужащих-призывников. С другой стороны, усиление мощи, точности и дальности стрельбы легкого и стрелкового оружия дает возможность даже небольшим подразделениям войск специального назначения (особенно если они хорошо оснащены и мотивированы) решать боевые задачи, которые ранее ставились перед более крупными войсковыми соединениями. Повышается значимость легких и мобильных частей специального назначения, особенно в так называемых конфликтах низкой интенсивности. Естественно, что, как и в любой «гибридной войне», очень важную роль в Крыму и в боях на Донбассе (с российской стороны) сыграли отряды специального назначения и элитные подразделения постоянной готовности.

С другой стороны, украинский кризис (как и российско-грузинская война 2008 г.) продемонстрировал, насколько важно в современных локальных войнах, в условиях их скоротечности и динамики эскалации, правильное соотношение регулярных частей постоянной готовности и массового призыва резервистов и военнообязанных. Эта задача являлась одной из наиболее сложных для украинского руководства, и ее так и не удалось решить вплоть до заключения перемирия, несмотря на несколько «волн» мобилизационного призыва. Тенденция типичная для нынешнего этапа развития военного дела. Как отмечал в уже упомянутом докладе начальник российского Генштаба, меняющийся характер современной вооруженной борьбы принуждает стороны в случае начала конфликта опираться именно на «созданные в мирное время группировки сил и средств постоянной готовности».

При этом получают новое значение сухопутные войска, более адаптированные как для использования в конфликтах малой интенсивности и локальных войнах, так и в широкомасштабных «классических войнах» с массовым использованием бронетехники и артиллерии. Украинский кризис вынудил признать это даже американцев, традиционно делающих ставку на высокотехнологичную и эффективную при использовании высокоточного оружия боевую, а в последнее время – уже и беспилотную авиацию. Военная фаза украинского кризиса еще не успела завершиться, а на европейский контингент в ходе совместных натовских учений уже вернулись американские танки «Абрамс», за пару лет до этого выведенные из Германии после расформирования последнего «тяжелого» соединения американской армии, дислоцированного в Европе.

Из других военно-стратегических уроков следует отметить достижение российскими войсками фактора стратегической внезапности в Крыму. Военные историки еще долго будут спорить, что явилось более важным для успеха крымской операции: развал украинской армии в отсутствие военных реформ в постсоветский период или эффективность последней («сердюковской») военной реформы в России. Однако очевидно, что ключевым элементом успеха стала именно стратегическая внезапность, причем достигнутая не столько за счет слаженности и скрытности действий по переброске мобильных элитных подразделений в Крым. В век спутников и электронной разведки столь масштабную переброску войск специального назначения и ВДВ, иногда за тысячи километров из Сибири в Крым, нельзя было скрыть даже под предлогом крупномасштабных учений. Внезапность была достигнута на уровне стратегического мышления как вероятного противника (в данном случае – новых властей Украины), так и внешних акторов, которые могли бы хотя бы теоретически помешать осуществлению этой операции. Российское военно-политическое руководство добилось «шокового» эффекта, ибо до самого последнего момента никто не мог поверить, что Москва осуществит в Крыму то, что она осуществила.

Глобальные масштабы украинского кризиса высветили актуальность информационного, психологического и пропагандистского измерения вооруженной борьбы. Значимость информационно-пропагандистских войн, в том числе киберопераций как составного элемента вооруженного противостояния, уже давно не подвергается сомнению. Украинский кризис не стал новым этапом развития информационно-пропагандистских войн и по своей значимости не был столь важен, как война в Персидском заливе 1991 г., названная «войной CNN». С другой стороны, информационное сопровождение не имело столь негативного психологического влияния на ход боевых действий, как в свое время кадры погибших американских спецназовцев на улицах Могадишо, которые привели к прекращению операции США в Сомали в 1993 году. В целом украинский кризис фиксирует тенденцию увеличения роли информационно-пропагандистских войн по мере развития и усложнения коммуникационных и цифровых технологий.

Иногда, впрочем, в ходе украинского кризиса создавалось впечатление, что информационная война становится самоцелью, попыткой создать пропагандистский эффект в отрыве от реальных военных и военно-политических целей. Это приводило к тяжелым последствиям, например, уже отмеченные попытки перекрытия украинскими войсками границы с Россией и занятия ключевых городов, или же осада ополченцами Донецкого и Луганского аэропортов. С другой стороны, удачно проведенные операции всегда сопровождались своеобразным информационным мультипликатором, как это происходило с действиями Стрелкова-Гиркина в Славянске.

Украинский кризис ознаменовал возврат интереса к «старой доброй» политике сдерживания в контексте противостояния России и США. Причем речь идет о возвращении не только традиционного взаимного ядерного сдерживания, но и конвенционального (с помощью обычных вооружений), в котором будет расти значимость высокоточного оружия. Интерес к феномену сдерживания, даже ядерного, с глобального переходит уже и на региональный уровень. Например, противостояние с Россией стимулировало на Украине активную дискуссию по поводу возврата к обладанию ядерным оружием.

Меняется сама терминология военно-стратегического дискурса. По мере ренессанса НАТО и противостояния с Россией в Брюсселе все активнее используются термины и концепции, заставляющие вспомнить о холодной войне. Например, высказываются идеи возврата альянса к новой политике «гибкого сдерживания» (как реакции на российскую «гибридную войну» на постсоветском пространстве) или проводятся аналогии с концепцией «передового базирования», которыми сопровождаются учения США и их союзников на территории новых восточноевропейских членов альянса.

Наконец, одним из специфических итогов украинского кризиса может стать уход Украины с рынка вооружений постсоветского пространства. Весь постсоветский период Украина была одним из основных поставщиков оружия странам Южного Кавказа (особенно Азербайджану и Грузии). Киев поставил Баку и Тбилиси сотни танков, БМП, БТР, артиллерийских систем (включая крупнокалиберные РСЗО «Смерч» и тактические ракетные комплексы «Точка-У»), десятки боевых самолетов (в том числе истребители МиГ-29 и штурмовики Су-25) и ударных вертолетов Ми-24, большие объемы стрелкового вооружения и боеприпасов. Фактически Украина четверть века занималась распродажей оружия, которое должно было пригодиться ей в боевых действиях на юго-востоке собственной страны. Летом 2014 г. появилась информация о возможной продаже уже Грузией шести штурмовиков Су-25 Украине. Впрочем, на постсоветском рынке вооружений и так происходит перераспределение экспортеров. Например, в оружейном импорте Азербайджана Украину все более заменяет Россия (по расчетам СИПРИ, если в 2007–2011 гг. Россия занимала 55%, а Украина – 34% объема ВТС Азербайджана, то к 2013 г. доля России превысила 80%).

* * *

Украинский кризис позволил апробировать новые и оценить релевантность имеющихся методов и форм вооруженной борьбы. В нем сочетались подходы, типичные для конфликтов на постсоветском пространстве более четверти века назад, с принципиально новыми и современными военно-политическими или военно-техническими элементами. В военно-стратегической и военно-технической сферах украинский кризис не знаменовал собой революцию, а скорее демонстрировал эволюцию способов и методов вооруженной борьбы последних десятилетий, тем самым частично реанимировав некоторые военно-стратегические концепции времен холодной войны.

Наряду с этим в концептуальном плане украинский кризис стал также едва ли не последним постсоветским вооруженным конфликтом. После Украины любые будущие войны на пространстве бывшего СССР будут уже другими.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230713 Сергей Минасян

Виновные державы

Джон Миршаймер – профессор политологии в Чикагском университете.

Майкл Макфол - профессор политологии в Гуверовском институте, старший научный сотрудник Института международных исследований им. Фримена Спольи (оба – при Стэнфордском университете). Был специальным помощником президента в Совете национальной безопасности (2009–2012) и послом США в России (2012–2014)

Стивен Сестанович – старший научный сотрудник Совета по международным отношениям, профессор Колумбийского университета. Посол США по особым поручениям на постсоветском пространстве (1997–2001). Автор книги «Максималист: Америка в мире от Трумэна до Обамы»

Резюме Статья Джона Миршаймера, опубликованная в прошлом номере, вызвала оживленную полемику. Два бывших высокопоставленных чиновника критикуют позицию автора, он приводит свои аргументы

В этом году отношения России и США вновь в центре внимания в Вашингтоне – на сей раз из-за Украины. Опубликованная в прошлом номере журнала Foreign Affairs (и переведенная в прошлом номере «России в глобальной политике») статья профессора Чикагского университета Джона Миршаймера с упреками в адрес Запада и Соединенных Штатов вызвала бурную реакцию тех, кто отвечал за российскую политику Белого дома при Клинтоне и Обаме. Мы публикуем отклики Майкла Макфола и Стивена Сестановича, а также ответ Миршаймера.

Кто начал украинский кризис?

Майкл Макфол

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Джон Миршаймер («Почему Запад повинен в кризисе на Украине») – один из самых последовательных и убедительных теоретиков школы реализма в международных отношениях, но его объяснение кризиса на Украине демонстрирует пределы Realpolitik. В лучшем случае реализм Миршаймера объясняет лишь некоторые аспекты отношений США и России за последние 30 лет. А как политический рецепт он может быть иррациональным и опасным, что демонстрирует подход президента России Владимира Путина.

По мнению Миршаймера, Россия аннексировала Крым и вмешалась в события на востоке Украины в ответ на расширение НАТО, которое он называет «корневой причиной проблем». Российские государственные СМИ действительно указывают на расширение альянса, объясняя действия Путина. Но ни освещение ситуации российским телевидением, ни статья Миршаймера не объясняют, почему Россия не вводила войска на Украину на протяжении более 10 лет, которые отделяют начало расширения НАТО в 1999 г. и реальное вторжение на Украину в 2014-м. И дело не в слабости России – за это время она дважды воевала в Чечне, что потребовало значительно большей военной мощи, чем аннексия Крыма.

Еще труднее Миршаймеру объяснить так называемую перезагрузку российско-американских отношений – период сотрудничества, продолжавшийся с весны 2009 до января 2012 года. Президент США Барак Обама и тогдашний президент России Дмитрий Медведев согласовали действия, которые, по их мнению, отвечали национальным интересам обеих стран. Лидеры подписали и ратифицировали новый договор по СНВ, проголосовали в поддержку самого масштабного пакета санкций Совбеза ООН против Ирана и значительно расширили маршрут снабжения американских солдат в Афганистане, который теперь проходит по территории России. Благодаря их совместным усилиям Москва добилась членства во Всемирной торговой организации, была создана двусторонняя президентская комиссия по продвижению сотрудничества во всех сферах – от атомной энергетики до борьбы с терроризмом, а также введен более либеральный визовый режим. В 2010 г. опрос показал, что более 60% россиян позитивно относятся к Соединенным Штатам.

С начала нынешнего столетия Россия и сотрудничала, и конфликтовала с США. Единственный переменный фактор, выбранный Миршаймером, – расширение НАТО – не может объяснить обе политики. С точки зрения реальной истории нужно отбросить факторы, остававшиеся постоянными, и сосредоточиться на том, что изменилось – на российской политике.

Так себе стратег

Хотя реалисты предпочитают фокусировать внимание на государстве как предмете анализа, чтобы объяснить кризис на Украине, Миршаймер решил рассмотреть отдельных лидеров и их идеологию. Он описывает Путина как «первоклассного стратега», который вооружен правильным аналитическим инструментарием. «Путин и его соотечественники думают и действуют в соответствии с постулатами реализма, в то время как их западные партнеры придерживаются либеральных идей о международной политике, – пишет он. – В результате США и их союзники, не сознавая этого, спровоцировали крупный кризис вокруг Украины».

Вводя лидеров и их идеи в свой анализ, Миршаймер допускает возможность, что разные государственные деятели, руководствуясь разными идеологиями, могут проводить разную внешнюю политику. Миршаймер, по-видимому, считает, что для Соединенных Штатов и всего мира было бы лучше, если бы американские лидеры полностью придерживались Realpolitik. Я же считаю, что США и всему миру пошло бы на пользу, если бы Путин и будущие российские лидеры разделяли идеи либерализма. Гипотетически представлять, как выглядели бы эти отношения, нам не нужно – мы видели это в период президентства Медведева.

В первые месяцы президентства заявления Медведева очень напоминали его наставника-реалиста Путина. Он поддерживал российское военное вмешательство в Грузии и ввел термин вполне в духе реализма – «сфера привилегированных интересов», чтобы закрепить гегемонию России на бывшем советском пространстве. Обама отверг интерпретацию реализма, предложенную Медведевым. В апреле 2009 г. на встрече с Медведевым в Лондоне Обама заявил, что у Соединенных Штатов и России много общих интересов, в том числе на территории вблизи российских границ.

В то время администрация Обамы отчаянно пыталась сохранить американскую авиабазу Манас в Киргизии. За несколько недель до этого киргизский президент Курманбек Бакиев посетил Москву, где ему обещали экономическую помощь в размере 2 млрд долларов, и вскоре он заявил о намерении закрыть базу. На встрече с Медведевым Обама признал политику баланса сил, которую использовал Кремль, но потом спросил, действительно ли закрытие базы отвечает национальным интересам России. В конце концов через нее американские солдаты летели в Афганистан, чтобы вести борьбу с террористами, которых и США, и Россия считали врагами. Сохранение действующей базы, утверждал Обама, не является нарушением российской «сферы привилегированных интересов», напротив, это результат, выгодный и Вашингтону, и Москве.

Сторонник реализма отверг бы логику Обамы и настоял бы на закрытии базы – как в итоге сделал Путин в начале этого года. Однако через несколько месяцев после встречи Медведева и Обамы в 2009 г. киргизское правительство – при молчаливой поддержке Кремля – согласилось продлить право американцев на использование базы. Медведев постепенно принял подход Обамы к взаимовыгодным отношениям. Прогресс, достигнутый в период перезагрузки, отчасти обусловлен изменением российской внешней политики. Медведев оказался настолько убежден в полезности сотрудничества с Соединенными Штатами и поддержки международных институтов, что даже согласился воздержаться (вместо того чтобы наложить вето) при голосовании по резолюции Совета Безопасности ООН, разрешающей применение силы против режима Муаммара Каддафи в Ливии в 2011 г. – вряд ли такой шаг соответствует постулатам реализма. После своей последней встречи с Обамой в качестве президента России – в Южной Корее в марте 2012 г. – Медведев заявил прессе, что перезагрузка оказалась «весьма полезным делом». «В эти три года мы, возможно, добились лучшего уровня отношений между США и Россией, чем за все предыдущее десятилетие», – сказал он.

Вот чего он не упоминал – так это расширения НАТО. На самом деле за пять лет работы в администрации Обамы я присутствовал практически на всех встречах президента с Путиным и Медведевым, в течение трех из этих пяти лет, работая в Белом доме, я слышал все их телефонные разговоры, и я не припомню, чтобы расширение НАТО упоминалось хотя бы раз. Даже за несколько месяцев до аннексии Крыма я не помню ни одного громкого заявления высокопоставленных представителей России, в котором бы говорилось об опасных последствиях расширения альянса. Причина проста: в предыдущие несколько лет НАТО не расширялось на восток.

Другие реалисты, критикующие политику США, допускают похожую ошибку, утверждая, что администрация Обамы продемонстрировала Кремлю свою слабость и позволила Путину этим воспользоваться. Как и в случае с анализом Миршаймера, в этих аргументах неочевидна причинно-следственная связь. Например, неясно, каким образом отказ от подписания нового договора по СНВ или нежелание убеждать Россию голосовать за антииранские санкции могли бы уменьшить вероятность вторжения России на Украину. Кроме того, после 2012 г. Обама сменил курс и использовал более конфронтационный подход в ответ на поведение Путина. Он вышел из переговоров по ПРО, не подписал ни одного нового соглашения в сфере контроля за вооружениями, наложил санкции на нарушителей прав человека в России и отменил встречу с Путиным, намеченную на сентябрь 2013 года. Он пошел дальше, чем президент Джордж Буш-младший после вторжения России в Грузию в 2008-м: Обама совместно с союзниками США ввел санкции против отдельных российских руководителей и компаний. Он подтвердил обязательства НАТО по безопасности, оказал помощь Украине и сформулировал ответ Запада на российскую агрессию как необходимость охранять международные нормы и защищать демократические ценности.

Эти шаги вряд ли можно назвать слабыми или нереалистическими. Тем не менее они не помогли сдержать последнюю агрессию России, точно так же как ни одному президенту США с 1956 г. не удалось остановить вторжения России в Восточной Европе или в Афганистане. Реалистам, критикующим Обаму за неспособность противостоять Путину, следует привести более убедительные аргументы, показав, как другая политика могла бы привести к другому результату. Существует только одна альтернативная политика, которая, вероятно, могла бы заставить Россию остановиться: предоставить Украине членство в НАТО много лет назад. Но чтобы сделать этот аргумент убедительным, нужно всерьез пересмотреть историю. В последние несколько лет ни украинское правительство, ни члены альянса не хотели, чтобы Киев присоединился к нему в ближайшей перспективе. Даже до избрания Виктора Януковича на пост президента в 2010 г. украинские лидеры не стремились к членству в НАТО, так же как и украинский народ.

Реальная история

Внешняя политика России не стала более агрессивной в ответ на политику США, она изменилась в результате внутриполитической динамики. Изменение началось, когда Путин и его режим впервые оказались под ударом. После того как Путин объявил, что пойдет на третий президентский срок, в России в декабре 2011 г. прошли парламентские выборы, которые были такими же фальсифицированными, как и все предыдущие. Но в этот раз новые технологии и социальные медиа, включая смартфоны с видеокамерами, Twitter, Facebook и российскую соцсеть ВКонтакте, помогли раскрыть манипуляции власти и привели к протестам такого масштаба, какого не наблюдалось с последних месяцев существования СССР. Неодобрение манипуляций на выборах быстро превратилось в недовольство возвращением Путина в Кремль. Некоторые оппозиционные лидеры даже призывали к революционным изменениям.

Путин был возмущен неблагодарностью протестующих. С его точки зрения, он сделал их богатыми. Как они могли выступить против него? Но он также и опасался их, особенно на фоне «цветных революций» в Восточной Европе (прежде всего «оранжевой революции» на Украине в 2004 г.) и «арабской весны». Стремясь мобилизовать свою электоральную базу и дискредитировать оппозицию, Путин вновь представил Америку в качестве врага. Неожиданно государственные СМИ стали рассказывать, как Соединенные Штаты разжигают беспорядки внутри России. Российская пресса обвинила меня в том, что я – агент, направленный Обамой, чтобы руководить очередной «цветной революцией». Политика США в отношении России практически не изменилась в период с парламентских выборов и до избрания Путина на новый срок. Но к моменту инаугурации Путина в мае 2012 г. простой обыватель, слушая его выступления и смотря российское телевидение, мог подумать, что возобновилась холодная война.

Некоторые специалисты по российской политике надеялись, что волна антиамериканской пропаганды спадет после завершения президентской кампании в России. Многие – включая меня – считали, что рокировка в тандеме Медведев–Путин приведет к незначительным изменениям внешней политики, поскольку Путин все равно принимал основные решения, когда Медведев был президентом. Но со временем стало ясно, что Путин понимает национальные интересы России иначе, чем Медведев. В отличие от Медведева, Путин склонен воспринимать соперничество с США как игру с нулевой суммой. Чтобы поддерживать свою легитимность внутри страны, Путин по-прежнему нуждался в Соединенных Штатах в качестве противника. Он также искренне верил, что США представляют собой темную силу в мировых делах.

Затем начались потрясения на Украине. В ноябре 2013 г. украинцы вышли на улицы, после того как Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Правительство Соединенных Штатов не участвовало в раздувании протестов, но подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к согласованию переходного плана, который обе стороны подписали 21 февраля 2014 года. Вашингтон также не причастен к тому, что Янукович неожиданно решил бежать из страны на следующий день.

Путин интерпретировал эти события по-своему, возложив на США вину за демонстрации, провал соглашения от 21 февраля и последующую смену правительства, которую он назвал переворотом. Идеология Путина заставляла его трактовать эти события как борьбу между Америкой и Россией. Руководствуясь этими аналитическими рамками, он отреагировал в одностороннем порядке, так, чтобы, как он считал, сдвинуть баланс сил в свою пользу – аннексировал Крым и поддержал вооруженных наемников на востоке Украины. Это не была реакция на давнее расширение НАТО.

Проигрыш Путина

Пока слишком рано судить, является ли представление Путина о реализме рациональным с точки зрения национальных интересов России. Однако на данный момент достижения весьма ограниченны. Его якобы прагматичные и реалистические действия на Украине лишь способствовали укреплению мощной, более единой и более прозападной идентичности украинцев. Эти действия гарантировали, что Украина никогда не присоединится к такому ценному для него проекту – Евразийскому экономическому союзу, напротив, они подтолкнули страну к ЕС. В то же время Белоруссия и Казахстан занервничали и стали с меньшим энтузиазмом относиться к партнерству в рамках ЕАЭС. Кроме того, Путин усилил позиции НАТО, ослабил российскую экономику и подорвал международную репутацию Москвы как поборницы суверенитета и невмешательства во внутренние дела.

Дело не в России, НАТО и реализме, а в Путине и его беспредельном, непредсказуемом авантюризме. Называйте этот подход реалистическим или либеральным, но вызов для Запада заключается в том, как справиться с этим поведением – достаточно резко, чтобы его остановить, и одновременно достаточно аккуратно, чтобы не допустить дальнейшей эскалации кризиса.

Как Запад одержал победу

Стивен Сестанович

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Соединенные Штаты строили отношения с Россией настолько плохо, утверждает Джон Миршаймер, что именно они, а не Владимир Путин, несут ответственность за кризис на Украине. Пытаясь втянуть Украину в НАТО, пишет он, западные правительства бросили вызов ключевым интересам безопасности России. Кремль был вынужден дать отпор. В то же время глупый идеализм мешает лидерам США и Европы признать проблему, которую они сами и создали.

Чтобы понять, что не так с этой критикой, стоит вспомнить статью Миршаймера «Об украинском факторе ядерного сдерживания», опубликованную в 1993 г. в Foreign Affairs. Уже тогда Миршаймер беспокоился по поводу возможной войны между Россией и Украиной, которая, по его словам, станет «катастрофой». Но он не указывал на политику США как на источник проблем. «Россия, – писал Миршаймер, – господствовала над не желавшей этого и обозленной Украиной более двух столетий и пыталась уничтожить чувство идентичности украинцев». Учитывая эти исторические предпосылки, построить стабильные отношения между двумя странами безусловно трудно. «Гипернационализм» сделает ситуацию еще более неуправляемой, опасался Миршаймер. В 1993 г. его оценка ситуации (если не его политический рецепт) была верной. Она может послужить напоминанием, что нынешняя агрессивная политика России существовала задолго до ошибочной политики Запада, которая, по мнению Миршаймера, ее объясняет.

Перспектива вступления Украины в НАТО, конечно, могла бы еще больше усугубить ситуацию. В 2008 г., отмечает Миршаймер, представители альянса заявили, что Украина в какой-то момент присоединится к нему. Но он не пишет о том, что происходило дальше. На протяжении более пяти лет практически ни один украинский политик – не только пророссийские, как Виктор Янукович, – не затрагивал этот вопрос. Было признано, что идея членства в НАТО не имеет достаточной поддержки в обществе и при определенном развитии событий под угрозой может оказаться национальное единство. В альянсе эту тему тоже не поднимали. Присоединение Украины оставалось идеей-фикс для некоторых членов альянса, но большинство было против, и они твердо об этом заявляли. Администрация Обамы, в свою очередь, не обращала внимания на эту тему, и она фактически исчезла с повестки дня.

Как утверждает Миршаймер, ситуация изменилась, после того как Янукович потерял власть. Миршаймер поддерживает терминологию Путина, назвавшего это событие «переворотом»: провокация, устроенная при поддержке Запада, возродила опасения Москвы, и это оправдывает ее агрессивную политику. Но факты не подтверждают эту интерпретацию. Немногие избранные президенты полностью лишились легитимности так быстро, как Янукович. Во время протестов Евромайдана каждым своим шагом он подогревал конфронтацию, прибегая к насилию. Когда в феврале 2014 г. силами правопорядка были убиты несколько демонстрантов в центре Киева, вся страна повернулась против президента, и его политическая карьера была окончена. Парламент отстранил Януковича от власти единогласным решением, в голосовании участвовали все депутаты его партии. Вряд ли слово «переворот» подразумевает подобную ситуацию.

Падение Януковича было историческим событием, но оно, несмотря на заявления России, не вернуло вопрос о членстве Украины в НАТО на повестку дня. Украинские политики и чиновники вновь и вновь повторяли, что это не обсуждается. Крупной базе российского флота в Крыму тоже ничего не угрожало, несмотря на комментарии взбудораженных российских экспертов. То, что Путин выбрал этот аргумент – и обвинил «фашистов» в захвате власти на Украине – обусловлено не столько интересами национальной безопасности России, сколько его желанием реабилитироваться за политическое унижение. Москва публично призывала Януковича применить силу против протестующих. Когда украинский президент послушался, его власть рухнула, так же как и вся российская политика на Украине. Захват Путиным Крыма в первую очередь был попыткой взять реванш за собственные непоправимые ошибки.

Из-за этой извинительной подоплеки трудно доверять мнению Миршаймера, назвавшего Путина «первоклассным стратегом». Да, российская агрессия повысила рейтинг Путина. Но за успехом в Крыму последовал целый ряд серьезных просчетов – по поводу степени поддержки сепаратистов на востоке Украины, возможностей украинских военных, способности скрыть российское вмешательство, согласованности западных санкций и реакции европейских лидеров, которые когда-то симпатизировали России. И для чего все это? Путин культивирует загадочность, жесткость и профессионализм КГБ, и этот имидж работал на него. Но кризис на Украине продемонстрировал иной стиль принятия решений. Путин принимал импульсивные решения, и национальные интересы России оказались подчинены его личным политическим мотивам. Он действовал не как хладнокровный реалист.

Вызов и ответная реакция

Даже если вина за нынешний кризис лежит на Путине, некоторые ошибки можно найти и в политике США последних двух десятилетий. То есть, безусловно, русские чувствовали обиду из-за расширения НАТО и снижения статуса своей страны после холодной войны. По мнению Миршаймера, Запад без всякой нужды подогревал это недовольство. Он считает, что после распада СССР Россия просто потеряла значимость и не заслуживала сдерживания, поскольку представляла собой «переживающую упадок великую державу со стареющим населением и одномерной экономикой». Сегодня он называет ее армию «посредственной». Расширение НАТО было решением проблемы, которой уже не существовало.

Это было бы веским аргументом, если бы не один факт: в начале 1990-х Миршаймер сам считал ситуацию в мире после холодной войны более угрожающей. Тогда никто не знал, какие демоны вырвутся наружу после завершения конфронтации Востока и Запада. Только что объединившаяся Германия могла вновь пойти по пути милитаризма. Югославия переживала кровопролитный распад. Беспринципные политические лидеры могли возродить старые чувства неприязни и враждебности между народами Восточной Европы. Добавьте к этому риск, что Россия, восстановив силы, будет угрожать независимости своих соседей – и нетрудно представить себе период потрясений в Европе.

Миршаймер больше не упоминает о тех проблемах, но тогда он считал их очень серьезными. В статье, опубликованной в 1990 г. в популярном издании Atlantic Monthly, он прогнозировал, что скоро мы все будем «скучать по холодной войне». Чтобы сохранить мир, он даже предлагал набор экстремальных контрмер: например, разрешить Москве оставить свою огромную армию в Восточной Европе и позволить Германии и Украине стать ядерными державами. Сегодня эти инициативы кажутся странными, но проблемы, для решения которых они предназначались, не были воображаемыми.

Миршаймер уже давно высмеивает идею о том, что, как он пишет в недавней статье в Foreign Affairs, «Европу можно сохранить целой и свободной на основе таких либеральных принципов, как верховенство закона, экономическая взаимозависимость и демократия». Но, руководствуясь эмоциями, он упускает нечто фундаментальное. Цели западной политики действительно были именно такими иллюзорными и идеалистическими, как он говорит, но средства, используемые для их достижения – по крайней мере лидерами США, если не всеми их европейскими коллегами, – были гораздо более традиционными. Они напоминали лекарства, которое назначает доктор-реалист.

Соединенные Штаты защищали свою позицию после холодной войны не посредством пустых призывов к общим ценностям, а регулярно и эффективно использовали власть в старомодной манере. Президент Джордж Буш-старший, стремясь ограничить независимость внешней политики Германии, потребовал внести особый пункт в соглашение об объединении, по которому Германия оставалась членом НАТО. Президент Билл Клинтон, считавший, что войны на Балканах в 1990-х гг. подрывают мощь и доверие к США в Европе, дважды применял военную силу против Сербии, которую тогда возглавлял Слободан Милошевич. То, что президент Джордж Буш-младший продолжал принимать новые восточноевропейские демократии в НАТО, не означает, что в Вашингтоне считали: демократия сама по себе способна обеспечить мир. Это означает, что в Вашингтоне полагали: прочный либеральный порядок нуждается в якоре в виде обязательств США. (Можно даже сказать, это означало, что американские руководители на самом деле не верили, что демократия сама по себе может обеспечить мир.)

Никого, тем более Миршаймера, не должно удивлять, что внешняя политика США базировалась на расчетах соотношения сил. В своей книге 2001 г. «Трагедия политики великой державы» он объясняет, что политики и люди, принимающие решения, в либеральных демократических государствах часто оправдывают жесткие действия высокопарными фразами. Однако теперь он принимает слова политических лидеров – будь то благочестивые речи Обамы или ложь Путина – за чистую монету.

Получившийся в результате анализ только затрудняет понимание того, чья политика работает и что делать дальше. Миршаймер принимает как данность, что вызов, брошенный Путиным, доказывает полный провал американской стратегии. Но тот факт, что Россией руководит человек, стремящийся к завоеваниям, сам по себе не может являться обвинительным актом для Соединенных Штатов. Путин, безусловно, не первый такой российский лидер и, наверное, не последний. Точно так же нынешняя агония на Украине, при ее лихорадочности и ненужности, не лучший способ определить, к чему привело расширение НАТО. Два десятилетия американской политики стабилизировали Европу и сузили масштабы нынешнего кризиса. Если бы НАТО не расширилось до сегодняшних размеров и границ, конфликт России с Украиной был бы гораздо более опасным. Западные лидеры находились бы в состоянии, близком к панике, пытаясь вычислить в разгар конфронтации, какие страны Восточной Европы заслуживают гарантий безопасности, а какие – нет. В момент неожиданной напряженности они были бы вынуждены импровизировать. Искать золотую середину, выбирая между безрассудством и вынужденным молчанием, – значит действовать наугад, и прогнозировать окончательный исход невозможно.

Успокоить Европу

Большое число новых членов, вступивших в НАТО в последние годы, должно заставить альянс задуматься о том, как выполнить взятые на себя обязательства. Но обеспечить безопасность в Восточной Европе стало гораздо проще, потому что базовые стратегические рамки уже установлены. По иронии судьбы, даже Путин, несмотря на все его жалобы, получил от этого выгоду. Хотя его агрессия стала неожиданным ударом, западные лидеры напуганы гораздо меньше, чем могло бы быть без расширенных границ НАТО и относительно стабильного европейского порядка, созданного благодаря политике США. Путин столкнулся с менее резким отпором отчасти потому, что Соединенные Штаты успешно разрешили проблемы 1990-х годов.

Предлагая превратить Украину в «нейтральный буфер между НАТО и Россией», Миршаймер выдвигает решение нынешнего кризиса, которое игнорирует его истинные причины и может только усугубить ситуацию. Он вполне убедительно напоминает читателям, что у Украины нет неотъемлемого «права» на вступление в НАТО. Но хорошая стратегия учитывает не только правильное и неправильное, она рассматривает последствия. Главной причиной не спешить с принятием Украины в НАТО всегда было стремление избежать раскола страны. Заставив Киев отказаться от соглашения о свободной торговле с Европой осенью прошлого года, Путин вызвал самые крупные потрясения на Украине за все 20 лет независимости. Теперь, когда мир увидел результаты этого небольшого эксперимента, почему кто-то должен думать, что если провозгласить Украину перманентной серой зоной международной политики, это должно успокоить страну?

Украина ни в прошлом, ни сейчас не готова к членству в НАТО. Только Путин вернул этот вопрос на повестку дня. Сегодня главной целью разумных политиков должен стать поиск путей сохранения целостности Украины. Если великие державы попытаются предрешить ее будущее, это только усугубит нынешний кризис. Лучший способ избежать эскалации радикальной политической конфронтации внутри Украины – не решать крупные геополитические вопросы, а отсрочить их.

Основной объект анализа Миршаймера, разумеется, не Украина, а внешняя политика США. После напряженных усилий последних 10 лет некоторое ослабление было неизбежно. Однако это не означает, что Вашингтон был неправ, выбрав амбициозную и активную политику в Европе после холодной войны, или что ему не стоит переходить к более активному и амбициозному курсу сейчас. В «Трагедии политики великой державы» Миршаймер писал, что «неверно» для государства «упускать возможность стать гегемоном в системе только потому, что оно считает, что обладает достаточной мощью для выживания». Возможно, он забыл свой собственный совет, но Вашингтон, пусть не всегда последовательно и не без сбоев, следовал этому совету. Даже сегодня Запад находится в лучшем положении, потому что Вашингтон поступал именно так.

Ответ Миршаймера

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6, 2014 год.

Неудивительно, что Майкл Макфол и Стивен Сестанович не согласны с моей оценкой причин кризиса на Украине. Политика, которую они помогали формулировать и проводить, работая в правительстве, а также их ответы на мою статью являются примером либерального внешнеполитического консенсуса, который в первую очередь и способствовал кризису. Соответственно, они оспаривают мои заявления о роли Запада, в основном выдвигая предположение, что я считаю расширение НАТО единственной причиной кризиса. Например, Макфол утверждает, что взятая мною «единственная переменная – расширение НАТО» – не может объяснить все перипетии российско-американских отношений последних лет. Оба также утверждают, что рост НАТО не стоял на повестке дня после 2008 года.

Но Макфол и Сестанович неверно представили мой основной аргумент. Я действительно назвал расширение НАТО «центральным элементом более масштабной стратегии по выведению Украины с российской орбиты и интегрированию ее с Западом». Да, я также отмечал, что стратегия имеет еще два ключевых элемента: расширение Евросоюза и продвижение демократии. В моей статье ясно дается понять, что расширение НАТО не стало непосредственной причиной кризиса, который начался в ноябре 2013 г. и продолжается до сих пор. Ситуацию воспламенило расширение ЕС в сочетании с переворотом 22 февраля 2014 года. Тем не менее то, что я называю «пакетом политики Запада из трех составляющих», в том числе включение Украины в НАТО, обеспечило топливо для пожара.

Утверждение о том, что вопрос о членстве Украины в НАТО, как пишет Сестанович, «фактически исчез» с повестки дня после 2008 г., тоже неверно. Ни один западный лидер не ставил под сомнение заявление альянса 2008 г. о том, что Грузия и Украина «станут членами НАТО». Пытаясь снизить остроту вопроса, Сестанович пишет: «Вступление Украины в НАТО оставалось идеей-фикс для некоторых членов альянса, но большинство было против, и они твердо об этом заявляли». Однако он не пишет, что США были одним из членов, поддерживавших проект, а Вашингтон по-прежнему обладает огромным влиянием в альянсе. И даже если некоторые члены НАТО выступали против присоединения Украины, Москва не могла рассчитывать на то, что их мнение всегда будет превалировать.

Кроме того, соглашение об ассоциации, к подписанию которого ЕС подталкивал Украину в 2013 г., не было «простым соглашением о свободной торговле», как пишет Сестанович. Одной из важных составляющих была сфера безопасности. Документ предполагал, что стороны будут «продвигать постепенное сближение в вопросах внешней политики и безопасности с целью более тесного вовлечения Украины в европейскую сферу безопасности», и призывал «максимально и своевременно использовать все дипломатические и военные каналы между сторонами». Это явно напоминает потайной ход к членству в НАТО, и ни один здравомыслящий российский политик не интерпретировал бы это иначе. Макфол и Сестанович могут считать, что расширение блока не стояло на повестке дня после 2008 г., но Владимир Путин и его коллеги воспринимали ситуацию по-другому.

Аргумент, что реакция России на расширение НАТО была основана на «обиде», как пишет Сестанович, упрощает мотивы страны. Страх лежит в основе российского противодействия превращению Украины в бастион Запада у ее границ. Великие державы всегда беспокоятся по поводу баланса сил вблизи их границ и дают отпор, когда другие великие державы строем подходят к порогу. Именно поэтому США приняли доктрину Монро в начале XIX века и не раз использовали военную силу и закулисную игру, чтобы повлиять на политические события в западном полушарии. Когда Советский Союз разместил ракеты на Кубе в 1962 г., президент Джон Кеннеди, рискуя начать ядерную войну, настоял на том, чтобы их убрали. Страх по поводу безопасности, а не обида определили его поведение.

Та же самая логика применима и к России. Как неоднократно давали понять ее лидеры, Россия не потерпит вступления Украины в НАТО. Этот исход пугает их, как пугал бы любого на месте России, а напуганная великая держава часто использует агрессивную политику. Неспособность понять, что отношение России к расширению НАТО было обусловлено страхом – а Макфол и Сестанович до сих пор пребывают в этом заблуждении – ускорила нынешний кризис.

Сотрудничество и конфликт

Макфол утверждает, что я не могу объяснить периоды сотрудничества и конфронтации между Россией и Западом, в то время как у него есть вполне убедительное объяснение. Эта критика строится на его заявлении, что я использую единственный аргумент, основанный на расширении НАТО, и один этот фактор «не может объяснить оба результата». Но я никогда не утверждал, что расширение НАТО, начавшееся в конце 1990-х гг., привело к состоянию постоянного кризиса. На самом деле я отмечал, что Россия сотрудничала с Западом по ряду важных вопросов – Афганистан, Иран, Сирия, – но политика Запада все больше затрудняла поддержание хороших отношений. Однако реальный кризис не возникал до переворота 22 февраля 2014 года.

Касательно самого переворота следует отметить два момента. Во-первых, Сестанович неправ, полагая, что президент Украины Виктор Янукович был отстранен от власти легитимно. В городе, охваченном насилием между протестующими и правительственными силами, 21 февраля было подписано соглашение, обязывающее Януковича провести новые выборы, по итогам которых он наверняка лишился бы власти. Но многие протестующие выступали против соглашения, настаивая на том, чтобы Янукович немедленно ушел в отставку. 22 февраля вооруженные отряды оппозиции, включая фашистов, захватили парламент и резиденцию президента. В тот же день в Верховной раде прошло голосование по отстранению Януковича, которое не соответствовало положениям Конституции Украины об импичменте. Неудивительно, что он покинул страну, опасаясь за свою жизнь.

Во-вторых, Макфол утверждает, что Вашингтон никак не связан с переворотом. «Правительство США никоим образом не участвовало в раздувании протестов», пишет он, «но оно подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к согласованию переходного плана». Макфол не упоминает о многочисленных фактах, представленных мною, которые показывают, что Соединенные Штаты поддерживали оппозицию до и во время протестов. К таким действиям относится решение Национального фонда развития демократии поддержать группы, оппозиционные Януковичу, а также активное участие высокопоставленных американских чиновников (например, Виктории Нуланд, помощника госсекретаря по вопросам Европы и Евразии) в протестах в Киеве.

Эти события встревожили Путина не только потому, что угрожали его отношениям с Украиной; он мог подумать, что администрация Обамы попытается организовать переворот и против него. Как я отмечал в своей статье, Карл Гершман, президент Национального фонда развития демократии, заявил в сентябре 2013 г., что «украинский выбор в пользу Европы» будет способствовать демократии в России и в конечном итоге может привести к свержению Путина. И когда Макфол был послом в Москве, он открыто продвигал там демократию. Это поведение заставило российскую прессу, по его собственным словам, обвинить его в том, что он «агент, направленный Обамой, чтобы руководить очередной “цветной революцией”». Опасения вполне могли быть преувеличены, но вообразите реакцию американских лидеров, если бы представители влиятельной иностранной державы пытались изменить политический строй в США.

Макфол утверждает, что различия между конкретными лидерами России объясняют смену политики сотрудничества на конфронтацию: все прекрасно, когда на посту президент Медведев, проблемы начинаются, когда у руля становится Путин. Недостаток этого аргумента заключается в том, что у двух лидеров вряд ли есть разногласия по поводу внешней политики. Именно поэтому Путина воспринимают как «наставника-реалиста» Медведева, по выражению самого Макфола. Медведев был президентом, когда Россия вела войну против Грузии в 2008 г., и он полностью поддержал действия Путина на Украине в этом году. В сентябре он даже критиковал Путина за то, что тот не отреагировал более резко на антироссийские санкции Запада. И даже в период перезагрузки Медведев с горечью жаловался на «бесконечное расширение» НАТО, как он выразился в интервью в 2010 году.

Существует более подходящее объяснение колебаний в отношениях России с Западом. Когда Соединенные Штаты и их союзники принимают во внимание опасения Москвы, как это происходило в первые годы перезагрузки, кризисов удавалось избегать, и Россия сотрудничала по вопросам, вызывавшим озабоченность обеих сторон. Когда Запад игнорирует интересы Москвы, как это было перед украинским кризисом, наступает конфронтация. Путин открыто приветствовал перезагрузку, заявив Обаме в июле 2009 г.: «С вами мы связываем все наши надежды на продвижение отношений между двумя нашими странами». А спустя два месяца, когда Обама отказался от планов размещения элементов системы ПРО в Чехии и Польше, Путин заявил: «Я очень надеюсь, что за этим правильным и смелым решением последуют другие». Неудивительно, что когда Путин вернулся на пост президента в мае 2012 г., Макфол, который тогда был послом США в России, заявил, что ожидает продолжения перезагрузки. Иными словами, рокировка Медведева и Путина не стала переломным событием, как описывает Макфол, и если бы Медведев остался президентом, он, вероятно, отреагировал бы на развитие ситуации на Украине так же, как Путин.

Сестанович утверждает, что «нынешняя агрессивная политика России существовала» с начала 1990-х гг. и реакция Соединенных Штатов базировалась на «расчетах баланса сил». Но факты свидетельствуют, что расширение НАТО не является реалистической политикой. Россия была не в том положении, чтобы предпринимать наступательные действия в 1990-е гг., и хотя состояние ее экономики и вооруженных сил несколько улучшилось в следующие 10 лет, вряд ли кто-то на Западе мог думать, что она рискнет вторгнуться на территорию своих соседей, особенно Украины, до переворота 22 февраля. Неудивительно, что американские лидеры редко упоминали об угрозе российской агрессии, чтобы оправдать расширение НАТО, вместо этого они подчеркивали преимущества распространения зоны демократического мира на восток.

На самом деле, хотя Сестанович сейчас говорит, что «Россией руководит человек, стремящийся к завоеваниям», нет фактов, свидетельствующих о том, что он придерживался этой позиции до нынешнего кризиса. Например, в интервью о протестах на Украине, опубликованном 4 декабря 2013 г. – всего за три месяца до того, как Россия присоединила Крым, – он никак не раскрывал свои предположения, что Путин вторгнется на Украину (или в какую-то другую страну) или что расширение НАТО необходимо для сдерживания России. Напротив, обсуждая с репортером «Голоса Америки» продвижение альянса на восток в 2004 г., Сестанович полагал, что возражения России – это не просто политическая игра: «Русские, вероятно, чувствуют, что должны возражать, чтобы показать, что являются серьезной страной, которой нельзя помыкать».

Точка зрения Сестановича отражала либеральный консенсус того времени, когда расширение НАТО рассматривалось как умеренное средство. Суммируя мнения опрошенных им экспертов, тот же репортер «Голоса Америки» писал: «Большинство аналитиков согласны, что расширение НАТО и ЕС не должно представлять долгосрочную угрозу интересам России. Они отмечают, что наличие стабильных и безопасных соседей увеличивает стабильность и процветание России, а также способствует преодолению старых страхов холодной войны и помогает бывшим советским сателлитам вести с Россией более позитивный диалог в духе сотрудничества».

Чем дело кончится

Макфол и Сестанович утверждают, что реакция Путина была ошибочной и контрпродуктивной. Пока рано говорить, чем закончится эта сага, но есть веские причины полагать, что Путин добьется своей главной цели и не допустит превращения Украины в бастион Запада. Если так, то он победит, хотя Россия, безусловно, заплатит за это очень высокую цену.

Однако действительно проигравшими станут жители Украины. Сестанович пишет, что «главной причиной не спешить со вступлением Украины в НАТО всегда было стремление избежать раскола страны». Он прав. Но политика, которую поддерживает он и Макфол, привела именно к этому.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230712 Майкл Макфол

Глобальная политика глазами российской элиты

Анализ данных опросов 1993–2012 гг.

Э.Д. Понарин – ординарный профессор НИУ ВШЭ, заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Б.О. Соколов – младший научный сотрудник лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ

Резюме Мышление в терминах холодной войны распространено в высших кругах России, но это не столько фундаментальная характеристика, сколько разочарование от неудачной попытки войти в «первый мир»

Текущая ситуация на Украине практически никем не воспринимается как её внутреннее дело. И отечественные, и западные аналитики видят за происходящим на территориях непризнанных Донецкой и Луганской народных республик не просто выяснение отношений между сепаратистски настроенными жителями окраины и центром, но противоборство Соединенных Штатов (и в меньшей степени других стран НАТО) и России, едва ли не новый виток холодной войны. Эксперты, однако, расходятся во мнениях относительно причин кризиса.

Одни усматривают его истоки в росте экспансионистских настроений российской элиты. Наиболее радикальные сторонники данной позиции сводят все к имперским амбициям российского президента. Другая группа аналитиков указывает на значительную роль в эскалации конфликта на востоке Украины агрессивного курса США и НАТО. Постоянное расширение блока на восток и попытки контролировать внутреннюю политику ближайшего соседа России вызвали естественное противодействие Москвы. Указанные позиции различаются не только относительно того, «кто виноват», но и – «что делать»: вменение вины за развязывание конфликта автоматически определяет содержание взаимных претензий сторон и потому является ключевым аспектом при выработке стратегии деэскалации напряженности.

Выбор между двумя полярными точками зрения (равно как и компромиссной, возлагающей вину на обе стороны) во многом зависит от информации, доступной обозревателю. Традиционная внешнеполитическая аналитика, как правило, строится вокруг обезличенного понятия национальных интересов. Правительства рассматриваются как рациональные агенты, стремящиеся максимизировать выгоды в геополитической игре. Однако стандартизованные представления о том, как видят ситуацию непосредственные участники политического процесса – государственные деятели высшего ранга, дипломаты, военачальники, «капитаны индустрии» и ответственные за формирование и трансляцию соответствующей информации населению, – зачастую упрощают ситуацию.

Исследование российских элит американского политолога Уильяма Циммермана дает наглядное представление о том, что думают отечественные руководители о современной ситуации на международной арене и месте России в мире. С 1993 по 2012 гг. проведено шесть социологических опросов, респондентами которых выступили люди, занимающие высокие позиции в российском обществе. Участников можно разделить на семь групп: военные, представители медиа, деятели образования и науки, чиновники (представители исполнительной ветви власти), депутаты законодательных структур, занимающиеся международными отношениями (члены профильных комитетов в обеих палатах парламента), руководители госкорпораций и ведущие бизнесмены. Им задавались вопросы о приоритетах внешней политики России, основных средствах достижения ключевых целей на международной арене, внутренних и внешних угрозах национальной безопасности и т.д.

Применительно к текущей ситуации вокруг Украины наибольший интерес представляют взгляды российской элиты по следующим проблемам: российско-американские отношения, национальные интересы и эффективность различных способов достижения внешнеполитических целей, а также их эволюция с течением времени. Ниже представлены данные по ответам на три вопроса:

1) «Считаете ли вы, что США представляют угрозу для безопасности России?» Варианты ответа: да/нет.

2) «Существуют различные мнения о национальных интересах России. Какое из двух утверждений ближе к вашей точке зрения: а) национальные интересы России по большей части должны быть ограничены ее нынешней территорией; б) национальные интересы России по большей части простираются шире, чем ее нынешняя территория».

3) «Я зачитаю вам два высказывания о роли военной силы в международных отношениях. Какое из них ближе к вашему мнению: а) военная сила в конечном счете всегда будет все решать в международных отношениях; б) экономический, а не военный потенциал страны определяет сегодня ее место и роль в мире».Статистика показывает, что со временем все больше представителей российской элиты считают: политика Соединенных Штатов представляет угрозу для национальной безопасности (График 1). Настроения отечественного истеблишмента могут колебаться в зависимости от текущей ситуации – пики 1999 г. и 2008 г. отчетливо соотносятся с кризисами в российско-американских отношениях, вызванных конфликтом в Косово и российско-грузинской войной – но общий тренд не вызывает сомнений: в 1993 г. лишь четверть опрошенных видела в политике США угрозу национальной безопасности, тогда как даже в относительно «либеральном» 2012 г., когда еще не была окончательно свернута объявленная Медведевым перезагрузка, такие взгляды разделяла почти половина опрошенных.

Среди множества теорий, объясняющих происхождение антиамериканизма в России, наибольшей популярностью пользуются две: ситуативная и инструментальная. Согласно ситуативной теории, рост антиамериканизма в стране носит временный характер и связан с текущим состоянием отношений. Когда отношения обостряются, как было в 1999 г. или 2008 г., появляется негатив к оппоненту. Ситуативная теория подкрепляется данными массовых опросов, однако среди элит всплеск антиамериканских настроений произошел еще до событий, рассматриваемых экспертами в качестве катализаторов антиамериканизма. Резкий рост негативных установок по отношению к Соединенным Штатам среди элиты отмечается уже в 1995 году. Это можно связать с событиями боснийской войны, но они вспыхнули еще в 1992 г., и позиция Запада и США в частности была хорошо известна с самого начала. Тем не менее в 1993 г. большая часть российской элиты рассматривала Америку скорее как партнера, а не врага.

Сторонники инструментальной теории полагают, что неприязнь к Соединенным Штатам была искусственно сконструирована могущественными группировками для достижения конкурентных преимуществ в электоральной борьбе, а затем использовалась в модусе «идеологии осажденной крепости». Консолидация авторитарного режима обеспечивалась необходимостью противостоять внешней угрозе, которую увязывали с агрессивными империалистическими и якобы русофобскими действиями Америки. В пользу этой теории также можно найти эмпирические свидетельства. Если сравнить динамику изменения отношения к США истеблишмента и масс (График 2), то очевидно, что рост антиамериканизма среди элит опережает соответствующий тренд среди основной части населения. Вполне вероятно, что антиамериканизм в России действительно транслируется сверху.

Это, однако, не объясняет распространение негативного отношения к США среди самой элиты. Инструментальное использование социальных настроений может вести к т.н. эффекту манипулятора: человек начинает верить тому, в чем убеждает других. Но в таком случае рост антиамериканизма среди элиты должен следовать за распространением антиамериканских взглядов по стране в целом, тогда как данные свидетельствуют об обратном. Это наводит на мысль о том, что должна существовать какая-то иная, обойденная вниманием исследователей причина стойкого негативного отношения к Соединенным Штатам российской элиты.Как представляется, корректное альтернативное объяснение распространения антиамериканизма в России можно построить на основе идеи ресентимента, предложенной в работах Лии Гринфельд. Само понятие «ресентимент» было введено Фридрихом Ницше в «Генеалогии морали». Изначально термин использовался для обозначения ситуации, при которой позитивная ориентация на некоторый объект, стремление к обладанию им сталкивается с невозможностью его обретения; в результате позитивное чувство трансформируется в отрицание ценности первоначальной цели. Гринфельд адаптирует концепцию ресентимента для того, чтобы объяснить распространение националистических идеологий в Европе в XVIII–XIX веках. С помощью этого понятия она обозначает феномен формирования негативных установок национальной элиты, а затем и масс, по отношению к какой-либо стране, прежде служившей образцом для развития. По мысли Гринфельд, эффект ресентимента проявляется следующим образом: в одной стране опыт реформ, произведенных в другой, сначала воспринимается как эталонный, но если заимствование этого опыта не приводит к достижению поставленных целей, то у населения развивается разочарование, перерастающее в агрессивную неприязнь к государству, бывшему ранее образцом. Особую роль в этом процессе играют элиты (в первую очередь интеллектуальная элита), которые сначала создают некий идеал, на который призывают равняться (Англия для французских интеллектуалов первой половины XVIII века, Франция для немцев времен наполеоновских войн и т. д.), а затем, по мере разочарования, переходят в оппозицию к своим недавним кумирам.

Похожее явление имело место и в постсоветской России. Крах надежд на улучшение социально-экономической ситуации с переходом от социалистической к рыночной системе, а также к новой форме правления сказался на отношении к США. Во время перестройки младшие поколения с оптимизмом смотрели в будущее; Америка была своего рода ориентиром для изменений в собственной стране. Кроме того, на волне эйфории, вызванной окончанием холодной войны, заокеанская супердержава воспринималась как будущий союзник и партнер, способный сделать многое для улучшения ситуации в России. Резкое снижение уровня жизни и ухудшение международного положения страны, вызванные реформами начала 1990-х гг., поубавили оптимизм сторонников демократии и рыночной экономики. Разочарование в первую очередь отразилось на отношении к Соединенным Штатам, которые, вопреки чаяниям адептов либеральной идеологии, практически ничего не сделали для того, чтобы привести Россию в «светлое будущее».

Рост недоверия и враждебности к США, который обнаруживают социологические опросы, стал естественным следствием крушения радужных надежд времен перестройки. Осознав, что Россия не оказалась в одночасье полноправным членом западного мира, что переход к демократии и рынку вызвал к жизни множество проблем, в решении которых западные партнеры не собирались помогать, что страна фактически превратилась из сверхдержавы во второстепенного актора международных отношений, многие представители российской элиты обвинили в этом Вашингтон. Неспособность соответствовать политическим и экономическим институтам западных демократий вызвала отторжение этих ценностей, равно как и страны, их олицетворяющей.

Соединенные Штаты не только не приложили особых усилий к тому, чтобы помочь России относительно безболезненно пережить реформы, но откровенно воспользовались слабостью бывшего соперника. Америка заняла место России в Восточной Европе (и не только там), став единственной в мире сверхдержавой. К тому же либеральные реформы, целью которых было не только сближение нашей страны с западным миром, но и преобразование политической и хозяйственной жизни самой России, сопровождались социально-экономической катастрофой.

Уже к 1995 г. большая часть российской элиты стала воспринимать США как угрозу безопасности и порядку в России (как раз на это время пришелся первый этап расширения НАТО на восток, а ВВП России приблизился к минимуму). Но это ощущение еще не переводилось на уровень политики. Более того, поскольку люди во власти зависели от той идеологии, которая к власти их привела, по телевизору продолжался разговор о «возвращении в семью цивилизованных народов». Вследствие этого антиамериканизм масс, зависевших от информации, преподносимой СМИ, значительно отставал от ощущения элит. Однако финансовый кризис 1998 г. окончательно похоронил надежды на то, что либеральные реформы повысят благосостояние. Косовский кризис и бомбардировка Белграда самолетами НАТО в 1999 г. со всей очевидностью продемонстрировали, что Россия утратила статус державы, с которой нужно считаться. В этот момент разочарование верхушки достигло такой степени, что выплеснулось на экраны телевизоров. В результате антиамериканизм широких слоев населения стал подтягиваться к уровню элит.

Распространяясь на массовом уровне, антиамериканизм стал самостоятельным фактором внутренней политики. Те политические силы, которые пытались его игнорировать (например, «Яблоко»), исчезли с политической арены. Остальные с разной степенью искренности отвечают на запрос, тем самым поддерживая установившиеся в обществе настроения. Младшие поколения, выросшие в относительно благополучные нулевые годы, были изначально более спокойно настроены к США, тем более что на место «значимого другого» претендовали мигранты. Но каждый новый кризис в международных отношениях, один из которых мы сейчас наблюдаем в связи с Украиной, втягивает российскую молодежь в русло антиамериканских настроений. Кризисы консолидируют и народ, и элиты, которые сплачиваются перед лицом внешней угрозы. Тем самым антиамериканизм в России приобретает инструментальное измерение, которое год от года становится все более значимым фактором при выработке внутри- и внешнеполитического курса.

Готовы ли, однако, российские власти пойти дальше, чем просто использовать образ агрессивной Америки в качестве пугала, позволяющего канализировать негативные настроения россиян и избежать серьезных внутриполитических потрясений, и перейти к открытому противостоянию с Соединенными Штатами? Согласно мнению, распространенному среди западных экспертов, российскому правящему классу свойственны экспансионизм и имперские амбиции. Фактические данные, однако, не вполне согласуются с подобной интерпретацией. Напротив, со временем все меньше людей среди тех, кого можно причислить к власть имущим в России, полагает, что страна должна вовлекаться в большие имперские проекты в дальнем, а в последнее время – даже в ближнем зарубежье. Если в начале 1990-х гг. за активную внешнюю политику выступало почти 80% респондентов опросов элит, то в 2012 г. таких было всего 43,8% (График 3).Если посмотреть на то, как мнения по этому вопросу распределяются в различных профессиональных группах внутри элиты, то наибольшей поддержкой «широкая» трактовка национальных интересов пользуется среди представителей законодательных органов (64%), медиаструктур (57,4%), а также деятелей науки и образования (61,3%). Наименьший процент сторонников экспансионистской внешней политики наблюдается среди бизнес-элиты (23,5%) и, что очень неожиданно, среди военных (28,6%). Правительственные чиновники и высокопоставленные сотрудники госкорпораций также склонны ограничивать сферу национальных интересов страны ее границами. Объяснением этого парадоксального наблюдения может служить тот факт, что образование и культура, медиапространство и законотворческие институты являются сегодня наиболее идеологизированными сферами общественной жизни, в то время как представители тех правительственных структур, которые так или иначе связаны с международными отношениями, склонны в большей степени руководствоваться соображениями Realpolitik.

Подобная интерпретация, в частности, подтверждается тем, что респонденты, принадлежащие к группе «медиа», несмотря на свою приверженность широкой концепции национальных интересов, убеждены, что на международной арене решающую роль играет «мягкая сила» (так считают 85,3%). Наибольшее (по сравнению с другими профессиональными категориями, фигурирующими в опросе) значение вооруженным силам придают военные и представители исполнительной ветви власти: 70,6% и 45,5%, соответственно.

Вместе с тем из приведенных данных не следует, что российская власть смирилась с положением второстепенной державы. Эти цифры лишь означают, что средний эшелон власти все больше представлен людьми, в глазах которых внутренняя политика и дела ближнего зарубежья имеют большее значение для российских национальных интересов, чем претензии на глобальное лидерство. Неясно, однако, является ли этот тренд признаком «прагматизации» и отхода от «романтической» имперской риторики. В любом случае, даже в 2012 г. от 40 до 50% (в зависимости от возрастной категории) представителей элиты придерживались «широкой» концепции национальных интересов. Причем среди старших возрастных категорий (занимающих в общем случае более высокие должности) подобные взгляды были распространены в несколько большей степени. Следует также учитывать, что респондентами опроса Циммермана являются люди, представляющие условно среднюю группу элиты; те, кто сейчас принимают основные внешнеполитические решения, по понятным причинам труднодоступны для ученых-социологов.

Тем не менее все меньше и меньше людей в элите продолжают мыслить роль страны на международной арене в терминах глобального лидерства. Число уверенных, что именно военная сила является решающим фактором международных отношений, напротив, увеличивается. В 1993 г. таких было 12,3%, а в 2012-м – уже 35,4 процента (График 4).В каких случаях использование военной силы может быть оправдано в глазах элиты? Для понимания нынешней ситуации важную роль играет следующее наблюдение: в 2012 г. большая часть опрошенных была согласна с тем, что войска можно использовать для защиты интересов русскоязычного населения в странах бывшего СССР. Процент рассматривающих угнетение русскоязычного населения как повод для военной интервенции сопоставим с долей тех, кто полагает допустимым использовать силу по таким поводам, как защита экономических интересов страны или поддержание баланса сил с Западом: 68,9% против 70,6% и 69%, соответственно – хотя здесь и не наблюдается такого единогласия, как в вопросах защиты территориальной целостности и национальных интересов (>99% в обоих случаях).

Данные свидетельствуют, что в большей степени правы аналитики, указывающие на роль агрессивной политики Запада в развязывании текущей конфронтации. Российская элита действительно недружелюбно относится к США – но эта нелюбовь во многом вызвана политикой Америки и Запада в целом в отношении России: пренебрежение, игнорирование национальных интересов, откровенно оскорбительные для национального престижа русских агрессивные акции против их союзников и партнеров, манера обходиться с Россией как с побежденной – вовсе не этого ожидали отечественные лидеры от перестройки и окончания холодной войны.

Подобное отношение привело к тому, что антиамериканизм стал неотъемлемой составляющей мировоззрения правящих кругов Российской Федерации. Однако данную разновидность антиамериканизма не стоит рассматривать как фундаментальную идеологическую характеристику российского истеблишмента; это всего лишь обида, которая могла бы со временем пройти. Спад антиамериканских настроений среди элиты в 2012 г. показывает, что Америка вовсе не была абсолютным злом в глазах среднего эшелона власти. Конфликт не был неизбежен и с учетом того, что элита все более и более укреплялась во мнении, что страна не должна преследовать глобальные геополитические цели. Все больше представителей правящего класса соглашались, что сфера национальных интересов ограничивается непосредственно пограничными территориями. Хотя эти люди относились скорее к среднему властному эшелону, с течением времени они плавно перешли бы на руководящие позиции и строили внешнюю политику исходя из собственных убеждений, тогда как нынешние «ястребы» постепенно утрачивали бы силу.

Обострение ситуации на Украине и последующий кризис в российско-американских отношениях значительно снизил вероятность реализации подобного сценария.

Нынешний всплеск «экспансионизма» и «реваншизма», однако, вовсе не был неизбежным или даже ожидаемым. Хотя ряд высших должностных лиц, включая президента Владимира Путина, делали заявления, которые можно было бы интерпретировать как намерение восстановить СССР или просто расширить сферу влияния Москвы, такие декларации редко подкреплялись реальными действиями. Даже создание Евразийского экономического союза вряд ли может рассматриваться как попытка собирания земель – так как политической независимостью ни одна из стран-участниц не делится. Интеграционные процессы на постсоветском пространстве вполне соответствуют общемировым тенденциям к унификации правового поля, регулирующего экономические взаимодействия в рамках крупных географических регионов. Налаживание тесного сотрудничества с сопредельными государствами вовсе не означает, что высшие должностные лица России грезят возрождением империи; подобное утверждение требует строгого доказательства, пока еще никем не предоставленного. С неменьшим основанием официальная риторика может рассматриваться как попытка сыграть на соответствующих чувствах населения и обеспечить политическую стабильность.

Последние данные, доступные в рамках исследования Циммермана, датируются 2012 годом. Можно с солидной долей уверенности утверждать, что в текущий момент число представителей элиты, полагающих Соединенные Штаты враждебным государством, значительно выросло, равно как и число «ястребов». Так, массовые опросы показывают, что в 2014 г. антиамериканские настроения в России резко усилились. «Левада-центр» сообщает, что в мае нелюбовь россиян к американцам достигла исторического максимума: 71% граждан России заявили, что плохо относятся к Соединенным Штатам, тогда как в начале 1990-х гг. таких было меньше 10 процентов. Учитывая, что уровень антиамериканизма среди элит в предшествующие два десятилетия был выше, чем в среднем по стране, можно предположить, что людей с проамериканскими взглядами (по крайней мере готовых заявить о своих убеждениях публично) наверху осталось немного. Наверняка увеличилось среди элиты и число сторонников экспансионистской политики, и число «ястребов», полагающих, что основным инструментом разрешения международных споров является военная сила.

Анализ данных, полученных в ходе опросов российской элиты, позволяет сделать следующие выводы. Большая ее часть считает американскую внешнюю политику вызовом национальным интересам. США являются не просто бутафорским монстром, «врагом» для внутреннего потребления, но действительно воспринимаются многими высокопоставленными русскими как прямая и явная угроза. В глазах самой элиты подобное отношение не в последнюю очередь вызвано действиями американского правительства. Вместо того чтобы способствовать скорейшей интеграции России в мировое сообщество (как того ожидала отечественная элита), американцы воспользовались временной слабостью основного конкурента для достижения локальных геополитических целей и не предприняли никаких попыток сгладить огромные экономические и репутационные издержки, понесенные Российской Федерацией в ходе реформ.

Тем не менее, хотя биполярное мышление в терминах холодной войны достаточно распространено среди представителей высших кругов российского общества, оно не является фундаментальной характеристикой их мировосприятия, а в большей степени диктуется обидой и разочарованием от неудавшейся попытки вхождения в «первый мир». Однако каждая последующая конфронтация между Россией и Америкой укрепляет данный тип мышления и способствует все большему его распространению, в результате чего власть ради сохранения поддержки – как на уровне элит, так и на уровне масс – вынуждена проводить все более жесткую внешнюю политику.

Российская элита не претендует на глобальное господство. Вместе с тем она рассматривает ближнее зарубежье как естественную сферу национальных интересов. Не вызывает сомнений, что нынешние российские лидеры готовы использовать вооруженную силу для защиты интересов страны, в том числе и на территории сопредельных государств. Является ли подобная позиция угрозой для кого бы то ни было или просто отражает естественный ход мыслей любой национальной элиты – вопрос другого рода. Однако это необходимая вводная информация, которую должен учитывать любой партнер – или оппонент – России при начале переговоров по выходу из кризиса и выстраивании конструктивной линии межгосударственных отношений.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230711 Эдуард Понарин, Борис Соколов

Признание – не догма

Пополнят ли ДНР и ЛНР ряды самопровозглашенных образований

С.М. Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета.

Резюме «Минский процесс» обозначил возможность превращения Донбасса в новый полигон для непризнанной государственности. На этом пути возможны варианты в диапазоне от Чечни и Сербской Краины до приднестровского опыта

Украинский политический кризис продолжается. Несмотря на мирный процесс, стартовавший в начале сентября, вооруженное противостояние на юго-востоке страны не прекратилось. Сохраняется и напряженность в отношениях между Россией и Западом, рассматривающих Украину в качестве своеобразного «момента истины» при формировании конфигурации постсоветского пространства на среднесрочную и долгосрочную перспективу. И хотя не разрешены базовые противоречия, которые актуализировали сегодняшний конфликт, интенсивность военного противостояния в Донбассе снизилась, активизировались различные переговорные форматы.

В этом контексте все более вероятно превращение части Донецкой и Луганской областей в территорию «замороженного конфликта», где будет развиваться новая непризнанная государственность. В настоящий момент практически невозможно прогнозировать, в каких формах она будет существовать. Будут ли это две отдельные «народные республики» (Донецкая и Луганская), провозглашенные в апреле 2014 г., или состоится их объединение? Получит ли дальнейшее развитие проект «Новороссия», выходящий по своим целям и задачам за границы сегодняшнего контроля ополченцев? Есть ли у Киева возможности ликвидировать образования, которые украинские власти называют «террористическими и сепаратистскими» анклавами? Сможет ли Москва, несмотря на санкции, поддержать республики, рассматривающие ее как гаранта их самостоятельного развития, безопасности и источник военно-политической помощи?

При ответах на поставленные вопросы придется учитывать и меняющийся международный контекст, и способность президента Украины Петра Порошенко выстроить эффективную систему государственной власти, и готовность вчерашних «военных менеджеров» из ДНР и ЛНР, закрепивших свои позиции выбрами 2 ноября, к формированию чего-то большего, чем федерация полевых командиров. Однако предварительные выводы относительно новой актуализации практик строительства непризнанных образований уже можно делать. Крайне важным представляется обсуждение возможностей, которые сегодня получили «народные республики» Донбасса.

Непризнанные государства: постсоветский опыт

Феномен непризнанной государственности не является порождением советского (или советско-югославского) распада, как об этом часто говорят. Образования, возникавшие в результате революций, различных практик национального самоопределения (которое постфактум называли освобождением) или внешнеполитических игр, но не получавшие при этом широкого или ограниченного признания своей государственности, существовали задолго до 1991 года. В таком статусе побывали даже такие европейские страны, как Франция (после Великой Французской революции), Нидерланды, Бельгия, Ирландия. Некоторое время без признания существовали РСФСР и СССР (те же США признали «новые реалии в Евразии» лишь в 1933 году). В 1949–1971 гг. в ООН была не представлена Китайская Народная Республика (КНР). Интересы Китая представляла Китайская Республика (Тайвань). Только Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 2758 «Восстановление законных прав Китайской Народной Республики в Организации Объединенных Наций» от 25 октября 1971 г. изменила порядок, существовавший в течение двух десятилетий.

Однако процесс распада СССР дал впечатляющий список образований, существующих в реальности, но лишенных признания со стороны стран, входящих в ООН. На сегодняшний день сохранилась инфраструктура четырех образований де-факто (Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия, Южная Осетия и Нагорно-Карабахская Республика), два из которых получили ограниченное признание отдельных стран. Они смогли пережить конфликты с теми государствами, к которым формально приписаны, сформировать свои органы власти, управления, силовые структуры, провести не одну избирательную кампанию. Но главное – получить легитимность от своих «непризнанных граждан».

При этом важно иметь в виду, что помимо этих образований в 90-е гг. прошлого века было предпринято несколько неудачных попыток объявления независимости, ее вооруженной защиты и внутренней институционализации (самый яркий пример – это Чеченская Республика Ичкерия на Северном Кавказе).

В августе 1990 г., еще до образования Приднестровья, на территории Молдавии была провозглашена Гагаузская Республика. Однако впоследствии Гагаузия (один из «пионеров» среди непризнанных советских образований) не вышла из состава Республики Молдова. В 1994 г. парламент Молдавии принял Закон об особом правовом статусе Гагаузии (Гагауз-Ери), наделивший регион с компактным проживанием гагаузов правами автономии. И сегодня большая часть его политических сил не выступает за отделение от «материнского» государства.

Непризнанные образования, возникшие в результате распада СССР, оказались зарифмованы с этнополитическими противоборствами. В 1992 г. в зонах грузино-осетинского и молдавско-приднестровского конфликтов достигнуто прекращение огня. В 1994 г. это удалось сделать в Абхазии и в Нагорном Карабахе, а в 1996 г. в Чечне. Однако хотя масштабные военные столкновения прекратились, политическое решение не было найдено. Конфликты (равно как и статус непризнанных образований) были «заморожены». В каких-то случаях это определялось военно-политическим балансом сил (Нагорный Карабах), в других ситуациях силовые аспекты дополнялись социально-психологическими и правовыми резонами (Чечня с ее «отложенным статусом» на 5 лет). Однако «заморозка» не могла быть долговременной, поскольку в изменении сложившегося баланса сил были заинтересованы стороны, считавшие себя проигравшими. Стремление изменить положение возникало по мере того, как желающие реванша накапливали необходимые ресурсы.

Сразу отметим: такое наращивание ресурсов и сегодня достигнуто далеко не всеми (в самом худшем положении здесь Грузия и в чуть лучшем Азербайджан). Периодически попытки изменить «замороженное состояние» предпринимали Россия в 1999–2000 гг. в Чечне, Грузия в 1998 и в 2001 гг. в Абхазии, в 2004 г. в Южной Осетии. Азербайджан в отличие от Москвы и Тбилиси сосредоточил внимание на изменении дипломатических форматов мирного урегулирования и добился неплохих результатов, если считать таковым перевод карабахского урегулирования в формат переговоров Ереван–Баку без Степанакерта. Между тем за это время, по справедливому замечанию российского политолога Дмитрия Тренина, «непризнанные республики реально приобрели все атрибуты государственности – от конституций и кабинетов министров до полиции и вооруженных сил».

В августе 2008 г. с признанием независимости Абхазии и Южной Осетии Россией создан прецедент пересмотра межреспубликанских границ как межгосударственных. После этого на территории бывшего СССР появились частично признанные государства, то есть образования, которые не являются членами ООН, но в то же время признаются как независимые государства некоторыми членами мирового сообщества. Однако помимо них непризнанными государствами по сей день остаются Нагорный Карабах и Приднестровье. Сами конфликты, упомянутые выше (включая и те случаи, где обеспечено частичное признание), не разрешены политически. Все это не может не вызывать беспокойства внешних игроков, так как споры вокруг статуса и перспектив образований с «оспоренным» (определение Гэйл Лапидус) и «подвешенным» (определение Александроса Янниса) суверенитетом грозит превращением их в очаги нестабильности.

Конечно, в своих устремлениях непризнанные республики поддерживались внешними силами, преследовавшими собственные интересы. В условиях прямого военно-политического противостояния «материнского образования» с территорией, стремящейся к сецессии, чреватого нарушением определенного баланса сил и статус-кво, внешнее вмешательство практически неизбежно. К слову сказать, данная практика не является российским ноу-хау. Взять хотя бы поддерживаемую Анкарой Турецкую Республику Северного Кипра или бывший сербский автономный край Косово, чья самостоятельность выглядела бы проблематично без прямой помощи США и стран Евросоюза.

Юго-восток Украины: новая площадка для непризнанных республик

Украинский кризис привел не только к смене власти в Киеве и новому витку противостояния между Западом и Россией, но и спровоцировал серьезный кризис политической идентичности граждан независимой Украины. Снова, как и в начале 1990-х гг., актуализировался запрос на самоопределение и формирование своей государственности, даже в тех случаях, когда состоятельность такого проекта без поддержки извне была неочевидна и даже сомнительна.

В апреле 2014 г. провозглашены Донецкая, Луганская, Харьковская, Одесская народные республики. Однако после начала АТО (антитеррористической операции, как украинские власти определили действия против сторонников самопровозглашенных образований Донбасса) до референдума о статусе непризнанных республик дошли только ДНР и ЛНР. После трагических событий 2 мая в Одессе стало ясно, что у сил пророссийского «анти-Майдана» в городе и области нет достаточных ресурсов. Что же касается сторонников Харьковской народной республики, то, по словам члена координационного совета движения Юрия Апухтина, они «не смогли согласовать вопросы» и не «сошлись в формулировках» с представителями двух донбасских республик.

В итоге референдум о статусе состоялся только в Донецкой и Луганской областях. В результате вооруженного противостояния с центральной властью (которое достигло пика в июле-августе нынешнего года) ДНР и ЛНР утратили контроль над многими населенными пунктами (Мариуполь, Славянск, Краматорск). Но эта борьба радикализировала позиции ополченцев и сделала их диалог с Киевом (несмотря на имеющиеся противоречия в их стане) намного более проблематичным. На момент подписания Минского протокола 5 сентября 2014 г. две донбасские республики контролировали территорию в 16 тыс. км², на которой проживало 4,5 млн человек. Зона контроля включала областные центры Донецк и Луганск, а также такие ключевые населенные пункты, как Новоазовск, Горловка, Макеевка.

С формально-юридической точки зрения две республики Донбасса не получили признания даже со стороны Москвы. Еще на начальной стадии конфликта президент Владимир Путин на совместной пресс-конференции с действующим председателем ОБСЕ 7 мая 2014 г. обратился к лидерам ДНР и ЛНР с просьбой перенести намеченные на 11 мая референдумы о статусе вне Украины. Реакция Москвы на волеизъявление жителей Луганской и Донецкой областей, обнародованная 12 мая 2014 г., также отличалась сдержанностью. В сообщении пресс-службы президента РФ было сказано, что Россия «с уважением относится к волеизъявлению населения Донецкой и Луганской областей и исходят из того, что практическая реализация итогов референдумов пройдет цивилизованным путем, без каких-либо рецидивов насилия, через диалог между представителями Киева, Донецка и Луганска». «В интересах налаживания такого диалога приветствуются любые посреднические усилия, в том числе по линии ОБСЕ», – отметил тогда Кремль. В этом же духе выдержаны и документы «Минского процесса», подписанные в сентябре. Более того, МИД России, традиционно критично настроенный к любым украинским инициативам, поддержал законопроект «Об особом порядке самоуправления отдельных районов Донбасса», внесенный Порошенко для рассмотрения в Верховной Раде: «Рассчитываем, что все положения закона будут ответственно выполняться. Очевидно, что попытки известных политических групп на Украине отменить его или изменить его существо вновь отбросят ситуацию к конфронтации на юго-востоке, подорвут усилия международного сообщества и здравых политиков в самой стране по нормализации». Даже выборы 2 ноября 2014 года в двух донбасских республиках Москва предпочла трактовать, как «одно из важнейших направлений Минских договоренностей», признав при этом итоги избирательной кампании в Верховную Раду Украины.

В то же самое время Россия фактически выступает военно-политическим гарантом существования ДНР и ЛНР. И без ее деятельной позиции наступление украинских войск и Национальной гвардии на Донецк и Луганск в конце августа могло бы завершиться успехом Киева. О политике России в вооруженном конфликте на территории Донбасса иной раз принято рассуждать как об иррациональных и неясных до конца действиях. Между тем подходы Москвы поддаются несложному объяснению. С одной стороны, после присоединения Крыма и нескольких волн санкций против Российской Федерации, последовавших за этим, российское руководство не заинтересовано в углублении и без того острых противоречий с Западом. Тем более что открытое присоединение территорий Восточного Донбасса (с населением, превышающим численность жителей Крыма и разрушенной в ходе многомесячных боев инфраструктурой) легло бы дополнительным бременем на бюджет (несопоставимым с косвенной поддержкой двух непризнанных республик).

С другой стороны, для Кремля не представляется возможным повторение сценария «Сербская Краина-1995», когда сепаратистские силы, ориентированные на «государство-патрона» терпят сокрушительное поражение, а их инфраструктура полностью ликвидируется. При таком итоге «государство-патрон» лишается возможности влияния на соседнюю страну и широкого международного дипломатического торга вокруг определения ее перспектив с учетом собственных интересов. Как следствие, поддержка «минского статус-кво» как лучшего из возможных вариантов.

Однако стоит обратить внимание на два момента. И протокол, и меморандум, заключенные по итогам работы «трехсторонней контактной группы» по Украине в Минске, подписаны представителями ДНР и ЛНР. Без формального признания они ответственны за реализацию условий перемирия (и за обмен пленными, и за соблюдение режима прекращения огня). Они же (а кто еще?) рассматриваются в качестве субъектов «инклюзивного национального диалога» на Украине. Определенный вклад в институционализацию двух республик вносит и сам Киев. Речь идет, в первую очередь, о проектах двух законов «Об особом порядке самоуправления отдельных районов Донбасса» и «Про недопущение преследования и наказания участников событий на территории Донецкой и Луганской области». Критики Порошенко выступали против этих инициатив неспроста, поскольку они косвенным образом (не в строго юридическом, а в политическом смысле) признали за территориями, подконтрольными двум донбасским республикам, особое положение среди других регионов Украины.

Новое Приднестровье или новый Донбасс?

Представители ДНР и ЛНР обозначили в качестве «своих» территорий не нынешнюю конфигурацию, а Луганскую и Донецкую области целиком (проект же «Новороссия» и этим не ограничивается). Однако, как известно, политика – это искусство возможного. К слову сказать, другие непризнанные образования стоят перед той же проблемой, когда заявленная ими территория и реальный контроль над ней не совпадают. Так в ходе военных столкновений с Азербайджаном в начале 1990-х гг. Нагорный Карабах потерял контроль над Шаумяновским районом. Южная Осетия до августа 2008 г. не контролировала села так называемого «Лиахвского коридора» и Ахалгорский район, а Абхазия – Кодорское ущелье (обеспечение безопасности и интеграция Гальского района, и в особенности, паспортизация и предоставление гражданства грузинскому населению этой территории до сих пор остается острой проблемой для Сухуми).

Нынешний кризис вокруг Украины далек от разрешения. Ситуация может качнуться в ту или иную сторону в зависимости от широчайшего спектра проблем (энергетика, противостояние Запада и России, отношения Киева и Москвы, кампания по выборам в Верховную Раду, противоречия внутри украинских элит и многое другое). Однако если процесс деэскалации, начатый в Минске, с трудом, но будет реализовываться, у ДНР и ЛНР появляется реальная возможность на выстраивание своей де-факто государственности. Хотя бы в имеющихся сегодня территориальных форматах.

Никаких гарантий, что этот процесс пройдет успешно не существует. Во-первых, среди украинских политиков независимо от их партийной принадлежности существует консенсус относительно территориальной целостности страны. Даже по поводу статуса Крыма, что уж говорить о Донбассе. «Нам для того нужен режим прекращения огня как можно дольше, чтобы получить и свои высокоточные приборы, и военную и финансовую помощь Запада», – заявил Юрий Луценко. Оценки советника президента Порошенко, сделанные им за несколько дней до выборов в Верховную Раду, конечно же, необходимо рассматривать с поправкой на жесткую избирательную кампанию в условиях вооруженного конфликта. Тем не менее, данный подход сегодня является ведущим в украинском внутреннем дискурсе. И в этой связи сценарий силового изменения «минского статус-кво» более чем реален. Он может проходить либо в формате «Сербской Краины» (удача для центральной власти и провал двух непризнанных республик), либо по лекалам югоосетинской авантюры Михаила Саакашвили, которая привела к признанию бывшей грузинской автономии и провалу политики «собирания страны».

Однако, помимо фактора Киева и поддержки украинской территориальной целостности Западом важны внутриполитические реалии. Именно они обеспечили выживание Абхазии, Приднестровья или Южной Осетии, и, напротив, стали препонами для развития ичкерийского национально-государственного проекта.

Говоря о внутренних ресурсах для развития, следует отметить, что по численности населения и по территории две республики Донбасса превышают любое из имеющихся де-факто образований постсоветского пространства. Для сравнения, площадь Приднестровья составляет 4 163 кв. км, а численность населения там оценивается в 555 тыс. человек. В Абхазии на площади 8,7 тыс. кв.км проживает около 243 тыс.человек (грузинские статистики дают цифру 178 тыс. человек). Южная Осетия –

это 3,84 тыс. кв. км и различные оценки численности населения – от 8 до 72 тыс. человек. Нагорный Карабах имеет более сложную политико-географическую конфигурацию из-за оккупации пяти районов целиком и двух частично за пределами бывшей Нагорно-Карабахской автономной области и утратой некоторых частей своей «заявленной территории». Но его население оценивается в 137 737 человек.

Донбасские образования сегодня стало модно сравнивать с Приднестровьем. По словам Эрика Ливни и Тома Коупа, они «были добывающими и промышленными центрами своих метрополий, обладали похожим человеческим капиталом и ресурсной базой. В советском плановом хозяйстве им отводилась роль производственных центров, притягивавших внутреннюю миграцию из числа (преимущественно русских) инженеров, техников, шахтеров, металлургов. Это наследие дает им преимущество по сравнению с тремя крошечными этническими анклавами на Кавказе, которые исторически сосредотачивались на туризме (Абхазия) и сельском хозяйстве (Южная Осетия и Карабах)». Но если не брать за основу некоторые внешние сходства, существуют и принципиальные различия. У истоков приднестровского проекта стояли производственники («красные директора»), имевшие значительный управленческий опыт не только на региональном, но и на общесоюзном уровне (не говоря уже про депутатство в Верховном совете Молдавии). До распада СССР будущие лидеры Приднестровской Молдавской республики уже имели за плечами два года политической борьбы, которая позволила кристаллизовать идеологию и приоритеты (вопрос о языке, сохранении Советского Союза, а после его распада – отношений с Россией и Украиной, нахождении 14-й армии на Днестре). Но даже по сравнению с Крымом, где движение за присоединение к РФ возглавили лидеры, сделавшие успешную политическую или бизнес-карьеру в период украинской независимости (Сергей Аксенов, Алексей Чалый, Владимир Константинов) на Донбассе дефицит опытных кадров. На первые роли здесь вышли те, кто был в тени или на вторых ролях, маргиналы, оттесненные представителями Партии регионов. То есть теми, кто многие годы успешно конвертировал свою «пророссийскую позицию» в лояльность Киеву и кто в течение последних нескольких лет до «второго Майдана» представлял всю Украину целиком.

В отличие от Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха в вооруженном конфликте на Донбассе отсутствует четко выраженный этнический момент. И русские, и украинцы есть по обе стороны баррикад. Но даже фактор территориальной консолидации, работающий при отсутствии четких этнических разделительных линий в Приднестровье (где вокруг проекта ПМР объединялись в разное время и русский Игорь Смирнов, и украинец Евгений Шевчук, и молдаванин Григорий Маракуца), в Донбассе не стоит переоценивать. Выходцы из этого региона есть как в рядах ополчения, так и среди украинских добровольческих батальонов и Национальной гвардии. Население Донбасса расколото относительно видения перспектив как региона, так и Украины в целом. При этом за донбасские республики воевали не только граждане России, но и выходцы из других областей Украины, недовольные «вторым Майданом» и политикой новой власти. Стоит также отметить и пассивность значительной части населения, готовой к поддержке того, кто в итоге окажется сильнее.

Между тем де-факто государство – это не только опыт конфликта и военно-полевого менеджмента, но и навыки его укрощения в тот момент, когда необходимо консолидировать власть и повернуть народную стихию к рутинной работе (как это было в Нагорном Карабахе в период президентства Аркадия Гукасяна). Иначе на выходе получается «федерация полевых командиров» в ее ичкерийском формате. Следовательно, без привлечения «специалистов» (включая и бывшую региональную и местную бюрократию) не получится, поскольку на одной героике экономические и социальные проблемы не решишь, а всякая слава имеет тенденцию уменьшаться при столкновении с повседневными заботами. И приднестровский проект, и национально-государственное строительство в непризнанных образованиях Закавказья сопровождались и выстраиванием собственной «исторической политики» (в которой помогали профессиональные историки, журналисты, политологи), а также собственных экономических стратегий. Вопреки стереотипам, позиция Москвы далеко не всегда была в пользу поддержки непризнанной государственности (особенно в 1990-х начале 2000-х гг. на фоне конфликта в Чечне) и де-факто образования полагались во многом на собственные рецепты выживания и мобилизации ресурсов.

Не стоит забывать, что выстраивание институтов ДНР и ЛНР будет начинаться в условиях де-факто разделенного Донбасса и раскола в умонастроениях его жителей. В этом контексте сила примера в выборе лояльностей станет крайне важным фактором. Не зря многие украинские эксперты, не склонные к шапкозакидательству и показному патриотизму, предлагают отпустить Восточный Донбасс в «свободное плавание», показав ему некий позитивный пример. Понятное дело, с позитивом на сегодняшней Украине явный дефицит, а апелляция к опыту Западной Германии 1949–1989 гг. выглядит необоснованной натяжкой. Но здравое зерно в данных рассуждениях имеется. Без своей элиты на одной лишь военно-политической поддержке Москвы привлекательного образа не построить и «вторым Приднестровьем» не стать. И в этом плане популярные ныне эгалитарные идеи и некое демонстративное пренебрежение «умниками» (которые отождествляются с настроениями в пользу Киева и Запада) требуют, как минимум, значительной корректировки. Многие эксперты справедливо отмечают, что подобная политика оттолкнула от лидеров Донбасса многих потенциальных союзников. Это и профессорско-преподавательский состав вузов, недовольный украинизацией и не согласный с победой «второго Майдана», и бизнес (отпугиваемый постоянными разговорами руководства ДНР и ЛНР о «национализации» и необходимости «раскошелиться для народа»), и управленцы, изначально готовые «подняться против переворота в Киеве». Очевидно, что без поддержки этих групп трудно наладить текущую работу, сохранить элементарный порядок и сделать заявку на альтернативу украинскому государственному проекту. Что, кстати, отчасти удавалось и удается Приднестровью при сравнении с Молдавией. Неслучайно даже такой известный критик российской политики и приднестровской «квазигосударственности», как Оазу Нантой, в интервью Международной кризисной группе заявил, что «не столько силен приднестровский сепаратизм, сколько слаба молдавская государственность».

Сила или слабость украинской власти станет не менее важным фактором для развития ДНР и ЛНР. В данном случае речь идет не о жесткой военной силе. В случае украинских успехов на ниве экономического реформирования, национального строительства, минимизации коррупции, достижения более высоких стандартов жизни (какими бы труднодостижимыми ни казались эти цели) властям двух непризнанных республик будет трудно поддерживать идеи о пользе «затягивания поясов» и необходимости мобилизации перед лицом угрозы Киева. Хотя бы в силу того, что эксплуатировать этнический фактор, который используется в Закавказье, для них проблематично.

Таким образом, «минский процесс», вызванный невозможностью украинского блицкрига – с одной стороны, и неготовностью Москвы к признанию ДНР и ЛНР, а также к мультипликации крымского опыта на юго-востоке Украины – с другой, обозначил возможность превращения Донбасса в новый полигон для непризнанной государственности. Траектория развития двух республик этого региона еще формируется, в ней много сложных переменных, требующих качественного решения. Но уже очевидно: чтобы с самопровозглашенными республиками стали всерьез считаться (вопрос о признании в данном случае не так уж принципиален) нужна эффективная работа по выстраиванию властных институтов. Перед ними также стоит задача преодоления всесилия полевых командиров, налаживания хозяйственной деятельности и формирования элиты, понимающей (при всей ограниченности ресурсов и возможностей) свои перспективы. На этом пути возможны варианты в диапазоне от Чечни и Сербской Краины до приднестровского опыта. Или формированию уникальной донбасской модели.

Украина > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230707 Сергей Маркедонов

Мегасделка на фоне кризиса

Почему интеграцию Евросоюза и Евразийского экономического союза надо обсуждать уже сейчас

Е.Ю. Винокуров – доктор экономических наук, директор Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития.

Резюме Идея соглашения об интеграции между Евросоюзом и Евразийским экономическим союзом кажется сегодня странной. Сотрудничество сворачивается на фоне обмена санкциями. Но новые устои часто зарождаются именно в кризисное время

Идея соглашения об экономической интеграции между Европейским союзом и Евразийским экономическим союзом кажется сегодня странной. Отношения Евросоюза и России – страны, на которую приходится 87% ВВП и 75% населения ЕАЭС, – в глубоком кризисе. Экономическое сотрудничество сворачивается на фоне обмена санкциями. Отчетливо осознавая трудность момента, вспомним об истоках Евросоюза и дискуссиях 1944–1945 годов. Тогда закладывались основы европейской интеграции (равно как и Бреттон-Вудской системы, то есть современного мирового торгового и финансового устройства). Новые устои часто зарождаются именно в кризисное время. Кто мог подумать в 1944 г., что буквально спустя 10 лет европейские сообщества начнут обретать осязаемые формы?

Лидеры стран и официальные лица уже выражают поддержку идее европейско-евразийской экономической интеграции. Президент России Владимир Путин на саммите ЕС–Россия 28 января 2014 г. предложил приступить к рассмотрению идеи зоны свободной торговли с Евросоюзом. 5 февраля это поддержал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. А 12 сентября комиссар по вопросам расширения ЕС и политики соседства Штефан Фюле высказался в пользу переговоров по свободной торговле. По мнению Фюле, настало время для официальных связей на уровне двух союзов – Европейского и Евразийского – для начала переговорного процесса. К европейцам приходит понимание, что без России проблему «Восточного партнерства» не решить. Кроме того, возник новый субъект, с которым нужно работать – ЕАЭС (несколько лет ЕС упрямо игнорировал Таможенный союз и Евразийскую экономическую комиссию). Впрочем, срок полномочий Фюле подходит к концу.

Экспертное сообщество уже несколько лет обсуждает тему интеграционного соглашения Евросоюза и Евразийского экономического союза. Из новейших работ обращу внимание на доклад Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития «Количественный анализ экономической интеграции ЕС и ЕАЭС: методологические подходы» (апрель 2014 г.) и доклад «Тупик борьбы интеграций в Европе», вышедший в мае 2014 г. под эгидой Комитета гражданских инициатив. Сейчас, в обстановке глубокого кризиса в отношениях, на будущее «европейско-евразийских» связей нужно взглянуть по-новому с учетом создания ЕАЭС и в максимально прикладном ключе.

Предполагаемое соглашение – или пакет соглашений – в силу огромного круга поднимаемых тем должно иметь характер «мегасделки». Компромиссы будут взаимоувязаны. Важность различных тем неравноценна для сторон. Уступая в одном, партнер будет просить «размена» по другой проблеме. Работа предстоит долгая, тяжелая, иной раз будет казаться, что перспектив выхода на финишную прямую нет. Но шансы на успех существуют. Особый вопрос – это, конечно, позиция США, не заинтересованных в мегасделке. Нащупывание точек соприкосновения с интересами этой страны представляет отдельную тему, критически важную для успеха проекта, но выходящую за рамки данной статьи.

По нашему мнению, в контексте соглашения проблемы общего соседства могут получить долгосрочное рамочное решение. Речь идет прежде всего об Украине и Молдавии, но также о Грузии и Азербайджане. Из этих четырех стран сохранение статус-кво относительно приемлемо только для Азербайджана – при условии благоприятной ценовой конъюнктуры на рынках нефти и газа. В Грузии и Молдавии без участия России потенциал развития экономики существенно ограничен. Для Украины же альтернативы просто нет. Последние три страны самым непосредственным образом заинтересованы в успехе мегасделки ЕС–ЕАЭС. Иначе странам общего соседства просто не выйти на траекторию устойчивого роста.

Естественная взаимозависимость

В 2003–2004 гг. возрос интерес к экономическому сотрудничеству и интеграции между Европейским союзом и Российской Федерацией. Однако переговоры по общим пространствам ЕС и России зашли в тупик, и тема перешла в разряд периферийных. Фундамент для взаимной заинтересованности объективно есть. Для формирующегося Евразийского экономического союза тесное сотрудничество с Евросоюзом чрезвычайно важно:

ЕС – крупнейший торговый партнер России и Казахстана, более половины товарооборота Российской Федерации приходится на Европейский союз (Россия в свою очередь является третьим по значимости торговым партнером Евросоюза).

ЕС мог бы сыграть ключевую роль в решении проблем модернизации стран Таможенного союза.

Зарождающийся Евразийский экономический союз инициирует ряд соглашений о свободной торговле с менее значительными по размеру экономики и значимости партнерами, например Вьетнамом и Израилем. Сам по себе факт переговоров полезен: они помогут уточнить приоритеты, сформировать компетенции и отточить переговорную тактику. Между тем именно Евросоюз следует рассматривать как основного долгосрочного партнера.

Проблема Украины в конечном счете может быть решена только в рамках глубокой экономической кооперации ЕС и ЕАЭС, что повышает важность такого сотрудничества.

Для ЕС тесное экономическое сотрудничество с ЕАЭС также представляет принципиальную важность:

ЕАЭС – третий по величине торговый партнер Евросоюза после США и Китая. Влияние российских ограничений на импорт продовольствия показало степень взаимозависимости в торговле и заинтересованности европейских производителей в нормальных коммерческих отношениях.

Проблемы безопасности, включая общее соседство, могут быть решены только в сотрудничестве со странами ЕАЭС.

Существует структурная зависимость от «евразийских» углеводородов.

В общем, режим свободной торговли даст возможность предприятиям Евросоюза не только укрепить конкурентоспособность на важном рынке, но и улучшить условия торговли на рынках, смежных с ЕАЭС. Сочетание конкурентных преимуществ двух союзов дает возможность максимально эффективно реализовать «двойную ренту» – технологическую (со стороны ЕС) и природную (со стороны ЕАЭС). В результате возможен значимый эффект роста конкурентоспособности на всех рынках, прилегающих к пространству от Лиссабона до Владивостока.

Растущий тренд межрегионализма в мире

В последние два десятилетия интерес к региональной интеграции резко возрос, увеличилось количество вновь созданных региональных торговых соглашений. Регионализм превратился в доминирующий фактор развития мировой торговли, инвестиций и потоков труда. Он оказывает влияние как на экономические, так и на политические отношения между странами, ставя их перед выбором: вступать ли в тот или иной торговый блок, какую из форм интеграции предпочесть, какие компетенции передать на наднациональный уровень, какие институты отвечают интересам страны?

Резко выросло число региональных торговых соглашений (РТС). На начало 2014 г. ВТО получила 583 уведомления о создании РТС, из которых 377 являются действующими. ЕС уведомил о создании 47 РТС, США являются участником 14, Япония – 17, Чили – 24, Китай – 15, Бразилия – 4. Согласно базе данных ВТО, большинство созданных в мире РТС являются зонами свободной торговли и только 17 относятся к таможенным союзам. При этом реально функционируют только шесть ТС, из них три полноценные (Евросоюз, ЕС–Турция и ТС Белоруссии, Казахстана и России). Остальные, включая МЕРКОСУР и Южно-Африканский таможенный союз, имеют 30% и более изъятий из единого таможенного тарифа.

Всплеск регионализма объясняли многими факторами. В частности, его связывали с тем, что прогресс в переговорах в рамках ВТО шел очень медленно, особенно это касалось Дохийского раунда. К тому же срабатывал и «эффект домино»: страны считали, что издержки нахождения за пределами торгово-экономических союзов могли бы быть выше, чем от вступления в них. Однако в целом желание стран образовывать РТС вызвано стремлением стимулировать экономический рост за счет получения улучшенного доступа к рынкам, использования эффекта масштаба, привлечения прямых иностранных инвестиций, трансфера технологий и так далее.

В настоящее время формы экономической интеграции постоянно развиваются, усложняются и дополняют друг друга. Например, зона свободной торговли и таможенный союз могут содержать элементы более высоких уровней интеграции, в частности, снижение нетарифных барьеров, снятие ограничений в торговле услугами, движении капитала и рабочей силы, механизмы разрешения споров, политики содействия торговле, механизмы защитных мер, создание институциональных механизмов и так далее. Это связано с растущим пониманием того, что с точки зрения воздействия на экономику устранение только торговых барьеров может приводить к гораздо меньшим положительным эффектам, чем более глубокая интеграция.

Существует несколько стадий коммерческой либерализации и разновидностей интеграционных моделей.

Первая модель – двусторонние соглашения о свободной торговле, которые заключаются между двумя экономиками – может быть относительно простой. Большинство подобных договоренностей касаются только свободной торговли товарами, значительная часть включает товары и услуги, и лишь некоторые ставят более амбициозную цель создания таможенных союзов.

Вторая модель заключается в формировании региональных интеграционных блоков, самым ярким примером является Евросоюз. В Южной Америке группа МЕРКОСУР предприняла попытку сформировать эффективный таможенный союз, но ее единая торговая политика содержит многочисленные изъятия и не продвигается вперед. Многообещающую попытку представляет собой состоящая из 10 стран группа АСЕАН в Юго-Восточной Азии, которая, однако, не является таможенным союзом. Соглашение НАФТА между США, Мексикой и Канадой – еще одна региональная интеграционная инициатива, но она достаточно умеренна в степени интеграции ее членов и также не является таможенным союзом. Из недавних и самых динамичных примеров можно назвать Таможенный союз Белоруссии, Казахстана и России.

Третья модель – межрегиональные интеграционные соглашения, у которых может быть несколько вариантов. Наиболее впечатляющий – межконтинентальные инициативы, среди которых в работе в данный момент находятся две. Первая – Транстихоокеанское партнерство (ТТП), объединяющее большую часть Восточной и Юго-Восточной Азии и западное побережье Тихого океана за исключением Китая. Вторая – Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП), переговоры по которому ведутся между Соединенными Штатами и Евросоюзом. Вызывающее оживленное обсуждение ТТИП ставит целью более глубокую конвергенцию в вопросах регулирования, что идет значительно дальше обычной свободной торговли.

Работа над ТПП и ТТИП продолжается. Обе инициативы ставят целью глубокую либерализацию большого объема мировой торговли в регионах Тихого и Атлантического океанов, и предполагаемая степень их интеграции всеобъемлюща и глубока. Эксперты полагают, что шансы транстихоокеанской инициативы минимальны – уж слишком она рыхлая. Зато у европейско-американской ТТИП перспективы серьезные. В интеграционные процессы такого рода заложен потенциал как минимум эрозии и частичной подмены современного режима ВТО.

Еще одна разновидность потенциального межрегионализма подразумевает соглашения между блоками и требует наиболее сложных переговоров. До настоящего времени прецедентов не было. Европейский союз пытается вести переговоры с МЕРКОСУР, но слабая внутренняя сплоченность участников последнего осложняет процесс. Между тем именно эта разновидность интеррегионализма с большой вероятностью будет играть возрастающую роль, делая систему глобальной торговли и инвестиций еще более многоуровневой и усложненной.

Характеристики и содержание мегасделки ЕС–ЕАЭС

Мегасделка представляет собой именно идею межрегионального интеграционного соглашения, объединяющего два блока. Дело это новое, а значит непростое. Каковы могут быть основные характеристики этого соглашения?

Во-первых, стороной мегасделки, какую бы юридическую форму она ни приняла, будет не Россия, а Евразийский экономический союз. Национальные представители (соответствующие департаменты министерств экономики, МИДов и так далее), разумеется, будут присутствовать и в решающей степени влиять на ход переговоров и финальные договоренности, но формально вести переговоры будет ЕЭК. Это важная характеристика, новая и непривычная как для стран ЕАЭС, так и для Евросоюза.

Во-вторых, участники ЕАЭС заинтересованы не просто в договоре о свободной торговле, а в глубоком, всеобъемлющем соглашении с Евросоюзом. Причина проста: «голая» зона свободной торговли невыгодна России и Казахстану с их сырьевым экспортом. Из-за существующей структуры торговли Россия и Казахстан не заинтересованы в узко сформулированном режиме свободной торговли с Евросоюзом (это верно и для Белоруссии, хотя в меньшей степени). При этом очевидные проблемы, связанные с уступками в торговле, должны быть компенсированы выгодами в других сферах. Нужен существенный прогресс по другим направлениям экономического сотрудничества для того, чтобы идея зоны свободной торговли обрела смысл. Таким образом, особо актуален характер соглашения как мегасделки, охватывающей широкий спектр проблем. Договор должен быть всеобъемлющим и конкретным.

В-третьих, прототипы такого соглашения между ЕС и ЕАЭС, затрагивающего массу вопросов, многообразны – от глубокого и всеобъемлющего соглашения о свободной торговле (DCFTA) до всестороннего торгово-экономического соглашения (ВТЭС – comprehensive economic and trade agreement, CETA). Последнее выступает юридической формой принципиальной договоренности, достигнутой в 2013 г. Евросоюзом и Канадой. СЕТА и уже упоминавшееся Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство Соединенных Штатов и Евросоюза могут рассматриваться в качестве особо полезных образцов для мегасделки ЕС–ЕАЭС.

В-четвертых, следует отметить, что полноценные переговоры невозможны без членства всех стран Евразийского экономического союза в ВТО. Соответственно России следует оказать поддержку Казахстану и особенно Белоруссии на переговорах в Женеве. В принципе Россия должна стать локомотивом для этих двух стран на их пути в ВТО.

Однако членство в ВТО – это не только вопрос Евросоюза или России, но и в очень большой степени позиция Соединенных Штатов. В США отношения с Россией – тема внутренней политики и межпартийной борьбы. Вероятно, таковыми они и останутся. Ждать резких улучшений не приходится: вспомним о поправке Джексона–Вэника, отмена которой для России потребовала более 20 лет. Кстати, она продолжает действовать в отношении Белоруссии и Казахстана.

Отдельный вопрос, на который еще предстоит дать ответ: как будут соотноситься нормы ТТИП ЕС–США и соглашения Евросоюза с Евразийским экономическим союзом?

В-пятых, круг потенциальных вопросов, которые могут стать предметом мегасделки (а она может быть оформлена как одно соглашение или пакет соглашений), включает десятки позиций. Вот лишь некоторые из них:

1. Торговля товарами (отмена импортных пошлин с четко оговоренным кругом изъятий).

2. Устранение нетарифных барьеров в торговле.

3. Регулирование трансграничной электронной торговли.

4. Торговля услугами.

5. Либерализация доступа на финансовые рынки.

6. Свободное движение капитала.

7. Регулятивная конвергенция (нормы и стандарты).

8. Права интеллектуальной собственности.

9. Взаимное признание дипломов, включая профессиональное образование.

10. Безвизовый режим, включая пакет соглашений о реадмиссии.

11. Особый режим для Калининградской области (инвестиционный или торгово-инвестиционный).

12. Общие регионы соседства.

13. Массовые обмены в сфере образования (Erasmus Mundus и так далее).

14. Применение Третьего энергопакета Евросоюза к проектам российского газового экспорта.

15. Развитие международной транспортной инфраструктуры (автомобильные и железнодорожные коридоры).

16. Создание общего рынка электроэнергии ЕС–ЕАЭС.

17. Регулирование частичного взаимного доступа к государственным закупкам.

18. Правила конкуренции.

19. Механизмы разрешения споров.

В-шестых, работа по соглашению в базовом сценарии займет несколько лет, а само всестороннее соглашение может быть заключено в 2020-х годах. К определению желательной или возможной даты заключения соглашения можно и нужно применять два подхода. Первый из них отталкивается от потребностей стран ЕАЭС в модернизации. В недавней статье в журнале «Евразийская экономическая интеграция» Александр Широв и Алексей Янтовский задаются вопросом о сроках создания зоны свободной торговли двух интеграционных блоков. Они исходят из базового аргумента: в настоящее время свободная торговля невыгодна для стран ЕАЭС в силу низкой конкурентоспособности евразийских производителей и высокого уровня закрытости рынков Евросоюза скорее за счет технологических стандартов, нежели за счет импортных пошлин. Модернизационные усилия внутри ЕАЭС, прогнозы повышения эффективности использования первичных ресурсов и роста обрабатывающих производств позволяют авторам предположить, что самым ранним сроком для обсуждаемой ЗСТ могут быть 2021–2024 годы.

Мы разделяем это мнение, принимая во внимание и технические факторы. Даже после относительного разрешения украинского кризиса и появления возможности начинать содержательные переговоры, они – чисто технически, в силу чрезвычайной сложности и насыщенности круга вопросов – займут как минимум несколько лет. Понятно, что легкими эти переговоры быть не обещают. Продлятся они пять-восемь лет. Чтобы иметь возможность поднять бокал за подписанное соглашение в середине 2020-х, нужно садиться за стол переговоров, как только позволит политическая ситуация. А задача экспертного сообщества и ответственных государственных органов – определить перспективную повестку и предпосылки для будущих переговоров уже сейчас.

Евросоюз. Россия. Казахстан. ЕАЭС > Внешэкономсвязи, политика. Таможня > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230706 Евгений Винокуров

Феномен «Исламского государства»

Причины и последствия кризиса на Ближнем Востоке

Р.М. Мухаметов – кандидат политических наук, заместитель директора фонда «Альтаир»

Резюме «Исламское государство» – квинтэссенция сложнейших и противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и базовые категории международных отношений

Летом 2014 г., когда весь мир напряженно следил за событиями на Украине, в центр глобального внимания ворвалась организация «Исламское государство». Осенью эту структуру, отличающуюся беспрецедентной и демонстративной жестокостью, уже называли среди главных угроз мировой стабильности. Феномен «Исламского государства» – квинтэссенция сложнейших и крайне противоречивых проблем глобального развития в эпоху, когда разрушаются не только привычные принципы мироустройства, но и некоторые базовые категории международных отношений.

«Исламское государство» в цифрах

Численность – 10–20 тыс., попутчики – 15–20 тыс., мобилизационный потенциал – 15 тысяч. Точные данные о численности «Исламского государства» (оно же «Исламское государство Ирака и Леванта» или «Исламское государство Ирака и Шама», ИГИЛ или ИГИШ, араб. аббревиатура – ДАИШ) отсутствуют. Экспертные оценки сильно разнятся. Встречаются цифры от 10 до 80 тыс. человек.

Наиболее близкими к реальности представляются цифры в 10–20 тыс. профессиональных комбатантов, т.е. тех, кто на постоянной основе принимает участие в боевых действиях. Это подтверждают такие серьезные эксперты, как Колин Кларк, специализирующийся на изучении массовых волнений и международного терроризма, и Лорен Скуайрз из Института изучения войн.

Относительно небольшая численность объясняет то, что ИГ не вполне контролирует все занятые территории. Многие участки фронта остаются открытыми. Боевики заняли основные позиции, а в отдаленные районы периодически совершают рейды.

Проблема в оценке численности, помимо прочего, заключается в том, кого конкретно считать боевиком. В ИГ принято несколько ступеней своего рода посвящения. Политолог из Колумбийского университета и бывший советник многонациональных сил в Ираке Остин Лонг считает, что число «истинно верующих» не превышает нескольких тысяч. Чтобы стать полноценным членом организации, требуется кровью на поле боя или же в ходе расправ над пленными и населением оккупированных территорий доказать свою верность и профессиональные качества.

За ИГ воюют и те, кто предпочитает быть на стороне сильного и побеждающего. Тем более что это дает возможность неплохо заработать по меркам стран, разоренных многолетней гражданской войной. Количество попутчиков достигает 15 тыс., хотя цифра 20 тыс. тоже весьма вероятна. В случае дальнейших успехов организация располагает мобилизационным потенциалом еще примерно в 15 тыс. местных добровольцев.

Продолжается приток сторонников и из-за рубежа. ИГ начинает черпать поддержку не только у самых радикальных исламистов мусульманских стран и Европы, но и, например, в среде арабских футбольных ультрас. Если фанаты на Западе и в России зачастую испытывают симпатии к нацизму, то в исламском мире болельщики-радикалы разделяют аналоги этой идеологии, сформировавшиеся в ином культурно-цивилизационном ландшафте.

Дневной доход: от 1 до 4 млн долларов. Стабильный и крупный доход – одна из сильных сторон организации. Боевикам удается извлекать прибыль из множества различных источников.

В отличие от современной «Аль-Каиды», получающей большую часть финансирования от своих покровителей из стран Персидского залива, ИГ в основном генерирует доход самостоятельно. Группа действует как мафия. Не брезгует никакими средствами, приносящими прибыль. Нелегальная торговля нефтью, угон автомобилей, ограбления банков, вымогательство, похищение людей с целью получения выкупа – все это средства, которыми активно пользуются террористы.

Назвать конкретные цифры доходов ИГ довольно сложно. По некоторым оценкам, они составляют около миллиона долларов в день, по другим – от 25 до 30 млн долларов в год. Лорен Скуайрз и ее коллеги из Института изучения войн называют цифру от 2 до 4 млн долларов ежедневно. Но, какими бы ни были конкретные цифры, финансовые поступления в казну ИГ безусловно намного превосходят то, чем располагает «Аль-Каида».

Между тем усиление и расширение ИГ сопряжено с расходами. Организация растет, вербует новых членов, боевики получают зарплату (порядка 200 долл. в месяц) + «премии». Таким образом, деньги находятся в постоянном обороте.

Оружие и военная техника: порядка трех дивизионов. «Если сравнивать с обычными военными формированиями, то можно сказать, что они обладают примерно таким же количеством оружия и техники, что и три дивизиона западной армии, – говорит Скуайрз. – Но в руках террористов это оружие приносит гораздо больше жертв».

По мнению Кларка, более существенно даже не количество, а качество оружия. ИГ произвел ряд нападений на иракские военные склады, заполучив самые разные виды оружия, включая снайперские винтовки, минометы, тяжелые пулеметы, противотанковые орудия, гранатометы РПГ, танки и армейские вездеходы. Особое беспокойство внушают такие «приобретения» террористов, как ПЗРК, способные сбивать самолеты, летящие на высоте до 5000 метров. В Интернете пропагандисты ИГ уже хвастаются якобы уничтоженными американскими истребителями и тем, что на их вооружении скоро также появятся самолеты.

Территория под контролем: 90 тыс. кв. км. Эта цифра меняется чуть ли не каждый день, говорит Колин Кларк. Сейчас ИГ контролирует обширную территорию на севере и северо-востоке Сирии, закрепляется на сирийско-турецкой границе. Кроме того, ИГ держит важную часть границы между Сирией и Ираком. В Ираке под властью организации – северные и северо-западные регионы страны вплоть до городов Эль-Фалуджа и Киркук, периодически передовые части нависают над Багдадом. Таким образом, общая территория, находящаяся под полной или относительной властью ИГ, составляет около 90 тыс. кв. км, что сопоставимо с размером Иордании. Говорят также о захвате порядка трети Ирака и четверти Сирии.

Сеть ИГ: тысячи сторонников во всех ключевых точках региона. При удачном наступлении «спящие ячейки» готовы поднять восстание. Эмиссары разбросаны по всему Ближнему Востоку. Есть сообщения о попытках похищения людей в Турции. Ведется работа в соцсетях, экстремисты, вербуя единомышленников, не сразу раскрывают свою принадлежность.

«Исламское государство»: история, состав, идеи и практика. Происхождение. ИГ (тогда ИГИЛ) в Сирии появилось в 2012–2013 гг. и сразу заявило о себе как самая жестокая группа в ряду вооруженной оппозиции режиму Башара Асада. В основном рекрутировало членов в других организациях, чем внесло раскол и конфликт в ряды единого фронта.

Эта организация постепенно выделилась среди всех наиболее радикальных групп и вступила в вооруженную борьбу с ними, избегая крупномасштабных действий против армии, подконтрольной официальному Дамаску. Призывы лидеров «Аль-Каиды» (Айман Аз-Завахири и др.) вернуться под общее командование, разобрать разногласия на шариатском суде или же прекратить деятельность в Сирии и сосредоточиться на Ираке ИГ проигнорировало.

Объективно усиление ИГ в Сирии способствовало ослаблению оппозиции и сыграло на руку режиму Асада. Считавшаяся еще год назад самой перспективной исламистской структурой «Джабхат ан-Нусра» (ее Завахири назвал представительством «Аль-Каиды» в стране) сегодня в упадке – многие ее боевики перетекают в ИГ, а лидеры убиты, – равно как и «Исламский фронт». Также значительно дискредитирована и уязвлена светская «Свободная армия».

В Ираке ИГ вышла из группы Мусаба аз-Заркауи («Аль-Каида» в Ираке) во второй половине нулевых. Долгое время организация была известна борьбой с властями Багдада, оккупационными силами, шиитской вооруженной милицией и суннитским племенным ополчением.

ИГ Ирака и ИГ Леванта. Организацию условно можно разделить на две большие группы – ИГ Ирака и ИГ Леванта. В Сирии численность международных добровольцев выше, чем в Ираке, где преобладают местные. В основном добровольцы представлены арабскими странами, Турцией, но встречаются также приезжие из СНГ, в том числе с Северного и Южного Кавказа, из Средней Азии, Европы, индо-пакистанского региона и Юго-Восточной Азии.

Число кавказцев в ИГ составляет от нескольких сотен до тысячи человек, в основном чеченцев (среди них много кистинцев из грузинского Панкиси), но есть дагестанцы и азербайджанцы. Кавказцы приезжают на Ближний Восток также из Европы. Цифра продолжает расти. Второе лицо в организации Умар Шишани (он же Умар Грузини) – чеченец, выходец из Панкиси. Из-за слабого контроля Тбилиси джихадистские идеи получили серьезное распространение в этом районе.

Сегодня, когда две части ИГ имеют все возможности поддерживать полноценный контакт, грань между ними все больше стирается. Хотя определенные оттенки в подходах остаются. Так, в Ираке организация допускает союзные отношения с неисламскими, как она сама определяет, силами, а в Сирии за это же выносится такфир («провинившиеся» объявляются немусульманами, неверными) противникам, например, членам организации «Джабхат аль-Нусра».

Идеология. ИГ и «Аль-Каида». Формально в идеологии ИГ и «Аль-Каиды» разница едва уловима. Тот же доведенный до крайности джихадистский салафизм. Единственное – ИГ активно использует такфир. По сути, он поставлен на службу военным интересам организации. Неверным объявляется любой, если в этом возникает необходимость. Алькаидовские группы в Сирии к этому сегодня склонны меньше.

Информации об идеологии ИГ крайне мало. Есть основания предполагать, что организация, по крайней мере частично, заимствовала идеи и однозначно практику ранних хариджитов, наиболее жестких и непримиримых, тех, которые считали правыми и мусульманами только самих себя, даже в споре с халифом Али, и других аналогичных течений.

Ключевая разница в деталях, причем, скорее, не в идеологии, а в методологии. «Мелочи» и привели к разрыву и войне на уничтожение между двумя ветвями некогда единого фронта.

«Нусра» всегда считалась самой крайней в Сирии. Но выяснилось, что бывают еще более жестко настроенные. Учитывая исторический опыт того же хариджизма, можно предположить на новом витке возникновение силы радикальнее, чем даже ИГ. Процесс, по всей видимости, собственных пределов не имеет. «Нусра» (сирийская ветвь «Аль-Каиды») при всех оговорках и условности – это джихадистское развитие «ихванизма» (движение «Братьев-мусульман»), если совсем точно – экстремистское прочтение идей Саида Кутба, продолжение классического джихадизма XX века. Аз-Завахири, нынешний лидер «Аль-Каиды», в свое время руководил группой «Гихад» («Джихад»), отколовшейся от «Братьев-мусульман» по причине умеренности последних. При всех противоречиях с «братьями» у экстремистов осталась их методология, пусть и превратно понятая. Наряду с террористическими методами они сохранили склонность к политической интриге и своеобразному участию в политических процессах тех или иных государств посредством рационализированного насилия.

Иными словами, «Аль-Каида» поставила насилие на службу политике и идеологии. Для ИГ, напротив, политика второстепенна, первично насилие во имя «светлого будущего». Это предопределило разногласия относительно действий джихадистов в Сирии.

1. «Нусра» и другие, исходя из ситуации и политической целесообразности, откладывают до победы объявление шариата и халифата. ИГ вводит шариат (в своей интерпретации) сразу же по занятии территории.

2. «Нусра» идет на коалиционные отношения с умеренными исламистами из числа «Братьев-мусульман», а также суфиями и даже светскими демократическими группами, вроде «Свободной армии». Есть связи с западными и арабскими спецслужбами. Причем это оправдывается теологически с позиций исламского права. ИГ же объявило такие отношения вероотступничеством и развязало войну против «Нусры». Однако ИГ, скрыто и не оправдываясь никак публично, само в Ираке активно взаимодействует и с суфиями, и с арабскими национал-социалистами, и, по всей видимости, в Сирии с различными спецслужбами (в том числе шиитского Ирана).

3. И самое главное. «Нусра» при всей верности идеям глобального джихада воюет за исламское государство в Сирии (!), т.е. вовлечена в военно-политический процесс внутри определенного государства, в то время как ИГ сражается за трансграничный халифат, начало которому лишь по стечению обстоятельств было положено в Ираке и Сирии.

Если отбросить идеологическую надстройку, отношения между ИГ и «Аль-Каидой» можно сравнить с отношениями «красных кхмеров» Пол Пота и других коммунистических экстремистов или же, скажем, большевиков времен гражданской войны и левых эсеров. В этой логике «ихваны» – «братья-мусульмане» – будут умеренными европейскими социал-демократами. С позиций конфликтологии вообще выявляется общность в развитии всех радикально-революционных движений.

Принципы организации. В ИГ поддерживается строжайшая дисциплина. Вертикаль власти пронизывает всю военно-политическую структуру управления. Недопустимы самодеятельность, совещательность, несанкционированный героизм снизу. Жесткость компенсируется финансовыми премиями и фактическим поощрением со стороны руководства немотивированной жестокости, насилия над мирным населением и пленными, грабежами и участием низового состава в разделе военных трофеев. Лидер ИГ (халиф) Абу Бакр Багдади также не лишен чувства стяжательства – во время проповеди в мосульской мечети на его руке были сфотографированы швейцарские часы ценой в несколько тысяч долларов.

Ставка – на тотальное насилие, в которое вовлечены все полноценные боевики через систему круговой поруки, террор и запугивание мирного населения. Это сплачивает ряды и способствует эффективному управлению. Боевик связан с лидером (халифом ИГ) не только идейно, но и финансово, и корпоративно. Фактически они все несут свою долю ответственности за содеянное и поэтому заинтересованы друг в друге.

Фанатизм, возведенный в абсолют, служит внутренним обоснованием любых действий во имя ИГ и халифата. Принципы: «никаких полутонов, условностей, недоговоренностей, сложных объяснений и долгосрочных обещаний», «кто не с нами, тот против нас» (на языке ИГ: «кто не с нами, тот неверный, а значит, его жизнь и имущество открыты для посягательства» – т.е. человека можно убить и ограбить), «никаких политических маневров – шариат и халифат здесь и сейчас» – необходимы не только во имя продвижения власти, но и ради поддержания боеспособности собственных рядов. Оправдание грубой военно-политической целесообразности соображениями высшего порядка (религией в данном случае) снимает с низового состава любую моральную ответственность.

Цинизм и беспринципность в отношении противника, принципы «победа все спишет» и «цель оправдывает средства и жертвы» балансируются фактической легализацией для рядового состава любых действий. Так, в отчете ООН и в многочисленных сообщениях СМИ приводятся данные о функционировании самых настоящих рынков невольниц на подконтрольных ИГ территориях. Всего за 10–20 долларов боевики обзаводятся «наложницами» из числа пленных курдских женщин, принимавших участие в боевых действиях, или же мирных жителей.

Популизм. ИГ говорит и дает своим сторонникам то, что они хотят слышать и получать. Религиозная демагогия подкрепляется вполне конкретными земными «благами».

При всей экзотике именно эти принципы позволяли одерживать победу в таких конфликтах, как сейчас мы имеем в Сирии и Ираке. Пример жесткости, жестокости и железной последовательности большевиков в российской гражданской «войне всех против всех» хрестоматиен.

Тип организации. ИГ объединяет в себе элементы сетевой террористической организации, крупного незаконного вооруженного формирования, организованной преступной группировки, мафиозной сети, радикально-революционного движения и, конечно, тоталитарной сети. Это пока плохо изученный феномен.

ИГ также представляет собой очередной этап в развитии джихадизма. Это его ребрендинг. Новая версия джихадизма является одной из привлекательных сторон для новых членов организации.

Коалиционный потенциал. В Сирии ИГ противопоставило себя всем остальным группам, прежде всего оппозиционным. Ведется война на уничтожение. С правительственными силами до определенного предела поддерживается нейтралитет. В Ираке у ИГ ряд союзников: баасисты во главе с Иззатом Ибрагимом ал-Дури (крупный военный и государственный деятель саддамовского Ирака), армия последователей суфийского тариката «Накшбанди», ополчение суннитских племен, все недовольные шиитским правительством в Багдаде.

Коалиция представляет собой достаточно непрочное образование. Уже есть информация о недовольстве союзников жестокостью ИГ, о переходе части суннитских племен в оппозицию к нему (ранее именно они при поддержке США активно противодействовали укреплению ИГ и других джихадистов). Тем не менее это – серьезная сила, которая заставила весь мир вспомнить об Ираке.

«Исламское государство» наступает

Всплеск активности, факторы успеха. Весной-летом 2014 г. ИГ стремительно заняло обширные территории в Ираке. С тех пор об организации заговорил весь мир. Успех способствовал объединению двух ветвей ИГИЛ, и в итоге – провозглашение халифата во главе с халифом Абу Бакром аль-Багдади и переименование в ИГ.

Резкий всплеск активности ИГ в Ираке произошел на волне т.н. «суннитского восстания». Многие специалисты и политики, в том числе бывший вице-президент Ирака Тарик аль-Хашими, винят в произошедшем бывшего премьера Нури аль-Малики. При нем сунниты были окончательно вытеснены из органов власти и превратились в угнетаемое второсортное меньшинство. Волнения и восстания происходили регулярно (Анбар, Фаллуджа, Хавидж) все годы после свержения Саддама. Они жестоко подавлялись. Особенно выделяется резня 2005–2006 г., учиненная шиитской «Армией Махди».

Хашими, сам приговоренный Малики к смертной казни и бежавший из страны, приводит цифру в 1,6 млн пострадавших суннитов. «Крайне важно понять, что ситуация в Ираке сегодня не сводится исключительно к “Исламскому государству”. В стране сегодня есть два вида терроризма: суннитский крайний фанатизм, представленный ИГ, и шиитский крайний фанатизм, под знаменем которого находятся 15 военизированных формирований, связанных с Ираном. Последние используют те же методы насилия и подавления, что и ИГ. Почему Запад сфокусировал свою политику на том, что называют “суннитским терроризмом”? Почему никто не обращает внимания на терроризм шиитских групп?» – заявил политик в интервью в прессе.

Причины «суннитского восстания» косвенно признаны США и арабскими странами, которые надавили на Багдад, пытаясь отстранить от власти Нури аль-Малики и сформировать новое правительство, имеющее более широкое представительство. Однако новый премьер Хайдар аль-Абади принадлежит к той же партии, и серьезной смены курса не наблюдается.

В течение 2012–2014 гг. ИГ на неподконтрольных никому территориях сумело нарастить серьезный военный, людской и технический потенциал и воспользоваться глубочайшим кризисом в Ираке (Барак Обама публично признал, что США недооценили «Исламское государство»). Во многом организации удалось оседлать, по крайней мере пока, волну недовольства суннитов однобокой политикой багдадского правительства.

Организация оказалась в центре восстания, став его стержнем. Местами, по некоторым данным, ее бойцы не составляют большинства от всех суннитских ополченцев и не являются решающей силой. Если раньше суннитские племена не принимали ИГ, давали ей отпор, не пускали в свои населенные пункты, сотрудничая с властями, то сейчас они больше не доверяют американцам, багдадскому правительству и вообще никому. В результате политики Аль-Малики объединились все – от джихадистов до светских баасистов. Многие сунниты в самых разных странах злорадно поддерживают ИГ не из симпатий к организации, а из ненависти к шиитскому правительству в Багдаде.

В Сирии успехам ИГ способствовал кризис светской и исламистской оппозиции, отсутствие серьезных побед, усталость боевиков от прежних лидеров и недоверие им, а также привлекательная для многих люмпен-джихадистов новой волны (посталькаидовского поколения) идеология (точнее методология), даже по сравнению с «Аль-Каидой». Огромную роль сыграла неспособность различных сил договориться между собой на какой-то позитивной основе. Отсутствие единства спровоцировало фрустрацию.

Сейчас в рамках ИГ и родственных ей организаций в разных странах («Боко Харама» в Нигерии, «Аш-Шабаб» в Сомали, группы в Ливии, индо-пакистанском регионе, на Северном Кавказе, в Юго-Восточной Азии) находят себя те, кто оттеснены на вторые роли «ветеранами джихада». Последних упрекают в политических играх, тайных связях, коррупции, неискренности, подмене цели (халифат) – средством (борьбой во имя его). Т.е. старые лидеры обвиняются в том, что, став выгодоприобретателями джихада, они превратились в заложников процесса и перестали заботиться о конечной цели, т.к. в случае победы в них отпадает необходимость. Отступлением от прямого пути джихада объясняются все неудачи последних лет.

В итоге ИГ спутало карты всем ведущим в регионе игрокам. Общий язык на платформе борьбы с этой организацией нашли самые непримиримые силы – США, Иран, «Хезболла», Асад, «Аль-Каида».

Скрытые связи. Лидеры сирийской оппозиции (как исламисты, так и светские) публично заявляют о масштабной и разносторонней поддержке (финансовой, военной, технической, информационной) ИГ со стороны Ирана и режима Асада. Хасан Абуд, глава одной из крупнейших вооруженных исламистских групп в Сирии, незадолго до смерти в сентябре 2014 г. заявил, что боевиков ИГ тренировали инструкторы из Корпуса стражей исламской революции. Многие на Западе также исходят из того, что организация – проект Дамаска и Тегерана.

По этой версии, ИГ поддерживался и частично контролировался Асадом и Тегераном в целях разжигания внутри повстанческой борьбы и дискредитации оппозиции перед мировым сообществом. Однозначно утверждать это невозможно. Но не исключено, что договоренности о некоем разделе сфер влияния могли иметь место. Двойная игра на Ближнем Востоке сегодня – распространенное явление.

За время своего существования ИГ в основном вела боевые действия не против правительственных сил, а против «Нусры» и других сирийских оппозиционных групп. Более того, действия членов этой организации нередко давали режиму Асада повод представлять перед всем миром его противников безумными террористами, вырезающими христиан, и проч. В итоге помощь сирийской оппозиции сегодня действительно заметно сократилась.

Если версия о руке Тегерана и Дамаска в становлении и укреплении ИГ верна, то сегодня те, кого они считали почти своими марионетками, вышли из-под контроля. ИГ ударил по Багдаду, который, так же как и режим Асада, находится под плотной опекой Ирана. Тегеран в сложившейся ситуации активно помогает Багдаду. Естественно, это углубляет шиитско-суннитское противостояние в регионе, увеличивая угрозу перерастания его в большую войну.

Есть подозрения и относительно помощи ИГ со стороны Вашингтона. В Сирии – в рамках общей поддержки сирийской оппозиции, воюющей с Асадом (как минимум имеются данные о продаже вооружения, предназначенного светским силам, коррумпированными командирами «Свободной армии»). В Ираке – в рамках концепции раздела страны на три слабых и подконтрольных независимых государства (шиитское, суннитское и курдское). Согласно этой версии, одной рукой Вашингтон поддерживает шиитов, другой – суннитов. Аль-Хашими говорит, что сценарий раскола страны находит понимание у супердержавы. Обычно в этой связи вспоминают, что Аль-Багдади в 2009 г. был отпущен американцами из военной тюрьмы, т.к. его признали неопасным.

Со ссылкой на источники Эдварда Сноудена также распространяется версия, что изначально ИГИЛ являлся проектом ЦРУ и МОССАДа «Осиное гнездо». Его цель – собрать все наиболее крайние элементы, действующие в Сирии и Ираке, в одной организации с тем, чтобы контролировать и манипулировать ею.

Встречается конспирологическое объяснение возможных связей ИГ с американцами (в частности, Багдади с ЦРУ). Согласно ему, организация пользуется поддержкой неоконов, которые таким образом добиваются дискредитации Обамы. Публикация ужасающих роликов с резней западных граждан в Интернете призвана перечеркнуть все обещания президента «перезагрузить» испорченные при Буше отношения с исламским миром. Сегодня Обама оказался неспособен выполнить даже свое самое главное предвыборное обещание – прекратить войну в Ираке. Речь идет о возвращении американцев в страну.

В подтверждение этой версии в сеть вброшена фотография, на которой человек, похожий на Багдади, в окружении помощников изображен во время переговоров с сенатором Джоном Маккейном.

Есть информация об определенной поддержке ИГ со стороны Эр-Рияда и сочувствующих организации отдельных граждан королевства, в том числе членов королевской фамилии. Эр-Рияд мог пытаться делать ставку на ИГ в целях заполучить инструмент воздействия на ситуацию в Сирии, т.к. «Нусра» и светская оппозиция больше ориентируются на Катар, США и Турцию.

ИГ и массовое мусульманское сознание. Феномен ИГ хорошо укладывается в архетип коллективного сознания масс Большого Ближнего Востока. Сетевые технологии расширения влияния – создание, помимо территориального, надгосударственного пространства идей – часто встречаются в исламской истории (халифат Фатимидов, карматы, хашишины, радикальные хариджиты). Это «негативная легитимность», но тем не менее она усиливает организацию.

Вызов для России

ИГ и Северный Кавказ. С самого начала конфликт в Сирии привлек к себе значительное внимание мусульманской молодежи Северного Кавказа. Даже большее, чем палестино-израильский конфликт, который гораздо важнее с точки зрения ислама. Это объясняется довольно плотными историческими и современными связями северо-восточного Кавказа с Сирией.

Новый фронт джихада дал возможность реализации для горячих голов, которые уже не видели перспектив «лесной» войны с полицией у себя на родине. Что касается конфликта в Палестине, то он длится более 60 лет без видимых результатов. Отношение к нему во многом стало ритуальным, ненависть к Израилю имеет мало практического смысла. Тем более что ни ХАМАС, ни ФАТХ не занимаются рекрутингом иностранцев.

В 2011 г., когда начались волнения, большое число дагестанцев, вайнахов и других кавказцев находились в Сирии. Они прибыли туда в основном в качестве студентов, а потом осели. Некоторые имеют связи и родственников, переселившихся в страну еще после Кавказской войны XIX века. Часть кавказцев сразу оказалась в рядах оппозиции. Другие приехали специально для участия в боевых действиях. Отток радикалов в Сирию стал важной причиной спада джихадистской активности в Дагестане, Ингушетии и КБР в последние годы.

Раскол в рядах радикальной сирийской оппозиции нашел живой отклик в кавказской среде. Причем не только у тех, кто непосредственно принимал участие в боевых действиях, но и сочувствующих на родине. В соцсетях (равно как и в очном режиме) уже около года бурлят жесткие дискуссии, доходящие до угроз, обвинений и такфира. Этот конфликт несет значительный взрывоопасный потенциал. Ориентация на ИГ или «Нусру» определяется по преимуществу ситуативно, исходя из обстоятельств и личных предпочтений.

Популярность ИГ растет не только в среде т.н. «кухонных экстремистов». Можно говорить об известной усталости радикальной молодежи от прежних лидеров джихада, некоторого разочарования из-за отсутствия успехов «Имарата Кавказ» (ИК). Это и ощущение бесперспективности его многолетней борьбы, а также информация о вовлеченности в криминальные махинации, связи с местной элитой, коррупции и моральной нечистоплотности. Отклонениями от «истинного пути» объясняются неудачи и необходимость вернуться к «чистому джихаду».

Кстати, кризис ИК и необходимость внутренних реформ косвенно признал его новый лидер Али Абу Мухаммад Кебеков, пришедший на смену Доке Умарову. Он открыто провозгласил новую стратегию, которую можно оценить как более умеренную, чем та, что реализовывалась прежде. Сторонники же ИГ в качестве выхода из кризиса кавказского джихадизма предлагают, наоборот, линию ужесточить.

Если в Сирии раскол разделил кавказцев примерно поровну, то на самом Северном Кавказе сторонников ИГ пока не так много. Между тем появились слухи, что отдельные лидеры второго порядка (всего пять-восемь человек), в частности амир Центрального сектора Вилаята Дагестан ИК Абу Тахир Кадари и амир махачкалинского сектора Арсланали Камбулатов (Абу Мухаммад Агачаульский или Шамилькалинский) принесли присягу халифу Багдади. В ИГ не скрывают, что ведется работа с молодым поколением по безболезненной интеграции ИК в ИГ. Как считают противники, ИГ намерено склонить лидера ИК Али Абу Мухаммада Кебекова на свою сторону под давлением уже обработанных региональных амиров. Есть слух, что один из амиров уже предъявил ультиматум Кебекову.

Публичных подтверждений происходящего в «лесу» нет. Сторонники ИГ в основном скрывают принадлежность к организации. Считается, что эмиссаров Умара Шишани достаточно много в ИК, но действуют они скрытно, осторожно и хитро, чтобы избежать вооруженного конфликта и репрессий в свой адрес раньше времени, прежде чем они окрепнут, не брезгуя провокациями и любыми методами, если это необходимо для распространения власти и влияния.

В кавказском джихадистском Интернете действует ряд популяризаторов идей и практики ИГ. Очень активен некий Абу Баруд. Он переписывается с админами сайтов, ориентирующихся на ИК, общается с кавказскими диаспорами в Европе, собирает всех, кто настроен на изменение методологии ИК на более жесткую и такфиристскую. На форумах встречается информация касательно того, что этот Абу Баруд имеет прямой выход на отдельных боевиков ИК.

Пропагандисты ИГ вообще не пропускают происходящего на Северном Кавказе. Так, они пытались трактовать в свою пользу задержание в начале октября известного в Дагестане салафитского проповедника Надира абу Халида.

Большинство региональных амиров «Имарата Кавказ» радикально негативно относятся к ИГ. При его усилении в регионе возможна резкая дестабилизация по сирийскому сценарию, т.е. межджихадистская война. ИГ привлекает сторонников на Кавказе успешным брендом и возможностью получать серьезное и стабильное финансирование. Кавказцы нужны халифату в качестве кадрового боевого ресурса и дополнительного рычага воздействия на региональную геополитику.

Вряд ли само ИГ придет на Кавказ. Но стоит ожидать серьезных попыток «открыть» в регионе его филиал – привлекая новых сторонников или же переманивая боевиков ИК. Аналогичные заявки на «франшизу» уже прозвучали от различных групп в Африке, Пакистане, Афганистане, Юго-Восточной Азии. Тамошние группы второго порядка, в том числе те, кто ранее ориентировался на «Аль-Каиду», присягают амиру ИГ в надежде получить поддержку, в то время как лидеры уже зарекомендовавших себя структур во всех этих регионах, как правило, жестко выступают против притязаний ИГ и сохраняют верность «старой школе» джихада.

Наибольшее опасение вызывает неподтвержденная информация о присоединении к ИГ «Исламского движения Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана», ИДУ), официально признанного в России и во многих других странах террористической организацией. Вероятно, в ИДУ возник раскол из-за отношения к новой силе в Ираке и Сирии, чем объясняются противоречивые сообщения. Если присяга главы движения Усмона Гози халифу Аль-Багдади подтвердится, это означает, что ИГ уже непосредственно угрожает интересам России, как минимум в Центральной Азии.

Будущее «Исламского государства»

Перспективы ИГ в Сирии и Ираке. Крайне маловероятно, что авиаудары коалиции приведут к уничтожению ИГ. На полномасштабную же наземную военную операцию Запад вряд ли решится. В лучшем случае боевики под бомбардировками рассредоточатся, как талибы в Афганистане в 2001 г., чтобы в нужный момент напомнить о себе. Более того, по мнению бывшего вице-президента Ирака Аль-Хашими, это, а тем более военная интервенция, только увеличит приток иракских суннитов в группировку. Бомбардировки часто приводят к массовым жертвам среди гражданского населения. Но самое главное – иностранное давление в глазах многих делает ИГ меньшим злом.

Использование курдов против ИГ, как предполагает Запад, также малоэффективно. Курдское ополчение эффективно действует на своей земле, но не за ее пределами. С сирийской оппозицией перспективы еще более призрачны.

Иран, скорее всего, не пойдет на открытое вторжение, так как это будет означать агрессию шиитов против суннитов и резко увеличит угрозу глобальной шиито-суннитской войны. Турция сейчас балансирует на грани ввода войск в Сирию в целях защиты курдов. Если Эрдоган на это решится, то речь может зайти о реанимации проекта турко-курдской конфедерации, провалившегося в 2012–2013 годах. Эта идея вызывает значительное отторжение у националистического сектора турецкого общества и сопряжена с огромными рисками. Отказ же от введения войск вызывает волнения у турецких курдов. Сложившаяся с усилением ИГ обстановка серьезно дестабилизирует Турцию на длительный срок.

Таким образом, ИГ надо признать долгосрочным и серьезным элементом регионального ландшафта. Уход со сцены этого квазигосударства возможен только при урегулировании глубинных противоречий Ирака и Сирии. Вовлечение России в воздушную и наземную военную кампанию в этих странах бесперспективно и вредно.

ИГ в Сирии и Ираке. Перспективы для России. В краткосрочной перспективе наличие ИГ дает России определенные выгоды. Оттягивает силы Запада, расшатывает позиции сильных региональных игроков – Турции, Ирана, ослабляет фронт противников Асада – союзника Москвы, отвлекает мировое общественное мнение от событий на Украине, создает условия для возвращения цен на нефть на прежние высокие показатели. То есть появляется дополнительное пространство для геополитического маневра. В том числе есть повод говорить об улучшении испорченных отношений с Западом из-за общей необходимости борьбы с террористической угрозой.

Кроме того, война в Сирии и Ираке канализирует радикалов с Северного Кавказа с большой долей вероятности их невозвращения обратно – не только по причине смерти. Судя по Вазиристану (горный северо-западный Пакистан), большинство джихадистов из Центральной Азии и России оседают там и не стремятся на родину.

Однако в долгосрочной перспективе укрепление «Исламского государства» несет масштабную угрозу нашей национальной безопасности. Прежде всего потому, что, как показал опыт Ирана, США, Саудовской Аравии, любое попустительство и подыгрывание этой организации быстро доказывает свою ошибочность. Она выходит из-под контроля и ведет только ей понятную игру.

Ждать, пока организация дорастет до уровня хотя бы непризнанного государственного образования, с которым можно как-то работать, бесполезно. Ваххабитскому эмирату, который на начальной стадии был очень похож на ИГ, потребовалось 150 лет, чтобы превратиться в Саудовскую Аравию. России нужен вменяемый и сильный сосед, который мог бы стать в перспективе центром силы формирующегося в конфликте с США многополярного мира.

В среднесрочной перспективе в интересах России для стабилизации ситуации в Сирии и Ираке и противодействия ИГ представляется необходимым:

Способствовать расширению представительства суннитов и всех других меньшинств в органах власти Ирака, в том числе силовых; содействовать прекращению дискриминации суннитской общины; однозначно поддерживать единство иракского государства через реальный диалог всех общин и сил.

Содействовать реальному политическому урегулированию и мирному процессу в Сирии. Недопустимо самоустранение ведущих держав от «забытой войны» в этой стране.

Укреплять и расширять сотрудничество с кругами умеренных исламистов, которые сегодня разочарованы в политике Запада и находятся в поисках привилегированного партнера. Они обвиняют США и их союзников в поддержке их врагов в Ливии, Египте, Сирии, Тунисе и Йемене и вообще в срыве «арабской весны». Этот поворот на региональном поле дает Москве очередной шанс расширить зону своего влияния, повысить коалиционный потенциал, восстановить позиции, утраченные в ходе революций 2010–2012 гг., ослабить позиции Запада. Россия сможет держать руку на пульсе в еще одном центре ближневосточной политики и стимулировать позитивные и выгодные ей тенденции в среде умеренных исламистов.

«Исламское государство» – вызов исламской цивилизации

Успехи ИГ и цивилизационный кризис исламского мира. Провал «арабской весны» и в целом умеренно-исламистского проекта на данном этапе привел к появлению в исламском мире гиперрадикального «Исламского государства». Сегодня о чисто светских путях развития мусульманских стран речи не идет. Грубо говоря, альтернативой условно-коллективному Эрдогану (в арабских странах «Братьям-мусульманам» в широком смысле – не как организации, а мировоззрению) является даже не условно-коллективный бен Ладен, а Абу Бакр Багдади с его реальными головорезами. Ослабление одной тенденции будет неизбежно вызывать усиление другой. На смену ИГ придет еще более радикальная сила.

На Большом Ближнем Востоке почва для гиперрадикализации более чем подготовлена. Несколько поколений выросли в условиях бесконечного беспредела, войн, диктатуры, нищеты, угнетения и коррупции.

«Если мы скажем в нынешней ситуации: нет мира без возмездия, то, учитывая масштаб претензий, с которым мы имеем дело, о мире все могут забыть на долгое время, – говорит один из крупнейших в мире улемов, заместитель главы Всемирного союза мусульманских ученых Абдулла бин Байя. – Мир должен быть прежде всего установлен в наших сердцах. После этого можно начинать работать с накопленными обидами, питающими те или иные группировки».

Две магистральные тенденции в исламском мире подпитываются двумя глубинными социально-цивилизационными запросами: на интеграцию и коренные реформы в экономике, политике, культуре. По соцопросам, практически во всех мусульманских странах, в том числе в богатых, высок уровень критических оценок всех сторон организации жизни.

Интеграция и реформы могут пойти по гиперрадикальному сценарию, могут – по умеренно-исламистскому. Светские национально-социалистические или либерально-капиталистические альтернативы стали историей, частично растворившись в религиозных концепциях.

Исламский мир переживает сегодня масштабный цивилизационный кризис, сравнимый с временами Крестовых походов и монгольского нашествия, когда само его существование было поставлено под вопрос. Еще в конце XVII века Османская империя – стержень уммы – была лидирующим государством на планете (аналог США). В XX веке она была поставлена на грань колонизации Западом. А сегодня исламский мир отстает на несколько параметров не только от «языческой» Японии, но и от Южной Кореи и Китая. Массовое мусульманское сознание, крайне уязвленное происходящим, пытается нащупать выход. Мы имеем дело с проблемой глубинного залегания. Решение ее растянется на десятилетия и будет очень болезненным.

Россия заинтересована в успешном завершении интеграции и реформ в исламском мире, в том, чтобы он вышел из кризиса современным мощным межгосударственным объединением с сильной развитой экономикой, здоровым стабильным обществом, суверенной военно-политической стратегией. Такой «суннитский халифат» мог бы быть партнером в противодействии гегемонистской политике Запада, экспансии Китая и продолжению усиления неоперсидской империи, выступающей сегодня под флагом Исламской Республики Иран. Последняя далеко не всегда будет оставаться союзником Москвы. Уже сегодня ее отношения с США не могут не вызывать в России тревогу.

Политика Турции при умеренных исламистах на протяжении почти 15 лет, когда на несколько порядков поднялся уровень отношений с Россией во всех областях – от торговли до геостратегии, – дает основания полагать, что возможности для серьезного взаимодействия существуют. Эти отношения выдержали проверку южноосетинским, сирийским и украинским региональными кризисами.

Сирия. Ирак > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230702 Ринат Мухаметов

Возвращение варварства

Государство устарело?

Н.Ю. Силаев – к. и. н., старший научный сотрудник Центра кавказских исследований МГИМО (У) МИД России, заведующий отделом политики журнала «Эксперт».

Резюме Отсутствие государства влечет множество неприятностей, но и дает определенные преимущества. Главное в том, что нет необходимости оплачивать дорогостоящую и сложную институциональную систему

В недавней книге «Искусство быть неуправляемым: анархистская история нагорий Юго-Восточной Азии» социолог Джеймс Скотт переставил акценты мировой истории. Отталкиваясь от изучения экономических и социальных практик горных территорий Юго-Восточной Азии, на которые власть окружающих государств распространялась в очень слабой степени или не распространялась вовсе, он заключил, что как форма политической организации общества государство – не неизбежно. Оно не является необходимым результатом эволюции любого общества. Большая часть человечества на протяжении большей части своей истории жила вне государств, причем это было следствием их сознательного политического выбора, а не «отсталости».

Скотт замечает, что сами понятия «отсталость», «дикость», «варварство» стали плодом идеологического самоутверждения государств, а по существу то, что ими описывается, представляет собой стратегии жизни обществ вне государства. Формы земледелия и сельскохозяйственные культуры, политическая организация и религиозные культы безгосударственных обществ сознательно отстраивались таким образом, чтобы держать государство на расстоянии. Причина проста: государство с его налогами, принудительным трудом, насильственной вербовкой в армию, голодовками и эпидемиями, происходящими от монокультур в земледелии и скученности населения, обеспечивало худший уровень жизни, чем в его отсутствие.

По крайней мере, в Юго-Восточной Азии жизнь в горах была исторически более здоровой и зажиточной, чем на равнине под государственной властью. Вплоть до технологической революции XIX–XX веков, когда благодаря железным дорогам, телеграфу и телефону, автомобилям, авиации государства обрели способность эффективно осуществлять власть на труднодоступных территориях, значительная часть человечества избегала этой «равнинной» формы политической организации.

Скотт признает, что в XX веке безгосударственное пространство значительно сократилось, и государства оказались близки к тому, чтобы вытеснить иные формы политической организации. Правда, полсотни страниц спустя он цитирует отчет американской комиссии по расследованию террористической атаки 11 сентября, в котором речь идет об угрозе, сосредоточенной в «неуправляемых» (по-английски выразительнее: un-policed) территориях, и первой из них назван Афганистан. И в этой перспективе наиболее любопытная черта современного глобального мира заключается в том, что процесс поглощения государствами безгосударственных зон остановился. Если вовсе не пошел вспять, имея в виду нынешнее состояние Ирака и Ливии, раскол Украины, распространение непризнанных и частично признанных государств, состоятельность каждого из которых сомнительна, а зависимость от внешней поддержки очевидна. «Варварство» как образ жизни вне государства возвращается, а спектр политических организаций, которые действуют на глобальной сцене, расширяется. Можно сказать, что глобализация, обещавшая размывание суверенитета государств, обернулась неожиданной стороной. Суверенитет размывается, откуда не ждали.

Абстрактно и дорого

Веберовское государство как легитимная территориальная монополия на насилие – вещь во многих отношениях очень полезная, но абстрактная. Вебер описывает идеал, а не действительную политическую практику, точнее, предел, к которому стремилась эта практика в современную ему эпоху. И социологическую проекцию Вестфальской системы, которая в свою очередь фиксировала не столько саму политическую действительность, сколько договоренности о ней.

Государство всегда было вынуждено утверждать и завоевывать суверенитет и эксклюзивную роль обладателя монополии на насилие, причем в отношениях не только с внешними конкурентами, но и с внутренними. Эти конкуренты, формы политической организации, которые они представляли, могли меняться – от баронов до криминальных авторитетов и от заговорщиков до религиозных сект, – но полностью не исчезли. Хотя масштаб трудностей, которые они могли создать для государства, со временем сокращался (в некоторых регионах мира). Государство – не данность, оно плод борьбы и переговоров, оно должно ежедневно доказывать легитимность права на насилие и принуждение, свою монополию на эти инструменты. Оно погружено в стихию иных – небюрократических, нерегулярных, внеправовых практик, и, возможно, не столько подавляет их, сколько покрывает тонкой пленкой правовых процедур.

К тому же современное государство, которое Вебер описал как идеальный тип, – организация исторически свежая. В Европе такое государство, способное без посредников править всей своей территорией, эффективно извлекать с этой территории ресурсы для самоподдержания, появилось только в XIX веке. А возникновение современных национальных демократических государств, обладающих, в терминологии Майкла Манна, инфраструктурной властью как способностью править, «прорастая» сквозь общество, регулировать все больше сфер жизни, вытесняя иные регуляторные механизмы, – и вовсе достижение XX века.

Это довольно затратное предприятие. Когда оно есть, то несет в себе массу преимуществ, начиная от непредставимых ранее военных возможностей и заканчивая многообразными социальными гарантиями. Но все эти преимущества надо оплачивать. В Германии – специально берем пример развитой страны без чрезмерных внешнеполитических амбиций – государство обходится без малого в 20% ВВП, в абсолютных цифрах – примерно 720 млрд долларов, это без учета государственных инвестиций. Многие в мире предпочли бы что-нибудь подешевле и попроще, но платить надо в любом случае. Возьмем другой полюс: Таджикистан тратит на государство чуть больше 1 млрд долларов; вероятно, приличный бюрократический аппарат за такие деньги не купишь. Можно предположить, что имеется порог бедности страны, после которого она уже не может оплачивать содержание мало-мальски качественного государства.

Но затраты включают в себя не только деньги. Есть множество примеров того, как приток денег не только не вел к улучшению государственного аппарата, но и развращал его сильнее прежнего. Главные вложения нужно сделать в таких трудноуловимых областях, как социальный и человеческий капитал университетов, бюрократии, политических партий, прессы, объединений промышленников. Он накапливается внешне незаметно и медленно, практически недоступен для передачи (поэтому призывы к «институциональным реформам по европейским стандартам» заслуживают доли того скепсиса, что им достается).

сть любопытные исторические совпадения. Вершина глобального могущества европейских государств, эпоха, когда они в полном смысле слова подчинили себе мир – вторая половина XIX века, – совпадает со взрывным экономическим ростом, вызванным промышленной революцией. Пик мировой экспансии государства как формы политической организации, иными словами, время поистине массового учреждения новых государств в освободившихся колониях, пришелся на двадцатилетний период быстрого промышленного роста после Второй мировой войны. Послевоенных темпов роста в историческом ядре капитализма с тех пор не повторялось. И государство как форма политической организации в мировом масштабе стало клониться к закату.

На Западе жалуются, что государство обессилело после дерегулирования и либерализации, инициированных Рейганом и Тэтчер. Национально-государственные проекты в бывших колониях проваливаются. Ближневосточные светские диктатуры рушатся под ударами исламской улицы и американских ракет. Если где и актуален веберовский идеальный тип, так это в Китае, Индии, Бразилии – лидерах промышленного роста в этом веке. Хотя уместно ли в таком контексте называть его веберовским?

Идеал недостижим

Государства расползаются, как мокрая газета. После свержения Каддафи Ливия так и не консолидировалась в качестве единой страны, и, похоже, это никого не заботит. Наиболее ценные активы – порты, нефтяные промыслы – захватили вооруженные группировки разных политических и племенных оттенков, и новые хозяева, кажется, не нуждаются в восстановлении единого государства. Падение Каддафи открыло путь к успешному восстанию группировки Ансар-ад-дин в Мали. Гражданская война в Сирии не завершена, и центральное правительство далеко от восстановления контроля над всей территорией. Оставленные государственной властью районы стали инкубатором для исламистских вооруженных групп, захвативших значительную часть Ирака.

Есть большой соблазн связать это с цепочкой внешнеполитических ошибок и поражений Соединенных Штатов и с идеологической и военной экспансией радикальных исламистов. Это отчасти объяснило бы распад государств: ведь Джамахирия при любом раскладе не могла устоять перед военной мощью совокупного Запада. Но это не объясняет, почему проваливаются или вовсе не предпринимаются попытки консолидировать государства, пусть и с новыми границами, конституциями, идеологиями. Много слов сказано об искусственности разграничения Ближнего Востока в постколониальную эпоху. Возможно, сейчас границы («постпостколониальные»?), контролируемые теми или иными политическими организациями, в большей мере совпадают с этническими, конфессиональными и иными линиями раскола. Но организации, контролирующие территории или претендующие на такой контроль, не демонстрируют особого стремления к веберовскому идеалу. В немалой части мира веберовское государство оказалось лишней сущностью. Впору задаться вопросом, так ли уж сильно изменился мир в индустриальную эпоху и действительно ли свойственное этой эпохе «огосударствление мира» не имеет альтернативы?

Джеймс Скотт считает одним из основных факторов длительного существования безгосударственных зон цену контроля над территорией. Беглое изучение ландшафта, экономических ресурсов и несложный арифметический подсчет подсказывают, что многие местности были принципиально недоступны для власти доиндустриальных государств. Армии, которые могли быть отправлены для завоевания, просто не могли бы себя снабжать в необходимом объеме на необходимом расстоянии. Промышленная революция с ее железными дорогами, телеграфом, автомобилями, авиацией снизила цену контроля над территорией, и это стало, согласно Скотту, главной причиной сокращения или полного исчезновения безгосударственных зон. Но, что принципиально для современного мира, снизила – не значит обнулила.

Изменилась и ценность территории. Главным ресурсом доиндустриальных государств были зерно и рабочая сила. В некоторых случаях это могло дополняться контролем над торговыми путями, но на длительных исторических отрезках наиболее могущественными оказывались государства, которые контролировали большие массивы пригодной для обработки земли и большие людские массы. Индустриальное государство живет в конечном счете капиталистической прибылью, а не физическим трудом своих крестьян. Для существования ему критически важны территории, где генерируется такая прибыль; в том числе и былые безгосударственные зоны, если там есть доступные для извлечения природные ресурсы. Территория, не генерирующая прибыль, ценности не имеет. Причем развитые территории плохо поддаются завоеванию, так как военные действия разрушают их промышленный потенциал, а затраты на интеграцию в состав государства-завоевателя могут быть запретительно высокими. Отдельные же точки генерации прибыли в виде, например, нефтяных месторождений не требуют вложений в инфраструктуру государственности на обширных пространствах, достаточно обеспечить безопасность персонала, обслуживающего скважины.

Важно то, что центры генерации прибыли распространены по миру неравномерно. Есть высокоразвитые индустриализированные территории, а есть островки капитализма, окруженные обширными областями, практически не создающие прибыли. В эпоху освобождения от колониальной зависимости доходы, которые давала добыча природных ресурсов в таких островках, могли быть использованы для индустриализации и развития окружающих пространств, благо мировая норма прибыли в промышленности это позволяла. Многим странам удалось перейти порог, за которым современное государство начинает окупать необходимые для его создания затраты. Те, кому не повезло, в текущих экономических условиях его и не перешагнут. Это значит, что для немалой части мира веберовский идеал окажется принципиально недостижимым.

Глобальная фавела

Отсутствие такого государства влечет множество неприятностей, но и определенные преимущества. Главное заключается в том, что нет необходимости оплачивать дорогостоящую и очень сложную институциональную систему. Это снимает с правящих групп огромный груз забот и развязывает им руки. Тех 7 млрд долларов, из которых состоит бюджет «Исламского государства», мало какой из сравнимых с ним по численности населения и размерам контролируемой территории стран хватит на большее, чем зарплаты госаппарату. А ИГ с таким бюджетом становится глобальным игроком.

Риски снижения уровня и качества жизни масс на подобных территориях правящие там группы не будут расценивать как политически значимые. Многие регионы мира в своей истории не знали современного экономического роста, а он должен продолжаться десятилетиями, чтобы откат в безгосударственное состояние воспринимался бы как трагедия. Для недовольных почти всегда есть возможность уехать туда, где условия лучше; сколь угодно жесткие ограничения на иммиграцию, по-видимому, не перевесят угрозы, которые ждут мигрантов на родине.

Далеко не все безгосударственные зоны представляют опасность в виде терроризма или наркотрафика. Значительная их часть – просто слаборазвитые территории с доиндустриальной экономической и демографической динамикой. Они представляют собой вызов для нравственного чувства гражданина современного государства (поэтому не оскудеет поток гуманитарной помощи в такие зоны), но не вызов международной безопасности. Угрозы появляются там, где возникает борьба за ресурсы или сталкиваются геополитические интересы сильных государств. В этом смысле государства сами стимулируют появление и расширение безгосударственных зон, мотивируя и вооружая всевозможных повстанцев.

Такие территории могут быть стабильными только в своей нестабильности. В обозримой перспективе они останутся конгломератами, власть в которых динамично распределяется и перетекает между родственными и племенными группами, вооруженными бандами, религиозными или идеологическими группировками, причем границы между такими политическими организациями будет размытыми и легко проницаемыми. Следует ожидать укрепления связей – они уже установлены – между безгосударственными территориями в разных регионах мира.

Именно в контексте глобальной безгосударственности, своего рода «глобальной фавелы», стоит обсуждать политическую роль ислама. Вероятно, дело не в самой проповеди джихада, которая ведется более или менее радикальными (в европейской терминологии) богословами. Такая проповедь никогда и не прекращалась. Отличие современного мира в том, что именно она дает наиболее адекватную идеологическую рамку для безгосударственной среды, а среда предоставляет тот социальный порядок, в котором лозунги джихада падают на ждущую их почву.

Джихадистская идеология позволяет произвольно форматировать общество, деля его на своих и чужих и ломая мешающие господствующим группам социальные границы. Она открывает очень широкую базу для мобилизации и позволяет создать глобальную сеть, в которую могут быть вовлечены представители самых разных регионов и этнических групп. В этой сети присваиваются значимые для ее участников статусы, причем «карьера открыта для талантов»: не зря же видным полевым командиром в ИГ стал бывший офицер вооруженных сил Грузии. Джихадистская идеология снабжает своих носителей элементарным – в виде предельно упрощенного шариата – квазиправовым аппаратом, помогающим устанавливать правление на территории, которую им удалось занять. Наконец, эта идеология принципиально не сопрягается с веберовским государством, делая своим адептам своеобразную «прививку безгосударственности».

Антропология в тренде

Вероятно, на новом этапе мировой истории государства вновь оказались бессильны захватить и переустроить безгосударственные зоны. США и их союзники потратили на операции в Афганистане и Ираке огромные ресурсы, но не добились значимых успехов. Да, современные технологии позволяют перебрасывать войска на другие континенты, но когда доходит до необходимости обеспечить эффективную оккупацию, баланс сил между армией и повстанцами быстро приближается к доиндустриальным нормам. Положение дел, когда повстанцы оказываются сильнее регулярных армий великих держав – отнюдь не феномен XX века, он характерен для всех эпох, различия лишь в том, что индустриальные государства действительно смогли «открыть» некоторые территории, некоторые, но далеко не все.

Успех демократизации Германии, Японии, Испании, Португалии, Греции, Восточной Европы после распада ОВД убедил Запад в безграничности возможностей его социальной инженерии. По-видимому, вера в эти возможности стала одной из причин иракской катастрофы. В действительности демократизация извне удавалась там, где ранее существовал порядок, более или менее напоминающий веберовское государство, и то лишь в условиях подавленного суверенитета. Там, где не был накоплен необходимый для эффективной государственности социальный капитал, вмешательство Запада, как правило, приводило к хаосу.

Поэтому не стоит ожидать, что государство как форма политической организации возобновит экспансию, по крайней мере до нового глобального длительного промышленного подъема. Нужно смириться с мыслью, что мир, как и всегда, делится на «государственные» и «безгосударственные» зоны, и граница между ними подвижна.

Аналитическая рамка политической науки должна быть скорректирована, чтобы новая безгосударственность стала более открытой для понимания и прогноза. Известны попытки составить рейтинг провалившихся государств. Американский Fund for Peace составляет такой рейтинг ежегодно. «Политический атлас современности», подготовленный в МГИМО, включает в себя Индекс государственности – показатель способности государства поддерживать свое существование, обеспечивать самостоятельное развитие, решать стоящие перед ним внутренние и внешние задачи. Хотя в такой версии акцент ставится на суверенность государства, она в то же время схватывает и отношение имеющейся государственности к веберовскому идеалу.

Неясно, однако, в какой мере плодотворным может быть приложение рамки государства, да хотя бы государственных границ, к регионам и территориям, где государственных аппаратов не существует или они носят имитационный характер. Рейтинги не помогают провести грань между государствами и безгосударственными территориями, предлагая своего рода градиент несостоятельности, который, по всей видимости, не обладает большой аналитической ценностью. В самом деле, так ли уж важно сравнение состоятельности США и Германии или несостоятельности Сомали и Афганистана? К тому же рейтинги не учитывают субнациональные провалы государств, случаи, когда оно, будучи в целом состоятельным, упускает из-под контроля те или иные зоны на своей территории. Между тем эти зоны, вероятно, играют и будут играть важную роль в глобальной безгосударственности. Взять хотя бы граждан стран Евросоюза из иммигрантских гетто, сражающихся сейчас на Ближнем Востоке под знаменем «Исламского государства».

Возможно, на новом витке нас ждет повторение той эпохи, когда значимыми для внешнеполитического планирования были антропологические знания, сведения ученых, военных, коммерсантов о далеких неевропейских народах. С той разницей, что сто или двести лет назад «цивилизованный мир» изучал мир безгосударственный, чтобы его покорить, а сейчас, за очевидной неспособностью это сделать, он будет искать способы безопасного сосуществования с теми, кто предпочел или был вынужден жить вне государства. Иные, «варварские» формы политической организации, самоидентификации, права становятся факторами международной политики и должны стать самостоятельным предметом анализа независимо от их формальной принадлежности тому или иному «государству» – члену ООН.

Раскол между государственностью и безгосударственностью более фундаментален, чем какие бы то ни было другие международные расколы. Первые полтора десятилетия нового века должны научить творцов мировой политики, что худое государство предпочтительнее доброго племени – по крайней мере потому, что представляет собой субъект переговоров и более или менее формализованных договоренностей, может быть институтом управления и развития на обширных территориях, которые без государства погрузятся в хаос. Даже весьма неприятный государственный режим предоставляет своим гражданам больше безопасности, чем самые романтичные повстанцы – цифры оттока населения из довоенного и послевоенного Ирака могут быть тому лучшим свидетельством. Если есть шанс сохранить государственность – лучше ее сохранить.

Состояние глобальной экономики таково, что многие государства рискуют стать банкротами – и в буквальном финансовом смысле, и в переносном политическом. В некоторых случаях изменение существующих границ, по-видимому, неизбежно. Независимо от того, что говорит об этом международное право, отколовшихся территорий за последние десятилетия стало больше, а успешные попытки их инкорпорации в однажды распавшееся государство почти неизвестны. Кстати, одним из немногих, если не единственным, исключением стала Чечня – и на ее примере нетрудно заметить, каким долгим, извилистым, трудным и лишенным предопределенности может быть путь восстановления государственности.

Если отколовшаяся территория демонстрирует признаки государственности, есть резоны признать ее право на независимость, тем более если есть те, кто готов оплачивать ее движение к веберовскому идеалу. Высказанное еще до признания Западом Косова предложение разработать международные критерии подобных признаний остается актуальным. Да, независимость может быть обусловлена набором требований, учитывающих озабоченности вовлеченных в конфликт сторон, например, в виде устранения последствий этнических чисток и специальных действенных гарантий межэтнического мира. Но сокращение серой зоны безгосударственности там, где это возможно, все же важнее некоторых принципиальных политических позиций.

Наконец, государствам стоит воздержаться от того, чтобы эксплуатировать безгосударственные зоны или безгосударственные силы в собственных конъюнктурных интересах. Как ни ужасно это звучит, но конвенциональная война между государствами предпочтительнее повстанческих войн вроде той, что Соединенные Штаты ведут в Сирии. Первая хотя бы может быть остановлена по понятным процедурам, вторые, как учит опыт последних трех-четырех десятилетий, не заканчиваются почти никогда, вовлекая все новых людей, перекидываясь на все новые регионы и качественно меняя к худшему образ жизни людей на все более обширных территориях. Нужно признать, что и мы, и мир незначительно изменились к лучшему за последние полторы сотни лет, и не маскировать действия наемных убийц риторикой о неприменении силы в международных отношениях.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 12 ноября 2014 > № 1230701 Николай Силаев

Авиакомпания "Международные Авиалинии Украины" вводит специальные smart-тарифы на транзитных рейсах из Днепропетровска, Харькова, Львова и Одессы, предоставляя пассажирам из регионов Украины возможность приобрести билеты за полцены и сделать свои путешествия за границу еще более выгодными. Предложение действует на постоянной основе при покупке билета на территории Украины.

Планируя путешествие заранее и приобретая билеты на собственные рейсы МАУ на сайте авиакомпании www.flyuia.com, а также в собственных и партнерских офисах МАУ не менее чем за 150 дней до вылета, пассажир получает скидку на перелет в размере 50% от тарифа.

Smart-тарифы применяются при покупке билетов на рейсы из регионов Украины через Киев в Амстердам, Афины, Барселону, Берлин, Брюссель, Варшаву, Вену, Вильнюс, Дубай, Женеву, Калининград, Кишинев, Ларнаку, Лондон, Мадрид, Милан, Москву, Мюнхен, Париж, Прагу, Рим, Санкт-Петербург, Стокгольм, Тбилиси, Тель-Авив, Франкфурт, Хельсинки и Цюрих - всего 28 направлений.

"Мы в МАУ стремимся сделать путешествия авиатранспортом максимально доступными для пассажиров, - отметил Андрей Павленко, директор МАУ по продажам в Украине. - Потому постоянно проводим разнообразные акции и распродажи билетов. Новшеством этого года является введение smart-тарифов, позволяющих приобрести билет вдвое дешевле при условии раннего бронирования. На начальном этапе smart-тарифы действовали только по вылету из Киева. Теперь же "умным" предложением от МАУ могут воспользоваться и наши клиенты из регионов Украины, которые, надеемся, в полной мере оценят преимущества smart-тарифов и сделают свои путешествия с МАУ в 2015 году на 50% выгоднее".

Украина > Транспорт > trans-port.com.ua, 12 ноября 2014 > № 1226826

Авиакомпания "Международные Авиалинии Украины" объявляет о начале распродажи 2000 билетов на собственные регулярные международные рейсы МАУ в январе-феврале 2015 года.

Условия:

Цена: от 1625* гривен (экономический класс, в одну сторону, все сборы и налоги включены);

Покупка: с 12 по 26 ноября 2014 года** на сайте МАУ www.flyuia.com;

Путешествие: с 11 января по 28 февраля 2015 года.

В рамках распродажи пассажиры могут приобрести билеты на рейсы из Киева в Амстердам, Брюссель, Берлин, Мюнхен, Франкфурт, Вену, Варшаву, Женеву, Цюрих, Афины, Ларнаку, Лондон, Париж, Рим, Барселону, Прагу, Стокгольм, Хельсинки, Кишинев, Ереван, Стамбул, Тбилиси, Тегеран, Москву, Санкт-Петербург, Калининград, а также прямые рейсы из Одессы в Вену.

*Эквивалент 100 долларов США по курсу межбанка на день приобретения билета.

**Авиакомпания оставляет за собой право закончить распродажу в случае, если акционные билеты будут распроданы ранее указанного срока.

Детальную информацию о распродаже и специальных тарифах можно получить здесь.

Контакт центр авиакомпании "Международные Авиалинии Украины"

В понедельник грузинские военнослужащие приняли от американских коллег, покидающих Афганистан, контроль воздушного пространства над авиабазой Баграм в провинции Парван.

Напомним, что на протяжении миссии МССБ в Баграме проходила службу крупнейшая по сравнению с другими базами часть контингента американских войск. Кроме того, на территории базы длительное время находилась единственная в стране тюрьма, подлежавшая юрисдикции США. Впоследствии место лишения свободы перешло под контроль афганских сил.

В последние годы миссии МССБ Грузия являлась одной из наиболее активных её участниц среди стран, не входящих в НАТО. Максимальный размер грузинского контингента, единовременно находившегося в ИРА, достиг 1570 служащих, сообщает «Кавказский узел».

На данный момент присутствие грузинских войск в Афганистане сократилось примерно в 2 раза. По статистике МССБ, на начало октября в республике проходили службу 755 военных из Грузии.

В настоящее время грузинское руководство продолжает сокращение численности контингента в Афганистане, но рассчитывает частично сохранить присутствие в рамках участия в новой миссии, направленной на поддержку и обучение местных стражей порядка.

Россельхознадзор расширил список разрешенных к поставкам грузинских продуктов

Официальное сообщение Россельхознадзора о снятии ограничения на импорт в Россию сушеных фруктов и ягод из Грузии было обнародовано ведомством 10 ноября.

С этой даты грузинские экспортеры получили возможность отгружать на российский рынок сушеные яблоки, груши, киви, гуаву, облепиху, чернику и ежевику, персики, абрикосы, сливы, вишню, черешню, малину, шиповник, черную смородину, барбарис и кизил. Дополнительно также «зеленый свет» получили сушеные листья черной смородины, винограда, мяты, вербены, ромашки и розмарина.

При этом в Россельхознадзоре уточнили, что ограничения сняли «в связи с поступившими обращениями крупнейших российских импортеров сельскохозяйственной продукции» и под обязательные гарантии Национального агентства продовольствия министерства сельского хозяйства Грузии.

Грузинские экспортеры водки просят поддержки у государства

Компании-экспортеры крепких алкогольных напитков просят у государства принять меры по популяризации их продукции за рубежом.

Как заявил консультант по стратегическому планированию компании «Гоми» Заза Табагари, чтоб найти свое место на иностранных рынках нужны очень большие финансовые вложения, и это мешает компании более активно работать на экспорт.

«В настоящее время наша продукция идет на экспорт только в Турцию и Латвию, где занимает 2% местного рынка водки. Спрос на крепкие алкогольные напитки всегда существует, но уровень продаж конкретного бренда зависит от того, какая группа за ним стоит, кто осуществляет рекламную кампанию, кто какие инвестиции вкладывает в развитие, и т.д. В качестве примера можно взять грузинское вино, которое хорошо продается, и это - заслуга государственной политики.

Думаете, что популярность грузинского вина на российском рынке - это заслуга виноделов? Да ничего подобного. Грузинское вино в целом узнаваемо еще со времен Российской империи и СССР, поэтому оно и пользуется спросом. Если грузинское вино пьет русский, то почему не может выпить англичанин? Да просто потому, что он ничего не про него не знает. А чтоб узнал - для того нужна целенаправленная государственная политика» - заявил он.

По его словам, компания работает над новым продуктом, который появится на грузинском рынке через полгода.

Продукция компании «Гоми» рассчитана на все потребительские сегменты и ее стоимость колеблется от 6 до 25 лари, сообщает Бизнес-Грузия.

Менеджер по маркетингу компании «Ушба» Татули Абесадзе заявляет, что она уже 2 месяца не экспортирует свою продукцию.

«Наши основные экспортные рынки - это Украина, страны Африки, Греция, Болгария. Экспорт в Украину прекращен из-за событий в этой стране, что касается остальных государств, то сроки подписанных с тамошними партнерами соглашений уже закончились. Одна из проблем состоит в том, что государство обращает очень мало внимания на популяризацию грузинских крепких алкогольных напитков в различных странах, в отличие от вина. Хорошо было бы если к производителям водки было бы такое же внимание, как и к виноделам» - заявил он.

По словам главы национального агентства вина Левана Давиташвили, маркетинговые исследования показали, что на экспортных рынках простая грузинская водка «чача» намного популярнее, чем брендовые напитки, в частности, водка и бренди.

«Для популяризации этих напитков потребуется очень много средств, и маркетологи нам не советуют этого делать. Хотя конечно, это не значит, что государство оставит производителей крепкого алкоголя без внимания. В ближайшее время мы намерены зарегистрировать бренды, что по крайней мере защитит их от подделок. Кроме того, мы намерены предложить клубам и барам инновационный продукт - «чача коктейль»» - заявил Давиташвили.

Интервью с президентом ассоциации "Арменпак", доцентом Государственного инженерного университета Армении, к.т.н. Суреном Чибухчяном

-В Ереване прошла 5-я международ­ная конференция "Логистика, транспорт, природообустройство-2014", организованная вашей ассоциаци­ей. Какие проблемы обсуждались на этой конференции?

Название конференции говорит само за себя. В связи с вхождением Армении в Таможенный союз возни­кает много вопросов, связанных с транспортом, логистикой, а в дальней­шем и с природообустройством, и естественно, что они нашли свое отра­жение в докладах участников. Кроме того, обсуждались и традиционные для этой конференции вопросы, связан­ные с тенденциями развития упако­вочных материалов, их дизайном и экологичностью, тенденции развития польского упаковочного рынка, на ко­тором работают наши многолетние партнеры, и др. В этом году мы впер­вые применили заочную форму учас­тия, благо современные коммуникаци­онные средства это позволяют. Хочу отметить, что конференция была орга­низована при поддержке Института отраслевого менеджмента Российской академии народного хозяйства и гос­служащих при президенте РФ.

Как отразится на развитии транспортной системы и логистики вступление Армении в ТС?

-Именно этой проблеме был пос­вящен мой доклад. Вступление в ТС, на мой взгляд, станет гарантом разви­тия транспортной системы Армении и предоставит ей ряд ключевых возмож­ностей. В их числе: реализация проектов по строительству автомобильного коридора "Север-Юг" и железной до­роги "Иран-Армения", а также откры­тие железной дороги "Армения-Грузия-Россия"; создание крупного ком­муникационного и логистического уз­ла регионального и международного значения; создание альтернативной надежной транспортной связи между странами ТС и рынками Персидского залива, Южной и Юго-Восточной Азии; реализация первого междуна­родного транспортного проекта на Южном Кавказе, ориентированного на поддержку евразийской интеграции.

Строительство транспортного кори­дора "Север-Юг", благодаря которому, как ожидается, будет улучшено дорож­ное сообщение "Европа-Кавказ-Азия" на стыке Восточной Европы и Запад­ной Азии, планируется завершить в 2017 году. Предварительная экономия по этой программе, по данным прави­тельства Армении, составляет 2,5 доллара на час езды на каждого пассажира и 1 доллар на час перевозки 1 тон­ны груза. Коридор "Север-Юг" общей протяженностью 556 км обеспечит вы­ход к Черному морю и к европейским странам через территорию Армении и Грузии посредством транспортных коммуникаций.

Вступление Армении в ТС может сделать проект железной дороги "Ар­мения-Иран" экономически востребо­ванным. Дорога позволит армянской стороне, получив выход на внешний мир, пользоваться альтернативным пу­тем транспортировки энергоресурсов и других товаров. В настоящее время все железнодорожное сообщение из Арме­нии осуществляется через Грузию. Строительство дороги может занять 4-5 лет. По предварительным расчетам, ее длина составит 470 км, 60 км из ко­торых пройдет по территории Ирана, 410 км — по территории Армении. Иранская сторона заявила о готовнос­ти предоставить Армении кредит в размере 400 млн. долларов на строительство армянской части дороги. По экспертным оценкам, для реализации проекта понадобится 1,7-2,8 млрд дол­ларов. Строительство дороги обсужда­ется в настоящее время с Россией, Ираном и Китаем. Интерес к данному проекту проявили Всемирный банк и Азиатский банк развития.

В качестве альтернативной дороги, связывающей Армению с Россией в случае форсмажорных обстоятельств, может служить дорога из Мегри в иранскую Джульфу, далее через при­каспийские порты Бандар, Анзали и Ноу Щехр паромом в российские города Оля, Астрахань и Махачкала.

Что касается логистики, то сегодня в странах-членах ТС за счет логистики формируется до 10-12% ВВП. В стра­нах Евросоюза этот показатель состав­ляет 20-25%. Доля логистических из­держек в конечной стоимости продук­ции в странах ТС составляет в среднем 20-25%, а в некоторых случаях она достигает 35%. Интегральный показа­тель индекса эффективности логисти­ки (LPI) в странах ТС составляет в Ка­захстане 2,7 (88-ое место), в Беларуси — 2,64 (99-ое место), в России — 2,69 (90-ое место), в Армении — 2,67 (75-ое место). Как видите, Армения по дан­ному показателю даже опережает дру­гие страны ТС, хотя проблем в этой сфере у нас немало, и есть над чем ра­ботать.

Какие проблемы рассматривались на конференции в плане природообустройства?

С главным докладом по этой теме выступил профессор, председатель со­вета Системы сертификации объектов недвижимости "Зеленые стандарты" д.т.н. Леонид Примак. Наличию серти­фиката "Зеленые стандарты" сегодня придается очень большое значение. Объекты, имеющие подобные серти­фикаты, котируются на ранг выше, чем все остальные. Например, гости­ница, имеющая такой сертификат, привлекает больше туристов, а круп­ные зарубежные компании, арендую­щие помещения под офисы, также об­ращают внимание на соответствие по­мещения требованиям "Зеленых стан­дартов".

-Чем отличаются объекты недви­жимости, имеющие сертификаты "Зе­леных стандартов", от обычных объек­тов?

-"Зеленые стандарты", как отметил Л.Примак, это инструмент инновационного развития в строительстве, он используется для внедрения новейших высоких технологий, направленных на обеспечение экологической безопасности, энергосбережение и энергоэффективность, оптимизацию транспортной и социальной инфраструктуры, мониторинг за экологическим состоянием объектов недвижимости. Они способствуют созданию условий для сокращения экологических рисков, внедрения и реализации экологически безопасных технологий. В настоящее время число "Зеленых стандартов", применяемых в международной практике к зданиям, составляет более 50. Их внедрение позволяет снизить потребление тепловой и электрической энергии до 50%, примерно на 15% снизить коммунальные тарифы, уменьшить потребление воды на 40%, создает комфортную экологическую обстановку и резко снижает загрязнение окружающей среды. Срок окупаемости инвестиций — от 2 до 5 лет. Система добровольной сертификации объектов недвижимости "Зеленые стандарты" была зарегистрирована в России в 2010 году. Кстати, все олимпийские объекты в Сочи имеют такие сертификаты.

-Какова ситуация с "Зелеными стандартами" в Армении?

-Определенные экологические тре­бования к строительным проектам, конечно, предъявляются. Однако "Зеле­ные стандарты" как система, насколь­ко мне известно, в Армении пока от­сутствует.

Добрососедские отношения и экономическое сотрудничество между Арменией и Грузией способны стать мостом между ЕС и ЕАЭС.

Подобное мнение на интернет пресс-конференции выразил государственный министр Грузии по делам примирения и гражданского равноправия Паата Закареишвили.

"Это вполне возможно, я даже в этом и не сомневаюсь. Есть прекрасные при­меры прибалтийских стран, Белорусски. Экономика России и стран ЕС тоже вза­имосвязаны, и если бы не было эконо­мических санкций против России, взаи­мосвязь западных и восточных экономи­ческих моделей могла бы с успехом про­должаться. Уверен, что работающие в восточном направлении экономические модели могут работать и в направлении Кавказа. У Грузии и Армении есть мно­говековые уникальные связи, которые намного сильней всяких центробежных сил. Эти связи напротив позволят выра­ботать цивилизованные формы взаимо­действия экономик ЕС и ЕАЭС, в том числе на Кавказе", — отметил он.

Заметив, что внешние факторы более сильны и оказывают большее воздействие, чем внутренние ресурсы, кото­рые могли бы нивелировать это воз­действие, Закареишвили подчеркнул не­обходимость быть реалистами и прагма­тиками.

"У Армении четкие позиции по Рос­сии, и мы это видим и уважаем. У Гру­зии также есть четкие позиции по ЕС и НАТО, и отрицательное отношение к ЕАЭС. В таких условиях важнее старать­ся спокойно смотреть на реальность, чем заниматься непонятной идеалистичес­кой перспективой", — подытожил гос­министр.

Сугубо экономический проект

В Грузии проект реэксплуатации желез­ной дороги между Грузией и Россией воспринимается как сугубо экономический проект. И даже несмотря на это, кроме журналистов у нас к этому вопросу пуб­лично ни экономисты, ни политики не об­ращаются. Подобное мнение на интернет пресс-конференции выразил госминистр Гру­зии Паата Закареишвили.

Согласно исследованиям британской неправительственной организации international Alert, реконструкция без­действующей с 1991 года Абхазской же­лезной дороги по маршруту Сочи-Сухуми-Тбилиси-Ереван обойдется в 277,5 млн. долларов, которые удастся окупить не ранее, чем через 100 лет. 251 млн. дол­ларов требуется на восстановление 190-километрового абхазского участка Псоу-Ингури, между тем как от Ингури до Зугдиди затраты составят всего 26,5 млн. долларов. От Зугдиди же до Тбилиси и далее до Еревана дорога работает и в ре­монте не нуждается.

Примечательно, что, по официальным выводам абхазских экспертов, эта сумма составляет 350-400 млн. долларов, между тем как их грузинские коллеги считают, что на это потребуется не более 73 млн. долларов.

"Я как-то не замечал, чтобы в Москве на официальном уровне об этом много говорили. На экспертном уровне — да, такое встречалось. Об этом много гово­рят в Ереване, Сухуми. Москва же отно­сится к такому проекту довольно холод­но, и мы также не настаиваем на нем. Потому что не все стороны видят в этом проекте сугубо экономический фактор", — отметил Паата Закареишвили.

По словам министра, к примеру, Абха­зию хотят вовлечь как политическую сторону проекта реэксплуатации желез­ной дороги. И это в условиях, когда между Грузией и Россией подписан до­говор о вступлении России в ВТО, и там третьей стороны в лице Абхазии нет.

"Также должно быть и в этом проекте, если он все же будет фигурировать офи­циально, он должен касаться грузино-российских отношений без третьей сто­роны — Абхазии. Также должен под­черкнуть, что никаких переговоров и экспертных связей по этому поводу нет и не было", — подытожил Паата Закаре­ишвили.

Проблемы легко преодолимы

Проблемы, возникшие в «язи с зако­нодательными поправками в "визовом за­коне" Грузии, легко преодолимы.

Подобное мнение выразил госминистр Грузии по делам примирения и WOE0CTH 5Ш1&1У гражданского рав­ноправия Паата Закареишвили.

Отметим, что вступившие в силу 1 сентября законо­дательные поправки о введении частич­ного визового ре­жима с рядом госу­дарств в "визовом законе" Грузии соз­дали сложности для 30 тысяч прожива­ющих в Грузии армян С армянскими паспортами, не имеющих гру­зинского гражданства. Отныне все эти люди могут проживать в Грузии всего 90 дней из 180.

"Из этих 30 тысяч человек ко мне никто не обращался. Так что очевидно, что ситуация не такая сложная, как это может показаться в Ереване. Хотя были проблемы, к нам обращались граждане не армянской национальности, и мы сделали проблемы более легко Преодо­лимыми. Но если все же кто-то из этих граждан столкнется с трудностями в этом вопросе, то пусть обращаются", — заявил госминистр.

Российский рынок открыт для Грузии

В Грузии однозначно существует об­щественный запрос на урегулирование от­ношений с Россией.

Подобное мнение на интернет пресс-конференции выразил Паата Закареишвили.

"Нельзя из-за одного или двух регио­нов подвергать удару и другие регионы Грузии. Мы считаем, что должны подхо­дить к вопросам дифференцированно. Наш принцип — работать там, где это возможно — себя оправдывает. Рос­сийский рынок открыт, довольно боль­шое количество нашей винно-водочной продукции реализуется на российском рынке. Грузия все-таки аграрное госу­дарство, поэтому для населения рос­сийский рынок имеет значение. Но до окончательной нормализации грузино-российских отношений еще далеко", — отметил он.

В то же время Закареишвили считает, что стремление Украины, Грузии и Мол­довы дистанцироваться от российского вектора вызывает в Москве сильное вол­нение, заставляющее ее там, где это по­лучается, брать по максимуму. Тем не менее, по его словам, никаких предло­жений или намеков Грузии от России относительно вступления в Евразийский союз не поступало. Министр отметил, что Тбилиси и общество относятся к та­кой перспективе крайне отрицательно.

"Мы уже подписали Договор об ассо­циативном членстве с ЕС и, соот­ветственно, сейчас будем реализовывать проекты для настраивания грузинской экономики к большему соответствию с европейской экономикой. Вопрос о воз­можном членстве Грузии в ЕАЭС даже не обсуждается", — заявил госминистр.

Пресс-конференция организована при поддержке Посольства Великобритании в Армении в рамках проекта исследова­тельского центра "Регион" "Актуальные диалоги для армянских медиа".

Испытание «нового облика»

Украинский конфликт и военная реформа в России

М.С. Барабанов – главный редактор журнала Moscow Defense Brief.

Резюме Замысел российской военной реформы оправдался – создана эффективная сила постоянной готовности, способная к масштабным действиям на постсоветском пространстве без мобилизационных мероприятий и особого доукомплектования

Осенью 2008 г. в России начались кардинальные военные реформы, которые стали наиболее серьезной трансформацией вооруженных сил с момента создания Красной армии. Примерно за три года военная система обрела «новый облик», принципиально отличающийся во многих аспектах от традиционного облика Красной, Советской, а затем Российской армии. Это стало результатом политической воли, проявленной как Кремлем, так и тогдашним руководством Министерства обороны во главе с Анатолием Сердюковым.

При этом основы реформированных вооруженных сил сохранились и после смещения Сердюкова в ноябре 2012 г. и его замены на посту министра обороны Сергеем Шойгу. При Шойгу развитие продолжилось в заданном русле и без масштабных поворотов вспять. Без сомнения, кардинальное реформирование позволило значительно повысить боеспособность и боеготовность армии. И это сказалось в 2014 г. в ходе действий в Крыму и начавшегося кризиса вокруг Украины.

К новой Российской армии

Когда в феврале 2007 г. министром обороны неожиданно был назначен подчеркнуто штатский Анатолий Сердюков, армия находилась в сложном положении. С одной стороны, военные реформы шли непрерывно начиная с 1992 г., и определенные результаты были достигнуты. Но ни одну из них так и не довели до логического завершения, все основные проблемы, которые остались от Советской армии, так и не были решены, зато добавились еще и новые в виде невыполненной программы по контрактному комплектованию. Сегодня уже очевидно, что Сердюков был выдвинут Владимиром Путиным на эту должность специально для осуществления кардинальных преобразований как лицо, не связанное с военным истеблишментом и представляющее принципиально новый «менеджерский подход» к организации вооруженных сил.

Ускорению реформистских мероприятий способствовала «пятидневная война» с Грузией в августе 2008 года. Хотя Российская армия в ходе быстротечной кампании легко сокрушила сопротивление противника, обратив его в бегство, однако военно-политическое руководство России в целом сочло опыт применения вооруженных сил в конфликте неоднозначным. Поэтому уже в конце августа 2008 г. приняты не оглашавшиеся тогда решения об осуществлении нового этапа радикальной военной реформы, имеющего целью ускоренное приведение вооруженных сил к «новому облику», ориентированному прежде всего на участие в локальных конфликтах на территории бывшего СССР. Открыто о начале реализации мероприятий по коренному реформированию российской военной системы министр обороны Сердюков объявил 14 октября 2008 года.

Основной проблемой было сохранение унаследованного от советских времен мобилизационного характера армии. С конца 1980-х гг. обозначилась невозможность по внутриполитическим причинам частичной мобилизации для участия в локальных либо внутренних конфликтах. Данное обстоятельство фактически парализовало применение вооруженных сил в ограниченных конфликтах. Между тем после распада СССР такие конфликты на постсоветском пространстве только множились, а частота использования в них армии увеличивалась – апофеозом стали две чеченские войны. Ни слабый и нестабильный режим Бориса Ельцина, ни пришедший ему на смену в конце 1999 г. режим Владимира Путина так и не осмеливались прибегать к значимым мобилизационным мероприятиям в период чеченских кампаний.

Таким образом, военное руководство столкнулось с трудноразрешимой задачей – как сохранить в качестве основы мобилизационную структуру, но найти способы эффективного использования армии хотя бы в ограниченных войнах без мобилизации. Именно эта дилемма и стала стержнем, вокруг которого вращались вопросы реформирования после 1992 года.

Резкое увеличение численности контрактного состава не решало задачи повышения боеготовности. Во-первых, возникала проблема с привлечением контрактников, во-вторых, они «растворялись» в кадрированных и малобоеготовых частях и соединениях. Любое задействование армии требовало доукомплектования одних частей за счет других. Эффективная боевая подготовка сокращенного состава была затруднена.

Выход пытались найти в создании относительно укомплектованных частей постоянной готовности, которые должны были существовать наряду с сохранением основной массы кадрированных соединений. К 2008 г. за счет улучшения экономического положения страны и наращивания оборонных расходов удалось накопить некоторое количество частей и соединений постоянной готовности, которые и сыграли решающую роль в «пятидневной войне». Однако наличие частей постоянной готовности при сохранении основной массы традиционной мобилизационной армии порождало проблему существования по сути двух армий, причем в условиях сохраняющейся нехватки ресурсов. Поэтому решение отказаться от традиционной мобилизационной армии и оставить только силы постоянной готовности было вопросом времени.

Именно в этом и состоял замысел военной реформы 2008 г., в результате которой вооруженные силы должны были обрести так называемый «новый облик». Замысел подкреплялся сменой доктринальных установок относительно национальной безопасности. Судя по всему, крупномасштабная конвенциональная война между ведущими странами мира была признана практически невероятной. Поэтому вооруженные силы должны переориентироваться с участия в масштабной войне с несколькими противниками на возможное участие в локальных конфликтах на границах России, на территории стран СНГ и ближнего зарубежья. В связи с переоценкой вероятности крупномасштабной войны решено отказаться и от мобилизационной системы, которая в существовавшем виде являлась анахронизмом, доставшимся в наследие от Советской армии. Защита от других великих держав (в первую очередь от США и НАТО) теперь возлагалась почти исключительно на стратегические ядерные силы.

В связи с маловероятностью масштабных боевых действий и переориентацией на участие в локальных конфликтах сухопутные войска в ходе реформирования 2008–2012 гг. полностью трансформированы в «силы постоянной готовности». Их основу составили отдельные бригады, созданные на базе уже существующих частей и соединений постоянной боевой готовности путем доукомплектовывания их за счет расформирования частей и соединений сокращенного состава и кадрированных частей и соединений. Благодаря развертыванию новых бригад их количество значительно превышало число ранее существовавших частей и соединений постоянной боевой готовности.

Следует отметить, что в итоге реформирования количество частей уровня «полк-бригада» в сухопутных войсках сократилось почти вдвое, причем наибольшие сокращения пришлись на европейскую часть страны.

Так, в границах старого Московского военного округа к 2010 г. 50 развернутых танковых и мотострелковых батальонов были сокращены до 22. При этом практически полностью ликвидированы российские сухопутные войска на границе с Украиной – с расформированием дислоцированной в Воронежской и Курской областях 10-й гвардейской танковой дивизии (в которой был, впрочем, развернут только 6-й гвардейский мотострелковый полк) там осталась только база хранения для развертывания 1-й танковой бригады. Далее это планировалось компенсировать созданием в Смоленске новой десантно-штурмовой бригады с вертолетными силами, что, однако, не было сделано. По сути, можно говорить о беспрецедентном ослаблении группировки российских сухопутных войск в центральной части страны и на ее западных границах. Такое положение было несколько исправлено уже при Шойгу в 2013 г. в результате нового развертывания под Москвой 2-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии и 4-й гвардейской Кантемировской танковой дивизии из бывших бригад – однако обе дивизии по настоящее время имели лишь наполовину развернутый состав.

Таким образом, в ходе военной реформы 2008–2012 гг. было ослаблено Западное направление. Из этого следует сделать вывод, что до начала украинского кризиса (или по крайней мере до 2013 г.) российское военно-политическое руководство считало практически невозможным вооруженные конфликты и крупномасштабные боевые действия в европейской части страны (за исключением Кавказа).

В то же время новая ориентация Москвы преимущественно на участие в ограниченных конфликтах позволила сосредоточить внимание на мобильных силах и подразделениях специального назначения. Так, воздушно-десантные войска (ВДВ) не только избежали сокращений, но и были усилены, сохранив дивизионную структуру. Было начато наращивание численности и повышение укомплектованности и боеготовности войск специального назначения. Быстрый темп модернизации с закупкой большого количества новых вертолетов задан для армейской авиации. Наконец, в начале 2012 г. по инициативе идеолога реформы начальника Генерального штаба Николая Макарова было создано Командование сил специального назначения (ССН) и киберкомандование. При этом ССН мыслились как «суперспецназ» для решения самого широкого круга задач, и его состав в перспективе планировалось довести до девяти бригад.

В целом с 2008 г. удалось осуществить, вероятно, наиболее серьезную, последовательную и эффективную военную реформу на постсоветском пространстве. Кардинальный отказ от мобилизационной армии традиционного типа позволил перейти к весьма приспособленным для действий на постсоветском пространстве вооруженным силам постоянной и высокой готовности. Данная структура и направленность вооруженных сил сохраняются и при нынешнем руководстве во главе с Сергеем Шойгу.

Фирменным стилем Шойгу стали крупномасштабные внезапные проверки новых военных округов, означающие фактически стремительное приведение округа в боевую готовность. Помимо контрольных значений такие проверки дали в руки Министерства обороны эффективный механизм подъема значительного количества войск по тревоге и их частичной мобилизации. В 2014 г. этот механизм неоднократно использовался для оказания давления на Украину.

Крупные вложения в личный состав и в наращивание боевой подготовки дали к 2014 г. ощутимую отдачу в виде повышения качества и подготовленности армии, в первую очередь офицерского корпуса. Дополнительным положительным фактором является наличие большого числа офицеров, имеющих реальный боевой опыт, полученный в чеченских войнах, антитеррористических действиях на Северном Кавказе, различного рода локальных конфликтах на территории бывшего СССР. Проводится множество учений на всех уровнях, вплоть до регулярных оперативно-стратегических маневров, внедряются новые методы обучения и боевой подготовки. Успешно идет наращивание профессионального контрактного состава.

Поступления нового вооружения и техники в войска с 2007 г. позволило значительно улучшить техническую оснащенность и экипировку. Здесь особенно можно выделить перевооружение ВВС, и в первую очередь армейской авиации.

Украина – уроки несостоявшейся войны

Первой значительной проверкой реформированных вооруженных сил «нового облика» стал украинский кризис. По иронии судьбы, российская сторона оказалась на грани военной конфронтации с наиболее сильным в военном отношении после Российской Федерации государством бывшего СССР – Украиной.

Осуществленная в конце февраля – начале марта 2014 г. скрытная российская военная интервенция в Крым ошеломила многих, заставив даже ряд наблюдателей на Западе и на Украине говорить о некоей новой «гибридной войне». Действия, направленные на силовое прикрытие крымского пророссийского движения и обеспечение невмешательства в события на полуострове украинских силовых структур, были действительны спланированы и осуществлены весьма остроумно и эффектно. В роли «вежливых людей», как теперь известно, выступали подразделения российских ВДВ и бригад спецназа, а также подразделения ССН, что стало фактически их дебютом.

Одновременно операция в Крыму была поддержана в качестве прикрытия внезапной проверкой боеготовности Западного и части Центрального военных округов, начатой по приказу президента Путина 26 февраля. Заявленные в этот раз цели проверки действительно выполнялись, и войска перебрасывались в основном далеко от границ Украины, в том числе в северные регионы России. Это позволило замаскировать переброску нескольких тысяч военнослужащих спецназа и ВДВ в Крым. Одновременно начали выдвижение частей к российско-украинской границе, призванное оказать давление на Украину с целью недопущения использования ею военной силы в Крыму.

В ходе начатого развертывания российских сил части и соединения Российской армии продемонстрировали очень высокий уровень боеготовности и мобильности. Так, 12 марта в Крым прибыла 18-я отдельная мотострелковая бригада из Чечни, совершившая своим ходом 900-километровый марш до Керченской переправы, затем за ней последовала 291-я артиллерийская бригада из Ингушетии. К переброске войск в Крым и к границе с Украиной была привлечена военно-транспортная авиация ВВС. Развертывание и переброска осуществлены с впечатляющими темпами и организацией.

К границе с Украиной в марте-апреле выдвинулись практически все боеготовые соединения центральной части Западного военного округа и части сил Южного и Центрального военного округов. При этом выдвижение мотострелковых бригад, оснащенных колесной техникой (БТР-80/82), осуществлялось своим ходом. К концу апреля 2014 г. общая численность группировки на границах с Украиной (включая Крым), по западным оценкам, достигла 80 тыс. человек, из которых 40 тыс. – в боевых частях.

Согласно западным сведениям, у украинской границы в апреле были развернуты восемь бригад основными силами (три мотострелковые, три десантно-штурмовые, одна морской пехоты, одна артиллерийская), четыре полка основными силами из состава 2-й и 4-й дивизий (три танковых, один мотострелковый), 27 батальонных тактических групп (14 воздушно-десантных, 12 мотострелковых, одна морской пехоты), 13 групп специального назначения, до 10 отдельных артиллерийских дивизионов. Российские силы были сосредоточены в нескольких группировках, нацеленных как на Киев (через Сумскую и Черниговскую области), так и на Донбасс, и на юг Украины (через Мариуполь).

Эти силы по всем параметрам значительно превосходили группировку вооруженных сил Украины (ВСУ), в марте также приступившую к мобилизации. Но процесс сосредоточения шел весьма медленно. Этому способствовало и то, что части ВСУ сохранили советские районы дислокации, расположенные преимущественно в западной части Украины.

Быстрое сосредоточение российских сил в Крыму и блокирование ими находящихся там гарнизонов ВСУ вкупе с развертыванием российских войск на границе практически исключили для Киева шансы на эффективное вооруженное сопротивление. В результате 17 марта Крым был присоединен к России – менее чем через месяц после начала операции.

Однако само по себе это скорее ухудшало стратегическое положение России, поскольку вело к полной антагонизации Украины. Устранить эту угрозу можно было, либо радикально изменив политический курс Киева, либо резко ослабив Украину тем или иным способом – лучше всего путем ее расчленения и присоединения к России русскоязычных областей юга и востока страны, составляющих так называемую Новороссию.

В этих условиях «второй тур» на Украине стал неизбежным, тем более что русскоязычное население юга и востока было вдохновлено присоединением к России Крыма. С начала апреля по Украине прокатилась волна протестов и захватов административных зданий, а в Донбассе возникли вооруженные группы, провозгласившие создание Луганской и Донецкой народных республик (ЛНР и ДНР). Кульминацией событий стало прибытие 13 апреля в Славянск группы Игоря Стрелкова из Крыма. При этом действия Стрелкова, как он сам заявлял незадолго до того в своей ставшей известной переписке, мотивировались уверенностью в полной военной поддержке России, что должно было по крымскому сценарию пресечь возможность силового вмешательства Киева.

Однако в ответ на это восстание новые украинские власти объявили на Донбассе антитеррористическую операцию (АТО), начав сосредоточение сил для подавления сепаратистов.

Москва в тот момент заняла двусмысленную позицию, особенно в свете резко негативной реакции Запада, пораженного стремительным изменением статуса Крыма, а теперь увидевшего перспективу полного разрушения Украины в качестве краеугольного камня антирусского «санитарного кордона». Грозные заявления Москвы в адрес Киева вкупе с продолжавшимся сосредоточением российских войск вынудили украинские власти осторожничать и пытаться ограничиться чисто полицейскими акциями в Донбассе. Значительная часть войск была нацелена на противодействие прямой российской интервенции. Тем не менее к концу апреля наращивание украинских сил в разворачивающейся АТО начало переводить борьбу в Донбассе в стадию вооруженного противостояния.

Судя по всему, российское руководство оказалось не готово к решительным действиям на Украине, к тому же в условиях усиливающегося санкционного нажима Запада. Видимо, в Кремле переоценили масштабы пророссийского «активизма» на юге и востоке Украины, слабость новой украинской власти, и недооценили силу украинского национализма и заинтересованность элит в сохранении «самостийности» и своего места в ней. На заседании Совета безопасности России 24 апреля было принято решение отказаться от ввода войск на Украину в поддержку восстания в Новороссии. В мае начался отвод значительной части российской группировки от границ, а 1 июня Совет Федерации по запросу Кремля отозвал формальное разрешение на применение вооруженных сил на Украине.

Последствия оказались роковыми – руки у Киева были развязаны, и восток Украины погрузился в кровавую гражданскую войну, набиравшую обороты и в конечном счете вынудившую Россию ко все большему вовлечению в нее.

В апреле-мае российское военное вторжение на Украину неизбежно привело бы к стремительному развалу украинского государства в его нынешнем виде и к крушению вооруженных сил. Это дало бы возможность кардинально разрешить «украинский вопрос», отделив русскоговорящие области и обратив оставшуюся Украину во второразрядное государство, неспособное серьезно угрожать российским интересам.

В конечном счете развертывание гражданской войны в Донбассе вынудило российскую сторону ко все большей помощи повстанцам ДНР и ЛНР сперва поставками вооружения и техники, а затем, видимо, и прямым ограниченным участием в боевых действиях – разведкой, действиями артиллерии и, возможно, отдельных общевойсковых и специальных подразделений, найдя кульминацию в нанесении и без того истощенным украинским силам поражения под Иловайском в конце августа. Начиная с июля производилось повторное усиление российской группировки на границе с Украиной – как можно судить, главным образом для сковывания украинских сил в действиях против повстанцев.

В целом, однако, полноценная война России с Украиной так и не состоялась, что не дало возможности провести масштабную проверку армии «нового облика». Но можно сказать, что общий замысел российской военной реформы 2008 г. всецело оправдался – руководство России получило в руки достаточно эффективную военную силу постоянной готовности, способную к масштабным действиям на постсоветском пространстве без проведения мобилизационных мероприятий и без особого доукомплектования.

Серьезный прорыв наблюдается в логистике и тыловом обеспечении задействованных войск. После грузинской кампании годами наращивались возможности стратегического маневра, регулярно отрабатывалась переброска войск на сотни и тысячи километров, и это в высшей степени эффективно сказалось в период украинского кризиса.

В то же время украинский кризис в очередной раз показал, что ахиллесовой пятой Российской армии остаются вопросы комплектования, связанные с доминирующим значением призывного контингента, сейчас к тому же усугубленные кратким временем срочной службы (один год), и недостаточным количеством контрактного состава. Несмотря на декларируемую цель создания армии постоянной боевой готовности, многие российские части и соединения в 2014 г. пришлось задействовать не полностью. Сказался как хронический некомплект личного состава, имеющийся в большинстве частей, так и циклический характер подготовки военнослужащих по призыву. В результате соединения «постоянной боевой готовности» смогли перебросить в зону операции обычно не более двух третей своего штатного состава, оставив на базах неподготовленных солдат осеннего призыва.

Другим серьезным вопросом остаются резервные компоненты. Оптимальная модель резерва в «новом облике» до сих пор так и не выработана, и механизмы развертывания дополнительных частей и соединений в военное время, как и восполнения потерь существующих частей в ходе боевых действий, пока что неясны.

Между тем здесь интересен опыт участия в гражданской войне в Донбассе вооруженных сил Украины. Хотя ВСУ перешли к бригадной организации еще в начале 2000-х гг., однако вплоть до начала конфликта они оставались типичной армией советского типа, с сохранением значительного числа кадрированных частей и соединений, подлежащих доукомплектованию по мобилизации. Это вынудило проводить на Украине классические «волны мобилизации», воочию продемонстрировав все проблемы такого подхода – массовое недовольство и протесты, масштабное уклонение и дезертирство, общий низкий уровень морального и дисциплинарного облика мобилизованных, их низкую обученность и нежелание части из них воевать, особенно во внутреннем конфликте. Переход ВСУ на полное комплектование по контракту в 2013 г. не решил проблемы, поскольку в условиях недостаточного финансирования качество контрактного состава оставалось невысоким, а резерв контрактников накоплен не был. Все это предопределило низкий уровень боеспособности отмобилизованных украинских частей и соединений.

Общая ограниченность количества частей и соединений мирного времени в украинской армии вынудила в ходе войны начать с нуля по мобилизации массовое формирование новых частей в виде территориальных батальонов – в итоге показавших себя неудовлетворительно в силу низкого качества личного состава, отсутствия должной сплоченности и обученности, нехватки вооружения и снабжения.

Важным уроком украинской гражданской войны стало необычайно быстрое расходование людских и материальных ресурсов, резервов и материальной части даже в условиях ограниченного конфликта. Отмобилизованные ВСУ в ходе боев с относительно ограниченными силами повстанцев «сточились» очень быстро, к середине августа начав испытывать серьезные признаки истощения. Громадные запасы тяжелого вооружения, доставшиеся Украине в наследство от СССР, оказались относительно быстро исчерпанными – вся хоть в чем-то приличная техника была либо продана, либо разукомплектована и требовала длительного и затратного ремонта. Наблюдалась острая нехватка запчастей и ряда номенклатуры боеприпасов, а значительная часть наличных боеприпасов имела давно истекшие сроки хранения и была ненадежной либо вообще испорченной.

Таким образом, вопреки прежним иллюзиям (в том числе на Западе и в России) о возможности существования в мирное время компактных армий с небольшими резервами, жизнь настоятельно диктует необходимость сохранения даже для участия в небольшой войне огромных, вполне советских запасов военной техники и военного имущества. При всей затратности хранения таких запасов это обойдется намного дешевле, чем лихорадочное разворачивание выпуска нового вооружения в войну.

Конфликт на Украине продемонстрировал также высокую уязвимость боевой техники перед современными вооружениями – потери украинской бронетехники (в первую очередь танков), самолетов и вертолетов в не самой масштабной войне просто поражают воображение. В частности, повстанцы относительно небольшим количеством зенитных средств (в основном переносных ЗРК) смогли практически парализовать боевую деятельность ВВС Украины. А разорванные буквально в клочья танки Т-64 стали одним из печальных символов донбасского конфликта. Это диктует необходимость кардинального пересмотра подходов к защите боевой техники основных типов.

Россия. Украина > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 10 ноября 2014 > № 1230722 Михаил Барабанов

С 13 по 17 ноября 2014 года в Армении, в Доме творчества писателей в Цахкадзоре, пройдет Литературный фестиваль, в котором примут участие молодые писатели Армении, Грузии и России. Фестиваль при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациями организован Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ совместно с литературными журналами России: «Арион», «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Иностранная литература», «Костер», «Нева», «Новый мир», «Октябрь», интернет-изданиями: «Пролог», «Кольцо А» при участии Представительства Россотрудничества в Армении, СП Армении и журнала «Литературная Армения».

В фестивале примут участие молодые авторы, которые были приглашены на мероприятие по итогам конкурса, а также критики, прозаики, литературные переводчики из России – участники форумов молодых писателей в Липках – Алиса Ганиева, Евгения Коробкова, Игорь Дуардович, Роман Рубанов. Они выступят перед студентами и читателями, проведут презентации книг, встретятся с писателями и интеллигенцией в Представительстве Россотрудничества в Армении.

В программе - мастер-классы под руководством писателей, литературоведов и филологов. Мастер-класс поэзии проведёт поэт и драматург Елена Исаева, прозы и критики - главный редактор журнала «Дружба народов» прозаик Александр Эбаноидзе и поэт, переводчик и критик Валентина Эбаноидзе. Мастер-класс по переводу проведет главный редактор журнала «Иностранная литература», литературный переводчик Александр Ливергант. Состоится круглый стол, посвященный русскому языку и проблемам перевода, в рамках которого Александр Ливергант прочитает лекцию «Русский язык как культурный посредник». А в обсуждении темы примут участие поэт, переводчик Валентина Эбаноидзе, сценарист, режиссер и писатель Давид Матевосян и все участники фестиваля. Участников ждут литературно-музыкальные вечера, поэтические чтения, экскурсии в Гюмри и Цахкадзор. В конце работы фестиваля состоится торжественное закрытие, на котором руководители мастер-классов отметят авторов лучших произведений, дадут им рекомендации для публикации в изданиях Фонда СЭИП и Армении.

Грузинские коммунисты собираются обратиться в Конституционный суд страны с требованием отменить запрет на советскую символику, заявил лидер Единой компартии Грузии Темур Пипия.

"Ранее мы уже внесли иск в суд, но были сделаны определенные замечания. Мы их учли и новый иск будет внесен примерно через две недели. Мы настроены оптимистически и намерены выиграть суд", — заявил Пипия агентству "Новости-Грузия".

При этом он сообщил, что накануне, 7 ноября, грузинские коммунисты отметили 97-летие Октябрьской революции акцией в городе Батуми, в которой приняли участие примерно около 200 человек.

"Акция прошла спокойно, без каких-либо происшествий. Наоборот, проезжающие машины даже нам сигналили. Мы провели шествие от места, где раньше был Мемориал славы участникам Великой Отечественной войны, демонтированный при Саакашвили, до здания Конституционного суда Грузии. Участников шествия на всем его пути сопровождала полиция, а по ходу его проведения к нам даже присоединилась группа китайских рабочих, которые работают в Батуми", — сообщил Пипия.

Желающие получить водительские права в Грузии с 15 декабря будут сдавать теоретический экзамен по 3D-билетам, сообщила пресс-служба МВД Грузии.

"Для лучшего восприятия в билетах будут использованы фото- и видеоматериалы с улиц Тбилиси, Кутаиси и Батуми", — отмечается в сообщении.

Каждый вопрос билета будет сопровождаться специальными видеороликами для лучшего восприятия ситуации и ее анализа.

При этом теоретический экзамен желающие могут сдать на грузинском, абхазском, осетинском, английском, русском, азербайджанском, турецком и армянском языках.

Пресс-служба Министерства внутренних дел Грузии отмечает, что введение нового типа билетов связано с процессом сближения грузинского законодательства с европейским, после подписания Грузией Соглашения об ассоциации с ЕС. Наталия Смольникова.

Россельхознадзор с понедельника возобновит поставки на территорию России сушеных ягод и фруктов из Грузии, сообщается на сайте ведомства.

В список вошли, в частности, сушеные яблоки, груша, киви, гуава, облепиха, черника, ежевика, шиповник, абрикосы, слива, а также сушеные ягоды вишни, черешни, малины, ежевики, черной смородины, барбариса, кизила. Кроме того, будут возобновлены поставки сушеных листьев черной смородины, винограда, а также высушенных мяты, вербены, ромашки, розмарина.

"С 10 ноября 2014 года возобновляются поставки на территорию Российской Федерации из Грузии отдельных видов подкарантинной продукции высокого фитосанитарного риска", — говорится в сообщении Россельхознадзора.

Ведомство приняло такое решение в связи с поступившими обращениями крупнейших российских импортеров, а также в рамках работы, проводимой Россельхознадзором с грузинской стороной под гарантии Национального агентства продовольствия Министерства сельского хозяйства Грузии.

Австрия не является единомышленником своих европейских партнеров в вопросах отношений с Россией, пишет нидерландский публицист и журналист Каролин де Гройтер.

Гройтер считает, что у Австрии и России исторически складывались особые отношения: в частности, Австрия была одной из немногих европейских стран, из которых СССР вывел свои войска до падения Берлинской стены.

Большинство австрийцев недовольны санкциями ЕС против РФ, хотя Вене и пришлось присоединиться к ним, отмечает она. Кроме того, Австрия поддерживает строительство "Южного потока", несмотря на ту критику, которой Брюссель подверг этот проект якобы в связи с несоответствием "нормам Евросоюза".

Журналистка отмечает, что отношение Австрии к России в корне отличается от отношения к ней Польши и стран Балтии, которые после окончания холодной войны позиционировали себя "освобожденными". Понимание в отношениях между Веной и Москвой сохраняется по сей день, пишет Гройтер.

Политика ЕС по отношению к Москве и Киеву воспринимается в Вене с раздражением, продолжает она: большинство австрийцев согласны с тем, что ЕС допустил ошибку, сблизившись с Украиной, Грузией и Молдавией, а не с Россией.

"Мы должны были предложить эти перспективы (более тесного сотрудничества — прим.автора) и России тоже, в том числе возможность стать членом ЕС ", — приводит Гройтер слова "известного австрийского политика", имени которого она не называет.

По словам Гройтер, от многих других государств ЕС Австрию отличают не только отношения с Россией и взгляды на украинский кризис: эта страна в целом "мыслит по-другому". Сами австрийцы, пишет Гройтер, считают себя "ультрапрагматиками", страна которых, будучи расположенной между Востоком и Западом, не расположена к конфликтам и "одержима нейтралитетом".

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, находящийся в Ашхабаде с официальным визитом, заявил в пятницу, что доставка туркменского природного газа на европейский рынок обеспечит энергобезопасность Европы.

"Мы придаем большое значение организации транспортировки туркменского природного газа на европейский рынок через Турцию и обеспечению энергобезопасности Европы", — сказал турецкий лидер в ходе переговоров с президентом Туркмении Гурбангулы Бердымухамедовым.

Эрдоган подчеркнул, что для организации поставок туркменского природного газа в Европу дан старт реализации проекта газопровода TANAP, работы по которому ведутся высокими темпами. По мнению турецкого президента, Турция играет важную роль в деле организации поставок азербайджанского и туркменского природного газа на Запад.

По итогам туркмено-турецких переговоров на высшем уровне, госконцерн "Туркменгаз" и турецкая компания "Атагаз" подписали рамочное соглашение о сотрудничестве в сфере купли-продажи природного газа.

Кроме того, стороны договорились о сотрудничестве в торгово-экономической сфере, образовании, физкультуре и спорте, транспорте, а также подписали программу сотрудничества между внешнеполитическими ведомствами двух стран на 2015-2016 годы.

Проект TANAP предполагает строительство к 2019 году системы газопроводов от азербайджанского месторождения Шах-Дениз через Грузию, Турцию, Грецию, Албанию на юг Италии. По ним планируется поставлять 6 миллиардов кубометров газа в Турцию и 10 миллиардов кубометров в Европу. В дальнейшем мощность газопровода может быть увеличена до 31 миллиарда кубометров. Амангельды Нурмурадов.

Армения за год опустилась на 8 позиций. В рейтинге Всемирного банка Doing Business-2015 Армения опустилась на 45-ю позицию с занимаемой годом ранее 37-ой. Об этом говорится в опубликованном докладе ВБ. В докладе отмечается, что в Армении очень легко начинать бизнес и регистрировать недвижимость. По этим показателям страна занимает 4-ю и 7-ю позиции соответственно. Очень плохой показатель по международной торговле — 110-е место среди 189 стран, включенных в рейтинг по лег­кости ведения бизнеса. По обеспече­нию выполнения контрактов страна за­няла 119-е место. По подключению к электроснабжению — 64-е, по защите миноритарных инвесторов — 60-е мес­то, по принятию решения о несостоя­тельности — 69-е место, по легкости процедуры выплаты налогов — 82-е место. Между тем, среди стран бывшего постсоветского пространства Армению в рейтинге опережает лишь Грузия, за­няв 15-е место. Беларусь — на 57-ом месте, Россия — на 62-ом, Казахстан — на 77-ом, Молдова — на 63-ем, Азер­байджан — 80-ом, Украина — на 96-ом. Хуже всего обстоят дела в среднеази­атских республиках Кыргызстан, Узбе­кистан и Таджикистан. Армения > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 7 ноября 2014 > № 1217809

Строительство новой теплоэлектростанции. Решение построить теплоэлектростан­цию для обеспечения электроэнергией бу­дущего черноморского порта в Анаклня не в Грузии, а в Армении, было принято исходя из того, что армянская сторона на правительственном уровне гарантировала бесперебойную поставку газа для электростанции. Об этом сообщил агентству "Новос-ти-Грузия" генеральный директор Anaklia IEP Holding Теймураз Карчава. Ранее правительство Армении одоб­рило соглашение с Anaklia IEP Holding о строительстве тепловой электростан­ции в Ванадзоре из двух энергоблоков по 270 МВт каждый, на газовых турби­нах "Дженерал Электрик". Проект оце­нивается в 600 млн. долларов. "Правительство Армении приняло соответствующее решение, и для строи­тельства ТЭС нам выделено 13 га тер­ритории в Ванадзоре. В свою очередь, Грузия будет получать от прохождения по своим электромагистралям электро­энергии из Армении для порта Анаклия 30 млн. долларов каждый год. Если же будет принято решение о том, что теплоэлектростанция будет ра­ботать за счет российского газа, а не иранского, то грузинский бюджет полу­чит еще 25 млн. долларов ежегодно от увеличенного транзита российского га­за в Армению", — сообщил гендирек­тор Anaklia IEP Holding Теймураз Кар­чава. Также Теймураз Карчава отметил, что специалистами Anaklia IEP Holding в течение 15 лет уже разработаны планы по строительству и развитию порта в Анаклия, а также созданию там го­родской инфраструктуры, аэродрома и свободной экономической зоны, и этот проект предложен на рассмотрение правительству Грузии. "Не думаю, что у кого-то есть пред­ложение лучше нашего, и мы рассчиты­ваем, что правительство Грузии учтет это. До 10 ноября властями Грузии, ко­торые до 15 октября принимали заявки от разных компаний, желающих при­нять участие в проекте, должно быть вынесено соответствующее решение. Наша корпорация гарантирует 100-про­центное выполнение проекта, и за пять лет в строительство и развитие проекта порта Анаклия будет вложено 10 млрд. долларов", — сообщил Карчава. Гендиректор Anaklia IEP Holding от­метил, что выполнение проекта рассчи­тано на два этапа — первый займет три года, в течение которых будет построе­на основная инфраструктура, второй этап — два года. Что касается строи­тельства ТЭС в Армении мощностью 540 МВт и в которое будет вложено 600 млн долларов, то оно будет осуществле­но в течение 18 месяцев. При этом Тей­мураз Карчава отметил, что в Anaklia IEP Holding входят такие крупные ком­пании, как "Бритиш Эко Пауэр" и ли­дер китайского строительного и инвес­тиционного бизнеса "Чайна констракшн & инжиниринг корпо­рейшн". Что касается транзита электроэнер­гии, выработанной на ТЭС в Армении для порта Анаклия, будет также постро­ена новая линия электропередач в нап­равлении Грузии. На грузинской терри­тории, по мнению специалистов, мож­но использовать уже имеющуюся инфраструктуру. Армения > Электроэнергетика > ved.gov.ru, 7 ноября 2014 > № 1217806

Федеральная таможенная служба России ищет пути преодоления сложностей в сотрудничестве с Арменией из-за отсутствия непосредственной границы с членами Евразийского экономического союза. Говоря об этом на пресс-конференции 24 октября в Москве, глава ФТС России Андрей Бельянинов сообщил, что логистика перевозок в Армению очень проста: это либо автомобильные перевозки по территории Грузии через КПП «Верхний Ларс — Казбеги», либо через грузинский порт Поти. Как сообщает корреспондент ИА REGNUM, А. Бельянинов заявил следующее: «Мы встречались с нашими грузинскими коллегами и уже не один раз обсуждали эту тему. Последний раз у нас была встреча в Турции, в Анталии. Мы встречались на троих и обсуждали логистические маршруты турецких товаров. Но там же и Армения присутствует, потому что мы не можем об этом забывать… К сожалению, КПП „Верхний Ларс — Казбеги“ подвержен климатическим влияниям. Только в этом году было два схода лавин, он был закрыт, а на грузинской стороне были жертвы. Он часто закрывается. Мы будем дальше смотреть. Есть еще авиационные перевозки, их никто не закрывал: другое дело — что это дорогостоящий вид транспорта. Кстати, мы договорились встретиться в ноябре в Грузии с коллегами из Турции, Грузии и Азербайджана и обсуждать уже в формате на четверых. А с армянскими коллегами мы работаем ежедневно. То, что нет общей границы, да, это дополнительные сложности, но надо будет думать дальше и, прежде всего, не таможенникам, ведь это все-таки вопрос логистики», — сказал он. Армения. Казахстан. Россия > Внешэкономсвязи, политика > ved.gov.ru, 7 ноября 2014 > № 1217796

В опубликованном 29 октября т.г. Всемирным банком докладе «Ведение бизнеса 2015: Выходя за рамки эффективности» (Doing Business 2015: Going Beyond Efficiency), Таджикистан в ежегодном рейтинге Doing Business занял 166-ое место среди 189 стран мира, улучшив свою позицию за год на 11 позиций. Авторы доклада отмечают, что в настоящее время в Таджикистане облегчен процесс начала бизнеса в результате внедрения нового программного обеспечения системы «единое окно» и ликвидации одной из процедур для прохождения регистрации. Также отмечается, что в Таджикистане за год были упрощена система получения разрешений на строительство, внедрены система электронной оплаты налогов, начало также действовать Кредитное бюро. Однако Таджикистан все еще остается страной с наиболее неблагоприятными условиями для ведения бизнеса в постсоветском пространстве. Из республик бывшего Советского Союза лидирующую позицию сохраняет Грузия (15 место), затем идет Эстония (17 место), Латвия (23 место), Литва (24 место), Армения (45 место), Беларусь (57 место), Россия (62 место), Возглавляет мировой рейтинг девятый год подряд Сингапур.

29.10.2014 г. «Азия-Плюс».

Кыргызстан еще не прошел рубеж в 1 млрд долларов по привлечению инвестиций. Об этом 17 октября в ходе Бишкекского экономического форума сказал представитель Агентства по продвижению инвестиций Уран Чекирбаев.

По его словам, у Грузии тоже были низкие показатели в привлечении инвестиций, но после революции и реформ они достигли хороших показателей.

«Мы говорим, что инвестировать в КР небезопасно, но есть различные рейтинги, по которым КР находится на передовых местах. Мы на 97 месте по привлекательности, впереди России и Китая. На 92 месте по безопасности инвестиций, первое место занимает Иран. Там небезопасно. Мы открыли свободный визовый режим для многих стран. Налоги низкие — 10-12%, стоимость электроэнергии самая низкая в мире», - рассказал он.

По словам У.Чекирбаева, страна продвинулась по многим программам: 3 место в мире по защите заемщиков. «Кредитные и коммерческие банки являются лояльными, но объем кредитования низкий. У нас импорт достаточно высокий, в основном из Китая. Есть свободные рынки, Бишкекский СЭЗ и Нарынский СЭЗ при Акаеве работали хорошо, сейчас растерялись, но надо над этим работать», - сказал он.

17 октября 2014 года, Tazabek

На вопрос о том, на скольких языках говорят в Швеции, не так-то просто ответить, но, по приблизительным подсчетам ученых, речь может идти о паре сотен языков. И ничего плохого в этом нет, это только прибавляет обществу многообразия, считают многие.

А Вы согласны с мнением шведского лингвиста, утверждающего, что первый шаг к вымиранию языка делают родители, когда перестают говорить на родном языке со своими детьми? Оставьте свой комментарий у нас на сайте

Один из тех, кто положительно относится к мирному сосуществованию разных языков, Аристид/ Aristide, отвечающий по-шведски:

- Я считаю, что чем больше разнообразие языков, тем лучше для общества. Различия ведут к творчеству, к инновациям. Возникают новые контакты, перестаешь бояться неизвестного, - говорит он по-шведски, а на вопрос о родном языке, отвечает, что это французский.

Как мы не раз уже рассказывали, в Швеции запрещена регистрация людей по этническому принципу, а потому и не ведется учет того, какой язык человек считает своим родным. Потому что тогда легче было бы "вычислить" этническое происхождение того или иного человека. Поэтому ведется статистика только по, так сказать, территориальному признаку. То есть, указывается страна, в которой человек родился. Если мы хотим узнать, например, сколько в Швеции живет выходцев из бывшего Советского Союза, то нам придется перелистать статистику по каждой из бывших республик СССР отдельно и только потом суммировать всех, кто родился в Эстонии, Казахстане, Украине или Грузии, например.

И все-таки на количество языков, на которых говорят жители Швеции, указывает, например, лингвист Стокгольмского университета Микаель Парквалл/ Mikael Parkvall,

- Точное число языков мы вряд ли назовем, потому что может ведь существовать язык, на котором в Швеции говорит всего один человек. Но приблизительное количество - это сотни, если исходить из того, что на каждом таком языке говорит хотя бы сто человек, - уточняет он.

Есть и еще более точные цифры. Например, в Языковом центре/ Språkcentrum Стокгольма, который занимается родными языками, зарегистрированы 34 тысячи учеников, которые хотели бы, чтобы им преподавали их родной язык. И таких языков в заявлениях родителей названо 132.

А если просто на улице останавливать людей и спрашивать, какой их родной язык, то вот что мы услышим:

- Испанский, курдский, лингала (язык группы банту, распространённый в Конго. Прим. ред.), сербский, мандарин, польский - отвечают случайные прохожие.

Влияет ли такое обилие других языков на шведский? Нет, отвечает лингвист Микаель Парквалл:

- Не слишком. Может быть, шведский заимствует то или иное слово, но чтобы это изменило шведский язык в основе, нет, это исключено. Можно сравнить с США, куда 100 лет назад эмигрировала масса европейцев. Большинство сегодняшних американцев - потомки тех, не англоязычных иммигрантов. И ничего с английским языком не случилось, - говорит он. Но, конечно, и в шведском языке есть много заимствований: в XVIII веке вошли такие французские слова, как fåtölj/ кресло и glass/ мороженое, в XV и XVI веках много слов вошло из немецкого языка, а еще раньше во все европейские языки вошли слова из арабского и персидского, - говорит ученый и называет такие привычные для шведов слова, как socker/ сахар, spenat/ шпинат и giraff/жираф, которые сегодня вряд ли мы связываем с их арабским происхождением.

Но больше всего шведский язык заимствует из английского. Тут ни арабский, ни персидский, ни турецкий с ним не поспорят. А вот новые слова часто связаны либо с определенным явлением, либо с молодежным жаргоном, говорит Мария Бюлин/ Maria Bylin, работающая в Языковом Совете/ Språkrådet:

- Если посмотреть, какие новые слова включает Шведская Академия в свой словарь, то видно, что эти слова приходят из новостей, из СМИ, т.е. они связаны с определенными событиями в мире, - говорит она и перечисляет такие слова, как "сунниты", "шииты" и "джихад". Эти слова должны сначала прижиться и "ошведиться", прежде чем попасть в академический словарь. Нужно ведь понять, как они должны изменяться применительно к шведским правилам, определенной или неопределенной формам, множественному числу, - поясняет она.

Шведский относится к малым языкам, поскольку на нем говорят около 10 миллионов человек. В сотне крупнейших языков мира шведский появляется где-то на 90-м месте. Нет ли риска, что шведский язык вымрет вообще? И не ускорит ли этот процесс вытеснения шведского тот факт, что в Швеции говорят на многих других языках?

Большинство шведских языковедов отвечает на этот вопрос отрицательно, но Микаель Парквалл считает, что риск всё же существует. И вот при каких условиях:

- Единственная причина, по которой тот или иной язык может вымереть, это - применительно к шведскому - если шведы перестанут воспитывать своих детей на шведском языке и предпочтут говорить со своими детьми на каком-нибудь другом языке. Это - единственный способ вымирания языка. Есть много шведов, отдающих своих детей в английские школы, например. Но отсюда и до вымирания языка еще далеко. Тем не менее, это может стать первым шагом к тому, что новому поколению шведов удобнее будет говорить со своими детьми на английском, а не на шведском. Но шанс, что какой-то из языков иммигрантов "победит" шведский язык, этот шанс равен нулю, - считает лингвист стокгольмского университета Mikael Parkvall.

Арабский, тайский, хинди, японский, латышский, вьетнамский и суахили - только несколько примеров тех - более ста - языков, книги на которых есть в Интернациональной библиотеке Стокгольма/ Internationella biblioteket. 200 000 книг, больше всего на арабском, находятся в этой библиотеке. Однако самый частый книгообмен приходится на русскоязычных читателей. На сайте этой библиотеки есть и страничка на русском языке:

http://www.interbib.se/ru

Материал подготовлен нашим коллегой Abdelaziz Maaloum, обработали Ingrid Forsberg и Ирина Макридова

Вопрос о поставках иранского газа в Грузию, а также о его транспортировке через территорию этой страны после соответствующего заявления министра энергетики Грузии Кахи Каладзе снова поставлен на повестку дня.

Как известно, с учетом охлаждения в отношениях между Евросоюзом и Россией, которая обеспечивает основную часть потребностей европейских стран в голубом топливе, появились сообщения о том, что Евросоюз начал прилагать усилия к скорейшей реализации проекта по импорту природного газа из Ирана с одновременной нормализацией отношений с ним.

Ранее заместитель министра нефти Ирана по международным вопросам Али Маджеди, назначенный в настоящее время послом ИРИ в Германии, заявлял о том, что иранский газ может поставляться в Европу по трем маршрутам: через Турцию, по маршруту Ирак – Сирия – Ливан и по маршруту Армения – Грузия. Что касается Грузии, то руководство этой страны с одобрением относится к варианту транспортировки иранского газа через грузинскую территорию и заявляет о своей готовности к сотрудничеству.

Следует отметить, что в ходе визита иранской парламентской делегации в Грузию был высказан целый ряд предложений по сотрудничеству между двумя странами, наиболее привлекательными из которых оказались предложения, касающиеся нефтехимического производства, нефтепереработки и транспортировки иранского газа. В этой связи принято решение о продолжении консультаций по этим вопросам в ходе предстоящего визита заместителя министра энергетики Грузии в Иран.

Министр энергетики Грузии Каха Каладзе в ходе переговоров с членами упомянутой иранской парламентской делегации указал на то, что Иран располагает богатыми запасами энергоносителей и Грузия, без всякого сомнения, весьма заинтересована в сотрудничестве с ИРИ в области энергетики. Грузия в полной мере готова к переговорам с Ираном по этому поводу.

В конце ноября сразу две арабские авиакомпании заявили о выходе на рынок Грузии – Air Arabia из ОАЭ и египетская Air Cairo.

С 28 октября авиакомпания Air Arabia приступает к реализации прямых авиарейсов в Тбилиси. Указанные авиарейсы станут сотым международным направлением авиакомпании. Самолеты Air Arabia будут осуществлять полеты в Тбилиси из международного аэропорта Шарджа (Объединенные Арабские Эмираты) два раза в неделю. Air Arabia недавно была названа одной из 10 самых прибыльных малобюджетных авиакомпаний мира.

Также на грузинском авиарынке начинает оперировать египетская авиакомпания Air Cairo. Самолеты компании будут выполнять прямые регулярные авиарейсы по маршруту Шарм-Эль-Шейх – Тбилиси – Шарм-Эль-Шейх со 2 ноября сначала 2 раза в неделю, а с 9 января 2015 года – 3 раза в неделю.

Air Cairo уже обратилась с соответствующей заявкой в Агентство гражданской авиации Грузии.

Air Cairo является дочкой египетской авиакомпании Egypt Air, который принадлежат 60% акций. Компания основана в 2003 году и считается одно из быстрорастущих бюджетных чартерных авиаперевозчиков в Египте.

По итогам января-сентября 2014 года Грузия поставила на экспорт 43 млн 998,7 тыс. литров алкогольных напитков, что на 34,8% превышает аналогичный показатель января-сентября 2013 года.

В общем объеме экспорта доля продукции, поставленной из Грузии в РФ, составила более 50%.

Объемы экспорта натурального виноградного вина увеличились на 55,8%, до 33 млн л, а спирта и крепкого алкоголя — уменьшились на 4%, составив 11 млн л.

Выручка от экспорта алкоголя за рассматриваемый период увеличена на 43,1%, до 194,7 млн долл. (это составляет 9,1% в общем объеме грузинского экспорта). В том числе выручка от экспорта натурального виноградного вина увеличилась на 75,7%, составив 130,4 млн долл., а от экспорта спирта и крепкого алкоголя увеличилась на 4%, составив 64,3 млн долл.

Алкогольные напитки в общей сложности поставлялись в более чем 40 стран. Крупнейшими импортерами стали РФ, Украина, Казахстан, Польша и Белоруссия, передает «Бизнес-Грузия».

Расширенное заседание политсовета правящей коалиции "Грузинская мечта" состоится в среду, на нем будет озвучено решение входящей в коалицию партии "Наша Грузия — Свободные демократы" о том, остается ли она в составе правящей команды; если партия покинет коалицию, "Грузинская мечта" потеряет большинство в парламенте.

Ранее в среду стало известно, что министр иностранных дел Грузии Майя Панджикидзе и все ее заместители (Давид Залкалиани, Тамара Беручашвили, Владимир Гургенидзе и Давид Джалагания) приняли решение покинуть занимаемые должности, а также правящую коалицию "Грузинская мечта".

Один из лидеров партии Ираклий Аласания накануне был отстранен от должности министра обороны премьер-министром Ираклием Гарибашвили. Вслед за ним свою должность покинул член той же партии, госминистр по вопросам европейской и евроатлантической интеграции Алекси Петриашвили. Позиция главы минюста Теи Цулукиани, которая также входит в состав партии, пока не известно.

"Я назначил заседание Политсовета в пять часов (16.00 мск). Я обратился с просьбой к фракции "Свободные демократы", чтобы они пришли в полном составе. В рядах этой партии очень много достойных людей", — заявил Гарибашвили на брифинге в среду.

В случае, если партия "Наша Грузия — Свободные демократы" покинет правящую коалицию, "Грузинская мечта" потеряет 10 депутатских мандатов и у нее останется 73 мандата — этого не будет хватать для принятия законов, которые требуют более половины голосов списочного состава парламента Грузии. Всего в парламенте Грузии 150 мест.

Общественное оппозиционное движение "Грузинская мечта" было создано в декабре 2011 год. Гарибашвили стал председателем партии в ноябре 2013 года. "Грузинской мечте" удалось в 2012 году на парламентских выборах сместить с позиций правящей политической силы партию экс-президента Михаила Саакашвили "Единое национальное движение". В октябре этого года президентские выборы в Грузии также выиграл кандидат "Грузинской мечты" Георгий Маргвелашвили.

В последнее время в СМИ также обсуждается противостояние членов правящей команды, в том числе премьер-министра Гарибашвили и президента Маргвелашвили. Вступившие в силу в октябре 2013 года поправки в конституцию Грузии ограничили полномочия президента и, наоборот, расширили прерогативы премьер-министра и парламента.

Натянутость в отношениях между двумя первыми лицами государства достигла пика в связи с вопросом, кто должен возглавлять грузинскую делегацию на 69-ой сессии Генассамблеи ООН. Долгая полемика завершилась на прошлой неделе в пользу главы правительства. В свою очередь, президент объявил о срыве его визита в США. Мэги Кикалейшвили.

Реконструированный Рокский тоннель между Россией и Южной Осетией будет служить дальнейшему развитию межгосударственных отношений между двумя государствами, заявил президент Южной Осетии Леонид Тибилов, комментируя РИА Новости завершение строительных работ в день торжественного открытия тоннеля.

Рокский тоннель проложен через Главный Кавказский хребет на высоте более двух километров над уровнем моря. Его протяженность составляет 3,73 тысячи метров. Тоннель был введен в эксплуатацию в 1985 году и не ремонтировался после этого 27 лет. В 2012 году ввиду его аварийного состояния было принято решение о закрытии объекта на капитальный ремонт. В течение двух с половиной лет проехать из Южной Осетии в Россию и обратно можно было только по технологической штольне по реверсивной системе. Завершение реконструкции Рокского тоннеля было запланировано на 2016 год.

"Россия является стратегическим партнером Южной Осетии, а Транскавказская автомагистраль и Рокский тоннель связывают два государства. Есть уверенность, что дорога будет служить дальнейшему развитию межгосударственных отношений как экономического, культурного, так и политического плана", — сказал Тибилов.

Президент напомнил, что "в годы открытой грузинской агрессии против народа Южной Осетии Транскам стал дорогой жизни — спасительной дорогой. А сегодня он является связующим фактором, который сближает разделенный осетинский народ".

Тибилов также выразил благодарность строителям, завершившим работы с опережением графика.

Транскавказская автомагистраль, принимая во внимание закрытую границу с Грузией, является единственной дорогой, по которой можно попасть в Южную Осетию. Дина Гассиева.

Министр иностранных дел Грузии Майя Панджикидзе и все ее заместители приняли решение покинуть занимаемые должности, а также правящую коалицию "Грузинская мечта".

"Здесь представлены Давид Залкалиани, Тамара Беручашвили, Владимир Гургенидзе и к нам присоединяется Давид Джалагания, который сейчас находится на Кубе с официальным визитом. Мы покидаем занимаемые должности. Мы покидаем политическое объединение — ряды "Грузинской мечты", — заявила Панджикидзе на чрезвычайном брифинге в среду.

Премьер-министр Грузии Ираклий Гарибашвили во вторник принял решение отправить в отставку Ираклия Аласания с поста министра обороны страны, заявив, что не допустит политизации ведомства. Этому решению предшествовало заявление Аласания о том, что против оборонного ведомства ведется "целенаправленная атака". Так он прокомментировал уголовные дела, возбужденные против чиновников Минобороны.

Вскоре заявление сделал госминистр Грузии по вопросам интеграции в европейские и евроатлантические структуры Алекси Петриашвили, который так же, как и Майя Панджикидзе является членом партии Аласания "Наша Грузия — Свободные демократы".

Коллекционировать ценные бумаги начали еще в XIX веке в Америке. Отцом этого увлечения считается бывший брокер Роланд М. Смит.

Первые официальные тематические аукционы, в рамках которых продавались старинные ценные бумаги, прошли в 70-х годах прошлого века, и с этого момента скрипофилия (scrip – документ, philos – любить) неуклонно набирает популярность. О собранной тематической коллекции, о том, какие исторические события стоят за многими ценными бумагами, рассказал в интервью NBJ председатель совета директоров АКБ «ЦентроКредит» Андрей Тарасов.

- Андрей Игоревич, как и когда началось ваше увлечение?

- В 2000 году жена подарила мне акцию Богословского горнозаводского общества 1913 года, а мы тогда как раз работали с акциями уральских предприятий. С этого и началось мое увлечение скрипофилией. Мне показалось, что собирание старинных русских ценных бумаг – не только интересное и увлекательное, но и серьезное и благородное дело, потому что много артефактов после революции оказалось за границей, и неплохо бы по мере возможности возвращать домой наши культурно-исторические ценности.

- Какие артефакты вам уже удалось вернуть в Россию?

- Их сотни. Это большая часть коллекции.

- По некоторым данным в мире около 200 тысяч коллекционеров, увлекающихся собиранием сертификатов старинных акций, облигаций, векселей, паев и других ценных бумаг. В России это хобби пока новинка. Вы общаетесь с единомышленниками во время путешествий или же преимущественно через Интернет?

- Общаемся мы в основном вживую. Довольно много людей проявляют неподдельный интерес к нашей коллекции.

- Кто-то еще из ваших знакомых последовал вашему примеру и стал коллекционировать старинные ценные бумаги?

- Да. Я не буду называть фамилии. Это крупные бизнесмены, владельцы и менеджеры предприятий лесной, пищевой и текстильной промышленности.

- Расскажите, пожалуйста, о наиболее интересных экземплярах вашей коллекции. Какой экспонат вы считаете самым старым и дорогим?

- Интересны практически все бумаги. За каждым сертификатом стоит история, иногда многовековая. Например, один из старейших документов из нашей коллекции датируется 1717 годом, это долговое свидетельство на тысячу гульденов под 4% годовых на имя Осипа Соловьева, поверенного Петра I в Амстердаме. Обеспечением по займу являлась возможность освобождения от экспортно-импортных таможенных платежей. А вот самая «пожилая» акция – это, безусловно, акция Компании заготовления корабельных сухарей и печеного хлеба, датируемая 1853 годом. Кстати, самая старая ценная бумага не обязательно должна быть самой дорогой. Пока самая дорогая в нашей коллекции – акция 1923 года фирмы авиаконструктора И. Сикорского с подлинной подписью Игоря Ивановича.

- Есть ли страница истории, которую вы открыли для себя благодаря появлению в вашей коллекции того или иного экземпляра?

- Да. Например, занимательно было узнать в процессе изучения документов, что уже упомянутый Осип Соловьев покупал для Петра I картины в Голландии и Бельгии, а любимыми сюжетами царя были сцены из жизни «голландских мужиков и баб».

- Каждый скрипофил коллекционирует ценные бумаги, которые объединены определенной темой. Например, некоторые собирают облигации и акции только железных дорог либо бумаги только банков. Кто-то коллекционирует исключительно ценные бумаги с чьими-то оригинальными подписями. Какая тема интересна вам?

- Мне, как банкиру, интересна прежде всего тема финансового сектора: коммерческие, земельные и местные банки, кредитные общества, ломбарды, биржи и страховые компании.

- Говорят, что скрипофилов очень привлекают облигации, по которым был объявлен дефолт. Есть ли подобные экземпляры в вашей коллекции?

- Есть несколько таких бумаг, но я не придаю им особого значения. К тому же не стоит забывать, что, в принципе, после 1917 года дефолт был вообще по всем российским дореволюционным ценным бумагам. Нам интереснее история предприятия, связанные с ним известные личности и события.

- Есть ли у вас интересные истории, связанные с приобретением тех или иных экспонатов? Расскажите, пожалуйста, некоторые из них.

- Мне, конечно, особо памятны и дороги подарки друзей. В целом же с точки зрения приобретения все довольно стандартно: основное количество экспонатов коллекции покупается на антикварных аукционах. Любопытным иногда является стремительный рост цен. Так, московские облигации конца XIX века высоких номиналов подорожали за пять лет в 20 с лишним раз. Рынок не справляется с ажиотажным спросом.

1. Компания «Павел Бекель» была основана в 1860-х годах выходцем из Германии Павлом Яковлевичем Бекелем как семейная торговая фирма. Предприятие специализировалось на операциях по продаже каменного угля в Петербурге. В 1899 году оно было преобразовано в акционерное общество.

2. АО «Дукс» основано в 1893 году в Москве Юлием Меллером в виде слесарно-механической фабрики и двух магазинов для продажи собственных изделий. Фирма специализировалась на изготовлении велосипедов и беговых экипажей. В 1909 году обществом был построен для русской армии первый дирижабль. В том же году начата разработка плана строительства русских аэропланов, а в 1911 году принят заказ на постройку самолета для армии. Всего в России в 1909–1917 годах было построено 6?270 самолетов, из них 1?733 – заводом «Дукс». В 1918 году предприятие было национализировано, а в 1919 году получило название «Государственный авиационный завод № I» (в 1941 году производство переведено в г. Куйбышев, ныне Самара).

3. Русское АО «Л. М. Эриксон и Ко» открыло первую телефонную станцию Ericsson в 1893 году в Киеве. Позже были построены станции в Харькове (1896), Ростове (1897), Риге, Казани, Тифлисе (1900) и Москве (1904). В 1897 году в Санкт-Петербурге была построена первая зарубежная фабрика Ericsson по производству телекоммуникационного оборудования.

4. Московский народный банк был основан в 1912 году и до 1919 года принадлежал российским кооператорам. Предполагалось создать специальный банк мелкого кредита в форме паевого товарищества. Согласно уставу финансовой организации кредиты предоставлялись только учреждениям – его акционерам. МНБ в Лондоне, выкупленный правительством России в 1919 году, являлся одним из ведущих российских банков за границей.

Американское правительство и дальше намерено укреплять материально-техническую базу молдавской армии. Об этом заявил в субботу посол США в Молдавии Ульям Мозер.

По Конституции Молдавия обладает нейтральным статусом, однако с 1994 года страна сотрудничает с НАТО в рамках партнерства "Молдавия — НАТО".

"Правительство США не беспокоит нейтралитет Молдавии. Мы уважаем выбор вашего народа. Есть несколько нейтральных стран, с которыми США имеет очень хорошие отношения, такие, как Швеция или Швейцария. Статус нейтралитета не мешает нам помогать молдавской армии оснащать материально-техническую базу", — заявил в эфире частного кишиневского телеканала посол США в Молдавии Мозер.

В мае Молдавию с визитом посетил заместитель генерального секретаря НАТО Александр Вершбоу, который пообещал расширить помощь Национальной армии Молдавии.

В сентябре министр обороны Валерий Троенко принял участие в саммите НАТО в Уэльсе. Военнослужащие Национальной армии Молдавии участвуют в миротворческой операции в Косово — KFOR, которая проходит под эгидой НАТО. Согласно соцопросам, 48% респондентов выступают против вступления Молдавии в НАТО (ассоциация социологов и демографов, октябрь 2014).

Дипломат также выразил мнение, что властям Молдавии не нужно проводить референдум об ассоциации с Европейским союзом. Он привел в качестве примера опыт США. "Вашингтон также создавал свободные экономические зоны с Мексикой и Канадой, а решения принял Конгресс США без каких-либо референдумов" — отметил Мозер.

О необходимости провести референдум об ассоцации с ЕС ранее заявил лидер Партии коммунистов Молдавии Владимир Воронин.

Молдавия подписала соглашение об ассоциации с ЕС 27 июня одновременно с Грузией и Украиной. Позже страны 59 голосами ратифицировал это соглашение. Против ратификации выступили представители оппозиции. Фракция партии коммунистов (34 мандата) и депутатская группа партии "Возрождение" (три мандата) в знак протеста покинули заседание парламента. Участвовавшие в голосовании депутаты-социалисты (три мандата) проголосовали против этого документа.

Молдавская оппозиция обещает после парламентских выборов 30 ноября пересмотреть или денонсировать договор об ассоциации с ЕС. Валерий Балан.

Премьер-министр Грузии Ираклий Гарибашвили, комментируя проведение бывшей правящей партией "Единое национальное движение" (ЕНД) масштабной акции протеста, заявил, что правительство страны не допустит переворота и провокационных действий.

Оппозиционная партия ЕНД, основателем которой является экс-президент Михаил Саакашвили, проанонсировала проведение масштабной акции в центре Тбилиси 15 ноября, в ходе которой планируется выразить недовольство по поводу деятельности правящих властей в ряде вопросов.

"Правительство Грузии никогда не допустит дестабилизацию и переворот в стране. У нас есть информация, что партия ЕНД постоянно планирует что-то антигосударственное, но правительство даст на это очень строгий ответ", — заявил Гарибашвили в эфире телекомпании "Имеди" в пятницу вечером.

Ранее МВД Грузии заявило о возбуждении уголовного дела против партии "Нацдвижение" по факту подготовки заговора с целью захвата госвласти. Заместитель министра внутренних дел Грузии Леван Изория отметил, что следствие в отношении "Нацдвижения" ведется по статье 315 УК Грузии (заговор или мятеж для силового изменения конституционного строя).

В сентябре глава МВД Грузии Александр Чикаидзе сообщил в интервью грузинской газете "Алиа", что, по его информации, экс-президент Михаил Саакашвили с целью создать в стране хаос дал задание активистам своей партии "Нацдвижение" и некоторым членам НПО подготовить хорошо организованную мобильную группу из 500 человек, которые будут "вести себя провокационно". Сам Саакашвили, обвиняемый в Грузии в превышении должностных полномочий и растрате госсредств, на данном этапе объявлен во внутригосударственный розыск. Прокуратура Грузии ранее объявила, что начала процедуру объявления экс-президента в международный розыск по "красному циркуляру" Интерпола. Саакашвили покинул Грузию сразу же после инаугурации нового президента страны Георгия Маргвелашвили в ноябре 2013 года, и с тех пор не возвращался, при этом отказываясь отвечать на вопросы прокуратуры и сотрудничать со следствием. Мэги Кикалейшвили.

Докладчики ПАСЕ по мониторингу выполнения Грузией ее обязательств перед Советом Европы Михаэль Аструп Йенсен (Michael Aastrup Jensen) и Борис Силевич (Boriss Cilevics) выразили глубокую озабоченность проектом договора между Россией и Абхазией о сотрудничестве, в частности военном.

Ранее сообщалось, что в парламент Абхазии внесен подготовленный в РФ договор "О сотрудничестве и интеграции". По данным СМИ, статья 5 договора предполагает "создание объединенной группировки войск (сил) вооруженных сил РФ и Абхазии для отражения внешней агрессии и совместной охраны границы Абхазии". Эта новость вызвала в Грузии резко отрицательную реакцию. Между тем в парламенте Абхазии создана рабочая группа для разработки абхазской редакции нового договора с РФ.

Как сообщается в пятницу на сайте Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ), по мнению докладчиков, планирующих посетить Грузию с 3 по 5 декабря, "предложенный договор нарушает нормы международного права и является еще одним примером аннексии грузинского региона Абхазия Российской Федерацией".

Ранее официальный представитель МИД РФ Александр Лукашевич заявил, что готовящийся новый российско-абхазский договор о сотрудничестве отвечает международной практике, тем более что Россия обеспечивает безопасность Абхазии в соответствии с достигнутыми ранее договоренностями.

Соглашение между РФ и Абхазией о совместной охране государственной границы республики подписано в апреле 2009 года. Подразделения Погрануправления ФСБ приступили к охране границы 15 июня того же года.

Мнение Йенсен и Силевича также противоречит официальной позиции правительства Абхазии. Так, министр обороны республики Мераб Кишмария ранее отметил, что необходимость нового договора вызвана агрессивной политикой Грузии и ее планами вступить в НАТО, а также ситуацией в Сирии, Ираке, на Украине и в других странах.

Председатель Службы госбезопасности Абхазии Зураб Маргания сказал, что предложения российской стороны его устраивают, но абхазские спецслужбы предлагают доработать ряд моментов. В частности, предлагается пересмотреть меры помощи в современном инженерном оборудовании границы Абхазии и рассмотреть возможность для граждан Абхазии, имеющих российский паспорт, служить в российских погранвойсках. Кроме того, Маргания предложил поэтапно передислоцировать подразделения, охраняющие границу с Россией, на рубеж с Грузией и отразить в договоре российскую помощь в техническом обеспечении охраны морских рубежей Абхазии.

Россия 26 августа 2008 года признала суверенитет Южной Осетии и Абхазии, входивших в состав Грузии и давно добивавшихся независимости от нее. Это произошло после вооруженной агрессии Грузии против Цхинвала в начале августа. Руководители России не раз заявляли, что признание независимости двух бывших грузинских автономий отражает существующие реалии и пересмотру не подлежит.