Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Предприятия по переработке трески и пикши в Мурманской области могут в ближайшее время остаться без работы из-за нехватки сырья и высоких цен на рыбу. Владельцы предприятий уже задумываются об открытии филиалов в средней полосе России, сообщил РИА Новости гендиректор мурманского представительства НО "Рыбный союз" Владимир Ляпунов.

По информации "Рыбного союза", сегодня в Мурманской области в сфере переработки рыбы заняты около 40 предприятий, примерно десять из них — перерабатывают самую ходовую рыбу — треску и пикшу — именно они входят в "Рыбный союз". Остальные компании производят консервы, пресервы, вяленую и соленую рыбу. По словам Ляпунова, переработчики трески и пикши в последние месяцы столкнулись с дефицитом сырья, и связано это отнюдь не с введенным запретом на импорт норвежской рыбы, а в первую очередь — с особенностями российского законодательства в сфере рыболовства.

На безрыбье и рак — рыба

"Проблема началась с прошлого года — исчезло основное стратегическое сырье для нас — охлажденная рыба. Цены выросли. Почти все фабрики переориентировались на мороженую рыбу", — говорит гендиректор мурманского отделения "Рыбного союза", который сам возглавляет крупное рыбоперерабатывающее предприятие.

По его словам, главная проблема заключается в том, что прибрежному флоту на законодательном уровне было разрешено морозить рыбу на судах в море, чем прибрежники с удовольствием воспользовались: с охлажденной рыбой больше хлопот, у нее короткий срок годности, а с мороженой рыбой можно не спешить и дождаться благоприятной цены на нее. На фабриках, работавших с охлажденной рыбой, начались перебои. Кроме того, по словам Ляпунова, потребители средней полосы распробовали "охлажденку", и уловы с мурманских причалов отправляются прямиком в центр России

"Рыбопереработчики стали работать на рыбе морской заморозки. Но этот продукт хуже, это двойная заморозка получается, филе более низкого качества, и потери выше, коэффициент ниже. Но на безрыбье и рак рыба, стали так работать. Но с июля она вообще стала исчезать. Большинство фабрик стояло", — поясняет Ляпунов. Образовавшийся дефицит подтолкнул цены на рыбу вверх. По подсчетам рыбопереработчика, за четыре дня цена выросла на 6 рублей за килограмм, — это примерно 5,6%, ни одна фабрика не выдержит такой рост, да и потребители в такой ситуации откажутся от рыбы в пользу курицы.

Рыба ищет,где глубже, а человек — где лучше

По словам Ляпунов, в таких условиях мурманские компании начали посматривать в сторону средней полосы. Если выгоднее мороженую рыбу отправить на фабрики под Москвой или Петербургом, где можно произвести тот же самый продукт, что и в Мурманске, но с меньшими затратами, грех этим не воспользоваться.

"Переработка может закончиться здесь. Если есть мороженое сырье, нет охлажденки, выгодно взять это сырье, погрузить, отвезти в районы потребления, в цехах рядом с потребителями произвести то же филе из мороженой рыбы. Технология одна и та же, только затраты на электроэнергию, зарплату и прочее меньше. Вопрос не в том, что мурманчане уйдут. Здесь станет нерентабельно производить эту рыбу", — считает Ляпунов.

С мнением рыбопереработчика не согласен глава комитета по рыбному хозяйству Мурманской области Олег Заболотский. Он подчеркивает, что сложности, даже если они и есть, носят временный характер, и никто из рыбопереработчиков не намерен уходить с "рыбного" мурманского берега. "Сами представьте — как они могут покинуть Мурманскую область?! Говорить, что кто-то покинет <…> это не так, мягко говоря. Сегодня бы не шли процессы приобретения фабрик. Идут процессы по вертикальной интеграции, когда добытчики покупают фабрики, чтобы перерабатывать свое сырье. Никто никуда не бежит. Фабрики как работали, так и будут", — уверен Заболотский.

Он также напомнил, что Росрыболовство в этом году приняло решение передать научную квоту прибрежникам, и это также должно стать серьезным подспорьем для фабрик. Глава комитета признает, что вопросы по увеличению поступления на береговые фабрики есть, но он не сомневается в том, что идет позитивный процесс развития мурманской береговой инфраструктуры, так, по его мнению, складываются внешнеполитические условия. "Любые преобразования связаны с определенными беспокойствами. Но я уверен, что в ближайшее время рынок переориентируется, и сырьевые потоки будут направлены к нам", — говорит Заболотский. Он также отметил, что дефицит сырья испытывают сегодня в первую очередь те переработчики, кто работал на норвежском сырье. "Им нужно переориентироваться, вот и все", — отмечает глава ведомства.

Рыбак рыбака видит издалека

Глава мурманского отделения "Рыбного союза" считает, что для того, чтобы ситуация наладилась, все же необходимо предпринять некоторые шаги на уровне законодательства. По его мнению, во-первых, необходимо вернуться к норме, при которой рыбакам прибрежного флота было запрещено морозить рыбу на борту — тогда береговые фабрики будут загружены охлажденным сырьем.

Другой вопрос — согласятся ли прибрежники отказаться от мороженой рыбы и поставлять на берег сырье, которое будет давать мурманчанам конкурентное преимущества. По мнению главы ассоциации прибрежных и фермерских хозяйств Мурманской области Анатолия Евенко, это не очень реальный вариант — слишком долго эту норму пробивали, и сегодня возвращаться на прежние позиции неловко.

"Нам тогда скажут, что это вы, продавливали, лоббировали, а теперь у вас правая рука не знает, что делает левая! Просили одно, теперь обратно. Но ведь это несерьезно. Выход — увеличение ресурсов для прибрежного рыболовства. Нужно увеличить квоты прибрежникам", — говорит Евенко. При этом он подчеркивает, что суда мурманских прибрежников, входящих в ассоциацию, привозят на берег именно охлажденную рыбу, а морозить сырье начали суда Архангельского, Карельского и Ненецкого флотов. Другой вопрос, что квота мурманских прибрежников настолько мала, что ею нельзя полностью загрузить и одну крупную перерабатывающую фабрику.

Евенко предлагает решить эту проблему на уровне региональных договоренностей — чтобы руководители субъектов вошли в положение переработчиков и договорились с флотами о поставках рыбы в охлажденном виде. Правда, рассчитывать на добрую волю в жестких экономических условиях едва ли приходится.

Помимо возврата к охлажденке Ляпунов предлагает принять положения, по которым весь вылов российские рыбаки должны будут доставлять на российский берег. "Рыбаки говорят, что это ударит по стоимости, порт не справится. Порт справится. У нас квота 420 тысяч тонн на этот год, в готовом виде это 280 тысяч тонн. У нас заходит на территорию России 160 тысяч тонн — что-то идет на внутренний рынок, что-то формируется и вывозится на экспорт. А 120 тысяч тонн грузится прямо с промысла на транспортные суда и уходит в Европу. Мы говорим о дополнительном объеме в 120 тысяч тонн", — отмечает Ляпунов. При этом он подчеркивает, что никто не против экспортных поставок, только вывозить необходимо не сырье, а готовую продукцию, произведенную на российском берегу.

Глава мурманского отделения "Рыбного союза" отмечает, что в этих вопросах рыбоперерабочики заручились поддержкой региональных властей, однако решения должны приниматься на более высоком уровне. "40 перерабатывающих предприятий — это около двух тысяч рабочих мест, две тысячи семей. Если фабрики закроются, кризис придет в целые поселки, такие, как Териберка, где другой работы нет", — говорит Ляпунов.

Свои предложения он озвучил на проходившем на этой неделе в Мурманске рыбохозяйственном совете. Его участники договорились обобщить все поступившие предложения для подготовки соответствующих обращений в правительство Российской Федерации.

Некоммерческая организация "Рыбный союз" создана в 2008 году как объединение производственных и перерабатывающих предприятий в сфере рыбного хозяйства и аквакультуры. Анастасия Яконюк.

В пятницу, 12 сентября, ЕС ввел очередные ограничительные меры. Под удар попали компании "Роснефть", "Транснефть", "Газпром нефть", а также "Оборонпром", ОАК (Объединенная авиастроительная корпорация) и "Уралвагонзавод". Ограничения коснулись и сотрудничества в сфере разработки нефтяных месторождений. Также ЕС ужесточил ограничения по доступу к кредитам ряда российских госбанков, предельный срок займов снижен до 30 дней. Кроме того, на 24 фамилии пополнился и черный список физических лиц.

"Что политика Европы преднамеренно идет против России, это очевидно. То, что они идут самостоятельно — вопрос неоднозначный. Например, в Польше и Прибалтике это преднамеренная политика. Но в остальной Европе государства не такие довольные. В Испании, во Франции, в Португалии настроения совершенно другие. Инициатива исходит именно из Польши, прибалтийских республик и Германии. Потому что они идут в направлении, которое им диктует Обама и США", — сказал в эфире "Голоса России" итальянский журналист, политик, экс-депутат Европарламента Джульетто Кьеза.

По его мнению, западные санкции — это очередной способ США пошатнуть роль России на политической арене.

"Очевидно, что в Америке приняли решение изменить курс мировой политики. Им не нравится, что Россия самостоятельная. Это время, когда надо показать миру, что они хозяева. Но мы знаем, что они уже не хозяева. Я считаю, что с нынешними руководителями США очень сложно спокойно вести дела. США хотят вытеснить Россию из международного рынка капитала, поставить новый "железный занавес", который строят искусственно и это не связано с Украиной", — сказал итальянский журналист.

При этом, как отметил Джульетто Кьеза, несмотря на старания западных СМИ, многие европейские граждане не разделяют антироссийских настроений своих политиков.

"Господствует среди политиков и журналистов "мейнстрим". Но я не уверен, что он господствует среди населения, например, в Италии это не так. Несмотря на русофобские настроения, которые каждый день распространяются в СМИ, реакция людей не такая отрицательная в отношении России. Во-первых, есть большая группа людей, которые страдают от ответных мер РФ на санкции. Экспортируется большое количество продовольствия в Россию, российские ответные санкции — очень сильный удар по нашим экономикам. И на следующей неделе на север Италии поедет группа предпринимателей, которые хотели бы организовать политическую акцию против решения правительства", — рассказал Джульетто Кьеза.

В условиях снижающейся маржи банки придают особое значение ре­шениям, способным оптимизировать саму структуру бизнеса, ускорить за­пуск новых продуктов и услуг.

О том, как использование ИТ-аутсорсинга и ИТ-аутстаффинга может им в этом помочь, об особенностях подходов к автоматизации задач финансово-кредитных организаций и о том, что аутсорсинг доступен не только кругу избранных, рассказал в интервью NBJ генеральный директор компании Univef Иван Голенев.

- Иван, Univef совсем недавно по­явился на российском ИТ-рынке. Какие продукты компания будет разрабаты­вать и какие услуги оказывать?

- Univef был создан для оказания услуг в сфере аутсорсинга разработки и создания тиражируемо­го программного обеспечения, предо­ставляемого клиенту, в том числе по модели «как услуга».

Наши услуги позволят заказчику сосредоточиться на основной бизнес-деятельности, а вопросы ресурсного обеспечения, найма и ротации спе­циалистов, организации внутренних процессов и мотивации персонала отдать подрядчику.

Коллектив Univef сформировал­ся из людей, большую часть време­ни проработавших в системной ин­теграции, занимавшихся созданием и внедрением программных решений в области мониторинга и управления, систем автоматизации деятельности и информационного взаимодействия. У нас собрались специалисты, кото­рые имеют большой опыт проектной работы в рамках своей специализа­ции в различных отраслях (банки, те­лекоммуникации, энергетика, транс­порт, медиакомпании).

- Что послужило предпосылкой для создания стартап-проекта в области ИТ-аутсорсинга и ИТ-аутстаффинга?

- Технические эксперты, стоящие у истоков создания компа­нии, успешно занимались аутсор­сингом разработки для некоторых западных партнеров, однако основ­ную практику и компетенцию они приобрели в проектах, связанных с внедрением своих решений на тер­ритории РФ. При этом фактически они выступали в роли интеграторов, своего рода связующего звена между западными компаниями и конеч­ными потребителями их продуктов в нашей стране.

Ситуация на российском ИТ-рынке меняется: вендоры стремят­ся работать с клиентами напрямую, а клиенты все чаще хотят получить и ПО, и услуги непосредственно от производителя, как это принято сей­час на Западе. Там интеграторы рабо­тают в основном с государственными заказчиками, а крупные финансовые организации на проекты по разра­ботке и внедрению привлекают аут-сорсинговые софтверные компании, причем желательно международно­го уровня с центрами разработки в Индии и Китае. Потребность же привлекать интегратора при этом сводится к минимуму, или он стано­вится консультантом и приглашает­ся в качестве эксперта. Кроме того, довольно активно набирает обороты бизнес крупных сервис-провайдеров, предоставляющих клиенту инфра­структуру и информационные сер­висы по модели «как услуга». Сло­жившиеся условия как нельзя лучше подходят для создания технологичной компании, которая будет предо­ставлять высококвалифицированные услуги по модели аутсорсинга произ­водителям ПО в России, странах СНГ и Восточной Европы, а также напря­мую заказчикам для аутстаффинга ресурсов разработчиков.

- Univef определяет для себя две приоритетные отрасли экономики -финансовую и телекоммуникационную. Чем обусловлен выбор?

- Думаю, не будет пре­увеличением сказать, что имен­но эти отрасли являются наиболее продвинутыми с точки зрения автоматизации. Именно финансовые и телекоммуникационные компании формируют наибольший спрос на ИТ-решения. Большую роль сыграло и то, что у специалистов, составля­ющих костяк нашей команды, есть опыт сотрудничества с компаниями данных отраслей. Так, ведущие наши разработчики уже на протяжении нескольких лет осуществляют аут­сорсинг разработки систем автома­тизации процессов поддержки и экс­плуатации ИТ в одном из крупных австрийских банков. Кроме того, у них есть опыт разработки системы мониторинга и визуализации рабо­чих процессов в крупном российском операторе связи.

- А есть ли уже в портфеле компа­нии проекты, реализуемые по заказу и совместно с российскими финансово-кредитными организациями?

- Есть. Правда, до недав­него времени эти проекты строились преимущественно на базе классиче­ского внедрения ИТ-решений. Сей­час мы меняем подход и начинаем предлагать заказчикам из финансо­вого сектора, помимо разработок по автоматизации ИТ, решения по биз­нес-автоматизации.

- Поясните, пожалуйста, в чем раз­ница между этими подходами?

- Прежде всего в том, что во втором случае речь идет преиму­щественно о решении бизнес-задач. Иначе говоря, он является более широким и емким по сравнению с автоматизацией ИТ-задач, соответ­ственно, услуги, которые мы пред­лагаем партнерам, становятся более востребованными. Уже сегодня мы предлагаем решения по мониторингу бизнес-услуг, BPM-решения (Business Process Management - управление бизнес-процессами - прим. ред.).

- Другими словами, изменение под­хода и, надо полагать, продуктовой линейки компании - это ответ на смену запросов имеющихся и потенциальных клиентов?

- Безусловно. Если гово­рить о банковском секторе, то здесь заказчики все чаще акцентируют внимание не только на доступности и живучести ИТ-сервисов, но и на инструментах, с помощью которых они могут управлять своими бизнес-услугами. При этом не секрет, что сегодня большое количество компа­ний занимается софтверной разра­боткой. Если бы мы остались в рамках внедрения решений по автоматизации ИТ, вероятность потеряться среди прочих была бы высокой. Поэтому было решено предложить рынку услу­ги и продукты, находящиеся на стыке ИТ и бизнеса. Здесь на нашей стороне уже и накопленная экспертиза, и прак­тический опыт: большинство наших специалистов внедряли программные решения в половине российских бан­ков из первой десятки, которые теперь стали заказчиками и Univef.

- Банки из первой десятки априори обладают куда большими возможно­стями, чем малые и средние финансо­во-кредитные организации. Можно ли сказать, что услуги Univef доступны только узкому кругу?

- Нет, они вполне подъемны и для банков, не занимающих лиди­рующие позиции: наш подход доста­точно гибкий, а продуктовая линейка диверсифицирована. Иными словами, заказчик может выбрать ту услугу, которая не только востребована им, но и доступна ему по цене. Так, если банк заинтересован в ИТ-аутсорсинге или ИТ-аутстаффинге (например, нужны специалисты, работающие на его пло­щадке, но не числящиеся в штате), мы способны удовлетворить этот запрос, поскольку команда Univef имеет опыт реализации подобных проектов, а по некоторым решениям наши сотрудни­ки обладают уникальной для России экспертизой. Повторюсь, наши усло­вия по цене вполне разумны.

- Отношение к ИТ-аутсорсингу и ИТ-аутстаффингу в российских банках можно охарактеризовать как напря­женно-недоверчивое. Все же спрос на эти услуги растет, соответственно, усиливается и конкуренция между компаниями-интеграторами. В чем ос­новные конкурентные преимущества Univef в данной сфере?

- По направлению аутсорсин­га основное наше преимущество - раз­работка нишевых решений, которые находятся на стыке ИТ и бизнеса. Хочу сказать, что на сегодняшний день не так много компаний предлагает бан­кам подобные продукты.

Еще одна наша сильная сторона -команда, способная предугадывать потребности заказчиков и тенденции рынка. Так, года два назад группа разра­ботчиков, ныне влившихся в коллектив Univef, предложила рынку облачный Service Desk. Тогда их коллеги по цеху сомневались, будет ли продукт вос­требован, ведь считается, что система автоматизации процессов должна быть in-house, внутренней. Тем не менее мы включили его в портфель Univef и сей­час видим, как буквально с каждым днем интерес к решению растет.

Все это укрепляет нашу уверен­ность в том, что, даже будучи стартап-проектом, мы в состоянии на равных конкурировать с лидерами рынка.

Анастасия Скогорева

Российские паломники у святынь Греции

Хождение за пять морей. Окончание

* Окончание. Начало см.: Нева. 2014. № 7, 8.

Архимандрит Августин (в миру — Никитин Дмитрий Евгениевич) родился в 1946 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию, преподаватель, доцент Санкт-Петербургской духовной академии.

Итака

Этот маленький островок известен благодаря Гомеру и его бессмертным поэмам. И когда наши старинные ладьи под парусами вошли в главную гавань Итаки, словно ожила картина, описанная в гомеровской «Одиссее»:

В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,

Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле

Устья великими, друг против друга…1

Перед входом в гавань столицы острова — город Вати, мореплавателей встречает плакат с надписью: «Каждый путешественник — гражданин Итаки». На Итаке к мореходам относятся радушно. Но особое гостеприимство было оказано здесь участникам паломнической миссии «Золотой век»: ведь в течение тринадцати лет — с 1978 года, когда у членов петрозаводского клуба путешественников появился корабль «Полярный Одиссей», они мечтали побывать на родине того морехода, чье имя они дали своему клубу. Здесь паломников из России пригласил на прием мэр города Вати — Спирос Арсенис, и мы «пустилися визитировать, сперва к начальникам города»2. На следующий день отцы города организовали для нас автобусную экскурсию по острову.

Остров Итака вытянут с юга на север, и в центре острова перешеек настолько узок, что из автобуса можно видеть одновременно оба берега моря. В семнадцати километрах к северу от города Вати, на высоте сто десять метров, находится деревня Ставрос, где в местном парке несколько десятилетий тому назад был установлен бюст Одиссея. Вполне понятно, что члены клуба «Полярный Одиссей» уделили этому памятнику большое внимание, и каждый счел своим долгом сфотографироваться на его фоне.

Вернувшись в Вати, паломники имели возможность посетить развалины византийского селения Палиохору, которое существовало еще в 1500-е годы по Рождестве Христовом — в начале венецианского правления Ионическими ocтpoвaми. Ceгoдня здесь среди руин жилых домов возвышаются остатки колокольни, а рядом, под открытым небом, виднеется каменная основа иконостаса с чудом сохранившимися византийскими фресками, которые могли бы украсить любой музей мира. Недалеко от этих остатков былого величия, открытых всем стихиям, расположен еще один храм, который уцелел от разрушения. Здесь также можно видеть старинные фрески и иконы: церковь все еще используется для богослужений. Связь времен здесь, похоже, никогда не прерывалась: «пропадут старые фрески — напишем новые». Близ древней Палиохоры расположено деревенское кладбище, а за ним — деревня Перахора, жители которой ведут примерно тот же образ жизни, что и их предки: здесь живут пастухи, виноградари. На веранде одного из домиков местный священник мирно пьет чай с матушкой. Идиллическую картину нарушает грузовик с цистерной: на острове почти нет воды, и ее приходится завозить с «матерой земли» (материка).

Во время пребывания на Итаке у нас было ощущение первооткрывателей: действительно, вряд ли кто из соцлагеря бывал здесь ранее. Но наши предположения начали рассеиваться уже на самом острове. Здесь мы познакомились с группой немецких туристов из бывшей ГДР: как только рухнула берлинская стена и «заслонка» была убрана, молодые люди устремились из хонеккеровской мышеловки за пределы «отдельно взятой страны», чтобы посмотреть мир. И вот они очутились на маленьком, «отдельно взятом острове», о котором русский офицер П. И. Панафидин, участник морской кампании 1806–1809 годов, писал: «Прошли незначительный остров Итаку, владение хитрого царя Улисса; он 10 лет не мог попасть в свое царство — и не мудрено. После осады Трои, где он был из главных полководцев, Итака казалась ему ничтожной»3.

Но русский мореход мог и не знать, что Итака чуть было не стала русским владением за несколько десятилетий до того, как русская эскадра прошла мимо этого «незначительного» острова. Другой участник кампании 1806–1809 годов — офицер Владимир Броневский приводит на этот счет интересные сведения. «Екатерина II, во время счастливой войны с турками 1770 года, желала от Венецианской, тогда к падению клонившейся республики, приобрести остров Итаку, — пишет он. — Но смерть Иосифа4, мир, заключенный Леопольдом5 с турками и недоброжелательство Англии, Пруссии и других посредствовавших в мире держав, воспрепятствовали и сие привести в исполнение»6.

Но все же влияние русского флота на судьбы Итаки было значительным, и в 1799 году, когда Ионические острова перешли в сферу влияния России, адмирал Ф. Ф. Ушаков предписал бывшему контр-адмиралу венецианской службы Орио об установлении на острове Итака более демократического, чем ранее, правления — аналогичного правлению на острове Закинфе. Пусть все будет так же, говорилось в предписании, но «в рассуждении в оном острове малого количества людей, судей должно быть гораздо меньшее число, нежели на острове Занте». При этом упоминалось, что избранные «должны напервее учинить присягу по всей форме, целовать Крест и Евангелие»7. А в конце присяги, которую давали выборщики, также говорилось: «избирать будем судей достойных, честных и справедливых людей, чем перед Богом и Судом Его Страшным мы ответ дать должны, и в заключение сей нашей клятвы целуем слова (Евангелие. — Авт.) и Крест Спасителя нашего. Аминь»8.

Для исполнения этого предписания Ф. Ф. Ушаков послал на остров Закинф и Итаку капитан-лейтенанта Н. А. Тизенгаузена, с надлежащими полномочиями. «Повсюду народ с восторгом принимал объявление независимости, встречал Тизенгаузена с иконами и хоругвями, и провозглашал имя русского императора»9, — писал один из русских историков в XIX веке.

Жители Итаки преподнесли Ф. Ф. Ушакову золотую медаль — «от острова Итаки, родины греческого героя Одиссея — с изображением Ушакова в виде знаменитого соотечественника»10. На этой медали читалась греческая надпись: «Федор Ушаков, российских морских сил главный начальник, мужественный освободитель Итаки»11. И все это — несмотря на то, что незадолго до освобождения Ионических островов от французов Бонапарт запретил под угрозой смертной казни жителям Итаки, Корфу и островов Эгейского моря иметь какие-либо отношения с Россией и их судам носить русский флаг12.

Жители Ионических островов питали симпатии к России, и когда в 1804 году было открыто русское консульство в Превезе, то во главе этого учреждения встал уроженец Итаки — надворный советник И. Влассопуло, патриот и будущий член «Филики Этерии» (создана в Одессе, 1814 год)13. Но несмотря на то, что на Итаке бывали посланцы из России, она все еще оставалась для русских путешественников не изученной, и сведения о ней почерпались главным обpaзом из иностранных описаний, отличавшихся поверхностным характером. Вот, например, что говорилось об этом острове в записках Павла Свиньина, относящихся к 1818 году: «Тэаки или малая Цефалония, лежит против большой Цефалонии. Жителей на острове не более 3000; в одной деревне, называемой Вальти, есть большая и удобная пристань для всяких кораблей. Небольшой остров сей славится пред всеми красотою и стройностью женщин; мужчины все природные матросы»14.

В 1835 году русский путешественник Владимир Давыдов посетил Итаку вместе со своими коллегами, в числе которых был и знаменитый художник Kapл Брюллов. Он выехал из Рима через Анкону, далее — морем до острова Корфу и по другим Ионическим островам. Итак, Итака: «Утесистая родина Улисса скоро открылась перед нами, и мы приблизились к ней до заката солнца, — пишет В. Давыдов. — К ночи поднялся ветер, и мы, не без труда, вошли в темноте в узкий и, как говорят, опасный для судов залив Вати. Барку мою остановили было у таможни, но матросы закричали, что едут русские милорды, и нас пропустили»15.

Как и ладьи клуба «Полярный Одиссей», барка с «русскими милордами» направилась к городку Вати. «Местоположение города Вати, нынешней столицы острова, очень мило, — продолжает В. Давыдов. — Вати стоит частью на южном краю, частью на западном берегу большой овальной бухты, окружений с обеих сторон горами. Он круче на западной стороне и веселее и плодороднее на восточной»16.

В отличие от нашей паломнической группы, путешествовавшей по острову на автобусе «за нехваткой времени», у наших предшественников была возможность неторопливо осматривать достопамятности Итаки. Кроме того, художники Брюллов и Ефимов, сопровождавшие В. Давыдова, по его словам, «обязывались снять виды с мест и строений, которые мы будем осматривать»17. И там, где наши пилигримы торопливо щелкали затворами фотоаппаратов, стараясь хоть что-то зафиксировать из окон автобуса, русские художники могли расположиться на долгое время. «Рисунок, начатый Брюлловым, дает понятие о прелестном виде моря, врезывающемся многими заливами с обеих сторон острова»18, — сообщает Владимир Давыдов в своих записках.

Но иногда случалось так, что старинные развалины оказывалась недоступными для русских художников, поскольку они путешествовали вокр уг острова на лодке с нанятыми ими «четырьмя дюжими гребцами». «Залив замыкается к западу высокой горой, на которой видны развалины так называемого города Одиссеи — местоположение, истинно достойное владычествовать над всем островом. Вид с этой вершины должен обнимать, с одной стороны, Кефалонию, с другой — берег Акарнии; с самого моря приметны развалины и между ними можно заметить стену, составленную, как мне рассказывали, из огромнейших камней (вероятно, циклопских) и, без сомнения, принадлежавших к временам хитрого Улисса»19 — так описывает Давыдов один из дальних уголков Итаки.

Нам, путешествовавшим по дорогам Итаки на автобусе, до вершины горы, с ее живописными руинами, было гораздо ближе, но и мы не смогли добраться до них, ибо время близилось к закату солнца. Вечером, вернувшись в городок Вати, мы стали готовиться к отходу. Нас провожали наши новые друзья, а также многие зеваки, фланировавшие по набережной. А вот как расставались с Итакой русские живописцы более 150 лет тому назад: «Около полусотни или более зрителей собралось на берегу (в Вати. — Авт.): так велико было удивление, произведенное на их острове приездом русского путешественника, — вспоминал В. Давыдов. — Говорят, что в прошедшую Пасху военное судно, под русским флагом, бросило якорь близ одного из здешних островов и что вид флага с андреевским крестом так понравился жителям, что они плавали до корабля, касались его и кричали матросам „Христос воскресе!“»20.

Итака — это не только остров, воспетый Гомером, но и символ верности родине, — ведь Одиссей всегда хранил в сердце Итаку на своем долгом пути к родным берегам. Греческий поэт Константин Кавафис, родившийся в 186З году за пределами Эллады, никогда не бывал на Итаке, но он сумел хорошо выразить те чувства, которые обуревали и наших мореходов при pacставании с этим островом:

Но только об Итаке всегда думай.

Возвращенье на Итаку — твое предназначенье,

Хотя и спешить в дороге не надо,

Пусть путешествие длится годы.

Чтобы причалил ты к острову мудрым старцем.

Обогатив странствиями душу,

Не ожидая, что Итака даст богатства.

Итака и без того дала тебе немного:

Не будь ее, ты б не отправился в дорогу,

Но больше ей тебя одарить нечем.

И пусть бедна будет Итака, но она не обманула,

Став мудрым, накопив опыт,

Сам ты поймешь, что Итаки значат21.

Превеза (Никополь)

На рассвете 13 августа паломники, отчалившие накануне вечером от гостеприимной Итаки, увидели почти родные пейзажи: остров Лефкас, почти «вплотную» примыкающий к материковой части Греции, образовал в узком месте что-то вроде реки, русло которой постоянно углубляет землечерпалка. Характерный скрежет ковшей, небритые лица рабочих, пойменные луга — все это напомнило многим паломникам пейзаж средней полосы России.

Пройдя под подъемным мостом, ладьи на некоторое время вышли в открытое море, но вскоре пришвартовались у набережной города Превеза, расположенного на берегу «матерой» Эллады. Здесь нам предстояло посетить развалины древнего Никополя, но судьба распорядилась по-иному. Остатки строений византийского города находятся в шести километрах от Превезы, близ шоссе, идущего в глубь страны. Паломники, отправившиеся пешком к этим руинам, увлеченно смотрели на открывавшуюся перед ними панораму. Один из них, Сергей Кочнев (петрозаводчанин), настолько увлекся, что не заметил, как оказался на проезжей части, где и был сбит машиной, следовавшей со скоростью 120 километров в час.

К чести водителя, а им оказался молодой военнослужащий, спешивший из увольнения в свою часть, машина сразу же затормозила, и Сергей быстро был доставлен в ближайший госпиталь. Сопровождавшие его паломники последовали за ним; к счастью, ушибы оказались не столь тяжелыми, как мы опасались: переломов не было. На той же машине пострадавший прибыл на борт «Веры» и был помещен на лежанку из весел таким образом, что его нога оказалась высоко в воздухе в подвешенном состоянии. Теперь он мог не спеша, философски взирать на ту праздничную суету, которая царила на набережной. О вторичной попытке посетить Никополь пришлось забыть, хотя грек-солдат, торопившийся в казарму, тут же поехал в прежнем направлении с прежней скоростью. Уже потом, при знакомстве с описаниями Греции, составленными нашими предшественниками, в глаза бросилась фраза, которая просится в строку: «Мне никогда не приходилось видеть более распушенных солдат, чем греческих, — писал в 1880-х годах Михаил Верн. — Они напоминают собой скорее каких-то замаскированных бандитов, чем солдат регулярной армии; и, что всего страннее — это свобода, которая им предоставлена: никаких сборов у греков не существует, и каждый возвращается в казармы по своему усмотрению»22. Можно надеяться, что, как и в ХIХ веке, эти строки не явятся причиной дипломатических осложнений...

Остров Корфу

В ночь с 13 на 14 августа паломническая флотилия без существенных потерь, если не считать одного пилигрима, временно выбывшего из строя, снялась на Корфу (Керкиру) — последний из крупных островов, входящих в гряду Ионического архипелага. Мы следовали путем, «нахоженным» русскими паломниками, и находились примерно в тех же условиях: «От Идры до Корфу путь продолжался без малого 4 недели с крайней нуждою и с величайшим беспокойством, по причине плохого и тесного судна»23, — писал Кир Бронников в 1820 году.

А без малого за сто лет до Кира Бронникова на Корфу побывал Василий Григорович Барский, который подробно описал морскую часть пути до этого острова: «Апреля осмаго числа (1725 год. — А. А.), возвеявшу зело малу ветру благополучну, извлекохом котвицу (ладью. — А. А.) от воды и начахом плисти. Но по малем времени паки воста ветр противен, обаче не тако силен, яко вчера, корабль же не преставаше от плавания, но якоже можаше сопротивляшеся. Таже сотворися тишина велия и не можаше плисти корабль: мы же печаловахом, яко гладны бихом и не имехом отнюдь ничесо ясти. Молихом Владыку и Бога, да поне во вечер ко граду прибити возможем, но никакоже, носими бо бехом сюду и сюду пред оним въездом, помежу горами сопротивляющеся ветру, но не могохом»24.

К берегам Корфу наши ладьи начали приближаться утром 14 августа. Когда-то здесь была столица Ионических островов, находившихся под управлением Российской империи, и русские флотоводцы располагали на этом острове свои парусные эскадры; а с 1814-го по 1864 год остров находился под британским протекторатом.

Незадолго до передачи острова Греции здесь побывал известный русский деятель, участник Бородинского сражения Авраам Сергеевич Норов (1795–1869), одно время занимавший пост министра народного просвещения (1854–1857). Вот какая панорама предстала перед ним при подходе к острову: «Только что мы обогнули южную оконечность Корфу, как он развернулся перед нами во всей своей роскоши, одетый тенистыми рощами, с светлыми заливами, с пирамидальными высотами, из которых вдруг одна выступила из его средины с живописным укреплением, царственно обороняющим две прекрасные гавани с той и другой стороны. Флаг Англии развевался на крепости, но это была Греция и я узнал ее!»25

Вот еще одно описание панорамы Корфу времен английского правления; оно относится к 1859 году и принадлежит перу безымянного русского паломника: «Остров кажется с моря огромным, и его покатости усеяны оливковыми садами, между которыми возвышаются кипарисы... Древняя цитадель генуэзской постройки возвышается над городом, но окружена укреплениями новейшей постройки; они хорошо вооружены и составляют действительную оборону острова и силу англичан, завладевших Ионическими островами под предлогом покровительства»26.

Проследовав мимо старинных крепостных сооружений, мы миновали затем пассажирский порт с его терминалами, у которых были пришвартованы белоснежные морские паромы. Остров Корфу стоит на перекрестке морских путей: отсюда регулярно уходят лайнеры в материковые города Греции; экспрессная линия обслуживает порты Ионических островов; путь с Корфу пролегает и в портовые города Италии: Бриндизи, Бари и др.

Паломнические ладьи пришвартовались у пристани, где стояло уже множество яхт и рыбацких судов. Быть может, именно здесь в 1820 году ступил на берег Кир Бронников. Тогда ситуация для паломников была неподходящая: именно в то время начиналась борьба греков против турецкого господства, и многие эллины бежали от турок под защиту английского флота. «Прибывши в Корфу, — пишет Кир Бронников, — остановились мы под городом неподалеку от пристани, где в то время стояло довольное число малых судов с бежавшими от страха греками, их женами и малыми детьми, а на стороне матерой земли в всю ту ночь во всех местах пылали греческие деревни, от злости зажигаемые и опустошаемые турками»27.

Во время нашего пребывания на острове у местных властей была другая проблема: все еще продолжалось массовое бегство албанцев в Грецию и Италию; молодые люди, уставшие от безысходной жизни в своей стране «социалистического выбора», отправлялись в море на утлых суденышках и, невзирая на опасность плавания по бурным водам, устремлялись на поиски счастья к чужим берегам. Поэтому и полицейский контроль на Корфу был в те дни особенно строгим, что2 нaм пришлось испытать на собственном опыте. Узнав, что мы из России, береговые власти успокоились, но на всякий случай осмотрели наши ладьи: не прячутся ли на них албанские беженцы.

Нашим предшественникам не приходилось сталкиваться с проблемами, порожденными тоталитаризмом — «чумой ХХ века», но они имели дело с реальной чумой и другими эпидемиями. Паспортный контроль на Корфу в начале XIX века был своеобразным: »Паспорты наши от нас приняли клещами, и, окурив их, записали и приложили магистратскую печать, и господин консул приложил свою печать и рукописание, — сообщал в 1820 году Кир Бронников. — Английское правительство взяло с каждого из нас по полуталеру, и паспорты наши возвратило 28-го дня уже закопченые»28.

Все же современная цивилизация имеет свои преимущества: нам не пришлось ни находиться в карантине, ни наблюдать горящих домов, «зажженных от турок». Вечером столица острова — город Керкира — был украшен праздничными огнями, а над ближайшей крепостью в темноте был виден силуэт высокой колокольни, очерченный гирляндой из множества электрических лампочек.

У мощей св. Спиридона Тримифунтского

Русские паломники, прибывавшие на Корфу, стремились, как и на других греческих островах, посетить местные православные святыни. Вот что писал В. Г. Барский о своем посещении этого острова в 1725 году: »Зело рано, возвеявшу ветру малу, точию помощну, извлекохом котвицу от воды и пустихомся к граду, и Божиим изволением приплыхом о полудны, идеже вергше котвицу под градом, отставихом корабль и вещи своя на нем, сами же идохом внутрь града к церкви первоначальной святаго великаго угодника Божия и чудотворца Спиридона, в ней же и мощи его святии опочивают, желающе ему должное от нас воздати поклонение»29.

Но не каждый из русских паломников, добиравшихся до Корфу, мог посетить храм, где находились мощи св. Спиридона, епископа Тримифунтского (сконч. в 348 году). «Город Корфу знатной, с двумя крепостями, старою и новою, со многими по холмам вокруг города батареями. Церквей много; в одной из них почивают мощи святителя Спиридона Тримифунтского, — писал Кир Бронников в 1820 году. — Желательно мне было поклониться угоднику Божию, но должно было выдержать 26-дневный карантин, а потомy сделать того я не удостоился»30.

То, что не удалось совершить Киру Бронникову в годы английского правления на Корфу, смог сделать его предшественник — В. Г. Барский в 1725 году. В те годы остров входил в «сферу интересов» Венеции (1386–1797), и условия посещения его берегов были гораздо проще, чем при англичанах. Но и киевскому пешеходцу пришлось ожидать долгое время у дверей храма, названного в честь св. Спиридона: «Егда же достигохом тамо, обретохом церковь затворенну, бысть бо тогда полудне, и ожидахом во притворе, донележе отверзут врата на вечерню»31.

Что же побуждало наших паломников стремиться к мощам св. Спиридона, прославленного Элладской церковью? По сказанию в греческом Часослове, мощи св. Спиридона были перенесены из Тримифунта (Кипр) в Константинополь около середины VII века, из-за нашествия на Кипр арабских войск. Спасаясь от «агарян», тримифунтцы бежали с мощами св. Спиридона в Константинополь. Здесь эти мощи сохранялись в храме Св. Апостолов до падения Константинополя в 1453 году, а затем были увезены иереем Георгием Калохеретом сначала в Сербию, а потом на остров Корфу в 1460 году.

В константинопольском храме Св. Апостолов эту святыню видели русские паломники Стефан Новгородец и Зосима, посетившие Константинополь до завоевания его турками32. А в 1725 году, едва ли не в числе первых отечественных паломников, В. Г. Барский смог поклониться святым мощам уже на остров Корфу. В начале ХVIII века доступ к мощам св. Спиридона был ограничен, и киевский пилигрим сообщает об этом в своем путевом дневнике. «Мы же пребывахом в келии, церкви святого Спиридона пристоящей, точию о едином печаловахом до зела, яко не ускорихом прийти на оное время, когда св. чудотворца Спиридона открывают, и не видехом. Молихом же многих великородных панов, ктиторей церкви и самого протопопа, да соберут ключи и покажут нам: понеже суть ключей 4 и всяк во разних держится руках. Аще же сие дело и трудно есть, понеже никому же не показуют, кроме уреченаго времени»33.

Но все же благодаря долготерпению В. Г. Барский со своим спутником был удостоен посещения мощей; в данном случае греки сделали исключение для православных гостей, «понеже любими бихом ими, яко от стран российских есми, того ради обещаху вси»34. Посещение мощей св. Спиридона состоялось лишь через несколько дней, и поскольку оно было сопряжено с «препятием велиим», В. Г. Барский подробно описывает свои впечатления, как бы адресуя эти строки тем пилигримам, которые не смогут долго пробыть на острове и поклониться святыне. И хотя сегодня доступ к мощам св. Спиридона облегчен, сообщение В. Г. Барского не утратило интереса, но со временем его историческая ценность только возросла.

«По неколицех днех, собравши протопоп вся ключи к себе и в некий день, по святой литургии, возвавши нас внутрь алтаря и затвори вся двери, — пишет В. Г. Барский, — таже поведе нас на правую страну святого алтаря, идеже опочивают мощи святого и отверзе все четири замки, имиже заключен бяше гроб его, в нем же другой еще, от камене изсечен, бяше внутрь того еще третья рака, от древа кипариса соделанна, покров же oт таблици чистой, христальной, ей же мала часть, в ногах святого, отверзается, лобызания ради. Тамо аз грешный сподобихся, купно со честным отцем Рувимом, спутником моим, приложитися ногам святого, и видехом сквозе оную таблицу всего его до найменшой вещи, со одеждею, на главе своей имеет подкапок и клобук, яже еще в житии своем ношаше, и одеян в сакос старинний, крестами истканний, ноги же оболченни в мягкие зело сандалия; во всем нетленен, телом и одеждою, опочивает, аки живый. Еще же протопоп сам подиймоваше ризи святого, и показоваше голени его; и лобызахом и видехом тело его бело и чисто, и мацахом, и мягко, аки живое. И поведа нам сам протопоп, яко все таковое тело, токмо тварь и рука лева черни суть, правой же несть и не ведают где, тако бо и в Корфус прийде»35.

Из дальнейшего повествования В. Г. Барского становится понятным, почему в те годы греки обставляли поклонение мощам св. Спиридона чрезмерными строгостями: причина была совсем не в том, что православные христиане жили на Корфу под управлением венецианцев-католиков или опасались внезапного турецкого нашествия. Послушаем, что сообщает В. Г. Барский по этому поводу: «Вопрошах аз, чесо ради тварь и рука черна суть? Ответствова ми, яко преждними временами не бяше тако затворен, яко ныне, но стояше на ногах в раце своей, поставлен между наместными образами в церкви, и приношаху людие ладан, смирну и ливан и вжигаху, аки пред образом, свещи и лампади, и тако от непрестанного, деннаго и нощнаго курения и палении лампад горения учернися тварь и рука. Видящи убо началницы непочесть такову, от того часа затвориша и не откривают более, токмо дважди или трижди в год»36.

Таким образом, повреждение мощей произошло из-за простого небрежения а не «от латинян» или «агарян». Более того, в последний период венецианского правления на Корфу бытовала веротерпимость, поскольку в течение столетий православные и католики должны были жить бок о бок на относительно небольшом острове. Это не преминул отметить и киевский пешеходец, поскольку на Украине имелись сходные проблемы. По словам Барского, на острове Корфу «суть и итальянских костелов много, обаче тамо италеане не суть тако противние, яко в инных странах, ибо понеже болшое многолюдствие и болшая власть греческая есть, того ради, слишах, яко и от папы римского, лучшей ради зъгоди, имеют позволение вкупе свята великие праздновати, якоже и празднуют»37.

Особый период в истории храма, где почивали мощи св. Спиридона, связан с борьбой ряда европейских держав за влияние на Средиземноморье. В 1798 году остров Корфу, как и другие Ионические острова, был занят французскими войсками, которые изгнали отсюда венецианцев. Но их правление продолжалось недолго, и население Ионических островов жаждало ухода французов. В октябре 1798 года священник А. Дармарос тайно доставил на остров Корфу пocлание патриарха Константинопольского Григория V (1797–1798, 1806–1808, 1818–1821), и вскоре народ поднялся против французских властей на помощь русским войскам.

В 1799 году, когда А. В. Суворов освободил от французских войск Италию, вице-адмирал Ф. Ф. Ушаков, командуя соединенным российским и турецким флотом, покорил остров Корфу. 22 февраля 1799 года французский гарнизон Корфу капитулировал. За эту блестящую победу Ф. Ф. Ушаков получил чин адмирала. Когда Суворов получил известие о взятии Корфу, он сказал: «Сожалею, что не был при этом хотя бы мичманом»38. «Французские флаги на крепостях и судах были спущены, а неприступная Корфу узрела в первый раз на стенах своих победоносный флаг российской империи»39, — писал один из русских историков в XIX веке.

Вечером главнокомандующий, в сопровождении командиров российских кораблей, отправился на берег, в церковь св. чудотворца Спиридона для совершения благодарственного молебна за дарованную победу. «Победители, окруженные народом, с шествующими впереди крестами при колокольном звоне и беспрерывной ружейной пальбе жителей, дошли до соборной церкви Св. Спиридония, где и происходило богослужение, — вспоминал один из участников этого торжества. — Молебствие совершил протоиерей здешний. Нельзя было взирать без умиления на два народа, столь друг от друга отдаленные и соединившиеся по чрезвычайным политическим переворотам в одной церкви, для прославления одним и тем же крестом Всевышнего, даровавшего одному победу, а другому освобождение от чужестранного несносного ига»40.

Прием, оказанный Ф. Ф. Ушакову простыми верующими, был самый радушный. Русские матросы, «не зная греческого языка, довольствовались кланяться на все стороны и повторяли: „Здравствуете, православные!“ — на что греки отвечали громким „ура!“, — пишет тот же автор. — Тут всякий мог удостовериться, что ничто так не сближает два народа, как вера, и что ни отдаленность, ни время, ни обстоятельства не расторгнут никогда братских уз, существующих между русскими и единоверцами их»41.

Радость жителей острова Корфу была вполне понятной — ведь Россия издавна покровительствовала православным христианам, жившим под иноверной и инославной властью. И хотя, посылая французские войска на Ионические острова, Наполеон Бонапарт приказал генералу Жантили относиться к православному духовенству с уважением, и тот старался выполнить приказ, но фактически на каждом шагу французские власти задевали религиозные чувства ионических греков: в храмах расквартировывали солдат, колокольный звон запретили, со священниками обращались грубо, над иконами смеялись42. Это делали отнюдь не набожные католики-французы, но вольнодумцы, увлеченные идеями Вольтера и других «просветителей». Сказывалось также и влияние французской революции 1789 года, носившей антицерковный характер.

Освободив Корфу от французов, Ф. Ф. Ушаков проявил особое уважение к религиозным чувствам православных жителей острова, в частности, к памяти св. Спиридона. Как уже было сказано, св. Спиридон считается покровителем Ионических островов, в особенности после отражения атаки турецких войск в 1716 году. Поэтому ежегодно 12 декабря, в честь св. Спиридона, в городе Корфу проводились празднества. Открытые мощи, поставленные на ноги, в золотом кивоте, при пальбе с крепостных пушек и с судов, обносились вокруг города. Церковь Св. Спиридона считалась богатейшей на Востоке, и не только греки, но и католики присылали в нее пожертвования; там были огромные золотые и серебряные паникадила, принесенные в дар Венецианской республикой, было много драгоценных вкладов императрицы Екатерины II и императора Павла I43.

И вот 27 марта 1799 года, в первый день Пасхи, адмирал Ушаков назначил большое торжество, пригласив духовенство совершить крестный ход с выносом мощей св. Спиридона. О том, как проходило это празднество, сообщает биограф Ушакова — Р. Скаловский: «В избранный адмиралом день, 7 мapта, народ собрался со всех деревень и ближайших островов; русские войска были расставлены по обеим сторонам пути, по которому должна была идти процессия, и часть их расположилась на главной площади; гробницу и балдахин поддерживали наши генералы, штаб- и обер-офицеры и первые лица города; ее обнесли вокруг крепостных строений, и в это время из всех крепостей производилась пальба; войско стреляло беглым огнем из ружей. Ввечеру весь город был иллюминован, и народ беспрерывно восклицал: «Виват! Государь наш избавитель Павел Петрович!»44

Предоставив жителям Ионических островов права широкого самоуправления, Россия содействовала образованию нового государства. 12 (24) января 1801 года на Корфу с почестями был снят флаг России, а 13 (25) января состоялась торжественная церемония поднятия Ионического флага. Стоявшие на рейде Корфу русская и турецкая эскадры отдали салют в честь флага республики. Но тем не менее в том же 1801 году кафедральный собор и мощи св. Спиридона были приняты под особое покровительство России, в знак чего над западными вратами был поставлен императорский герб; такой же герб находился над местом, где, как победитель, восседал адмирал Ушаков; перед гербами беспрестанно теплились лампады45.

И по-прежнему русские моряки отдавали дань памяти св. Спиридона, особенно в праздничные дни. Так, 25 марта 1805 года в городе Корфу можно было наблюдать живописное зрелище, о котором повествует его очевидец — морской офицер Г. М. Мельников, участвовавший в плавании на корабле «Уриил». «В 12 часов сего же утра по выносе мощей Св. Спиридония из городской церкви, во имя его построенного, все сухопутные, находящиеся в Корфу войска стояли в параде, а из пушек полевой артиллерии сделан был 31 выстрел, — пишет русский мореход. — Во время же прохождения сей процессии (в которой участвовало все здешнее духовенство) около городовой стены вдоль по морскому берегу идущей, со всех кораблей и прочих российских военных судов, на рейде находившихся, выпалено было последовательно, соображаясь со старшинством их командиров, по 21 из каждой пушки, и на всех оных судах в сие время стояли по реям люди; это торжество в половине 1-го часа пополудни заключено было салютом, из 11-й пушки с Корфуской крепости сделанным. Итак, по обнесении мощей сего угодника Божия с такой церемонией кругом города, внесены они были вцерковь Св. Спиридония»46.

В течение всего «русского периода» истории на Ионических островах наши мореходы неоднократно бывали у мощей св. Спиридона. В 1806–1807 годах во время очередной кампании на Средиземном море остров Корфу посетила эскадра под командованием Дмитрия Николаевича Сенявина (1763–1831). Некоторые из участников этого плавания вели дневники, где отмечали наиболее важные события. Вот что писал, например, о Корфу в 1806 году морской офицер Павел Иванович Панафидин (1784–1869): «Народонаселение Корфу состоит из итальянцев и греков, и здесь терпима католическая религия, но преимущество берет греческая. Здесь находятся мощи святого Спиридония Тримифунского: из отдаленных стран Греции являются на поклонение угоднику Божию, и редко греческий корабль пройдет остров, чтобы не побывать у мощей святого. Один раз в году — 12 декабря — носят открытые мощи по всему городу, и католики также участвуют в процессии; святого носят в стеклянном ящике, сидячего, а в остальное время он покоится в обыкновенном виде»47.

О почитании св. Спиридона на острове Корфу сообщает и другой русский офицер — Владимир Броневский, участвовавший в длительном переходе из Кронштадта на Корфу. «Церковь Св. Спиридония почитается богатейшею на Востоке, ибо не только греки, но и католики присылают в нее вклады; ни один мореходец, ни один земледелец, не пускается в море, не предпринимает никакого дела, не помолившись мощам и не принесши чего-либо в дар, — писал В. Броневский в 1806 году. — 12 декабря в честь Св. Спиридония, как покровителя Корфы, бывает великое торжество. Открытые мощи, поставленные на ногах, в золотом кивоте, при громе артиллерии с кораблей и крепостей, носятся вокруг города»48.

Новые, более подробные сведения о праздновании памяти св. Спиридона на Корфу, содержатся в записках Павла Свиньина, также участвовавшего в Средиземноморской кампании 1806–1807 годов. «Праздник Св. Спиридония, торжествуемый 12 декабря, есть самый великолепнейший христианский праздник на Востоке. Он отправляется 8 дней, и ко времени сему сходятся греки со всех островов. Мощи в сопровождении сената, воинства и бесчисленного народа обносятся вокруг города; крепости приветствуют их беспрестанной пальбой из пушек, военные и купеческие суда также салютуют и после убираются разноцветными флагами. Но что всего трогательнее, это теплая вера больных, которых несут в то время на носилках пред мощами; да и во всякое время в церкви Св. Спиридония можно найти страждущих недугами, испрашивающими у угодника себе исцеления»49, — повествует русский писатель, добавляя при этом, что «храм сей и мощи Св. Спиридония находятся под особенным покровительством России, в знак коего испрошен в 1801 году императорский герб»50.

В своих записках П. Свиньин отмечает также, что русским морякам на острове Корфу был оказан теплый прием; адмиралу Сенявину отцы города преподнесли золотую шпагу и бриллиантовый жезл — «в знак благодарности и высокопочитания всего народа.., да сделает честь жителям 7 островов препоясанием шпаги и ношением трости»51. Но ранее, сразу же по прибытии на Корфу, как повествует П. Свиньин, был отслужен благодарственный молебен Спасителю, «под благодатною десницею Коего мы совершили плавание сие с необыкновенным счастием; на целой эскадре не было ни одного умершего или ушибленного и весьма мало больных, не разорвало ни одного паруса, не порвалась ни одна веревочка, согласие и тишина ничем не нарушалась»52. Сойдя на берег, русские мореходы, как и в 1799 году, направились в храм, где почивают мощи св. Спиридона. «Сколько по чувствам веры, не менее и по особенному благоговению, которое питают здешние жители и все греки, даже латинцы и мусульмане к Св. Спиридонию, одним из первых дел моих было — идти поклониться мощам сего угодника, почивающим в церкви его имени»53, — пишет Павел Свиньин.

Посетил эту церковь и Владимир Броневский, после чего в его дневнике появились такие строки: «Церковь Св. Спиридония, в коей лежат мощи сего святого, заслуживает особенное внимание. Иконостас украшен старинными образами. Посреди церкви висит золотое, а по сторонам огромные серебряные паникадила; последние два принесены в дар от Венецианской республики. По обе стороны церкви сделаны род высоких кресел, в которых не сидишь, а весьма покойно прислониться можно. В Греции и у всех славянских поколений они предпочтительно уступаются старцам»54.

Но все же трудно было морскому офицеру Владимиру Броневскому соперничать на литературном поприще с Павлом Свиньиным. Ведь Свиньин стал профессиональным журналистом; в 1818–1823 годах издавал «Отечественные записки»; его перу принадлежит ряд книг о разных городах и странах. Итак, снова предоставим слово Павлу Петровичу, повествующему о храме Св. Спиридона.

«Храм сей есть один из великолепнейших на Востоке греческих церквей, — продолжает П. Свиньин. — Не только всякий грек, принимающий на себя какое-нибудь важное предприятие, но земледелец, готовящийся собирать плоды, купец, выписывающий товары, мореходец, отправляющийся в море, или пришедший благополучно в порт, мастеровой, принимающийся за новую работу или оканчивающий ее, словом все почитают обязанностью испрашивать благословение от Св. Спиридония и благодарить его посильным приношением. Во время государственных несчастий все прибегают с доверенностью к святым мощам и ожидают от них единственно своего спасения. Корфиоты веруют, что его предстательству обязаны они отступлением Солимана, осаждавшего Kopфy с величайшим усилием. Кажется и сам султан был сего мнения, ибо, по возвращении в Константинополь, он тотчас прислал драгоценное золотое паникадило, богатейшее между сокровищами сего храма, и сверх того — назначил достаточную сумму для того, чтобы беспрерывно оно горело пред угодником. С тех пор турка, в опасности, обещается идти в Мекку и послать подарки Св. Спиридонию. Рака лита из серебра: в нее полагается другой ящик из чистого золота, украшенный разными драгоценными каменьями, в коем почивают мощи... Кроме видимых сокровищ, к мощам Св. Спиридония принадлежат многие земли и сады, отказанные богобоязливыми христианами»55.

За те несколько лет, что русский флот стоял в гавани Корфу, многие греки успели подружиться с русскими единоверцами. «Корфа справедливо почиталась столицею наших приобретений на Средиземном море, — писал В. Броневский. — Она походила более на русскую колонию, нежели на греческий город: везде видишь и встречаешь русских. Жители привыкли к нашим oбычaям, многие даже научились говорить по-русски, а мальчишки даже пели русские песни»56.

Но мощь российского флота в Средиземноморье отнюдь не была решающей, поскольку царскомy правительству приходилось учитывать общую расстановку сил на европейском континенте. Наполеоновские войска угрожали европейским государствам, и в результате сложных дипломатических переговоров в 1807 году Наполеон и Александр I подписали Тильзитский договор, согласно одному из условий которого Ионические острова снова должны были перейти под власть Франции. Таким образом, была сделана попытка «замирить» Наполеона; российский флот должен был покинуть Корфу и другие острова Ионической гряды. Вторая секретная статья Тильзитского договора гласила: «7 островов поступят в полную собственность и обладание его величества императора Наполеона»57.

7 (19) августа на остров Корфу вступил французский главнокомандующий Бертье со своими войсками численностью пятнадцать тысяч человек. Жители встретили французских солдат без особого энтузиазма. «Генерал Бертье встречен был с колокольным звоном (весьма скоро кончившимся) и освещением, состоявшим из нескольких плошек»58, — писал Павел Свиньин, очевидец этого события. 14 августа французы заняли крепости и город, а 22 августа, как сообщал Владимир Броневский, «кончились все надежды жителей: на крепости поднят трехцветный флаг и республика объявлена принадлежащей Франции»59.

А вскоре церковь Св. Спиридона снова оказалась в центре событий. 15 августа, в день именин Наполеона, Бертье со свитой военачальников вошел в церковь Св. Спиридона, где русские офицеры присутствовали за богослужением. Владимир Броневский пишет, что Бертье прибыл в храм «с музыкантами и барабанщиками; однако же заметил удивление, написанное на наших лицах, догадался, приказал музыкантам выйти, а гренадерам снять шапки»60. И это не было случайным эпизодом; за то время, пока русские моряки готовились к эвакуации с Корфу, французский главнокомандующий уже сумел вызвать неприязнь у православных жителей острова. «Корфиотам весьма не нравится, что Бертье ходит молиться в церковь с часовыми, кои стоят там с ружьем и в шапках»61, — сообщал П. Свиньин.

К этому следует добавить, что прихожане избегали появляться в храме в такие часы и предпочитали не выходить из домов. А что касается отношения к православным русским морякам, то оно было совершенно иным. По словам В. Броневского, имевшего возможность сравнить празднование двух юбилеев — Наполеона и Александра I, «день тезоименитства нашего императора был днем самого блистательного торжества. С утра все церкви были наполнены народом, во весь день продолжался колокольный звон… беспрестанно на улицах раздавалось: да здравствует Александр, да здравствуют русские!»62

Но, как бы то ни было, русские моряки должны были покинуть остров Корфу, и вот этот день настал. 4 сентября 1807 года «адмирал (Сенявин. — Авт.) пошел поклониться в последний раз благодетельствовавшим нам мощам Св. Спиридония»63, — записал в этот день П. Свиньин. Более подробное описание этого события находим в записках В. Броневского, и опять оно связано с храмом, где почивали чудотворные мощи. «Когда войска остановились у церкви Св. Спиридония для принятия благословения в путь, духовенство от всех церквей в черном облачении вышло с крестами и святой водой, — повествует В. Броневский. — Протопоп, подав хлеб и соль генералу Назимову, начал речь, но зарыдал слезами и не мог продолжать. Ударили в барабаны, войска тронулись и пошли к пристани. Не только улицы, площадь, но и все окна, крыши домов покрыты были народом; с балконов сыпались на солдат цветы. Иногда печальное молчание прерывалось гласом признательности и благодарности. Я в первый раз увидел и поверил, что корфиоты имели причину любить русских; они подлинно без нас остались сиротами»64.

С этого времени покровительство России храму и мощам св. Спиридона стало лишь символическим, и русские моряки, еще остававшиеся в городе, могли участвовать в церковных празднествах, связанных с этим храмом, в качестве простых богомольцев. Нотки грусти чувствуются в рассказе Г. М. Мельникова, чей корабль «Уриил» все еще стоял в гавани Корфу. В своем дневнике под 2 ноября 1807 года он пишет: «В продолжение утра мощи Св. Спиридония, находящиеся в церкви, во имя его построенной, были выносимы из оной для обхода с ними кругом главной площади в здешнем городе находящейся, и также по улицам, означенную церковь окружающим; при каковой все находящиеся здесь французские сухопутные войска, выстроясь на упомянутой площади, были в полном параде, а фрегат их и шлюп для расцветения подняли все флаги и между тем, во время прохождения упомянутой процессии через площадь, салютовано было с крепости 21-м, а с командорского французского фрегата 11-ю выстрелами из пушек; также в это время на колокольне Св. Спиридония поднимаем был французский флаг»65.

Как известно, Франция владела Ионическими островами по 1814 год. Позднее Ионическими островами фактически владела Великобритания, державшая там своего Bepxовнoгo комиссара до 1864 года, когда острова были воссоединены с Грецией. Многие русские паломники побывали на Корфу в «английский» период истории Ионических островов. Вот что писал один из них в 1859 году по поводу британской администрации острова: «Наш проводник (на Корфу. — Авт.) долго не хотел с нами говорить об их управлении и только узнав, что мы русские и когда мы отпустили кучера, начал жаловаться на англичан и на губернаторов, притесняющих жителей и требующих увеличенных податей на содержание ненавистных солдат», — сообщает русский автор, добавляя при этом, что «насильственное покровительство англичан обходится ионитянам, с содержанием английского войска, до 60 тысяч фунтов стерлингов, тогда как покровительство России и Франции не требовало никаких особых налогов»66.

Но тем не менее посещение мощей св. Спиридона было традиционным, и когда в 1845 году на Корфу проездом из Рима в Святую землю побывал Николай Владимирович Адлерберг (будущий генерал-губернатор Финляндии (1866–1881), то он со своими спутниками направился прямо в храм Св. Спиридона. «Мы отслужили православный молебен в старинной греческой церкви, где на стенах видны еще изображения российского двуглавого орла — остатки благодетельного нашего покровительства Корфу до заключения Тильзитского мира, в 1807 году»67, — писал Адлерберг.

У мощей св. Спиридона молился и начальник русской духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Порфирий (Успенский), побывавший на Корфу в 1854 году. Вот что он сообщает об этом острове: «В главный город его, укрепленный фортами, я ездил с парохода, дабы видеть там нетленные мощи Св. Спиридона Тримифунтского чудотворца и приложиться к ним благоговейно»68.

С того времени, когда у гробницы святителя побывал В. Г. Барский, прошло более ста лет, и многое изменилось на острове за эти годы. Но время не коснулось мощей св. Спиридона; «они нетленно почивали в правом отделении алтаря церкви, называемой его именем. Все тело сего великого угодника Божия цело так, что даже глаза, к общему удивлению, не вытекли и сохранили тусклый блеск; нос немного приплюснут, кожа на лице смугла, но не черна; на ногах же, ниже колен, она отстает от костей, — пишет отец Порфирий. — Я приподнимал ее тут. Нетленный святитель лежит в простой раке, облаченный»69.

Примечательно, что незадолго до своей поездки по святым местам Востока архимандрит Порфирий, будучи в январе 1852 года в Киево-Никольском монастыре, перевел с греческого языка акафист, посвященный св. Спиридону. И вот, стоя у гробницы святого, русский архимандрит вспоминал строки, прославляющие молитвенные подвиги греческого угодника Божия: «Он есть святый чертог Святыя Троицы; он имеет в себе величие Божие это — новый Мельхиседек, священнодействующий вместе с ангелами. Это благоуханный цвет иереев и образец жития архиереев. Это утренняя звезда, предуказующая Солнце правды (Христа. — А. А.), и заря Православия. Это человек началоангельный, который послан посеять в земле свое богоприятное тело. Душа его, смирением своим привлекши обожение, восходит на небо и там служит предметом песнопения ангелов и псалмопения архангелов. А в богоприемном теле его совершается сочетание смерти и жизни — и проч. и прочее»70.

А еще через несколько лет у гробницы св. Спиридона молился другой русский паломник — А. С. Норов (1861). «Я поспешил в город поклониться мощам Св. Спиридона, которого здесь чествуют, как ангела хранителя моряков Адриатического прибрежья, и который святительствовал на острове Кипре в середине IV столетия, — писал бывший министр народного просвещения. — Церковь, где покоятся его мощи, великолепна. Мощи этого великого угодника Божия сохраняются во всей целости; черты блаженного лица его совершенно убереглись, и что всего удивительнее — члены его святого тела сохранили свою гибкость. Он покоится в богатой серебряной раке, под цельным стеклом, которое поднимается в известное время»71.

…Поспешили в храм Св. Спиридона и мы, недостойные. Эта церковь, без сомнения, самая величественная на острове. Она была построена в 1590 году на месте более древнего храма, посвященного памяти того же святителя. Соборная колокольня похожа на ту, что стоит при греческом храме Св. Георгия в Венеции. Интерьер храма расписан художником Панагиотисом Доксаросом в 1727 году. На фресках изображены чудеса, о которых повествуется в житии св. Спиридона. Храм украшен мраморным иконостасом; рака св. Спиридона (изготовленная в XIX веке по специальному заказу в Вене), по-прежнему находится справа от алтаря. По давней традиции, восходящей еще ко времени венецианского правления, мощи святителя четырежды в году обносят с крестным ходом вокруг города. Об этом благочестивом обычае сообщал и В. Г. Барский, которому, так же как и нам, не довелось присутствовать при подобном торжестве: «Слышах же сице, — пишет он, — яко егда откроют, взимают его (мощи. — А. А.) со ракою, священницы, облекшеся в фелоны, творят процессию, обходяще стогни града и носяще его, аки живаго, стоящего на своих ногах; таже, по окончании процессии, паки вносят в церковь и поставляют со ракою стояща между намесними образами, лобызания ради народа, и бывает отворен 7 или 8 дний. По окончании же времени, паки полагают внутрь гроба, по правой стороне алтаря стояща, и затворяют четирма замками, и разбирают началницы кийждо себе свой ключ врученний. Первий ключ держит губернатор града, вторий — судия, третий — протопоп, четвертий — наместник его»72.

В храме Св. Спиридона мы присутствовали за вечерним богослужением, после чего «благодарихом Бога всемогущего, яко по желанию нашему нам устрой, моляше, да и прочия святия сподобит посетити места»73.

В кафедральном соборе Керкиры сохраняются мощи праведной царицы Феодоры, перенесенные на Корфу из Константинополя вместе с мощами св.Спиридона. Следуя путями наших предшественников, мы также посетили место ее упокоения: «Видехом еще тамо, в другой церкви, иние нетленние мощи святой праведной Феодоры царицы, от нея же зело великое исходит благоухание»74.

Время нашего пребывания на острове Корфу неумолимо сокращалось, но все же некоторые паломники «тамо не точию внутрь града, но и вне ходихом». Маленький автобус, набитый туристами из разных стран, выехал за пределы столичной Керкиры и покатил через весь остров по долине, раскинувшейся между двух горных цепей. Перед нами еще раз предстала панорама города; издалека казалось, что почти не изменилось здесь со времен В. Г. Барского: «Град Корфус есть зело изряден, не тако лепотою и строением яко насаждением великим над водою, под горами; велик, на многи части разделен, многии высокия и крепкия каменныя ограды в себе содержащий, со многими пушки; еще же и тогда новые фортеции (крепости. — А. А.) созидаху; везде пресловутий, ово ветхостью и заложением еще при великом царе Константине (IV в. по Р. Х. — А. А.), ово же изобилием и благоплодием вина, оливи и прочих вещей»75.

Наш двадцатипятикилометровый путь лежал на другой конец острова, где на высоком обрывистом берегу виднелись стены древнего монастыря Палеокастрица, основанного в 1225 году. Взойдя по горному серпантину, мы оказались у монастырских ворот, предвкушая встречу с византийской стариной. Но от этого периода сохранились лишь иконы, помещенные в монастырском музейчике. Сама же обитель была построена практически заново на рубеже XVIII–XIX веков. Но и в своем обновленном виде монастырь сохраняет атмосферу древности с особыми чертами, присущими храмам и обителям на Корфу: «Церквей благочестивых имат много, яко пятьдесят, со монастирми, обаче не суть лепи отъвне, точию отъвнутрь; внутрь бо имеют прекрасное иконописание и строение лампадное, отъвне же не суть, аки в нашей России, церквы со главами и дивним расположением углов, но аки простие хати»76, — писал в 1725 году киевский пешеходец Барский.

…Надолго запомнятся паломникам последние часы пребывания на Корфу. Белоснежные паромы, сверкая огнями, пересекали бухту в ночной мгле; старинные крепости и церкви, подсвеченные лучами прожекторов, — таким нам запомнился этот кусочек островной Греции, которую паломники на ладьях покинули на следующее утро. Вверив свою судьбу воле Божией и покровительству св. Николая, мы, подобно апостолу Павлу, «вкораблились» и, подняв паруса, взяли курс на запад: «Решено было плыть нам в Италию» (Деян. 27, 1).

_________________

1 Гомер. Одиссея. Песнь 10-я. М., 1959. С. 125.

2 Всеволожский Н. С. Путешествие через Южную Россию, Крым и Одессу в Константинополь, Малую Азию, Северную Африку, Мальту, Сицилию, Италию, Южную Францию и Париж в 1836 и 1837 годах. Т. 1. М., 1839. С. 345.

3 Письма морского офицера П. И. Панафидина (1806–1809). Пг., 1916. С. 48.

4 Иосиф II (с 1765 г. — император и соправитель Австрии; был другом и союзником Екатерины II. В 1781 г. дал свободу вероисповедания православным грекам, а также протестантам (сконч. в 1790 г.).

5 Леопольд II (сконч. в 1792 г.), бpaт Иосифа II; в 1791 г. возвратил туркам прежние австрийские завоевания.

6 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. 1. СПб., 1836. С. 116–117.

7 См.: Адмирал Ф. Ф. Документы. Т. II. М., 1952. С. 303.

8 Там же. С. 303.

9 Скаловский Р. Жизнь адмирала Ф. Ф. Ушакова. СПб., 1856. С. 339.

10 Ильинский В.П. Адмирал Ф. Ушаков в Средиземном море (1799). СПб., 1914. С. 59.

11 Записки Гидрографического департамента Морского министерства. 1850. Ч. 8. Статья: «Русско-турецкая кампания в Средиземном море...» С. 297.

12 Скаловский Р. Жизнь адмирала Ф.Ф. Ушакова. Ч. 1–2. СПб., 1856. С. 225.

13 Станиславская А. М. Россия и Греция в конце ХVIII — начала ХIХ вв. М., 1984. С. 281.

14 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. 1. СПб., 1818. С. 256.

15 Путевые записки, веденные в 1835 г. Владимиром Давыдовым. Ч. 1. СПб., 1839. С. 38–39.

16 Тaм же. С. 40.

17 Там же. С. 1.

18 Там же. С. 42.

19 Там же. С. 41.

20 Там же. С. 45.

21 Цит. по: Дружинина А. А. Греция далекая и близкая. М., 1989. С. 93.

22 Верн Михаил. Прогулка по Средиземному морю. М., 1883. С. 248.

23 Путешествие... совершенное... Киром Бронниковым... С. 250.

24 Странствования Василия Григоровича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 гг. СПб., 1885. Т. 1. С. 190.

25 Норов А. С. Записки второго путешествия на Восток. Иерусалим и Синай (в 1861 г.). СПб., 1878. С. 132.

26 Записки паломника (1859 г.). СПб., 1860. С. 26.

27 Путешествие... совершенное... Киром Бронниковым... С. 250.

28 Там же. С. 250–251.

29 Странствования В. Г. Барского... С. 190.

30 Путешествие... совершенное... Киром Бронниковым... С. 251.

31 Странствования В. Г. Барского... С. 190.

32 См.: Порфирий (Успенский), архим. Книга бытия моего. Т. V. СПб., 1898. С. 251.

33 Странствования В. Г. Барского... С. 192–193.

34 Там же. С. 193.

35 Там же. С. 193–194.

36 Там же. С. 194.

37 Там же. С. 194.

38 Висковатов А. Блокада и осада Корфу, 1798, 1799 гг. СПб., 1828. С. 40.

39 Там же. С. 38.

40 Записки флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы (1798–1799). Пг., 1915. C. 220.

41 Там же. С. 220.

42 Станиславская А. М. Политическая деятельность Ф. Ф. Ушакова в Греции (1798–1800 гг.) М., 1983. С. 44.

43 Скаловский Р. Жизнь адмирала Ф. Ф. Ушакова. Ч. 1–2. СПб., 1856. С. 328.

44 Там же. С. 328 (примечание).

45 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. II. СПб., 1836. С. 86.

46 Мельников Г. М. Дневные морские записки. Ч. 1. СПб., 1872. С. 118.

47 Письма морского офицера П. И. Панафидина (1806–1809). Пг., 1916. С. 38.

48 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. II. СПб., 1837. С. 86–87.

49 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. 1. СПб., 1818. С. 245–246.

50 Там же. С. 246.

51 Там же. С. 268–269.

52 Там же. С. 145. Запись от 1 января 1807 г.

53 Там же. С. 244.

54 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. II. СПб., 1837. С. 88.

55 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. 1. СПб., 1818. С. 244–245.

56 Броневский В. Записки морского офицера... Ч. II. С. 255.

57 Станиславская А. М. Россия и Греция в конце ХVIII — начала ХIХ вв. М., 1984. С. 348.

58 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб., 1819. С. 227.

59 Броневский В. Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. III. СПб., 1837. С. 183.

60 Там же. С. 183

61 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб., 1819. С. 230.

62 Броневский В. Записки морского офицера... Ч. III. СПб., 1837. С. 184.

63 Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. II. СПб., 1819. С. 233.

64 Броневский В. Записки морского офицера... Ч. III. СПб., 1837. С. 185–186.

65 Мельников Г. М. Дневные морские записки. Ч. II, СПб., 1873. С. 464–465.

66 Записки паломника (1859 г.). СПб., 1860. С. 28–29.

67 Адлерберг Н. В. Из Рима в Иерусалим. СПб., 1853. С. 14.

68 Порфирий (Успенский), архим. Книга бытия моего. Т. V. СПб., 1898. С. 250.

69 Там же. С. 250.

70 Там же. С. 250–251.

71 Норов А. С. Записки второго путешествия на Восток. Иерусалим и Синай (в 1861 г.). СПб., 1878. С. 132–133.

72 Странствования Василия Григоровича Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 гг. СПб., 1885. Т. 1. С. 194.

73 Там же. С. 194.

74 Там же. С. 194.

75 Там же. С. 194–195.

76 Там же. С. 194.

Опубликовано в журнале:

«Нева» 2014, №9

В морской порт Санкт-Петербурга из Марокко поступила партия свежих томатов черри весом 11 тонн.

В ходе документарного контроля специалистами по карантину растений Управления Россельхознадзора по Санкт-Петербургу и Ленинградской области было выявлено, что импортный фитосанитарный сертификат на продукцию оформлен не полностью (не указана страна-получатель груза).

В связи с выявленным нарушением законодательства, рассматривается дело о привлечении компании-получателя и владельца груза к административной ответственности.

Бизнес хочет реальной «налоговой амнистии» для пополнения флота

Из федерального закона, предусматривающего освобождение от налогообложения ввоза в Россию «незаходного» флота, нужно убрать ограничения по возрасту судов, убежден председатель Координационного совета «Севрыба» Вячеслав Зиланов.

Из-за необходимости единовременной выплаты значительных денежных сумм (23% от контрактной стоимости судна, где 5% - таможенная пошлина и 18% - НДС) часть рыбацкого флота, построенного, капитально отремонтированного или модернизированного за рубежом, не заходит в порты России. По состоянию на 1 января 2013 г., по данным Росрыболовства, было зарегистрировано более 120 «незаходных» судов.

Представители рыбной отрасли уже не первый год говорят о необходимости налоговой и таможенной «амнистии» для такого флота. «Действительно вопрос уже, как говорится с бородой, – прокомментировал тему «незаходных» судов председатель Координационного совета ассоциаций, объединений и предприятий рыбной промышленности Северного бассейна Вячеслав Зиланов. – Однако надо признать, что в руководстве Росрыболовства, да и Министерства сельского хозяйства, которое нас в настоящее время курирует, понимают эту проблему и уже приступили к формированию проекта закона, вносящего поправки в Налоговый кодекс.

Сейчас для общественного обсуждения предложен законопроект, который предусматривает освобождение от НДС при ввозе в Россию судов рыбопромыслового флота, модернизированных и (или) прошедших капитальный ремонт за пределами территории Таможенного союза, а также судов, построенных иностранными судостроительными организациями вне территории ТС.

«К сожалению, в тексте проекта, с которым мне удалось ознакомиться, разработчиками допущены очень существенные ошибки. В частности, там введен критерий, согласно которому промысловые суда иностранной постройки должны иметь возраст не более семи лет, а транспортные - не более десяти лет», – обратил внимание Вячеслав Зиланов в интервью Fishnews.

Председатель Координационного совета «Севрыба» выразил надежду, что закон по «незаходным» судам будет принят хотя бы к середине следующего года, с тем чтобы он начал работать с 1 января 2016 г. «При этом в него необходимо внести коррективы и, прежде всего, снять ограничения требований к возрасту флота», – подчеркнул представитель рыбной промышленности.

Обеспокоенность по поводу формулировок законопроекта уже выразили и в других объединениях. Как заявили ранее в Союзе рыбопромышленников Севера, из семи десятков «незаходных» судов в Северном бассейне только одно рыбодобывающее судно моложе семи лет, а транспортных рефрижераторов, построенных менее десяти лет назад, нет совсем.

Поправки в закон не должны ухудшать условия работы рыбной промышленности

Вячеслав ЗИЛАНОВ, Председатель Координационного совета «Севрыба»

События последних полутора лет наглядно продемонстрировали отсутствие единой позиции органов государственной власти по отношению к вектору развития рыбной отрасли и направлению совершенствования нормативно-правовой базы рыболовства. Приближающийся срок нового распределения долей квот и креативные идеи различных ведомств по изменению условий допуска пользователей к ресурсу только усиливают напряжение бизнеса. Мнением по поводу последних законодательных инициатив с Fishnews поделился председатель Координационного совета ассоциаций, объединений и предприятий рыбной промышленности Северного бассейна, член Совета по развитию рыбохозяйственного комплекса, заслуженный работник рыбного хозяйства России Вячеслав Зиланов.

– Вячеслав Константинович, вы участвуете в ряде рабочих групп и совещаний на региональном и федеральном уровнях, где уже третий год ведется работа по пересмотру базовых положений ФЗ «О рыболовстве…» и, в частности, «исторического принципа». Пока ощутимых результатов не видно. Куда все-таки идет этот процесс?

– Внешне может показаться, что процесс зашел в тупик, поскольку окончательных решений так и не принято, хотя заседаний было много. Тем не менее я все же подчеркну, что главное решение, пускай пока не оформленное в виде документа, сейчас есть. Федеральные органы согласились, а рыбаки всегда придерживались мнения, что «исторический принцип» должен быть сохранен. Вопрос только в том, оставить его в таком виде, как зафиксировано в действующем законе, когда доли квот закрепляются каждые десять лет, либо продлить этот срок до двадцати пяти лет. В последнем случае часть чиновников настаивает, чтобы рыбаки взяли на себя новые обязательства, которые, по их мнению, должны повысить эффективность деятельности всей рыбной отрасли.

Собственно позиции различных ведомств можно сгруппировать по трем основным направлениям. Первое из них, которое активно продвигает Федеральная антимонопольная служба, заключается в том, чтобы как можно больше ресурсов бросить на аукционы. Второе – нужно выполнить указания, которые дают Президент и председатель Правительства, соблюдая интересы и рыбаков, и государства. И, наконец, третья точка зрения, которая тоже просматривается, - как можно больше нагрузить предприятия дополнительными обременениями и они начнут эффективно работать. Но эта последняя группа не задумывается, каким образом пресловутая «эффективность» отразится на налоговых поступлениях в бюджет и социальной защищенности рыбаков.

Думаю, что из этих трех линий самая опасная та, которую проводит ФАС. К сожалению, антимонопольный орган формально анализирует положение дел в отрасли и рассматривает конкуренцию как главную цель рыночной экономики, хотя это только один из ее механизмов. Упорство, с каким ФАС настаивает на возвращении к квотным аукционам, больше напоминает защиту чести мундира, хотя я не думаю, что руководители службы не понимают, что предлагают путь, который приведет рыбную промышленность к краху.

Я все же считаю, что главным принципом всех рабочих групп должно быть «не навреди» – это первое. И второе, если уж вводить поправки в федеральный закон о рыболовстве, то они должны улучшать условия работы производителей – рыбаков, а не ухудшать. А у нас зачастую преследуется цель создать вольготные условия для контролирующих органов, которые никогда ничего не производили и производить не будут. Поэтому нам, рыбакам, надо набраться терпения и настойчиво добиваться решений, которые нацелены на повышение экономических результатов всей рыбной промышленности и создание лучших условий, по сравнению с теми, в которых мы работали предыдущие десять лет.

– Кстати, об аукционах, хотя они в принципиальном плане отменены как инструмент наделения пользователей ресурсами, тем не менее в ряде случае, например при высвобождении долей квот, изъятых у пользователей, такой способ применяется. Какова ваша позиция, ведь вы всегда были противником аукционов?

– Да, я выступал против аукционной системы, и не только потому что такой упрямый. Против этой системы выступало все рыболовное сообщество, и тому имелись четкие экономические обоснования, потому что в период проведения аукционов показатели как рыбной промышленности в целом, так и отдельных предприятий, были более чем плачевные. Да и сам «отец аукционов» Герман Греф открыто признал на одном из заседаний Государственной Думы, что аукционы - это билет на браконьерство. Опыт прошлых лет показывает, что аукционы не принесли рыбной отрасли ничего хорошего. Продавать рыбу, которая находится в воде, фактически кота в мешке, – это двойное преступление, и экономическое, и моральное.

Сейчас в соответствии с законом на аукционы выносится часть ресурсов, которые изъяты у предприятий, лишенных квот, или которые до этого не эксплуатировались. Считаю, что аукционную продажу рыбных ресурсов необходимо убрать из всех статей закона о рыболовстве, а вместо них ввести конкурсы. Мне часто возражают, что конкурсы – это еще более коррупционная система. Ничего подобного! Если правильно все просчитать и прописать, то как раз конкурсная основа более приемлема для рыболовного сообщества.

Допустим, в результате расторжения договоров с пользователями появились свободные рыбные ресурсы. На мой взгляд, они в приоритетном порядке должны распределяться в рамках долей, которыми обладают законопослушные предприятия. Либо на конкурсной основе – среди рыбопромышленников того региона, к которому были «приписаны» изъятые квоты. И только в последнюю очередь к конкурсу могут быть допущены все субъекты того или иного бассейна. В этом случае замена аукционов на конкурсную систему будет более справедливой и более подотчетной при анализе положения дел в рыбном хозяйстве.

– Плата за пользование ВБР до сих пор сохранена, пусть и в меньшем размере. Однако в этом году ряд федеральных органов предлагал поднять ставку сбора до 100% для тех судовладельцев, кто экспортирует рыбу или не заходит в российские порты. Как вы относитесь к этой инициативе?

– Прежде всего, я хотел бы подчеркнуть, что ни одна страна в мире не берет со своих рыбаков плату за ресурсы, которые еще не выловлены и находятся в воде. Часто можно слышать заявления недобросовестных исследователей или высокого руководства, которое не вникло во все детали, что за рубежом – в США, в Норвегии – такая практика существует. Ничего подобного! Рыбаки США платят только за полученные разрешения на ведение промысла. Иными словами, это обходится им максимум в 1–1,5 тыс. долларов за весь промысловый сезон, за квоты они платить не должны.

Аналогичная система действует и в Норвегии. Более того, у норвежцев облавливание ряда объектов промысла поощряется дополнительными льготами, например, более низкой стоимостью топлива, в то время как у нас затраты на топливо в себестоимости продукции достигают 40%. А мы поднимаем плату за пользование водными биоресурсы – и тут же становимся неконкурентоспособными по сравнению с нашими соседями. На Северном бассейне – с теми же норвежцами, на Дальнем Востоке – с американскими рыбаками. Сейчас мы еще можем составить им конкуренцию, но только за счет того, что у нас заработная плата значительно ниже, чем на судах иностранных государств. Если увеличить ставку сбора, мы потеряем и это преимущество.

Считаю, что нужно полностью отменить плату за ресурсы, а не вводить критерий «если ты экспортер, значит будешь платить 100%». К чему это приведет? Только к тому, что рыбак вообще никуда свой улов пристроить не сможет: и за рубеж не повезет, и внутри страны эта рыба будет не востребована, поскольку платежеспособность населения все еще низкая.

– Проблема так называемых «незаходных» судов, а их в России около 120 единиц, из которых порядка 70 – в Северном бассейне, не решалась годами. Видите ли вы какие-то подвижки в этом вопросе?

– Согласен с вами, действительно вопрос уже, как говорится с бородой. Однако надо признать, что в руководстве Росрыболовства, да и Министерства сельского хозяйства, которое нас в настоящее время курирует, понимают эту проблему и уже приступили к формированию проекта закона, вносящего поправки в Налоговый кодекс. Он предусматривает освобождение от налогообложения всех судов рыбопромыслового флота, построенных, модернизированных или прошедших капитальный ремонт за рубежом до 1 января 2018 года. Соответственно действовать такая «амнистия» будет до 1 января 2019 года. После этого владельцам судов, не осуществивших заход в российские порты, вновь придется полностью платить и НДС, и пошлину.

К сожалению, в тексте проекта, с которым мне удалось ознакомиться, разработчиками допущены очень существенные ошибки. В частности, там введен критерий, согласно которому промысловые суда иностранной постройки должны иметь возраст не более семи лет, а транспортные - не более десяти лет. При обсуждении этого вопроса на одном из совещаний рыбаки Северного бассейна и наши коллеги с Дальнего Востока указали, что данная норма абсолютно надумана и приведет к тому, что ни одно судно не зайдет в наши порты, если закон будет принят в таком, извините, непрофессиональном виде.

Хочется надеться, что этот закон будет принят хотя бы к середине следующего года, с тем чтобы он начал работать с 1 января 2016 года. При этом в него необходимо внести коррективы и, прежде всего, снять ограничения требований к возрасту флота.

– Рыбаки Северного бассейна активно отстаивают принятие поправок в постановление Правительства № 486, которое предписывает везти в порт выловленную рыбу и рыбопродукцию со всего Баренцева моря, а не только из 200-мильной зоны, как в остальных бассейнах. Что мешает устранить этот барьер?

– Прежде всего, хотел бы подчеркнуть, что инициатором постановления Правительства № 486 в свое время выступила Пограничная служба ФСБ России. Обоснование у силовиков было простое: с одной стороны, увеличатся поставки рыбы на внутренний рынок страны, с другой стороны, дескать, будет искоренено браконьерство за пределами 200-мильной зоны России в Баренцевом море.

Ответственно заявляю, что обе эти цели надуманны. Во-первых, браконьерства в Баренцевом море в промышленных масштабах давно не существует. Об этом заявила и Смешанная российско-норвежская комиссия по рыболовству, и международная организация НЕАФК, которая курирует Северо-Восточную Атлантику, и наши коллеги из Норвегии. Да и руководство Росрыболовства подтверждает, что на Северном бассейне в отношении борьбы с браконьерством обстановка хорошая.

Что касается доставки рыбы в российские порты, в частности в Мурманск, то здесь картина следующая. Ежегодно из мурманского порта за рубеж экспортируется 40-50 тыс. тонн рыбы – это объем, который не востребован на внутреннем рынке России. И именно это количество рыбы рыбакам приходится возить в ущерб своей экономической деятельности из района Шпицбергена и из западных районов Баренцева моря. Расчеты показывают, что ежегодно только на переходы туда и обратно рыбаки затрачивают дополнительно 670 млн. рублей. Эти затраты предприниматели вынуждены относить на себестоимость продукции. В результате падает прибыль, падают налоги. Только по этой причине бюджеты всех уровней Северного бассейна в результате надуманного препятствия каждый год недополучают 60-70 млн. рублей налоговых отчислений на прибыль.

Сама жизнь подталкивает к мысли о необходимости внести изменения в постановление Правительства. Причем эти поправки приведут его в соответствие с общей нормой в российском законодательстве о том, что вся рыба из 200-мильной зоны России доставляется в порт, как это следует из закона о рыболовстве. Для промысла за пределами 200-мильной зоны действуют другие нормы, и они тоже должны быть одинаковы для всех.

Мы надеемся, что рано или поздно к нам прислушаются. Хотя прямо скажем, меня удивляет то упорство, с которым силовые структуры держатся за эту норму. Непонятны ни цели, ни упрямство пограничников. Пора бы этот образ действий «я сильнее вас, вы будете делать то, что я хочу» прекращать.

– На недавнем конгрессе рыбаков руководитель Росрыболовства Илья Шестаков предложил в будущем отдавать приоритет утверждению прибрежной квоты перед промышленной. Практически в то же время в Мурманской области произошло неординарное событие – вопреки решению Северного научно-промыслового совета «прибрежке» была передана дополнительная квота за счет научных лимитов. Как вы можете это прокомментировать?

–Я с большим интересом ознакомился с точкой зрения, которую на площадке конгресса рыбаков озвучил глава федерального агентства Илья Шестаков, о том, что на предстоящий период, надо полагать с 2019 года, предпочтение при наделении ресурсами Росрыболовство будет отдавать предприятиям прибрежного лова. Эта новость, как я понимаю, несколько обескураживает рыбаков в том плане, что такой шаг должен быть очень тщательно просчитан. Что значит отдать предпочтение «прибрежке»? А сможет ли «прибрежка» переварить все, что она запросит? Насколько это экономически выгодно и сможет ли эта мера решить социальные вопросы, как заявляют ее сторонники с трибун и в средствах массовой информации?

Это предложение требует детального обсуждения среди рыбацкого сообщества с привлечением специалистов и ученых и с учетом развития инфраструктуры в том или ином регионе. Приведу пример, который мне хорошо известен. В Северном бассейне береговая инфраструктура, и то на 90% сосредоточенная в порту Мурманск, имеется только в Мурманской области. Что касается Карелии, Архангельской области и даже Ненецкого автономного округа, развитой береговой инфраструктуры для переработки и приемки свежей и охлажденной рыбы в этих регионах почти нет. Поэтому мы должны четко понимать, сколько сможет освоить «прибрежка» и с какой эффективностью.

Тревожит тот факт, что прямо сейчас, даже не приняв эту идею в качестве доктрины или целевой установки, «прибрежке» начали «подбрасывать» дополнительные квоты. На прошлой неделе на Северном бассейне было созвано экстренное совещание рыбаков и переработчиков, на котором временно исполняющая обязанности губернатора Мурманской области Марина Ковтун и замруководителя Росрыболовства Владимир Соколов сообщили о решении передать часть научной квоты, которую не смогут освоить институты, прибрежному рыболовству. А это ни много ни мало – 6,1 тыс. тонн трески и 3,5 тыс. тонн пикши, или, если перевести в готовую продукцию, более 500 млн. рублей.

В этом году бассейновый научно-промысловый совет рекомендовал распределить неосвоенную научную квоту между предприятиями промышленного рыболовства, а квоты, которые недоиспользуются третьими странами, отдать «прибрежке». И вдруг без вторичного рассмотрения этого вопроса на НПС Росрыболовство идет на такой шаг. Считаю, что это нарушение регламента. Понятно, что решения научно-промыслового совета носят рекомендательный характер, окончательное слово остается за федеральным агентством, но игнорировать мнение рыбацкого сообщества как минимум неэтично. Если это будет повторяться, тогда зачем вообще созывается НПС?

Никто не спорит, что надо развивать прибрежное рыболовство, надо загружать береговые перерабатывающие предприятия, но мы все работаем в рыночных условиях. Нужно четко понимать, куда эта рыбная продукция пойдет и будет ли она иметь сбыт на внутреннем рынке. Экономических расчетов мы так и не услышали, только аргументы типа «надо дать прибрежникам – у них заканчивается квота». Ну так и у океанистов вылов на пределе. Мне кажется, эту идею надо внимательно изучить и только после тщательного анализа всех экономических и социальных аспектов принимать ее или каким-то образом ограничить.

Вместе с тем здесь имеется еще один принципиально важный вопрос. Идея, прозвучавшая в докладе главы Росрыболовства Ильи Шестакова во Владивостоке, о приоритетном выделении квот прибрежному рыболовству с 2019 года, потребует внесения существенных поправок в федеральный закон о рыболовстве. Такие поправки фактически меняют в корне концепцию закона от 2004 года. Если пойти на это, будет разрушена вся законодательная база, на которой основывается работа рыбного хозяйства России. Возникает вопрос, а следует ли идти по этому пути?

Людмила ДЕМЕНТЬЕВА, Fishnews

Россия. СЗФО > Рыба > fishnews.ru, 11 сентября 2014 > № 1176037 Вячеслав Зиланов

Камчатские пограничники задержали транспортное судно под флагом республики Того. На борту были найдены фрагменты краба, но не оказалось разрешения на промысел и технических средств контроля.

Патрульный корабль «Антиас» 9 сентября обнаружил в Охотском море судно без опознавательных знаков, не отраженное в отраслевой системе мониторинга. Не отвечая на радиозапросы, «гость» попытался на полном ходу уйти в сторону внешней границы исключительной экономзоны РФ. После того как пограничники выполнили комплекс мероприятий по привлечению внимания нарушителя, судно легло в дрейф, вышло на связь и приняло на борт осмотровую группу.

В результате контрольно-проверочных мероприятий установлено, что шхуна называется «Катрапс», порт приписки Ломе (республика Того), судовладелец зарегистрирован в Белизе. Экипаж составляют 11 граждан России и 2 - Украины. Как сообщили Fishnews в пресс-службе Погрануправления ФСБ России по Камчатскому краю, судно оборудовано для транспортировки живого краба, в трюмах обнаружены фрагменты ценного биоресурса. Промысловая и судовая документация, разрешение на вылов и технические средства контроля на борту отсутствовали, о пересечении границы шхуна пограничные органы не уведомляла.

По факту выявленных нарушений в отношении капитана «Катрапса» возбуждено административное производство по ч. 2 ст. 8.37 КоАП РФ (нарушение правил добычи водных биоресурсов и иных правил, регламентирующих осуществление рыболовства). В настоящее время судно доставляется в порт Петропавловск-Камчатский для проведения разбирательства.

У Евросоюза нет никакой новой индустриальной модели по развитию Молдавии, считает Генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения Валерий Федоров. Как сообщает Omega, в эфире молдавского телеканала Accent TV российский политолог заявил, что руководство ЕС не будет вкладывать деньги в создание новых производств в республике.

"Никакой новой индустриальной или постиндустриальной модели для Молдовы у Евросоюза нет. Вкладывать сюда деньги для того, чтобы растить конкурентов себе, делать здесь новые производства никто не будет", — отметил он.

По мнению Федорова, "обещать не значит жениться". Он также подчеркнул, что ЕС не выделяет финансовую помощь просто так.

"В Евросоюзе деньги умеют считать гораздо лучше, чем у нас, на постсоветском пространстве. Они понимают, что ни один евроцент просто так не дается. Будут встречные требования",- считает политолог.

Глава ВЦИОМ добавил, что помимо экономически развитых стран, в составе Евросоюза есть государства, обладающие определенным влиянием, с более слабыми экономиками, которым также требуется финансовая поддержка.

"Есть Германия, есть Франция, есть Италия, Великобритания — это страны, образующие ядро Евросоюза, есть и другие страны, менее развитые, но давно уже находящиеся в Евросоюзе, имеющие определенное влияние, и тоже стоящие в очереди за пособиями. Есть обязательства — огромные деньги тратятся на поддержку экономики Испании, Португалии, Греции, Ирландии и других стран. Вес их голосов в Евросоюзе на порядки превышает веса тех кандидатов, которые сейчас стучатся в эти закрытые двери", — считает Федоров.

Бархатный сезон россияне предпочитают проводить на Тенерифе, Крите и Кипре

Российские самостоятельные туристы едут на море в сентябре в среднем на неделю и тратят на проживание в отелях около €90 за ночь.

В начале и середине осени у российских туристов самой большой популярностью пользуются курорты Испании, которые по числу забронированных ночей опережают Грецию и Турцию, пишет портал Travel.ru, ссылаясь на свой рейтинг броней отелей российскими туристами на период с 1 сентября по 31 октября.

В Испанию приезжают в среднем на 10 дней, в Грецию - на 8. Более того, на проживание на испанских курортах наши соотечественники тратят около €80 в сутки, а на греческих - на 20% меньше.

Самым бюджетным направлением для осенних поездок является тайский Ко-Чанг, где россияне тратят на проживание около €60 в сутки. А вот самым дорогим стал мексиканский Канкун, где сутки в местном отеле обходятся в €110.

Топ-10 зарубежных курортов в бархатный сезон у россиян:

Крит (Греция),

Тенерифе (Испания),

Кипр

Майорка (Испания),

Ницца (Франция),

Салоу (Испания),

Аланья (Турция),

Варадеро (Куба),

Бали (Индонезия)

Мадейра (Португалия)

Россияне любят не только отдыхать в Испании, но и с удовольствием приобретают там недвижимость. Только за последний год спрос со стороны наших соотечественников вырос на 62%

Россия—XXI: жизнь по законам культуры

В заочном «круглом столе» принимают участие Алексей ВАРЛАМОВ, Игорь ВОЛГИН, Чингиз ГУСЕЙНОВ, Борис ДУБИН, Инна КАБЫШ, Юрий КАГРАМАНОВ, Афанасий МАМЕДОВ, Александр МЕЛИХОВ, Андрей СТОЛЯРОВ, Максим ШЕВЧЕНКО

Может показаться, что в условиях постимперского идейного вакуума и угрозы нового передела мира говорить о том, что жизнь российского государства выстраивает культура — такая же утопия, как уповать на то, что красота спасет мир. И все же убеждены: в такие времена тем более стоит помнить о гуманистических традициях и задачах культуры, о значимости образования, о роли элит и сфере влияния и ответственности государства в этой сфере. Тем более, что есть серьезный повод для разговора — вынесенный на широкое общественное обсуждение проект «Основ государственной культурной политики».

1. В чем вы видите главные цели государственной культурной политики? Что вам представляется наиболее важным в предлагаемых «Основах» и чем бы вы их дополнили?

2. Задачи культуры в эпоху цивилизационных разломов и информационных войн.

3. Гуманистическая традиция русской культуры и формирование современного сознания в многонациональном государстве.

4. Как обеспечить культуре приоритетный статус в социуме?

5. Задачи и пути модернизации школы и традиционных культурных институтов (библиотеки, театры, музеи, ДК культуры, литературные журналы и т.д.) в современных условиях.

Алексей Варламов, писатель,

главный редактор журнала «Литературная учеба»

«Подняться над схваткой культуре не удастся»

1. Надо разобраться, хорошо это или плохо, что государство пытается вмешиваться в культуру. Мы жили в эпоху очень сильного вмешательства в культуру, помним времена, когда государство умыло руки. Что из этого предпочтительнее, и как бы нам не начать наступать на старые грабли. "Основы" по крайней мере не дают серьезных поводов для тревожных настроений, что возвращаются советские времена в буквальном смысле этого слова. Хотя многие их возвращения желали бы — но я себя к их числу не отношу. Но опять же написанные в документе слова — это одно, при том что написано красиво, не шаблонно, а их осуществление на деле — другое. Многое зависит от того, кто лично будет этим заниматься. И здесь, я думаю, нам всем очень повезло с автором этого проекта — точнее, там была целая группа, но один человек взял на себя ответственность за этот документ — Владимиром Толстым. Это фигура объединяющая, глубокая, что для нашей сегодняшней ситуации чрезвычайно важно.

Дополнил бы я этот документ двумя вещами, имеющими отношение к литературе, поскольку мне это ближе: а именно — государство должно содействовать продвижению литературы в СМИ и прежде всего, на федеральных каналах. И второе — еще раз подчеркнуть необходимость обязательного неформального преподавания литературы в школах и вузах. Без этого все разговоры о продвижении чтения так и останутся разговорами.

2. На первый взгляд, очевидно — хранить вечные ценности. Но это только на первый взгляд. Я приведу конкретный пример, имеющий отношение к нынешней ситуации на Украине и нашему новому славянскому кризису. Ровно 14 лет тому назад я участвовал в очень масштабной культурной акции под названием "Литературный экспресс—2000". Сто писателей из всех стран Европы в течение полутора месяцев ехали на поезде от Лиссабона до Москвы. Встречи, дискуссии, презентации, «круглые столы», конечно, общение, формальное и нет. За полтора месяца друг друга узнали, полюбили или не полюбили, но в общем было здорово. Был только один очаг ненависти. Украинских письменников по отношению к России. Уже тогда, когда и про Путина еще толком никто ничего не знал. Вот эта не слепая, а зрячая ненависть ко всему русскому, к языку, к нашему народу, к нашей истории, которая мне была непонятна, дика — мы-то к ним так не относились, мы не понимали, за что, — но это было. И сегодня эти деятели культуры (кому любопытны имена — поройтесь в интернете, но скажу, что там были, в том числе, и авторы журнала "Дружба народов") закономерно собирают плоды своей политики, а мы — отсутствия оной на территории бывшего Союза. Надо признать свое культурное поражение. Можно сколько угодно петь им песни про братство и общечеловеческие ценности — они свой выбор давно сделали и едва ли от него откажутся. А что остается делать нам? Тоже делать свой выбор, и он будет у каждого свой. События последних месяцев сильно нас переменили, одно для меня очевидно — глобализация проваливается, космополитизм отступает, и культура неизбежно становится более национальной, отечественной, почвенной. Подняться над схваткой ей не удастся.

3. Красивые слова, которые очень трудно наполнить сегодня реальным содержанием. Мы уже объявляли себя новой исторической общностью — советским народом и свято в это уверовали, хотя в реальной жизни все трещало по швам. Так и сегодня — главное смотреть реальности в глаза и не выдавать желаемое за действительное. Да, культура что-то может сделать для смягчения нравов, но она нуждается в помощи, в умной защите, в сбережении — но не опеке. И здесь как раз государство может сказать свое слово. Надо финансировать переводы, фильмы, театральные постановки, фестивали, не жалеть телевизионного времени на их освещение, но не не дейстовать по принципу: кто платит — тот заказывает музыку. Культура — особа обидчивая.

4. Это формулировка, которая даже лексически пугает. Приоритетный статус в социуме. Впору согласиться с запретом на иностранные слова. Но если все-таки попытаться ответить. Ну вот вырубили вы вишневый, допустим, сад. И никому до этого не было дела. А теперь новому владельцу надоело играть в дачи, собирать деньги или еще что-то и захотелось, чтобы снова сад белел цветами в майские утренники. Чтобы вишню сушили, мариновали, продавали. И он ставит перед вами задачу — сделайте мне сад к следующему году, а не сделаете — я вас уволю и наберу новую команду. Так вот надо честно сказать — к следующему году не будет. И через два не будет, и через три. Но если сегодня посадить, если начать вкладываться и ждать, тогда лет через пятнадцать-двадцать что-то получится. То есть сразу определиться — это долгоиграющая пластинка. Ни годом культуры, ни годом литературы мы ничего не решим. Но это не значит, что не надо ничего делать. Учиться терпеть и ждать — вот что надо.

5. Я думаю, это вопрос — даже по формулировке — больше к специалистам, профессионалам. Они знают или должны знать, как это делать. А писатель — если пригласят выступить — пусть не оказывается прийти и хотя бы не говорит глупостей. Я всегда об этом думаю.

Игорь Волгин, писатель, историк

Потенциал спасения

1. Цель у такой политики одна: создать максимальные возможности для того, чтобы Homo sapiens был не только разумным, но и культурным (хотя «в идеале» это должно совпасть). То есть внешние условия, создаваемые государством, как бы «провоцируют» внутренние духовные движения — как в обществе, так и, желательно, в отдельном человеческом существе. Дело не только в финансировании (хотя, разумеется, это очень серьезный момент), но и в том, чтобы власть оказалась «продвинутой», интеллектуальной и главное — говорящей с культурой на ее собственном языке. В «Основах», на мой взгляд, наиболее важно то, что впервые культура официально провозглашается фундаментом и движителем национальной жизни. Вопрос в том, как эта замечательная концепция будет реализована на практике.

2. Как сказал поэт — относительно поэзии:

Спасибо, что возможность мне дала,

Блуждая в элегическом тумане,

Не вмешиваться в грязные дела

И не бороться за существованье.

У культуры только одна единственная задача: оставаться самой собой. Только тогда она может глубинно влиять на все происходящее в мире. Более того, именно она обладает «потенциалом спасения», именно она способна стать регулятором мирового процесса. Отступая от себя или изменяя себе, культура становится внекультурна. Она — цель, а не средство. Как только культура становится средством, ее статус меняется.

3. Тут все очень просто: всем детям нужно читать одни и те же (желательно хорошие) книжки и постоянно пребывать в насыщенном и, не побоюсь этого слова, благородном духовном поле. И у них, детей, обязательно должны наличествовать талантливые учителя. Тогда ничего не надо «формировать», все и так образуется. Вы скажете, это недосягаемая мечта. Но вообще-то культура есть сумма некоторых идеалов, а в известном смысле, пожалуй, и грез.

4. Тут никто ничего «обеспечить» не может. Правда, государство способно — в силу своих возможностей — споспешествовать тому, чтобы человек, не владеющий культурными кодами, не имел бы никаких социальных привилегий и личных перспектив.

Приоритеты не «назначаются», а, так сказать, присутствуют в самой общественной атмосфере. Само общество вырабатывает систему предпочтений. В иных случаях (что мы неоднократно и наблюдаем) эта система может быть ужасна. «Неграмотные вынуждены диктовать», — говорит Ежи Лец. Понятно, что они надиктуют.

5. Пока, если судить по «промежуточным» результатам, так называемая модернизация не принесла волшебных яблок. Но это как раз следствие общего падения культуры. Ни одна реформа, прежде всего, в области науки и образования, не доведена до конца. Более того, идет игра на понижение. Мы получаем на выходе все менее качественный культурный продукт — это, увы, относится и к людям. Такое положение грозит потенциальным Чернобылем — как в духовной, так и в чисто технологической сферах. Эйнштейн, заметивший, что Достоевский дает ему больше, чем Гаусс, отнюдь не шутил.

Чингиз Гусейнов, писатель, культуролог

«Легко манипулировать сознанием людей полуграмотных»

1. Говоря о культурной политике, я имею в виду, что в ней наличествуют, не только, условно говоря, аспекты организационно-управленческий, правовой, финансовый, которые и следует рассматривать в качестве целей государственного культурного строительства (тут я не компетентен), но и аспект содержательный. В широком плане – это функции собственно культурной деятельности, которые не должны регламентироваться, обозначаться, а тем более определять политику в области культуры, ибо это — идеология, и любая попытка сформулировать в этом плане политику — есть стремление к ограничению культурной деятельности, сведению ее лишь к пропаганде и воспитанию.

Культура — это необходимая для развития общества естественная потребность языком искусства осмыслить, понять, познать, отразить происходящее в душах людей, в жизни общества, страны и мира, это зеркало, в котором — такова природа искусства во все времена и эпохи — отражается все и вся в обществе, независимо от желания верхов или низов, от воли какой бы то ни было инстанции или идеологии. И тут государство не должно вмешиваться в содержание и форму, роды, виды, стили и иные аспекты деятельности в сфере культуры. В просторечии это называется «не мешать культуре», или иначе: не выхолащивать изначально заложенное в ее арсенале критическое, страшно сказать, оппозиционное ядро, коим и прославилась в веках художественная культура не только в России, но и во всем мире.

Кто знает, может, ограничения, порождающие «вопреки», в большей степени, нежели «благодаря», способствуют развитию культуры? Помнится, кто-то из классиков сравнивал художника-писателя с пчелой: он творит с той же необходимостью, как пчела производит мед. Я бы провел аналогию с рыбой-осетром: действенное проявление ее натуры — метать икру, преодолевая препятствия, и, реализуя себя, погибнуть… Впрочем, израильтяне придумали: помогают рыбе путем операции избавиться от ноши, затем аккуратно зашивают разрез и пускают рыбу в воду, чтобы продолжала «творить». Вот так бы и с Законом о культуре (плодим и плодим Законы, а это время + люди + деньги), когда все, что надо, прописано в Основном Законе, в Конституции: талантам — действенно реализовать призвание, им виднее, о чем и как говорить, ибо такова их природа, а ведомствам культуры — не регламентируя творческий процесс, не мешая ему, организационно и финансово помогать им, защищать их право на творчество, если оно… — ясно, что не выходит за рамки уголовно наказуемого.

Боязнь оппозиционности, органически присущей культуре, в частности, художественной, и есть идеологическая суть Закона.

2. Это относится к культуре, понимаемой расширительно, как область всего и вся в обществе (деятельность политическая, социальная, судебно-правовая, экономическая, научно-образовательная, сеть СМИ и прочее).

3. Об этом говорено много и правильно в советском прошлом и российском настоящем, это, так сказать, азбучные идеалы Свободы, Равенства и Братства, но слова не стали и не становятся, особенно сегодня, руководством к действию в условиях насаждаемой ныне в многонациональной и поликонфессиональной стране разрушающей ее, самоубийственной для нее этно-религиозной иерархии.

4. Для этого она должна быть правдивой. Конфликтной по отношению к расхожим представлениям. Должна будить и будоражить общество сверху донизу. Быть бесстрашной в борьбе с мнением большинства… Парадоксально: но даже в Коране Всевышний многократно говорит пророку: «Не следуй за мнением большинства, оно, как правило, ошибочное!» Кстати, Пушкин и Гоголь… — имена тут можно называть от А до Я — этому следовали. При этом сознательно не употребляю такие отброшенные ныне понятия, как душа, совесть, грех.

5. Скажу об одном, но самом главном: ширить, а не ограничивать такую сферу образования как обучение людей с детства глубинам языка, этой таинственной сферы в человеческой жизни. Только язык (никаких иных средств не придумано) формирует сущность человека, его дух, этику, мораль, позволяет понять мир, служит самопознанию. Легко манипулировать сознанием людей полуграмотных, а уж тем более преступно превращать язык в инструмент утаивания истины, приучать язык ко лжи. Это — путь к разрушению в человеке нравственного стержня, а следовательно — и самого человека.

P.S. Вынужденный рассуждать в рамках заданных вопросов, я понимал, что в конечном счете будет принят — хотел бы ошибиться! — закон, изначально задуманный по духу и направленности как ограничительный, в угоду интересам властных структур, озабоченных трудноразрешимыми внутренними и внешними проблемами. Хотя он вряд ли сможет помешать истинной, то есть служащей правде культурной деятельности, никаким законам не подвластной, имеющей богатую мировую историю с традициями, уроками и опытом, в том числе, и в России тоже.

Борис Дубин, социолог, переводчик

«Проблема не в идеологии, а в практической работе»

1. Нынешний проект — документ сугубо идеологический. Главный субъект тут, естественно, государство, это оно «создало великую культуру». На последующих страницах идет апелляция к таким идеологическим (мифологическим) целостностям, как народ, нация (вариант — «многонациональный народ»), их самобытность.

Задача — единство страны, его выражение — общенациональная идеология, в основе которой патриотизм, они необходимы, поскольку в мире вокруг идет снова обострившаяся «идейно-информационная конкуренция». Важнейшее значение, соответственно, приобретают институты воспроизводства культуры — система образования и воспитания, подчиненные их задачам музеи, библиотеки и др., поскольку ведущие функции культуры — «воспитательная и просветительская». Эту идеологию я не разделяю, стремлению нынешнего российского государства (как, впрочем, и прежнего советского) руководить культурой, да и вообще каким бы то ни было живым делом, ни в малой мере не симпатизирую. Высказанные здесь идеи относятся к периоду раннего Просвещения, к ним вполне эпигонским образом присоединены некоторые соображения славянофильства (то есть, националистической реакции на Просвещение), и все это положено на исключительно государственническую основу (вообще говоря, государственничество как идеология — а в России это державничество — находится в весьма напряженных отношениях и с Просвещением, и с национализмом, но нынешних идеологов, как и сверхавторитетного для них И.Ильина, это не смущает). При этом документ этот явно предназначен для «своих» и как будто предполагает некие реформы, перекройки и подвижки, корректировки и уточнения компетенций, функций и проч. соответствующих министерств и ведомств, но, в соответствии с новейшей традицией «открытых линий», демонстративно выносится для обсуждения на миру.

2. Как социолог-эмпирик я, вместе с ближайшими коллегами, знаю, в каком положении находятся сегодня в России институты воспроизводства и передачи, в том числе — межпоколенческой трансляции — тех или иных образцов культуры. Школа — и средняя и высшая — практически целиком огосударствлены и уже длительное время, несколько десятилетий, пребывают в распаде и неопределенности. В театрах, музеях, концертных залах с частотой хотя бы раз в месяц бывает сегодня 4-5% российского населения, в кинотеатрах — до 15% (и это показатель лишь самых последних двух-трех лет, а до конца нулевых данные были примерно такими же, как по театрам, музеям и концертам). Читают книги и журналы хотя бы раз в неделю до 30% взрослых россиян, не читают ни тех, ни других до половины взрослого населения; в библиотеках (они тоже практически целиком остались государственными) хотя бы раз месяц бывают 6-7% взрослых жителей страны. При этом ежедневно пользуются интернетом 40%, хотя бы раз в неделю — трое из пяти. Телевизор же практически каждый день смотрят 80% россиян. Приоритеты населения очевидны; в какой мере они сложились под воздействием того же государства — обсуждать сейчас не буду, скажу лишь одно: в решающей.

3. Пространство для архитектора — это возможность строить. Культура для людей культуры — возможность реализоваться, воплотить то, что они считают жизненно важным. Может государство, то есть официальные организации и служащие в них люди этому воплощению помочь — спасибо, все остальное — решительно не их дело. Рабочих путей здесь два: как ни парадоксально, максимальная помощь людям и группам людей в их самоосуществлении при максимальном же разгосударствлении всего, что относится к управлению этими людьми. Вполне достаточно, чтобы государство — то есть, служащие, временно и условно нанятые на наши же с вами деньги, — занимались своей собственной организацией, оптимизировали ее и ни в коей мере не пытались организовать еще кого-то, — к чему такая организация всего и вся приводит, мы не раз видели и опять видим сейчас. В комментариях к опубликованному в «Российской газете» документу доброхот советует внести в него еще: 1. Любовь к Богу; 2. Любовь к Родине; 3. Любовь к близким. Вот-вот, ужо дождемся…

4. Перед названным «двойным путем» есть несколько задач, особенно острых именно для России. Это ее центро-периферийный раскол, разлом на столицу и провинции (ничего «цивилизационного» тут нет, всего лишь российско-советское наследие, и весьма печальное) плюс региональное разнообразие (неравномерность развития и лоскутность существования). Еще раз напомню: максимизация помощи «на местах» и максимум децентрализации в управлении. А для самих людей культуры — умножение независимых субъектов (групп, аудиторий, точек на карте) плюс укрепление коммуникаций между ними (интереса, взаимодействий, связей — вековечная российская проблема дорог).

5. То же, понятно, относится к культурам иных народностей России, кроме русских: нынешняя смесь равнодушия, презрения и открытого шовинизма по отношению к ним со стороны русского большинства (а в немалой степени и людей культуры) — еще одна отвратительная великодержавная «традиция». По официальным данным, в России сейчас до 20% жителей принадлежат к нерусским национальностям, эта доля вдвое больше, чем аналогичные официальные показатели по Германии, Великобритании, Франции. Тем не менее, в России мы не найдем ничего похожего на афганско-пакистанско-индонезийско-африканское британское кино, албанско-венгерско-румынско-турецкую литературу в Германии, североафриканскую или вест-индскую словесность во Франции с их множеством фондов поддержки, фестивалей, премий, стипендий и проч. (посмотрите на списки лауреатов крупнейших национальных и международных художественных премий в Европе и мире за последние годы, — вот он, результат соответствующей культурной политики, которая, кстати, делает, среди прочего, названные страны притягательными для людей других языков и культур). И нет там, как правило, насколько я знаю, никаких громогласных общенациональных проектов культурной политики и всенародных их обсуждений, а вот дело и его результаты — явственно есть.

6. Короче говоря, проблема совершенно не в идеологии, тем более — доминирующей или единой (уж в России ли это не знать — неужто было мало?), а, прошу прощения за трюизм еще чеховских времен, в работе, активной, разнообразной и практической. И, понятно, в дефиците работников и их рабочих союзов при очевидном разрастании сословия управленцев.

Инна Кабыш, поэт, преподаватель литературы

Дело за делателями

1. Главных целей государственной культурной политики, на мой взгляд, три (кстати, к моему удовлетворению, я все три нашла в новом проекте): это, во-первых, повышение статуса культуры в целом, во-вторых, усиление ее влияния на все сферы жизни и, в-третьих, восприятие культуры как инструмента передачи новым поколениям этических ценностей, как источника самоидентичности человека.

Кроме этих, есть у культурной политики и другие цели: поддержка талантов, воспитание культурного слушателя, зрителя и читателя, создание благоприятной информационной среды, наконец, воспитание мыслящей творческой личности.

Как бальзам на душу подействовала вроде бы очевидная мысль о том, что культура не является сферой услуг.

А дополнить (хотя это есть в «Основах», но я бы прописала курсивом) хотелось бы тем, что глобальная задача культуры — воспитание человека, способного отличать Добро от Зла, и еще тем, что культура должна существовать не сама по себе, не в неких «гетто» (музеях, библиотеках, театрах), а должна пронизывать жизнь, срастаться с ней, облагораживать ее, придавая ей вектор и стержень.

С последним (я имею в виду «срастаться с жизнью») у нас проблема: в России божественная культура и убогая (особенно в провинции) жизнь.

2. Задачи культуры в эпоху цивилизационных войн и разломов — воспитание гуманного, терпимого (или, как сейчас принято говорить, толерантного) человека.

Ведь культурный — это прежде всего неагрессивный, умеющий слышать другого человек.

3. Мне кажутся несостоятельными разговоры об отсутствии у современной России национальной идеи. Да, у нас сегодня нет идеи, сформулированной в виде лозунга или афоризма, вроде — «Православие, самодержавие, народность» или «Мир народам, хлеб — голодным».

Но у нас есть великая русская литература, которая сама является нашей национальной идеей.

Разве заповеди, которые со школьной скамьи (а то и с молоком матери!) входят в человека — «служить бы рад — прислуживаться тошно», «нет уз святее товарищества», «отчизне посвятим души прекрасные порывы», «но я другому отдана; я буду век ему верна» — не члены нашего Символа Веры, нашей национальной идеи?

Так что современный русский человек и оснащен, и защищен «гуманистической традицией русской культуры».

Другое дело, что он подчас «ленив и нелюбопытен».

4. Приоритетный статус культуры в социуме, по моему глубокому убеждению, обеспечивается двумя — встречными — путями.

Сверху — вниманием государства к проблемам культуры и ее творцов и снизу — воспитанием в семье.

Именно семья должна закладывать отношение к культуре не как к послеобеденному десерту, а как к насущному хлебу, без которого жизнь человека если не невозможна, то, во всяком случае, ущербна.

5. Здесь я, пожалуй, ограничу себя мыслями о современной школе как о предмете, известном мне не понаслышке.

Ключевой фигурой в современной школе является учитель (не охранник и не бухгалтер). Учитель должен быть хорошо подготовлен профессионально (а ведь в последнее время сократилось количество вузов, готовящих, в частности, учителей-словесников, да и подготовка такого учителя не должна ограничиваться рамками школьной программы): он должен быть интеллектуалом.

Кроме того, его работа должна быть его призванием: учитель должен любить (и знать) культуру и детей (последних, пожалуй, даже больше).

Множественные повторения мной слова "должен" объяснимы, потому что учитель, перефразируя одного поэта, "всегда должник Вселенной", и другого — "в России больше, чем учитель".

У современного учителя двойная нагрузка: он — опять-таки! — должен окультуривать не только своих учеников, но и их родителей, так как нынешние родители — тридцатилетние люди — выросли и сформировались в лихие 90-е, когда нашему Отечеству было, увы, не до культуры.

Кроме высокого уровня профессионализма и человеческих качеств учитель должен(!) иметь современно оснащенный — экраном, компьютером, интерактивной доской — кабинет, потому что не секрет, что современный ребенок воспринимает информацию во многом глазами, а не ушами.

У учителя должна быть(!) возможность вывозить детей в музей, театр, на экскурсию, т.е. организовывать «встречу с прекрасным», не оформляя при этом тонны бумаг.

В заключение хочу сказать, что в целом проект «Основы государственной культурной политики» обрадовал широтой охвата темы и внятностью изложения.

Дело, извините за тавтологию, за делателями.

Юрий Каграманов, публицист, философ, культуролог

Трудная задача

Как следует из проекта «Основ», главная задача государственной культурной политики — воспитание подрастающих поколений. И это самая трудная задача.

Есть две сферы, в которых государство способно сыграть в этом смысле большую роль — школа и СМИ. Школа не может «в одиночку» слепить человека, но она может многое — при условии соответствующей высоким требованиям постановки гуманитарного образования. И в первую очередь — преподавания русской классической литературы (а в старших классах еще и начатков русской религиозной философии, не менее великой, чем литература). Распространено мнение, что ее образы уже не могут овладеть воображением подростка так, как того хотелось бы, что это всего лишь

Отзвук слабеющий

Дней незапамятных.

Думаю, что это не так. Образы, например, Гомера или Плутарха служили примером для подражания в продолжение веков и даже тысячелетий. После Второй мировой войны бывший вице-король Индии лорд Линлитгоу объяснял упадок Британской империи не столько национальными движениями в колониях, сколько упадком классического образования (включавшего изучение античной литературы) в самой Англии, которое ориентировало учащегося на высокие примеры поведения, укрепляло нравственный костяк. Убежден, что «дальнобойная» сила образов русской классической литературы нисколько не меньшая, сравнительно с античными. Тот факт, что мы живем в век невероятного технологического усложнения жизни, мало что в этом отношении меняет: человек не становится принципиально другим, разве что делается более «рассеянным» и нуждающимся во внутренней собранности.

Что касается СМИ, то здесь государство должно выступать не только как поощряющая, но и как запрещающая инстанция (последнее касается также Интернета). В наше время слово «запрет» стало гонимым, жестко привязанным к «тоталитарному прошлому». Но культура без запретов невозможна; сам «певец свободы» Пушкин считал цензуру необходимой. Распорядители СМИ взяли за правило «давать людям то, что они хотят». Чего здесь больше: цинизма или непонимания природы человека? Жозеф де Местр, стоявший (наряду с Эдмундом Берком) у истоков консервативной мысли, писал: человек — «злое, саморазрушительное существо, полное противоречивых желаний; он сам не знает, чего он хочет, хочет того, чего не хочет, и не хочет того, чего хочет». Конечно, это только половина правды о человеке, но без этой, худшей половины немыслима вся правда. Вопрос цензуры — это также вопрос добросердечия, внимания к людям. Во многих случаях им не следует давать то, чего они хотят или думают, что хотят.

И еще. Вопрос национальной самоидентификации в плане культуры становится особенно сложным, когда дело касается музыки, самой эфирной части культурной сферы. Если слово фиксирует те или иные стороны реальности и закрепляет их в сознании, то музыка, отражая реальность, в то же время ускользает от нее, «струится» над нею, неведомо откуда истекая и неведомо куда устремляясь; не помню уже, кем сказано, что она есть «чувство, не доведенное до ума». Мы знаем, какую музыку предпочитает сегодня молодежь (я имею в виду не попсу, образующую просто звуковой «фон» повседневности, но более или менее качественную музыку). Не так давно я посмотрел по 1 каналу ТВ несколько передач из цикла «Голос. Дети». Подавляющая часть вокальных номеров, которые исполняли дети, была афро-американского происхождения. Поражает (по крайней мере, на мой непрофессиональный взгляд и слух) мастерство, с каким наши подростки имитируют исступления заокеанских певцов. Демонстрация нашей «всемирной отзывчивости»? Пусть так, но ее оборотная сторона — забывчивость своего, отечественного. О пионере рок-н-ролла Элвисе Пресли было сказано, что это «первый белый, который чувствует, как негр». Чувствуют ли наши дети, как негры?

Андрей Белый еще в начале 20-х годов (жил тогда на Западе), когда только начинался «век джаза», писал: «Негр уже среди нас. Будем твердо: арийцами». Легко сказать «быть твердыми»; музыка афро-американского происхождения необычайно заразительна, что можно объяснить, наверное, прежде всего прочего истощением европейской почвы. Где же решение? На том же «Голосе» решение сидело в красном креслице жюри и звалось Пелагея. Эта исполнительница русских народных песен, на современный лад аранжированных, обладает не только редким голосом, но и гениальной, без преувеличения, интуицией (как ее назвать — культурологической? В ней, по ее же словам, проснулась «древняя славянская женщина», но у этой женщины тончайший слух и восприимчивость ко всему, что где-либо в мире поется и играется. Она может даже исполнить рок-н-ролл и сделает это мастерски, но при этом с едва заметным оттенком пародирования, как бы говоря: «Вот, я могу и так, и это по-своему интересно. И все-таки это не мое, не наше; хотя кое-что отсюда можно и позаимствовать». И в аккомпанементе исполняемых ею русских народных песен и романсов кое-что взято из афро-американского источника; но только в аккомпанементе. И куда девалось представление о некоторой унылости старых и особенно древних русских распевов: что бы она ни исполняла, Пелагея всегда излучает редкую в наши дни радость. Не веселость, но какую-то онтологическую радость, знающую о трагизме бытия и преодолевающую его.

Если «древняя славянская женщина» импровизирует на исполнительском уровне, то на другом уровне к онтологии музыкального чувства обращается выдающийся композитор и мыслитель-культуролог (автор нашумевшей книги «Конец времени композиторов» и других книг) Владимир Мартынов. Он выступает за возвращение к «архаическому состоянию» в музыке, в частности к православным певческим службам XVI — XVII веков, равно как и к фольклору; и к инновациям на э т о й основе. Но создавать «новое сакральное пространство», по Мартынову, необходимо с учетом иных культур и традиций — не только древнерусских распевов, но и григорианских хоралов, и византийского осмогласия, и даже арабских макамов; а также фольклорного наследия разных времен и народов.

Но это примеры живого творчества культуры, в котором участие государства может быть только очень скромным.

Афанасий Мамедов, писатель

«Культура и свобода — плоды одного дерева»

1. Чтобы ответить на этот «двойной» вопрос, самому надо поделить себя на две половины — художника и человека, гражданина своей страны. (Прошу прощения за пафос.) Художник во мне говорит, что главная цель государственной культурной политики — не мешать художнику оставаться в своей стихии. Окликнутого Богом никто из его собственной «темноты» не вытащит, не поможет ни разово, ни разом навсегда освободить из-под власти времени, научить творить и сохранять «голос». Хотя не дать загнуться в этом мире, уберечь от «клиники», наверное, государственная культурная политика может и должна. Тут в памяти незамедлительно всплывают два примера — один «царскосельский», итогом которого явилась «серебряновечная» культура, другой — пример из недавнего прошлого со знаком «сделано в СССР». Как создавалась культура в советские времена, я, как мне кажется, представление имею, и петь осанну тому времени у меня нет никакой охоты. Иными словами, хотел бы напомнить себе и другим — бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Взяв художника под свою опеку, государство, чиновники не должны решать, кто является подлинным демиургом, Фадеев или Булгаков с Платоновым.

Теперь право голоса — гражданину. Мне кажется, это проект очень своевременный. За время относительной свободы, которую мы завоевали в 1991 году (не только интеллигенция, но и все, кто не пожелал плестись в пыльном стаде в никуда), мы увидели мир справа и слева от себя, и поняли, что никак не хуже, что у нас есть своя история, что она началась не вчера, что ею можно не только гордиться, она может и государственной политике задать нужное направление. Правда, с одним условием: если из нее сделать правильные выводы. Мне нечего добавить в предлагаемые «Основы», проект должен был бы появиться еще вчера.

2. В условиях информационных войн человек без культуры, без памяти, без бэкграунда является совершенной марионеткой. Только знание собственной истории и культуры играют тут роль «флэш-памяти». Именно поэтому все тираны начинали свое правление с фальсификации истории и попыток подчинить себе культурную элиту. Рассуждая о задачах культуры в современном мире, вспоминаешь максиму Поля Валери, многое предвидевшего, включая и фашизм, и эпоху «материнских плат»: «Самое лучшее в новом — то, что отвечает старым устремлениям». «Старое устремление» по Валери — это сохранение влияния культуры даже в тех обстоятельствах, когда это, казалось бы, невозможно, когда человек начинает исчерпываться насущными заботами и страхом за свое будущее. Все остальное — лишь способ достигнуть этой цели. Предлагаемые «Основы» — тоже способ.

3. Гуманистические традиции русской культуры не спасли Россию от революции, гражданской войны, бесчинств ЧК, сталинских лагерей… Сегодня человек подошел к новой эре существования, к новым границам бытия. Мы пересматриваем пространственно-временные координаты, осваиваем виртуальные миры, мы, с одной стороны, стремимся к однородности, с другой — напряженно ищем свои истоки, потому что именно они питают нас. И толерантность — одно из условий существования этого нового современного мира, современного человека. Сейчас это максима, не подлежащая обсуждению. У России и ее гуманистической традиции в этом вопросе есть колоссальный опыт, которым грех сегодня не воспользоваться.

4. Наверное, за счет порыва человека к подлинной культуре, а для этого нельзя лишать его свободы. Культура и свобода — плоды одного дерева. А этот порыв формируется образованием и просвещением. Задача просвещения в России еще с царских времен была основополагающей. Интернет, конечно, сравнял многое, но эта задача ему не под силу. Сложность ее связана еще и с колоссальностью размеров России, с ее синтетичностью, поликультурностью. И денег тут жалеть нельзя, это тот клей, который склеивает страну. Думаю, пункт первый, второй и третий в проекте «Основ государственной культурной политики» отвечают на этот вопрос в полной мере.

5. Эти задачи невозможно рассматривать отдельно от других государственных задач в области культурной политики, все взаимосвязано. Литературные журналы, библиотеки, театры и музеи — такое же достояние нации, как газ и нефть… Но важно не только модернизировать, но сначала сохранить в живой целостности то, что неоднократно приносило уже плоды и от чего в порыве обновления, начиная с 90-х годов, мы зачем-то пытались избавиться. Мне, как человеку литературному, конечно, ближе всего задача сохранения литературных журналов. Их миссия — в условиях жесткой коммерциализации книжного, издательского дела — только усиливается.

Александр Мелихов, писатель

Культурная самооборона

Обсуждаемый проект «исходит из понимания важнейшей общественной миссии культуры как инструмента передачи новым поколениям свода нравственных, моральных, этических ценностей, составляющих основу национальной самобытности». Я же исхожу из совершенно другой парадигмы. Главной миссией национальной культуры я считаю не трансляцию ценностей, но экзистенциальную защиту, формирование красивого образа нации, ее истории, пускай сколь угодно трагической, но высокой, оправдывающей те неизбежные жертвы, которых, как и всякое коллективное дело, требует ее продление. Жертвы, заметим, в нормальных условиях немедленно возмещаемые, ибо упадок религии давно привел к тому, что едва ли не единственным средством преодоления экзистенциального ужаса, ощущения собственной мизерности и мимолетности перед лицом бесконечно могущественного и бесконечно равнодушного космоса у сегодняшнего человека сделалось чувство включенности во что-то могущественное и долговечное. Сегодняшнее государство выполняет не только социальные, но и экзистенциальные функции, а если оно перестанет их выполнять, у его подданных почти не останется мотивов приносить своему государству даже самые незначительные жертвы.

В государствах благополучных это пока что менее заметно, но для России, тем более в эпоху кризиса, неспособность государства обеспечивать экзистенциальные потребности россиян может сделаться причиной государственного краха. В такие эпохи систему поддержки культуры и образования следует рассматривать как средство национального выживания.

В особенности культуру и образование высшего качества, мирового уровня — именно они в значительнейшей степени создают исторически долговечный позитивный образ страны, который и побуждает граждан гордиться и дорожить ею.

Попробую развернуть этот тезис.

«Россия гибнет, нужно что-то срочно предпринять!» — по этому выкликанию определяют своих в основном в национально-патриотическом лагере, поскольку лагерь либеральный больше озабочен правами индивида, чем участью общественного целого. Однако кризис целого по какой-то загадочной причине оказывается неотделимым от краха множества частных судеб: бегство от армейской службы, падение рождаемости, «утечка мозгов» идут рука об руку с алкоголизацией, наркоманией, преступностью, самоубийствами…

Увы, массовое бегство от общественных обязанностей не следствие кризиса, а его причина. Кризис социума прежде всего и заключается в массовом нежелании индивидов служить ему. А потому и главный вопрос выхода из кризиса — как возродить это желание?

Протофашистам и просто фашистам всех цветов радуги ответ прекрасно известен: людей надо как следует напугать. Напугать до такой степени, чтобы они кинулись служить в армии и просто служить, а главное не стремились сбежать в другие страны, в пьянство, в наркотики, в смерть… И вообще полюбили родину — ведь так естественно любить то, что внушает ужас!

Хорошо еще, что хотя бы либералы понимают, что ужас не способен породить ничего, кроме желания либо спрятаться, либо уничтожить источник ужаса. Нет, чтобы люди полюбили родину, им надо платить! Платить за то, чтобы они служили в армии, платить за то, чтобы они рожали и воспитывали детей, платить за то, чтобы они не уезжали, не пьянствовали, не кололись, а главное не убивали друг друга или хотя бы самих себя.

По-видимому все исчезнувшие государства и погибли из-за того, что их гражданам однажды недоплатили…

Своей иронией я вовсе не пытаюсь намекнуть, что России ничто не угрожает: и не такие царства погибали, как говаривал весьма неглупый Победоносцев. Но — в одной мудрой памятке психотерапевта, работающего с «кризисными» пациентами, рекомендовано прежде всего снимать чувство неотложности: именно в лихорадочной спешке люди и творят особенно непоправимые безумства. Однако это же в еще большей степени справедливо и для народов: именно в кризисных ситуациях необходима политика, поднимающаяся над острой злободневностью, взирающая на самые мучительные проблемы если уж не с точки зрения вечности, то, по крайней мере, с точки зрения их долговечности, включающая их в максимально широкий исторический контекст.

А в этом контексте творилось немало поучительного. Был великий Рим, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — никакого пребывающего в рассеянии народа «римляне» тоже не осталось. Пока итальянцы для подкрепления собственного духа не начали воображать себя потомками римлян. А тем самым и действительно ими стали. Ибо главная жизнь человека, а народа тем более и протекает в их воображении.

И впрямь, римляне как народ исчезли, а покоренные ими евреи, изгнанные с родины предков, остались. И через две тысячи лет, после невероятных испытаний вновь возродили собственное государство на Земле обетованной. Что их сохранило как народ? Греза. Ни на чем не основанное мнение о себе как о хранителе какого-то великого наследия, вершителе какой-то великой миссии. А у римлян этой грезы не было — была только могучая военная техника, могучая экономика, громадная территория…

Многократно, по-современному ускоренными темпами подобная история развернулась, можно сказать, на наших глазах. Был великий Советский Союз, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — никакого пребывающего в рассеянии народа «советские люди» почти не сохранилось, а покоренные ими чеченцы, изгнанные с родины предков…

Народ сохраняют не территории, не богатства и не военная техника, народ сохраняют коллективные грезы, ни на чем серьезном не основанное коллективное мнение о себе как об огромной драгоценности, допустить исчезновение которой ни в коем случае нельзя. Поэтому всякий народ, которому действительно грозит исчезновение, должен прежде всего позаботиться об укреплении своих коллективных грез, ибо их укрепление — это и есть национальный подъем, а их ослабление — национальный упадок.

В этом и заключается экзистенциальная, историческая миссия культуры — она должна укреплять и развивать воодушевляющие коллективные фантазии, поддерживать в людях ощущение включенности во что-то прекрасное и бессмертное.

Но грезить о себе, когда в собственных глазах ты прекрасен, а в чужих мерзок, не только до крайности трудно, но и до крайности опасно, — очень скоро придется возненавидеть все человечество, не разделяющее твоего самоощущения, и внушать уважение к себе жертвенностью и террором. Гораздо надежнее творить реальные дела, способные поразить не только твое собственное, но и чужое воображение. И Советский Союз такие дела творил. Да, в пропагандистских, милитаристских целях, но творил — вышел в космос, открыл дорогу великолепным ученым, спортсменам, музыкантам, и пресловутая ностальгия по империи — это прежде всего не ностальгия по страху, который она внушала миру, а ностальгия по чувству причастности к чему-то великому и бессмертному.

Интересы индивида и социума не так уж и расходятся, ибо и государство, и личность питаются от одной энергетической системы — системы коллективных фантазий. Я готов с цифрами в руках показать, что алкоголизм, преступность, наркомания, самоубийства в огромной степени порождаются общей причиной — упадком коллективных иллюзий.

«Государство должно служить воображению, ибо человек и есть прежде всего его воображение», — примерно так можно сформулировать набросок новой политической парадигмы. Однако осуществить ее — систематически поражать воображение — невозможно без возрождения национальной аристократии, под которой я понимаю, разумеется, не графов и не миллиардеров, но творцов и служителей коллективных наследственных мечтаний. Еще раз подчеркиваю: я определяю аристократию не через богатство или место в государственной иерархии, но исключительно через преданность каким-то наследственным мечтам. В идеале, аристократы, когда у них появляются возможности, творят великие дела, порождая во всех остальных чувство и собственной неординарности, и собственной долговечности. Которое в своей стране возникает несопоставимо легче, чем в чужой. Иллюзию причастности к подвигам своих предков и соотечественников пробудить гораздо проще, чем к подвигам чужих.

Идентификация с ними и есть патриотизм. Гордиться подвигами, сострадать несчастьям, стыдиться и желать искупить падения, отодвигая собственные злободневные нужды, взирая на них с точки зрения если уж не вечности, то долговечности…

Подобные чувства сегодня расхожий либеральный гуманизм заклеймил бы как антидемократические, ибо демократично лишь то, что служит повседневным нуждам так называемого простого, массового человека; беспокоиться же о том, что оставит след в вечности, то есть в умах потомков, есть не что иное как аристократическая блажь. На это я могу возразить только одно: подобная трактовка гуманизма и демократии основана, в сущности, на отказе считать простых людей людьми. Слабость прагматического взгляда на человека вовсе не в том, что он низок или оскорбителен, — слабость его в том, что он чрезвычайно далек от истины. Прагматический взгляд на человеческую природу исходит из той посылки, что для человека физические ощущения неизмеримо важнее, чем душевные, психологические переживания. Тогда как дело обстоит скорее обратным образом.

Кто спорит, достаточно продолжительная пытка болью, голодом, страхом почти каждого заставляет рано или поздно забыть обо всех высоких фантазиях и мечтать только об одном — чтобы пытка прекратилась. Однако это вовсе не означает, что пытка вскрывает истинную сущность человека — пытка вовсе не обнажает, но убивает человеческую суть. А потому я предлагаю посмотреть на сегодняшние проблемы, с точки зрения того, какой след они оставят «в вечности», как они будут выглядеть в глазах потомков. Вполне возможно, наши ответы со временем превратят набросок новой парадигмы в реальную политическую программу.

Долговечным бывает только то, что поражает воображение, а в веках живут вообще одни лишь легенды. Поэтому, если Россия хочет жить долго («вечно»), ей абсолютно необходимы люди-легенды, события-легенды. Те, кого действительно ужасает стон «Россия погибает!», должны признать первейшей задачей культурной политики формирование национальной аристократии, расширение круга людей, мечтающих поражать воображение, свое и чужое, и этим оставить след в памяти потомков. Для этого необходимо всемерное расширение, особенно в провинции, сети школ для наиболее одаренных и наиболее романтичных в науке, искусстве, в спорте, в военном деле... Впрочем, одаренность и романтичность часто одно и то же.

Так что же, вознегодует радикальный гуманист, простые люди, равнодушные к вечному и долговечному, должны снова служить сырьевым ресурсом творящих историю «великих личностей»? Отвечаю: не нужно жалеть простого человека больше, чем он жалеет себя сам. Разве не самые что ни на есть простые люди первыми голосуют за фашистов и коммунистов, сулящих им национальное и классовое величие? А эти российские язвы — пьянство, наркомания, бессмысленные убийства, самоубийства, — им что, больше всех подвержены какие-то аристократы духа? От невыносимой бессмысленности, бесцельности бытия страдают прежде всего люди ординарные, именно их в первую очередь убивает отсутствие хотя бы воображаемой причастности чему-то впечатляющему и долговечному.

Если смотреть с точки зрения вечности, между властью, аристократией и простым народом нет никаких непримиримых противоречий — они все не могут обойтись друг без друга. Медный всадник, попирающий маленького человека, — конечно, необыкновенно мощный образ. Но я уже не раз обращал внимание: Медный всадник еще и гениальное произведение искусства, к которому со всего света тянутся туристы. И потомки бедного Евгения из Читы и Чухломы считают делом чести сфотографироваться у каменной волны его постамента…

Ибо и у власти, и у аристократии, и у рядового человека есть общий могущественный враг — ощущение ничтожности и бессмысленности существования. И Медный всадник не только требует жертв — он еще и открывает гению путь к бессмертию, а жизнь обычного человека наполняет смыслом и красотой. Гений и толпа перед зданием Сената протягивают друг другу руку.

Именно гении наделяют жизнь толпы смыслом и красотой. Ориентация российской культуры и образования на взращивание гениев соединила бы в себе гуманизм с государственной целесообразностью. Пушкин и Чайковский, Менделеев и Левитан способствовали душевному комфорту россиян и территориальной целостности России никак не в меньшей степени, чем душевое потребление колбасы и жилплощади.

Влияние науки и культуры всегда было основано не на их электоральной силе, а на обаянии. Вернуть им былой авторитет — как и вообще внушить людям какие бы то ни было чувства, не приносящие лично им никакой материальной выгоды — хотя бы в какой-то мере способно только искусство. Обаяние «духа» было создано прежде всего поэтами в широком смысле этого слова — людьми, умеющими изобразить духовную деятельность чем-то прекрасным и возвышенным. Я склонен думать, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Воспевать достижения «духа» должны сами аристократы духа, по мере сил освобождаясь от занудства. Боюсь, правда, что эта мера окажется весьма и весьма недостаточной и «духу» понадобится специальное пиар-агентство, в котором были бы сосредоточены мастера художественного слова и экрана, способные и понимать достижения науки и культуры, и увлекательно рассказывать о них.

Успехи науки и культуры — как раз те праздники, которыми при умелом преподнесении можно было бы встряхивать монотонное существование простого человека, а заодно вербовать новых романтиков. Но делается ли хоть что-нибудь в этом роде?

Всякое творчество питается прежде всего не деньгами, а бескорыстным восхищением, расходящаяся цепная реакция которого в конце концов и разрешается вспышками шедевров.

И вместе с всемирной славой гения резко вырастает престиж породившего его народа. Вырастить трех гениев в этом отношении выгоднее, чем удвоить ВВП. Кто, скажем, уважает Италию за ее средней руки достаток? А за Леонардо, Микеланджело, Ферми ее уважают, и еще как. Если вспомнить, что сегодня главной проблемой России на международной арене является недостаточный ее престиж в цивилизованном мире, а проблемой внутренней — неуверенность населения в достоинствах своей страны, легко прийти к практическому итогу: образовательная и культурная политика сегодняшней России должна быть направлена на производство гениев.

Соединив для этого усилия ученых и художников, которым в парламенте должна покровительствовать не демократическая, им не до того, но АРИСТОКРАТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ.

Однако, увы, нет такой партии, все клянутся лишь приверженности к демократии, то есть в верности не гениям, но толпе.

Риск открытого декларирования гениальности и аристократизма как высших социальных ценностей заключается еще и в том, что они могут вызвать отторжение у гуманистических демагогов. Но это же вызовет сплоченность аристократического меньшинства, которому на первых порах важнее всего оценить собственный размеры и возможности. Когда же это меньшинство будет организовано, оно вполне сумеет смыть пятно «антинародности» рядом разумных акций, прежде всего открывая ряды каждому, кто пожелает почувствовать себя неординарным, а затем даже и прямым отрицанием собственных лозунгов первоначального периода «бури и натиска».

Не исключаю, слово «аристократический» слишком сильно ассоциировано с сословным обществом и крепостным правом — тогда новое движение может быть названо ДВИЖЕНИЕМ КУЛЬТУРНОЙ ОБОРОНЫ.

Культурная оборона особенно важна в эпоху информационных войн, главная цель которых — разрушить у противника чувство собственной красоты, а следовательно и правоты. Сейчас в некоторых кругах, расходящихся уже и до казенных циркуляров, модно утверждать, что Россия не Европа, а особая цивилизация. Другие же круги дают отпор: нет, мы часть европейской цивилизации! Дискуссия не может иметь конца уже потому, что никакого общепринятого определения цивилизации не существует, а лично я считаю цивилизацией объединение культур, связанных представлением о совместной избранности, связанных системой общей экзистенциальной защиты. Поэтому провозгласить свою принадлежность к престижному клубу недостаточно — нужно, чтобы и члены клуба ее признавали. Но что, если одни члены ее яростно отвергают, а другие колеблются?

Тогда те из нас, кто настроен на конфликт, настаивают на особом пути России, а те, кто настроен на сотрудничество, настаивают на культурном сближении с Европой: ведь богатая чужая культура может только обогатить! Я тоже настроен на сотрудничество, но согласиться с этим аргументом не могу. Ибо, еще раз, главная миссия культуры — экзистенциальная защита, защита человека от чувства беспомощности в безжалостном мироздании. Так что любовь к чужой культуре бывает для нас продуктивна, когда она укрепляет нашу экзистенциальную защиту, и контрпродуктивна, когда ее разрушает.

Давным-давно в Корее среди знати был сверхпрестижен китайский язык. В результате Корея осталась без высокой национальной литературы. В России когда-то был сверхпрестижен язык французский. Однако Россия сумела выдвинуть национальную аристократию, способную выдержать культурную конкуренцию с Европой. Национальная аристократия и есть лучшее орудие культурной реконкисты, так что давно пора задуматься о широчайшей сети царскосельских лицеев, делающих ставку на самых одаренных и романтичных.

Когда народу его собственная жизнь представляется недостаточно красивой, он деградирует как целое, а частные лица, не имея эстетического допинга, пытаются добирать до нормы с помощью психоактивных препаратов, а то и кончать с собой. Но кто-то стремится слиться с победителями, а кто-то, наоборот, пытается отвоевать оружием то, что проиграно в мире духа: международный терроризм — арьергардные бои культур, проигрывающих на всемирном конкурсе красоты. На этом фоне национализм, стремящийся лишь отгородиться, а не уничтожить источник культурного соблазна, выглядит вершиной мудрости и кротости.

Когда влечение к более блистательным культурам начало разрушать еврейскую религиозную общину, главный идеолог российских сионистов Владимир Жаботинский, европейски образованный талантливый литератор, объявил первейшей национальной задачей освобождение от влюбленности в чужую культуру — унизительной влюбленности свинопаса в царскую дочь. Когда ассимиляторы возмущались, что он, мол, тянет их из светлого дворца в темную хижину, Жаботинский отвечал, что не надо изображать свое предательство возвышенными красками; разумеется, чем обустраивать родную хижину, приятнее перебраться в чужой дворец. Где, однако, вам не раз придется скрипеть зубами от унижения, ибо все дворцы обставлялись не для вас. Да, в нашей истории больше страданий, чем побед, но кто, кроме нас, среди этих ужасов сумел бы не отречься от своей мечты!

Это были типичные идеи изоляционизма и национальной исключительности. Но когда другие энтузиасты заговорили о некоем еврейском евразийстве — мы-де построим государство, вбирающее в себя черты и Запада, и Востока, — Жаботинский дал жесткий отпор. Какие черты Востока — отсутствие светского образования и демократии, порабощение женщины? Новый Израиль должен обладать всеми европейскими институтами, без которых не может быть национальной конкурентоспособности. И по мере становления государства идеологические крайности были оттеснены прагматическими задачами национального выживания, которые постепенно привели Израиль в клуб так называемых цивилизованных стран, а он как будто этого и не заметил. Ибо научился относиться к чужому суду, как и завещал Жаботинский, «с вежливым равнодушием». А если бы он твердил себе: «Мы европейская страна, мы европейская страна», — то каждый эпизод, который бы демонстрировал, что европейцы любят себя больше, чем евреев (а в политике такие эпизоды неизбежны, ибо национальный и цивилизационный эгоизм это норма), — каждый такой эпизод непременно вызывал бы волну ненависти.

Этот «особый путь» сионизма в чем-то неплохо бы повторить и России: лучше не стремиться в тот клуб, где тебя принимают не слишком нежно, чем сначала обожать, а после ненавидеть. Пусть лучше туда приведет общность исторических задач среди общих новых вызовов, средь коих довольно назвать вулканическую исламскую грезу.

Не нужно бороться ни за то, что мы Европа, ни за то, что мы не Европа, — нужно вообще освободиться от привязки к этому ориентиру, даже бешеное отрицание которого говорит о его опасной сверхценности в наших глазах.

Не говоря уже о том, что в России есть национальные культуры, которые уже никакими натяжками не отнести к европейскому клубу, — надо ли туда втискиваться ценой не только унижений, но и раскола внутри собственной страны? Нам следует, напротив, понимать российскую национальную аристократию как аристократию имперскую, объединяя в общем пантеоне максимально возможное число культурных святынь всех российских народов и народностей. Я бы даже облегчил наиболее одаренным и пассионарным представителям национальных меньшинств «путь наверх» — их присутствие в элите одновременно и укрепило бы экзистенциальную защиту меньшинств, и уменьшило бы число лидеров, способных возглавить всегда тлеющие национальные недовольства.

И не нужно бояться, что «национальные выдвиженцы» потеснят русских: нас слишком много, чтобы мы серьезно это почувствовали. А вот если мы вместо потенциальных внутренних недоброжелателей обретем друзей — это будет очень даже серьезным вкладом в культурную оборону.

Андрей Столяров, писатель, культуролог

Создать спрос на культуру

Должен сразу сказать, что «Проект…» произвел на меня сильное впечатление. По прочтении его возникает абсолютно ясное чувство, что никакой культуры у нас в России не будет. Разве что культура, как уже бывало не раз, выживет чудом — вопреки всем заботам о ней со стороны власти и государства.

Очень показательна в этом смысле стилистика документа. Призывая к защите и развитию русского языка, «Проект…», вместе с тем, демонстрирует такой тусклый и невнятный чиновничий волапюк, что начинаешь «плыть» буквально с первых же строк. Некоторые абзацы мне приходилось перечитывать по два-три раза, прежде чем удавалось понять — что именно авторы сего произведения хотели сказать. И в большинстве случаев выяснялось, что — ничего, просто набор словесных оберток, внутри которого — пустота. Это очень напоминает постановления партии и правительства позднего советского времени: те же самые «улучшить», «повысить», «создать все условия», «принять необходимые меры»… И результат, вероятно, будет точно такой же.

На мой взгляд, это вообще не проект: здесь нет ни конкретных идей, ни иерархии целей, ни механизмов их достижения. Это просто нагромождение благих пожеланий в духе мечты одного литературного персонажа, «что хорошо бы построить этакий мост через пруд, и чтоб сидели на нем купцы и продавали товары, нужные для крестьян». Единственный проектный смысл документа, который мне удалось уловить, сводится к следующему: надо дать всем по сто рублей (больше в бюджете нет), и тогда культура у нас расцветет. Это типичный чиновничий симулякр, имитация деятельности, не имеющей никакой связи с реальностью. Даже если где-то, в очень небольшом количестве мест, и пробиваются сквозь бюрократические напластования слабенькие былинки мыслей, то очевидно, что им будет не прорасти: почвы для этого нет. «Проекту…» можно поставить диагноз «интеллектуальная анемия». Или — «когнитивный ступор, осложненный канцелярскими сумерками души». Другого диагноза у меня для этого документа нет.

Мне представляется, что если уж создавать проект по «основам государственной культурной политики», то исходить он должен не из традиционных бюрократических координат, а из тех крупных реперов, которые формирует сейчас реальность.

В самом общем виде ситуация, на мой взгляд, может быть обрисована так. От конкуренции мировых религий (католицизма, протестантизма, ислама) через конкуренцию мировых идеологий (фашизма, коммунизма, либерализма) мы перешли к конкуренции мировых экономик, которая и определяет собой нынешний постиндустриальный ландшафт.

В современном мире царствует экономика. Она заменяет собою все — веру, идеологию, национальность, культуру. Впрочем, даже не заменяет, а создает из них собственный мировоззренческий композит.

Сейчас, когда в значительной мере дискредитированы обе предшествующие доктрины, либерализм и социализм, явочным порядком, как плесень, которая проступает всегда и везде, утверждается в мире совершенно новое глобальное мировоззрение, формирующее такую же новую онтологическую среду.

Данное мировоззрение можно определить как давосский дискурс.

Давосский дискурс — это культура менеджеров. Это культура людей, говорящих, вне зависимости от национальности, на одном и том же «деловом языке», придерживающихся одних и тех же поведенческих «деловых стандартов» и исповедующих одни и те же универсальные «деловые ценности».

Главный критерий этой среды — эффективность. В давосскую среду входит тот, кто умеет быстро и без лишних эмоций извлечь прибыль изо всего: из нефти, из демократии, из войны, из воздуха, из ничего. Никакие другие качества значения не имеют. Образованность, ум, культура, талант признаются лишь в том случае, если их сопровождает весомый денежный эквивалент.

Здесь своя ценностная шкала.

«Человек человеку враг», утверждал древний мир. «Человек человеку брат», провозгласило нарождающееся христианство. «Человек человеку никто», свидетельствует давосский дискурс и демонстрирует это повседневной практикой.

Если книгу читают все — это хорошая книга. Если все смотрят какой-то фильм — это хороший фильм. Если все покупают данный товар — значит это хороший товар.

Ни в коем случае не наоборот.

И никто не воскликнет наивно, по-детски, что «король-то голый»: книга плоха, фильм ужасен, товар никуда не годится.

А если даже воскликнет, его сочтут дураком.

Не может быть плохо то, что приносит доход.

Менеджеры — это элита среднего класса, это социальный ярлык той страты людей, которую ныне боготворят, как при социализме — пролетариат.

Средний класс — это наше все.

Это основа общества, фундамент устойчивого государства, законопослушный умеренный электорат.

Однако вспомним, что на другом языке средний класс — это мещане, то есть те, кто личное благополучие ставит превыше всего.

Мы вступили в царство мещан.

В эпоху активной, деятельностной посредственности.

В период обезличенного бытия.

Вот какой мир перед нами возник. Вот в чем заключается ныне глобальный вызов. И первоочередные задачи культуры, если уж рассматривать культурную политику как проект, следует формировать в рамках именно этих координат.

Что может Россия противопоставить «давосскому миру»? Если придерживаться вектора классической экономики, то — практически ничего. Со «вторичной индустриализацией» мы опоздали: для ее осуществления у нас уже нет ни средств, ни людей. К тому же следует иметь в виду одно принципиальное обстоятельство. В России более холодный климат, а также более длинные и трудные коммуникации, чем в большинстве индустриально развитых стран, нам всегда будет сопутствовать это дополнительное экономическое обременение. Производство в России всегда будет чуть менее эффективным, и если раньше, во времена автаркических экономик, это решающего значения не имело, то сейчас, в эпоху глобализации, даже ничтожная разница в стоимости производства постепенно вытесняет страну на хозяйственную периферию.

Опираясь исключительно на физические ресурсы, Россия всегда будет экономически отсталой страной. Иных перспектив у нее просто нет.

Однако история знает впечатляющие примеры, когда для развития были использованы ресурсы метафизические — особенности национальной культуры, вдруг обнаружившие высокую экономическую эффективность. В свое время, когда Япония вступила в период модернизации («революция Мэйдзи», 1868 год), обнаружилась на этом пути принципиальная трудность: в стране существовала специфическая каста воинов-самураев, которые, с одной стороны, никак не вписывались в модернизационный процесс, а с другой — представляли собой реальную силу, могущую пошатнуть, а то и свергнуть центральную власть. Был найден парадоксальный выход: самураев начали назначать исполнительными директорами (так бы мы определили эту должность сейчас) во вновь образуемые фирмы и предприятия. Каков был результат? Самураи привнесли в сферу управления этические характеристики комплекса «бусидо»: систему старшинства, безусловное исполнение долга, полное подчинение личных стремлений интересам этих предприятий и фирм. Возникло то, что ныне называется корпоративной культурой, и во многом благодаря именно ей выросли гигантские японские корпорации, «дзайбацу», известные всему миру.

Считается, что именно дзайбацу сделали возможным японское экономическое чудо: превращение отсталой средневековой страны в одну из главных индустриальных держав. Эффективность корпоративного стимулирования, применяемого в дзайбацу, оказалась настолько высокой, что во второй половине ХХ века ее начали интенсивно заимствовать американские и европейские фирмы.

А теперь поставим простой и ясный вопрос. Есть ли в русской национальной культуре нечто такое, что могло бы обеспечить России мощный экзистенциальный прорыв? Вывести ее из ступора сырьевой стагнации и открыть перед ней перспективный онтологический горизонт? На простой и ясный вопрос можно дать такой же простой и ясный ответ. Да, такое качество в русской культуре есть, и оно уже давно отрефлектировано национальной культурософией. Это склонность нации не к прагматике, а к метафизике, склонность «двигаться на звезду», способность ради большой и интересной идеи забывать о собственном материальном благополучии. Во всяком случае, отодвигать его на второй план.

Это специфика именно русской культуры, и таковой особенностью ее, как мне кажется, не следует пренебрегать.

Теперь опять обратимся к истории. Когда в 1866 году прусские войска разгромили армию Австрийской империи при Садове, канцлер Бисмарк сказал, что «эту войну выиграли немецкие учителя». Подразумевалось, что качественный уровень немецкого солдата был значительно выше австрийского, что являлось следствием немецкого школьного образования. Вспомним, что советская модернизация образования, то есть последовательный переход ко всеобщему начальному, всеобщему среднему и затем — к массовому высшему образованию породил пассионарную волну инноваций, длившуюся более полувека, вплоть до 1980-х годов. Советский Союз создал легендарный танк «Т-34», систему залпового огня «катюша», атомную и водородную бомбы, первым вывел на орбиту искусственный спутник Земли, первым запустил человека в космос… Вспомним также, что политические, экономические и военные успехи Соединенных Штатов не в последнюю очередь были обусловлены систематическим включением в американскую нацию образованных людей — эмигрантов со всего мира. Интересно, что когда та же Япония после поражения во Второй мировой войне поставила перед собой задачу догнать (и перегнать) западные страны по уровню экономического развития, то акцент в культурной ее политике был сделан именно на образование. И аналогичную акцентированную образовательную политику проводил Тайвань в период своего бурного экономического роста.

Вот тот ресурс, который необходим современной России, и задействовать этот ресурс может только целенаправленная культурная политика государства.

Бессмысленно, на мой взгляд, как это предлагается в обсуждаемом здесь «Проекте…», «просто так» финансировать издательства, театры, библиотеки, выставки, художественные галереи. Кто туда будет ходить? Я иногда бываю в художественных галереях и что-то не замечаю там жаждущих толп, кроме, разумеется, приятелей автора, вынужденно пришедших на презентацию. Та же самая ситуация с чтением журналов и книг. Читать серьезную и качественную литературу будет только образованный человек. А тот, кто соответствующего образования не получил, пойдет на футбол или включит очередное идиотское телешоу.

Задача государственной культурной политики — формировать не предложение, масштабы которого и так избыточно велики и которое, будем откровенны, под маркой искусства часто предлагает всяческий суррогат, а создавать обширный и качественный спрос на культуру — формировать страту людей, не мыслящих вне культуры полноценного человеческого бытия.

Правда, формирование такой страты требует аксиологической трансформации. Вместо давосской идеологемы «быть успешным — это значит быть богатым», которая постепенно внедряется в национальное сознание россиян, необходима идеологема «быть успешным — это значит быть умным и образованным», а богатство (накопление денежных знаков) — не та ценность, которой стоит посвящать свою жизнь.

Вот какова, на мой взгляд, сейчас главная задача государственной культурной политики — выдвинуть на первое место образование и интеллект. Все остальное должно быть ориентировано на нее. И лично мне представляется, что никакой другой перспективы у нас нет.

Максим Шевченко, журналист

«На русской культуре можно основать братство, но нельзя государство»

1. Главные цели государственной культурной политики Российской Федерации это:

— содействие развитию собственно культуры во всех ее аспектах (искусство, музейная деятельность, книгопечатание, исследования и т.д.). Считаю, что государство не должно запрещать современные актуальные формы искусства, но и не обязано поддерживать то, что не считает правильным или внятным. Искусство развивается благодаря поддержке. Особенно современное и актуальное. Государство не должно препятствовать развитию рынка современного искусства и инвестициям в него;

— содействие культурному развитию каждого гражданина РФ согласно его запросам и потребностям. Государство не должно запрещать поиски и эксперименты, но не обязано их пропагандировать. Государственная политика должна быть направлена на пропаганду ценностей личного культурного развития в интересах развития общего — свободы, ответственности перед обществом, поиска справедливости, приоритета творческого труда над бессмыслицей потребления. То есть всего того, что изначально свойственно нашим народам;

— содействие развитию народов Российской Федерации как уникальных и неповторимых этно-культурных общностей. Каждый народ РФ, независимо от его численности, дорог и в равной мере ценен для нашей страны. Госполитика обязана учитывать интересы всех народов в равной мере и создавать возможности для выгодных инвестиций в их культурное развитие.

2. Культура всегда есть проявление человеческого перед лицом нечеловеческого — времени и истории с ее неизбежной смертью в конце. Культура есть способ защиты человека перед тем, что делает его лишь щепкой в водовороте событий. Культура выше информационных войн, которые являются лишь аспектом политики. Вопросы культуры (человеческое и нечеловеческое в их соотношениях) настолько выше всякого рода информационных войн и технологий, что задачи культуры в такие эпохи — хранить содеянное, постигать настоящее и творить ради будущего. Других задач у культуры нет и быть не может. Цивилизационные разломы — вещь условная, равно как и цивилизация. Культура неизбежно будет разламываться вместе с цивилизацией. Но эти разломы плодотворны, если их не бояться и описывать их, фиксировать, направлять. Диалектика — сущность культурного развития. Кризис — источник творчества. Конфликт — основа сюжета. Как этого можно бояться? Культура жива, пока в ней нет страха. Иначе она, как и все человеческое, замыкается в себе и начинает полниться самовоспроизводящимися психозами. Умирает и энтропирует.

3. Существует заблуждение, что русская классическая культура якобы государственна. Почти все созданное в рамках госполитики романовской или сталинской империи — пусто, мертво, ходульно, дидактично. Русская культура — глубоко революционна. Она пронизана острым чувством поиска справедливости и смысла жизни. Даже консервативные творцы, по сути, бунтари — они не умещаются в государственные линии бюрократической империи. Русская культура всегда в поисках человека и его оправдания. Именно поэтому к ней так потянулись образованные представители других народов. Именно поэтому они так жадно впитывали ее гуманизм и экзистенциализм, находя в русских вопрошаниях и ответах о смыслах и путях человека, общества и мира важнейшие вехи собственного развития. Русская культура вся пронизана противостоянием человека Левиафану, государству. На русской культуре можно основать братство, но нельзя государство. Она не уместится в благоразумие бюрократии. Чиновники всенепременно начнут ее обкарнывать, укладывать в прокрустово ложе своих представлений о стройности государственного (всегда немного аракчеевского) мира. Поэтому если современное сознание будет формироваться именно на основе гуманистической русской культуры, а не на ее кастрированном суррогате (как обрезанный "Архипелаг Гулаг", например, изданный для верноподданической новой России, должно быть, по версии издателей и чиновников, должной любить голубые мундиры, околыши и величие власти во всех его чудовищных проявлениях), то это сознание не будет ни верноподданическим, ни государственническим. Проклятые русские вопросы вылезут из-под глыб законности и порядка и поразят "русских мальчиков" будущего в самые их сердца. Это неизбежно.

4. Культуру в социуме надо поддерживать сознательным и принудительным навязыванием ее хотя бы общих аспектов простому народу через доступные ему формы — в современном мире это, например, сериалы-экранизации, публичные культурные акции и т.д. Большинство людей реагирует на понятные и простые вещи и сюжеты. Искусство социальной интерпретации культуры, массовость ее — полезное дело, если существует не ради только наживы, но адресовано человеку и задачам его развития. Но элитарной культуре надо просто не мешать. Хотя бы потому, что мешать ей бесполезно. Подлинное все равно будет жить и развиваться, поскольку является одним из аспектов, проявлений человеческого в его полемике с нечеловеческим — смертью, временем, властью, верой и т.п. Культура имеет массу аспектов — и, в частности, антисоциальный аспект культуры также важен и значителен. Игра в бисер, непонятная и чуждая социуму, оказывается значимой для него спустя столетие. Культура не сводима к простым задачам обслуживания запросов социума. Иногда она отталкивается от ненависти к социуму и приходит к бегству из него и от него. Конечно, и в этом своем аспекте она будет рано или поздно социализирована — через включение в рынок, слияние объекта культуры с объектом торговли. Но такова диалектика общества и его развития.

5. Я считаю, что все учреждения культурной направленности должны получать базовую господдержку и иметь возможность свободного аккумулирования средств для собственного развития. Надо шире связывать их обязательствами с попечительскими советами, местным самоуправлением, регионами. Все формы развития хороши. Государство не должно мешать и по мере сил — поддерживать.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

Судьбы двух империй

Лурье Светлана Владимировна — публицист, доктор культурологии, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург), автор книг «Метаморфозы традиционного сознания», «Историческая этнология», «Психологическая антропология», «Империя как судьба» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Восток как яблоко раздора

Весь XIX век прошел под знаком англо-русского соперничества на Востоке. Остроту этого соперничества можно понять, если учесть, что и русские, и англичане считали, что на карту поставлено само существование государства: «Англия должна быть первой среди наций и руководить человечеством или отказаться не только от своих владений, но и от своей независимости», — писала газета «National Review». Русские ставили вопрос так: «Или действовать решительно, или отказаться от своих владений в Азии... заключив государство в границах начала XVII столетия»1 . Англичане же, в свою очередь, слагали стихи о том, что «русские никогда не будут в Константинополе».

Главным стержнем английской политики была оборона Индии. Англичане были убеждены, что рано или поздно Россия посягнет на эту жемчужину британской короны. Так, генерал-майор У.Мак-Грегор просчитывает во всех деталях, буквально по дням, как русские могли бы завоевывать Индию. А генерал-майор сэр Г.Раулинсон в 1868 году довольно остроумно описывает стратегию действия русских на Востоке и предсказывает порядок их дальнейшего продвижения. Генерал Снесарев в раздражении назвал все рассуждения Раулинсона «белибердой», однако поход русских на Индию действительно обсуждался время от времени и обсуждался более или менее серьезно, хотя никогда не был делом окончательно решенным. Вместе с тем, предприятие казалось вполне выполнимым. «При благоприятных обстоятельствах сплав войск к воротам Индии не только возможен, но и удобен», — замечает И.В. Вернадский в статье «Политическое равновесие и Англия». Другие авторы откликаются на эти гипотетические рассуждения разумным вопросом: если мы завоюем Индию, что будем с ней дальше делать?

Тем не менее, француз Г. де Лакост едет на Восток, желая описать для европейской публики подробности ожидаемой смертельной схватки: «Я выехал из Парижа, проникнутый идеями, что фатальная борьба между китом и слоном неизбежна. В Турции, Туркестане, Кашгаре и Индии я собрал сведения, которые привели меня к заключению совершенно противоположному». Вывод де Лакоста вполне категоричен: «Столкновение бесполезно, и им выгодно путем дружелюбным согласиться на справедливый дележ». В последней трети XIX века тема о желательности примирения начинает звучать все чаще. Ведь соперничество «приблизилось к той стадии, когда соперники должны либо стать открытыми врагами, либо друзьями-партнерами»2 . В 1907 году между Россией и Англией было подписано всеобъемлющее соглашение о разграничении сфер влияния на Среднем Востоке. Необходимость срочного примирения диктовалась причинами внешнеполитическими (на восточную арену вступал новый игрок — Германия). Но велика была роль причин внутреннего характера. Их хорошо сформулировал М.Н. Аненков в предисловии к работе английского полковника Джона Эдея «Сатина. Горная экспедиция на границы Афганистана в 1863 году»: «Задача им и нам поставленная одинаково трудна: они и мы должны бороться с фанатизмом, невежеством, косностью, почти дикостью, и потому между ними и нами нет возможности найти повода к ссоре и даже к соперничеству. Нам предстоит одинаково трудная и одинаково дорогая работа в одном и том же направлении».

Казалось бы, ничего более несовместимого и представить невозможно. Столь различны были эти две империи — Российская и Британская, не только по истории своей, но и по духу, по смыслу своему, по реальности, которую они создавали в своих пределах, что трудно представить себе задачу, которую им бы пришлось решать в сходном направлении и испытывать одни и те же трудности. При всем при том, сходства между российской Средней Азией и британской Индией гораздо больше, чем представляется на поверхностный взгляд.

Что есть империя?

Но прежде, чем продолжить, следует сказать несколько слов о теоретических основах этой статьи.

Выделяют два вида империализма: миссионерский и коммерческий. Ни Российская империя, ни империи западно-европейских стран XIX века не представляли собой тот или другой в чистом виде, так что разделение достаточно условно. Можно выразить его несколько иными словами: территориальная экспансия может быть культурно-детерминированной и прагматически-детерминированной. Я предлагаю обозначить культурно обусловленную экспансию (когда народ, сознательно или неосознанно, преследовал ту или иную идеальную цель, по крайней мере, наравне с прагматическими, экономическими и военно-стратегическими целями) как имперское действие, а прагматически обусловленную, как империалистическое действие.

В этой статье речь пойдет исключительно об имперском действии, экономических вопросов формирования империи я касаться не буду.

Обычно под словом «империя» историки и политологи понимают конгломерат территорий, имеющий те или иные формы институциализированных связей, сложившиеся в ходе экспансии какого-либо народа. Однако, на мой взгляд, было бы правильнее относить слово «империя» к результату не прагматически-детерминированной, а культурно-детерминированной экспансии. Я признаю, что провести четкую грань между «результатом имперской экспансии» и «результатом империалистической экспансии» невозможно как потому, что идеальные мотивы экспансии в жизни часто переплетаются с экономическими, так и потому, что экспансия, внешне представляющаяся сугубо прагматически-детерминированной, на самом деле может иметь глубокие идеально-культурные корни (как в случае британской экспансии XIX века).

Чтобы понять ценностное основание той или иной империи, следует обратиться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей импульс. Можно возразить, что этот первоначальный импульс может восприниматься рядом последующих государственных деятелей как анахронизм, в то время как империя занимает свое собственное место в традиции народа, существует как «вещь в себе». Действительно, не все в политике империи является следствием ее центрального принципа. Так, русская государственность складывалась под сильным ордынским влиянием. В XVIII — XIX веках Россия находилась под значительным влиянием Запада. Заимствовались некоторые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все то, что можно было бы назвать международными культурными доминантами эпохи, которые зачастую грозили фатальным образом разрушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. Эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их «шестому чувству» — ощущению целостности и последовательности государственного процесса.

Земная копия Царства Небесного

Россия заимствовала у Византии, а через нее — у Рима практически все наиболее важные компоненты центрального принципа империи. (Думаю, нет смысла оговаривать, что в процессе русской истории некоторые из компонентов значительно трансформировались и получили внешнее выражение, более соответствующее эпохе и географическому положению страны.)

Наиболее характерная особенность Римской империи, которую признают за ней большинство авторов, — это ее универсализм. Рим претендовал на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Эту черту часто рассматривают как уникальную. Последнее, однако, неверно. Как неверно и представление, что уникальность Римской империи состояла в ее политическом изоляционизме: «Римская империя была результатом завоевания, которое было подобно скорее не империализму Афин или Александра, а древнему изоляционизму, который стремился распространиться на весь обитаемый мир, чтобы стать единственным во вселенной. Вследствие этого Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств»3 . Сочетание универсализма с изоляционизмом и сакрализацией общественно-государственной жизни было свойственно и другим имперским традициям — в частности Древнему Египту, Персии, и, конечно, китайской, которую можно считать классической имперской традицией, параллельной римской и практически равнозначной ей.

Особенность Рима состоит скорее не в имперском принципе, а в специфике его реализации. Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике — она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. «Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма»4. Таким образом, была задана идеальная модель империи — в том, прежде всего, что касается формы. В Римской империи были заложены основные принципы внешней политики Византии с ее искусством управления народами.

В мировоззрении византийцев и всего византийского культурного ареала Римская империя занимала особое место. Она оставалась единой и единственной империей языческих времен, имевшей истинно религиозное значение как земной образ единого и единственного Царствия Божия.

В основе Византийской империи мы находим идею о том, что земная империя является иконой Царства Небесного и что правление императора есть выражение Божественного господства.

В своем идеале империя — это сообщество людей, объединенных идеей православия, то есть правильной веры, идеей правильного славления Бога, и таким образом преодолевших то разделение на языки, этносы, культуры, которое было следствием греха — попытки человечества самовольно достичь Небес, построив Вавилонскую башню. Поэтому так важен для византийцев универсализм, принципиальное презрение к иным культурам как к низшим. Через всю историю Византии красной нитью прошло неприятие идеологами империи (а их круг был широк, поскольку включал в себя монашество) любого национализма. В том числе и собственного, греческого, который, разумеется, всегда существовал в Византийской империи, особенно усиливаясь в периоды ее кризиса, но неизменно встречал противодействие со стороны ее православных идеологов. Многонациональность Византии имела для нее принципиальное значение. И прежде всего это относилось к православным: Византийская империя мыслила себя как единственное и единое государство всех православных народов.

Примечательно, что патриарх Фотий (около 820 — 889) писал как о подданных империи даже о русских, которые были политически независимы от Византии. В известном смысле он был прав. Русские признавали принцип православного универсализма и авторитет византийского императора, хотя и не были ему подвластны де-юре и со времен Ярослава не стремились себя ему противопоставлять. «Политическая мысль Византии, — пишет Д.Оболенский в книге “Связи между Византией и Русью в XI — XV веках”, — исходила из того, что император есть "космократ", чья власть, в идеале распространяющаяся на всю ойкумену — на весь цивилизованный мир, фактически охватывает те земли Восточной Европы, которые в религиозном и культурном отношении попадают в орбиту империи». Согласно византийской традиции, повиновение императору обуславливалось его православностью. Принцип православия главенствовал в империи — именно он определял легитимность любых ее установлений, именно он обеспечивал основание и для ее универсализма, и для ее изоляционизма.

Принцип изоляционизма определял и внешнюю политику Византии. По существу то, что обычно принято относить к сфере внешней политики, для Византии было политикой либо пограничной, либо внутренней. Что касается первой, то она достаточно хорошо известна. Византия сосредотачивала свое внимание на контроле над народами и племенами, проживающими вдоль ее границ. Окружающие империю народы рассматривались как «полезные» или «вредные» для империи. «Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах “варваров”, об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тщательно собранных сведений строилась византийская дипломатия, или “наука об управлении варварами”. Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того, чтобы угрожать ей… Так одни варвары были оплотом Империи против других»5.

Более интересна другая сторона «внешней-внутренней» политики Византии — та, которую можно было бы назвать монашеской политикой. Результатом такой политики, как показал Г.М.Прохоров в книге «Повесть о Митяе», была Куликовская битва: идея решительного боя татаро-монголам вызрела в кругах византийского монашества. Тщательно изучавший данный вопрос о. И.Мейендорф полагает, что ее результатом было планомерное «взращивание» Московской Руси как оплота православия на Севере, а, возможно, и преемницы Византии. В монашеской среде, преданной идее универсальной империи, и вызревает постепенно принцип «Translatio Imperii» («Перенос империи». — ред.).

Первоначально эта концепция относилась к генезису Византийской империи и лишь в XIV веке стала относиться к России. «Идея простой Римско-Константинопольской преемственности к VI веку мало-помалу уступила место понятию более сложному, а именно, что Византия — это Рим новый и обновленный, призванный обновить Рим древний и падший. Эта концепция "Renovatio Imperii" («Возрождение империи». — ред.), которая достигла своего апогея между IX и XII веками и которая предполагала фигуру умолчания по отношению к германским императорам, была связана с идеей, что местопребывание империи было перенесено Константином из Рима в Константинополь. Здесь без труда просматривается понятие, выработанное в ходе дальнейшей эволюции — "Translatio Imperii", которая на своем последнем этапе расположилась в сердце России XVI века, идеологи которой утверждали, что после падения Константинополя Москва стала третьим и последним Римом»6 .

Два Рима пали, а третий стоит

Вплоть до Флорентийской унии — недолго просуществовавшего соглашения об объединении католических и православных церквей (1438—1439) — Россия чувствовала себя частью Византийского мира. До самого XV века народы, входящие в культурный ареал Византии, стремились эмансипироваться от греков, и «лишь Русь оставалась в стороне от этой тенденции, сохраняла преданность Византии, решительно поддерживая… руководство византийской церкви»7, несмотря на все раздирающие империю на части центробежные тенденции.

После падения Константинополя в 1453 году русским представлялось, что они остались единственным православным народом в мире. Именно в это время псковский монах Филофей и написал свое знаменитое: «два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать», ведь утеря вверенного русским на хранение Сокровища веры означала бы «гибель истинного благочестия во всей вселенной и воцарение на земле Антихриста».

Россия переняла у Византии традицию универсализма и изоляционизма не механически, а пережила ее как собственный драматический опыт. Для Рима эта традиция была почти естественна (отношения с современными ему империями Востока у Рима были малоинтенсивны, от них легко было абстрагироваться). Более или менее естественной она была даже для Византии, которая могла позволить себе временами абстрагироваться от Запада, а временами считать его варварским, равно как и Восток, и строить свою внешнюю политику прежде всего как приграничную политику, формирование буферной зоны. Однако Россия изначально была государством среди других государств и вела активную и отнюдь не только приграничную политику как на Востоке, так и на Западе. Конечно, в отношениях с татарами, а позднее в своей восточной политике — в ходе соперничества с Англией Россия создавала буферный пояс, но происходило это совсем при иных обстоятельствах, и функция этого пояса в то время оказывалась совсем иной. Россия не стремилась отгородиться от мира еретиков и варваров. Избегая крупных военных столкновений, она пыталась расширить пределы своего влияния, используя буферные образования как препятствие для распространения влияния конкурента — то есть речь шла об использовании буферов как орудия в межгосударственных отношениях. Русский изоляционизм был чисто психологическим, но от этого не переживался менее остро.

Психологическая самоизоляция России не могла не вести и к тому, что актуальной составляющей российского имперского комплекса стал универсализм — мир неправославный воспринимался, конечно, не как варварский, но как погрязший в грехах и заблуждениях и по сути не было бы большим преувеличением сказать, что границы России очерчивали в ее представлении почти весь цивилизованный мир, то есть мир, сохранивший благочестие и неподдающийся власти дьявола.

Чем, собственно, была в этом смысле империя? Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде — порядка внутри монастыря. И это, собственно, не столько инструмент экспансии, сколько своего рода оборонительный инструмент, призванный закреплять то, что было достигнуто иным путем, защищать от внешних посягательств и внутренних настроений. Однако задачей государства было также и расширение зоны потенциального православия, хотя вплоть до XVIII века Россия не знала миссионерства как целенаправленной государственной деятельности (как не знала ее и Византия). Задачей государства было устанавливать границы Православного царства, а обращать туземное население в православие — это дело Промысла Божьего.

Примат религиозных мотивов над национальными и прагматическими обнаруживался в российской политике (прежде всего в южном направлении: Балканы — Афон — Константинополь — Святая Земля — Эфиопия) вплоть до начала ХХ века. Особенно отчетливо конфликт между религиозными (или религиозно-государственнными) началами и началами национальными проявил себя в ходе Балканской войны. Публицистика воспевала войну за освобождение единокровных славян и национальную идею, идеологи православной империи пытались оспорить национальную идею, а народ национальной идеи не понимал вовсе, продолжал воевать за свою веру, по-своему истолковывая сложные политические игры. Апелляция к единству кровному, племенному остается для крестьян пустым звуком. А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни» писал, что, по мнению крестьян, «вся загвоздка в англичанке. Чтобы вышло что-нибудь, нужно соединиться с англичанкой, а чтобы соединиться, нужно ее в свою веру перевести. Не удастся же перевести в свою веру англичанку — война». Итак, Балканская война — война за веру, но война с Англией, у которой Турция только марионетка.

Россия сложилась как государство в эпоху, когда мир уже был поделен между так называемыми «мировыми религиями» и собственно активная миссия могла быть направлена только на те народы, которые оставались еще языческими. Можно было бы ожидать, что только эти территории и представляют для России реальный интерес. Однако специфический универсализм Российской империи выразился в том, что ее границы рассекали мусульманский, буддийский, католический и протестантский миры — регионы, где были приняты перечисленные вероисповедания, на общих основаниях входили в состав империи. Последняя как бы втянула в себя все разнообразие и все религиозные противоречия мира, стремясь «отыграть» их и победить внутри самой себя. И если гражданство Византии в значительной степени зависело от православной веры, то в России, где православие занимало не менее значительное место в государственной идеологии, гражданство и все связанные с ним права давались по факту проживания внутри границ империи как бы в преддверии обращения подданных в православие. Соответственно, от подданных прежде всего требовалось приобретение всех гражданских добродетелей в надежде на то, что обращение произойдет со временем, хотя бы лет через сто. Так, цель государственной политики в Туркестане была сформулирована его первым генерал-губернатором К.П.Кауфманом следующим образом: «Сделать как православных, так и мусульман одинаково полезными гражданами России».

Интересно отметить, что главным недостатком этой политики было именно то, что «русские» мусульмане рассматривались именно в контексте внутренних отношений Российской империи, почему и предполагалось, что они привыкнут к новым условиям, сойдутся с русским православным населением и в конце концов пожелают слиться с ним. Вовсе игнорировалось, что мусульмане остаются частью исламского мира, с которым при любых обстоятельствах они будут чувствовать свое единство и стремиться поддерживать отношения. Для русских психологически государственная граница как бы отсекала завоеванные регионы от остального мира, ставила непроницаемый барьер. Если Советский Союз ставил между собой и внешним миром «железный занавес», то Российская империя его не ставила, поскольку психологически имелось впечатление, что он возникает как бы сам собой, по факту картографических изменений.

Российская империя не имела идеологии, которая отражала бы изменившееся положение дел. Поскольку признавался факт «переноса империи», то подспудно оставалась актуальной византийская имперская идеологема. В XVI — XVII веках идея «Translatio Imperii» выражалась в виде очень популярной в то время легенды о «Белом клобуке» и «Сказания о князьях Владимирских». В XIX веке, когда подавляющее большинство русской образованной публики мыслило или пыталось мыслить в европейских категориях, трудно было найти подходящие слова или образы для выражения имперский идеологии Византии и идеи «переноса империи». Однако это не означает, что они потеряли свою актуальность. Вопрос имперской идеологии (в отличие от идеологии самодержавия) в России не обсуждался. Вместе с тем, сохранение и в XIX веке важнейших принципов имперского действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что неявно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царствия Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира.

Что касается императорской власти, то можно согласиться с мнением Л.Тихомирова: «У нас не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более выдержанной форме, нежели в самой Византии»8 . Это имело, однако, то следствие, что в России не установилась та «симфония» власти императора и патриарха, которая — по крайней мере, временами — достигалась в Византии. Так, скажем, русский царь не имел права голоса в догматических вопросах. Представления же об «имитации» царем божественной власти были развиты в России едва ли не более интенсивно, чем в Византии. Однако, как и в Византии, эта идеология оставляла принципиальную возможность цареубийства. Причем следует заметить, что если в Византии, с ее частыми государственными переворотами и слабостью системы правильного престолонаследия, эта возможность убийства неправославного императора воспринималась как вполне законная (об этом писал Константин Бaгрянородный), то в России, с ее идеальной монархией, эта идея существовала как бы в подполье, принимала извращенные формы, выражала себя в постоянных сомнениях народа в легитимности того или иного из правящих императоров и перманентно вспыхивающих по этой причине бунтах, а в конце концов — в убийстве Николая II, может быть, самого православного за всю историю России императора.

Что касается в целом государственного строя России допетровских реформ, то часто указывают на то, что он сложился под влиянием Золотой Орды. Этот взгляд не представляется вполне корректным. Многое в государственной идеологии и государственной структуре России, имевшее восточное происхождение, могло быть воспринято от Византии, которая являлась вполне восточной империей в смысле своего государствоцентризма. Во всяком случае, византийский дух не был препятствием к заимствованию у Золотой Орды отдельных (хотя и многочисленных) элементов государственной структуры. Они вполне вписывались в ту идеологему империи, которую Византия принесла на Русь.

Однако русские проигнорировали доставшееся Византии по наследству римское право. Но если когда-то само это право было основой для имперского универсализма, то с течением времени оно превратилось в декоративный атрибут и в конце концов отпало. Однако само совмещение принципов культурного универсализма и политического изоляционизма, впервые в полной мере воплотившееся в Древнем Риме, оставалось полностью актуальным в России вплоть до большевистского переворота, а, если рассматривать его с чисто формальной стороны, то и в течение последующих десятилетий.

Нелегкая ноша

Как мы говорили выше, имперское действие (в отличие от империалистического, которым руководит исключительно прагматика) определяется культурой. В культурной экспансии можно выделить две составляющие.

Первая из них — механизм освоения народом территории, специфическая для каждого этноса модель народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием заселяемого пространства и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование уже постфактум. Он вытекает из «этнопсихологической конституции» народа, из комфортности для народа того или иного способа действия.

Вторая — центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности. Это представление о должном состоянии мира. Центральный принцип империи всегда имеет религиозное происхождение и может быть выражен словами пророка Исайи: «С нами Бог, разумейте, народы, и покоряйтеся, ибо с нами Бог» (Исайя, 7, 18—19). Если «должное состояние мира» подразумевает ценность определенных государственных форм, а кроме того, обязанность распространять «должный порядок» на окружающий мир, то эта ценностная максима требует от принявшего ее народа имперского действия.

Имперские доминанты Рима, Византии и России во многом оставались схожими. При этом модели колонизации, модели освоения пространства, восприятия иноэтнического населения, свойственные народам этих трех империй, были различными. Не говоря уже о том, что и существовали эти империи в различные эпохи, в различном политическом и культурном окружении. Следовательно, каждый народ воспринимал имперскую систему, лишь минимальным образом адаптируя ее к своим этнопсихологическим особенностям и условиям существования. Скорее, он сам к ней приспосабливался. Система была для народа нелегкой ношей, жесткими рамками, в которые он сам себя (и других) ставил. Изучение истории империи невозможно без учета того, что каждый ее эпизод — это пример реализации (более или менее удачной) центрального имперского принципа в любых конкретных обстоятельствах.

С некоторой осторожностью можно утверждать, что имперская система во многих своих аспектах не зависит от этнической и психологической специфики. Индивидуальным является способ усвоения имперских доминант и пути их реализации. Последние связаны, в частности, с моделями народной колонизации, особенностями восприятия и освоения территории. Способ усвоения имперских доминант, психология их восприятия и интериоризации также безусловно связаны с особенностями народа, их принимающего. Тем не менее, центральный принцип империи является автономной составляющей имперского комплекса. Он определяет каркас здания империи — народная жизнь встраивается в него, подстраивается к нему. Более того, он требует определенного насилия имперского народа над самим собой, подавления собственных непосредственных импульсов и порой вступает в противоречие с механизмом народной колонизации.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»,— писал в середине прошлого века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.

Что представляла собой Российская империя в ее идеальном образе? Она должна была заменить собой империю Византийскую, стать Третьим и последним Римом, единственным земным царством православия. Православие и было той идеей, которую должно было нести с собой русское государство, и включение в него новых и новых земель означало расширение пределов православного мира и увеличение численности православного народа. Таким образом, парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества — происходила сакрализация государства. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию православной государственности, является русским. И стало быть, понималось не так, что русские — православный народ, а наоборот: весь православный народ — русские, по имени православного государства. Эта мифологема не столько высказывалась вслух, сколько проявлялась через действия, поступки, реакции людей, строивших Российскую империю.

Но мифологема воплощалась в реальном мире. И в том пространстве, которое возникало между мифологемой и жизнью, разворачивались такие события и отношения, которые создавали для носителей имперской идеи не только внешние, но и глубокие внутренние конфликты. Это естественно, поскольку имперское строительство — процесс непростой и противоречивый. Создание империи состоит в перманентном преодолении конфликтогенных ситуаций.

Явление внутреннего быта

История России есть «история страны, которая колонизируется», — такое определение дал русский экономист, автор работ по вопросам земплепользования и землевладения в Сибири, аграрным общинам, переселенческим вопросам, статистике А.А.Кауфманв книге «Переселение и колонизация». Определение, вне всякого сомнения, верное. Так, переселение из Рязанской губернии началось уже в то время, когда многие из селений здесь не имели вполне устойчивого вида, когда вообще крестьяне далеко не прочно осели еще на местах своей оседлости. Переселение из Курской губернии, по свидетельству земского сводного статистического сборника, началось как раз с того времени, когда закончился здесь процесс колонизации. И хотя массовые коллективные переселения не являются специфической русской чертой, но, как отмечает тот же Кауфман, «русские переселения существенно отличаются от аналогичных движений в Западной Европе тем, что они не имели характера эмиграции, то есть выселения из страны, а представляли собой простой переход с одного места жительства на другое… Новые территории, приобретаемые русскими, являются в полном смысле слова продолжением России».

Граница определяется передовой линией русских отрядов. Это восприятие мы встречаем и у Пушкина в его «Путешествии в Арзрум». «Вот и Арпачай,— говорит мне казак.— Арпачай! Наша граница… Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… И я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег уже был завоеван. Я все еще находился в России».

Русский путешественник по Средней Азии Евгений Марков описал замечательную сцену, как русские крестьяне-переселенцы едут в только-только занятый нашими войсками Мерв: «Смелые русаки без раздумья и ничтоже сумняшись валили из своей Калуги в Мерву, как они называли Мервь, движимые темными слухами, что вызывают сюда в “забранный край” народушко российский на какие-то царские работы»9. Надеются крестьяне, что будут возмещены им потраченные на дорогу деньги и даны особые государственные льготы. А льгот никаких и в помине нет, и никто в новом «забранном» крае переселенцев не ждет, тем более не зовет...

Эта сцена очень типична. По мере продвижения русских войск в юго-восточном направлении занятые земли очень быстро заселялись русскими крестьянами. Напор колонизационного движения кажется поистине удивительным. Первые крестьянские просьбы о переселении в Сыр-Дарьинскую область относятся еще к 1868 году — году завоевания. В том же 1868 году, непосредственно после завоевания, первые русские колонисты переселились в Семипалатинскую область: 242 семьи из Воронежской губернии прибыли в Верный. Что же касается других регионов Средней Азии, то к 1914 году 40 процентов населения Киргизской степи и 6 процентов населения Туркестана, очень густо заселенного, составляли русские, в большинстве своем земледельцы. «Скорость, с которой русские крестьяне и другие колонисты заселяли районы, присоединенные с помощью силы, заставляла стираться грань, отделявшую колонии от метрополии»10 .

Как указывал А.Кауфман в упомянутом уже исследовании русской крестьянской колонизации, массовые переселенческие движения России, в отличие от Западной Европы, «были издревле и остаются до сих пор явлениями внутреннего быта».

Однако это «явление внутреннего быта» имело очень своеобразный характер, а именно — в каких бы формах оно ни выражалось, оно имело характер бегства от государства (вызванного в конечном счете постоянным конфликтом между крестьянским миром и государственными структурами). По точному замечанию историка Л.Сокольского, бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество. Начиная с первого правительственного указа озапрещении переселений и утверждении застав (1683 год), первыми его нарушителями «были царские же воеводы, о чем хорошо знало и центральное правительство. Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения… накладывали на них государственные подати и оставляли их покойно обрабатывать землю».

Это естественно, поскольку «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда вместе с тем и земледельческим»11 . Но при всей важности для государства народной колонизации, без которой казенная колонизация не имела бы поддержки, государство словно бы ведет с переселенцами игру в «кошки-мышки». Как рассказывает П.Хворостинский в книге «Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи», вплоть до XX века «переселенец тайком бежал с родины, тайком пробирался в Сибирь по неудобным путям сообщения». До конца 80-х годов XIX века «ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».

Когда же государство, наконец, разрешает переселение официально, оно все-таки не управляет процессом. Исследователь переселений начала XX века Д.Драницын продолжает говорить о «вольной колонизации»: «От тундры до пустыни идет вольная русская колонизация; я говорю "вольная", так как дело Переселенческого Управления сводится к неполному удовлетворению спроса».

Поскольку колонизация зачастую оставалась «вольной», то переселенцы в новых «забранных» краях были в большинстве случаев предоставлены сами себе и успех предприятия зависел, в частности, от «их умения и средств входить в сделки с аборигенами». В литературе описывается, в качестве типичной, следующая модель образования русских поселений: «Влиятельный киргиз привлекает или из жалости принимает два-три двора, входит во вкус получения дохода за усадьбу, покос или пашню деньгами или испольной работой, расширяет дело все более и более, пока заимка не превращается в поселок из 20-30 и более дворов»12 . С другой стороны, описывая историю русских поселений, автор начала XX века отмечает поразительное упорство, с которым крестьяне отстаивали свое право жить на понравившейся им земле: «Первые годы, незнакомые с условиями жизни, переселенцы [в Муганскую степь, Закавказье] страшно бедствовали, болели лихорадкой и страдали от преследований туземцев, но с течением времени они понемногу окрепли и в настоящее время Петропавловское является зажиточным селением».

Русские крестьяне неуютно чувствовали себя только там, где сталкивались с туземными народами, обладающими собственной развитой культурой и национальным чувством, как это было в Закавказье или, например, в Приамурье, где китайцы жили абсолютно изолированно от русских (в отличие от корейцев, легко поддававшихся ассимиляции), и отношения между двумя этническими общинами были напряжены до крайности. Русский человек не чувствует себя господином над аборигенами, в каких-то ситуациях он может без всякого душевного надлома пойти в услужение к богатому туземцу. Но всякое проявление национальной обособленности, национального чувства для него дискомфортно, как нарушение общегосударственной однородности. По мере возможности он стремится нейтрализовать его.

Бегство от государства

Что же толкало русских крестьян оставлять насиженные места и отправляться на Кавказ, в Закаспийскую область, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток?

С точки зрения мотивации переселения можно выделить четыре основных потока. Во-первых, казачья колонизация, механизм которой мы рассматривать не будем: психология казачьей колонизации является отдельной темой. Другое дело, что вслед за казачьей военной колонизацией тянулись толпы крестьян великороссов и малороссов, которые заселяли казачий тыл.

Второй поток — насильственная колонизация. Это ссыльные, в частности, крестьяне-сектанты, которые выдворялись из центральных губерний России.

Третий поток колонизации можно назвать «бегством». На протяжении всей русской истории потоки людей выселялись на пустующие земли. Люди уходили от государства. Напор народной волны был столь велик, что даже с помощью крепостного права и других многочисленных мер сдержать его было нереально.

И, наконец, четвертый поток это полуорганизованное крестьянское переселение конца XIX — начала XX века, направленное и в Сибирь, и во вновь занятые области.

Традиционно, в качестве главной причины крестьянских переселений называется безземелье, но исследователи переселенческого движения отмечали, что среди переселенцев очень сильно преобладали сравнительно хорошо обеспеченные землей государственные крестьяне. Кроме того, безземелье — это причина постоянно действующая, переселения же носили «эпидемический характер», когда, как пишет А.Кауфман, «“вслед за людьми” с места снимались сотни и тысячи семей, для которых переселение не было вызвано никакой разумной необходимостью, никаким сознательным расчетом». Этот тип переселения также чрезвычайно походил на бегство, тем более, что крестьяне очень плохо представляли себе те места, в которые ехали, довольствуясь легендами о них. И даже когда правительство пыталось заставить крестьян засылать на места будущего водворения ходоков, которые могли бы оценить место и выбрать удобный участок, массы крестьян зачастую срывались целыми семьями, а иногда и деревнями, и ехали в места им неизвестные.

Но если учесть почти нелегальный характер русской колонизации, отсутствие реальной заботы о переселенцах, парадоксальными представляются народные толки и слухи, сопутствующие массовым переселениям конца XIX — начала XX века, которые очень походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными. В них очень отчетливо присутствовал мотив государственных льгот для переселенцев. Эти толки показывали, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут... Так, Кауфман рассказывает, что «среди сибирских переселенцев многие ссылались на выставленную в волостном управлении бумагу, какой-то “царский указ”, приглашавший якобы переселяться; эта бумага оказалась циркуляром… имевшим целью удержать крестьян от необходимости переселения… В Могилевской губернии в 1884 году на рост числа переселений сильно повлияло опубликование правил переселения, весьма стеснительных. Действие этой ограничительной по цели публикации было весьма неожиданным: со всех концов губернии в Могилев потянулись люди, чтобы получить разрешение на переселение. Одно слово, исходившее от властей, вызвало пожар. Пошли обычные фантастические толки, что государыня купила себе в Сибири большое имение и вызывает теперь крестьян». Любая официальная бумага, в которой упоминалось слово «переселение», истолковывалась как клич царя, обращенный к православному народу: переселяйтесь.

Итак, модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей империи очередной участок территории, словно бы разыгрывали на нем мистерию: бегство народа от государства — возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию — государственная колонизация новоприобретенных земель. Так было в XVII веке, так оставалось и в начале XX: «Крестьяне шли за Урал, не спрашивая, дозволено ли им это, и селились там, где им это нравилось. Жизнь заставляла правительство не только примириться с фактом, но и вмешиваться в дело в целях урегулирования водворения переселенцев на новых землях»13 .

Для русских, вне зависимости от того, какие цели ими движут и каковы их ценностные доминанты, арена действия — это «дикое поле», пространство, не ограниченное ни внешними, ни внутренними преградами. Освоение территории происходит посредством выбрасывания в «дикое поле» определенного излишка населения. Этот излишек на любом новом месте организуется в самодостаточный и автономный «мир». «Мир» и является субъектом действия, в частности — субъектом, осваивающим территорию, привычным «мы». На более высоком уровне это «мы» переносится на весь народ, но только таким образом, что сам народ начинает восприниматься как большой «мир».

В своей первоначальной форме русская колонизация представляла собой как бы наслоение «чешуек», участков территории, находившихся в юрисдикции отдельных «миров». Видимо, эта «чешуйчатая» структура пространства и характерна для русского восприятия. Так, большие «чешуйки» наращиваемой посредством военной силы территории в идеале должны были тут же покрываться мелкими «чешуйками» территорий отдельных русских «миров» — «дикое поле» осваивается, интериоризируется путем того, что приобретает «чешуйчатую» «мирскую» структуру. Этим объясняется и напор крестьянской колонизации даже в тех краях, которые по своим природным условиям, казалось бы, были не пригодны для оседлости русского населения. Уточним также, что в качестве «дикого поля» воспринималась народом любая территория, которая могла рассматриваться как потенциально своя: ее прежняя структурированность игнорировалась — будь это племенное деление территории или границы древних государственных образований. Признавались в какой-то степени лишь права туземной общины (если таковая имелась) — то есть та структурированность территории, которая приближалась к «мирской» — и ничто больше.

«Свое» население и проблемы ассимиляции

Государственная политика в вопросе колонизации в целом перекликалась с народным сознанием. Она определялась потребностью в заселении окраин как способе упрочнения на них русского господства. «Правительство заботилось о создании на окраинных землях земледельческого населения, пользуясь для этой цели и ссылкой, и “накликом свободных хлебопашцев”, которым предоставлялись различные льготы и пособия и давались в пользование земли… Попутно с этой правительственной колонизацией шла "вольная колонизация"… Истинная основа жизни должна была лечь, когда в землю завоеванных стран упало первое зерно завоевателя», — пишет А. Кауфман в «Переселении и колонизации».

Обычно правительство не прибегало к дискриминации инородцев, которые были для него «своими» гражданами империи, вплоть до того, что иногда местная администрация, пекущаяся прежде всего о «вверенном ей населении», сама «являлась одним из существеннейших тормозов, задерживающих переселение (русских) в ту или другую окраину»14 . Однако администрацию менее всего интересовали этнографические особенности этого «вверенного ей населения». Туземцы просто делятся на «мирных», не противящихся русской власти, выучивающих русский язык и отдающих детей в русские школы, и «буйных», оказывающих сопротивление. Так, во времена Кавказской войны все племена Кавказа «назывались одним именем — черкесов и кратко характеризовались даже в официальных бумагах как мошенники и разбойники»15 . Это отсутствие любопытства психологически объяснялось тем, что финал все равно был предрешен: каждый народ должен был рано или поздно слиться с русским или уйти с дороги, а потому исходная точка интересовала только специалистов.

Все «свое» население перестраивалось по единому образцу. Бывшие административные единицы уничтожались и на их месте создавались новые, «часто с совершенно искусственными границами и всегда, где это было возможно, с пестрым этнографическим составом населения». Расформировывалось местное самоуправление всех видов, система судопроизводства реформировалась по общероссийскому образцу, туземная общественная иерархия приводилась в соответствие с русской. Дворянство всех христианских народов приравнивалось в правах к русскому дворянству. Туземцы активно участвовали в местной администрации, порой обладая в ней очень значительным влиянием, становясь высшими государственными чиновниками и занимая высшие командные посты в армии; они вписывались в единую государственную иерархию и сами являлись «русской властью». «Лорис Медиков не армянский генерал,— восклицал публицист,— а русский генерал из армян»16. Создавалось единое административное пространство на всей территории империи.

Как это ни кажется удивительным, никакой идеологической программы колонизации, сопоставимой, скажем, с английской, где упор делался на то, что англичане несли покоренным народам просвещение и цивилизацию, в России не существовало. В специальных изданиях, посвященных теоретическим аспектам колонизации, рассматривались самые разные проблемы, но только не ее идеологическое обоснование. Видимо, в том не было нужды, оно подразумевалось само собой и основывалось на народной идеологии. Изредка повторялись трафаретные фразы о том, что Россия должна нести инородцам культуру, но обычно либо в весьма прозаическом контексте, где под культурой имелись в виду современные способы ведения хозяйства, либо в качестве упрека местной администрации — должна, но не несет: «За пятьдесят лет нашего владычества на Кавказе и за Кавказом, что мы, т. е. народ, сделали особенно полезного для себя и туземцев?»

Не было и разработанной методики колонизации. Если же колонизационные теории и появлялись, то они были удивительно неуклюжи и абсолютно неприемлемы на практике. Как отмечает публицист А.Липранди,«вся кавказская колонизационная политика являлась донельзя пестрой… Вероятно, не найдется во всемирной истории колонизации ни одного примера системы его, который не нашел бы себе подражания на Кавказе». Однако применение всех этих систем было кратковременным и мало влияло на общий уклад кавказской жизни. На Кавказе, так же как и везде в империи, колонизационная политика проводилась без всякой теоретической базы, на основании одной лишь интуиции; в основе ее лежала русская психология колонизации, о которой мы говорили выше, причем основные ее парадигмы проводились в жизнь чаще всего абсолютно бессознательно. Эти интуитивные методы могли быть самыми разнообразными. Гомогенность территории империи достигалась тысячью разных способов. И в каждом случае это было не правило, а исключение. «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и разнообразна в своих проявлениях, как пестро и разнообразно население империи. Те или иные имперские национальные мероприятия зависели от той или иной политической конъюнктуры, от того или иного соотношения сил, от тех или иных личных пристрастий и антипатий. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи»17 .

Природная способность русских к ассимиляции обычно преувеличивалась и ими самими, и внешними наблюдателями. Причина этой ошибки состоит в том, что на многих территориях империи ассимиляция происходила быстро и почти безболезненно. Но так было не везде и не всегда. С психологической точки зрения, русские колонисты были чрезвычайно интровертны, замкнуты в себе и вообще не склонны обращать особое внимание на инородческое население. Исследователей поражала порой традиционная нечувствительность русских к национальным проблемам и их вполне искреннее неумение «воспринять национальное неудовольствие всерьез».

Когда же русские не наталкивались на обостренное национальное чувство, то вполне могла складываться картина, подобная той, которую описал английский путешественник Д.М.Уэллс: «В восточных и северо-восточных областях европейской России множество сел населены наполовину русскими, а наполовину татарами, но слияние двух национальностей не происходит… Между двумя расами существуют прекрасные взаимоотношения, деревенским старостой бывает то русский, то татарин». Более того, порой русские крестьяне начинали придерживаться того мнения, что «сколь абсурдно заставлять татар поменять цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставлять их поменять свою религию».

Итак, ассимиляцию нельзя считать элементом модели народной колонизации, но она была составной частью русского имперского комплекса, основанного на взаимодействии религиозной и государственной составляющих. Ассимиляция происходила на волне религиозного подъема, когда, по выражению автора «Кавказских очерков» В.П.Погожева, «связь русских пришельцев с инородцами-аборигенами прочно цементировалась восьмиконечным крестом». Слишком утрированно, но по существу верно, писал историк А.А.Царевский: «Мордва, татары, чуваши, черемисы и т.п. инородцы, даже евреи, с принятием православия на наших, можно сказать, глазах так естественно и быстро преображаются и приобщаются русской народности, что через два-три поколения трудно бывает и усмотреть в них какие-нибудь племенные черты их инородческого происхождения».

Но когда в том или ином регионе русский имперский комплекс испытывал дисбаланс, например, в результате преобладания этатистской составляющей над религиозной, ассимиляция не происходила, вопреки всем стараниям властей.

Именно это и случилось в Туркестане. В силу геостратегических и этнополитических особенностей региона религиозная составляющая русского имперского комплекса была отставлена на задний план. Как пишет русский путешественник в начале XX века, «особенно странно, что в этих новых “забранных местах” нет русского монаха, русского священника».

При такой установке, несмотря на множество мер (относящихся главным образом к сфере образования, в частности, к созданию русско-туземных школ), несмотря на массовость русской колонизации, ассимиляции не происходило, более того — в Туркестане были зафиксированы случаи, когда «некоторые коренные русские люди принимали ислам». В свете этого, довольно наивными представляются утверждения публицистов-русификаторов, что достаточно заселить тот или иной край русскими, и те автоматически будут влиять «обрусительным образом на окрестное население, установив с ним близкие отношения». На рубеже веков, когда этатистская составляющая имперского комплекса подавляла религиозную, когда посредством секулярного этатизма на русскую почву проникала националистическая идеология (которая, в противоположность имперской, исключает культурную экспансию), никакая массовая колонизация не могла интегрировать население страны.

Вместе с тем, интенсификация центрального принципа империи сама порой служила серьезным препятствием народной колонизации. Посмотрим, на примере Закавказья, какое влияние его реализация оказывала на русскую колонизацию.

Закавказье и Восточный вопрос

Исследователи указывали на удивительную способность русских «общаться с варварами, понимать и быть ими понятыми, ассимилировать их с такой легкостью, которая не встречается в колониях других народов». При этом русским оказывалось достаточно «тонким слоем разлиться по великому материку, чтобы утвердить в нем свое господство».

В случае прямого сопротивления, нежелания покориться русской власти русские тоже не испытывали никаких психологических сложностей: в дело вступали армия или казачество, следовали карательные экспедиции. Непокоренных выдворяли с обжитых территорий и селили на новые, где они, оторванные от родной почвы, постепенно ассимилировались. Препятствием для русской колонизации всякий раз становились культурные народы, народы, обладающие собственной государственностью и воспринимающие приход русских как зло, как, например, китайцы в Приамурье или государственные образования в Туркестане. Но и там был возможен либо подкуп верхушечных слоев общества, либо опять-таки карательные мероприятия.

Наиболее бессильными русские чувствовали себя в местностях, населенных культурными народами, где их власть была встречена с удовлетворением (как в Финляндии) или даже с радостью (как в Закавказье). Ассимиляционные процессы там не продвигались ни на шаг, а карать и наказывать туземцев было решительно не за что. Местные жители полагали, что делают все от них зависящее, чтобы власти были ими довольны, и русские, если рассматривали дело спокойно, были вынуждены признать, что это действительно так. Однако применение общей туземной политики давало обратный результат. Отказ от протекторатного правления «де-юре» привел к нему же «де-факто», но только в формах, менее удобных для колонизаторов, чем если бы они установили это правление сами и контролировали его. На практике получилась какая-то уродливая форма протектората, уродливая именно своей неустойчивостью и неопределенностью, которая вынуждала обе стороны постоянно «тянуть одеяло на себя», приводила к срывам типа голицынского правления и кавказской смуты, после чего установилось новое «перемирие», столь же неустойчивое.

Русские крестьяне-колонизаторы, демонстрировавшие свою выносливость и приспосабливающиеся к климату самых разных частей империи, не могли свыкнуться с климатом Закавказья и осесть здесь. Возможно, они инстинктивно ощущали двусмысленность и неопределенность государственной политики в Закавказье, не чувствовали за собой сильную руку русской власти, не могли сознавать себя исполнителями царской государственной воли, будто бы водворение их здесь было всего лишь чьей-то прихотью. Край был вроде бы завоеван, а Россией не становился. Ощущение не-России заставляло их покидать край. Переселенцы не столько не получали действительной помощи себе, сколько чувствовали моральный дискомфорт из-за «нерусскости» власти, из-за нарушения колонизаторских стереотипов, из-за того, что рушилась нормативная для них картина мира: то, что по всем признакам должно быть Россией, таковой не являлось. Но эта не-Россия была невраждебной, она не вписывалась в образ врага русских, против которого могла быть применена сила.

Однако и государство находилось здесь в своего рода замешательстве. Проблема Закавказья напрямую упиралась в Восточный вопрос, который имел для России центральное значение. Не только в геополитическом, но и в идеальном плане — и в этом отношении его основной смысл состоял в борьбе за Константинополь. С точки зрения центральной мифологемы Российской империи, завоевание Константинополя должно было стать кульминационным пунктом создания новой Византии. А два из трех основных закавказских народов имели права на византийское наследство. Прежде всего это касалось грузин, сохранивших чистоту православия в самых тяжелых условиях и в некоторые моменты истории оказывавшихся чуть ли не единственными хранителями эзотерической православной традиции.

В русском имперском сознании столкнулись две установки: с одной стороны, эти народы должны были иметь в империи статус, равный статусу русских (этого требовали религиозные составляющие имперского комплекса). С другой — они должны были быть включены в гомогенное пространство империи (как того требовали государственные составляющие этого комплекса), что было невыполнимо без систематического насилия над такими древними своеобычными народами, как грузины и армяне. Если насилие по отношению к мусульманам в рамках русского имперского комплекса еще могло найти внутреннее оправдание, то насилие над христианскими народами просто разрушало всю идеальную структуру империи как Великого христианского царства и превращало ее в голый этатизм, без иного внутреннего содержания, кроме прагматического. Лишенная сакральной санкции империя должна была моментально рассыпаться. С прагматической точки зрения она мало интересовала таких прирожденных идеалистов, какими всегда были русские. Когда же русские пытались последовательно воплощать идеальное начало своей империи, то не справлялись с управлением государством и приходили к психологическому срыву.

Конфликтогенный «знак равенства»

Нельзя сказать, что государственным образованиям Закавказья было отказано в праве на существование без всякого колебания. Однако в конечном счете победил унитарный взгляд, и Закавказье было разбито на ряд губерний по общероссийскому образцу; социальная структура закавказского общества была также переформирована на манер существовавшей в России; была упразднена автокефалия грузинской церкви. Таким образом, в социальном и административном плане однородность Закавказского края со всей прочей российской территорией была достигнута рядом реформ, правда, растянутых на несколько десятилетий.

Что же касается правовой и гражданской гомогенности населения Закавказья в Российской империи, то здесь сложилась крайне любопытная ситуация.

Включение в российский государственный механизм мусульманского населения края было для русских властей делом относительно нетрудным. Это были не первые и не последние мусульмане, которые в результате расширения границ империи оказались на ее территории, и принципы управления мусульманским населением были уже отработаны.

Иначе обстояло дело с грузинами и армянами. Во-первых, они были христиане, что уже само по себе ставило их на одну доску с русскими; во-вторых, они не были завоеваны, а вошли в состав Российской империи добровольно — и все правители Кавказа, вплоть до времен князя Голицына, «держались того принципа, что туземцы, в особенности христианского вероисповедания, те, которые добровольно предались скипетру России, должны пользоваться полным равноправием»18 . Более того, они сами могли считаться завоевателями, так как принимали активное участие в покорении Закавказья русской армией, потом в замирении Кавказа, а затем в русско-турецкой войне, когда значительная часть командных постов в кавказской армии была занята армянами. А это уже давало не просто равноправие с русскими, а статус русского. «Армянин, пробивший себе дорогу и стяжавший себе имя в кавказской армии, сделался русским, пока приобрел в рядах такой высоко- и художественно-доблестной армии, как кавказская, честное имя и славу храброго и способного генерала», — отмечает гр. Витте и именно на этом основании утверждает, что мы «прочно спаяли этот край с Россией».

Таким образом, кажется, что единство Закавказья с Россией достигнуто, и проблем не остается. Размышление об этом приводит русского публициста в экстаз: «Возьмите любую русскую окраину: Польшу, Финляндию, Остзейский край, и вы не найдете во взаимных их отношениях с Россией и русскими того драгоценного (пусть простят мне математическую терминологию) “знака равенства”, который… дает право говорить, что край этот завоеван более духом, чем мечом… Где корень этого беспримерного знака равенства? Лежит ли он в добродушной, справедливой и откровенной природе русского человека, нашедшего созвучие в природе кавказца? Или, наоборот, его нужно искать в духовном богатстве древней восточной культуры Кавказа?»19

Однако практическое следствие этого «знака равенства» вызвало шок, не скажу у русского общества в целом (оно было мало информировано о закавказской жизни), но почти у каждого русского, которого по тем или иным причинам судьба заносила в Закавказье. Практически все отрасли промышленности и хозяйства, вся экономика и торговля края, почти все командные должности (и гражданские, и военные), юриспруденция, образование, печать — были в руках у инородцев. Власть, очевидно, уходила из рук, и заезжий публицист предлагает разобраться, что же русская власть в конце концов собирается создать на Кавказе — Россию или Армению, и с ужасом восклицает: «Состав кавказской администрации и чиновничества по сравнению со всей Россией совершенно исключительный: ни по одному ведомству здесь нет, не говорю уже русской, но хотя бы полурусской власти»20 . И эта власть казалась уже не просто нерусской, а антирусской. В таких случаях особенно возмущало противодействие кавказской администрации русскому переселению. «Лозунгом было избрано категорическое заявление: “На Кавказе свободных мест для поселения русских нет”. Оно распространилось и в административной сфере, и в прессе, постепенно укоренилось в общественном мнении»21 .

Таким образом, мы можем заключить: несмотря на то, что в Закавказье были уничтожены все прежде существовавшие государственные формирования и все системы местной власти, в крае де-факто складывалось самоуправление, причем почти неподконтрольное для русских, власть наместника становится почти номинальной. Мы говорим здесь только о внутренних делах края, поскольку в целом его зависимость от России полностью сохранялась, так же как и стратегические выгоды России от владения краем.

Однако сложившееся положение вещей все более и более раздражало русских. Та форма правления, которая утвердилась в Закавказье, не могла быть названа даже протекторатной, так как протекторат предполагает значительно больший (хотя и замаскированный) контроль над местным самоуправлением (по крайней мере, упорядоченность этого контроля, поскольку в закавказском случае часто заранее нельзя было сказать, что поддавалось контролированию, а что нет) и отрицает «знак равенства». Между тем именно «знак равенства» и создал неподконтрольность местного управления. Любой русский генерал имел равно те же права, что и генерал грузинского или армянского происхождения, а Лорис-Меликов, занимая пост министра внутренних дел Российской империи, мог ответить отказом наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу на его предложение о заселении Карсской области русскими крестьянами. Область была в значительной степени колонизирована армянами, т. е. последние взяли на себя и колонизаторские функции, которые русские совершенно не собирались выпускать из своих рук.

Для русских как для колонизаторов складывалась замкнутая ситуация: соблюдение в крае общих принципов русской туземной и колонизационной политики давало результат, обратный ожидаемому. При наличии всех внешних признаков гомогенности населения края населению метрополии (христианское вероисповедание, хорошее владение русским языком, охотное участие в государственных делах и военных операциях на благо России) реально оказывалось, что дистанция не уменьшалась. Русским оставалось либо закрыть на это глаза (коль скоро стратегические выгоды сохранялись), либо стараться сломать сложившуюся систему. Последнее и попытался осуществить князь Голицын.

При Голицыне начинается спешная колонизация и русификация края. Однако ожидаемого положительного результата не получается. Русские колонисты с завидным упорством завозятся в Закавказье, где, не привыкшие к местному климату и не встречая серьезную заботу о себе со стороны местных властей, десятками заболевают малярией и гибнут, а сотнями и тысячами уезжают из Закавказского края искать лучших земель. На их место пытаются завезти новых. Попытка же форсированной русификации края приводит к страшной кавказской смуте, «сопровождавшейся действительно сказочными ужасами, во всех трех проявлениях этой смуты: армянские волнения, армяно-татарские распри и так называемая “грузинская революция”», — сообщает В.Погожев в «Кавказских очерках».

Русская администрация оказывается вынужденной отступиться и взглянуть на вещи спокойнее. Новый наместник Кавказа гр. Воронцов-Дашков закрывает на несколько лет Закавказье для русской колонизации, признав, что опыты «водворения русских переселенцев давали лишь печальные результаты, и население сел, образованных ранее, почти повсюду изменилось». Отменив же меры по насильственной русификации края, новый наместник с удовлетворением обнаруживает, что в Закавказье «нет сепаратизма отдельных национальностей и нет сепаратизма общекавказского… Нельзя указать случаев противодействия пре­подаванию русского языка».

Таким образом, все возвращается на круги своя. Население Кавказа снова превращается в лояльных граждан империи, но все ключевые позиции в крае, особенно в экономической, торговой и образовательной сферах, остаются полностью в их руках, водворения русских крестьян-колонистов не происходит, и власть в крае, по существу, продолжает оставаться нерусской, точнее, номинально русской.

Вероятнее всего, мир был бы временным, и вслед за некоторым периодом успокоения неминуемо бы последовала новая вспышка насильственной русификации, а вслед за ней новая смута. Грозила эпоха постоянных неурядиц, в результате которой и жизнь местного населения, и жизнь русских в Закавказье могла бы превратиться в сплошной кошмар.

Однако ситуация была еще сложнее. После окончания Первой мировой войны по плану раздела Османской империи между державами Согласия по так называемому плану Сайкс-Пико к Российской империи должны были отойти восточные вилайеты со значительным армянским населением. Насколько русские способны были переварить подобное приобретение? На повестку дня вновь вставал вопрос об армянской автономии (в пределах этих вилайетов). Во всяком случае армянам, сражавшимся на кавказском фронте, как и армянам в Турции, отказывающимся сражаться против русских войск, позволялось надеяться именно на такой исход своей судьбы.

Памятуя об идеальном образе Российской империи, Евг. Трубецкой писал: «Как в 1877 году на нашем пути к Константинополю лежала Болгария, так же точно нам на этом пути не миновать Армению, которая так же не может быть оставлена под турецким владычеством: ибо для армян это владычество означает периодически повторяющуюся резню… Только в качестве всеобщей освободительницы малых народов и заступницы за них Россия может завладеть Константинополем и проливами». А между тем русский генералитет и наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич настаивали на включении армянских вилайетов в единое государственное пространство России с универсальной для всех областей системой управления. Коса нашла на камень.

Но несмотря на дискомфорт, вызванный неуспехом колонизации и русификации края, реальные имперские установки в отношении Закавказья были очень сдержанными: стремились выжать из геополитического положения края все возможные выгоды (чему фактическая автономия края препятствием ни в коей мере не была), а в остальном предоставить событиям течь своим чередом и подавлять в себе приступы раздражительности и обиды, раз в целом закавказская политика соответствовала идеальному смыслу Восточного вопроса и тем по большому счету была оправдана, хотя требовала таких моральных жертв, как признание, что русские не в состоянии колонизировать территорию, политически находящуюся от них в безраздельной зависимости. Как писал английский политик и путешественник Вайгхем, «совершенно невозможно поверить, что значительная часть [переселенческого] потока, направлявшегося в Сибирь, не могла быть повернута в Закавказье, если бы правительство этого хотело всерьез. На население Закавказья не оказывали давления, подобного тому, как это было в других частях империи, и русские не приходили в сколько-нибудь значимом количестве на прекрасные холмы Грузии и нагорья Армении».

Создание «второй Англии»

Процесс британского имперского строительства во многом отличен от российского. Русская колонизация ведет к расширению российской государственной территории: русская колония, образуясь вне пределов российской территории, стимулировала подвижки границы. У англичан колония, изначально находясь под британской юрисдикцией, стремится выйти из нее. Но этот путь вел к созданию своеобразной «метаимперии», объединенной не столько юридически, сколько посредством языкового и ценностного единства.

«Для чего создавалась и сохранялась Британская империя?.. С самых первых времен английской колонизации и до наших дней этот вопрос занимал умы британских мыслителей и политиков», — писал один из английских историков, К. Норр. Чтобы дать ответ на этот вопрос, начнем с того, как воспринимает английский народ ту территорию, которую собирается осваивать. И кстати заметим, что для русских изучение Британской империи имеет особую ценность, ведь свою историю можно полностью понять только сравнивая с чужими историями.

В чем особенности Британской империи?

Во-первых, до последней трети XVIII века она была в основ­ном мирной. Англичане занимали такие части света, которые «по своей малозаселенности давали полный простор для всякого, кто желал там поселиться»22 . Во-вторых, связи англичан с местным населением их ко­лоний были минимальны. Как отмечает Леруа-Болье,«отличительной чертой английских колоний являлось совпадение густоты населения с почти исключительно европейским его происхождением». Смешанные браки были исключитель­ным явлением, дух миссионерства вплоть до XIX века вовсе не был при­сущ англичанам: они как бы игнорировали туземцев. В-третьих, вплоть до XIX века «английское правительство, в противоположность испанскому и португальскому, на деле не принимало никакого участия в основании колоний; вмешательство метрополии в их внутреннюю организацию по праву всегда было ограничено, а на деле равнялось нулю»23 . Английский историк Е. Баркер писал: «Когда мы начали колонизацию, мы уже име­ли идею — социально-политическую идею, — что, помимо английского государства, имеется также английское общество, а точнее — английские добровольные общества (и в форме религиозных конгрегаций, и в форме торговых компаний), которые были готовы и способны действо­вать независимо от государства и на свои собственные средства... Именно английские добровольные общества, а не государство, учреждали поселения в наших ранних колониях и таким образом начали создавать то, что сегодня мы называем империей».

Более того, английские переселенцы, по точному выражению А.Т.Мэхэна, словно бы желали «не пере­носить с собой Англию, а создать нечто новое, что не должно было сделаться второй Англией». Все их интересы были связаны с новой родиной, они трудились на ее благо, а потому английские колонии оказались ус­тойчивее, прочнее, многолюднее колоний всех других европейских народов. «Английская нация с основания своих первых поселений в Америке обнаружила признаки специальных способностей к колони­зации», — отмечает тот же А.Т.Мэхэн. Однако английские колонии вплоть до последней трети XIX века не воспринимались англичанами как особо значимая ценность — и это еще одна отличительная черта английской колонизации. В этом смысле весьма примечательно замечание, которое делает в своей книге «Расширение Англии» Дж.Сили: «Есть нечто крайне характерное в том индифферентизме, с которым англичане от­носятся к могучему явлению развития их расы и расширения их госу­дарства. Они покорили и заселили полсвета, как бы сами не отдавая себе в том отчета».

Это до какой-то степени можно объяснить спецификой английских колоний. Английская эмиграция первоначально имела религиозные причины, англичане-колонисты рвали все связи со Старым Светом, и разрыв этот оставлял в их душах глубочайший след. «Пуританин и колонист... остается прежде всего эмигрантом, который воспринимает человека и обще­ство, исходя из разрыва, подобного не пропасти между двумя участками твердой земли, землей, которую он оставил, и землей, которая его приняла, — но подобного зиянию между двумя пустотами: пустотой отверг­нутой и пустотой надежды»24 .

Параллельно возникали и торговые фактории. Как сообщает Хоррабин в «Очерке историко-экономической географии мира», Англия «учредила торговые станции во всех уголках земного шара... Но воспринимались ли они вполне как колонии? С точки зрения торговых интересов увеличение территории было для Англии не только не необходимо, но даже нежелательно. Ей нужно было только держать в своих руках пункты, господствующие над главными путями. В XVIII в. английские торговцы больше дорожили двумя вест-индскими ост­ровками, чем всей Канадой. Во времена парусных судов эти остров­ки господствовали над морскими путями, соединявшими Европу со всеми американскими портами. Там же, где Англия приобрела дей­ствительно крупные владения, т.е. в Индии и Канаде, это было сде­лано главным образом потому, что здесь приходилось бороться за каждый опорный пункт с постоянной соперницей — Францией, так что для укрепления позиций был необходим обширный тыл... На протяже­нии XIX в. из этих торговых станций и портов выросла Британская им­перия. Между 1800 и 1850 гг. площадь империи утроилась. К 1919 г. она утроилась еще раз». Однако эти новые территории уже не представляли интереса для британских переселенцев.

Основным субъектом действия в английской модели колонизации является некое «общество», «сообщество» (все равно, религиозное или торговое). Каждое из них так или иначе воспринимало религиозно-ценностные основания Британской империи (и к торговым сообществам, как мы видели, это относится в полной мере). Но поскольку в британской идеологеме империи понятия «сообщество» и «империя» синонимичны, то — в данном контексте — сами эти сообщества превращались в мини-империи. Не случайно Ост-Индскую компанию называли «государством в государстве», не случайно лорд Дж. Керзон называл Индию империей в империи. Каждое «сообщество», которое, в конеч­ном счете, исторически складывалось не в силу каких-либо историчес­ких причин, а потому, что такой способ действия для англичан наиболее комфортен (таков «образ коллектива» в картине мира англичан), и каж­дое из них все более замыкалось в себе, абстрагируясь как от туземного населения, так и от метрополии. И каждое из них тем или иным образом проигрывало внутри себя альтернативу «сообщество — империя». Оно отталкивалось от идеологемы «сообщество», «привилегированное (арис­тократическое) сообщество», «сообщество белых людей» и переходило к понятию «империя аристократов».

Создавалась структура взаимосвязанных мини-империй. Единство этой структуры вплоть до конца XIX века практически выпадало из сознания англичан, оно не было принципиально важным. Субъектом действия были «мини-империи» (будь то сельскохозяйственные поселения, торговые фактории или, позднее, миссионерские центры), и их подспудное идеологическое обоснование обеспечивало их мобильность, а, следовательно, силу английской экспансии.

Между этими «мини-империями» и «центром», именовавшим себя Британской империей, существовало постоянное непреодолимое противоречие: «центр» стремился привести свои колонии («мини-империи») к «единому знаменателю», а колонии, самодостаточные по своему внутреннему ощущению, противились унификации, восставали против центра, отделялись от метрополии юридически. Впрочем, хотя отделение Соединенных Штатов вызвало в Британии значительный шок и появление антиимперский идеологии «малой Англии», но это ни на миг не снизило темпов реального имперского строительства, в результате чего сложилась так называемая «вторая империя».

Сама по себе колониальная система, структура «мини-империй» имела, по существу, только пропагандистское значение. В известном смысле прав русский геополитик И. Вернадский, который писал о Британской империи, что «по своему внут­реннему устройству и по характеру своего народа эта страна может лег­ко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, не­жели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метро­полия будет существовать едва ли не с прежней силой. С течением вре­мени она даже приобретет новые владения и старая потеря почти не будет для нее заметна. Так, у некоторых животных вы можете отнять часть тела, и оно будет жить по-прежнему и вскоре получит, взамен ос­тавшейся под вашим ножом, другую часть».

За невидимым барьером

Сколь прочны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях, столь же труден был для англичан процесс интериоризации земель, имеющих сколько-нибудь значитель­ную плотность туземного населения. Так, английское население в Индии, не состоящее ни на военной, ни на государственной службе, к концу XIX века составляло, по одним данным, 50 тысяч человек, по другим — приближалось к 100 тысячам. И это при том, что начиная с 1859 года, после подавления мятежа, британское правительство проводило поли­тику, направленную на привлечение британцев в Индию, а на индийском субконтиненте имелись нагорья, по климату, растительности и относи­тельной редкости местного населения вполне пригодные для колониза­ции, во всяком случае, в большей степени подходящие для земледельческой колонизации, чем «хлопковые земли» Средней Азии, активно заселявшиеся русскими крестьянами. Английский чиновник Б.Ходгсон, прослуживший в Индии тридцать лет своей жизни, писал, что индийские Гималаи могут стать «великолепной находкой для голодающих крестьян Ирландии и горных местностей Шотландии». Еще более остро стоял вопрос о британской колонизации горных районов, Гималаев, в том числе в связи с возможной угрозой Индии со стороны России. «Колонизация горных районов Индии, — писал Х. Кларк, — дает нам преимущество, которое никогда не будет нами потеряно. Колонизация дает нам возможность создать милицию, которая будут поддерживать европейский контроль над Индией и защищать ее границы на севере и северо-востоке. Английское население в миллион человек сделает бунт или революцию в Индии невозможной и обезопасит мирное население, сделает наше господство незыблемым и положит конец всем планам России».

Одним из таких районов был Уттаракханд, включающий в себя провинции Гарваль, Кюмаон (близкую по этническому составу населения) и небольшое протекторатное княжество Тери-Гарваль. Все эти земли попали под британское владычество в результате Непальской войны в 1815 году. Местность эта, расположенная на склонах Гималаев, представлялась британским путешественникам райским уголком, напоминающим «роскошный сад, где все, что произвела земля Европы и Азии — или даже всего мира — было собрано вместе. Яблони, груши, гранаты, фиговые и шелковичные деревья росли в огромных количествах и в самых великолепных своих формах. Ежевика и малина соблазнительно свешивались с уступов обрывистых скал, а наша тропа была усыпана ягодами земляники. И в какую сторону ни посмотри — цветущий вереск, фиалки, жасмин, бесчисленные розовые кусты в полном цвету», — восторгается Т.Скиннер в «Экскурсиях по Индии», вышедших в свет в 1832 году.

Однако поведение британцев-колонистов в Гималаях выглядит не вполне логичным с прагматической точки зрения и объяснимым только если рассматривать его в свете британской модели колонизации. Британцы избегали колонизировать территории со сколько-нибудь значительным местным населением, а если и прибегали к этому, то создавали целую громоздкую систему, препятствующую их непосредственным контактам с местным населением. Так, англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев.

Но вопрос остался на бумаге. Для того, чтобы жить в Гималаях, требовалось вступить в прочные отношения с местным населением. Последнее по своему характеру британцам было даже симпатично. Англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев. Монахи и аскеты, нашедшие себе убежища в снежной суровости высоких гор, стали основными персонажами европейских описаний Гималаев. В отличие от обычной индийской чувственности, путешественники находили здесь величайшее самообуздание, столь импонировавшее викторианцам. Гималаи в представлениях англичан были местом преимущественно романтическим. Жизнь крестьян описывалась так же преимущественно в идиллических тонах. Обращалось внимание на их необыкновенно чистые и прекрасно возделанные угодья.

Однако британское население, состоявшее главным образом из чиновников лесного ведомства, жило в поселках, приближаться к которым местным жителям было строжайше запрещено, словно поставлен был невидимый барьер. И когда в Гарвале — одной из местностей Гималаев — действительно возникают европейские поселения, британцы поступают с этими романтическими горами точно так же, как в это же время с романтическими горами своей родины — горами Шотландии: стремятся вырубить естественные лесные массивы и засадить горные склоны корабельными соснами. Действия британцев могли бы казаться чисто прагматическими, если не учитывать, что тем самым они лишили себя одного из немногочисленных плацдармов для британской колонизации Индии, вступив в затяжной конфликт с местным населением. В результате британские поселения Гарваля так никогда и не превысили общую численность в тысячу человек.

Англичане и абстрагировались от местного населения, и создавали для себя миф о загадочных жителях Гималаев, и воспевали чудесную природу края, и признавали практически только хозяйственное ее использование. Их восприятие как бы раздваивалось. В результате, осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Между британцами и местным населением словно бы всегда стоял невидимый барьер, преодолеть который они не могли. Так, еще во времена колонизации Америки «угроза, исходящая от индейца, приняла для пуританина природно-тотальный характер и в образе врага слитыми воедино оказались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия природы... Пуританский образ индейца-врага наложил свой отпечаток на восприятие переселенцами пространства: оно для них активно, это пространство-“западня”, полное подвижных и неожиданных препятствий»25 .

Британцы создавали себе в своих владениях узкий мирок, в который не допускались никакие туземцы и который должен был бы воспроизводить английское общество в миниатюре. Однако психологическую неадекватность этого ощущения обнаруживает тот факт, что, прожив несколько лет в таких колониях, англичане, от колониальных чиновников до последних бродяг, чувствовали, попадая назад в Англию, еще больший дискомфорт. Те, кто волей судьбы оказывался перед необходимостью более или менее близко соприкасаться с не-европейцами (чего англичане избегали), приобретали себе комплекс «аристократов» и тем по существу обращались в маргиналов в английском обществе. Ничего подобного не знает история никакого другого европейского народа.

Любая новая территория, где селится англичанин, в его восприятии — «чистая доска», на которой он творит свой собственный мир по своему вкусу. Это в равной степени относится и к колонизации Америки, и к созданию Индо-Британской империи. Так, «пуритане, несмотря на свои миссионерские претензии, рассматривали Америку как свою собственную страну, а ее коренных жителей, как препятствие на пути своего предопределения как американцев. Будучи пионерами, осваивавшими богатую неразвитую страну, первые американцы верили в свою способность построить общество, отвечающее их желаниям». Аналогичным образом и «индийская “tabula rasa” представлялась во всех отношениях в высшей степени подходящей, чтобы устроить там общество на свой собственный манер»26 .

Внешне это восприятие может напоминать «дикое поле» русских, но имеется одно очень существенное различие. Русские осваивают «дикое поле», вбирают его в себя, не стремясь ни ограничить его, ни устранить встречающиеся на нем препятствия. Русские как бы игнорируют конфликтогенные факторы, связанные с новой территорией, и не прилагают никаких усилий, чтобы устранить их возможное деструктивное действие. Эти конфликтогенные факторы изначально рассматриваются не как внешние трудности, а как внутренние, от которых не уйдешь, но которые не подлежат планомерному устранению, а могут быть сняты только в более широком контексте деятельности народа. Англичане же, если они не могли избежать самого столкновения с тем, что порождает конфликтность — а сам факт существования туземного населения уже является для англичан конфликтогенным, ведь туземное население так или иначе препятствует реализации собственно английских представлений, — то они стремились поставить между собой и местным населением барьер.

К чему приводило наличие психологического барьера между англичанами и коренным населением колоний? Эдвард Спайсер в книге «Циклы завоевания» описывает как из «политики изоляции» постепенно развивалась концепция резерваций, воплотившаяся в отношениях с индейцами Северной Америки. Изначально эта концепция выразилась в том, что с рядом индейских племен были подписаны договоры как бы о территориальном разграничении. Но существенным в этих договорах для англичан было не определение территориальных границ (напротив, они изначально игнорировали эти границы), а то, что в результате самого акта подписания договора индейское племя превращалось для англичан в некоего юридического субъекта, через что отношения с ним вводились в строго определенные и ограниченные рамки. Очевидная бессмысленность наделения индейцев статусом юридического лица, при том, что никакие права де-факто за ними не признавались, параллельно навязчивым желанием англо-американцев придерживаться даже в случаях откровенного насилия определенных ритуалов, свойственных международным отношениям, указывает на то, что внешний статус индейцев имел в глазах колонистов самостоятельную ценность. Он давал возможность экстериоризировать туземный фактор, отделить его от себя и тем самым получить возможность абстрагироваться от него.

Такие сложные психологические комплексы, казалось бы, должны были остановить колонизацию. А между тем англичане создали империю значительно более прочную, чем, например, испанцы, хотя последние прикладывали к созданию империи больше сознательных усилий. Значит ли это, что разгадка — в коммерческих способностях англичан?

«Империя — это торговля», — говорил Дж. Чемберлен. И действи­тельно, значительная доля справедливости есть в той точке зрения, что Британская империя является «коммерческой комбинацией, деловым синдикатом»27. Но этого объяснения недостаточно, ибо как психологически могли сочетаться эта гипертрофированная самозамкнутость англичан и гигантский размах их торговых операций, заставлявший проникать их в самые удаленные части земли и чувствовать там себя полными хозяевами?

Т. Маколи сетовал на то, что англичане вовсе не интересуются Ин­дией и «предмет этот для большинства читателей кажется не только скуч­ным, но и положительно неприятным». Пик английской завоевательной политики на Востоке по времени (первая половина XIX века) совпал с пи­ком антиимперских настроений в Англии, так что кажется, словно жизнь на Британских островах текла сама по себе, а на Востоке, где основным принципом британской политики уже стала «оборона Индии» — сама по себе. Англичане уже словно бы свыклись с мыслью о неизбежности потери колоний и даже желательности их отпадения, как то проповедовали экономисты Манчестерской школы. Узнав о коварстве и жестокостях пол­ководца У. Хастингса, английское общественное мнение поначалу воз­мутилось, однако гнев прошел быстро, и У. Хастингс был оправдан пар­ламентским судом, ибо осуждение его по справедливости требовало и отказа «от преимуществ, добытых столь сомнительным путем. Но на это не решился бы ни один англичанин».

Между тем Дж. Гобсон, обвиняя английских империалистов во всех смертных грехах, оправдывает их в одном: «Психические переживания, которые бросают нас на защиту миссии империализма, конечно, не ли­цемерны, конечно, не лживы и не симулированы. Отчасти здесь самооб­ман — результат не продуманных до конца идей, отчасти явление психической аберрации... Это свойство примирить в душе непримири­мое, одновременно хранить в уме как за непроницаемой переборкой ан­тагонистические явления и чувства, быть может, явление исключительно английское. Я повторяю, это не лицемерие; если бы противоположность идей чувствам осознавалась бы — игра была бы проиграна; залог ус­пеха — бессознательность».

По сути, то, о чем говорит Гобсон — это типичная структура функционального внутрикультурного конфликта, когда различные группы внутри этноса ведут себя прямо противоположным образом, и левая рука, кажется, не знает, что делает правая, но результат оказывается комфортным для этноса в целом. В этом смысле показательно высказывание Дж. Фраунда о том, что Британская империя будет существовать даже несмотря на «глупость ее правителей и безразличие ее детей». Здесь мы имеем дело с выражением противоречивости внутренних установок англичан. Англичане осваивали весь земной шар, но при этом стремились абстрагироваться от всего, что в нем было неанглийского. Поскольку такой образ действия практически невыполним, колонизация волей-неволей связана с установлением определенных отношений и связей с внешним неанглийским миром, то выход состоял в том, чтобы не замечать само наличие этих связей. Для англичан Британских островов это означало не замечать наличие собственной империи. Действовать в ней, жить в ней, но не видеть ее. Так продолжалось до середины XIX века, когда не видеть империю далее было уже невозможно.

Альянс между религией и торговлей

Тем не менее, была, очевидно, некая мощная сила, которая толкала англичан к созданию и сохранению империи. При наличии всех психологических трудностей, которые несла с собой британская колонизация, абсолютно невозможно представить себе, чтобы она имела лишь утилитарные основания.

А если так, то мнение о внерелигиозном характере Британской империи ошибочно и вызвано тем, что до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии.

Приходится только удивляться тому, что все исследователи, за очень редким исключением, отказывали Британской империи в каком-либо идеологическом основании. «Мысль о всеобщей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах», как об этом писал один из наиболее известных германских геополитиков Э.Обст. Но так ли это? Если миссия была неимоверно затруднена психологически, то это не значит, что ее не хотели. Не мочь — не означает не хотеть. И если стимулом к созданию империи было мощное религиозное основание, то ни из чего не следует, что внешне это будет проявляться таким уж прямолинейным образом. Имперские доминанты получали в сознании англичан достаточно причудливое выражение. Следует ожидать, что и их религиозные основания имеют сложную форму.

Справедливы слова английского историка Л. Райта, что «если мы будем объяснять, что такое Ост-Индская компания в поняти­ях наших дней, т.е. как корпорацию жадных империалистов, использую­щих религию как средство эксплуатации и своих собственных рабочих, и других народов, мы проявим абсолютное непонимание того периода». Очень многие смотрели на Британскую империю как на «торговый синдикат», но в ее истории не было ни одного периода, по отношению к которому это определение было бы справедливо. Можно лишь сказать, что Британская империя, кроме всего прочего была и «торговым синдикатом». Другой историк, А.Портер, выразился еще более категорично: «Прирожден­ный альянс между религией и торговлей в конце

XVI — начале XVII века оказал глубокое влияние на то, что в один прекрасный день было назва­но Британской империей».

Л.Райт в книге «Религия и империя» подробно разбирает эту проблему. Он отмечает, что хотя, «в отличие от испанских и португаль­ских католических проповедников, новые протестантские миссионеры были убеждены, что они не нуждаются в государстве и его помощи», однако «влияние духовенства и его проповеди было могущественным фактором в создании общественного настроя в отношении к морской экспансии». «Сплошь и рядом духовенство яковитской Англии было настроено в духе меркантилизма. Духовенство выступало за ту же политику, что и люди коммерции». В свою очередь, торговцы и моряки верили, что они явля­ются орудием Провидения. «Искренняя вера в Божественное предопре­деление не может быть поставлена под сомнение никем из тех, кто изу­чал религиозные основания елизаветинской Англии. Из этого не следу­ет, что все судовладельцы и капитаны сами по себе были благочестивы­ми людьми, которые регулярно молились и пели псалмы; но мало кто, даже из наиболее нечестивых среди них, решился бы выражать сомне­ние в Божественном вмешательстве, большинство имело положитель­ную веру в то, что Бог все видит своим всевидящим оком... Благочести­вые замечания, встречающиеся в вахтенных журналах, удивляют совре­менного читателя как нечто, совершенно не относящееся к делу... Но в начале XVII века эти комментарии были выражением настроения эпохи».

Так, например, при основании в 1600 году Ост-Индской компании отбором капелланов для нее занимался сам ее глава Т. Смит, известный как человек примерного благочестия. Он «обращался в Оксфорд и Кемб­ридж для того, чтобы получить рекомендации... Кандидаты должны были прочитать испытательную проповедь на заданные слова из Евангелия служащим компании. Эти деловые люди были знатоками проповедей, они обсуждали их со знанием дела не хуже, чем профессиональные док­тора богословия». При отборе капелланов имелась в виду и цель мис­сии. «Необходимость обращения язычников в протестантизм была по­стоянной темой английских дискуссий о колонизации»28 .

Однако, несмотря на значительный интерес общества к вопросам проповеди, в реальности английская миссия была крайне слабой. Попытаемся понять причину этого, обратившись к истории формирования концепции Британской империи.

Прежде всего нас ждут неожиданности в том, что касается английского понимания слова «империя», как оно сложилось в начале XVI века. В период между 1500-м и 1650-м годами некоторые принципиально важные концепции изменили свой смысл и вошли в общественное употребле­ние. Это концепции «страны» (country), «сообщества» (commonwealth), «империи» и «нации». Изменение значений слов происходило главным образом в XVI веке. Эти четыре слова стали пониматься как синонимы, при­обретя смысл, который, с небольшими изменениями, они сохранили и впоследствии и который совершенно отличался от принятого в предше­ствующую пору. Они стали означать «суверенный народ Англии». Соот­ветственно изменилось и значение слова «народ».

Слово «country», первоначальным значением которого было «coun­ty» — административная единица, стало синонимом слова «nation» и уже в первой трети XVI века приобрело связь с понятием «patrie». В словаре Т. Элиота (1538 год) слово «patrie» было переведено как «a country». Слово «commonwealth» в значении «сообщество» стало использоваться в каче­стве взаимозаменяемого с терминами «country» и «nation».

С понятием «нация» начинает тесно связываться и понятие «импе­рия». «В средневековой политической мысли «империя» (imperium) была тесно связана с королевским достоинством. Понятие «империя» лежало в основе понятия «император». Император обладал суверенной властью внутри его королевства во всех светских делах... Это значение было ра­дикальным образом изменено в Акте 1533 года, в котором понятие «импе­рия» было распространено и на духовные вопросы и использовано в зна­чении «политическое единство», «самоуправляющееся государство, сво­бодное от каких бы то ни было чужеземных властителей», «суверенное национальное государство».

Следует отметить, что бытие Англии в качестве «нации» было непо­средственным образом связано с понятием «представительское управ­ление». Представительство английского народа, являющегося «нацией», символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать новой аристократией. «Та­ким образом, национальность делала каждого англичанина дворяни­ном, и голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе», — отмечает Л.Гринфилд в книге «Национализм: пять дорог к Современности».

Здесь для нас чрезвычайно важно сделать следующие замечания. «Представительское управление» при его определенной интерпретации можно рассматривать как «способ действия», атрибут, присущий полноценному человеческому сообществу, а не как политическую цель. При этом, поскольку понятия «нация», «сообщество», «империя» являются в этот период фактически синонимичными, «представительское управление» как «способ действия» следует рассматривать как присущий им всем. В этот же ряд понятий следует ввести и «англиканскую церковь». Ей так же присущ атрибут «представительское управление» — что выразилось в специфике миссионерской практики англичан. Причем данный способ действия в сознании англичан приводит к возвышению над всем окружающим миром и логически перерастает в атрибут «образа мы». На раннем этапе он трактовался как религиозное превосходство, затем как одновременно превосходство имперское («лучшая в мире система управления народами») и национальное. Затем он стал пониматься как превосходство социальное. Но каждый из этих случаев более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Так и знаменитый британский национализм, поражавший всю Европу, в действительности далеко отстоял от того, что обычно понимают под этим понятием.

Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности англий­ского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Дж. Эйомер про­возгласил, что Бог — англичанин, и призвал своих соотечественников семь раз в день благодарить Его, что они родились англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. Дж. Фоке писал в «Книге муче­ников», что быть англичанином означает быть истинным христианином: «английский народ избранный, выделенный среди других народов, пред­почитаемый Богом. Сила и слава Англии необходима для Царствия Божия». Триумф протестантизма был национальным триумфом. Идентификация Реформации с «английскостью» вела к провозглашению Рима национальным врагом и исключением католиков из английской нации. Епископ X. Латимер первым заговорил о «Боге Англии», а архие­пископ Краимер связал вопросы вероучения с проблемой национальной независимости Англии и ее национальных интересов.

Итак, национализм того времени определялся не в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических. Он был связан с идеями самоуправления и протестантизма (англиканства). Эти два последних понятия также были непосредственным образом связаны с понятием «империя», то есть самоуправления в религиозных вопросах. Сошлюсь еще раз на Л.Гринфилда: «Протестантизм был возможен в Англии, только если она была им­перией. А она была империей, только если она была нацией… Когда английское духовенство думало о Новом Свете, оно мечтало об обшир­ной Протестантской империи». Таким образом, мы видим, что британская империя имела религиозную подоплеку, столь же интенсивную, какая была у Российской империи.

Культ империи

В чем же состояла суть английской религиозной миссии?

Легко понять, почему проповедь протестантизма в его английском варианте была затруднена. Ведь английский протестантизм был тесно переплетен с понятием «нация», «национальная церковь». Британская империя несла с собой идею самоуправляющейся нации. Именно поэтому, очевидно, английские купцы, националисты и меркантилисты проявляли значительную осведомленность в вопросах теологии. Однако только в XIX веке по­явились идеи, позволяющие распространять понятие национальной цер­кви на другие народы. Был провозглашен отказ от «эклесиоцентризма», т.е. «от установления по всему миру институциональных церквей запад­ного типа». Г. Венн и Р. Андерсон разработали концепцию самоуправ­ляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автоном­ной структуры для каждой туземной церковной организации. «Одна из основных целей миссионерской активности должна быть определена в терминах “взращиваемой церкви”»29. Однако эта стратегия подразумева­ла по сути «выращивание» скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы.

Последнее обстоятельство должно было вызвать определенный перенос понятий и акцентов. Действительно, именно в это время в сознании англичан все более отчетливо проявляется представление, что они всюду несут с собой идею свободного управления и представительских органов, что в целом коррелировало с концепцией самоуправляющейся церкви. Однако в это время наблюдается рост расистских установок, чего почти не было раньше. Так, слово «ниггер» стало употребляться в отношении ин­дийцев только с 40-х годов XIX века. Английский историк, Е.Баркер, утверждая, что англичане в Индии не «индизировались», уточняет, «в отличие от первых завоевателей». Для завоевателей же (Клайва и других) индийцы были недругами, но отнюдь не презренной расой. В записках и мемуарах английских офицеров, служащих на вечно неспокойной северо-западной границе, тоже выражается отношение к индийцам более нормально. (Да и трудно иначе, если служишь долгие годы бок о бок.) Фельдмаршал Робертс вспоминает о случаях, когда английские офицеры, абсолютно верившие своим подчиненным, узнав об их предательстве (мятеж 1857—1858 годов), пускали себе пулю в лоб, или о старом полковнике, клявшемся жизнью в преданности своих солдат и рыдавшем, видя как их разоружают, т.е. оказывают недоверие и тем самым оскорбляют.

Среди многих викторианцев возникало ощущение, что «вестернизация — это опасное занятие. Возможно, не-европейцы вовсе не были потенци­альными английскими джентльменами, которые лишь подзадержались в своем развитии, а расой, чуждой по самому своему существу»30 .

«Представительское самоуправление» было осознано как цель имперского действия... Целью действия (ценностной доминантой) было провозглашено то, что до сих пор было условием действия, атрибутом человека, без чего человек просто не был полноценным человеком. Перенесение данной парадигмы в разряд целей вело к ее размыванию и угрожало самой парадигме империи в сознании англичан. Признание новых целей не могло произойти безболезненно, оно требовало изменения «образа мы». Поэтому данная цель одновременно и декларировалась, и отвергалась в качестве цели практической. Дж. Морли, статс-секретарь по делам Индии, заявил в 1908 году: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь долго­го своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система Индии совсем не та цель, которую я имею в виду».

Выходом из психологического тупика оказывается формирование идеологии Нового империализма, основанием которой стала идея нации. В ней атрибут «представительского самоуправления» относится только к англичанам, которые и признавались людьми по преимуществу. До сих пор такой прямолинейности не было. Британский национализм в качестве идеологии развился как реакция на извечные психологические комплексы англичан в качестве колонизаторов.

Создание великой Британской империи в Азии стало восприниматься как романтический подвиг мужества, а не как деловое предприятие. В своем выступлении в Кристальном дворце 24 июня 1872 года Бенджамин Дизраэли сказал: «Англичане гордятся своей огромной страной и же­лают достигнуть еще большего ее увеличения; англичане принадлежат к имперской стране и желают, если только это возможно, создать импе­рию». Он не произнес ничего нового, а просто констатировал факт. С середины XIX века империя была осознана как целостность и данность. «Из конца в конец Англии во всех слоях английского общества почти поголовно увлечение политической теорией-мечтой об Англии, разросшейся на полмира, охватывающей весь британский мир в одно крепкое неразрыв­ное целое, в огромную мощную, первую в мире империю», — пишет В.Устинов в книге «Об английском империализме».

Именно в это время на Британских островах империализм стано­вится окончательно философией истории и для кого-то превращается в настоящий культ, так что «гордому англичанину... в словах “имперское верховенство Британской империи” слышится нечто призывное к его сердцу, ласкающее его слух»31 .

«Бремя белого человека»

Параллельно с развитием культа империализма шел другой процесс, который начался не на Британских островах, а с Британской Индии. Там возникла идеология «бремени белого человека», сыгравшая важнейшую роль в модификации английской этнической картины мира.

Британцы в Индии — это особая порода людей — викторианцы. Типичный представитель эпохи царствования королевы Виктории — это самоуверенный подтянутый человек, не знающий ни в чем слабинки, крайне дисциплинированный, с гипертрофированным чувством долга, прекрасно воспитанный джентльмен, придерживающийся в своей жизни самых строгих правил и семейных традиций, религия которого сводится к нескольким исключительно нравственного характера заповедям. «Викторианский период, который обычно ассоциируется с подъемом в обществе христианских ценностей, в действительности не был эпохой веры. Может быть, правильнее было описать его как эпоху отсутствия веры... период, ознаменованный стремлением к разрушению веры. Викторианская эпоха, не будучи эпохой веры, была тем не менее эпохой большой нравственной серьезности, культа хорошего поведения. Это была как бы секулярная религия»32.

Британскую Индийскую империю создавали люди именно такого типа и помимо прочего «империя была для них средством нравственного самовоспитания». Этот тип человека воспевался и романтизировался в имперской литературе. Возникал своего рода культ «воинственной энергии, суровой и по отношению к себе, и по отношению к другим, ищущий красоту в храбрости и справедливость лишь в силе»33 .

Этот дух героического империализма и зарождался в Британской Индии тогда, когда в Англии наблюдалось отсутствие веры в империю и отсутствие интереса к ее дальнейшей судьбе, и уже потом, в последней трети XIX века «драма нового империализма была разыграна в тропических лесах, на берегах величественных рек, среди песчаных пустынь и на ужасных горных перевалах Африки. Это был его [нового империализма] триумф и его героическая трагедия»34. Индия же виделась «раем для мужественных людей», стоически переносивших все трудности и опасности. Здесь и складывалась та идеология, которую Киплинг выразил в своем знаменитом «Бремени белого человека».

И эти гордые англичане как будто на самом деле ощущали себя слугами покоренных народов. По существу, они творили в Индии «свой» мир. Среди них были такие люди, как Томас Маколи и С.Травелайен, стремившиеся «полностью переустроить индийскую жизнь на английский манер. Их энтузиазм был в буквальном смысле безграничен; они надеялись, что уже в пределах одного поколения высшие классы Индии примут христианство, будут говорить по-английски, освободятся от идолопоклонства и активно вольются в управление страной»35 . Конечно, разным англичанам этот «свой» мир представлялся по-разному.

С идеологией «бремени белого человека» была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан, их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперской цели-ценности), а с другой — верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к примитивному национализму. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую. Их противоположность скорее была понятна в теории, чем видна на практике.

Воплощением слитых воедино противоречий явилась фигура Сесиля Родса, деятеля уже Африканской империи и друга Р. Киплинга. Для него смысл Британской империи состоял в том благодеянии, которое она оказывает человечеству, обращая народы к цивилизации, однако непоколебимо было и его убеждение, что англичане должны извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу для себя. Родсу принадлежит знаменитая фраза: «Чистая филантропия — очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых еще лучше». Философские взгляды С. Родса так описываются в одной из его биографий: если существует Бог, то в истории должны быть Божественные цели. Ими является, вероятнее всего, эволюция человека в сторону создания более совершенного типа людей. Поскольку Родс считал, что порода людей, имеющая наилучшие шансы в эволюции, — это англо-саксонская раса, то делал заключение, что для служения Божественной цели следует стремиться к утверждению господства англо-саксонской расы. Если так мог всерьез считать Родс, то и слова лорда Розбери о том, что Британская империя является «величайшим мировым агентством добра, которое когда-либо видел свет», не следует считать обычным лицемерием.

Идеология «бремени белого человека» фактически примеряла различные составляющие английского имперского комплекса: национальное превосходство, самоотверженное служение религиозной идее, насаждение по всему миру искусства свободного самоуправления и романтика покорения мира. Это новая интерпретация имперской идеологии, где вновь религиозная, национальная, имперская и социальная составляющая выступают в единстве. Парадигма же «представительского самоуправления» вновь занимает место не ценности — «цели действия» (целью действия теперь является втягивание мира в англий-скую орбиту), а «способом действия», а именно, способом покорения мира. Эта идеологема находит свое выражение в мандатной системе, примененной на практике после Первой мировой войны. Ко второй половине XIX века в Британской империи наблюдался переход от непрямого, сохраняющего значительные элементы автономии управления колониями, к прямому централизованному управлению. Но уже к началу XX века доминирующим принципом британской имперской практики становится протекторатное правление. Это было серьезной модификацией английской картины мира.

Формы имперского управления

Попробуем сравнить между собой практику двух империй. Мы привыкли считать, что для Российской характерно прямое управление, а для Британской — протекторат. На практике все было сложнее (или, если хотите, проще).

В Британской Индии наблюдалась очевидная тенденция к прямому и унитарному управлению. Еще в начале XIX века исследователь Британской империи шведский генерал-майор граф Биорнштейн писал, что вероятнее всего «субсидиальные [протекторатные] государства будут включены в состав владений [Ост-Индской] компании по мере того, как царствующие ныне государи перестанут жить». И действительно, к семидесятым голам XIX века из 75883 кв. миль, образующих англо-азиатский мир, 30391 кв. миля находилась под прямым управлением. И с течением времени «тенденция сводилась к более решительному и энергичному контролю метрополии над аннексированными территориями; протектораты, совместные управления и сферы влияния превращались в типичные британские владения на манер коронных колоний»36 .

На протяжении всего XIX века наблюдалась явная тенденция к авторитаризму. Так, Джон Марли, статс-секретарь по делам Индии, в речи, произнесенной в 1908 году в Палате лордов, заявил: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь длинного своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система для Индии совсем не та цель, которую я имею в виду». Р. Киплинг был безусловным сторонником жесткого авторитарного управления Индией, которое он сравнивал с локомотивом, несущимся полным ходом: никакая демократия при этом невозможна.

В то время именно данные идеи в значительной мере определяли политику англичан в Индии, хотя наряду с ними существовали и цивилизаторско-демократические идеи, которые с начала ХХ века стали проявляться все более отчетливо, а после Первой мировой войны превратились в доминирующие. Но, конечно, понадобилось широкое антиколониальное и антибританское движение, чтобы Индия добилась независимости.

Британская Индия представляла собой почти особое государство, где большинство дел не только внутренней, но и внешней политики находилось в ведении генерал-губернатора Индии. Ост-Индская компания была чем-то вроде государства в государстве, обладала правом объявлять войны и заключать мир. Но и после упразднения компании в 1858 году, в компетенцию индийского правительства, как перечисляет И.И.Филиппов в книге «Государственное устройство Индии», входило «поддержание мира и безопасности в морях, омывающих индийские берега, наблюдение за движением морской торговли и тарифами своих соседей, течением событий на границах Афганистана, Сиама, Тонкина, Китая, России и Персии, защита владетелей островов и приморских областей в Персидском заливе и на Аравийском полуострове и содержание укрепленных постов в Адене».

Со своей стороны, Туркестан представлял собой тоже достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением туркестанского генерал-губернатора, которого «Государь Император почел за благо снабдить политическими полномочиями на ведение переговоров и заключение трактатов со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии»37 . Так же, как и англичане, русские в Средней Азии «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления и жизни по шариату», при том, что на других окраинах империи система местного самоуправления и социальная структура унифицировались по общероссийскому образцу. И если еще при организации Киргизской степи «родовое деление киргиз уничтожалось» (в скобках заметим, что киргизами в литературе того времени именовались просто тюрки-кочевники), точнее, игнорировалось при образовании уездов и аулов, то уже в Туркестанском крае — «крупные родовые подразделения совпадали с подразделениями на волости, — родовые правители были выбраны в волостное управление и недовольных не оказалось»38 .

Россия в Средней Азии попробовала и протекторатную форму правления (в вассальной зависимости от нее в различное время находились разные азиатские ханства, российским протекторатом была Бухара). Более того, русские усвоили себе и чисто английские способы действия в зонах влияния, в частности, «“аксиому”: нация, занимающая у нас деньги — нация побежденная», и добились экономического преобладания в Персии путем разумной тарифной (я имею в виду мероприятия гр. Витте) и транспортной политики, и даже завязали экономическую борьбу с Англией в Персидском заливе. Все это происходило, конечно, под аккомпанемент жалоб на свою полную неспособность к торговле: «Бухара, Хива, Коканд больше ввозят в Россию, нежели получают из нее, выручая разницу наличным золотом... Торговля с Персией тоже заключается большей частью в пользу иранцев… Какая уж тут борьба с Англией, когда мы с киргизами и бухарцами справиться не можем». Все эти стенания приводятся в книге С. Южакова «Англо-русская распря».

Однако в русской печати появлялись и совершенно новые, металлические нотки. Так, Р.Фадеевв «Письмах с Кавказа к редактору Московских ведомостей» пишет: «Ни одно европейское государство, имеющее владения на Востоке, не относится нигде к азиатским подданным, как к собственным гражданам. Иначе быть не может. Европейские подданные составляют самую суть государства, азиатские же — политическое средство для достижения цели». Короче, одни мы такие глупые, что прежде всего любым туземцам на любой окраине даем права нашего гражданства, после чего уже не можем драть с них три шкуры.

К счастью, эти сентенции, совершенно убийственные для русской имперской психологии, особого резонанса не получают. Что же касается экономической стороны колонизации, то аргументы и англичан, и русских схожи, а высказывание Дж. Сили на этот счет просто великолепно: «Индия не является для Англии доходной статьей, и англичанам было бы стыдно, если бы, управляя ею, они каким-либо образом жертвовали ее интересами в пользу своих собственных». В России не прекращаются сетования по поводу того, что все окраины, а особенно Средняя Азия, находятся на дотации. Правда, однако, то, что Россия в XIX веке делала в Средней Азии большие капиталовложения, не дававшие непосредственной отдачи, но обещавшие солидные выгоды в будущем; в целом, кажется, экономическую политику России в Средней Азии следует признать разумной. Но вернемся к нашему сравнению.

Русские совершенно сознательно ставили своей задачей ассимиляцию окраин: «Русское правительство должно всегда стремиться к ассимилированию туземного населения к русской народности», т.е. к тому, чтобы «образовать и развивать [мусульман] в видах правительства, для них чужого, с которым они неизбежно, силой исторических обстоятельств, должны примириться и сжиться на всегда». Дело доходило до того, что мусульманам платили деньги, чтобы они отдавали детей в русские школы. На совместное обучение русских и инородцев, т.е. на создание русско-туземных школ, при первом генерал-губернаторе Туркестана К.П. фон Кауфмане делался особый упор, причем имелось в виду и соответствующее воспитание русских: «туземцы скорее сближаются через это с русскими своими товарищами и осваиваются с разговорным русским языком; русские ученики школы также сближаются с туземцами и привыкают смотреть на них без предрассудков; те и другие забывают племенную рознь и перестают не доверять друг другу... Узкий, исключительно племенной горизонт тех и других расширяется», — такую предполагаемую идиллию описывает И.К.Остроумов в книге «К истории народного образования в Туркестанском крае». Туземные ученики, особенно если они действительно оказывались умницами, вызывали искреннее умиление. Тем более «в высшей степени странно, но вместе с тем утешительно видеть сарта [таджика], едущего на дрожках, либо в коляске, посещающего наши балы и собрания, пьющего в русской компании вино. Все это утешительно в том отношении, что за материальной стороной следует и интеллектуальная»39 . Не утешительным было только то, что туземных учеников в русско-туземных школах считали единицами, ассимиляция почти не происходила, русские и туземцы общались между собой почти только лишь по казенной надобности, а, как отмечается в «Сборнике документов и статей по вопросу образования инородцев», выпущенном в 1869 году, «в местах, где живут вместе русские и татары, все русские говорят по-татарски и весьма немногие татары говорят по-русски».

При этом русские живут на новозавоеванных территориях под мощной защитой правительства. Е.Марков в книге «Россия в Средней Азии» приводит записи рассказов переселенцев: «Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Мы с мужем три года в Мурза-Рабате на станции жили совсем одни, уж на что кажется степь глухая... А никогда ничего такого не было, грех сказать. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, и жить было бы нельзя!.. Промеж собой у них за всякую малость драка». То же рассказывают мужики, волей судьбы оказавшиеся близ Ашхабада: «Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, — хоть переколейте все, — ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка... Дюже боятся наших». Так что русские, по существу, оказывались, хотели они того или нет, привилегированным классом, к которому относились с опаской и контактов с которым избегали.

Точно так же и «англичане в Индии, высокого ли, низкого происхождения, были высшим классом». Стиралась даже разница между чиновниками и нечиновниками, минимизировались сословные различия — все англичане в Индии чувствовали себя аристократами, «сахибами». Стремясь как можно более приблизить свою жизнь в Индии к жизни в Англии, они как бы абстрагировались от туземного общества. Общение с туземцами даже по долгу службы и даже для тех, кто прекрасно владел местными языками, было обременительной обязанностью. Литература пестрит примерами не просто пренебрежительного, а прямо вызывающе хамского отношения англичан к индийцам, полного игнорирования их чувств. Причем, как отмечает в работе «Иллюзия постоянства. Британский империализм в Индии» Ф.Хатчинс, «это чувство превосходства базировалось не на религии, не на интеллектуальном превосходстве, не на образованности, не на классовом факторе... а исключительно на принадлежности к национальной группе» и «на вере в святость Соединенного Королевства». Английский чиновник, будь он даже образцом честности (коррупция в Британской Индии вообще была невелика), был абсолютно непреклонен, если дело касалось требования какого-либо социального равенства между англичанами и туземцами. У англичан было четкое сознание, что управление — их призвание и без них в Индии воцарится хаос, не было «и тени сомнения относительно высшей компетентности англичан во всех вопросах управления, совершенно независимо от климатиче-ских, расовых и других условий40.

Эта вера в свое превосходство была столь поразительной, что генерал Снесарев писал: «Они, мне кажется, просто лицемерят... Они не могут усомниться в даровании народа, который создал санскрит, наметил основы грамматики языка, дал миру цифру и музыкальную гамму».

Результаты вопреки намерениям

Из всего уже сказанного напрашивается вывод: мы хотели ассимилировать жителей Средней Азии, однако удалось это слабо, англичане не хотели ассимилировать индийцев, но это до какой-то степени происходило само собой. Итоговый результат оказывался примерно одинаковым.

Вообще парадокс этих двух частей двух империй (Средней Азии и Индии) состоял в том, что в них на удивление не удавалось именно то, к чему более всего стремились и, напротив, как-то само собой получалось то, к чему особого интереса не проявляли. Мы уже говорили, что англичане считали себя наделенными особым талантом управления. Однако их неудачи в Индии часто объясняли именно негодной организацией управления, которое туземным населением переносилось с трудом. Де Лакост заявляет: «Туземцы англичан не любят. Причина заключается в английском способе управления страной». Русские привычно жаловались на «наше неумение управлять инородцами», однако, по мнению того же де Лакоста, «среднеазиатские народности легко переносят русское владычество».

Англичане сплошь и рядом говорили о своей цивилизаторской миссии. В России, конечно, никаких подобных мыслей возникать не могло. Однако, что касается Англии, то «положение, будто незыблемое правило нашего правления всегда заключается в воспитании наших владений в духе и принципах этой теории [представительного самоуправления], есть величайшее искажение фактов нашими колониальными и имперскими политиками, которое только можно придумать», — заявляет Джон Гобсон. Индийские мусульмане с большим удивлением узнают, что мусульмане в России имеют своих представителей в Государственной Думе — «на другой же день в газете "Пайса-Ахбар" была помещена заметка о нашей Думе и о присутствии в ней представителей-мусульман»41 . Более того, случалось так, что благодаря юридическому и фактическому равноправию на некоторых инородческих окраинах Российской империи складывалось фактическое самоуправление, а Великое княжество Финляндское имело самоуправление легально.

О техническом развитии регионов империи англичане говорили очень много. Техницизм был стержнем политической мысли Киплинга. Для русских эта тема второстепенна, однако успехи в данной области у русских и англичан примерно одинаковы. С удивительной скоростью Россия строит железные дороги к своим южным рубежам. Англичанин Вигхейм посвящает целую главу описанию того, что Россия сделала для развития Закавказья: «Только сравните Ереван с Табризом или Эрзрумом и разница будет сразу же очевидна». Т.Мун, исследователь из Колумбийского университета, в книге «Империализм и мировая политика» между прочим пишет: «Под русским владычеством туркмены перестали заниматься разбоем и кражей рабов и в большей или меньшей степени перешли к оседлому быту, занявшись земледелием и хлопководством. Другие расы прогрессировали еще больше. Русские железные дороги дали возможность сбывать скот, молочные продукты и миллионы каракулевых барашков из Бухары. Но самым важным нововведением было, конечно, развитие хлопководства».

С другой стороны, для России существенно было то, что она, мыслившая себя преемницей Византии, должна была стать великим Православным царством. Однако она практически совсем отказывается от проповеди. «У русских миссионеров нет; они к этому приему не прибегают. Они хотят приобрести доверие покоренных народов, не противоречить им ни в их верованиях, ни в их обычаях», — пишет все тот же де Лакост.

В книге «Россия и Англия в Средней Азии» М.Терентьев с гордостью рассказывает о том, что некий афганец, близко знакомый и с англичанами, и с русскими, говорил: «Каждое воскресенье англичане выходят на базар доказывать, что их Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит... Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... Вы, русские, этого не делаете, слух об этом дошел и до Индии — все вас за это хвалят». То же и в своих собственных владениях: «честный мусульманин, не переступающий ни одной йоты наших гражданских законов, на наш взгляд, лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений». Более того, «до сих пор мы не только не допускали проповеди Слова мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в Православие. Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность огласить неофита Словом Истины».

Чем объяснить подобную политику? Приводилось несколько причин: во-первых, проповедь вызывает враждебность мусульманского населения, во-вторых, раз туземцы не знают русского языка, христианские истины не могут быть переданы им адекватно и мы будем только плодить ересь. Во всем мире миссионеры изучали туземные языки и никому не приходило в голову, что это туземцы должны учить родной язык проповедника; сами русские, приняв православие от греков, в подавляющем большинстве своем греческого языка не знали, Евангелие было переведено для них на славянский и здесь как-то обошлось без ересей! Короче, пусть мусульмане поживут в России лет сто, пообвыкнутся, а там уж видно будет. Татары жили в России сотни лет, обвыклись, но в XIX веке по отношению к ним сложилось убеждение, что «сколь абсурдно пытаться заставить татар изменить цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставить их поменять свою религию». Более того — среди народов, которые были мусульманами больше по названию и которых не интересовала религия, российская администрация сама укореняла ислам. Это уже явно выходило за границы простой веротерпимости и смахивало на какое-то помрачение. Вот и великое Православное царство!

У англичан было наоборот. Как писал известный немецкий геополитик Эрих Обст, «идеей крестовых походов, которая имела такое большое значение на континенте, Англия почти совершенно не была затронута. Мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корни на Британских островах». В Индии «первой реакцией имперских деятелей была оппозиция активности христианских миссионеров... Ост-Индская компания, англо-индийские чиновники, британские министры в большинстве своем противодействовали проповеди христианских миссионеров»42 . Так, в 1793 году «миссионер Вильям Керей и его спутники были высланы из Индии... Миссионерская работа была объектом нервозного внимания со стороны Калькуттского правительства и миссионеры без лицензии от директоров [совета директоров Ост-Индской компании] депортировались из Индии»43 . Только начиная с 1813 года миссионерам было разрешено свободно проповедовать в Индии. Таким образом, миссионерское движение формировалось вне рамок имперского комплекса. Не только имперская администрация стала в оппозиции к миссионерам, но и эти последние не очень благоволили к порядкам, установленным империей и, в конечном счете, долгое время, как пишет И.Гобсон, «британских миссионеров вовсе не обуревало желание вмешиваться в политические и коммерческие вопросы... Они стремились спасти души язычников и нисколько не стремились продвинуть британ-скую торговлю вперед или освятить дух империализма».

Итак, первоначально миссионерство не было связано с имперской программой. Это естественно, если учесть, что устроителям Британской Индии — викторианцам, согласно мнению Ф.Хатчинса, «трудно было принять евангельское убеждение, что христианство предполагает связи, которые могут объединить все человечество. Викторианцы либо потеряли свою собственную веру в христианство, либо обратили христианство в запутанный код поведения, который, конечно, не был приемлем для всего человечества». Тем не менее, определенные успехи христианских миссионеров были налицо. В 1816 году в Калькутте появилась первая школа, открытая миссионерами. С годами таких школ становилось все больше. И хотя миссионерская деятельность оставалась слабо связанной с правительством (что не мешало где-то с середины века активно использовать миссионеров в качестве английских политических агентов), в конце столетия королева Виктория произносит красивую фразу, что «империя без религии — дом, построенный на песке». Тем самым христианство становится как бы официальной религией Pax Britanica.

В конце концов в начале XX века в Индии насчитывалось более 300 тысяч индийцев-христиан. Это число, конечно, не велико, но в сравнении с тем, что среди российских среднеазиатских подданных христианами становились единицы, и оно представляется значительным. Причем, напомним, что англичане действовали в этом случае вопреки собственным принципам туземной политики, коль скоро прочность их власти во многом зиждилась на религиозной вражде между мусульманами и индусами.

«Нас гонит какой-то рок…»

Итак, империя делала вовсе не то, что намеревалась. По меткому замечанию Джона Сили, «в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое». Не случайно в конце XIX века одни англичане превратили империализм «в настоящий культ», а другие задавались вопросом, который Сили в книге «Расширение Англии» проговаривает вслух: «О чем хлопочут англичане в Индии, зачем берут на себя заботы и ответственность, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения Азии?», и не находя на него ответа, продолжает: «Невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрестанных завоеваний, был злосчастным для Англии днем».

Действительно, с середины XVIII века Англия ведет почти непрестанные войны на Востоке. Англия находится в почти постоянном страхе перед «русской угрозой» и фактически провоцирует нарастание этой угрозы. Англичане, стремясь преградить России путь в Индию, оккупируют Кветту, в ответ на что Россия занимает Мерв и оказывается вблизи Герата. Закручивается порочная цепочка событий. Вся английская политика на Востоке зацикливается на обороне Индии. «Не было ни одного события на Среднем и Ближнем Востоке, в котором заботливость Англии за свою колонию не проявилась бы в том или ином виде, чаще в дурном и отвратительном», — пишет генерал Снесарев, имея, в частности, в виду английскую поддержку турецкого деспотизма над христианскими народами, оправдание и подстрекательство турецких зверств ради поддержания неделимости Турции как буфера на пути в Индию, что в самой Англии вызывало негативную реакцию общественного мнения. Англия, по сути, делала то, что делать не хотела, и начинала ощущать, что ее ведет какой-то рок.

Тема рока доминирует и в русской литературе о завоевании Средней Азии. Евгений Марков в книге «Россия в Средней Азии» пишет: «Вместе с умиротворением Каспия началось роковым образом безостановочное движение русских внутрь Туркестана, вверх по реке Сыру, а потом и Аму-Дарье, началась эпоха завоеваний в Центральной Азии, — остановившихся пока на Мерве, Серахсе и Пяндже и переваливших уже на Памир — эту “крышу мира”... Нас гонит все какой-то рок, мы самой природой вынуждены захватывать все дальше и дальше, чего даже и не думали никогда захватывать». Указывая на стихийность российского продвижения в Азию, генерал Снесарев утверждает, что хотя оно и имело более организованный характер и закреплялось регулярной военной силой, «по существу оно оставалось прежним, и разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой». «Инициатива дела, понимание обстановки и подготовка средств, словом все, что порождало какой-либо военный план и приводило его в жизнь, — все это находилось в руках среднеазиатских атаманов, какими были Колпаковские, Черняевы, Крыжановские, Романовские, Абрамовы, Скобелевы, Ионовы и многие другие. Петербург всегда расписывался задним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».

Это продвижение вообще не было направлено на какую-то определенную цель, а шло по пути наименьшего сопротивления. «Преграды на северо-западе и юге заставили народную энергию искать другого исхода и других путей; русскому народу оставалась Азия, и он рванул в нее по всем возможным направлениям... Это движение не направлялось на какой-либо фонарь, вроде Индии или Китая, а просто туда, где прежде всего было легче пройти», — свидетельствует Е.Марков. При этом в русском обществе интерес к Средней Азии отсутствовал точно так же, как в Англии интерес к Индии. Как отмечает А.Е.Снесарев, «Мы, русские, в сто раз лучше и основательнее знаем каждое маленькое местечко Италии, Швейцарии, Германии или Франции, ничем не касающееся наших государственных и народных интересов, чем свое собственное многоценное и крайне любопытное приобретение в Средней Азии, к тому же в смысле новизны, оригинальности и выразительности культуры несравненно более привлекательное».

Тому року, который гнал в дебри Азии и русских, и англичан, генерал Снесарев дает одно и то же название — «стремление к власти». В чем-то генерал, по-видимому, прав. Но это не может объяснить всего размаха событий. Не снимает вопроса: зачем? Для англичан вопрос этот оставался мучительной проблемой на долгие времена. Разные авторы разных веков давали на него разные ответы. Многообразие точек зрения характерно и для XX века. Ч.Лукас в качестве причин создания Британской империи называл высокие моральные ценности, филантропию, а также соображения национальной безопасности. Т.Смит видел основную причину расширения пределов империи в политических расчетах, амбициях государственных деятелей и в давлении внешних обстоятельств. Р.Хаэм объяснял экспансию переизбытком у англичан энергии, при том, что сознательно они никакой империи не желали, Г.Вильсон — постоянной необходимостью обороны, а Д.Юзуаг подчеркивал главенствующее значение экономических факторов. Но концы с концами не сходились. Количество работ, доказывающих, что Британская империя была выгодна лишь финансовой олигархии, и работ, столь же убедительно доказывающих, что она была выгодна английскому народу, в целом, примерно одинаково. «Политические противоречия в прошлом иногда создают впечатление, что империя была делом лишь части народа, а не народа как целого... Сейчас этот взгляд представляется устаревшим»44 . Однако из всего этого вовсе не следует ответ на вопрос: чем была для англичан империя?

Англичане, не находя удовлетворительного ответа на вопрос о смысле своей деятельности в Индии, спрашивая русских, зачем делают это они, — слышали в ответ лишь сентенцию в том роде, что со стороны англичан было бы умнее об этом не спрашивать. Но это была лишь отговорка. Все яснее наступало сознание того, что «для народа, одаренного практическим смыслом и предприимчивостью, в этом до сих пор продолжающемся блуждании (в данном случае речь шла о Дальнем Востоке, но, по существу, это то же самое) есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с пути, отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели», — признает Дж.Уильямсон в книге «Стадии имперской истории».

В России — та же неясность в отношении имперских целей. Такой авторитетный эксперт, как А.Вандам, в книге «Наше положение» пишет: «По единогласному отзыву всех русских ученых и публицистов, посвящавших свои знания и силы разработке международной жизни России, Восточный вопрос всегда занимал и занимает теперь едва ли не первое место в ряду других вопросов внешней политики русского народа. Но при таком серьезном значении Восточного вопроса... было бы весьма естественным ожидать, что у нас установилось относительно этого вопроса достаточно определенное и ясное представление. Что, собственно, должно пониматься под так называемым Восточным вопросом, в чем заключается для России его смысл и историческое содержание, — точных указаний на это, а тем более ясных и определенных ответов не находится у большинства наших писателей». И это при том, что, по оценке исследователя этой проблемы С.Жигарева, Восточный вопрос был «центром, вокруг которого группируются крупнейшие факты русской истории, главным рычагом и стимулом нашего общественного развития», «вместе с Восточным вопросом изучается история развития русского национального самосознания». Становясь же перед проблемой, чем был для России Восточный вопрос, мы, по существу, ставим вопрос о том, чем была или чем мыслила себя Российская империя. В конце XIX века почти не находилось авторов, которые могли бы дать вразумительный ответ.

Обе империи, одна — в Средней Азии, другая — в Британской Индии, оказывались до странного похожи друг на друга. Результат действий русских и англичан оказывается каким-то усредненным. Это не имперский народ создавал «свой» мир, который представлялся ему «должным», не он реализовывал себя в мире, а обстоятельства подчиняли его себе. Отсюда проистекали общие трудности и общие проблемы.

Две империи: соперничество и взаимовлияние

Ту форму соперничества, что на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу, складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной «сплошной» средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по «крыше мира» — высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в «сплошной» среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции «волнореза» для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего — Тибетское государство). Буферы-«волнорезы» располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния.

Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную «крепость». Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление «забранной» территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии — протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления русским Туркестаном и британской Индией имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.

Так, вопреки обычной российской практике «устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя»45 , в Туркестане, по словам Л.Костенко, автора книги «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности», русские «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления по шариату». Более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило «выдержанное, последовательное игнорирование ислама» — только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана «ярым-падша» — полуцарь.

Очевидно, что почти непосредственная близость Британской империи влияла на русскую туземную политику. Две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя самым дотошным образом каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в Туркестанскую администрацию проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок) — то есть несмотря на привычные декларации, формальные права гражданства, население новоприобретенных мест не рассматривалось как вполне «свое», а постепенно приближалось по своему статусу к населению колоний. С жителями Средней Азии не мог уже возникнуть сложный, по сути своей внутренний конфликт, как, например, конфликт русских с армянами в Закавказье — отношения с местным населением упрощались и становились более одномерными.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. (Эту же идею пытался осуществить кн. Голицын в Закавказье, но без успеха.) До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами. Они справлялись ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык (что и было самым ценным), в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь навязывая «центральный» принцип Российской империи. При этом, практически беззащитные, русские не имели никакой возможности ощутить себя высшей расой, проявлять какой-нибудь расизм. Рассчитывая почти только на себя, они были вынуждены смиряться, уживаться с туземцами мирно, как с равными себе. И этот порой мучительный процесс освоения русскими колонистами новых территорий был с точки зрения внутренней стабильности Российской империи значительно более эффективен, сколько бы ни требовал терпения и самоограничения в своих импульсивных проявлениях. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интериоризации нового «забранного» края.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую (на ее индийскую часть) выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения (на Британскую Индию; к Африканским колониям это не относится), как на единую страну, причем страну континентальную — внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. «Под влиянием благоприятно сложившихся обстоятельств первая зародившаяся колония Англии в Индии постепенно расширялась и образовывала могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки остается для своей метрополии посторонним телом»46. Интересно также, что, по утверждению лорда Керзона, «в строгом смысле слова, Индия — единственная часть английского государства, носящая название империи».

Этот процесс представляется нам в значительной мере следствием русского влияния, постепенного психологического вовлечения двух империй в жизнь друг друга, взаимодействия имперских доминант (тем более, что русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса).

Однако в чем взаимовлияния не происходило, в чем каждая из империй сохраняла свою особую специфику — так это в динамике народной колонизации. На нее почти не повлияли ни особые формы управления территориями, ни геостратегические нужды.

Особенности народной колонизации

Народная колонизация Средней Азии шла своим чередом, по обычному для русских алгоритму. В своем отчете об управлении Туркестанским краем его первый генерал-губернатор К.П. фон Кауфман писал: «С занятием в первые годы лучших из местностей, назначенных для заселения, колонизационное движение в край русских переселенцев не только не уменьшилось в последние годы, но, напротив, даже возросло в своей силе, особенно в 1878 и 1879 годах». В последующие годы, когда Семиречье временно входило в состав Степного генерал-губернаторства, переселение в регион было ограничено, а с 1892 по 1899 год запрещено. «Число селений за это время почти не увеличилось (в 1899 году их считалось 30), но значительно увеличилось число душ». Если в 1882 году их было около 15 тысяч, то в 1899 году около 38 тысяч. «Значительное число самовольных переселенцев (1700 семей) пришлось на 1892 год. С 1899 года Семиречье снова было подчинено генерал-губернатору Туркестана... К 1911 году было уже 123 русских поселения»47. С 1896 по 1916 годы в районе Акмолинска и Семипалатинска поселились более миллиона крестьян-переселенцев из России.

Однако, несмотря на столь явные успехи колонизации, между русскими переселенцами и туземным населением вставал невидимый барьер; провозглашавшиеся принципы ассимиляции оставались пустым звуком. Вернее, произошла подмена принципа: место Православия занял гуманитаризм — учение, на основании которого строился национализм европейских народов. На его же основе медленно и постепенно зарождался и русский национализм, который выражался еще не прямо, не через сознание своего превосходства, а встраивался в рамки исконно русского этатизма, который, таким образом, лишался своего религиозного содержания. Собственно, русские уже и не доносили до покоренных народов того принципа, который те должны были по идее (идее империи) принять. Его уже почти забыли и сами русские государственные деятели. Система образования по Ильминскому, широко практиковавшаяся в разных уголках империи, яркий тому пример. Показательно в этой системе образования и то, что она предполагала, как бы мы теперь назвали, «интернациональное воспитание» русских. Государство перестало полагаться на колонизаторский инстинкт русских, а считало нужным их чему-то специально учить. Это, в свою очередь, означало изменение обычной туземной практики, смену экспансионистских парадигм.

Народные массы переставали быть носителями имперской идеи. Активная колонизация Средней Азии в конце XIX — начале ХХ веков не вела к ее интеграции в общеимперское здание. Имперское строительство не могло быть лишь политическим процессом, а должно было стать элементом народной жизни. Для последнего же необходимо было, чтобы комфортная для русского народа модель колонизации получила еще и актуальное идеологическое обоснование, чтобы народ сам был активным проводником основополагающих религиозных ценностей империи.

Интенсивность и прочность народной колонизации зависела не от внешних трудностей и даже не от степени напряженности отношений с местным населением края, не от экстраординарности характера управления краем, а исключительно от внутренней комфортности способа освоения той или иной территории, возможности реализовывать присущие народу алгоритмы интериоризации территории. Облегчение внешних условий переселения в «забранные» края даже снижало его прочность: колонизация «на штыках», под государственным контролем и покровительством была, конечно, безопаснее и легче, но менее прочной, чем тогда, когда русским приходилось самостоятельно заселять новые территории и самим не только адаптироваться к природным условиям, но и приноравливаться к местному населению, как бы «интериоризировать» его в качестве элемента новой территории.

Искажение или ослабление центрального принципа империи не влияло на интенсивность переселенческого потока, но делало колонизацию менее прочной, поскольку не способствовало включению местного населения в общегосударственную целостность, оставляло его как бы внешним для империи элементом. Но в свою очередь колонизация была затруднена и в регионах, представлявших особую значимость с точки зрения центрального принципа империи — это были как бы особые территории, живущие внешне по обычным, но по существу по иным законам, чем другие окраины империи.

Таким образом, народная колонизация могла способствовать процессу интеграции имперской целостности, а могла быть ему безразлична. В свою очередь эта интеграция в некоторых случаях достигалась и без сколько-нибудь значительной колонизации. Каждый из этих случаев должно изучать особо — не может быть выводов, относящихся к русской колонизации вообще. Но нет, как нам представляется, и необходимости изучать все многообразие местных особенностей каждой области. Внешние обстоятельства колонизации были относительно малозначимым фактором. Вопрос в том, чтобы понять, что колонизация является сложным процессом, имеющим свои закономерности и испытывающим сбои под влиянием определенных факторов, которые могут быть выделены и описаны.

История народной колонизации, написанная с этой аналитической точки зрения, больше даст для понимания современности, чем описание межэтниче-ских конфликтов столетней давности. Во всяком случае, именно аналитическая история народной колонизации может дать нам возможность понять, в какой мере и как именно эти конфликты были в свое время внутренне преодолены, а насколько только внешне затушены.

____________________

1 См.: Долинский В. Об отношении России к Среднеазиатским владениям и об устройстве киргизской степи. СПб., 1865.

2 Moon P.T. Imperialism and World Politics. N.Y., 1927. P. 278.

3 Paul Veyne. L’Empire romain. In: Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. Paris: Presses Univ. des France, 1980. PP. 122.

4 Там же.

5 История дипломатии. Т. I. Москва: ОГИЗ, 1941. С. 98.

6 Dimitri Obolensky. Tradition et innovation dans les institutions et programmes politiques de l’Empire Byzantin. In: Dimitri Obolensky. The Byzantine Inheritance of Eastern Europe. L., Variorum Reprints, 1982. P. XVI, 3.

7 Медведев И.П. Почему константинопольский патриарх Филофей Коккин считал русских «святым народом». // Славяне и их соседи. М.: Издание Института славяноведения и балканистики АН СССР, 1990. С. 52.

8 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 225.

9 Марков Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1891. С. 254.

10 Encausse H.C. Organizing and Colonizing the Conquested Territories // Allworth Ed. (ed.). Central Asia. A Century of Russian Rule. N.Y., L., 1967. P. 160.

11 Южаков С.Ю. Англо-русская распря. СПб., 1867. С. 57.

12 Хворостинский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 1. С. 91.

13 Шкапский О. На рубеже переселенческого дела // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 7. С. 112.

14 Худадов В.Н. Закавказье. М.—Л. 1926. С. 2.

15 М.М. Грузино-армянские претензии и Закавказская революция. Киев, 1906. С. 27.

16 Кн. Мещерский. Кавказский путевой дневник. СПб., 1876. С. 227.

17 Липранди А. Кавказ и Россия. С. 287.

18 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960, т. 2. С. 263.

19 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С. 128-129.

20 Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. «Вопросы колонизации», СПб., 1911, т. 8. С.65.

21 Там же. С. 141.

22 Сили Дж. Расширение Англии. СПб., 1903. С. 38.

23 Мэхэн A.T. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895. С. 65.

24 Morot-Sir E. L’Amerique et Ie Besom Philosophique//Revue International de Philosophic Americaine. 1972. P. 5.

25 Петровская Е.В. Образ индейца-врага в истории американской культуры// Политиче-ская мысль и политическое действие. М., 1978. С. 77.

26 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. — Princeton; New Jersey, 1967. P. 144.

27 Устинов В. Об английском империализме. Харьков, 1901. С. 16.

28 Wright L.B. Religion and Empire: The Alliance between Piety and Commerce in English Expansion. 1558-1925. New York, 1968.

29 WilliansС.Р. The Ideal of Self-Governing Church: A Study in Victorian Missionary Strategy. Leaden etc., 1990. P. 92-95.

30 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. Princeton; New Jersey, 1967. P. 109.

31 Раппопорт С. И. Народ-богатырь: Очерки общественной и политической жизни Англии. СПб., 1900. С. 40-41.

32 Boel J. Christian Mission in India. P. 137.

33 Robinson R., GallagherJ. Africa and Victorians: Imperialism and World Politics. New York, 1961. P. 10.

34 Frounde J. Oceany or England and her Colonies.London, 1886.

35 Rerard Q. L’Angleterre et l’imperialisme. Paris, 1900. P. 67.

36 Гобсон И. Империализм. Л., 1927. С. 350.

37 Терентьев А.М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 19.

38 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 32, 34, 87.

39 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 333.

40 Гобсон И. Империализм. С. 135.

41 Отчет о поездке в Индию Первой Туркестанской армии артиллерийского бригадного поручика Лосева. // Добавления к сборнику материалов по Азии. СПб., 1905. С. 50.

42 Bearce G.D. British Attitudes towards India.P. 69

43 Dodwell H. (еd.) The Cambridge History ofIndia. Vol. VI. The Indian Empire. Cambridge, 1932. P. 122-123

44 Usoigue G. Britain and the Conquest of Africa.Michigan, 1974. P. 635.

45 Suny R.F. Revange of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collaps of Soviet Union. Stanford, Calif., 1993. P. 25.

46 Керзон. Положение, занимаемое Индией в Британской империи. Ташкент, 1911. С. 2.

47 Логанов Г. Россия в Средней Азии. // Вопросы колонизации. СПб., 1908, т. 4. С. 148-149.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

В порту Басра на юге Ирака начали загрузку два танкера вместимостью 2 млн баррелей каждый, зафрахтованных компанией Litasco (международное маркетинговое и торговое подразделение ОАО «ЛУКОЙЛ») для транспортировки компенсационной нефти по проекту «Западная Курна-2».

В ближайшие дни танкер Achilleas направится в порт Аугуста (Сицилия), где нефть отгрузят для принадлежащего «ЛУКОЙЛу» НПЗ ISAB в Приоло, танкер Front Kathrine доставит нефть потребителям в ЕС.

Танкер Sea Triumph, вышедший из Басры 19 августа 2014 года, успешно доставил 1 сентября первую партию компенсационной нефти в объеме 1 млн баррелей в итальянский порт Аугуста. Большая часть первой партии направлена на НПЗ ISAB.

«ЛУКОЙЛ» получает компенсационную нефть по условиям Сервисного контракта в счет возмещения затрат компании в рамках реализации первой фазы («Ранняя нефть») разработки месторождения Западная Курна-2 в Ираке.

Добыча на месторождении Западная Курна-2 на сегодняшний день превышает 300 тыс. баррелей в сутки.

Египет начал строительство нового Суэцкого канала. Планируется, что уже в 2015 году будет открыт первый участок этого водного пути, который пройдет параллельно старому и позволит судам двигаться одновременно в двух направлениях. Это позволит сократить всего до трех часов прохождение 72 км. участка канала, который связывает Суэц в Красном и Порт Саид в Средиземном морях. Сейчас этот путь занимает 11 часов. Осуществляемый египетской армией, этот ключевой проект президента ас-Сиси, призван оживить экономику страны и укрепить популярность президента.

“Президент ас-Сиси подарил нам радость. Этим проектом он вернул нам улыбки. Благодаря этому экономическому и экологическому проекту он развивает экономику Египта”, – говорит Исмаил Овис, возглавляющий исследования в университете аль-Азхар.

Сегодня эксплуатация Суэцкого канала приносит Египту 3,9 млрд. евро ежегодно. Новый канал позволит увеличить доходы к 2023 году до 10,5 млрд. евро в год.

Построенный 145 лет назад, Суэцкий канал был национализирован в 1956 году президентом Гамалем Абделем Нассером у французских и английских акционеров.

В 1975 году он вновь заработал, после того как судоходство по нему было прервано на 8 лет после “Шестидневной войны”. Именно этот период стал причиной рождения супертанкеров.

Реконструкция канала должна быть полностью завершена через пять лет. Ее ориентировочная стоимость 3 млрд. евро. Для финансирования стройки государство выпустило облигации под 12% годовых. Но столь привлекательные инвестиции могут осуществить только египтяне.

Передает корреспондент “Евроньюс” в Египте Мохаммед Шейхибрагим:

“Десятки километров этой земли наполнятся водой, чтобы создать судоходный канал, даря надежду египтянам получить средства для восстановления экономики страны, пострадавшей от политических потрясений”.

Французский гигант по перевозке контейнерных грузов CMA CGM SA завил во вторник о создании альянса с китайской China Shipping Container Lines Co. и ведущей судоходной компанией Ближнего Востока United Arab Shipping Co. для совместного использования судов на некоторых наиболее загруженных мировых судоходных маршрутах.

Новый альянс, получивший наименование Ocean Three, как ожидается, будет совместно использовать около 150 судов, которые осуществляют до 20% грузовых перевозок между Азией и Европой и 13% и 7% через Тихий и Атлантический океаны соответственно, сообщили близкие к сделке источники.

Альянс был создан после того, как более крупные конкуренты Maersk Line и Mediterranean Shipping Co. заключили в июле 10-летнее соглашение о партнерстве, которое, по оценкам, поможет им сэкономить миллиарды долларов операционных расходов.

CMA CGM сказала, что судна Ocean Three будут заходить "во все крупнейшие порты Азии, Европы и Северной Америки, используя перегрузочные хабы, общие для всех трех партнеров".

Maersk Line, подразделение датской группы A.P. Moller-Maersk A/S, и шведская MSC являются крупнейшими по размеру мощностей судоходными компаниями в области грузовых перевозок. Они объявили о создании так называемого альянса 2M в июле. Китайские регуляторы раннее блокировали создание более широкого партнерства под названием P3, предполагавшего участие CMA CGM, по причинам того, что такое партнерство представляло бы угрозу китайским контейнерным перевозчикам.

"Ocean Three - это антагонист 2M", - сказал Джонатан Роуч, аналитик из лондонской Braemar ACM Shipbroking. "Этот альянс создан в русле сохранения конкурентоспособности в отношении 2M, и это хорошая сделка, потому что они инвестировали в некоторые наиболее крупные корабли, задействованные в перевозках, и пригласили китайскую компанию в альянс".

Контейнерные перевозки, посредством которых транспортируется до 95% мировых промышленных товаров, последние десять лет страдали от проблемы превышения предложения над спросом, которая привела к снижению перевозочных тарифов и которую ведущие перевозчики охарактеризовали как "неприемлемую". Множество более мелких перевозчиков регулярно снижали перевозочные тарифы на маршрутах от Азии до Европы и через Тихий и Атлантический океаны в надежды остаться в бизнесе, пока ситуация в отрасли не нормализуется.

Альянс 2M будет контролировать 35%-ную долю рынка торговых маршрутов от Азии до Европы и 15% и 37% грузоперевозок по Тихоокеанским и Атлантическим маршрутам соответственно. Флотилия 2M будет включать 20 судов Triple E компании Maersk, а это самые габаритные и эффективные корабли, которые в состоянии перевозить больше 18 000 контейнеров каждый.

Осведомленные источники сказали, что MSC, вероятнее всего, также задействует на условиях долгосрочного лизинга пять судов Triple E у Scorpio Group, базирующейся в Нью-Йорке и Монако, и китайского Bank of Communications Co.

У UASC и CSCL в общей сложности заказано 11 судов Triple E. Эти корабли идут более медленно, чем большинство прочих судов, в целях сбережения топлива, снижая тем самым операционные затраты на 20% на каждый перевезенный контейнер по сравнению с затратами прочих судов с менее энергосберегающими двигателями.

Оба альянса ожидают одобрения американских регуляторов. Уильм Дойл, комиссар Федеральной морской комиссии США, сообщил Wall Street Journal на прошлой неделе, что он проконсультируется с коллегами из китайского регулятора на встрече, которая состоится в ноябре, перед тем как комиссия вынесет решение по альянсу 2М. Альянс Ocean Three еще не подал пакет необходимых документов в комиссию.

Эти объединения, как ожидается, постепенно вытеснят более мелких игроков с наиболее востребованного маршрута Азия-Европа, потому что более мелкие и менее энергосберегающие корабли будут не в состоянии конкурировать с альянсами. Это должно привнести некую стабильность в формирование перевозочных тарифов, так как предложение, которое на данный момент на 15% выше спроса, будет более жестко регулироваться.

Нильс Андерсен, генеральный директор A.P. Moller-Maersk, сказал в недавнем интервью, что проблема с превышением предложения над спросом потребует по крайней мере четыре года для урегулирования.

Льгота для «незаходных» судов рискует остаться на бумаге

Для обсуждения представлен проект по «налоговой амнистии» флота, построенного, модернизированного или капитально отремонтированного за пределами территории Таможенного союза. Бизнес-сообщество уже высказывает критику предложенных поправок.

Проект ФЗ «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса РФ в части повышения эффективности налогообложения рыбохозяйственного комплекса» привлек внимание профессионального сообщества.

Уже не первый год представители отрасли говорят о необходимости таможенной и налоговой «амнистии» при ввозе в России судов, которые были построены или модернизированы за рубежом, - в связи с серьезными затратами на уплату таможенных пошлин и НДС часть флота не заходит в порты РФ, предпочитая обслуживание в иностранных.

Документ, размещенный для общественного обсуждения, обещает долгожданную «налоговую амнистию». Предусматривается освобождение от НДС при ввозе в Россию судов рыбопромыслового флота, модернизированных и (или) прошедших капитальный ремонт за пределами территории Таможенного союза, а также судов, построенных иностранными судостроительными организациями вне территории ТС.

В случае с постройкой оговорено, что возраст судов, которые будут использоваться для добычи водных биоресурсов, на дату входа в исключительную экономическую зону РФ не должен превышать семи лет, а приемо-транспортный, вспомогательный флот и суда спецназначения на дату входа в ИЭЗ России не должны быть старше десяти лет.

Предусмотрено также, что если суда, построенные, капитально отремонтированные или модернизированные за пределами территории ТС, не были заведены в российское порты для таможенного оформления, их собственники лишаются льготы по уплате сбора за пользование водными биоресурсами. Правда, эта норма в случае принятия закона вступит в силу только с 1 января 2019 г. – как раз до этого времени и будет действовать «амнистия».

Оговорено, что для получения послаблений работы по капитальному ремонту и (или) модернизации должны быть завершены до 1 января 2018 г.

Эксперты опасаются, что в случае принятия поправок в нынешнем виде налоговая льгота останется только на бумаге. «Основное замечание – установление ограничения возраста судна – 7 лет для рыболовных и 10 лет для транспортных на момент захода в ИЭЗ РФ. В такой редакции «налоговая амнистия», широко анонсированная Росрыболовством, становится чистой профанацией, так как практически не охватывает «незаходные» суда и не решает этой проблемы», – заявил Fishnews вице-президент Ассоциации «Рыбопромышленный холдинг Карат» Сергей Сенников.

Обеспокоенность в связи с возрастным цензом, который устанавливается в законопроекте, выразил и председатель правления Союза рыбопромышленников Севера Владимир Григорьев.

По информации отраслевого объединения, из семи десятков «незаходных» судов в Северном бассейне только одно рыбодобывающее судно моложе семи лет, а транспортных рефрижераторов, построенных менее десяти лет назад, нет совсем.

«Для кого делается такая амнистия?» – задаются вопросом представители бизнес-сообщества.

По словам Сергея Сенникова, основное количество рыболовных судов (за единичным исключением) существенно старше 7 лет. При этом весь этот флот обладает правом ходить под флагом РФ и занесен в Российский морской регистр судоходства. «Получается, что Росрыболовство делает «налоговую амнистию» для каких-то отдельных новых судов, а всей основной части это не касается», – отметил вице-президенте Ассоциации «РПХ Карат».

Возраст судна – вопрос безопасности мореплавания. Ограничения устанавливаются РМРС, поэтому это не вопрос налогового законодательства, обратил внимание Сергей Сенников.

«Здесь сам подход неправильный, – солидарен с коллегой Владимир Григорьев. – Существует надзорный орган – Регистр, который проверяет и говорит, можно на этом судне выходить в море, ловить и перевозить рыбу или нет. Причем тут возраст? Можно и за два года уничтожить пароход, если им не заниматься. А возьмем барк «Седов» - ему скоро сто лет будет, а он по-прежнему в строю, еще и наши дети походят на нем, а может быть и внуки».

Общественное обсуждение проекта федерального закона продлится до 23 сентября. Союз рыбопромышленников Севера намерен направить свою позицию по этому пункту и подготовить предложения.

Рыбное ведомство работает над организацией промысла в 2015 году

Росрыболовство ждет заключение комиссии государственной экологической экспертизы материалов, обосновывающих общий допустимый улов рыбы дальневосточных морей на 2015 г.

На оперативном совещании, которое провел 9 сентября заместитель министра сельского хозяйства – руководитель Федерального агентства по рыболовству Илья Шестаков, обсуждались организация промысла водных биоресурсов, вопросы в сфере рыбохозяйственной науки и образования.

Заместитель начальника управления организации рыболовства Росрыболовства Игорь Карпман доложил о вылове водных биоресурсов российскими пользователями. На отчетную дату добыто 2 млн. 962,9 тыс. тонн, что на 107,3 тыс. тонн, или на 3,5% ниже уровня прошлого года.

По словам Игоря Карпмана, сокращение связано в первую очередь с низким освоением ресурсов тихоокеанских лососей. Еще одна причина – снижение по сравнению с прошлым годом более общего допустимого улова основного объекта промысла – минтая. Для того чтобы сократить отставание, управление приняло ряд мер.

«Материалы по корректировке ОДУ на 2014 год в Восточно-Сахалинской подзоне в сторону увеличения на 50 тыс. тонн проходят процедуру государственной экологической экспертизы, – проинформировал Игорь Карпман. – Ожидается, что благодаря этому отставание по минтаю по итогам года будет преодолено».

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, неплохие перспективы у российских рыбаков по освоению в этом году сельди: из 411 тыс. тонн добыто 161 тыс. тонн. Остаток квоты атлантической сельди в размере свыше 50 тыс. тонн и тихоокеанской сельди (общий объем около 200 тыс. тонн) предстоит освоить до конца текущего года. С 15 октября в соответствии с правилами рыболовства начнется траловый промысел олюторской сельди (к вылову предложено свыше 75 тыс. тонн).

Кроме того, управление провело работу по распределению части неиспользуемых научных квот, квот для иностранных государств и дополнительных объемов ОДУ для российских пользователей водных биоресурсов. Так, свыше 5 тыс. тонн минтая распределены для прибрежного и промышленного рыболовства в Северо-Курильской зоне. Плюс к этому – квоты трески, дальневосточных камбал, морских окуней, терпугов и макрурусов (суммарно около 1,6 тыс. тонн).

В ближайшее время ожидается выход приказов по увеличению добычи креветки на 1,6 тыс. тонн и трески на 1,1 тыс. тонн в подзоне Приморье. В Северном бассейне за счет переданных научных квот будут увеличены объемы для прибрежного рыболовства – трески на 6,1 тыс. тонн и пикши на 3,5 тыс. тонн.

Кроме того, началась подготовка приказов Росрыболовства по распределению водных биоресурсов на 2015 г. В связи с этим территориальным управлениям Росрыболовства поставлена задача совместно с органами власти регионов до 10 октября представить предложения по объемам водных биоресурсов для традиционного и спортивно-любительского рыболовства.

Заместитель начальника управления науки и образования Алексей Баранов отметил, что в настоящее время основная деятельность структуры связана с взаимодействием с Росприроднадзором по проведению государственной экологической экспертизы материалов, обосновывающих ОДУ водных биоресурсов на 2015 г.

К настоящему времени получены положительные заключения комиссии ГЭЭ по рыбам европейских морей, ожидается заключение по озеру Байкал с бассейнами впадающих в него рек, по рыбам дальневосточных морей, а также по беспозвоночным и водорослям. Кроме того, в Росрыболовство поступили положительные заключения на материалы, обосновывающие ОДУ на 2015 г. во внутренних пресноводных объектах по 21 субъекту РФ, материалы направлены в Минсельхоз. Также на рассмотрение в Росприроднадзор представлены корректировки общего допустимого улова на 2014 г. по минтаю, камчатскому крабу и трубачу.

В настоящее время заканчивается утверждение программ институтов по проведению ресурсных исследований в пресноводных водоемах, формируется План ресурсных исследований в пресноводных водоемах на 2015 г. Утверждены программы научно-исследовательских организаций по проведению морских ресурсных исследований в 2015 г. Соответствующий план направлен на согласование в федеральные органы исполнительной власти.

Алексей Баранов также доложил о первых результатах приемной кампании в подведомственных ФАР образовательных учреждениях. На обучение уже принято 10877 человек, из них за счет средств федерального бюджета будет получать образование 6243 человека.

По поручению руководителя Росрыболовства скорректирован график плаваний учебных парусных судов - количество заходов в иностранные порты сокращено, большую часть плавательной практики планируется проводить в открытых морских акваториях.

Власти Москвы одобрили проект строительства объектов транспортно-пересадочного узла (ТПУ) «Волгоградская» в Юго-Восточном округе (ЮВАО) Москвы.

ТПУ разместится на двух земельных участках в районе Печатники. Площадь каждого из них составляет 0,25 га, участки свободны от капитальных строений и сооружений. Частично эти площадки попадают в границы земельного участка, на который разрабатывается проект планировки территории района Южнопортовый, ограниченной Волгоградским проспектом, улицами 2-й Машиностроения, Шарикоподшипниковская, 1-я Дубровская, Новоостаповская, 1-м Дубровским проездом и полосой отвода железной дороги. Частично оба участка входят в границы территории производственной зоны № 26 «Южный порт». Как сообщил председатель Москомстройинвеста Константин Тимофеев, границы планируемого размещения объектов ТПУ «Волгоградская» были одобрены еще в декабре 2013 года, на заседании Градостроительно-земельной комиссии (ГЗК). Договор аренды земельного участка (ДАЗУ) для проектирования и строительства транспортно-пересадочного узла был заключен в марте текущего года сроком действия до конца 2019 года. Площадь территории в границах размещения объектов ТПУ, в составе которых возведут терминал с пешеходными переходами, составляет 17,6 га. Как сообщили в Москомстройинвесте, проект градостроительного плана земельных участков (ГПЗУ) для возведения объектов ТПУ был одобрен на Градостроительно-земельной комиссии (ГЗК) города Москвы. Ранее на заседаниях ГЗК были утверждены проекты обустройства 72 плоскостных транспортно-пересадочных узлов (ТПУ) на базе существующих станций метро, одобрены разработки проектов планировок 154 ТПУ. Напомним, транспортно-пересадочный узел - часть городской территории, где осуществляется комфортная пересадка пассажиров на различные виды транспорта (городской наземный, метро и железная дорога). До 2020 года в Москве и Московской области должна быть создана сеть транспортно-пересадочных узлов, которая включает в себя 255 ТПУ на территории столицы (90 - на базе метро, 31 - на Малом кольце железной дороги (МКЖД) и 42 - на базе РЖД) и еще 300 - в Подмосковье. Она увяжет в единую, комфортную для пассажиров систему все виды общественного транспорта, что позволит сократить время пассажиров в пути и создаст необходимые привлекательные условия для пересадки с личного автомобиля на общественный транспорт, снижая нагрузку на улично-дорожную сеть.

Автобус упал в овраг на Гаити, погибли не менее 23 человек, более 30 получили ранения, передает агентство Франс Пресс со ссылкой на местные власти.

Инцидент произошел рядом с городом Пети-Гоав, расположенным в 70 километрах от столицы страны Порт-о-Пренс. В результате аварии 37 человек получили ранения различной степени тяжести.

"Автобус мчался по очень опасному склону перед тем, как свалился на дно оврага на глубину 15 метров. Мы насчитали 23 тела — женщин, мужчин и детей, включая младенца младше одного года", — сообщил агентству местный судья. Он также добавил, что некоторые скончались после того, как их доставили в больницу.

Сообщается, что местная больница не справляется с числом пострадавших, поэтому часть раненых доставляют в медицинские учреждения соседних городов. Причины аварии неизвестны.

Непрошенные помощники

На рынке заготовок подъем сменился понижением

/Rusmet.ru, Виктор Тарнавский/ После вынужденного прекращения работы Енакиевского метзавода в середине августа объем предложения длинномерных полуфабрикатов из СНГ значительно сократился. Тем более, что из-за ремонтов приостановил экспортные поставки заготовок Белорусский метзавод и уменьшил выпуск Оскольский ЭМК. Тем не менее, цены на эту продукцию на ближневосточном рынке после непродолжительного скачка в начале второй половины августа пошли вниз.

Если две-три недели тому назад оставшиеся на рынке украинские и российские компании предлагали заготовку в Турцию и Египет по $515-520 за т FOB, а на сентябрь планировали повышение до $520-530 за т FOB, то сейчас производителям, как говорится, приходится отступать по всем фронтам. В первую неделю сентября сделки заключались, в среднем, по $510 за т FOB, а встречные предложения со стороны турецких и египетских прокатчиков поступают уже из расчета $495-505 за т FOB, что соответствует уровню конца июля.

Основной причиной падения цен стало появление на рынке новых конкурентов, успешно заместивших продукцию украинских поставщиков. В течение последних нескольких недель на ближневосточном рынке резко активизировались китайские компании. В самом Китае себестоимость выплавки стали снижается вследствие рекордного с 2009 года падения цен на железную руду, а власти смотрят сквозь пальцы на то, что полуфабрикаты отправляются за рубеж под видом прутков, без уплаты 25%-ной экспортной пошлины. Более того, поставщики этой продукции, микролегированной бором, могут рассчитывать на частичный возврат НДС. В связи с этим китайские металлурги ведут успешную игру на понижение.

Ранее ближневосточные потребители достаточно осторожно относились к китайской продукции из-за сомнительного качества и длительных сроков поставки. Однако сокращение украинского экспорта и привлекательные цены на китайские полуфабрикаты заставили их изменить свое мнение. В конце августа и начале сентября заготовки китайского производства приобретались по всему региону.

При этом, минимальные цены были зафиксированы в Турции – $505 за т CFR и менее. В Египте котировки варьируются в интервале $510-525 за т CFR, а в ОАЭ и Саудовской Аравии – $520-525 за т CFR. Судя по всему, китайцы вполне в состоянии сбросить цены до $500-510 за т CFR по всему региону, хотя длительные сроки поставки (до двух месяцев) по-прежнему остаются их слабым местом. В частности, в Турции большинство местных прокатчиков предпочитают полуфабрикаты национального производства, хотя их стоимость составляет $530 за т EXW и выше.

В конце августа на региональном рынке появились и менее традиционные поставщики. Некоторые египетские компании проявляли интерес к южноевропейским полуфабрикатам. Курс евро по отношению к доллару сейчас довольно низкий, так что подобная продукция может быть достаточно конкурентоспособной в Северной Африке.

В страны Персидского залива в последнее время предлагаются заготовки иранского производства, которые также котируются довольно низко – на уровне $520-530 за т CFR. В то же время, импорт полуфабрикатов в Иран через северные порты остается незначительным. С начала текущего года по местному календарю (21 марта) и до начале сентября его объем составил лишь 98,5 тыс. т. В начале сентября заготовки из Казахстана предлагались в Иран примерно по $520 за т CFR, а российская продукция – на $10-20 за т дороже, но интерес со стороны потенциальных покупателей был весьма слабым. Впрочем, у иранских компаний до сих пор сохраняются проблемы с международными платежами.

В Восточной Азии спрос на заготовки остается низким, хотя до завершения сезона дождей остается всего две-три недели. Большинство потребителей выжидают, рассчитывая на еще большие уступки со стороны китайских компаний. В начале сентября сообщалось о поставках китайских полуфабрикатов на Филиппины и Тайвань по $480-490 за т CFR, но это еще, очевидно, не предел отступления. Заказы на материал из России и Кореи поступают на уровне порядка $515-520 за т CFR, что на $10-15 за т ниже, чем во второй половине августа, но поставщиков такие цены пока категорически не устраивают.

По роду своей деятельности банки по-прежнему являются желанными клиентами для многих поставщиков компьютерной и офисной техники, банковского спецоборудования. /

Век «железа»

На рынке компьютеров, серверов и другого «харда» несколько компаний заявили себя как крупные поставщики, плотно сотрудничающие с банковским сектором.

К примеру, DEPO Computers – единственная российская вертикально-интегрированная инжиниринговая компания, совмещающая экспертизу системного интегратора с собственным научно-исследовательским центром и масштабным производством компьютерной техники. Компания начала свою деятельность с дистрибуции компьютерного оборудования, затем приступила к массовому производству компьютеров, рабочих станций и серверов под маркой DEPO. В настоящее время компания осуществляет полный спектр ИТ-услуг от проектирования до ввода в эксплуатацию ИТ-инфраструктуры и комплексных решений, а также реализует их последующее обслуживание. DEPO Computers производит под торговой маркой DEPO системы хранения данных, серверы, графические и рабочие станции, персональные компьютеры, тонкие клиенты, а также серверные шкафы и другие инфраструктурные элементы.

В числе клиентов DEPO Computers такие кредитные организации как Сбербанк, «Русский стандарт», ТКС Банк, Газпромбанк, Росбанк, Запсибкомбанк, «Петрокоммерц», ББР Банк.

Еще одним заметным игроком является компания STSS – разработчик, производитель и поставщик серверных систем и ИТ-решений для корпоративных клиентов. STSS специализируется на производстве и поставке серверов, профессиональных рабочих станций, систем хранения и резервирования данных, программного обеспечения, а также прочих компонентов ИТ-структуры, необходимых для построения информационных систем офисов с последующим их обслуживанием.

STSS гордится сотрудничеством с крупнейшими представителями банковского сектора, клиентами компании являются Райффайзенбанк, Бинбанк, «Русский стандарт», Газпромбанк, «Возрождение», МДМ Банк, Бенефит-банк.

Руководитель направления корпоративных решений Dell в России, Казахстане и среднеазиатских странах СНГ Михаил Орленко сообщил о том, что клиентами компании являются банки, входящие в тридцатку крупнейших. По словам топ-менеджера, в последнее время популярны продукты и услуги по проектам виртуализации рабочих мест, начиная с «тонких» клиентов и инфраструктурных решений (сервера, сетевые коммутаторы, дисковые массивы) и заканчивая программным обеспечением и продуктами Dell по управлению рабочими местами как виртуальными, так и физическими. Dell – один из немногих ведущих вендоров, предлагающий все компоненты для проектов виртуализации рабочих мест «под ключ».

С точки зрения сетей сегодня наибольшим спросом пользуются стоечные (Top-of-Rack) коммутаторы с портами 10 Gigabit Ethernet для обеспечения сетевой инфраструктуры виртуализированных ЦОД. А в части выбора клиентского оборудования «балом правят» требования по обеспечению безопасности, отметил представитель Dell. Для настольных рабочих мест приоритет зачастую отдается моноблокам с расширенным функционалом по блокировке портов ввода-вывода и возможности загрузки со сторонних носителей. Защита мобильных рабочих мест, как правило, осуществляется посредством виртуализированной инфраструктуры.

«Dell предлагает как решения корпоративного уровня, так и продукты персональной компьютерной техники. Естественно, в каждой категории есть свои бестселлеры, готовые решения и уникальные продукты, технологически опережающие конкурентов. Можно сказать, что компания Dell применяет дифференцированный подход в работе с различными целевыми сегментами ИТ-рынка, в том числе и в финансовой индустрии», – сказал Михаил Орленко. Согласно его оценке, рынок ИТ-оборудования для банковских систем будет расти с ростом данных о клиентах, для обеспечения обработки данных и защиты информации, а также предоставления расширенного спектра услуг на основе этой информации.

Компании, безусловным приоритетом деятельности которых является «софт», также осуществляют поставки ИТ-оборудования для банковских систем. Особенности такого подхода раскрывает Вячеслав Алексеев, директор департамента комплексных проектов R-Style Softlab: «Основной вид деятельности нашей компании – разработка и внедрение ПО для банков (по итогам 2013 года около 97% от общей выручки пришлось на эти направления). На значительную долю рынка в сегменте банковского оборудования наша компания не претендует, так как его поставкой мы занимаемся лишь в тех случаях, когда кредитное учреждение проявляет заинтересованность в комплексном внедрении основного решения. При таких запросах мы поставляем серверы, системы хранения данных и системы резервного копирования, то есть все необходимые составляющие программно-аппаратного комплекса, обеспечивающие высокую надежность и производительность наших программных продуктов. Для выполнения требований заказчиков, нуждающихся в таких услугах, мы тесно взаимодействуем с технологическими партнерами, такими как Oracle, IBM, HP, EMC. Среди финансовых организаций, которые в течение года выбрали установку оборудования через нашу компанию, можно назвать Межтрастбанк, Татинвестбанк, «ИМОН Интернешнл» и другие».

Представители российских банков также прокомментировали свои приоритеты при выборе компьютерной техники.

По словам представителя банка «Москва-сити» Екатерины Громовой, кредитная организация предпочитает компьютерную технику всемирно известных производителей – HP и Asus.

Как сообщил директор департамента информационных технологий Инвестторгбанка Игорь Спирин, при выборе маршрутизаторов предпочтение отдается поставкам AMT-ГРУП, Helios Information Technologies обеспечивает банк ПК, ноутбуками и периферийными устройствами, а компания «Инфосистемы джет» – серверами и маршрутизаторами. Оборудование приобретается в рамках существующих проектов. ПК и периферия закупаются исходя из текущей потребности постоянно по действующим договорам, отметил представитель Инвестторгбанка. Компания Newcom является поставщиком оргтехники для банка – принтеров, сканеров, копиров, МФУ, в основном произведенных HP.

Как сообщили в Промрегионбанке, кредитная организация старается следить за актуальными техническими новинками, решение о покупке принимается, исходя из текущих потребностей. Сервера закупаются в основном фирмы HP. Из другой техники также приобретаются персональные компьютеры, периферийные устройства, маршрутизаторы, ноутбуки, хранилища данных. При этом три последние позиции – не слишком часто.

«Работаем со всеми ведущими производителями: HP, IBM, Hitachi, Cisco и так далее. Покупаем достаточно регулярно: и сервера, и маршрутизаторы. Системы хранения данных мы в основном расширяем», – рассказал директор департамента информационных технологий Росгосстрахбанка Андрей Бондарев.

По информации начальника отдела рекламы НЗ Банка Михаила Глушкова, при закупке компьютерной техники банк выбирает предложения Flash Computers, DEPO Computers, IBM. По словам представителя банка, периферийные устройства закупаются с периодичностью раз в квартал, раз в полугодие приобретаются ПК, сервера и маршрутизаторы, с минимальной периодичностью производится закупка хранилищ данных и ноутбуков – не чаще, чем один раз в два-три года.

Руководитель дирекции информационных технологий Уральского банка реконструкции и развития Константин Котельников подробно рассказал о предпочтениях при выборе «харда». По его словам, банк закупает серверы IBM и HP; маршрутизаторы Cisco; хранилища данных Hitachi и HP; ноутбуки Asus, Toshiba и Sony; принтеры, сканеры, МФУ, а также копиры производителей HP и Kyosera-Mita. Что касается ПК, банк выбирает «самосборный» подход, конфигурация при этом определяется стандартом.

Промрегионбанк, УБРиР и НЗБанк также сделали свой выбор в пользу копиров Kyosera и Ricoh.

Работа по совместительству

Широкие возможности предлагает сегодня рынок системной интеграции. В силу своей специфики финансовый сектор для игроков этого рынка – идеальный клиент.

Компания АМТ-ГРУП присутствует во всех рейтингах крупнейших ИТ-поставщиков для банков. Ежегодно доля реализуемых на предприятиях финансового сектора проектов в общем обороте компании увеличивается на 1–2%, по итогам 2013 года она составляет 25%. Ее конкурентами являются крупные игроки рынка системной интеграции, также уделяющие большое внимание работе с финансовым сектором.

Банки интересует широкий спектр ИТ-услуг – это построение и модернизация ИТ-инфраструктуры, создание и оптимизация работы ЦОДов и контакт-центров, услуги информационной безопасности. В области информационной безопасности, в частности, АМТ-ГРУП предлагает услугу по приведению системы обеспечения информационной безопасности кредитных организаций в соответствие с требованиями Федерального закона от 27 июня 2011 года № 161-ФЗ «О национальной платежной системе».

Генеральный директор АМТ-ГРУП Александр Гольцов в числе наиболее актуальных на сегодняшний день тенденций назвал облачные технологии и виртуализацию, а также системы противодействия мошенничеству – как внешнему (в том числе защита каналов ДБО), так и внутреннему. Многие банки переходят к построению ИТ-инфраструктуры на основе концепции сервис-ориентированной архитектуры (Service Oriented Architecture, SOA), ключевым элементом которой является интеграционная сервисная шина данных.

Весьма активно развивается в настоящее время тема сквозного мониторинга качества предоставления услуг. АМТ-ГРУП выполнила ряд подобных проектов, что позволило избежать заказчикам существенного количества незапланированных финансовых расходов.

По словам Александра Гольцова, стоит отметить еще одно направление автоматизации, которое только начинает активно развиваться. Речь о внедрении так называемых систем GRC (Governance, Risk, Compliance). Это инструменты по управлению рисками, они помогают руководству банка оценить степень влияния тех или иных рисков на бизнес и понять, каким вопросам стоит уделить первоочередное внимание.

«В целом мы видим желание банков автоматизировать как можно больше бизнес-процессов. Это позволяет сократить время принятия решений, существенно снизить затраты банка, повысить его конкурентоспособность», – утверждает гендиректор АМТ-ГРУП.

Среди клиентов компании Bell Integrator такие ведущие банки, как Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Росбанк, Альфа-банк, Райффайзенбанк, Ситибанк, НБ «Траст», Дойче банк, Юниаструмбанк, «Ренессанс капитал», Юникредитбанк, также одним из ключевых клиентов компании является Национальный расчетный депозитарий (НРД). Технический директор Bell Integrator Алексей Карпунин среди ключевых сделок отмечает организацию регионального Центра разработки для НРД, проект организации контроля качества в программе Back Office Transformation Юникредитбанка, а также крупные проекты в Сбербанке и банке «Открытие».

Традиционно Bell Integrator получает запросы на услуги по консалтингу, внедрению новых и доработке существующих систем автоматизации. Однако последнее время на фоне усложнения банковских систем и повышения требований к качеству банковского обслуживания компания ощущает огромный спрос на услуги комплексного контроля качества. «Банки крайне заинтересованы в получении качественного, стабильно работающего решения, в котором благодаря услугам по контролю качества сводятся к минимуму риски появления ошибок в критических бизнес-системах. В частности, эти услуги мы предоставляем и Юникредитбанку, и Сбербанку, а также банкам «Открытие» и «Ренессанс капитал». Кроме того, банки в большинстве случаев просят нас обеспечить внедрение мониторинга инфраструктуры и бизнес-процессов, как логическое продолжение услуг комплексного контроля качества», – отметил Алексей Карпунин.

Компания КРОК традиционно плотно и продуктивно работает с финансовым сектором. По результатам 2013 года доля выручки от проектов для финансовой отрасли составила 38%. По данным РИА Рейтинг согласно рейтингу крупнейших поставщиков IT-услуг банковскому сектору по итогам 2013 года КРОК занял 2-ю позицию. Среди заказчиков КРОК – крупные и средние банки, такие как Альфа-банк, Хоум Кредит энд Финанс Банк, Райффайзенбанк, «Открытие», Промсвязьбанк, Ханты-Мансийский банк и ряд других.

«Банки активно строят и арендуют дата-центры, сети связи, создают и внедряют программно-аппаратные комплексы для обеспечения непрерывности бизнеса, проявляют интерес к консалтингу. Мобильные приложения, несмотря на то, что их уровень проникновения уже близок к 100%, пользуются большим спросом. Решения по оптимизации бизнес-процессов, — здесь стоит говорить, в первую очередь, об управленческой отчетности и бюджетировании, Big Data. Новое направление — социальные корпоративные сети. По-прежнему проявляют интерес к технологиям распознавания речи, комплексной аналитике разговоров операторов и клиентов, поэтому достаточно много проектов по модернизации call-центров», – рассказал директор по работе с корпоративными заказчиками КРОК Дмитрий Яковлев.

Представители компаний озвучили свои прогнозы по состоянию рынка системной интеграции в среднесрочной перспективе.

«У любой востребованной рынком услуги всегда есть хорошие перспективы. Услуги системной интеграции относятся как раз к таким, поскольку это проектная деятельность с постоянно изменяющимися потребностями – как в количестве ресурсов, так и в «качестве». В штате интегратора – инженеры, которые специализируются на различных типах решений, которые привлекаются на проекты в зависимости от их направленности. Держать в штате такое количество высококвалифицированных специалистов банку абсолютно невыгодно», – уверен Александр Гольцов (АМТ-ГРУП).

«Бюджеты заказчиков уменьшаются, и сам ИТ-рынок сократится на 10–20%. Но это падение затронет по большей части оборудование. Мы предполагаем, что услуги могут даже вырасти», – считает Дмитрий Яковлев (КРОК).

«Если не брать во внимание риски политического и макроэкономического характера, то можно выделить два серьезных фактора, определяющих положительную динамику для рынка интеграции и внедрения. На сегодняшний день сложилась такая ситуация, когда финансовые организации могут обеспечить существенный рост чистой прибыли через сокращение издержек. Как следствие – возрастают требования к качеству систем автоматизации. Вторым драйвером являются технологии, обеспечивающие конкурентное преимущество банков. Это мобильные платежи, мобильный банкинг. Остается актуальным и вопрос максимально быстрого и качественного обслуживания клиентов, а также повышение надежности банковских систем. Все эти потребности банков означают для нас колоссальный пласт задач, который, судя по динамике, имеет тенденцию к росту. Соответственно, работа будет. Количество проектов в нашем портфеле из года в год только увеличивается, и предпосылок для его снижения мы не видим», – такую точку зрения высказал Алексей Карпунин (Bell Integrator).

Сервис как аутсорсинг

Растущий парк банковской техники требует регулярного обслуживания, организовать которое крупным банкам с большим числом отделений собственными силами сложно и весьма затратно. Аутсорсинг уже зарекомендовал себя как наиболее приемлемая бизнес-модель решения этой задачи, так как избавляет банки от необходимости содержать во всех регионах присутствия собственные сервисные службы. В связи со стремлением банков к оптимизации затрат на сервисные функции, эксперты ожидают дальнейший рост спроса на услуги по технической поддержке банковской техники. Причем среди финансовых организаций уже сформировался тренд на централизованное решение сервисных задач, следовательно, продолжит расти число контрактов на комплексное сопровождение банковской техники в масштабе федеральных округов или всей страны.

Развивая мысль о том, что рынок сервисных услуг является более устойчивым, чем рынок поставок, рассмотрим деятельность крупных игроков.

Компания Maykor предлагает банкам как универсальные аутсорсинговые услуги, так и отраслевые сервисы по сопровождению банковского оборудования. К первым относится комплекс услуг по обслуживанию ИТ- и инженерной инфраструктуры, поддержке бизнес-приложений, пакеты BSaaS (бизнес-решения как услуга: сервис печати, управление рабочей силой, рабочее место как услуга и т.д.) и аутсорсинг бизнес-процессов. В числе клиентов Maykor – Райффайзенбанк, Связной банк, «Открытие» и ряд других кредитных организаций. Сервис банковского оборудования с августа 2014 года выделен Maykor в отдельную бизнес-структуру – дочернюю компанию BTE, образованную в результате слияния с группой компаний BTE. Она отвечает за блок работ по техническому сопровождению банковской техники, среди ключевых клиентов – территориальные банки Сбербанка России, ВТБ24, Россельхозбанка, Газпромбанка, МТС-Банка, ОТП Банка и других банков. Кроме того, BTE принимает участие в реализации комплексных аутсорсинговых контрактов Maykor.

«По итогам 2013 года компания Maykor увеличила выручку от реализации услуг по ИТ-аутсорсингу и сервису банковской техники для финансовых организаций на 20%. Причем больший спрос наблюдался именно на услуги по техническому обслуживанию банковского оборудования, что и стало одной из причин создания дочерней структуры Maykor – компании BTE», – сообщила вице-президент по маркетингу Maykor Ирина Семенова.

Крупные банки практически завершили стадию наращивания своих сетей банкоматов и платежных терминалов. Сегодня перед ними стоит задача не только по поддержке в работающем состоянии столь масштабной территориально распределенной отраслевой инфраструктуры, но и по оптимизации расходов на сервис. Поэтому все большим спросом пользуются услуги аутсорсинга FLM-поддержки (операции по предупреждению поломок и поддержанию работоспособности технически исправных устройств) банковского оборудования, позволяющие избежать издержек на капитальный ремонт и обеспечить стабильность работы техники, не нагружая этой задачей собственные ИТ-ресурсы. Также банками востребована SLM-поддержка, объединяющая работы, связанные с ремонтом техники. Восстановление вышедших из строя элементов избавляет банки от необходимости замены дорогостоящего оборудования. Проводить восстановление и ремонт деталей банковской техники способны только специализированные центры с глубокой экспертизой. На базе компании BTE, входящей в Maykor, теперь работает крупнейший Repair Center в России.

Управляющий партнер компании BTE Максим Никитин прокомментировал состояние конкурентной среды на перспективном рынке: «Основные игроки рынка сервиса банковской техники – вендоры и специализированные сервисные компании. Но большинство из них не имеют развитой ресурсной базы в регионах, и вынуждены работать через подрядчиков. Компания BTE в составе Maykor, располагая филиалами во всех субъектах России, является единственным игроком рынка, который может собственными силами обслуживать отраслевое оборудование банков по всей территории страны. К 2015 году BTE планирует занять 20–25% долю рынка сервиса банковской техники».

Услуги компании Hendz по ремонту и восстановлению рабочего ресурса узлов и модулей для банкоматов остаются по-прежнему актуальными для российских банков и компаний, занимающихся самостоятельным ремонтом и обслуживанием банкоматов. Возможность ремонтировать отдельные модули позволяет сэкономить значительные средства на техническом сопровождении и эксплуатации своей терминальной сети. В числе партнеров Hendz – территориальные банки Сбербанка России, ВТБ24 (через компанию «Мультикарта»), Россельхозбанк, Альфа-банк, Газпромбанк, «Русский стандарт», Севергазбанк, Юниаструмбанк и другие.

За последние 3 года сервисный бизнес Hendz вырос в несколько раз. В компании отмечают успешный старт продаж мультивендорного ПО для банкоматов в прошлом году, получивший уверенное продолжение в году текущем. Также успешно стартовали продажи антивирусного ПО для банкоматов.

«На нашем сервисе находится около 30 000 устройств банковского самообслуживания. С учетом того факта, что в Российской Федерации установлено порядка 150.000 – 170.000 устройств, можно оценить нашу долю примерно в 20%. Основные конкуренты – это, прежде всего, сами производители банкоматов, имеющие свои сервисные мощности на территории Российской Федерации, такие как NCR и Wincor Nixdorf», – сообщил генеральный директор компании Hendz Sales Дмитрий Слащев.

Прежде всего, у банков пользуются спросом сервисные услуги 1-го и 2-го уровня для систем самообслуживания, отметил гендиректор Hendz. Кроме того, наблюдается хороший спрос на мультивендорное ПО для банкоматов, а также технологии обеспечения безопасности систем самообслуживания, такие как: антивирусное ПО, позволяющее обеспечить стандарты безопасности PCI DSS даже при дальнейшем использовании ОС Windows XP, поддержку которого компания Microsoft прекратила в апреле текущего года; антискимминговые устройства; защита от такого растущего вида мошенничества, как кэш-треппинг. «Поскольку основной бизнес компании – это сервис, то здесь мы, конечно, стремимся в силу возможностей разнообразить свои предложения. Это касается как вида сервисов, так и моделей устройств. Последнее время обозначилась тенденция, согласно которой банки проводят сервисные тендеры не на виды оборудования, а на территории. Таким образом, сервисная компания, претендующая на выигрыш в таком конкурсе, должна обеспечить качественную поддержку всего парка оборудования, установленного на данной территории, независимо от производителя», – сказал Дмитрий Слащев. По некоторым продуктовым позициям Hendz выступает инициатором, двигателем спроса. Например, это касается решения по развитию банковской услуги «Самоинкассация – прием платежей».

Говоря о прогнозах на будущее, участники рынка отмечают важность политической конъюнктуры в сегодняшних реалиях бизнеса. «На данный момент ощутимо влияние на рынок сложившейся геополитической ситуации, влияющей на банковский сектор. В зависимости от ее развития, предполагаю, будет двигаться и рынок», – считает коммерческий директор компании «Лантер» Андрей Агафонов.

«Оценивать развитие рынка в настоящее время не представляется возможным не только в среднесрочной, но и в краткосрочной перспективе, так как что-то меняется практически каждый день. Политическая составляющая очень сильно влияет на все эти перспективы. Рынок сервисных услуг, на котором представлена наша компания, никуда не денется, поскольку установленное оборудование должно работать. Но дальнейшее развитие инсталляционной базы, а соответственно и рынка услуг, будет во многом определяться внешними факторами, такими как политическая и экономическая стабильность», – уверен Дмитрий Слащев (Hendz). По его оценке, если говорить о рынке с точки зрения технологий, можно прогнозировать перспективу роста спроса на ресайклинг-устройства. Возможно, также будут востребованы точки удаленного обслуживания типа Video Teller Machine (VTM), полагает эксперт.

Вездесущий «пластик»

Компания UCS сотрудничает более чем со 130 российскими и иностранными банками по предоставлению услуг эмиссии и эквайринга. В числе крупнейших партеров – Росбанк и Альфа-банк, которые являются не только спонсорами компании в международных платежных системах, но и расчетными банками, осуществляющими платежи в адрес ее клиентов. Помимо этого, UCS сотрудничает с такими банками, как Юникредитбанк, Ситибанк, ОТП Банк, Глобэкс банк, Бинбанк, Абсолют банк, Нордеа банк, Росевробанк и многими другими финансовыми институтами. Что касается ключевых сделок, в компании отмечают покупку наземного эквайринга у Альфа-банка в конце 2011 года, которая позволила существенно укрепить позиции UCS на рынке торгового эквайринга.

По итогам 2014 финансового года бизнес компании UCS вырос на 15% в части объема выручки. Сейчас доля UCS на рынке приема платежных карт в оплату составляет около 20%. Количество транзакций, обработанных UCS в розничной торговле за 2013 год, составило свыше 145 млн. Эмиссионный оборот по выпущенным картам за 2013 год составил свыше 700 млрд. рублей. Количество устройств, подключенных к UCS, в 2013 году составило более 7500 шт., а устройств, обслуживаемых в сети ОРС через UCS – более 40 тыс. Количество обработанных транзакций за прошедший год превысило 490 млн.

«Современные технологии меняют традиционные представления о банковском обслуживании в целом и банковском оборудовании в частности, – рассуждает заместитель генерального директора компании UCS Елена Виноградова. – Последние годы отмечены быстрым ростом числа электронных банковских технологий, предлагаемых на рынке, такими как дистанционное банковское обслуживание, электронные кошельки и виртуальные деньги. Очевидно, что банкоматы и POS-терминалы в среднесрочной перспективе не потеряют свою актуальность. Однако уже понятно, что функционал банковского оборудования будет в будущем претерпевать изменения и совершенствоваться. На первый план будут выходить компактность устройства и юзабилити, а в будущем многофункциональные терминалы, которые позволят осуществлять большее количество востребованных банковских операций, вполне могут заменить привычные банкоматы».

Большим спросом у UCS пользуются услуги по поддержке эмиссии карт, персонализации, мобильному банку, СМС-информированию, удаленному доступу, организации платежей в адрес третьих лиц и построения межхостовых соединений. В последний год многие крупные банки отказываются от собственного эквайринга в пользу независимых эквайеров. Как следствие, растет количество банков, с которыми UCS сотрудничает по реферальной схеме, когда банк-партнер передает компании контакты своих клиентов – торгово-сервисных предприятий, которые заинтересованы в услугах торгового или интернет-эквайринга. Кроме этого, достаточно востребованы программы лояльности и подарочные карты, а также услуги по процессингу и эмиссии. Ежегодно UCS выпускает порядка 6 млн. банковских и подарочных карт. Растет спрос на технологии самообслуживания, такие как современные терминалы почтового самообслуживания (почтоматы) и автоматизированные парковки.

«Мы придерживаемся принципа максимальной широты продуктовой линейки, – признает Елена Виноградова (UCS). – Но, как и в любом бизнесе, у нас есть основные продуктовые направления, такие как торговый эквайринг, интернет-эквайринг и эмиссия, которые являются наиболее доходными и перспективными. В области торгового эквайринга мы ведем постоянную работу по совершенствованию моделей оборудования (банкоматов и POS-терминалов), технических решений и стараемся выбрать оптимальное программное обеспечение. Недавно мы начали предлагать своим клиентам mPOS-решение с технологией Chip&PIN, которая позволяет принимать безналичные платежи от клиентов – держателей банковских карт с магнитной полосой и чипом международных платежных систем VISA International, MasterCard Worldwide и JCB International с вводом PIN-кода».

Компания «Лантер», входящая в группу компаний «Ланит», работает более чем с 70 банками. Среди постоянных клиентов – лидеры рынка банковских услуг в России: Сбербанк России, «Русский стандарт», Уралсиб банк, «Зенит», «Открытие», МДМ-Банк, «Траст», «Петрокоммерц» и ряд других. Наличие таких крупных клиентов является индикатором высокого уровня качества предлагаемых компанией решений и услуг. «Лантер» в 2013 году значительно нарастил объемы бизнеса и продемонстрировал рост всех направлений деятельности. Лидером роста стало сервисное направление: к концу 2013 года на обслуживании компании находилось более 35 тыс. единиц оборудования. Выручка компании в части сервисного обслуживания возросла на 220%, по сравнению с 2012 годом. За три года с момента создания «Лантер» выручка ГК «Ланит» в части транзакционного бизнеса выросла более чем в пять раз.

«Компания «Лантер» имеет достаточно диверсифицированный бизнес, поэтому перечислять конкурентов и долю рынка по типам направлений не имеет смысла. Достаточно отметить, что мы успешно конкурируем по всем направлениям деятельности за счет высокого уровня компетенций, клиентоориентированного подхода и слаженной работы команды компании», – утверждает коммерческий директор Андрей Агафонов.

Наиболее ходовыми позициями в ассортименте «Лантера» на данный момент являются POS-терминальные решения для приема пластиковых карт – «историческая», основная компетенция компании. Однако в ближайшей перспективе «Лантер» ожидает существенного роста спроса на ряд таких продуктов, с недавнего времени продвигаемых на рынок, как сервисные услуги, решения для самообслуживания, а также развитие сегмента автоматизированной продажи предоплаченных карт.

«Мы не загоняем себя в какие-либо рамки по формированию продуктовой линейки. Наша задача – предложить клиенту решение, полностью соответствующее его ожиданиям и бизнес-потребностям. Именно поэтому мы проводим мониторинг производителей банковского оборудования на постоянной основе, периодически выступаем инициаторами в создании модифицированных продуктов для нашего рынка», – пояснил Андрей Агафонов.

В компании «Лантер» все сделки называют значимыми и важными для себя. Среди них особо отмечается сервисное обслуживание более 25 000 терминалов Московского банка Сбербанка России, реализацию парковочных проектов в нескольких регионах и другие.

Андрей Агафонов также особо выделил проект, равнозначно инновационный и для компании, и для российского рынка. «Лантер» совместно с банком «Открытие» выступает партнером стадиона «Открытие Арена». Суть проекта – в реализации всех связанных с проводимыми мероприятиями сервисов на уровне безналичных расчетов. «Наша задача – автоматизация моментальной выдачи предоплаченных карт с пополнением наличными для тех посетителей, которые не обладают банковскими пластиковыми картами. Реализация этой задачи позволит обеспечить оказание всех возможных сервисов на территории стадиона безналичным способом», - рассказал топ-менеджер «Лантер».

Да будет свет

В рамках обзора предлагается рассмотреть такое нетривиальное направление банковских поставок, как световое оборудование. Продукция компании «Световые технологии» достаточно широко представлена в банковском секторе. В частности, компания разрабатывала светотехнические решения и поставляла оборудование для офисов таких банков как «Авангард», Росбанк, Райффайзенбанк и многих других.

Компания «Световые технологии» развивает свой бизнес в России, странах СНГ, Европе и на Ближнем Востоке. Является лидером на светотехническом рынке России с долей 14%. Производственные комплексы располагаются в России, Украине и Испании, строятся в Индии и Казахстане. Офисы продаж работают по всей России и СНГ. Компания активно выходит на европейский рынок – в этом году открыт офис и логистический комплекс в Германии.

«Офисное освещение – один из основных сегментов, на котором специализируется наша компания. И основной прирост бизнеса наблюдается именно в этом сегменте. Офисы банков в основном используют качественное световое оборудование, и очевидна тенденция к увеличению доли светодиодных светильников. Основные наши конкуренты в этом сегменте – это западные производители. Но в последнее время, в силу снижения курса рубля по отношению в евро и американскому доллару, многие заказчики меняют во вновь строящихся офисах более дорогие светильники на продукцию российского производства аналогичного по качеству, что, в свою очередь, по нашим оценкам позитивно скажется на нашей доле на рынке», – рассказал руководитель группы офисного освещения компании «Световые технологии» Сергей Ванеев.

В сегменте офисного (частью которого является и банковский сектор) освещения доля «Световых технологий» составляет 23%, а в собственной структуре продаж компании на этот сегмент приходятся 43% от общего объема продаж.

«С одной стороны, мы стремимся к широкому охвату за счет разнообразного ассортимента. С другой стороны, значительную долю нашего бизнеса составляют кастомизированные продукты. И одним из ключевых сегментов, от которого мы регулярно получаем запросы на модификацию светильников, является банковский. Поэтому нашу стратегию можно охарактеризовать как совмещение специализации с широтой охвата», – отметил Сергей Ванеев.

В ассортименте компании «Световые технологии» есть много светильников для освещения банковских офисов. Современная тенденция перехода на светодиоды банковским сектором была подхвачена одним из первых. Наиболее популярными в банковских офисах являются подвесные потолки и подшивные потолки из гипсокартона. Этот фактор в основном и определяет тип применяемых светильников. Чаще всего это светильники формата 595х595 или формата downlight (круглой формы).

Компания видит для себя новые возможности, которые возникают в связи с тенденцией к импортозамещению. «В ситуации экономической турбулентности, которая сейчас складывается на рынке, мы рассчитываем на рост нашей доли именно за счет вытеснения более дорогой импортной продукции. Кроме того, тенденция роста LED освещения стимулирует развитие конкуренции именно в этом сегменте. Поэтому, несмотря на негативные экономические прогнозы, мы в первую очередь видим для себя возможности развития светодиодного ассортимента. Более чем 90% наших новых разработок – это светодиодный свет. И одним из ключевых сегментов, потребляющих LED светильники, является банковский сектор. Сейчас сегмент светодиодного освещения растет в среднем на 25–26% в год», – озвучил свой оптимистичный прогноз Сергей Ванеев.

Существующие сложности

Участники рынка прокомментировали возможные «узкие места» и особенности сотрудничества с банковским сектором. Представители компаний рассказали о том, приходится ли им сталкиваться с проблемами в работе с банками.

«С моей личной точки зрения, сложности есть в любой работе. Финансовые организации практикуют повышенный контроль за бюджетами на ИТ. Это, скорее, относится к взаимодействию внутри компании между экономистами и ИТ-подразделениями», – считает Михаил Орленко (Dell).

«В качестве заказчика кредитная организация ничем не отличается от коммерческих структур других вертикальных рынков. Да, у банков есть свои специфические отраслевые особенности, их нужно знать и учитывать в работе. Но если говорить об организационных моментах – тут отличий практически нет», – отмечает Александр Гольцов (АМТ-ГРУП).

«Мы с большим уважением относимся к нашим партнерам, – подчеркивает Елена Виноградова (UCS). – Рынок, на котором мы работаем, достаточно сложный, находится под контролем регулирующих органов и требует от банков исполнения большого количества обязательных условий для успешной работы. Именно с соблюдением всех необходимых требований и связана специфика нашего взаимодействия с кредитными организациями. Хотелось бы отметить, что, по нашим наблюдениям, именно банки, с которыми работать непросто, являются наиболее инновационными. И, преодолевая определенные сложности, мы вместе решаем амбициозные технологические задачи, которые стоят перед нами».

«Самый трудоемкий этап взаимодействия с банками для аутсорсинговых компаний – это пресейл, когда необходимо доказать экономическую эффективность перехода на аутсорсинг, – объясняет Ирина Семенова (Maykor). – В каждом банке по-своему строится распределение бюджета, разграничиваются полномочия по принятию решений о переходе на аутсорсинг и так далее. Следовательно, часто на этапе оценки эффективности аутсорсинговой модели приходится сталкиваться с недостаточно корректным расчетом текущих затрат на сервис из-за недоступности сотрудникам банка отдельных статей бюджета, а также из-за опасений службы безопасности за конфиденциальность информации, которая может попасть аутсорсеру в процессе этих расчетов. Но положительный опыт аутсорсинга многих финансовых организаций помогает преодолеть стену недоверия к аутсорсинговой модели».

Специально для банков

В завершение обзора – кратко о приоритетах банков при выборе поставщиков спецоборудования: банкоматов, терминалов, сейфов и бронеавтомобилей.

В Промрегионбанке в основном установлены банкоматы Wincor Nixdorf. В банке внимательно изучили мнение специалистов сервисных центров, которые работают со всеми производителями, и пришли к выводу, что рынок рекомендует этот бренд. Кроме того, на момент приобретения основного количества техники специалисты были «заточены» на работу с Wincor Nixdorf. Тем не менее в банке представлены банкоматы и других брендов. Андрей Бондарев (Росгосстрахбанк) называет банкоматы Wincor Nixdorf лучшими по соотношению цена\качество. Помимо банкоматов Wincor Nixdorf Уральский банк реконструкции и развития закупает также продукцию компании Diebold.

«Предпочтение отдаем моделям фирмы NCR как наиболее надежным и простым в обслуживании», – сказал начальник отдела информационных технологий Банка ИТБ Егор Шишов.

Простоту обслуживания банкоматов NCR отметил и Игорь Спирин (Инвестторгбанк). Первый банкомат Инвестторгбанка был NCR, поэтому выбор в пользу этого бренда сложился исторически.

«Нами отдается предпочтение NCR, оборудование данной компании отвечает нашим техническим запросам, удобно в обслуживании и соответствует критериям цена/качество», – подтвердил Михаил Глушков (НЗ Банк). Свой выбор в пользу этого производителя сделал и банк «Москва-сити», выделив особенности процессинга.

Банк ИТБ приобретает информационно-платежные и кассовые терминалы, производимые компаниями «Альфапрофтехника» и ГК «Автоматы.ру», а также POS-терминалы марки Verifone. УБРиР закупает POS-терминалы компании «Инженико» и киоски «Эсфор». НЗ Банк осуществлял закупку платежных терминалов у компании «Арком» и POS-терминалов Gipercom.

«Терминалы в данный момент для эквайринга не закупаются, так как обслуживающая нас компания UCS предоставляет свои терминалы», – сообщил Игорь Спирин (Инвестторгбанк).

По поставкам депозитных ячеек и сейфов НЗ Банку доводилось сотрудничать с компанией-поставщиком Krosna. В качестве поставщиков банковского спецоборудования банк «Москва-сити» указал компании «Гамма-центр» и «Трим». «Гамма-центр», а также компания «Кассида Евразия» поставляют сейфы Росгосстрахбанку, депозитные ячейки банк приобретает у компаний «Феррум-про» и «Модуль». Депозитные ячейки и сейфы УБРиР покупал у фирмы «Карс-96».

Росгосстрахбанк отметил целый ряд компаний-поставщиков банковского спецоборудования. Так, операционными стойками занимаются компании «Дэфо-мск», «Пионер», «Деревообрабатывающий комбинат №17», «Сходня мебель», «Мебельпроф». Кассовые кабины – сфера деятельности компаний «Феррум-про», «Десса», «Апит-Ковров», «Модуль», «Всё для банка».

С периодичностью раз в год НЗ Банк закупает счетчики купюр производителей Magner, Glory, SBM. УБРиР приобретает детекторы валют DoCash DVM BIG D, счетчики купюр Kisan Newton и вакуумные упаковщики DOCash 2241. В качестве поставщиков Росгосстрахбанка по этому направлению выступают компании «Дорс», «Алагард», «Диип 2000», «Вилдис-Т», «Фрейм-М».

У НЗБанка имеется опыт закупки специальной техники. Банком приобретались бронеавтомобили марки Ford Transit Connect, они эксплуатируются уже более трех лет. Покупкой броневика в свое время пришлось заниматься Инвестторгбанку.

Кроме того, банкам зачастую требуется дополнительное оборудование для банкоматов. Покупку обогревателей и антискиммингового оборудования подтвердили в УБРиР, Росгосстрахбанке, НЗ Банке.

Уличные банкоматы Промрегионбанк закупает сразу с «зимним» комплектом: внутри стоят тепловые пушки, имеется температурный датчик. Дополнительно приобретаются антискимминговые активные и пассивные устройства, устанавливается система видеонаблюдения.

«Банк сталкивался с закупкой обогревателей, так как банкоматы NCR больше всего подвержены замерзанию, нежели другие бренды. Банком были проведены мероприятия по установке на все банкоматы антискимминговых накладок, а также антитрапинговых устройств на часть банкоматов», – сообщил Игорь Спирин (Инвестторгбанк).

«Так как банк работает в северных регионах страны, то для стабильной работы оборудования приходится дооснащать его дополнительным обогревом. В рамках антимошенничества оборудование не закупалось. Для терминалов с этой целью делали свои разработки ПО», – отметил Егор Шишов (Банк ИТБ).

Тимофей Лапин

Чтобы платить зарплаты надо увеличить добычу в 3-4 раза

Заместитель главы Комитета по природным ресурсам иракского Курдистана Дильшад Шаабан заявил, что доходы от продажи курдской нефти достигли $4 млрд в год, но при этом зарплата бюджетников составляет $8 млрд в год, сообщает курдское информационное агентство BasNews.

Шаабан считает, угроза, которую исламские экстремисты представляют для нефтяного сектора, преувеличена.

- Никаких проблем не возникло, нефтяные компании в регионе продолжают добычу нефти. Экспорт сохраняется на уровне 120-150 тыс баррелей в день, нефть транспортируется в Турцию. Принято решение увеличить добычу до 500 тыс баррелей в день к концу года, - сказал он.

- В соответствии с соглашениями между правительством Курдистана и нефтяными компаниями, после возмещения компаниям затрат на транспортировку и отгрузку правительство получает $60-70 за каждый добытый баррель. Если исходить из среднего значения $65, нефтяные доходы составят $4 млрд в год. Пока Курдистан получил $450 млн нефтяных доходов, и часть этой суммы передана банкам и компаниям, которые предоставили Курдистану кредиты, - добавил Шаабан.

- Чтобы иметь возможность платить зарплату бюджетникам, нам нужно $8 млрд в год, и мы не можем обеспечить это за счёт наших внутренних доходов. Проблему зарплат можно решить, если увеличить добычу нефти до 500 тыс баррелей в день, - сказал чиновник.

По словам Шаабана, на международных рынках продано 7 млн баррелей курдской нефти, и очередные танкеры отправлены в порты Мексики и США.

- Все доходы от продажи курдской нефти достаются Курдистану, - подчеркнул он. - Мы не отправили в Багдад ни доллара, потому что федеральное правительство Ирака не перевело нам 17% бюджетных ассигнований и снизило зарплаты курдским бюджетникам. Значит, мы не будем переводить деньги Багдаду.

По поводу обращений правительства Ирака в суд в связи с тем, что Курдистан продаёт свою нефть, Шаабан сказал:

- Багдад подал иск против Турции, обвинив её в контрабанде нефти, и проиграл. Позже был подан иск против Курдистана в федеральный суд Ирака, но суд вынес решение в пользу Курдистана, признав продажи нефти законными. Последний иск был подан в Техасе, куда Курдистан отправил танкер с нефтью, но и американский суд вынес решение в пользу автономии. Возможно, некоторые страны не покупали курдскую нефть, опасаясь дипломатических осложнений с Ираком, но решение суда в Техасе развеяло их сомнения. Я полагаю, что спрос на курдскую нефть будет расти, особенно в странах Азии и Европы, и это поставит Курдистан неред необходимостью увеличить экспорт.

ЛУКОЙЛ приступил к загрузке очередной партии иракской нефти.

В порту Басра на юге Ирака начали загрузку два танкера вместимостью 2 млн баррелей каждый, зафрахтованных компанией Litasco (международное маркетинговое и торговое подразделение ОАО «ЛУКОЙЛ») для транспортировки компенсационной нефти по проекту «Западная Курна-2».

ЛУКОЙЛ получает компенсационную нефть согласно условиям Сервисного контракта в счет возмещения затрат Компании в рамках реализации первой фазы («Ранняя нефть») разработки месторождения Западная Курна-2 в Ираке.

В ближайшие дни один из танкеров (Achilleas) направится в порт Аугуста на Сицилии, где нефть отгрузят для принадлежащего ЛУКОЙЛу НПЗ ISAB в Приоло, а второй (Front Kathrine) доставит нефть потребителям в ЕС.

Танкер Sea Triumph, вышедший из Басры 19 августа, успешно доставил 1 сентября с.г. первую партию компенсационной нефти в объеме 1 млн баррелей в итальянский порт Аугуста. Бóльшая часть первой партии направлена на НПЗ ISAB.

Добыча на месторождении Западная Курна-2 на сегодняшний день превышает 300 тыс. баррелей в сутки.

Завод в Мангистауской области уже получил сертификат и декларацию о соответствии требованиям Таможенного союза.

Кроме того, проект, входящий в программу форсированной индустриализации, будет представлен на международной выставке ЭКСПО – 2017.

Нефть превращается в воду. Ноу-хау технология проста: нефтяные отходы очищают и делят на составляющие - песок, топливо и техническую воду. Использоваться новый вид топлива будет на отечественных судах, тем более что с развитием морского порта потребность в горючем все время растет. За процедурой переработки пока следят 13 человек, но в дальнейшем их число должно увеличиться до полусотни.

Аскар Сухамбердиев, генеральный директор завода:

- По нашему специальному заказу было изготовлено в России комплексное оборудование КУБ – 120. Оно отличается от оборудования, которое находится в сервисных компаниях, тем, что оно мобильное, а во-вторых оно перерабатывает любой грунт замазученный, любой нефтешлам и другие виды отходов производства нефтяной отрасли.

Специалисты уверены, у завода большое будущее. Он имеет глобальное значение для решения экологических проблем в регионе. По данным Департамента экологии, в области накоплено порядка 2,5 млн. тонн отходов нефтяной промышленности. Большая их часть вблизи города Жанаозен. Завод уже сейчас утилизирует нефтешлам, очищает окружающую среду от разлитой нефти и возвращает ее в промышленный оборот. Результаты безотходного производства восхищают специалистов.

Алпамыс Жумабаев, главный инженер завода:

- Так как у нас в регионе сухой климат, проблема с водой, то эту воду можно использовать в народном хозяйстве, или при строительстве дорог, трамбовки, прессовки резервуаров, для прессовки трубопроводов, при строительстве. Лабораторный анализ показывает, что вода соответствует всем нормам.

Плюс нового перерабатывающего комплекса в мобильности. Оборудование может быть установлено у любой производственной площадки. В области планируют построить несколько специальных полигонов возле месторождений, что поможет увеличить годовые мощности предприятия со 100 тысяч тонн переработанных отходов до 300. Все это, безусловно, должны оценить на Экспо 2017.

Дмитрий Медведев встретился с председателем правления ОАО «Новатэк» Леонидом Михельсоном.

Стенограмма начала встречи:

Д.Медведев: Леонид Викторович, Ваша компания реализует целый ряд больших и по нашим меркам, и даже по международным меркам, крупных энергетических проектов, но в то же время находится под воздействием так называемых санкций, которые были введены в отношении нашей страны и отдельных наших компаний некоторыми государствами. Я сейчас не даю оценку этим санкциям, хотя прямо неоднократно говорил и ещё раз хотел бы подчеркнуть, что это, безусловно, нарушение международного права, не основанное ни на чём. Но мы сейчас не будем говорить о санкциях. Хотел бы узнать, как реализуются те проекты, которые осуществляет «Новатэк», в том числе те, в отношении которых есть специальные решения органов государственной власти и постановления Правительства.

Л.Михельсон: Дмитрий Анатольевич! Всё-таки в первую очередь разрешите Вам высказать благодарность за поздравление нашего коллектива с 20-летием.

Д.Медведев: Да, да. Ещё раз примите поздравления.

Л.Михельсон: Да, мы как раз в субботу поздравляли коллектив и зачитывали Ваше поздравление. За эти годы сложился очень хороший и профессиональный большой коллектив. В прошлом году мы добыли более 62 млрд кубов газа – это более 9% общероссийской добычи. Все программы, принятые в нашей стратегии, выполняются сейчас по плану. Что очень важно, наше финансовое состояние… Даже рейтинговые агентства переподтвердили буквально на прошлой неделе – наши рейтинги инвестиционные за нами сохранены, и всё идёт по плану. Мы сейчас переходим и в основном разрабатываем воложинские залежи, ачимовские залежи, что повышает намного больше объёмы переработки конденсата. За этот вот год-полтора мы закончили все инвестиции, мы расширили Пуровский завод с 5 млн т до 11 млн т совместно с «Сибуром». «Сибур» построил ШФЛУ-провод, что позволило нам там сохранить...

Д.Медведев: Объясняйте, вы сыпете терминами, а не все знают, что такое ШФЛУ-провод.

Л.Михельсон: Это широкая фракция лёгких углеводородов. Раньше мы фракционирование делали на своей площадке, нам позволила ГФУ (это газофракционирующая установка)… Дополнительные мощности ввёл «Сибур» на своей площадке, и вот эта кооперация нам позволила сэкономить на наших инвестициях на Пуровском заводе и ввести переработку на мощностях «Сибура», они построили 1100 км ШФЛУ-провода. Это, наверное, за последние 20–25 лет один из уникальных объектов. Также мы ввели в эксплуатацию комплекс по фракционированию конденсата мощностью 6 млн т в порту Усть-Луга с отгрузочными терминалами, что позволяет нам получать уже в этом году дополнительные доходы, которые делают финансовое состояние, несмотря на эти санкции, очень устойчивым.

Главный наш проект инвестиций сегодня по размеру – «Ямал СПГ». Сейчас мы занимаемся привлечением внешнего финансирования, у нас это было где-то I–II кварталы, ведём диалоги и с нашими российскими банками, и есть уверенность в том, что мы привлечём необходимый объём финансирования с учётом того уже, что мы, акционеры, пересмотрели немного финансовую модель с точки зрения увеличения объёма акционерного финансирования. На сегодняшний день на площадке работают уже порядка 6 тыс. строителей.

Д.Медведев: Это там прямо, в районе Сабетты?

Л.Михельсон: Да, в порту Сабетта. Стройка идёт полным ходом, на сегодняшний день больше 200 млрд рублей уже профинансировано акционерами и до конца года будет профинансировано ещё порядка 80 млрд рублей. Всё движется по плану, практически все заказы размещены. И то, что у нас практически законтрактован весь объём будущего «СПГ», вселяет в нас уверенность, что мы проект введём вовремя. Даже несмотря на эти санкции, так как Вы подписали постановление в декабре прошлого года о расширении мощностей, мы уже разрабатываем концепцию так называемого СПГ-2 на той ресурсной базе, которую мы получили четыре года назад, для возможности расширения этих СПГ-проектов. Так что движемся в намеченные сроки. Я думаю, что нас не остановит включение нас в санкционный список и не заставит как-то корректировать наши планы.

Д.Медведев: Знаете, мы можем внутри страны выделять различные приоритеты – у нас есть государственные компании, есть частные компании (ваша компания частная), но перед лицом такого рода несправедливых действий, можете не сомневаться, государство всегда оказывало и будет оказывать российскому бизнесу поддержку. Потому что, ещё раз говорю, дело не в названии компании, не в том, по каким причинам она попала в санкционный список, это просто обязанность государства – защищать российский бизнес, если он сталкивается с несправедливыми, незаконными действиями со стороны иностранных государств или иностранных компаний. Спасибо!

Запланированные ранее испытания вертолетоносца "Мистраль" были перенесены на несколько дней по техническим причинам, сообщает во вторник агентство Рейтер со ссылкой на источник.

"Вне всяких сомнений это техническая причина — это не имеет ничего общего с текущей ситуацией на Украине", — цитирует агентство слова источника.

Как отмечается, с июня около 400 российских моряков находятся во французском порту Сен-Назар для прохождения обучения управлению вертолетоносцами.

В минувшую среду Франция в очередной раз пригрозила России приостановить поставку вертолетоносцев типа "Мистраль", связав свое решение с кризисом на Украине, в котором, по заявлениям французской стороны, Москва принимает непосредственное участие. Позже представитель Елисейского дворца пояснил РИА Новости, что поставка корабля юридически не приостановлена: президент Франсуа Олланд лишь обозначил свою политическую позицию, согласно которой он не одобрит передачу судна в ноябре, если ситуация на Украине не улучшится.

Компания Stadler начала транспортировку двухэтажного подвижного состава для столичного "Аэроэкспресса". 6 сентября в порту города Базель была осуществлена погрузка на контейнеровоз всех шести вагонов первого поезда, которые были произведены на швейцарском заводе компании Stadler в городе Альтенрейн.

Вагоны первого состава были доставлены с завода специальными автовозами в порт Базеля, погружены на контейнеровоз и отправлены по Рейну в порт Амстердама, затем другим кораблем в порт Засница, где вагоны будут сцеплены в поезд и отправлены на пароме в Клайпеду. Там поезд сможет встать на российскую железнодорожную колею 1520 мм, которая отличается от европейской (1435 мм). Пусконаладка новых поездов будет осуществлена на заводе Stadler в Беларуси, после чего они будут отправлены в Россию.

В Швейцарии будут собраны первые четыре поезда, а остальная партия - 21 поезд - будет произведена уже в белорусском Фаниполе, где на данный момент уже завершена сварка четырех вагонов, и специалисты приступили к покраске и финальной сборке первого двухуровневого поезда, произведенного на территории Беларуси. На предприятии Stadler Minsk ("Штадлер Минск") будет сосредоточено не только производство, но и все пусконаладочные работы по новому подвижному составу.

После прохождения процедур заводской приемки поезда прибудут на экспериментальное кольцо в подмосковной Щербинке, где пройдут их комплексные испытания и будет проведена процедура сертификации. Начало коммерческой эксплуатации первого поезда назначено на июнь 2015 года, а последний из партии, двадцать пятый поезд, как ожидается, начнет перевозить пассажиров в июне 2016 года.

Компания Stadler Rail Group стала стратегическим партнером "Аэроэкспресс" после участия и победы в международном тендере, объявленном в Москве в 2013 году. В мае прошлого года стороны подписали контракт на поставку 25 двухэтажных поездов, 16 из которых будут в четырехвагонной составности и 9 - в шестивагонной, в общей сложности - 118 вагонов. Благодаря вводу в эксплуатацию нового двухуровневого подвижного состава провозная способность аэроэкспрессов возрастет на 30-40%.

Справка о компании "Аэроэкспресс"

"Аэроэкспресс" (www.aeroexpress.ru) - динамично развивающаяся компания-оператор, осуществляющая интермодальные и пригородные пассажирские перевозки в соответствии с лицензией Министерства транспорта Российской Федерации. ООО "Аэроэкспресс" обеспечивает железнодорожное сообщение между столицей и аэропортами Московского авиационного узла (Внуково, Домодедово и Шереметьево), а также городом Лобня. 20 июля 2012 г. состоялся запуск аэроэкспрессов во Владивостоке между центральным железнодорожным вокзалом и новым аэропортом Кневичи. С 22 мая 2013 года аэроэкспрессы начали курсировать в столице XXVII Всемирной летней Универсиады 2013 года - г. Казани.

В 2013 году услугами ООО "Аэроэкспресс" воспользовалось рекордное за историю компании количество пассажиров - 20,1 млн. человек. Из них, 16,8 млн. пассажиров было перевезено в аэропорты Москвы, что на 13,2% превышает аналогичный показатель за 2012 год. Доля компании на рынке интермодальных перевозок по итогам 2013 года составила 23,83%.

Справка о компании Stadler

Компания Stadler Rail Group - системный поставщик в области индивидуальных решений для производства железнодорожного транспорта. Заводы компании расположены на территории Швейцарии (Альтенрейн, Буснанг, Винтертур, Биль), Германии (Берлин-Панков, Берлин-Хоэншёнхаузен, Берлин-Райникердорф, Фельтен), а также в Польше, Венгрии, Чехии, Италии, Австрии, Беларуси, Алжире и США. Штат компании насчитывает около 6 000 человек, 3 000 из которых работают в Швейцарии. Наиболее известные модели в линейке Stadler Rail Group в железнодорожном сегменте - сочлененные электропоезда GTW (571 единица продана), рельсовые автобусы Regio-Shuttle RS1 (497 единиц продано), поезда FLIRT (968 единиц продано) и двухэтажные электропоезда KISS (190 единиц продано), а в трамвайном сегменте - низкопольные трамваи Variobahn (353 единиц продано) и Tango (147 единиц продано). Еще одним пополнением на рынке пригородного железнодорожного сообщения стала модель Metro (2 + 34 проданные единицы). Кроме того, Stadler Rail Group производит поезда метровой колеи, пассажирские вагоны и локомотивы, а также является ведущим в мире производителем подвижного состава для зубчатой железной дороги.

Что может стимулировать переработку рыбы?

Александр ЕФРЕМОВ, Генеральный директор компании «Южморрыбфлот»

Развитие отечественной рыбопереработки является одним из важнейших элементов в обеспечении продовольственной безопасности страны и подъеме рыбного хозяйства. О том, какие факторы могут способствовать росту рыбопереработки и какие препятствуют этому, рассказал генеральный директор компании «Южморрыбфлот» Александр Ефремов.

– Сейчас представители власти, сельского хозяйства и рыбаки заговорили о том, что страна сама в состоянии обеспечить себя своим продовольствием и ничем не рискует, отказавшись от импортных продовольственных товаров. На Ваш взгляд, это реально, хотя бы в нашем секторе рыбопереработки?

– Безусловно, Россия способна обеспечить себя качественной рыбопродукцией собственного производства. Для этого есть главное – достаточная ресурсная база экологически чистой рыбы. Есть опыт и традиции производства рыбопродукции, еще сохранились определенные производственные мощности для ее переработки. Однако в целом отечественную рыбную отрасль нельзя назвать развитой – мы много лет экспортируем одну и ту же продукцию с минимальной степенью обработки, практически не расширяя ее ассортимент и не углубляя степень переработки. Удивительная ситуация – при уникальной ресурсной базе у российских предприятий нет ни одного собственного мирового бренда на международном рынке рыбопродукции! И эту ситуацию нельзя изменить только с помощью запретов, которые якобы должны снизить присутствие на российском рынке иностранной рыбопродукции. Недавно введенные санкции на импорт продовольствия из ЕС, США, Норвегии и Австралии могут оказаться бесполезными в плане стимулирования развития производства именно готовой для потребления продукции с высокой добавочной стоимостью. Во-первых, под запрет попало иностранное сырье, на котором работали российские производители готовой к употреблению рыбопродукции. Значительная часть розничной кулинарии, широкого ассортимента и видов упаковки производились именно из импортного сырья. И отсутствие конкуренции на рынке предложения рыбопродукции как сырья для глубокой переработки приведет к сокращению ассортимента выпускаемой готовой продукции для реализации конечному потребителю. Во-вторых, как ни странно, именно товары из рыбы с глубокой степенью переработки не вошли в список запрещенной к импорту продукции. То есть копченая семга из Норвегии, пресервы, филе, рыбная нарезка из Белоруссии, украинские и балтийские консервы по-прежнему будут присутствовать на нашем рынке. Такие санкции прямо стимулируют участников рынка удовлетворять внутренний российский спрос на эти виды рыбопродукции за счет продукции иностранного производства и ограничивают российских производителей в предложении рыбного сырья для глубокой переработки.

На мой взгляд, поддерживать отечественного производителя нужно не только такими запретами, необходимо давать ему и реальные экономические стимулы и гарантии для развития. В том числе такие, как снижение арендной ставки на землю, льготное налогообложение в режиме Единого сельскохозяйственного налога (ЕСХН) для всех рыбоперерабатывающих предприятий, субсидирование строительства инфраструктуры, холодильных площадей в непосредственной близости от успешно работающих рыбоперерабатывающих предприятий. Эффективным инструментом будет и субсидирование затрат на единицу произведенной продукции, а не просто выделение денег на проект на бумаге. И, конечно, самое важное – это снижение административных барьеров, которые являются основной причиной отказа рыбопромышленных предприятий от инвестирования в рыбопереработку. Намного проще и спокойнее осуществлять производственную деятельность далеко в море, подальше от контрольно-надзорных органов, чем ежедневно подвергаться воздействию государственного контроля. Столь мощная и разнообразная контрольно-надзорная деятельность, которая сложилась сейчас в России, не позволит развивать глубокую рыбопереработку в ближайшее время.

– О борьбе с административными барьерами говорится на всех уровнях непрерывно, но реально доходит ли дело до отмены или пересмотра каких-либо нормативов, препятствующих развитию рыбопереработки?

– Наш опыт работы в этом направлении говорит о том, что без персональной ответственности конкретных чиновников за решение определенного вопроса либо без коллективного лоббистского давления со стороны крупных рыбодобывающих структур, заинтересованных в сохранении сложившейся ситуации с распределением биоресурсов в отрасли, даже очевидные вопросы не решаются уже много лет. Формировать подобное коллективное лоббирование со стороны переработчиков рыбопродукции не получается из-за того, что эта часть отрасли малоразвита, а та их часть, которая присутствует на рынке, была создана и поддерживается иностранными производителями рыбного сырья, чьи интересы чаще всего не совпадают с интересами российских переработчиков рыбы.

Можно перечислить целый ряд проблем береговой переработки, которые в надлежащем порядке были доведены до ответственных ведомств: регулярными письмами, статьями, обращениями общественных организаций в различные инстанции, вплоть до Администрации Президента, судебными разбирательствами – но все без исключения вопросы по-прежнему не решены, а большая их часть просто забыта. Вот только некоторые из тех проблем, которые действительно не позволяют развиваться приоритетным для рыбной отрасли направлениям:

Непродуманные действующие требования предельно допустимых концентраций вредных веществ (ПДК), на основе которых разрабатываются нормативы допустимых сбросов для береговых рыбопререрабатывающих предприятий, не соответствуют ни мировому опыту в этой области, ни реальному экологическому состоянию морских акваторий в районах береговой рыбопереработки, ни здравому смыслу.

Сегодня предельно допустимые концентрации веществ для водоемов рыбохозяйственного назначения (для рыбы) более жесткие, чем санитарно-гигиенические (для человека)! По действующим нормативам у нас сточные воды после рыбообработки должны быть чище, чем вода для хозяйственно-питьевого и культурно-бытового водопользования. И это притом, что мы возвращаем в море то, что из него было изъято в виде биоресурсов, которые мы перерабатываем, и никаких химикатов для обработки рыбы не применяем. Обратившись к изучению опыта развитых стран, специализирующихся на переработке рыбопродукции в Азии (Япония, Южная Корея), мы не обнаружили подобных ограничений для сбросов отходов береговой обработки рыбы. Также мы не увидели никаких ограничений в Китае, где предприятия перерабатывают до 80% дальневосточных биоресурсов. Убежден, что именно отсутствием подобных, до конца не изученных экологических ограничений не в последнюю очередь обусловлено огромное отставание России в области глубокой переработки рыбы, а особенно это важно для Приморья как региона, географически ориентированного на развитие круглогодичного рыбного производства.

В отличие от большинства сезонных предприятий, которые работают 2-3 месяца в году «вахтовым» способом и находятся на удалении от контрольно-надзорных органов, мы, работая круглогодично, не можем игнорировать регулярные административные предписания и штрафы контролирующих органов, так как действующие нормы ПДК фактически запрещают сброс воды, используемой для переработки рыбы, в море. Поэтому много лет предприятие ищет выход из этой ситуации. Так, была запущена система резервуаров-жироуловителей для переработки отходов в рыбомучном производстве, дважды в разных специализированных организациях разрабатывались проекты сооружений для очистки сточных вод, велась работа с производителями сепарационного оборудования. Но те показатели очистки, которые были обозначены в спецификации на оборудование, в восемь раз превышали действующие требования ПДК.

Вопрос очень острый, уже были прецеденты, когда нормативы ПДК привели к закрытию предприятий береговой переработки в Приморье. Это случилось с компанией «НИВА-К» (торговая марка «Деликон»). Иностранные инвесторы, анализируя такие требования к сбросам отходов, попросту отказываются от инвестиций в береговую рыбопереработку. О каком развитии рыбопереработки стоит говорить? Необходимо как можно скорее пересматривать эти нормативы ПДК, причем на основе полноценных научных исследований. Мы поднимаем этот вопрос уже несколько лет, но необоснованные запретительные нормы продолжают действовать, ограничивая развитие важного направления рыбохозяйственной отрасли.

Не менее остро стоят вопросы многократного пересечения государственной границы. Каждый факт пересечения границы транспортным или перерабатывающим судном, не оформленным в пограничном отношении, квалифицируется пограничными органами как нарушение, а соблюсти требования законодательства судовладельцу, получив разрешение на пересечение границы, не представляется возможным, поскольку данное разрешение может быть выдано только при наличии на судне разрешения на добычу водных биоресурсов, которого на транспортном или перерабатывающем судне быть не может.

Несовершенство целого ряда административных регламентов и процедур приводит к огромным убыткам для рыбаков. Об этом говорят явные ограничения оперативной хозяйственной деятельности предприятий, а также обременение оборота скоропортящейся рыбопродукции, манипулирование ОАО «РЖД» условиями перевозки изотермическим подвижным составом, коллизия между Федеральным законом «О транспортной безопасности» и Водным кодексом в части ограничения доступа к водным объектам «граждан» (в терминах Водного кодекса) и «посторонних лиц» (в терминах Федерального закона «О транспортной безопасности») через территорию рыбоперерабатывающих предприятий, прилегающих к морю, многочисленные и зачастую устаревшие ограничения по линии промышленной безопасности и новые, не соответствующие организационным возможностям предприятий требования безопасности мореплавания в рамках международных конвенций и соглашений.

Безусловно, и вопрос о принципах распределения ВБР в рыбной отрасли так же важен, как вопрос о земле во время Великой Октябрьской революции, но он не позволяет решить на всех уровнях государственной власти такие проблемы развития рыбной отрасли, как продовольственная безопасность, насыщение внутреннего рынка рыбопродукцией российского производства; формирование условий для глубокой переработки – увеличение прибавочного продукта без увеличения нагрузки на ВБР, создание рабочих мест в прибрежных регионах, обновление производственных активов.

– Вы упоминали про субсидирование затрат на единицу произведенной продукции, что имеется в виду?

– На мой взгляд, поддержка рыбоперерабатывающих предприятий должна зависеть от реальных объемов производства. К примеру, сейчас в программах развития рыбного хозяйства большинства регионов предполагается значительная компенсация в виде прироста выпуска продукции либо процентов от стоимости затрат на постройку технологических линий, объектов инфраструктуры, производственных помещений, закупки оборудования. Все это относительные и плановые показатели. Само по себе строительство перерабатывающего завода или покупка сложного и дорого оборудования не гарантирует достижения целей общества по насыщению рынка продукцией – это промежуточный результат, который не всегда может привести к заявленным целям субсидирования. Не секрет, что приобрести оборудование можно по завышенной цене, получить от государства деньги и закончить на этом все развитие и модернизацию. Таких примеров достаточно. Кроме того, даже ответственный бизнесмен понимает, что реализация такого проекта, будь то рыбоперерабатывающий завод или аквакультурное хозяйство, связана с рыночным риском. Есть риск того, что проект станет убыточным и от него придется отказаться, бизнесмен потеряет деньги, но и государство их просто потратит впустую.

Поэтому я считаю, что инструменты субсидирования должны быть направлены непосредственно на необходимый для общества результат – субсидирование на единицу выпущенной продукции из ассортимента, который принято считать глубоко переработанным, т.е. готовым к употреблению потребителем. Платить за конечный, фактически подтвержденный результат, за уже произведенную продукцию было бы намного рациональнее для достижения обозначенных целей. Целесообразно больше поддерживать те предприятия, которые демонстрируют реальный, статистически подтвержденный, практический результат в необходимом обществу направлении, а не проектные изыскания, бизнес-планирование и технико-экономические обоснования, которые зачастую крайне далеки от реального производства в российской действительности.

– Тем не менее «Южморрыбфлот» продолжает вкладываться в различные проекты по производству продукции, пример – покупка и модернизация «Всеволода Сибирцева»?

– Приобретение «Всеволода Сибирцева» для нас не просто инвестиция, это часть долгосрочного планирования деятельности компании, направленной на увеличение прибавочного продукта за счет производства, а не эксплуатации «природной ренты» в виде ВБР, на углубление и расширение переработки сырья на берегу и в море. У «Южморрыбфлота» несколько лет работают в море две плавбазы – «Капитан Ефремов» и «Залив Восток», поэтому возвращение «Всеволода Сибирцева» – это осмысленный шаг по развитию производственных активов предприятия.

Сейчас на судне создана технологическая линия, позволяющая полностью перерабатывать любое рыбное сырье в безотходном режиме, в том числе и субпродукты: печень, молоки и другие отходы рыбного производства. Здесь можно выпускать три вида продукции: мороженую, консервированную и кормовую. Общий объем суточной переработки сырца может достигать 650 тонн. Мы рассчитываем, что объем производства нашей компанией готовой рыбопродукции увеличится до 100-110 тыс. тонн в год. С сырьем проблем возникнуть не должно, поскольку упор в производстве мы делаем на массовые в объемах промысла виды – лосось, сайру, сельдь. Рассчитываем на возобновление промысла сельди-иваси, запасы которой уже несколько лет подтверждаются наукой. Конечно, в производстве будут использоваться и другие объекты, как уже говорилось, мощности у судна большие и довольно разнообразные.

Это самое производительное рыбоперерабатывающее судно на Дальнем Востоке. Причем важно, что объемы выпускаемой продукции абсолютно не идут в ущерб ее качеству. Произведенные в море консервы ценятся намного выше сделанных на берегу, это справедливо и для других видов рыбопродукции. Очень скоро начнется сайровая путина, где традиционно производство консервов – важная часть промысла. Чтобы выделить рыбные консервы высокого качества из свежего (парного) сырья, изготовленные на КРКПБ «Всеволод Сибирцев», было решено выпускать их под новой торговой маркой – «Доброфлот». На рынок мы рассчитываем вывести товары под этим брендом уже этой осенью.

Поэтому мы нисколько не преувеличиваем, когда говорим о том, что «Южморрыбфлот» продолжает наращивать рыбопереработку, несмотря на множество нерешенных вопросов в этом секторе рыбной отрасли. Мы пошли на то, чтобы заплатить огромные суммы пошлин и налогов, сопутствующих возвращению в российскую юрисдикцию столь дорогостоящих производственных активов. Оставаться в статусе «незаходного» для судна, осуществляющего выпуск и обработку столь разнообразного ассортимента рыбопродукции, мы посчитали неприемлемым, несмотря на то, что вот уже несколько лет идет обсуждение возможности освобождения «незаходных» судов от платежей при заведении под российскую юрисдикцию.

Понимая из собственного опыта, как долго и сложно решаются менее сложные и не менее очевидные вопросы, обозначенные выше и не связанные с наполнением государственного бюджета, мы решили не ждать и заплатили все необходимые платежи. Компания никогда не руководствовалась сезонной прибылью. Развитие береговой переработки, которая является нашим основным видом деятельности, требует готовности в какой-то период работать в минус ради сохранения производственного потенциала, что включает производственные мощности, организационную структуру и обученный, опытный трудовой коллектив. А если посмотреть на понятие «производственный потенциал», то это прежде всего возможность реализовать и колоссальный объем рыбной переработки, и выпуск нового ассортимента рыбной продукции, и воспитание и обучение квалифицированных опытных кадров, и перспектива создания новых рабочих мест. Численность экипажей на наших судах состовляет около 1285 человек, у одного только «Всеволода Сибирцева» штатная численность 520 человек и может быть расширена до 600. На береговом рыбоперерабатывающем предприятии, фабрике по производству жестяной банки, судоремонтном заводе, а также в целом по компании еще работает не менее 1500 человек, что составляет общую численность круглогодично занятых в процессах, связанных с глубокой переработкой рыбы, до 2850 человек, и именно этот огромный трудовой коллектив и обеспечивает наш производственный потенциал.

– Тогда не получится ли, что главной проблемой в развитии рыбопереработки станет кадровый вопрос? Ведь о дефиците кадров для рыбной промышленности, в том числе и на Дальнем Востоке, в последнее время только ленивый не говорил…

– Мы уже давно принимаем активное участие в обсуждении и решении кадрового вопроса для рыбного хозяйства. Приходится сталкиваться с тем, что часто проблемы рыбного хозяйства пытаются решить одним махом, противопоставляя одни задачи другим. Как пример, для расширения производства и реализации конкурентоспособной российской рыбо- и морепродукции с высокой степенью переработки предлагается сделать упор на машинную модернизацию производства. Для этого в различные программы субсидирования вводят оценочные показатели так называемых «высокопроизводительных рабочих мест». Для обработки рыбы в море, я с этим частично согласен, это оправдано, но и даже в этом случае мы теряем сырье – большее его количество при машинной разделке уходит в отходы, а также теряем качество – нет еще таких машин, которые в рыбообработке могут сравниться в качестве выпускаемой продукции и заменить квалифицированного рыбообработчика. Для берегового производства в условиях неограниченности пространства производственных помещений, достаточно дешевой электроэнергии модернизация не столь экономически очевидна, т.к. ведет к сокращению рабочих мест, которые можно универсально использовать на других видах обработки, а также, как уже было сказано выше, к большой потере рыбного сырья за счет более высокого процента отходов, что неприемлемо для берегового производства, для которого рыбное сырье – это товар, купленный за деньги, а не вопрос расходования (списания) самого ценного для выпуска рыбопродукции в море – квот. Конечно, нельзя игнорировать технические достижения, но и концентрировать на модернизации столь огромные финансовые ресурсы также зачастую не оправдано. Для примера, стоимость одного нового крупнотоннажного, построенного по современному проекту рыбодобывающего судна сопоставима со стоимостью активов всех береговых перерабатывающих предприятий Дальнего Востока. Как это соотносится с целями государства, которое вкладывает огромные средства, чтобы удержать людей в дальневосточном регионе? Этот выбор должен делать предприниматель на свой страх и риск, а поддержка должна быть направлена прямо на то, что необходимо обществу и государству – готовую к употреблению рыбопродукцию.

Однако кадровые вопросы все же решаемы. Стимулировать создание рабочих мест вполне возможно, если использовать в качестве показателя для субсидирования по программам развития рыбного хозяйства среднесписочную численность сотрудников рыбохозяйственных предприятий.

В нашей компании был успешно реализован целый ряд проектов по привлечению иностранной рабочей силы. У нас работают северокорейские и индонезийские рыбообработчики. В свете последних событий на Украине и в Крыму у рыбной отрасли Дальнего Востока появилась еще одна возможность привлечения квалифицированных кадров с Украины, и мы не остались в стороне. Понимая историческую для России значимость присоединения Республики Крым, наше предприятие уже более трех месяцев помогает населению Крыма найти работу и адаптироваться в Приморье. Для этого мы незамедлительно после получения информации из СМИ о присоединении Крыма к России открыли в Севастополе филиал службы кадров ЗАО «Южморрыбфлот», благодаря чему на сегодняшний день нам удалось своими силами привлечь, оплатить проезд, проживание, питание, а также оказать организационную поддержку более 50 жителям Республики Крым, которые уже сейчас работают на судах нашей компании.

При этом хотелось бы отметить конструктивную позицию практически всех вовлеченных в переоформление украинских документов федеральных органов государственной власти, но прежде всего администрацию морских портов Приморского края, УФМС по Приморскому краю и Пограничного управления ФСБ России по Приморскому краю. Подобная оперативность и нацеленность на результат лишний раз подтверждает тот факт, что государственные органы власти могут быть крайне эффективны в вопросах, где обозначена четко и ясно государственная политика. В рыбной отрасли, к сожалению, подобной четко сформулированной политики до сих пор не сформулировано. Во всяком случае цели этой политики пока не отражены в регламентирующих действия чиновников документах, которые закрепляют должностную ответственность за достижения объективных количественных показателей развития отрасли в обозначенных государством направлениях развития рыбного хозяйства.

– Но чтобы решать проблемы в комплексе, потребуются довольно серьезные усилия и со стороны бизнеса, и, конечно, власти. Как Вы оцениваете сейчас способность чиновников сконцентрироваться на таком комплексном подходе к основным вопросам в отрасли?

– По проблемам отрасли нам удалось поднять два вопроса на апрельском совещании с полпредом Юрием Трутневым. Мы обозначили конкретные, зачастую достаточно простые, но крайне важные для рыбной промышленности проблемы, которые не решались в течение длительного времени. Помимо уже упомянутых необоснованно завышенных требований к составу сточных вод для береговой рыбопереработки и правовое регулирование при пересечение рыбопромысловыми судами госграницы.

Надо сказать, что тогда был озвучен новый и крайне важный для представителей контролирующих и проверяющих органов тезис: если в отрасли отсутствуют видимые, подтвержденные количественно значимые результаты – это, прежде всего, ответственность чиновников, которые не смогли создать благоприятную среду для развития рыбного хозяйства в необходимом обществу направлении. Сегодня руководители нашего предприятия до 30% времени затрачивают на взаимодействие с более чем 60 контролирующими, надзорными и регулирующим органами власти, которые занимаются проверками, надзором, мониторингом нашей деятельности и каждый раз находят поводы, чтобы выявить нарушения и вынести административное взыскание или штраф, некоторые из этих административных воздействий ставят предприятие на грань существования либо закрытия. Для того чтобы не быть голословным, мы свели в единую таблицу перечень всех контрольно-надзорных органов власти, которые непосредственно воздействуют на наше предприятие, осуществляющее приоритетный для развития рыбного хозяйства вид деятельности - береговую глубокую переработку рыбы. Уверяю вас, эта таблица впечатляет и скоро вы ее увидите.

Убежден, что отрасль должна быть избавлена от предвзятого либо просто халатного отношения чиновников, рыбное хозяйство должно развиваться в условиях удобной, понятной, предсказуемой и свободной предпринимательской среды, где присутствует честная и здоровая конкуренция.

Но это не значит, что и сами рыбаки должны уходить от ответственности за будущее отрасли. Все важные, значительные проблемы рыбацкое сообщество уже давно пытается решать сообща, в диалоге. Не последнюю роль в этом играют и будут играть отраслевые объединения. «Южморрыбфлот» много лет является членом Ассоциации рыбохозяйственных предприятий Приморья, и мы уверены, что решать такие глобальные задачи, как, например, продвижение российской рыбы на отечественном рынке, проще совместными усилиями, чем в одиночку. С помощью отраслевых ассоциаций можно объединять усилия по информированию потребителя о преимуществах отечественной рыбопродукции, о ее высоком качестве и экологической безопасности. Информированность потребителя – один из принципов цивилизованного рынка, этим нельзя пренебрегать ни государству, ни рыбакам. А это значит, что у всех рыбодобывающих предприятий есть общая цель – убедить покупателя в полезности нашей российской рыбы и качестве рыбопродукции.

Константин ОСИПОВ, журнал «Fishnews – Новости рыболовства»

Россия. ДФО > Рыба > fishnews.ru, 8 сентября 2014 > № 1168379 Александр Ефремов

После двухлетнего перерыва в столице будет возобновлено строительство замороженного проекта Meena Plaza.

Строительные работы в замороженном проекте Абу-Даби (ОАЭ) Meena Plaza, расположенном в районе Port Zayed, должны возобновиться в следующем месяце, поскольку владельца и застройщики, наконец, пришли к обоюдному соглашению.

Как сообщает Imexre.com со ссылкой на издание The National, стоимость проекта составляет 980 млн дирхамов (US$ 268.5 млн). Проект Meena Plaza представляет собой частично возведенный комплекс из четырех высотных зданий, расположенный в центре исторического старого порта столицы. По данным, представленным малайзийским подрядчиком Zelan, работы в проекте начнутся 1 октября 2014 года после двухлетнего простоя.

Комплекс из трех высотных жилых и одного офисного здания принадлежит частному застройщику Абу-Даби Tamouh и нескольким крупным инвесторам. Строительство проекта Meena Plaza началось в четвертом квартале 2007 года и было заморожено в 2012 году.

Проект площадью 246.5 кв. м предполагает оборудование бассейна, кинотеатра и частного медицинского центра. В ноябре 2012 года группа компаний Meena Holdings приняла решение о приостановке строительства данного проекта.

После продолжительных переговоров между Meena Holdings и подрядчиком Zelan, последнему на днях было выплачено 121.3 млн дирхамов (US$ 33.2 млн) на возобновление строительных работ. Кроме того, стороны пришли к соглашению увеличить стоимость контракта с 950.3 млн дирхамов (US$ 260.5 млн) до 980 млн дирхамов (US$ 268.5 млн).

С самого начала украинского кризиса западные политики делали неправильные выводы относительно того, что на самом деле происходит в регионе, пишет британский журналист Кристофер Буккер в своей колонке в The Telegraph.

Буккер, вспоминая высказывания Дэвида Кэмерона и других лидеров на саммите НАТО о "неприемлемом вторжении на Украину", отмечает, что, когда политики называют те или иные действия "неприемлемыми", это означает, что они "понятия не имеют, что делать".

Однако журналист считает, что реальная проблема заключается в том, что "Запад неправильно истолковывал этот кризис с самых его истоков".

Журналист пишет, что катализатором конфликта послужили отнюдь не "стремления Владимира Путина восстановить границы СССР", а "смехотворно ошибочные" амбиции Запада сделать Украину частью ЕС и НАТО.

"Такого просто не могло бы быть, чтобы Путин или все русскоговорящее население на востоке Украины благосклонно отнеслись к тому, что страна, которая представляла собой колыбель русской идентичности, станет частью западного блока", — пишет он, отмечая, что с еще меньшей теплотой Россия восприняла бы наличие в портах Черного моря кораблей военного альянса, который первоначально был создан как раз для того, чтобы России противостоять.

Буккер считает, что, когда крымчане в марте проголосовали за присоединение к России, это было не потому, что Путин хотел "аннексировать" Крым, как утверждают западные политики, а потому, что большая часть русскоговорящего населения хотела снова стать частью страны, в состав которой полуостров входил в течение стольких лет.

Журналист подчеркивает, что демократически избранное правительство Украины при этом было свергнуто толпами демонстрантов, многие из которых, по его мнению, "финансировались из Брюсселя".

"Именно поэтому подкрепленные тщеславием иллюзии ЕС при поддержке США и привели к тому бардаку, который мы наблюдаем сегодня", — делает выводы Буккер, подчеркивая, что лидеры НАТО едва ли могут предложить что-то действительно полезное для решения проблемы.

Греческая экономика впервые после шести лет спада показывает рост в третьем квартале этого года, заявил премьер-министр Греции Антонис Самарас. Он выступил в субботу с речью на 79-й Международной выставке в Салониках, где правительство традиционно представляет ежегодную экономическую программу.

"Сейчас, в третьем квартале 2014 года, наша экономика будет иметь положительный рост. Впервые после 24 кварталов, после шести лет спада. В эти дни греческие облигации непрерывно растут, а проценты по ним постоянно снижаются", — заявил премьер.

Он также заявил, что в ближайшие месяцы Греция впервые получит подтверждение, что ее долг стал управляемым. "Несмотря на то, что долг страны по-прежнему очень высокий, он впервые начал снижаться, хотя и незначительно. И когда будет рост ВВП, он будет уменьшаться быстрее", — сказал премьер, добавив, что Греция платит сейчас самые низкие за десятилетие проценты по займам: процентные ставки составляют от 0,80% до 1,7%, вдвое меньше, чем до кризиса, когда долг был значительно ниже.

На этой неделе доходность по греческим 10-летним облигациям снизилась до нового рекордно низкого уровня — 5,57%. Доходность 5-летних облигаций также упала до самого низкого уровня со дня их выпуска — 3,807%. Что касается ситуации в экономике, то, по данным статистической службы, во втором квартале этого года ВВП снизился на 0,3%. С третьего квартала 2008 года это лучший показатель. Для сравнения — во втором квартале 2013 года ВВП снизился на 4,0%, а в первом квартале этого года на 1,1%.

Самарас вновь заявил, что правительство снизит налоги, в частности, на дизельное топливо для отопления домов — на 30%, а также взносы в страховые фонды.

Подоходный налог с максимальных 42% в настоящее время постепенно снизится до 32%, налог на доходы бизнеса — с 25% до 15%, планируется снижение НДС.

Премьер признал, что правительство совершило ошибку при расчете ставки нового единого налога на недвижимое имущество, который сейчас обсуждается в Минфине и парламенте, и исправит недочеты.

Самарас отметил успехи кабинета в сборе налогов. "Всего несколько лет назад лишь 400 тысяч человек платили налоги на недвижимое имущество. Сейчас составлен полный реестр имущества — 6,15 миллиона плательщиков налогов. Всего за два года все приведено в порядок", — сообщил премьер. По его словам, создана единая база налогоплательщиков.

Самарас сообщил, что после наведения порядка в медицинском страховании расходы на лекарства снизились вдвое, а из пенсионной системы исключены десятки тысяч липовых пенсионеров. Они уже вернули государству 42 миллиона евро за незаконно полученные пенсии.

Среди нерешенных проблем премьер назвал нелегальную миграцию, улучшение работы чиновников.

Самарас сообщил также, что правительство планирует с конца ноября запустить работу Фонда развития для поддержки малых и средних предприятий, снизить тарифы на электроэнергию для энергоемких предприятий.

"Мы изучаем с Европейским союзом возможность создания особых экономических зон, и первой из них в Салониках", — сказал Самарас.

Он подтвердил планы приватизации и модернизации порта в Салониках.

Об интересе к покупке Салоникского порта вместе с греческими железными дорогами заявили Российские железные дороги.

"Приватизация порта придаст новый импульс перспективам роста города и всей Северной Греции. Приватизация подчеркивает стратегическую важность порта Салоник. Он будет соединен с модернизированной железнодорожной сетью, что даст синергический эффект с другими региональными портами, такими как Кавала и Александруполис. И он превратится в крупный транзитный торговый центр на Балканах и в Центральной Европе", — сказал премьер.

Самарас коснулся и политических проблем, раскритиковав призывы главной оппозиционной партии — Коалиции радикальных левых (СИРИЗА) — выйти из НАТО и Евросоюза.

"Они заявляют, что будут делать все, чтобы распустить НАТО. Даже сейчас, когда многие страны стремятся войти под "зонтик" альянса, СИРИЗА хочет, чтобы Греция вышла из НАТО. Из Европы и НАТО. Когда каждая страна в мире хочет вступить в эти союзы, СИРИЗА хочет из них выйти? Если бы мы не были в НАТО, как мы смогли бы ответить Эрдогану, что есть только один Кипр? Если бы мы не были в коалиции со всей Европой против исламского терроризма, насколько мы были бы уязвимы?" — отметил Самарас.

Премьер отверг призывы провести досрочные выборы. "Греки все больше понимают, что ситуация в стране стабилизировалась и Греция выходит на путь развития. Они понимают, что приближается время выхода из меморандумов с тройкой кредиторов. И что если мы сейчас начнем досрочную избирательную кампанию, мы рискуем потерять все, что мы достигли", — заключил Самарас.

Международная выставка в Салониках проходит ежегодно с 1925 года. К началу выставки оппозиция традиционно приурочивает акции протеста. В городе с утра были усилены меры безопасности, центр был перекрыт, полиция на два дня ограничила место проведения митингов и демонстраций. Обеспечивать порядок в Салониках будут 4 тысячи полицейских. Накануне в городе прошли демонстрации военных и сотрудников правоохранительных органов, в субботу и воскресенье акции запланировали профсоюзы и различные партии. Геннадий Мельник.

Французы в россии при Николае I: «вредные» и «полезные»

Вера Мильчина

Общее отношение российской власти к иностранцам на исходе николаевского царствования лучше всех выразил в своих приватных записях Л. В. Дубельт, управляющий III Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (высшей полиции). Мне уже приходилось цитировать его слова в одной из статей в «Отечественных записках»[1], но точнее все равно не скажешь: «Иностранцы — это гады, которых Россия отогревает своим солнышком, а как отогреет, то они выползут и ее же кусают»[2]. Тот же Дубельт предлагал и средство для борьбы с этой напастью, признавая, впрочем, неосуществимость своего плана: «Не впускать бы в Россию ни одного иностранца — вот и все тут, да та беда, что этого сделать невозможно»[3]. Таков был общий настрой, но французы среди этих иностранных «гадов» считались в николаевскую эпоху самыми вредными и опасными. Об этом политическом аспекте их репутации часто забывают, потому что его заслоняет аспект культурный — репутация французов в России как законодателей моды и вкуса. Между тем после революции 1789 года дело осложнилось: французы поделились на благонамеренных аристократов-эмигрантов и опасных революционеров-якобинцев. Всем русским было приказано выехать из зараженной мятежным духом Франции, а всем французам, проживающим в России, — принести в церкви присягу в том, что они не разделяют и никогда не разделяли революционных идей и ненавидят всех, кто причастен к казни короля Людовика XVI (1793). При Первой империи отношения двух стран, само собой разумеется, не сделались проще. Некоторая передышка наступила после свержения Наполеона, когда Франция стала союзницей России; французы вместе с русскими и англичанами даже вместе воевали против турок на море (сражение при Наварине, 1827), а в Русско-турецкой войне в 1828—1829 годах французские военные участвовали с наблюдательской миссией. Но все-таки отношение к французам как к потенциальному источнику либеральной «заразы» сохранялось.

А после того как в июле 1830 года во Франции произошла революция, король Франции Карл Х был свергнут и его место занял «король французов» — представитель младшей ветви Бурбонов Луи-Филипп, герцог Орлеанский, — ситуация вновь ухудшилась. В глазах российского монарха новый король был узурпатором. Две страны оказались на грани войны; всем французам был запрещен въезд в Россию. И хотя Николай I довольно быстро, правда, с большим трудом, признал «июльскую» Францию, никогда он не называл Луи-Филиппа «братом», как других монархов. Луи-Филипп, со своей стороны, обижался, что его не считают равным, тем более что благодаря ему во Франции поддерживался относительный, и притом монархический, а не республиканский, порядок. Авторы отчета III Отделения за 1839 год отмечали: «Говорят в шутку, что он [Луи-Филипп] исправляет во Франции должность русского полицмейстера и, наблюдая за польскими выходцами, доносит о них русскому правительству»[4].

В результате в течение всего царствования Николая, а особенно после 1830 года, и тем более после 1848 года, когда во Франции произошла очередная революция[5], французы постоянно находились под подозрением. Пожалуй, хуже них, с точки зрения императора, были только поляки, в конце 1830 года поднявшие восстание против России. Кстати, польская тема еще сильнее омрачала франко-русские отношения: после подавления восстания в сентябре 1831 года многие поляки нашли приют именно во Франции, отчего репутация французов в глазах российского императора сделалась еще более сомнительной. Император, по свидетельству французского посла в России Проспера де Баранта, был убежден, что от поляков «хорошего ждать не приходится»[6]; о французах он, по всей вероятности, думал то же самое; во всяком случае когда австрийский инженер Франц фон Герстнер, приглашенный в Россию для участия в строительстве железной дороги, попросил разрешения нанимать на работу иностранцев, Николай разрешил ему набирать всех, кроме французов. «Этих, — сказал он, — мне не надобно»[7].

Не только император, но и рядовые обыватели были убеждены, что все французы поражены революционной заразой. Вот характерный эпизод: в конце 1830 года в Ревеле титулярный советник Сермягин поссорился по вполне бытовому и совершенно не политическому поводу со своим соседом французом, консульским агентом Мирандой. Русский дал французу пощечину, осыпал угрозами и — самовольно переведя дело на политический уровень — добавил, что вообще все французы мятежники. В результате послу пришлось вступиться и потребовать оправдать честь Франции и французского короля[8].

Число французов в России в николаевскую эпоху было не очень велико: в 1820-е годы французских туристов в год приезжало около полутора сотен (к концу 1830-х годов это число возросло до пяти сотен; англичан, впрочем, приезжало еще меньше, а вот пруссаков и австрийцев — в десять раз больше)[9]. Резидентов-французов в 1843 году в Петербурге имелось около 3000 (на 14 000 иностранцев в целом), а пятью годами позже их осталось 2670, тогда как общее число иностранцев увеличилось до 60 000[10]. Французов, работавших в России, было гораздо меньше, чем немцев. Однако в точном соответствии с пословицей о страхе, у которого глаза велики, императору мерещились в его владениях грозные толпы французов. В 1845 году он делится с дипломатом Фердинандом де Кюсси своими опасениями по поводу новых транспортных средств: железных дорог и пароходов, благодаря которым представители самых низких слоев общества смогут без труда путешествовать и «грязь, спокойно лежавшая на дне, поднимется на поверхность». «Я знаю, продолжал император, что в чужих краях нас считают слишком суровыми, слишком придирчивыми по отношению к путешественникам, но как, скажите, оставить без самого внимательного и постоянного надзора эту массу людей, которые в большинстве своем являются к нам, надеясь разбогатеть? Знаете ли вы, что в Петербурге проживает 10 000 французов?»[11] Цифра, как следует из приведенных выше данных, сильно раздутая. Тем не менее французы в самом деле ехали в Россию зарабатывать и в 1830-е, и в 1840-е годы. Приезжали люди самых разных профессий: инженеры (несмотря на цитированный выше брезгливый отказ императора) и востоковеды, актеры и гувернантки, театральные машинисты и зубные врачи. Некоторые прибывали в Россию на короткое время, другие оставались надолго и даже принимали российское подданство.

Надзор за всей этой публикой осуществляло III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, созданное в 1826 году.

Чиновники III Отделения решали, во-первых, как быть с иностранцем, желающим въехать в пределы Российской империи, — впускать его или не впускать, а во-вторых, как быть с иностранцем уже впущенным, но вызвавшим подозрения, — выслать его назад без права вновь пересекать российскую границу или оставить под тайным надзором.

Француз, собравшийся в Россию, должен был запросить в собственной мэрии паспорт, причем для его получения требовалось представить не только акт гражданского состояния, но и свидетельство о благонравии; документы поступали в префектуру, где просителю выписывали паспорт и отправляли во французское министерство внутренних дел, затем его через посредство министерства иностранных дел визировали в русской дипломатической миссии, и наконец, когда все это было сделано, проситель мог получить свой драгоценный паспорт в парижской префектуре полиции или в мэрии по месту жительства. Без такого паспорта с визой нечего было и думать попасть в Россию; паспорт здесь вообще значил так много, что один злоязычный англичанин сравнил его с цепью, которая своим звоном напоминает каторжнику о его незавидной участи[12]. Французские католические священники вдобавок еще должны были представлять официальное свидетельство, что они не иезуиты, и получать разрешение на въезд от Священного Синода; когда в 1829 году некий аббат Купелье попросил принять его в русское подданство, то одного лишь подозрения, что он принадлежит к ордену иезуитов, оказалось достаточно для того, чтобы император «повелеть соизволил выслать его за границу» и воспрепятствовать ему обратный въезд в Россию[13].

Если на границе выяснилось, что российской визы нет, начиналось долгое разбирательство. Впрочем, для «нужных» людей делали исключения: так, когда в 1829 году театральный машинист Пино, «нарочито выписанный в Санкт-Петербург по контракту, заключенному в Париже, для исправления при театрах машин», прибыл в Кронштадт с паспортом, но без «засвидетельствования российского консульства», кронштадтский военный губернатор вице-адмирал Рожнов доложил об этом в ІІІ Отделение и, получив от петербургского генерал-губернатора заверения в том, что Пино «из Франции выписан с высочайшего Его Императорского Величества соизволения на службу к санкт-петербургскому театру» и «здесь необходимо нужен», пропустил француза в Петербург[14].

Виза российского консульства давала определенные гарантии благонадежности въезжающего, однако III Отделение было не очень довольно таким порядком, ведь получалось, что в суждении о нравах французов приходилось полагаться в основном на французов же. Во второй половине 1830-х годов III Отделение попыталось возложить на чиновников русской миссии в Париже обязанность самим более тщательно наводить справки о намеревающихся въехать в Россию, но русский посол в Париже Пален объяснил, что это подорвет всю торговлю между двумя странами: ведь если негоциант, желающий въехать в Россию, будет дожидаться, пока русские чиновники выяснят, насколько нравственно его поведение (а выяснять они в любом случае будут посредством запросов, посылаемых во французские инстанции), все его негоции пойдут прахом[15].

Между тем информация, полученная от русских дипломатов, нередко оказывала решающее влияние на судьбу французских путешественников; порой, не имея формальных поводов отказать французскому просителю в визе, сотрудники русской миссии визировали его паспорт, но тотчас же по своим каналам извещали петербургское начальство о том, что этот француз вызывает большие подозрения. Например, в 1834 году два француза захотели въехать в Россию через Одессу, однако выяснилось, что оба «по достоверным сведениям, подтвержденным самими чиновниками французского посольства, принадлежат к секте сенсимонистов», а следовательно, в России им делать нечего. «Не имея предписаний о воспрещении въезда в Россию людям, принадлежащим к сей секте, барон Рикман [русский поверенный в делах при Оттоманской Порте] не решился отказать помянутым лицам в пашпортах», однако доложил об этом вице-канцлеру Нессельроде; тот известил главного начальника III Отделения Бенкендорфа, Бенкендорф доложил императору, а император «высочайше повелеть соизволил: чтобы вышеупомянутые Барро и Марешаль по прибытии в Одессу немедленно обращены были в Константинополь с воспрещением въезда в Россию»[16].

Два сенсимониста отделались легким испугом: по заведенному для прибывавших из Константинополя порядку пробыли положенное время в карантине, а потом были отправлены назад. Хуже пришлось в мае 1833 года отставному офицеру по фамилии Пьерраджи, который сопровождал в Россию дипломатического курьера Франчески, прибывшего в Петербург с бумагами от министра иностранных дел герцога де Броя. О Пьерраджи российским властям тоже поступило предупреждение: в письме русского посла в Париже Поццо ди Борго он был представлен «подлым негодяем», исповедующим революционные идеи. Этого оказалось достаточно, чтобы петербургская полиция взяла его под арест, и освобожден он был через три дня только благодаря настоятельным хлопотам французского поверенного в делах Лагрене, которому подозрительного француза «вверили под расписку» с обязательством как можно скорее удалить его из России, что и было исполнено, поскольку француз сам рад был уехать восвояси[17].

Порой в Петербурге готовились отказать в возможности въехать в Россию французу, который туда даже не собирался. Например, в январе 1840 года прошел слух, будто бы о въезде в Россию намерен просить Луи-Наполеон Бонапарт (будущий император Наполеон III, а в 1840 году — мятежный принц, изгнанный из Франции, проживавший в Англии и готовивший очередной мятеж против французских властей). Так вот, на случай, если бы принц вдруг вздумал попроситься в Россию, Бенкендорф известил Нессельроде, что тот должен «предварить заграничные наши посольства и миссии о незасвидетельствовании ему [Луи-Наполеону Бонапарту] паспорта на проезд в Россию». На что Нессельроде довольно резонно (и, возможно, не без тонкой иронии) счел долгом «покорнейше просить почтить его уведомлением, не известно ли нашему правительству, под каким именем намерен приехать Бонапарте, ибо легко может случиться, что он отправится под другим именем и таким образом будет пропущен чрез границу, несмотря на все распоряжения о недопущении следования его в Россию»[18].

Итак, первая линия заслонов выстраивалась на уровне русских миссий за границей, прежде всего в Париже. Первая — но, разумеется, не единственная. Следующим этапом, который надлежало пройти въезжающему французу, был пограничный и таможенный контроль. Мучительная процедура досмотра и допроса, которой подвергались иностранцы, не раз описана французскими путешественниками. Широко известно соответствующее место из книги Кюстина, оставшегося в ужасе от «тех гонений, которые под именем простых формальностей обрушили на него полицейские и их верные друзья таможенники»[19], но сходные описания встречаются и в других мемуарах. Если путешественнику все-таки удавалось удовлетворительно объяснить, с какой целью он прибыл в Россию, с кем намерен встречаться во время своего пребывания и т. д., ему разрешали въезд в Россию, но бумажная волокита на этом отнюдь не заканчивалась. Те самые иностранные паспорта с драгоценной русской визой у иностранца отбирали и хранили до 1827 года в губернских правлениях, а после — в III Отделении; возвращали их иностранцам только тогда, когда те собирались в обратный путь на родину. Взамен паспорта француз получал «билет» на проживание в Петербурге или поездку дальше. Француз, прибывший в Петербург, был обязан посетить не только III Отделение, но и французское посольство; делалось это для того, чтобы посольство знало о его приезде и могло его защитить в случае каких-либо неприятностей. Для французских дипломатов отсутствие у их «клиентов» французских паспортов было крайне неудобно, потому что не позволяло проконтролировать точность данных, которые приезжие французы сообщали о самих себе. Дипломаты рисковали столкнуться с такими обманщиками, которые уже давно вступили в русское подданство, но выдают себя за французских подданных, чтобы продолжать пользоваться покровительством посольства. По этой причине французские дипломаты стали добиваться возможности хранить французские паспорта приезжих у себя, и в 1832 году добились-таки, чтобы III Отделение пересылало их в посольство. А с 1844 года все иностранцы получили право оставлять свои паспорта у себя.

Но даже выправив себе все необходимые документы и въехав в Россию на законном основании, француз не был предоставлен самому себе; государство продолжало держать его под контролем. Методы для этого использовались разные.

Наиболее надежным казалась перлюстрация писем, о которой Бенкендорф еще в 1826 году, накануне создания III Отделения, писал в «Проекте устройства высшей полиции»: «Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции, и притом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи»[20]. Обязанность «немножко распечатывать», по выражению гоголевского почтмейстера, была возложена на почтовых служащих, трудившихся в специальных секретных экспедициях при почтамтах. Не имея возможности перлюстрировать все письма, они читали их выборочно, следуя указаниям, поступавшим из III Отделения; так вот, среди «кандидатов» на перлюстрацию французы неизменно занимали одно из первых мест. Например, в конце 1832 года Бенкендорф сообщил главноуправляющему почтовым департаментом князю А. Н. Голицыну волю императора: следовало перлюстрировать все письма из Парижа, а те, в которых найдутся упоминания о «возмутительной» деятельности польских эмигрантов, пересылать в III Отделение.

Но и раньше некоторые французы уже имели более или менее крупные неприятности именно из-за распечатанных писем. Француз Луи Парис в 1828 году приехал в Москву, где поступил учителем в дом княгини Урусовой. Немного обжившись на новом месте, он послал письмо брату в Париж, в котором не сказал, собственно, ничего особенно крамольного и даже отозвался с восхищением о способности русских юношей впитывать самые разнообразные познания, однако поиронизировал, по французской привычке, над способностью русских к подражанию, а также посетовал на «неумолимые ножницы» цензуры; кстати, автор письма сознавал, что оно не предназначается для посторонних глаз, и все же — правда, «не без тревоги» — доверил его почте. И очень скоро в том раскаялся. Письмо было распечатано, в III Отделении завели дело «О проживающем в Москве французском подданном Л. Парисе, позволившем себе невыгодные о России рассуждения», Бенкендорф подал всеподданнейший доклад императору, а тот наложил резолюцию: «Выслать за границу, ибо подобный человек принесет более вреда, нежели пользы», и, как Парис ни сопротивлялся, как ни пытался объяснить, что его, наверное, перепутали с другим проживающим в Москве французом по фамилии Парис, как ни просил защиты у французского посла Мортемара, его «при нарочном унтер-офицере штата московской полиции» препроводили к петербургскому военному генерал-губернатору, из Петербурга отвезли в Кронштадт, продержали неделю под арестом, а затем отправили из России на французском судне[21].

Другая история, начавшаяся почти в то же время и окончившаяся для ее героя куда более благополучно, особенно любопытна тем, что в этом случае «дело» на подозрительного француза завели в III Отделении на основании не его собственных писем, а писем, к нему обращенных. Этот француз, Гюстав Марен-Дарбель, учитель в доме князя С. И. Гагарина, имел очень разговорчивого друга и не менее разговорчивую родительницу. Друг в письме обсуждал с Мареном-Дарбелем итоги Русско-турецкой войны 1828—1829 годов и высказал следующую мысль: «император Николай награждает своих солдат медалями, потому что полагает, будто время цивилизовать его народ еще не пришло, а ведь он мог бы наградить их по-другому, сократив время их службы, что увеличило бы привязанность солдат к своей стране и к своим семьям, к которым получили бы они возможность возвратиться». Матушка же Марена-Дарбеля пустилась в самые фантастические конспирологические рассуждения о том, что французская актриса, с которой ее сын завязал «роман», наверняка шпионка, причем одновременно работающая и на Россию, и на Францию, а князь Гагарин, в доме которого сын живет и служит, наверняка находится в оппозиции к императору (вывод начитанная матушка сделала на том основании, что один из князей Гагариных был повешен в петровское царствование, о чем она узнала из недавно вышедшей книги Сегюра «История России и Петра Великого»). После перлюстрации этих двух писем на Марена-Дарбеля тоже завели дело, но поскольку начальник второго (московского) жандармского округа Волков дал французскому учителю прекрасные характеристики, его не выслали. Тем не менее вплоть до 1841 года, когда Марен окончательно покинул Россию, всякое его передвижение из имения князя Гагарина в Москву и из Москвы во Францию находило отклик в донесениях московского жандармского начальника, который, впрочем, всякий раз свидетельствовал, что «в поведении означенного иностранца по всем наблюдениям во время проживания его в Москве ничего заслуживающего особенного внимания замечено не было»[22].

Марен-Дарбель провинился не собственными своими писаниями, но несдержанностью своих корреспондентов, высказывавшихся о России. Но бывало и так, что человек вообще ничего не говорил насчет России, однако бумаги его свидетельствовали о неблагонадежности и вольнодумстве; такого француза из России также удаляли. Подобная участь постигла некоего доктора Сата, который собрался въехать в Россию в ноябре 1830 года, чтобы принять участие в борьбе с эпидемией холеры, и даже въехал, но в его бумагах нашли черновик письма к португальскому барону, содержащего нелестные отзывы о португальском короле, названном «коронованным тигром». Этого оказалось достаточно, чтобы «французский подданный доктор медицины Сат» был взят под стражу, а затем по высочайшему повелению «с приготовленным для него заграничным паспортом отправлен в сопровождении полицейского офицера в Ригу, при отношении петербургского генерал-губернатора к тамошнему военному губернатору об отправлении его за границу чрез Поланген, с воспрещением обратного въезда в Россию»[23].

Понятно, что перлюстрация была не единственным способом надзора; у III Отделения были тайные агенты, которые, со своей стороны, вели наблюдения за подозрительными французами и сообщали о подсмотренном и подслушанном, и сообщения эти нередко имели для их объектов самые неприятные последствия. Так, осенью 1830 года агент Локателли (печально известный по причастности к тайному надзору за Пушкиным) проинформировал начальство, что француз Виктор Амантон, занимающийся в Симферополе разведением виноградных садов, грешит как в Крыму, так и в Одессе разговорами, обличающими его либеральный и даже якобинский дух. На это последовало высочайшее повеление: неблагонадежного француза «выслать за границу с воспрещением обратного пропуска в Россию». Местное начальство пыталось возражать; исполнявший должность генерал-губернатора Новороссийского и Бессарабского генерал-лейтенант Красовский извещал Бенкендорфа, что «помянутый иностранец стал довольно богатый человек, сделавший значительное заведение по садоводству на Южном береге Крыма», что «он всегда вел себя весьма скромно и занимался только своим делом» и хотя в самом деле «после восстания во Франции он, будучи в одном доме в Симферополе, имел неосторожность говорить довольно вольно о правлении в его отечестве», но явно способен исправиться. Красовский указывал также на то, что «составившееся в Крыму общество акционеров для вывоза туземных вин избрало директором иностранца Амантона как человека сведущего по части виноделия и имеющего в Крыму значительное заведение еще летом сего года, то есть в то время, когда в поведении его не обнаруживалось ничего предосудительного и когда не последовало еще высочайшего повеления о высылке его за границу». Однако экономические аргументы, как это нередко случается, оказались слабее политических. Заступники Амантона добились лишь отсрочки: французу предоставили два месяца для приведения своих дел в порядок, а потом все-таки выставили его из России. Правда, год спустя по ходатайству графа М. С. Воронцова, генерал-губернатора Новороссийского и Бессарабского, император «изволил изъявить высочайшее согласие» на возвращение Амантона в Россию, но француз этим позволением не воспользовался. Лишь через полтора десятка лет, в 1845 году, Амантон обратился к императору с просьбой о возмещении ему понесенных убытков. В этом прошении он, среди прочего, изумлялся: на кого же я мог своими речами оказывать дурное влияние, если жил в окружении татарских деревень, а турецкого языка не знаю? Разумеется, А. Ф. Орлов, сменивший к этому времени Бенкендорфа на посту главного начальника III Отделения, «не нашел возможным войти в какое-либо распоряжение по представленной ему просьбе»[24].

Чрезмерная разговорчивость причиняла порой французам еще больше неприятностей: в книге Кюстина «Россия в 1839 году» описана история французского журналиста Луи Перне, который привлек к себе внимание либеральными разговорами и, по версии III Отделения, «противоречивыми сведениями о своей профессии, ибо объявлял себя то гражданским инженером, то рантье, путешествующим по собственной надобности, то негоциантом, прибывшим в Россию по делам»[25]и потому был посажен в Москве на съезжую (полицейский участок, куда сажали пьяниц и бродяг и отправляли для наказания крепостных), где провел три недели без суда и следствия, а потом был выпущен — по всей вероятности, благодаря хлопотам французского посла Баранта, узнавшего об аресте Перне от Кюстина, — и выслан из России с предписанием в нее не возвращаться.

Не всех подозрительных французов сразу высылали из России, за некоторыми устанавливали тайный надзор, причем порой надзор этот продолжался так долго, что никто уже не мог вспомнить о его причине. Французский торговец духами Морис Морен был взят под тайный надзор в 1824 году, то есть еще при Александре I. Санкт-петербургский генерал-губернатор, опираясь на рапорты обер-полицмейстера, регулярно информировал Бенкендорфа о его приездах из Москвы в Петербург для выезда за границу, а затем о возвращении в Петербург и отъезде в Москву, «долгом поставляя присовокупить, что за означенным иностранцем ничего предосудительного не замечено», в связи с чем в 1837 году санкт-петербургский обер-полицмейстер наконец «испросил разрешения на прекращение дальнейшего надзора». Тут-то Бенкендорф и попытался выяснить, чем, собственно, провинился французский купец и по какой причине был за ним учрежден тайный надзор. Поскольку в 1824 году высочайшее повеление было сообщено санкт-петербургскому генерал-губернатору бывшим начальником Главного штаба графом Дибичем, к этому времени уже шесть лет как покойным, Бенкендорф послал запрос насчет французского купца военному министру Чернышеву, а тот ответил, что в делах военного министерства таких сведений не имеется. Окончилась история посланием Бенкендорфа петербургскому генерал-губернатору Эссену: «оказалось, что Высочайшее повеление об учреждении за сим иностранцем секретного надзора последовало в 1824 году по той единственной причине, что при первоначальном приезде своем в Россию он вовсе не был известен правительству. Как Ваше Сиятельство уведомить изволите, что Морен, путешествуя по торговым делам, приезжает в здешнюю столицу каждогодно и что во время его здесь пребывания ничего предосудительного за ним не замечено, — то я не предвижу никакой надобности в дальнейшем за ним наблюдении»[26]. Надобности, впрочем, не было никакой и в предыдущие годы, но машина, однажды запущенная, останавливается с большим трудом.

Как мы видим, в принципе обвинения в политической неблагонадежности могли пасть на кого угодно: на учителей и торговцев, на виноделов и врачей. Но учителя как люди, причастные к воспитанию подрастающего поколения, безусловно, были первыми в «группе риска». Обвинения им порой предъявлялись самые дикие. Так, в 1827 году Риго де Ла Браншардьер, учитель во французском пансионе в Петербурге, привел своих учеников в домовую церковь (православную) при пансионе. Поскольку он был нездоров, то к концу службы устал стоять и скромно присел в уголке на стул, после чего на него немедленно донесли полиции. За оскорбление местных национальных нравов француз был схвачен и отправлен в сумасшедший дом; освободили его оттуда через 36 часов благодаря хлопотам французского поверенного в делах, который обратился с ходатайством к вице-канцлеру Нессельроде. С француза взяли обязательство немедленно покинуть Россию, что он с восторгом и осуществил[27].

Конечно, до столь жесткого полицейского вмешательства дело доходило не всегда, но так или иначе государство неустанно придумывало и усовершенствовало меры по контролю за нравственным и интеллектуальным уровнем иностранных учителей (а среди них большинство составляли французы). Высшим достижением николаевского царствования в этой сфере стало изданное 1 июля 1834 года «Высочайше утвержденное положение о домашних наставниках и учителях», согласно которому иностранцы, желающие преподавать в России (и в частных домах, и в государственных учебных заведениях), должны были не только сдать экзамен, но и предъявить свидетельство о крещении и аттестацию безупречной нравственности[28]. Нравственность понималась здесь прежде всего в идеологическом и политическом смысле: чтобы стать безупречно нравственным педагогом, иностранцы были обязаны прежде всего оставить «вкорененные в них нередко с самого детства понятия, мнения и предрассудки» и «в воспитании юношества постигнуть дух нашего правительства», «особливо в нынешнем расположении умов в Европе»[29]. Когда в 1850 году руководители III Отделения отчитывались о работе, проделанной за четверть века, они с особенной гордостью упомянули о борьбе с «порочными склонностями и вредными политическими идеями», которые внушаются юношеству иностранными учителями и гувернерами «без всяких познаний»: «Особенное внимание обращается на иностранных учителей и гувернеров, как потому, что многие из них принимают на себя воспитание детей без всяких познаний, так и потому, что некоторые вселяли в наше юношество порочные склонности или вредные политические идеи. К этому присоединялось то зло, что молодые люди, особенно из высших наших фамилий, воспитывались за границею, теряя привязанность и уважение к отечеству, заражали умы свои понятиями, несогласными ни с нашею Верою, ни с образом нашего правления»[30]. Французы ничуть не заблуждались относительно смысла таких мер и того содержания, которое вкладывалось в выражение «порочные склонности»; французский посол в России маршал Николя Мезон указывал в донесении на родину, что цель «Положения о домашних наставниках и учителях» — «сделать образование более национальным, более русским и освободить его от тех чересчур прогрессивных, чересчур либеральных идей, в постепенном насаждении которых среди образованных сословий обвиняют иностранцев»[31].

При изгнании из России нежелательных французов политические мотивы главенствовали, причем любопытно, что в тех случаях, когда французский подданный оказывался виноват в серьезном проступке, никак с политикой не связанном, политических обвинений на него не навешивали. Когда в 1832 году в Харькове француз-учитель «учинил растление» малолетней — «лишил девства» двенадцатилетнюю девочку, двоюродную сестру хозяйки дома, в котором он служил, его выслали за границу, но никто при этом не связывал напрямую его развратное поведение с национальной принадлежностью. В наши дни естественно было бы в подобном случае ожидать возмущенных криков об «аморальных французах, которые насилуют наших русских девочек»; в XIX веке французам инкриминировали в основном идеологический и политический «разврат», а случай «насильника Оливари» так и остался его сугубо частным грехом[32].

Разумеется, было бы неправильным считать, что все без исключения французы, пересекавшие границу Российской империи, оказывались в глазах властей вредными смутьянами (хотя такая возможность неизменно подразумевалась). Имелись и «полезные» французы, которые не только спокойно трудились в России, но порой даже просили российского подданства и довольно легко его получали (разумеется, в том случае, если речь шла, например, о зубном враче, а не о католическом священнике).

Например, с 1827 по 1834 год вступили в русское подданство 49 французов, из них 8 женщин; перечень их профессий позволяет судить о том, какие французы были востребованы в России: учителя, земледелец, гувернер, слуги, негоцианты, дворецкий, купец, фабриканты, дантист, приказчики, актриса[33], камердинер, аптекарь, переплетчик[34].

В 1841 году по высочайшему повелению был образован специальный «комитет об иностранцах», призванный разработать меры «для отвращения многочисленного приезда в Россию бесполезных и вредных иностранцев». Бенкендорф предложил существенно увеличить взимаемые с них пошлины, и император «предварительно соизволил на это», однако тут министры, входившие в комитет, судя по всему, испугались каждый за свою отрасль и «изъявили опасения, чтобы с введением новых правил не произошли случаи, затруднительные для нашего государства». Иностранцев разделили на категории, и тотчас выяснилось, что практически ни одну из них нельзя обидеть повышением пошлин. «Министр финансов отозвался, что не только иностранные купцы, шкипера, фабриканты, заводчики, но даже занимающиеся обычными ремеслами, например парикмахеры, булочники и проч., привозя с собой товары, нововведения и улучшения в искусствах и ремеслах, еще весьма полезны и надлежит даже поощрять приезд их в Россию. Точно так же министр народного просвещения указывает, что учителей и гувернеров в России еще не столько находится, чтобы возможно было обойтиться без иностранцев. Министр иностранных дел озабочивается, чтобы чрезмерным затруднением приезда иностранцев в Россию не были нарушены договоры наши с иностранными державами». В конечном счете «лишними» оказались только модистки, которые, «по мнению министра финансов, приезжают к нам в большем числе, нежели сколько было бы нужно», да еще разносчики, «производящие торговлю мелочами и в разброд». Даже у домашних учителей и гувернеров, не имеющих «звания университетского бакалавра», нашелся защитник: министр народного просвещения Уваров предлагал вообще запретить им приезд в Россию, но министр финансов Канкрин возразил, что такие люди «еще необходимы для России и затруднять приезд их значило бы затруднять воспитание детей и положить тяжкий налог на родителей»[35].

«Полезные» французы оставались в цене даже в самые напряженные моменты русско-французских отношений. Так, осенью 1848 года, в послереволюционную пору, когда, как уже было сказано, французам доступ в Россию был закрыт, император позволил тем не менее приехать в Россию Ришбургу, изобретателю способа сохранять говядину без соли, и Бонфору, владельцу имения в Крыму, где разводили овец-мериносов[36]. В спокойные же годы «полезных» французов принимали на ура; французский посол Проспер де Барант свидетельствовал, что если к поездкам русских людей во Францию правительство относится крайне неодобрительно (в самом деле, для этого нужно было получить разрешение III Отделения, и исчислялись такие разрешения десятками в год, не больше), то «французов, приезжающих в Россию, принимают в основном очень радушно и вовсе не преследуют. Некоторых из них, могущих принести пользу, даже приглашают нарочно. Под руководством француза г-на Шато прокладывают телеграфные линии. Г-н барон Эрлелу привез новый образец ружья, как говорят, весьма удачный, и только что получил, вдобавок к весьма значительной денежной сумме, орден Святого Владимира. Г-н Броссе, ученик г-на де Саси [известного ориенталиста], был принят в Академию и получил хорошее место» [37]. Между прочим, Франсуа-Мари-Фелисите Броссе (1802—1880), прибывший в Россию в 1837 году, прожил в России до самой смерти, то есть почти сорок с лишним лет, обрусел настолько, что именовался Марием Ивановичем, был избран ординарным академиком и состоял библиотекарем в Императорской публичной библиотеке. И никто уже не помнил, что в 1834 году, когда Броссе, влюбленный в грузинский язык и грузинскую культуру, собрался в Россию впервые, на него из Парижа поступил в III Отделение донос, в котором его обвиняли в связях с мятежными «грузинскими и имеретинскими царевичами», находящимися в Париже, и в том, что в Россию он едет вовсе не ради науки, а для того, чтобы заниматься шпионажем[38].

К «полезным» французам отношение было совсем не такое, как к «вредным». Например, художника Ораса Верне император в 1842 году взял с собой в путешествие по империи — потому что этот художник был императору приятен, да и приехал в Россию не просто так, а по приглашению Николая. Напротив, атташе французского посольства Сольти не смог летом 1837 года поехать на Кавказ, потому что в то же самое время в путешествие по своей стране собрался император, и французскому послу было передано, что «Государю не угодно сообщаться со своими подданными в присутствии иностранцев» и вообще он «не желает, чтобы кто-то оказывался у него на пути без приглашения». Французу-туристу вежливо предложили не путаться под ногами у императора и попутешествовать в другом месте, что он и сделал и вместо Кавказа отправился в Крым[39].

«Полезные» французы, обосновавшиеся в России, старались оправдать оказанное им доверие. В марте 1848 года, вскоре после того как во Франции произошла революция, все французы, проживавшие в Москве, были вместе с консулом вызваны к военному генерал-губернатору князю Щербатову, который пообещал тем, кто не будет «мешаться в политические дела» и продолжит «тихо» заниматься делами домашними и коммерческими, полную неприкосновенность, тем же, кто на эти условия не согласен, предложил выехать во Францию. Московский почт-директор А. Я. Булгаков, описавший эту сцену в своих записках, триумфально восклицает: «Замечания достойно, что из 500 или 600 человек, собравшихся у князя Щербатова, токмо один изъявил желание возвратиться во Францию»[40].

Специфическую категорию «полезных» французов составляли те, кто по идеологическим или финансовым соображениям (а вернее сказать, по финансовым соображениям, прикрываемым идеологическими) изъявлял желание служить России, доставлять ей разные секретные сведения, а также улучшать ее репутацию во Франции. В отношениях с ними III Отделение проявляло большую осторожность и недоверчивость. Характерны судьбы двух французских легитимистов (то есть сторонников свергнутого в 1830 году Карла Х), которые в середине 1830-х годов предложили свои услуги русскому правительству. Легитимист Шуло обещал печатать многочисленные прорусские статьи во французской прессе, но от его услуг III Отделение отказалось — по-видимому, из-за того, что он был достаточно известной политической фигурой и русские «контрагенты» боялись, что, связавшись с ним, не избегнут огласки; впрочем, значительную денежную сумму ему по высочайшему повелению все-таки выплатили. Легитимист Бакье был человеком куда менее известным, и Бенкендорф, побеседовав с ним, нашел его весьма «годным для употребления». В результате Бакье был нанят для того, чтобы тайно доставлять русской высшей полиции сведения о французской внутренней политике и поведении польских эмигрантов. Однако ничего хорошего из этого не вышло: шпион исправно снабжал русское начальство разнообразной «эксклюзивной» информацией, но оказалось, что часть ее совершенно неправдоподобна и, возможно, почерпнута не из министерских кабинетов, а из вчерашней французской газеты. А пару лет спустя шпиона и вовсе уличили в том, что он сотрудничает с поляками, и, как он ни уверял в обратном, от его услуг решительно отказались, а ведь он успел для доказательства своей преданности вступить в русское подданство[41].

Одним словом, в николаевское царствование французов привечали и использовали как просто полезных специалистов (в данном случае их французская национальность отходила на второй план), а брали под подозрение, преследовали и высылали — именно как французов, потенциальных носителей революционной «заразы». Впрочем, таково было отношение к ним власти. Что же касается дворянства, то оно, по свидетельствам французских дипломатов, в основном не разделяло фобий своего императора. Более того, даже ближайшие соратники Николая I, как мы видели, пытались скорректировать его изоляционистскую политику. Все это позволяло проницательному Баранту выражать уверенность в том, что «в эпоху, когда средства сообщения между странами так усовершенствовались и когда, из самолюбия или корысти, власти стремятся поощрять торговлю и промышленность», Россия рано или поздно непременно попадет под «цивилизующее влияние Европы», а все декларации императора против Запада останутся простой риторикой[42]. Прекрасная, вдохновительная мечта.

[1] Мильчина В. А. Беспечные французы и бдительные русские // Отечественные записки. 2006. № 5. С. 336—343.

[2] Российский архив. История отечества в свидетельствах и документах XVІІІ—ХХ вв. М., 1995. Т. 6. С. 113.

[3] Там же. С. 129.

[4] Россия под надзором. Отчеты III Отделения 1827—1869. М., 2006. С. 201—201.

[5] В связи с чем вообще никаким иностранцам приказано было паспортов не выдавать, если только они не приглашены русским правительством.

[6] Barante P. de. Souvenirs. P., 1895. T. 5. P. 490.

[7] Parry A. Whistler's Father. New York, 1939. P. 44.

[8] См.: ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 5, № 431.

[9] См.: Там же, эксп. 3, оп. 223, № 4, л. 155—157.

[10] Gerbod P. Note statistique concernant la présence française en Russie au 19 siècle //Cahiers du monde russe. 1992. T. 33, fasc. 1. P. 122, 126.

[11] Cussy F. de. Souvenirs. P., 1909. T. 2. P. 278.

[12] Henningsen Ch-F. Révélations sur la Russie et l’Empereur Nicolas et son empire en 1844 par un résident anglais. Paris, 1845. Т. 1. Р. 301.

[13] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 114 (1829), № 84.

[14] Там же, № 90.

[15] Там же, эксп. 1, оп. 13 (1838), № 36, ч. 1, л. 24—25.

[16] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, № 66 (1834).

[17] Archives du Ministère des affaires étrangères-La Courneuve, Correspondance politique, Russie (далее: АМАЕ), t. 186, f. 283—292.

[18] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 15 (1840), № 14, л. 3—3об.

[19] Кюстин А. де. Россия в 1839 году. Изд. 3. СПб., 2008. С. 109.

[20] Русская старина. 1900. № 12. С. 615.

[21] На этом, правда, русская эпопея Париса не кончилась, корабль, на котором его отправили, сел на мель близ Ревеля, Парис очутился в этом городе (то есть по-прежнему на территории Российской империи), сказался больным, продолжил переписку с российскими властями и попытался их убедить, что неблагонадежен на самом деле не он, а некоторые его московские собеседники, но власти на эти уловки не поддались и Парис все-таки был выдворен из России, правда, не морским путем, а сухопутным. Подробнее об этой истории и о дальнейшей судьбе Париса, ставшего крупным французским историком и архивистом, см.: Мильчина В. А. Юность Париса // Пермяковский сборник. М., 2010. С. 372—399.

[22] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 4 (1829), № 427. Фигура Марена-Дарбеля представляет особый интерес для историка русской культуры, потому что учеником его был не кто иной, как князь Иван Сергеевич Гагарин (1814—1882), дипломат, принявший католичество, вступивший в орден иезуитов и продолжавший уже в новом своем качестве способствовать налаживанию франко-русских культурных связей; в частности, именно он создал Славянскую библиотеку — ценное собрание «россики», ныне хранящееся в лионской библиотеке имени Дидро.

[23] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 5, № 374.

[24] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 115 (1830), № 129.

[25] Кюстин А. де. Россия в 1839 году. С. 946.

[26] ГАРФ, ф..109, эксп. 3, оп. 115 (1830), № 159.

[27] AMAE, t. 172, f. 333 et suiv.

[28] Иностранцы, приехавшие из-за границы, должны были получать эти свидетельства в наших заграничных миссиях, а проживающие в России — «от начальств тех мест, где они находятся на жительстве» (ЖМНП. 1834. № VIII. Август. С. XXIII; глава III, § 17). Иностранцев, не сдавших экзамен, отсылали назад на родину; впрочем, число их было сравнительно небольшим: так, в 1838 году из 84 только четверо были признаны негодными и отправлены домой (ГАРФ. Ф. 109, эксп. 3, оп. 233, № 3, л. 190—190об.).

[29] Мнение министра народного просвещения С. С. Уварова «О мерах против умножения пансионов и частных учебных заведений», датированное 4 ноября 1833 года, цит. по: Солодянкина О. Ю.Иностранные гувернантки в России (вторая половина XVIII — первая половина XIX века). М., 2007. С. 57.

[30] ГАРФ, ф. 109, секретный архив, эксп. 3, № 533, л. 77—78об.

[31] Archives du Ministère des affaires étrangères La Courneuve. Correspondance politique. Russie (в дальнейшем AMAE), t. 189, f. 77—78.

[32] Подробнее об этом драматическом эпизоде см.: Мильчина В. А. Судьба педагога // Laurea Lorae: Сборник памяти Ларисы Георгиевны Степановой. СПб., 2011. С. 425—433.

[33] Это Фелисите Гюллен (1805 — после 1850), прима-балерина московской балетной императорской труппы и первая женщина-балетмейстер в России, превратившаяся здесь в Фелицату Ивановну и прожившая здесь три десятка лет — с 1823 года до самой смерти. Кстати, именно эту танцовщицу безо всяких на то оснований подозревала в причастности к политическим интригам маменька упоминавшегося выше Марена-Дарбеля.

[34] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 119 (1834), № 90.

[35] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 1841, № 149.

[36] ГАРФ, ф. 109, эксп. 3, оп. 221 (1848), № 120, 315. Относительно Ришбурга, впрочем, впоследствии выяснилось, что он не граф, не Ришбург и не изобретатель, а авантюрист, и уже при следующем царствовании, в 1862 году, его из России выслали (см.: Сидорова М., Щербакова Е. Наблюдение за иностранцами в России // Петербург — место встречи с Европой. СПб., 2003. С. 313—314).

[37] АMAE, t. 192, f. 144 v.

[38] ГАРФ, ф. 109, эксп. 1, оп. 9 (1834), № 165.

[39] АМАЕ, t. 192, f. 144v.—145v.

[40] Шумихин С. В. Пять фрагментов из записок А. Я. Булгакова // Тыняновский сборник. Вып. 10. М., 1998. С. 455.

[41] ГАРФ, ф. 109, секретный архив, оп. 4, № 43, 173, 187.

[42] AMAE, t. 192, f. 142v.—143.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2014, №4(61)

Россия и «другие» в представлении русских консерваторов

Андрей Тесля

Россия и «другие» в представлении русских консерваторов[1]

Любой национализм, любая националистическая мысль, намечая определение своей «нации», в первую очередь прибегает к размежеванию с «другими», к противопоставлению, позволяющему негативным образом очертить создаваемую общность. Для такого размежевания сначала нужно понять, какие отличия считаются значимыми, а какие — не имеющими значения и подлежащими исключению из искомой совокупности. Необходимое единство всегда является единством значимого, устанавливаемое тождество — результатом процедуры, сводящей отличия воедино и требующей выбора критериев, которые задают ту или иную дихотомию, — так что контуры, очерчивающие нацию, оказываются исторически подвижными, ведь выбранные ранее критерии допускают снятие или отмену.

Для русской консервативной и националистической мысли XIX века «Европа» и «Запад» являлись «значимым другим» едва ли не в большей степени, чем для иных отечественных интеллектуальных направлений, причем функциональные ипостаси этого «другого» были весьма многообразны: от «негативной», побуждающей к отталкиванию, до образца для подражания; сам же образ «Европы» оказывался множественным и темпорально разнородным. На протяжении XIX века наблюдается процесс конструирования «Европы», собирания данного понятия, с одновременным помещением «России» за его пределами; сопоставление оборачивается противопоставлением: «Россия и Европа». Такой образ Европы вполне предсказуемо оказывается проекцией представлений о России (о том, какой она должна быть); вместе с тем выдвижение на передний план «географических» определений Европы (позже переосмысляемых как «цивилизационные») способствует преодолению прежней, конфессиональной географии: религиозное измерение теперь может быть лишь одной из «культурных» характеристик.

Славянофилы регулярно обнаруживают большую или меньшую близость к консервативной критике «Запада». Прежде всего необходимо остановиться на самой неопределенности общего понятия «консерватизм», в особенности применительно к отечественным реалиям на протяжении XIX века. Например, те же «славянофилы» полемически зачисляются Белинским в разряд консерваторов, в том числе и с помощью присваивания им данного названия — отождествления с «шишковистами» и образования фантомной фигуры ретрограда, в которой стираются различия, скажем, между Хомяковым и Погодиным, а затем и отождествления этого обобщенного «консерватора» с апологетом «официальной народности» (которая в свою очередь оказывается в трудноопределимой близости к позициям «крепостников» и т. п.)[2].

Сама возможность подобных отождествлений далеко не случайна. Так, широко известная фраза С. П. Шевырева о «гниении Запада» позже, в полемике 1860—1870-х годов, становится выражением позиций «славянофилов» или «почвенников» (такой перенос примечательным образом оказывается со временем все более корректным). На последнем моменте есть смысл остановиться подробнее. Схождение в ряде пунктов консервативной и националистической установок оказывается возможным благодаря двум основным вариантам аргументации, используемой представителями консервативного лагеря [3].

Во-первых, консерваторы апеллируют к местной специфике, к собственным «традициям». Такая апелляция предполагает, что нетранслируемость западного опыта вытекает уже из природы последнего, из его «европейского» характера: опыт этот может сам по себе оцениваться и весьма положительно, но в силу своей чужеродности объявляется непригодным для трансплантации в местную почву. Тем самым подразумевается и невозможность сравнивать между собой реалии, характерные для разных стран (политические, экономические, социальные), ведь каждый элемент реальности является частью «органического целого»: местные недостатки выступают продолжением местных же достоинств, а чужое удачное решение, перенесенное в другие условия, порождает совершенно иной результат. В сущности, данная позиция предполагает полный отказ от сравнения, поскольку сравнивать в этом случае необходимо «целостности», «организмы», а не «совокупности элементов», и допустимым оказывается не сравнение, а лишь соположение, параллельное описание. Далее нужно либо принять тот мир, к которому мы уже принадлежим, либо отвергнуть его, причем вторая возможность рассматривается как чисто гипотетическая, ирреальная. Речь, таким образом, идет о волевом решении, а не о рациональном суждении. Всякое плодотворное действие предполагает принятие уже существующей реальности — и уже исходя из этой реальности, в согласии с ней (опирающемся в первую очередь на нерациональное или не до конца рационализируемое) осуществляется действие. Этот ход мысли фактически укладывается в рамки романтического националистического канона, с его базовой метафорой «отрыва от почвы»: существует угроза выпасть из своего «органического единства», оставаясь, однако, внутри этого единства и его не воспринимая. Именно так обычно описывают русское «образованное общество» славянофилы и так позже будет говорить о положении интеллигенции Достоевский (примерно так же в начале XIX века Фихте писал о проникнутых французской культурой высших сословиях Германии). Иными словами, консерватизм в этом варианте апеллирует к уникальному, локальному, несопоставимому, предполагая политическую или интеллектуальную работу с «объектом консервации» в рамках эстетического —и тем самым, через эстетическое, соединяясь с романтическим национализмом, не противостоя ему, а образуя другой ракурс обсуждаемого возможного действия — который можно принимать или отвергать исходя из собственной установки, но который не противоречит этому изводу национализма.

И в том и в другом случае «нечто» («нация», «страна», «государство») становится объектом созерцания — созерцания во времени, которое здесь настойчиво переводится в пространство, развертываясь как скрепленная с этим пространством генеалогия, лента истории, свиток повествования, длительность, представленная рядом стоящих на полке томов. За этим созерцанием могут стоять разные интенции — либо сохранения, либо действия, но сама практика созерцания однотипна, как и практика вовлечения в это созерцание, в наслаждение им, приносящее радость сопричастности с другим, созерцающим то же самое: «наш» — это тот, кто созерцает тот же объект, кто эстетически переживает один и тот же опыт, с кем я, следовательно, могу его разделить — разделить как понимание, возникающее там, где рациональное согласие неуместно, как «согласие в эмоции», то есть «единочувствие»[4].

Во-вторых, возможна и апелляция к «европейскому», «западному» опыту — но через критику «идеи прогресса», критику «современности», лишаемой положительных коннотаций. В этом случае утверждается образ «двух Европ»: подлинной, исторической, с которой и ассоциирует себя русский консерватизм, и современной, отказавшейся от собственных начал, «изменившей себе». Этот взгляд может и транслироваться вовне: скажем, французам, посещавшим Петербург николаевской эпохи, придворные балы и приемы напоминают прекрасную эпоху до 1789 года; показательно и то, что презрительные описания новых придворных нравов, оставленные русскими посетителями Тюильри в 1830—1840-х годах, совпадают с отзывом французской фельетонистки Дельфины де Жирарден, так характеризовавшей министров на королевскому балу: «Мало того, что эти господа уродливы от природы, они еще и одеты самым безвкусным образом; они неопрятны и не причесаны; таков их мундир, и другого они не знают. <…> Это возмутительно: они ведут себя, как на заседаниях палаты»[5]. Выстраивается единство с «Европой», с «Западом», терпящим, как кажется, крушение или, самое меньшее, попавшим в тяжелое положение, из которого, однако, есть выход; соответственно положение России мыслится как особое: она благополучным образом избежала «западных бед», хотя они могут постигнуть и ее в любой момент, как уже постигли Европу. Этот вариант консервативной аргументации весьма близок романтическому национализму славянофилов[6], который активно вбирает критику «Запада», исходящую от западных авторов (как консервативного, так, например, и социалистического толка). Общеизвестна зависимость славянофильской мысли от Шеллинга, чьи суждения о современном положении Европы оцениваются ими как неоспоримая истина, тогда как его надежды на внутреннее обновление, перерождение Европы признаются безосновательными, так как она не располагает достаточными для этого силами, «новыми началами»[7]. Предсказуемым образом эти «новые начала» усматриваются в России — что открывает следующий важнейший аспект интерпретации «Европы» через «Россию», которой предстоит осуществить идеальное сопряжение всеобщего (универсального) и специфического.

Собственно, национализмы XIX века находятся в теснейшей связи с историзацией как способом заменить отсутствующую (разрушающуюся) традицию — в тот момент, когда она перемещается в поле зрения, — ведь пока традиция существует, она не проблематизируется, не становится предметом мысли; ее практикуют, а не выбирают, выбору же подлежат конкретные действия или варианты их обоснования. Как писала Ханна Арендт, нить исторической преемственности стала ближайшей заменой традиции, она помогла редуцировать множество разнородных ценностей и противоречивых мыслей, так или иначе влиявших на происходящее, к однонаправленному и «диалектически согласованному развитию», которое было сконструировано для того, чтобы отвергнуть «не столько традицию, сколько авторитет всех традиций»[8]. Все существующее, и даже исключающее друг друга, получает благодаря такой историзации свой смысл и тем самым оправдание, но только в рамках определенного места и времени. Иными словами, «смыслом вообще» не обладает ничто, за одним исключением, причем в отличие от аристотелевского бога, чистой формы вне времени, исключение это — «Абсолютный дух» или «история», которой надлежит наступить после завершения «предыстории», — наделяет смыслом что бы то ни было, лишь отменяя его собственный смысл, который обнаруживает свой иллюзорный характер. Впрочем, в этой конструкции любые иллюзии могут быть объяснены — здесь все получает обоснование, правда, с той оговоркой, что ложное оказывается столь же обоснованным, как истинное.

Стать нацией в этой системе координат значит отстоять свое место в истории, а право на субъектность, право быть действующим лицом, а не объектом воздействия, оказывается сопряжением универсального и национального. Национальное здесь — это уникальное содержание, которое имеет универсальное значение, — сама по себе «особость» не имеет значения, это чистая фактичность: смыслом обладает то особенное, что становится всеобщим. Отсюда важная черта отношения к «другим», характерного для славянофилов 1840—1850-х годов: особое (разумеется, главенствующее, основное) место в истории при всей своей исключительности не выступает в качестве исключающего, не требует отрицания других, создавая достаточно широкую рамку для помещения их, сосуществующих, в эту иерархичную схему.

В 1847 году Иван Киреевский, перечисляя в письме к «московским друзьям» то, что между ними есть «еще разногласного», выделяет несколько пониманий самого имени «славян», которыми эти разногласия и обусловлены: «только язык и единоплеменность», «противоположность европеизму», «стремление к народности» и «стремление к православию». Затруднение, согласно Киреевскому, в том, что не объяснено, есть ли между этими смыслами что-либо общее и не противоречат ли они друг другу[9]. На эти вопросы в дальнейшем пытаются ответить Хомяков и Константин Аксаков, которые увязывают «стремление к народности» со всеобщим, универсальным через понимание (наиболее последовательно выраженное Аксаковым) «русского народа» как народа по преимуществу своему православного: отсюда мировое начало, которое ему надлежит выразить, это начало самого христианства в его подлинности (народ носит его в себе как свой идеал). А. И. Кошелев в письме к Хомякову выражает эту позицию, фундаментальную для славянофильства, в известной своей резкостью — и оттого предельно четкой — формуле: «Без православия наша народность — дрянь. С православием наша народность имеет мировое значение»[10].

Из этого вытекает отношение славянофилов к «Западу». Если «Запад» понимается как исторически закрепившийся «принцип», то он не может притязать на обладание истиной и подлежит отвержению, поскольку уклонился от православия в схизме, предпочел начало юридического авторитета началу «внутренней правды» и, следуя по пути рационализма, пришел к индивидуализму протестантских учений, которые считают веру делом личного убеждения[11]. Что же касается эмпирического «Запада» — в данном контексте, кстати, это слово используется куда реже, славянофилы предпочитают говорить о конкретных странах, — то надежда состоит в том, что населяющие его народы убедятся в ложности своих, «западных» в первом смысле слова, начал и в истине православия, которое никоим образом не сводится к «русской вере» в «племенном» смысле — напротив, подразумевается, что русский народ столь полно вместил православие, что достиг абсолютного совпадения вселенского христианства и своей веры, так что «местных начал», привносимых в христианское учение, здесь попросту нет. Отсюда большое внимание к попыткам англиканина Пальмера перейти в православие и содействие этим попыткам, вообще надежды на воссоединение с православной церковью церкви англиканской [12], а затем, после I Ватиканского собора, упования, связанные со старокатолическим движением[13].

Из совмещения этих двух планов вытекала вполне предсказуемая ментальная география: двумя негативными центрами выступали «Рим» и «Париж» (или «Франция» в целом), а «Англия» либо наделялась положительными коннотациями, либо вовсе, по аналогии с «Россией», исключалась из пространства «Европы». В ситуации кризисов данная схема предсказуемым образом радикально упрощалась: «эмпирический Запад» заменялся «Западом» как принципом. Особенно ярко это проявилось во время Крымской войны, которая была осмыслена как война религиозная: враждебность европейских держав, поддержавших Османскую империю и выступивших в защиту сохранения ее власти над христианскими подданными, интерпретировалась как демонстрация истинной сущности; особенное возмущение вызвала молитва папы римского за союзные войска, воспринятая как молитва за турецкого султана[14]. Аналогичная радикальная интерпретация столкновения «России» и «Запада» вышла на передний план также в ходе Балканского кризиса 1875—1876 годов и последовавшей за ним Русско-турецкой войны 1877—1878 годов, завершившейся относительно неудачным для Российской империи мирным урегулированием на Берлинском конгрессе в 1878 году. Ухудшающееся внешнеполитическое положение Российской империи, которая в силу объективных причин — в первую очередь экономического отставания, связанного с запоздалым и трудным переходом от аграрной экономики традиционного типа к индустриальной экономике, — постепенно утрачивала свои позиции, непреодолимый разрыв между амбициями и реальными возможностями — все это подпитывало склонность к восприятию новой ситуации как тотального противостояния «Западу».

Однако те же «восточные кризисы» высвечивают и другой, куда более существенный момент в славянофильской системе координат: настойчивое включение и «Запада», и «России» в общее пространство тех, кто имеет право действовать, в число политических субъектов, противополагающихся «Востоку» как объекту воздействия. Одной из причин острой реакции славянофилов, например, на официальный порядок Парижского мирного конгресса 1856 года было уравнивание Османской Порты с другими державами-участницами. В ситуации Балканского кризиса 1875—1878 годов возмущение вызывали сами попытки интерпретировать конфликт как столкновение сопоставимых субъектов, юридически уравнять христианское население и мусульман, не говоря уже о рассуждениях, упоминавших «права султана». Вообще «власть султана» с этой точки зрения представлялась лишь фактическим положением вещей, но никак не его «правом».

Эта особенность восприятия позволяет выявить еще одну составляющую отношения славянофилов к иным странам и народам. Славянофилы принадлежали, пожалуй, к первому вполне европеизированному поколению. Поскольку перед ними больше не стояло задачи «вхождения в европейскую культуру» — эта культура была тем, в чем они выросли, вне чего себя не мыслили, — то, соответственно, дело для них идет не о «внешнем» отношении к «Европе», а о своем месте внутри этого пространства. Отсюда заглавие недолговечного журнала Ив. Киреевского: «Европеец». Задача теперь не в том, чтобы «стать европейцем», а в том, каким именно европейцем быть.

Столь глубокая включенность в европейскую культуру оборачивается невозможностью «быть европейцем», следуя жестко определенной модели поведения, мыслей, чувств и т. д. Речь не о какой-то отдельной практике, которую можно механически перенять. Вновь намечается выбор. Можно бесповоротно «сбежать» в эту культуру, во всех смыслах переместиться в Европу[15]. Можно переосмыслить свое положение на иной основе. Быть «европейцем» означает быть «немцем», «французом», «англичанином» — следовательно, здесь, в России, быть «европейцем» означает быть «русским». Неадекватность тех, кто оппонирует славянофилам, как раз в том, что считающий себя «европейцем» таковым не является, ибо притязает быть «европейцем вообще», а подобный тип не только не существует, но и не имеет шансов осуществиться: он экстерриториален и каждый раз должен начинать заново, он неспособен основать традицию, разве что традицию отсутствия традиции — впрочем, в этом идейном плане более чем устойчивую. Парадоксальным образом «европеец вообще» оказывается тождествен образу «русского», созданному Чаадаевым в первом «Философическом письме» — человеку без места, без прошлого, который существует лишь настоящим, тем, что признается «современностью» в данный момент, и отбрасывает это настоящее в следующий момент, поскольку оно успело стать «прошлым». А так как оно и в качестве настоящего было лишь подручным средством, «фасадом», то, отодвинувшись во времени, утратило свое единственное обоснование, находящееся вовне, там же, где источник «современности». Попытка сохранить такое настоящее предстает двойной изменой: и своему, и чужому. Ведь верность чужому прошлому в тот момент, когда оно было современностью, апеллировала, согласно самому Чаадаеву, не к истинному содержанию этого прошлого, а к тому, что представлялось тогда «современным» реципиенту. Иначе говоря, в рамках славянофильской перспективы стать «европейцем» можно только в том случае, если стать «русским», и попытка быть «европейцем» оказывается как раз демонстрацией своей чуждости «Европе». То, что для части образованного слоя выглядело радикальным «западничеством», в глазах его другой, правда, меньшей части представало самодиагностикой оппонентов.

Дальше, однако, возникает вопрос о наполнении этой «русскости», которого мы касались выше. Ранние славянофилы на какое-то время решают его более или менее эффективно, через уравнение «русского» и «православного», но это решение оказывается исторически недолговечным: «православие» все чаще сужается до пределов русского православия, в отличие от характерного для славянофилов интереса к другим православным поместным церквам. В дальнейшем констатируется расхождение вполне православного русского идеала и действительности, столь далекой от совершенства, и это приводит к последовательной коррекции идеального путем сближения с действительным. В известной заметке 1876 года, предвосхитившей ключевую тему «Пушкинской речи», Достоевский пишет: «У нас — русских — две родины: наша Русь и Европа, даже и в том случае, если мы называемся славянофилами (пусть они на меня за это не сердятся). Против этого спорить не нужно. Величайшее из величайших назначений, уже сознанных Русскими в своем будущем, есть назначение общечеловеческое, есть общеслужение человечеству, — не России только, не общеславянству только, но всечеловечеству. Подумайте и вы согласитесь, что Славянофилы признавали то же самое, — вот почему и звали нас быть строже, тверже и ответственнее русскими, — именно понимая, что всечеловечность есть главнейшая личная черта и назначение русского»[16].

Поразительным образом рассуждение Достоевского приводит к цели, которая противоположна заявленной, — именно «всечеловечность» оказывается уникальной специфической чертой России и русского народа, способностью, благодаря которой «всякий европейски поэт, мыслитель, филантроп, кроме земли своей, из всего мира, наиболее и наироднее бывает понят и принят всегда в России»[17]. При прозрачной генеалогической связи этой идеи с представлениями Константина Аксакова (и в меньшей степени других славянофилов) перемена принципиальная. У Аксакова речь идет о «религиозном призвании» русского народа, который ради этого призвания — добровольно или по природе, в данном случае не суть важно, — отказывается, например, от стремлений политических, от государственного властвования; мессианство здесь если и присутствует, то лишь «в потенции». Напротив, у Достоевского мессианская идея оказывается основополагающей: Россия оборачивается неким «Христом» среди стран, а русский народ — «Христом» среди народов[18].

Показательно, что из-за меняющейся ситуации, по мере осознания нереальности славянофильского национального проекта[19], прежний концепт распадается на (1) подчеркнуто натуралистическую («позитивистскую») интерпретацию Н. Я. Данилевского, где «Европа» выступает наряду с «Россией» в качестве «культурно-исторического типа», который обладает своим сроком существования и своими преимуществами, обеспечивающими временный исторический успех, — то есть взаимодействие описывается как противостояние этих типов, конкурирующих за один и тот же ресурс, и (2) мессианскую интерпретацию Достоевского. Если для консервативной или ранней славянофильской мысли «Европа» и «Запад»[20] выступают объектом, который не требует конкретизации, унификации описания и т. д., а его противопоставление «России» актуализируется лишь там, где обосновывается отсутствие «единых законов истории», отсутствие необходимости для России двигаться по «европейскому пути», принимать то, что является или представляется общеевропейской тенденцией, — то в более поздней националистической мысли этот объект сводится к нескольким жестким характерологическим чертам, противопоставленным «России», и выполняет мобилизующую роль уже в повседневной ситуации, в рамках зарождающейся массовой политики.

[1] Исследование выполнено в рамках гранта Президента РФ № МК-2579.2013.6. Тема: «Социальная и политическая философия поздних славянофилов: между либерализмом и консерватизмом».

[2] Об истории слова «славянофил» см.: Цимбаев Н. И. Славянофильство. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. С. 14—33.

[3] Отметим, что данное различение сделано для удобства анализа: на практике оба эти типа аргументации сосуществуют у одного и того же автора, образуя сложные ансамбли, которые требуют специального анализа в каждом конкретном случае; см., например, опыт такого анализа взглядов Н. М. Карамзина, А. С. Шишкова, В. Ф. Ростопчина и С. Н. Глинки:

Егерева Т. Русские консерваторы в социокультурном контексте эпохи конца XVIII — первой четверти XIX в. М.: Новый хронограф, 2014.

[4] Иное дело, что консерватизм, опираясь на общность переживания, способен культивировать меланхолию, рожденную переживанием утраты (уже наступившей/неизбежной/ожидаемой), в то время как националистическая эмоция нацелена на преодоление меланхолии, «восстановление утраченного», «недопущение гибели» и т. д.

[5] Цит. по: Мильчина В. А. Париж в 1814—1848 годах: повседневная жизнь. М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 89—90 [данный фельетон Д. де Жирарден не вошел в перевод «Парижских писем виконта де Лоне» В. А. Мильчиной (М.: Новое литературное обозрение, 2009)]. Об отзывах русских посетителей придворных приемов 1830—1840-х годов см.: Там же. С. 91—96.

[6] И в еще большей степени — претендующему на преемственность по отношению к славянофилам Конст. Леонтьеву, который объясняет свое расхождение с ними тем, что «пошел дальше»: «<…> на Славянофилов я надеялся как на своих, как на отцов, на старших и благородных родственников, долженствующих радоваться, что младшие развивают дальше и дальше их учение, хотя бы даже естественный ход развития и привел бы этих младших к вовсе неожиданным выводам, хотя бы вроде моего». См.: Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба // К. Н. Леонтьев. Полное собрание сочинений в 12 т. Т. VI. Кн. 1: Воспоминания, очерки, автобиографические произведения 1869—1891 гг. / Подгот. текстов В. А. Котельников, О. Л. Фетисенко. СПб.: Владимир Даль, 2003. С. 106.

[7] Если для славянофилов согласие с крупнейшими европейскими авторитетами — не только не скрываемое обстоятельство, но и аргумент в пользу собственной позиции (примерно так же Леонтьев неоднократно подчеркивает свою близость к Дж. Ст. Миллю с его пессимистическими оценками процессов демократизации), то к концу XIX века националистические движения все больше маскируют подобную связь, подчеркивая самобытность не «начал», о которых рассуждали славянофилы, а «мысли», которую согласно тем же славянофилам еще надлежало создать (благодаря, в частности, и самокритике западного разума), тогда как для оппонентов становится привычным выявление этой связи, которая обычно интерпретируется как демонстрация «вторичности», «производности» — а значит, противоречия заявляемым тезисам. То сопряжение универсального и национального, которое является фундаментальным в раннем романтическом русском национализме, сводится на нет из-за отсечения «универсального» и обращения «национального» в голую наличную фактичность, утверждения «своего» в качестве ценности именно на том основании, что оно «свое».

[8] Арендт Х. Между прошлым и будущим: Восемь упражнений в политической мысли / Пер. с англ. и нем. Д. Аронсона. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2014. С. 43.

[9] Киреевский И. В. Полное собрание сочинений в 2 т. Т. 2 / Под ред. М. О. Гершензона. М.: Путь, 1911. С. 247.

[10] Цит. по: Бердяев Н. А. Константин Леонтьев. Алексей Степанович Хомяков. М.: АСТ, 2007. С. 247.

[11] Хрестоматийные рассуждения этого рода (восходящие к консервативной французской и немецкой литературе 1820—1830-х) даны Хомяковым в трех «французских брошюрах» [Хомяков А. С. Сочинения в 2 т. Т. 2: Работы по богословию. М.: Медиум, 1994. С. 25—195]; в дальнейшем они многократно воспроизводились в славянофильской и околославянофильской литературе; см., напр., несколько смягченный вариант:

Иванцов-Платонов А. М. О римском католицизме и его отношениях к православию: Очерк истории вероучения, богослужения, внутреннего устройства Римско-Католической Церкви и ее отношений к православному Востоку. В 2 ч. М.: Общество распространения полезных книг, 1869, 1870.

[12] Для русской дворянской культуры того времени было характерно увлечение Англией, «англомания» разного рода, отразившаяся и на взглядах славянофилов, сильнее всего у А. С. Хомякова, не только говорившего по-английски с домочадцами и обращавшегося в письмах к жене «dear Kitty», но и в силу своих симпатий пытавшегося утверждать славянское происхождение англичан и находившего в их истории явно «славянские» черты, а в языке, соответственно, славянские корни.

[13] См., в частности, ценные замечания на этот счет в недавней работе, посвященной генералу А. А. Кирееву, одному из поздних славянофилов, вплоть до 1900-х игравшему большую роль во всех вопросах, связанных со старокатолическим движением: Медоваров М. В. А. А. Киреев в общественно-политической жизни России второй половины XIX — начала XX в.: Дисс. на соискание степени к. ист. н. Нижний Новгород, 2013. С. 159—175.

[14] Напомним, что именно осмысление реакции европейских государств и, что важнее, обществ на Русско-турецкую войну 1853—1856 годов становится отправной точкой для «России и Европы» Н. Я. Данилевского.

[15] Так поступает представитель противоположного лагеря В. С. Печерин: перестает быть «русским», становится «личностью», «человеком». Остаться в России для него значит либо разрушаться, постоянно переживать недоступность быть тем, кто ты есть, либо утратить приобретенное, слиться с окружающим миром. Одновременно быть «европейцем» и находиться в России для него немыслимо, такой выбор в представлении Печерина может быть только способом выживания, а не способом жизни, — к тому же с малыми шансами на успех. 10 ноября 1871 года Печерин писал другу своей молодости Ф. В. Чижову: «Я бежал из России, как бегут из зачумленного города. Тут нечего рассуждать — чума никого не щадит, особенно людей слабого сложения. А я предчувствовал, предвидел, я был уверен, что если б я остался в России, то с моим слабым и мягким характером я бы непременно сделался подлейшим верноподданным чиновником или попал бы в Сибирь ни за что ни про что. Я бежал, не оглядываясь, для того, чтобы сохранить в себе человеческое достоинство» [Печерин В. С.Apologia pro vita mea. Жизнь и приключения русского католика, рассказанные им самим / Отв. ред. и сост. С. Л. Чернов. СПб.: Нестор-История, 2011. С. 290].

[16] Достоевский Ф. М. Дневник писателя [1876, июнь, гл. 1] / Подгот. текста, сост., прим., вступ. ст. и коммент. Т. А. Касаткиной // Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в 9 т. Т. 9. Кн. 1. М.: Астрель; АСТ, 2004. С. 341.

[17] Там же. С. 341.

[18] С другой стороны, суждение Достоевского нетрудно спроецировать в плоскость, намеченную Конст. Аксаковым и Хомяковым. Важно, однако, что они эту возможность не реализуют — иными словами, «русский народ» у них оказывается не просто тем, кто наиболее адекватно раскрывает христианство и пролагает путь к универсализации этой практики общежития, а народом «уникальным» в смысле нетрансформируемости своего опыта. В данном случае

та модификация славянофильских воззрений, которая предложена Достоевским,

сближается с принципиально иными, на первый взгляд, построениями Н. Я. Данилевского и Н. Н. Страхова, также наследующим славянофильству.

[19] См.: Тесля А. А. Политическая философия славянофилов: движение «вправо» // А. А. Тесля. Первый русский национализм… и другие. М.: Европа, 2014. С. 56—72.

[20] При этом «европейское» обычно отождествляется с «западным», и, как уже сказано, используются европейские самоописания.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2014, №4(61)

В четверг министр энергетики Турции Йылдыз назвал утверждения о том, что Турция покупает иракскую нефть у «Исламского Государства» (ИГ) не соответствуют действительности

«Нефть, которую мы покупаем, принадлежит Ираку», — заявил Йылдыз во время пресс-конференции в столице Турции Анкаре.

Отвечая на вопрос о продаже нефти из северного Ирака, Йылдыз заявил, что из турецкого порта Джейхан был отгружен тринадцатый танкер и в настоящее время из северного Ирака в Турцию поступает более 180 тыс. баррелей нефти в сутки. Двенадцать нефтяных танкеров отплыли из турецкого средиземноморского порта Джейхан. Тем не менее, до сегодняшнего дня только два из этих танкеров были проданы. Власти в Багдаде заявили, что продажа нефти является незаконной и подали иск в международный арбитражный суд. Курдское региональное правительство и Турция утверждают, что продажа осуществляется в соответствии с иракским законодательством.

Британская газета Daily Mail утверждает, что рай на Земле есть, и не в одном, а в десяти местах на нашей планете!

Читатели известного британского журнала о путешествиях «Condé Nast Traveller» выбрали десять самых «магических» мест в мире, среди которых греческие острова занимают 2-е место.

Самым «райским» местом стали Мальдивы с пышной экзотической природой и кристально чистой морской водой. Это островное государство в Индийском океане, состоящее из 26 атоллов с коралловыми островками и находящееся примерно в 700 км к юго-западу от Шри-Ланки.

Вторые - греческие острова, которые «находятся на вершине туристических предпочтений в течение последних десяти лет благодаря гостеприимству их жителей», отмечает журнал. Кроме того, они обладают идеальным климатом, кристальными водами и короткими расстояниями между портами и побережьями.

С третьего по десятое места расположились Сицилия, Сен-Бартс в Карибском море, Балеарские острова в Испании, Сейшельские острова, Капри, Барбадос, Маврикий и Мальта.

Греция. Весь мир > Миграция, виза, туризм > grekomania.ru, 5 сентября 2014 > № 1172853

Заместитель генерального директора Иранской компании по строительству и развитию транспортной инфраструктуры Хейролла Хадеми в интервью агентству ИСНА сообщил о начале строительства новой автодороги Эрдекан (провинция Йезд) – Чупанан (провинция Исфаган) − Дамган (провинция Семнан).

По словам Хейроллы Хадеми, названная автодорога представляет собой один из ключевых элементов транспортного коридора «Север – Юг». С ее помощью порт Бендер-Аббас на побережье Персидского залива и порт Амирабад на Каспии буду связаны между собой по кратчайшему автодорожному маршруту.

Как уточнил Хейролла Хадеми, в настоящее время автодорожный маршрут берет начало на юге в Бендер-Аббасе, проходит через Йезд и Эрдекан до Тегерана, затем проходит через Сари и заканчивается в Амирабаде. А с завершением строительства новой автодороги он станет короче и будет проходить не через Тегеран, а через восточную часть провинции Исфаган и далее через Дамган в Амирабад.

Построенная в свое время автодорога, связывающая Эрдекан с Дамганом, сильно загружена автотранспортом. Когда возникла необходимость ее реконструкции и модернизации, было решено проложить новую автодорогу из Эрдекана в Дамган через Чупанан.

К 1 сентября 2014 г. объем запасов импортной железной руды в крупнейших портах Китая достигли 109,36 млн т. Это на 0,018% больше, чем в конце августа текущего года. Таковы данные официальной статистики.

В июле 2014 г. китайский импорт железной руды вырос на 11% по сравнению с июнем текущего года – до 82,52 млн т. При этом добыча данного сырья в июле выросла на 7,3% – до 139 млн т. По итогам января-июня 2014 г., выпуск руды в КНР достиг 710,6 млн т.

Ранее сообщалось, что в крупнейших портах Поднебесной к концу августа 2014 г. объем запасов импортной железной руды вырос на 0,5% по сравнению с предыдущей неделей и достиг 109,34 млн т. В июле текущего года КНР закупила за рубежом 82,52 млн т железной руды. Это на 11% больше, чем в июле 2013 г.

По итогам июня 2014 г., объем добычи этого сырья в стране достиг 139 млн т – на 7,3% больше, чем в июне прошлого года. За январь-июнь текущего года в Китае добыто 710,6 млн т железной руды.

Напомним, что за январь-июль 2014 г. экспорт готового стального проката китайского производства достиг 49,07 млн т. Это на 36,9% больше, чем за январь-июль 2013 г.

Росгидромет: Район города Мурманска остается одним из наиболее загрязненных участков на всем шельфе РФ. Приоритетными загрязняющими веществам остаются нефтяные углеводороды, железо и медь. Экологическое состояние воды малых рек Мурманской области продолжает находиться в критическом состоянии.

Беллона уже сообщала о новом Обзоре Росгидромета о состоянии и загрязнения окружающей среды в Российской Федерации за 2013 год.

Говоря о загрязнении водных объектов, Росгидромет отмечает, что, несмотря на снижение динамики концентраций загрязняющих веществ, наиболее грязными акваториями остаются Кольский залив Баренцева моря и залив Петра Великого Японского моря.

Катастрофическое состояние Кольского залива

В 2013 году концентрация нефтяных углеводородов в водах торгового порта в Мурманске в течение года изменялась в диапазоне 1,4-17,0 предельно допустимых концентраций (ПДК); в среднем за год составила 4,7 ПДК, что соответствует уровню последних нескольких лет.

Согласно Обзору, летом 2013 г. в среднем и северном коленах залива нефтяные углеводороды, обнаруженные севернее г. Североморска, превышали ПДК в 2,2 раза. Концентрация суммы фенолов в водах в районе водпоста была заметно выше значений 2012 года, а концентрация отдельных соединений групп фенолов в 2-3 раза превышала значения 2012.

«Качество вод в районе водпоста оценивается как «грязные». Приоритетными загрязняющими веществам остаются нефтяные углеводороды, железо и медь. Район г. Мурманска остается одним из наиболее загрязненных участков на всем шельфе РФ», - говорится в Обзоре.

В течение последних нескольких лет в водах торгового порта г. Мурманска Росгидромет также отмечает повышенные концентрации нефтяных углеводородов (4,7 ПДК в 2013 г.), железа (8,8 ПДК), марганца (2,1 ПДК) и меди (1,70 ПДК). Это «позволяет характеризовать состояние вод как катастрофическое. Кроме того, в районе порта регистрировалось повышенное содержание в воде пестицидов, легкоокисляемых органических веществ, свинца, никеля и ртути», - говорится в документе федерального ведомства.

Результаты наблюдений на остальной части Кольского залива в течение последних трех лет свидетельствуют об улучшении ситуации. Уровень загрязнения вод относительно невысокий во всех коленах залива, а их состояние можно оценить как удовлетворительное

Малые реки Кольского полуострова

Согласно Росгидромету, наиболее распространенными загрязняющими веществами воды малых рек Кольского полуострова на протяжении последних десятилетий являются соединения никеля, меди, марганца, железа, молибдена, сульфатные ионы, аммонийный и нитритный азот, легко- и трудноокисляемые органические вещества.

Наиболее интенсивно водные объекты Мурманской области загрязняются сточными водами и выбросами таких горнодобывающих и перерабатывающих предприятий, как ОАО «Апатит», ОАО «Кольская ГМК» – комбинаты «Печенганикель» и «Североникель», ОАО «Ковдорский ГОК», ООО «Ловозерский горно-обогатительнаый комбинат», ОАО «Олкон» и др. Значительный вклад в загрязнение водных объектов области хозяйственно-бытовыми сточными водами вносят предприятия жилищно-коммунального хозяйства.

"Загрязнение малых рек Кольского полуострова, испытывающих постоянную нагрузку сточными водами промышленных комплексов и населенных пунктов, при низкой способности к самоочищению в условиях Арктики приобретает хронический характер, что подтверждается данными регулярных наблюдений – повторяющимися случаями высокого загрязнения и экстремально высокого загрязнения, высоким средним уровнем содержания вредных веществ в воде, накоплением их в донных отложениях водных объектов. Экологическое состояние воды малых рек Мурманской области продолжает находиться в критическом состоянии», - говорится в выводах Обзора.

По словам советника Объединения Беллона (Норвегия) Ларисы Брондер, все крупные промышленные предприятия области оказывают значительную антропогенную нагрузку на водную экосистему Кольского полуострова.

Масштабы загрязнения зависят не только от особенностей производственного процесса, но и от соблюдения предприятиями природоохранного законодательства. Результаты мониторинга и проверок выявляют многочисленные нарушения предприятиями требований природоохранного законодательства.

«Огромное количество сточных вод сбрасывается без надлежащей очистки, из года в год увеличивая нагрузку на водные объекты области и риск их деградации. Сегодня предприятиям–загрязнителям выгоднее заплатить штрафы за несоблюдение норм и требований к очистке сточных вод, чем инвестировать в очистительные сооружения», - говорит эксперт.

Больше всего тревогу эксперта Беллоны вызывает тот факт, что степень загрязнения окружающей среды химическими элементами является индикатором неблагоприятного воздействия на здоровье населения.

«Экономические затраты от заболеваемости населения, связанные с загрязнением окружающей среды по Мурманской области оцениваются в 23% валового регионального продукта», - считает Лариса Брондер.

Модернизация, совершенствование технологического процесса на промышленных предприятиях, а также готовность предприятий неукоснительно соблюдать природоохранное законодательство, является ключом к снижению промышленной нагрузки на окружающую среду и здоровье населения и улучшению экологической ситуации.

Анна Киреева

Корея добилась увеличения квоты на добычу минтая в российских водах

Южная Корея выполнила договоренности, достигнутые с Россией в сфере борьбы с незаконным промыслом краба. В связи с этим корейские рыбаки могут рассчитывать на дополнительные объемы разрешенного к вылову минтая в исключительной экономзоне РФ.

В рамках IX Международного конгресса рыбаков во Владивостоке состоялась рабочая встреча заместителя министра сельского хозяйства – руководителя Росрыболовства Ильи Шестакова и заместителя министра по морским делам и рыболовству Республики Корея Муна Хе Нама.

Представитель Южной Кореи поблагодарил российскую сторону и, в частности, Росрыболовство за конструктивное взаимодействие при регулировании промысла минтая корейскими судами в ИЭЗ РФ.

Участники встречи обсудили реализацию решений 23-й сессии российско-корейской комиссии по рыбному хозяйству, заседание которой состоялось в апреле. Представители двух стран констатировали, что принятые решения исполняются в рабочем режиме, и подтвердили намерения о дальнейшем развитии сотрудничества в рыбной отрасли между странами.

В частности, представители рыбных ведомств обсудили ход реализации мер по борьбе с ННН-промыслом, в том числе вопросы исполнения административных процедур при выгрузке продукции водного промысла с российских и корейских судов. Российская сторона не предъявляла претензий к исполнению процедур, то есть по фактам выгрузки c российских судов и судов под флагами третьих стран в корейских портах продукции из крабов российского происхождения без сертификатов, подтверждающих легальность вылова. Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, в соответствии с ранее достигнутой договоренностью Южной Корее будет выделена дополнительная квота на добычу минтая в ИЭЗ РФ на 2014 г. в объеме 10 тыс. тонн (в дополнение к ранее выделенным 30 тыс. тонн).

Также стороны подтвердили намерения о сотрудничестве в сфере реализации инвестиционных проектов в рыбохозяйственном комплексе Дальнего Востока. Планируется, что специальный фонд будет сформирован к моменту проведения 24-й сессии российско-корейской комиссии по рыбному хозяйству (запланирована на ноябрь 2014 г.).

Напомним, что вопрос о создании фонда обсуждался 23-24 июня в Находке на заседании российско-корейской рабочей группы по вопросам сотрудничества в сфере инвестиционных проектов. Российскую делегацию на переговорах возглавлял генеральный директор ФГУП «Национальные рыбные ресурсы» Игорь Ивлев, корейскую - директор департамента океанического промысла и международной политики Министерства морских дел и рыболовства Чой Ван Хён.

Тогда стороны договорились, что в рамках технико-экономического обоснования разработки инвестиционного проекта необходимо провести оценку целесообразности создания Международного торгово-логистического рыбохозяйственного центра в Находке. Для финансирования маркетинговых исследований и разработки технико-экономического обоснования будущего инвестиционного проекта и планируется создать фонд, его формированием займется Ассоциация океанического рыболовства Южной Кореи.

Эксперты определили пути развития рыбохозяйственных объединений

В рамках круглого стола участники конгресса рыбаков обсудили мировой опыт, цели, задачи и преимущества отраслевых объединений. Специалисты назвали среди основных задач повышение активности ассоциаций, поиск взаимопонимания между разными направлениями промышленности и усиление конструктивного диалога с властью.

4 сентября на пленарном заседании конгресса представители отраслевых объединений Китая, Норвегии, Японии и Республики Корея рассказали о становлении союзов и их роли в развитии рыбного хозяйства.

На следующий день обсуждение темы продолжилось на круглом столе «Международный опыт взаимодействия общественных объединений рыбаков и государства». Как сообщает корреспондент Fishnews, с подробным докладом выступил заместитель министра морских дел и рыболовства Республики Корея Мун Хе Нам. По его словам, на заре формирования рыбной промышленности государство не играло роли менеджера, а о создании ассоциаций рыбаки не задумывались. Но после того как они столкнулись с рядом проблем, в том числе с заметным сокращением запасов основных промысловых объектов, было принято решение о формировании отраслевых объединений. Государство высказало в этом не меньше заинтересованности, чем предприятия, и поощряло инициативы для создания союзов. Это способствовало реализации масштабных проектов. В настоящее время Южная Корея добывает 9 млн. тонн водных биоресурсов в год, и, как утверждает Мун Хе Нам, вылов в последние годы растет.

Детальный анализ принципов формирования, возможных целей, сильных и слабых сторон отраслевых объединений в России представил в своем докладе президент Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров Александр Фомин.

В качестве одного из основных недостатков отмечена слабая координация между ассоциациями, что может быть обусловлено конфликтами интересов между объединениями переработчиков, добытчиков и трейдеров. Руководитель ВАРПЭ считает важным сосредоточить усилия на подготовке консолидированных решений, чтобы развивать диалог с властными структурами, представители которых нередко уступают по профессионализму экспертам из ассоциаций и меньше заинтересованы в работе с ними. Еще одной слабой стороной отраслевых союзов Александр Фомин назвал чрезмерную «персонализацию» ассоциаций, т.е. зависимость от активности руководителей. Также, по мнению президента ВАРПЭ, объединения не в полной мере используют возможности освещения своей деятельности в СМИ.

Председатель Приморской краевой организации профсоюза работников рыбного хозяйства Владимир Нагорный рассказал о деятельности объединения, заострив внимание на вкладе в борьбу с главными для отрасли вызовами – угрозой приватизации научно-исследовательских институтов, назначением Федеральной антимонопольной службой крупных денежных штрафов предприятиям по обвинению в картельном сговоре. Также Владимир Нагорный остановился на работе профсоюза по устранению неравенства в размерах выплаты пенсии рыбакам в зависимости от порта приписки судна.

Интересную дискуссию вызвало выступление руководителя дальневосточного филиала ОАО «РЖД» Михаила Заиченко. Докладчик указал на малую загруженность железной дороги рыбными товарами и на возможности ее увеличения. Кроме того, представитель РЖД обратил внимание на политику формирования розничной цены на продукцию, продаваемую конечному потребителю. По словам Михаила Заиченко, перевозка дает всего 3-8%, а более 50% – накрутка ретейлеров. Однако руководитель компании «Южморрыбфлот» Александр Ефремов обратил внимание на то, что рассматривается розничная торговля, хотя сильная разница наблюдается уже в оптовых ценах во Владивостоке и в Москве, и предложил определить долю тарифа на этом этапе. «В абсолютных цифрах это 85%, и присутствующие здесь рыбаки это подтвердят», - отметил глава крупного рыбохозяйственного предприятия. Кроме того, представитель рыбной промышленности напомнил, что спорным многие считают и запрет на перевозку консервов в крытых вагонах. По словам Александра Ефремова, до 2001 г. консервная продукция транспортировалась таким образом весной и осенью и только после появилось требование РЖД к ее перевозке в изотермических вагонах. А это поставило в выигрышное положение дочерние структуры железнодорожной компании, занимающиеся их обслуживанием. «Отвечать за качество должно соответствующее ведомство – Роспотребнадзор, а в этом ведомстве считают, что качество консервов не пострадает от перевозок в крытых вагонах в переходный период, – подчеркнул руководитель «Южморрыбфлота». – Институт «Гипрорыбфлот» разработал ТУ, согласно которому мы можем перевозить консервы при температуре от +30 до -30. Тем не менее уже семь лет мы не можем добиться права транспортировки консервов в более доступных по цене крытых вагонах».

Участники конгресса приняли решение о вынесении в протокол этих вопросов и дальнейшей работе над ними.

Координатор морской программы WWF России Константин Згуровский представил доклад о принципах и подходах ответственного устойчивого рыболовства и мировом опыте работы отраслевых объединений в развитии такого вида природопользования.

Об опыте рыбопромышленных ассоциаций Евросоюза рассказал председатель совета директоров ЗАО «Русская пелагическая исследовательская компания» Олег Братухин. По словам докладчика, ярким примером является промысел ставриды в южной части Тихого океана, когда компаниям удалось, объединив усилия, добиться своих правила распределения квот в этом районе и поставить на первое место в качестве критерия при распределении лимитов мощность тралового флота. В итоге этот ресурс оказался малодоступен даже для тех стран, кто вложил в его изучение огромные суммы, как Россия.

Подводя итог совещанию, один из модераторов круглого стола президент Ассоциации добытчиков минтая Герман Зверев назвал первоочередной задачей повышение активности самих рыбопромышленников. В качестве примера недостаточной деятельности он привел ситуацию с проектом закона о ветеринарии, который эксперты отрасли назвали формирующим значительные коррупционные риски и дополнительные административные барьеры. «За весь возможный срок обсуждения на сайте regulation.ru было размещено только два замечания на этот проект. Работа наших объединений должна заключаться в рутинной, монотонной деятельности по изучению нормативно-правовых актов и подготовке конструктивных замечаний по ним», - подчеркнул руководитель АДМ.

«Подфлажники» остаются угрозой для российского краба

Объемы незаконной добычи крабов в зоне ответственности ПУ ФСБ России по Камчатскому краю за трехмесячный период оценивается в 2 тыс. – 6 тыс. тонн. Для браконьерского промысла активно используется флот под «удобными» флагами, отметили в погрануправлении.

По инициативе руководства ПУ ФСБ России по Камчатскому краю 4 сентября состоялось совещание с пользователями водных биоресурсов. Во встрече приняли участие представители Северо-Восточного теруправления Росрыболовства, природоохранной прокуратуры, Камчатского НИИ рыбного хозяйства и океанографии, территориальных органов исполнительной власти в регионе.

Пограничники рассказали о результатах контроля специализированного промысла краба в первой половине 2014 г. Из общего числа выявленных нарушений пользователи, осуществляющие промысел краба, допустили 47, из них подавляющее большинство – по статьям 8.37 КоАП РФ (23 нарушения) и 8.17 КоАП РФ (12 нарушений). Также зафиксировано 5 фактов сокрытия от учета добычи краба, 5 фактов наличия неучтенной крабовой продукции на борту, а также 2 факта незаконного вылова краба. К административной ответственности привлечено 23 должностных и 24 юридических лица, задержано и доставлено в порт 2 судна.

«Активные контрольные мероприятия в отношении российских судов дали положительные результаты: отмечается снижение объемов незаконных поставок крабов и крабовой продукции. Однако анализ информации о доставке в иностранные порты водных биоресурсов показывает, что объем крабов всех видов, незаконно добываемых в зоне ответственности ПУ ФСБ России по Камчатскому краю в течение квартала, оценивается в размере от 2000 до 6000 тонн, т.е. 15-20% от объемов легального вылова. Для ННН-промысла активно используются суда под «удобными» флагами. Их незаконная деятельность наносит ощутимый урон как государству, так и добросовестным пользователям биоресурсов», – рассказали Fishnews в пресс-службе погрануправления ФСБ России по Камчатскому краю.

Руководству компаний, имеющих квоты на добычу краба, предложили провести инструктаж с капитанами добывающих судов, в целях предупреждения нарушений при осуществлении промысла. Также руководителей предприятий попросили обратить внимание капитанов на необходимость сообщать о появлении в море «подфлажников», осуществляющих незаконный промысел, – чтобы пограничные органы могли своевременно и оперативно реагировать на нарушения законодательства.

Ранее в интервью журналу «Fishnews – Новости рыболовства» начальник ПУ ФСБ России по Камчатскому краю Сергей Щербаков отметил, что мероприятиям превентивного характера отводится важное место в работе погрануправления. «Для нас очевидно, что эффективность работы по выявлению, предупреждению и пресечению противоправной деятельности в сфере промысла в значительной мере зависит от тесного сотрудничества между пограничными органами и органами государственной власти, а также пользователями водными биоресурсами», – заявил руководитель ПУ.

Марсельская судоходная компания CMA CGM со следующей недели вводит экстренный сбор за перегруженность контейнерных терминалов. Надбавка будет применяться на перевозку сухих, негабаритных и скоропортящихся грузов, следующих из азиатских портов до порта Сохар (Оман), на сервисах CIMEX, говорится в пресс-релизе французского оператора.

Надбавка вводиться с 8 сентября и составит: $100 за TEU и $200 за FEU.

CMA CGM (головной офис в Марселе, Франция) является третьим по величине контейнерным перевозчиком в мире. Имеет в управлении флот из 414 судов. Группа осуществляет заходы в более чем 400 портов по всему миру. Компания имеет 650 представительств в 150 странах. В головном офисе группы в Марселе трудится 2400 человек. Всего же персонал CMA CGM насчитывает 18 тыс. человек. Оборот группы по итогам 2012 года составил $15,9 млрд. В 2012 году судоходная компания перевезла 10,6 млн TEUs грузов.

Мурманские спасатели проверили навыки в «Северном ветре-2014»

Северный экспедиционный отряд аварийно-спасательных работ Росрыболовства принял участие в межведомственных учениях «Северный ветер-2014» в Баренцевом море.

2 сентября в западном рукаве губы Ура Мотовского залива Баренцева моря прошли межведомственные оперативно-тактические учения «Северный ветер-2014» по отработке взаимодействий сил и средств МЧС России по Мурманской области, Северного флота, Северного экспедиционного отряда аварийно-спасательных работ, аварийно-спасательной службы ЗАТО Видяево по ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций в портовых водах на объектах рыбохозяйственного комплекса Мурманской области и рыбопромысловом судне. Инициатором учений выступило Федеральное агентство по рыболовству в лице ФГБУ «Северный ЭО АСР».

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, учения были организованы в рамках соглашения между ГУ МЧС России по Мурманской области и Северным ЭО АСР о взаимодействии поисково-спасательных служб. Все этапы мероприятия были выполнены в полном объеме.

«В ходе учений были отработаны действия экипажей спасательных судов, береговой пожарной команды и других участников по проведению аварийно-спасательных работ, совместных действий по безопасному маневрированию и взаимодействию. Одна из главных задач - совершенствование слаженности работы сил и средств участников учений в ликвидации пожара на береговых объектах порта, на аварийном рыбопромысловом судне на рейде порта, в проведении поиска и спасания людей, при выполнении подводно-технических работ», - отметил начальник ФГБУ «Северный ЭО АСР» Росрыболовства Анатолий Леонтьев.

Камчатка встретила участников инвестфорума

В Петропавловске-Камчатском открылся международный инвестиционный форум «Дальний Восток – 2014». На мероприятии планируется подписать ряд соглашений в различных отраслях.

Участие в мероприятии принимают 530 человек, в том числе 70 представителей других стран. Гостей форума приветствовали губернатор Владимир Илюхин, председатель Комитета Госдумы РФ по безопасности и противодействию коррупции Ирина Яровая, председатель Комитета ГД по экономической политике, инновационному развитию и предпринимательству Игорь Руденский, уполномоченный при Президенте по защите прав предпринимателей Борис Титов, а также директор компании Euromoney Conference Кристофер Гарнетт и первый заместитель председателя Ассоциации европейского бизнеса в России Роджер Маннингс.

Как сообщили Fishnews в пресс-службе правительства Камчатки, 5 сентября состоится панельная дискуссия «Дальний Восток России – на перекрестке между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом». Затем работа продолжится по секциям, посвященным развитию рыбохозяйственного, агропромышленного и минерально-сырьевого комплексов, транспорта, энергетики, спорта и туризма. Планируется подписать ряд соглашений - о сотрудничестве в области развития портовой инфраструктуры, реализации проектов в минерально-сырьевом комплексе и туризме.

На форум прибыл руководитель Федерального агентства морского и речного транспорта Александр Давыденко. Он обсудил с губернатором перспективные направления транспортной сферы Камчатского края и развитие портовой инфраструктуры.

Делегация Росморречфлота – одна из самых многочисленных на форуме. В ее составе более 20 человек, среди которых руководители администраций портов Балтийского и Черного морей, а также глава администрации Северного морского пути.

Также Владимир Илюхин провел переговоры с уполномоченным при Президенте РФ по защите прав предпринимателей Борисом Титовым. На встрече осуждались вопросы взаимодействия бизнеса и органов власти, меры господдержки, оказываемые предпринимателям, и другие вопросы.

Накануне встречи с губернатором Борис Титов пообщался с представителями камчатского бизнес-сообщества. По словам уполномоченного, диалог с предпринимателями края получился конструктивным. Также Борис Титов встретился с приехавшими на форум бизнес-омбудсменами регионов Дальнего Востока.

Организатор форума «Дальний Восток – 2014» – правительство Камчатского края при поддержке Минвостокразвития.

Комиссия РСПП назвала препятствия для импортозамещения на рыбном рынке

Комиссия РСПП по рыбному хозяйству и аквакультуре подготовила рекомендации, направленные на замещение импорта и недопущение роста на рыбопродукцию. Предложения охватывают сферы пограничного контроля, ветеринарного оформления, транспортировки рыбных товаров.

Напомним, что 28 августа состоялось внеочередное заседание Комиссии РСПП по рыбному хозяйству и аквакультуре, посвященное состоянию и перспективам развития российского рыбного рынка в связи с принятием «отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности РФ».

Как сообщили в управлении РСПП по взаимодействию с региональными и отраслевыми объединениями, члены комиссии утвердили рекомендации для Евразийской экономической комиссии и Правительства России (далее – Рекомендации).

В Рекомендациях приводится детальный анализ производства рыбопродукции и добычи водных биоресурсов, импорта и экспорта рыбных товаров, влияния, которое способно оказать на внутренний рынок рыбопродукции введение налога с продаж.

Отмечено, что незащищенными от запрета на импортные поставки являются сегменты охлажденной и мороженой рыбы. В то же время в течение года можно заместить импорт в сегменте продовольственного сырья для производства продукции из сельди, скумбрии и лосося, сегментах креветки и минтаевого сурими.

Комиссия озвучила препятствия, которые мешают замещению импортных рыбных товаров и сдерживанию роста цен на продукцию из водных биоресурсов. Во-первых, это административные барьеры при осуществлении пограничного контроля на промысле (проблемы в сфере регулирования неоднократного пересечения госграницы судами, занятыми в рыбной отрасли, поднимались уже не раз).

Во-вторых, барьеры при ветеринарном оформлении продукции из водных биоресурсов. Отмечено, что технологическая схема выписки ветеринарно-сопроводительных документов в Россельхознадзоре основана на истребовании у рыбопромышленных предприятий документов, отмененных законодательными актами, применении избыточного объема контрольных процедур и дублировании контрольных функций других государственных ведомств. Причем, по мнению специалистов, новый приказ Минсельхоза, регламентирующий оформление ВСД, проблему не решит.

В-третьих, экономические барьеры при организации доставки рыбопродукции с Дальнего Востока в другие регионы России как по железной дороге, так и Северным морским путем.

Указав на проблемные моменты, эксперты выдвинули предложения по исправлению ситуации, сообщает корреспондент Fishnews.

В числе рекомендаций – обратиться в ЕЭК с предложением о внесении изменений в проект технического регламента Таможенного союза «О безопасности рыбы и рыбной продукции». В частности, предложено предусмотреть, что непереработанная пищевая рыбопродукция, произведенная из уловов, добытых в исключительной экономической зоне и на континентальном шельфе государства-члена ТС и перемещаемая по территории этого государства, сопровождается документом, содержащим сведения, подтверждающие ее безопасность, и не подлежит ветеринарно-санитарной экспертизе.

Приводятся и поправки в уже упомянутый приказ по ветеринарной сертификации. В комиссии считают, что нужно предусмотреть пункт, согласно которому подконтрольная ветеринарному контролю (надзору) переработанная продукция животного происхождения сопровождается ветеринарным сертификатом, подтверждающим эпизоотическое благополучие территории выхода продукции, без проведения ветеринарно-санитарной экспертизы.

Представители отрасли также выступают за то, чтобы отменить обязательные лабораторные исследования каждой партии российской рыбопродукции, а документ о безопасности выдавать на основании государственного мониторинга районов промысла.

Предложено установить безвозмездный принцип для проведения лабораторных исследований партий рыбной продукции.

Сформулированы изменения в части пересечения государственной границы, выдвинуты инициативы по оптимизации транспортировки рыбных товаров. Так, предусмотрено обращение в Минэкономразвития и ФАС с предложением о подготовке нормативно-правовых актов, направленных на развитие конкуренции в секторе железнодорожных перевозок рыбопродукции за счет расширения привлечения частных операторов специализированного подвижного состава. По мнению специалистов, нужно также устранить ограничения в части доступности для независимых операторов специализированного подвижного состав припортовых железнодорожных путей к рыбным терминалам морских портов в целях погрузки рыбопродукции.

Также отмечена важность установления специального тарифа на ледокольное сопровождение транспортных судов, доставляющих рыбопродукцию из районов Дальнего Востока в порты Мурманск и Санкт-Петербург. Выдвинуты и другие рекомендации по импортозамещению.

Власти Крыма проводят переговоры с инвесторами из Китая, Турции, Франции и Израиля о вложении средств в экономику полуострова, сообщила министр экономического развития Крыма Светлана Верба в четверг в Симферополе.

Она отметила "настоящий ажиотаж" среди предпринимателей, готовых инвестировать в Крым.

"Китайские инвесторы настойчиво предлагают свое участие в крупных инфраструктурных проектах — это морские порты, это транспортные переходы и вся транспортная инфраструктура, магистрали, крупные отели не ниже 5 звезд. Причем Китай готов сразу вкладывать в крупные объекты — если это отель, то сразу не менее 30 этажей. Китай готов развивать и строить в любом уголке Крыма", — рассказала министр.

По ее словам, инвесторы из Турции готовы участвовать в развитии промышленных парков, энергетики, газотранспортных систем Крыма, в жилищном строительстве и гостиничном бизнесе. Франция готова вкладывать в объекты развлечения, Израиль — в сельское хозяйство (овцеводство, птицеводство, молочное производство).

По словам Вербы, закон о развитии Крыма и Севастополя, который сейчас проходит доработку в правительстве РФ, предусматривает введение специального инвестиционного режима на полуострове на 25 лет. Проект закона предполагает налоговые льготы и режим наибольшего благоприятствования для инвесторов. Среди них — освобождение от налога на прибыль на 5 лет, от налога на имущество — на 10 лет и от земельного налога — до ввода объекта в эксплуатацию, сообщила министр.

Глава Минкрыма Олег Савельев ранее сообщил в интервью "Ведомостям", что власти РФ хотят превратить Крым в "цивилизованный офшор", чтобы стимулировать развитие экономики региона. Для этого, в частности, необходимы налоговые льготы и возможность применения иностранного права.

В Швейцарии определили уровень благосостояния среднестатистической семьи

В 2009-2011 годах среднемесячный доход швейцарских домохозяйств до уплаты налогов и других обязательных отчислений составлял около $10 500.

В 2014 году, наконец, вышло второе полное исследование доходов и расходов среднестатистической швейцарской семьи, которое позволяет оценить ее покупательную способность и бремя социальных и налоговых отчислений, сообщает Наша Газета.

Отметим, что за последние годы, несмотря на последствия мирового финансового кризиса и рецессию, реальная заработная плата швейцарских работников выросла во всех регионах страны. Исключением стал только кантон Тичино, где потеряли в доходах некоторые низкооплачиваемые категории граждан.

Результаты последнего исследования показывают, что месячный доход семьи вырос на 7% по сравнению с данными 1998 года. Затраты за этот же промежуток времени увеличились на 4%. При этом расходная часть бюджета немного изменилась. К наиболее значимым статьям, в которые входит питание, одежда и проживание, прибавились расходы на досуг и путешествия.

После вычета налогов и уплаты обязательных страховых взносов на руках у швейцарских домохозяйств остается в среднем 70% от первоначальных $10 500.

Кроме того, чтобы получить более полное представление о финансовом положении населения страны, в исследовании были выделены две группы домохозяйств: с высоким и с низким уровнем доходов. Средние доходы первых составили $17 700. А благосостояние второй, менее обеспеченной группы – около $4500.

Чистый годовой доход среднестатистического швейцарского домохозяйства составил чуть менее $27 000, что в 2,6 раз больше чем в Португалии, в 1,6 раза больше, чем в Италии, и в 1,3раза больше, чем в Германии и Франции. Напомним, что по итогам 2012 года, Швейцария заняло третье место после Люксембурга и Норвегии по среднему уровню доходов населения.

Угроза войн и ответ России

Как возглавить коалицию и избежать глобального конфликта

С.Ю. Глазьев – академик РАН, советник Президента России.

Резюме Миру нужна глобальная антивоенная коалиция с позитивной программой устройства международной финансово-экономической архитектуры на принципах взаимной выгоды, справедливости и уважения национального суверенитета.

Статья представляет собой выдержки из доклада «Объективные предпосылки и субъективные факторы новой мировой войны», подготовленной под руководством автора.

Действия США на Украине следует квалифицировать не только как враждебные России, но и как направленные на глобальную дестабилизацию, фактически провоцирование мирового конфликта для спасения американской геополитической и финансово-экономической власти. Поэтому ответ должен носить системный и всеобщий характер, быть направлен не только на разоблачение и разрушение политического доминирования Соединенных Штатов, но прежде всего на подрыв американской военно-политической мощи, основанной на эмиссии доллара как мировой валюты.

Миру нужна коалиция здоровых сил за стабильность, если угодно – глобальная антивоенная коалиция с позитивной программой устройства международной финансово-экономической архитектуры на принципах взаимной выгоды, справедливости и уважения национального суверенитета.

Обуздать произвол эмитентов резервных валют

В эту группу потенциально могут войти крупные независимые державы (БРИКС), развивающийся мир (большая часть Азии, Африки, Латинской Америки), дискриминируемый в существующей международной финансово-экономической архитектуре, участники СНГ, заинтересованные в сбалансированном бесконфликтном развитии, часть государств Европы, не готовых подчиняться явно невыгодному им диктату США. Коалиция должна принимать меры для устранения фундаментальных причин глобального кризиса, наибольшее значение среди которых имеют следующие:

бесконтрольность эмиссии мировых резервных валют, которая ведет к злоупотреблениям эмитентов монопольным положением ценой нарастания диспропорций и разрушительных тенденций в глобальной финансово-экономической системе;неспособность действующих механизмов регулирования операций банковских и финансовых институтов обеспечить защиту от чрезмерных рисков и появления финансовых пузырей;исчерпание пределов роста доминирующего технологического уклада и недостаточность условий для становления нового, включая нехватку инвестиций для широкого внедрения составляющих его базисных технологий.

Необходимы условия, которые позволят национальным денежным властям организовать кредитование развития производств нового технологического уклада и модернизации экономики на его основе, стимулирование инновационной и деловой активности в перспективных направлениях экономического роста. Для этого страны-эмитенты мировых резервных валют должны гарантировать их устойчивость путем ограничения величины государственного долга и дефицита платежного и торгового балансов. Кроме того, им следует соблюдать требования по прозрачности механизмов эмиссии своих валют, предоставлению возможности их беспрепятственного обмена на все активы, торгуемые на их территории.

Важным требованием к эмитентам мировых резервных валют должно стать соблюдение правил добросовестной конкуренции и недискриминационного доступа на свои финансовые рынки. Остальным странам, соблюдающим аналогичные ограничения, необходимо предоставить возможности применения национальных валют как инструмента внешнеторгового и валютно-финансового обмена, в том числе их использования в качестве резервных странами-партнерами. Целесообразно ввести классификацию национальных валют, претендующих на роль мировых или региональных резервных, по категориям в зависимости от соблюдения их эмитентами определенных требований.

Одновременно с введением требований к эмитентам мировых резервных валют необходимо ужесточение контроля за движением капитала, чтобы предотвращать спекулятивные атаки, дестабилизирующие мировую и национальные валютно-финансовые системы. Для этого странам коалиции следует ввести запрет на транзакции своих резидентов с офшорными зонами, а также не допускать к схемам рефинансирования банки и корпорации, учрежденные с участием резидентов офшоров. Валюты, эмитенты которых не соблюдают установленных правил, не следует использовать в международных расчетах.

Чтобы обеспечить контроль за эмитентами мировых резервных валют, потребуется глубокое реформирование международных финансовых институтов. Страны-участницы должны быть представлены справедливо по объективному критерию из набора признаков относительного веса в мировом производстве, торговле, финансах, природном потенциале и населении. По тому же критерию можно сформировать корзину валют под выпуск новой SDR (специальные права заимствования, СПЗ, условная расчетная единица МВФ), по отношению к которой могут определяться курсы всех национальных валют, включая мировые резервные. На начальном этапе в корзину могут войти валюты тех стран коалиции, которые согласятся взять на себя обязательства по соблюдению установленных норм.

Осуществление столь масштабных реформ требует правового и институционального обеспечения. Это возможно путем придания решениям коалиции статуса международных обязательств заинтересованных в их реализации стран, а также с опорой на институты ООН и уполномоченные международные организации.

Чтобы стимулировать глобальное распространение социально значимых достижений нового технологического уклада, необходимо развернуть международную систему стратегического планирования глобального социально-экономического развития. Она включала бы в себя разработку долгосрочных прогнозов научно-технического развития, определение перспектив экономики мира, региональных объединений и крупных государств, поиск возможностей преодоления диспропорций, в том числе разрывов между передовыми и слаборазвитыми странами, а также выбор приоритетных направлений развития и индикативных планов деятельности международных организаций.

США и другие члены G7, скорее всего, отвергнут перечисленные выше предложения по реформированию международной валютно-финансовой системы без обсуждения, поскольку они подорвут их монопольное право бесконтрольной эмиссии мировых валют. Получая от нее огромную выгоду, ведущие западные державы сдерживают доступ к собственным рынкам активов, технологий и труда, вводя все новые ограничения.

В случае отказа «семерки» «подвинуться» в органах управления международных финансовых организаций антивоенная коалиция должна обладать достаточной синергией, чтобы создать альтернативные глобальные регуляторы.

Прообразом может послужить группа БРИКС, в рамках которой возможны следующие меры обеспечения экономической безопасности:

создание универсальной платежной системы для стран БРИКС и выпуск общей платежной карточки, объединяющей китайскую UnionPay, бразильскую ELO, индийскую RuPay, а также российские платежные системы;создание независимой от Соединенных Штатов и Евросоюза системы обмена межбанковской информацией, аналогичной SWIFT;переход на использование своих рейтинговых агентств.

Россия – лидер поневоле

Лидирующую роль в создании коалиции по противостоянию США придется брать на себя России, поскольку именно она находится в наиболее уязвимом положении и без создания такой коалиции не сможет одержать верх в развязываемой против нее конфронтации. Если Россия не проявит инициативу, то формируемый Соединенными Штатами антироссийский альянс может поглотить или нейтрализовать наших потенциальных союзников. Так, провоцируемая американцами против России война в Европе может оказаться выгодной Китаю. Взаимное ослабление Америки, Евросоюза и России облегчает КНР достижение глобального лидерства. Бразилия способна поддаться давлению Вашингтона. Индия рискует замкнуться на решении своих внутренних проблем.

Россия обладает не меньшим, чем США, историческим опытом лидерства в мировой политике, необходимым духовным авторитетом и достаточной военно-технической мощью. Но отечественному общественному сознанию необходимо избавиться от комплекса неполноценности, восстановить историческую гордость за многовековое упорное создание цивилизации, объединившей множество наций и культур и не раз спасавшей Европу и человечество от самоистребления. Вернуть понимание исторической преемственности роли «Русского мира» в созидании общечеловеческой культуры, начиная от Киевской Руси – духовной преемницы Византийской империи – до Российской Федерации, являющейся преемницей СССР и Российской империи. Евразийский интеграционный процесс следует преподносить как глобальный проект восстановления общего пространства, развития веками живших вместе, сотрудничавших и обогащавших друг друга народов от Лиссабона до Владивостока и от Петербурга до Коломбо.

Социально-консервативный синтез

Идеологическим основанием нового миропорядка может стать концепция социально-консервативного синтеза, объединяющая систему ценностей мировых религий с достижениями социального государства и научной парадигмой устойчивого развития. Эту концепцию стоит использовать в качестве позитивной программы для формирования глобальной антивоенной коалиции, которая должна предложить понятные всем принципы упорядочивания и гармонизации социально-культурных и экономических отношений в мировом масштабе.

Гармонизация международных отношений возможна только на основе фундаментальных ценностей, разделяемых всеми основными культурно-цивилизационными общностями. К числу таких ценностей относятся принцип недискриминации (равенства людей) и декларируемая всеми конфессиями любовь к ближнему без разделения на «своих» и «чужих». Такие ценности могут быть выражены в понятиях справедливости и ответственности, а также в юридических формах прав и свобод граждан.

Фундаментальная ценность человеческой личности и равенства прав всех людей вне зависимости от их вероисповедания, национальной, классовой и какой-либо еще принадлежности должна быть признана всеми конфессиями. Основанием для этого, во всяком случае в монотеистических религиях, является понимание единства Бога и того, что каждое вероучение указывает свою дорогу спасения человека, имеющую право на существование. Подобное мировоззрение способно устранить насильственные формы межрелигиозных и межнациональных конфликтов, перевести их в плоскость свободного выбора каждого человека. Для этого необходимы правовые формы участия конфессий в общественном жизнеустройстве и разрешении социальных конфликтов.

Это позволит нейтрализовать одну из самых разрушительных технологий американской стратегии ведения мировой хаотической войны –

использование межконфессиональных противоречий для разжигания религиозных и национальных конфликтов, переходящих в гражданские и региональные войны.

Вовлечение конфессий в формирование международной политики даст нравственно-идеологическое основание для предотвращения этнонациональных конфликтов и создаст предпосылки для перевода межнациональных противоречий в конструктивное русло, их снятия посредством инструментов государственной социальной политики. В свою очередь, вовлечение конфессий в формирование социальной политики подведет нравственное основание под государственные решения. Это поможет обуздать дух вседозволенности и распущенности, доминирующий сегодня в правящей элите развитых государств, восстановить понимание социальной ответственности власти перед обществом. Пошатнувшиеся ценности социального государства получат мощную идеологическую поддержку. В свою очередь, политическим партиям придется признать значение фундаментальных нравственных ограничений, защищающих основы человеческого бытия.

Концепция социально-консервативного синтеза дает идеологическую основу для реформирования международных валютно-финансовых и экономических отношений на основе принципов справедливости, взаимного уважения национальных суверенитетов и взаимовыгодного обмена. Их реализация требует ограничения свободы действия рыночных сил, постоянно порождающих дискриминацию большинства граждан и стран по доступу к благам.

Либеральная глобализация подорвала возможности государств влиять на распределение национального дохода и богатства. Транснациональные корпорации бесконтрольно перемещают ресурсы, которые ранее контролировались государствами. Последние вынуждены снижать степень социальной защищенности граждан, чтобы сохранять привлекательность экономик для инвесторов. Одновременно снизилась эффективность государственных социальных инвестиций, потребители которых освободились от национальной принадлежности. В результате присвоения американоцентричной олигархией все большей части доходов, генерируемых в мировой экономике, происходит падение уровня жизни населения большинства стран с открытой экономикой, увеличивается дифференциация граждан по доступу к благам. Для преодоления разрушительных тенденций требуется изменить всю архитектуру финансово-экономических отношений, вводя ограничения на движение капитала. Цель – блокировать возможности его ухода от социальной ответственности, с одной стороны, и выровнять издержки социальной политики национальных государств – с другой.

Ограничение возможностей уклониться от социальной ответственности включает ликвидацию офшорных зон, позволяющих избегать налоговых обязательств, и признание права национальных государств регулировать трансграничное перемещение капитала. Выравнивание социальных издержек различных государств потребует установить глобальные минимальные социальные стандарты, что предусматривало бы опережающее повышение уровня социального обеспечения населения относительно бедных стран. Для этого должны заработать международные механизмы выравнивания уровня жизни, что предполагает создание инструментов их финансирования.

Руководствуясь концепцией социально-консервативного синтеза, антивоенная коалиция поставила бы задачи формирования глобальных механизмов социальной защиты. Так, способом финансирования международных механизмов выравнивания уровня жизни стал бы налог на валютообменные операции в размере 0,01 от суммы трансакций. Этот сбор (суммой до 15 трлн долларов в год) может взиматься на основе международного соглашения в рамках национальных налоговых законодательств и перечисляться в распоряжение уполномоченных международных организаций. В их числе – Красный Крест (предупреждение и преодоление последствий гуманитарных катастроф, вызванных стихийными бедствиями, войнами, эпидемиями и пр.); ВОЗ (предотвращение эпидемий, снижение детской смертности, вакцинация населения и пр.); МОТ (организация глобальной системы контроля за выполнением норм техники безопасности, соблюдением общепринятых норм трудового законодательства, включая оплату труда не ниже прожиточного минимума и запрет на использование детского и принудительного труда, за трудовой миграцией); Мировой банк (строительство объектов социальной инфраструктуры – водоснабжение, дороги, канализация и пр.); ЮНИДО (передача технологий развивающимся странам); ЮНЕСКО (поддержка международного сотрудничества в сфере науки, образования и культуры, защиты культурного наследия). Расходование средств должно вестись на основе бюджетов, утверждаемых Генеральной Ассамблеей ООН.

Еще одним направлением работы может стать создание глобальной системы защиты окружающей среды, финансируемой за счет ее загрязнителей. Для этого нужно заключить международное соглашение, предусматривающее универсальные нормы штрафов за загрязнение с перечислением их на экологические цели в соответствии с национальным законодательством и под контролем уполномоченной международной организации. Часть средств централизованно направляется на проведение глобальных экологических мероприятий и организацию мониторинга состояния окружающей среды. Альтернативный механизм возможен на основе оборота квот на загрязнение путем расширения и запуска механизмов Киотского протокола.

Важнейшее направление – создание глобальной системы ликвидации неграмотности и обеспечения доступа всех граждан планеты к информации и получению современного образования. Потребуется унификация минимальных требований ко всеобщему начальному и среднему образованию с выделением дотаций слаборазвитым странам за счет средств, собираемых посредством предложенного выше налога. Должна появиться доступная для всех жителей планеты система предоставления услуг высшего образования ведущими вузами развитых стран. Последние могли бы выделять квоты на прием иностранных студентов, набираемых по международному конкурсу с оплатой обучения из того же источника. Параллельно силами вузов-участников разворачивается глобальная система предоставления дистанционных образовательных услуг на бесплатной основе для всех желающих со средним образованием. Создание и поддержание соответствующей информационной инфраструктуры может быть возложено на ЮНЕСКО и Мировой банк с финансированием из того же источника.

Антикризисная гармонизация миропорядка

Растущий разрыв между бедными и богатыми странами создает угрозу развитию и самому существованию человечества. Он воспроизводится и поддерживается присвоением ряда функций международного экономического обмена национальными институтами США и их союзников, действующими исходя из своих частных интересов. Они монополизировали эмиссию мировой валюты, используя эмиссионный доход в своих интересах и обеспечивая неограниченный доступ к кредиту своим банкам и корпорациям. Монополизировали установление технических стандартов, поддерживая технологическое превосходство собственной промышленности. Навязали всему миру выгодные им правила международной торговли, заставив других открыть товарные рынки и резко ограничить собственные возможности влияния на конкурентоспособность национальных экономик. Наконец, принудили большинство стран к открытию рынков капитала, обеспечив господствующее положение своей финансовой олигархии, богатеющей за счет той же монополии на безграничную эмиссию мировой валюты.

Устойчивое и успешное для человечества социально-экономическое развитие невозможно без устранения монополизации функций международного экономического обмена в чьих-либо частных или национальных интересах. Ради устойчивого развития человечества и гармонизации глобальных общественных отношений, преодоления дискриминации в международном экономическом обмене могут вводиться глобальные и национальные ограничения.

В частности, для предотвращения глобальной финансовой катастрофы необходимы срочные меры по формированию новой безопасной и эффективной валютно-финансовой системы, основанной на взаимовыгодном обмене национальных валют и исключающей присвоение глобального эмиссионного дохода в чьих-то частных или национальных интересах.

Для выравнивания возможностей социально-экономического развития развивающимся странам необходим свободный доступ к новым технологиям при условии, что они возьмут обязательство не использовать их в военных целях. Государства, согласившиеся на такое ограничение и открывшие доступ к информации о военных расходах, выводятся из-под ограничений международных режимов экспортного контроля. Им также оказывается помощь в получении новых технологий, необходимых для развития.

Для обеспечения добросовестной конкуренции нужен международный механизм, который не позволил бы транснациональным корпорациям злоупотреблять монопольным положением на рынке. Соответствующие функции антимонопольной политики могут быть возложены на ВТО на основе специального соглашения, обязательного для всех государств-членов. Оно предусмотрит права субъектов международного экономического обмена требовать устранения монопольных злоупотреблений со стороны ТНК, а также компенсации вызванных ими потерь за счет введения соответствующих санкций. В число таких злоупотреблений наряду с завышением или занижением цен, фальсификацией качества продукции и другими типичными примерами недобросовестной конкуренции должно входить занижение оплаты труда относительно регионального прожиточного минимума, подтвержденного МОТ. В отношении естественных глобальных и региональных монополий следует установить процедуры регулирования цен на разумном уровне.

В условиях неэквивалентного экономического обмена государствам следует оставить свободу регулирования национальных экономик для выравнивания уровней социально-экономического развития. Наряду с принятыми в рамках ВТО механизмами защиты внутреннего рынка от недобросовестной внешней конкуренции инструментами выравнивания служат разные механизмы стимулирования научно-технического прогресса и государственной поддержки инновационной и инвестиционной активности; установление государственной монополии на использование природных ресурсов; введение норм валютного контроля для ограничения вывоза капитала и нейтрализации спекулятивных атак против национальной валюты; удержание под национальным контролем важнейших секторов экономики; другие формы повышения конкурентоспособности.

Особое значение имеет обеспечение добросовестной конкуренции в информационной сфере. Доступ в мировое информационное пространство должен быть гарантирован всем жителям планеты в качестве как потребителей, так и поставщиков информации. Для поддержания открытости этого рынка следует применять жесткие антимонопольные ограничения, не позволяющие какой-либо стране или группе аффилированных лиц доминировать в информационном пространстве.

Для соблюдения всеми участниками глобального экономического обмена установленных международных и национальных норм необходим обязательный для всех режим санкций за их нарушение. Для этого – международное соглашение по исполнению судебных решений, выносимых в отношении участников международного экономического обмена вне зависимости от их национальной принадлежности. При этом необходимо предусмотреть возможность апелляции к международному суду, решение которого обязательно для исполнения всеми государствами.

Введение обязательных норм и санкций за их нарушение (также как и санкций за нарушение национального законодательства) предполагает примат международных соглашений над национальным законодательством. Государства, нарушающие этот принцип, должны ограничиваться в правах на участие в мировом экономическом обмене. В частности, их национальная валюта не принимается в международных расчетах, в отношении их резидентов могут применяться экономические меры, их деятельность на мировом рынке может ограничиваться.

Для осуществления описанных принципиальных изменений в международных отношениях требуется мощная коалиция, способная преодолеть сопротивление США и государств G7, извлекающих гигантскую выгоду из монопольного положения на мировом рынке и в международных организациях. Эта группа стран должна быть готова к применению санкций в отношении Соединенных Штатов и других государств, отказывающихся признавать приоритет международных обязательств над национальными нормами. Наиболее действенным способом принуждения США к сотрудничеству может стать отказ от доллара в международных расчетах.

Антивоенная коалиция должна выдвинуть мирную альтернативу гонке вооружений как средству стимулирования развития технологического уклада. Эта альтернатива – в широкой международной кооперации при решении глобальных проблем, которые требуют концентрации ресурсов в проведении прорывных научно-технических разработок. К примеру, проблема защиты Земли от космических угроз не имеет в настоящее время технического решения. Чтобы его получить, нужны научно-технические прорывы на основе интеграции интеллектуальных потенциалов ведущих стран мира и совместного финансирования соответствующих международных программ научно-технического развития.

Парадигма устойчивого развития в принципе отвергает войны. Вместо конфронтации и конкуренции она делает ставку на кооперацию и сотрудничество как механизмы концентрации ресурсов в перспективных направлениях НТП. Она лучше, чем провоцируемая геополитикой гонка вооружений, подходит как научно-организационная основа механизма управления становлением нового технологического уклада. Основными потребителями продукции последнего являются здравоохранение, образование и культура, развитие которых слабо стимулируется военными расходами. Но на эти отрасли непроизводственной сферы вместе с наукой в близкой перспективе будет приходиться до половины ВВП развитых стран. Соответственно подход, при котором тяжесть государственного стимулирования НТП переносится с военных расходов на гуманитарные, прежде всего на медицинские исследования и науки о жизни, является дальновидным. Поскольку государство обеспечивает свыше половины расходов на здравоохранение, образование и науку, такой перенос способствовал бы укреплению планомерного начала в управлении социально-экономическим развитием, что ограничивало бы действие разрушительных сил.

* * *

С 2017 г. в США начнется новый избирательный цикл, который, по всей видимости, будет замешан на русофобии как идейной основе фактически разжигаемой Вашингтоном мировой войны за сохранение собственной власти. К этому времени кризисное состояние американской финансовой системы может проявиться в сокращении бюджетных расходов, обесценивании доллара и ухудшении уровня жизни населения. Давление внутренних проблем и кризисов во внешней политике, с одной стороны, будет провоцировать рост агрессивности американского руководства, а с другой – ослаблять его положение. В случае интеллектуальной, экономической и военной мобилизации у России есть шансы не проиграть в конфликтах 2015–2018 гг., поскольку США и их сателлиты еще не будут готовы к открытой агрессии.

Самый опасный период для России наступит в начале 2020-х гг., когда начнется технологическое перевооружение развитых стран и Китая, а Соединенные Штаты и другие западные государства выйдут из депрессии 2008–2018 гг. и совершат новый технологический скачок. Именно в 2021–2025 гг. Россия может резко отстать в технологическом и экономическом отношении, что обесценит ее оборонный потенциал и резко усилит внутренние социальные и межэтнические конфликты, как это произошло с СССР в конце 1980-х годов. Конфликты будут разжигаться извне и изнутри, а почвой станут социальное неравенство, неравенство между регионами и экономические проблемы. Чтобы избежать самого негативного сценария, ведущего к распаду страны, необходима системная внутренняя и внешняя политика укрепления национальной безопасности, обеспечения экономической самостоятельности, повышения международной конкурентоспособности и опережающего развития экономики, мобилизации общества и модернизации ВПК.

К 2017 г., когда США начнут открыто и по всем фронтам угрожать России, российская армия должна иметь современное и эффективное вооружение, российское общество – быть сплоченным и уверенным в своих силах, интеллектуальная элита – владеть достижениями нового технологического уклада, экономика – находиться на волне роста этого уклада, а российская дипломатия – организовать широкую антивоенную коалицию стран, способную согласованными действиями прекратить американскую агрессию.

Россия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209583 Сергей Глазьев

Почему Запад повинен в кризисе на Украине

Либеральные авантюры, которые спровоцировали Путина

Джон Миршаймер – профессор политологии в Чикагском университете.

Резюме Вашингтону может категорически не нравиться российская позиция, но нельзя не понимать ее логику. Это «геополитика для чайников»: великие державы всегда крайне чувствительны к потенциальным угрозам по соседству.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 5, 2014.

На Западе преобладает мнение, согласно которому кризис на Украине вызван почти исключительно российской агрессией. По этой логике российский президент Владимир Путин прибег к аннексии Крыма ради осуществления своей заветной мечты возродить советскую империю, а впоследствии он может попытаться установить контроль над всей Украиной и другими странами Восточной Европы. По мысли апологетов этой теории, изгнание президента Виктора Януковича в феврале 2014 г. было лишь предлогом для Путина, приказавшего российским войскам захватить часть соседнего государства.

Но это ошибочная точка зрения: большую часть вины за кризис должны взять на себя США и их европейские союзники. Главная причина постигшей нас беды – это расширение НАТО, которое стало стержнем более широкомасштабной стратегии по выведению Украины из российской орбиты и ее интеграции с западным миром. Другими важными элементами были расширение ЕС на восток и поддержка Западом продемократического движения на Украине, начиная с «оранжевой революции» 2004 года. С середины 1990-х гг. российские лидеры твердо противостояли расширению НАТО, а в последние годы дали ясно понять, что не будут спокойно наблюдать за тем, как их стратегически важный сосед превращается в бастион Запада. Последней каплей стало незаконное свержение демократически избранного и пророссийского президента Украины, которое тот справедливо охарактеризовал как «государственный переворот». На эти действия Путин ответил захватом Крыма – полуострова, который, как он опасался, станет военно-морской базой НАТО. Он также дестабилизировал ситуацию на Украине, чтобы она забыла о своих планах стать частью Запада.

Не стоит удивляться подобной агрессивной реакции Кремля. Ведь Запад начал хозяйничать на заднем дворе России, угрожая ее ключевым стратегическим интересам, против чего Путин неоднократно и эмоционально предостерегал. Американские и европейские элиты были потрясены и застигнуты врасплох последними событиями лишь потому, что придерживаются ошибочного взгляда на мировую политику. Они склонны считать, что логика реализма неактуальна в XXI веке, а Европа может быть единой и свободной благодаря таким либеральным принципам, как власть закона, экономическая взаимозависимость и демократия.

Но этот генеральный план не сработал на Украине. Кризис в этой стране показывает, что реальная политика остается актуальной, и государства, которые пренебрегают ею, многим рискуют. Американские и европейские лидеры глубоко просчитались, попытавшись превратить Украину в оплот Запада на границах с Россией. Теперь, когда последствия этих неразумных действий стали очевидны, было бы еще более грубой ошибкой продолжать эту непродуманную политику.

Наносит публичное оскорбление

Когда холодная война закончилась, советские лидеры согласились с тем, что американские войска останутся в Европе, и блок НАТО не будет расформирован, поскольку им казалось, что это позволит воссоединенной Германии быть миролюбивой страной. Но ни они, ни их российские преемники не хотели, чтобы Североатлантический альянс расширялся, и исходили из того, что западные дипломаты понимают их озабоченность. Администрация Клинтона, по-видимому, мыслила иначе и в середине 1990-х гг. начала добиваться расширения НАТО.

Первый этап произошел в 1999 г. – тогда к блоку примкнули Чешская Республика, Венгрия и Польша. На втором этапе в 2004 г. в НАТО вошли Болгария, Эстония, Латвия, Литва, Румыния, Словакия и Словения. Москва горько сетовала и протестовала с самого начала расширения. Например, когда НАТО бомбила боснийских сербов в 1995 г., президент России Борис Ельцин сказал: «Это первое знамение того, что может происходить, когда блок НАТО приблизится к границам России… Вся Европа будет охвачена пламенем войны». Но русские тогда были слишком слабы, чтобы помешать. В любом случае это не выглядело слишком угрожающе, потому что ни один из членов блока не граничил непосредственно с Россией, за исключением крошечных стран Балтии.

Но затем альянс обратил взоры еще дальше на восток. На апрельском саммите 2008 г. в Бухаресте НАТО подняла вопрос о принятии Грузии и Украины. Администрация Джорджа Буша поддержала этот шаг, но Франция и Германия выступили против, поскольку не хотели раздражать и провоцировать Россию. В конце концов, нашли компромиссное решение: альянс не начал формальных процедур, ведущих к членству, но выступил с заявлением, в котором поддерживались устремления Грузии и Украины, и самоуверенно говорилось: «Эти страны рано или поздно станут членами НАТО».

Однако в глазах Москвы это был отнюдь не компромиссный вариант. Тогдашний заместитель министра иностранных дел России Александр Грушко сказал: «Членство Грузии и Украины в альянсе – это колоссальная стратегическая ошибка, которая повлечет за собой самые серьезные последствия для панъевропейской безопасности». Путин неоднократно заявлял, что присоединение этих стран к НАТО будет «прямой угрозой» для России. Одна российская газета сообщала, что в разговоре с Бушем Путин сказал без обиняков: «Если Украина будет принята в НАТО, она перестанет существовать».

Вторжение России в Грузию в августе 2008 г. должно было развеять любые сомнения относительно решимости Путина не допустить присоединения Грузии и Украины к альянсу. Президент Грузии Михаил Саакашвили, твердо намеренный привести свою страну в НАТО, решил летом 2008 г. вернуть в состав Грузии два сепаратистских региона – Абхазию и Южную Осетию. Но Путин хотел, чтобы Грузия оставалась слабой, разделенной и за пределами альянса. После того как начались боевые действия между грузинскими войсками и южноосетинскими сепаратистами, российские войска взяли под контроль Абхазию и Южную Осетию. Москва предельно ясно донесла свою позицию. Однако, несмотря на это ясное предостережение, НАТО так публично и не отказалась от своей цели интегрировать Грузию и Украину. И расширение блока продолжалось – в 2009 г. его членами стали Албания и Хорватия.

ЕС также продвигался на Восток. В мае 2008 г. он обнародовал инициативу по созданию «Восточного партнерства» – программы, которая, по мысли европейских стратегов, должна была способствовать процветанию таких стран, как Украина, и их интеграции в экономику Евросоюза. Неудивительно, что российские лидеры считают этот план противоречащим национальным интересам России. В феврале, до того как Януковича вынудили покинуть президентский пост, российский министр иностранных дел Сергей Лавров обвинил Евросоюз в попытке создать «сферу влияния» в Восточной Европе. В глазах Москвы расширение Европейского союза – это предлог для экспансии НАТО.

Последний инструмент, который Запад использовал для изоляции Киева от Москвы – усилия по распространению западных ценностей и продвижения демократии на Украине и в других постсоветских странах. Подобные планы часто влекут за собой финансирование прозападных политиков и организаций. Виктория Нуланд, помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии, оценила в декабре 2013 г., что Соединенные Штаты с 1991 г. инвестировали более 5 млрд долларов, чтобы помочь Украине добиться «того будущего, которое она заслуживает». В рамках этих усилий правительство США субсидировало Национальный фонд поддержки демократии. Эта некоммерческая организация финансировала более 60 проектов, направленных на укрепление гражданского общества на Украине, а президент Фонда Карл Гершман назвал эту страну «самым большим призом». После победы Януковича на президентских выборах в феврале 2010 г. Фонд решил, что новый президент мешает осуществлять поставленные цели, поэтому удвоил усилия, направленные на поддержку оппозиции и укрепление демократических институтов страны.

Методы социальной инженерии, применяемые Западом на Украине, вызывают тревогу у российских лидеров, они опасаются, что их страна может стать следующей мишенью. И это отнюдь не беспочвенные страхи. В сентябре 2013 г. Гершман написал следующее в газете The Washington Post: «Решение Украины стать частью Европы ускорит гибель идеологии российского империализма, олицетворяемой Путиным». И добавил: «У россиян также есть выбор, и Путин может оказаться в стане проигравших не только в ближнем зарубежье, но и внутри самой России».

Создание кризиса

Тройственная политика Запада – расширение НАТО, расширение Евросоюза и продвижение демократии – подлила масла в огонь, готовый вспыхнуть в любой момент. Искрой стали события ноября 2013 г., когда Янукович отверг крупную экономическую сделку, которую обсуждал с ЕС, и решил принять контрпредложение России на сумму 15 млрд долларов. Это породило антиправительственные демонстрации, усиливавшиеся в течение трех последующих месяцев и приведшие в середине февраля к трагической гибели ста человек из числа протестующих. Западные эмиссары в спешном порядке вылетели в Киев, чтобы помочь в урегулировании кризиса. 21 февраля правительство и оппозиция заключили договоренность, позволившую Януковичу остаться у власти до новых выборов. Но она тут же развалилась, и на следующий день Янукович бежал в Россию. В Киеве установилось правительство, прозападное и антироссийское до мозга костей. В него вошли четыре высокопоставленных чиновника, которых с полным правом можно было бы назвать неофашистами.

Хотя роль Соединенных Штатов в украинском кризисе не до конца понятна, ясно, что Вашингтон поддержал государственный переворот. Нуланд и сенатор-республиканец Джон Маккейн приняли участие в антиправительственных демонстрациях, а Джеффри Пайет, посол Соединенных Штатов на Украине, заявил после свержения Януковича, что «этот день войдет в учебники истории». Как выяснилось после опубликования записи телефонного разговора, Нуланд выступала за смену режима и хотела, чтобы премьер-министром нового правительства стал Арсений Яценюк, который в итоге и занял эту должность. Неудивительно, что россияне всех политических убеждений считают, что Запад сыграл значимую роль в изгнании Януковича.

Для Путина настало время переходить к решительным действиям против Украины и Запада. Вскоре после 22 февраля он приказал российским войскам отнять Крым у Украины, а затем присоединил полуостров к России. Эта задача оказалась сравнительно простой, поскольку многотысячный российский воинский контингент уже находился на военно-морской базе в крымском порту Севастополь. Крым также стал легкой мишенью, поскольку этнические русские составляли 60% населения и большинство жителей не желали оставаться в составе Украины. После этого Путин оказал серьезное давление на новое правительство в Киеве, убеждая его не солидаризироваться с Западом против Москвы, дав ясно понять, что развалит украинскую государственность и будет сеять хаос в этой стране, но не позволит Украине превратиться в западную твердыню на заднем крыльце России. С этой целью он предоставил советников, вооружения и дипломатическую поддержку пророссийским сепаратистам в Восточной Украине, которые подталкивают страну к гражданской войне. Он сосредоточил большую армию у границ с Украиной, угрожая вторжением в случае, если правительство попытается уничтожить мятежников. Кроме того, Путин резко поднял цену на газ, который Россия продает Украине, и потребовал выплатить задолженность за прежние поставки. Путин использует силовые методы.

Диагноз

Действия Путина нетрудно понять и объяснить. Наполеоновской Франции, императорской Германии и нацистской Германии пришлось преодолеть для начала огромные равнинные пространства, чтобы нанести удар по России. Украина представляет собой буферное государство, которое чрезвычайно важно для России. Ни один российский лидер не потерпел бы того, чтобы военный альянс, бывший до недавнего времени злостным врагом, занял Украину. И ни один российский лидер не стал бы праздно наблюдать за тем, как Запад помогает привести к власти на Украине правительство, твердо намеренное добиваться интеграции страны в западные структуры.

Вашингтону может не нравиться позиция Москвы, но ему следует понять логику, которая за ней стоит. Это «геополитика для чайников»: великие державы всегда чутко реагируют на потенциальные угрозы в непосредственной близости от собственной территории. Представьте себе ярость Вашингтона, если бы Китай сколотил сильный военный альянс и попытался включить в него Канаду и Мексику. Дело не только в логике – российские лидеры неоднократно говорили своим западным визави, что считают включение Грузии и Украины в НАТО неприемлемым, равно как и любые попытки настроить эти страны против России. Российско-грузинская война 2008 г. не оставила сомнений в решительном настрое Москвы.

Официальные лица из США и их европейские союзники утверждают, что изо всех сил старались успокоить встревоженную Россию и заверить в том, что у альянса нет планов, направленных против нее. Помимо постоянного отрицания того, что расширение НАТО направлено на сдерживание России, альянс никогда не размещал на постоянной основе вооруженные силы в новых государствах-членах. В 2002 г. был даже создан Совет Россия–НАТО с целью стимулировать сотрудничество.

Пытаясь еще больше успокоить Россию, США объявили в 2009 г., что развернут новую ракетную оборонительную систему на военных кораблях в европейских водах (по крайней мере на начальном этапе), а не на территории Польши и Чехии. Но ни одна из этих мер не сработала; русские по-прежнему категорически возражали против расширения НАТО, особенно за счет Грузии и Украины. И именно русские, а не Запад, в конечном итоге решают, что считать угрозой.

Чтобы понять, почему Запад, особенно Соединенные Штаты, не смогли уразуметь, что их политика на Украине закладывает фундамент для крупного столкновения с Россией, необходимо вернуться в середину 1990-х гг., когда администрация Клинтона встала на позицию расширения НАТО. Ученые-политологи выдвигали различные аргументы за и против расширения, но всеобщего согласия добиться не удалось. Большинство иммигрантов в США из Восточной Европы и их родственники, например, решительно поддерживали расширение, потому что хотели, чтобы НАТО защитила такие страны, как Венгрия и Польша. Немногие реалисты также одобряли эту политику, поскольку считали, что Россию все еще необходимо сдерживать.

Но большинство реалистов противостояли расширению, полагая, что едва ли нужно сдерживать переживающую упадок великую державу со стареющим населением и одномерной экономикой. Они опасались, что расширение альянса лишь стимулирует Москву сеять беды в Восточной Европе. Эту точку зрения четко изложил американский дипломат Джордж Кеннан в интервью 1998 г. – вскоре после того, как Сенат одобрил первый этап расширения НАТО. «Мне кажется, что русские постепенно начнут крайне враждебно к этому относиться, что повлияет на их внешнюю политику, – сказал он. – Думаю, что это трагическая ошибка. Для этого не было никаких причин: никто никому не угрожал».

С другой стороны, большинство либералов, в том числе многие ключевые фигуры администрации Клинтона, приветствовали расширение. Они считали, что окончание холодной войны ознаменовало фундаментальную трансформацию мировой политики, и новый постнациональный порядок пришел на смену логике реализма, когда-то преобладавшей в Европе. Соединенные Штаты были не только «незаменимой страной», как выразилась Мадлен Олбрайт, тогдашний госсекретарь, но также и «милостивым гегемоном», а потому вряд ли могут считаться угрозой в Москве. По сути дела, цель заключалась в том, чтобы весь континент стал похож на Западную Европу.

Поэтому США и их союзники стремились насаждать демократию в странах Восточной Европы, усиливать экономическую взаимозависимость между ними и встраивать их в международные организации. После победы в Соединенных Штатах либералам не составило большого труда убедить своих европейских союзников поддержать расширение НАТО. В конце концов, с учетом прошлых достижений ЕС, европейцы еще в большей степени, чем американцы, сроднились с идеей о том, что геополитика больше не играет никакой роли, а всеобъемлющий либеральный порядок позволит сохранить мир в Европе.

Либеральная точка зрения до такой степени возобладала в рассуждениях о европейской безопасности в первом десятилетии XXI века, что даже когда альянс взял на вооружение политику открытых дверей и бесконтрольного роста, расширение НАТО почти не встречало сопротивления со стороны реалистов. Либеральное мировоззрение – общепринятая догма среди нынешних американских официальных лиц. Например, в марте президент Барак Обама произнес речь об Украине, в которой постоянно говорил об «идеалах», мотивирующих политику Запада, и как часто этим идеалам угрожают «более традиционные, устаревшие взгляды на власть». По реакции госсекретаря Джона Керри на кризис вокруг Крыма видно, что он руководствуется теми же установками: «В XXI веке нельзя вести себя так, как это было принято в XIX, вторгаясь в другую страну под совершенно надуманным предлогом».

По сути, две стороны действовали, руководствуясь разными политическими принципами: Путин и его соотечественники мыслят и действуют как реалисты, тогда как их западные визави придерживаются либеральных взглядов на мировую политику. В результате Соединенные Штаты и их союзники неосознанно спровоцировали серьезный кризис вокруг Украины.

Взаимные обвинения

В том же интервью 1998 г. Кеннан предсказал, что расширение НАТО спровоцирует кризис, после которого сторонники расширения скажут примерно следующее: «Мы всегда говорили, что русские именно так себя ведут в силу своей природы». Как по заказу, большинство официальных лиц Запада представляют Путина истинным виновником безвыходного положения на Украине. В марте, согласно сообщению The New York Times, канцлер Германии Ангела Меркель предположила, что Путин утратил связь с реальностью. Она сказала Обаме, что Путин, по-видимому, живет «в другом мире». Хотя у Путина, вне всякого сомнения, имеется склонность к авторитаризму, нет никаких фактов, доказывающих его умственную неуравновешенность. Скорее напротив: он первоклассный стратег, которого следует бояться и уважать всем, кто оспаривает его внешнеполитическую линию.

Другие аналитики ссылаются на то, что Путин сожалеет о распаде Советского Союза и твердо намерен обратить вспять этот процесс путем расширения границ России. Такая версия представляется более правдоподобной. Согласно этому истолкованию, захватив Крым, Путин в настоящее время прощупывает почву, чтобы понять, не пришло ли время завоевать всю Украину или по крайней мере ее восточную часть. И в конечном итоге он будет вести себя агрессивно по отношению к соседним странам. С точки зрения некоторых аналитиков из этого лагеря, Путин – современный аналог Адольфа Гитлера, и заключение с ним каких-либо сделок будет означать повторение ошибки, допущенной в Мюнхене. Таким образом, НАТО должна принять в свои ряды Грузию и Украину, чтобы сдерживать Россию и не позволить ей угнетать своих соседей и угрожать Западной Европе.

При ближайшем рассмотрении этот аргумент не выдерживает критики. Если бы Путин был привержен идее создания Большой России, то эти его намерения как-то проявлялись бы и до 22 февраля. Однако не существует фактически никаких доказательств того, что он был склонен к захвату Крыма или тем более других украинских территорий до этой даты. Даже западные лидеры, поддерживавшие расширение НАТО, делали это не из страха перед тем, что Россия вот-вот прибегнет к военной силе. Действия Путина в Крыму застигли их врасплох и кажутся им спонтанной реакцией на изгнание Януковича. Сразу после февральских событий Путин сказал, что выступает против отделения Крыма, но затем быстро изменил свое решение.

Кроме того, даже если бы Россия этого хотела, она не сможет так легко завоевать и аннексировать Восточную Украину, не говоря уже об остальной территории страны. Примерно 15 млн человек, или треть населения Украины, живут между рекой Днепр, которая делит страну на две части, и российской границей. Подавляющее большинство этих людей хотят быть гражданами Украины и, конечно, будут сопротивляться российской оккупации. Кроме того, у довольно посредственной российской армии, не подающей особых надежд на превращение в современный «вермахт», мало шансов на покорение всей Украины. Москва находится не в том положении, чтобы оплачивать дорогостоящую оккупацию; ее слабая экономика еще больше пострадала бы от новых санкций.

Но даже имея мощную военную машину и впечатляющую экономику, Россия все равно оказалось бы неспособна осуществить успешную оккупацию Украины. Достаточно вспомнить о горьком советском и американском опыте в Афганистане, американском опыте во Вьетнаме и Ираке, российском опыте в Чечне, чтобы понять, что военная оккупация обычно заканчивается очень плохо. Путин, конечно, понимает, что пытаться покорить Украину – все равно что проглотить дикобраза. Его реакция на события в этой стране – оборонительная, а не наступательная.

Выход

Учитывая, что большинство западных лидеров продолжают отрицать тот факт, что поведение Путина может быть продиктовано законной озабоченностью относительно безопасности России, нет ничего удивительного в том, что они пытаются изменить его, идя ва-банк в проводимой ими политике и наказывая Россию, чтобы сдержать ее дальнейшую агрессию. Хотя Керри утверждает, что «рассматриваются все варианты», ни США, ни их союзники по НАТО не готовы применить силу для защиты Украины. Вместо этого Запад полагается на экономические санкции, чтобы заставить Россию прекратить оказание помощи повстанцам в Восточной Украине. В июле Соединенные Штаты и Евросоюз ввели третий этап ограниченных санкций, главной мишенью которых стали в основном высокопоставленные лица, тесно связанные с российским правительством, некоторые крупные банки с государственным участием, энергетические компании и оборонные предприятия. Прозвучала также угроза еще более жестких санкций против целых отраслей российской экономики.

Подобные меры не возымеют большого эффекта. В любом случае жесткие санкции с большой вероятностью могут повредить экономике западноевропейских стран, особенно Германии. Не случайно Берлин не хотел вводить их из опасений, что Россия может предпринять ответные меры и нанести ЕС серьезный экономический ущерб. Но даже если Соединенным Штатам удастся убедить союзников пойти на жесткие меры, Путин вряд ли изменит курс. История показывает, что страны готовы переносить большие тяготы и лишения ради защиты своих ключевых стратегических интересов, и нет повода считать, что Россия – исключение из этого правила.

Западные лидеры проводили провокационную политику, которая в первую очередь ускорила приближение кризиса. В апреле вице-президент США Джозеф Байден встретился с украинскими законодателями и сказал им: «Вам представилась вторая возможность завершить то, ради чего была совершена “оранжевая революция”». Директор ЦРУ Джон Бреннан не оздоровил обстановку, когда посетил Киев в том же месяце. По заявлению Белого дома, его визит был призван улучшить сотрудничество с украинским правительством в сфере безопасности.

Тем временем Евросоюз продолжает продавливать свое «Восточное партнерство». В марте Жозе Мануэл Баррозу, председатель Еврокомиссии, подытожил размышления ЕС по поводу Украины, заявив: «У нас есть долг проявить солидарность с этой страной, и мы будем работать над тем, чтобы она была как можно ближе к нам». А 27 июня наконец состоялось подписание экономического соглашения между Европейским союзом и Украиной, отказ от которого семью месяцами ранее стоил Януковичу президентского кресла. Также в июне, на совещании министров иностранных дел стран НАТО, было решено, что альянс останется открытым для принятия новых членов, хотя министры воздержались от прямого упоминания Украины. «Никакая третья страна не может накладывать вето на расширение НАТО», – заявил генеральный секретарь Андерс Фог Расмуссен. Министры иностранных дел также договорились поддержать меры для повышения военных возможностей Украины в таких областях, как командование и управление войсками, материально-техническое обеспечение и кибербезопасность. Российские лидеры, естественно, выразили возмущение подобными действиями; реакция Запада на кризис еще больше усугубляет и без того плохую ситуацию.

Однако кризис на Украине можно разрешить, хотя для этого Запад должен принципиально изменить подход к этой стране. Соединенным Штатам и их союзникам следует отказаться от плана вестернизации Украины и вместо этого попытаться сделать ее нейтральным буферным государством между НАТО и Россией, каким была Австрия в эпоху холодной войны. Западным лидерам следует признать: Украина так много значит для Путина, что они не могут поддерживать антироссийский режим в этой стране. Это не означает, что будущее правительство Украины должно быть пророссийским или антинатовским. Суверенная Украина, независимая от России и Запада, – вот цель, к которой нужно стремиться.

Для достижения этой цели Соединенным Штатам и их союзникам следует публично исключить возможность расширения НАТО на Грузию и Украину. Запад должен также помочь в разработке экономического плана спасения для Украины, который будет финансироваться ЕС, МВФ, Россией и США. Москве следует приветствовать это предложение, учитывая ее заинтересованность в процветающей и стабильной Украине на юго-западном фланге. И Западу стоит существенно ограничить методы социальной инженерии внутри Украины. Вместе с тем американским и европейским лидерам нужно призывать Украину к уважению прав меньшинств, особенно языковых прав русскоязычного населения.

Некоторые могут утверждать, что изменение политики в отношении Украины на этом позднем этапе может серьезно подорвать доверие к США во всем мире. Конечно, какие-то издержки неизбежны, но цена осуществления глубоко ошибочной стратегии может быть намного выше. Кроме того, другие страны, скорее всего, будут уважать государство, способное учиться на своих ошибках и вырабатывать целесообразную политику для эффективного решения возникающей проблемы. Выбор остается за Соединенными Штатами.

Нередко приходится слышать утверждение, что Киев имеет право сам решать, кто будет его союзником, и русские не вправе мешать объединению с Западом. Это опасный образ мышления для Украины, когда речь идет о внешнеполитическом выборе. Печальная правда заключается в том, что в политике великих держав на первый план часто выходит право силы. Абстрактные права, такие как право на самоопределение, оказываются бессмысленными, когда могущественные страны конфликтуют с более слабыми государствами. Имела ли Куба право создавать военный альянс с Советским Союзом в эпоху холодной войны? США, конечно, так не считали, и русские придерживаются той же логики, когда речь заходит о присоединении Украины к Западу. В интересах Украины понять эту правду жизни и вести себя осторожно во взаимоотношениях со своим более могущественным соседом.

Но даже если не принимать во внимание этот анализ ситуации и считать, что Украина имеет право направить просьбу о присоединении к ЕС и НАТО, Соединенные Штаты и их европейские союзники вправе отклонить такую просьбу, и это несомненный факт. У Запада нет причин принимать в свои ряды Украину, если она будет склонна проводить ошибочную внешнюю политику, особенно если защита этого государства не входит в жизненно важные приоритеты Запада. Потакание мечтаниям некоторых украинцев может слишком дорого стоить украинскому народу, если это спровоцирует серьезный военный конфликт.

Конечно, некоторые аналитики могут согласиться, что НАТО неправильно строила отношения с Украиной, но при этом утверждать, что Россия – недружественная страна, которая со временем будет становиться все более грозным противником, а потому у Запада нет иного выбора, кроме как продолжать нынешний курс. Но это глубоко ошибочная точка зрения. Россия – слабеющая держава, и со временем она будет еще больше ослабевать. Более того, даже если бы Россия была усиливающейся державой, то и в этом случае не имело бы смысла принимать Украину в НАТО по одной простой причине: США и их европейские союзники не считают Украину частью своих стратегических интересов или приоритетов, что ясно видно из их нежелания помогать этой стране военной силой. Поэтому было бы верхом глупости сотворить нового члена альянса, которого другие члены блока не намерены защищать. В прошлом альянс расширялся в силу убеждения либеральных политиков Запада, что ему никогда не придется делом подтверждать гарантии безопасности, которые он дает своим новым членам. Однако нынешние силовые игры России показывают, что если принять Украину в НАТО, это может привести к вооруженному столкновению между Россией и Западом.

Продолжение нынешней политики осложнит отношения Запада с Москвой и по другим вопросам. Соединенным Штатам нужна помощь для вывода оборудования из Афганистана через российскую территорию, подписания соглашения с Ираном по ядерной энергетике и стабилизации ситуации в Сирии. Фактически Москва в прошлом помогала Вашингтону по всем трем вопросам; летом 2013 г. именно Путин выполнил за Обаму самую трудную работу, склонив Сирию к подписанию соглашения, по которому она обязалась уничтожить арсеналы химического оружия. Тем самым он избавил США от необходимости нанесения удара, которым Обама угрожал Асаду. Когда-нибудь Соединенным Штатам также понадобится помощь России для сдерживания усиливающегося Китая. Однако нынешняя американская политика лишь толкает Москву и Пекин в объятия друг друга.

У США и их европейских союзников есть выбор, какую политику проводить на Украине. Они могут продолжать нынешний курс, который усугубит вражду с Россией и приведет к полному разорению Украины в процессе этого противостояния. В случае реализации подобного сценария проиграют все. Либо американцы могут изменить проводимую политику и направить усилия на создание процветающей, но нейтральной Украины, которая не угрожает России и позволит Западу восстановить конструктивные отношения с Москвой. При таком подходе выиграют все стороны.

США. Украина. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209582 Джон Миршаймер

Москва и Берлин: шанс на «любовь втроем»

Появилась ли трещина в американо-германском альянсе?

Дмитрий Шляпентох – профессор истории в Индианском университете Саут Бенд.

Резюме Германия не «разведется» с США, чтобы раскрыть объятия России. Но моногамные отношения между Вашингтоном и Берлином могут перерасти в своеобразную «любовь втроем», которая позволит Москве увеличить влияние в Центральной Европе.

В современной мировой политике простого выбора не бывает. Каждый шаг или решение имеет положительные и отрицательные коннотации, и это в полной мере относится к кризису на Украине и к действиям всех участвующих в нем сторон, включая Россию. Отказ Москвы от поддержки ополченцев на востоке Украины имел бы для России не только негативные, но и позитивные последствия, поскольку повысил бы шансы на сближение с Германией и увеличил влияние в Восточной и Центральной Европе, где наследие прежней империи кажется утраченным навсегда. В данном случае Москва могла бы эксплуатировать расширяющуюся пропасть между Вашингтоном и Берлином, которая образовалась вследствие превращения Германии в мировую державу.

Новые ходы Берлина

Политические обозреватели в последнее время настолько захвачены беспорядками в Ираке, Газe/Израиле и на Украине, что упустили из виду один важный нюанс: явное ухудшение отношений между Берлином и Вашингтоном и возможные последствия этого процесса. Не так давно Германия узнала (в основном из откровений Эдварда Сноудена), что Вашингтон шпионил за Берлином и даже прослушивал телефонные разговоры канцлера Ангелы Меркель, которая в конце концов призвала Обаму прекратить эту деятельность. Но совсем недавно в Германии поймали американского шпиона. В итоге официальный представитель ЦРУ был вынужден покинуть ФРГ. Другой шаг Берлина, на мой взгляд, еще важнее. После разразившегося скандала министр внутренних дел объявил, что Германия «отказывается от соглашения о недопущении шпионажа, которое она заключила с США и Великобританией после 1945 г., и начнет полноценную разведку и слежку за операциями по сбору разведывательной информации у себя в стране».

Отказ от одного из ключевых элементов немецко-американского альянса можно также расценивать как неявный выход из НАТО. Ведь Соединенные Штаты и Германия – союзники по Североатлантическому блоку, а по-настоящему союзнические отношения едва ли возможны без сотрудничества разведывательных служб. Это хорошо видно на примере взаимоотношений США с англо-саксонскими союзниками, такими как Великобритания, Австралия и Новая Зеландия. Офицеры разведки этих государств не только сотрудничают, но известны случаи, когда новозеландцы и австралийцы возглавляли группы, в которых американцы были их подчиненными. Почему бы офицерам спецслужб Америки и Германии не взаимодействовать аналогичным образом? Откуда возник подобный скандал и с чем связаны столь суровые меры? Кому-то может показаться, что причина в беспардонных действиях американцев и щепетильности немецкой элиты. Но дело не в этом.

Не рискуя сильно ошибиться, можно предположить, что Соединенные Штаты шпионили за Германией давно, но Берлин никак на это не реагировал. Эта разновидность геополитического подглядывания в замочную скважину принималась без всяких претензий – не только Германией, но и другими европейскими союзниками, которые «проглатывали» куда более серьезные недружественные жесты с американской стороны.

Более того, совсем недавно, в эпоху Буша, американская разведка открыто похищала в Европе лиц, подозреваемых в связях с террористическими группировками. Некоторые европейские правительства протестовали, но не были услышаны. Вашингтон продолжал вести себя так, как считал нужным, и правительства не предпринимали никаких видимых действий, чтобы как-то обуздать «большого брата». Конечно, Германия видится последней страной, способной на подобное, поскольку там по умолчанию продолжается процесс геополитического или даже культурного самоотречения. Между прочим, английский язык играет куда более заметную роль в немецких научных дискуссиях, нежели в любой другой крупной европейской, неанглоязычной стране, такой как Франция или Италия. Так почему же Берлин сегодня решился на этот беспрецедентный шаг? Это можно понять, только проанализировав немецко-американские отношения в более широком контексте.

От поражения к подъему

После Второй мировой войны Европа напоминала склеп. Германия была особенно сильно потрепана, побывав театром ожесточенных военных действий, в основном против Красной Армии, а также вследствие разрушительных бомбардировок, которые вели ВВС США и Великобритании. Страна понесла ужасающие потери на Восточном фронте; к тому же с территории СССР, а также Польши, Венгрии и Чехословакии прибывали миллионы беженцев. Немцы чувствовали свою вину за зверства, которые творили нацисты. Вдобавок территория Германии была разделена на два государства, и это свело на нет тысячелетние усилия германских лидеров от Арминия до Бисмарка, пытавшихся объединить немецкие земли в одно государство. Мало кто праздновал столетие немецкого единства в 1971 году.

В этой ситуации у Германии – по крайней мере Западной – особого выбора не было: покориться либо имперскому господству Советов, либо более гуманному протекторату Соединенных Штатов, и нет нужды говорить о том, что даже самые крикливые из левых политиков предпочли второе первому. Германия смирила гордыню и стала абсолютно лояльным союзником США. И, конечно, она не могла поддержать попытку французов восстановить в Европе влияние Парижа. Такое намерение выражалось явно и недвусмысленно в годы правления генерала де Голля, когда страна вышла из НАТО и создала собственные независимые ядерные силы. И все же по окончании холодной войны и после воссоединения ситуация стала меняться, что довольно отчетливо проявилось в новом представлении Германии о себе самой.

Новое самоощущение

Было бы совершенно неверно утверждать, что страна полностью оторвалась от прошлого. В официальных и неофициальных кругах Германии нацизм и Холокост по-прежнему считают абсолютным злом, исключение составляет разве что кучка неформальных маргиналов. (Германия – одна из очень немногих стран, где отрицание Холокоста преследуется по закону и грозит тюремным сроком.) И все же немецкие ученые теперь утверждают, что и союзники по антигитлеровской коалиции были небезупречны. СССР сыграл определенную роль в развязывании Второй мировой войны, приняв участие в расчленении Польши. На совести Красной Армии – массовые изнасилования женщин и другие зверства. Ковровые бомбометания англо-американской авиации причинили смерть сотням тысяч, если не миллионам гражданских лиц, а после войны Советский Союз и другие европейские страны, исходя лишь из представления о «коллективной вине» всех немцев, поощряли этнические чистки, в результате которых миллионы изгнаны с насиженных столетиями земель. И в такой интерпретации Германия предстает в образе не только мясника и палача, но и жертвы. История Германии реабилитирована, и немецкое государство больше не ассоциируется исключительно с агрессией и репрессиями.

Об этом свидетельствует, например, восстановление доброго имени «Старого Фрица» – Фридриха Великого. Прусского короля почитал Гитлер, и по этой причине он какое-то время был отодвинут на периферию общественного дискурса. Но теперь Фридрих восстановлен в правах (вместе с Прусским государством) как внесший вклад в развитие немецкой экономики, общества и культуры. Новое представление Германии о себе все чаще связывают с ее более твердой позицией во взаимоотношениях с США. Во время войны с Сербией (1999) Германия всячески избегала непосредственной вовлеченности в события. Еще меньше она желала войны с Ираком. Наотрез отказалась участвовать в военной операции против Ливии. Когда разразился финансовый кризис, в Германии выросли протестные настроения против безответственного управления финансами со стороны американских властей.

Украинский конфликт продемонстрировал, несмотря на возмущение Берлина аннексией Крыма и снижение популярности России в германском общественном мнении, сохраняющуюся предрасположенность Германии к Москве, даже если это задевает Вашингтон. Недавние шпионские страсти служат этому подтверждением. «Германское правительство публично указало на дверь руководителю службы ЦРУ в Берлине, – писало популярное американское издание The Daily Beast – Его российскому коллеге не были предъявлены аналогичные требования, хотя было понятно, что Москва держит в Берлине достаточно сильный разведывательный аппарат». Это все больше огорчает Вашингтон, где даже звучат предположения о том, что Германия отдалилась «от Запада». Между прочим, автор статьи также намекал, что Германия, возможно, не является частью Запада… В последний раз подобные намеки делались в годы Первой мировой войны, век тому назад, когда немцев сравнивали с «гуннами» и азиатами, враждебными цивилизованному Западу.

В чем причина такого изменения во взаимоотношениях? Можно утверждать, что это объясняется эксцентричным поведением лидеров в Берлине и Вашингтоне, но причину стоит искать глубже: в усилении Германии. Между прочим, она становится ровней Соединенным Штатам, постепенно догоняя их по экономической мощи. То есть все больше превращается в соперника.

Усиление Германии и упадок США

Понадобилось несколько поколений, чтобы залечить раны, нанесенные Второй мировой войной. Когда же они наконец затянулись, Германия продолжала экономическую экспансию, а в Америке начался экономический упадок, ускорившийся в начале XXI века. Американские экономисты, конечно, не согласятся с такой терминологией, указав, что экономический рост в Соединенных Штатах просто не столь впечатляющий, как хотели бы американцы. Они готовы признать два крупных спада в экономике и сослаться на «Великую рецессию». Но все равно будут доказывать, что их экономика на подъеме и, невзирая на все проблемы, развивается значительно быстрее, чем почти застойная европейская, в том числе германская, ведь об этом напрямую свидетельствует американская статистика.

Однако можно вспомнить известную поговорку: «Есть ложь, большая ложь и статистика». Дело в том, что в американской статистике все отражается как ВНП (валовый национальный продукт). Финансовые спекуляции, растущие слои бюрократии или управляющего персонала – все это засчитывается как экономические показатели. Подобным не отличалась даже советская статистика. Конечно, Госкомстат СССР мог так или иначе фальсифицировать данные, играть с цифрами и т.д. Например, искажать фактическое производство стали. Но предметом советской статистики все-таки была реальная сталь, а не количество чиновников в Госплане или ЦК, и рост бюрократии никогда не считался индикатором развития экономики. Безусловно, в данном случае советские статистики отличались от американских в лучшую сторону. И если взглянуть на экономику США сквозь призму реального производства, отбросив «услуги», то окажется, что она не только не выросла за последние два поколения, но и фактически сократилась. Дело не просто в том, что доля Америки снижается в мировом промышленном производстве – промышленное производство сокращается и в абсолютном выражении.

Например, Соединенные Штаты производят меньше автомобилей, чем 30–40 лет назад. Критики могут возразить, что объем изготовления автомобилей не является критерием жизнеспособности экономики; автоиндустрия – пережиток экономики прошлого, скажут они, не определяющий экономическое здоровье нации. Можно было бы согласиться, что снижение производства некоторых товаров не означает отрицательных последствий для национальной экономики. Например, если в Евразии за 3 тыс. лет резко снизилось производство колесниц, это не указывает на экономический упадок в регионе просто потому, что никто ими не пользуется в XXI веке. Но автомобили – главное транспортное средство в Америке, поэтому снижение их выпуска – одно из важных свидетельств деиндустриализации, а значит и упадка. Если американская экономика неуклонно падает, в Германии дело обстоит совершенно иначе. Сравнительно небольшой рост валового продукта связан с реальным подъемом производства в Германии, а не с эфемерным сектором «услуг».

Существует еще один экономический аспект, который обычно игнорируется в Соединенных Штатах. Постоянно снижается качество большинства товаров. Новые изделия могут быть изящнее, им придается лучший вид и т.д., но работают они хуже, чем предыдущие модели. Американский автомобиль прошлых лет потреблял больше бензина и был внешне не таким привлекательным, как его современный аналог, но служил гораздо надежнее и дольше, чем современное авто. И, конечно, не случалось такого явления, как массовый отзыв бракованных и опасных машин, и вовсе не потому, что прежде автопроизводители меньше заботились о потребителях, просто в таких акциях не было особой нужды, так как автомобили были добротно сделаны и безопасны в эксплуатации.

Все эти проблемы американской экономики не свойственны Германии. Рост валового продукта – настоящий, он связан с реальным сектором, и при этом качество немецких товаров никогда не страдало. В результате немецкая экономика в реальном выражении может быть не намного меньше американской. Например, если доверять рейтингу Forbs, Германия производит в два раза больше автомобилей, чем США. По крайней мере основные немецкие автоконцерны явно не уступают крупнейшим американским. Все это вместе взятое – жизнеспособность экономики Германии в целом и качество немецких товаров – начинает создавать проблемы для Америки.

Второй фронт: Берлин против Вашингтона

Подъем Германии ведет к негативным последствиям для Соединенных Штатов. Во-первых, Германия стала серьезным конкурентом для американских товаров. По мере того как американская промышленность умирает, ее магнаты перекладывают ответственность на другие страны, применяющие «нечестные» методы, которые мешают процветанию отечественной индустрии. Шумиха вокруг «несправедливой» конкуренции и махинаций – излюбленная пища средств массовой информации. Основное внимание, конечно, уделяется Китаю, который, с точки зрения СМИ, повинен во многих незаконных операциях: Китай «крадет» американские технологии, рабочие места, манипулирует курсом национальной валюты и совершает другие аналогичные преступления, которые приводят к вытеснению фирменного знака «Сделано в США» лейблом «Сделано в Китае». Эта история хорошо известна. Однако существует и другой фронт: американская промышленность оказывается под прессингом не только Востока, но и Запада, а именно Германии.

Казалось бы, «западный фронт» не должен представлять угрозы американской промышленности – просто потому, что немецкие изделия, например автомобили, оцениваемые в евро, должны считаться непозволительной роскошью. Вместе с тем по причине превосходного качества немецкие машины начали конкурировать на американском рынке с автомобилями отечественного производства. То же касается других товаров из Германии. Не так давно канцлер Меркель выразила неудовольствие заградительными пошлинами, которые препятствуют проникновению немецких товаров на американский рынок и справедливой конкуренции. Несколько месяцев назад газета The New York Times рассказала о том, как автомобили из Германии попадают в Новый Свет. Перед доставкой в США их разбирают на запчасти, а по прибытии в порты назначения снова собирают на американском конвейере. Таким образом, местные трудящиеся вносят какую-то толику своего труда, и автомобили могут частично считаться местными. По мнению автора этих строк, такого сюрреалистического способа доставки можно было бы избежать; гораздо дешевле и удобнее поставлять машины напрямую в собранном виде. Однако это приведет к протестам американских производителей, которые боятся немецкой конкуренции.

И все же конкуренция – не основная проблема. Вторая и главная причина нервозности заключается в том, что Германия расширяет влияние в Восточной Европе.

Восточная Европа и «Четвертый рейх»

Большинство жителей Восточной Европы ликовали после краха Советской империи, видя в нем конец российского влияния. В этой части мира, особенно в странах, которые веками конфликтовали с Россией, не находили особой разницы между ее царской и советской ипостасями. Подобно населению большей части постсоветского пространства, массы жителей Восточной Европы считали, что все их проблемы связаны со злокозненностью и влиянием тех, кого они считали своими «азиатскими» соседями. Они верили, что освобождение от России, рыночный капитализм, а также помощь и руководство США превратят их в процветающие нации. Их преданность новому вашингтонскому патрону была поистине безграничной. Неудивительно, что Дональд Рамсфельд, министр обороны в администрации Джорджа Буша, противопоставлял «новую Европу» маргинальной «старой Европе», отживающей свой век и не желающей безоговорочно принимать американское лидерство.

Но вскоре восточноевропейские страны пережили горькое разочарование. Американские рецепты быстро разрушили их экономику, и уровень жизни во многих странах резко упал. Сказать по правде, государства Восточной Европы не питают особого пиетета и к Германии. Тем не менее только Берлин оказал им финансовую помощь, и они нехотя согласились с ростом его мощи. Это едва ли могло порадовать США, так как в таком контексте влияние Берлина не усиливало влияние Вашингтона, а, по сути, конкурировало с ним.

Германская геополитика и Россия

Недавняя размолвка по поводу стандартов слежки – не результат повышенной щепетильности Меркель или особой наглости Обамы. Причины охлаждения между Берлином и Вашингтоном лежат гораздо глубже, и они не исчезнут после смены политического руководства в двух странах. Германия и Восточная Европа могли бы снова сблизиться с США только в случае видимой военной угрозы – например, прямого российского вторжения на Украину. Можно даже предположить, что это на самом деле вполне соответствует пожеланиям Белого дома, поскольку представляется единственным способом укрепления трансатлантических связей и поощрения европейцев к увеличению расходов на оборону в то время, когда средства Вашингтона быстро тают. Отсутствие же резких изменений такого рода может иметь следствием усугубление отчуждения между Германией и Соединенными Штатами, которое Москва могла бы эксплуатировать к собственной выгоде.

Конечно, надо быть реалистом. Германия не «разведется» с США и не бросится в объятия России, пытаясь обновить ось Берлин–Москва, о чем мечтают некоторые романтики из числа российских геополитиков-националистов, борцов с атлантизмом. Вместе с тем моногамные отношения между Вашингтоном и Берлином могут в недалеком будущем трансформироваться в своеобразную «любовь втроем». Москве по силам найти место в этом треугольнике, разделяя влияние и, возможно, даже какую-то форму господства на пространстве Центральной и Восточной Европы. Не исключено, что и Украина могла бы оказаться под влиянием этого трио или даже дуэта, поскольку в долгосрочной перспективе только Берлин со своими финансовыми возможностями и Москва со своим газом способны помочь Киеву не попасть из одного экономического и политического кризиса в другой.

США. Германия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 сентября 2014 > № 1209581 Дмитрий Шляпентох