Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

В порт Поронайск пришел новый собственник.

Единственный порт в центральной части восточного побережья Сахалина получил нового собственника и программу развития. Реконструкцией и модернизацией важного транспортного узла в заливе Терпения займется ООО «Порт Поронайск» (Санкт-Петербург), входящее в холдинг «Развитие транспортных проектов».

Сделка по приобретению порта новыми собственниками была заключена в ноябре 2015 г. Как рассказал Fishnews управляющий директор ООО «Порт Поронайск» Алексей Ферт, проект на Сахалине привлек холдинг своей перспективностью: структурные изменения, произошедшие в руководстве области, и активная реализация программ развития региона создают привлекательную среду для вложений.

Отметим, прежде основной сферой деятельности холдинга «Развитие транспортных проектов» являлась разработка, развитие и продвижение проектов на Балтике.

В планах новых собственников – реализация программы реконструкции и модернизации порта Поронайск. Она включает строительство современного рыбного терминала и терминала навалочных грузов; реконструкцию самого порта: крановых систем, причалов, контейнерных терминалов, складов и т.д. «И, конечно, учитывая близость шельфовых проектов, одно из направлений развития – это создание терминалов обслуживания буровых платформ», - сообщил Алексей Ферт.

На сегодняшний день компанией «Порт Поронайск» заключен договор и проведена экспертиза кранового хозяйства, ведутся переговоры по освидетельствованию причалов, гидротехнических сооружений.

По приблизительной оценке, общая стоимость проекта реконструкции порта составит порядка 20 млрд. рублей. «Мы оперируем такими цифрами, которые реально вложить и окупить в течение 25-30 лет. Но главное отличие нашего проекта от других – на начальном этапе мы планируем осуществлять все работы за счет собственных средств, без привлечения бюджетных денег», - отметил управляющий директор ООО «Порт Поронайск».

В перспективе собственники готовы рассматривать предложения от соинвесторов и входить с данным проектом в федеральные и областные программы развития, добавил Алексей Ферт.

Лед на Курильском озере закрыл «рыбный стол» для пернатых.

Впервые за десять лет одно из крупнейших озер Камчатки – Курильское – полностью покрылось льдом. Ихтиофауна водоема не пострадала, но замерзшие полыньи вынудили беркутов и белоплечих орланов переместиться на кормежку в Авачинскую бухту.

Уникальное природное явление наблюдают сотрудники службы охраны Южно-Камчатского федерального заказника. Обычно влияние Охотского моря, частые штормовые ветра, резкие перепады температур и выходы термальных вод не дают заповедному водоему полностью покрыться льдом. Однако в феврале две недели штиля при температуре ниже -20 градусов сковали поверхность Курильского озера толстым слоем льда, сообщили Fishnews в пресс-службе ФГБУ «Кроноцкий государственный заповедник» (в его управлении находится Южно-Камчатский заказник).

«Во время патрулирования территории мы прошли по озеру на снегоступах порядка 18 километров. Со смотровой вышки на кордоне Травяной оглядели горизонт во всех направлениях — водоем был полностью замерзшим, — рассказал госинспектор заповедника Константин Лепский. — Только в устье реки Хакыцин мы увидели небольшую полынью, где плавали утки и лебеди, а на льду сидели белоплечие орланы».

Обычно на водоеме концентрируются сотни хищных птиц, занесенных в Красную книгу РФ — белоплечих орланов и беркутов. Пернатые кормятся лососем: Курильское озеро — крупнейшее в мире нерестилище нерки. Замерзшие полыньи вынудили птиц частично передислоцироваться. Сейчас парящих крылатых хищников наблюдают над Авачинской бухтой жители Петропавловска-Камчатского.

«В Курильском озере обитают и воспроизводятся нерка, кета, кижуч, горбуша, девятииглая и трехиглая колюшка, арктический голец, кунджа. Нерка продолжает нереститься здесь до конца зимы, даже подо льдом», – отметил участковый госинспектор Алексей Маслов, ранее 30 лет изучавший популяцию озерновской нерки в КамчатНИРО. Он подчеркнул, что на состояние ихтиофауны ледостав никак не повлияет.

Россия и Китай упростили прохождение транзитных грузов по территории Казахстана, сообщает агентство ТАСС.

«Реализация соглашения между Россией и Китаем о грузовых автоперевозках транзитом через территорию Казахстана способствует сокращению временных затрат. Как пишет издание «Жэньминь жибао», договоренность позволила существенно упростить процедуру прохождения таможенных пунктов пропуска», - говорится в сообщении.

Как отметил представитель китайской транспортной компании Xinjiang Xinde International Transportation, «если раньше грузовые автомобили тратили на поездку в Россию неделю, то теперь нахождение в пути сократилось до двух суток».

Как отмечает газета, это событие рассматривается как существенный шаг к созданию международного транспортного коридора Китай – Европа в рамках реализации инициативы «Пояса и Пути» («Экономический пояс Шелкового пути» и «Морской Шелковый путь XXI века»).

Такого же мнения придерживается и российская сторона.

«Развитие китайского направления автомобильных грузовых и пассажирских перевозок очень важно именно сегодня – в момент активного развития транспортной отрасли нашей страны», - заявил генеральный директор Росавтотранса Алексей Двойных.

«Мы полностью готовы к реализации новых задач, поставленных Минтрансом России на этом стратегическом направлении. Благодаря имеющимся ресурсам филиальной сети от Владивостока до Калининграда и компетентности специалистов, результаты подобного рода мероприятий станут продуктивной платформой для развития транспортного сектора и послужат основой для принятия важных решений», - говорится в размещенном на сайте ФБУ «Росавтотранс» сообщении.

Китайское издание сообщает, что перевозчикам России и Китая в текущем году будет выдано по 1 тыс. бланков разрешений, позволяющих проходить границу в упрощенном режиме, сообщает КазТАГ.

Технология утилизации твердых отходов складывается из двух составляющих: переработка отходов и сбор самих отходов. Министр торговли и промышленности Денис Мантуров заявил, что в России планируется строительство мусоросжигающего завода.

По сообщению РИА Новостей, Россия очень надеется на передачу опыта от Японии в сфере постройки мусоросжигающего завода в столице или МО. Также стало известно, что и другие регионы весьма заинтересованы в этом: Бурятия, Ульяновская область, Татарстан.

Их интересуют работы подобных схем, поделился министр торговли и промышленности РФ Денис Мантуров во время пребывания в Токио с рабочим визитом. Повестка дня – посещение мусоросжигательного завода. Совсем скоро российская сторона хочет заняться созданием детального технико-экономического обоснования постройки завода в Москве или области. Министр уточнил, что дело уже сошло с места. Все продвигается к выбору самого региона и размещения таких же предприятий в России.

Данное направление является для России совершенно новым.

Также стоит отметить, что состоит оно из пары составляющих: переработка отходов и сам их сбор. Взяв во внимание то, что в стране нет сложившихся традиций, а также отвечающим этому правил по разделению отходов, сегодня нормативная база только-только начинает работу, а после этого наступит период практики – отметил Мантуров.

Есть множество разных технологий утилизации отходов, но РФ уже прошла немалый путь с коллегами-японцами.

Потому есть и кое-какие выводы: сегодня для России лучше всего подходит предпочтительная технология. Именно ее заманчивей всего запускать в работу в мегаполисах.

Опираясь на слова Мантурова, работа данных проектов дает производство электрической энергии и утилизации отходов, а также – это своеобразный толчок для экономической системы в части создания предприятия. Министр сказал, что Россия очень хотела бы взять для себя лучшее из опыта Японии, а также использовать его механизмы, которые тщательно отработаны у коллег.

Господин Мантуров отметил, что Российская Федерация каждый год производит почти 60 миллионов тонн твердых бытовых отходов. Также он указал, что помимо тех наработок со столицей, касательно Бурятии идут работы в разделе подбора территорий.

Доброфлоту нужны молодые кадры

25 февраля состоялась встреча крупнейшего на Дальнем Востоке оператора рыбной промышленности – группы компаний «Доброфлот» – со студентами и курсантами Дальрыбвтуза.

На сегодняшний день «Доброфлот» работает по четырем направлениям деятельности: вылов рыбы, морская и береговая переработка рыбы, ремонт и судостроение и сбыт продукции. Добывающий флот насчитывает 12 рыбодобывающих судов, 3 рыбоперерабатывающих плавзавода, 3 малых рыбоперерабатывающих судна и 6 транспортных судов-рефрижераторов. Компания активно наращивает мощности, предлагает работу молодым специалистам в море и на берегу.

Руководитель направления подбора персонала Наталья Леонова познакомила студентов и курсантов 3 и 4 курсов Дальрыбвтуза с возможностью прохождения производственной практики для повышения своих профессиональных навыков и последующего трудоустройства в компании.

В ходе презентации студентам и курсантам рассказали об условиях работы на одном из крупнейших в России плавзаводов «Всеволод Сибирцев», который имеет самое современное оборудование, а также бассейн, тренажерный зал, wi-fi и даже солярий.

Студенты Дальрыбвтуза узнали о возможностях трудоустройства на берегу на таких предприятиях, как жестяно-баночная фабрика, рыбоконсервный завод.

В ходе встречи специалисты по подбору персонала поделились информацией о том, какие специальности наиболее востребованы на сегодняшний день, какой уровень зарплаты для молодых специалистов предлагает компания.

Илья Шестаков и Олег Кожемяко обсудили вопросы развития рыбной отрасли

В Росрыболовстве состоялась встреча заместителя министра сельского хозяйства Российской Федерации – руководителя Федерального агентства по рыболовству Ильи Шестакова и губернатора Сахалинской области Олега Кожемяко. Стороны обсудили ход исполнения поручений Президента России по итогам заседания президиума Госсовета, в первую очередь вопрос о выделении 20% квот на инвестиционные цели, изменение налогового законодательства (в отношении ставки сбора за пользование водными биоресурсами), регулирование прибрежного рыболовства и развитие портовой инфраструктуры.

В настоящее время Росрыболовство продолжает доработку проекта федерального закона, предусматривающего выделение квот на строительство новых судов рыбопромыслового флота на российских верфях и рыбоперерабатывающих мощностей, внесение изменений в регулирование промышленного и прибрежного рыболовства, а также введение дополнительных обязательств для пользователей по освоению долей квот добычи водных биоресурсов.

«Сейчас завершаем подготовку двух наиболее важных проектов постановления правительства в развитие данного законопроекта: о порядке распределения инвестиционных квот и о регулировании прибрежного рыболовства», – сказал Илья Шестаков. Он отметил, что важно обсудить разрабатываемые нормы с субъектами и рыбопромышленниками.

Как сообщил Олег Кожемяко, от рыбопромышленников региона поступил ряд предложений по порядку распределения квот на инвестиционные цели. «Мы предлагаем их рассмотреть в рамках рабочей группы в апреле», – сказал он.

Кроме того, продолжил Илья Шестаков, при внесении изменений в налоговое законодательство нужно определить четкие критерии поселко- и градообразующих предприятий. «Думаю, вообще правильно передать эти полномочия на уровень субъектов – подписываете соглашения с такими предприятиями и затем информируете нас, какую социальную нагрузку они несут».

Глава Сахалинской области согласился с предлагаемым принципом. «Изменения в Налоговый кодекс требуют упрощенной модели – установить для всех ставку сбора на уровне 100% за исключением поселко- и градообразующих предприятий», – добавил Олег Кожемяко.

Далее стороны обсудили вопросы организации и проведения лососевой путины 2016 года. «Рыбацкое сообщество разнородное, у всех свои интересы. Нужно найти оптимальное решение, чтобы ресурс был справедливо распределен, и путина прошла удачно», – подчеркнул руководитель Росрыболовства.

Олег Кожемяко затронул вопрос о передаче дополнительных полномочий Комиссии по регулированию добычи (вылова) анадромных видов рыб для более оперативного регулирования промысла.

Илья Шестаков выразил готовность обсудить данный вопрос и сообщил, что в настоящее время Агентство рассматривает возможность делегирования дополнительных полномочий субъектам по ряду направлений. Это касается организации и регулирования рыболовства в целях обеспечения ведения традиционного образа жизни и осуществления традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока; регулирования любительского и спортивного рыболовства на водных объектах рыбохозяйственного значения, расположенных на территории одного субъекта; организации работы по подписанию акта выпуска объектов аквакультуры в водный объект; формирования и распределения рыбоводных участков для товарной аквакультуры.

Стороны также подробно обсудили возможности по изменению регулирования прибрежного рыболовства, в том числе на уровне региона. Кроме этого, Олег Кожемяко предложил ввести уведомительный порядок по заходу (выходу) в морской порт для небольших судов, чтобы они могли беспрепятственно поставлять свежую рыбу.

Губернатор также проинформировал о том, как продвигается работа по строительству холодильника в порту Корсаков, который позволит поставлять доступную рыбу жителям как Сахалина, так и центрального региона.

Наука предложит эффективные схемы взаимодействия с вузами

В рамках отчетной сессии дальневосточных рыбохозяйственных институтов в Южно-Сахалинске состоялось заседание Совета директоров научных организаций Ассоциации НТО ТИНРО.

В совещании традиционно приняли участие руководители отраслевых НИИ – ТИНРО-Центра, КамчатНИРО, СахНИРО, МагаданНИРО и другие члены Совета.

Одним из наиболее важных тем на повестке дня была интеграция науки и образования. В свете наметившихся тенденций были рассмотрены и проанализированы основные направления для усиления взаимодействия отраслевых научно-исследовательских институтов и вузов, целесообразность и риски интеграционных процессов.

Как рассказал председатель Совета директоров «НТО ТИНРО» профессор Лев Бочаров, основной целью интеграционных процессов является повышение эффективности деятельности вузов и НИИ и выполнение показателей мониторинга деятельности образовательных организаций. В то же время в сфере рыбохозяйственной науки и образования существует ряд факторов, исключающих возможность присоединения научных организаций к образовательным. В первую очередь это связано с тем, что согласно существующей нормативно-правовой базе (Федеральный закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов», постановления Правительства РФ «Об определении и утверждении общего допустимого улова ВБР и его изменении») осуществлять функции государственного мониторинга водных биоресурсов, заниматься рыболовством в научно-исследовательских и контрольных целях, готовить материалы, обосновывающие объемы общих допустимых уловов водных биоресурсов, давать рекомендации по объему и составу работ по искусственному воспроизводству водных биоресурсов могут только научные организации.

По мнению участников совещания, в настоящее время наиболее приемлемой формой интеграции вузов и НИИ является создание ассоциаций, способствующих развитию взаимодействия и повышению эффективности работы науки и образования. Поскольку никаких структурных объединений между вузами и научно-исследовательскими организациями не предполагается, процесс усиления взаимодействия должен пройти в достаточно короткие сроки. Эту точку зрения также поддержал руководитель Росрыболовства Илья Шестаков, поручив рыбохозяйственным вузам и НИИ проработать предложения по обеспечению действенных форм взаимодействия с целью повышения эффективности их деятельности.

Вторым вопросом было рассмотрение возможностей передачи функций мониторинга водных биоресурсов в пресноводных водоемах от региональных рыбводов – науке. Эта тема обсуждалась в рамках поручений руководства Росрыболовства, основной ее посыл заключается в устранении дублирующих работ у подведомственных организаций. Оценка состояния запасов и среды обитания водных биоресурсов внутренних водоемов является непосредственной задачей рыбохозяйственной науки, на материалах этих ежегодных исследований формируется прогноз допустимых уловов. В отличие от отраслевых институтов, рыбводы не имеют научных квот, поэтому делают только анализ фоновых условий среды обитания водных биоресурсов. По мнению руководства отрасли, целесообразным было бы освободить рыбводы от этой работы, передав ее рыбохозяйственной науке. Совет директоров подтвердил готовность ученых к приему функций региональных рыбводов.

Также руководители институтов скоординировали планы совместных научно-исследовательских работ на 2016 год, организацию работы наблюдателей и рассмотрели вопросы содержания и эксплуатации научно-исследовательского флота. В свете дефицита финансирования актуальность эффективной координации рыбохозяйственных исследований значительно выросла. Однако информационный обмен и взаимодействие между дальневосточными организациями в настоящее время уже хорошо отлажены – прошедшее совещание вновь продемонстрировало высокий уровень сотрудничества и взаимопонимания.

Минэкономразвития в январе подготовило 71 заключение об ОРВ

Минэкономразвития России в соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 17 декабря 2012 года № 1318 в январе 2016 г. было подготовлено 71 заключение об оценке регулирующего воздействия (далее – заключение об ОРВ), 32% которых – с отрицательными оценками.

Отдельного внимания из числа подготовленных заключений об ОРВ заслуживают следующие.

1. Минэкономразвития России концептуально поддерживает проект федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости…» (http://regulation.gov.ru/projects#npa=41361), разработанный Минстроем России в целях повышения защиты прав граждан-участников долевого строительства многоквартирных домов и (или) иных объектов недвижимости, одновременно обращая внимание разработчика на возможные риски принятия регулирования.

В частности, проектом акта устанавливаются требования к размеру собственного капитала^[1] (РСК): не менее 5% от произведения общей площади жилых помещений в многоквартирных домах^[2] на среднюю цену 1 м2 на первичном рынке жилья субъекта Российской Федерации, на территории которого осуществляется строительство.

В случае если РСК не соответствует такому требованию, сумма собственного капитала застройщика и собственных капиталов юридических лиц, заключивших договор поручительства с застройщиком, должна составлять не менее 1 млрд рублей.

Разработчиком не приводится обоснования ни способа определения РСК на основании средней цены 1 м2 на первичном рынке субъекта Российской Федерации, которая может значительно варьироваться в различных районах региона, ни устанавливаемого РСК в размере не менее 1 млрд рублей.

Так, в соответствии с данными Департамента строительства и архитектуры Мэрии города Новосибирска, если застройщик ведет строительство хотя бы одного не введенного в эксплуатацию многоквартирного дома с привлечением средств участников долевого строительства, то размер собственного капитала согласно предлагаемому требованию должен быть не менее 20 млн рублей^[3], что в 50 раз меньше предлагаемого проектом акта порогового значения в 1 млрд рублей.

Согласно позиции Управления государственного строительного и жилищного надзора Республики Саха (Якутия) только 25% застройщиков^[4] имеют размер собственного капитала свыше 40 млн рублей, соответственно оставшиеся 75% застройщиков в данном регионе не смогут осуществлять указанный вид предпринимательской деятельности. При этом максимально негативное влияние предлагаемое регулирование окажет на небольшие поселения, а также на арктические районы, где фактически нет строительных организаций, способных осуществить строительство типового многоквартирного дома собственными силами, что способно привести к прекращению строительства жилых домов в районах Крайнего севера, сокращению строительства в целом по республике.

Таким образом, требуется дополнительная проработка и обоснование целесообразности установления проектом акта пороговых значений РСК.

В противном случае предлагаемое регулирование на практике будет способствовать получению преимущества крупных застройщиков, осуществляющих строительство дорогого жилья в значимых городах регионов страны, перед мелкими застройщиками, осуществляющими деятельность по строительству жилья эконом-класса, в том числе в небольших населенных пунктах, что способно привести к остановке строительства жилья эконом-класса, разорению небольших строительных компаний, монополизации рынка долевого строительства многоквартирных домов и росту стоимости жилья в конечном счете (заключение Минэкономразвития России от 30 декабря 2015 года № 38541-ОФ/Д26и).

2. К прекращению торговой деятельности существенной доли организаций привела бы реализация положений проекта постановления Главного государственного санитарного врача Российской Федерации «Об утверждении санитарно-эпидемиологических правил «Санитарно-эпидемиологические требования к организациям торговли, реализующим пищевую продукцию» (http://regulation.gov.ru/projects#npa=12224).

Подготовленное Минэкономразвития России заключение составило более 43 страниц, 40 из которых заняли замечания к проекту акта.

Разработанное регулирование вступает в противоречие с законодательством Российской Федерации и Евразийского экономического союза (далее – ЕЭС), включает не определенные ни российским, ни евразийским законодательством понятия (например, «испорченный пищевой продукт», «подозрительный по качеству пищевой продукт», «доброкачественный пищевой продукт»), имеет оценочные характеристики, носит избыточный характер и ставит под вопрос возможность исполнения устанавливаемых требований.

В частности, проектом акта не допускается размещать специализированные рыбные и овощные магазины, а также магазины, площадью более 1000 м² в помещениях, встроенных, встроенно-пристроенных к жилым зданиям и зданиям общественного и административного назначения и иного назначения. Обоснований такого ограничения разработчиком представлено не было. А вместе с тем его реализация может привести к закрытию действующих в настоящее время супермаркетов и гипермаркетов (в том числе, например, сети «Перекресток», «Магнолия», «Азбука вкуса» и других).

Запрет нарезать торты и продавать их частями, упаковывать пищевые продукты под вакуумом, реализовывать переработанную плодоовощную^[5] продукцию, очищенные орехи и семечки, кондитерские изделия, снеки, не упакованные в потребительскую упаковку, существенно снизит объем продукции. В связи с отказом от реализации продукции «вразвес» и необходимостью приобретения продукции, упакованной в потребительскую упаковку, у хозяйствующих субъектов возникнут дополнительные затраты, что, соответственно, может привести к росту цен на оставшуюся в обороте продукцию (заключение Минэкономразвития России от 31 декабря 2015 года № 38756-ОФ/Д26и).

3. Проектом приказа «Об утверждении методов расчета рассеивания выбросов вредных (загрязняющих) веществ в атмосферном воздухе» (далее – методы расчета) Минприроды России предлагает изменить применяемые в настоящее время методы расчета, для выполнения которых природопользователями и государственными органами используются достаточно дорогостоящие программные продукты, разработанные с учетом требований действующего законодательства^[6] (http://regulation.gov.ru/projects#npa=37426).

Следует отметить, что указанное регулирование затрагивает деятельность более 24 тысяч юридических лиц^[7]. При этом анализ возможности дальнейшего использования существующих программных продуктов для расчетов рассеивания выбросов вредных (загрязняющих) веществ, а также экономических или юридических причин для их изменений разработчиком не приводится.

Вместе с тем предлагаемое усложнение методов расчета приведет, в числе прочего, к необходимости замены унифицированной программы расчета загрязнения атмосферы (далее — УПРЗА), что повлечет дополнительные расходы субъектов предпринимательской деятельности на приобретение переработанных программ УПРЗА, увеличению стоимости услуг по проведению расчетов, ужесточению нормативов выбросов загрязняющих веществ и другим рискам (заключение Минэкономразвития России от 27 января 2016 года № 1640-ОФ/Д26и).

4. Учитывая размер действующих для юридических лиц административных штрафов за нарушение требований пожарной безопасности (до 200 тысяч рублей), увеличение количества первичных средств пожаротушения на автозаправочных станциях (далее – АЗС), приводящее к дополнительным затратам, при отсутствии какого-либо обоснования такого увеличения, представляется чрезмерным (http://regulation.gov.ru/projects#npa=42466).

В частности, проектом постановления Правительства Российской Федерации «О внесении изменений в Правила противопожарного режима в Российской Федерации» МЧС России предлагает дооснастить островки для заправки грузового транспорта переносными огнетушителями (которые предполагается использовать, в том числе, в отношении легковых автомобилей), а площадки слива – и переносными, и передвижными огнетушителями. Однако автоцистерны, стоящие под сливом, укомплектованы переносными огнетушителями, что уже обеспечивает пожарную безопасность транспортного средства.

Также следует отметить, что, по мнению участников публичных консультаций, заправочный островок, предназначенный для заправки грузовых автомобилей, укомплектованный передвижными огнетушителями согласно действующему регулированию, в состоянии обеспечить также пожарную безопасность при заправке на этом же островке легковых автомобилей.

С учетом изложенного, предлагаемое регулирование не представляется оправданным (заключение Минэкономразвития России от 26 января 2016 года № 1477-ОФ/Д26и).

^[1] Определяется по данным бухгалтерского учета на последнюю отчетную дату, предшествующую дате государственной регистрации первого договора участия в долевом строительстве многоквартирного дома.

^[2] Строящихся застройщиком с привлечением средств участников долевого строительства и не введенных в эксплуатацию.

^[3] При средней цене за 1 м2 на первичном рынке в Новосибирской области (40 000 рублей) и примерной общей площади жилых помещений в не введенном в эксплуатацию доме (10 000 м2) РСК = 5%*(10 000 м2 * 40 000 рублей) = 20 000 000 рублей.

^[4] По данным отчетности за 3-й квартал 2015 года.

^[5] Квашеную, соленую, моченую, маринованную и др.

^[6] Методика расчета концентраций в атмосферном воздухе вредных веществ, содержащихся в выбросах предприятий (ОНД-86), утвержденная Госкомгидрометом СССР 4 августа 1986 г. № 192.

^[7] Имеющих стационарные источники выбросов вредных (загрязняющих) веществ в атмосферный воздух.

В Амурской области долги перед ПАО «Дальневосточная энергетическая компания» (ДЭК, входит в холдинг «РАО Энергетические системы Востока») составляют 606 млн рублей, в Приморском крае – 575,8 млн, в Хабаровском крае и Еврейской автономной области - 193,7 и 77,2 млн.

Так, в Амурской области проблемные потребители - организации водо-канализационного хозяйства п. Прогресс. Так, ООО «Водоканал-17» в прошлом году перечислило на счета ПАО «ДЭК» 700 тыс. рублей – это лишь 20% от суммы, предъявленной к оплате. Недоплаты ООО «КомСистемы» тянутся с июля 2015 года. Руководители муниципалитета и предприятий-должников в этом вопросе проявляют полное бездействие. По-прежнему большие сложности с в г. Свободный: ООО «Аква» (долг 18 млн рублей), ООО «Хоз-Альянс» (5,6 млн рублей) и ООО «Теплосеть» (22 млн рублей). Резко ухудшилась платежная дисциплина коммунальных предприятий г. Белогорска (суммарный долг составляет 53,7 млн. рублей), а также у теплоснабжающих организаций г. Зея – ООО «Тепло-10», «Тепло-16», «Тепло-20».

КГУП «Примтеплоэнерго» - единственное предприятие, обеспечивающее теплоснабжением большую часть Приморского края, с октября 2015 года систематически нарушает условия договора в части оплаты электроэнергии, долг предприятия более 260 миллионов. Не смотря на веденые в отношении неплательщика санкции, реакция со стороны руководства отсутствует.

В Хабаровском крае основной проблемой являются теплоснабжающие предприятия Верхнебуреинского муниципального образования (ООО «КОМРЕСУРС», ООО «БАМСЕРВИС»). В данном случае банкротство предприятий жилищно-коммунального хозяйства приобрело уже системный характер. Большинство предыдущих операторов объектов теплоснабжения, либо находятся в процедуре банкротства, либо окончили ее.

Еврейская автономная область – МУП «Водоканал» на протяжении года не платит за потребленный энергоресурс, ставя тем самым под угрозу водоснабжение населения целого города.

«Проблема неплатежей со стороны предприятий ЖКХ является одной из наиболее острых для Дальневосточной энергетической компании. Динамика последних лет показывает, что, к сожалению, этот вопрос носит системный характер, так называемые «неотключаемые», пользуясь своим положением, накапливают задолженность на протяжении длительного периода. В этом случае компания вынуждена идти на крайние меры, в виде ограничений, при этом мы стараемся, чтобы применяемые нами меры не сказывались на населении, которое исправно платит за коммунальные услуги.

«Мы ожидаем, что Федеральный закон №307-ФЗ от 03.11.2015 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с укреплением платежной дисциплины потребителей энергетических ресурсов», вступивший в силу 5 декабря 2015г., переломит ситуацию, так как ставит должников в более жесткие условия», - отметил заместитель генерального директора по сбыту ПАО «ДЭК» Сергей Хитун.

Теперь при заключении нового договора энергоснабжения потребители-юридические лица будут обязаны предоставить в адрес энергокомпании банковские гарантии, то есть поручительства банка оплачивать долги своего клиента за потребленные энергоресурсы. К административной ответственности будут привлекаться абоненты-неплательщики, нарушившие введенные энергетиками режимы полного или частичного ограничения энергоснабжения, а также режим самоограничения. Вплоть до дисквалификации руководителя ужесточена ответственность за безучетное и бездоговорное потребление электроэнергии, а также за самовольное подключение к электрическим сетям. Кроме того, почти в три раза увеличен размер неустойки за несвоевременные расчеты, теперь она составляет 1/130 ставки рефинансирования ЦБ РФ за каждый день просрочки.

Япония придет в российскую Арктику

Японцы могут получить до 5% в проекте НОВАТЭКа «Арктик-СПГ»

Алексей Топалов

НОВАТЭК хочет привлечь японских инвесторов в свой проект по производству сжиженного газа «Арктик-СПГ». Японцы весьма заинтересованы в закупках сжиженного газа, а РФ готова предоставить японским партнерам контрольные пакеты в российских нефтегазовых проектах. Однако, по словам экспертов, в данном случае японцы вряд ли получат более 2–5%, в том числе и потому, что сейчас производство СПГ не слишком выгодно из-за низких цен.

Крупнейший независимый производитель газа в России НОВАТЭК готов пригласить японских партнеров в проект «Арктик-СПГ». Об этом заявил зампред правления компании Денис Храмов на форуме «Торгово-промышленный диалог Россия – Япония». Он отметил, что партнерство по проекту «еще не сконфигурировано», однако НОВАТЭК рассматривает возможность привлечения японских компаний как серьезную опцию для российско-японского сотрудничества. И для японцев, по словам Храмова, она может оказаться уникальной.

«Арктик-СПГ» — второй проект НОВАТЭКа, ориентированный на экспорт сжиженного природного газа. Первый — «Ямал-СПГ» — должен быть запущен в следующем году. По словам Храмова, в совокупности оба проекта должны давать 33 млн т сжиженного газа к 2025 году (по 16,5 млн т каждый), эти объемы составят до 7% мирового рынка.

По «Арктик-СПГ» сейчас ведутся сейсмические работы и оценивается ресурсная база. На данный момент вероятные запасы оцениваются в 1,5 трлн кубометров газа. При этом, по словам Храмова, не вызывает сомнений тот факт, что по итогам геологоразведки запасы увеличатся, ресурсный потенциал составляет еще 2 трлн кубов. Начало коммерческого производства сжиженного газа запланировано на 2023 год.

Для японцев участие в проекте по производству сжиженного газа действительно может оказаться весьма привлекательной возможностью. После катастрофы на «Фукусиме-1» Япония отказалась от атомной энергетики, что увеличило долю газа в энергобалансе страны. Впрочем, в настоящий момент японцы перезапускают как минимум часть атомных мощностей.

Кстати, в июне прошлого года тот же Храмов, занимавший на тот момент пост первого замминистра природных ресурсов РФ, говорил о расширении присутствия России на газовом рынке Японии.

Сейчас японцы закупают российский сжиженный газ с завода на Сахалине. Японские Mitsui и Mitsubishi владеют 12,5% и 10% соответственно в проекте «Сахалин-2», в рамках которого и работает завод по сжижению газа. Контрольный пакет (50% плюс одна акция) принадлежит «Газпрому».

Вице-премьер РФ Аркадий Дворкович в интервью Nikkei 22 февраля говорил, что Россия готова предложить японским инвесторам контрольный пакет в российских нефтегазовых проектах. Правда, в каких именно, не уточнил.

Глава аналитического департамента ИК «Golden Hills – КапиталЪ АМ» Михаил Крылов полагает, что в «Арктик-СПГ» контроля у японцев все же не будет. С одной стороны, проект слишком важен с точки зрения макроэкономики, с другой — больше 2–5% в проекте японцы вряд ли смогут себе позволить. «Стоимость всего проекта — около $30 млрд, и она будет уточняться по мере геологоразведки, — отмечает эксперт. — А японские фонды инвестиций редко вкладывают более $400 млн в одно направление».

Впрочем, Крылов не исключает и того, что для НОВАТЭКа японцы могут сделать исключение, так как в СПГ они весьма заинтересованы. «Но на первых порах встречное движение в сторону внешнеэкономического сотрудничества в Восточной Азии всегда излишне осторожно», — указывает эксперт. Также он отметил, что сроки реализации «Арктик-СПГ» весьма велики и не каждый инвестор пробудет в таком проекте даже до середины, особенно учитывая прибыльность капитала на альтернативных направлениях.

В настоящее время производство сжиженного газа действительно сложно назвать слишком привлекательным бизнесом.

Глава Фонда энергетического развития Сергей Пикин указывает, что за год цены на СПГ упали примерно в два раза: если переводить из миллионов тонн в более привычные тысячи кубометров, СПГ сейчас стоит чуть более $150 за 1 тыс. кубов.

Низкие цены на СПГ выгодны японским покупателям, но для инвесторов вложения в производство сжиженного газа могут показаться в такой ситуации непривлекательными. Газ дешевеет вслед за нефтью, однако свою роль сыграло и снижение спроса на СПГ. Та же Япония, например, в прошлом году сократила импорт сжиженного газа почти на 4%, до 85,05 млн т. Это первое снижение закупок японцами сжиженного газа с момента аварии на «Фукусиме-1». При этом сами японцы ранее прогнозировали снижение импорта СПГ до 79,6 млн т. Япония же наращивает закупки менее экологичного угля: в прошлом году они выросли почти на 5%, или 114 млн т.

18 февраля 2016 г. в Москве состоялось 10-е заседание Смешанной комиссии по экономическому сотрудничеству между Российской Федерацией и Бельгийско-Люксембургским экономическим союзом (БЛЭС). Мероприятие было организовано при ключевой роли Торгового представительства России в Бельгии и Люксембурге.

Заседание Комиссии прошло под председательством заместителя Председателя Правительства РФ Дмитрия Рогозина, вице-премьер-министра, министра экономики, министра внутренней безопасности, министра обороны Великого Герцогства Люксембург Этьена Шнайдера и Чрезвычайного и Полномочного Посла Королевства Бельгия в Российской Федерации Алана Ван Мееувена.

Данное заседание Смешанной комиссии было организована после более чем двухлетнего перерыва. В мероприятии принял участие директор Департамента стран Европы, Северной Америки и международных организаций Минэкономразвития России, заместитель Председателя Российской части Комиссии Владимир Ткаченко.

В ходе 10-го заседания Смешанной комиссии обсуждалось торгово-экономическое сотрудничество между Россией, Бельгией и Люксембургом в таких направлениях, как промышленность, транспорт и логистика, энергетика, здравоохранение, финансы и инвестиции, строительство, перспективы взаимодействия в области инноваций, энергоэффективности, в алмазно-бриллиантовом секторе

В рамках мероприятия состоялся Деловой форум. В ходе сессий по инновациям и инвестициям, а также по сотрудничеству в области транспорта и логистики российские, бельгийские и люксембургские предприниматели обсудили текущие проблемы сотрудничества, а также направления будущей кооперации.

По словам руководителя российской делегации, в системе внешнеэкономических отношений Российской Федерации Бельгия и Люксембург являются особыми партнерами, с которыми нас объединяют значительный научно-технический и промышленный потенциал, традиционно крепкие и дружественные торговые связи. «К сожалению, нестабильная экономическая и политическая конъюнктура, санкционное противостояние негативно повлияли на наше сотрудничество и торговлю. По итогам 2015 г. объем российско-бельгийского товарооборота уменьшился по сравнению с 2014 г. на 34%, а с Люксембургом он сократился на 26%", - отметил он.

В рамках заседания комиссии были подписаны Меморандумы о сотрудничестве между АНО «Северо-Западное агентство развития и привлечения инвестиций» и некоммерческим партнерством «Ассоциация предпринимателей Бельгийско-Люксембургская Торговая Палата», а также Меморандум о сотрудничестве между ООО «Воздушные ворота Северной столицы», управляющей компанией аэропорта Пулково, и ЗАО «Грузовой терминал Пулково» с одной стороны и Управляющей компанией аэропортов Остенде-Брюгге и Управляющей компанией аэропорта Антверпен с другой.

Глава российской делегации отметил, что необходимо начать диалог между Евразийским Экономическим Союзом и ЕС. «Мы видим будущее этих отношений в формате общего экономического пространства от Владивостока до Лиссабона, которое будет опираться на соглашение о свободной торговле между этими двумя интеграционными союзами», - сказал он. В рамках единого экономического пространства ЕАЭС фактически создается мощный притягательный для бизнеса и инвесторов центр экономического развития, формируется общий рынок, которым могут воспользоваться бельгийские и люксембургские предприниматели.

В свою очередь, вице-премьер правительства Люксембурга Этьен Шнайдер отметил, что «последние события создали напряжение между ЕС и Россией».

По его словам, очередное заседание смешанной комиссии призвано улучшить диалог между сторонами. «Я считаю, что XXI век должен быть веком диалога и сотрудничества, чтобы не возникали "демоны" прошлого века», — сказал вице-премьер правительства Люксембурга.

Он отметил, что Россия обладает большими возможностями для инвестиций. «Мы бы хотели конкретизировать ряд проектов в России, а также дать возможность частному сектору развивать отношения», — добавил он.

Сотрудничество между Россией и Бельгией продолжает развиваться, несмотря на экономические трудности, заявил посол Бельгии в РФ Алекс ван Мееувен. "Мы можем сказать, что наше сотрудничество продолжается и вписывается в глубокие исторические отношения между нашими странами. Убежден, что они будут развиваться и далее", — подчеркнул посол.

Бельгийских и Люксембургских партнеров пригласили принять участие в двадцатом юбилейном Петербургском международном экономическом форуме, который пройдет на новой площадке «Экспофорум» с 16 по 18 июня 2016 г.

Долговые ямы местного значения

Регионам не хватит федеральной помощи, чтобы погасить свои кредиты

Арина Раксина

Уровень коммерческой задолженности регионов РФ, накопленной к настоящему моменту, и расходы, связанные с ее обслуживанием, власти признали критичным. Об этом в конце минувшей недели сообщил вице-премьер Дмитрий Козак. При этом он высказал уверенность в том, что этот уровень в 2016 году будет снижаться. Во всяком случае, такая цель обозначена как одна из главных задач правительства, которую оно собирается решить за счет программ поддержки субъектов Федерации. Независимые эксперты, опрошенные «НИ», предпосылок к снижению долговой нагрузки регионов, по крайней мере в течение ближайшего года, не видят.

Уместно вспомнить, что стремительный рост задолженности регионов перед федеральным бюджетом начался задолго до официального пришествия экономического кризиса в страну. Копиться долги начали еще с 2013 года, когда прекратила свой рост промышленность, замедлились инвестиции. 2014-й – с санкциями и обвалом нефтяных цен – обострил ситуацию до предела.

В результате, по данным Минфина РФ, на 1 февраля 2016 года суммарный долг регионов страны по разного рода обязательствам – от коммерческих и бюджетных кредитов до государственных ценных бумаг субъекта – составил астрономическую сумму в 2,335 трлн. рублей. При этом на коммерческие кредиты в этой сумме приходится чуть более 900 млрд. рублей, что, между прочим, превышает размер бюджетных кредитов (около 800 млрд. рублей).

При этом проблемы с дефицитом бюджета, по данным Счетной палаты, ощущают 75 из 85 российских регионов. Хотя, по оценке международного рейтингового агентства Standard&Poor’s, эта проблема не так критична – показатель регионального дефицита составил 170 млрд. рублей, то есть около 2% доходов бюджета, что ниже уровня 2014 года. Но это, как говорится, «средняя температура по больнице», которая скрывает разброс между регионами. Потому что если, скажем, Москва, Сахалинская область и Ханты-Мансийский автономный округ исполнили бюджеты 2015 года с профицитом, то у основной части регионов дефицит составил 20% от доходов.

В результате большинство субъектов уже пересмотрели свои бюджеты на 2016 год, и в 63 из них дефицит не превышает 10% расходов. Тем не менее только четыре региона смогли сверстать свои бюджеты с профицитом: Вологодская область запланировала профицит в 4 млрд. рублей, или 8,71% по отношению к запланированным расходам, Волгоградская область – 4,3 млрд. рублей (6,06% от расходов), Чукотский автономный округ – 1,1 млрд. рублей (4,78%) и Краснодарский край – 0,8 млрд. руб­лей (0,41%). Еще восемь субъектов Федерации обещают свести к концу года свои расходы с доходами в ноль. Но, как предупреждают эксперты, во-первых, исполнение бюджетов зависит от слишком многих факторов, которые сегодня трудно предсказать. А во-вторых, дефицит бюджета не равен задолженности.

Между тем Счетная палата РФ подсчитала, что в половине регионов страны по итогам 2015 года долговая нагрузка превышала 60% доходов, а в 12 субъектах она и вовсе превысила 100%. При этом аналитики агентства Standard&Poor’s со своей стороны отмечают, что перспектив к снижению долговой нагрузки на местах не просматривается, и к концу 2017 года общий долг российских регионов рискует достичь 4,3 трлн. рублей. К тому же, как уже сообщали «НИ», предстоящие выборы – сначала парламентские в 2016 году, а затем и президентские в 2018-м – только усугубляют проблему.

Да и базовые причины плачевного состояния регионов ни для кого не являются секретом – общее кризисное состояние российской экономики, падение прибылей предприятий и реальных доходов населения, что в свою очередь сокращает поступление по основным региональным налогам – налогу на прибыль и на доходы физических лиц. Директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич в разговоре с «НИ» обрисовала следующую картину падения российских регионов в долговую яму: первыми полетели современные машиностроительные регионы – высокотехнологичный автопром, который пришел в Россию вместе с западными компаниями и уперся в потолок платежеспособного спроса, так как у населения просто закончились деньги на массовые покупки авто. Страдает и полудепрессивное машиностроение. А вот территории с нефте- и газодобычей, по мнению эксперта, либо выходят в ноль, либо в плюс. Зато регионы военно-промышленного комплекса впервые за 25 лет растут, говорит г-жа Зубаревич. И объяснение здесь простое – все инвестиции у них бюджетные, а значит, «сколько хватит денег у федерального центра, столько они и будут расти».

При этом на регионы продолжают давить и возросшие из-за «майских указов» социальные обязательства. Отметим, что, по совокупной оценке регионов, их выполнение стоит 2,8 трлн. рублей. Минфин называет сумму в 4 раза меньшую – 700 млрд. рублей. Одной из причин такого разительного расхождения оценок глава Счетной палаты Татьяна Голикова назвала желание Минфина дистанцироваться от стоимости «майских указов». Напомним, что на плечи регионов легло порядка 70–80% обязательств по этому пункту, что в итоге стало для них неподъемной ношей и в совокупности с прочими причинами заставило наращивать дефицит, надеясь на помощь федерального бюджета.

А помощь эта оказывается не такой уж большой ввиду сложившейся кризисной ситуации в стране. Напомним, что доля безвозмездных трансфертов из федерального бюджета в 2015 году составила всего 17,4% в доходах региональных бюджетов России, хотя еще в 2014 году доля трансфертов составляла 19%, а в кризисный 2009 год – 27%. Так что центр делает ставку на бюджетные кредиты, которые отличаются от коммерческих низкой ставкой.

В 2016 году на развитие регионов, в том числе и в рамках антикризисных мер, решено было выделить 310 млрд. рублей (в 2015 году на эти цели выделялось 340 млрд. руб­лей). За счет этого механизма долю рыночных кредитов в структуре региональных долгов удалось снизить на 3,5%, но саму проблему долгов это никак не решило.

Однако, по оценкам независимых экспертов, 310 млрд. рублей покроют только 60% потребностей регионов. К тому же не стоит обманываться – эти средства пойдут пусть и на льготные, но все-таки кредиты, которые регионы должны будут возвращать в федеральный бюджет с процентами. Так что правительство, по сути, просто откладывает проблему рефинансирования долгов регионов на два-три года.

Тем не менее в самом правительстве строят довольно радужные планы. Так, по мнению Дмитрия Козака, снижению долгов в 2016 году будут способствовать сразу несколько факторов: обязательства каждого региона по снижению дефицита бюджета и объема государственного долга, рост собственных доходов (за 2015 год этот показатель составил 400 млрд. рублей) и сохранение на прежнем уровне финансовой помощи по сравнению с 2015 годом.

Но Наталья Зубаревич со своей стороны считает, что в регионах, где большой дефицит бюджета и высокий уровень долга по отношению к собственным доходам, сохраняются высокие риски для экономического развития. «А это больше половины субъектов Федерации, – уточняет эксперт. – Проблемы у них серьезные, но не взрывные, и Министерство финансов в ручном режиме как-то их разруливает. Но это «как-то» не может продолжаться бесконечно».

Боевыми стрельбами завершилось на полигоне Капустин Яр (Астраханская область) тактическое учение с подразделением реактивных систем залпового огня (РСЗО) «Смерч» Восточного военного округа, дислоцированного в Сахалинской области.

В ходе боевых стрельб расчеты РСЗО «Смерч» уничтожили цели, имитирующие командные пункты условного противника на удалении около 40 километров.

Контрольная группа после осмотра мишенного поля оценила огневое поражение назначенных целей на оценку «отлично».

Кроме того, по завершении боевой стрельбы расчеты РСЗО «Смерч» отработали оперативный отход и смену боевых позиций.

Пресс-служба Восточного военного округа

Как отметил начальник национального Центра по уменьшению ядерной опасности Сергей Рыжков, в период с 29 февраля по 5 марта в рамках реализации международного Договора по открытому небу совместная миссия США и Канады выполнит наблюдательный полет над территорией Российской Федерации на американском самолете наблюдения ОС-135Б с аэродрома Хабаровск (Новый).

В ходе выполнения полета по согласованному маршруту российские специалисты на борту самолета наблюдения будут контролировать строгое соблюдение согласованных параметров полета и применения предусмотренной Договором аппаратуры наблюдения.

Самолет ОС-135Б относится к классу летательных аппаратов, не предназначенных для применения какого-либо вооружения. Самолет и установленная на нем аппаратура наблюдения (аэрофотоаппараты) прошли международное освидетельствование, в котором приняли участие и российские специалисты, что исключает использование технических средств, не предусмотренных Договором.

Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации

Вице-премьер России Дмитрий Рогозин, курирующий вопросы ВПК и космической отрасли, сообщил, что отправляется на космодром Восточный.

"Вылетаю на космодром Восточный", — написал он в своем микроблоге в Twitter.

Строительство космодрома Восточный началось в Амурской области в 2012 году. Он станет первым национальным космодромом двойного назначения, и позволит обеспечить независимый доступ России в космическое пространство. Вместе с тем, РФ не отказывается и от использования космодрома Байконур, находящийся после распада СССР на территории Казахстана. Первый запуск с Восточного был запланирован на 25 декабря 2015 года, однако позднее его перенесли на 2016 год. Как ожидается, старт состоится 25 апреля.

Россия шла на Восток с миром

"Вестник Кавказа" совместно с "Вести FM" реализует проект "Национальный вопрос", пытаясь понять, как решают в разных странах разные народы, разные правительства в разные времена проблемы, возникающие между разными национальностями. Сегодня в гостях у ведущих Владимира Аверина и Гии Саралидзе историк, кандидат педагогических наук Марат Сафаров.

Саралидзе: Сегодня мы говорим о том, как строились взаимоотношения в момент освоения земель, куда приходили первопроходцы, сталкивались с народами большими, малыми. Можно ли назвать происходившее колонизацией, какие параллели можно провести с США, Канадой? Насколько были похожи процессы, которые происходили в России во время продвижения на Восток, и на территории Северной Америки?

Сафаров: Если брать опыт российского освоения Западной, Восточной Сибири, Дальнего Востока и североамериканский опыт, то можно проводить параллели. Здесь и схожесть климатических условий, но и схожие этносы встречались нам на пути освоения. Наши землепроходцы пытались наладить отношения примерно с теми же этносами, с какими английские, французские переселенцы и вообще европейцы сталкивались в Северной Америке. Этнос, который объединяет наши три страны, эскимосы, или как говорят в Северной Америке, инуиты. Они есть и у нас на Чукотке, они являются коренным народом Аляски и некоторых провинций Канады.

Вопрос не в том, какие этносы встречались на пути и как строились отношения, а была ли колонизация. Русскому опыту слово «колонизация» не подходит. Колонизация в Северной Америке, сопровождалась определенным насилием, это был тяжелый, во многом кровавый опыт. Это выкачивание ресурсов. Вместе с религией приходит культура другого типа, письменность, инфраструктура, но первый этап - большая катастрофа.

Аверин: Каждый хорошо представляет себе картину Сурикова «Покорение Ермаком Сибири». Разве оно шло не огнем и мечом?

Сафаров: Опыт русского продвижения в Западной, Восточной Сибири и на Дальнем Востоке имеет только один пример фактического столкновения с государством, в данном случае Василий Иванович Суриков это показывает, с Сибирским ханством. Все остальное – это племена, это люди, находившиеся на стадии родовой общины, это мирные люди. Североамериканский опыт – это тоже племенные союзы, но при этом применялось насилие.

У нас было свои минусы. Бурное освоение вовлекало людей в новые социально-экономические отношения. Вовлечение в то, что непривычно, приводило к определенным проблемам, но они никогда в России не носили кровавого характера. Сибирь покорили, хан Кучум был разбит, потом он отомстил Ермаку, но многие потомки Кучума переходили на русскую службу. Его внук Арслан был Касимовским ханом. Как-то эти элиты начали приобщаться. Да и Иван Грозный первоначально был в гневе от того, что Строгоновы при освоении Сибири устроили самоуправство.

Конечно, национальная интеллигенция всегда считает потери - языковые, бытовые, ушедшие традиции. Но многим народам письменность была принесена даже не советской властью, а миссионерами в XIX веке. Приобщение к церкви означало приобщение к другой культуре. Например, насколько сильно самосознание якутов и насколько сильна их культура, но всегда они помнят о тех миссионерах и землепроходцах, которые принесли туда вместе с православием большую книжную культуру.

Саралидзе: Были ли какие-то правила поведения при взаимоотношениях с местным населением.

Сафаров: Конечно, даже если взять ясачное право, специальные налоги, которыми облагалось местное население. Для многих из них приход России означал определенную стабильность. Части этих территорий, например в Южной Сибири – это перекрестки достаточно трудных отношений с кочевыми народами проживавшими вокруг. На смену одному феодализму азиатского типа, пришел другой феодализм, уже более утонченный, в котором есть место и праву. Но право, тут не надо иллюзий питать, работало не в защиту их интересов. Гуманизма никто ни из поздних Рюриковичей, ни из Романовых не проявлял. Церковь приходит и приносит гуманизм. В Российской Империи принадлежность к православию означала путь в образованию. При этом обязанностей особых не было. В войнах Российской империи они не участвовали, кроме части служивых людей специальных.

Заселение земель происходило не только русскими. Украинцы, белорусы приходили, татары волнами двигались на восток. В XIX веке в Сибирь переселялось много поляков, представителей народов Прибалтики.

Это определенное столкновение, но это не столкновение англо-французского колонизатора где-нибудь в Квебеке с несчастным индейцем, который не может ничего противопоставить. Он сначала думает, что какое-то божество к нему катапультировалось, а потом выясняется, что он потерял весь свой земельный участок. Я хотел бы, чтобы никто не подумал, что в этом историческом дискурсе мы хотим показать преимущество нашего опыта и низвергнуть опыт североамериканских государств. Ни в коей мере! Это не тема политического разговора, это именно историческая реальность.

Аверин: Насколько это было государственное дело? Когда мы берем британскую колонизацию, они отправились под флагом короны. Когда мы говорим про колонизацию североамериканского континента, в первую очередь представляется герой-одиночка. пионер-авантюрист, за которым уже идет государство. Когда мы говорим про расширение Московского царства, потом Российской Империи, то ведь первоначально это было не государственное дело, были Строгановы, которые на откуп получили огромную территорию на Урале и на северах, и стали все это расширять.

Сафаров: Да. Мешали их солеварням сибирские татары, они придумали найти казаков под предводительством Ермака Тимофеевича. Сибирский опыт, дальневосточный опыт даже в XX веке (государственные кампании переселения, великие стройки) предполагал наличие сильных духом людей. Это продвижение не добродушное, но крепкое, мощное, в своих собственных интересах, потому что за русским человеком шла Россия, за ним шла церковь как важный государственный институт. Но это делалось не огнем и мечом.

Аверин: Однако капища языческие уничтожались, культы запрещались, причем запрещались очень жестко.

Саралидзе: Был разный опыт. Многое зависело от черт тех народов и племен, с которыми сталкивались, и тех людей, которые пришли. Были ведь серьезные военные столкновения с чукчами, например.

Сафаров: Что касается капищ, то это обычное явление при столкновении религий, когда не проявляют терпения к традиционным культам, просто отменяются традиционные культы. Как князь Владимир когда-то Перуна сбросил в Днепр. Это такой символизм – наша вера победила.

Многие представители национальной интеллигенции в 1990-е годы сильно преувеличивали негативные последствия. Но так ли это воспринималось в XVII-XVIII веках, откуда бралось почитание Стефана Пермского, Иннокентия Святителя? Их ведь местные народы воспринимали в качестве святых. Сильный человек, особенно если он в ореоле какой-то святости, всегда у местных народов воспринимается как некий подарок небес. Но все-таки это было искреннее почитание, дошедшее до наших дней. Это говорит о том, что в целом при всех сбоях и противоречиях шло мирное заселение, а не колонизация.

Аверин: До продвижения в сторону Сибири были и новгородские земли. Иван Грозный пожег Новгород, подчинил его себе, затоптал. Историки говорят, что на столетие нет культурного слоя, до такой степени все было вытоптано. Потом обнуляются отношения тех народов, которые населяли эти земли, с государством российским, снова выстраиваются отношения. Эти процессы были похожи?

Сафаров: Были похожи, прежде всего, тем, что у этих народов не было государств. Государства с определенной структурой управления, с достаточно прочными элитами, не говоря уже о войске, с какой-то средневековой идеологией – это один разговор. А когда это племенные союзы – это совершенно другой уровень взаимоотношений с сильным, мощным государством. Казанский, астраханский, сибирский опыт – это совсем другой момент. Какую историческую память хранят сейчас люди, вспоминая о событиях XVI века. Спекуляции на эту тему остаются. Тем не менее это историческая память, это государства были. А финно-угорские племена государств не образовывали, но их ментальные особенности, их культурный опыт взаимодействия со славянами создал достаточно благоприятную ситуацию.

Саралидзе: Часто ведь сначала возникали торговые отношения.

Аверин: Сначала начинали торговать, а потом уже через торговлю все остальное шло. На североамериканском континенте никто с индейцами не торговал.

Сафаров: Северный морской ход, прошедший практически через поморские, финно-угорские территории и далее, выходил в эту зону освоения. Позже, в XX веке, со стороны некоторых государств чувствовались попытки перетянуть эти народы на свою сторону. В качестве такого классического примера можно привести опыт Финляндии, которая воспринимала карелов как часть своих интересов. Предвоенная Финляндия очень серьезно занималась этим вопросом.

Однако, если не брать влияние третьих сил, других государств, то местное население совершенно спокойно. Карелы приняли православие, это один из самых прочных в православии финно-угорских народов. Карелы, коми, мордва в Поволжье. Даже придумать нельзя какой-то конфликт в их опыте взаимодействия с русским народом. Сколько топонимов у нас в наших центральнорусских землях финно-угорского происхождения. А когда сталкиваются два государства, то совсем другой разговор. Это показал большой опыт и России XIX века, в том числе кавказские войны. Хотя это были в определенной мере недогосударства, но их прочная, сильная идеология мешала взаимодействию и миру долгое время.

Саралидзе: Если сравнивать процессы, которые шли в Северной Америке и в России, что произошло с языками.

Сафаров: Если брать опыт XX века, то здесь очень похожие процессы, в нашем государстве и у них. Это, конечно, глобализация. Все-таки XX век исключил всякое насилие, это совсем другой период, исторический опыт, но при этом языки стали терять все: и у нас, и в североамериканских государствах.

Аверин: Каким словом можно заменить тогда слово "колонизация"?

Сафаров: "Отношения", "освоение". Употребление термина «колонизация» - норма для западной историографии. Подмена понятий происходит. Но слово "коловнизация" не подходит. Это обусловлено отсутствием государственности, отсутствием конкретного противника, с которым необходимо вести борьбу.

Аверин: В Северной Америке тоже не было государственного конфликта.

Сафаров: Любой исторический период познается в сравнении. Допустим, если брать британский опыт, он совсем другой - покоренные народы постучали в двери своих покорителей. У нас же интересен другой момент, уже после того как статистика демографическая вошла в практику в XIX веке, мы увидели увеличение количества народов. Первая большая советская перепись 1926 года выделила столько разных народов, что сами народы, наверное, не знали, что они есть.

А в Северной Америке создавались резервации. У нас в советское время пугали этим словом. На самом деле резервации - не зона насильственного выселения людей, это национальный округ. Сейчас люди не очень-то желают там находиться. Многие резервации существуют формально.

Больше всего индейцев проживает в Лос-Анджелесе, к примеру. Они в принципе по Калифорнии были расселены, но им хочется жить в Городе Ангелов. Когда-то миссионеры или землепроходцы относились к ним как к малым детям, потому что они полагали, что коренные народы не соответствуют их пониманию цивилизации того времени, XVII века. Не очень хорошо сочетается между собой развитие еще большего вала законодательных инициатив по их защите и реальная действительность.

Аверин: Часто индейцев не устраивали те земли, в которые их пытались загнать.

Сафаров: Это всяческое манипулирование их поведением с точки зрения того, что они требуют этой защиты, не привело к позитивным моментам. Люди не хотят быть этнографическим элементом. Это не означает, что законодательство надо отменить полностью. Есть промысловые зоны, есть реально действующие экономически обоснованные проекты. У нас в свое время большие промысловые колхозы, совхозы были выстроены с учетом промысловых традиций. С другой стороны, отрыв детей от народных традиций и языка привел к тому, что дети возвращались потом к своим родителям людьми, которые совершенно не приобщены ни к быту, ни к культуре, и на разных языках говорят в прямом смысле этого слова.

Аверин: На Дальнем Востоке есть законодательство, которое поддерживает традиционные промыслы, выделяются квоты на использование морских ресурсов. Но местное население этими квотами торгует. Законодательство нельзя отменить, но оно, видимо, нуждается в значительной корректировке.

Саралидзе: С другой стороны, отменишь эти квоты, а ведь есть люди, которые действительно занимаются, например, китобойным промыслом.

Сафаров: Несмотря на создание общегосударственных структур по защите интересов коренных малочисленных народов, права, пусть со всеми проблемами и издержками, передаются на места. На этом нижнем уровне этот вопрос ручного управления теми же квотами и теми же правами, которыми наделяются коренные малочисленные народы, решается более эффективно. Учитывается миграция, переселение, мобильность. Опыт Романа Аркадьевича Абрамовича в руководстве Чукотки показал достаточно эффективное управление этими процессами.

Аверин: Был еще один этап продвижения и освоения, который называется у нас термином "гражданская война."

Сафаров: В эпоху гражданской войны позиции и положение вообще коренных народов на Дальнем Востоке, в Сибири, особенно в восточной Сибири, не было столь актуальной темой. Они, как некая такая сторона конфликта, практически не участвовали в войне, если исключить, допустим, южносибирские регионы, где там и барон Унгерн пытался бурят и прочие другие народы привлечь на свою сторону. Если взять остальные пространства этого региона, то не то чтобы они были индифферентны, когда вопрос стоял о раскулачивании, но хорошо об этом говорится в романе Фадеева «Разгром». Если пришли в какое-либо стойбище и забрали все, разумеется, они не очень хорошо к этому относились. Но как действующие силы они не участвовали в войне ни на стороне белх, ни на стороне красных.

Советский опыт интересен тем, что это был опыт очень быстрой организации национально территориальных структур на Дальнем Востоке и в Сибири, по образу и подобию того, что создавалось в центральной России, в Поволжье и в других регионах. Только если в Поволжье приходили ходоки к Ленину, в Наркомнаце заседали, то здесь никто в Москву не ходил, она сама на блюдечке преподнесла различные структуры.

До где-то примерно 1937-1938 года был колоссальный культурный прорыв. Это уже был не религиозный, не связанный с церковью, а советский проект. Шла разработка алфавитов, ко всем народам приходили в тундру и говорили - вот вам алфавит. Разрабатывали алфавиты ленинградские ученые, потом на базе этих работ созданы были факультеты.

Аверин: Модель такого советского освоения - фильм "Начальник Чукотки." Прелестная легкая живая комедия, но там не соврали по поводу того, как местное население смотрело на противостояние старой и новой российской власти.

Сафаров: Выпускались буквари, выпускались даже учебники, конечно художественная литература. По всему Союзу гремел великий писатель Юрий Рытхэу. Но я помню такой эпизод, как Рената Литвинова сдавала экзамен во ВГИК, она выдавала свои тексты за Юрия Рытхэу. И все верили в это. Но бурного запроса на возрождение культуры не было. В сравнении с народами не союзных, а автономных республик СССР, опять же тех же поволжских, я уже не говорю о северокавказских, где люди испытали колоссальные потрясения в XX веке и возродили свою культуру. Нет такого запроса и в Новом свете. 72% американских индейцев разговаривают на английском языке, они не знают никаких других языков кроме английского.

Саралидзе: А у нас статистика какая?

Сафаров: Она очень разная. Например, якуты уникальный народ. То ли какая-то тюркская харизма в них есть, то ли предки как-то в них звучат, но у них склонность к языку и сохранению языка очень высокая. Кинематограф в Якутии не дублируется, он выкладывается в интернет на якутском языке, следовательно, якутская молодежь понимает, о чем идет речь. Снижение их владения языком приводит и к снижению их численности. При том, что допустим антропологически человек может быть воспринят как представитель того или иного коренного малочисленного народа, сам себя таковым часто не считает. Другая ситуация с канадскими инуитами. Бытие определяет сознание. А там бытие таково, что сильно глобализироваться им природа не дает. Индейцы находятся в других зонах расселения. Поэтому сохранение у инуитов и эскимосов национальных традиций, языковых или культовых, как элемент их этнического самосознания определяется суровым климатом.

Вести FM

Дина ДУБРОВСКАЯ

From China with Love

+++ ——

Дина Викторовна Дубровская, по образованию (Институт стран Азии и Африки при МГУ) историк-китаевед, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН. Стажировалась в Китае. Автор двух монографий по истории Китая («Судьба Синьцяна» и «Миссия иезуитов в Китае»), ряда переводов англоязычных авторов и (под псевдонимом Анна Одина) собственной беллетристической трилогии «Четвертый берег» («Амфитрион», «Магистр», «Всадник») в соавторстве со Станиславом Михайловым, выпущенной издательством АСТ.

Не помню, как на самом деле звали того моего китайского друга-русиста, который сразу представился: «Леша». Он пришел ко мне в общежитие Гуманитарного университета сам, каким-то образом разузнав о приезде нашей стажерской группы и миновав местного вохровца-портье, защищавшего то ли нас от китайцев, то ли китайцев от нас. Войдя, юноша объявил, что учит русский язык, что хочет дружить и что он Леша. Прошло время, и у Леши все получилось — мы подружились, он чем-то торгует в России и «Лешей» стал настолько убедительным, что никто теперь и не вспомнит, как его зовут на самом деле.

Я давно уехала из того Китая, где остались Леша и дружба с ним, зато сам Леша как-то приезжал к нам в гости, будучи в Москве. Он расцвел, стал похож на настоящего сюцая1 , приобрел приятную полноту, привез нам в подарок белую вышитую шелковую скатерть и уехал назад. Тогда, в Китае, Леша как-то раз очень помог мне, найдя возможность отправить срочную телеграмму домой в Москву, проводив на почту и пройдя со мной все необходимые формальности до последней запятой (шел тот самый 1989 год, на пекинских перекрестках стояли автоматчики, была доинтернетная, да практически докомпьютерная эпоха… именно в Китае я впервые увидела персональный компьютер и странную штучку на веревочке под названием «мышь»). Помню, я отнекивалась — да не надо, мол, сама очередь достою, а потом до дома дойду. «Нет, — твердо сказал Леша. — Хорошее дело доводи до конца». Так китайский студент Леша стал для меня не только другом, но и совестью.

И вот мы приближаемся

«Каменные львы на мосту Лугоуцяо — не сосчитать».

Китайская поговорка-недосказание

…Они стояли вдоль железнодорожных путей — справа и слева — навытяжку, в синих, неизбежно чуть помятых формах и фуражках; на лицах не значилось ничего, казалось, и самих лиц не было, смотрели они не на нас, а на въезжающий в Срединное государство поезд. И мы въехали.

Мне хочется рассказать именно о том, давнем, путешествии, когда мне довелось увидеть много провинции и когда еще не весь остальной мир был «Made in China», ибо именно эти впечатления, а не беглые восторги, окружающие какую-нибудь конференцию, оставляют ощущение прикосновения к живому народу. И расскажу я, наверное, не обо всех — даже важнейших — сторонах жизни и культуры Китая, не обо всех чертах «национального характера» китайцев. Попытаемся сложить пусть небольшую мозаику, а что получится из нее — складная картинка или китайский росчерк тушью — будет видно.

Так вот, то была длинная полугодичная стажировка, я только-только защитилась и поехала в «страну изучаемого языка» от тогдашнего МинВУЗа — бесплатно и с огромной стипендией, раз в двадцать превышавшей зарплату моих местных китайских профессоров. В сентябре 1989 года мы въехали в Китай на поезде, отмахав всю Россию-матушку: от Москвы, мимо ристалищ, капищ, славного моря священного Байкала, по КВЖД до пограничного городка Забайкальска, находящегося через границу от китайского городка Маньчжурия (Маньчжоули). Там были строго досмотрены китайскими пограничниками, жертвой одной из которых — длинноволосой красавицы все в той же синей форме — стал целлофановый пакет с яблоками, торжественно конфискованный в соседнем купе. Та торжественная встреча поезда — то ли встреча, то ли конвой — произвела довольно тягостное впечатление. Зато совсем не тягостное, а восторженное впечатление произвела китайская провинция. Вот только что окрестности советского Забайкальска окружало двое-трое суток пустоты, великое и никому не нужное ничто, а после условной черты перехода, существующей лишь на карте, но не в природной действительности, та же самая стылая степь почему-то превратилась в колосящийся гаолян2 ростом с человека и прочие агрокультуры.

В Китае мало пахотной земли. Популярная шутка гласит, что распаханы в нем даже промежутки между рельсами. Вот и колосится степь, ведь китайцы, кроме всего прочего, очень трудолюбивы — не сами по себе, а по необходимости. Традиционно у крестьянина не было никаких выходных — только сезонные праздники, свадьбы да похороны. Не менее традиционна, впрочем, китайская бытовая ксенофобия. Белых и любых нежелтых лиц в стране очень мало, поэтому европеец до сих пор будет вызывать повышенное внимание, какой-нибудь ребенок наверняка назовет его гаобицзы — «высоким носом», янгуйцзы — заморским или рыжеволосым дьяволом, и в принципе никакого доверия к иностранцам в традиционном Китае — а мы попытаемся поговорить именно о нем — не было и нет.

Да и откуда взяться этому доверию? Ведь Китай в собственном сознании всегда был именно Срединным государством, окруженным варварами, различавшимися лишь расположением по сторонам света (идея для античной Греции, скажем, вполне понятная). Не нужен был Поднебесной внешний мир, все приезжали к императору сами, привозили дары, клали земные коутоу3 , вступали в номинально даннические отношения (как, например, расценивала Палата внешних сношений приезд европейских посольств тех держав, которые потихоньку пилили Китай на части в XIX веке). Между тем, «дань» и дары были формой международного обмена и торговли — отдаривали данников еще более щедрыми дарами. И все же самооценка великого Срединного государства отнюдь не была беспочвенно завышенной: на Западе был Рим, а на Дальнем Востоке — Китай. Его иероглифика, календарь, системы мышления, культура и управленческие структуры копировались или моделировались странами, входившими в pax sinica4 — от Вьетнама до Японии, — по образу и подобию Срединного государства.

Но наш поезд миновал торжественный конвой пограничников, и мы въехали в Китай, направляясь к Пекину. А пока мы едем, я расскажу вам про Китай не по учебникам, про Китай без гнева и пристрастия и, главное, про Китай без придыхания, а для этого нам нужно будет понять…

Что больше всего ненавидят китаисты?

Удивительным образом это будут три совершенно прекрасные вещи: чай, иероглифы и ушу.

Это все наше время — время повышенных возможностей виновато, счастливая эпоха доступного и нескончаемого образования. Люди, закончившие «для родителей» какой-нибудь юрфак, с облегчением выдыхают и идут (или едут) учиться тому, о чем всегда втайне мечтали. Любители индийского кино в худшем случае едут в Гоа или по маршруту Дели—Агра—Каджурахо, а в лучшем обучаются индийским танцам и языку хинди. Любители Ренуара в худшем случае покупают книги Паолы Волковой, а в лучшем открывают для себя искусствоведение в Высшей школе экономики или в РГГУ. Любители Александра Дюма в худшем случае осваивают французский язык по самоучителю, а в лучшем едут в Париж и находят там площадь Вогезов. Ну а любители Востока? Вот мы и подошли к ответу на заглавный вопрос. Любителем Дальнего Востока быть очень просто: тут тебе и афористичная философия, и красивые понятия типа «благородного мужа», и Брюс Ли с Шаолинем, и жасминовый чай, доступный в любой окрестной «Магнолии». И рисовать по-китайски кажется просто! Купил китайские кисти и тушь (тоже в наши дни не проблема), сел по-турецки, напитался чем-то типа энергии ци5 (которую чаще назовут у нас «чи») и давай расчеркивать! Тут недалеко и до иероглифов.

Все описанные практики не имеют ничего общего с предметом любви нашего гипотетического любителя. Заниматься руко- и ногомашеством в полуподвальной секции тайцзицюань или в пекинской школе ушу здоровью западного человека не намного полезней, чем фитнес-пилатесом в каком-нибудь клубе «World Class», а с точки зрения меридианов и параллелей традиционной китайской медицины-физиологии, в лучшем случае впустую, а в худшем — опасно. Любой китаец умеет заниматься и занимается тайцзицюань — дыхательно-двигательной гимнастикой, доступной здесь любому от мала до велика. По утрам в пекинских (и остальных — по всей стране) парках можно увидеть группки и отдельно стоящих старичков и старушек, красиво «гоняющих облака» плавными округлыми жестами рук, при этом одинокий практик чаще всего будет стоять спиной к дорожкам и лицом к кустам — чтобы прохожие не сбивали концентрацию. Рядом, если повезет и если вы пришли совсем рано, вы увидите людей с птичьими клетками — в Китае принято выгуливать своих пернатых. Но как это — быть в Китае и не освоить тайцзи?!

Мы ответственно принялись учиться этой великой системе дыхания и физической активности у наших китайских друзей, но вскоре оставили это занятие. Механически повторять плавные движения мне с моим боевым фигурнокатательным прошлым слишком легко и бесполезно, нет нагрузки, а неуловимая энергия ци, которая так и норовит правильно протечь через учителя, через европейца не течет и все — хоть ты тресни; так что уж лучше степ-аэробика. Ушу, как известно, — боевая проекция тайцзицюань, и на то, чтобы освоить даже только внешнюю сторону этого восточного боевого единоборства, нужно положить жизнь, но внешняя сторона не имеет никакого смысла без того онтологически естественного для китайца ощущения жизни в потоке ци, которую мы и перевести-то толком не можем, не то что использовать. В общем, как говорят китайцы, не надо «подметать двор, когда дует ветер, и поливать улицы, когда идет дождь». Среди современных отечественных китаистов есть лишь один, всерьез занимающийся ушу, остальные почему-то предпочитают гантели, зумбу6 , бег трусцой и тренажеры. Теперь, приблизительно разобравшись с первой нелюбовью китаиста, оставим чай и иероглифы на потом и поговорим о высоком.

Fluctuat nec mergitur

Это девиз Парижа — «Колеблем волнами, но не тонет», хотя вот уж что действительно не тонет, так это древнейшая в мире, не прерывавшаяся в своем развитии никогда китайская цивилизация. Даже Индию завоевали арии, перебив хребет дравидийской цивилизации и принеся на субконтинент ведическую традицию, а вот Китай, сколько ни завоевывали, ничего особо нового привнести в него не могли. Напротив, что чжурчжэни, что чингизиды, что маньчжуры сами оказывались прочно завоеваны завоеванной цивилизацией, слезали с лошадиных спин, обосновывались в древних застенных столицах, называли себя императорами — хуанди, принимали китайские тронные имена, основывали новые династии, обзаводились гаремами и евнухами. Учились китайской грамоте. В китайской матрице подобное развитие событий заложено издавна и большого чувства трагизма не вызывает: главное, чтобы Поднебесная продолжала жить, шестидесятеричный годовой цикл — «циклировать», оросительная система функционировать, Хуанхэ особенно не шалила и луга заливало по плану, а не непредсказуемыми наводнениями, чтобы хватало чумизы7 , гаоляна и, наконец, риса. Но прежде чем мы посмотрим, как круговращается, бесконечно повторяясь, китайская династийная государственная схема, обратимся ненадолго к сюжету о том, как французы учились жить по-китайски.

После «Книги Марко Поло», после многочисленных, зачастую восторженных отчетов миссионеров-иезуитов, потрясенных эффективностью функционирования и размахом цивилизации Минского, а потом и Цинского Китая, его прагматической конфуцианской мудростью и слаженностью, философы эпохи Просвещения назначили образцом для государей западного мира не кого иного, как китайского императора. Почему? Да потому что, по мысли просветителей, в Китае нет ни государственной религии, ни священнического сословия, и сам богдыхан лично проводит ранней весной первую борозду возле храма Неба и Алтаря Земледелия в Северной столице — Пекине-Ханбалыке, зачиная, таким образом, годовой аграрный цикл Поднебесной.

Вольтер ехидничал по этому поводу: «Что же сделают наши монархи, когда узнают о подобной практике? Станут восторгаться, вспыхнут… и примутся копировать». Как в воду глядел. Вольтер вообще очень показательно восхитился Китаем, заявив знаменитое: «Когда наши предки еще бегали шайками по Арденнским лесам, в Китае уже существовала развитая государственность, монархи, письменность, философия и сословная иерархия». И он, и Монтескье, и вся эпоха Просвещения увидели в далекой стране Катай8 этико-политический идеал, обладавший всеми необходимыми качествами такового: он был далек, практически недостижим, непонятен, экзотичен и красив. Истинное положение дел никого, конечно, не интересовало: далекий Китай был не объектом изучения, но фигурой сравнения, оселком, на котором можно было править прогрессивные идеи. В общем, как говорят китайцы, «собака ловит мышей», или, как скажем мы, — все в сад, где короли сажают капусту.

Идея «монарха-первосвященника и пахаря» понравилась, придясь весьма ко двору при европейских дворах, собранных вокруг абсолютных монархов. В 1756 году Людовик XV — не хуже какого-нибудь минского императора Вань Ли или русского писателя Льва Толстого — самолично провел высоко символичную борозду, в 1770 то же самое сделал его внук — будущий Луи XVI, которому это, как известно, не помогло. За год до того бороздил австрийские поля под городом Брунн император Иосиф II, но все попытки сделать из этой акции нечто большее, чем модный финт, были обречены. Для Китая и его императора вспахивание поля являло не столько даже церемониальный, сколько сакральный акт — тот ключик, который заводил часы Поднебесной. Для европейских кесарей то была лишь шинуазри, модная китайщина.

Распахивая первую в стране борозду после серьезного голодного поста, китайский император выполнял одну из первых своих обязанностей правителя — обладателя Небесного мандата на правление (Тяньмин) — обеспечивал хороший урожай. Там же неподалеку он трижды топал ногой в круглый алтарь-гонг, обращаясь к Небу с молениями и принося ему жертвы. Так что никуда не денешься — давайте посмотрим, как была устроена власть в традиционном Китае, с самых стародавних времен, с 221 и до 1911 года, принадлежавшая императорам.

Китайские пирамиды

«Зонт без распорок — не раскроешь».

Китайская поговорка-недосказание

Почему вообще китайский монарх — «шанди» — это «император», а не, скажем, «король»? Принимаясь за термины такого далекого и отнюдь не индоевропейского языка, как китайский, мы не можем не договориться о соблюдении определенных условностей при переводе. Император — слово латинское, и те имперские коннотации, которые оно приобрело после Гая Юлия, к Китаю прямого отношения не имеют. Тем не менее, китайский носитель Мандата неба — император-«хуанди» — исторически тоже «собиратель земель китайских», объединитель разрозненных царств под своим началом, верховный главнокомандующий.

Китай — страна фантастической вертикальной мобильности, где императором может сделаться крестьянин, если он стоял во главе восставших, опрокинувших зарвавшуюся и утерявшую Небесный мандат династию. Небо выдавало такой «мандат» новому императору — основателю династии, когда прежняя теряла свой «проездной» в силу накопления прегрешений — их свидетельствами могли быть неурожайные годы, какой-нибудь мор, проигранные войны, природные катаклизмы и прочее. Прежнего императора чаще всего убивали, а новая династия могла возникнуть вовсе из ниоткуда, как и случилось, когда монах родом из бедных крестьян — как сказали бы мы, расстрига — Чжу Юаньчжан со товарищи возглавил народное сопротивление, положил конец недолгому семидесятилетнему правлению в Китае монгольской династии Юань и основал новую — великую династию Мин (1368—1644), став императором Тай-цзу (1369—1399 годы правления). То же случилось, когда ослабла Мин и ей на смену пришла чужеродная Цин, последняя династия на территории Поднебесной, свергнутая в 1911 г. уже Синьхайской буржуазной революцией…

Никто не будет проверять кровь нового императора на голубизну, никто не усомнится, что представители рухнувшей династии прогневили Небо недостойным поведением и плохим управлением подданными и что Мандат перешел в руки достойной династии. Еще императору, утерявшему доверие Неба, было полезно повеситься где-нибудь прямо во дворце, в дверях, ведущих на женскую половину.

Традиционное китайское конфуцианское общество — это абсолютная пирамида, идеальная, как пирамиды в Гизе или под Сианью. Просветители были правы: верховным просителем и предстоятелем за народ перед Небом был император. Власть абсолютнее, чем власть китайского императора, представить сложно — император, сносящийся непосредственно с Небом, и стоит на вершине пирамиды, в основании которой находится китайский народ — байсин (сто фамилий). С народом император сообщается через избираемых путем справедливых многоступенчатых государственных экзаменов шэньши — ученое служилое сословие, интеллигенцию, в Китае совпадающую с чиновничеством. Кстати, европейская экзаменационная система была списана с китайской, только ограничилась университетами. Существовала в стране и наследственная знать, которая, впрочем, точно так же смывалась с политического лица страны при смене династии, это гуны, хоу, бо, цзы и нань (в европейской традиции их часто соотносят с князем, маркизом, графом, виконтом и бароном, что достаточно наивно, но, скажем, в случае с гунами-князьями помогает, так как они тоже состояли в родстве с императором).

Итак, среди отличительных черт китайского «абсолютизма», не вполне понимавшихся Вольтером и Кесне, были подотчетность императоров Небесам в форме права народа ниспровергнуть обанкротившуюся династию и отсутствие привязанности к вопросам наследования и крови при смене династий. К милым маленьким мелочам относились множественные имена — табуированное личное, храмовое и посмертное. Надо отметить, что правящих женщин-императриц (если они не узурпаторши, как У-хоу, или не регентши, как знаменитая Цы Си, правившие в обход закона), в отличие от Британии, не бывало. Ну и уж до кучи: императорский цвет — желтый, никто другой не имел права носить одежду такого цвета, символ императора — дракон (китайский, без крыльев).

Менялись династии и правители, входили и выходили из моды привозные и местные религии и верования — от легизма9 первого императора-объединителя Китая Цинь Шихуана до буддизма VI века династии Лян, от несторианства до протестантизма, а Китай в основе своей оставался патриархальным, конфуцианским, ориентированным на семейные, общественные, управленческие ценности. В самом деле, китайские традиционные философские и этико-политические учения — это не религии, Вольтер был прав: у конфуцианцев нет священников и монахов, да и сами конфуцианцы не поклоняются особо ничему и никому, кроме предков.

Конфуций (551—479 гг. до н. э.) для Китая — что-то вроде помноженного на миллион Дейла Карнеги, который раз и навсегда объяснил народу, обществу и власти, что нужно делать, чтобы быть приличным человеком («благородным мужем»), какие обязанности у правителя перед подданными, а у подданных перед правителем, как надо уважать и почитать родителей и вообще — жить не по лжи. Все это было настолько умно, естественно и единственно верно, что император Цинь Шихуан собрал всех современных ему конфуцианцев да и зарыл в землю. Конфуцианство не могло помочь ему объединить разрозненные царства в одну державу, слить разрозненные куски стен, окружавших эти царства, в одну — Великую Китайскую стену, сломить сопротивление объединяемых царств и выиграть необходимые войны, ему нужен был не моральный, а жесткий Закон, и его предоставили легисты.

Но как только схема, созданная Конфуцием для небольшого княжества Лу, будучи расставлена в швах, пришлась по мерке всему большому Китаю, ничего нового уже больше придумывать не требовалось (хотя мыслительная активность китайцев отнюдь не снижалась, никто не отменял мистический даосизм, по Великому шелковому пути пришел и прижился в форме чань буддизм, конфуцианство стало неоконфуцианством, и сто цветов со ста школами расцветали и падали под косой правителя не раз и не два). Не случайно же Мао Цзэдун спустя двадцать один век после Цинь Шихуана начал бороться с конфуцианцами. Победить в китайце конфуцианца — это значит победить китайца. Не удалось. Потому и не тонет китайский кораблик-джонка, выправляется.

Мальчики и девочки

Один из примеров самовыправления — китайская демография. В принципе, за редкими исключениями вроде народа наси, где главную роль в жизни общества играют женщины, население Китая традиционно патриархально (мы ведь понимаем разницу между обществом и населением, правда?). Конечно, луковые коммунистические одежки сделали свое дело, и в определенных сферах деятельности женщины могут работать наравне с мужчинами, но практически ни одна семья, которой был разрешен один ребенок в городе и два в деревне, не хочет, чтобы этими детьми были девочки. Таков традиционный взгляд — испокон веку семью, где родилась девочка, поздравляли с «разбитыми черепками». В крестьянской стране, где сын должен продолжить дело отца или выучиться и стать важным чиновником, где каждому сыну надо дать равный надел земли, а девочку — просто как-то прокормить, пока не выдашь замуж, раньше поступали жестоко: продавали лишних детей в рабство или оставляли на обочинах дорог на съедение диким зверям. В наше время ситуация изменилась: китайцы лучше других научились диагностировать пол ребенка на ранних стадиях беременности, избавляться от нежелательного плода и всеми силами добиваться рождения желанных мальчиков. Не всегда все тут получается гладко, поэтому в современном Китае часты случаи рождения изуродованных и инвалидизированных детей, но погоня за мальчиками не останавливается.

Китайцы очень чадолюбивы. Здесь не кричат на детей, всячески балуют их (по-хорошему, без фанатизма) и удивляются, почему мы так мало рожаем — «ведь вам же можно». Но теперь можно и китайцам. После тридцати шести лет политики «одна семья — один ребенок» демография страны с разбегу врезалась в проблему старения работоспособного населения, и в 2013 году был снят запрет на второго ребенка для пар, где хотя бы один из родителей был единственным ребенком в семье. Это мало помогло — в 2014—2015 годах работоспособного населения в стране стало меньше почти на четыре миллиона человек, так что осенью прошлого, 2015, года запрет на второго ребенка сняли вовсе.

Мы уже поняли, что китайская цивилизация мудра и работает как часы, но иногда их надежная пружина соскакивает, и история времен культурной революции с нанизанными на ниточку воробьями повторяется. Есть китаеведы, полагающие, что китайцы так и не додумались до понятия ego (это правда, не додумались — думали в другую сторону), что значение человеческого фактора как было, так и остается у них низким (и это тоже правда: чем больше людей в стране, тем ближе их сознание к роевому), что именно поэтому становится возможным приравнять лишнего воробья к лишнему ребенку, работать с цифрами, а не с людьми. Это все верно — и не только для китайцев, хотя они и являют собой сферический образец прагматизма в вакууме. Только вот именно те китайцы, которые умудрились родить и воспитывать своих детей не в нищете, носятся с ними так, как европейцам еще поучиться.

Зато первая конфуцианская обязанность детей — заботиться о родителях. Ради этого ломались карьеры, люди отказывались от выгодных предложений, а хорошие сыновья должны были подарить родителям гроб. Чтоб была уверенность в завтрашнем дне.

От улыбки станет всем больней

Мой университетский учитель — великий китаевед Михаил Васильевич Крюков, читая нам курс этнографии Китая, на первом же занятии объяснил, что исследовать уклад жизни, обычаи и культуру другого народа нужно не с позиции холодного наблюдателя, хихикающего над тем, что «у них» не так, как «у нас». Взялся исследовать — через отличия или просто через описание — изволь понять, почему «у них» так. Так чем же вообще китайское кровообращение отличается от западного? Первое, что тут нужно понимать, — это то, что оно действительно отличается. И не потому, что китайцы улыбаются, когда мы плачем; если немного последить за собой, начинаешь улыбаться, а не плакать, в абсолютном большинстве штатных ситуаций.

Когда мой второй китайский учитель, доцент, с кем мы разбирали деятельность в Китае иезуитов, рассказывал о том, как в годы культурной революции хунвэйбины ворвались к нему домой и вырвали с мясом телефон из стены, он весело улыбался. Разговор шел дома у доцента — красивого густоволосого седого китайца, потерявшего в тот далекий день не только телефон, но и позицию на кафедре, сосланного «поднимать деревню» и лишь чудом восстановившегося на преподавательской должности в нашем нестоличном университете. Он тогда встал, оторвавшись от чаши с гулаожоу10 , подошел к двери и показал на косяке эту дырку — от бывшего провода. Я была довольно молода и в ответ только похватала ртом воздух — вести политические разговоры нам было не рекомендовано. К концу стажировки я безвозвратно привыкла не только кланяться, складывая руки на груди, благодаря или прося о чем-то, но и радостно улыбалась по поводу и без.

То, что китайцы как бы всегда готовы к трудностям и разного рода «контрольно-демографическим» соображениям, приводит еще к одному результату: они довольно жестоки и терпеливы к боли. Ну, а откуда еще берутся эти безупречные гимнасты, трехлетние пианисты и глухие танцовщицы, поражающие мир? Дисциплина, терпение, дарвиновский отбор. Отбор, впрочем, не всегда был только дарвиновским. При одном цинском императоре существовала практика периодических рейдов по публичным местам вроде рынков и гульбищ: солдаты быстро выдергивали из толпы подозрительных личностей, нищих и бездомных, большинство казнили, уцелевших отправляли в ссылку в Синьцзян — китайскую Сибирь или показательно пороли и заковывали в колодки. Таким образом хоть немного сдерживался прирост того населения, который не «проконтролировали» эпидемия, война или сокрушительное народное восстание.

Так что терпеть было что. Вот и китайские пытки — не легенда и не пустой звук. Казнь с «аппетитным» названием «тысяча кусочков», о которой порядочный европеец вспомнит, только покопавшись в памяти и что-то такое вызвав в ней из романа Стендаля «Саламбо», — реальная практика времен императорского Китая. Можно методично сыпать человеку в нос черный перец, пока не сомкнутся дыхательные пути, можно… можно, скажем, по злобному навету оскопить высокопоставленного чиновника и перевести его из придворных историографов в евнухи. Такова была судьба великого отца китайской истории Сыма Цяня (146/36–86 гг. до н. э.), осмелившегося выступить перед императором в защиту двух полководцев, обвиненных в поражении ханьских войск в кампании против кочевников-сюнну.

Однако китайцы, чинящие подобные безобразия, и сами умеют терпеть. Так, путешествовавший по северному Китаю и Монголии Николай Рерих описывал, как нападавшие на путников бандиты-хунхузы убивали своих жертв по старым монгольским традициям — вспарывая грудную клетку и вырывая из нее сердце. Русские во время этой процедуры страшно кричали, а китайцы лишь скрипели зубами.

К подобной готовности вытерпеть боль — и не одноразовую — отнесем и бинтование ног девочкам (к счастью, ныне устаревшее), и выпускной экзамен в традиционном шаолиньском курсе обучения. После многих лет обучения студенту надо было пройти финальное испытание, чтобы стать полноправным шаолиньским монахом: миновать вошедшие в легенду восемнадцать комнат, наполненных препятствиями, преодоление которых показало бы его силу, мужество и интеллект. В восемнадцатой комнате будущему шаолиньцу предстояло взять голыми руками — в обхват — раскаленный котел и вынести его через ворота так, чтобы отлитые по бокам символические животные тавром отпечатались на внутренней стороне предплечий испытуемого. Чаще всего этими животными были два дракона, иногда дракон и тигр, дракон и феникс, реже всего два журавля. Можно по-разному относиться ко всяческим инициационным легендам, но дерево, на котором шаолиньские монахи тренировались в ударах пальцами, стоит во дворе монастыря и поныне: оно истыкано, как решето.

Интересно, что подобное величие духа разительно контрастирует с обыденными практиками. У китайцев очень распространены разговоры об усталости и необходимости отдыха, причем, говорит об этом обычно даже не сам уставший, а любой человек любому человеку. А как же? Тело надо беречь, холить и лелеять — ведь на это, на программу пестования жизни, и направлены основные усилия любого китайца, китайской медицины и сознания. Жить нужно как можно дольше и как можно здоровее, для этого и энергия ци, и плавная тайцзицюань, и боевая ушу — если уж никак нельзя без того, чтобы выиграть тот бой, которого нельзя избежать. Но давайте сделаем очередной разворот и перейдем от физического к интеллектуальному.

Китайская грамота

Китайское сознание в очень большой степени определяется китайским языком и письменностью. А как может быть иначе, если этой самой письменности больше четырех тысяч лет? Конечно, она менялась… немного. Между комментариями на треснувших черепашьих панцирях и современной «Жэньминь жибао», безусловно, есть разница: первые были довольно пиктографичны, последние — результат нескольких упрощений и всего того, что неизбежно происходит с большим массивом информации, когда он записывается при помощи письменности-конструктора.

Что рядовой человек обычно знает об иероглифах?

Что иероглиф — это слово. Это не так. Иероглиф в современном китайском языке, правильно именующемся путунхуа, — скорее слог-морфема: большинство слов состоит из двух слогов, времена однослогового языка давно в прошлом. Это, впрочем, не значит, что у каждого иероглифа нет собственного смысла. Он есть.

Что иероглифов много. Это правда: чтобы читать газеты нужно знать около пяти тысяч, в пятитомном словаре Ошанина их около шестнадцати, а в китайском языке вообще — около восьмидесяти тысяч.

Что иероглифы сложны и не поддаются разумению. Это заблуждение. Большинство иероглифов состоят из двух основных частей — ключа, подсказывающего, к какому классу вещей относится обозначаемое иероглифом, и фонетика, подсказывающего, как иероглиф читается. Ключей чуть больше двухсот, а слогов-чтений в китайском языке всего 414. Вот и получается, что запомнить надо не восемьдесят тысяч разных значков, а некоторое количество категорий и сочетаний черт — линий, ударов кисти, из которых состоят и ключи, и фонетики.

Если вам показалось, что задача изучения китайской иероглифики существенно упростилась, не спешите выдыхать: слогов-то, положим, четыреста, да только вот и тонов, которыми они могут произноситься (меняя смысл), — четыре. Добавим к этому фантастическую, совершенно не представимую носителем русского языка омонимию, царящую в китайском, и вы поймете, почему сами ханьцы могут зачастую не понимать друг друга и прибегать к рисованию иероглифов пальцем в воздухе. Ну, а как иначе, если и «торговля», и «меховая одежда, свитер» передаются в устной речи одним и тем же сочетанием слогов — mao-yi, различаются только иероглифы и тоны слогов.

Тут нам очень удобно перейти к тонам и музыкальности китайцев. Итак, мы поняли, что каждый слог дает нам целый куст — нет, два куста использований. Первый куст — четыре варианта произнесения слога тонально (у каждого из этих произнесений-тонов, скорее всего, будут омонимы), а второй — иероглифическая запись слога в зависимости от значения. Тут наши тональные слоги тоже дадут большую омонимию. Ну возьмем, скажем, известный всему миру слог ma. Да-да, у китайцев, в отличие от грузин, венгров, финнов, татар и тувинцев, слово «мама» образуется при помощи двух одинаковых слогов ма ровного высокого первого тона. Вот этот иероглиф, состоящий из ключа «женщина» и фонетика «mа» (происходящего от чтения иероглифа ma — лошадь), означает в принципе только то, что и означает: маму и ее производные. А теперь возьмем другой иероглиф, читающийся как «ma» и произносящийся первым тоном. Эта морфема означает «вытирать, меняться» (входит в состав слов «полотенце, сердиться, меняться в лице»). Еще один иероглиф с участием того же фонетика, но с другим ключом означает (в том же тоне) «смеркаться, брезжить».

Примемся за второй тон и иероглиф, который означает: лен, конопля, пенька, шероховатый, отлеживать, затекать (рука затекла), входит в состав слов паралич, холст, мешок, пакля, хлопотный (mafan — одно из самых употребляемых слов путунхуа); проказа, хворост, прохудиться, эфедрин, большая хлопушка, дуб острейший, рябое лицо, онеметь, воробей и фразеологизм «воробьиная война» (это когда воюют врозь и малыми силами), слегка, дать наркоз, кунжутное масло, анестезия, корь, наркотик и производные. Этот иероглиф занимает целую страницу крупноформатного фонетического китайско-русского словаря, выпущенного в Шанхае в 1989 г.

В третьем тоне ма даст нам ту самую лошадь и целый хоровод производных — от седла и хоровода до пиявки, картона, телохранителя, марки (это будет редкое в языке заимствование), марафона, жести, половника, параши и еще целой страницы того же самого словаря. Другой иероглиф — морфий и производные. Третий — агат, четвертый — цифра, пятый — еще один вид пиявки…

И наконец в четвертом тоне ма предстанет перед нами в форме глагола «ругать» с павлиньим хвостом производных, а есть еще и вопросительная или усилительная частица «ма», которая произносится так называемым «легким» тоном — почти никаким.

Итак, наш «ма» дал на выходе четыре тона, двенадцать иероглифов и несколько сотен омонимов. Конечно, при понимании помогут сочетания «ма» с другими слогами, а при чтении собственно иероглифы, но уловить смысл в общем потоке речи можно, только если у слушателя очень хороший слух.

Теперь понятно, почему китайцы не торопятся переходить на латиницу, хотя дети изучают латинскую транскрипцию иероглифики уже в школе. Что толку писать десятки сотен вариантов одних и тех же слогов? Без иероглифов все это теряет смысл. Можно представить, какой памятью обладает самый что ни на есть среднестатистический грамотный китаец: в сущности, интеллектуально его не остановить. В сочетании же с присущим большинству ханьцев здоровым често- и трудолюбием и укорененным в тысячелетиях коллективизмом иероглифическое мышление дает общество людей, которым по плечу любая задача. Так что для того чтобы не вызывать раздражение профессиональных китаеведов, изучайте иероглифы, ну хоть тысяч пять, не надо просто учиться их «рисовать». А мы пока перейдем к чему-нибудь описательному.

В китайском городе Чанчуне

«Деревенский мужик не знает, что такое игра в шахматы, — двигают иероглифы».

Китайская недоговорка-иносказание

Повторюсь: «пощупать» настоящий Китай можно не в туристическом Пекине, безумном Шанхае или, тем более, в жирном буржуазном Шэнчжэне, а в провинции. Нет, автор далек от мысли, что «Москва — не Россия, а Пекин — не Китай», что же есть Пекин, если не Китай, — не Сантьяго ведь де-Чили, правда? Просто Китай тоже не обошла приставучая лихоманка глобализации, и здесь строят большие, прозрачные и овальные стадионы-аэропорты, и здесь стараются не отставать от нью-йорков и парижей местные нувориши, а китайские туристы с фото-, видеоаппаратурой наперевес по количеству обогнали даже японцев в своем желании «сделать» Европу за неделю и перефотографироваться в жанре «я и Колизей» со всеми мировыми достопримечательностями. Этому нельзя не радоваться, потому что Китай более или менее открытый — хотя бы через людей, которые выезжают посмотреть на мир, — всяко лучше, чем Китай закрытый.

Так вышло, что в ту первую поездку я прожила в столице провинции Цзилинь (в Северо-Восточном Китае — Дунбэе) несколько месяцев, стажируясь в тамошнем головном гуманитарном университете. И если ни правильное название провинции — Цзилинь, ни смешное название ее столицы — Чанчунь, скорее всего, ничего не говорят читателю, то ему совершенно точно что-то говорит словосочетание «На сопках Маньчжурии», а представителям старшего поколения — слова «марионеточное государство Маньчжоу-го», «император Пу-И», «провинция Гирин» и, конечно, «Халхин-Гол».

Впрочем, про последнего китайского — вернее, маньчжурского — императора Пу-И знают почти все — и благодаря его душераздирающим воспоминаниям («Первая половина моей жизни»), и благодаря великолепному фильму Бернардо Бертолуччи «Последний император». Так вот, этот самый утонченный и европеизированный нервный гедонист Пу-И, вытесненный в 1911 году в результате Синьхайской революции из пекинского Запретного города на северо-восток, в вотчину своих маньчжурских предков, обосновался в том самом нынешнем городе Чанчуне, а тогдашнем Синьцзине («Новой столице»), где я и стажировалась.

Находившееся под контролем Японии государство Маньчжоу-го было, конечно, обречено. В августе 45-го десант майора Петра Челышева захватил бедного императора и передал его по этапу в лагерь под Хабаровском. В 49-м году, после окончательной победы в Китае коммуно-маоистов, Пу-И понял, что дело плохо, и написал Сталину письмо с просьбой не отдавать его Мао… На будущий год он поехал в Китай, где немедленно отправился в другой лагерь и лишь через девять лет был выпущен по личному указанию Председателя, сделавшись поначалу садовником Ботанического сада, а потом и политическим консультантом правительства. Китайская династийная история неторопливо свернулась в кольцо и сладострастно укусила себя за хвост.

Бывший дворец Пу-И, безусловно, главная примечательность Чанчуня («Длинной Весны») — «маленького» двухмиллионного города, на примере которого можно окунуться в обычную китайскую жизнь. Дворец грустный, как любой дом изгнанника, пусть и императора. В нем сохранился трон императора Маньчжоуго, какие-то половинчатые интерьеры, довольно скромные спальни, садик… Бедный, бедный Пу-И.

В Чанчуне суровые сибирские зимы, там до сих пор носят зимой мягкие бесформенные шинели-одеяла, ездят по льду на древних громыхающих гробах-велосипедах семьями по пять человек и живут в многоэтажных домах с турецкими туалетами-дырками в полу без ванных. Тут осенью сушат на зиму китайскую капусту (длинная, по форме напоминающая батискаф; мы считаем ее салатом, а они называют нашу круглую капусту «большая голова»), раскладывая ее на стадионах или нанизывая на все ту же вездесущую веревочку, только протянутую на балконе. Тут учатся в паре-тройке больших университетов, ходят в зоопарк, гуляют в парке на озере, по праздникам смотрят салют и танцуют под мелодичную музыку. Отсюда рукой подать на поезде как до «русских» Харбина и Даляня, так и до Шеньяна (Мукдена) с потрясающим комплексом гробниц основателей маньчжурской династии Цин. Зимний Харбин холоден, как озеро Коцит на дне Дантова «Ада»; но все это можно вытерпеть, если есть желание увидеть праздник разноцветных фонарей на льду реки Сунгари. Ежегодно там строят фантастический город изо льда команды, съезжающиеся со всего мира.

Здесь гостей из-за границы заставляют пить шестидесятиградусную водку, кормят на убой в ресторанах — а познакомившись получше, и у себя дома, — потом заставляют петь… И мы поем, и пьем, и танцуем, и лепим вместе пельмени, и скучаем по дому — почта оборачивается раз в два-три месяца. По кампусовым склонам бродит тощая корова, но говядину китайцы не очень любят — много с ней мороки, а вот свинина — любимое мясо. На Севере вообще едят довольно много мяса: холодно, иначе не проживешь, тут самые вкусные пельмени — цзяоцзы, те самые, что готовят на пару и подают в плетеных бамбуковых решетах. Здесь празднуют положенные календарные праздники — важнейшие дни равноденствия и противостояния, Рождество начинают отмечать с католиками, а заканчивают — с православными, в Китайский Новый год вся страна приходит в движение и возвращается на родину — у кого она где, иначе нельзя, поэтому железные дороги развиты превосходно и поезда по ним ходят без опозданий. По праздникам на окна наклеивают красные бумажные иероглифы с пожеланиями счастья и долголетия, а вкуснее «лунных пирожков» с соевой пастой внутри (их полагается есть на праздник Середины осени — Чжунцюцзе — по традиционному лунному календарю приходящийся где-то на середину сентября) лакомства не придумано.

Здесь на тебя смотрят, как на жирафа, непонятно зачем затесавшегося в лососевый косяк, говорят, естественно, только по-китайски и долго не могут поверить, что ты по-китайски говоришь тоже. Поверив, подозревают у тебя китайских предков. Здесь два христианских собора; мужской буддийский монастырь совмещен с женским, и вымирают оба. Здесь огромная киностудия и огромное всё: пространства, широченные пыльные улицы, бескрайний зоопарк… Даже удивляешься, почему так много места, где же гаолян?!

Здесь не только старики помнят про «большую дружбу» со «старшим братом — СССР», эта память пока передается от отца к сыну, здесь студенты понижают голос, когда обсуждают в твоей общежитской комнате события на Тяньаньмэнь, но все же говорят о них и не боятся, ведь ты все-таки свой, и по сей день попросят выступить с рассказом про Зою Космодемьянскую и Александра Матросова. Здесь по инерции здороваешься с любым обладателем белого лица, так как вы наверняка знакомы. Здесь ты впервые попробовал вареных огурцов, нарезанных ромбиками, научился не вздрагивать от того, что все всё бросают на землю (и на пол в концертных залах), а объявления «Плевать запрещено» висят в присутственных местах неспроста. Одна половина горожан, казалось бы, плюет и бросает, а другая — та, что с метлами, — идет следом и метет. Не будет в провинции и чудес механизации — надо ведь дать работу всем тем, кому эта работа нужна.

Говорят, весной в Чанчуне зацвело что-то нежное и розовое, но я этого не застала — уехала в Пекин, Сиань и дальше, дальше… Так что давайте прервемся на…

Китайский файф-о-клок

Чай в Китае должен быть зеленым в той же мере, в какой маленькое черное платье в Европе — черным, а тюремная роба в США — оранжевой. Давайте сразу оговоримся: китайцы не любят кофе, потихоньку научились пить молоко, но в принципе плохо его переносят, а молочные продукты для них крайне вторичны. Так, угощенный в поезде сыром китайский попутчик изменился в лице, выбежал из купе и больше не вернулся, а попытка купить сливочное масло в Чанчуне вылилась в поездку в Харбин. Зато чай вы найдете в Поднебесной любой — от белого и красного до драгоценного черного прессованного пуэра, продаваемого на аукционах, но пьют тут разнообразный зеленый, попросту насыпая сухие листики в кружку с крышкой — без ситечек, сеточек и прочих ухищрений.

За все время, что я была в Китае и общалась с его жителями, никто ни разу не попытался провести при мне чайной церемонии (а она в Китае существует), не пил чай наперстками и вдумчиво не переливал его из чайничка в рюмочную чашечку. Наверное, в Китае не только рис, но и чай — всему голова. С чая начинается любая еда (чтобы промыть все каналы протекания ци), чаем угостят гостя, даже если больше в доме ничего нет, ну а если кончилась заварка, нальют кипятка — наверное, потому, что для его получения нужно затратить усилия и энергию, в отличие от менее ценной холодной воды.

Самая известная чайная история в Китае такая. Один крестьянин преподнес богачу-помещику немного чая. Тот попробовал, решил, что чай хорош, и преподнес его провинциальному чиновнику. Чиновник решил, что чай достоин лучшего ценителя, и преподнес его чиновнику государственному. Тот, осознав, что чай превосходен, преподнес его главе Палаты церемоний, а тот оценил чай и, уверившись, что чай достоин высшей похвалы, преподнес его императору. Император, отведав чая, наградил главу Палаты церемоний алым халатом, а тот, усовестившись, передал халат государственному чиновнику. Последний, исполненный скромности, отдал его провинциальному чиновнику, тот же в свою очередь отдал халат богачу, с которого начался путь чая наверх. Тогда богач — достойный богач из доброй сказки — отнес императорский халат крестьянину. А крестьянин, доведя процесс подъема и спуска дара до абсолюта, пошел и накрыл драгоценным шелковым халатом кустик чая.

И вот, пока чай «Красный халат» или связанный «Небесный цветок» неторопливо распускается в прозрачном заварочном чайнике и гости любуются неземной орхидеей, плавно разворачивающей острые лепестки в объятиях горячей воды, зануда-хронист вспоминает, что не так давно чашечки-пиалки зеленого китайского чая поднимали за четырехсотлетний юбилей пребывания этого напитка на столах европейцев. Благодарить за это можно первую мегакорпорацию в человеческой истории — голландскую Ост-Индскую компанию: образовавшись в 1602 году, уже через семь лет она доставила чайные листья на Запад.

Кажется невероятным, что наши беспокойные предки большую часть прошлых веков обходились без кофе и чая — напитков, способных согревать и тонизировать человека, без того чтобы смущать его разум, как это делает вино, известное людям с античности, или пиво — напиток, любимый еще древними египтянами. Факт остается фактом: чтобы появился чай, понадобилась гораздо более склонная к медитативности цивилизация, чем та, которую создали беспокойные греки, еще более неуемные римляне или вечно стремящиеся заглянуть за линию горизонта люди Возрождения.

Китайцы научились пить чай в столь незапамятные времена, что простые действия — высуши листья и брось в кипяток — уже до новой эры оказались окружены легендами. Самая распространенная связывает изобретение чаепития с отцом китайского сельского хозяйства и великим травником императором Янь-ди, или Шэнь Нуном, впервые пригубившим этот напиток где-то около 2737 года до н.э.

Янь-ди некогда повелел, чтобы всю питьевую воду в государстве перед употреблением кипятили, а во время путешествия в некий отдаленный уголок случилось неизбежное: ветер швырнул в кипящую воду несколько сухих листков с соседнего куста, и получился благоуханный настой. Любознательный император отважно попробовал взвар и «обнаружил, что он освежает душу и тело». В III веке до н.э. чай упоминается в китайских источниках как замена вина, а в 350 году эры новой — входит в китайский словарь. В те времена чай считали здоровым и бодрящим отваром, но только к великой династии Тан (608—906) он входит в моду и превращается в национальный напиток китайцев.

Интересно, что первыми пропагандистами чая в мире стали люди религии. В Японию вместе со своим учением чай принесли буддийские монахи, а в Европу — миссионеры, проповедовавшие христианство в Китае. Да-да. Промышленному импорту чая голландской Ост-Индской компанией предшествовали многочисленные восточные сувениры, привозившиеся в Португалию торговцами и миссионерами. Конечно же, среди них был и чай, слухи о котором распространились еще во времена караванной торговли по Великому Шелковому пути. Считается, что первым португальцем, описавшим чаепитие в 1560 году, был доминиканец Гаспар да Круц (Португалия, самая передовая морская держава тех времен, открыла кружной морской путь на Дальний Восток через Африку еще в 1515 году). С легкой руки миссионера чай нашел дорогу поначалу на столы богатых людей в Лиссабоне, а позже, когда к делу подключились перевозчики из Голландии — политического союзника Португалии, — дело пошло еще веселее: дарящие бодрость волшебные листья стали поставляться во Францию, Голландию, в прибалтийские земли.

Нам неизвестно, на каком именно корабле приехал первый серьезный груз чая в Европу — на «Голубке», «Амстердаме» или «Батавии», нет сомнений лишь в том, что чай мгновенно вошел в моду в столичной Гааге, несмотря на свою дороговизну (больше 100 нынешних евро за фунт), что, конечно, сделало его напитком богатых. Но чайный поток уже было не остановить: торговля росла, цены падали, и сухие листочки, поначалу приобретавшиеся в аптеках вместе с такими редкими приправами, как имбирь и сахар, уже к 1675 году можно было купить в обычных магазинчиках, торгующих съестным, во всех Нижних Землях.

Чего только не пришлось пережить в своей чуть более чем трехвековой истории на Западе невинному чаю! Жаркие дискуссии о его пользе или вредности, «чайную ересь» (когда жители спокойно гоняли чаи, не обращая внимания на тянувшиеся двадцать два года в середине XVII века дебаты о пристойности чаепитий) и, конечно, смешивание с другими продуктами. В 1680 году мадам Мари де Рабютэн-Шанталь, маркиза де Севинье, впервые упоминает возможность добавить в чай молоко, а в голландских тавернах начинают подавать чай посетителям в переносном чайном наборе, при помощи которого добропорядочный голландец сам заваривал свежий чай себе и друзьям — часто в садике при трактире.

В третьем тысячелетии в мире ежегодно производится свыше трех миллионов тонн чая — в основном в Индии, где его начали культивировать с подачи англичан лишь в 1836 году, в Китае и Шри-Ланке (туда чайный куст пришел в 1867 году). Китай остается единственной страной, в промышленных масштабах производящей белый, желтый, зеленый, сине-зеленый, красный и черный чай. Производство волшебного листа растет, а 75 процентов продукции продают в страны СНГ, Европейского сообщества, Германию, Японию, Великобританию и США.

А если вернуться к голландцам и чаю, то можно вспомнить памфлет 1670 года, в котором неизвестный автор писал: «Распространение известного растения подобно распространению правды: сначала о ней подозревают, она приятна тем, кто отважился познать ее, ей оказывают сопротивление, когда она распространяется, нападают на нее, когда она достигает пика популярности, и наконец, она торжествует по всей земле — от дворцов до хижин, ведомая лишь медлительным и неутомимым временем и собственными достоинствами».

Хорошо, что мы заговорили о чае — так у нас не останется ни времени, ни места, чтобы поговорить о китайской еде, которая вытеснила бы все остальные темы. Скажу главное: в Китае можно и нужно есть на улице — и нанизанные на палочку засахаренные фрукты-ягоды, и шашлычки, и пельмени, и, в особенности, батат (или ямс), запеченный в большой железной бочке. Нельзя пройти и мимо цзянбина — большого и навороченного блина-яичницы, способного заставить покраснеть любой парижский креп. Что уж и говорить о забегаловках шириной в одну дверь. В одной такой я единственный раз в жизни пробовала гордо стоящую на блюде вертикально и ослепительно сияющую в свете люстры карамелизированную рыбу, больше похожую на произведение из муранского стекла, чем на жареного карпа. В Китае невозможно голодать. «Железая чашка риса», о которой говорил Мао Цзэдун, давно достигнута, а основой диеты являются, конечно, не высокохудожественный карп и изыски из мяса и птицы, а рис, лапша и овощи. Китайцы любят угощать и угощаться, и к еде относятся очень серьезно. Пища готовится непосредственно перед едой и не оставляется для последующего подогревания. Но мы ведь уже поняли — все для пестования жизни: гимнастика, питание, здоровье. Так что давайте съездим в Пекин.

Я ехала в Пекин. Кэци, Мафаньдэ и другие звери

«Вдова увидела во сне мужчину — все зря».

Китайская недоговорка-иносказание

«Столица — это столица», — сказала мне еще одна подруга, Кейт, коллега по изучению деятельности иезуитов в Китае. Она не была в восторге от Чанчуня, хотя никаких радикальных мнений о провинции и не высказывала. Заметим в скобках, что противное было бы совсем не по-китайски. Китайцы вообще обходительны и иносказательны, для них самое важное в общении не только знаменитые китайские церемонии, но и понятие кэци — вежливости. Если нужна подпись, то это «ваша драгоценная фамилия», если нужно обратиться к кому-нибудь с просьбой или вопросом, то так, чтобы не было слишком мафаньдэ — хлопотно. Если не получается или не хочется ответить на просьбу-вопрос положительно, то вам не скажут «нет», скажут «приходите завтра». А потом еще завтра. А потом… Но если мы что-то с вами уже поняли про Китай — так это то, что китайская редиска, как и любая другая, красна лишь снаружи.

Вежливые и обходительные китайцы с их поклонами, улыбками и сложенными руками — это те же китайцы, что способны встать в одиночку перед танковой колонной, отрезать от вас тысячу кусочков или вытерпеть, если эти кусочки будут отрезать от них. Существование породы «благородных мужей», не могущих осквернять уста вульгарным словом «деньги», не отменяет превосходных навыков торговли, присущих китайским торговцам. Вот и разговор с моей китайской подругой Кейт после сдержанного вздоха о столице перешел на детей, и она призналась, что внешность европейских детей ей милее — такие большие глаза, такие высокие носы! Если с людьми дружить, никакая кэци не помешает им рано или поздно говорить откровенно.

«И вот мы в Пекине». Сколько путешественников писали эту фразу по достижении китайской столицы. В Пекин отправлялись на десятилетнюю службу российские православные миссии, на бывшей территории проживания которых ныне расположено самое большое посольство в мире — бывшее советское, а ныне российское. Принадлежащие дипмиссии шестнадцать гектаров лесопарка, строений с разрушенной церковью и всем, необходимым для жизни и работы, были даже некогда занесены в книгу рекордов Гиннеса. Сюда приехал отец российского китаеведения монах Иакинф — Бичурин, а за ним — великолепный майор Тимковский, прошедший для этой цели Монголию и северный Китай и оставивший записки об этом путешествии, которые уже вот-вот выйдут в свет.

Пекин помнил Хубилая и Марко Поло, вдовствующую императрицу Цыси, одной рукой провоцировавшую резню европейцев, а другой… ну, обеими руками, и ногами тоже, — катавшуюся по Запретному городу на трехколесном велосипеде, подаренном одним из политиков. Пекин не забыл ни остатки непрочной храмовой архитектуры (сакральные строения в традиционном Китае пристало строить из дерева), ни своих кудрявых львов, придерживающих лапой жемчужины, ни белую ламаистскую пагоду Байта над гладью Северного моря — озера Бэйхай, ни танков на площади Тяньаньмэнь, ни расположенных неподалеку Минских могил и более далекой Великой стены. Здесь можно посмотреть, как сидит, меланхолически пережевывая бамбуковые листья, дасюнмао — большой панда, действительно большой, похожий на монаха Цицы, послужившего прототипом для веселого и толстого японского будды-божка Хотэя. Но можно увидеть и гораздо более фантастическое животное, сяосюнмао — панду малого. Это пушистое огненно-рыжее существо с белыми лапами, то ли кошка, то ли мишка, способно покорить любого.

Пекин поразил меня больше, чем Нью-Йорк: людей в нем больше, и идут они на тебя таким потоком, что кажется, будто пробираешься через весь китайский миллиард с хвостиком. Движение машин может быть по-прежнему хаотичным, а в районах, чуть более отдаленных от туристических центров (я жила на квартире у подруги, приехавшей в Пекин преподавать русский язык), точно так же будут с любопытством смотреть на твой «высокий нос» и белое лицо. Еще в самый первый пекинский вечер — до отъезда в Чанчунь — нас напоили тем самым обычным китайским зеленым чаем, насыпаемым в кружку и закрываемым крышкой. Дело было вечером, и чай пришелся очень кстати… кабы не реакция на него. Внезапно мне показалось, что к ногам приделали тугие пружины, и приходилось прыгать, а не идти, да и ночью так и не удалось

заснуть — это мне-то, кофеману со стажем.

И все же Пекин, облазанный, обнюханный и обхоженный, довершил впечатления стажировки: ты тут чужой, чужим приехал, чужим и уедешь. Ты не Маттео Риччи и не Бичурин-Иакинф, твое кровообращение никогда не перенастроится, и энергия ци не вольется тебе в ухо, чтобы вылиться через нос.

Еду в Сиань

«Спрашивать гребешок в буддийском монастыре — не туда зашел».

Китайская поговорка-недосказание

Так что, «отработав» Пекин, я беру билет и еду в Сиань.

* * *

— А ты не боишься одна в поезде ехать?

— Нет, не боюсь: русский с китайцем — братья навек…

— И правда! Здравствуй, товарищ!

* * *

— Ты, наверное, китаянка?

— Нет, я русская!

— Ну, не может быть! Наверняка папа — китаец или мама — китаянка.

— Нет, нет, я правда не китаянка.

— А по-китайски хорошо говоришь, как диктор.

— Меня хорошо учили!

— Да? Ну ладно… Знаешь, скорее всего, дедушка у тебя был китаец…

* * *

— Товарищ!

— Да?

— Как пройти к Даянь-та? (Большой пагоде диких гусей.)

— Простите, я не знаю, я только что приехала в Сиань. Давайте посмотрим на карте!

Окрыленная этими диалогами, я летала по Сиани — одна, с пьянящим ощущением отрыва от «слежки» (это был последний год жесткого надзора за стажировками, и нам не просто нельзя было ходить по Пекину в одиночку, но и покидать город, не сказавшись. Я покинула). Наслаждалась спокойным отношением к себе окружающих, видами обнесенного мощными стенами города, поездкой в Бинмаюн — к могильному кургану и терракотовой гвардии Цинь Шихуана.

Вот старый китаец ведет на веревочке большую усталую обезьяну. Вот они остановились и мирно разделили на двоих один банан. Вот витрина с драгоценными пятилитровыми бутылями крепчайшей китайской рисовой водки. Вот в одной из этих бутылей заспиртованная змея.

А потом у меня из кармана вытащили кошелек со ста юанями, что в поездке было равносильно гибели, и я поняла… поняла, что теперь я здесь совсем своя. И осталась в Сиани навсегда.

______________________

1 Традиционно — молодой ученый-чиновник (кит.).

2 Гаолян — однолетний злак, напоминает кукурузу, со стеблем, доходящим до 4 м высоты. Гаолян занимает большие площади в Китае, Манчжурии и Корее.

3 Коутоу (кит.) — обряд тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья, который по китайскому дипломатическому этикету было принято совершать при приближении к особе императора.

4 Pax Sinica (лат.) — китайский мир.

5 Ци, иногда чи — одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры и медицины. Ци выражает идею пространственно-временной и духовно-материальной субстанции, которая лежит в основе устроения Вселенной, где все существует благодаря ее видоизменениям и движению.

6 Зумба, или сумба (исп. Zumba) — танцевальная фитнес-программа на основе популярных латиноамериканских ритмов.

7 Чумиза — черный рис.

8 Так назвал Китай Марко Поло, и лишь первый миссионер-иезуит в Китае Маттео Риччи (1552—1610) идентифицировал Катай с той «Страной серов», которую Европа знала с римских времен. Помешанные на шелке римляне думали, что серы счесывают его с деревьев.

9 Легизм — философская школа эпохи Чжаньго (Воюющих царств), сформировавшаяся в IV–III вв. до н.э. и известная также как «Школа законников». Основной идеей школы было равенство всех перед Законом и Сыном неба, следствием чего являлась раздача титулов не по происхождению, а по реальным заслугам.

10 Свинина в кисло-сладком соусе с ананасами.

Дружба Народов 2016, 2

Китай > СМИ, ИТ > magazines.gorky.media, 27 февраля 2016 > № 1912847 Дина Дубровская

Виктор ДЯТЛОВ

«Черкизон», «Шанхай» и другие...

Этнические рынки в современной России

+++ ——

Дятлов Виктор Иннокентьевич — доктор исторических наук, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета. Постоянный автор «Дружбы народов». Последние публикации в «ДН»: «Граждане ближнего зарубежья. Динамика формирования стереотипов» (№ 4, 2011); «Великие ксенофобии». Взаимовлияние и взаимодействие на опыте России (№ 7, 2011); «Россия в предчувствии чайнатаунов» (№ 3, 2012); «Благовещенская трагедия»: историческая память и историческая ответственность (№10, 2012).

Феномен, уходящий в прошлое

Ярчайшая примета городской жизни постсоциалистической эпохи — большие и маленькие, иногда огромные, рознично-мелкооптовые рынки под открытым небом. Бывшие стадионы, закрытые фабрики, пустыри, заполненные бесконечными рядами торговых прилавков, контейнеров, ангаров, наскоро приспособленных для торговли заводских цехов. Тысячи, порой десятки тысяч, торговцев и покупателей, огромные потоки товаров, денег, услуг. Первозданный на первый взгляд хаос, в котором, как в муравейнике, сформировался свой порядок, система влияния и власти, своя логика отношений и связей.

Рынки стали неотъемлемой и чрезвычайно важной частью процесса краха социалистической модели организации общества и последовавших вслед за этим глобальных трансформаций. Они возникают на огромном пространстве от Китая до Польши и Германии. Вкупе с гигантским по масштабам и значению «челночничеством» они сформировали новый феномен экономической, социальной, политической, культурной жизни.

Это были не пережившие советский строй рудименты восточных базаров и ярмарок. Традиционных базаров вообще. Это и не советские «колхозные рынки» и барахолки (вещевые рынки), пусть даже гипертрофированно разросшиеся в новых условиях. При некотором внешнем сходстве, иногда при генетическом родстве с ними, — это качественно новый феномен. Новизна предопределялась контекстом — особыми экономическими и социальными функциями в переходную эпоху, огромной ролью, новыми людьми и новыми отношениями.

Торговлей на рынках стали заниматься бывшие советские люди, выросшие в обществе, где профессиональная рыночная деятельность не просто запрещалась государством, но и осуждалась общественным мнением и моралью.Пришла масса людей без рыночного прошлого, без соответствующих традиций, ценностных установок, навыков и опыта. Пришли советские люди, вынужденные жить, работать, взаимодействовать в не советской ситуации.

Рынки стали механизмом экономического выживания для огромного количества людей, потерявших прежний статус и источники доходов. Торговля для многих, а может быть и большинства из них, была на первых порах способом существования, а не механизмом получения прибылей. Для наиболее предприимчивой, энергичной, мотивированной и удачливой части — это была стартовая площадка для занятия бизнесом, предпринимательством в полном смысле этого слова.

Рынки обрели и другие функции, критически важные для общества. Они стали на какое-то время ключевым элементом механизма снабжения в условиях полного краха социалистической распределительной системы, жизненно важным институтом снабжения для слоев с низкими доходами.

Довольно быстро рынки стали логистическими узлами новой системы торговли, почти сразу трансрегиональной и трансграничной. В качестве начальных и конечных терминалов системы челночной торговли, мест, где формировались торговые потоки и где они заканчивались, рынки интегрировались в глобальную систему отношений — не только торговых, но и социокультурных.

В качестве механизма по продвижению на формирующиеся потребительские рынки китайских и турецких товаров, они практически сразу стали притягивать экономическую активность мигрантов, в том числе и трансграничных, превратившись в место и механизм их экономической, социальной и культурной адаптации. Масштабы этого явления оказались таковы, что многие из них стали в глазах городских сообществ этническими — китайскими, киргизскими, кавказскими.

С точки зрения горожан, китайские рынки, например, это место, где китайцы торгуют китайскими товарами, где звучит китайский язык и представлена китайская бытовая и деловая культура. При этом в чистом виде такой набор встречается крайне редко.

«Этнические рынки» стали играть важную экономическую, социальную, символическую роль в городском пространстве. Они быстро переросли простой формат торговых площадок и превратились в сложные и саморазвивающиеся социальные организмы, сгустки социальных связей, сетей, конфликтов, механизмов власти и контроля.

Концентрация иноязычных и инокультурных мигрантов быстро сделала этнические рынки крупным, возможно, крупнейшим этническим кластером на карте многих городов, особенно востока России. В отличие от других, не очень видимых кластеров (гостиниц, общежитий, например), рынки — это публичная сфера. Здесь постоянно встречается и тесно общается масса людей. Это место контакта — повседневного и обыденного — представителей различных культур. Место и механизм их взаимной адаптации.

С первых дней своего существования этнические рынки стали очень важным, видимым и обсуждаемым объектом внимания в городском сообществе, предметом управленческих решений властей всех уровней и их головной боли по поводу сопровождающего их сгустка проблем и конфликтов.

Рынки приобрели огромное символическое значение, олицетворяя в глазах населения массу новых форм жизни, экономических и культурных практик, способов социальных контактов и отношений.

Постсоветская эпоха в целом закончилась. Или заканчивается. Вместе с нею уходит в прошлое, в историю и порожденный ею феномен. Рынки не исчезают совсем, но меняются сами, главное же — меняются их функции и место в сообществе. Они маргинализируются, оттесняются на периферию, иногда в прямом смысле — выдавливаются на окраины городов. Часто — просто исчезают. Закрываются или радикально меняют формат. На месте прежних оптово-розничных рынков под открытым небом появляются предприятия современных форматов — гипермаркеты, молы и т.д. В качестве отдельной отрасли сформировался крупный, высокомеханизированный транспортно-оптовый бизнес, встали на ноги мощные ретейлерские сети. Рынки под открытым небом становятся маргинальной, окраинной частью городского пространства и системы экономических и социальных отношений и связей.

Уходит натура… Уходит почти не замеченная исследовательским сообществом, почти сразу забытая обществом. Это странно — учитывая огромную роль феномена в переходную эпоху и его воздействие на жизненные траектории миллионов людей. Это ставит сложнейшую исследовательскую задачу — описать и проанализировать текущую ситуацию, попытаться реконструировать ушедшее прошлое.

Это сложная, возможно уже невыполнимая задача. Революционная эпоха не очень-то заботится об архивах, о сохранении исторической памяти. Ее больше устраивают мифы. Да и сам изучаемый объект, большая часть жизни и деятельности которого находилась в «серой», а иногда и «черной» зоне, не стремился к публичности. Скорее — наоборот. Огромная масса информации осталась незафиксированной, не отложилась в письменных и визуальных источниках. Важнейший экономический феномен почти не оставил за собой «статистического следа».

Видимая открытость и простота конструкции рынков создала иллюзию, в том числе и в исследовательских кругах, что здесь и нечего особенно изучать, что нет важной и сложной исследовательской проблемы. В свое время британские антропологи, приехавшие изучать индийских торговцев в Родезии, столкнулись с недоумением среди местных белых. «Но что можно исследовать об индийцах? Они сидят в своих маленьких лавочках, живут в их задних комнатах по полдюжины вместе. Они едят жирную еду, они не очень чистые и не очень честные. Что еще надо знать? Вы можете узнать все об индийцах этой страны за пятнадцать минут»1 .

Политические потрясения и социальные катаклизмы заслонили в сознании людей и в представлениях исследователей эту проблему как второстепенную. Возможно, это также результат отсутствия интереса зарубежных ученых — а именно они формировали в то время исследовательскую повестку дня, можно сказать — моду.

Задачу исследования осложняет — и делает ее одновременно чрезвычайно важной и увлекательной — то, что это очень сложный, динамично развивающийся и практически не прозрачный институт, система связей и отношений. Не просто место для торговли и много больше, чем хозяйствующий субъект. Российские рынки постсоветской эпохи — это феномен, который находится на перекрестье нескольких важнейших социальных феноменов, соответственно — исследовательских проблем. Каждая из них требует отдельного исследовательского внимания — причем внимания представителей различных наук. В идеале — это предмет комплексного анализа историков, экономистов, географов, политологов, социологов, лингвистов, специалистов по экономической социологии, социальной антропологии, урбанистике. Опыт показал, насколько сложно им взаимодействовать, как трудно состыковать концептуальные и терминологические аппараты, переводить с одного научного языка на другой. Возможно, изучение постсоветских рынков заставит в процессе совместной работы находить общий язык.

Задачу этого текста я вижу в некой инвентаризации, систематизации того, что мы знаем — и чего предположительно не знаем — об открытых этнических рынках постсоветской эпохи. Возможно, это позволит сформулировать повестку дня для дальнейших исследований.

И — как историка по происхождению и культуре — меня тянет начинать работу с исторического экскурса, с исторической традиции.

Базар, «колхозный рынок», «барахолка»…

В каком-то смысле базар вечен, он существовал и играл важную роль в любом относительно организованном и сложном обществ. Но это не означает его неизменности. В различных исторических контекстах он приобретает различные функции, меняет — иногда радикально — внутренние характеристики и параметры, играет разные роли в обществе.

Самый известный тип, вошедший в массовую мифологию и ставший стереотипом — это, несомненно, «восточный базар». О нем много написано европейскими путешественниками, он стал излюбленной натурой для европейских же художников. Он породил яркие образы в художественной литературе. Для меня в этом смысле эталонным стал образ бухарского базара в блестящей книге Леонида Соловьева «Повесть о Ходже Насреддине».

Несомненно, это феномен другой эпохи и иного типа общества, чем постсоветские рынки. Это важный, возможно системообразующий, элемент традиционного общества — с соответствующими функциями, местом в обществе, внутренней организацией, повседневными практиками. Прямая преемственность здесь, скорее всего, отсутствует. Хотя возможно, где-то (скажем, в Центральной Азии) могли сохраниться, пройдя через советскую эпоху хотя бы в виде рудиментов, и генетическая преемственность, традиция, стиль жизни, система ценностей, практики…

«Колхозные рынки» и «барахолки» советских времен — в каком-то смысле — это прямые исторические предшественники постсоветских рынков. Отчасти и генетические — в качестве площадок, с которых они начали развиваться, главное же — как носитель идеи и отношений рыночности в официально нерыночном обществе. Конечно, базар — это не рынок, но в базарности неизбежно присутствует рыночный элемент. Принципиально важно, что «колхозные рынки» и «барахолки» были не очень любимым и совсем не уважаемым феноменом социалистического общества, однако вполне законным. Служили они при этом еще и легальной «крышей» для незаконных и сурово караемых «спекулянтов», «теневиков», «фарцы» и прочих представителей незаконного предпринимательства.

Строго говоря, это отдельная, самостоятельная и невероятно интересная проблема. И крайне загадочная. Рынки были неотъемлемой и очень важной частью реальных социалистических отношений. Это важнейший, неискоренимый — несмотря на свою сомнительную идеологическую природу — институт советской социалистической системы. Без их изучения наше понимание социалистической эпохи будет заведомо неполным и неадекватным.

По официальным правилам, рынки были местом примитивного обмена, купли-продажи личных вещей, площадками для сбыта излишков с приусадебных участков колхозных крестьян. Важным подспорьем в снабжении жителей городов. По сути же, набор функций был неизмеримо богаче. Это было место легитимного обмена и торга; канал обмена и механизм жизнеобеспечения города и деревни; площадка, на которой формировался и функционировал рыночный механизм межрегионального обмена; терминал «теневой экономики»; зародыш «этнической экономики».

При крахе социалистической государственной распределительной системы рынки стали важнейшим механизмом снабжения потребительскими товарами огромной массы людей. Площадкой и механизмом формирования слоя массового мелкого бизнеса, механизмом кристаллизации рыночных отношений и связей. Они послужили стартовой площадкой для развития бизнеса и «бизнеса» массы начинающих мелких торговцев и «челноков». Рынки достались им по наследству от социалистического прошлого как место привычного и законного обмена и торга.

Однако новые времена и новые задачи радикально изменили и функции прежних колхозных рынков и барахолок, их место в новой системе отношений. Изменился сам их характер (новые формы собственности, новый менеджмент, новые функции), произошла экспансия на новые площадки. Старые оказались неадекватно малыми и не очень хорошо организованными для новых задач. Поэтому создаются новые рынки на стадионах, разорившихся фабриках и т.д. Там где простор, коммуникации, чистое место с точки зрения организации и собственности. Старые рынки и барахолки стали не самой крупной и влиятельной частью новой системы, утратив при этом советские черты организации и стиля.

Уже только перечисленное говорит об огромной роли феномена. Поразительно при этом то, что он почти не изучен и даже толком не описан. Практически это историографическое «белое пятно». Можно предположить, что и советский рынок, его функции и способ существования, роль в обществе не были статичными. Он претерпевал радикальные изменения: от «Сухаревки» времен Гражданской войны до «колхозного рынка» и «барахолки» времен застоя. Но все это, повторюсь, «белое пятно».Все остались только в виде легенд и мифов в исторической памяти. В виде распространенного сюжета в художественной литературе, в фильмах, но в основном относящихся к кризисным моментам — войнам и послевоенным временам.

Можно строить предположения о причинах. Возможно потому, что социалистическая эпоха — одна из наименее изученных и осмысленных в истории нашей страны. И дело не только в патологической страсти властей к засекречиванию, в общей закрытости общества. Даже открытие архивов, свободный доступ к самой засекреченной информации советской эпохи не решит проблемы. Одна из причин — нормативность описания социальной действительности. Чего не должно было существовать, то вообще не откладывалось в документах, письменных источниках. Существовал богатый язык эвфемизмов, умолчаний, намеков, «взаимных подмигиваний» и неформальных практик. Почти по С.Довлатову: «Я не был антисоветским писателем, и все же меня не публиковали. Я все думал — почему? И наконец понял. Того, о чем я пишу, не существует. То есть в жизни оно, конечно, имеется. А в литературе не существует. Власти притворяются, что этой жизни нет».

Возможно, такой сомнительный с идеологической точки объект, как базары, был табуирован для изучения. И даже если не было прямого запрета, изучение задворок социализма грозило выходом на запретные для проговаривания сюжеты. Поэтому сейчас изучать базары чрезвычайно трудно в силу острого дефицита источников и их заведомой неполноты и односторонности. Объект окончательно ушел в прошлое, оставив пугающе мало информационных следов. И следы эти — заведомо односторонние. Масса информации, очевидной для участников процесса, не просто закрывалась, засекречивалась. Это было бы полбеды. В чудовищно забюрократизированном обществе существовал гигантский документооборот. И сокрыть хотя бы часть его, засекретить — невозможно. Как и полностью уничтожить пласты документов. Но масса информации вообще не откладывалась на бумаге. Многие вещи (очень важные) или устно проговаривались, или скрывались за эвфемизмами, или не проговаривались вообще, совершаясь «по умолчанию».

Конечно, существует острая потребность «поднять архивы» советской эпохи, извлечь из них максимум возможного. Ведь «колхозные рынки» и «барахолки» были юридически оформлены, они имели бухгалтерии и отделы кадров, профсоюзные организации и партийные ячейки. Должны остаться приказы, отчеты, протоколы. Некоторую надежду внушают архивы правоохранительных органов и судебные дела. Но необходимо понимать, что это «официальное лицо» феномена, то, что положено было видеть. Теневая сторона рынков, их рутинные практики, их реальная жизнь, реальные функции, масштабы и формы экономической деятельности могут быть отражены в архивных документах случайно, отрывочно, косвенно. Или не отражены вообще. Есть слабая надежда на свидетельства очевидцев, участников, но по понятным причинам этот источник уходит в прошлое безвозвратно.

Будем реалистами — мы уже не сможем реконструировать, выявить и описать мир советского базара во всей его полноте и разнообразии. Тем важнее задача ухватить то, что еще можно.

Инкубаторы мелкого бизнеса

Новое качество и новая роль открытых рынков в постсоциалистическую эпоху стали результатом кумулятивного воздействия целого ряда факторов. Рухнула социалистическая система производства и распределения товаров народного потребления. Потребовалась, причем немедленно, альтернативная система жизнеобеспечения. Из государственного сектора экономики было выброшено огромное количество людей, сразу потерявших средства к существованию. Произошла фактическая девальвация их прежних жизненных стратегий, статусов, квалификаций. Были легализованы рыночные отношения и открыты границы.

Рынки, рыночная деятельность стали средством выживания, областью обретения новых ресурсов и статусов, территорией самореализации. Здесь можно было начинать почти с нуля, не имея за спиной первоначального капитала, связей, рыночного опыта и системы ценностей. Конечно, имевшие это нелегальные и полулегальные предприниматели-профессионалы старого режима получили огромное стартовое преимущество. В рыночную деятельность пришла масса высокообразованных и готовых к географической и социальной мобильности горожан. Насколько это было возможно для людей, выросших в рамках социалистической системы.

Товарный голод в сочетании с открытыми границами и проторенными первопроходцами — польскими челноками — путями и созданной ими инфраструктурой породили массовый феномен челночничества. «Челночная» торговля — это отдельная огромная и сложная исследовательская проблема, Нас здесь интересует та ее сторона, которая прямо связана с открытыми рынками. «Челночная» торговля сыграла огромную, возможно даже решающую, роль в снабжении населения в критический момент краха социалистической экономики. Для сотен тысяч занятых в ней людей она стала школой предпринимательства, инкубатором для мелкого и среднего бизнеса. Были сформированы огромные товарные трансграничные потоки, почти не учтенные, кстати, официальной статистикой.

Уже сейчас очевидно, что это явно недооцененный и недостаточно изученный феномен. Хотя, конечно, и не в той степени, что советские базары. Изучается история феномена, а она естественно связана с катаклизмами, пережитыми Россией в ХХ веке. Большая работа проделана по изучению масштабов «челночничества» и его роли в экономике страны и отдельных регионов, его довольно сложной организации, описаны различные типы челноков и их мотивации и стратегии. Однако обобщающие монографические исследования еще ждут своего часа.

Масштабы челночной торговли быстро породили специализацию и разделение труда. Сформировался спрос на инфраструктуру, особенно на стабильные стационарные площадки, терминалы формирования и распределения товарных потоков. Торговля с рук и «знакомым» себя быстро исчерпала. Ситуация, когда один человек закупал товары, вез их через границу и сам же распродавал, резко сужала деловые возможности.

В результате происходит быстрый переход от торговли с рук к прилавкам, контейнерам, ангарам. Рынки обрастают обслуживающей инфраструктурой и сопутствующими услугами. Особое значение имело обеспечение безопасности. Был стремительно пройден путь от первоначального хаоса и индивидуальных усилий (где рынок был просто площадкой для торговли) к системе — от конгломерата отдельных торговцев к структурированию, сетям, параллельным институтам власти и управления. К рынку как сложно организованному организму. Индивидуальный и действующий на свой страх и риск челнок быстро и на разных условиях интегрируется в систему.

Когда ограничительные действия властей, конкуренция крупных компаний, создавших эффективную и конкурентоспособную систему импорта и крупного опта, постепенно вытеснили челноков, рынки приспособились и к этой ситуации. В качестве входных и выходных терминалов они остались частью меняющейся системы, меняясь при этом сами.

Три элемента системы

Российские рынки очень быстро, практически сразу, стали очень важной частью международных сетей, по которым огромным потоком шли товары, деньги, люди, информация, встречались и притирались друг к другу деловые культуры, где формировались и эффективно функционировали нормы, правила и санкции за их невыполнение.

В самом общем виде эта система состояла из трех важнейших элементов. Товарные потоки начали формироваться во «входных терминалах», особенно в Китае и Турции, для которых обслуживание российской «челночной торговли» стало значимой отраслью экономики. Ими могли быть специализированные «русские рынки» в Пекине, Стамбуле, специализированные города-терминалы в Китае (Маньчжурия, Суйфуньхе, Хэйхе). Как вариант — транзитные рынки в Киргизии, куда поступали китайские товары, которые шли затем в Россию или через Ферганскую долину в страны Центральной Азии. В функции этих терминалов входили отслеживание эволюции спроса в России, формирование листа заказов для местных производителей, опт и розница, формирование мелкооптовых партий, консалтинг, услуги («помогайки»), сервис (рестораны, сауны, проституция).

Второй элемент — это «челноки», вслед за которыми пришли и в конечном счете вытеснили их специализированные фирмы. Их функция — закупка, формирование товарных партий, транспортировка, оптовый сбыт в России. Иногда челноки сами и сбывали привезенные товары. Но побеждали специализация и разделение труда.

И наконец, рынки в России, а также отчасти в Восточной Европе, как опорные базы новой системы торговли и снабжения. Их наиболее заметная, но, возможно, не главная функция — розница и мелкий опт для непосредственных потребителей. Именно из них состояли огромные людские потоки, достигавшие иногда десятков тысяч человек в день. И хотя сумма покупок большинства из них была невелика, но в массе это давало огромные обороты. Покупателей, особенно людей с низкими доходами, привлекали низкие цены, возможность торговаться, широта выбора. Импонировал и весьма демократический стиль общения, позволявший чувствовать себя свободно и раскованно.

Однако главной функцией крупных рынков была все-таки логистика. На иркутском рынке «Шанхай» регулярно делали оптовые закупки не только торговцы из ближайших городов, но из Улан-Удэ и Читы. О масштабах этого бизнеса говорит информация, ставшая доступной после закрытия Черкизовского рынка в Москве. Он обеспечивал работой до ста тысяч человек, 70—80 процентов из которых, по оценкам Федерации мигрантов России, были гражданами КНР. По оценкам китайской газеты «Дунфан цзаобао», на рынке остался товар на сумму около пяти миллиардов долларов, принадлежащий китайским торговцам2.

Таким образом, рынки вряд ли можно охарактеризовать как чисто российское явление.

Рынки одевают, обувают, кормят…

Рынки стали не просто ключевыми элементами формирующейся рыночной системы снабжения, а значит, и жизнеобеспечения низших и средних слоев населения страны, но и площадкой, полигоном, на котором происходило формирование слоя массового мелкого предпринимательства. Сюда сходились огромные товарные и денежные потоки, здесь концентрировались самые разнообразные интересы; происходила стыковка формальной и неформальной экономик. В конце концов, регулярные походы на них входили в стратегию экономического выживания основной массы горожан.

На круглом столе «Трудовая миграция и розничные рынки» (2007 г.) заместитель председателя Объединенной комиссии по национальной политике и взаимоотношениям государства и религиозных объединений при Совете Федерации Владимир Слуцкер отметил, что в России насчитывается около 6 тысяч розничных рынков, на которых занято 1,2 миллиона человек. «Рынки полностью одевают, обувают, кормят и поят все население России…Большинство потенциальных покупателей рынков — малообеспеченные россияне, поэтому любые непродуманные действия по регулированию рынков могут существенно подорвать их жизненный уровень»3 .

На обслуживании челночной торговли и открытых рынков в России выросли заметные сектора экономики в Турции и Китае. О масштабах этой торговли может многое сказать таможенная статистика этих стран.

Рынки, став школой предпринимательства, породили новые массовые социальные и профессиональные группы, с собственным образом жизни, типом поведения, с особой субкультурой.Есть примеры того, как организованно и энергично они могли отстаивать свои корпоративные интересы. Борясь против решения муниципальных властей о закрытии иркутского рынка «Шанхай», торговавшие на нем местные торговцы объединились в собственный профсоюз, провели несколько публичных акций, даже обратились с посланием к президенту страны. Для защиты своих интересов они основали газету «Восточно-Сибирский Шанхай», которая почти год вела энергичную борьбу против решения о закрытии рынка. Рынок это не спасло, но ярко продемонстрировало властям, что это реальная сила, с которой необходимо считаться и искать компромиссные решения.

Массовость рыночных торговцев, их происхождение из различных социальных слоев и социальных страт, сохранившиеся тесные связи с ними — все это способствовало легитимации в прежде нерыночном обществе рыночных ценностей, привычек, образа жизни, понимания законности и необходимости рыночной торговли.

Для меня важным свидетельством того, как далеко зашло привыкание к рыночности, к людям рынка, стала последняя повесть В.Г.Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана». Новые времена и новые буржуазные отношения писателю категорически не нравятся. Еще больше, чем старые, социалистические. Рынок предстает символом зла. И в то же время в повести есть рыночная торговка, «угарная баба», грубо, решительно и весело выстраивающая не просто бизнес, а и жизнь — свою и окружающих. И она писателю симпатична.

«Этнические рынки» и «этническое предпринимательство»

Постсоциалистические рынки формировались в контексте открытости границ, перехода к рыночным отношениям, в симбиозе с трансграничным «челночничеством», они стали логистическими центрами по продвижению импортируемых потребительских товаров и продовольствия. Дополнительным и очень важным обстоятельством стали беспрецедентные в истории России трансграничные трудовые миграции. Все это вместе создало феномен, который население обозначило как «китайские», «кавказские» или «киргизские» рынки и торговые ряды.

В исследовательской литературе их чаще всего называют «этническими рынками». Условность этой терминологии очевидна — на этих рынках торгуют и оказывают разнообразные услуги люди различных национальностей и гражданств. Все они в той или иной мере этнофоры4, но прилагательное «этнический» у нас привычно относят только к представителям меньшинств. О терминах не спорят, о них договариваются — и коль скоро они прочно вошли в оборот, ничего не остается, как ими пользоваться. С соответствующими оговорками и пояснениями.

Наиболее распространенным феноменом этого ряда стали «китайские рынки», которые возникли в больших и многих малых городах востока России, а также часто и в городах Европейской части. Китайскими они были названы населением этих городов, что очень часто маркировалось и названием рынков («Шанхай» или «шанхайка», «Маньчжурия», «Китайский рынок» в Иркутске, например). Иногда названия были в этническом смысле нейтральными — но это не мешало считать их китайскими. Так или иначе, это взгляд извне.

Если попытаться понять, что дает основание для такого взгляда, можно выделить следующие факторы: китайские товары, китайские торговцы, китайские капиталы, китайский менеджмент (обычно закулисный). В целом, это констатация не преобладания китайских торговцев, а типа отношений, определяемого китайским товаром. Этот тип отношений включает дешевизну товара, его не очень высокое качество, возможность торговаться, стилистику поведения китайских торговцев, их деловую культуру. С течением времени «китайскость» становится брендом, торговой маркой — и такое понимание далеко выходит за этническое поле, определяя по большей мере параметры экономические и даже социальные. Тогда появляется смысл осознанно, в качестве деловой технологии, формировать и «китайский облик» рынка через нехитрый набор символов (название, китаизированный дизайн в оформлении и т.д.). Китайскость становится специально производимым товаром для продажи. И, видимо, далеко не случайно выстроенный на месте снесенной знаменитой иркутской «шанхайки» торговый пассаж был назван «Шанхай Сити-моллом».

Это предполагает возможность ситуаций, когда рынок мог маркироваться как «китайский» без видимого преобладания китайских торговцев. Материала для анализа мало — и можно лишь предполагать в качестве гипотезы, что на рынки городов Западной Сибири и Урала китайские товары продвигались через государства Центральной Азии. Удобнее и выгоднее было использовать услуги граждан этих стран и их деловые сети.

К слову говоря, Турция, одно время сопоставимая с Китаем по объемам товаров, производимых для продажи по «челночным» каналам, не включилась в процесс их транспортировки и продажи в России. Турецкие товары шли сюда без турецких челноков и без турецких капиталов и менеджмента. В результате турецкие товары не породили «турецких рынков».

Зато китайские товары породили не только китайские, но и киргизские рынки. Имеющиеся наблюдения показывают, что буквально в считанные годы в России сформировались многочисленные (особенно учитывая небольшую численность населения этой страны) киргизские общины. Для нас важно то, что в отличие от таджикских и узбекских мигрантов они активно вторглись в бизнес на открытых рынках и завоевали там довольно сильные позиции. В большинстве сибирских и дальневосточных городов сформировались киргизские рынки или киргизские ряды. Можно предположить, что этот интенсивный миграционный поток был вызван не только совокупностью выталкивающих факторов — слабостью экономики страны, бедностью населения, регулярными политическими потрясениями. В силу либерального таможенного режима Киргизия стала важным транзитным пунктом для продвижения потребительских товаров из Китая (и не только) на российские рынки. Эти потоки в значительной части обслуживаются киргизами.

И здесь мы подходим к чрезвычайно важному вопросу о роли мигрантов в деятельности и структуре рынков, особенно этнических. Роль это не просто заметна — она велика настолько, что стала одной из сущностных характеристик феномена. И дело не только в численности. Конечно, и один только китайский товар сам по себе может быть важным знаком, символом отношений и статусов. Но когда за ним стоит человек — проблема приобретает дополнительные измерения.

У присутствия мигрантов на рынках имеется советская предыстория. В 1960—1980-е годы на «колхозных рынках» сложился устойчивый, довольно многочисленный и очень заметный слой выходцев с Кавказа. Они обслуживали, в основном, трафик и продажу овощей, фруктов, цветов, производимых у них на родине. Масштабы и регулярный характер их деятельности позволяют говорить о ней как о профессиональном предпринимательстве, полулегальном с точки зрения властей и не одобряемом общественной моралью.

Тогда и сформировался «образ кавказца» — человека, не просто отличающегося особенностями культуры и поведения, внешним обликом, но и олицетворяющего в моральных категориях тех лет «торгашество». Можно предположить, что привычные этнические категории стали способом стереотипизации явлений социально-экономических. Навязанный государством и в целом принятый обществом взгляд на этничность («национальность» в терминах того времени) как на феномен скорее не культурный, а определяемый «кровью», происхождением провоцировал и появление расовых коннотаций в этом стереотипе. «Кавказцев» выделяли как группу — и относились как к группе, олицетворяющей не просто непривычные культурные нормы и практики поведения, но и осуждаемый общественной моралью тип экономического поведения.

Когда же с распадом Советского Союза и крахом социалистических отношений в Россию хлынул поток трансграничных мигрантов, значительная их часть в поисках работы и экономических возможностей пришла на рынки. Челноки изначально были разных национальностей и гражданской принадлежности — русские, украинцы, китайцы, киргизы и т.д. Преобладание или заметная роль тех или иных групп определялась не столько тем, что иногда называют «этнической предрасположенностью», сколько ситуацией и экономической целесообразностью. Ведь и саму стратегию челночничества, практики, навыки, инфраструктуру бывшие советские граждане переняли от поляков. Не зря многие русские рынки в Китае и Турции первоначально были польскими.

Те же «кавказцы», которые в советские времена специализировались на обслуживании товарных потоков из родных мест, постепенно переориентировались на общую торговую и посредническую деятельность. Уже отмечалось, что экономически эффективнее обслуживать потоки китайских товаров через Центральную Азию стали жители этого региона. Многочисленные китайские челноки или занялись в России стабильным бизнесом, или вступили в кооперацию с русскими торговцами.

Открытые рынки стали местом и механизмом экономической и социальной адаптации трансграничных мигрантов, площадкой концентрации их экономической деятельности и социальной организации. Анклавом «этнического бизнеса».

Все это делает чрезвычайно насущным и важным вопрос, сформулированный в продолжающихся дискуссиях об «этнической экономике»: коллективные или индивидуальные стратегии избирают мигранты в качестве инструмента достижения экономического успеха на рынках? Если коллективные — то на какой основе формируются их группы? Их поведение на рынках определяется экономической целесообразностью или соображениями групповой лояльности? Дополняют или исключают друг друга эти мотивы? Какова роль этнического фактора в их рыночной деятельности, да и в образе жизни в принимающем обществе? Возможно или невозможно использование ими сети внутриэтнических (внутригрупповых, но маркированных этнически) связей, отношений сотрудничества, зависимости и власти в качестве ресурса в предпринимательстве?

Хотелось бы подчеркнуть, что эти вопросы возникли в концепциях «этнической экономики» в результате изучения огромного количества самых разнообразных случаев и ситуаций. Предлагаемые ими исследовательские подходы, утверждения и гипотезы важны не для получения априорного ответа, не как источник единственно правильного знания, а для того, чтобы задать вопросы изучаемому феномену.

Относительно сформулированных выше вопросов высказывались прямо противоположные гипотезы. Одна из них состоит в том, что торговец руководствуется чисто экономическими мотивами и стимулами, поэтому этнические, земляческие и другие групповые лояльности не определяют выбора его стратегии и практик. Есть и противоположная точка зрения — модель поведения торговца предопределена его принадлежностью к своей этнической группе и групповой лояльностью.

Для обоснования или отрицания этих гипотез по отношению к современной России катастрофически не хватает эмпирического материала. Представляется однако, что ответ на этот вопрос может быть разным в различных обстоятельствах и контекстах. Главное же, такая постановка вопроса может увести от признания того, что групповые связи и лояльности (земляческие, семейные, клановые, этнические или маркируемые в качестве этнических) могут быть мощным рыночным, экономическим ресурсом. Опыт «торговых меньшинств» традиционного общества свидетельствует об этом со всей очевидностью5 . Конечно, специфика постсоциалистических рынков в том и состоит, что это институт общества современного, не общинного. Поэтому прямые аналогии здесь невозможны. Но постановка вопроса представляется не просто корректной, но и чрезвычайно важной и перспективной.

Использование эвристического инструментария «этнической экономики» позволяет вновь вернуться к проблеме того, что же такое «этнические рынки». Сложившееся понимание, как уже было отмечено, определено взглядом принимающего общества. Оно исходит из безусловной презумпции того, что на «китайском рынке» действуют не торговцы (в том числе и китайского происхождения и гражданства), а китайцы как группа, люди, чье экономическое поведение, деловые практики, человеческие лояльности определяются их китайскостью. Принимающее общество видит на рынках группы, а отдельных людей воспринимает как органическую их часть.

Исследовательская задача состоит, видимо, в том, чтобы поставить здесь знак вопроса. И пытаться отвечать на вопросы на основании изучения конкретных ситуаций и кейсов. Причем крайне желательно — в динамике. «Этнические рынки» — это площадки, где действуют отдельные люди, мотивированные прежде всего мотивом прибыли? или это поле деятельности групп, организованных по этническому принципу? или не по этническому — но этнически маркированному? Противоречит ли одно другому? Являются ли «этнические рынки» просто торговыми площадками, на которых действуют на свой страх и риск отдельные торговцы — или там сложились устойчивые и эффективные внутренние механизмы регулирования, контроля и власти? Если да — то являются ли они этническими — или клановыми, но этнически маркированными? Или власть определяется наличием экономического и силового ресурса? Существует ли разделение труда по этническому признаку? При этом необходимо иметь в виду ярко выраженный феномен этнизации миграционных процессов в современном российском обществе. Ситуацию, когда процессы социально-экономические (миграция например) привычно описываются в категориях культурных, в том числе и этнических. Когда логика и практики поведения мигранта приписываются этнической группе.

Вопросов куда больше, чем ответов. Однако опыт изучения иркутских рынков позволяет утверждать (не распространяя это априори на все «этнические рынки»), что это не просто торговые площадки и хозяйствующие субъекты. Там сложилось и разделение труда (в том числе и по этническому принципу), и внутренние механизмы организации и контроля, и социальные сети, в том числе и на этнической основе.

Можно предположить, что формируется и особая субкультура таких рынков. Одним из свидетельств этого стало формирование и довольно широкое распространение пиджинов — особенно в российско-китайском торговом приграничье. Возрождена на новой основе и в новом историческом контексте дореволюционная традиция кяхтинского пиджина как языка приграничной торговли.

Контекст. Рынки в городской среде

Рынки — не просто место, где товары и деньги переходят из рук в руки. Теперь это место встречи и взаимного привыкания людей различных культур. Место и механизм привыкания к феномену этнического и культурного многообразия как норме.

Они стали неотъемлемой частью городского пространства в качестве олицетворения не только торговли и рыночных отношений, но и особого культурного феномена. Природа этой особости требует отдельного изучения. Но может быть далеко не случайно в телевизионном сериале «Черкизона. Одноразовые люди» рынок предстает неким воплощением сталкеровской «зоны». Местом запредельно чужим и уже только поэтому опасным. Но и привлекательным своей экзотикой и возможностями. Скорее всего, это гипертрофированный взгляд, художественное преувеличение. Вряд ли обычный посетитель рынка испытывает там чувство риска или опасности, но ощущение настороженной отчужденности явно присутствует.

Рынки не были изолированными институциями в городской среде. Вокруг них естественным образом формируется самая разнообразная инфраструктура сервиса и развлечений. Не случайно, например, именно в районах рынков, особенно «этнических», наблюдается высокая концентрация самых разнообразных предприятий «этнического общепита». Мелкая уличная торговля также притягивается сюда, ближе к сложившимся потокам покупателей. Поближе к рынкам предпочитают селиться мигранты, формируя здесь хотя и размытые, пока еще не очень явно выраженные, но этнические кластеры.

Рынки — предмет постоянной озабоченности городских властей, так как являются важным источником ресурсов и механизмом жизнеобеспечения и одновременно — причиной или поводом разнообразных проблем и конфликтов. Проблемы транспорта, санитарии, затрущобливания окружающих территорий, уклонения от налогов и нарушения миграционного законодательства, повышенный уровень преступности, коррупция — все это создает у властей и населения справедливое ощущение слабой подконтрольности и управляемости этих стратегически важных для города объектов.

Поэтому «этнические рынки» постоянно находятся в центре общественного внимания, это предмет регулярных дискуссий в прессе и в интернете. И внимание это редко бывало доброжелательным.

Закрытие «шанхайки»: современные тенденции

Конечно, открытые рынки, в том числе и этнически маркированные, не исчезнут совсем. Своя ниша у них останется — в формате «блошиных рынков», продовольственных рынков, да и в какой-то мере оптово-розничных тоже. Вряд ли исчезнет и «этнический бизнес» — он уже сейчас эффективно осваивает современные форматы, эффективно реагируя на все запреты и ограничения. Однако время процветания открытых рынков позади — если конечно страну не постигнет какой-нибудь новый политический и экономический катаклизм. Российский опыт ХХ века показал, что экономическая и общественная роль открытых рынков радикально возрастает в переходные и кризисные моменты истории.

Что же происходит после закрытия или маргинализаци этнических рынков? Куда уходят их обитатели и в каком направлении концентрируется их энергия? Стоит поискать ответы в опыте не раз упомянутой иркутской «шанхайки».

С первых же дней существования рынка было объявлено о его временности. Об этом постоянно заявляли представители городских и областных властей, руководители пожарных, правоохранительных, санитарных служб. От властей требовали закрыть «эту клоаку», а те охотно обещали это сделать. Но рынок эффективно функционировал тринадцать лет, пережив даже эпидемию атипичной пневмонии в 2003 году. Это был прекрасный повод для атаки. Два вице-губернатора жестко потребовали от мэрии закрыть рынок по соображениям эпидемиологическим, а также безопасности и общественного порядка. В очередной раз заявили о необходимости радикально решить проблему депутаты городской думы. В сентябре 2006 года городская администрация все же ликвидировала рынок. Это встретило отчаянное сопротивление торговцев: подавались иски в Арбитражный суд, проводились публичные акции (пикеты, перекрытие улиц), подписывались коллективные обращения, распространялись листовки, был организован профсоюз работников рынка, его представители встречались с мэром. Дело дошло до телеграммы президенту страны. Городские власти оказались непреклонными. На организованное сопротивление они ответили конфронтационной риторикой, обычно им не свойственной. Единственной уступкой стала отсрочка закрытия рынка до начала 2007 года.

По словам представителя мэрии, по новому закону о местном самоуправлении город был обязан к 2009 году продать все свои коммерческие учреждения. Не исключено, однако, что причиной решительности и непреклонности стало то, что, как проницательно заметила журналистка, «рынок "Шанхай" стал символом целой эпохи»6 . Проблема «шанхайки» переместилась в символическую плоскость. Она олицетворяла «китайскость», трущобность («клоака»), неприкрытую бедность («рынок для бедных»), огромные финансовые потоки и подозрения в том, что городские чиновники используют их не по назначению. Для муниципальной власти рынок был не только источником доходов, но и головной болью. «Шанхайка» была только частью единой торговой площади, на которой расположены еще несколько частных рынков, создающих абсолютно такие же проблемы для города. Та же трущобность, антисанитария, скученность, транспортные проблемы, запутанные финансовые и налоговые проблемы, те же китайцы. Но об их закрытии речь не шла.

«Шанхай» ликвидирован как хозяйствующий субъект, ушел в прошлое как торговая площадь. Означает ли это прекращение деятельности китайского рынка в городе? Показательна реакция китайских торговцев. Чрезвычайно активные, боевитые, организованные, способные на риск во время борьбы за передел ресурсов рынка, они полностью отстранились от борьбы за его спасение. Это выявилось еще на стадии подспудной борьбы в администрации города, в ходе которой и было принято решение о закрытии. Тогда, в ноябре 2004 года, произошло уникальное для России событие — была создана газета под замечательным названием «Восточно-Сибирский "Шанхай"». В разговоре с автором ее основатель и журналисты подчеркивали, что инициатива и ресурсы исходили от русских торговцев и что главная задача газеты — воздействовать на общественное мнение иркутян с целью сохранения рынка. Газета выходила до лета 2005 года (около десяти выпусков) двадцатитысячным тиражом и довольно умело и профессионально боролась за жизнь рынка. Осенью 2006 года в арьергардных боях также участвовали только русские торговцы.

Китайский рынок перерос границы официального «Шанхая», соответствующая инфраструктура переместилась на другие торговые площадки города, особенно соседние. Фактически сформировался «Большой Шанхай». И решение городских властей обрушились только на символ китайского рынка.

Закрытие «шанхайки» остро поставило вопрос о судьбе китайского бизнеса в условиях радикального снижения экономической роли открытых рознично-мелкооптовых рынков и мер по их административному выдавливанию. Что будет в этой ситуации с их китайской ипостасью? Каковы перспективы китайских торговцев, китайского бизнеса? «Китайские рынки» — «уходящая натура»? Феномен, который сыграл свою роль — и роль огромную, — а теперь власть при явном одобрении значительной, возможно даже преобладающей, части общества добивается его ликвидации?

Внимание исследователей привлекли только немногие «китайские рынки» страны. Поэтому об общих тенденциях можно говорить только предположительно. С этой важной оговоркой можно констатировать, что если неорганизованный «челночный» бизнес и преобладал, то только на ранних стадиях формирования феномена. Довольно быстро крупные предприниматели или корпорации установили контроль над деятельностью рынков, используя экономические и внеэкономические («патрон-клиент») механизмы подчинения мелких торговцев. Китайский бизнес эффективно функционировал, используя труд китайских мигрантов, но мог обходиться при необходимости и без них или с их минимальным участием, делая упор на китайские товары, капиталы и менеджмент. Ключевой здесь видится функция продвижение китайских товаров. Уверенно же можно говорить о том, что за два прошедших десятилетия китайский капитал, китайские товары, труд китайских торговцев стали важным, необходимым и интегральным компонентом принимающей экономики. И важнейшим инструментом этого были «китайские рынки».

Потеряв прежние позиции, рынки под открытым небом вряд ли исчезнут окончательно. Они останутся, хотя и будут оттеснены на окраины городов и периферию экономической жизни. Однако кластеры, «сгустки» китайской торговли, в том числе и розничной, не исчезнут благодаря освоению новых торговых форматов. Залогом этого является то, что китайский бизнес в России накопил большие ресурсы (не только капиталы, но знания, опыт и связи). Он продемонстрировал огромную адаптивность к суровым и стремительно меняющимся условиям. Он не откажется и от такого мощного ресурса, как опора на общинность, на клановые связи и механизмы.

В ответ на правительственные меры по вытеснению иностранцев с рынков были мгновенно и эффективно задействованы система подставных лиц, маневра ресурсами, механизм смены юридического статуса. На смену открытых «шанхаев» идут крытые пассажи, торговые ряды и супермаркеты с китайскими капиталами, товарами и рабочей силой. Иркутский «Шанхай» ликвидирован как юридическое лицо. И тут же на его месте был построен «Шанхай Сити-молл».

В 2012 году городские власти резко активизировали борьбу с комплексом из одиннадцати открытых рынков в районе Центрального рынка («большим Шанхаем»). Они принадлежат частным владельцам, поэтому просто закрыть их (как «шанхайку», которая была муниципальным предприятием) власти не могут. Аргументация властей та же — антисанитария, трущобность, помехи дорожному движению, массовые правонарушения, «китайскость». Кроме того, с 2014 года вступили в силу новые нормы закона «О розничных рынках», по которым в городах, имеющих численность населения свыше ста тысяч человек, торговля может осуществляться только в капитальных строениях. Мэр Иркутска потребовал от хозяев рынков возвести современные торговые центры с парковками или перебраться из центра города, угрожая в случае неповиновения «навести порядок» с помощью интенсивных рейдов и проверок санитарных, пожарных, миграционных служб, Роспотребнадзора и т.д.

Одновременно при участии городских властей на этой территории был открыт новый торговый центр «Шанхай сити-молл». Хозяева рынка специально подчеркнули: «Прежнее название рынка… решили сохранить, потому что это популярное у горожан место, где можно недорого купить любые вещи». Подчеркивание символической реинкарнации рынка говорит и о том, что само слово «шанхай» обрело новые устойчивые коннотации, превратившись из имени собственного в имя нарицательное.

Китайский бизнес пришел в Россию навсегда. Он будет меняться, приспосабливаться к экономической и политической конъюнктуре, но не уйдет. Он уже перестал быть чужеродным для экономической и общественной жизни России, стал своим и необходимым. Теперь это неотъемлемая часть российской социально-экономической системы. А обогащение словаря русского языка новыми словами, типа «шанхайка» свидетельствует о том, что теперь это уже часть культуры.

____________________

1 Dotson F., Dotson L.O. The Indian Minority of Zambia, Rhodesia and Malawi. — NewHaven: YaleUniversityPress, 1968 — Р. 273.

2 Габуев А., Козенко А. Китай торгуется за Черкизовский рынок // Коммерсантъ. — 2009, № 131, 22 июля.

3 Московское Бюро по правам человека. Хроника МБПЧ: март-апрель 2007 г. (http://antirasizm.ru).

4 Этнофор — индивидуальный носитель определенной этнической культуры и национальной психики.

5 Дятлов В.И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланные Богом? Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки. — М., 1996.

6 Трифонова Е. Шанхайское «ополчение»// Восточно-Сибирская правда. — 2006, 2 нояб.

Дружба Народов 2016, 2

Комбинации форм и смыслов в мире хаоса и неврастении

Литературные итоги 2015 года. Окончание

+++ ——

Окончание. Начало см. «ДН» № 1, 2015 г.

На этот раз мы предложили участникам заочного «круглого стола» три вопроса для обсуждения:

1. Каковы для вас главные события (в смысле — тексты, любых жанров и объемов) и тенденции 2015 года?

2. Удалось ли прочитать кого-то из писателей «ближнего» зарубежья?

3. Чем вам запомнится Год литературы?

Наталья Иванова, литературный критик, г.Москва

Жизнь короткими стежками

1. «Нет границ между фактом и вымыслом», — сказала Светлана Алексиевич в своей Нобелевской лекции. Очень серьезная тенденция — и нам напоминание: все движется, меняется не только в реальном мире, но и в мире, который мы называем литературным. Был шок от решения Нобелевского комитета — но нам это знак.

Увлеченные выбором — новацией либо традицией, — мы порой забываем о серьезности, о смысловой нагруженности слова, проступающей сквозь настоящую литературу, как кровь сквозь бинты. Светлана Алексиевич оказалась неугодна и доморощенным эстетам, и неореалистам. На самом деле этот сдвиг уже опробован в докудраме с ее поэтикой предельного обнажения чужого слова.

Еще одна явственно обозначившаяся тенденция — размечать жизнь короткими стежками. Это и я сама, мой «роман с литературой в кратком изложении» «Ветер и песок» («Знамя», № 3, 10). Я попробовала себя в совершенно ином жанре — если уж поздно переменить судьбу, попробую сменить жанр. Я этот жанр опробовала еще в 2003-м, в книге «Ностальящее» у меня был такой раздел, «И так далее». И книгу хотелось бы так — необязательно — назвать. И еще вот что было там опробовано: когда я там анализировала «советское прошедшее», то дополняла эссе подробнейшими примечаниями-комментариями — кто сейчас, подумала я, поймет, что такое «сталинский кирпич», или фильм «Девушка с характером», или передача «Старая квартира».

Жанр свободного комментария широко развернут в новой книге Сергея Чупринина «Вот жизнь моя», издательство «Рипол классик». Эту книгу я отмечаю как одну из самых мне симпатичных — на фоне всего 2015 года. А свою книгу с условным подзаголовком «Роман с литературой в кратком изложении» надеюсь выпустить в 2016-м.

Так вот: жизнь короткими стежками. Этот жанр востребован и Евгением Бунимовичем («Вкратце жизнь»), и Андреем Аствацатуровым, и Денисом Драгунским, и Львом Симкиным («Завтрак юриста»). Мне это все близко — как бы необязательные, непритязательные, веселые (хотя и очень грустные), игровые даже тексты.

Ощущение, что авторам было хорошо, когда они их писали. Непринужденно. Без пафоса. Не надувая щек.

2. Писателям Армении был посвящен специальный номер (№ 11) журнала «Знамя», над которым работали больше, чем над любым другим. Потому что «в темноте ощупывали слона» (мало знаний, мало информации у нас о современной армянской литературе). «Новый мир» уже не первый год пристально следит за украинской литературой, спасибо ему. И «Дружба народов» — в этом году отдельный номер посвящен грузинам.

Наш номер открыли поэты — и я здесь выделю блестящего армянского поэта Эдуарда Аренца, совсем молодого (1981 г.р.), и русскоязычную молодую поэтессу, переводчика и филолога Анаит Татевосян. Потрясла докупрозой Нелли Григорян — уж сколько я читала свидетельств, и все равно ее слова пробивают до слез.

3. Год литературы запомнится тем, что удалось в его рамках слетать в Ереван на презентацию «армянского номера». В Чистополе состоялись Первые Пастернаковские чтения, а в Воронеже — фестиваль «Улица Мандельштама», и там тоже я была и увидела воочию настоящий энтузиазм нестоличной литературной России. А так — годы все должны быть, по моему разумению, годами Литературы. Мы (имею в виду не только себя — не только свое поколение — не только толстые литературные журналы — но все общество, народ) без нее ничто.

И — создать его. Далее по тексту.

Ольга Лебёдушкина, литературный критик, г.Балашов

«Современность говорит на разных художественных языках»

1. Событий, на мой взгляд, было много, хотя новых романов Петра Алешковского, Николая Кононова, Марии Галиной уже было бы достаточно, чтобы год получился отличным.

Что касается тенденций, начну с той, которая мне не очень нравится, правда, поделать с этим можно примерно то же, что с климатическими изменениями. Литература все больше уступает кино право на масштабный общественный резонанс. Ничего нового здесь нет, просто случай «Крепости» Петра Алешковского — ровно об этом. Роман, над которым автор работал шесть лет, был задуман, когда и в помине не было ни «Левиафана» Андрея Звягинцева, ни «Дурака» Юрия Быкова. Но история археолога Мальцова, которого система «закопала» не только в переносном, но и в самом прямом смысле, рождена той же общественной атмосферой. Такого острого и трагического ощущения современности в нашей литературе, которая смотрит, в основном, в прошлое, и в лучших своих образцах по-прежнему пытается изжить его травмы, честно говоря, не припомню. При этом центральный конфликт эпохи обозначен в романе предельно точно. Потому что, каким бы невероятным это ни казалось, все главное сегодня происходит в области культуры, и подлинные герои нашего времени — ученые, археологи, библиотекари. Впрочем, с тем, что конфликт между культурой и варварством определяет нынче судьбы мира, не только нашей страны, никто, кажется, и не спорит. И в этом смысле «Крепость» — стопроцентное попадание в цель, «портрет времени», как принято было говорить раньше. Разумеется, роман гораздо больше и сложнее этой социальной линии, но она очень значима, и поэтому как-то грустно понимать, что время, когда «Один день Ивана Денисовича» или «Не хлебом единым» переворачивали сознание целых поколений, осталось в истории. Книги с таким потенциалом пишутся, но эффект совсем другой. Сериал бы что ли сняли по роману Петра Алешковского, чтобы народ очнулся и содрогнулся…

Совсем по-иному современен и злободневен роман Николая Кононова «Парад» — внешне ретроспективное повествование о 1970-х годах, о легендарном саратовском фарцовщике Льве, позднее (и уже за пределами повествования) превратившемся в столь же легендарную звезду раннего постсоветского гламура. На самом же деле получилось тонкое, как всегда у Кононова, на болезненной грани между жестокостью и нежностью, иронией и ностальгией исследование русского дендизма, и шире — русского эстетства с их трогательной доморощенностью и неизбывной провинциальностью. А если брать еще шире, то «Парад» — роман о соблазне и соблазненности неким эрзацем недоступной красоты, который, впрочем, вполне реален, как «паленые» джинсы с саратовского базара. И в этом смысле книга Кононова превращается в прощание с эпохой русского гламура, стремительно, прямо на наших глазах, канувшего в небытие.

Так же быстро уходит в прошлое и «новая русская готика» и вообще та сказочно-фантастическая мода, которая совсем недавно определяла одно из основных направлений в современной русской прозе. «Королева русского хоррора» Анна Старобинец пишет детские детективы о зверятах. Мария Галина в своем новом романе «Автохтоны» устраивает «сеанс черной магии с ее последующим разоблачением», взрывая изнутри свою собственную манеру. Мистики и хоррора в «Автохтонах» хоть отбавляй, но все это в конце концов окажется впечатляющей театральной декорацией, на фоне которой разыгрывается драматическая история Европы ХХ века. «Время сказок», страшных и волшебных, становится фактом истории литературы. О причинах стоило бы поразмышлять, когда контуры нового облика литературной современности станут более ясными.

Пока же о ней можно сказать, что современность эта очень разная и говорит на разных художественных языках, и это обнадеживает. По крайней мере, такой она представляется в серии «Новая классика/ Novum classic» издательства «Рипол классик» (редактор-составитель — Юрий Крылов). Эту серию я бы назвала издательским проектом года, прежде всего потому, что она создает новую и очень неожиданную картину современной русской литературы. Диапазон здесь впечатляющий: от прозы «русских европейцев» — «Картахены» Лены Элтанг и «Бизар» Андрея Иванова (частично начинаю отвечать на второй вопрос) до поэтического эпоса о металлургах Сергея Самсонова («Железная кость»), от вполне традиционных документально-художественных повестей Игоря Воеводина («Последний властитель Крыма») до борхесианских «длинных сюжетов» Ивана Зорина («Аватара клоуна»). Так что русской прозе есть куда развиваться.

Открытием года назвала бы Гузель Яхину («Зулейха открывает глаза»), и вряд ли тут буду оригинальна. Раскулачивание, репрессии, спецпоселение — все эти трагические страницы истории нашей страны вдруг самым неожиданным образом отражаются в судьбе маленькой крестьянки Зулейхи из татарского села Юлбаш, что в пору говорить о том счастье, которому несчастье помогло. При этом книга Яхиной явно намечает еще один путь развития современной русской прозы на ближайшее время. Для «Дружбы народов» тут, правда, никаких особых новостей нет, но тем интереснее наблюдать за тем, как основные направления работы журнала становятся мэйнстримом. «Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов... Традиции этой школы — глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору» — абсолютно справедливо сказано в издательской аннотации к роману Гузель Яхиной. Одно из свидетельств тому, что сейчас эта школа переживает второе рождение, — то, что в коротком списке «Русского Букера–2015» оказались сразу две книги, которые вполне к ней можно отнести: «Зулейха открывает глаза» и «Жених и невеста» Алисы Ганиевой, тоже жестокий женский роман о современном Дагестане.

Новое в обоих случаях заключается в том, что оба эти романа явно скроены по лекалам современной англоязычной прозы, в которой в последние годы «этнические» писатели и писательницы тоже образуют некое устойчивое направление — достаточно просмотреть списки лауреатов Букеровской и Пулитцеровской премий «нулевых» и 2010-х годов.

А еще минувший год был годом 70-летия Победы, и вот это тот случай, когда юбилейная дата оказывается настолько важной в отношении литературы. Было много замечательных изданий и переизданий художественной и мемуарной прозы, и, казалось бы, давно написанные страницы истории русской литературы стали вдруг дописываться. Книга военной прозы «Жили-были на войне» киносценариста Исая Кузнецова, которая вышла в замечательной серии «На краю войны» (АСТ: Редакция Елены Шубиной) сразу поставила автора в один ряд с классиками — Василём Быковым, Вячеславом Кондратьевым, Виктором Астафьевым. И это еще одно главное открытие года.

2. Если продолжать разговор о так называемых «нерусских русских», то здесь, конечно, событие номер один — завершение и выход отдельной книгой эпопеи Сухбата Афлатуни «Поклонение волхвов». Несколько лет назад, начиная над ней работу, автор сам с собой заключил пари на возможность исторического романа в эпоху невозможности исторического романа. Похоже, что на момент окончания трилогии само пари стало неактуальным. «Поклонение волхвов» — еще одно подтверждение глобального тяготения к «длинным сюжетам», максимально протяженным во времени, выхватывающим некий исторический пунктир, некую тайнопись судьбы внутри отрезка длиной в столетие и больше.

Что касается литературы переводной, то этот год для меня прошел под знаком Грузии (спасибо «Дружбе народов» за «грузинский» 8-й номер и сборник современной грузинской прозы «За хребтом Кавказа», сложившийся из публикаций журнала за последние два десятилетия и вдруг обнаживший целостный сюжет современной истории). Самое сильное впечатление — поразительная «Считалка» Тамты Мелашвили, с которой познакомилась с опозданием, в книжном варианте, который, впрочем, оказался очень ко времени, потому что это книга не просто о грузино-абхазской войне, но обо всех современных войнах и судьбе мирных жителей, оказавшихся в западне между фронтами, и одновременно — о нежности, любви и человеческом достоинстве.

3. Честно говоря, ничем таким особенным не запомнится, и вовсе не потому, что было сделано мало хорошего. Просто, если твое основное занятие –читать книжки и о них рассказывать, каждый год — Год литературы. Думается, сам смысл этого жанра тематических дат — в том, чтобы как-то напомнить, что литература у нас на самом деле есть, всем, кто по разным причинам забыл о ее существовании. Если это хоть немного получилось, значит, Год прошел не зря.

Валерия Пустовая, литературный критик, г.Москва

«В современный роман возвращается эпос»

Для меня самое интересное и острое в минувшем году — противостояние моделей романа, да и концепции «большой прозы» вообще, которое увенчалось альтернативными, можно сказать конфликтными, итогами самых наших крупных национальных премий «Русский Букер» и «Большая книга». Романы Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» и Александра Снегирёва «Вера» воплощают для меня способы сборки долгого повествования. Премиальный сюжет позволяет представить себе эти романы как две головы орла, глядящие одна в прошлое, другая в будущее.

Это не просто модели романа — это предложенные модели общественного сознания, структуры реальности.

Роман Гузели Яхиной ценят прежде всего за попадание в реальность старинной сборки. Это последовательное повествование, обещающее внятное развитие характеров, выражающее гуманистические идеалы, возвращающее читателя к главным сюжетам общенационального прошлого.

Роман Александра Снегирёва отталкивает прежде всего своей современностью. В этом романе трудно обжиться, как в постоянно меняющемся, как бы достраивающемся доме. Современное общество представлено в романе портретами, собранными из достоверных типических признаков — и медийных ярлыков. Современная реальность сложена из мелких фрагментов — сценок, диалогов, вспышек памяти. Гуманистические ценности автора, равно как вообще сочувствие к героям, не вычитываются — автор разглядывает людей так хладнокровно и пристально, что, кажется, никого не щадит.

Однако роман Гузели Яхиной, на котором хочется отдохнуть от романа Снегирёва, не исполняет своих обещаний. Эволюция характеров в нем схематична, проходит по заранее намеченному и быстро угадываемому плану (героиня отбрасывает виктимные привычки задавленной традиционным укладом женщины — но так и не берет на себя ответственность за свою любовь, духовно оставаясь под пятой у свекрови-самодурки; герой проходит путь от плохого до хорошего энкавэдэшника благодаря постепенно оживающей для него тетради с перечнем репрессированных). В последовательном повествовании совершаются пробные, неумелые броски то к документу (в нескольких главах появляется курсив — комментарий от многознающего автора, но потом прием отброшен), то к новелле (совершенно булгаковская история о профессоре, жившем в яйцевидной сфере, могла бы составить отличный, хоть и подражательный, рассказ), то к сценарию (перипетийные, замирающие на острие стыки эпизодов; разделение заключенных в лагере на взятых крупным планом «звезд» и «статистов», обозначенных яркими деталями в гриме или пластике). Наконец, сама национальная история отступает в романе на второй план, так что все повествование приобретает черты женской любовной прозы, где история страсти разыгрывается на выигрышно подсвечивающем ее фоне катастрофы — так что это уже не модель сборки национального исторического романа, а модель сборки, например, «Унесённых ветром».

В то же время роман Снегирёва, который критиковали за отсутствие психологизма, непоследовательность, преувеличения, как раз исполняет принятые в нем законы. Это не вполне реалистичное повествование, отражающее саму скользящую, «протеистичную» — как пишет Евгений Ермолин — природу современности. Ни цельности характеров, ни линейной их эволюции, ни единого, связно развивающегося сюжета тут не предполагается — самим типом текста. Гротеск в романе исходит из авторского видения национального российского бессознательного. Роман не движется линейно — а разворачивается, открывая кластеры коллективного ума, присосеживая деревню Ягодку к загранице, домострой к апокалипсису, гламур к панку, новый ренессанс к новому варварству. Реальность современной России, равно как и населяющие ее персонажи, не соответствуют сами себе — потому что не принимают себя, свое прошлое и настоящее, живут в шизофреническом дрейфе между достоверными и желанными сущностями.

И вот какое дело — традиционный, последовательный роман Яхиной, несмотря на то, что посвящен катастрофическим явлениям в истории, своеобразно утешает, обуючивает — усыпляет читателя. Он о боли — но не так болит, потому что сказанное в нем относится к завершенному, и более того — много раз осмысленному и изложенному. Тогда как роман Снегирёва не дает отсидеться с книжкой в сторонке — он включает читателя в современность, побуждает лично разрешить назревший шизофренический конфликт между Россией реальной и Россией-конструктом.

Романы Яхиной и Снегирёва для меня тоже выражают это противостояние конструкта и реальности: консервативная модель сборки романа в первом случае читается как имитация образцов, а новаторски емкое, раскованное и цепкое повествование во втором кажется прорывом к достоверности.

Намеченное движение романа подтверждает для меня и одна из лучших книг года — для меня так и главное событие года — роман Леонида Юзефовича «Зимняя дорога». Это исторический роман, переосмысляющий способ художественного моделирования истории. Роман имеет принципиально сборную, разрозненную природу. Мало того что он создается на стыке документального исследования и художественной интуиции. Еще и само повествование, хоть и излагающее связный, последовательно развивающийся сюжет, составлено из микроповествований, сюжетной мелкой мозаики. В ходе реконструкции Леонид Юзефович собирает множество сюжетов в одно долгое метаповествование — собирает и в то же время парадоксально игнорирует их.

Читая, скажем, о том, как брат разыскивает угнанную в якутский плен сестру, давно порубленную и выброшенную в реку, но оставившую по себе легенду о том, как дочь народа книги ушла жить лесной женщиной за мужем-якутом, — думаешь: вот ведь Верди. Сюжет и правда просится в либретто, как многие до и после него — в роман, повесть, новеллу. Зерна больших и малых книг разбросаны по дорогам генерала Пепеляева и анархиста Строда, «белого» и «красного» военачальников, сталкивающихся в пору Гражданской войны в Якутии, но ни эти большие и малые судьбы, ни биографии главных героев эпической осады Сасыл-Сысы — затерянного селеньица из пяти юрт — не становятся предметом принципиального интереса автора.

Приближаясь к краю своего космоподобного, хоть и умещенного в ледяном уголке мировой истории повествования, автор признается, что успел уже и сам забыть, зачем писал эту книгу: «То, что двигало мной, когда почти двадцать лет назад я начал собирать материал для нее, давно утратило смысл и даже вспоминать об этом неловко». И все же смысл, сообщающий этому плетению из битв и писем, романтических драм и бытовых казусов, протоколов и легенд единство и гармонию жизни, образ «связи всего», промелькивает в автобиографическом эпилоге. Рассказчик, потерявший близкого человека, получает утешение от сына одного из своих главных героев: «Вечером, — посоветовал он мне в ответном письме, — встаньте один в темной комнате и скажите вслух: да будет воля Твоя. Увидите, вам станет легче».

Смысл, пафос и ценность романа «Зимняя дорога» — вот в этом утверждении «воли Твоей», а не «моей». В самоумалении писателя, ощущающего себя средством выражения того, что, хочешь не хочешь, было, а значит должно быть рассказано. Проводником, а не творцом, потому что сотворить эту связь всего — человеку не под силу.

Так в современный роман возвращается эпос — и возможность охватить реальность взглядом Творца: одновременно широко и пристально, масштабно и углубленно. Национальный эпос, выстроенный из мельчайших решений души и мириадов затерянных в большой истории, частных судеб, — вот новационная модель в самом деле большой книги.

Даниил Чкония, поэт, г.Кёльн

«Заявку на Букера можно писать уже сегодня!»

1. Только что прочитал отрывок из романа моего товарища Юры Малецкого «Улыбнись навсегда», опубликованный в 12-м номере журнала «Знамя». Как всегда у Малецкого, блестящая стилистическая игра, передающая диапазон его образной художественной речи, его фантастическую метафорику, пронизывающую глубину мыслительного процесса. Опять же, текст Малецкого соткан из концептуальной системы аллюзий, работающей на традиционное повествование, что характерно в большей или меньшей степени для всей его прозы. Легкий, искрящийся юмор вдруг проникает на такую глубину постижения жизненных реалий, что диву даешься, как автор переключает регистры повествования и художнического осмысления времени. Остается дождаться выхода всего текста романа, чтобы понять масштабность творческой задачи писателя! А заявку на Букера можно писать уже сегодня!

Нынешний год сложился у меня таким образом, что за прозой почти не следил, уделив внимание поэтическим книгам. Даже привычка «осваивать» произведения, вошедшие в шорт-лист Русского Букера, до финального вечера была нарушена, но в последний момент ринулся к двум вещам: к роману Александра Снегирёва «Вера», прочитанному на одном дыхании, зацепившему жизненной драмой героини и способностью этой Веры упорно противостоять сложным житейским коллизиям, и к «Зоне затопления» Романа Сенчина, где борьбу с тяжелыми житейскими коллизиями приходится вести жителям этой самой зоны затопления, что дается далеко не всем из них. А в общем контексте романа «Зона затопления» возникает образ России, которой приходится бороться за своё существование как таковое.

Но еще об одной книге прозы, прочитанной в этом году, сказать хочу. Это «Черновик человека» Марии Рыбаковой. В основу романа положена история Ники Турбиной — нашумевшей в свое время девочки-вундеркинда, 12-летней поэтессы, распиаренной взрослыми дядями, которые не задумывались над будущим юного дарования. Гибель Ники Турбиной — не единственный случай, когда ранний успех стал губительным для неокрепшей психики. Но роман Рыбаковой — больше чем роман о судьбе одной талантливой девочки. Это портрет времени и суровый приговор поколению, которое поспешило объявить себя стойкой идейной оппозицией системе, господствовавшей в стране в 60-е годы, но в романе уличенной в неприкрытом конформизме. Это еще и книга, в которой отражена бездуховность общества, где нет места поэту, творческой личности.

Книги поэзии, которые довелось прочитать, не заставили удивиться и порадоваться новым именам, хотя такая перспектива просматривается в журнальной публикации донецкого поэта Дмитрия Трибушного («ДН», № 2, 2015). Слово его значимо и печально созвучно времени:

Над городом гуманитарный снег.

Патрульный ветер в подворотнях свищет.

Убежище — читает человек

На школе, превращённой в пепелище.

У всякой твари есть своя нора.

Сын человечий может жить в воронке.

Артиллеристы с самого утра

Друг другу посылают похоронки.

Впечатлили новые книги стихов Алексея Цветкова, Бахыта Кенжеева, Андрея Грицмана, Веры Зубаревой — американские русские поэты идут широким строем. Не прошли мимо сознания поэтические книги Александра Кабанова, Бориса Херсонского, Ирины Евсы — украинских русских поэтов. В Германии прозвучали поэтические книги Михаила Юдовского и Михаила Шерба. В Москве вышла замечательная книга живущей в Люксембурге Марины Гарбер и необычная книжка поэтических миниатюр живущей в Лондоне Лидии Григорьевой («Стихи для чтения в метро»). В последние недели уходящего года успел на одном дыхании прочитать книгу москвички Марии Ватутиной — она, на мой взгляд, вообще одна из самых интересных сегодняшних русских поэтов. В Москве же увидела свет книга тбилисской поэтессы Инны Кулишовой. А еще несомненной творческой удачей явилась вышедшая в ОГИ антология современной грузинской поэзии. Нерасторжимая связь русской и грузинской поэтической музы прочитывается и в очень русской книге стихов и дневниковых записей Владимира Леоновича, которую поэт успел составить перед уходом из жизни («Деревянная грамота»).

Из книг о поэтах и поэзии отмечу эссеистику (а также короткую прозу) того же Андрея Грицмана («Поэт и Город») и в малой серии ЖЗЛ книгу Ильи Фаликова о культовом поэте молодого поколения Борисе Рыжем (журнальный вариант печатался в «ДН»).

О времени, о литературе, о людях и событиях книга Сергея Чупринина «Жизнь моя. Фейсбучный роман», книга «вспоминательной прозы», получившая популярность у широкого круга читателей, следивших продолжительное время за фейсбучными постами известного литератора. Замечательное чтение.

2. Продолжаю внимательно следить за публикациями Сергея Жадана и Юрия Андруховича. И отдельно отмечу армянский (№ 4) и грузинский (№ 8) номера «ДН».

3. Мне кажется, что, как всякая кампания, он имел свои плюсы и минусы, но мимо Кёльна, где я живу, он прошелестел невидимо. Правда, задел соседний Бонн, где в русской школе при российском консульстве прошел замечательный конкурс сочинений по русской литературе — как раз в рамках Года литературы. На конкурс я был приглашен как член жюри и мог убедиться, что учителя этой школы успешно прививают своим ученикам любовь к русской литературе и стремление к самостоятельности мышления.

Владимир Шаров, прозаик, г.Москва

«Благодаря Году литературы я довольно много ездил…»

1. То, от чего, казалось, остались одни ошметки — дневники, воспоминания людей, писавших их в 30—40-е годы и у нас, и за рубежом, начинают печататься во все большем числе, и ситуация с сохранением обычной человеческой жизни уже не выглядит столь безнадежной. Я имею в виду дневник Варвары Малахиевой-Мирович «Маятник жизни моей…», отлично откомментированный Натальей Громовой (издательство АСТ, редакция Елены Шубиной). В.Г.Малахиева-Мирович была то революционеркой, то поэтом, то театральным критиком, то переводчиком. Она вела дневник с 30-го по 54-й год, год своей смерти. С редким тщанием, вооруженная блистательной памятью, писала она о людях известных — Льве Шестове, Данииле Андрееве, Анатолии Луначарском, и о тех, кого назвала «безвестными, безобидными, безответными мучениками Истории». Издательство «Новое литературное обозрение» опубликовало (раньше, но попала книга ко мне сейчас) мемуары М.Н.Семёнова «Вакх и Сирены», тоже в высшей степени хорошо откомментированные, а отчасти и переведенные с итальянского В.И.Кейданом. Семёнов — небесталанный литератор, один из издателей «Мира искусства» и человек, близкий к Дягилеву, бабник, пьяница, авантюрист и стукач. Третьей книгой назову подготовленные к печати Натальей Корниенко и Еленой Шубиной письма Андрея Платонова к жене — одну из самых трагических книг, которые в жизни мне доводилось держать в руках. В общем, некоторые лакуны заполняются, и все уже не выглядит такой безлюдной пустыней, какой было раньше.

2. К сожалению, нет. У меня проблема с глазами, и я сейчас читаю куда меньше, чем раньше.

3. Благодаря Году литературы я все последнее время довольно много ездил и по России (Мурманская область, Алтайский край, Охотск с Хабаровском), и в Европу и Северную Америку. Встречался с самыми разными людьми, отвечал на самые разные вопросы, очень многое видел и по дороге, и так. Красно-буро-фиолетовая гречиха — еще на корню и положенная валками: настоящие слои песка в каком-нибудь геологическом разрезе — это Алтай. А потом в контраст с этим степным пейзажем — тундра и северные сопки, Кольская губа с ледоколом «Ленин» и Североморск с подводной лодкой. Все это — и люди, и сама страна — во многом было для меня ново, и я очень благодарен тому, что смог это повидать. Вообще так мы, как белки в колесе, крутимся среди привычных и давно знакомых отношений, а тут вдруг из всего этого вырываешься.

Дружба Народов 2016, 2

Ольга БАЛЛА

Pax Sovietica: большое послесловие — или?..

«Национальные» номера «толстых» журналов

+++ ——

В минувшем году сразу несколько центральных «толстых» журналов посвятили отдельные свои номера литературам бывших советских республик. Почти все они вышли в рамках связанного с Годом литературы проекта Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям (кроме литовского номера «Иностранной литературы» и украинского номера «Нового мира»). Увы, Азербайджан, Туркмения, Киргизия и Таджикистан остались за пределами проекта.

Что происходит на бывших имперских окраинах спустя четверть века после распада Pax Sovietica? Как идут их выздоровление от империи, работа с травмами XХ века, освоение собственных, суверенных исторических смыслов? Как там сегодня видят самих себя и Россию? Все ли еще длится послесловие к советскому опыту — или уже пишутся совсем новые главы другого, неведомого нам текста?

«Национальные» номера журналов отвечают на эти вопросы — и даже ставят их — с разной степенью полноты.

По идее, опыт бывшего имперского центра должен был бы — мог бы — научить нас особенному роду зоркости, внимания к тем, кто раньше был с нами в одном трюме чудовищного, как броненосец в доке, государства, а теперь плывет своими путями. Нас должна (может) научить этому новообретенная дистанция. Все время хочется думать — хотя, быть может, ошибочно, — что уже прошло время и слепоты друг к другу из-за рутинного сосуществования в одном всеусредняющем государстве, и (за исключением особенного, трагического украинского опыта) обид друг на друга и отталкивания друг от друга. Самое время учиться друг у друга.

Что же получается на самом деле? Попробуем составить себе представление об этом.

* * *

Больше всего повезло литературам Литвы и Казахстана — а вместе с ними и нам: каждой из них досталось внимание сразу двух журналов, нам же — счастливая возможность узнать о них гораздо больше, чем о словесностях других постсоветских стран. Литовской литературе посвящены мартовская «Иностранка» целиком и часть сентябрьского «Октября» (в котором она делит пространство с эстонской и латышской). Литературе Казахстана — декабрьские номера «Невы» и «Нового мира».

Повезло нам тем более, что в каждом из случаев свой общий предмет эти издания рассматривают по-разному.

И дело не в составе авторов — хотя да, он почти не совпадает. В двух «литовских» журналах одно общее имя все же есть — это Томас Венцлова, без которого, согласитесь, разговор о Литве, о литовской мысли и слове обречен на неполноту. В обоих журналах — его стихи в переводе Владимира Гандельсмана, а в «Иностранке», кроме того, — его же эссе о Москве шестидесятых. В «Иностранке» круг авторов шире — и основная их часть доселе оставалась русскому читателю неизвестной.

Все вошедшие сюда тексты — переводы. Почти все — с литовского, кроме тех двух, что составили совсем небольшой раздел «Россия—Литва»: Венцлова переведен с английского, Юргис Балтрушайтис (его письма к Джованни Папини) — с итальянского. По-русски здесь говорит только московский литовец — главный режиссер театра имени Маяковского Миндаугас Карбаускис со своим интервьюером Георгием Ефремовым; да Рута Мелинскайте с Марией Чепайтите — кстати сказать, составители номера — пишут по-русски о книгах, связанных с Литвой, и о русских тоже — в разделе «БиблиофИЛ». И все.

И это, среди прочего, значит, что русскоязычная литература Литвы оставлена в этом варианте разговора о литовской словесности практически без внимания. В отличие от «Октября», где тексты трех из шести авторов литовского раздела — то есть ровно половина его — опубликованы в их русском оригинале: рассказ Далии Кыйв, стихи Лены Элтанг (пишущей только по-русски, но принципиально наднациональной, — и это второе, после Венцловы, известное и знаковое имя в литовской части журнала) и Таисии Ковригиной. (Забегая вперед — остальные разделы «балтийского» «Октября» организованы так же: переводы из латышских и эстонских авторов и там соседствуют с примерами литературы, пишущейся по-русски либо жителями этих стран — как Игорь Котюх, родившийся и живущий в Эстонии, либо выходцами оттуда, давно обитающими в иных краях — как Таисия Ковригина, выросшая в Литве, живущая в Абу-Даби).

Вряд ли так вышло потому, что люди, работавшие над номером «Иностранки», считают русскую компоненту литовской литературы незначительной или недостойной внимания. Просто там разговор в принципе — о другом. В «балтийском» «Октябре» речь скорее о взаимоналожении, взаимопроникновении, взаимодействии разных культур, литератур, языков, волею исторических судеб оказавшихся на одной территории. В литовской «Иностранке» — об обретении Литвой самой себя, о проведении границ. (Не отсюда ли — кажется, характерно литовская — тема границы, «пограничных ситуаций, вернее — проблема человека в условиях пограничья (или приграничья)», с упоминания которой Ефремов начинает разговор с Карбаускисом? Вспомним, что именно так — «Пограничье» — назывался и вышедший в минувшем году сборник эссе и публицистики Томаса Венцловы, рассмотренный, кстати, в «библиофильском» разделе «Иностранки». Типично литовское беспокойство?) Здесь важна работа самоопределения, выработки себя — «Рождение нации», как называется таинственный (ни слова о Литве! ни единого литовского имени! хотя все вполне прозрачно, но… такое могло происходить где угодно) рассказ Саулюса Томаса Кондротаса.

Номер в целом недаром называется «Рассеяние и собирание» — именно это, считают составители, происходило с литовцами в XX веке. Два этих процесса, оба травматичные, стали для них формами самоосознания.

Составителей «Иностранки», при всем их внимании к разнообразию стилистических пластов литовской литературы, к широте диапазона ее возможностей, занимает, похоже, даже не в первую очередь литература как таковая, но судьба и историческое состояние народа, которые словесность отражает, как, может быть, ничто другое. Она — точный слепок с исторического состояния.

Этот номер журнала — в отличие от «Октября», повествующего исключительно о современности, — во многом ретроспективный, открывающий русскому читателю едва (если вообще) известное ему литовское прошлое и, насколько это возможно на ограниченной журнальной территории, соединяющий разные ее потоки в сложное и живое целое. «Оборванные звенья, — пишет Юрате Сприндите в статье «Вызовы постцензурной свободы», — соединились в живое целое, и стало ясно, что литовская литература, "расколотая" пополам в 1944—1945 годы, вопреки прежней искаженной оценке, едина и неделима».

То, что мы хоть сколько-то знали в советское время под именем литовской советской литературы — лишь малая ее часть. Теперь нам показывают другие, не менее (не более ли иной раз?) полноправные ее части: написанное в эмиграции и в противостоянии советской власти. Мы прочитаем — кроме названного рассказа Саулюса Томаса Кондротаса, с советских лет живущего в эмиграции, — стихи и фрагменты дневника за 1938—1975 год Альфонсаса Ника-Нилюнаса (1919—2015) — поэта, переводчика, критика, бежавшего в 1944 году на Запад и проведшего основную часть жизни в США; записи журналиста Балюкявичюса, который в 1948—49 годах возглавлял сопротивлявшийся понятно кому партизанский отряд и погиб 25-летним; эссе священника-диссидента, проведшего семь лет (1979—1986) в сибирской ссылке... И эти тексты здесь — на равных правах и в одном ряду с тем, что писал, скажем, заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1990) Ромуальдас Гранаускас (1939—2014).

Номер получился не просто представительным, но весьма аналитичным. Сам его тщательно подобранный состав — уже рефлексия. «Осмысление опыта рассеяния и воссоединения <…> — пишут составители, — принесло плоды, которые не созрели бы раньше». Травматический опыт ХХ века, полного разрывов и утрат, парадоксальным (ли?) образом способствовал богатству и сложности литовской литературы. (Ей пошел на пользу даже советский период с его навязанным упрощением образа мира и самих себя: «Советское время, — сказала некогда президент Ассоциации литовских издателей Лолита Варанавичене, — подарило нам одну хорошую вещь — любовь к книге».) Литература литовцев, пожалуй, и для них самих до сих пор еще во многом — в стадии открытия и освоения. Мы же и вовсе стоим только на ее пороге — и уже понятно, что тут есть что осваивать и над чем думать.

* * *

В отличие от «исторической» «Иностранки» балтийский номер «Октября» скорее культурологичный и даже отчасти экзистенциальный. Здесь нет речи ни о преодолении имперского наследия, ни о собирании насильно разрозненного, ни об изживании травмы. Здесь, главным образом — о человеке в мире, проживающем себя и мир в ситуации двукультурья и двуязычья. О парадоксах и возможностях этой ситуации. О людях — междумирья ли? Двух ли миров сразу?

Таких здесь большинство. Таков уже самый первый из авторов номера — Ян (Яан) Каплинский, эстонский поэт, в 2014 году выпустивший первый сборник своих стихов, написанных по-русски, — и в «Октябре» он тоже опубликовал русские стихи. Из представленных здесь русских Эстонии таков буквально каждый. Журналист Андрей Хвостов, родившийся и всю жизнь живущий в Эстонии, автор эссе о запахах и звуках Таллина; поэты, прозаики и переводчики Елена Скульская (говорящая о себе: «Моя родина — это русский язык и литература» — и так могли бы сказать здесь многие) и Николай Караев; П.И.Филимонов — русский поэт и специалист по английской филологии, получивший премию фонда «Eеsti Kultuurkapital» за лучшую книгу на русском языке. Людмила Глушковская — главный редактор русскозычного журнала «Вышгород» и директор Эстонского культурного центра «Русская энциклопедия». Полурусская-полуэстонка Света Григорьева — вообще многомерная личность: хореограф, режиссер, актриса, поэт и критик (стихи — эстонские, даны в переводе). Олеся Ротарь — редактор выходящего в Эстонии русскоязычного журнала о культуре «Плуг». Борис Балясный — поэт и переводчик с эстонского, финского, украинского, болгарского, — родившийся в Житомире, переселившийся в Эстонию взрослым («после института попал по распределению в Эстонию, где остался жить. — пишет о нем Игорь Котюх, — выучил эстонский язык, основал Литературно-переводческую школу-студию, стал крупным переводчиком эстонской поэзии»). Наконец, сам Котюх — поэт и переводчик, специалист по эстонской литературе: ему здесь принадлежат не только стихи (русские), один из «рассказов с ладонь» (тоже русский) и переводы большинства эстонских текстов, но и цитированная выше статья «Русская литература и Эстония». Она интересна тем, что написана не просто о «приграничных явлениях русской литературы в Эстонии» (самое известное — Игорь Северянин, невольный эстонский житель и первый русский «последовательный переводчик эстонской поэзии»), но — что важно особенно — изнутри собственного, весьма нетривиального культурного, языкового, литературного опыта. Какую культурную нишу — и языковую картину мира — создает себе человек (сложного происхождения — но с русским самосознанием), родившийся в крохотном городке на юге Эстонии и с самого начала живущий в окружении нескольких языков? «Дома и в школе это русский. На дворе эстонский. В библиотеке и книжном магазине <…> это вырусский диалект. Его отец с бабушкой говорят между собой на сетуском диалекте. А летом их семья посещает родственников по линии мамы, говорящих на украинском и белорусском. В России бывает проездом». Что при этом способно получиться? Сразу хочется ответить, что — редкая возможность полноты и объемности видения мира. Сам Котюх видит это сложнее и осторожнее:

Причислять себя к эстонцам — родной язык русский.

Причислять себя к русским — не тот темперамент.

Называться европейцем — привилегия избранных.

Гражданином мира — слишком абстрактно.

Остаётся быть просто человеком.

Но поймут ли?

Нервность, проблематичность ситуации двойной принадлежности — она же и двойная непринадлежность? — проговаривает и Света Григорьева. Не прямо, скорее интонациями и общим напряжением, скрытым вызовом возможным, только предполагаемым еще упрекам в чуждости с любой стороны:

я родилась в 1988

нет я не говорю по-эстонски

с акцентом

тем более

когда не называю свое имя

и я не говорю по-русски с акцентом

тем более когда не называю имя своей матери-эстонки

читай это стихотворение

только не смотри на мое имя

читай это стихотворение

без моего имени

и скажи ещё

что я говорю с акцентом…

Многокультурны (очень мне нравится тяжеловесное, но точное словцо «многопринадлежностны», пусть будет здесь хотя бы в скобках) и авторы латвийской трети номера. Может ли быть отнесен к латышской литературе — хотя бы к литературе Латвии — открывающий эту часть журнала уроженец Риги Александр Генис, русский, давным-давно живущий в США и по-латышски, насколько известно, никогда не писавший? По крайней мере, без этой земли он не был бы самим собой — поэтому он тут. Скорее всего, многим в себе и в своей поэзии обязан Латвии и поэт Олег Ленцой, родившийся в Приморье, учившийся в Риге русской филологии и пишущий русские стихи. И русские рижане Семён Ханин и Сергей Тимофеев (их тексты — снова в оригинале!). Лишь пятый по счету автор этой части — поэт (а также переводчик, художник и ученый-лингвист) Валт Эрнштрейт — оказывается наконец переведенным с латышского, и мы видим латышскими глазами Ригу — город трудный и жесткий:

Волки воют в ледяной темноте ноября.

Последняя волчица Риги вышла из логова,

встала из пыли металла, стальных балок, электромоторов,

идёт стребовать свою долю.

Идёт, чтобы перегрызть Риге

сонную артерию…

Далее рядом с латышскими авторами — Артисом Оступсом, Рональдом Бриедисом, Кришьянисом Зельгисом, Карлисом Вердиньшем — снова возникают люди междумирья: живущий на два города, Ригу и Москву, уроженец латвийской столицы Андрей Левкин с его штучной работой с русским языком и сознанием — и рижским пространством, писатель и художник Свен Кузьмин, активно работающий в латышской культуре, но пишущий и по-русски (в «Октябре» — его русский рассказ), и снова русские рижане — поэты Дмитрий Сумароков (показывает нам свою Ригу, город странного постисторического безвременья: «Пуэрто-Рига, / забытая кем-то на пляже немецкая книга / с ленивой рекой-закладкой…») и Елена Глазова, прозаики Владимир Ермолаев и Елена Катишонок…

Русскоязычные междумиряне оказываются в конечном счете в большинстве. Почему? Они ли определяют общую картину?

И, к сожалению, — ни единого аналитического текста о сегодняшней латышской литературе.

В целом же в балтийском «Октябре» рефлектируется не конфликтная сторона многокультурной и пограничной ситуации (которая уж наверное есть!), но, скорее, само ее устройство — и плодотворность.

Конечно, темы самообретения и самоопределения было не миновать. Виргиния Цыбарауске обозревает тенденции литовской поэзии последних трех десятилетий, группируя авторов по дате рождения и дебюта, и разбирается с вопросами, претендующими на статус вечных: «действительно ли полемика с доминирующей традицией означает кризис культуры, а поиски личного взаимоотношения с культурной памятью всегда являются десакрализацией?» (Полезно читать вместе с мартовской «Иностранкой» — здесь мы встретим имена некоторых ее авторов — например, поэта Сигитаса Парульскиса.) Нам представлены и чистые, без всяких пограничностей, образцы воплощенного в литературе мировосприятия и душевного устройства жителей балтийских стран (яркий пример — рассказы эстонца Мехиса Хейнсаара, вполне, кажется, понятные человеку русской культуры, но резко экзотичные для него).

Вообще же составителей сентябрьской книжки «Октября» занимает не столько разделение, сколько симбиоз и синтез — даже если он не вполне удается или небезболезнен. «…Освоение "чужого", — пишет Людмила Глушковская, — одна из созидательных функций русской культуры». А Олеся Ротарь на примере своего журнала показывает, как (и почему вообще!) работает русское интеллектуальное предприятие в эстонской культурной среде. Неплохо, оказывается, работает.

* * *

Первое, что бросается в глаза в декабрьском номере «Невы», посвященном Казахстану: решительно все, без изъятия, тексты, написаны по-русски — независимо от происхождения авторов, от нынешнего их места жительства, от принадлежности к тому или иному поколению (то есть от возраста, в котором они встретили крах империи). Эта литература продолжает создаваться на русском языке, даже когда речь идет о чисто казахских обстоятельствах (как, например, у Данияра Сугралинова или у Заира Асима). Ничего подобного мы не видим, скажем, в грузинском или литовском номерах.

Ведущая тема номера — посткатастрофическое состояние. О нем, с той или иной степенью интенсивности и художественной силы — почти у каждого из авторов. Тексты Олжаса Сулейменова, открывающие номер, полны живой памятью о катастрофе:

<…>Эти стены полгода горели от масляных молний,

Двести дней и ночей здесь осадные длились бои.

Перекрыты каналы. Ни хлеба, ни мяса, ни сена,

Люди ели погибших и пили их теплую кровь.

Счёт осадных ночей майским утром прервала измена,

И наполнился трупами длинный извилистый ров.

Только женщин щадили, великих, измученных, гордых,

Их валяли в кровавой грязи возле трупов детей,

И они, извиваясь, вонзали в монгольские горла

Исступлённые жала изогнутых тонких ножей.

Книги! Книги горели! Тяжёлые первые книги!

По которым потом затоскует спалённый Восток!<…>

И одновременно с этим — тоска по мировой культуре и языческая, хтоническая мощь, нерастраченные силы, не оплакивание жизни, но страстное требование ее, желание начать мир заново:

Я бываю Чоканом! Конфуцием, Блоком, Тагором!

...Так я буду стоять, пряча зубы, у братских могил...

Я согласен быть Буддой, Сэссю и язычником Савлом!…

Восьмидесятилетний поэт — старший среди авторов номера — превосходит их всех по дикой жизнеутверждающей силе и согласен быть начинателем мира, основополагателем его будущих коренных течений! Кроме него под этой обложкой на подобное не отваживается никто.

И вот еще одна бросающаяся в глаза особенность представленной нам тут казахстанской литературы: внимание не столько к густому и горячему центру жизни, сколько к ее окраинам: к началу и концу. К тем областям, в которые заглядывает небытие. И это тоже независимо от возраста авторов.

Два рассказа Бахытжана Канапьянова (родившегося в 1951-м) — о восходе жизни и о ее закате: о детстве художника (автор оставляет его на пороге юности) и о последних часах и минутах старого ученого, успевающего перед смертью вспомнить всю свою жизнь и проститься с нею.

Данияр Сугралинов (родившийся в 1978-м, заставший конец Союза тринадцатилетним) пишет моралистические сказки из казахстанской жизни. Пожалуй, это наиболее благостные и наименее глубокие тексты номера (за исключением, может быть, одной сказки, в середине которой читателю, даже взрослому, становится по-настоящему страшно: у мальчика, по одному его эгоистичному, моментально исполнившемуся желанию, бесследно исчезает брат, как будто его никогда не было. И мальчик чувствует бессилие перед неустранимыми последствиями собственного желания… пока автор не избавляет его от этого одинокого ужаса, возвращая брата вместе с прежней жизнью).

Стихи бывшего карагандинца Владимира Шемшученко, живущего теперь в Ленинградской области (1956 года рождения), — об усталой, больной, сожженной жизни в родном — и навсегда оставленном — городе автора:

Вечер сыплет крупу антрацитовой пыли

На усталых людей, доживающих век.

Город мой, ведь тебя никогда не любили!

Сказки здесь так похожи на страшные были,

Что кровит под ногами карлаговский снег.

<…>

На сожжённую степь, на холодный рассвет

Дует северный ветер — гонец непогоды.

На дымящие трубы нанизаны годы…

В этом городе улицы в храм не приводят,

Да и храмов самих в этом городе нет.

Любви к Казахстану, похоже, нет и у него самого: «Я задохнусь в каганате.

Я уезжаю. Прости». В другом стихотворении он, правда, говорит о казахах: «А мы ведь их действительно любили / И, как ни странно, любим до сих пор». Но как-то не очень верится, тем более что несколькими строчками выше — вот что:

И среднеазиатскому меньшинству

Дозволено на улицах кричать,

И «русскому невиданному свинству»

Своих детишек в школах обучать.

А говорили — мы баранов съели,

И зверски распахали целину,

И с кровью кровь мешали, как хотели,

И (вай, улляй!) ломились в чайхану.

Шемшученко открыто признается, что крушение СССР для него — и для всей окружавшей его жизни — катастрофа:

Разорвали империю в клочья границы,

Разжирели мздоимцы на скорби людской.

Там, где царствует ворон — веселая птица,

Золотистые дыни сочатся тоской.

Южный ветер хохочет в трубе водосточной,

По-разбойничьи свищет и рвёт провода…

Всё назойливей запахи кухни восточной,

Но немногие знают — так пахнет беда.

И даже — прямее некуда: «Я бы вырвал по плечи руки / Тем, кто сбросил с Кремля звезду!»

Ну, ладно, Шемшученко — проживший в Советском Союзе большую и, наверно, лучшую часть своей жизни. Но вот и русские стихи казаха Заира Асима, родившегося в 1984-м — начало постсоветской истории он встретил семилетним, практически застал ее как данность — об усталой, больной, по существу тоже ведь посткатастрофичной жизни:

<…> Алмата в январе —

грязный огрызок яблока

рыхлая мякоть снега

искусана муравьиными тропами

следами обыденного изгнания

серый прокуренный город

ширится в глазах памяти

тридцатью годами дыма

серебряное солнце мерцает

монетой на дне облаков

тянется позвоночник гор

высится шприц башни

вколотый в мутное небо <…>

Если судить по публикациям этого номера, очень похоже на то, что серьезная работа разграничения (между имперским наследием и последующей историей, между русским и национальным, между навязанным извне и собственным) здесь не проводится, даже не начата. Идея преодоления советского наследия, кажется, в принципе не очень популярна. Крушение империи переживается — притом людьми очень разных поколений, включая и тех, что встретили девяносто первый год детьми — как катастрофа, отбросившая здешнюю жизнь далеко назад, в лучшем случае — в архаику, в худшем и более характерном — в умирание. Даже если само событие, суть его уже не помнится.

Так Адильхан Сахариев, родившийся в 1982 году, пишет страшную пост-апокалиптическую прозу о мире, совершенно разрушенном, существующем уже почти по ту сторону смерти, сквозь который прорастает архаика — глубокая, доисламская, дохристианская, доцивилизационная. Как, когда этот мир стал таким? Этого в памяти уже нет. «Старики, я хочу знать, как погибли мои города!», — требует восьмидесятилетний Сулейменов. У героев тридцатитрехлетнего Сахариева такой вопрос даже не возникает.

«Жулдызым» — рассказ о вымирающем полустанке, на котором среди спивающихся и ищущих смерти людей, «обманутых временем и никому не нужных», остался один-единственный ребенок — немая (зато одаренная сверхчуткостью к чудесному) девочка. И ту, к счастью, оттуда увозят. Но все ее родные остаются там умирать — уже без всякой надежды.

«Говорят, что первый поселенец в этих краях был сумасшедшим. Он искал счастье в пустыне. Оно оказалось в безумии. Мы, наверное, его потомки. Потому что все здесь появляются на свет полоумными или становятся такими. А в последнее время никто не рождается. Ты была последней. Эта земля — дом только для мертвых и юродивых. Остальные — вечные изгнанники, как их предшественники — бывшие заключенные, изгнанные из тюрем и обосновавшиеся здесь… Мы живем на могилах изгнанников. Они, видимо, прокляли нас, мстят нам и не успокоятся, пока не исчезнет с лица земли последний из нас. А последняя из нас — это ты. Мы пытались убежать от вездесущего рока. Построили железную дорогу. Десятки лет она нас кормила, десятки лет мы ее грабили. Но и она создана на человеческих костях. Теперь никому не нужна. А мы вымираем. Молодежь дуреет. Больше не слышно детского смеха, потому что нет самих детей. Рок нас догнал. Ангелы покинули наши края. Осталась только ты — наш последний ангел. И если не будет тебя, то, наверное, не будет и этого хаоса, в котором мы живем. А значит, и нас не будет. Нужно беречь тебя». Так говорил маленькой Аяне дедушка «в пьяном бреду, а наутро все забывал».

Схлестнувшиеся в этом мире в последней битве силы жизни и смерти (как в повести Сахариева «Волчьи пляски» об извечной и безнадежной борьбе людей и волков) уже почти не отличаются друг от друга. Обе страшны. Лишь едва-едва сквозь каждую из них процарапывается смутная, рудиментарная память о ценностях, о морали, о любви. Она пока еще есть — но надолго ли?

Почти все время читателя не оставляет чувство, что настоящая жизнь, в чем бы ни состояла, для большинства авторов этого номера не вполне здесь — а то и совсем не здесь. Она где-то (или когда-то) еще.

В опубликованных в этом номере стихах карагандинца Валерия Михайлова (родившегося в 1946 году и проведшего в Казахстане всю жизнь) ни казахского, ни казахстанского нет вообще — по ним даже не догадаешься о том, что автора с этой землей связывает хотя бы география. Он говорит, думает и чувствует исключительно о России, о ее народе и ее языке: «Казак уральский, на дорожку выпив чая, / Как водится у русских испокон, / Прощался с другом и, слов сказочных своих не замечая, / Обыденно промолвил: "А свату моему скажи поклон"»; «<…> воздух Родины, земная грусть уходят ввысь прозрачно, немо, глухо / Туда, где ждет нас всех, любя, небесная Святая Русь»; «Война против нас не кончалась, / Война эта будет всегда. / Одна ты, Россия, осталась, / Как в небе пред Богом звезда».

Ничего казахстанского или казахского нет и в стихах одного из самых сильных авторов номера — у выросшей в Казахстане, живущей в Москве русской немки Елены Зейферт. Русское и московское — есть, немецкое — есть (Зейферт — человек из тех, чья родина — прежде всего язык, в данном случае — два языка, русский и немецкий, сильные питающие источники). Казахского — ни единого слова. Зато есть большая витальная сила, страстная любовь к жизни, к ее основам — помимо, прежде и по ту сторону любых исторических обстоятельств:

сон склоняясь в предложном скорее похож на снег

плавкий и незаконченный ангелов перистых пот

что стекая на землю становится легче пера

Schnee! мой зыбкий не выпавший Schnee это имя идёт

твоим белым рукам целовавшим меня до утра

талой влаге висков и всему что весомо во сне

Читатель готов уже думать, что русская и казахская жизнь в этой стране почти не заметили друг друга, особенно русская — казахскую (говорящую во многом на ее языке!). Такие предположения не вовсе лишены оснований. Пишущий на русском казахстанец Илья Одегов, например, о литературной жизни говорит в том же номере следующее: «К сожалению, русскоязычные авторы в Казахстане и авторы, пишущие на казахском языке, практически не знакомы друг с другом. <…> И я даже не понимаю, как нам друг друга найти». Но на мысль о том, что это все же не вполне так, наводит повесть, написанная Валерием Куклиным и Александром Загрибельным — «Белый осел». Она — целиком из казахской жизни (кстати — в ее неотделимости от русской, в их трудной, иной раз конфликтной, но неразрывной взаимопереплетенности), с явно хорошим ее знанием (включая и знание языка!) и внимательным чувством.

Впрочем, тема катастрофы оказалась неминуема и здесь. «Стоя на одной распухшей от любви к родине ноге, огромная страна однажды подкосилась и упала.»

Самым же интересным в номере кажется мне анализ современных литературных процессов в Казахстане: в рубрике «Астана — Санкт-Петербург. Диалоги культур» — ответы на вопросы редакции журнала о литературной жизни их страны писателей Михаила Земскова, Юрия Серебрянского, Ильи Одегова, Светланы Ананьевой, Валерия Михайлова (все — казахстанцы, и, увы, лишь стихи Михайлова мы прочитаем в самом номере; а мнений казахов не услышим ни одного), в рубрике «Критика и эссеистика» — размышления Веры Савельевой о рассказе в современной прозе Казахстана, Светланы Ананьевой — о прозе Мориса Симашко, Надежды Черновой — о рано ушедшем из жизни писателе, поэте, мыслителе, музыканте Алексее Брусиловском (здесь тоже авторы всех статей, как и их герои, — казахстанские русские), в «Публицистике» — статья доктора филологических наук Бейбута Мамраева о казахской литературе начала ХХ века. И в этой же рубрике — статья Уалихана Калижанова об истории казахов.

* * *

В отличие от казахского номера «Невы», в посвященном той же теме «Новом мире» наконец-то представлены переводы с казахского — оба поэтические. Правда, написаны переведенные стихи давно и принадлежат перу казахских классиков: Абая Кунанбаева (1845—1904) и Магжана Жумабаева (1893-1938). Если первого русский читатель себе еще как-то представляет (в основном, подозреваю, благодаря движению «ОккупайАбай», потрясшему столицу в декабре 2011-го и ныне стремительно погружающемуся в забвение, — тогда, помнится, даже переиздали тексты Абая, вокруг памятника которому на Чистых прудах группировались протестующие, — интересно, многие ли прочитали?), то имя второго, по всей вероятности, большинству из нас ничего не скажет.

А между тем Абай был мощнейшей культурообразующей личностью — «поэт, философ, композитор, просветитель, общественный деятель, основоположник казахской письменной литературы и ее первый классик, реформатор культуры в духе сближения с русской и европейской культурами на основе просвещенного либерального ислама. В истории казахской литературы Абай занял почетное место, обогатив казахское стихосложение новыми размерами, рифмами и стихотворными формами. Абаем создано около 170 стихотворений и 56 переводов, написаны поэмы, «Слова назидания». Он был также талантливым и оригинальным композитором, создал около двух десятков мелодий, которые популярны и в наши дни. Абай Кунанбаев оказал большое влияние на зарождавшуюся казахскую национальную интеллигенцию конца XIX — начала XX века». Обо всем этом сказано в коротком подстрочном примечании (а стоило бы — в основательной аналитической статье).

Жумабаев же, поэт, писатель и педагог, убитый советской властью, почитается как основатель новой казахской литературы и, по словам академика АН КазССР Алкея Маргулана, «имеет для казахского народа такое же значение, какое для англичан Шекспир, для русских — Пушкин».

«Вошедшие в эту подборку стихи Абая и Магжана, — пишет переводчик Илья Одегов, — не просто выдающиеся голоса двух разных поколений. Это две совершенно разные энергии. Абай — тяжелый, мудрый, печальный, вросший в землю, как старое дерево. И Магжан — стремительный, гарцующий, ироничный, жизнелюбивый».

Одегов не только перевел их стихи, но и предварил переводы вступительной статьей — небольшой, но не менее интересной, чем сами представленные образцы казахской поэзии. Там говорится о том, чего в русском общекультурном сознании практически нет: о том, как устроен казахский язык и казахская поэзия, какие из этого устройства следуют трудности восприятия и перевода, на каких путях они разрешаются — если разрешаются вообще. «В казахской поэзии много ловушек. На первый взгляд, все просто. Идет традиционная, отработанная веками, форма построения строфы, где срифмованы окончания первой, второй и четвертой строки, а третья строка существует как бы самостоятельно (в ней, кстати, часто и скрывается главная мысль). Но приглядываешься внимательнее и видишь, что рифма-то сплошь и рядом фонетически не точная, не "любовь-морковь" и "слезы-грезы", а скорее ритмическая: "бала-шама", "жарыс-табыс", "пана-жара" и т. д. Зато обнаруживается добавочная рифма, где-нибудь в середине строки. И это при работе с традиционной формой. А что уж говорить о стихах Магжана Жумабаева, который традиционными формами часто пренебрегает и создает собственную, авторскую форму.

Или ритм, размер. Слушаешь поэта и думаешь, что ритм ровный, постоянный, а начинаешь читать стихотворение на бумаге и понимаешь, что вот здесь слог лишний, а там — даже два. Здесь синкопа, там эпентеза. В устном исполнении такие нюансы нивелируются, и поэтому нетренированным ухом всего не услышать. Это как пытаться воспринять индийскую музыку в рамках европейских двенадцати полутонов, без учета того, что в индийской октаве двадцать две ступени. Но на бумаге форма построения текста раскрывается. И попробуй-ка передать все это на другом языке, на русском».

Современная же казахстанская литература представлена здесь, как и в «Неве», в ее русских оригиналах — включая и ту, что пишется казахами. (Из которых здесь — Ербол Жумагулов, Заир Асим, Айгерим Тажи, Азамат Байгалиев. Четверо. Да, они в меньшинстве.) С чем это связано — загадка, на страницах журнала разрешения не находящая. В «Неве» Илья Одегов признавался: «Несколько лет назад ко мне обратился заведующий отделом прозы российского литературного журнала «Дружба народов» Леонид Бахнов с просьбой подыскать для публикации в журнале интересные произведения современных авторов, написанные на казахском языке и переведенные на русский. Я расспросил всех знакомых, разместил объявления в социальных сетях — в общем, старался, как мог, но так ничего и не выяснил». А Юрий Серебрянский там же на вопрос «Как построено взаимодействие национальной и русскоязычной литератур Казахстана?» отвечает: «Не построено никак. <…> Переводы практически отсутствуют, и в этой ситуации казахскоязычные авторы в более выгодном положении, так как большинство из них превосходно владеют русским. Из современных русскоязычных книг, переведенных на казахский язык и вышедших в Казахстане, я могу назвать только свою повесть "Destination. Дорожная пастораль"». А из казахских — переведенных на русский? Нет не только ответа — нет самого вопроса.

Весьма неплохую общую картину казахстанской русской словесности читатель «Нового мира» может составить себе по рубрикам «Опыты» (в ней — статья Анны Грувер «Точка разборки» о прозе Ильи Одегова), «Литературная критика» (где Евгений Абдуллаев и Павел Банников рассуждают о русскоязычной литературе этой страны) и «Книжная полка», на которую Оксана Трутнева ставит книги исключительно современных казахстанских авторов. Вы уже догадываетесь: все русскоязычные.

У «Невы» и «Нового мира» есть общие авторы — представленные в разных изданиях разными текстами. Это — Заир Асим (здесь у него — стихи и повесть «Ксения»), Илья Одегов, Юрий Серебрянский (в «Неве» их участие ограничивается ответами на анкету о казахстанской литературе; в «Новом мире» у них — художественная проза).

На страницах «Нового мира» мы, наконец, получаем возможность познакомиться с творчеством писателей, определяющих, как говорил в «Неве» алмаатинец Юрий Серебрянский, современный литературный ландшафт Казахстана, но в «Неве» лишь упоминаемых: Павла Банникова, Айгерим Тажи, того же Ильи Одегова. Одегову, кроме того, посвящено в номере целых три критических статьи: Анны Грувер, Елены Скульской и подглавка в «Книжной полке» Оксаны Трутневой, пишущей также и о других авторах номера: о Ерболе Жумагуле (Жумагулове), о Юрии Серебрянском, о русскоязычном алмаатинском армянине Тигране Туниянце.

Что до собственно казахстанской жизни, то в стихах здешних русскопишущих поэтов ее немного (или нет совсем, как у Туниянца). А вот из прозы о ней можно узнать много интересного и необщеизвестного. Например, из рассказа Марии Рябининой — о том, как чувствуют себя в ее стране ЛБГ — «лица без гражданства».

«Вот приеду, брат будет спрашивать, зачем мне гражданство. Он сам уже давно забыл о нем, сидит, поправляет только очки и смотрит в книги. А мне кажется, спокойнее быть к чему-то привязанной. А то как будто про тебя забыли. Как будто яблоки вывалились из большой повозки, когда у нее отвалилось колесо, и пара яблок закатилась в канаву у дороги. Все собрали, положили обратно и поехали дальше. А эти, в канаве, забыли. И они лежат там. Ничейные.

Родители наши тоже были без гражданства. Мы приехали в Ильинское, это совсем недалеко от Борового. Маленькая деревня, всего-то две улицы. Никто сначала не мог понять, как это так — "без гражданства"? Вы кто же, русские или казахи? Что значит это "ЛБГ"? Но потом привыкли. А это у нас Фомичевы, они ЛБГ. Заходите вечерком выпить, у нас свекровь из соседней деревни приехала.

Потом, когда брат начал работать учителем в школе, это даже начали произносить с уважением. Это "ЛБГ" теперь стало чем-то вроде "профессора" или "образованного человека"».

И, кстати, — градус катастрофичности (по сравнению с «Невой») здесь существенно ниже.

* * *

Ноябрьский номер «Знамени» целиком посвящен Армении — причем не только армянской литературе и культуре как таковым, но и людям, чем бы то ни было связанным с этой страной (вплоть до, например, Осипа Мандельштама с его «Путешествием в Армению» и Марии Петровых, единственная прижизненная книга которой была издана в Ереване). Армянскому пласту смыслов.

В разделе «Страницы поэзии» почти все — переводы с армянского, кроме подборок Анаит Татевосян (переводчицы некоторых из представленных здесь же поэтов), Гургена Баренца (тоже переведшего в этом номере ряд стихов) и молодого русскоязычного поэта из Степанакерта Эммы Огольцовой. Этот раздел, столь же неровный, сколь и интересный — открытие для большинства русских читателей (за исключением читателей «Дружбы народов»), хотя среди его авторов есть и те, кто очень известен в своей культуре, а иногда и не только в ней.

Об одном из самых ярких авторов — о поэте и художнике Аревшате Авакяне — его переводчик Георгий Кубатьян пишет: «Что до рисунков Аревшата, выполненных обычно пером на бумаге либо картоне, то они, как, впрочем, и картины, написанные на холсте маслом, и гравюры, и работы, сделанные в смешанной технике <…> — с первого взгляда напоминают детские. Но только с первого. Слишком изощренные для бесхитростного ребячьего взгляда, слишком изобретательные, витиеватые и частенько загадочные, композиции поэта-художника тяготеют к притче, к иносказанию, той самой тайнописи <…> Точно так же в его стихах обитают и духовные существа, схожие с ангелами-хранителями, да и много кто еще. Вселенную можно, словно музыку, записать нотами». (И тут жалеешь, что в «Знамени» не предусмотрены иллюстрации: их отчаянно не хватает для полноты образа.)

А Артём Арутюнян (представленный здесь единственным стихотворением), на русский, кстати, тоже переводившийся, хотя и слишком давно (в 1979-м) — оказывается, лауреат французской литературной премии имени Рене Шара и, более того, выдвигался в начале девяностых на Нобелевскую премию за книгу «Пожар древней земли» — проза? стихи? Вот, подумаешь, из чего стоило бы перевести хоть небольшой фрагмент — опубликованное тут стихотворение «Ночь в Вашингтоне», признаться, никакого представления о масштабе этого автора не дает.

На «Страницах прозы» — только рассказы. Среди авторов есть и те, чьи тексты уже стали событиями русской словесности. Это — Анаит Григорян (думаю, многие помнят вышедший четыре года назад ее роман «Из глины и песка» — а то и дебютный сборник прозы «Механическая кошка» (2011) — и уж наверняка многие читали второй ее роман — «Diis ignotis» — в прошлогоднем «Урале») и Каринэ Арутюнова («Пепел красной коровы», «Скажи красный», «Счастливые люди», «Дочери Евы», множество публикаций в журналах за пределами Армении). Их рассказы, как и «Записки ереванского двора» Елены Шуваевой-Петросян, даны в русских оригиналах. Собственно, петербурженку Григорян и уроженку Киева, много лет прожившую в Израиле и вернувшуюся в Киев Арутюнову с Арменией объединяет разве что происхождение и фамильная память — которую обе они сделали достоянием русской литературы и осмыслили с помощью русской культуры и языка. Арутюнова (ее «Другой жанр» — один из самых сильных текстов номера) вообще пишет о киевском детстве, в котором армянского только и было, что ее собственные глаза. Да и такие ли уж они армянские? — разве обитатель московского двора тех же семидесятых не узнает себя и своего, например, в следующем: «В детстве звезды были огромными, а вишни черными и сладкими. Ноги сводило от холодной воды, но выходить не хотелось, — стуча зубами, в очередной раз плюхались и вновь выскакивали, как посиневшие поплавки. Вода была в ушах, в носу, в глазах, но этого никто не замечал. Никто не задавался вопросом, зачем "баба сеяла горох", отчего именно горох, и отчего именно этот момент вызывал столько шума и мокрой радости»? Или — совсем уж точнее и общечеловечнее некуда: «В детстве все было важным. Мир слов не стоял особняком, он был живым и разнообразным, подвижным и вкусным. Он был страшным и потешным…»? Григорян же прямо в первых словах своей «Родной речи» признается: «Родного языка я не знаю». Но зато дальше, дальше!...

«Он помнится набором странных отрывистых звуков. Какие-то бесконечные "ш" и "к". И почему-то вспоминается запах. Пахнет печеными яблоками с корицей».

Да разве это не знание? — пусть не смысловое (впрочем, формы смысла многообразны), но в своем роде более глубокое — предсмысловое, чувственное.

Об Армении как событии культуры (в частности — русской) мы узнаем в этой книжке «Знамени» многое: это — качественно и подробно выстроенный путеводитель по разным областям армянской культуры и особенностям армянского мировосприятия, с отдельной рубрикой для неармянских авторов — о том, какова у каждого из них «Моя Армения». Кроме поэзии и прозы, нас знакомят с армянской эссеистикой и критикой, с историей армянской литературы и русско-армянских культурных связей; раздел рецензий целиком посвящен книгам, связанным с Арменией; а «Незнакомый журнал» представляет литературно-переводческий журнал «Гexarm», издающийся в Степанакерте. И даже раздел «Выставки» отдан армянскому изобразительному искусству.

Но все-таки открываемая очередной раз русскому читателю Армения предстает прежде всего как событие чувственное (и поэтому, несмотря на множество армянских реалий, вроде, например, грабара — древнеармянского языка или не единожды упоминаемого тандыра, где выпекают хлеб, — общечеловеческое, может быть, и надкультурное) — неотделимое от метафизического, даже тождественное ему. Это здесь гораздо важнее и исторического, и политического.

…А в самом начале было немое

Таяние снегов Арарата.

Ребёнок должен обеими руками

Сжать и заставить треснуть гранат,

Чтобы овладеть

Тайнами этого багрового,

звучащего по зёрнышку языка,

Который, если говорить откровенно,

Ещё не вкусил до конца

Ни один сказитель.

(Эдвард Милитонян.

Перевод Альберта Налбандяна)

В рубрике «Непрошедшее» целых две статьи посвящены Левону Мкртчяну. Скажет ли что-нибудь его имя среднестатистическому русскому читателю? А между тем этому человеку — весьма значительному для армянской культуры и для русско-армянских культурных связей — есть за что быть благодарной и нашей поэзии. В частности, именно Мкртчян стал инициатором и издателем первой — и единственной прижизненной — книги стихов Марии Петровых «Дальнее дерево», вышедшей в Ереване в 1968 году. В статье Каринэ Саакянц приводятся большие фрагменты из переписки, связанной с этой трудной историей.

«Собственно, — пишет Саакянц, — Левона Мкртчяна задуматься о незаурядном поэтическом даре Петровых заставили ее талантливые переводы из армянской поэзии. О том, что у нее есть собственные стихи, знали только в ее ближайшем окружении. И те, кто был знаком с этими стихами, пытались уговорить поэта опубликовать их. Но безуспешно. И потому, когда "бурливый" и "могучий" Левон Мкртчян издал в Ереване книгу ее стихов, друзья Петровых, восприняв это как подвиг, стали говорить: "Если Левон не сделает за свою жизнь больше ничего, одного только "Дальнего дерева" будет достаточно, чтобы имя его навсегда осталось в истории русской поэзии"».

Мкртчян отдал много сил привлечению русских поэтов к переводам армянских стихов и популяризации русской поэзии в Армении. Его стараниями вышли в свет вышли в свет, например, русский трехтомник Туманяна, переводы из армянской средневековой поэзии, в числе которых — «Книга скорбных песнопений» Григора Нарекаци. Он учил гостей из России видеть и чувствовать свою Армению. Однако о нем есть что помнить и помимо наведения русско-армянских культурных мостов (тем более, что культуры бывших советских республик, среди них и Армении, стоит понимать и в их самоценности, без отсылок к бывшему центру). О том, каким он был и что значил для своих соотечественников — «ученый-филолог, знаток и тонкий ценитель поэзии, талантливый писатель, педагог, воспитавший не одно поколение армянских русистов, просветитель в самом точном смысле этого слова», — рассказывает знавшая Мкртчяна с юности Елена Мовчан.

* * *

Сентябрьский «Новый мир» знакомит читателей с настоящим и недавним (ХХ век) прошлым украинской литературы — пишущейся, — где бы ни писалась! — в Украине ли, за ее ли пределами, — как по-украински, так и по-русски. Эта последняя, как мы имеем возможность увидеть, тоже с полным правом украинская: по устройству мировосприятия, по основным заботам, тревогам, напряжениям, направлениям внимания. (Так что этот номер журнала — не об упразднении границ, не о несущественности их: он — о более тонком и внимательном их проведении.)

Таков дневник ивано-франковца Владимира Ешкилева «Все воды твои…». Этот текст автор, пишущий главным образом по-украински, написал из некоторых соображений на сильном, сложном, хищно-точном русском языке (догадываюсь — или могу домыслить — из каких именно: чтобы не отождествлять язык и выраженные на нем мысли и чувства с политикой одного известного нам государства, а отношения с этим языком — с позицией в отношении этой политики. Да, это работа разграничения). Таковы рассказы знакомой уже читателю по «армянскому» номеру «Знамени» киевлянки Каринэ Арутюновой — тоже, как и там, — о киевской жизни, киевском детстве, киевской памяти… — и все по-русски.

Русской или украинской словесности принадлежат такие тексты? — Не сомневаюсь: обеим; и наращивают возможности обеих.

Литературе этого рода посвящена в рубрике «Критика» большая статья русскоязычного украинского (рукраинского, как сказал бы он сам) писателя, харьковчанина Андрея Краснящих «Русукрлит как он есть». Уж он знает предмет изнутри. А предмет многосложен, многоуровнев, достоин целой, пока не написанной, монографии, а то и не одной: от «киевского неореализма, натурализма и нуара», через «донецкий магический постмодернизм» — до «харьковского метафизического авангарда». И это наверняка еще не все: «жизнь русукрлита не заканчивается на Киеве, Харькове, Донецке. Есть Днепропетровск и по-пелевински загадочная — ее никогда никто не видел — Ульяна Гамаюн <…>, Николаев, Черновцы и много других городов. <…> И знаете еще что? Где-то обязательно сидит и пишет неизвестный гений, и не публикуется, не хочет, никто о нем не знает».

В художественном разделе, занимающем чуть меньше половины номера, — стихи львовянки Марианны Кияновской (мощные, метафизические, работающие, кажется, с самим веществом бытия, — и тут жалеешь о том, что у «Нового мира» нет обыкновения публиковать наряду с переводом оригинал) и уроженки Ивано-Франковска, киевлянки Катерины Бабкиной в переводе Марии Галиной, много лет живущего в эмиграции, в США, Василя Махно — в переводе Ирины Ермаковой, Василя Голобородько (одного из ведущих авторов украинского андеграунда семидесятых-восьмидесятых — в переводе Аркадия Штыпеля. Перевод украинской прозы (сделанный Еленой Мариничевой) здесь всего один — зато это рассказ одного из самых ярких прозаиков современной Украины Тани Малярчук. Важным событием кажется мне публикация в разделе «Из наследия» переводов стихотворений и рассказов Олега Лышеги — умершего совсем недавно, в декабре 2014-го, поэта и переводчика, одного из создателей украинской неофициальной культуры семидесятых, который, как пишет автор небольшой вводной статьи о нем Инна Булкина, «поразительным образом соединял в своем мире восточную философию, украинские поэтические реалии и американский модерн». В «Семинариуме» Павел Крючков вспоминает умершего в позапрошлом августе «самого известного детского украинского писателя» — Всеволода Нестайко. Раздел рецензий почти весь посвящен украинским книгам. А киевский поэт и переводчик, обозреватель журнала «ШО» Наталья Бельченко на своей «Книжной полке» знакомит нас с новейшими изданиями украинской поэзии.

Даже то немногое из современной украинской литературы, что смогло вместиться в этот номер «Нового мира», дает очень неплохое представление о диапазоне ее возможностей, о глубине ее культурной памяти, о ее витальной силе.

На ощупь ты свет — значит, так тебя и назову.

Прозренья осенние станут тебе роднёю.

Стрела так прозрачно ложится на тетиву.

Лук — в полночь. А в полдень идут страною,

Дорогами, временем, морем — соплодья туч.

Иные из них останутся нам навеки.

Растёт предгрозье. Дар молнии — дивен, жгуч,

Сух, солон — и накрапывает на веки.

Колонны огня живого корнями — в рай.

Тебя одного опознают горние травы.

Целься, мерцай, меняйся, припоминай — и знай:

У пойманных небом звёзд даже свет кровавый.

(Марианна Кияновская.

Перевод Марии Галиной)

Может показаться, что о нынешних трагических обстоятельствах в русско-украинских отношениях (не думать о них, не жить с мыслью о них — невозможно) здесь ничего не говорится. Да, впрямую, в лоб, публицистически — ничего, на самом же деле мысль и тревога об этом присутствуют здесь постоянно.

«Великая война не закончилась, шепчут камни, грехи не искуплены, пророчества не избыты, солдаты не погребены с должными ритуалами, все еще впереди; война вновь проснулась, тянется к своему исполнению, развертывает фронты и наполняет свежей кровью угасшие, словно тела древних вампиров, смыслы. Все вокруг нас подчиняется закону вечного возвращения, измены все еще гниют в нездешних садах разбегающихся тропок; их запах не даст нам забыть, простить, заболтать, убежать. Рано или поздно мы все равно попадемся: заблудимся в петлях времени, выйдем на темные уровни и упремся во все ту же войну, как в стену…» (Владимир Ешкилев)

Мне ли одной кажется, что это — самый трагический из «национальных» номеров толстых журналов минувшего года? Но и один из самых мощных по объемам переполняющей его жизни, по упорству этой жизни, по чувству ее ценности.

«Я шепчу слова псалма: Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною…» (Владимир Ешкилев)

* * *

Августовский номер «Звезды» открывается — еще на обложке — двумя стихотворениями-ключами ко всему: Хорезми (XIV век) и Машраба (1657—1711). Так глубоко в прошлое ни один из «национальных» номеров журналов не спускался. Видимо, это — затем, чтобы дать читателю если и не понять, то хоть сколько-нибудь почувствовать узбекское мировосприятие. Обозначить корни этой культуры, которые куда глубже и значительнее, чем и советское наследие, и постсоветская повседневность.

Номер, собранный редакцией в сотрудничестве с Евгением Абдуллаевым (он же, в своем писательском облике — Сухбат Афлатуни, один из главных переводчиков номера) и Элеонорой Шафранской, почти целиком посвящен узбекской словесности, — как той, что написана на узбекском языке и с него переведена, так и русскоязычной, причем не только новейшей, и пишущейся как в самом Узбекистане, так и вдали от него: в России, в Израиле... Так, в разделе рецензий мы видим статьи о книгах, вышедших в 2008, 2006 и даже в 1999 году. Дело же не в новизне — а в устройстве жизни и ее смыслов.

Предмет внимания здесь — не национальная литература как таковая, но литература (литературы?) культурного круга — даже нескольких культурных кругов, которые в Узбекистане накладываются друг на друга, не столько смешиваясь, сколько друг через друга просвечивая, обмениваясь элементами. Речь не только об узбеках, но о разных народах и разных людях, населяющих эту страну и даже всего лишь живших здесь некоторое (зато важное для них и для их культуры) время — как, например, венгерский ученый и путешественник Армин Вамбери, которого тут знали как дервиша Решида-эфенди, или русские поэты и писатели, эвакуированные в Ташкент во время войны (а среди них была сама Анна Ахматова). О восприятии этими людьми и народами друг друга, о том, что возникает при их взаимодействии.

Кстати, полиэтничность, отличавшая Узбекистан исторически совсем недавно, теперь во многом уже в прошлом, и есть немало свидетельств о том, что жизнь из-за этого обеднела — даже на бытовом, чувственном и эмоциональном уровне. «В Узбекистане сожалеют не столько об эмиграции именно бухарских евреев, — пишет историк и этнограф Татьяна Емельяненко в одной из двух своих вошедших в номер статей, посвященной культуре этого народа, — сколько о том, что так много выехало представителей разных национальностей. "Когда были детьми, играли вместе, бегали друг к другу, а там угощали — татары вкусно заваривали кофе, делали сладости, у евреев ели халта палау, у кого что…" — вспоминал житель Шахрисабза, который вырос в квартале с этнически смешанным населением».

Художественная часть номера начинается с переводов из современных узбекских поэтов: Турсуна Али, Абдуллы Арипова, Мухаммада Гаффара, Рауфа Сухбана, Абдуллы Шера, Баходыра Якуба (говорят ли эти имена хоть что-нибудь русскому читателю?) — по одному-два стихотворения от каждого автора. Далее чередуются стихи и проза, причем на равных с художественными текстами представлен и нон-фикшн — очерк русскоязычного узбекского (или уже просто русского?) поэта и прозаика Вадима Муратханова о ташкентском Тезиковском рынке, одной из главных городских достопримечательностей, сердце русского Ташкента. К ним примыкает отрывок из повести известного (но не у нас!) узбекского прозаика Тагая Мурада (1948—2003) «Люди, идущие в лунном луче», — написанная в 1980 году, она до сих пор не переводилась на русский, как, впрочем, и почти все остальные повести этого автора. Теперь большую ее часть перевел и сопроводил краткой вступительной заметкой Сухбат Афлатуни.

Собственно литературная часть занимает в номере более двух третей объема. Плотно разместившиеся на остальной территории анализ и рефлексия хоть и в тесноте, но никак не в обиде: они получились весьма интенсивными.

В «Исторических чтениях» — статьи Татьяны Емельяненко: о культуре бухарских евреев (и обо всей сложившейся вокруг них жизни, теперь уже утраченной в связи с массовой эмиграцией) и об узбекских коллекциях Российского этнографического музея, в котором работает автор.

Литературовед Элеонора Шафранская в рубрике «Люди и судьбы» рассказывает об Армине Вамбери (в России его почему-то упорно называют Арминием) — о крупнейшем венгерском ориенталисте, одном из величайших интеллектуалов своего времени, прожившем жизнь, достойную стать сюжетом авантюрного романа (часть этого сюжета разворачивалась на территории нынешнего Узбекистана), а в рубрике «Слова и краски» — о «русском дервише» Александре Николаеве, художнике, жившем в Узбекистане и известном под именем Усто Мумин.

«Философский комментарий» пятигорского историка Александра Пылева открывает русскому читателю Ахмада Дониша — мыслителя второй половины XIX века, жившего в Бухарском эмирате, — его, утверждает автор, «можно считать родоначальником просветительского движения во всей Средней Азии». Заодно Пылев знакомит нас с интеллектуальной жизнью Бухары того времени, когда как раз начиналось присоединение Средней Азии к Российской империи. Петербургский же историк Сергей Абашин в рубрике «Мнения» рассматривает историю Узбекистана последней четверти века, которую большинство наших соотечественников представляет себе смутно, если вообще представляет. При всей распространенной нынче ностальгии по СССР, замечает Абашин, почему-то «не видно желания больше узнать, как сегодня живут и что думают люди, которые еще буквально вчера были согражданами одного государства. Особенно не повезло в этом отношении странам Центральной Азии, о которой в России бытуют очень отрывочные и часто искаженные представления, множество необоснованных и негативных стереотипов».

Впрочем, как мы уже знаем из статьи Емельяненко, идеализировать минувшее при не слишком ясном понимании как его, так и настоящего склонны не только наши соотечественники. «То, что раньше жить было интереснее благодаря присутствию разных народов, что все жили мирно и друг другу не мешали, часто можно услышать сегодня от узбеков, несмотря на характерное для них устойчивое этнокультурное дистанцирование». И даже так: «Любопытно, что многие с присутствием бухарских евреев связывают "лучшие времена", то есть эпоху до начала перестройки: "Помню, недалеко от бабушкиного дома один еврей продавал куриц, петухов, очень дешево продавал, — рассказывал другой информант. — И узбеки, когда сегодня покупают что-нибудь на базаре, то вспоминают, как все было дешево при евреях". Хотя совершенно очевидно, что рост цен никак не связан с отъездом евреев, а лишь по времени совпал с ним».

(Примечательно, что, например, в тех выпусках журналов, что посвящены литературам стран Балтии, мы ничего сопоставимого не прочитаем. Почему бы?)

И вот что еще бросается в глаза: переводов с узбекского на целый номер — всего четыре.

Это (не считая стихотворений-эпиграфов) — начальная поэтическая «прослойка» художественного блока; рассказы Назара Эшонкула и Мухаммада Шарифа (оба — в переводе Саодат Камиловой) и уже упомянутый отрывок из Тагая Мурада. Все остальные образцы литературы Узбекистана представлены здесь в их русских оригиналах: русское слово главенствует и количественно, и качественно.

Да, собственно узбекского материала здесь, пожалуй, не хватает. Но чего не хватает еще более, так это основательного разговора — например, большой аналитической статьи — об узбекской русскоязычной литературе (или даже так: об узбекской русской литературе) как одном из самых ярких явлений нашей словесности последних десятилетий (имею в виду прежде всего ферганскую и ташкентскую поэтические школы и их представителей, разъехавшихся ныне по разным странам). На страницах августовской «Звезды» это явление представлено куда более сдержанно и фрагментарно, чем того требовала бы его значимость. Мы встретим здесь небольшой рассказ Санджара Янышева, упомянутое уже эссе Вадима Муратханова, маленькие рецензии на сборник стихотворений и эссеистики Шамшада Абдуллаева «Приближение окраин» и давний уже (2006) «Ташкентский роман» Сухбата Афлатуни. Сам Афлатуни предпочел ограничиться (важной, но скромной) ролью переводчика и комментатора.

* * *

Увы, читатель «молдавского», декабрьского номера «Москвы» обречен остаться в неведении о том, что происходит в молдавской литературе. Там речь вообще не об этом.

На весь номер — ни единого перевода с молдавского, хотя почти все его авторы родились и живут в Молдове. Он целиком посвящен русской литературе этой страны. Дело даже не в том, что все опубликованные здесь авторы русскоязычны, — мы помним, что похожая ситуация была и в «казахском» номере «Невы», где, однако, о казахской жизни говорилось много важного. Дело в том, что местная молдавская жизнь занимает их минимально. Почти во всех текстах — исключения единичны — ей отведена роль не более чем декораций.

Рассказ Олеси Рудягиной — из жизни кишинёвских русских в последнее советское десятилетие, о сильной, многолетней и безнадежной любви — история мучительная (и очень неровно прописанная), но такая, которая могла бы случиться где угодно — от Бреста до Владивостока. Молдавского в ней только и есть, что указание на место действия да единственный речевой оборот из местного обихода: «ла ботул калулуй» — «у морды лошади» — аналог русского «на посошок». И все. Оба рассказа Александры Юнко — тоже о кишинёвских русских, с минимальными молдавскими деталями (поднимать упавшего на улице главного героя одного из рассказов подбежал мальчик, что-то говоривший по-молдавски). Героиня первого рассказа, выучившаяся в Кишинёве на экономиста, уехала в Италию работать уборщицей. Герой второго, бедный пенсионер, до сих пор не может привыкнуть к тому, что Липецк — это в другом государстве. В рассказе Татьяны Орловой-Волошиной — лишь отдельные молдавские детали и словечки («— Вэй! Деадеа-Вадеа, ты в помадеэ! — дразнится из переулка, коверкая акцентом слова, сопливый ангел в засаленных спортивных штанах»; «Ненавижу праздники на работе. Что за люди у нас! Ненавидят друг друга, но есть повод, нет повода — «маса-касамаре», «щи ла мулцьань» или как там у них?»). Вообще же молдавская жизнь заглядывает сюда только в виде смутных воспоминаний — почти сновидений — главных героев о детстве, в котором бабушка пела им песни на молдавском языке (которого главный герой тогда еще как следует не понимал). Отрывок из романа Сергея Сулина — гротескный текст о посещении молдаванином (жителем «Вишенок», должно быть, зазеркального Кишинева) фантастической Москвы начала 90-х. Но молдавского там только и есть, что происхождение гостя да пара фраз, которые, к его изумлению, говорит ему, пьяному, — уже в поряде все более разнуздывающейся фантасмагории — выставляющий его из Москвы милиционер. В остальном же (поданное с прямолинейной карикатурностью) московское безумие, после которого ничто, даже езда на метро через города и страны вспять по течению времени, не кажется достаточно безумным.

Впервые молдавская жизнь обнаруживается на этих страницах лишь к середине номера — в рассказе Михаила Поторака (он — единственный из представленных здесь авторов, пишущий не только по-русски, но и по-румынски. Здесь опубликованы его русские тексты). Она является в одном из самых неожиданных своих обликов: в виде слов, которыми молдаване разговаривают с животными.

«<…> откуда взялись все эти странные слова, которыми люди разговаривают с животными? Ладно там "кыс-кыс" или "цыпа-цыпа", тут все понятно. Но откуда, например, взялось лошадиное слово "хэйс"? Почему у нас в Молдавии свиней зовут "гыж-гыж!", почему, отгоняя корову, говорят "кути!", гусей гонят криком "хыле!", собаку — "цыба!", а барана — "хурду!"? Причем только барана, не овцу. Овцу как-то по-другому, я забыл. "Хурду", надо же... По-молдавски эти слова ничего не значат и ни для чего больше не используются. Ну хорошо, допустим, тпруканье — это звукоподражание. Это похоже слегка на то, как лошадь фыркает или ржет. Но никогда-никогда, ни от одной лошади не слыхал я ничего похожего на "хэйс" или "ча"! И вряд ли я когда-нибудь пойму, отчего баран, услышав слово "хурду", отступает, никого не забодав.

Откуда, из какого странного рая пришло это в наш язык? Именно что из рая, откуда бы еще?»

Пожалуй, Михаил Поторак среди здешних авторов наиболее привязан к молдавской чувственной, языковой, бытовой реальности, менее всех судит ее, более всех внимателен к ней и благодарен ей. «По всей Молдавии винный дух стоит, — пишет он в рассказе "Пьяный сентябрь", — и у детей усы от муста — едва забродившего виноградного сока. Он сладкий такой и совсем не хмельной, только слегка язык пощипывает. Вот когда начинает пощипывать — значит, пора отжимать и сливать в бочки. У настоящих хозяев и отжимки в дело идут. Из них гонят совершенно зверский самогонище».

Сергею Диголу (кстати, «автору исследований по истории Молдавии XX века, опубликованных в научных журналах Молдавии, России и Румынии») принадлежит рассказ — наконец-то! — из современной молдавской жизни (о том, как эту жизнь и ее людей разрушил дикий капитализм). Тут в первый раз на весь номер (он же последний — больше художественных текстов в декабрьской «Москве» нет) у главных героев молдавские имена: Георге и Виорика. Бизнесмена-хищника Георге в конце рассказа убивают бандиты, а та, с кем он встретил свое последнее утро, — проститутка. («Пятьдесят баксов за любовь — форменное свинство. Правда, Виорика не любила — она работала. Может быть, в Лиссабоне, куда по какой-то тайной причине стремились сельские девицы, она получала бы больше. Может быть. Но Виорика в Португалию и вообще за пределы Молдавии никогда не ездила, а приезжавших из дальних краев на родину подруг спрашивать в подробностях о расценках заграничной сладкой жизни как-то не решалась».)

К авторам, связанным с Молдавией, составители номера относят и Павла Кренева. Кренев родился и живет в России, но повесть его — о войне в Приднестровье («вооруженном конфликте» России и Молдавии, то есть России и Запада, в котором Россия, конечно, права, а ее противники — разумеется, нет), о трудной работе и горькой судьбе истребителя снайперов (о да, мы многое узнаем об этом — а также о том, сколь различны взгляды на жизнь у «наших» снайперов и у их противников) и о чудовищном коварстве врагов. Художественную часть повествования сопровождает историософская, объясняющая, кто на самом деле во всем виноват: «Мир тогда разрушался по сценарию, составленному в секретных масонских лабораториях "заклятых друзей" России — США и некоторых западноевропейских стран. Главный удар наносился по СССР. Военный, экономический потенциал этой страны необходимо было сломать с одной только целью: чтобы создать управляемый со стороны Запада однополярный мир во главе с США. Для этого необходимо было разорвать по кускам СССР, растащить его по углам, создать в нем и среди его союзников обстановку неуправляемости, бардака и хаоса. Опытный рыбак знает: в грязной, беспросветной воде рыбу ловить легче, чем в прозрачной. Такая обстановка и создавалась». «Приднестровье ждало помощи от Москвы, но на московском троне сидел человек, посаженный американцами, и вершил дела не в пользу России и ее интересов, а в угоду своим американским хозяевам».

Раздел же «Публицистика» посвящен Приднестровью, точнее, взаимодействию России и Приднестровья — «неповторимого уголка русского мира», как выразился один из авторов этого раздела, Александр Шевченко. «Помнит и Россия об этой исторической частице своей земли, оставшейся в результате драматических событий распада СССР за пределами нынешнего российского государства и не пожелавшей быть в составе Молдовы в связи с усилившимися в ней настроениями в пользу слияния с Румынией». Его коллега по номеру Павел Кренев, в свою очередь, выразился следующим образом: «Приднестровью, этому вечнозеленому, солнечно-виноградному краю, планировалась роль пушистой дрессированной собачки, которая должна была сидеть в молдавской конуре и, что называется, не скулить и не тявкать». И это уже не публицистика. Это, прости Господи, художественная литература.

* * *

Из июльского «Нашего современника» о новейшей белорусской литературе (по крайней мере — об образе ее в головах составителей номера) мы узнаем тоже немного. Хотя, правду сказать, все же больше, чем совсем ничего.

Здесь опубликованы произведения лауреатов Конкурса молодых литераторов России и Беларуси «Мост дружбы», занимающего, как пишут составители, «особое место» «среди интеграционных проектов, реализуемых под эгидой Постоянного Комитета Союзного государства» и имеющего целью «укрепление социально-культурного взаимодействия в рамках Союзного государства». Для материалов конкурса выделены две сквозные рубрики: «Белая Русь» и «Мост дружбы». Тексты русских и белорусских авторов идут подряд, как части одного континуума. Границы (которые, по идее, — условие диалога и взаимного внимания) между явлениями русской и белорусской культуры здесь не только не проводятся, но и задача такая не ставится. Задача, напротив, — «интеграция», сращивание.

Такой границы нет не только для составителей, но и для самих авторов. Отношения и с советским опытом, и с Россией здесь наименее конфликтны — собственно, они не конфликтны вообще. Они не проблематичны. Проблематичны скорее отношения с современностью, но об этом — чуть ниже.

Так, всю жизнь живущие в Беларуси Анатолий Аврутин, Валентина Поликанина, Татьяна Дашкевич, Елена Крикливец, Андрей Скоринкин пишут стихи не просто по-русски, но исключительно о русском и о России — как о своем. Аврутин: «По русскому полю, по русскому полю / Бродила гадалка, вещая недолю. / Где русская вьюга, там русская вьюга. / Там боль и беда подпирают друг друга…» Вся подборка называется «Где русская кровь проливалась…». Подборка Поликановой озаглавлена повторяющейся строкой из первого стихотворения — «Льют на Руси колокола». «А на Руси прекрасней нет зари… / На Волге лодок тихое скольженье». Далее — о Соловецком монастыре; затем — «Молитва о России», частью которой автор чувствует себя: «Упаси нас, Господь, от проклятий грядущего дня…». В следующем стихотворении: «Это старый русский Север, / Самый дальний из родных».

Аналитических статей о новейших тенденциях в белорусской литературе, книгоиздании, культуре, о современном белорусском обществе здесь попросту нет. Нет и осмысления постсоветского опыта — за исключением отдельных, вполне сдержанных удивлений тому, что как же это так получилось — была большая общая страна, а теперь ее нет. Конец СССР для авторов этого культурного круга — явно травма, но совершенно не отрефлектированная (хотя бы и так грубо, как в журнале «Москва»), даже не выговоренная. (Тамара Краснова-Гусаченко: «Стою под небом я, оглушена. / Понять пытаюсь, и не понимаю. Такой была огромною страна! Где большаки мои теперь, не знаю…») Нет, похоже, и чувства исторических перспектив — есть чувство (большею частью меланхолическое, без энергичного протеста) скорее конца, чем начала: «Здесь снова хоронят эпоху, / и снова вороны снуют…» — пишет Крикливец в стихотворении с эпиграфом из Ахматовой («Когда погребают эпоху, / Надгробный псалом не звучит…»):

И ты, безусловно, намерен

исполнить отцовский завет.

И прошлое загнанным зверем

рванётся из чащи на свет,

в убийственной жажде спасенья

помчится быстрей и быстрей

туда, где в угодьях осенних

плывут голоса егерей.

Чувство катастрофы выговаривают прямым текстом только двое: Андрей Скоринкин (первое же стихотворение в его подборке называется «Apokalypsis»: «Повсюду кровь и слёзы… В наши дни / Упразднены Священные законы… / Героев нет, предатели одни — Лукавые, как змей, хамелеоны…») и — по совсем свежим тогда еще следам в своих ранних стихах — Татьяна Дашкевич (рожденная и живущая в Беларуси, своим отечеством она называет Россию): «Я ничего совсем не знаю, / Я никого не узнаю, /Я дым Отечества вдыхаю / В расстрелянную грудь мою» (1991); «Стоит Россия чёрная, немая, / Стоит, к лицу ладони прижимая: / На мёртвом мёртвый — некуда ступить! <…> Языческие огнища пылают, / Отравный дым Отчизну выстилает, / Вновь наступает долгая зима» (1993).

Некоторая концепция происходящего — вкупе с представлением о перспективах — есть только у Скоринкина:

В сердцах гремит духовная война,

За горний трон дерётся сатана…

Грядёт конец, а с ним — начало света…

Померкнут звёзды, солнце и луна…

Но за зимой ворвётся в мир весна

И расцвётет спасенная планета!

Тревога о будущем для здешних молодых авторов совсем не характерна, но у одного из них мы ее все-таки обнаружим: в рассказе «Европа» Андрея Диченко (1988 года рождения) — о необычных детях, один из которых видит (зловещее) будущее. Европа — источник опасности. Тревожащее чужое, не укладывающееся в рамки привычного восприятия.

Переводов с белорусского на весь журнал целых четыре: три поэтических и один прозаический. Прозаический, пожалуй, — самый интересный: рассказ Алеся Бадака «Идеальный читатель» — несколько рассудочное повествование о совсем не рассудочных вещах: о взаимоотношениях человека и искусства. Причем к искусству на равных правах причисляются не только литература и музыка, но и кулинария — как действие, тонко настроенное на его предполагаемое восприятие. Белорусского как такового в рассказе не очень много, кроме разве места действия, цитаты из Янки Купалы да признания героя, он же и автор: «<…> я пишу на языке, на котором поэзию и прозу читает не слишком много людей».

Переведеные стихи — Михаила Позднякова, Михася Башлакова и Геннадия Пашкова — интересны значительно менее. Все они глубоко вторичны, и тема во всех без исключения — малая родина авторов, очарование ее чувственным обликом, любовь к ней и мягкая меланхолическая тоска по ней («Те ягоды пахнут простором и лесом. / Далёким моим босоногим Полесьем…» — Башлаков, «Милый край, где растёт ежевика, / Хвойный воздух струится, как дым, / Никогда, никогда не привыкну / Я к дарам и красотам твоим.» — Пашков) да разве еще экзистенциальная печаль («И дни мои летят / Так быстро — не заметить…» — Башлаков). Будто, право, по-белорусски больше и сказать не о чем. Авторам — за шестьдесят. Ни один молодой поэт, пишущий по-белорусски, не представлен.

* * *

«Грузинский», августовский номер «Дружбы народов» — среди всех «национальных» выпусков «толстых» журналов, пожалуй, особенный. Потому что он весь — о любви. Нет, он и об историческом самоопределении тоже, и о катастрофе, и о проведении границ — от этих тем постимперским литературам, включая и нашу, похоже, никуда не деться. Но в первую очередь, поверх всего этого, посредством всего этого — о любви.

Открывается номер републикацией лучших, по мнению редакции, из произведений грузинской поэзии, опубликованных в журнале в прежние годы. Это — классики: Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, вполне близкий по крупности к классикам Отар Чиладзе, гораздо менее известные русскому читателю Анна Каландадзе и Шота Нишнианидзе. И все это — стихи и ХХ век. Самый ранний текст здесь написан в 1915 году — ровно столетие назад.

О временах более ранних речь не заходит. Составителям важно говорить о том, что еще не стало в полной мере историей и остается живой проблемой.

В художественной части номера — современная словесность и история, которая делается на наших глазах (то, что еще не стало объектом ностальгии, но уже становится предметом рефлексии).

Роман «Очкастая бомба» Гурама Одишария, грузинского писателя, родившегося (в 1951-м — следовательно, целиком сформировавшегося в советское время), выросшего и основную часть жизни проведшего в Абхазии, — о грузино-абхазской войне как части катастрофы советского мира. (Да, то была творящая катастрофа — создающая новые миры, новые человеческие общности с их коллективным и личным самосознанием, — что не уменьшает ее катастрофичности.) О живых кровавых клочьях, на которые разлетался вчерашний советский мир.

Тут вообще много текстов о беде, о смерти, о распаде привычных связей. Кровоточащая литература.

О войне — оба рассказа Беки Курхули; рассказ Бесо Соломонашвили — рефлексия (помимо личных обстоятельств героев, точнее, с их помощью) грузинской истории ХХ века — катастрофичной начиная уже по меньшей мере с 1920-х) и отношений с Россией. Рассказ Нугзара Шатаидзе — снова о катастрофе, разломе, поражении и утрате: события происходят весной 1921 года, когда остатки грузинской гвардии отправились в Батуми, а оттуда в эмиграцию.

Но есть и еще одна, не менее важная линия. Здесь представлен поэт Звиад Ратиани, родившийся в 1971-м — из тех, кто начал работать в литературе уже в постсоветскую эпоху (и из оставшихся, таким образом, за пределами русского литературного сознания — у нас он до сих пор не переводился, а вот на многие европейские языки — да) с ориентацией на европейские образцы, из тех, кто способствовал и способствует европеизации грузинской литературы — переводил на грузинский Рильке, Элиота, Паунда, Одена, Целана… Поэма «Джакомо Понти» Дато Маградзе (родившегося в 1962-м, бывшего в 90-х министром культуры Грузии, автора слов ее государственного гимна) — вписывание себя в систему европейских координат, прочитывание себя с помощью европейских культурных кодов (как пишет философ и литературовед Заза Шатиришвили, «<…> Фабула произведения, одновременно и символическая, и реалистическая, предельно проста — идет судебный процесс самого Джакомо Понти, а весь текст — апология лирического героя (апология в древнегреческом смысле: «оправдательное слово»). Как известно, этот кафкианский мотив отразился и в лирической поэзии XX века: можно вспомнить такие примеры, как лирические тяжбы Леона Фелипе и Анны Ахматовой»)

Таким образом, в грузинском литературе видны как минимум две ведущие темы: изживание (по крайней мере — проработка) травмы, которой стала практически вся история ХХ века, и вживание, врабатывание в Европу.

В номере подробно представлен особый пласт смыслов: русских мечтаний о Грузии, русских образов ее, неотъемлемости Грузии от русского чувства мира, вполне возможно — русской тоски по этой стране, бывшей (или мнившейся?) в советские годы ближе и доступнее. Это — рубрика «Сны о Грузии». Здесь мы видим яркие образцы того, что Наталия Миминошвили назвала «грузинским текстом русской литературы», — текста, не прекратившего возникать и теперь, после распада бывшего сложного единства на разные, не менее сложные государства.

Грузия рассказана и пережита здесь как один из важнейших источников русского самосознания, как личный, эмоциональный, чувственный, поэтический — и, опять же, очень русский опыт (Борис Мессерер, «Дружбу нельзя предать»). Опыт, необходимым условием которого была инаковость Грузии — адресованная инаковость, «свое другое». Грузия — это взволнованность и любовь — бери наугад цитаты из любого текста — не ошибешься. Михаил Синельников: «Грузины — мой любимый народ, и, мне кажется, я знаю их настолько, насколько можно знать, не будучи грузином». Олеся Николаева: «Я сажусь в машину и сразу включаю грузинские песни. И сразу оживает передо мной моя жизнь, быть может, лучшая и блаженнейшая часть которой была связана со страной, которую я называю "второй родиной" и от которой получила столько света и столько поэзии, что душа изнемогает от этого избытка.

Подкрепите меня вином,

освежите меня яблоками,

ибо я изнемогаю от любви!»

О каком еще народе бывшей империи русский может так сказать?

Отношение грузин к России и русским — предсказуемым образом сложнее. Правда, о нем — особенно о сегодняшнем — из этого номера журнала мы узнаем немного.

Грузинские слова о России звучат в статье грузинского классика Григола Робакидзе «Сталин как дух Аримана», — но она написана в 1935 году (в германской эмиграции, на немецком языке, с которого и переведена). Тему отношений Грузии и нашего отечества отчасти затрагивает лишь один текст из двух, составивших рубрику «Публицистика» — и написанный, к слову сказать, на качественном русском языке. Это — «Грузия на распутье» Георгия Лорткипанидзе, двуязычного автора (кроме грузинской прозы выпустившего и русский роман «Станция Мортуис»). И мы видим, что отношения эти проблематичны.

«Писать в российской прессе о современной Грузии — для грузина задача неблагодарная. Любой автор, который рискнет затронуть ряд болезненных тем (от порушенной территориальной целостности до причин войны 2008 года), вряд ли избежит обвинений в субъективности и попадет в итоге — с высокой долей вероятности — под словесный обстрел с противоположных берегов... Но с другой стороны, несмотря на ставшие, к сожалению, привычнымы драматизм и почти полный застой в грузино-российских отношениях, задача эта, как все полузапретное, чрезвычайно интересная. А быть может, не только интересная, но еще и полезная, хотя порой очень непросто различить невидимую грань между пасквилянтством на свою страну и той дозой нелицеприятной критики, что необходима для ее же здравия».

Другой текст той же рубрики — «На пути к Европе» Георгия Нижарадзе — посвящен отношениям Грузии и Европы — как бы «поверх» опыта исторической совместности с русскими.

Существуют ли — существовали ли когда-либо — грузинские «Сны о России»?

В том же, что пишут здесь о Грузии люди русской культуры, смыслов отталкивания и преодоления, кажется, вообще нет. Трудности сближения (и усилие их преодоления) есть, но нет ни тени враждебности. Есть боль за Грузию («Зеркалка» Натальи Соколовской — дневниковые записи эпохи разлома империи на ее кровоточащие составные части), но нет ни отторжения, ни осуждения.

«Ни с одной чужой речью не общалась я так долго и близко, как с грузинской, — пишет цитируемая Мессерером Белла Ахмадулина о своей переводческой — даже не работе, а жизни. — Она вплотную обступала меня говором и пеньем, искушая неловкую славянскую гортань трудиться до кровавых ссадин, чтобы воспроизвести стычку и несогласие согласных звуков и потом отдохнуть в приволье долгого "И". Как мучилась я из-за этой не данной мне музыки — мне не было спасенья в замкнутости, потому что вода, лившаяся из-под крана, внятно обращалась ко мне по-грузински».

Есть — благодарность: всему в Грузии, Грузии в целом, самому ее чувственному, пластическому облику: «Открыт, распахнут и грузинский пейзаж, — говорит Вадим Муратханов. — Многоярусный Тбилиси напоминает слоеный пирог, румяный, с надрезами в поджаристой корке. Оказавшись на краю надреза, видишь далеко вокруг. Множество складок, заселенных площадок и уступов словно увеличивают площадь маленькой уютной страны». Есть неизменное чувство связи — даже через разрывы, — притом взаимной связи. «По совести я плохо верю в самую будущность переводческого ремесла, — признается Михаил Синельников. Но верю в единение поэтов, в мистическую связь Лермонтова с Бараташвили, в братство Тициана и Бориса. Несмотря на тягостные события, я не в силах согласиться с разрывом нашего духовного единения. Благородными примерами которого дорожу… Был в Тбилиси старый профессор, филолог Акакий Гацерелиа. Раз в месяц на протяжении долгих лет он отправлялся на городской почтамт и посылал продуктовую посылку с дарами земли грузинской старой дочери В.В.Розанова, жившей на пенсию в 37 рублей 26 копеек в городе Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). Русские давно и позорно о ней забыли, но грузинская интеллигенция еще помнила, кто такой Розанов (между прочим, ничего о Грузии не писавший)». И даже — отождествление: «Все мы немного грузины». Так пишет Вадим Муратханов — русский узбек, родившийся и выросший в Киргизии. О тех же (русских!) чувствах к Грузии говорит и Бахытжан Канапьянов — казах, человек (и) русской культуры (тоже), цитирующий «русского поэта и писателя, сына грузина и армянки, <…> батоно Булата». Все это — люди многокультурья, которое окаянная империя, однако, сделала возможным.

Людьми русской культуры Грузия прочитывается как опыт расширения горизонтов, всечеловечности, вообще — полноты человечности, ее раскрытия и осуществления.

«Здесь, в Грузии, — пишет Муратханов, — задумываешься о том, что человек потенциально шире своей географии. В нем заложено больше, чем вынуждает проявлять место его проживания. Новое солнце высвечивает новые грани характера и темперамента. Кто-то из моих друзей неожиданно для себя начинает блистать остроумием и обаять окружающих женщин. Другой высказывает тебе в глаза обиду, которая, случись в обжитом, привычном пространстве, наверняка осталась бы, не облеченная в слова, тлеть в глубине сердца. Через несколько дней, проведенных здесь, все мы уже немного грузины».

Тут уже хочется воскликнуть вместе с Михаилом Синельниковым: «И неужели все это уйдет бесследно для поколений, вступивших в небывало черствую эпоху?»

Честно сказать, у меня нет надежно утешающего ответа.

Разве что — воскликнуть вместе с Анной Бердичевской, автором бережного, даже ласкового и грустного текста о тбилисском доме-музее Тициана Табидзе: «Дай Бог, чтоб не оборвалась нить, связь всего, для чего стоит жить. Нет ничего прочнее нити основы. Но если она все-таки оборвется — мир расползется и прекратится».

Дружба Народов 2016, 2

Владимир ДЕЛБА

Сухумские антики

Чудаки, сорванцы и поэты недавнего прошлого

+++ ——

Делба Владимир Михайлович — художник, прозаик, поэт, эссеист. Автор четырех книг и многочисленных рассказов, очерков, эссе в газетах «Советская Абхазия», «Апсны Капш», журналах «Амцабз», «Алашара». Член Ассоциации писателей Абхазии. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Всякий раз, проходя по памятным местам моей юности, я испытываю смешанное чувство грусти, восхищения и пронзительной ностальгии по былому Сухуми, утонувшему, как былинный град Китеж, в темных водах времени.

Воспоминания о нем и побудили меня в конце концов взяться за перо. Не знаю, удастся ли мне хоть частично воссоздать на бумаге тот город моего детства, солнечный, уютный, интернациональный, веселый и озорной. Смогу ли рассказать о населявших его удивительных людях… Но попытаться, я уверен, стоит.

В моем письменном столе дожидаются завершения и, надеюсь, публикации два сборника сухумских воспоминаний. Один я собираюсь назвать «Амра», другой — «Мой брат Хозе». Предлагаю вашему вниманию главки из них.

Амра

В советские времена встреча друзей в одном из сухумских ресторанов не казалась чем-то особенным. Это было по средствам многим, чуть ли не каждому. Но поход в «Амру» всегда был событием…

Фасад ресторана увенчивал сверкающий зеркальный шар, окруженный лучами и символизировавший солнечный диск, ибо амра — это и есть по-абхазски солнце. Заведение выигрышно отличалось от прочих увеселительных заведений и совмещало в себе сразу два достоинства. На нижнем уровне помещался хороший ресторан для тех, кто побогаче. А на втором — демократически открытая терраса. Это были совершенно различные миры. Терраса являлась, пожалуй, единственным в городе рестораном, где заказ чашки кофе не вызывал у официанта недоумение.

К тому же располагалась «Амра» в удобном месте — в центре города. Ресторан помещался на подобии уходящей в море эстакады. Свежий морской ветерок постоянно обдувал террасу, с которой открывался потрясающей красоты вид на береговую линию. Где-то далеко внизу лениво бормотали волны… Неудивительно, что «Амра» быстро сделалась очень популярной среди горожан.

Но особым местом террасу сделали люди. Здесь, на верхотуре «Амры», прописалась и стала своей, привычной, даже обязательной средой разношерстная творческая братия, веселая, озорная, любопытная и вечно голодная до знаний, новостей и общения. Студенты, актеры, художники, музыканты, молодые ученые…

Для меня лично «Амра» была неотделима от музыки.

Случилось так, что я заболел. Три моих друга — Рома Хахмигери, Менаш Ефремашвили с братом Эпиком заразили меня вирусом неведомой болезни, имя которой джаз.

У братьев Ефремашвили была уникальная по тем временам коллекция «фирменных» американских виниловых пластинок. И мы часто собирались в их уютном гостеприимном доме, чтобы слушать и обсуждать великую эту музыку. Кто-то привозил магнитофонные кассеты с записанными джазовыми концертами. И очень выручал радиоэфир. Власти глушили «вражеские голоса», но нас они не интересовали. Мы слушали радио Бейрута, которое не входило в список вредных и баловало нас новинками западной эстрады в отличном звучании. Каждую полночь с программой «Время джаза» в эфир выходил легендарный джазовый комментатор «Голоса Америки», обладатель уникальных знаний и не менее уникального бархатного голоса — Уиллис Коновер. Это был час волшебства, час блаженства.

Джаз стал очень популярен в городе. На террасе собирались любители джаза и профессиональные музыканты. Восторженные обмены мнениями переходили порой в ожесточенные споры, но заканчивались посиделки, как правило, попытками голосового озвучивания новых джазовых тем, своего рода джем-сейшенами а капелла.

Здесь блистали вечно теоретизирующий пианист Роланд Баланчивадзе, по прозвищу «Куса», медлительный ностальгирующий трубач Вахтанг Мгалоблишвили, доброжелательный улыбчивый саксофонист Женя Землянский, всеобщий любимец Джумбер Беташвили, сдержанный, всегда изысканно одетый виолончелист Альбик Митичян с братом Рафиком, братья Миносян, Рома Хахмигери, постоянно отстукивающий пальцами замысловатые джазовые квадраты. Почти исчез из памяти образ тихого, стеснительного юноши, но сохранилась необычная, вызывающая улыбку фамилия — Чижик. Для этих и некоторых других сухумчан джаз стал не просто увлечением, а жизненной философией, смыслом жизни.

На «Амру», естественно, зазывали и редких гостей-джазменов. Редких, потому что джаз относился к искусству «буржуазному», а значит, опальному, и если власти кое-как терпели местные джазовые коллективы, то гастроли чужаков отнюдь не поощрялись.

Как-то зимой в Сухуми выступал эстрадный оркестр из Баку. Одно отделение было типично советским, а во втором неожиданно для зрителей выступил классный джазовый квартет, мастерски исполнявший сложнейшие музыкальные темы. Был теплый вечер. После концерта бакинцы вышли на променад, были окружены и доставлены на верхотуру «Амры», где испытали шок, обнаружив в сонном полупустом городе шумную компанию людей, так сильно любящих и отлично знающих джаз. Просто разойтись было невозможно, нашлись ключи от ближайшего дома культуры, где имелось пианино, гости сбегали за инструментами… и начался джем-сейшен, на всю ночь. Только влюбленные в джаз могут понять, какое это было событие и какой оно было наполнено мощнейшей, безумной творческой энергетикой, которая, казалось, способна зарядить человека до конца жизни.

А что касается моего личного романа с музыкой, он, к сожалению, был недолгим и закончился драматично. В возрасте восьми или девяти лет меня отдали в музыкальную школу, на подготовительное отделение. Нотная грамота, сольфеджио, разучивание гамм…Все привычно и рутинно. Особого усердия я не проявлял, но перспектива играть на пианино и самому подбирать мелодии была мне по душе.

Все шло своим чередом, кроме одного, самого главного. Мои руки отказывались играть синхронно. Сначала я относился к этому достаточно спокойно. Потом же меня с нарастающей силой стала охватывать тревога. И в момент, когда тревога переросла в панику, когда я полностью потерял надежду, произошло чудо! Как-то утром я сел за инструмент и… заиграл обеими руками, да так слаженно, как будто был профессиональным пианистом. Каким же счастливым я был в течение нескольких дней.

Однажды вечером, позволив себе небольшой отдых, я отправился в парк имени Ленина. Находился он недалеко от нашего дома, и обычно по вечерам здесь собирались мальчишки из ближайших дворов, чтобы поиграть в пинг-понг или просто пообщаться.

Обычно веселые и добродушные ребята встретили меня с каменными лицами и в полнейшей тишине. Это было настолько необычно, что я почувствовал нечто похожее на страх. Смутился и спросил: что случилось? Не умер ли кто, не дай бог? Пока нет, ответили мне, но кое-кто отмереть может. Этот загадочный ответ еще больше меня запутал.

И тут они без лишних слов перешли в атаку:

— Так ты, как оказалось, баба! Как это «нет»? А кто из нас на музыку ходит? А в музыкалке, как известно, учатся одни только бабы. Так что выбирай, мы или музыка.

Наверное это был розыгрыш. В музыкальной школе училось немало мальчиков, так что обвинения были липовыми. Но я, к сожалению, был наивным ребенком и принял все за чистую монету.

В шоке я явился домой и закатил родителям истерику. Не помню, что говорил в тот вечер, но мои родители, добрые и мягкие люди, пошли у меня на поводу. Музыкальную школу я бросил.

Как-то раз много лет спустя отец моего друга, фронтовик, рассказывал мне историю, случившуюся с ним во время войны. Он, тяжелораненый, пообещал врачу госпиталя, что бросит курить. И слово свое сдержал.

— Знаешь Вова, прошло несколько десятилетий, а я ежеминутно испытываю болезненное желание выкурить папиросу. Ночами не могу уснуть, чувствую запах табака физически. Засыпая, курю в каждом сне, а просыпаюсь со слезами на глазах. Но курить реально? Нет, конечно. Я же дал слово.

Вот и я часто мучаюсь ночами, но не от отсутствия табака. Хуже! Во сне я сажусь за инструмент и с упоением играю джазовые мелодии. Но, увы, после ночи всегда наступает утро.

Гора имени Сталина

Древнее абхазское название этой невысокой двуглавой горы — Саматаа-рху. Верхняя ее часть невзрачна, и горожане непочтительно отзывались о ней как о «лысоватой». Облысела она в середине девятнадцатого века, когда все деревья на склонах были вырублены для строительства городских построек. Но случались в ее прошлом и более возвышенные периоды. На одной из вершин археологи раскопали участки древней стены, сложенной из булыжного камня и известкового бута. А во время войны на горе стояла зенитная батарея, и по сей день в густой траве местами угадываются остатки дороги, которой теперь никто не пользуется.

Вообще-то горой имени Сталина она именовалась, по историческим меркам, совсем недолго. Во второй половине девятнадцатого века местный краевед Чернявский построил здесь дачу, и с тех пор более ста лет сухумчане именовали эту местность «горой Чернявского».

Но вот на стыке сороковых и пятидесятых годов прошлого века здесь началось строительство большого парково-архитектурного комплекса, которое преобразило скромную горку в подобие райского сада, осененного именем вождя всех народов.

Мне довелось в раннем детстве видеть начало этих работ.

Однажды вечером отец вдруг позвонил маме и предложил взять детей — то есть нас — и вместе с ним посмотреть, как идет строительство фуникулера на горе Сталина (к слову, канатная дорога так и не была построена, однако незнакомое, но красивое слово запомнилось и понравилось настолько, что после окончания стройки горожане нередко называли парк на горе именно этим словом — фуникулер). Предложение было необычным. Отца в то время мы практически не видели дома, так как госслужба сталинских времен предполагала работу на износ, почти без сна и отдыха…

В автомобиле я, разумеется, прилип к окну.

Асфальт заканчивался как раз рядом с бывшей дачей краеведа, а дальше к вершине вела временная дорога, укатанная колесами самосвалов. Вечернее, уходящее за горизонт солнце будто пыталось поджечь гору оранжевыми лучами и окрашивало один из склонов тревожным заревом. Длинные черные тени только подчеркивали ощущение пожара.

Склон был совершенно голым. Ни единого деревца или кустика. Ни травинки. Над землей клубились облака пыли, поднимаемые в небо колесами и гусеницами строительных машин, сотнями человеческих ног. В тот вечер на горе собрались тысячи горожан, почти невидимых в пылевой завесе. Рев моторов, выкрики рабочих, рваный свет прожекторов и автомобильных фар, выхватывающих из пыли и темноты то неясные человеческие фигуры, то очертания ползающих по склону гигантских железных монстров, — все это напомнило мне кадры из виденного недавно фильма…

В кино так же клубилась пыль, так же хищно шарили по экрану прожекторные лучи и какие-то матросы штурмовали крепость, а из бойниц крепости их косил огонь вражеских пулеметов. Мне было очень жаль храбрых матросов, я рыдал так горько, что няне пришлось срочно эвакуировать меня из кинотеатра.

Здесь, на горе, было еще страшнее, хотя никто не стрелял из пулеметов. А вдруг начнут? Ведь это не кино! И не спасут от пуль толстые стекла «паккарда», предусмотрительно поднятые шофером Арутом. Я физически ощущал, как помимо моей воли кривится рот, готовясь к отчаянному реву. И в этот момент я посмотрел на брата. Его лицо светилось восторгом, глаза блестели.Он буквально засыпал отца вопросами о строительной технике, о мощности бульдозеров и экскаваторов, производительности самосвалов, маршруте и конструкции фуникулера.

Его восторг передался мне. Я почувствовал, что рядом с отцом и старшим братом защищен ото всех опасностей. И пересилил страх. Лицо разглядилось, и я принялся с интересом разглядывать то, что творилось за окном. Пожалуй, это была первая в моей жизни осознанная победа над самим собой.

Торжественного открытия парка я не помню. Видимо, был еще слишком мал, чтобы придавать значение подобным событиям. Зато врезалось в память одно из посещений этого замечательного места несколько лет спустя. Отец уже не был на госслужбе и мог уделять больше времени семье. Как-то раз он взял меня за руку и повел прогуляться на гору, которая к этому времени называлась уже просто Сухумской.

Мы медленно поднимались вверх по тенистой, идеально гладкой асфальтовой дороге. Шли мимо обшарпанных старинных особняков, давно превращенных в коммунальные жилые дома. Миновали своды белоснежной въездной арки, поддерживаемой псевдогреческими колоннами, и оказались в подобии зеленого коридора. А вернее, в трубе диковинного калейдоскопа, в котором кроны экзотических деревьев, пронизанные солнечными лучами, переливались всеми оттенками зеленого, серого, фиолетового, голубого… Стволы их тянулись из густой травы и подстриженных кустов самшита вверх к высокому небу. Легкий теплый ветер разносил над дорогой густые, незнакомые ароматы листвы и цветов.

Мной овладело странное чувство, ощущение восторга и нереальности происходящего.Это была какая-то пьянящая эйфория (что-то похожее я испытал несколько лет спустя, впервые в жизни выкурив папиросу с анашей).И пока мы под шелест листвы шли в гору, отец показывал на то или иное дерево и увлеченно рассказывал, из какой заморской страны его привезли специально для города, как оно приживается в нашем климате и, главное, как оно называется на латыни.Eucalyptuscineria, buxussempervirens, cinnamomumcamphora… Эти названия звучали для меня как музыка, как гимн окружавшему нас рукотворному великолепию. Меня распирало от гордости за то, что отец, чью руку я с волнением сжимал, не просто один из организаторов чуда, сотворенного людьми на горе Чернявского, но и может так увлекательно и с таким знанием рассказывать обо всех подробностях того, как оно возникало.

Особенно поразил меня способ, каким гору излечили от «лысости». Все ее склоны от подножия до вершины были выложены дерном! Вручную клали один к другому сотни тысяч лоскутов земли с высаженной травяной рассадой.

Нужно сказать, в городе ходило много слухов о том, какой ценой строился комплекс на горе. И заключенных якобы нещадно эксплуатировали, и местное население якобы рекрутировали по принципу трудовой повинности.

Данными насчет заключенных не располагаю, но помню фотографии того периода и рассказы моих старших родственников.Помню моих улыбающихся тетушек в спортивной одежде с лопатами в руках, отбывающих в кузове грузовика на строительство. И помню, что записаться в строительные отряды, со слов старших, было для горожан честью и почетной обязанностью.

Как бы то ни было, именно тогда, в голодные послевоенные годы, Сухуми стал преображаться.Именно тогда построили драмтеатр с экзотическим фонтаном, филармонию, обустроили набережную, привели в порядок скверы и парки. Слова «город-сад» в те годы не были метафорой.

Это уже потом, в эпоху так называемой хрущевской «оттепели», в более сытое и благополучное время появились безликие серые коробки, которыми бессистемно засоряли городское пространство. И если бы не море и природа, «хрущобы» низвели бы цветущий курортный город до уровня какого-нибудь пыльного степного Целинограда.

Хаджарат, абрек и носильщик

Хаджарат работал носильщиком на вокзале. Небольшого роста, субтильный и сутулый, тихий незаметный человек средних лет. Не воевал, поскольку не прошел медицинскую комиссию, хотя, как говорили соседи и друзья, на фронт рвался. Но сильнейшее косоглазие и укороченная в результате детской травмы нога шансов уйти на фронт не оставляли.

И Хаджарат, как часто бывает в подобных случаях, закомплексовал. Свои переживания носил в себе, с завистью поглядывая на ордена и медали сверстников, прошедших войну. Но все это до первого стаканчика чачи. Хаджарат не любил шумных и долгих застолий, витиеватых тостов и пьяных разговоров, но и пить в одиночку считал ниже своего достоинства. Спиртное действовало на него как магический эликсир. Метаморфоза поражала даже тех, кто наблюдал ее достаточно регулярно. После одной-двух рюмок из-за стола поднимался уже совершенно другой человек. Ровная прямая спина, гордая посадка головы, мягкая, танцующая походка, решительный и задорный блеск в глазах… Поразительно, но куда-то уходило косоглазие, да и поврежденную ногу будто вытягивал на время неведомый волшебник.

Теперь Хаджарату было необходимо другое общение, не застольное. Хаджарат нуждался в публике, аудитории! И он умел найти слушателей. Как правило, шел на плохо освещенную вечернюю набережную, пустынную в «мертвый», некурортный сезон. Высмотрев стайку подростков, наш герой неожиданно возникал из темноты и, прижав палец к губам, знаками увлекал мальчишек в сторону от бульвара. И уже в безлюдном месте завораживал речами заинтригованную юную аудиторию…

Надо сказать, что Хаджарат был от природы сообразительным человеком. Он много читал, был внимательным и благодарным слушателем, а если учесть, что жил он в самом криминогенном районе города между вокзалом и поворотом на Маяк, застроенном бараками, то можно представить, сколь много самых разных историй — от леденящих кровь до романтических и отчаянно смешных — хранилось у него в памяти. Так что ему было что рассказать. Он никогда не повторялся и постоянно импровизировал, как хороший джазовый музыкант.

Общий же сценарий был обычно таков. Вначале он приводил слушателей к своеобразной присяге — требовал, чтобы они пообещали ему хранить в тайне все, что он расскажет. А затем сообщал, что он не кто иной, как легендарный «вор в законе», грабитель эшелонов по кличке Сипа. Иногда представлялся именами столь же известных бандитов — Народного комиссара или же Маляки. Затем вводил мальцов в курс дела. У него есть «наколка» — то есть наводка — на дело о десятках миллионов. Мол, из Тбилиси в Москву отправляют вагон золота, вывезенного еще в годы войны из Персии. В Сухуми поезд будет стоять только три минуты, чтобы залить в паровоз воду. Этого времени достаточно для ограбления, но ему, Сипе (Наркому, Маляке), требуется команда единомышленников, смелых и рискованных.

— Пацаны, вы не бздите, у меня все подготовлено. Дам вам «шмайсера» и пару «воробелов», век свободы не иметь. Пишитесь, короче, пока я добрый… Не то вы же в курсе дела, валить вас придется, — с этими словами Хаджарат опускал правую руку в карман пальто и, выдержав небольшую паузу, начинал заразительно хохотать.

Когда окаменевшие от ужаса мальчишки немного приходили в себя, он продолжал доверительно-заговорщицким тоном, сменив тембр голоса и стиль речи:

— Это я вас, ребятки, проверял. Знаете, есть у нас, у чекистов, метод такой — будущих разведчиков готовить сызмальства, устраивать проверки всякие. Я-то знаю, все вы парни надежные, комсомольцы, но порядок есть порядок. Теперь-то вы проверку прошли, и я могу смело записать вас в молодежный отряд содействия органам, сокращенно — МОСО. Слыхали о таком? А насчет вагона с золотом и плана Сипы — все истинная правда. Захват или уничтожение банды Сипы и будет вашим первым заданием. Понятно? А насчет оружия не беспокойтесь. Получите из спецарсенала автоматы ППШ и пистолеты ТТ. Ну а сейчас тихонечко, по одному расходимся. Встречаемся завтра в четыре утра у павильона «Голубой Дунай». Пароль — «афыртын»1 .

А затем следовал главный, основной номер программы. Хаджарат поднимал правую руку, как бы отменяя предыдущий приказ, откашливался и почти театрально поставленным голосом объявлял уже полностью обалдевшим, потерявшим дар речи подросткам, что и второе задание было проверочным, невсамделишным. Он не Сипа, даже не тайный чекист, а о том, кто он такой, никому вообще нельзя говорить ни слова. Любопытно, что у него неожиданно появлялся сильный акцент.

— Хаджарат я, Хаджарат Кяхба. Знаете такой? А если лицо не узнали, уара2 , значит харашо, так и должен бить. Радуйтесь, уара, ни кажды ден так на жизнь павезет, что сам Кяхба Хаджарат вам на дарога встретиц-ца!

Настоящий же Хаджарат Кяхба жил в начале прошлого века, в дореволюционные времена. Был он бандитом, абреком, но при этом человеком добрым и справедливым. Бедных не обижал, наоборот, частенько раздаривал им награбленное у князей и купцов. Этакий Робин Гуд абхазского розлива. Советская пропаганда романтизировала его образ, превратив неграмотного крестьянского сына в высокоидейного революционера-большевика. О нем написаны книги, создан фильм «Белый башлык», его именем назван небольшой теплоход.

И вот теперь наш Хаджарат, фамилия которого была совсем не Кяхба, с упоением рассказывал успокоившейся вконец публике, как создавал он революционные боевые группы «Киараз», как возглавлял вместе с Нестором Лакоба подпольную партийную ячейку, как весной двадцать первого брал с боем Сухум…

— Но, дядя Хаджарат, в книжке написано, что враги подло убили вас еще до советизации…

— Уара, эта бил гасударственный тайна. Меня направил абком на другой участка и кроме вы, уара, не один чалавек не знает, что я, уара, живой. Сейчас в Испания руководит собака, пес империалызмы, фашист Франко. Меня, уара, тайно пашлют в Испания, на партизанский вайна, уничтожить гаду, — доверительно произносил джигит, как бы проходясь пальцами по газырям воображаемой черкески.

И именно Хаджарат Кяхба и его революционные приключения являлись обязательной темой каждого выступления нашего героя. И заканчивал их он одинаково — просил слушателей приподнять его и водрузить на основание фонарного столба. Возвышаясь над аудиторией, Хаджарат начинал с чувством декламировать стихи:

На гора Шамил стаял,

Шашка, пушка и кинжал

На адын рука держал.

А внизу народ стаял.

Ах, какая маладца,

Уара, красный армии байца…

Хаджарату аплодировали и снимали его со столба.

Представление было завершено, и наш герой, прижав палец к губам и постоянно оглядываясь, нет ли «хвоста», потихоньку уходил в темноту. А еще чуть позже вдали можно было разглядеть сутулого согбенного человека, с трудом волочившего деформированную, больную свою ногу. Хмель выветривался, часы били полночь, карета превращалась в обычную тыкву.

Но однажды обычное течение спектакля одного актера было нарушено.

В тот день слегка накрапывал теплый летний дождь. Во дворе на скамейке под персиковым деревом, защищавшим от дождя, сгрудились несколько подростков, которые бурно обсуждали некую техническую проблему. Вел заседание мой брат Хозе. Наконец проблема была решена, соседский парень сгонял домой за инструментами, и вся кампания вышла из ворот на улицу и направились в сторону горы Сталина. Не успели ребята пройти и квартала, как вдруг из переулка выплыл… сам Хаджарат Кяхба. Или, если быть совершенно точным, носильщик Хаджарат, воплотившийся в великого абрека. Как занесло его в рабочее время в противоположную от вокзала часть города и под хмельком, так и осталось загадкой.

При виде подростков глаза у Хаджарата засветились предвкушением грядущего спектакля. Но его опередили. Мой брат Хозе прижал палец к губам и, постоянно оглядываясь, как бы опасаясь слежки, сообщил Хаджарату о задании высочайшей государственной важности, которое ребята получили от органов госбезопасности в кабинете первого секретаря обкома комсомола. В чем состоит задание, можно рассказать только на том месте, куда все направляются.

— Уара, пачему меня не сообщил? — усомнился джигит.

— А почему, уара, мы шли вам навстречу, дядя Хаджарат? Ведь мы и должны были найти вас и передать, что руководить операцией будете вы. Мы же просто исполнители…

Хозе выпалил этот текст как из пулемета, не давая Хаджарату собраться с мыслями, и повел абрека в гору.

Не помню, была ли в то время уже построена гора имени товарища Сталина, но помню место, где стоял автомобиль… Ну, автомобиль — это слишком громко сказано. На самом деле грузовик представлял собой жалкое зрелище. От бывшей полуторки остались лишь металлическая рама с кабиной и обломки деревянного кузова. В кабине чудом сохранились сидения, покрытые толстым слоем отвратительной липкой грязи. Приборный щиток был разбит, из него торчали обрывки проводов. Педали управления проваливались до пола, поскольку двигатель под капотом отсутствовал, а тормозов, естественно, не было. Но колеса оставались — спущенные лысые шины на ржавых дисках. И что было самым важным — сохранилась баранка, рулевое колесо. Располагалось это чудо техники передком к спуску.

Тут-то Хозе огласил суть секретного задания. Автомобиль не был бесхозным хламом. Как выяснилось, вражеские агенты смонтировали в его металлической раме суперсовременный прибор для наведения самолетов. И поскольку империалисты всех мастей не могут смириться с достижениями Страны Советов, то и задумали они гору имени товарища Сталина взорвать, дабы не дать советским людям насладиться ее красотами. Был срочно подготовлен специальный набитый бомбами самолет с пилотом-камикадзе, который ждал, что со дня на день поступит приказ о вылете. Но и наши доблестные органы были, как всегда, начеку. Они выследили осиное гнездо шпионов и диверсантов в районе Маяка и приняли мудрейшее решение. Полуторку следовало перегнать на Маяк и скрытно разместить рядом с шпионской базой, расположенной вдали от города в отдельном доме. Следовательно, атака заминированного самолета придется не на гору Сталина, а в аккурат на осиное гнездо. С агентурной сетью будет покончено раз и навсегда.

— Так что командуйте, дядя Хаджарат!

Попыхтев и поработав инструментами, подростки сдвинули полуторку с места и вытолкнули ее на асфальт. Хозе сел за руль, в кабине поместилось еще двое мальчишек, Хаджарат важно уселся рядом с ними на липкое, вонючее сидение, куда услужливо уложили несколько газет. Остальные ребята по команде Хозе вытолкнули полуторку с ровного пятачка на спуск, а сами быстро вскочили кто на подножки, кто на сохранившиеся доски кузова.

С жутким скрежетом прокручивались кривые, ржавые диски колес. На влажном асфальте автомобиль болтало от одного края дороги до другого, но он упорно набирал скорость на крутом спуске. Хаджарат важно восседал в кабине с улыбкой на лице и привычным огоньком в глазах. Вероятно, он воистину ощущал себя пупом земли, руководителем и вождем масс.

Грузовик вылетел на перекресток у виллы Алоизи, на приличной уже скорости промчался по крутому спуску Горийской улицы и, подпрыгнув, продолжил путь по улице Берия. Представьте на минуту, как по одной из центральных улиц сонного, спокойного курортного города несется какая-то адская колесница с десятком гогочущих и визжащих мальчишек.

Хаджарат же напоминал человека, который только что спал и видел прекрасные сны и вдруг проснулся в кабине самолета, оставшегося без управления. Посерев от ужаса, он возопил неожиданным фальцетом:

— Тормуз давай, тормуз!

— Нет, дядя Хаджарат, не могу. Тормоз и мотор враги вывели из строя, — спокойным голосом отвечал Хозе.

— Тормуз! — продолжал орать бывший джигит.

Тем временем автомобиль выскочил на плоский асфальт и начал постепенно замедлять ход. Проскрежетав еще немного, он остановился у входа в Ботанический сад прямо напротив городского отдела милиции.

— Делаем ноги! — скомандовал Хозе.

Мальчишки моментально исчезли. В искореженной кабине грузовика еще некоторое время маячил силуэт мужчины, но вскоре и он незаметно растворился в моросящем дожде.

Вокруг адской колесницы собралась толпа зевак. Подошли несколько милиционеров из горотдела, но все расспросы ничего не прояснили. Народ только охал-ахал и в недоумении разводил руками.

Останки полуторки куда-то поспешно уволокли, и скоро все забыли о странном автомобиле без мотора, появившемся в центре города непонятно откуда и каким образом.

А как же Хаджарат? — спросите вы.

А Хаджарат после этого случая исчез. Нет, не носильщик. Его-то, как и прежде, постоянно видели на вокзальном перроне, нагруженного чемоданами и узлами. Исчез Хаджарат Кяхба, секретный революционный абрек. То ли сгубили народного героя агенты мирового империализма, то ли и впрямь забросили бедолагу в стонущую под гнетом диктатора Франко братскую Испанию. Кто теперь знает?

А про носильщика ходили слухи, что молился он тайно в святилище Дыдрыпш, принес в жертву белого козленка и дал обет — чачу проклятую никогда больше в жизни в рот не брать.

И не брал.

Как арестовывали Бухту

«Уа-уа-уа»… Исторгая леденящие кровь звуки, несется по улице допотопный, громыхающий автомобиль красного цвета. Летит как на пожар…

Впрочем, это на самом деле пожарный автомобиль. А на пожар ли он мчится? Может, это просто учения? Кто знает… Но сирена будоражит полусонный город.

— Что случилса, уважаимый Христо? Уара, вы не знаете?

— Нет, Адица, ризам3 , но я слышал стрельбу.

— Саседи, дарагие, на городе слухи идет! Пожари, канечно, эсть, но это мелочь жизни, а настаящий катастроф жизни ешо до пожари был. Бухта Гулиа на мелиция стреляла, мелиция многа убила, патом граната взривала. Вот!

— Да вы что, дядя Абессалом, неужели правда?! А сам Бухта жив?

— Мамой клианусь, чистый правда! А Бухта и его жена пагибли, я думаиу.

Оставим на время рассказ о пожарном автомобиле и обеспокоенных соседях. Запомним одну только фразу из их разговора: «На городе слухи идет».

Слухи ходят обычно вместе с легендами и мифами, но на полшага впереди. И с каждым пересказом того или иного факта он, этот самый факт, приобретает все новые и новые, часто выдуманные, детали. Поэтому не могу полностью поручиться за достоверность излагаемой истории, которую я слышал от разных людей. В разное время. И с разными толкованиями. Но все, чему я сам был свидетелем, — правда.

Братья Гулиа жили в районе Турбазы. Было их четверо, насколько я помню. Старшего звали Ален, потом шли Вахтанг, известный больше как Бухта, и Миша. Младшим был Котик. Еще у них было несколько сестер. Мне приходилось бывать в доме Гулиа, так как мой старший брат Хозе дружил с Котиком. Иногда, отправляясь к другу, он брал с собой меня.

Старшие Гулиа — Ален и Бухта — были людьми легендарными, хорошо известными в городе. За обоими тянулся шлейф яркого криминального прошлого. Если мне не изменяет память, они входили в банду, прославившуюся громкими и дерзкими ограблениями, в том числе почтовых поездов. Мише, помнится, тоже приходилось бывать «на зоне».

Но лихие годы уходили в туман прошлого, времена менялись, и возраст уже давал о себе знать. Потихоньку старшие братья Котика угомонились и приспособились к «гражданской» жизни. Но былой авторитет остался. И частенько к братьям обращались горожане с просьбой рассудить их, «разрулить» сложные жизненные ситуации, быть третейскими судьями.

Вот что поразительно! Не только братья Гулиа, но все криминальные сухумские «авторитеты», которых я помню, отличались удивительной щепетильностью в вопросах справедливости и чести. Казалось бы — парадокс. Человек, не таясь, подтверждает: он действительно «вор в законе», то есть преступник, стоящий за гранью норм и правил общественной морали. Но почему люди зачастую искали защиту не в прокуратуре или милиции, а у таких личностей, как Ален и Бухта Гулиа? Откуда бралось у преступников обостренное чувство справедливости? И почему истина была для них важнее всего? Самый захудалый горожанин мог быть абсолютно уверен: если он прав в конфликте с родственником или другом третейского судьи, то судья, невзирая ни на что, встанет на его сторону.

Я плохо помню старших братьев Гулиа. У Алена были больные ноги и передвигался он по дому на костылях. Мишу не помню совсем. Бухта запомнился добродушным, улыбчивым и подвижным крепышом. И очень шумным. Вписавшись в гражданскую жизнь, он начал работать в торговле и вскоре получил под свое начало продуктовый магазин. Торговый павильон, обшитый металлом и выкрашенный в ядовито-зеленый цвет, стоял на улице Кирова по соседству с пустырем и недалеке от пересечения с улицей Фрунзе.

Посадил Бухта за кассу собственную жену и стал трудиться в поте лица во благо советской власти. Вернее, работал он сугубо на себя, хоть и в системе государственной торговли.

В сталинские времена торговля еще не была столь криминализованной, какой она стала спустя всего несколько лет. Над ней, как и над всей огромной страной, витал страх. Конечно, торговцы подворовывали всегда, но в те годы делали это, видимо, с осторожностью. Аресты торгашей и суды над ними были редкостью. Термин «хищение социалистической собственности» был еще не в ходу. Пойманных на воровстве торговых работников судили как «растратчиков».

Бухте было неведомо чувство страха. И на вождей разного уровня ему, видимо, было наплевать. Думаю, что в его магазине «левым» был почти весь товар. А может, и полностью весь. С неизменной улыбкой на лице, с пистолетом за поясом таскал на себе неутомимый Бухта мешки с сахаром и макаронами, ящики с пивом и огромные бутыли с чачей.

Кстати, об оружии. Я думаю, именно с легкой руки Бухты стала обыденностью небольшая хитрость. Каждое утро Бухта писал заявление на имя начальника милиции с просьбой принять пистолет, якобы найденный им сегодня в кустах у дома. В милиции все прекрасно знали и о пистолете, и о «левом» товаре, но никто Бухту не трогал. Может быть, решили: пусть уж лучше торгует «паленой» чачей, чем совершает налеты.

Что послужило причиной внезапной немилости, мне неизвестно. Ходили слухи, что МВД Грузии проводило в Абхазии свою тайную операцию. Такое изредка практиковалось. У тбилисцев была в регионах своя агентурная сеть, и они, как правило, местных коллег о начале действий заранее не информировали. Возможно, так и было на сей раз.

Операция же против Бухты напоминала войсковую.

К павильону подъехали несколько машин и картинно, со скрежетом тормозов, влетели на тротуар. В несколько секунд магазин был оцеплен вооруженными людьми. Несколько командированных оперативников ворвались в магазин, держа руки на расстегнутых кобурах. Расчет делался на неожиданность.

Но надо было знать Бухту!

Представьте себе его магазин. Небольшое помещение было перегорожено узким прилавком, позади которого высились стеллажи с продуктами и стояли на полу мешки и бочки. В левой части прилавка помещался кассовый аппарат, за которым восседала дородная супруга Бухты. Справа в дальнем углу магазина был выгорожен небольшой фанерный закуток, где хранились мыло, синька, керосин в бутылках… Рядом располагался небольшой столик, а на нем лежали журналы бухгалтерского учета с надписью «Амбарная книга». Под столом стояли две десятилитровые бутыли с чачей. В магазине был всего один продавец, дальний родственник жены. С ним-то и беседовал Бухта, стоя за прилавком рядом с кассой.

Увидев оперативников, он и бровью не повел. Изобразив на лице великое удивление, Бухта медленно извлек из нагрудного кармана рубашки сложенную вчетверо бумажку и с широкой улыбкой протянул ее вошедшим. С места, правда, не тронулся. Остался стоять позади прилавка.

— И зачем же? Стоило ли вам беспокоиться? Я вот как раз с этим пистолетом в милицию и собираюсь.

Тбилисские опера опешили:

— С каким пистолетом?

О пистолете они ничего не знали и прибыли, чтобы задержать крупного растратчика. Взять его собирались максимально шумно, картинно. В назидание другим. Так что первый ход Бухта выиграл. Внес в ряды неприятеля хоть небольшое, но смятение и выиграл время.

— Как с каким? Да с тем, что я сегодня нашел. А как вы о нем узнали? Да в нем, небось, и патронов-то нет. Вот, возьмите, посмотрите сами, раз пришли.

Медленно, чтобы не дать милиционерам повода для радикальных действий, он двумя пальцами брезгливо выудил пистолет из-за пояса. Затем все так же держа оружие левой рукой за ствол, двинулся вдоль прилавка в сторону оперативников. Они с любопытством наблюдали за Бухтой, совершенно потеряв бдительность. То, что произошло потом, присутствующие, не сговариваясь, сравнивали со сценой из фильма «Дилижанс», который был первым американским вестерном, появившимся в советском прокате, и шел как раз в те годы под названием «Путешествие будет опасным».

Бухта, совсем как актер Джон Уэйн, в долю секунды перекинул пистолет из левой руки в правую, сдвинул предохранитель и стал палить… в дальний угол магазина. В баллоны с чачей.

И пока опера вытягивали из неудобных кобур наганы и ТТ, наш герой швырнул им свое оружие, грохнулся на пол под защиту хлипкого прилавка и завопил:

— Не стреляйте! Не хотел я, все случайно получилось, руки затряслись! Сдаюсь, сдаюсь!

Невидимый за прилавком, он щелкнул зажигалкой и швырнул ее в угол. Крепкая как спирт чача запылала. Затем раздался громкий хлопок. Это взорвался керосин, залив пламенем большую часть помещения.

Оперативники в ужасе бежали. Вслед за ними Бухта вытолкнул на воздух свою жену и родственника. Сам же полез на оперативников с кулаками:

— Что же вы, уроды, наделали? По миру мою семью пустили! Это вы виновны в пожаре. Сейчас же иду к прокурору.

Ошеломленным милиционерам пришлось всерьез отбиваться от Бухты.

К этому времени павильон был охвачен огнем. Горели «левые» сахар и макароны, «паленая» чача, взрывались бутылки с шампанским. И что самое важное для Бухты, сгорели липовые бухгалтерские книги. Когда к павильону добрался наконец пожарный автомобиль, вызванный соседями, тушить было нечего. Хнычущего Бухту оперативники, конечно, арестовали. Но через два дня по настоянию прокуратуры отпустили. Предъявить ему было нечего.

Бухта в очередной раз стал героем дня.

История же его захвата долго гуляла по городу, обрастая неимоверными подробностями. В них Бухта обстреливал оперов из пулемета Дегтярева, положил батальон солдат, забрасывал бронеавтомобили привезенными из Сванетии немецкими противотанковыми гранатами (интересно, думал ли рассказчик о том, зачем германским альпийским стрелкам, воевавшим в сванских горах, понадобились противотанковые гранаты?). Освободили же его якобы по личному указанию Лаврентия Берии и увезли в Москву преподавать в диверсионной школе.

На самом деле Бухта Гулиа из советской торговли уволился. Работать же начал, как говорится, по железнодорожному ведомству. Директором вагона-ресторана.

Веселого, хлебосольного, острого на язык крепыша в белом халате и железнодорожной фуражке знали многие граждане огромной страны. Ибо отдых в Абхазии предполагал передвижение по железной дороге. Самолеты в те годы были транспортом экзотическим. А какой же путешествие без задушевных разговоров за чаркой водки или бокалом вина в вагоне, называемом рестораном!

Младший же брат Бухты, Константин Гулиа — Котик, школьный друг моего брата Хозе — стал известным журналистом, поэтом и общественным деятелем.

____________________

1 Афыртын — буря, ураган (абх.).

2 Уара — общераспространенное обращение к мужчине в разговоре (буквально «ты», местоимение 2-го лица единственного числа) (абх.).

3 Ризам — дорогая (абх.).

Дружба Народов 2016, 2

КОНСТАНТИН ФРУМКИН

Творчество, как принудительное дарение

Философская подоплека споров о либерализме, рынке и конкуренции

+++ ——

Фрумкин Константин Григорьевич — журналист, философ, культуролог. Родился в 1970 году в Москве, окончил Финансовую академию. Кандидат культурологии. Автор многих статей по социологии, политологии, литературный критик. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».

Социал-дарвинизм как «аванс» человеческой природе

Социальная эволюция отличается от биологической тем, что конкурируют в ней не столько живые существа, сколько социальные структуры и алгоритмы человеческого поведения. На это обратил внимание еще Александр Богданов, когда в начале ХХ века, пытаясь создать собственную версию социал-дарвинизма, написал, что в социальной эволюции идет речь о сохранении или гибели не «человеческих особей», а «общественных форм», к числу которых могут относиться «социальная группа, класс и какой-нибудь технический прием, слово, идея, норма и т. д.» [1] .

Если некие программы поведения проигрывают соревнование, их носители — «человеческие особи» — остаются в живых, но в неприятном статусе проигравших, неудачников, лузеров, членов неэффективных или распавшихся сообществ.

Позитивный взгляд на дарвиновскую эволюцию предполагает, что на место вымерших форм приходят более совершенные. Такого рода надежда присутствует и в отношении социальной эволюции, но тут дело усложняется тем, что человек, хотя и не жестко связан со своим поведением, но и не меняет его слишком свободно. Поэтому, если некий алгоритм поведения проигрывает конкурентную борьбу и «вымирает» — например, если оказывается, что работать ремесленником больше не выгодно, — это не значит, что «экологическая ниша», то есть данная человеческая популяция, теперь открыта для новых, более прогрессивных форм жизни и деятельности.

Экономический либерализм, который на это надеется, прежде всего базируется на безграничной вере в человеческую гибкость, креативность и изменчивость, в то, что человек, а особенно хорошо мотивированный и тем более поставленный в безвыходную ситуацию — обязательно придумает новый модус существования. В этом пункте классиком экономического либерализма оказывается уже не Адам Смит, а скорее мыслитель эпохи Возрождения Пико делла Мирандола, который в своей знаменитой «Речи о достоинстве человека» утверждал, что человек сотворен не в раз и навсегда определенной форме, что он сам определяет, каким, где и как ему жить, что он постоянно досотворяет себя. Союзником либерализма тут становится и Бердяев, считавший творчество главным, что есть в человеке, образом Божиим и сущностью человеческой природы.

Экономический либерализм в своих философских основаниях содержит веру в способность отвечать на любые вызовы, изменяясь, и поэтому трансгуманизм, вера в техногенное изменение человеческой природы, вполне вытекает из духа либерализма, хотя сами трансгуманисты порою придерживаются и антилиберальных убеждений. Именно поэтому был вполне прав основатель движения французских «новых правых» Ален де Бенуа, когда говорил, что либералы с их теорией прогресса видят человека бесконечно совершенствующимся и в этом совершенствовании становящимся искусственным и преодолевающим свою природу [2] .

Человек, брошенный в воду, может научиться плавать, и, быть может, это действительно наилучший способ научиться, но он может и утонуть. Последние столетия в большом количестве дают примеры особого рода несчастья, мучительного положения, выбираемого людьми в некотором смысле добровольно, хотя для них самих и безальтернативно, — упорствования в невыгодном, обреченном деле, например, продолжении кустарного промысла, несмотря на конкуренцию фабричных товаров.

Вымирание форм поведения может происходить без замены их на более прогрессивные. Разорившийся ремесленник может упорно держаться своего ремесла или просто стать нищим. Социальная эволюция порождает не только развитие, но и зоны социального хаоса, когда вымирание устаревших социальных отношений не сопровождается их адекватной заменой. Формула социального хаоса — «вымирание без замены». Если иностранная конкуренция приводит к закрытию целой отрасли производства, то, согласно теории Давида Рикардо, это позволяет национальному капиталу заняться более выгодным делом. Однако прежде всего это порождает ситуацию вытеснения в никуда, толкает на поиски ниши, которой нет. При таком «вымирании» биологически люди остаются в живых, но в их распоряжении не остается сложных форм социального поведения. Самый лучший, можно сказать, кровоточащий пример — состояние России в 90-х годах, когда рыночные силы были слишком молоды и нецивилизованны, а оставшийся с советских времен социальный капитал горизонтальных связей слишком скуден, чтобы полноценно заменить отмененную плановую экономику.

В середине 90-х годов академик Д. С. Лихачев, поднимая принципы экономического либерализма на уровень культурологической закономерности, писал, что все новое рождается через хаос и кризис, как апогей неопределенности, расчищает пространство для креативных деятелей [3] , — однако его оппоненты, глядя на окружающую действительность, могли бы возразить, что хаос может быть законсервирован именно как хаос, оказавшись «нетворческим» кризисом.

Принудительность творческого усилия

На боязни попадания в такие серые зоны нетворческого хаоса сегодня в значительной степени базируется российский (и не только российский) антилиберализм. В подсознании тут как раз лежит неверие в свои творческие способности, в достаточность своих способностей для изменений и в возможность принять изменения.

Экономическому либерализму наряду со всем прочим противостоит еще и дефицит веры в свои творческие силы, сомнения в исторической плодотворности творческих усилий. Символом такого неверия в сфере экономики может служить некогда нашумевшая книга Андрея Паршева «Почему Россия не Америка» [4] , в которой доказывается, что в силу чисто объективных географических обстоятельств Россия никогда не сможет выигрывать свободную конкурентную борьбу с западными странами.

Конспирология — вера в тайные заговоры — тоже часть идеологии неверия в свою конкурентоспособность и свои творческие силы. Конспирология приписывает тайную силу конкурентам и утверждает, что любой выигрыш есть следствие злоупотреблений.

Впрочем, наряду с чисто мифологической конспирологией, это неверие в свои силы подпитывает и куда более адекватное представление о том, что мир делится на тех, кто созрел для свободы и умеет искать новые способы действия, и тех, кто не в силах найти замену своим профессиям и занятиям. На этом делении была, по сути, построена теория крупнейшего теоретика протекционизма XIX века Фридриха Листа, писавшего, что свобода выгодна более развитым, что неразвитые нации просто не успевают занять открывающиеся ниши и что сначала надо воспитать нацию [5] . Сегодня же сам создатель понятия «креативный класс» Ричард Флорида выражает опасение, что американское общество расколется на креативную космополитическую и традиционную немобилизуемую части [6] .

Важнейшие аргументы противников свободы международной торговли издавна коренились в сфере рассуждений о «равенстве начальных условий». Как говорил в XIX веке французский экономист Шарль Гуро, соперничество возможно только при равенстве сторон [7] . Внешне эта аргументация напоминает размышления о равенстве прав на карьеру, которой мешают различия стартовых позиций у юношей в семьях разного социального уровня.

Таким образом, экономический антилиберализм, по сути, сближает ситуацию экономических субъектов — национальных экономик, предприятий — с категориями, взятыми из анализа человеческих биографий: детством, юношеством, незрелостью. Национальная экономика или отрасль предстает как «ребенок», который еще не «созрел», который еще не готов к вступлению во взрослый мир и нуждается в особой опеке. Один из российских авторов, имея в виду российскую экономику после распада СССР, даже прибегнул к метафоре яйца, у которого разбили скорлупу до того, как зародыш подготовился к встрече с внешним миром [8] .

Экономическая дискуссия окрашивается в педагогические тона, и антилиберализм наряду с неверием в креативность знаменует собой и неверие во взросление. Самые острые, самые спорные и самые актуальные высказывания «апостола конкуренции» Фридриха фон Хайека относятся именно к социальной педагогике, он говорит, что «конкуренция — особый метод воспитания умов» и что предпринимательский дух, необходимый для участия в конкурентной борьбе, «не может проявиться в отсутствие продуцирующих его условий...», что конкуренция меняет характер даже врожденных способностей [9] .

Такая постановка вопроса подводит дискуссию либералов и антилибералов, фритредеров и протекционистов к размышлениям о точке взросления и «эффективном воспитании», к тому, где кончаются «начальные условия», которые требуется выровнять, и где начинаются «способности», которые требуется проявить в ходе конкуренции; когда именно кончается детство экономики, отрасли, предприятия и не затягивается ли оно в искусственной изоляции.

Тема неготовности к изменениям подводит и еще к одной проблеме, извечно замечаемой в быту боковым зрением, но редко фиксируемой философией: теме мучительности творческого усилия.

Существует созданная представителями интеллектуальных профессий мифология (или мифологизированная идеология), в соответствии с которой творчество есть источник радости, творчество есть пусть к счастью, творчество привлекательно и тот, кто распробовал его на вкус, никогда не согласится сменить его на нетворческий, рутинный труд. Однако, если приглядеться, о каком именно творчестве трактует эта мифология, можно увидеть, что, как это ни парадоксально, речь идет о творчестве, ставшем рутиной, то есть профессией. Ученый, приходящий в науку, приходит к готовому рабочему месту, где более или менее понятно, что, где и как он будет делать и какое получать за это вознаграждение. Хуже поэту, но и для него поэзия уже сформирована как деятельность с инструментарием и технологическими нормами. Значительная часть деятельности в рамках так называемых творческих профессий сводится к решению довольно однотипных задач — да, само решение, конечно, требует креативности, но оно не создает ситуации попадания в незнакомый мир, ибо подобные задачи уже встречались.

Ситуация поэта или ученого, стоящего перед трудными творческими задачами, не сравнима с положением человека (или общества), лишившегося привычного способа «кормиться» и теперь обязанного совершить творческое усилие, чтобы найти новый модус существования.

Есть как минимум три серьезных отличия этой ситуации от положения научного работника.

Во-первых, ситуация потерявшего источник дохода человека гораздо менее определенна, чем ситуация ученого: такой человек просто не знает, в какой области и на каком поле начать искать новый алгоритмы действий.

Во-вторых, в отличие от ученого такой человек имеет гораздо меньшее право на ошибку — его благополучие слишком зависит от результатов поставленных «экспериментов».

В-третьих, к решению таких сложнейших творческих задач оказываются призваны люди, не проходившие никакого отбора на креативность, может быть, не имеющие ни желания, ни способностей для решения таких задач и тем не менее под страхом голода поставленные в роль поэтов и исследователей собственной жизни.

Необходимость творческого усилия перед лицом конкуренции означает принудительное приведение человека в экзистенциальную ситуацию столкновения с абсурдом, где нет ни закономерностей, ни понятных способов поведения. Признание благотворности конкуренции в этих условиях означает огромный аванс человеческой природе — надежда, что человек в любом случае преодолеет абсурд и найдет выход, хотя, строго говоря, мы не можем дать однозначный прогноз такого рода, поскольку мы «по условию задачи» не знаем будущие вызовы, с которыми столкнемся, а значит, не знаем и исхода этих столкновений. «Вина» либералов в том, что они признают благотворность процессов с непредсказуемым исходом. Такой завзятый сторонник конкуренции, как Фридрих фон Хайек, не сообщает ничего утешительного, когда говорит: «Ни один человек не знает заранее, как он будет действовать в условиях конкуренции, с какими конкретными обстоятельствами столкнется» [10] ; тем не менее «либерал готов принять естественный ход событий, невзирая на непредсказуемость нового» [11] . Логически не существует оснований для принятия непредсказуемого — можно сказать, экономический либерализм опирается на веру в благого Бога-Творца, который не посылает человеку испытаний не по силе.

Либерализм, основывающийся на личном интересе и конкуренции, в некотором смысле внутренне противоречив, поскольку ближайший личный интерес любого человека прежде всего заключается в прекращении конкуренции. Как сказал экономист Фрэнк Найт, конкуренция делает экономику более эффективной, но не более приятной [12] . И первый, кто это осознал, был Хайек, писавший, что рыночная конкуренция противоречит ничем не сдерживаемой демократии, что поскольку конкурентов воспринимают с раздражением, то демократия может разрушать рынок, и вообще «...конкуренция — процесс доказательства правоты меньшинства...» [13]

Самый страшный из вызовов, стоящий перед современным человеком, — это «незнание чем заняться», задача, для решения которой не имеется надежных ориентиров (зато ненадежных имеется в избытке). Удивительно, что часто люди действительно, как Мюнхгаузен, поднимают себя за волосы и изменяют всю свою жизнь — открывают новый бизнес, меняют профессии, эмигрируют, но всегда эти решения очень непростые. Если общество как социальное тело может в каком-то метафорическом смысле испытывать боль, то необходимость таких вынужденных креативных усилий есть один из постоянных источников боли. Это творческие задачи, которые не приносят радости, относительно которых нет никаких гарантий, что они могут быть решены, причем наличие способностей для их решения сомнительно, а последствия ошибок страшны. Страх оказаться в вынужденной ситуации необходимого творческого усилия тут закономерен и императивен. И в этой связи протекционизм есть ни что иное, как неприятие принудительного творческого труда. Как сказал французский историк Пьер Розанваллон, в современном капиталистическом обществе призывы к самореализации индивидов превратились в приказы [14] .

Тут мы имеем еще одно значимое противоречие с традиционной научно-поэтической мифологией творчества. Принято считать, что творческий труд хотя бы в каких-то рамках, хотя бы до какой-то степени труд свободный. Сталинские шарашки это отвергают, но шарашки были кратковременным явлением, а структурные изменения в быстро развивающемся обществе требуют креативности от множества нежелающих того людей. Эрих Фромм писал о «бегстве от свободы», но насколько более сложным, парадоксальным и амбивалентным является вопрос о принуждении к свободе! Историю свободомыслящих социальных движений Запада можно рассмотреть как историю борьбы против подневольного труда, а антилиберализм, фактически следуя этой традиции, протестует против подневольного творческого труда.

Верность своей структуре

Дефицит веры в свою креативность является одной из причин устойчивости диктатур или, говоря шире, закрытых политических систем.

Верность диктатуре, монархии, социализму может подспудно содержать в своей основе неверие, что общество способно выработать или в разумные сроки обрести другую совершенную технологию управления, то есть это понимание своей обреченности на единственную — какая есть — технологию.

Эта обреченность вполне закономерно порождает экзальтированную озабоченность своей идентичностью, то есть верностью строго определенной социальной конфигурации, внутри которой ты занимаешь свою нишу.

Антилиберализм часто сопровождается романтическим отношением к определенным социальным конфигурациям и сообществам (например, к «промышленности» или «государству») как к самоценным индивидам, которыми нельзя жертвовать во имя иных целей (например, «эффективности»). Именно поэтому Фридрих Лист обвинял Адама Смита и других экономистов-классиков в том, что они заботятся о человечестве и отдельных индивидах, но не о нации, — протекционизм обязательно ставит вопрос о самоценности сообщества.

Здесь встает вопрос о редко формулируемой в явном виде идее — о праве занимать свое место в социуме, праве на социальную нишу. Сила этой идеи, реализация которой крайне проблематична, заключается в том, что она как бы продолжает инстинкт самосохранения, она является социальным эквивалентом самого фундаментального из прав — права на жизнь. В социальном смысле существовать — значит занимать свое место в сети отношений, а погибнуть — значит его утратить. Именно поэтому Шарль Гуро начинает свою книгу «О свободе международной торговли» тезисом, что всякий народ имеет право обрабатывать свою землю, а конкуренция отменяет это право. Из этого представления о праве на землю, раннего аграрного варианта «права на место», вырастает критика либерализма, как способствующего утрате человеческой идентичности внутри сообществ, и Ален де Бенуа пишет, что либерализм есть, по сути, антропологическая система, рассматривающая человека как атом, и «он может это сделать, только отнимая у человека все структуры, в которые он входит», только разрушая «коллективные структуры» и «естественные сети взаимопомощи» [15] .

Сегодня сторонники рынка отвечают на это тем, что, как пишет Ричард Флорида (опираясь на теорию социолога Марка Грановеттера), устойчивые социальные связи прошлого заменяются так называемыми слабыми связями — не такими стабильными и эмоционально насыщенными, но многочисленными и легко варьируемыми [16] , однако слабые связи не порождают идентичности.

Борьба за нужность

Важнейшим предметом заботы людей в социальных отношениях — причем в самых разнообразных: политических, экономических, частных, семейных и прочих — является борьба за человеческое внимание. Причиной этой борьбы является стремление одного человека или социального субъекта доказать, что он нужен другому — нужен как друг, как собеседник, как покупатель, как поставщик, как кредитор, как любовник, как невеста, как представляющий ваши интересы политик. Начальной фазой этой борьбы является овладение вниманием ближнего, но это делается только ради второй фазы, в ходе которой следует добиться от него признания своей нужности. В случае, если признание взаимной нужности состоялось, это создает самые прочные основания той социальной связи, которую социальные философы именуют солидарностью.

Проигравшие в борьбе за внимание становятся ненужными, лишними, выпадают из сетей солидарности, им грозит «одиночество в толпе». Именно нужность другим подпитывает наше достоинство и обогащает жизнь смыслом; утратив нужность, мы лишаемся и достоинства и смысла.

Идея рыночной экономики предполагает формализовать эту борьбу так, что признание нужности будет выражаться в суммах, выплачиваемых за товары и услуги.

Все европейские утопии Нового времени, начиная с «Утопии» Томаса Мора, прежде всего избавляли общество от конкурентной борьбы и делали проблему признания взаимной нужности решенной в некотором автоматическом режиме, то есть в полном смысле слова с фантастической легкостью. В утопическом обществе каждый обязательно знает свое место в общественном механизме.

За этими утопиями стояла человеческая боязнь проиграть конкурентную борьбу и оказаться лишним для других людей, не нужным им, выпавшим из сетей солидарности. Утопии спасали от страха перед одиночеством и заброшенностью на «ярмарке тщеславия».

И антилиберализм, с которым сегодня приходится иметь дело в современной России, в самых разных своих представлениях и формах сводится к этой же проблематике. Любые традиционалистские, консервативные, романтические, антирыночные демарши — и там, где они отстаивают реальные интересы, и там, где они поднимаются до вершин идеологий, — ставят целью укрепить солидарность разных субъектов общества, а значит, по сути, ставят вопрос о навязанной солидарности, о навязанной взаимной нужности. Врагом навязанной солидарности является господствующая в современном обществе система слабых социальных связей — связей эфемерных, легко устанавливаемых и легко рвущихся. Главным идеологическим орудием против постмодерна (общества слабых связей) становится игнорирование этих связей, отказ им в значимости, в этом случае современный человек объявляется атомизированным, одиноким, хотя у него, казалось бы, и есть Интернет.

Эта всеобщая «нужда в нужности» может объяснить важную психологическую дилемму, которую на языке политики — разумеется, условно — можно было бы назвать дилеммой социал-демократии и коммунизма. Социал-демократическая политика всегда была готова протянуть руку помощи тем, кто проиграл в конкурентной борьбе, например, платить им пособие по безработице. Но на самом деле люди нуждаются не в помощи, а в возвращении социальной полноценности, то есть в возращении им их нужности другим. И если это невозможно, возникают предпосылки для согласия на «коммунистическое переустройство», то есть на то, чтобы силой навязать другим свои услуги и тем самым «заставить их меня полюбить».

Столь важные для социальной мысли последних веков вопросы эксплуатации и насильственного присвоения чужого труда оттенили иную тему, также весьма важную для человеческой истории тему желания насильственного навязывания своего труда — своих услуг, проявляющуюся, конечно, во всех видах цеховой, профсоюзной, государственной защиты «права на труд» и соответственно близкой к ней права на монополию.

Именно поэтому французский экономист первой половины XIX века, сторонник свободы торговли Фредерик Бастиа провозгласил, что протекционизм, столь популярный в современной ему французской политике, по сути, ведет к коммунизму и связующим звеном между ними является «право на труд» [17] . Действительно, протекционизм должен был кроме прочего спасти французских рабочих от безработицы вследствие конкуренции иностранных товаров, но если мы фиксируем право трудиться, то тем самым мы как бы фиксируем и отсутствие права покупателя отказываться от плодов труда.

Западному миру широко известна тема рабства трудящегося у работодателя, но только опыт СССР с его вечным дефицитом и монополией на внешнюю торговлю сделал наглядным иное рабство — рабство покупателя у поставщика.

Когда труд нужен трудящемуся

Антилиберализм, явно или неявно связанный с идеей «права на труд», неизбежно должен сближаться с темой некоммерческих, нерыночных оснований для труда, то есть ему должны быть близки темы творчества, самореализации, самоотдачи, дара. Разумеется, при этом во весь рост встают все проблемы этих видов труда: поскольку и нерыночный труд, хотя он и не привязан к произволу покупателя, может быть не востребован, и дар может быть отвергнут, и творческие усилия могут оказаться напрасными, неоцененными и пропавшими втуне.

Тематика самореализации имеет по крайней мере ту общую точку с тематикой права на труд, что обе они связаны с трудом, который нужен прежде всего самому трудящемуся, а не потребителю результатов этого труда. Трудящемуся нравится трудиться, для него эта самодовлеющая ценность, чего, разумеется, не может принять экономический либерализм, исходящий из точки зрения потребителя, недаром Бастиа называл сторонников протекционизма «сизифистамии», то есть любителями бесполезного сизифова труда.

Однако этот труд не бесполезный — просто его истинная цель не совпадает с формальной. Если сапожник делает сапоги, это не означает, что цель данного труда — создание сапог, хотя клиент сапожника может так думать. Для сапожника результат труда не совпадает с его целью — в «нормальном» случае целью является зарабатывание денег, но, если речь идее о нерыночном труде, о труде-самореализации, возможны куда более изощренные побочные цели труда и производства — от «перевоспитания» трудящегося, или «профилактики преступности», или «трудотерапии» до «удовольствия от творчества», или «экстаза вдохновения», или эстетического отношения к самому трудовому процессу или достижения самоуважения и чувства социальной полноценности.

Бескорыстная любовь к труду означает любовь ко многим обстоятельствам этого труда, включая и технологические инструменты, в нем используемые. Между тем если инструмент становится самодовлеющей ценностью, то такая любовь к труду и тяга к самореализации встает на пути прогресса. Самореализация — важнейший двигатель человеческого развития, но взятая как «любовь к своему труду» она оборачивается и избыточной любовью к временным технологическим решениям. Может быть, ваш компьютер считает и лучше арифмометра, но ребенку на это наплевать — ему интересно крутить ручку и слушать, как машинка щелкает. Такое детское отношение к вещам свойственно отнюдь не только детям. Быстрое социальное развитие выявляет чрезвычайно тонкое и чрезвычайно важное явление социальной психологии, а именно отношение людей к использованию определенных средств, необходимых для достижения неких целей, как к самодовлеющей ценности. Эту привязанность к средствам безотносительно целей можно было бы назвать «инструментоцентризмом», и она идет рука об руку с романтическим отношением к своим сообществам и сложившимся социальным конфигурациям.

Рынок — самый эффективный социальный механизм, удостоверяющий нужность оказываемой услуги тому человеку, которому ее оказывают. Идея самореализации, осуществляемой вопреки рынку, ставит вопрос о даре, но при этом зачастую о даре бесполезном, не нужном или не осознаваемом в качестве нужного. Далее же встает вопрос о навязанном, принудительном даре — вопрос, насущный для тех, для кого самореализация и дарение плодов своей самореализации есть вопрос о возвращении социальной полноценности. Право на дар превращается в привилегию дарить. При этом дар отнюдь не невинная социальная акция — дар всегда обязывает одариваемого, дар вызывает к благодарности, так что по большому счету навязанный дар оказывается принудительным займом. Как отмечал создатель антропологической теории дарения Марсель Мосс, в человеческой практике не обнаруживается даров, которые бы не порождали встречной обязанности [18] .

В истории западной цивилизации была парадигма, признающая благотворность навязанных даров, — это была парадигма просветительства. Просветитель одаривал просвещаемого знаниями, стандартами, навыками, культурой. Просвещаемый не всегда мог осознать нужность ему этих даров, что зачастую превращало просветителя в тирана или колонизатора. В идее внерыночной самореализации обычно содержится мечта о позиции просветителя — позиции одновременно внерыночной и почетной.

Когда же быть просветителем не удается, встает вопрос о цивилизации как о накоплении бесполезных даров, которые могут пригодиться в будущем, подобно тому, как математика накапливает концепты, которые могут пригодиться, а могут не пригодиться в естественных науках. При невозможности дарить другому можно дарить будущим поколениям, но также принудительно. Впрочем, и у этого действия есть серьезное натурфилософское основание — а именно вера в «панутилитаризм» жизни, то есть в то, что жизнь может в конечном счете утилизовать, сделать для себя полезными любые встречающиеся на ее пути вещи, так что никакое усилие бесполезным быть не может.

Как можно представить себе реализацию желания дарить в масштабах общества? Российский политик Сергей Юшенков в свое время писал, что постзападную цивилизацию надо представить как цивилизацию игры, построенную на «свободных играх свободных людей». По его мнению, «игра представляется высшей формой свободы именно потому, что творческий потенциал личности имеет возможность в максимальной мере реализоваться в игре» [19] . Однако к этой мысли можно было бы добавить, что именно в игре реализация творческого потенциала (как и одаривание) несерьезно и не принимает во внимание реальную нужность и потенциала, и дара. Не ясно, может ли игра, осознаваемая как игра, быть полноценной заменой чувства востребованности, утеря которого является главной проблемой для антилиберального дискурса.

С другой стороны, не ясно, может ли игра мотивировать креативные решения так же хорошо, как рынок, поскольку рынок, с одной стороны, дает соблазн материального успеха, с другой стороны — риск социальной гибели. Последнее, разумеется, является хорошим аргументов для антилибералов — рыночная конкуренция есть источник постоянного попадания в «экзистенциальную ситуацию», рыночная конкуренция исключает комфорт — но, с другой стороны, не ясно, может ли игра дать столь же хороший стимул к творческой активности, не выводя игроков из зоны комфорта.

Творчество против креативности

Либерализм и антилиберализм в равной степени делают ставку на творчество как идеологический лозунг и как реальную способность, однако это в некотором смысле творчество двух разных видов. Смысл и социальное значение творчества резко различаются в зависимости то того, в какой степени творец готов корректировать свои усилия в зависимости от потребностей тех, кто может воспользоваться плодами его труда.

Пользуясь возможностями, предоставляемыми русским языком, эти два разных вида можно назвать собственно творчеством и креативностью — точнее, «рыночной креативностью».

Креативность предназначена для адаптации к изменившейся ситуации, для самоизменения в процессе социальной эволюции, для приспособления своей деятельности к потребностям ближних. Креативность ориентируется на внешнюю среду и использует внутренние ресурсы индивида для наилучшего встраивания в эту среду.

Собственно творчество ориентировано на внутренний мир индивида, оно противостоит среде и настаивает на самореализации вопреки потребностям ближних, вопреки закономерностям эволюции и вопреки потребностям времени. Как выразился российский философ Сергей Ячин, «творчество есть особое состояние человека, истекающее изнутри наружу...» [20]

Творчество служит автономии индивида — креативность вписывает индивида в систему разделения труда.

Главная проблема креативности — близорукость, неспособность увидеть стратегические интересы общества и долговременные тренды развития.

Главная проблема собственно творчества — несамокритичность и самодовольство, неспособность отличить ценные результаты от доставления удовольствия самому творцу. Творчество, не ориентированное на потребителя, всегда рискует поддаться соблазну инструментоцентризма.

Творчество эгоистично, и это доказывает, что чрезмерный эгоизм столь же антилиберален, как и коллективизм. Экономический либерализм индивидуалистичен с большими оговорками — он делает ставку на индивида лишь при условии, что этот индивид открыт для сотрудничества с другими. Если на высшем уровне эгоизм творчества порождает «тиранию» артиста-творца, не идущего на поводу у публики, то на низшем — характерную для социалистической экономики «диктатуру производителя», независимого от покупателя. Культ творчества в качестве своего идеала предполагает общество без обмена — вместо обмена в нем господствует навязчивое облагодетельствование «высшими» «низших». В качестве «высших» тут могут выступать и творческие гении, и производители дефицитных товаров.

Впрочем, различие собственно творчества и рыночной креативности достаточно условно, и прежде всего они встречаются в такой области, как изобретение новых потребностей. Создание новой потребности — далеко не то же самое, что удовлетворение уже существующих потребностей, это акт творческий, открывающий новые измерения человеческой природы, однако эти измерения подлежат утилизации в обычной рыночной экономике, результаты творчества поступают в распоряжение креативности.

Связь рыночной конкуренции и процесса создания новых потребностей крайне сложна, на что обращал внимание Фрэнк Найт — классик американской экономической науки, занимавшийся именно исследованием конкуренции и говоривший, что экономика рассматривает жизнь как процесс удовлетворения желаний, но потребности не постоянны, в их природу входит рост и изменение; и «любой здравомыслящий человек хочет не удовлетворения своих потребностей, а появления новых и лучших потребностей». Таким образом, ставится вопрос о вещах, которые он пока не хочет, но «должен хотеть», и конкуренция не помогает, хотя и не мешает этому процессу [21] .

На фоне этой проблематики идеология антирыночного творчества может объявлять, что она направлена на пробуждение новых потребностей и таким образом на создание нового рынка и новой сферы конкуренции. Именно поэтому также характерная для антилиберального дискурса критика создания новых потребностей — искусственных потребностей, раздуваемых корпорациями, по сути, направлена против самого творчества и против изменчивости человеческой природы.

Капитализм делает ставку на имеющуюся у человека избыточность творческой активности — ее часть подлежит утилизации, и именно эту утилизуемую часть мы называем креативностью.

Антилиберализм опасается нехватки креативности, но для идеологического самооправдания настаивает, что исходит из интересов творчества.

Существует обширная традиция, противопоставляющая мотивируемое потребностью в самореализации творчество — рынку, рыночным отношениям и рыночной идеологии. Так, Джоэл Мокир говорит о признаваемом историками и экономистами различении homo economicus и homo kreativus: один старается использовать то, что дается природой, другой восстает против диктата природы, «техническая креативность, как и творчество вообще, есть акт протеста» [22] . Кристиан Лаваль говорит, что в доктрине неолиберализма «человек экономический» представляет собой просто вычислительную машину, оптимизирующую поведение, — такая машина лишена страстей и желаний, а между тем именно страсти являются источником творчества и изобретательности [23] . И даже Ричард Флорида, который пишет почти исключительно об утилизуемой рынком креативности, тем не менее отмечает, что движущей силой последней обычно бывает потребность добиться внутреннего удовлетворения [24] .

Между тем очевидно, что без творческого ответа на рыночные вызовы либеральная, рыночная модель общественного развития работать не может, и когда экономист Йозеф Шумпетер (на которого опирался Джоэл Мокир) различал приспособительную и творческую реакции на вызовы — он обе эти реакции считал рыночными силами. Таким образом, дело отнюдь не в потребности в удовлетворении как мотивации творчества — рынок, как показывает практика, может использовать в своих интересах и эту потребность.

«Собственно творчество» и «рыночную креативность» различают не потребность в самореализации как источник мотивации, но открытость к сотрудничеству с другими людьми и готовность принимать во внимание их интересы — особое, специфическое умение, которое, конечно, может стать ограничением творческой свободы и даже унизительным ограничением. Открытость к сотрудничеству вполне может быть интерпретирована как унизительная зависимость от другого, и это главный пункт, порождающий антагонизм самореализации и рынка. Вопрос о том, в какой степени креативность нуждается в тепличных условиях, не имеет однозначного решения, в данном вопросе происходят постоянные социальные эксперименты, но, как правило, решение сводится к налаживанию цепочек сотрудничества между творцами, находящимися в разной степени зависимости от рынка, так что «фундаментальные» исследователи находятся в зоне внерыночной игры.

Подводя же итоги всему сказанному, можно предположить, что политическое развитие России зависит от преодоления скрытого комплекса неуверенности в себе — преодоления, зависящего от опыта проявления реальной, а не манифестируемой креативности, от осознания возможности находить «другие» удачные конфигурации, кроме уже имеющихся, от опыта самоизменения, от способности почувствовать себя взрослым и не нуждающимся в тепличных условиях.

[1] Богданов А. А. Эмпириомонизм. Статьи по философии. Кн. I. М., «Книжный клуб Книговск», 2014, стр. 335.

[2] Бенуа А. Против либерализма. К Четвертой политической теории. СПб., «Амфора», 2009, стр. 125.

[3] Лихачев Д. С. Рождение нового через хаос. — Полярность в культуре. Альманах «Канун». Выпуск 2. СПб., 1996, стр. 10 — 18.

[4] Паршев А. П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. М., «Крымский мост-9Д», 1999.

[5] Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб., А. Э. Мартенс, 1891.

[6] Флорида Р. Креативный класс. Люди, которые меняют будущее. М., «Классика-XXI», 2007, стр. 308 — 309.

[7] Гуро Ш. К. О свободе международной торговли. М., 1859, стр. 18.

[8] Ванюрихин Г. И. Творческие подходы к управлению организациями и процессами. — В сб.: Философия творчества, дискурс креативности, современные креативные практики. Екатеринбург, Издательство Уральского гуманитарного института, 2010, стр. 42.

[9] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция. СПб., «Пневма», 1999, стр. 51.

[10] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция, стр. 50.

[11] Там же, стр.62

[12] Найт Ф. Х. Этика конкуренции. М., «ЭКОМ Паблишерз», 2009, стр. 142.

[13] Хайек Ф. А. фон. Познание, свобода, конкуренция, стр. 52.

[14] Розанваллон П. Общество равных. М., «Московская школа гражданского просвещения», 2014, стр. 306.

[15] Бенуа А. Против либерализма, стр. 12.

[16] Флорида Р. Креативный класс, стр. 303 — 304.

[17] Бастиа Ф. Протекционизм и коммунизм. Челябинск, «Социум», 2011, стр. 17 — 70.

[18] Мосс М. Очерк о даре. М., «Восточная литература». 1996, стр. 211.

[19] Юшенков С. Постзападная цивилизация: попытка определения. — В кн.: Постзападная цивилизация. Либерализм: Прошлое, настоящее, будущее. М., «Новый фактор»; «Минувшее», 2002, стр. 262.

[20] Ячин С. Е. Человек в последовательности событий жертвы, дара и обмена. Владивосток, «Дальнаука», 2001, стр. 242.

[21] Найт Ф. Х. Этика конкуренции. М., «ЭКОМ Паблишерз», 2009, стр. 69 — 71.

[22] Mokyr J. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York, «Oxford University Press», 1990.

[23] Лаваль К. Человек экономический. Эссе о происхождении неолиберализма. М., «Новое литературное обозрение», 2010, стр. 137 — 164.

[24] Флорида Р. Креативный класс, стр. 49.

Новый Мир 2016, 2

Свыше 100 мероприятий по профессиональной ориентации старшеклассников провели в Санкт-Петербурге, Калининграде, Ленинградской и Калининградской областях структурные подразделения ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия» в ходе Всероссийской информационно-пропагандистской акции «Есть такая профессия — Родину защищать». Она продолжалась с 8-го по 23-е февраля. На Днях открытых дверей в военно-морских институтах ВУНЦ ВМФ ВМА, военно-патриотических встречах в школах и военкоматах побывали более 7 тысяч старшеклассников.

Как сообщил заместитель начальника ВУНЦ ВМФ контр-адмирал Александр Карпов «В первые же дни проведения акции, после знакомства с профессией военного моряка, условиями поступления, обучения, социального статуса военнослужащего и перспективами дальнейшей службы после окончания обучения, желание поступить в военно-морские образовательные учреждений выразили около 600 потенциальных абитуриентов, которые были официально внесены в списки кандидатов на поступление в ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия». Только в Санкт-Петербурге в ключевой день акции — 23 февраля — экспозицию военно-морских институтов посетили около 1000 старшеклассников. Свои стенды на крупном профориентационном форуме, который состоялся на площади перед театром «Балтийский дом», представили высшие военные учебные заведения из нескольких регионов страны. В экспозиции ВУНЦ ВМФ «Военно-Морская Академия» себя представили Военно-морской и Военно-морской политехнический институты, дислоцированные в Санкт-Петербурге северной, филиал в городе Калининграде, Черноморское и Тихоокеанское высшие военно-морские училища Севастополя и Владивостока"

В свою очередь, заместитель начальника ВУНЦ ВМФ по работе с личным составом капитан 1 ранга Михаил Юрченко отметил: «Помимо информационных буклетов с правилами поступления и перечнем профессий, получаемых в процессе обучения, военные моряки произвели показ образцов водолазного снаряжения, макеты современных боевых кораблей ВМФ России, демонстрирующих уровень развития военного кораблестроения России 21 века, модели двигательных установок и систем радиотехнического вооружения кораблей. Кроме того, все желающие смогли посмотреть специально подготовленный видеофильм, повествующий о системе обучения в военно-морских образовательных организациях. Также в процессе акции состоялся первичный отбор кандидатов для поступления в высшие военно-морские учебные заведения. В ходе проведения акции — всего за два часа только в Санкт-Петербурге заявления на поступление во ВВМУЗы написали более 50 старшеклассников».

Работа специалистов ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия» по профессиональной ориентации учеников общеобразовательных школ, средних специальных учебных заведений, воспитанников кадетских корпусов, Нахимовских и Суворовских училищ продолжается и сейчас.

ВрИО Главнокомандующего ВМФ России Адмирал Владимир Королев поставил задачу наращивать динамику и содержательность работы по профессиональной ориентации подрастающего поколения.

«Необходимо добиваться осознанного выбора профессии военного моряка. Скрупулезно доводить до старшеклассников преимущества службы в Военно-Морском Флоте, рассказывать о более, чем трехвековых традициях. Мужество, романтика и перспективы службы на новейших кораблях и подводных лодках не могут оставить равнодушными сердца мальчишек, которые, получив прекрасное образование, пополнят в перспективе ряды морского офицерского корпуса», — отметил ВРИО Главкома ВМФ Адмирал Владимир Королёв.

Управление пресс-службы и информации Министерства обороны Российской Федерации

В СибГУТИ завершились региональные чемпионаты «Молодые профессионалы»

26 Февраля 2016 года, на базе подразделений подведомственного Россвязи СибГУТИ Колледжа телекоммуникаций и информатики и Бурятского института инфокоммуникаций завершились региональные чемпионаты «Молодые профессионалы» (WorldSkills Russia) по компетенции «Сетевое и системное администрирование».

В Новосибирске соревнования проходили на базе Колледжа телекоммуникаций и информатики СибГУТИ, в Улан-Удэ – на базе Бурятского института инфокоммуникаций СибГУТИ. Оба были выбраны в качестве специализированных центров по компетенции «Сетевое и системное администрирование», так как имеют оборудованные площадки для участников с необходимым количеством мест для работы в соответствии с мировыми стандартами WRS.

В КТИ СибГУТИ, кроме соревнований, состоялось заседание круглого стола на тему «WorldSkills – эффективный механизм для развития профессионального и дополнительного образования», в котором приняли участие представители Правительства Новосибирской области, высшего, среднего профессионального и дополнительного образования.

По итогам чемпионата в Новосибирске 1 место занял Александр Богович (Колледж телекоммуникаций и информатики СибГУТИ), 2 место – Дмитрий Ворончихин (Новосибирский колледж электроники и вычислительной техники), 3 место – Вера Филатова (Новосибирский авиационный технический колледж).

По итогам чемпионата в Улан-Удэ 1 место занял Артём Матвеев (Бурятский институт инфокоммуникаций СибГУТИ), 2 место – Максим Жигжитов (МИП «Ай-Ти Бурятия»), 3 место – Сергей Садовский (ВСГУТУ).

Победителям соревнований Александру Боговичу и Артёму Матвееву предстоит подготовка и участие в полуфинале Национального чемпионата (на уровне Сибирского федерального округа), где встретятся лучшие студенты и выпускники профессиональных образовательных учреждений из 12 регионов Сибири. Состязания пройдут по 26 компетенциям. Лучшие по СФО отправятся в мае на национальный чемпионат в город Красногорск Московской области.

Требуют сохранения транспортных льгот

Автор: По сообщениям информагентств подготовил Иван ГОРОВ.

Сразу в нескольких регионах страны отменили льготный проезд на общественном транспорте для учащихся.

ПОЯСНИМ, что эта льгота для школьников и студентов не относится к числу федеральных — её устанавливают регионы или муниципалитеты. До последнего времени в стране большинство учащихся могли такой льготой пользоваться. Например, в Великом Новгороде в прошлом году студенческий проездной на общественный транспорт стоил 900 рублей, для школьников — 700 рублей. Но с января городская администрация повысила стоимость школьного проездного до 800 рублей, а льготу для студентов и вовсе отменила — теперь им придётся покупать обычный проездной за 1600 рублей.

В Хабаровском крае по решению местного правительства с 2016 года полностью отменены скидки на проезд школьников и студентов в электричках — ранее им нужно было оплачивать лишь половину стоимости проезда.

ОАО «Башкортостанская пригородная пассажирская компания» на своём сайте объявило о сокращении льгот для учащихся Оренбургской области: если раньше они платили за билет 50% его стоимости, то с начала года им приходится оплачивать уже 75%. При этом в самой Башкирии льготы для студентов и школьников остались в размере 50%. Стало также известно, что сейчас в правительстве Ростовской области обсуждаются варианты «льготного секвестрования», соответствующий документ готовится.

«В Крыму у студентов льгот на проезд и не было. Видимо, Крым и послужил примером для других российских регионов», — предположил министр транспорта республики Андрей Безсалов.

Тем временем студенты Великого Новгорода начали сбор подписей против отмены льготных проездных, подписи направят президенту России. Студенты заявляют, что будут бороться за возвращение льгот, устраивая уличные акции протеста. Сбор подписей за восстановление льгот для студентов и школьников проводят и в Пензе.

Комментируя ситуацию, уполномоченный по правам студентов Артём Хромов сообщил, что готовит обращение в правительство РФ с просьбой взять на контроль ситуацию с отменой студенческих льгот на проезд в общественном транспорте.

— Мы прекрасно понимаем, что в какой-то момент региональные власти могут начать активно урезать эти льготы, — полагает он. — Мне кажется, государство полностью обязано гарантировать возможность доступа студентов к образовательному процессу.

Общее финансирование переданных Бурятии лесных полномочий в 2016 году существенно сокращается по сравнению с уровнем 2015 года

РИА "Новости" со ссылкой на Республиканское агентство лесного хозяйства Бурятии сообщает, что "Россия увеличила финансирование противопожарных мер в лесах Бурятии" - и конкретно, что "На противопожарные мероприятия из федерации в этом году запланировано 162 миллиона рублей. В прошлом году на эти цели было направлено 140 миллионов рублей".

Это опасный самообман, комментирует сообщение Лесной форум Гринпис России. На самом деле, способность региональных органов управления лесами и подведомственных им организаций противостоять лесным пожарам зависит не столько от того, какая сумма выделяется конкретно на противопожарные мероприятия, сколько от общего объема бюджетного финансирования переданных региону лесных полномочий. Именно от общего финансирования переданных регионам лесных полномочий зависит штатная численность работников лесного хозяйства и возможность сохранить оставшихся специалистов. Перераспределение денег между линиями бюджета при их общей катастрофической нехватки - это всего то же самое, что перешивание заплаток на тришкином кафтане, или перекладывание монеток из одного кармана в другой.

Общее же финансирование переданных Бурятии лесных полномочий в 2016 году существенно сокращается по сравнению с уровнем 2015 года. В 2015 году регион получил на исполнение лесных полномочий (согласно закону от 1 декабря 2014 года №384-ФЗ "О федеральном бюджете на 2015 год и на плановый период 2016 и 2017 годов") 503077,7 тысяч рублей. Позднее, уже после пожароопасного сезона, федеральным законом от 28 ноября 2015 года №329-ФЗ эта сумма была увеличена до 779878,0. А федеральным законом от 14 декабря 2015 г. №359-ФЗ "О федеральном бюджете на 2016 год" Республике Бурятия выделяется только 456449,3 тысяч рублей лесных субвенций.

Таким образом, финансирование переданных Республике Бурятия лесных полномочий в 2016 году будет в реальности сокращено (номинально, без учета инфляции) на 9% по сравнению с исходно утвержденным уровнем 2015 года и на 41% по сравнению с итоговым уровнем 2015 года.

Если же учесть официальную инфляцию за 2015 год, финансирование переданных Республике Бурятии лесных полномочий в 2016 году сократится на 20% по сравнению с исходно утвержденным уровнем 2015 года и на 48% по сравнению с итоговым уровнем 2015 года.

По стране в целом ситуация примерно такая же: общее финансирование переданных регионам лесных полномочий существенно сокращается (на 11,6% без учета инфляции, и на 22% с учетом ее) - при этом деньги перераспределяются в пользу "пожарных" статей, что создает иллюзию некоторого улучшения охраны лесов от пожаров. На самом деле из-за острого недофинансирования переданных субъектом РФ лесных полномочий, и увеличения этого недофинансирования в 2016 году, лесное хозяйство встречает новый пожароопасный сезон совершенно нищим. В реальности охранять леса от пожаров на большей части страны будет некому и не на что.

Впервые за 15 лет на ДВЖД снизилась повреждаемость вагонов

На положительную динамику повлиял отказ от грейферной выгрузки

На Дальневосточной железной дороге, имеющей прямой выход на крупные морские терминалы региона, в течение многих лет наблюдалась высокая повреждаемость вагонов по сравнению с другими магистралями сети. Но если с 2000 по 2014 год динамика повреждений здесь шла по нарастающей, то в 2015-м произошло долгожданное снижение, что было отмечено на совещании в управлении ДВЖД.

Всего в 2015 году было повреждено 85,1 тыс. вагонов, что на 1% меньше, чем в 2014 году. Подавляющее количество повреждений - 98% - происходит в портовых зонах. «Ситуация с повреждаемыми вагонами сложилась из-за использования портами грейферной выгрузки. Данная технология отличается высокой степенью повреждаемости. Согласно межгосударственным стандартам, общему требованию по обеспечению сохранности вагонного парка при производстве погрузо-разгрузочных и маневровых работ, грейферная разгрузка разрешается как исключение в переходный период - при переходе стивидорной компании на альтернативное оборудование», - сообщил заместитель начальника службы вагонного хозяйства Дальневосточной дирекции инфраструктуры РЖД Валерий Чупахин. Однако многие стивидоры не спешат переходить на современные технологии обработки подвижного состава.

Тем не менее, на снижение количества поврежденных вагонов в прошлом году повлияло приобретение ОАО «Ванинский морской торговый порт» новых гидравлических стреловых перегрузочных машин и запуск в эксплуатацию вагоноопрокидывателя у ОАО «Торговый порт Посьет». Последний установлен в рамках технического перевооружения предприятия. С помощью нового перегрузочного комплекса Посьетский порт может выгружать около 400 вагонов в сутки (порядка 28 тыс. т угля) и загружать на суда около 30 тыс. т топлива.

В свою очередь, ОАО «Евраз Находкинский морской торговый порт» (НМТП) приобрел погрузчики-манипуляторы, с помощью которых можно выгружать уголь из полувагонов в несколько раз быстрее, чем при обычной грейферной выгрузке. К тому же, грейфер манипулятора жестко укреплен на его ручке, что снижает риск повредить вагон. Хотя полностью уйти от повреждаемости этот метод не позволит, отмечают в управлении ДВЖД. В «Евраз НМТП» сообщили Gudok.ru о планах по установке вагоноопрокидывателя в районе станции Мыс Астафьева, но вопрос, считают там, необходимо увязывать с расширением станционных путей.

Удастся ли закрепить положительную тенденцию в 2016 году, железнодорожники пока не обещают. По словам Валерия Чупахина, в январе одни стивидоры минимизировали повреждаемость вагонного парка, другие значительно ее увеличили. «Например, у АО «Восточный Порт» (на производственно-перегрузочном комплексе №1 компании используется грейферная выгрузка - Gudok.ru) число поврежденных вагонов выросло на 23%, при том, что рост выгрузки у него составил 12,3%. Аналогичная картина у ОАО «Терминал Астафьева» и ООО «Аттис Энтерпрайз». ООО «Восточная стивидорная компания» повредило в январе 506 вагонов при выгрузке 1235, то есть повреждается практически каждый третий вагон», - отметил он.

На рост повреждений также влияет поступление смерзшегося сыпучего груза и отсутствие в портах размораживающих устройств – ими располагают только АО «Восточный Порт» (производственно-перегрузочный комплекс №3) и ЗАО «Дальтрансуголь». Поскольку в большинстве своем стивидоры сами ремонтируют поврежденный подвижной состав, увеличивается период нахождения вагонов под грузовыми операциями, завышаются технологические временные нормы выгрузки. Для проведения своевременных работ стивидорам предлагается производить ремонт вагонов на мощностях вагонных депо Дальневосточной магистрали.

В настоящее время на ДВЖД обострилась проблема с неисправным подвижным составом, причем не только по причине повреждаемости вагонов в портах, которые долгое время простаивают на станциях магистрали. Как уточнил Валерий Чупахин, на дороге установлен норматив нахождения на путях общего пользования вагонов с учетом текущего и плановых видов ремонта в пределах 2,5 тыс. единиц. К настоящему времени он превышен вдвое. «Ряд собственников подвижного состава содержат свои, в том числе неисправные, вагоны на наших путях в качестве отстоя», - сказал представитель Дальневосточной дирекции инфраструктуры ОАО «РЖД».

В числе операторов, у которых серьезно завышен срок нахождения вагонного парка, такие компании как ООО «Сервисная железнодорожная компания», ООО «РТ Оператор», ЗАО «Альянс Транс-Азия», ООО «Мечел-Транс».

По словам начальника ДВЖД Николая Маклыгина, длительное нахождение на дороге подвижного состава после разгрузки в дальневосточных портах недопустимо. «Каждый вагон занимает какую-то емкость станции. Такая форма отстоя своего парка на инфраструктуре общего пользования – не на пользу общему делу. Дальневосточная – дорога стратегическая. Если сюда пришел груз, после выгрузки вагон должен уехать за пределы магистрали максимально быстрым образом. Это необходимо для устойчивого обеспечения грузопотока, который все больше разворачивается в направлении портов Дальнего Востока», - заключил начальник ДВЖД. Его слова подтверждает свежая статистика: в феврале доля экспортных грузов, отправляемых со всей сети российских железных дорог в адрес тихоокеанских терминалов, превысила 36%.

Павел Усов

Две трети улова российских рыбаков, занимающихся ярусным промыслом в Охотском море, теряется из-за косаток, которые научились питаться исключительно путем «объедания» промысловых порядков (ярусов). Если эта тенденция сохранится, то не исключено, что ярусный промысел в Охотском море станет невыгодным вплоть до его полного прекращения. Об этом сообщает ИА «Дейта».

Если еще каких-то двадцать лет назад встреча в море с косатками была для рыбаков увлекательным и интересным зрелищем, от которого оставались яркие положительные впечатления, то в наши дни вид характерных высоких спинных плавников среди волн означает одно: работы не будет. И зарплаты, соответственно, тоже не будет.

— В последние годы в Охотском море косатки прекрасно освоили «паразитический» способ питания, — рассказывает капитан рыболовецкой компании «Интеррыбфлот» Игорь ГРЕБЕНЩИКОВ, – Они мастерски снимают улов с ярусов во время выборки порядков. Дело в том, что мы выставляем порядки на глубине несколько сот метров, но, когда мы их поднимаем, рыба становится легкодоступной для косаток. Они настолько мастерски снимают палтуса с крючков, что на крючке остается только челюсть рыбы. При этом выросли уже поколения животных, для которых подобный способ питания – основной.

По словам Гребенщикова, если во время подъема порядков возле судна появились косатки, с уловом можно попрощаться – съедят всё или почти всё. А установка и подъем четырех-пяти порядков это сутки работы. Получается, что люди работают, чтобы накормить животных. При этом страдают не только ярусоловы, но и другие виды промысла – например, промысел лососевых. При этом животные не просто лишают рыбаков улова, но и рвут сети.

— Самое неприятное, это потеря промыслового времени, — продолжает Игорь Гребенщиков. – Рейс длится до полугода, кажется, что времени много, но на самом деле, на промысле каждый час считают. Если рядом появились косатки, выход один – уходить, и чем дальше, тем лучше. Рекомендуют 30-40 миль, но я ухожу за сотню, не меньше, иначе косатки могут догнать. А сто миль это полсуток хода. Плюс постановка порядков, плюс выборка. Про погодные условия не забываем. Не говоря уже о том, что на новом месте рыбу тоже надо найти.

Проблема косаток в мировом рыболовном промысле, на самом деле, не нова. За рубежом подобные случаи фиксируются, мо меньшей мере, с пятидесятых годов прошлого века. Разумеется, люди сразу же начали поиск способов защитить свои уловы. Но эти способы, в целом, малоэффективны.

— Были у нас специальные приборы норвежские, которые должны были отпугивать косаток, — вспоминает капитан Гребенщиков. – В Беринговом море против одиночных животных они еще работали, а вот в Охотском такие приборы оказались неэффективны. Косатки ведь очень умные животные, они быстро приспосабливаются к новым условиям, учатся.

В силу международного запрета на промысел китообразных «силовые» методы борьбы с косатками неприемлемы, да и, по словам профессионалов, эффективность таких методов вызывает большие сомнения.

— Насколько я знаю, американцы иногда практикуют следующий способ – в непосредственной близости рыбачат несколько судов, и пока косатки объедают один ярус, другие благополучно поднимаются. А улов делится на всех участников. Но у нас такое вряд ли возможно, поскольку тут требуется договоренность не только между капитанами, но и между судовладельцами, а это все очень сложно. Так что пока рыбачим по принципу «каждый сам за себя», — рассказывает Гребенщиков. – Еще я читал о неком препарате на основе лития, который вызывает рвоту у косаток, если «зарядить» таким препаратом рыбу на ярусе. Теоретически, это должно отучить животных объедать ярусы, не убивая самих косаток. Но применение таких методов должно быть централизованным, с организацией на государственном уровне, тогда это будет эффективным. Но наше государство этим не занимается, хотя могло бы. А вот за самодеятельность в этой области можно запросто «по шапке» получить.

По словам специалистов, при комплексном государственном подходе проблему можно быстро решить, если грамотно применить и научный потенциал, и административный ресурс. Если все промысловые суда всех рыболовных компаний в Охотском море одновременно начнут применять эффективные средства, разработанные и рекомендованные рыбохозяйственной наукой, то результат обязательно должен быть. Но государство в лице Росрыболовства, видимо, проблему предпочитает не замечать.

— Для косаток характерно большое количество пищевых специализаций и охотничьих стратегий. Наукой подтверждено существование двух групп косаток – рыбоядные и хищники, которые питаются млекопитающимися, — пояснил ВРИО директора Научно-образовательного комплекса «Приморский океанариум» кандидат биологических наук Вадим СЕРКОВ. - Рыбоядные косатки, а также другие морские млекопитающие, действительно, наносят большой урон рыбному промыслу. Причем не только, объедая ярусы, но и выедая рыбу в море. Например, ларги и сивучи наносят заметный вред прибрежному рыболовству, выедая рыбу в ставных неводах. Особенно это заметно в период лососевой путины. Поэтому подсчитать общий ущерб затруднительно. Что касается именно объедания ярусов, то не исключено, что животные перешли на такой способ питания по причине оскудения рыбных запасов из-за интенсивного рыболовства. Возможно, им просто стало труднее добывать пищу в дикой природе.

По словам Серкова, косатки никогда не подвергались сильному китобойному прессу, поэтому их численность относительно стабильна. К примеру, популяция, обитающая у восточного побережья Камчатки, оценивается в 500-700 особей. При этом границы этой популяции четко не установлены, а косатки это животные-космополиты, которые живут от Арктики до Антарктики, они могут преодолевать огромные расстояния. Отучить этих животных от объедания ярусов, думаю, будет очень не просто. Косатки имеют развитый интеллект, они быстро и эффективно обучаются и способны общаться друг с другом на очень большом расстоянии.

— С другой стороны, нам, людям, необходимо помнить, что моря и океаны – это «дом» морских млекопитающих, а мы лишь гости, по-хозяйски запустившие руку в их закрома, — считает руководитель «Приморского океанариума».

Заместитель начальника Управления строительства и эксплуатации автомобильных дорог Федерального дорожного агентства Павел Брюхов с руководителями управлений федеральных автомобильных дорог «Вилюй», «Колыма» и «Лена» проинспектировал участки подведомственных дорог.

В ходе поездки по автозимнику федерального значения автомобильной дороги А-331 «Вилюй» (п. Верхнемарково Иркутской области - п. Таас-Юрях Республики Саха (Якутия)) представитель Росавтодора совместно с заместителем начальника ФКУ Упрдор «Вилюй» Игорем Толстых осмотрел участки, на которых планируются работы по уширению полотна в рамках реализации программы «Сила Сибири», а также оценил качество выполняемых работ по содержанию автозимника в период эксплуатации.

Павел Брюхов посетил участок км 1241 автомобильной дороги «Вилюй», где ведется проверка у водителей большегрузов наличия специального разрешения на движение крупногабаритных и(или) тяжеловесных транспортных средств. Представитель Росавтодора отметил, что на зимнике наблюдается высокая интенсивность движения автотранспорта, и практически весь грузовой транспорт едет с перегрузом.

В завершение осмотра участков автозимника и автомобильной дороги «Вилюй» состоялось встреча с представителями ведомств и недропользователей. В рамках совещания были обсуждены вопросы обеспечения своевременной перевозки грузов в зимний период 2015-2016 гг., а также рассмотрен вопрос по несанкционированному проезду автотранспорта и провозу грузов в период закрытия автозимника.

Кроме того, представитель Росавтодора ознакомился с объектами реконструкции на участке км 26 – км 44, км 55 – км 69 и км 71 автодороги А-331 «Вилюй», которые являются переходящими - дорожные работы на этих объектах начнутся с марта текущего года после технологического перерыва.

Продолжением рабочей поездки стал осмотр и оценка работ по содержанию ледовой переправы «Якутск - Нижний Бестях» через реку Лена на участке км 5 – 18 федеральной автомобильной дороги «Колыма». Данная переправа с 1 января 2016 г. передана в оперативное управление ФКУ Упрдор «Вилюй». В настоящее время ледовая переправа «Якутск - Нижний Бестях» функционирует с разрешенной грузоподъемностью 30 тонн.

Павел Брюхов осмотрел работу передвижного пункта весового контроля на участке км 18 автомобильной дороги «Колыма», организованного в целях недопущения выезда автотранспорта с превышением грузоподъёмности ледовой переправы и обеспечения сохранности ледового покрова.

Далее представитель Росавтодора проинспектировал ход работ на участке реконструкции км 1128 – км 1148 автомобильной дороги А-360 «Лена», которую ведет ОАО «Дороги Саха» и участок автомобильной дороги А-360 «Лена» км 1148 – км 1157, на котором планируется проведение работ по капитальному ремонту, а также оценил транспортно-эксплуатационное состояние осматриваемых участков дороги.

Следующим пунктом рабочей поездки стал осмотр участков автодороги Р-504 «Колыма», находящейся в оперативном управлении ФКУ Упрдор «Колыма». Павел Брюхов ознакомился с участком км 18 – км 25 автодороги Р – 504 «Колыма» ,проходящем через п. Нижний Бестях, участками капитального ремонта км 25 – км 31 и км 31 – км 37 с асфальтобетонным покрытием облегчённого типа. Далее был проинспектирован участок автодороги км 37 – км 73 с переходным типом покрытия, ремонтные работы на котром уже закончены. На всех участках было отмечено хорошее качество покрытий и и высокий уровень нормативного содержания.

В завершение рабочей поездки Павел Брюхов провел итоговое совещание, в котором приняли участие начальник ФКУ Упрдор «Вилюй» Николай Андреев, начальник ФКУ Упрдор «Колыма» Виктор Игнатьев и начальник ФКУ Упрдор «Лена» Александр Шестопалов, а также начальники отделов ФКУ Упрдор «Вилюй». В ходе совещания начальники Управлений автомобильных дорог доложили об итогах 2015 года, о планах работ на 2016-2017 г. а также о ходе работ по приведению федеральных дорог «Лена», «Колыма» и «Вилюй» к концу 2018 года в нормативное состояние. В свою очередь представитель Росавтодора отметил качественную работу дорожников Якутии несмотря на тяжелые условия Крайнего Севера.

По окончанию совещания Павел Брюхов от имени Министерства транспорта РФ за многолетний плодотворный труд в развитии транспортного обеспечения и дорожного хозяйства вручил главному инженеру ФКУ Упрдор «Вилюй» Александру Дересу нагрудный знак «Почетный дорожник России».

Сотрудники Федеральной службы государственной статистики (Росстат) признали Читу городом с самым загрязненным атмосферным воздухом в России. Как передает "Российская газета", к подобным выводам эксперты пришли, проанализировав данные за 2015 год.

В столице Забайкалья в прошлом году было зафиксировано превышение допустимой концентрации бензапирена в 34 раза. Кроме того, загрязнение воздуха взвешенными веществами в городе превысило норму в 21 раз.

На втором месте, по данным Росстата, идет столица Республики Бурятия Улан-Удэ, где было зафиксировано превышения уровня бензапирена в воздухе в 24 раза.

Также в десятке самых "грязных" городов оказались Магнитогорск, Белоярский (ХМАО), Пермь, Уфа, Красноярск, Челябинск и Екатеринбург.

Заметим, что в нее не вошел Норильск, который стал самым грязным среди промышленных городов России в 2010 году. Тогда Норильск с большим отрывом лидировал по количеству выбросов в атмосферу. Тем не менее уже шесть лет назад отмечалось улучшение экологическая ситуации в городе - по сравнению с 2009 годом количество вредных выбросов в Норильске сократилось с 1,958 миллиона тонн до 1,924 миллиона тонн.

На втором месте по числу загрязняющих веществ оказался Череповец, на третьем - Новокузнецк, на четвертом - Липецк, пятое занял Магнитогорск. Далее в списке следовали Ангарск, Омск, Красноярск и Уфа. Замыкал первую "десятку" самых грязных промышленных городов РФ Челябинск.

В ходе выполнения мероприятий «северного завоза» в минувшем году судами вспомогательного флота ТОФ был применён принципиально новый способ доставки грузов.

Размещение военно-технического имущества на суда была осуществлена «плашкоутным способом», что позволило сократить время отгрузки материальных средств при аномально холодной погоде в районах Крайнего Севера и отдалённых гарнизонах на 20 процентов.

Благодаря применению нового способа по итогам 2015 года в районы Крайнего Севера и отдалённые гарнизоны Дальнего Востока отгружено и доставлено судами вспомогательного флота более 20 тысяч тонн воинских грузов.

Кроме того, введение в действие новой системы организации загрузки позволило сократить сроки завершения доставки материально-технических средств до самых отдаленных точек.

Пресс-служба Восточного военного округа

В объединениях Восточного военного округа завершился этап конкурса полевой выучки «Мастера артиллерийского огня – 2016» среди расчетов минометных батарей, на котором определились участники, которые постоят за честь своих объединений на окружном этапе.

По условиям конкурса выполняющие огневую задачу расчеты поражали одиночную небронированную цель на дальностях от 800 до 4000 метров пятью минами, для ориентирования и связи разрешалось использовать только карту, компас, бинокль и радиостанцию. Кроме того, артиллеристы состязались в стрельбе из гранатомета и штатного оружия, а также сдали нормативы по основным предметам боевой подготовки. В ходе марша расчеты попадали в засады и другие сложные препятствия, выход из которых находил командир расчета.

Главный акцент при отборе конкурсантов сделан на оценку навыков ведения огня на максимальную дальность из 120-мм миномета «Сани». Для учетов результатов и корректировки стрельбы, которая ведется на расстояние до 7 км, использовались беспилотные летательные аппараты.

Всего в объединениях округа в конкурсе приняло участие 296 расчетов, и только 18 из них поборются за победу на окружном этапе, который пройдет 22 марта на базе учебно-тренировочного комплекса Сергеевский (Приморский край).

Пресс-служба Восточного военного округа

На полигоне Капустин Яр (Астраханская область) стартовало такическое учение с подразделением реактивных систем залпового огня (РСЗО) «Смерч» Восточного военного округа, дислоцированным в Сахалинской области.

В ходе проведения тактического учения расчеты РСЗО «Смерч» выполнят ряд огневых задач по нанесению одиночных и групповых ракетных ударов с выполнением практических пусков боевых реактивных снарядов.

В рамках тактического учения военнослужащие также отработают задачи по заряжанию пусковых установок боевыми реактивными снарядами, практическому расчету параметров стрельбы и боевому применению РСЗО.

Пресс-служба Восточного военного округа

На территории Дальневосточного федерального округа формируется рыбоперерабатывающий кластер

Федеральное агентство по рыболовству и Минвостокразвития России заключили Соглашение о создании на территории Дальневосточного федерального округа рыбоперерабатывающего кластера. Сразу четыре региона – Хабаровский, Приморский, Камчатский края, Сахалинская область – дали официальное согласие на присоединение к данному Соглашению.

В соответствии с Соглашением, создание рыбоперерабатывающего кластера преследует несколько целей, касающихся развития рыбохозяйственного комплекса российского Дальнего Востока. В числе основных целей: повышение вклада отрасли в ВВП Российской Федерации за счет роста производства продукции с высокой добавленной стоимостью и развития смежных отраслей; рост объема частных инвестиций в перерабатывающие производства, а также в объекты рыбохозяйственной инфраструктуры; повышение доступности дальневосточной рыбной продукции на внутреннем рынке и рост стоимости продукции, поставляемой на экспорт.

Участниками кластера могут быть федеральные и региональные органы исполнительной власти; юридические лица и предприниматели, реализующие или намеревающиеся реализовать проекты в области производства и логистики продукции из водных биоресурсов; отраслевые ассоциации и объединения; научные и образовательные институты; финансовые организации, институты развития и т.д. Участие в кластере является безвозмездным.

Министерство Российской Федерации по развитию Дальнего Востока будет осуществлять государственную поддержку реализации инвестпроектов участников кластера, в том числе за счет привлечения финансирования АО “Фонд развития Дальнего Востока” и иных институтов развития, содействовать в обеспечении предприятий необходимой инфраструктурой, содействовать в локализации создаваемых участниками кластера производств на территориях опережающего развития и в Свободном порте Владивосток.

Росрыболовство со своей стороны окажет содействие в развитии портовой и рыбохозяйственной инфраструктуры кластера, обеспечит совершенствование контрольно-надзорной деятельности в области рыбного хозяйства, направленное на повышение инвестиционной привлекательности проектов по рыбопереработке с высокой добавленной стоимостью, а также окажет содействие в решении вопросов научного и кадрового обеспечения деятельности участников кластера.

Субъекты Федерации Дальневосточного федерального округа, давшие согласие на присоединение к кластеру, обеспечат привлечение новых участников кластера на территории своего региона, а также окажут поддержку в обеспечении участников кластера земельными участками и необходимой инфраструктурой.

На Камчатке рыбоохрана и правоохранительные органы будут сообща бороться с браконьерами

25 февраля в Северо-Восточном территориальном управлении Росрыболовства прошло совещание с правоохранительными органами и представителями прокуратур по организации взаимодействия в период проведения путины-2016.

В мероприятии приняли участие руководитель СВТУ ФАР А. Христенко, заместитель начальника краевого Управления ФСБ В. Воробьев, начальник краевого Центра ГИМС МЧС А.Лысов, начальник полиции УМВД России по Камчатскому краю Ю. Завьялов, начальник Камчатского ЛО МВД России на транспорте Н. Окулов, прокурор Камчатской межрайонной природоохранной прокуратуры К. Кулдышев, и.о. прокурора Камчатской транспортной прокуратуры Д. Лосев и другие представители правоохранительных структур.

Результативность межведомственного взаимодействия правоохранительных структур на Камчатке в период путины доказана на практике. Так, в период путины-2015 инспекторами краевой рыбоохраной проведено 127 совместных рейдов с УМВД и ПУ ФСБ, выявлено 117 нарушений. В ходе совместных мероприятий было изъято 9,5 тонны водных биоресурсов, более 500 кг икры лососевых видов рыб, 169 орудий лова и 60 транспортных средств. Эти результаты стали прямым следствием совместной спланированной работы. Поэтому накануне путины - 2016 силовики собрались, чтобы определить планы по взаимодействию в этом году.

Александр Христенко представил участникам Стратегию путины-2016, рассказал о своем видении организации и проведения совместных комплексных рыбоохранных мероприятий на реках Большая, Плотникова, Быстрая и других водоемах края.

Стороны договорились о проведении совместных семинаров, занятий, выездных инструктажей с инспекторским составом, оперативными группами всех ведомств и привлекаемых сил по методике документирования фактов незаконной добычи водных биоресурсов и изъятию вещественных доказательств при задействовании в оперативных мероприятиях. Особое внимание было уделено обеспечению контроля за принудительным исполнением решений судов по искам о взыскании ущерба, причиненного водным биоресурсам.

«Договорились также с коллегами о проведении совместных мероприятий в местах транспортировки, хранения и реализации незаконно добытых водных биоресурсов. Мы помним, насколько результативной была командировка спецотряда Росрыболовства «Пираньи» на Камчатку в 2014 году. Поэтому обсудили конкретные предложения по проведению крупномасштабных совместных мероприятиях по пресечению незаконной добычи водных биоресурсов с привлечением специализированных подразделений МВД и ФСБ из других регионов России», – отметил Александр Христенко.

По итогам совещания принято решение регулярные встречи в формате Объединенного штаба, на которых будет обсуждаться ход реализации совместных мероприятий в период путины-2016.

При Северо-Восточном теруправлении рыбопромышленники Камчатки создадут Экспертный совет

25 февраля в Северо-Восточном территориальном управлении Росрыболовства состоялось совещание с рыбопромышленниками края, где принято решение о создании Экспертного совета.

В заседании совместной рабочей группы руководства территориального управления Росрыболовства и представителей рыбной промышленности приняли участие руководитель СВТУ Росрыболовства А. Христенко, руководитель ФГБУ «Севвострыбвод» Д. Шмидт, генеральный директор ООО «КМП «Холод ЛТД» А. Кривошеев, генеральный директор ООО «Рыболовецкая артель «Народы севера» Г. Полукаров, председатель Усть-Камчатской ассоциации рыбопромышленников А.Копылов, председатель рыболовецкого колхоза им. В.И. Ленина С. Тарусов, рыбопромышленники региона и др.

Идея объединения усилия государственной рыбоохраны и краевых рыбопромышленников в борьбе с браконьерами была высказана на совещании, прошедшем в конце 2015 года. На совещании 25 февраля обсудили вопросы создания экспертного совета при Северо-Восточном ТУ Росрыболовства.

Александр Христенко указал на актуальность обсуждаемой темы: «Президент Владимир Путин на прошедшем Госсовете говорил о необходимости развития российского рыбохозяйственного комплекса, инфраструктурных проектов в искусственном воспроизведении и глубокой рыбопереработке, насыщения внутреннего рынка качественной отечественной рыбопродукцией. Для решения этих задач необходим диалог государственной рыбоохраны и представителей рыбной промышленности. Именно поэтому Северо-Восточное теруправление выступает с инициативой создания экспертного совета при ведомстве, на площадке которого участники смогут обсуждать темы регулирования рыболовства и мер по рациональному использованию водных биоресурсов края. Сегодня здесь собрались крупнейшие представители рыбной промышленности края, заинтересованные в рациональном использовании и дальнейшей работе по сохранению и преумножению водных биологических ресурсов. Надеюсь, вы поддержите наше предложение, и Совет станет площадкой для общественной экспертизы инициатив, предложений, проектов нормативно-правовых актов в сфере рыбохозяйственной деятельности».

Камчатские рыбопромышленники поддержали это предложение. В Состав совета вошли крупнейшие представители рыбной промышленности края. Собравшиеся определили персональный состав, а также его цели и задачи. Основными задачами, по мнению участников совещания, должны быть экспертиза инициатив, предложений, проектов нормативно-правовых актов в сфере рыбохозяйственной деятельности, содействие в организации контрольно-надзорной работы на подконтрольных водоемах, противодействии коррупции, пропаганде рационального использования водных биоресурсов. «Этот совет, прежде всего, нужен рыбопромышленникам, чтобы донести до руководителей отрасли, а может быть даже и страны консолидированную позицию рыбопромышленников: что мы хотим, как лучше сделать, в каком направлении двигаться, потому, что задачи перед руководством страны стоят глобальные, но, соответственно, если наш голос слышать не будут, то и задачи выполняться не будут», – отметил член Экспертного совета Григорий Полукаров. «Проблем в рыбно отрасли конечно много, но в первую очередь, я бы как промышленник уделил сохранности побережья и охране рек», – высказал свое мнение другой член Экспертного совета Александр Кривошеев.

Создание Экспертного совета стало своевременным решением, – отметили участники совещания. – Решения территориального управления, особенно в регионе, где рыбная отрасль является регионообразующей, должны проходить общественную экспертизу.

Кирилл Шамалов ворвался в рейтинг «королей госзаказа»

Совладелец «Сибура» оказался на четвертом месте в списке бизнесменов, компании который получили самые большие подряды. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков прокомментировал ситуацию, отвечая на вопрос Business FM

«Короли госзаказа»: Forbes составил очередной рейтинг бизнесменов, чьи компании получили в прошлом году самые крупные подряды. В совокупности все они в 2015 году получили без конкурса заказов более чем на 1 трлн рублей. Впервые за пять лет существования рейтинга в него вошел бизнесмен Кирилл Шамалов. Возглавил список — Аркадий Ротенберг, который в прошлом году был на втором месте топ-десять.

Сумма госзаказов компании «СтройГазМонтаж» Аркадия Ротенберга в прошлом году превысила полтриллиона рублей. В числе крупных проектов — строительство Керченского моста и газопровода «Силы Сибири». На втором месте оказался новичок рейтинга — совладелец компании «НИПИгазпереработка» Леонид Михельсон. Его структура получила от «Газпрома» более 344 млрд рублей на строительство Амурского газоперерабатывающего завода. Третью строчку списка занял Геннадий Тимченко с подрядами на 161 млрд рублей. Его компании получили заказы от «Газпрома», Минтранса и Федеральной сетевой компании.

На четвертом месте — еще один новичок рейтинга «Короли госзаказов», совладелец «Сибура» Кирилл Шамалов с суммой господрядов почти 150 млрд рублей. Как и Михельсон, он попал в список благодаря контракту с «Газпромом» по Амурскому ГПЗ. «НИПИгазпереработка» — это одна из структур «Сибура».

Пятую строчку топ-10 занял Игорь Ротенберг, компании которого «Газпром бурение», ТЭК «Мосэнерго» и «Глобальные системы автоматизации» получили заказы от «Газпрома» и «Башнефти» на 112 млрд рублей.

В Кремле ознакомились с материалом российского Forbes о крупнейших исполнителях закупок государства и госкомпаний и исходят из того, что все госзаказы осуществляются в соответствии с законодательством. Это заявил пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков, отвечая на вопрос Business FM.

Обращают ли в Кремле внимание на такие публикации о крупнейших госзаказах и людях, которые их исполняют?

Дмитрий Песков: Мы читали соответствующее сообщение средств массовой информации. Действительно, наряду с другими материалами мы видели и тот материал, о котором вы говорите. Скажем так, госзаказ — это процесс не произвольный, а строго регламентированный. Вы знаете, что распределяется госзаказ на основе четко определенных по правилу и в строгом соответствии с законодательством. За соблюдением законодательства, безусловно, осуществляют контроль наши соответствующие структуры — прокуратура, правоохранительные органы, из этого мы и исходим.

В прошлом году «королями госзаказов» Forbes признал Искандера Махмудова и Андрея Бокарева. Их компании «Трансмашхолдинг», «Метровагонмаш», Октябрьский электровагоноремонтный завод и «Рослокомотив» получили господрядов на 130 млрд рублей. Основными заказчиками были Московский метрополитен и РЖД. В последний рейтинг оба бизнесмена не вошли.

Любовь зрителей надо заслужить

Автор: Виктор КОЖЕМЯКО.

В связи с тем, что нынешний год объявлен властями Годом кино, «Правда» обратилась к известным кинемато-графистам страны с просьбой поделиться своими мыслями о состоянии отечественного киноискусства и перспективах его развития. Первые ответы на заданные вопросы были опубликованы в №1, №7 и №13. Сегодня, в преддверии Международного женского дня 8 Марта — очередная публикация, подготовленная Виктором КОЖЕМЯКО.

Любовь зрителей надо заслужить

Татьяна КОНЮХОВА,

народная артистка России:

— Конечно, у нас было великое советское кино — это неоспоримо. И, конечно, после 1991 года в этом важнейшем из искусств (Владимир Ильич Ленин был совершенно прав, когда так его назвал!) мы понесли огромные потери.

Я могу сказать, что, как и большинство моих современников в нашей стране, росла, воспитывалась, училась на лучших советских фильмах. Например, «Цирк» Григория Александрова, где впервые зазвучала песня «Широка страна моя родная», смотрела больше 20 раз. А «Молодая гвардия» Сергея Герасимова не только потрясла меня до глубины души, но и повлияла на мой выбор профессии. Увидев в этой картине, вышедшей к 30-летию комсомола в 1948 году, столько замечательных молодых актёров, тогда ещё студентов ВГИКа, я тоже решила поступать в этот уникальный институт. И в 1949-м поступила…

В самое трудное для Родины время кино наше было с народом и помогло ему выстоять. Оно доходило до самых дальних кишлаков, аулов и селений, и зал всюду замирал, покорённый действием на экране. Что уж говорить про годы войны: очевиден бесценный вклад советских кинематографистов в достижение Великой Победы.

Навсегда врезался в мою память ноябрьский вечер 1943 года. Отец на фронте, а мы с мамой и сестрой в эвакуации. Это небольшой казахстанский городок Мерке близ Киргизии. Так вот, перед очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции мы в клубе с замиранием сердца смотрим фильм «Два бойца». И вдруг в зале зажигается свет, на сцену выбегает какой-то парень и восторженно кричит:

— Товарищи! Только что пришло сообщение: от немецко-фашистских захватчиков освобождена столица Советской Украины — город Киев!

Невозможно описать, что тут в зале началось. Люди обнимались и целовались, смеялись и плакали. Причём здесь были казахи, русские, украинцы, киргизы, то есть наши советские соотечественники самых разных национальностей. И для всех прозвучавшее сообщение означало большой общий праздник!

Вот в какой стране мы жили, потому и в кино того времени это чувствовалось. Лет десять назад, ещё до пресловутого «евромайдана», была я с Инной Владимировной Макаровой и Светланой Светличной в Киеве. Выступая там, рассказала о памятном вечере 1943 года. Мне показалось, что слушатели в большинстве восприняли это не просто с интересом, но и с волнением. Были дружные аплодисменты. Значит, поняли меня и пережили всё вместе со мной.

Вот я и думаю: а каким же образом многих из этих людей сумели за короткое время так враждебно настроить по отношению и к России, и к тому нашему общему, прекрасному советскому прошлому? Ужасно это. Видите, можно хорошее, доброе взращивать в человеке, в том числе с помощью кино, а можно привить ему и дурное, злое…

Очень горько, что в последние десятилетия американские «блокбастеры» стали пропагандироваться у нас как некий эталонный образец, а к собственному кинематографическому опыту, который в своё время получил высочайшую оценку и на Западе, внедряется явно пренебрежительное отношение. Всё-таки от родной земли нельзя отрываться! Я вот заметила: некоторые из наших актёров и других деятелей кино подались в Америку искать успеха и счастья, да что-то ничего яркого или хотя бы заметного из этого не получилось.

А в родной стране, помня советское время, многие по-прежнему сохраняют интерес и даже уважение, любовь к тем, кто понравился им на экране — пусть даже было это уже достаточно давно. Сошлюсь хотя бы на своё 12-летнее участие в кинофестивале «Амурская осень», который проходит в Благовещенске и во всей Амурской области. Встречают нас, актёров советских поколений, ну просто изумительно, и в этом, безусловно, дань благодарности за прежние наши работы.

Прошлой осенью, скажем, посчастливилось мне поездить по дальневосточной земле вместе с Зинаидой Кириенко и Аристархом Ливановым. «Наматывали» по 300 километров в день и даже усталости при этом не чувствовали. А всё потому, что была на встречах со зрителями необыкновенная атмосфера доброжелательства и гостеприимства, от которой, честно говоря, в так называемое постсоветское время постепенно начинаешь отвыкать.

Да, мы понимаем: нам это — благодарность за прошлое, а молодым артистам — аванс на будущее. Люди всегда ждут по-настоящему хороших, душевных, талантливых картин, ждут и верят, что они появятся.

Талантами наша страна не оскудела. В этом убеждаюсь, работая на кафедре режиссуры и мастерства актёра в Московском государственном институте культуры. Выпустила недавно в своей мастерской очень значимые для меня чеховские спектакли — «Чайку» и «Иванова». Но понимаю, будущее ребят, которые в них сыграли, зависит не только от их дарований, но и от тех условий, в которых им придётся работать. Очень хочется, чтобы условия эти были благоприятными для творчества.

Мы потеряли умного учителя жизни

Людмила ЗАЙЦЕВА,

народная артистка России:

— За последние два с лишним десятилетия кино, без которого раньше я просто жизни своей не могла представить, стало мне совершенно неинтересно. И не только потому, что теперь сниматься почти не приглашают, а то, что предлагается, для меня неприемлемо (последняя по времени значительная работа Людмилы Васильевны — роль матери Григория Мелехова в «Тихом Доне» режиссёра Сергея Урсуляка. — Ред.). Главное, из-за чего так резко упал мой интерес к современному кино, заключается в его теперешнем состоянии.

Кино упало, причём ужасающе низко. Ушло из него всё, чем оно особенно было мне дорого. Да и не только мне, конечно! Ушло содержание воспитательное, нравственное, героическое.

Мы когда-то с детства и юности привыкали, что кино — это образец жизни. Даже моду в одежде нередко брали с экрана. Не говоря уж о том, что после многих фильмов непременно хотелось сделать что-то хорошее — например, помочь кому-нибудь в беде или поехать на дальнюю стройку… Во всяком случае киноэкран дурному нас не учил. А теперь, я считаю, мы потеряли того умного и чуткого наставника жизни.

Да случайно ли, что кинотеатров осталось так мало, но и в них люди почти не ходят? А ведь я прекрасно помню, какой радостью бывала для нас, молодых, встреча с фильмами, где играли любимые актёры. И мама моя, её пожилые сельские сверстницы, отстряпавшись и управившись с другими домашними делами, готовились идти в клуб на новую картину как на праздник. В ожиданиях своих редко обманывались, так что долго потом обсуждали увиденное и пережитое…

Ну а сегодня? По-моему, в последние годы всемерно воспитывается обыватель, жующий и равнодушно упёртый в телеэкран. А оттуда ему мало хорошего преподносят. Иногда начинаю смотреть какой-нибудь сериал, показываемый в наилучшее время выходного дня, но, как правило, очень скоро телевизор выключаю. До того всё это однообразно, бездарно и угнетающе.

Можно сказать одной фразой: какое время, такое и кино. Ну, конечно, молодёжь «самовыражается», как ныне принято говорить. Но это же, выходит, лишь «для себя», а не для публики, поскольку широкий зритель вряд ли обрадуется такой продукции.

Вот мне по линии киноакадемии «Ника» присылают списки фильмов, представленных в очередной раз на премию. Так уже названия о многом говорят: «Арвентур», «Реверберация», «Метаморфозис», «Инсайт», «Между нот, или Тантрическая симфония»…

На что и кому выделяются деньги министерством культуры? Я знаю серьёзных и талантливых людей с действительно интересными замыслами, однако реализовать это у них нет возможности.

В заключение — о так называемых ремейках, то есть о производстве картин, пытающихся «по-новому перепеть» популярные в своё время советские фильмы. Но ведь получается-то убожество или ещё хуже — всё выворачивают наизнанку, как в новом варианте «Молодой гвардии».

Или, скажем, «А зори здесь тихие…», «Небо. Самолёт. Девушка» (вместо «Ещё раз про любовь»)… Ну кому и зачем это надо? Разве что «распиливающим» деньги при съёмках.

Молодёжь охотно смотрит лучшие советские фильмы

Тамара СЁМИНА,

народная артистка России:

— Разумеется, я хочу, чтобы возродилось наше былое кино. А для этого нужно, чтобы современный российский кинематограф повернулся лицом к настоящим художникам — талантливым режиссёрам, операторам, сценаристам, артистам. Если они будут действительно востребованы, то творчески оживут, а вместе с тем и кино воспрянет.

Много чего развалили. Нет уже прежнего «Мосфильма», других киностудий, какими знали мы их в советское время. Впрочем, развал всего — по всей стране, далеко не только в кино. И у меня такое ощущение, что говорить об этом бесполезно. Что толку говорить, если тебя никто не слышит?

Хотя, я считаю, твёрже обращаться надо по проблемам кино к директору «Мосфильма» Шахназарову, к министру культуры Мединскому и другим, от кого что-то реально в этой сфере зависит. У нас в последние годы стало обычным произносить добрые и красивые слова о человеке искусства у крышки его гроба. Провожать в последний путь, торжественно прощаться — это для некоторых стало прямо-таки любимым занятием. Побольше бы внимания к людям при жизни!

Не подумайте, что я жалуюсь на свою судьбу. Как ни удивительно, без работы не сижу. Зовут на телевидение, снимаюсь в сериалах, даже с коллегами делюсь иногда ролями, которые мне предлагают. Другой вопрос, каково бывает качество предлагаемых сценариев и ролей…

А молодёжь, по моим наблюдениям, всё больше смотрит наши советские фильмы. Смотрит их с удовольствием. Какое счастье, что они есть! И будут.

РАСПОРЯЖЕНИЕМ И. О. РУКОВОДИТЕЛЯ РОСТРАНСНАДЗОРА СОЗДАНА КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ТРАНСПОРТНОГО ПРОИСШЕСТВИЯ НА ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Комиссию возглавил начальник Дальневосточного управления государственного железнодорожного надзора Федеральной службы по надзору в сфере транспорта Павел Демин.

25 февраля в 21:55 на перегоне Кендагиры-Ксеньевская участка Чернышевск-Могоча в составе грузового поезда произошёл сход 14 вагонов с каменным углем, с опрокидыванием 12 вагонов.

В результате схода повреждено около 100 м чётного пути, 90 м нечётного пути, 2 опоры контактной сети по четному пути. Нарушен габарит соседнего пути.

Движение закрыто. Ведутся восстановительные работы.

Задержаны пассажирские поезда №77 Нерюнгри-Новосибирск (находится на ст. Пеньковая), №44 Москва-Хабаровск (находится на ст. Зилово). Пассажирские поезда отапливаются. К местам стоянки поездов направлены три автобуса. Количество задержанных грузовых поездов уточняется.

Со стороны ФПК принимаются все возможные меры для комфортного нахождения пассажиров в задержанных поездах.

В 10-00 открыт для движения со скоростью 15 км/час нечетный путь.

Экологическая доктрина России предусматривает развитие системы ООПТ как одного из ключевых направлений государственной политики

Об этом заявил глава Минприроды России Сергей Донской на 4-ом заседании Федерального экологического совета (ФЭС) в г. Калининград.

Главной темой заседания стало обсуждение проекта Плана основных мероприятий в рамках Года экологии и особо охраняемых территорий в РФ.

Заместитель директора Департамента государственной политики и регулирования в сфере охраны окружающей среды Минприроды России Всеволод Степаницкий обозначил в своем выступлении основные проблемы развития системы ООПТ в регионах России и сохранения биологического разнообразия.

По словам В. Степаницкого,для того чтобы обеспечить экологическую связность местообитаний (причем не в ущерб социально-экономическому развитию регионов), российские ООПТ, в соответствии с мировой практикой, целесообразно объединить в экологические сети. Классические ООПТ в них могут стать узловыми элементами, сохраняя наиболее ценные и уязвимые местообитания. На прилегающих территориях и маршрутах миграций могут быть установлены более мягкие ограничения природопользования постоянного или сезонного характера.

«Экологические коридоры, как правило, покрывают устоявшиеся пути миграций птиц и крупных млекопитающих. В первую очередь, необходимо взять под особую охрану сохранившиеся участки старовозрастных и реликтовых лесов (таких, каких ленточные боры), болотных массивов, степных и лесостепных участков, местообитаний редких видов животных и растений, миграционных путей и мест сезонной концентрации зверей и птиц, ключевых орнитологических территорий», – пояснил В. Степаницкий.

К числу актуальных проблем, затрудняющих эффективное управление региональными сетями ООПТ, также относится недостаточность правового регулирования развития региональных ООПТ на федеральном уровне. В частности, это касается вопросов памятников природы (их в России – около 8,5 тыс.). Среди существующих проблем – нечеткое изложение процедуры создания, избыточность правоудостоверяющих документов (положение, паспорт, охранное обязательство), отсутствие четко узаконенной возможности предоставления занятых памятниками природы земельных участков в постоянное (бессрочное) пользования региональных государственных учреждений, уполномоченных осуществлять управление памятниками природы и др.

По словам В.Степаницкого, необходимо также предусмотреть возможность установления законами субъектов РФ ограничений на посещение территорий природных парков, а также возможность установления платности их посещения в целях туризма, порядок определения и взимания такой платы, для чего внести в ФЗ «Об особо охраняемых природных территориях» соответствующие дополнения.

Кроме того, назрела необходимость формирования единой утвержденной методической базы и серии рекомендаций для регионов по ряду вопросов. В их числе – принципы формирования региональных сетей ООПТ, процедура их создания, определение границ, целей, задач и режимов особой охраны ООПТ, механизмов управления, поддержки ООПТ, использование их потенциала в целях развития познавательного туризма, экологического просвещения и образования, научных исследований и экологического мониторинга.

В. Степаницкий также отметил, что на сегодняшний день в России практически отсутствует возможность повышения квалификации работников региональных органов власти и подведомственных им учреждений в сфере ООПТ. По его словам, крайне важно наладить систему обмена опытом, в том числе – изучение руководителями и специалистами региональных дирекций ООПТ опыта работы «передовых» региональных дирекций ООПТ и ряда федеральных учреждений, развивать практику ознакомительных поездок и стажировок.

Справка 1

На сегодняшний день в России более 13000 ООПТ различных категорий, их общая площадь составляет 207 млн га - 11,4 % всей площади России.

В 56 регионах России созданы и функционируют государственные учреждения, осуществляющие управление сетями ООПТ (либо отдельными ООПТ, например природными парками).

Основу географической сети ООПТ образуют:

103 государственных природных заповедника, общей площадью 34 млн га;

48 национальных парков, общей площадью 14 млн га;

64 федеральных заказника, общей площадью 12 млн га;

64 природных парка, площадью 14 млн га;

2300 региональных заказников, общей площадью 47 млн га;

8360 памятников природы (включая 17 федеральных), общей площадью 3 млн га;

2360 иных ООПТ регионального и местного значения, общей площадью 82 млн га.

Справка 2

В России распределение и плотность ООПТ в разрезе субъектов РФ варьирует.

Достигли и превысили искомый мировой уровень (17% площади региона):

Город Севастополь - 30,4%

Республика Саха (Якутия) - 29,8%

Кабардино-Балкарская Республика - 26,6%

Республика Алтай - 26,3%

Карачаево-Черкесская Республика - 26,0%

Республика Ингушетия - 23,9%

Приморский край - 21,0%

Чеченская Республика - 20,3%

Республика Северная Осетия-Алания - 19,8%

Астраханская область - 17,7%

В Минприроды России состоялось 23-е российско-американское совещание Рабочей группы по проекту «Морские млекопитающие»

Мероприятие прошло 24-25 февраля 2016 г. в рамках заседания рабочей группы проблемы V «Охрана природы и организация заповедников», действующей в рамках соглашения между Правительством РФ и Правительством США о сотрудничестве в области охраны окружающей среды и природных ресурсов от 1994 г., под cопредседательством руководителей проекта заведующего отделом института Гипрорыбфлота Владимира Черноока (Россия) и директора национальной морской лаборатории по ластоногим Службы рыболовства США Джона Бенгтсона.

Стороны обсудили исследования китообразных, ушастых тюленей, морских котиков и сивучей, ластоногих (моржи и настоящие тюлени), проведенных в России и США.

Согласно представленным данным, в настоящее время в каталоге серых китов западной популяции насчитывается 245 особей. Общее число горбатых китов идентифицированных в российских водах составляет 1,5 тыс. особей, при этом среди идентифицированных животных 73% составляют киты азиатской популяции.

С 1999 г. Камчатский филиал геологического института ДВО РАН проводит исследования косаток. На сегодняшний день идентифицировано 2,5 тыс. особей, описано 3 акустических клана, установлено, что косатки перемещаются между восточным побережьем Камчатки и Командорскими островами. В частности, с 2010 по 2015 гг. в акватории Командорских островов было идентифицировано 38 плотоядных косаток. Основная их пища - северные морские котики. На данный момент хищничество косаток не оказывает влияния на популяцию северного морского котика.

В ходе совещания были также представлены обобщенные результаты мониторинга серых китов у северо-восточного побережья Сахалина в 2004-2014 гг. Они позволяют оценить современное состояние данной нагульной группировки как не вызывающее особых опасений за ее будущее, с устойчивой тенденцией роста поголовья. Ученые выяснили, что интенсификация промышленной деятельности в этом регионе в 2000-х гг., связанная с активизацией освоения шельфовых нефтегазовых месторождений, не оказала негативного воздействия на характер распространения серых китов в прибрежных водах острова. Ареал распространения животных остался неизменным с 1980-х гг., при этом зона обитания китов за истекший период существенно расширилась, а численность увеличилась в 2 раза. Научно-исследовательские работы также показали стабильность таких основных показателей, как встречаемость и упитанность серых китов.

Участники совещания также отметили, что в 2013-15 гг. продолжены мониторинговые работы по тихоокеанскому моржу на береговых лежбищах арктического побережья Чукотского автономного округа. В результате исследований выявлено смещение сроков осенних миграций (запоздание), что, вероятнее всего, связано с увеличением срока безледового периода в Чукотском море. Также было отмечено, что лежбище на мысе Сердце Камень продолжает оставаться крупнейшим местом концентрации тихоокеанских моржей в северной Пацифике - в октябре-ноябре здесь скапливается более 100 тыс. особей, то составляет около 85% общемировой популяции моржей этого подвида.

Специалисты МагаданНИРО проинформировали об исследованиях настоящих тюленей в 2013-2016 гг.: мониторинге сезонных миграций, учёте численности, определении видового состава тюленей в локальных скоплениях и распределении популяции по районам. Отмечено снижение численности ларги в районе Ольской лагуны, связанное с сокращением запасов лососей. В 2014 г. начаты экологические исследования по содержанию тяжелых металлов в органах и тканях тюленей, и тех видов морских гидробионтов, которые входят в их рацион. В органах исследуемых тюленей, определяемые показатели тяжелых металлов находились в пределах нормы. Значительные превышения предельно допустимых концентраций (ПДК) кадмия (Cd) и ртути (Hg) выявлены в почках и печени всех исследуемых тюленей.

С 2013 г. ЧукотТИНРО возобновило мониторинговые работы по группировке ларги Анадырского лимана, прерванные в конце 1990-х гг. Численность ларги в лимане и нижнем течении рек, впадающих в Анадырский лиман, составляет около 4 тыс.особей, что меньше численности конца 1990-х гг.

Проект исследований тюленей Берингова и Охотского моря завершился в 2013 г. Предварительный анализ данных позволил получить оценки численности и карты распределения тюленей, которые соотносятся с предыдущими описаниями, включая учеты 1997-2011 гг. Полученные данные свидетельствуют о том, что популяция была относительно постоянной и составляла около 200 тыс. особей. В 2014-2015 гг. впервые на Алеутских островах обыкновенные тюлени были отловлены и помечены спутниковыми метками, регистрирующими информацию о нырянии.

Американские ученые проинформировали российских коллег о проекте «отлов - мечение - повторный отлов» для оценки численности и демографических параметров (т.е. выживаемости и продуктивности) тихоокеанских моржей. Исследование было начато в 2013 г. В период до 2015 г. примерно 5 тыс. проб были отобраны от живых моржей, залегавших на льдах во время весенней миграции. Учитывая успех проекта, американская сторона инициировала проведение двусторонних американских и российских работ по продолжению двустороннего сотрудничества в течение следующих 2-х лет. Окончательные оценки численности моржей планируется сделать к 2018 г.

В рамках мероприятия российские и американские специалисты также обменялись данными об исследованиях белого медведя, калана и других исследования морских млекопитающих, а также договорились выработать общие статистические подходы к анализу данных подсчёта тюленей. Основная задача использования указанных методов - обеспечение сопоставимости российских и американских результатов по учетам численности тюленей в Охотском и Беринговых морях в рамках проекта БОСС.

В ходе совещания стороны согласовали план совместных исследований на 2016-2017 гг., а также обмен данными.

В совещании приняли участие представители Минприроды России, РАН, Тихоокеанского океанологического института ДВО РАН, Камчатского филиала Тихоокеанского института географии, Института проблем экологии и эволюции РАН, ВНИИ охраны природы, ФГБНУ «ВНИРО», Чукотский филиал «ТИНРО-Центр», института «МагаданНИРО», института «КамчатНИРО», института «Гипрорыбфлот», заповедники «Командорский», «Курильский», Кроноцкий, Совет по морским млекопитающим, Всемирный фонд дикой природы России (WWF), Международный фонд защиты животных IFAW, Московский зоопарк, МГУ.

Руководитель Рослесхоза предложил частичное решение проблем Иркутской области в части лесовосстановления

2016 год объявлен Федеральным агентством лесного хозяйства Годом лесовосстановления. Об этом сообщил руководитель ведомства, заместитель министра природных ресурсов и экологии РФ Иван Валентик во время совещания по ликвидации последствий лесных пожаров, которое прошло в правительстве Иркутской области. В совещании приняли участие заместитель руководителя Федерального агентства лесного хозяйства Николай Кротов, заместитель председателя правительства Иркутской области Виктор Кондрашов, директор ФБУ "Рослесзащита" Евгений Трунов, а также руководители агентств лесных хозяйств Иркутской области и Республики Бурятия, руководитель лесной службы Забайкальского края.

В этом году в третью субботу мая по всей стране пройдет Всероссийский день посадок леса. Такая акция проводится с 2011 года. Как рассказал Иван Валентик, ее популярность растет с каждым годом. В 2011 году в акции приняли участие 150 тыс. человек, в прошлом году присоединились уже 4,5 млн россиян. Иркутская область также будет участвовать в акции. Как сообщила временно замещающая должность руководителя агентства лесного хозяйства Иркутской области Валентина Щепетнева, посадочного материала достаточно, всего в Иркутской области в 2016 году искусственное лесовосстановление будет произведено на площади 9,5 тыс. га. А во время акции "Всероссийский день посадки леса", проводимой на Байкальской природной территории, будет посажено 200 га леса и высажено более 800 тыс. сеянцев сосны. Планируемое количество участников - более тысячи человек. Для восстановления лесов Байкала будут привлечены волонтерские движения, "отряд 15.08", который был сформирован добровольцами летом 2015 года для тушения лесных пожаров, члены Иркутского областного отделения ВООП ("Всероссийское общество охраны природы"), представители Общероссийского Народного фронта, "ЭКА Зеленое движение России".

Валентина Щепетнева отметила ряд трудностей, с которыми сталкивается регион в лесовосстановительной работе. Есть территории со сложным рельефом, такие как Ольхонский район. Кроме того, повсеместно в Приангарье из-за климатических особенностей короткий вегетационный период. В качестве предложения по частичному решению этих проблем Иван Валентик высказал идею создания в территориях современных селекционных семеноводческих центров, с финансированием их сооружения за счет федеральной целевой программы по охране озера Байкал, в которую для этого необходимо внести изменения. Эту тему он обсуждал накануне с губернатором Иркутской области Сергеем Левченко.

- Опыт таких центров по России уже есть, его можно тиражировать. Считаю, это очень серьезный вклад в качественное лесовосстановление с учетом тех климатических изменений, которые происходят, - подчеркнул Иван Валентик.

Также руководитель Федерального агентства лесного хозяйства поддержал правительство региона в решении по созданию министерства лесного комплекса, подчеркнув, что статус министерства по-другому определяет отрасль в системе управления региона, особенно это важно для Приангарья, которое является лидером в заготовке древесины. При этом актуальной остается проблема борьбы с незаконными рубками.

- У нас очень серьезные претензии к пунктам отгрузки древесины. Мы считаем, что во многих случаях они превратились в пункты легализации незаконно заготовленной древесины. Мы договорились с губернатором совместно проработать вопрос значительного снижения численности этих отгрузочных пунктов - это сфера регионального регулирования, - подытожил Иван Валентик.

Росмолодежь поддержит Международный инженерный чемпионат «Case-In»

25 февраля 2016 года в Белгороде начал свою работу Международный инженерный чемпионат «Case-In» - единственный в России федеральный кейс-Чемпионат топливно-энергетического и минерально-сырьевого комплексов.

Старт следующего этапа состоится 1 марта 2016 года в Иркутске. За 4 месяца Чемпионат охватит 3000 студентов 38 вузов из более чем 30 регионов России, а также Казахстан и Монголию. В ходе Чемпионата команды студентов и аспирантов предложат решения инженерных кейсов, разработанных по материалам ведущих отраслевых компаний по 5-ти направлениям (лигам): Электроэнергетика, Горное дело, Геологоразведка, Нефтегазовое дело и Металлургия. Финал Чемпионата традиционно состоится в Москве 30 — 31 мая 2016 года.

Традиционно Чемпионат пройдет при поддержке Федерального агентства по делам молодежи (Росмолодежь).

«Чемпионат, с его практической составляющей, широкой географией участников и экспертов, многообразием представленных специальностей станет инновационной площадкой, где каждый сможет проявить себя, продемонстрировать уникальные наработки и передать опыт коллегам не только со всей России, но и зарубежных стран», − приветственное слово участников Чемпионата — 2016 от Руководителя Росмолодежи Сергея Поспелова.

Международный инженерный чемпионат «Case-In» проходит четвертый год подряд. Он состоит из 77 отборочных этапов, которые пройдут на площадках 37 вузов – участников проекта. На Финале Чемпионата в Москве команды-победители отборочных этапов борются за статус лучших инженерных студенческих команд, за предложения о прохождении практик и стажировок в ведущих отраслевых компаниях, а также за участие в летних образовательных программах «Горная школа» (горное дело и геологоразведка) и «Энергия молодости» (электроэнергетика).

Чемпионат реализуется в соответствии с Планом мероприятий, направленных на популяризацию рабочих и инженерных профессий, утвержденным Распоряжением Правительства Российской Федерации № 366-р от 5 марта 2015 года. Включение в план сделало Чемпионат эффективным инструментом передачи будущим специалистам – инженерам практических знаний, опыта и новых компетенций, а также расширило возможности профориентации и популяризации инженерно-технического образования и привлечения молодых специалистов в топливно-энергетический и минерально-сырьевой комплексы.

Организаторы Чемпионата: фонд «Надежная смена», Некоммерческое партнерство «Молодежный Форум лидеров горного дела» и Некоммерческое партнерство «РНК СИГРЭ».

Национальными партнерами Чемпионата выступают 5 федеральных министерств − Министерство энергетики Российской Федерации, Министерство природных ресурсов и экологии Российской Федерации, Министерство образования и науки Российской Федерации, Министерство труда и социальной защиты Российской Федерации, Министерство промышленности и торговли Российской Федерации, а также Росмолодежь и Агентство стратегических инициатив по продвижению новых проектов.

Содействие проекту оказывают крупнейшие отраслевые компании: АО «СУЭК», ОАО «СО ЕЭС», ООО «СГК», АО «МХК «ЕвроХим», IMC Montan, MICROMINE, ООО «ЕвразХолдинг», АО «Росгеология», Филиал «Свердловский» ПАО «Т Плюс», ОАО «Южуралзолото», ПАО «Татнефть», Нефтегазовая компания «Сахалин Энерджи Инвестмент Компани Лтд.», ПАО «ФСК ЕЭС», группа «Норильский никель», ООО «Дассо Систем Джеовия РУС».

Почти четыре года, в мае 2012 года, когда министром культуры был назначен Владимир Мединский, РИА "Новости" анализировало вызовы, с которыми придется справляться новому главе Минкультуры (подробнее см. "Авдеевы конюшни: с чем придется столкнуться новому министру культуры".

Речь там, впрочем, шла не о прежнем главе ведомства, который был всего лишь заложником проблем в отрасли, копившихся десятилетиями. Речь шла о наиболее болезненных из этих проблем и о способности нового руководителя их разрешить.

Следует напомнить, что в реальности трудно найти более "материальный" предмет, чем культура. Ибо это не только (и не столько) сами кинофильмы, звуки музыки и смысл книг, сколько кинотеатры с крышами и стенами, музеи, библиотеки, театры, архитектурные памятники и заповедники, не говоря уже о 500 тысячах работников культуры. Помимо того, на Минкультуры, "висят" 50 вузов, заботы о туризме и архивах, цирки и ещё много чего.

Поэтому обзор свершений и неудач министерства за прошедшие без малого четыре года логично начать с финансового вопроса. Тем более что практически все проблемы культуры в постсоветской России было принято объяснять исключительно недостаточным финансированием.

Про деньги

"Министр Авдеев неоднократно заявлял, что российской культуре необходимы 200 миллиардов рублей в год, но такие деньги из бюджета никто напрямую Минкультуры давать не собирается… Поэтому, чтобы получить необходимые для российской культуры средства, министру придётся проявить смекалку", — писали мы в 2012 году.

К концу 2015 года, до "секвестра", ситуация была следующая. Формально сумма, выделенная на культуру, составляла под 100 миллиардов рублей. Это было существенно больше, чем в 2012 (в 2012-м — 88 млрд), даже несмотря на уже кризисный 2015-й.

Уже третий год подряд официально провозглашается годом чего-нибудь культурного: 2014-й — Год культуры, 2015-й — Год литературы, 2016-й — Год российского кино. А это всё — вполне лакомые поводы для дополнительного целевого финансирования. Год культуры вообще стал для Минкультуры финансово рекордным. Потом, правда, начался регулярный уже кризис.

Однако министерству как-то удалось — используя дополнительные средства, выделенные президентом, маневрируя между оптимизацией, экономией на скрепках (Минкультуры часто напоминает, что пользуется перелетами экономкласса, самым дешевым автопарком и ХОЗу), требуя увеличения доходов от своих театров, цирков и музеев, — вдвое поднять зарплаты работников отрасли, как и было велено в "майских указах".

Темпы роста зарплат в культуре оказались существенно выше, чем в других социальных отраслях. Хотя, может, в том числе и потому, что "стартовая база" была в 2012-м неприлично низкой — 15-22 тыс. рублей. Сегодня в федеральных учреждениях средняя зарплата — около 50 тыс. руб (по стране в 2015-м — чуть больше 30 тыс. руб).

Выросло количество проектов, которые по инициативе различных органов власти обеспечиваются в режиме дополнительного финансирования ("допок", как это называется на бюрократическом сленге). Одна такая "допка" — грандиозная по масштабам реставрация Ново-Иерусалимского монастыря, — дает до 1 млрд ежегодно. Другая, на 800 млн руб., — обустройство филиала Мариинского театра во Владивостоке. 350 млн руб на 2016 год — остров-град Свияжск и древний Болгар, 300 млн — на возрождение театральных гастролей по стране.

Можно предположить, что руку к этому не в меньшей степени, нежели само министерство, приложили и "кураторы культуры" Ольга Голодец — Наталья Тимакова в правительстве и Владимир Володин — Владимир Толстой в администрации президента.

Кстати, трио Мединский-Толстой-Тимакова как-то удалось ужиться без обычных в прежние времена аппаратных междоусобиц. У их предшественников (вспомним конфликты Соколов — Швыдкой и Авдеев — Молчанов) дело доходило до публичного выяснения отношений через СМИ и едва ли не судебных исков, а тут — подозрительные тишь и благолепие.

"Изнутри" официального бюджета тоже кое-что удалось выудить. Известно, например, что в министерстве взяли моду тщательно проверять представленные к оплате сметы — будь то стройка или фестиваль. Как хвастаются в Минкультуры, таким образом удается по крохам сэкономить до 20% — а это миллиарды живых денег.

В итоге Минкультуры удалось поначалу с минимальными потерями пережить общее для всех министерств 10-процентное секвестирование 2015 года. Под сокращение попали некоторые фестивали, выставки и прочие малоизвестные широкому кругу любителей искусства мероприятия, традиционно потреблявшие госпомощь.

Складывается впечатление, что необходимость экономить Мединский заодно использовал как возможность лишний раз пощеголять патриотической риторикой. Например, в нашумевшем случае с фестивалем "Артдокфест", создатель которого Виталий Манский в знак протеста эмигрировал в Латвию, — хотя Минкультуры не запрещал его детище, а просто сэкономил пару бюджетных миллионов.

Зато подведомственные Минкультуры рядовые учреждения — театры, музеи, библиотеки секвестирования не заметили: получили в кризисном 2015 году точно такую же субсидию, как и в спокойном 2014-м.

В начале 2016 года на бюджет обрушилось новое сокращение, и теперь не очень понятно, как Минкультуры будет выкручиваться из "второго секвестра". В пресс-службе говорят, что, дескать, все федеральные музеи, театры и библиотеки "на круг" вновь получат полностью те же дотации, как и в 2015-м. Более того, и тем и другим будут впервые выделены бонусы (в том числе впервые — личные, руководителям) за перевыполнение планов по внебюджетным доходам. Источником средств станет сокращение собственных министерских программ и тотальная экономия.

Про стройки

"Очевидно, что министру культуры придется иметь дело с глобальными музейными стройками ", а также с театральными, — констатировалось в 2012-м.

Работа по реконструкции и созданию новых музейных площадок идёт в штатном режиме. Разве что — с поправкой на изысканные Министерством культуры дополнительные ресурсы от экономий на торгах.

Согласно отчетам, в 2014 году в регионах было открыто 36 новых и 65 реконструированных музеев, в том числе музей Первой мировой войны в Царском Селе, новые корпуса Музея Мирового океана в Калининграде, Литмузей в Москве и целый комплекс музеев Эрмитажа. Избавились от чудовищного модернового мегапроекта Фостера и провели новый конкурс на проект "Музейного городка Пушкинского ГМИИ" в Москве, и стройка на Волхонке продолжается.

При личном участии Мединского нашли место для многострадального Музея кино — ему отдан один из павильонов ВДНХ. Кстати, в ВДНХ Министерство культуры вообще беспардонно вцепилось: здесь уже освоились, кроме Музея кино, Музея Востока, павильон советской культуры РОСИЗО и Политех.

Заложен первый камень столь не жалуемого, как принято считать, Министерством культуры Центра современного искусства на Ходынке (вообще, неожиданная дружба московской мэрии и Минкультуры, активно "разменивающих" друг с другом здания, площадки и целые театры, — предмет зависти, пожалуй, многих федеральных министерств). Там тоже пришлось объявлять новый конкурс, который выиграла ирландская компания HeneghanPengArchitects.

Минкультуры, конечно, современное искусство не любит, и биеннале поджимает, однако в инфраструктуру для молодых художников вкладывается как никогда активно: комплексы ГЦСИ открываются в Нижнем, Калининграде, Самаре, Калуге, Екатеринбурге и на о. Русский. Теперь новый мегапроект — сделать "художественные общежития" для молодых художников под эгидой РОСИЗО. В 2012-м об этом речь не шла. А за каждым проектом — сотни миллионов госинвестиций.

К сказанному остаётся добавить Мариинку-2, открытие после многолетней реставрации БДТ, новую Филармонию на юго-западе Москвы, десятки театров и филармоний по всей стране от Пскова и Саратова до Омска и Марий Эл, продолжающиеся работы в Политехе и на площадке Малого театра. Мединский, кстати, под камеры наобещал недавно на питерском форуме, что Малый театр закончат в 2016 году вместо ранее запланированного 2018-го. Мы не верим — у нас ещё ни одна стройка досрочно никогда не завершалась.

Ежегодный "Санкт-Петербургский культурный форум" — это еще одна "фишка" Минкультуры и ежегодный повод похвастаться расцветом культуры "эпохи Путина" уже на весь мир — перед заграничными министрами и деятелями культуры. Список гостей форума — от директоров Лувра и Британского музея до топов ЮНЕСКО.

Про музеи…

Три года назад говорилось также о том, что музейное и театральное дело нуждаются в новом концептуальном подходе.

Музейная политика за три года изменилась принципиально. По сути, произошла переориентация базовой задачи музейного дела. Вопрос этот в значительной степени психологический. Главной своей функцией музейные деятели привыкли видеть "хранительство". То есть сохранение ценностей зачастую не только от времени и внешних повреждений, но и от глаз публики.

С приходом нового начальства ведомство взяло курс на просветительскую функцию. То есть к "сохранению наследия" на уровне госполитики добавилось собственно то, ради чего наследие сохраняется: к нему начали активно привлекать интерес граждан.

В рамках этой политики ещё в 2012 году в федеральных музеях был введён продлённый день, чтобы люди могли ходить туда после работы, а не вместо. Принималась норма со скрипом и причитаниями. Теперь от трех "продленных дней" в неделю — уже норма.

Дети до 16 лет смогут бесплатно посещать государственные музеи России

С 1 января 2015 года всем посетителям до 16 лет во все музеи федерального значения открыли бесплатный вход. В том числе и для иностранцев: мол, экскурсия по Эрмитажу и Историческому — есть лучшая "мягкая сила", пусть ходят, пропитываются российской культурой. Предполагаемые убытки музеям возмещаются государством. Почин Минкультуры подхватила уже примерно половина регионов.

Позаимствованная в 2012 году европейская практика проведения ежегодной "Ночи музеев" (с бесплатным входом и массой мероприятий по ходу) из чисто московской быстро стала всероссийской: в мае 2015-го её посетили более 2,5 млн человек. Вдобавок в 2013 году появилась и общенациональная ноябрьская "Ночь искусств" (те же музеи плюс библиотеки и филармонии). А в 2016 году планируется аналогичная бесплатная ночь и для кино.

Отметим, что за последние три года посещаемость музеев росла со средней скоростью 12% в год.

…И про театры

Здесь концепция изменилась.

Финансирование театров Минкультуры в эти годы начал осуществлять по новой, принятой формально ещё в 2010 году, схеме "госзадания". По нему не сам театр составляет заявку на финансирование, а государство оплачивает конкретное количество спектаклей, конкретное число премьер и ещё нескольких качественных показателей.

В 2015-м впервые включён в оценку такой критерий, как сумма, самостоятельно зарабатываемая театром (в процентном отношении к государственному финансированию). Наиболее успешные театры получили по итогам сезона премиальные бонусы. В следующем году планируется учитывать в определении объёмов госдотаций количество проданных билетов. Перейти к этой схеме сразу невозможно: это спровоцировало бы в худшем случае немедленные приписки мёртвых зрительских душ, а в лучшем — выбрасывание из театральных репертуаров "непродаваемой" классики и переход на "ликвидные" антрепризы и комедии положений.

Кстати, о репертуаре. Нельзя не вспомнить громкий инцидент с Новосибирским оперным театром, руководитель которого расстался с должностью после премьеры как бы "оперы Вагнера" "Тангейзер". Не вдаваясь в очередной раз в подробности самой постановки, стоит отметить — это был прецедент, когда государство публично дало понять, что ему не всё равно, что финансировать из казны.

…А в целом посещаемость театров в России выросла за последние три года на 22%.

Андрей Семенов, для МИА "Россия сегодня"

Леомания перед "Оскаром"

Пожалуй, ни у одного актера, претендующего на премию "Оскар", не было за последние годы такой поддержки зрителей и такого внимания прессы и соцсетей, как у Леонардо Ди Каприо.

Он в шестой раз номинирован на престижную премию. До этого американские киноакадемики ни разу не присудили ему победу как лучшему актеру года (среди номинаций, к примеру, были его главные роли в фильмах "Авиатор" и "Волк с Уолл-стрит").

При этом у Леонардо Ди Каприо есть множество других известных премий. Это "Серебряный медведь" за лучшую мужскую роль в фильме "Ромео + Джульетта" на Берлинском кинофестивале 1997 года, "Золотые глобусы" за лучшие мужские роли ("Авиатор" и "Волк с Уолл-стрит"), премия Австралийской киноакадемии за главную роль в "Великом Гэтсби".

Ну а исполнение роли охотника и первопроходца Хью Гласса в триллере "Выживший" уже отмечено в этом году несколькими призами. Ди Каприо в третий раз получил "Золотой глобус", а также победил в номинации "Лучшая мужская роль" в Премии Гильдии киноактёров США и Премии BAFTA (Британской академии кино и телевизионных искусств).

Кинотеатр Odeon в центре Лондона временно сменил свое название на Leodeon. Таким образом руководство кинотеатра решило поддержать актера Леонардо Ди Каприо на предстоящей церемонии вручения премии "Оскар".

В Якутии сделали свой народный "Оскар" для Леонардо. Для его создания более 100 поклонниц актера отдали в переплавку золотые и серебряные украшения. Статуэтка отличается от американского аналога — у якутской фигурки азиатские черты лица, в руках — национальный сосуд чороон, отлитый из золота и символизирующий мир. Серебро же для статуэтки было выбрано неслучайно: по местным поверьям, оно очищает и оберегает своего хозяина.

Над наградой работали несколько мастеров. Технолог-ювелир Прокопий Протопопов рассказал, что работа с серебром — непростая и мастера стремились передать "характер", который в статуэтку заложил скульптор.

По словам организатора акции Татьяны Егоровой, участники обратились в Фонд Ди Каприо по охране дикой природы, чтобы передать статуэтку актеру.

Кстати, Ди Каприо, как активный защитник окружающей среды, был удостоен аудиенции у папы римского Франциска: в конце января понтифик встретился в Ватикане с американским актером.

Инфоповодов, по которым Леонардо Ди Каприо ежедневно появляется в международных СМИ, — более чем достаточно. То появляется информация о том, что актер, возможно, сыграет роль Владимира Путина, то Ди Каприо вдруг вспоминает историю о том, как летел в горящем самолете, то собирает средства для массового использования автомобилей с электрическим двигателем, то приобретает права (совместно с Paramount Pictures) на экранизацию книги о "дизельном скандале" Volkswagen.

Из его секундной реакции во время награждения Леди Гаги "Золотым глобусом" в январе 2016 года получилось потом огромное количество фото и видеоколлажей (а он всего-то удивился и поднял брови).

А рассказ Леонардо о том, что хотел он, помимо Путина, сыграть бы еще и роль Ленина или Распутина, вызвал бурю обсуждений в интернете, а также откликов кинематографистов.

Впрочем, что-либо обсуждать уже поздно, как и делать прогнозы: решение американские киноакадемики уже приняли, и оно будет озвучено в воскресенье вечером.

Армен Джигарханян женился

На этой неделе стало известно о том, что 80-летний актер и режиссер Армен Джигарханян женился на 36-летней Виталине Цымбалюк-Романовской.

Актер, художественный руководитель Московского драматического театра под руководством А. Джигарханяна Армен Джигарханян с супругой на выставке "Бескомпромиссная жажда красоты" художника Никаса Сафронова

Виталина — музыкант, актриса, в прошлом году была назначена генеральным директором в Театре под руководством Армена Джигарханяна. Армен Борисович и Виталина знакомы около 15 лет, сам факт регистрации брака не стал для их родных и друзей большим сюрпризом — те уже привыкли в последние годы воспринимать их как пару, Джигарханян и Цымбалюк-Романовская появлялись вместе на многих светских мероприятиях.

Бракосочетание прошло 25 февраля в Гагаринском загсе столицы в три часа дня. На церемонии были только самые близкие. Для Армена Джигарханяна это уже третий брак. До этого он был женат на актрисе Ереванского Русского драматического театра Алле Ванновской и актрисе, а позже — преподавателе русского языка в институте в Далласе (США) Татьяне Власовой, развод с которой был оформлен лишь в прошлом году.

После церемонии бракосочетания молодожены поехали в свой театр, в этот вечер Виталина должна была принимать участие в спектакле "Не телефонный разговор", по окончании которого их поджидали сотни поклонников, чтобы поздравить любимых артистов.

Свадьба Армена Джигарханяна вызвала бурные обсуждения в соцсетях, прежде всего — из-за разницы в возрасте жениха и невесты.

Для российских звездных пар разница в двадцать, даже в тридцать с лишним лет — не редкость. Так, Андрей Кончаловский старше Юлии Высоцкой на 36 лет, у Дмитрия Диброва и его жены Полины, а также у Олега Табакова и Марины Зудиной, Надежды Бабкиной и Евгения Гора — 30-летняя разница в возрасте, Алла Пугачева старше Максима Галкина на 27 лет.

Но почти 45-летняя разница в возрасте — это, конечно, веский повод для обсуждений и даже злословия (или сочувствия — кому как) интернет-пользователей, которые вспомнили, естественно, и про "беса в ребро", и про "играй, гормон", и — реже — про то, что "любви все возрасты покорны".

Украина выдвинула на Евровидение песню о депортации крымских татар

Практически ни один песенный конкурс Евровидения не обходится без скандалов, в том числе и околополитических. В этом году он разразился после того, как стало известно, что от Украины на Евровидение поедет певица Джамала (Сусана Джамаладинова) с песней про крымских татар.

Джамала победила в финале национального отбора с песней "1944" — о депортации крымских татар при Сталине. Певица написала композицию под впечатлением от рассказа своей прабабушки.

"Тот ужасный год навсегда изменил жизнь одной хрупкой женщины, моей прабабушки Назыл-хан. Ее жизнь после этого уже никогда не была прежней", — цитирует Джамалу The Guardian.

Организаторы "Евровидения-2016" будут решать вопрос об участии в конкурсе песни Джамалы после ее официального представления в середине марта.

"Все песни для участия в конкурсе "Евровидения-2016" пройдут проверку в свете регламента Европейского вещательного союза, запрещающего политическое содержание. Когда все тексты песен будут получены, их оценят и на встрече специальной группы будет принято окончательное решение", — сообщил представитель конкурса Пол Джордан агентству Франс Пресс.

Пользователи соцсетей по-разному приняли новую песню. На Украине многие, конечно, поддерживают талантливую певицу, пишут о том, что она давно достойна представлять страну на песенном конкурсе.

Однако последовали и бурные комментарии, осуждающие выбор Украины в этом году. Так, некоторые пользователи удивляются, почему Киев решил превратить европейский песенный конкурс в антироссийское пропагандистское шоу, и предлагают "вспомнить о том, что Украина была частью Советского Союза и тоже внесла свой вклад в угнетение крымских татар".

Были предложения послать на Евровидение песни, посвященные, например, событиям в Бабьем Яру (1941) — о массовых расстрелах фашистами и украинскими полицейскими евреев, цыган и киевских караимов. Или о сотрудничестве самих крымских татар с нацисткой Германией во время Второй мировой войны. Или вообще о любом вооруженном конфликте в Европе в XX-XXI веках — а их было достаточно.

В то же время "Би-би-си" напоминает, что песни с политическим содержанием не допускаются к участию в Евровидении. Так, известны случаи, когда организаторы песенного конкурса либо не допускали, либо просили серьезно переработать тексты песен. В частности, в 2009 году к участию не допустили грузинский диско-фанк коллектив с песней, в которой присутствовала игра слов — Put In (английское — вкладывать) с фамилией на тот момент премьер-министра России. Кроме того, украинским участникам конкурса в 2005 году пришлось изменить большую часть текста песни "Разом нас богато", посвященной событиям так называемой оранжевой революции 2004 года на Украине.

В 2007 году выступление Андрея Данилко (Верки Сердючки) с Украины некоторые зрители, прежде всего, из России, сочли спорным, даже политизированным. В самой песне — минимум смысла, это, скорее, считалка (в основном на немецком языке). В припеве были ничего не значащие слова "Lasha Tumbai!", которые звучали похоже на "Russia, goodbye!" (во время выступления Данилко многим послышалось, что он пару раз так и спел). Танцоры и бэк-вокалистки были одеты в блестящие костюмы "военного" покроя, певец иногда выкрикивал фразы на русском языке с резким, как будто немецким акцентом, закончив песню возгласами о том, что "Украина це круто и клёво". После выступления Андрей Данилко говорил "Россия, прости", уверял, что в песне не было никакого особенного подтекста и что всё это — набор слов под ритмичную музыку, чтобы повеселиться и потанцевать. Публику ему тогда удалось "завести", его выступление было действительно самым ярким и веселым (Андрей в результате занял второе место, Россия отдала ему 8 баллов).

Анастасия Мельникова, обозреватель МИА "Россия сегодня"

Основные показатели работы гражданской авиации России за январь 2015-2016 годы.

Основные показатели работы гражданской авиации России
за январь 2015-2016 годы

(Форма № 12-ГА «Сведения о перевозках пассажиров и грузов»)

Перевозки пассажиров и пассажирооборот за январь  2015-2016 гг.
(международные и внутренние перевозки)

(Форма № 12-ГА «Сведения о перевозках пассажиров и грузов»)

Перевозки грузов (почты) и грузооборот за январь  2015-2016 гг.
(международные и внутренние перевозки)

(Форма № 12-ГА «Сведения о перевозках пассажиров и грузов»)

Э. МЕЛЕНЕВСКАЯ

Казус Борахвостова: опыт интернет-разысканий

+++ ——

Аннотация. Попытка воссоздать биографию забытого писателя В. Борахвостова, рассказ которого наряду с произведениями А. Чехова и И. Бабеля вошел в выпущенную в США в 1936 году издательством «Макмиллан» антологию современного рассказа.

Ключевые слова: В. Борахвостов, В. Маяковский, Л. Никулин, Ю. Олеша, Д. Брюстер, новеллистика, производственный роман, литературный анекдот.

Началась эта история лет десять назад, и впечатление сидело занозой, но только сейчас руки дошли рассказать.

Толстенький, цвета яичного желтка томик я сняла мимоходом с полки книгохранилища «Иностранки», зацепилась взглядом за название: «A Book of Contemporary Short Stories». Хватательный рефлекс на антологии рассказов остался у меня еще с тех времен, когда приходилось подрабатывать переводами. Стала просматривать - посерелую от времени книжку выпустило в декабре 1936 года, основательно подойдя к делу, нью-йоркское издательство «Макмиллан». Составительница, литературовед Дороти Брюстер, снабдила антологию развернутым предисловием, списком литературы и приложением в виде статьи Лилиан Барнард Гилкс «Как написать рассказ».

Оставив все это на потом, первым делом я, разумеется, заглянула в оглавление, разбитое по такому принципу, что сразу и не поймешь, - короче говоря, делилось оно на две части, и во второй я радостно обнаружила родные и близкие сердцу имена. Чехов - «Княгиня», Бабель - «Пробуждение», Пантелеймон Романов - «Черные лепешки», Олеша - «Вишневая косточка», а перед Романовым некто V. Borokhvastov - «The Tiger». Что за Борохвастов? Кто это? Почему не знаю? Рядом с Чеховым, Бабелем и Олешей? Пантелеймона Романова знаю, а Борохвастова - нет! Надеюсь, изумление мое при виде неведомого литературного имени понятно. Не доверяя себе, я прошлась по научным отделам ВГБИЛ - и хотя русистов меж нас нет, публика все-таки тертая, литературоцентричная. Нет, и слыхом никто не слыхивал... Пробежалась по интернету (лет десять назад, напомню!) - нет в интернетах русского писателя Борохвастова.

Принялась листать, издание-то солидное - каков провенанс, откуда перепечатка? Но там, где про других авторов хотя бы несколько фраз, - всего полторы строчки и даже инициал не раскрыт: «В. Борохвастов - молодой советский писатель, рассказы которого появились в “Интернациональной литературе”». В сноске же на первой странице текста сказано: «Переведено с русского Энтони Уиксли (Anthony Wixley). Перепечатано из “Интернациональной литературы”, май 1935 г., с разрешения Международной ассоциации издателей (International Publishers, Co)» [Borokhvastov: 645].

И ничего более.

Однако журнал «Интернациональная литература» (литературно-художественный и общественно-политический ежемесячник, выходивший в Москве в 1933-1943 годах на русском, французском, английском и немецком языках) публиковать отечественную прозу обычая не имел, одни только иностранные переводы. Подивившись про себя, я спустилась в отдел хранения периодики - все-таки в библиотеке работаю - и пересмотрела жухлые, замученные, исчерканные и изрезанные цензорами журналы. И майский номер за 1935 год, открывшийся светлым ликом отца народов и его речью на выпуске Академии Красной армии в Кремлевском дворце, и за несколько лет двенадцатые номера, где, как водится, публикуется свод всего, что напечатано за год. Разумеется, Бабель и Ильф там есть, а вот Борохвастова - и в помине.

Разгадывать этот ребус вплотную тогда мне было недосуг, но загадка продолжала дразнить. Время шло. Интернет наполнялся, ширился, разветвлялся. Встретив как-то красноречивую ссылку на словарь Даля (барáхвост - клеветник, наушник, сплетник), я запоздало предположила, что фамилия может быть искажена, принялась играть с гласными и искать, например - Борохвостовых.

И сразу удача: некто В. Борохвостов то и дело фигурирует как автор серии статей «Бильярд», публиковавшихся в журнале «Наука и жизнь» в 1966 и в 1968 годах!

О, бильярдная тема оказалась обильна и литературоведчески пикантна, ибо украшена эпизодом, в разных изводах, порой под рубрикой «Интересности о бильярде» всплывающим там и здесь. Вот, например:

Если в царские времена в бильярд играли на деньги, то в советские это могло быть расценено как преступление. Тем не менее этот факт не останавливал эксцентричного Маяковского: когда у него заканчивались деньги, он играл на долговую расписку под гонорар за свои статьи. Подобных расписок у Маяковского было предостаточно: знаменитый писатель Булгаков, поэт Уткин, литератор Борохвостов и многие другие дожидались выплат очень долго. Впрочем, играть меньше от этого с Маяковским никто не стал. Ведь в первую очередь бильярд - это возможность насладиться хорошей компанией и почувствовать дух соревнования [Что вы...].

В базе данных РГАЛИ в разделе «Рукописи, присланные в редакцию и не напечатанные в журнале» под именем В. Борохвостов (sic, имя не раскрыто и дат жизни нет) числится девять единиц хранения, в том числе рассказ под обескураживающим названием «Цена трупа», - и хотя «Тигр» отсутствует, стало понятно, что след взят и речь определенно о его сочинителе.

Наконец, в мемуарах писательницы Евгении Таратуты «Вышло “на правду”» мне попалось не только иное написание фамилии, но даже имя с отчеством:

Редакция «Красной нови» размещалась в Старопанском переулке, на втором этаже огромного делового дома. Большая длинная комната была разгорожена. У самого входа фанерой была отделена крохотная комнатка-каюта, там был склад бумаги, старых комплектов журнала и стояла железная койка. В этой комнате жил сотрудник редакции - уже не помню, как называлась его должность,- тоже студент МГУ, но уже старшего курса - Василий Никитич Борахвостов. Жилья у него не было, и он предпочел закуток в редакции, а не студенческое общежитие [Таратута: 358].

И больше о нем ни слова. Но зато выяснилось: Борахвостов! И не Виктор или Валентин, а Василий Никитич! Конечно, фамилия такая, что и на слух спутать легко, и описаться, да и кто его знает, наш герой вполне мог пользоваться этой путаницей в каких-то своих целях.

Просматриваю базы данных библиотек и хранилищ, чтобы выяснить годы жизни писателя Борахвостова и не завалялся ли где «Тигр» рукописный или в русском издании. Нет, ни рукописи, ни публикации. В РГБ четыре записи: сборник литактива «Огонька»: В. Борахвостов, Н. Васильев, Ис. Зарубин, В. Кожевников, А. Симуков, М. Скороходов, предисловие Ефима Зозули (М., 1935), сборник рассказов «Голубиная любовь» (Сталинград, 1936), роман «Запрещенная виза» (М., 1963) (на этом романе я остановлюсь ниже), приключенческая повесть «Тайна гроба» (М., 1991), опубликованная возникшей в перестройку кинокомпанией «Ментор Синема», - а в летописи журнальных статей, понятное дело, труды про бильярд.

Да, история про бильярдное соперничество Маяковского с Борахвостовым вдруг зазвучала для меня вовсю и развернулась, так сказать, художественно. Например, писатель Сергей Авдеенко в 2009 году в журнале «Новое время» опубликовал свой бильярдный мемуар «От борта»:

Василий Никитич Борахвостов, пенсионер с роскошной седой гривой, приходил в подвал ЦДЛ ровно к часу дня. Там был уютный буфетик, а напротив стойки - стол для пинг-понга, на котором резались еще не эмигрировавшие за границу Анатолий Гладилин и Василий Аксенов. Брал пару фирменных цэдээловских пирожков с мясом и стакан жидкого кофе, садился за столик перед еще закрытой бильярдной, заявляя свое первенство в очереди на игру. Затем закуривал «Беломор», зажимая папиросу в уголках рта, отчего становился точной копией Жана Габена, и начинал травить бильярдные байки, которых у него за полвека скопилось немало.

Некогда подававший надежды литератор, начинавший с Ильфом и Петровым, Катаевым и Бабелем, он рассказывал, как «чесал» Маяковского и Уткина, об играх в знаменитых бильярдных 30-50-х годов при гостиницах «Москва» и «Метрополь», о том, кто и как вел себя после проигрыша. Однажды, когда кто-то из новичков усомнился в том, что Никитич регулярно обыгрывал отличного бильярдиста Маяковского, Борахвостов вытащил из портмоне пожелтевший от времени листочек, сложенный вчетверо. Написано в нем было следующее (привожу по памяти): «В бухгалтерию Госиздата. Выдайте гонорар за мою статью “Как делать стихи” (ту самую, где Маяковский среди прочего рассказывает историю создания стихотворения на смерть Есенина. - Авт.) Борахвостову В. Н. В. Маяковский». «А как же вы сохранили эту доверенность, Василий Никитич?» - спросил кто-то из нас. «Неужели я похож на идиота?! - ответствовал Борахвостов. - Я уже тогда понимал, что это бесценный автограф, и за деньгами не пошел. Да и куда бы Маяковский от меня делся!» [Авдеенко: 61]

Словом, гора с плеч - и писатель был, и имя восстановилось, и судьба его вроде бы, не задавшись творчески, сложилась все-таки не трагично - в лагерях не сгинул.

В базе данных РГАЛИ, в том же разделе рукописей, не принятых к публикации, на Борахвостова уже целых 24 записи, в том числе: под 1956 годом - «Борахвостов В. Н. “Под нашим флагом”. Роман (отклонено). Рецензенты: Левин Ф. М., Рыбасов А. П.», под 1957-м - «Борахвостов В. Н. “Волжские богатыри”. Роман (отклонено). Рецензент - Русин П. М.», под 1959-м - «Борахвостов В. Н. “Рассказы” (отклонено). Рецензенты: Никулин Л. В., Гринберг И. Л.» (отметим про себя - Лев Никулин!), под 1963-1964 годами - «Борахвостов В. Н. “Путь к сердцу мужчины...”. Заметки (отклонено). Рецензенты: Мунблит Г. Н., Ардов В. Е.», под 1966-1967-м - «Борахвостов В. Н. “Жена не имеет внешности”. Роман (отклонено). Рецензенты: Васильев А. Н., Березко Г. С., Задорнов Н. П.».

Похоже, проза явно не отвечала стандартам. Впрочем, в 1963 году роман «Запрещенная виза» в издательстве «Советская Россия» все-таки вышел. Я нашла его через интернет и купила - книга оказалась из областной Курганской библиотеки (готова вернуть). «Роман, - гласит аннотация, - <...> переносит читателя к Северному морю, в среду крепких, не гнущихся ни под каким штормом людей. Пусть эти люди порой грубоваты внешне, в каждом из них живет ясный, добрый огонь, без которого на севере нельзя прожить, как говорит один из героев романа». По сюжету отстающий рыболовный траулер выходит в передовые. Вот, ей-богу, цитата наугад:

С досками бывает много возни. Не каждый матрос справляется с ней. Необходимо наблюдение опытного моряка - штурмана, тралмейстера или его помощника. Матросам, принимающим и отдающим кормовую доску, приходится самостоятельно принимать решения и быстро, как в бою, осуществлять их, ибо кормовая доска трала не всегда видна вахтенному штурману, тралмейстеру или его помощнику.

С кормовой доской может справиться только опытный, бывалый матрос.

Зарудин не справился с ней. Горячий Вачнадзе, стоявший вахту, распек его. Зарудин пришел после вахты к Чужбинину.

- Товарищ капитан, не мне учить вас.

- Да, не тебе. Но часто ученики подсказывают своим учителям ценные мысли. В чем дело?

- Мне кажется, что на кормовую доску меня ставить нельзя.

- Почему? - удивился Чужбинин. - Ты молод, силен.

- Да. Но неопытен. Молодость и сила мне помогут управляться только с носовой доской.

- Почему?

- Этот участок работы всегда находится под наблюдением штурмана и тралмейстера, а на кормовой доске матрос предоставлен сам себе. Подсказать там некому. Матросу приходится действовать втемную.

Чужбинин встал из-за стола. Опустил тяжелую руку на плечо Зарудина.

- Тебе можно учить капитана. Ты прав. Так я и сделаю.

И так все 387 страниц - производственная проза в ее воистину пародийном изводе, явно отработка командировки от Минрыбхоза на северные моря. (У кого это был фельетон про творческие командировки в целях художественно отобразить трудовые будни какой-либо отрасли? У Ильфа и Петрова, у Булгакова?)

Тут впору вспомнить, что, по свидетельству Анатолия Мариенгофа («Это вам, потомки!»), «про одного своего полуприятеля, полуписателя, полубиллиардиста и покериста Маяковский презрительно сказал: “Он хорошо настроен, потому что плохо осведомлен”. Это было уже в сталинскую “эпоху”» [Мариенгоф: 363].

Сдается мне, мы знаем, о ком шла речь...

Позже по времени Владимир Солоухин в своей книге «Трава» (1972) тепло упоминает нашего героя (что говорит о благополучном того здравии):

Мой сотоварищ по перу Василий Борахвостов, узнав, что я собираюсь писать книгу о травах, стал посылать мне время от времени письма без начала и конца, с чем-нибудь интересным. Обычно письмо начинается с фразы: «Может, пригодится и это...» Или сразу идет выписка из Овидия, Горация, Гесиода. Чтобы подтвердить свою мысль о поэтичности и мудрости народа, несмотря на невежественность отдельных людей, выписываю полстранички из борахвостовского письма.

Теперь о траве (эти названия я собрал за 50 лет сознательной жизни, но мне не понадобилось). Русский человек (надо бы сказать - народ. - В. С.) настолько влюблен в природу, что эта его нежность к ней заметна даже по названиям трав: петрушка, горицвет, касатик, гусиный лук, баранчик, лютики, дымокурка, курчавка, чистотел, белая кашка, водосбор, заманиха, душичка, заячья лапка, львиный зев, мать-и-мачеха, заячий горох, белоголовка, богородицы слезки, ноготки, матренка, одуванчики, ладаница, пастушья сумка, горечавка, поползиха, иван-чай, павлиний глаз, лунник, сон-трава, ломонос, волкобой, лягушатник, маргаритки, мозжатка, росянка, ястребинка, солнцегляд, майник... Сколько любви и ласки! [Солоухин: 315]

Странно, что сотоварищ Солоухина не числился в справочниках писательских организаций - ни московской, ни российской, - я проверяла.

Стоит, впрочем, напомнить, что уморительная цитата из «Запрещенной визы» демонстрирует нам авторский стиль уже «под занавес», когда, сбитый с толку требованиями и указаниями, исписавшийся автор судорожно пытается хлеба насущного ради угодить хоть как-нибудь, хоть производственную инструкцию беллетризовать, напечатайте только, товарищи. Однако как писал Борахвостов в молодости, подавая надежды?

Словно в ответ на этот вопрос из недр интернета всплыла рецензия, опубликованная Львом Никулиным в ноябрьском номере журнала «Смена» в 1933 году (близко по времени к выходу желтого американского сборника). Тон рецензии поучающий, сверху вниз, и соответствует стилистике дня.

Л. Никулин - советский писатель с затейливой биографией и скользковатой репутацией - как раз тогда в первых рядах Союза писателей отметился в составлении печальной памяти сборника «Канал имени Сталина». Впоследствии лауреат Сталинской премии третьей степени, полученной за роман «России верные сыны». Сейчас Никулин, пожалуй, если читающей публике и известен, то скорей анекдотом из «Записных книжек» Довлатова:

Лев Никулин, сталинский холуй, был фронтовым корреспондентом. А может быть, политработником. В оккупированной Германии проявлял интерес к бронзе, фарфору, наручным часам. Однако более всего хотелось ему иметь заграничную пишущую машинку.

Шел он как-то раз по городу. Видит - разгромленная контора. Заглянул. На полу - шикарный ундервуд с развернутой кареткой. Тяжелый, из литого чугуна. Погрузил его Никулин в брезентовый мешок. Думает: «Шрифт в Москве поменяю с латинского на русский».

В общем, таскал Лев Никулин этот мешок за собой. Месяца три надрывался. По ночам его караулил. Доставил в Москву. Обратился к механику. Тот говорит:

- Это же машинка с еврейским шрифтом. Печатает справа налево.

Так наказал политработника еврейский Бог [Довлатов: 75].

Анекдот и абсурдный, и по сюжету малоправдоподобный: Никулин, вообще говоря, в Сорбонне учился и латинский шрифт от еврейского как-нибудь отличал, - но на то он и анекдот, отношение отражает. И поскольку других текстов, анализирующих литературный облик нашего героя, - не то чтобы более или менее квалифицированных, но попросту никаких найти не удалось, приведу рецензию Никулина в подробном изложении.

Начинается она сразу с упрека, дескать, слишком часто встречает читатель имя Василия Борахвостова на страницах наших журналов: «Создается впечатление некоторой поспешности в работе, чрезмерной легкости в преодолении материала». Сообщив далее, что жанр, в котором работает молодой прозаик, - новелла, Никулин указывает, что жанр этот, вроде бы легкий, если сравнивать его с крупными формами, легок обманчиво и требует от автора «совершеннейшей литературной техники, превосходного знания материала и умения сжато развернуть сюжет, не снижая при этом художественной формы».

Борахвостов, однако же, «идет по линии наименьшего сопротивления. Почти во всех его рассказах отсутствует то, что мы называем сюжетной линией, сюжетом. Он работает над особой формой рассказа, которую можно назвать “рассказом ни о чем”, рассказом о самом себе, о своих ощущениях, переживаниях, не связанных ни с каким значительным событием. Отсюда происходят своеобразное “ячество”, выпячивание своего “я”, известная манерность, жеманность, иногда раздражающая читателя».

На Западе, указывает Никулин, такого рода писания «довели до предельного совершенства Петер Альтенберг и немецкие импрессионисты», влияние которых «легко проследить в нашей дореволюционной литературе и отчасти в том литературном поколении, которое пришло после Октября». Тут сразу всплывает имя Юрия Олеши (с «Вишневой косточкой», вошедшей в американскую антологию 1936 года) и «то, что некоторые называют “выпуклым стилем”, - метафоричность, насыщенная образность стиля, излишняя нарядность сравнений. Все эти типичные для подражателей Олеши черты <...> вы находите в рассказах Борахвостова. Естественное для писателя желание уйти от обыденной, банальной формы привело его к другой крайности - к манерности и ложной значительности».

Чтобы подняться до уровня классиков жанра, продолжает поучать мэтр, «нужно иметь большой литературный багаж, огромные знания литературы и философии прошлого. Только тогда литературное изобретательство, поиски новой формы дадут хорошие результаты. В ином случае работа молодого писателя приведет к открытию давно открытых вещей, к изобретению давно изобретенных велосипедов».

И далее, дабы не быть «бездоказательным», краткий разбор двух рассказов Василия Борахвостова.

Один из них - «Рассказ о водосточной трубе». Этот рассказ получает вес и значение не из-за каких-либо словесных трюков, а потому, что на первое место в нем выдвинуто социальное содержание, история дочери часовщика, расстрелянной белыми у водосточной трубы.

При этом в «Рассказе о водосточной трубе» есть свежесть, своеобразие литературного приема и оригинальность, не выпирающая на первый план, не затемняющая социального смысла рассказа.

Другой победой Борахвостова следует считать рассказ «Ресторан “Волга”». Он построен на ярких лирических отступлениях, своеобразно сочетающих повествовательный тон с мягкой лирикой. Это создает настроение и естественно вводит читателя в рассказ о «пасынках жизни», обездоленных людях жестокого прошлого.

Это рассказ о дореволюционном прошлом, о человеке, раздавленном империалистической войной, о его товарище по несчастной и беспросветной жизни, о ресторанном мальчике. В этом рассказе есть лучшего типа независимость, непосредственность и подлинная художественность.

Вот пример образного и умело поставленного в рассказе лирического отступления: «Вы не были в пустом ресторане ночью, когда в порожних и темных залах бродит тишина, когда в чреве буфета тихо позванивают рюмки от хвоста пробегающей крысы и когда в окна с улицы вливается касторочный свет керосинового фонаря?

Пустынный ресторан похож на ночное кладбище.

В нем бледно белеют мраморные могильные плиты столов, поросшие деревьями, происходящими из кадок. В углу, как часовня готического стиля, возвышается огромный рез-ной буфет, обставленный цветами и обнесенный деревянной изгородью прилавка. Кое-где могильными холмами темнеют диваны, облитые пьяными слезами и засаленные тоскующими ладонями посетителей.

Только крестов нет.

Вместо них стоят скучные стулья, на которых сидит темнота».

В этом отрывке нет щегольства фразой как таковой. Есть подлинное настроение, искренность, литературная зрелость и зоркий глаз беллетриста.

И, наконец, напутствие:

Борахвостов <...> часто обманывает самого себя, принимая мишуру метафор, нарядность и патетику стиля за подлинное литературное изобретательство. Эта же мишура метафор часто придает ложную значительность его рассказу.

Борахвостов избавится от этих досадных для молодого писателя недостатков. И так как за ним молодость, глубокая вера в свои силы, понимание задач своего класса, то он победит [Никулин: 19].

Приходится признать, что прогноз Никулина (похоже, приятеля и покровителя) оказался чрезмерно оптимистичным. Василий Никитич Борахвостов, как это бывает с молодыми и подающими, по выражению рецензента, «пошел по линии наименьшего сопротивления» и начисто из читательской памяти испарился. Лишь приложив усилия, удается отыскать его след - причем, как явствует из приведенных примеров, в контексте преимущественно анекдотическом. Сюда относится и история с бильярдом, и - извольте - вполне гаерский мемуар Игоря Губермана:

Поражали меня всегда и радовали истории мелкие, и мудрый человек от них лишь носом бы презрительно повел. А у меня - душа гуляла. Но я какие-то запомнил только потому, что в это время что-нибудь попутное случалось. Так однажды я разбил три бутылки кефира, за которыми был послан родителями. Торопился я домой, авоськой чуть помахивая (мне уже за двадцать перевалило, было мне куда спешить, отдав кефир), и встретил у себя уже на улице писателя Борахвостова. Не помню, как его звали, он тогда мне стариком казался - было ему около пятидесяти. Борахвостов с утра до ночи играл на бильярде в Доме литераторов (а много позже книгу написал об этом выдающемся искусстве), больше никаких его трудов я не читал. Однажды я сказал ему, что если он среди писателей - первейший бильярдист, то и среди бильярдистов - лучший писатель, и с тех пор он перестал со мной здороваться. Вот и сейчас хотел я молча мимо прошмыгнуть, но тут он сам меня остановил.

- Постой, - сказал Борахвостов приветливо. - Говорят, у тебя с советской властью неприятности?

- Немного есть, - ответил я уклончиво. (У меня только что посадили приятеля, выпускавшего невинный рукописный (на машинке, конечно) журнал “Синтаксис”, состоявший из одних стихов.) <...>

- И у меня были неприятности с советской властью, - радостно сообщил писатель Борахвостов. - Это еще в армии было, сразу после войны. Я отказался идти голосовать в день выборов.

- А почему? - спросил я вежливо.

- Х...р его знает, - мой собеседник весь сиял, счастливый от щекочущих воспоминаний. - Или уже не помню просто. Или в голову за...б какой ударил. Вот не пошел - и все, так и сказал им: не пойду.

- А они что? - спросил я, не сильно понимая, о ком идет речь.

- А они меня заперли в избе, где гауптвахта у нас числилась, а сами побежали собирать военный трибунал.

- А вы что? - тупо продолжал я беседу.

- А я вылез и проголосовал, - молодо ответил ветеран идейного сопротивления.

И до сих пор не жалко мне, что я от смеха выронил кефир [Губерман: 8-9].

Какой образ вырисовывается, а? Живучий отнюдь-не-дурак, где-то симпатичный и при этом вполне одиозный... Писатель Анатолий Кузьмичев, отталкиваясь от байки Губермана, тоже кое-что незатейливо вспомнил:

В одной из книг Игоря Губермана я встретил упоминание о Василии Борахвостове. Жил он на улице Расковой на первом этаже маленького дома рядом с гостиницей «Советская». Нас, ребят, он любил. Рассказывал о войне. Заглядывая к нему в окно, мы видели картины на стене, фотографии (одна запомнилась - немецкий самолет торчал из крыши жилого дома в Будапеште). Мы знали, что его в детстве воспитывала княгиня Волконская, - худая, высокая женщина, жившая на втором этаже. Когда мы спрашивали, а где его рукописи, он кивал на кровать - «Там они под ней должны вылежаться...». Показал как-то маленький пожелтевший листок, на котором карандашом было написано - «гонорар в издательстве поручаю получить т. Борахвостову». И подпись - В. Маяковский. Оказывается, поэт проиграл в биллиард.

Окна Василия выходили в сторону барака, где было женское общежитие. И мы часто наблюдали, как молодые особы шмыгали к нему в комнату (он жил один). Однажды под окном нашли упаковку гондонов. Надули и повесили на раму окна. Он рассказывал, что в своем докладе на первом съезде писателей СССР М. Горький упомянул его как молодого и подающего надежды писателя. Просил его дать что-нибудь почитать из того, что опубликовано. Но авторских книг не давал. В основном мы листали его статьи в тонких журналах. Сейчас передо мной книжка издания библиотеки «Огонек» за 1934 г. - В. Борахвостов, «В комнате пахнет дыней». Прочел с интересом. Убедился, он, как мне кажется, талантлив. Единственно, могу предполагать, что сюжет о встрече с ним Гарька Губерман придумал [Кузьмичев].

Борахвостов воспитывался у княгини Волконской? Еще того краше. Как следует из Википедии, княжна Елизавета Григорьевна Волконская была первой женой вышеупомянутого Льва Никулина. А сборник 1934 года я тоже купила, опять же через интернет. Брошюрка на газетной бумаге, всего два рассказа («В комнате пахнет дыней» и «Голубиная любовь») - манерная, вялая, пустоватая проза («этот запах тих, как горящая свечка») - причем первый посвящен все тому же Льву Вениаминовичу Никулину. Но главное, на обложке помещена фотография: молодое, славное, в круглых очочках лицо, в пышных волосах угадывается та самая «седая грива».

Разгадка этому феномену, явлению определенно вторичного Борахвостова подле Чехова и Олеши в макмиллановском «Современном рассказе», возможно, содержится в предисловии составительницы - Дороти Брюстер. Там, в рассуждении о чеховской «Княгине», также в сборник включенной, упомянуто вскользь, что «прошлым летом» Брюстер побывала в одном из «подмосковных» монастырей (надо полагать, Новодевичьем, раз она нашла там могилу Чехова). Следовательно, в 1935 году она приезжала в Москву, встречалась с советскими писателями и рассказ Борахвостова, не исключено, при знакомстве могла получить из рук в руки. Заметим, хвастаясь тем, что Горький упомянул его в своем докладе на Первом съезде писателей (опубликованный текст доклада этого не подтверждает), о своем участии в заокеанском сборнике и лестном соседстве с классиками Борахвостов умалчивал. Что, впрочем, исторически объяснимо вполне. С одной стороны, он мог о публикации рассказа не знать. Мог ли? С другой, если знал (наверняка гонорар прислали, а год-то уже был 1937!), то имел очень, очень веские основания о сем не распространяться. Времена-то стояли крайне «невегетарианские». Большой террор, туннель в Японию, кругом враги. Кстати, может, этим и объясняется перевранная фамилия, дескать, я - не я.

Но пора, наконец, ознакомиться с «Тигром», угодившим вдруг в почтенную антологию. В многословном и ученом своем предисловии доктор филологии Дороти Брюстер, объясняя, чем мотивировала отбор произведений, цитирует писателя и дипломата Джорджа Уиндэма: «Чем старше я становлюсь, тем больше предпочитаю две литературные крайности. Либо дайте мне чистую Поэзию, либо высказывание действующего лица, страдальца». Иначе говоря, переформулирует Брюстер, или «башня из слоновой кости», или «Красная площадь». Согласно этому принципу, содержательно книга поделена на две части. В первой - непреходящее и относительно низкий градус социального накала, тут Стефан Цвейг, Генри Джеймс и Кэтрин Энн Портер. Во второй же, как мы бы сказали, - «литература факта» и имена русских-советских писателей. Открывается эта вторая часть анахронично, Чеховым, что в предисловии обосновано и подкреплено расхожей цитатой из Ленина про необходимость освоения культурных богатств, накопленных человечеством. В этом контексте борохвастовский рассказ - чистый экшн с элементами экзотики - Брюстер по праву назвала «простеньким» (simple), отметив, что в нем сделана попытка, «словно редкий цветок, сохранить личность» на «сибирской или маньчжурской границе, в атмосфере напряженной бдительности, шпионажа, жестокости».

Начинается «Тигр», этот, по определению Брюстер, «советский рассказ про Дальний Восток», несколько военизированным описанием природы. (Цитаты - в моем обратном, неизбежно приглаженном, лишенном авторских красот переводе.)

Погода в тот день демонстрировала себя, устроив парад. Солнце во всем блеске возглавляло процессию. Засим проследовала тяжелая артиллерия грома. Затем ветер взвыл, как сирена воздушной тревоги. Накатили медлительные бомбардировщики, облака, после чего мимо окон пустился маршем проливной дождь.

Он шел и шел, капли ровно держали строй. Дождь разгладил выбоины и борозды на дорогах, зажег бликами кроны деревьев. Он выжидал.

Парад закончился этим дождем. Такие дни - не редкость на Дальнем Востоке. К вечеру солнце засияло из-за холмов и так залило верхушки деревьев светом, что земля, стало казаться, ввергнута в глубины безжалостной голубизны.

После ливня в природе посвежело. Все окрасилось в резкие, неожиданные тона. Запахи сделались сильней и привязчивей. Даже железная крыша здания, где были расквартированы пограничники, стала издавать свой собственный, особый душок.

Действие, таким образом, происходит на пограничной заставе. Пограничники сидят в казарме за длинным, «как строй солдат», столом, чистят свои ружья, «чтобы потом поставить, каждый свое, помеченное на ремне биркой, в стойку, как ставят в стойло на ночлег лошадей». Мы знакомимся с главными персонажами - «опытным бойцом по фамилии Девицын» и взводным Брыкиным, «недавно прибывшим из далекой Казани».

За окном мишенью висела луна. Бойцы целились в нее, щурясь, вглядывались в стволы. Нарезка ствола штопором вилась прямо к пристальному, настойчивому зрачку. Стволы были вычищены на совесть.

Открылась дверь, впустив в казарму ночной воздух, командира пограничного отряда и женщину.

Женщина жалуется, что соседнее животноводческое хозяйство (колхоз) беспокоит тигр, скоту не дает покоя, и просит помочь. Девицын, у которого на счету уже три тигра (шкуры висят в красном уголке), выражает готовность тут же пойти на охоту. Взводный Брыкин просится пойти с ним: «Хочу послать жене шкуру в подарок!»

Бойцы, дочищая ружья, принялись обсуждать охоту на тигра.

- А где сейчас Лаврухин? - поинтересовался Брыкин. - Я много о нем слышал.

Лаврухин славился по всей армии как отличный стрелок. Глаз у него был верный, рука твердая, что твой кремень. Говорили, будто, взводя курок, он не только дышать переставал, но даже делал так, что и сердце переставало биться. Из револьвера он выбивал ряд спичек, воткнутых в землю на расстоянии в десять шагов, и, начав справа, не пропускал ни одной.

- Да, - с грустью сказал Девицын, смазывая поверхность замка. - Лучше него в этих местах тигра никто не бил. Стрелял всегда в глаз, чтобы шкуру не портить. Я этому у него выучился. Только в глаз целить и надо.

- И где ж он сейчас? - спросил Брыкин.

- Помер.

- От чего?

- Длинная история.

- Ну и что, расскажи! - не отставал Брыкин.

- Понимаешь, было оно так, - начал Девицын, снова проверяя замок. - Ты, когда встретишь тигра и пойдешь у него по следу, то он тоже потом идет за тобой, выжидает удобного момента, чтобы напасть. Он знает, что нападать легче сзади. Или, к примеру, если убьешь самку или самца из пары, тот тигр, что остался в живых, непременно выследит тебя и вспрыгнет сзади. Так и произошло с Лаврухиным. Он убил одного тигра и возвращался домой, а другой вышел на запах и задрал его.

- Самка или самец? - спросил Брыкин.

- С-самец, - отчего-то запнувшись, сказал Девицын. Другие, кто знал, как кончил Лаврухин, опустив головы, чистили свои ружья.

Никто слова не проронил.

Запинка Девицына интригует, как ружье, висящее на стене. Но, как бы там ни было, бойцы отправились в лес.

Они долго брели по холмистой, пересеченной местности, по военной выучке держась в тени, подальше от лунного света. Брыкин на спине нес рюкзак, а в рюкзаке сидел поросенок, чтобы сбить с толку тигра. Тьма и неровности под ногами человека, который нес поросенка, пугали того, и он повизгивал, тревожа лесную тишину.

Эта «лесная тишина», выясняется тут же, лишь фигура речи, на самом деле лес полон звуков: «Лес жил своей непонятной ночной жизнью: вслед за вскриком, не похожим ни на птичий, ни на звериный, кто-то шипел и всхлипывал, прищелкивал и клокотал. А порой вздыхал ветер, почти беззвучно».

По ходу дела самое время сейчас с героями познакомиться поближе. Девицын, «родом из приволжских лесов, на охоту ходил сызмальства». «Это в городе он мог потеряться, а в лесу - никогда».

- Из такого дерева делают скрипки, - на ходу заметил он, постучав по стволу.

Брыкин поднял глаза к вершине, но сказать, что перед ним за дерево, не смог.

- Откуда ты знаешь? - спросил он.

- А я столяр по профессии. И еще режу по дереву - так, в охотку. Люблю на досуге сделать изящную вещицу. Тонкая работа. Я читал про скрипки. Страдивари - он был крепкий мастеровой. Сам выбирал дерево в лесу, сам его валил и брал для работы только ту часть ствола, на которую падало солнце. А остальное выбрасывал.

- Надо же! - удивился Брыкин. - Я-то сам кузнец. В нашей работе никаких тонкостей нету. Сила - вот, в общем-то, все, что нужно.

Ночь призвала их к молчанию. Они подчинились. Лишь поросенок протестовал. Он пытался спрыгнуть со спины взводного и, таким образом, временами совсем не весил. Подпрыгивая, он всхрюкивал, пронзая тишину, а когда замолкал, то казалось, что тишину можно потрогать.

Это действовало на нервы.

- Далеко еще? - спросил Брыкин.

- Километра два будет. Женщина та сказала, скот по большей части пропадает к востоку от фермы. Сдается мне, там есть звериная тропа. Мы на ней и заляжем. Тигру с нами не разминуться.

Они шли по лесу, который «стал старей, гуще. Почти невидимую тропку перегораживали мертвые деревья, которые, истлевая, сохраняли свою форму, как деревянные мумии. Подобно человеческим существам, они, внешне целые, гнили изнутри». Это отмечает про себя склонный к философствованию Девицын.

Замшелые деревья издавали... запах столетий. Так же пахнут древние церкви, замки и башни.

Под ногами, шурша, проползла невидимая змея. Только трава заволновалась... Девицын глянул ей вслед. «Все живое округло, - подумал он. - Не бывает на свете угловатых существ».

Брыкин, более приземленный, мечтает о том, как убьет тигра (уссурийского, заметим себе, того, что сейчас в Красной книге!). Но и он обнаруживает живое воображение и поэтичность видения.

Только представить себе! Вот жена получает на почте здоровенную от него посылку. Открывает ящик, ахает от удивления, а потом кидается к матери и по соседям. Она созовет всю родню, друзей и знакомых, похвастаться шкурой. Целый день истратит на то, чтобы повесить ее как можно красивей. А повесив, отойдет подальше, полюбоваться, будто на выставке картин. Даже во двор выбежит, чтобы поглядеть, как шкура выглядит из окна.

Брыкин сиял, любуясь картинкой, которую сам и придумал. Он шел как во сне, сжимая в руках ружье.

Действительность взвизгнула у него за спиной, Брыкин пришел в себя и огляделся.

Звезды поблескивали, словно гвозди в подметке сапога. Кометы падали, подобно догорающим спичкам. Облака застилали лик луны. Из-под них пробивалось сияние, вроде марева, а источник света был скрыт. Луна лишилась цвета, профильтрованная ватными облаками.

Придя туда, где, как полагает Девицын, проходит звериная тропа, они обставляют приманку. Применив сравнение с оперой, скажем, что звучит партия поросенка: тот, бедный, прямо-таки очеловечен.

Он знал, что такое «здесь»: он уже слыхал это слово. Ему не хотелось быть приманкой. Ему, этому поросенку, покрытому шрамами, как бывалый солдат, хотелось для разнообразия стать тигром.

Девицын заботился о своих приманках. Он стрелял в тигров, когда те совсем изготавливались сделать прыжок, так что поросенку доставалось совсем немного, а хищник уже бился в смертных судорогах.

Поросенок отлично выучился визжать от страха, и тигры шли на его зов. С каждым убитым зверем поросенок набирался опыту, становился все искушенней. Когда его привязывали за ногу, он молчал. Знал, что тигр может выскочить в любой момент.

И сейчас было то же. Брыкин вытащил его из рюкзака, и поросенок как онемел. Вырывался из рук, отчаянно стремился убежать на своих трех смешных ножках, но все молча.

Брыкин привязал его к пню.

Охотники находят дерево, с которого хороший обзор и стрелять удобно.

Поросенок меж тем пообвыкся на новом месте и забрел в чащу.

- Вот пострел! - проворчал Девицын.

- Кто?

- Да поросенок. Ушел в кусты.

Брыкин глянул в ту сторону. В густой тьме поросенок еле-еле виднелся серым пятном. Луна скрылась. Слабый, неверный свет пробивался сквозь облака.

- Как скажу - сразу стреляй, - предупредил Брыкина Девицын. - Лучше всего, цель в глаз. И патрон сбережешь, и шкуру не испортишь.

- Ладно.

Они примостились на ветках, как птицы.

Наступает кульминация.

Из темных кустов метнулась тень, поглотившая серое пятнышко поросенка. Тот издал резкий визг, почти сразу угасший.

Во тьме сверкнул зеленоватый фосфоресцирующий глаз.

- Бей! - приказал Девицын.

Брыкин выстрелил - и тут оба охотника только что на землю не свалились от изумления. Потому что после выстрела раздался звон битого стекла, а глаз потух.

- Какого черта! - в удивлении вскричал Девицын. - В жизни не видел, чтоб у тигра стеклянный глаз! Давай-ка еще раз!

Брыкин выстрелил, целясь на шум, похожий на смертный хрип. Звона не повторилось, а хрип умолк.

- Пошли глянем, - предложил Брыкин, не в силах сдержать нетерпение, и спрыгнул.

- Куда?! С ума ты сошел, или жить тебе надоело, или что?

Брыкин резко остановился.

- Такой зверь, когда испускает дух, может все внутренности охотнику вырвать, такому, как ты, - объяснил Девицын, вытаскивая карманный фонарик.

Он посветил туда, где недавно вертелся поросенок, и ахнул от удивления. Потом соскочил и кинулся к кустам прежде, чем Брыкин успел сделать шаг.

Там лежал человек, навзничь, мертвый. Рядом с ним - нож и зарезанный поросенок.

Девицын перевел луч на лицо человека.

- Вот уж и впрямь тигр, - сказал он.

Он перевернул тело, рассмотреть, что за стекло звенело. Оказалось, первый выстрел попал прямо в глазок фотокамеры - линза сверкнула, словно глаз в лунном свете, - и пронзил ему грудь. А второй выстрел попал в голову.

* * *

На погранзаставе пленку из фотоаппарата вынули и проявили. На ней были засняты наши железнодорожные мосты и укрепления.

Когда труп осмотрели, оказалось, что человек дней пять ничего не ел. Заблудился, верно, заплутал в советских лесах. В желудке его нашли непереваренную траву.

Закапывая тело, Девицын сказал Брыкину:

- Вот как раз такой тигр и прикончил нашего Лаврухина. Тот подстрелил тигрицу и направлялся себе домой, когда такой же мерзавец выследил его, подстерег в укромном местечке и убил.

Что ж. Вполне себе анекдот. Новеллка. С поэтическими вкраплениями, с неожиданной развязкой рассказ. Сюжет - вполне в духе советских 30-х. Дальневосточная экзотика. Тайга, ночь. Персонажи - простые советские люди. И главный герой времени - шпион (происходи дело в 70-х, был бы инопланетянин, заметила одна моя сослуживица). Голодный шпион, представляете? Только нацелился на свининку... Но помилуйте, в те времена, когда фотоаппарат был вещью редкой и дорогой, разве не странно, что враг бродит по лесу и ломится сквозь кусты, не только не убрав камеру в футляр, но даже не прикрыв объектив крышечкой? И разве не странно, что в грохоте выстрела люди сумели расслышать звон стекла? И что пуля - прямое попадание! - не разнесла аппарат, и фотопленка осталась в целости?

Ах, как это напоминает из моего детства книжечки про бдительных пионеров! И, раньше того, 1937 года опус Сергея Михалкова: «В глухую ночь / В холодный мрак / Посланцем белых банд / Переходил границу враг / - Шпион и диверсант». И, конечно же, знаменитую «Коричневую пуговку» Евгения Долматовского (1939):

Четыре дня искали бойцы по всем дорогам

Четыре дня искали, забыв покой и сон.

На пятый отыскали чужого незнакомца

И быстро оглядели его со всех сторон.

А пуговки-то нету! У заднего кармана!

И сшиты не по-нашему широкие штаны.

А в глубине кармана - патроны от нагана

И карта укреплений советской стороны.

Эту «Пуговку», кстати, вся страна распевала на мотив из фильма «Девушка с характером» - «На близкий и любимый, на Дальний Восток!» - тот самый Дальний Восток, где мародерствует борахвостовский тигр.

Все сходится, все рифмуется. В анекдоте, конъюнктурном, да еще и сомнительном, как в кривоватом зеркале, отражаются время, настроение, образ мыслей, страна.

Скажу под занавес, что в ответ на мой запрос коллеги из РГБ по каталогам установили годы жизни Василия Никитича Борахвостова: 1904-1988. В телефонном интернет-справочнике нашелся даже вроде бы сын, Илья Васильевич, и, замирая, а вдруг, я кинулась звонить по указанному там номеру, - но мне любезно ответили, что квартира на Ленинском давно продана и принадлежит другим людям.

Вот, пожалуй, и вся история, литературный (или около) анекдот, восстановить который мне удалось, почти не вставая с рабочего места, с помощью интернета.

Литература

Авдеенко С. От борта! // Новое время. 2009. № 37. С. 61.

Губерман И. Пожилые записки. Прогулки вокруг барака. М: Эксмо, 2003.

Довлатов С. Записные книжки. СПб.: Азбука, 2001.

Кузьмичев А. Немного о Василии Борахвостове // URL: http://maxpark.com/user/186363335/content/912103.

Мариенгоф А. Б. Бессмертная трилогия. Это вам, потомки! М.: Вагриус, 1998.

Никулин Л. Василий Борахвостов // Смена. 1933. № 15. С. 19.

Таратута Е. Вышло «на правду». Воспоминания о Фадееве // URL: http://scepsis.net/library/id_1324.html.

Солоухин В. Трава // Солоухин В. Собр. соч. в 4 тт. Т. 4. М.: Художественная литература, 1984. С. 311-512.

Что вы знаете о русском бильярде? // URL: http://ip-vip. com/index.php?topic=123.0.

Borokhvastov V. The Tiger // A Book of Contemporary Short Stories / Ed. by Dorothy Brewster. N. Y.: Macmillan, 1936. P. 643-654.

Bibliography

Avdeenko S. Ot borta! [Steer clear!] // Novoe vremya. 2009. Issue 37. P. 61.

Borokhvastov V. The Tiger // A Book of Contemporary Short Stories / Ed. by Dorothy Brewster. N. Y.: Macmillan, 1936. P. 643-654.

Chto vy znaete o russkom biliarde? [What do you know about the Russian billiards?] // URL: http://ip-vip.com/index.php?topic= 123.0.

Dovlatov S. Zapisnie knizhki [Notebooks]. St. Petersburg: Azbuka, 2001.

Guberman I. Pozhilie zapiski. Progulki vokrug baraka [Aged Notes. Walking around the Barracks]. Moscow: Eksmo, 2003.

Kuz’michyov A. Nemnogo o Vasilie Borakhvostove [A Few Words about Vasily Borakhvostov] // URL: http://maxpark.com/user/ 186363335/content/912103.

Mariengof A. B. Bessmertnaya Trilogiya. Eto vam, potomki! [The Immortal Trilogy. This is for you, heirs!] Moscow: Vagrius, 1998.

Nikulin L. Vasily Borakhvostov // Smena. 1933. Issue 15. P. 19.

Solouhin V. Trava [The Grass] // Solouhin V. Collected works in 4 vols. Vol. 4. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1984. P. 311-512.

Taratuta E. Vyshlo na pravdu. Vospominaniya o Fadeeve [The Truth is Finally Out. Reminiscences about Fadeev] // URL: http://scepsis.net/library/id_1324.html.

Вопросы литературы 2016, 1

Кризис не помешал Камчатке развивать рыбное хозяйство.

За прошедший год предприятия Камчатского края добыли почти 1 млн. тонн водных биоресурсов, на 10% превысив уровень 2014 г. Компании региона увеличили выпуск продукции и значительно повысили вложения в основной капитал.

По предварительным оценкам, рыбохозяйственные предприятия Камчатского края с января по ноябрь 2015 г. вложили в основной капитал 1,8 млрд. рублей, что в 1,9 раза превышает уровень аналогичного периода предыдущего года. Такие данные были озвучены на координационном совещании, которое провел губернатор Владимир Илюхин. За год компании края добыли 982 тыс. тонн водных биоресурсов (+10% к уровню 2014 г.). Рост обусловлен увеличением квот, благоприятной обстановкой в районах промысла, а также оправдавшимися научными прогнозами подходов тихоокеанских лососей к берегам полуострова, отметил заместитель председателя правительства края Владимир Галицын.

«Более того, регион лидирует и по объемам производства рыбной продукции. В прошлом году камчатские предприятия произвели 856 тыс. тонн продукции», - сказал зампред. Он подчеркнул, что краевые компании не только сохранили, но и увеличили объем поставок на внутренний рынок.

Как сообщили Fishnews в пресс-службе правительства Камчатки, доля рыбохозяйственного комплекса в объемах промышленного производства увеличилась с 52% (2014 г.) до 62%. В полтора раза вырос и объем налоговых поступлений, в прошлом году он достиг 4,5 млрд. рублей.

Также продолжалась реализация государственной программы «Развитие рыбохозяйственного комплекса Камчатского края до 2020 г.». Несмотря на сложные экономические условия, объем внебюджетных инвестиций в рамках программы сохранился практически на уровне 2014 г. и составил 329,2 млн. рублей (по восьми проектам). В развитие берегового производства вложено 251,6 млн. рублей, в обновление флота – 77,6 млн. рублей. Объем государственной поддержки составил 26,65 млн. рублей. В целом в рамках региональных программ, начиная с 2010 г., организациям выплачено более 174 млн. рублей.

«Сохранение прибрежного рыболовства, а значит и всего берегового рыбоперерабатывающего комплекса, в том виде, в котором он формировался на протяжении последних семи лет со всеми его достижениями, благодаря устоявшимся «правилам игры» в отрасли, является первостепенной задачей, которую ставит перед собой руководство региона», - подчеркнул Владимир Галицын.

Безопасность на море превыше всего.

В Приморье общественные экспертные советы обсудили возможность изменения сроков навигации маломерного флота, в том числе для борьбы с браконьерством в хозяйствах аквакультуры. Участники встречи особо отметили важность сохранения человеческой жизни на море.

В ТИНРО-Центре прошло совместное заседание трех общественных экспертных советов Приморского края - по рыбному хозяйству, водным биоресурсам и аквакультуре; по транспортной политике; по развитию предпринимательства.

Как сообщает корреспондент Fishnews, участники мероприятия обсудили возможность продления навигации маломерных судов, которые осуществляют промысел ВБР в зависимости от погодных условий.

Сегодня период навигации для маломерных судов установлен Правилами пользования водными объектами для плавания на маломерных плавательных средствах в Приморском крае (утверждены постановлением губернатора от 25 августа 2006 г. № 121). Согласно п. 2.7 правил, навигация в прибрежной части моря открывается 1 мая и завершается в конце октября. Этот же пункт и предусматривает возможность изменения сроков навигации для маломерных судов в Приморье.

По мнению участников совещания, продление сроков навигации актуально, прежде всего, для тех, кто занимается аквакультурой. С одной стороны, это связано с необходимостью обеспечить технологический процесс в марихозяйствах: предпринимателям надо обслуживать гидробиотехнические сооружения, стационарные орудия лова и т.д. Сегодня специалисты не могут этого делать. С другой стороны, запрет на навигацию никак не мешает браконьерам. Они заходят на аквакультурные плантации, ныряют и грабят «огороды». «Хозяева» акваторий ничего не могут предпринять, даже вызвав полицию, ведь выход в море запрещен. «Ни юридически, ни физически мы ничего не можем сделать. Зима для браконьеров - самое благодатное время», - рассказал представитель Дальневосточной ассоциации «Аквакультура» Александр Платонов.

Как отметили участники совещания, вопросы безопасности и сохранения человеческой жизни всегда должны быть в приоритете. Заместитель капитана морского порта Владивосток Василий Крячко рекомендовал аквакультурщикам закупать такие плавсредства, которые могут осуществлять навигацию и в зимнее время.

Аналогичную точку зрения выразил и замначальника Главного управления МЧС России по Приморскому краю Леонид Маковецкий. «В продлении сроков навигации пока нет необходимости. В постановлении губернатора такая возможность определена - сроки могут регулироваться. Поэтому, будут возможности, возникнет такая необходимость, мы будем их корректировать для отраслевиков, но, конечно, не в ущерб безопасности», - сказал он.

Председатель Общественного экспертного совета по транспортной политике Сергей Огай подытожил обсуждения, заключив, что одна трагедия на море перекроет любые выгоды, которые могут быть получены от увеличения сроков навигации для маломерного флота. «Мы можем говорить о продлении сроков в каких-то частных случаях, на конкретных акваториях, участках, для определенных пользователей, но никак не для всего флота», - добавил он.

Участники встречи решили предложить губернатору Приморья внести изменения в Правила пользования водными объектами для плавания на маломерных плавательных средствах в Приморском крае, дополнив п.2.7.

«Мы должны опираться на уже наработанную практику и опыт», - подвел итог дискуссии генеральный директор ТИНРО-Центра Лев Бочаров.

В 2015 году объём мирового производства стали достиг 1 599.484 млн т. Это на 2.9% меньше, чем в предыдущем году, по данным World Steel Association (WSA). Первая десятка стран-производителей стали по итогам 2015 года выглядит следующим образом: Китай - 803.8 млн т (-2.3% по сравнению с 2014 годом), Япония - 105.2 млн т (-5%), Индия - 89.6 млн т (+2.6%), США - 78.9 млн т (-10.5%), Россия - 71.1 млн т (-0.5%), Южная Корея - 69.7 млн т (-2.6%), Германия - 42.7 млн т (-0.6%), Бразилия - 33.2 млн т (-1.9%), Турция - 31.5 млн т (-7.4%), Украина - 22.9 млн т (-15.6%). Об этом говорится в очередном выпуске бюллетеня Информационного агентства AK&M "Отрасли российской экономики: производство, финансы, ценные бумаги", посвящённом чёрной и цветной металлургии.

На фоне замедления темпов экономического роста и снижения спроса внутри Китая китайские металлурги резко усилили экспансию за рубеж. По данным китайской таможенной службы, объем экспорта стали из КНР в 2015 году увеличился на 19.9% до 112.42 млн т. Как отмечает агентство Bloomberg, Китай экспортировал больше стали, чем произвела любая другая страна мира. Перепроизводство привело к сильному падению цен на прокат на внутреннем рынке и напряжению в отношениях с основными торговыми партнерами.

Предприятия России по итогам 2015 года произвели 294.257 т золота, добытого и полученного в результате попутного производства, включая переработку ломов и отходов, а также в концентратах - это приблизительно на 2% больше, чем годом ранее, свидетельствуют данные Союза золотопромышленников. В региональном разрезе сильнее всего увеличили добычу в Челябинской области (+20.98%) и на Камчатке (+20.78%), упала добыча в Хабаровском крае (-11.37%).

В 2015 году Россия произвела 69.4 млн т стали, что на 1.8% ниже уровня 2014 года, по данным Росстата. Производство проката готового черных металлов в 2015 году относительно 2014 года составило 60.3 млн т или 98.5%, в том числе проката листового (без покрытий) - 27.7 млн т (100.4%), проката плоского с покрытиями - 5.6 млн т (97.1%), проката сортового (без заготовки для переката на экспорт) - 18.6 млн т (91.7%), заготовки для переката на экспорт - 13.8 млн т (105.8%) соответственно.

На внешних рынках продолжаются антидемпинговые расследования относительно российского проката. Так, Евросоюз в феврале 2016 года ввел предварительные антидемпинговые пошлины на холоднокатаный прокат из России. Наименьший размер предварительной пошлины установлен для ММК - 19.8%. Для "Северстали" пошлина установлена на уровне 25.4%, для НЛМК - 26.2%. Для всех остальных компаний пошлина также составляет 26.2%. Окончательное решение будет принято в августе.

Активность по слияниям и поглощениям в металлургии в 2015 году была на невысоком уровне. По данным статистики бюллетеня "Рынок слияний и поглощений" Информационного агентства AK&M, число транзакций в отрасли незначительно выросло по сравнению с 2014 годом, но их суммарная стоимость уменьшилась в 4 раза, до $800 млн с $3.2 млрд годом ранее.

По-прежнему значительная часть сделок - это продажа активов российских компаний за рубежом. В частности, североамериканское подразделение группы Evraz - Evraz North America - подписало в 2015 году с японской Maruichi Steel Tube договор о продаже предприятия по производству трубных спецпрофилей в США. А компания Lucchini, принадлежащая Алексею Мордашову, продала в Италии завод по выпуску катанки в Лекко и сталелитейный комплекс Piombino.